– ЗдраВстВуйте, МаРгаРита Р-РоманоВна!

Всё утро я репетировала перед зеркалом. Говорила громко и чётко, как нас учили вчера на первом уроке. Ветка решила, что это какая-то новая игра, и лаяла не переставая. Наконец с кухни примчалась Аня в пижаме и сказала нам замолчать, а то в холодильнике молоко скиснет.

Вообще-то она сказала другое слово. Оно тоже начинается на «за», а третья буква «т». Папа говорит, что оно грубое. Поэтому я не буду вам его повторять.

– Здравствуйте, Маргарита Ломановна…

Я выговорила это громко и чётко. На весь класс.

Ну и ну.

Мальчишки у окна захихикали, но я решила не обращать на это никакого внимания.

Зато учительница мне улыбнулась и ответила:

– Доброе утро, Женя.

Моя парта – самая последняя, в первом ряду у стены. Её сделали специально для меня.

Я наклонилась и незаметно её понюхала.

Мне нравится запах новых вещей, он какой-то особенный.

Моя парта пахла лесом, честное слово! Наверное, совсем недавно она была деревом.

 

Первый урок. Письмо

Я думала, мы сразу станем учиться. Но Маргарита Романовна сказала нам рисовать палочки – целых три строчки!

Печатные буквы у меня хорошо получаются, но я бы хотела писать так же красиво и непонятно, как папа.

Я выводила палочки – одну за другой, медленно-медленно. Вот так:

Но потом я подумала: всё можно сделать гораздо быстрее.

Например, так:

Я нарисовала последнюю палочку и подняла руку.

– Маргарита Романовна, я уже написала.

– Что написала?

– Палочки написала! Можно я теперь буквы буду писать?

Но Маргарита Романовна не разрешила мне писать буквы. И даже не подарила жёлтый квадратик с надписью «Молодец», который дают вместо оценок. Она сказала, что лучше ничего не выдумывать, а делать то, что задали. А потом добавила:

– Чтоб чему-то научиться, нужно долго потрудиться.

Мальчишка с последней парты повернулся и показал мне язык.

Вчера он весь день хвастался. И фамилия у него не какая-нибудь, а королевская – Королёв. И велосипед у него не простой, а какой-то «горник».

– Я точно знал, что меня на последнюю парту посадят. Выше меня никого не будет, – заливался Королёв.

И тут все посмотрели на меня. И засмеялись. А он разозлился.

– А она не считается. Может, она вообще инопланетянка.

Вот интересно, если я не считаюсь, зачем этот Королёв ко мне повернулся?

Сидит и показывает мне свой дурацкий язык – уже во второй раз.

 

Второй урок. Физкультура

Мы вышли на улицу. На стадионе ещё не высохли цифры и линии, нарисованные белой краской. Поэтому Маргарита Романовна отвела нас на небольшую площадку рядом со школой. Сначала мы делали приседания и наклоны. Но потом из открытого окна так запахло жареной колбасой, что у всех забурчало в животе. Мы всё время принюхивались, а мальчишки стали высоко прыгать. Они говорили, что так им достанется весь колбасный запах из школьной столовой. А девчонкам придётся нюхать только компот.

Наконец Маргарита Романовна сказала:

– Ладно, раз вы такие голодные, я научу вас одной игре. Она называется «горячая картошка».

Горячая картошка

(правила игры)

Все игроки становятся в круг и перебрасывают друг другу мяч.

Если кто-то мяч не отбил, он садится на корточки в центр круга («котёл»).

Мяч можно не отбивать, а ловить в две руки и быстро (чтобы не обжечься картошкой!) перекидывать следующему игроку.

Чтобы выручить того, кто сидит в котле, нужно попасть по нему мячом.

Тогда он снова вернётся в игру.

Мы стали в круг. Рыжеволосый Митя Есимчик осторожно бросил мяч Маргарите Романовне, она перекинула мяч Королёву…

– Горячая картошка против инопланетян! – завопил Королёв и пульнул мяч в мою сторону.

Я совсем не хотела оказаться в «котле» в самом начале игры. Хоть что-то в этот день должно получиться! Поэтому я отбила мяч изо всех сил.

Конечно, никто не мог поймать его на такой высоте.

Мяч просвистел над головами и… влетел в открытое окно.

Если бы я была футболистом, а школьное окно – воротами, болельщики аплодировали бы мне стоя и кричали на весь стадион:

– Го-о-о-ол!

Но вместо этого из окна школьной кухни раздался вопль:

– Су-у-у-уп!

А Есимчик заорал на всю улицу:

– Ура! Супа не будет!

Маргарита Романовна не сказала ни слова. Даже не повернулась ко мне. Наверное, после того как я утопила классный журнал, она не ждала от меня ничего хорошего.

Теперь можно даже не надеяться, что когда-нибудь у меня будет жёлтый квадратик с надписью «Молодец»…

 

Третий урок. Окружающий мир

* * *

Я обрадовалась: вот, наконец, сейчас будет интересно! Может, нам расскажут про динозавров или про извержения вулканов?

Но Маргарита Романовна достала из шкафа мятую тетрадку.

– Что это? – спросила она.

– Тетрадка, – пискнула девочка с первой парты.

– Это не просто тетрадка. Это бумага. Бумагу делают из целлюлозы, а целлюлозу получают из самых разных деревьев: ели, сосны, берёзы… Колокольцев, отвернись от окна. – Маргарита Романовна хлопнула тетрадкой о стол. – Каждый день вы держите в руках журналы и книги…

Мне стало скучно. Про бумагу и книги я знала уже давно.

Был один важный вопрос. Я могла бы спросить у Маргариты Романовны…

Только мне кажется, она тоже не знает ответ.

И в книжках про это почему-то не пишут.

Я читала истории про путешественников, рыцарей, волшебников… Я прочитала даже Анину книжку про любовь, которая оказалась ужасно скучной. Но ни в одной книжке никто никогда не хотел в туалет. Даже злодеи.

За один день принц мог сразиться с драконом, украсть килограмм молодильных яблок, поссориться с младшим братом и жениться на самой красивой девушке королевства.

И НИ РАЗУ ему не хотелось пи́сать!

По-моему, тут что-то не так.

Я захотела в туалет ещё на физкультуре, но решила, что смогу дотерпеть до возвращения домой.

Мне показалось, что «Окружающий мир» в сто раз длинней, чем физра с двумя переменками.

Когда прозвенел звонок, я поняла: ещё чуть-чуть – и я лопну.

Я промчалась в конец коридора, чуть не грохнулась на скользких плитках, зацепилась платьем за какой-то крючок, рванулась, услышала жуткий треск, влетела в кабинку и… поняла, что не могу закрыть дверь.

Вообще не могу – мешают коленки!

Не сидеть же мне с открытой дверью при всех!

Я вышла и стала ждать. Должны же они наконец-то уйти!

Но в туалет всё время заходили новые девочки. Вертелись перед зеркалом, брызгались водой, болтали друг с дружкой. И каждая задавала мне один и тот же дурацкий вопрос:

– Ты чего здесь делаешь?

И каждой из них я отвечала, тоже совершенно по-дурацки:

– Стою.

Так я стояла, пока не прозвенел звонок.

Хлопок дверью. Топот по коридору. Все ушли.

Уф-ф-ф…

Какое счастье!

 

Четвёртый урок. Труд

* * *

Я знала, что уже начался четвёртый урок.

Я вымыла руки. В четвёртый раз.

Ещё вчера я радовалась, когда складывала в рюкзак новые ножницы и цветную бумагу.

А сейчас мне туда совсем не хотелось.

По дороге домой Аня купила мне мороженое. Всё-таки здорово, когда у тебя есть сестра! Особенно в начале недели, пока она не потратила все карманные деньги.

– У тебя платье порвалось – сказала Аня.

– А у тебя ногти зелёные, – буркнула я.

Как будто я сама не вижу. Хорошо, что разорвалось просто по шву – мама сможет зашить.

Я представила, что завтра опять школа, и у меня прямо живот заболел от тоски. К сожалению, недостаточно сильно…

И тут мне в голову пришла отличная мысль.

– Слушай, – сказала я Ане, – ты иди домой, а я чуть-чуть погуляю.

Теперь я ТОЧНО знала, что мне надо делать.

Я трезвонила в дверь минут пять, а Мишка всё не открывал.

Наконец он появился, сонный, с завязанным горлом.

Он уже неделю болел какой-то жуткой ангиной. Мы даже по телефону поговорить не могли, потому что вместо слов из него выдавливалось какое-то хрипенье и бульканье, как из Аниного испорченного плеера.

– У тебя платье порвалось, – прохрипел Мишка.

Ну и друг! Лучше бы поздоровался.

– Мишка, мне нужны твои микробы.

– Чего?! – Мишка обалдело уставился на меня.

Я не стала ждать, пока он вежливо пригласит меня в дом. Я, как Машенька из сказки про трёх медведей, протопала в Мишкину комнату и села на его кровать. А потом стала пить из его чашки. Там был какой-то кислый компот, но я всё равно выпила всё до конца и даже края чашки облизала. Чтоб уж наверняка.

– Понимаешь, Мишка, – сказала я, – нужно, чтоб я заболела.

– Зачем? – удивился Мишка.

– В школе всё плохо. Если я заболею, учительница про меня забудет, понимаешь? А потом я приду… ну, например, через месяц. И она увидит какую-то новую девочку.

– И что?

Нет, Мишка от своей ангины точно стал хуже соображать.

– Я ей понравлюсь, вот что. Я даже примеры умею решать. И может… может, она мне тоже понравится, если я её забуду… И улыбаться я уже смогу.

– А сейчас чего, не можешь?

Я показала Мишке крокодильскую улыбку номер семь.

Мишка поперхнулся своим кислым компотом.

– Ты прям на себя не похожа, – прохрипел он. – А вообще мне нравится. Это… ну, как это… оригинально, вот!

Мишка всегда найдёт слова, чтобы меня утешить.

Всё-таки он мой лучший друг.

После Мишки я отправилась на третий этаж, к Соне.

– Сонь, у тебя бабушка чем-нибудь болеет?

– Болеет. Радикулитом, – радостно сказала Соня. – У неё какой-то прострел случился, она в поликлинику пошла. А кашу я Люку скормила. Он слопал. Его хозяин, наверное, вообще не кормит. Представляешь?!

Соня умеет говорить очень громко и очень быстро. С такой же скоростью, как Аня молотит по клавиатуре, когда болтает с подружками «Вконтакте».

Поэтому я быстро перешла к делу.

– А микробы радикулитные бывают?

– Не знаю… – Соня задумалась. – Может, они на платке шерстяном остались? Бабушка им спину завязывала.

Я выпросила у Сони платок, замотала им спину и пошла вверх по лестнице.

Кажется, у меня что-то чесалось, глубоко в носу.

Я надеялась, что там созревал будущий чих.

Сначала Аня не хотела меня отпускать. Я пришла взять Ветку и заодно выпросить денег на ещё одно мороженое.

– Ты что, собираешься гулять в этом платке?

У Ани вообще странный вкус. В джинсах с дырками пойти гулять можно, а вот в бабушкином платке – ни за что.

– Мне холодно.

– Тогда зачем тебе мороженое?

– Мне жарко. Спине и животу холодно, а голове жарко… Хочешь, я за тебя сегодня Ветку выгуляю?

– И завтра тоже, – сказала Аня и полезла в рюкзак за кошельком.

Мы с Веткой купили одно эскимо на двоих. Я старалась откусывать там, где оставались отпечатки её зубов.

Думаю, у собак тоже найдутся вирусы, которые могут мне пригодиться.

Вечером стало понятно, что ничего у меня не вышло. Даже микробы моего лучшего друга отказались мне помогать.

Я чувствовала себя просто отвратительно хорошо!

В коридоре было темно. Из приоткрытой двери на холодный пол падала полоска жёлтого света. Я стала на эту тёплую дорожку босыми ногами. Было так тихо, как будто я осталась одна во всём космосе, и даже моль, которая всегда живёт в наших шкафах, исчезла навеки.

– Жень, ты что не спишь?

Мама открыла дверь. И вместе с жёлтым светом в пустой коридор выплеснулась любимая мамина музыка, и тепло её комнаты, и запах чая с мятой.

И я заорала – на весь космос:

– Мама! Возьми меня на ручки!

Я даже не думала, даже не собиралась её об этом просить. Честное слово!

Это получилось как-то само собой…

Мама выключила музыку и села на диван. Я устроилась у неё на коленях.

Мне хотелось стать совсем крошечной.

Как точка. Как прошлогодний каштан, который мама носит в кармане.

– Ты моя большая маленькая дочка, – тихо сказала мама.

Я попробовала положить голову ей на плечо, но у меня ничего не получилось. Моя голова была слишком высоко – никак не дотянешься до мамы.

– Мам, я не хочу ходить в школу.

– Почему?

Я не могла объяснить. Искала слова, перебирала их, как разноцветные бусины… Все они были не те. А мне так хотелось, чтоб мама меня поняла!

– Мне там не нравится. Понимаешь, мне школа… мала.

– А ты подожди немножко, – улыбнулась мама. – Вот привыкнешь – и школа твоя подрастёт.

Её пальцы пробежали вверх по моей руке – как будто маленький человечек. Раньше мы так часто играли.

– И не стоит расстраиваться из-за всякой ерунды.

Мне нравится, что мама никогда не унывает. С ней весело. Но сейчас… она меня не слышала. Просто отбросила мои слова. Как будто мы играли в «горячую картошку» и это был мяч, который нужно скорее отбить.

Я встала.

Я ведь понимаю – маме неудобно держать меня на коленях так долго.

На спинке стула висела моя матроска. Пятно от мороженого мама уже застирала и дырку зашила – так, что стало совсем незаметно.

Теперь для моего платья этого дня как будто и не было.