Вена, декабрь 1938 года

– Поторапливайся, – шипит женщина.

– Но я не хочу!

Она хватает за руку маленького мальчика, своего сына, и тянет его за собой на улицу через парадную дверь, вниз по ступенькам к машине, которая их ожидает. Снег скрипит у него под ногами, он пару раз поскальзывается, но сохраняет равновесие.

Еще очень рано, обычно он встает позднее. Холодный серый свет только начинает освещать крыши и узкие проходы между домами. В руке мальчик сжимает кожаный чемоданчик. Мать объяснила, что в нем есть все, что ему понадобится: пижама, одежда на смену, теплые кофты. Разрешила взять с собой игрушечного медведя, но скрипку пришлось оставить.

– В Англии мы купим новую, – сказала мать.

Мальчик почти ничего не знает об Англии: король в короне, высокая башня с часами Биг-Бен и бесконечный дождь.

Сначала мать подсаживает его в такси, потом подает чемодан и сама забирается внутрь. Она в пушистой меховой накидке, которая пахнет нафталином и занимает почти половину заднего сиденья.

– Подождите меня! – Маленькая девочка сбегает по лестнице, пытаясь застегнуть пуговицы на красном пальто. За ней, накинув белую шаль поверх ночной рубашки, торопится молодая женщина.

– Пойдем домой! – зовет она девочку. – Иначе простудишься и умрешь!

Мать мальчика собирается захлопнуть дверцу такси.

– Подожди, – просит он, не понимая, что происходит. Пар, кольцами вырывающийся у него изо рта, похож на дым от сигарет, которые курил его отец. – Мы не можем уехать без Анны.

Мальчик наклоняется, чтобы помешать матери закрыть дверцу.

Анна вдруг заходится в хриплом кашле. Она согнулась пополам в таком сильном приступе, что, кажется, еще немного, и ее вывернет наизнанку. Женщина в ночной рубашке берет ее за плечи. Мать мальчика захлопывает дверцу.

– Нам нужно ехать!

Он все еще рвется наружу, его руки трясутся.

– А как же Анна? – кричит он, когда машина трогается с места.

Внезапно мальчик понимает: Анна не едет. Он отправляется в страну, которая называется Англия, без нее. Его сердце готово выпрыгнуть из груди – ах, если бы только он мог открыть окно и сбежать!

Если бы отец находился здесь, он не позволил бы этому случиться.

Мальчик встает на колени и смотрит в заднее стекло до тех пор, пока такси не поворачивает за угол. Ему почти ничего не видно – слезы катятся из глаз. Последнее, что остается в его памяти, – маленькая девочка, которая бежит по улице за машиной, раскрыв рот в немом крике и вытянув вперед руки. Полы ее красного пальто развеваются на ветру.

– Я вернусь за тобой! – кричит он, не зная, сможет ли она прочитать слова по губам.

– Садись! – требует мать и тянет его за рукав пальто. – И чтобы я больше не слышала об Анне.

Он подчиняется. Ему кажется, будто у него в груди, в самом центре, образуется черная дыра, и после этого он уже не произносит ни слова.

 

Глава 1

Лондон, среда, 9 декабря 2009 года

Неужели мужчина в гробу из светлого дерева напротив нее – это он? Нет, невероятно! Ведь с того дня, когда они были вместе в постели, – разгоряченные потные тела переплетены, сердца колотятся с такой силой, что кажется, заглушают звуки второй Венгерской рапсодии Листа, которая звучит из CD-плеера, – прошло… Сколько же прошло? Всего около двух недель.

Он ведь был полон жизни. А подвело его сердце… Она сразу отбросила эту мысль, чтобы еще немного продлить счастливые воспоминания.

Потом он поцеловал ее в нос и в лоб и сказал, что она красивая. Кэт зажмурилась, стараясь не думать о том, что больше никогда не придет в его роскошную квартиру, чтобы заняться любовью так, как они обычно это делали: он играл на ее теле, словно это был один из его любимых музыкальных инструментов.

Неужели все кончено? Навсегда? Эта мысль причиняла невыносимую боль. Кэт достала мятый бумажный платок из кармана жакета и высморкалась. Нужно сконцентрироваться на том, что сейчас происходит, и постараться вести себя так, чтобы не привлекать внимание.

Кэт стояла в самом конце часовни. Она специально приехала поздно, старалась проскользнуть внутрь незамеченной. А это было непросто: у главного входа в здание крематория выставили двух полицейских, которые должны были следить за тем, чтобы на церемонию не проник никто из посторонних.

«Вряд ли кто-либо попытается это сделать», – мысленно усмехнулась Кэт. Он ведь дирижер, а не поп-идол! Чтобы выглядеть соответствующе случаю, она купила в «Праймарк» дорогой черный костюм и туфли на высоких каблуках, вынула кольцо из носа и причесалась. Назвалась родственницей, и полицейский пропустил ее.

Кэт прислушалась: музыка звучала в записи. Как они могли! Лео предпочел бы слышать как минимум скрипичный квартет, а идеальным вариантом был бы целый оркестр. Но кто-то настоял, чтобы прощание прошло скромно, и не в ее положении было спорить с этим.

Кэт взглянула на расписание церемонии: звучал «Реквием» Моцарта в исполнении оркестра под руководством Лео. Что ж, это пришлось бы ему по вкусу. Однажды вечером они сидели рядом на удобном диване кремового цвета в квартире Лео и смотрели фильм о Моцарте – наверное, это был «Амадей». Лео часто говорил, что хочет восполнить пробелы в ее музыкальном образовании.

Фильм был длинный, и Кэт пару раз зевнула, чем по-настоящему разозлила Лео. «Не отвлекайся. Узнаешь хоть что-нибудь новое!» С ним она чувствовала себя шаловливым ребенком, но ей это даже нравилось. Лишь бы находиться рядом, пусть даже несколько часов, и чтобы в это время он принадлежал лишь ей одной.

Музыку приглушили, и вперед вышел священник. На гробе лежал всего один скромный букет белых лилий, но Кэт все равно чувствовала запах цветов. Хотелось разрыдаться, и она ненавидела себя за это. Кэт Мэнсон не плачет. Она изо всех сил пыталась держать себя в руках и пропустила речь, с которой отец Стивен обратился к присутствующим. А потом ей захотелось увидеть Викторию. Она поднялась на цыпочки и, вытянув шею, пыталась разглядеть в первом ряду женщину с двумя детьми, но не заметила. Кэт была маленького роста, а впереди находилось слишком много людей.

Интересно, здесь ли Мэдди и Фиби, ее дочка? Очевидно, что Виктория занимает почетное место в первом ряду, но пригласили ли Мэдди? Через два ряда впереди Кэт увидела роскошную блондинку, но очень высокую, гораздо выше Мэдди. Вот бы посмотреть сейчас на лица двух ее соперниц! Кэт хотела и одновременно страшилась этого.

Отец Стивен предоставил слово детям Лео, Ральфу и Саломее, и сердце Кэт сжалось. Она завороженно смотрела, как к аналою идет высокий худой юноша вместе со своей сестрой, которая была гораздо ниже его. Она никогда не встречалась с ними, но знала, что Ральфу семнадцать лет, а девочке только восемь. Месяц назад Лео упомянул про день рождения сына.

Ральф в темном костюме и узком черном галстуке старался выглядеть уверенно, но его опущенные плечи и нетвердая походка выдавали истинное состояние. И все это заметили. Саломея же в клетчатом черно-зеленом платье и лакированных туфлях, наоборот, казалась очень собранной. Светлые волосы были заплетены в две тугие толстые косы. Когда Ральф остановился, она встала рядом с ним, выпрямив спину и расправив юбку.

Ральф должен был читать двадцать первый псалом «Господь – пастырь мой…». Он открыл рот, но издал лишь хриплый стон. Кэт задержала дыхание – неужели он сейчас расплачется? Она чувствовала, что всем присутствующим стало неловко, и внезапно прониклась жалостью к этому юноше. Он ведь потерял отца! Но, к ее облегчению, Ральф откашлялся, и его голос зазвучал громко и отчетливо.

Голос оказался низким и очень выразительным, чего Кэт не ожидала. Трейси, наверное, назвала бы его высокомерным, но Кэт знала, что этот мальчик рос в самых обычных условиях. Он посещает государственную школу, как и она когда-то.

Пока Ральф читал, она постаралась разглядеть его. Однажды ей удалось уговорить Лео показать фотографию сына, и он достал снимок из портмоне. Но видеть Ральфа вживую – это совсем другое дело. Кэт хотелось как следует рассмотреть его: нос, глаза, рот, линия подбородка, выражение лица – она искала в нем черты того человека, которого любила.

Лицо Лео было испещрено морщинами, их было особенно много вокруг глаз и по углам рта, лоб бороздили глубокие складки. Кэт с трудом представляла, как он выглядел в молодости. Но Ральф явно унаследовал гены своего отца. У него было такое же волевое лицо: красивое и худое, с глубоко посаженными глазами. А вот нос у Ральфа меньше, и волосы гораздо светлее, чем у отца, – темного, почти жгучего брюнета с сединой на висках.

Закончив читать первую часть псалма, Ральф сделал шаг назад, чтобы уступить место Саломее. Девочка интересовала Кэт гораздо меньше, и она сдвинулась влево в сторону прохода. Теперь она видела спину женщины, которая, вероятно, была Викторией – два места рядом с ней сейчас пустовали. У нее были широкие крепкие плечи и копна кудрявых волос, собранная на затылке, – их буйство сдерживали заколки.

«Надо же, какая она седая!» – удивилась Кэт. Она часто рисовала эту женщину в своем воображении, представляя ее красивой и утонченной дамой в возрасте. А та, что сидела сейчас спиной к ней, выглядела старой и какой-то помятой.

Саломея закончила читать псалом, и они с Ральфом вернулись на свои места. Зазвучал гимн «Господь, ты пастырь мой», однако Кэт не присоединилась к общему хору. Боясь, что не сможет сдержаться и разрыдается, она лишь шевелила губами.

Конец службы прошел для нее как в тумане. Священник говорил очень долго, перечисляя все достижения Лео, его награды, неоценимый вклад в развитие музыки, место в истории и многое другое. Когда он упомянул Викторию, «спутницу жизни Лео в течение многих лет, мать его детей и его самого преданного и дорогого друга», Кэт навострила уши. Какая необычная характеристика этой женщины! О Мэдди, любовнице Лео, и их общем ребенке не было сказано ни слова. О Кэт, разумеется, тоже никто не упомянул, потому что они даже не догадывались о ее существовании.

«Он любил меня! – хотелось кричать Кэт. – Мы с ним лучше всех понимали друг друга!» Подобное признание дало бы этим горделивым придуркам, так называемым друзьям и подругам Лео, отличный повод для сплетен. Но она слишком любила Лео и не собиралась портить траурную церемонию.

Когда зазвучала сто пятьдесят шестая кантата Баха «Стою одной ногой в могиле», по щекам Кэт покатились слезы. Музыка была такой красивой и печальной, что она готова была стоять и слушать ее вечно. Но нужно идти.

Она выскользнула из дверей часовни, когда гости еще оставались на своих местах, и на секунду замерла на каменных ступенях, глядя на ровный зеленый газон и серые могильные камни, тянувшиеся до горизонта. Дул ветер – из тех, которые приносят с собой холод, пробирающий до костей. Тусклый солнечный свет совсем не давал тепла, и Кэт почувствовала, что замерзает в своем тонком костюме. Она задрожала. Что ж, все закончилось: несколько слов, одна-две короткие молитвы, немного музыки и печь крематория. Кэт, конечно, не верила ни в жизнь после смерти, ни во что иное. Конец – это конец.

Лео было семьдесят восемь лет, но она никогда и мысли не допускала о его смерти. Он был настолько выдающимся человеком, огромным – не по росту, а по масштабу яркой личности. Излучал невероятную мощь и энергию и был из тех, кто первым бросается в глаза в любой компании. Такие, как он, не умирают…

Что она будет делать без него? Кэт чувствовала себя очень одинокой! Стон, который она сдерживала в груди, пока шла служба, вырвался наружу. Кэт попыталась замаскировать его кашлем, но у нее перехватило горло. Не следует возвращаться домой в таком состоянии.

Она огляделась по сторонам и, заметив справа большое дерево, побежала к нему так быстро, насколько ей могли позволить туфли на каблуках – совершенно непривычная для нее обувь, – и спряталась за ним. Услышала, что из часовни начали выходить люди: зазвенели детские голоса, захлопали двери, заурчали двигатели автомобилей.

Маленький мальчик в сером шерстяном пальто пробежал мимо нее с криком: «Не догонишь, не догонишь!» Кэт старалась стоять тихо, но он, видимо, все равно заметил ее, и, едва взглянув на нее, бросился назад с криком «Мама!».

Кэт опустилась вниз и, прижавшись спиной к твердому бугристому стволу, обхватила голову руками. Земля была холодной и влажной, рукава жакета уже промокли от слез, но Кэт было безразлично. Внезапно раздался чей-то голос, и она вздрогнула.

– С тобой все в порядке? – Кто-то осторожно трогал ее за плечо.

Кэт подняла голову и сквозь слезы увидела женщину средних лет с большими серыми глазами, которые светились добротой, хотя было очевидно, что она недавно плакала. В копне кудрявых волос блестела седина. Наверное, она пыталась собрать волосы на затылке, но получилось неаккуратно, и несколько выбившихся прядей падали ей на лицо. Она была в черном жакете, а в ушах покачивались серебряные серьги.

Кэт узнала Викторию и вздрогнула. Перед ней стояла женщина, которая в течение двадцати долгих лет являлась спутницей Лео. Она быстро поднялась с земли и кивнула, не поднимая головы. Чувствовала, что Виктория пристально разглядывает ее.

– Все хорошо, – пробормотала Кэт, вытирая слезы рукавом.

Она оказалась в неловком положении и чувствовала себя некомфортно. Попыталась пройти мимо Виктории, но та остановила ее.

– Ты ведь Кэт?

Сердце Кэт замерло.

– Все в порядке, – произнесла Виктория. Ее голос звучал устало. – Я многое о тебе знаю. Лео рассказал мне, у него не было от меня секретов.

У Кэт разболелась голова, она чувствовала, как пульс стучит в висках. Нужно было быстро что-то придумать.

– Неужели? – Она натянуто улыбнулась.

– Мне очень жаль, что это тебя расстроило. – Голос Виктории звучал так мягко, словно она успокаивала ребенка.

Кэт почувствовала, что ее оборона слабеет. Она не хотела смотреть на Викторию, но не смогла сдержаться. Кэт уже поняла, что эта женщина намерена выставить ее на посмешище. Странно, что огромные глаза Виктории, напротив, выражали приторное сочувствие. Кэт не могла больше этого выносить – так даже хуже, чем когда кричат или издеваются над тобой.

– Я ухожу, – сообщила она и уже собиралась оттолкнуть Викторию, которая преграждала ей путь, но неожиданно осознала, насколько та высокая. Рост около шести футов, не меньше, широкая в кости.

Кэт почувствовала неожиданный прилив энергии и с вызовом посмотрела на Викторию. Если эта женщина хочет битвы – на словах или на кулаках, – она ее получит. «Я не такая высокая, зато крепкая, и сумею дать ей отпор».

– Прошу прощения, – произнесла она и расправила плечи.

Но Виктория, похоже, не уловила угрозы в голосе Кэт и не почувствовала исходящую от нее враждебность.

– Он был великим человеком, – тихо промолвила она, глядя куда-то вдаль. – Нам всем будет его не хватать. Она замолчала, а Кэт, продолжая сжимать кулаки, ждала продолжения. – Ты не хотела бы прийти на прием, который мы устраиваем? Ты ему нравилась. Думаю, будет правильно, если…

Лицо Кэт вспыхнуло:

– Нравилась? Он любил меня!

Виктория покачала головой, в ее глазах блеснули слезы.

– Он так тебе говорил? Бедняжка. Это несправедливо, он не должен был так с тобой поступать!

Внезапно поднявшийся холодный ветер, казалось, проник под одежду Кэт, и она обхватила себя руками за плечи. Вспоминая весь свой обширный словарь нецензурных слов, она пыталась подобрать подходящее случаю, но тут раздался еще один женский голос, и она дернулась. Нервы никуда не годятся!

– Какая красивая церемония!

Кэт резко развернулась и увидела невысокую стройную женщину с очень светлыми волосами до плеч. В глаза бросились ее крупные золотые серьги. У нее были ярко накрашенные глаза и лицо немного неестественного бежевого оттенка. Кэт подумала, что она красивая, но какой-то немного пугающей красотой. Как продавщицы косметики в больших универмагах.

Кэт заметила, как Виктория сжалась.

– Ты что здесь делаешь? – со злостью поинтересовалась она.

«Боже, – подумала Кэт, – если бы она не была так удивлена ее появлением, то скорее всего смеялась бы сейчас».

– Я хотела выразить соболезнования, ведь мы обе потеряли человека, который занимал особое место в нашей жизни, – объяснила Мэдди, еще одна женщина Лео.

Виктория распрямила плечи – какая же она все-таки высокая – и подняла подбородок.

– Я не нуждаюсь в твоих соболезнованиях! – Казалось, она совершенно забыла о присутствии Кэт. – Ты так и не поняла, что ничего не значила для него! Он продолжал встречаться с тобой, потому что чувствовал себя виноватым и хотел исполнить свой отцовский долг!

Кэт увидела, что глаза у Мэдди вспыхнули. Что это было: боль или гнев?

– Мне не следовало прерывать вашу беседу, – тихо сказала Мэдди. – Я просто хотела выразить свое сочувствие, потому что знаю, как тяжело тебе и детям. Вот и все.

Плечи Виктории снова опустились.

– С ней все по-другому, – произнесла она, кивнув в сторону Кэт. – Она молода и мало что понимает. Но ты осознавала, во что ввязываешься. Знала, что Лео женат и у него есть дети.

Мэдди покачала головой:

– Не женат.

Виктория зло прищурилась:

– Нам не нужны были официальные бумаги, чтобы подтвердить наши чувства.

Мэдди неожиданно развернулась к Кэт, и та съежилась от ее пристального взгляда.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что с ней все по-другому?

Виктория на мгновение замерла, а потом откинула назад голову и громко рассмеялась. У нее были большие, ослепительно белые зубы прямоугольной формы.

– Ты о ней не знала? – Пряди волос, выбившиеся из прически, разметались в стороны, серебряные серьги звенели. – О боже! Ты была не единственной его любовницей!

Пораженная этой новостью, Мэдди отступила на шаг. Кэт решила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы уйти, но почему-то не могла сдвинуться с места. Ноги словно приросли к земле. У Кэт так замерзли руки и ноги, что она не чувствовала пальцев. Она взглянула в сторону выхода и увидела, что почти все машины разъехались и территория крематория опустела.

Женщина со светлыми волосами, которую звали Мэдди, снова заговорила, но на сей раз очень тихо:

– Он называл меня «моя дорогая девочка».

Кэт перестала разглядывать горизонт и уставилась на Мэдди. На ярко накрашенном лице женщины проступили красные пятна. Внезапно она утратила лоск безупречной деловой женщины и теперь вызывала жалость. В дорогом бархатном жакете цвета спелой сливы и накрахмаленной белой блузке она смотрелась маленькой девочкой, которая взяла одежду из гардероба матери.

По рукам Кэт побежали мурашки – она не могла поверить тому, что сейчас услышала.

– Но меня он тоже так называл! – Ей казалось, будто она слышит свой голос со стороны, словно он принадлежит кому-то другому.

Кэт взглянула на Викторию, самую старшую из них троих, в надежде, что та как-то поддержит ее, но этого не случилось.

– И меня! – сообщила она.

Все трое стояли молча. Кэт казалось, что ей на плечи лег такой тяжелый груз, что он ломает ей ребра и сдавливает легкие, – она едва могла дышать.

«Моя дорогая девочка». Лео называл так только ее одну. Недавно прислал ей открытку, на обороте которой его сильная рука музыканта вывела именно эти слова. Кэт очень дорожила этим посланием и хранила его под подушкой.

Мэдди развернулась и, спотыкаясь, двинулась по траве к выходу. Виктория последовала за ней. Кэт не хотела идти за ними, но, похоже, у нее не было выбора. Она словно оцепенела, и ей нужен был кто-то, кто мог подсказать, что ей сейчас делать.

У выхода все еще стояли люди. Кэт заметила детей Виктории, Ральфа и Саломею, и почти бегом бросилась к воротам, проклиная свои ужасные туфли с неудобными каблуками.

– Стой!

Повернувшись, она увидела Викторию, которая широкими шагами направлялась к ней. Какие же у нее длинные ноги! Неожиданно Виктория потеряла равновесие и чуть не упала. Кэт подумала, что эта женщина кажется очень неуклюжей, будто не может совладать со своим телом. Может, все-таки убежать? Но она замерла на месте.

– Ты справишься? – Большие серые глаза Виктории были полны сочувствия.

Эта женщина не в себе! Кэт сглотнула, глядя в землю:

– Да… Нет, не знаю…

А потом она побежала в сторону выхода, вверх по длинной извилистой дороге, ведущей от крематория. Не оглядывалась и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась на автобусной остановке. Проскользнув на сиденье в заднем ряду, Кэт уставилась в окно. Никто не взглянул на нее, никто не знал, кто она такая. Именно это ей сейчас и было нужно.

 

Глава 2

Дорога до дома заняла целую вечность. Зеленый район Мортлейк находился очень далеко от Бетнал-Грин. Для Кэт он будто находился на другой планете. Но она не возражала против долгой дороги, потому что у нее было время подумать. Кэт казалось, будто ее кидает из стороны в сторону, внутри вращается барабан стиральной машины, наполненный грязной водой. Нужно постараться привести мысли в порядок.

Лео больше нет. Прах в крематории – все, что от него осталось. Виктория знала о ее существовании. Это представляет ситуацию совершенно в другом свете. Кэт встретилась с Мэдди, та явно не подозревала о том, что у Лео была еще одна возлюбленная. И он называл каждую из них «моя дорогая девочка»! Что все это значит?

Кэт закусила губу. Виктория и Мэдди живут в каком-то своем иллюзорном мире, если считают, что значили для Лео столько же, сколько она. Он просто по привычке употреблял эти ласковые слова, как если бы называл их «дорогая» или «малышка». Но она все это время считала такое обращение очень личным, словно Лео берег эти слова лишь для нее одной. Кэт нахмурилась и вжалась в сиденье, покусывая тыльную сторону ладони, – это было давней привычкой, от которой она никак не могла избавиться.

Кэт вышла из автобуса и спустилась в метро на станцию «Хаммерсмит», не замечая никого и ничего вокруг себя. Пару раз даже врезалась в идущих навстречу людей, но не стала останавливаться и извиняться. Если кто-то выругался ей вслед, она этого не слышала.

До станции «Боу-роуд» на линии Дистрикт, по подсчетам Кэт, было девятнадцать остановок. Если от одной станции до другой поезд идет две-три минуты, то в пути она проведет минимум сорок минут. Колеса поезда застучали, и Кэт снова погрузилась в раздумья.

Лео. Кэт помнила их первую встречу так хорошо, будто она произошла вчера. Это произошло утром в понедельник в середине декабря. Почти год назад. Или целое столетие. Она приводила в порядок книги на одном из столов у входа в магазин: переставляла старые и раскладывала новые поступления под табличкой «Рекомендуем прочитать».

На улице хлопнула дверца автомобиля, и Кэт подняла голову. Сквозь стекло она увидела, что из черного такси вышел мужчина. Расплатившись с водителем, он направился к стеклянным дверям магазина. Никогда в жизни Кэт не видела таких необычных людей. Его длинное, до лодыжек, черное пальто не было застегнуто, и полы развевались при ходьбе. В черной шляпе с широкими полями, а в руке – трость с серебряной ручкой. Он выглядел так, будто жил в Ислингтоне лет сто назад и только что прибыл сюда на машине времени или спустился со сцены, где участвовал в костюмированном представлении.

Кэт стало смешно, и она оглянулась, чтобы проверить, нет ли у кассы Рэйчел или Джарвиса, но там было пусто. Вероятно, они в подсобке. Кэт неожиданно показалось, что она спит и видит сон.

Незнакомец уже вошел внутрь.

– Мне нужна книга для дочери, ей семь лет, – произнес он низким голосом с властными нотками.

Его нельзя было назвать очень высоким, около пяти футов десяти дюймов, но он был крепким и с горделивой осанкой, и поэтому казалось, будто он заполняет собой все помещение. Кэт была заинтригована. Этот человек совершенно точно знаменитость или какая-то важная шишка. Кто же он такой? Может, один из участников шоу «Икс-Фактор»?

– Да-да, конечно, – сказала она и торопливо вышла к нему навстречу. – Что она любит: волшебство, приключения, фэнтези или у нее типичные для девочки интересы, например пони?

– Я не знаю, чем она увлечена, – сказал он с важным видом. – Совершенно точно не пони и не хомяки. Мне хотелось бы подарить такую книгу, которая пробудила бы ее воображение и дала новой импульс к развитию юного ума! – Он оставил трость у стола и поднял руки вверх, делая акцент на сказанном.

– Выбор очень большой. Сколько лет вашей дочери? Она много читает?

– А вы много читали в детстве?

Странный вопрос!

– Конечно! Постоянно. Я обожала книги, и мне их вечно не хватало. Мама часто водила меня в библиотеку, чтобы я могла выбрать что-нибудь новое.

– Я так и подумал, – улыбнулся посетитель.

Кэт внезапно вспомнила, что у нее растрепаны волосы, кольцо в носу, мешковатая футболка и джинсы, заправленные в поддельные угги. Ужасный вид! Она убрала прядь волос за ухо, но он, похоже, не заметил этого, потому что изучающе смотрел на ее выражение лица. Кэт почувствовала, что краснеет.

– Расскажи, что тебе нравилось читать в семь лет, – произнес он немного мягче. – Уверен, моей дочери это тоже придется по душе.

Кэт подвела его к полкам с детской литературой. Около них они провели почти полчаса, листая книги, которые когда-то были ее любимыми: «Балетные туфельки», «Что делала Кейти», Артур Рэнсом, муми-тролли.

Она снимала книги с полок одну за другой и рассказывала, о чем они и почему ей нравились, а мужчина в это время изучал обложки и задавал вопросы. Внезапно Кэт осознала, что сообщила ему гораздо больше подробностей о своем детстве, чем кому-либо из знакомых, если не считать Трейси. Она даже призналась, что хранила любимые детские книги на полке у кровати и сама любила писать всякие глупые стишки и небольшие рассказы. Это было просто хобби!

Мужчина внимательно слушал, склонив голову набок, кивал и подбадривал ее: «Да? Неужели? Потрясающе!» В его речи звучали такие слова, как, например, «сокровенный» или «выхолощенный» – Кэт встречала их только в книгах. Пару раз ей казалось, будто мужчина поддразнивает ее, но достаточно было взглянуть ему в лицо, чтобы убедиться в обратном. Он был сосредоточен на ней, и от этого Кэт чувствовала себя самой привлекательной девушкой на свете.

Немного потеплело, и посетитель снял большую черную шляпу и длинное черное пальто, сложил его и пристроил на деревянный детский стульчик в углу. Он был в чистой белой сорочке и застегнутом на все блестевшие золотом пуговицы жилете цвета верблюжьей шерсти. Закатал рукава, и Кэт заметила, что у него крепкие руки и кисти, дорогие золотые часы, тонкие красивые пальцы и ухоженные ногти. Смуглая кожа и гладкие темные волосы. Кэт очень хотелось узнать, кто он по профессии, но она стеснялась спросить.

Все происходящее казалось настолько странным, что иногда у Кэт возникало ощущение, будто все это ей снится. Когда их руки случайно соприкоснулись, она подпрыгнула, словно ее ударило током.

– Я вижу, у тебя пытливый ум, – серьезно заявил мужчина.

Кэт не могла точно определить его возраст, но, глядя в его морщинистое и уставшее лицо, понимала, что он уже далеко не молод. Ей вдруг подумалось, что за каждой морщиной скрывается история, которую она хотела бы услышать. От этого человека исходила невероятная энергетика – Кэт не могла не замечать этого, как и пристального взгляда его подвижных карих глаз.

В итоге он выбрал «Таинственный сад» Фрэнсиса Бернетта, несколько частей «Что делала Кейти», две книги Артура Рэнсома и «Маленький домик» Лоры Инглз Уайлдер – все в двух экземплярах. Кэт это показалось странным, но она промолчала.

– Я могу пригласить тебя на бокал вина, чтобы мы продолжили нашу увлекательную беседу? – поинтересовался он, глядя ей в лицо, когда оплачивал книги. Он говорил на безупречном английском, был вежлив и держался официально, но в уголках его губ таилась улыбка.

У Кэт сжалось сердце. Этот мужчина, такой красивый, элегантный, умный, с изысканным слогом, приглашает ее на бокал вина! Она сразу согласилась и записала для него номер своего телефона, переживая только о том, что у нее сильно дрожат руки. И решила не рассказывать коллегам о том, что произошло, особенно Джарвису.

Когда Кэт вышла на своей станции, чары воспоминаний развеялись. Поднимаясь по грязной лестнице, она размышляла о том, что у Лео было одинаковое ласковое обращение для них троих. Эта мысль не давала Кэт покоя, отзывалась болью в сердце и приводила в замешательство. Ей нужно было время, чтобы разобраться со своими чувствами.

Кэт с удивлением заметила, что на улице темнеет и очень холодно – она уже успела забыть об этом. После завтрака Кэт ничего не ела, но не чувствовала голода. После смерти Лео она почти потеряла аппетит.

Петляя по задворкам своего квартала, Кэт остановилась недалеко от закусочной «Лучшие кебабы от мистера Ням-ням» и с удовольствием втянула в себя аромат мясного фарша со специями, жареного лука и картофеля фри. Потом увидела самого мистера Ням-ням – маленького, жилистого мужчину с темной кожей, которого все знали как Али. Он тоже заметил ее и помахал рукой из-за стекла. Кэт подумала, что они некоторым образом могут считаться близкими людьми. Она жила на втором этаже дома уже почти пять лет. За это время многие предприниматели с первого этажа разорились и съехали, но бизнес Али процветал.

Обычно она заглядывала к нему, чтобы поздороваться, но сегодня была не в настроении. Сделав вид, что занята, Кэт принялась рыться в сумке в поисках ключей, а затем отворила дверь черного цвета справа от закусочной и скрылась за ней.

На полу в узком холле лежал линолеум. Здесь тоже пахло кебабами и картофелем и было темно. Кэт нажала кнопку слева от двери, и тусклая лампочка на потолке осветила крутую лестницу напротив входа. Она остановилась на пустой лестничной площадке второго этажа и, отперев дверь, шагнула в квартиру. После ее ухода утром здесь не изменилось: в центре комнаты овальный деревянный стол, заваленный книгами и журналами, на батарее у стены сушится нижнее белье, носки и футболка. Бело-голубые клетчатые занавески, которые они с Трейси купили в «ИКЭА», наполовину раздвинуты.

Сбросив на пол своей спальни костюм и блузку, Кэт переоделась в одежду, которая лежала на кровати: джинсы, серые шерстяные носки, белую футболку и серую толстовку с капюшоном. Затем подошла к комоду и, достав из упаковки одну салфетку для снятия макияжа, тщательно вытерла лицо. Обычно она почти не красилась, лишь немного подводила нижние веки черным карандашом, но вчера в обеденный перерыв решила зайти в аптеку и купила самый дешевый тональный крем, голубые тени, румяна и тушь для ресниц. Кэт считала, что не должна являться на похороны без макияжа.

Она включила в сеть электрическую гирлянду с фиолетовыми лампочками, висевшую на высоком зеркале, и, стирая с лица непривычные краски, принялась разглядывать себя. Без тонального крема ее лицо было очень бледным, с темными кругами под глазами, которые, как она ни старалась, стереть не удалось. Кэт показалось, будто черты лица у нее расплылись. Что ж, ничего удивительного, учитывая все, что она пережила за последнее время. Кэт находилась в таком подавленном состоянии лишь однажды, когда ее отец… Нет, она не хочет об этом вспоминать!

Кэт понимала, что не может вернуться к той жизни, какую вела до появления Лео: каждый день ходить на работу в книжный магазин, сочинять в редкие свободные минуты и постоянно получать отказы редакторов. Навещать маму, возвращаться домой и почти каждый вечер, ложась в постель, ненавидеть свою жизнь, а утром начинать все заново, осознавая, что этот день будет такой же, как предыдущий. В подобные моменты она чувствовала, что очень похожа на мышь Родди, та бегает в скрипучем колесе в клетке у нее на подоконнике.

Кэт старалась не думать об этом слишком много, ничего не ждать и просто жить дальше, но ее сердце наполняла пустота, и ей казалось, что так будет длиться вечно.

Но внезапно в ее жизни появился Лео, и все изменилось. Рядом с ним каждое мгновение, каждый час наполнялись истинным смыслом. Кэт казалось, что она видит мир по-иному, будто он вдруг стал для нее трехмерным. И еще в ее жизни появилась музыка, его чудесная музыка. Прежде она никогда не слушала классику, но Лео взялся восполнить этот пробел. И ему нравилась та музыка, которую любила она: «Колд плей», Лили Аллен и даже Эми Уайнхаус. Кэт почувствовала, что ей стало трудно дышать, и постаралась успокоиться.

Она задремала в неудобной позе, подтянув колени к груди, на бледно-голубом диване в гостиной и оставалась там, пока в половине седьмого не вернулась Трейси, вся пропитанная приторно-сладким запахом химчистки. На улице уже стемнело, и окна в квартире запотели из-за плохо работающих батарей.

А в апартаментах у Виктории было очень тепло – она недавно наконец-то приобрела новый бойлер и заменила часть оборудования.

Неожиданно Лео принес ей много денег. Она не просила их, и он не предупредил заранее – просто однажды в воскресенье отдал ей пачку, завернутую в серебристую бумагу и перевязанную большим красным бантом. И на следующее утро Виктория заказала установку самой современной отопительной системы «Мегафлоу». Она была в таком восторге от нового отопления, что даже пригласила в гости друзей, желая похвалиться тем, насколько тише и лучше эта система по сравнению со старой.

– Ма-ам, – смеялась Саломея, – это всего лишь бойлер! Кому он может быть интересен!

– Это гордость и счастье твоей мамы, – обычно в таких случаях говорил Лео, подмигивая дочери. – Удивительно, что она не украсила бойлер и не установила его в центре гостиной.

Виктория усмехнулась при этих воспоминаниях. Лео был мастером широких жестов и любил удивить ее. Что ж, теперь сюрпризов больше не будет. Ее снова одолели мрачные мысли. Она сидела в старом кресле, обитом коричневой кожей, в своей спальне, прижав ладони и колени к батарее. Сзади на обивке кресла не хватало пары кнопок – скорее всего их вытащили дети или их друзья, однако оно по-прежнему являлось ее любимым местом для размышлений.

На улице давно стемнело, но Виктории не хотелось задергивать шторы, чтобы не оказаться отрезанной от мира. Редкие прохожие, привлеченные мягким светом прикроватной лампы, поднимали голову, и, заметив женщину в окне, сразу отводили взгляд и ускоряли шаг.

Она была в своей любимой фланелевой пижаме и белом халате из толстого флиса. Траурную одежду сняла, вернувшись домой после похорон, потому что больше не планировала никуда выезжать. Виктория бросила взгляд на свои большие пушистые тапочки розового цвета – подарок дочери на прошлое Рождество. Они никогда ей не нравились, поскольку зрительно увеличивали ее и так немаленькую ногу, но она ни разу этого не показала. Хотя разве это важно?

«Который сейчас час?» – вдруг подумала она. Саломее уже пора готовиться ко сну, но у Виктории не было сил, чтобы подняться. Она чувствовала себя совершенно измотанной, прежде никогда так не уставала!

Виктория очень скучала по Лео: ей не хватало привычного скрежета ключа в замочной скважине, от которого у нее начинало радостно колотиться сердце, звука его шагов на лестнице, легкого приветственного поцелуя в губы и низкого голоса. «Вот и я! – обычно объявлял он, заходя в комнату, словно отсутствовал всего час или два. – Как тут моя дорогая девочка?»

Потом он заключал Викторию в объятия, прижимая ее голову к своей груди, и она знала, что все в ее жизни хорошо.

Лео часто бывал в отъезде. Конечно же, по работе. Вена, Берлин, Нью-Йорк, Сидней, потом получил приглашение работать в Королевском театре «Ковент-Гарден». Но, даже работая в Лондоне, иногда оставался в квартире, которую арендовал недалеко от театра, потому что рано утром уезжал на репетиции и не хотел беспокоить Викторию.

Она всегда подозревала, что, когда Лео отсутствует, рядом с ним его очередная подружка, – ведь он не выносил одиночества. Конечно, поначалу это очень беспокоило ее, но потом она приняла решение не спрашивать его ни о чем. Виктория догадывалась, что у нее за спиной ходят всякие разговоры, вероятно, ее считают наивной дурочкой, однако правду знала лишь она одна.

В конце концов, когда Лео оказывался дома, вся любовь и внимание были обращены на нее одну, и это отличало его от других мужчин, которые мысленно находятся где-то в другом месте, хотя живут с женами под одной крышей.

Возвращаясь из поездки, Лео стремился как можно скорее войти в курс всего, что произошло у Виктории на работе и у них в семье за время его отсутствия. Она подробно рассказывала ему о проблемах, которые неудобно было обсуждать по телефону. Лео внимательно слушал, склонив голову набок и комментируя ее рассказ. Это помогало ей взглянуть на проблемы под иным углом зрения. Его мнение было для нее самым ценным на свете.

Затем он отправлялся по ближайшим магазинчикам за ее самой любимой едой и покупал свежую рыбу, органические овощи, все для липкого пудинга, перед которым Виктория никогда не могла устоять, и готовил восхитительный ужин! Лео был отличным поваром, говорил, что у плиты расслабляется. Виктория ставила свечи на стол, и они весело проводили время за бутылкой любимого вина. Он был великолепным рассказчиком, и она с удовольствием слушала истории о его выступлениях, провалах и победах.

Позднее, уложив детей спать, они занимались любовью на большой кровати. А потом просто лежали рядом: Лео клал голову ей на грудь, она гладила его по голове, и он с глубоким вздохом признавался, как сильно скучал по ней. В такие моменты казалось, что они никогда не разлучались.

Те, другие, женщины – глупышки, сбившиеся с пути, им нужна была его слава. Так Виктория предпочитала объяснять себе происходящее и всегда придерживалась данной версии. Злодейка Мэдди, явившаяся на похороны без приглашения. И Кэт.

Виктория повела плечами, вспомнив худышку Кэт и ее сморщенное личико. Она выглядела такой маленькой, замерзшей и хрупкой, что казалось, очередной порыв ветра подхватит ее и унесет. Неожиданно Виктория с удивлением поняла, что ей хочется защитить эту бедняжку, которая явно была без ума от Лео, – а ведь она лишь немного старше Ральфа. Что ж, ей хотя бы удалось оградить своих драгоценных детей от всего происходящего.

Виктория знала: несмотря ни на что, Лео обожал ее, и они были родственными душами. А теперь его нет. Она считала, что вся ее жизнь разрушена, и смысл существования утерян. Это пугало ее, и голова шла кругом, будто она стояла на крыше высокого здания и смотрела вниз. Казалось, ухватиться ей не за что. «Ох, Лео, Лео, как ты мог так со мной поступить?»

– Мама!

Обернувшись, Виктория увидела Ральфа, стоявшего в дверях ее спальни, и выдавила улыбку. Он был красивым и высоким – намного выше отца. Очевидно, что ростом он пошел в нее.

– Что ты делаешь? – поинтересовался сын.

– Думаю.

Ральф вошел в комнату и присел на край кровати. Он был босиком и уже успел сменить костюм на джинсы и темно-зеленую толстовку. Виктория передвинула кресло так, чтобы сидеть лицом к сыну.

– Тебе что-нибудь нужно?

Она покачала головой.

Ральф поставил локти на колени и наклонился к матери. Он смотрел на ковер, и она не видела его лица, только густые каштановые волосы.

– Ты должна взять себя в руки. Невозможно провести в слезах всю оставшуюся жизнь.

Виктория вздрогнула, почувствовав себя беззащитной и легко уязвимой. Один неверный шаг, и глубокая рана ей гарантирована. Конечно, сын сердит на нее, как, впрочем, почти всегда в последнее время. Неужели он не в состоянии смягчиться хотя бы на один день?

– Ральф, я только что вернулась с похорон, – сказала она, чувствуя, что ее голос дрожит. – Мне нужно время. Ты ошибаешься, если считаешь, что я могу сразу вернуться к прежней жизни.

Сын провел рукой по волосам и, взглянув на мать, на секунду задержал на ней взгляд. Он был очень похож на Лео: темные, глубоко посаженные глаза и серьезное выражение лица. И все же они были очень разными, отец и сын.

– Тебе нужно подумать о Саломее. О своей работе… И обо мне. Продолжать жить дальше.

Она грустно кивнула и отвела взгляд. Ральф поднялся и потянулся:

– Я ухожу.

– Что? – Виктория не хотела, чтобы ее вопрос прозвучал резко, но сын удивил ее.

– А почему нет?

Она снова посмотрела в окно на черное небо над крышами домов.

– Мне казалось, ты захочешь остаться дома сегодня вечером и составишь нам компанию.

– Нет.

Виктория услышала, что он направился в сторону двери.

– Мне нужно уйти, как ты не понимаешь! На меня здесь все давит. Я просто схожу с ума! Иди к Саломее. Ей уже давно пора быть в кровати.

Виктория уставилась на него, словно впервые услышала имя дочери. Любимая Саломея. Малышка ведь еще не ужинала, она должна идти к ней. Необходимо быть сильной, как сказал Ральф, ради благополучия детей. Они – главное в ее жизни, и она любит их всей душой. Но горе словно сковало Викторию.

– Я приготовлю пасту, – сказала она, смягчившись. – Ты поешь перед уходом?

– Я не голоден.

– Но ты давно ничего не ел.

– Перекушу позднее.

Виктория проводила Ральфа взглядом. Он вышел из комнаты, и она слышала, как он зазвенел ключами, которые лежали на столе в холле, надел пальто, обулся и с силой захлопнул за собой дверь. Затем она встала, задернула шторы, отгородившись от холодного вечера, и, медленно переставляя ноги в больших розовых тапочках, спустилась по лестнице к дочери.

 

Глава 3

Четверг, 10 декабря

– Вот, выпей! – Трейси со стуком поставила чашку на прикроватный столик Кэт и присела рядом. – Как ты себя чувствуешь?

Кэт проглотила слюну: рот пересох, и она чувствовала неприятный привкус. Голова кружилась – слишком много дешевого вина было выпито вчера вечером. Понятное дело, проспав весь день на диване, она была полна сил, и они с Трейси очень долго не ложились, курили и пили красное вино.

Поднявшись на локте, Кэт сделала глоток из чашки. Чай был горячий и сладкий. Трейси положила два куска сахара – именно так, как Кэт любила.

– Отвратительно, – наконец ответила Кэт и упала в кровать. – Который сейчас час?

Трейси взглянула на часы на запястье.

– Семь сорок. Мне уже пора идти. И ты давай поднимайся.

Желтые волосы Трейси были мокрые после душа, от нее пахло мылом и шампунем. Она надела красный свитер крупной вязки и джинсы. Какой смысл наряжаться, если работаешь в химчистке?

– Тебе нельзя пропускать работу, иначе потеряешь ее, – предупредила Трейси.

– Я и не собираюсь.

На самом деле Кэт не была уверена, хватит ли у нее силы воли подняться с кровати, не говоря уже о том, чтобы провести на работе целый день. Она сделала еще один глоток.

– Только допью чай. Спасибо тебе…

Неожиданно Трейси встала и сдернула одеяло с кровати. Кэт стало холодно, хотя она была в пижаме.

– Нет! – воскликнула она и попыталась вернуть одеяло, но Трейси крепко держала его.

– Слезай с кровати, Кэт Мэнсон. У тебя, конечно, горе, но я не допущу, чтобы твоя жизнь пошла прахом. Ты отправишься сейчас на работу так же, как все!

Кэт неохотно поднялась, сняла пижаму и принялась надевать костюм, который был на ней вчера. Трейси стояла, сложив руки на груди, и наблюдала за подругой. Ее круглое лицо, обычно улыбающееся и приветливое, сейчас было строгим, как у школьной учительницы. Кэт это было неприятно, но она была благодарна Трейси. Неизвестно, как бы она справилась без подруги. Если бы не Трейси, Кэт забралась бы в кровать и отказывалась бы вставать, постепенно теряя силы, и однажды от нее ничего не осталось бы.

Трейси ждала, пока подруга оденется, умоется и почистит зубы. Пока Кэт была в ванной, она чувствовала, что Трейси стоит под дверью и внимательно следит за происходящим.

Когда Кэт вышла из ванной, Трейси сказала:

– У тебя на голове такой ужас! Сделай что-нибудь с этим гнездом!

Кэт провела рукой по затылку. Трейси права – волосы сзади спутались в гигантский колтун. В нем можно было спрятать птицу или даже мышь! Трейси давно называла прическу Кэт «гнездом», и эта шутка вошла в их обиход. Видимо, Кэт спала беспокойно, постоянно крутилась в кровати, а утром ей требовалось много времени на то, чтобы расчесать волосы.

– Я не могу. Нет времени! – Кэт вернулась в ванную и собрала спутанные волосы в «хвост», стянув резинкой.

Трейси нахмурилась:

– Тебе нужно купить маску для волос или еще какое-нибудь средство для ухода.

Ах, если бы!

– А где твоя сумка? Карта на проезд? Деньги?

Кэт огляделась и увидела сумку у двери – там же, где оставила ее вчера.

– Мне пора идти, – сообщила Трейси, натягивая черное пальто. Это было правдой, иначе она могла опоздать. – Ты ведь поторопишься? – Она снова строго посмотрела на Кэт.

– Обещаю.

Подруга ушла, закрыв за собой дверь и оставив Кэт одну. Она неожиданно испугалась и уже готова была броситься следом, но сумела сдержаться. Нечего ждать, что Трейси будет рядом с ней двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Это было бы несправедливо по отношению к ней.

Кэт надела черные ботинки с оранжевыми шнурками от «Доктор Мартенс», зеленую парку и уже собиралась накинуть на голову капюшон с мехом, когда зазвонил ее сотовый телефон. Она вздрогнула. Номер был неизвестным, и ей не хотелось отвечать, но любопытство взяло верх.

– Кэт?

Голос показался знакомым.

– Это Виктория Брук. – Женщина явно нервничала. Кэт тоже заволновалось, и ее сердце забилось чаще.

Она не могла пошевелиться, пока Виктория торопливо объясняла цель звонка. Кэт чувствовала, что Виктория пытается сделать вид, будто владеет ситуацией, но у нее это плохо получалось.

– Я хотела убедиться, что с тобой все хорошо, – сказала она.

Кэт молчала.

– Мне бы хотелось помочь тебе, – продолжила Виктория, запинаясь. – Я пока не знаю, что оставил мне Лео, – торопливо добавила она. – Не видела завещание.

Кэт по-прежнему молчала.

– Но ты так молода. Не думаю, что ты уверенно стоишь на ногах…

– Откуда у тебя мой номер? – Кэт понимала, что вопрос прозвучит резко, но не могла поверить, что Виктория не разыгрывает ее.

– Из телефона Лео.

Что ж, возможно.

– Зачем ты мне звонишь?

– Все не так просто… Честно говоря, я сердита на Лео за то, что он был с тобой. Если бы ты была старше, тогда другое дело. И я хочу попытаться как-то компенсировать тебе ущерб.

Кэт уже готова была высказать Виктории, что ей не нужны ни помощь, ни сочувствие, – она сама позаботится о себе. И делает это с пятнадцати лет. Но Кэт сдержалась. Порыв Виктории показался ей искренним, а в голосе звучала неподдельная доброта. На глазах у Кэт снова появились слезы, и от этого она пришла в ярость.

– Мне пора на работу, – прошипела она. – Иначе я опоздаю.

– Да, конечно.

– Я надеюсь, ты в порядке. – Почему она говорит это Виктории? – Я имею в виду, ты и дети.

– Это так тяжело!

Кэт услышала, что на другом конце линии Виктория всхлипнула, и сама уже готова была расплакаться, но лишь крепче сжала трубку.

– Я позвоню в другой раз, – сказала Кэт. Ей очень хотелось прекратить разговор.

Потом она несколько секунд стояла неподвижно, пытаясь осмыслить случившееся. Неожиданный, странный звонок! Она и предположить не могла, что Виктория свяжется с ней! Никогда в жизни! Они ведь соперницы, разве не так? Если вообще можно соперничать за человека, которого уже нет в живых. Предполагается, что они должны ненавидеть друг друга.

Виктория сказала, что хочет компенсировать ущерб. Похоже, она сочувствовала Кэт, несмотря ни на что. Но почему тогда у Кэт осталось странное ощущение, будто Виктория нуждается в ее помощи, а не наоборот?

Наконец-то Кэт вышла из дома и поняла, что на улице очень холодно. У нее изо рта шел пар. Открылись несколько магазинов. Али еще не появился на своем месте. Обычно он приходил в закусочную не раньше одиннадцати часов. Кэт отстраненно наблюдала за происходящим вокруг. Никто и предположить не мог, чем она сейчас живет и что чувствует.

Кэт села в автобус и уставилась в окно. Движение замедлилось, и она обратила внимание на темнокожую женщину в яркой одежде, быстро шагавшую по тротуару. В руке она сжимала темно-коричневый портфель, который совершенно не сочетался с ее оранжевым шарфом и фиолетовым головным убором. «Интересно, куда она направляется?» – подумала Кэт. И что Виктория будет делать со своей жизнью?

Нет, она должна забыть об этой женщине! Кэт заставила себя встряхнуться. У нее сейчас не было ни сил, ни возможности волноваться о ком-либо. И она не станет перезванивать Виктории, хотя обещала.

Темнокожая женщина завернула за угол, и мыслями Кэт снова завладел Лео. На глаза опять навернулись слезы. Она поняла, что не думала о нем – интересно, как долго? Три минуты? Рекорд с момента его ухода из жизни. Кэт не знала, хорошо это или плохо. Просто констатировала факт.

Подходя к книжному магазину, она увидела знакомую фигуру Джарвиса, который отпирал верхний и нижний замки на входной двери, и обрадовалась. Он выжидательно посмотрел на нее и, выпрямившись, поинтересовался:

– Как все прошло вчера?

– Я это пережила.

Кэт тянула несколько месяцев, прежде чем рассказать Джарвису о своем знакомстве с Лео. И его реакция была вполне предсказуемой – Лео слишком старый. А ее начальница, Рэйчел, до сих пор ничего не знала о Лео, потом что она наверняка просто посмеялась бы над Кэт. Похоже, мужчины не особо ее интересовали.

Джарвис нахмурился:

– Ты плохо выглядишь!

– Спасибо за комплимент. – Отодвинув его, Кэт зашла внутрь и начала раздеваться.

– Рэйчел задерживается! – крикнул он. – Я приготовлю нам кофе. Поставишь чайник?

Она повесила пальто на крючок в кладовке и направилась в крохотную кухоньку, чтобы наполнить чайник. Когда она вышла в зал, Джарвис стоял за кассой с телефоном возле уха и был очень увлечен разговором.

Покупателей еще не было, поэтому Кэт прошла по торговому залу, мысленно составляя перечень дел. Сейчас они занимались оформлением центральной и боковых витрин к Рождеству. Она уже подготовила список рекомендаций для покупателей: что купить в подарок или положить в чулок на Рождество всем членам семьи. Список они распечатали и прикрепили на рекламный стенд у входа. Все книги, которые Кэт рекомендовала, она прочитала с большим удовольствием. Ей никогда не нужно было искать повод, чтобы погрузиться в чтение.

Как обычно, ее притягивал к себе отдел детской литературы – любимое место в магазине, напоминающее о Лео. Казалось бы, после его смерти она должна здесь грустить, но нет. Кэт нравилось думать, что какая-то частица ее любимого осталась между этими стеллажами навечно, как негативное изображение на кинопленке.

Джарвис продолжал говорить по телефону и жестом показал Кэт, что скоро заканчивает. В магазине было очень холодно – Рэйчел всегда экономила на отоплении. Кэт дрожала от холода, думая, что дополнительный джемпер ей сейчас не помешал бы.

Хозяином магазина был уже немолодой мужчина, который раньше жил в квартире этажом выше вместе с матерью. После ее смерти он переехал и редко заходил к ним. Дела шли не очень хорошо, и Рэйчел, опасаясь, что они останутся без работы, считала необходимым урезать расходы и, похоже, слишком увлеклась этим. Иногда у Кэт так замерзали руки, что она не могла открыть кассу.

Джарвис закончил разговор и поднял вверх большие пальцы.

– Угадай, что случилось? Меня пригласили на прослушивание! – Он улыбался, его глаза сияли.

Джарвис приехал из ирландского поселка Донегол. Он был актером и сейчас сидел без работы. Несмотря на частые прослушивания, ему никак не удавалось получить роль.

– Когда? – поинтересовалась Кэт.

– На следующей неделе.

– Какая роль?

– Наполеон в ремейке старого фильма о битве при Ватерлоо. Прекрасная возможность!

Кэт не смогла сдержать улыбку:

– Но Наполеон был очень маленького роста! Все об этом знают! А в тебе шесть футов!

Он недовольно поежился.

– Ты не думаешь, что они ищут актера… гм, чуть меньшего роста? – Джарвис пожал плечами. – Если все остальные высокие, то не будет заметно. Кроме того, я же актер. И могу казаться маленьким!

Он согнул длинные ноги, наклонился вперед и маленькими шажками прошелся по залу.

– В костюме и в гриме никто даже не догадается, что я высокий!

Кэт рассмеялась:

– Никогда не слышала, чтобы Наполеона играл актер ростом шесть футов и с ирландским акцентом.

Джарвис выпрямился и почесал в затылке. Его густые темные волосы были очень неудачно подстрижены «под горшок».

– Нет ничего плохого в том, чтобы попробовать.

Кэт стало неудобно за свои слова.

– Конечно, нет. Я могу проверить текст, если хочешь.

– Правда? – Его лицо просветлело. – Ты моя дорогая!

«Моя дорогая» – так называл ее Лео. Кэт помрачнела.

– Хочешь поговорить? – осторожно поинтересовался Джарвис, заметив перемену в ее настроении.

Она покачала головой.

– Может, сходим куда-нибудь сегодня вечером? Я сделаю все, чтобы тебе было весело. Смотри, куриные лапки! – Он присел и забавно прошелся, вывернув колени внутрь.

Обычно Кэт смеялась, глядя на его худые ноги, но сейчас отвернулась, почувствовав, что вот-вот расплачется.

– Не сегодня, Джарвис.

Виктория отвезла Саломею в школу и, вернувшись домой, задернула шторы и снова легла в кровать. Она отменила все свои встречи с клиентами. Возможно, на следующей неделе у нее появятся силы для одной-двух консультаций. Разговор с Кэт вывел ее из состояния равновесия, но Виктория по-прежнему чувствовала желание как-то помочь девушке. Похоже, она считает это своим долгом. Долгом полноправной во всем, кроме имени, супруги Лео. И еще кое-что – ей было очень жаль Кэт. В разговоре та держалась напряженно и была готова обороняться. Неудивительно, а вот ее вопрос о том, как дела у нее и у детей, тронул Викторию. Если Кэт не позвонит в ближайшее время, нужно будет связаться с ней.

Виктория задремала и, открыв глаза, обнаружила, что уже почти два часа дня. Соблазн перевернуться на другой бок и снова уснуть, пока не настанет время забирать дочь из школы, был велик, но ее беспокоила одна мысль. Виктория знала, что не успокоится, пока не проверит кое-что.

Выбравшись из постели, она надела халат и свои большие розовые тапочки. Через закрытую дверь Виктория слышала, что в комнате Ральфа, расположенной с другой стороны дома, звучит музыка. Значит, он не пошел в школу. Виктория нахмурилась, понимая, что сын поступает неправильно, – через несколько месяцев у него выпускные экзамены. Очень важно, чтобы он быстрее вернулся к нормальной жизни, насколько это вообще возможно в их ситуации. Виктория надеялась, что учителя проявят понимание, ведь похороны его отца были только вчера. У нее не было сил, чтобы спорить с сыном. Любая ее попытка поговорить с ним в эти дни заканчивалась ссорой.

Виктория медленно прошла по коридору верхнего этажа к большой комнате в задней части дома и распахнула дверь. Внутри у нее все перевернулось, и она остановилась, чтобы сделать несколько глубоких вдохов. В этой комнате до сих пор ощущался запах Лео – характерный цитрусовый аромат, в котором смешивался запах лосьона после бритья и его кожи. В этой комнате находился кабинет Лео, его личное пространство, и никому другому не разрешалось сюда заходить. Дети ныли, что это несправедливо, ведь у них крошечные спальни, а отец редко бывает дома, но он игнорировал эти разговоры. Виктория впервые оказалась здесь с момента смерти Лео.

Окно выходило в сад на северную сторону, и в комнате царил полумрак. Белая венецианская штора была опущена наполовину и закрывала вид из окна. Виктория включила верхний свет и огляделась. Тут все было именно так, как он оставил, уходя в последний раз. Стену слева от пола до потолка занимали полки с сотнями сборников нот – все аккуратно расставлены в алфавитном порядке. Также там были биографии многих композиторов. Романы, хотя Лео не очень любил читать их, музыкальные словари и разнообразные справочники.

Элегантный рояль «Стейнвей» стоял напротив окна рядом с серым шкафом для хранения документов. Вокруг висело множество черно-белых фотографий Лео в рамках. На них он дирижировал, поэтому лица почти не было видно, и в глаза бросались широкие плечи, поднятая дирижерская палочка, головы оркестрантов и смычки. Лео был очень сдержанным дирижером и не отличался экстравагантными жестами за пультом. Он был известен своими точно выверенными, едва заметными движениями. Считал, что хороший дирижер не должен кричать, повышать голос или из кожи вон лезть ради результата. Это было не в его стиле.

Виктория перевела взгляд на портрет Лео крупным планом, висевший справа от обычного снимка, и у нее сжалось сердце. Часто в обычной жизни Лео выглядел напряженным и серьезным, но в этот раз фотограф застал его врасплох. Голова была слегка повернута, так что можно было разглядеть крепкую шею, четкую линию подбородка, идеальный нос лишь с намеком на горбинку и ровные зубы.

Темные, с сединой на висках, волосы, были коротко подстрижены над ушами, а сверху чуть длиннее. Она предполагала, что Лео их красит, но это ее не волновало. Лео выглядел намного моложе своего возраста, и седина не пошла бы ему.

Идеальная стрижка свидетельствовала о том, что Лео заботился о своей внешности и для него большое значение имело то, как он выглядит. Да по другому и быть не могло, ведь он выступал на публике. А хорошую физическую форму Лео сохранял до самого конца, хотя никогда не занимался спортом и не ограничивал себя в еде. Его способность оставаться стройным и подтянутым, когда она набирала вес с пугающей скоростью, всегда поражала и немного раздражала Викторию. И торты и пудинги не успокаивали ее.

На этом снимке он широко улыбался. Именно так Лео выглядел, когда смотрел на Викторию после долгой разлуки. Казалось, эта улыбка отражала всю его суть.

Она больше не могла об этом думать и отвернулась от портрета, желая поскорее покинуть комнату. Но, вспомнив о том, что ей предстояло сделать, взяла себя в руки. Около стены справа, которую тоже занимали полки с сотнями, а возможно, и тысячами дисков с записями классической музыки – только классика, потому что Лео терпеть не мог джаз и поп-музыку, – стоял широкий дубовый стол с большими медными ручкам. Виктория подошла к нему и замерла, боясь начинать поиски.

На столе лежала партитура оперы Вагнера «Тристан и Изольда». Виктория вспомнила, что Лео собирался дирижировать оркестром в Театре Елисейских Полей в Париже. Они обсуждали, что ей надо приехать к нему как-нибудь на выходные, но Виктория сомневалась – ей нужно было присматривать за Саломеей.

Она вздохнула, вспомнив, как часто отказывалась приехать к Лео, потому что это казалось ей слишком сложным. Если бы можно было повернуть время вспять, она сопровождала бы Лео на все его выступления. И могла бы брать Саломею с собой – это ведь обычная история, когда мать и дочь путешествуют вместе. Нет ничего страшного в том, что девочка пропускала бы несколько дней в школе.

На столе лежал открытый ежедневник – красный, в кожаной обложке. У Лео их было несколько. Он всегда предпочитал покупать дорогие канцелярские товары. На открытой странице уверенным артистическим почерком было сделано несколько записей. Виктория представила, как Лео сидел здесь, закрыв глаза, и слушал один из своих дисков, отбивая такт рукой и прерываясь на то, чтобы сделать пометки, как интерпретировать тот или иной момент.

У Виктории закружилась голова, и она ухватилась за спинку стула. Нужно держать себя в руках! Открыв ящик справа, она достала маленькую черную записную книжку. Виктория знала, что Лео держит ее там, и в ней записаны номера телефонов, которые он еще не успел перенести в айфон.

То, что у Лео имелся айфон, можно было считать необычным. Большинство дирижеров его возраста с сомнением относились к современным технологиям. Чаще всего они носили с собой небольшой ежедневник и старый сотовый телефон, а их расписание составлял секретарь или агент. Но Лео обожал различные гаджеты и считал важным идти в ногу со временем. Он гораздо лучше Виктории умел обращаться с компьютером, цифровым фотоаппаратом и любым другим электронным прибором.

Виктория быстро пролистала страницы до буквы «п» и нашла на ней нужную запись: «Пирсон и Чапман» – адвокатское бюро. Адвокатом Лео в течение многих лет являлся Роберт Пирсон, и завещание наверняка хранится у него.

Она взяла телефонную трубку и набрала номер. К счастью, ее сразу соединили с Робертом.

– Виктория! – воскликнул Роберт Пирсон.

Это показалось ей странным, поскольку они никогда не встречались. Видимо, ему неудобно обращаться к ней как к мисс Ройс. Такое часто случалось, и чтобы избежать неприятных ситуаций, Виктория иногда представлялась как миссис Брук.

– Мои соболезнования, – продолжил Роберт. – Ужасные новости! Похороны ведь состоялись вчера, если я не ошибаюсь?

У Виктории не было сил на соблюдение норм вежливости, и она решила сразу перейти к делу.

– Я звоню по поводу завещания. Лео говорил мне, что вы ведете его юридические дела. Я бы позвонила раньше, но все, что случилось… Такой шок для меня!

Воцарилось молчание, и Виктория сжалась, ожидая снова услышать соболезнования.

– Виктория, боюсь, что Лео не оставил завещания, – произнес Роберт. – Я говорил с ним об этом много раз, и он всегда обещал, что займется данным вопросом на следующей неделе или в следующем месяце. Мне очень жаль! Я понимаю, что это многое усложняет!

Виктория нахмурилась, не понимая, куда он клонит:

– Но Лео говорил, что оставит все мне и детям. Он этого хотел.

– Он не оставил завещания, – медленно повторил Роберт, отчетливо выговаривая слова, будто хотел, чтобы их смысл дошел до нее и отпечатался в сознании. Это было важно, поскольку в голове у Виктории в этот момент царил хаос.

– Вам лучше назначить встречу через моего секретаря, – добавил он. – Приезжайте, и мы все обсудим.

Виктория почувствовала, как кровь застучала у нее в висках. Она вспомнила, сколько наличных давал ей Лео на протяжении всех этих лет: пятьсот фунтов стоила школьная поездка Ральфа, двенадцать тысяч – новая кухня, двести – зимнее пальто. И, конечно же, деньги на «Мегафлоу». У них никогда не было общего счета, и она даже не знала, насколько велико его состояние. Ведь Лео всегда заботился о ней и обещал, что, случись с ним что-нибудь, у нее и у детей все будет в порядке.

Какое счастье, что ей не нужно волноваться по поводу дома. Он сразу купил его для нее. Еще немного денег у нее осталось после смерти бабушки и матери. И все же, как она сможет обходиться без регулярной финансовой поддержки?

Это какая-то ошибка. Нужно позвать Ральфа и вместе проверить все ящики письменного стола. Завещание обязательно должно найтись. Виктория уже готова была рассмеяться над собственной глупостью. Нет сомнений, что у нее все будет в полном порядке!

– Вы меня слышите? – Голос Роберта вернул ее к реальности.

Внезапно ей в голову пришла еще одна мысль, заставившая ее сердце сжаться.

– А его жена? Что с ней?

– Одну минуту, – произнес Роберт и обратился к кому-то, но Виктория не смогла разобрать слова. – Прошу прощения. Вы можете повторить то, что только что сказали? Вы упомянули какую-то жену?

Сердце Виктории готово было выпрыгнуть из груди, и она чувствовала, что у нее вспотели подмышки.

– У Лео была жена в Австрии! – выпалила она. – Они встретились, когда он был совсем юным, но отношения не сложились, и он ушел от нее через восемнадцать месяцев совместной жизни. Но они так и не развелись, поскольку оба принадлежали к римской католической церкви. Вот почему мы не могли заключить брак.

Голос Роберта прозвучал очень спокойно и уверенно. Наверное, он привык к сложным случаям и клиентам на грани нервного срыва.

– Лео никогда не говорил мне об этом. Послушайте, на первый взгляд ситуация такова: Лео не оставил завещания, и его наследство будет поделено в соответствии с законом об управлении имуществом от тысяча девятьсот двадцать пятого года. По этому закону, так как вы не были женаты, его жена получит установленную в законе сумму – сейчас она составляет двести пятьдесят тысяч фунтов. Оставшаяся часть состояния будет поделена между его женой, на правах доверительной собственности до ее смерти, и его детьми. Мы можем обсудить это при встрече.

– А как же я? – тихо промолвила она.

– Если жена Лео еще жива, боюсь, вы не можете ни на что претендовать.

Она закрыла глаза, надеясь, что это поможет унять головокружение.

– В любом случае, – продолжил Роберт, – вы могли бы обратиться в суд с просьбой назначить вам обеспечение в соответствии с законом о наследстве от тысяча девятьсот семьдесят пятого года, поскольку вы жили вместе и вели общее хозяйство.

О чем он говорит? Это просто страшный сон, ей нужно поскорее проснуться!

– Но суду потребуются доказательства того, что Лео финансово поддерживал вас незадолго до смерти. У вас ведь двое детей?

– Да.

Перед мысленным взором Виктории возник расплывчатый образ Фиби – дочери Мэдди. Виктория никогда не видела эту девочку, но знала, что она всего лишь на год моложе Саломеи. В этот момент она едва не разрыдалась, но сумела сдержаться.

– Дело в том, – осторожно начал Роберт, – что при отсутствии завещания свою долю получают все дети, независимо от того, родились ли они в законном браке и кто их мать.

– Понятно, – сказала Виктория, хотя на самом деле ничего не понимала.

Она вдруг подумала, что не знает, на кого или на что Лео тратил весь остальной свой заработок. На Мэдди? На жену? Или отправлял матери? Виктория сжала зубы. Черт возьми, он наверняка осыпал деньгами эту блондинку, ведь ее дочь посещала частную школу!

Виктории удалось назначить встречу с Робертом через его секретаря и даже записать дату и время на каком-то обрывке бумаги. Положив трубку на аппарат, она спрятала лицо в ладонях. Будущее не сулило ей ничего, кроме проблем, соперничества и боли, а возможно, и скандала. Наиболее неприятной была мысль о скандале – а как же Лео? Память о нем? И теперь она не сможет ничего сделать для той молоденькой девушки… Для Кэт.

Виктория представить не могла, что ее ждет такой клубок проблем. И как после всего услышанного можно назвать Лео? Как бы ей хотелось сейчас заглянуть в его мысли и выяснить, какого черта он тянул с завещанием! Виктория снова оглянулась на портрет улыбающегося Лео на стене в комнате. Он был таким красавцем, веселым и нежным, очень одаренным человеком. И он выбрал ее. Что бы ни ждало ее в будущем, ничто не сможет отравить ее любовь к Лео. В этом она была совершенно уверена.

 

Глава 4

В тот же день

Мэдди посмотрела на часы: пятнадцать минут четвертого. Джесс сейчас забирает Фиби из школы. Какой сегодня день? Ах да, четверг! Им нужно будет быстро перекусить и собираться на урок балета. Представив дочь в белой пачке и розовых балетных туфлях, с еще по-детски круглым животиком, выпирающим из трико, Мэдди улыбнулась. Ее дочь не была прирожденной танцовщицей, и вряд ли из нее получится новая Дарси Бассел, но она хорошенькая, с яркой внешностью и очень сообразительная. У Мэдди на нее были большие планы.

Покусывая конец шариковой ручки, Мэдди уставилась в экран компьютера. Она писала проект сценария ежегодной церемонии награждения «Лучшие из классики», которая должна была состояться в «Альберт-холле» в мае. Объявили конкурс на лучший сценарий, и она прикладывала все усилия, чтобы выиграть его.

В организации подобных мероприятий конкуренция становилась все более серьезной. В прошлом осталось безмятежное время восьмидесятых и девяностых годов, когда компании готовы были выбрасывать огромные суммы денег на корпоративный театр. Сейчас эти же компании начали урезать расходы, и часть ее крупных клиентов исчезла. Получить заказ на организацию данной церемонии было бы огромной удачей, так что ей придется приложить к этому все свое мастерство. Успех или провал – целиком зависели от нее как от организатора мероприятия, и задача уложить незабываемое шоу в рамки бюджета требовала от нее серьезных усилий.

Просмотрев список на экране, Мэдди набрала имя Роби Лакатоса – цыгана из Венгрии и скрипача, который должен был выступать на церемонии, и тут же отвлеклась от работы. С Роби Лакатосом, «музыкантом самого дьявола», ее познакомил Лео. У него был своеобразный музыкальный вкус, и невозможно было предсказать, что придется ему по душе. Когда они находились вместе, Лео часто включал народную венгерскую музыку или джаз. Честно говоря, он почти не слушал музыку прославленных композиторов, потому что постоянно делал это на работе.

Мэдди зашла на «Ютьюб» и, включив запись Лакатоса, закрыла глаза и погрузилась в музыку, представляя, как его пальцы порхают по грифу инструмента. По спине у нее побежали мурашки. Она поднесла ладони к лицу и изо всех сил нажала указательными пальцами на уголки глаз. На работе никто, кроме Блейка, ее начальника, не знал ни о ее отношениях с Лео, ни о том, где она провела вчерашний день. И так должно было и остаться!

Мэдди понимала, что коллеги сплетничают у нее за спиной, но это ее не волновало. Лео никогда не лгал ей, еще в самом начале отношений заявил, что никогда не бросит Викторию и детей. Но Мэдди все равно решила остаться с ним – так что нельзя сказать, что все это время она пребывала в неведении.

– Я не самая удачная находка, моя дорогая девочка, – иногда вздыхал Лео и легонько прикасался к ее щеке. – Ты заслуживаешь большего.

Мэдди не нравилось, что часть своего времени Лео проводит с другой женщиной, но, судя по всему, Виктория знала о ее существовании. И смирилась с этим. Лео говорил, что любит ее и не хочет причинить боль ни ей, ни детям, но в их отношениях уже давно нет страсти.

Мэдди даже уважала Лео за то, что он предан своей семье. Но была и еще одна причина, почему она не требовала от него сделать выбор: с первого дни знакомства она чувствовала, что под внешним лоском в сердце Лео таится какая-то скрытая грусть и беспокойство. Замечала, каким потерянным он иногда бывал. Лео и не подозревал об этом, но она-то все видела! Как Мэдди ни пыталась, ей не удалось выяснить, в чем причина этой грусти, но она понимала, что Лео нуждается в ней.

Ведь помимо всего прочего она была сильной и независимой женщиной. У нее просто не было выбора. У Мэдди перехватило дыхание, когда она вспомнила о своей вечно недовольной матери и слабаке-отце. Она всегда знала, что любимицей у родителей была Верити, ее младшая сестра, и ей не терпелось поскорее покинуть родительский дом.

Окончив университет, Мэдди сразу нашла работу, арендовала квартиру и начала свой путь наверх, ни разу не обратившись за помощью к родителям. Все, что имела, она заработала собственным трудом и гордилась своими достижениями. В общем, свидетельство о браке было ей не нужно, и Лео не приходилось финансово поддерживать ее – она вполне могла сама о себе позаботиться.

Мэдди вспомнила их последний разговор, который состоялся менее двух недель назад, за несколько часов до его смерти. Он признался, что хочет приобрести шале где-нибудь в горах, на горнолыжном курорте. Они обожали горные лыжи.

– Это будет убежище для нас троих, – говорил Лео по телефону. И Мэдди чувствовала, что в этот момент он улыбается.

В ответ она рассмеялась:

– Как мило!

Но, конечно же, Мэдди понимала, что этого никогда не случится. Лео фонтанировал идеями, постоянно придумывая, чем бы порадовать ее. Но он не мог оставить свою обожаемую работу дольше чем три дня, так что они вряд ли смогли бы подолгу жить в шале.

Лео звонил из Кардиффа, где дирижировал в Уэльском Миллениум-центре. Неудивительно, что сердечный приступ настиг его в самый разгар оперы «Воццек» Берга. Мэдди приходилось наблюдать, с каким вдохновением он дирижирует этим грандиозным произведением. Лео был просто одержим музыкой Берга.

Запись закончилась, и Мэдди закрыла компьютер – нужно продолжать работу. Но как же тяжело сосредоточиться! Ей никогда в жизни не приходилось испытывать такое горе, и она не знала, насколько оно подрывает силы. Мэдди отпила глоток воды и закрыла глаза.

Лео получил великолепные отзывы за эту оперу. Она прочитала их все. Критики писали, что это была «напряженная, ожесточенная и бескомпромиссная музыка». Мэдди постоянно думала о том, что именно так, наверное, он и хотел бы уйти: в сиянии славы, дирижируя одной из своих любимых опер, в окружении восторженной публики. Неожиданно, эффектно и, ей очень хотелось на это надеяться, не испытав никакой боли. Конечно, сделали все возможное, чтобы заставить его уставшее сердце снова биться, но тщетно. Говорят, что он ушел очень быстро. Эта мысль ее немного успокаивала.

И все же Мэдди очень сожалела о том, что ее не оказалось в тот раз там, рядом с Лео, что она не сидела в зрительном зале во время представления и не смогла броситься к нему в тот момент, когда у него подкосились ноги. Она бы последовала за ним и в машину «Скорой помощи». Лео наверняка хотел бы, чтобы в последний миг она была рядом с ним.

Вот и все – она никогда больше не увидит его, и Фиби осталась без отца. Мэдди казалось, что дочка так и не поняла, что произошло, – ей пока сложно это осознать. Может, так даже лучше. Мэдди открыла глаза и на секунду выглянула из окна своего кабинета в районе Сохо. За окном шумела Фрит-стрит. Небо над крышами посерело – начинало темнеть. Город уже украсили к Рождеству, скоро повсюду зажгутся огни. Удивительно, что у кого-то сейчас может быть праздничное настроение! Вчера во время похорон охваченная горем Виктория выглядела по-королевски, словно только у нее было право оплакивать Лео. Очевидно, она даже не подозревает, как сильно он и Мэдди любили друг друга.

Мэдди внезапно почувствовала, что буквально закипает от гнева и разочарования. Теперь об их чувствах уже не узнает никто. Виктория соберет все карточки с соболезнованиями, и все станут сочувствовать ей одной. Имена этой женщины и ее детей появятся в газетах и будут вписаны в биографии Лео, которые издадут в ближайшие годы, словно Мэдди и Фиби не существовали в его жизни. Это очень больно осознавать.

Мэдди посмотрела на экран компьютера и постаралась сконцентрироваться на работе, но в душе у нее по-прежнему оставалось неприятное ощущение. Она думала о том, как вела себя с ней Виктория у стен крематория. Она ведь была в ярости и изрыгала яд – странное поведение для женщины, смирившейся с присутствием другой в жизни своего мужа. И оно противоречило рассказам Лео о том, как обстоят дела в его семье. А ведь еще там оказалась костлявая девица в дешевом костюме! Когда Виктория сказала, что у девицы тоже была связь с Лео, Мэдди была потрясена до глубины души. Ее и так до предела напряженные нервы едва не сдали, и ее чуть не вывернуло наизнанку. Мэдди не помнила, как ей удалось добраться до машины.

Но по дороге домой она отругала себя. Виктория не справилась с эмоциями и сорвалась, попытавшись сообщить ей самую неприятную новость, какую только смогла придумать. Та девушка с взлохмаченной головой и синими тенями на веках выглядела сломленной и потерянной. Еще недавно она была тинейджером и совсем не соответствовала тому типу женщин, какой любил Лео. Неухоженная, практически замарашка.

Однако кто знает, каких женщин он любил? Виктория и Мэдди были очень разными. И эта замарашка утверждала, будто он называл ее «моя дорогая девочка». Это невозможно было выдумать. Мэдди почувствовала, что приближается к неприятному открытию, и ее снова затошнило. А если это правда? Неужели он действительно спал с ней? Нет, невероятно, – Лео ведь рассказывал ей обо всем. Он не мог так поступить.

Мэдди обхватила голову руками и прижала ладони к вискам, чтобы попытаться прогнать дурные мысли. В этот момент зазвонил телефон. Наконец-то она отвлечется!

– Мистер Ральф Брук хочет поговорить с вами, но отказывается сообщать причину звонка.

У Мэдди заколотилось сердце. Ральф? Сын Лео? У нее сейчас нет сил, чтобы препираться с ним. И все же она чувствовала, что хочет услышать его голос. Глубоко вздохнув, Мэдди поправила белую блузку и выпрямила спину. Ее руки дрожали. Это так на нее не похоже! Она всегда была уверенной и хладнокровной. И все знали об этом.

Интересно, не Виктория ли стоит за этим звонком? Если да, то она, видимо, в полном отчаянии, раз решилась привлечь сына к грязным разборкам. В конце концов, она повесит трубку, почувствуя какой-нибудь подвох. Она не обязана выслушивать оскорбления от подростка!

Откашлявшись, Мэдди собралась с духом и произнесла:

– Соединяйте!

– Я понимаю, что мой звонок может показаться странным, но я хотел поговорить с тобой.

Она не услышала злости в его голосе, наоборот, он нервничал и сбивался. Мэдди почувствовала облегчение и немного расслабилась.

– О чем ты хочешь поговорить? – Ее голос дрогнул и прозвучал неожиданно высоко. Соберись, девочка, ты все можешь!

– Ты и мой отец, и твоя дочь…

– Что моя дочь? – Она могла позволить посторонним обсуждать ее, но не Фиби!

Ральф замолчал и зашмыгал носом. У Мэдди сжалось сердце – она не могла справиться со своим собственным горем, что уж говорить о чужом!

– Все, что произошло, так странно… – произнес он. – Я хочу сказать, отца больше нет. А вот ты… И у меня есть единокровная сестра, а я даже не знаком с ней.

Мэдди не знала, что ответить, ведь парень остался без отца и наверняка чувствует себя ужасно, и все же она не могла избавиться от подозрений. Не хотелось попасть в ловушку, расставленную Викторией.

– А мать в курсе, что ты мне звонишь?

– Нет.

– Хорошо. – Она медленно втянула воздух и выдохнула. – Следующий вопрос. Откуда у тебя номер моего телефона?

– Я слышал, как мама рассказывала подруге, где ты работаешь. Она не подозревала, что я рядом. А номер я потом выяснил.

Правдоподобная версия, но Мэдди продолжала сомневаться. А если Виктория стоит у него за спиной и расставляет свои сети?

– Я не понимаю, зачем тебе наш разговор. Он расстроит тебя еще больше.

Мэдди не чувствовала злости по отношению к Ральфу. Лео всегда с любовью рассказывал о сыне. Она была с Лео так долго, целых восемь лет, что ей казалось, будто знает этого мальчика лично. Когда-то она даже мечтала о том, что Лео представит ее Ральфу и Саломее и они станут общаться все вместе как одна семья.

– Пожалуйста, – произнес он.

Мэдди хотела сказать «да» этому молодому человеку с генами Лео, который так сильно напоминал ей его и являлся единокровным братом Фиби. Но ей было страшно. Хотя, если подумать, что плохого может ей сделать этот парень? Сколько ему лет? Семнадцать?

– Мне неудобно говорить по телефону, – сказала она, неожиданно приняв решение. – Встретимся завтра. Приходи ко мне в офис и попроси, чтобы меня позвали. В час дня.

Мэдди повесила трубку и снова выглянула в окно: вывеска над баром через дорогу светилась яркими, разноцветными огнями. Странное продолжение истории, все в ней кажется необычным.

Мэдди поднялась, надела жакет, висевший на спинке стула, и сняла пальто с крючка у двери. Оставаться не имело смысла – она уже не сможет ничего сегодня сделать. Скажет коллегам, что плохо себя чувствует, – это соответствовало действительности. Блейк все поймет, он ведь сам убеждал ее оставаться дома столько, сколько нужно. Они знакомы много лет – Мэдди работала на него с тех пор, как он основал свою компанию «Агентство организации мероприятий Блейка Смита». Они были и друзьями, и коллегами. И она доверяла ему как себе самой.

У Мэдди был симпатичный четырехэтажный дом в викторианском стиле в районе Брук-Грин. Летом у свежевыкрашенной темно-серой входной двери цвели розы, а окно украшал большой ящик с цветами. От станции метро «Хаммерсмит» до дома было всего десять минут пешком, а до «Кенгсинтон-Хай-стрит» по расписанию ходили автобусы.

Она жила в этом доме уже три года. Он обошелся недешево, зато здесь отлично размещались она, Фиби и няня Джесс. Мэдди очень любила его. Дом был вытянут в высоту, площадь комнат была небольшой, и полтора года назад она перестроила чердак. Также ремонту подвергся цокольный этаж. Она заменила окно на переднем фасаде на большее, а со стороны сада поставила французские окна, и в помещении сразу стало больше света. Фиби использовала его как игровую комнату, и там же они смотрели телевизор. Мэдди пришлось взять в банке крупную сумму, чтобы оплатить переделку, но в тот момент дела на работе шли отлично, и она не сомневалась, что сумеет вернуть кредит. Жаль, что сейчас все изменилось.

Мэдди сбросила туфли на высоких каблуках и поднялась к себе, чтобы сразу переодеться. Фиби и Джесс должны уже скоро вернуться. Спальня Мэдди в передней части дома была ее убежищем, местом, где она отдыхала и расслаблялась: светло-кремовые стены, белый потолок, много дерева. На полу лежал пушистый белый ковер, а два больших панорамных окна выходили на узкую улицу. Но самой главной ценностью спальни являлась кровать – самая большая, что ей удалось найти, и самая удобная на всем белом свете. Они с Лео очень любили ее. Присев на краешек кровати, Мэдди загрустила – сможет ли она снова стать счастливой?

Как радовалась Фиби, когда, проснувшись утром в субботу или в воскресенье, прибегала в спальню и видела там отца! Взвизгнув от счастья, девочка запрыгивала на кровать и обнимала его. Часто он, четко выговаривая слова, читал книги, которые покупал специально для нее. Он умер, так и не дочитав дочке «Маленький домик» Лоры Инглз Уайлдер.

Обычно утром в выходные они никуда не торопились и вставали не раньше одиннадцати, а иногда даже позднее. Потом шли в маленькую кофейню за углом, где готовили самые вкусные круассаны, горячий шоколад и капучино. Фиби рассказывала Лео о том, как у нее дела в школе, а Лео – о разных мелочах. Гобоист его оркестра влюбился в первую скрипку и постоянно бросает на нее томные взгляды, а певица, исполняющая партию Виолетты, чуть не упала со сцены во время репетиции. Фиби обожала эти истории: она громко хохотала, дергала отца за рукав и просила: «Папа, расскажи еще!»

Мэдди потянулась за подушкой, лежавшей у изголовья кровати, и крепко прижала ее к груди. Все здесь напоминало о Лео, каждая вещь, куда ни взгляни, была с ним связана. Даже подушки, чехлы для которых они привезли из Таиланда, где остановились отдохнуть, что случалось крайне редко, на пути из Австралии.

Лео работал в Сиднейском оперном театре, и Мэдди приехала навестить его. Это было еще до рождения Фиби, и она помнила, как часами гуляла по центру города в одиночестве, пока он репетировал. Но в итоге у Лео образовалось четыре полных выходных дня, и они отправились во влажные тропические леса Квинсленда, а потом погружались с аквалангом на Большом Барьерном рифе. Это был их первый опыт, и именно Лео настоял на том, чтобы попробовать. Он любил испытывать пределы физических возможностей, находился в хорошей форме для мужчины своего возраста.

В выходные они часто играли в теннис, и невероятным образом ему всегда удавалось выиграть. «Все дело в технике, моя дорогая девочка!» – шутил Лео. После игры они отправлялись в какой-нибудь новый ресторан на ленч, а иногда и на ужин. Ни Мэдди, ни Лео не любили готовить дома.

Какое счастье, что у нее есть его фотографии, и как жаль, что она так мало снимала его! Неужели наступит день, когда она забудет, как Лео выглядел в жизни? Неужели воспоминания померкнут, как и ощущения от его прикосновений?

Мэдди посмотрела на кольцо – белое золото с сапфиром в центре, которое Лео надел ей на средний палец правой руки после рождения Фиби. Сапфир соответствует месяцу рождения их малышки. Большой и солидный. Они очень хотели ребенка, но Мэдди не удавалось забеременеть. Лео предложил оплатить обследование, но они не успели попасть даже на первый прием к врачу, потому что природа взяла все в свои руки. Они были очень счастливы!

Мэдди с облегчением поняла, что все еще помнит выражение лица Лео, когда он приехал к ней после появления на свет Фиби. Он придерживался старомодных взглядов и не хотел присутствовать на родах. Мэдди знала, что прошел всего лишь год с небольшим с момента рождения Саломеи, еще одной его дочери. И все же он был так восхищен и наполнен благоговением, словно Фиби являлась его самым первым ребенком.

Когда Мэдди передала ему Фиби, завернутую в белое одеяльце с желтой лентой по краям, он смотрел на нее взглядом, полным чистой, незамутненной любви.

– Моя маленькая принцесса, – промолвил Лео, а потом посмотрел на Мэдди. – Ты умница, моя дорогая девочка!

У нее перехватило дыхание. Те самые слова, которые произнесла та худышка! Мэдди сжала зубы, стараясь выбросить из головы эти мысли, – лучше она будет думать о хорошем!

Лео объяснил ей, что появление Саломеи на свет было случайным.

– Так бывает, – сказал он и пожал плечами. На его лице появилось мальчишеское выражение, которое выводило Мэдди из себя, но устоять перед ним она не могла. – Мне очень жаль.

Она тогда еще размышляла, не прервать ли их отношения, но в конце концов решила, что его другая жизнь не важна для нее. Она была ненастоящей, призрачной, а по-настоящему Лео жил рядом с ней.

Высокий голос Фиби из холла отвлек Мэдди от размышлений и вернул к реальности.

– Мама дома? – Она всегда кричала, когда была возбуждена.

Мэдди осторожно поднялась, поймав свое отражение в зеркале туалетного столика из розового дерева. На нее смотрела женщина с тонким, изможденным лицом. Она с трудом узнала себя. Вот как, значит, меняет человека тяжелая утрата! Мэдди вспомнила о Ральфе. Интересно, что этот молодой человек хочет ей сказать? И как отреагировал бы Лео, если бы увидел их вместе? Был бы он доволен или, наоборот, разозлился?

Странно, что она не может предсказать его реакцию. Но в Лео для нее оставалось еще много загадок, и это была одна из причин, почему Мэдди так его любила.

 

Глава 5

Лифт опять не работал, и это означало, что Кэт придется топать четыре пролета вверх по грязной лестнице – квартира ее матери находилась на последнем этаже многоквартирного дома. Кэт несла две тяжелые сумки с продуктами – по одной в каждой руке, и ей приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дух.

Ее мать, как обычно, сидела перед телевизором и лишь бросила взгляд на дочь, когда та вошла в квартиру, не проронив ни слова. В квадратной комнате, одновременно служившей гостиной и столовой, было удушающе жарко. Слишком много мебели, картин на стенах, тяжелые шторы с цветочным орнаментом – Кэт захотелось развернуться и бежать отсюда.

– Я тут кое-что тебе принесла, – устало произнесла она, бросив пакеты на пол. Ее волосы и лицо были мокрыми от дождя, и она чувствовала, что вода стекает по шее ей за шиворот. – Я купила твое любимое печенье.

Мать продолжала смотреть в экран телевизора. Вздохнув, Кэт направилась по коридору в ванную, заглянув по пути в спальню. Кровать не убрана, одежда раскидана по полу. Что ж, здесь тоже никаких изменений.

Она сняла парку и, чтобы вода не натекла на пол, пристроила ее сверху над ванной на перекладину, на которой висела занавеска для душа. Потом прошла в кухню и принялась разгружать пакеты: молоко, ветчина, джем, чай, упаковки с готовой едой для микроволновки. Кухня выглядела подозрительно чистой, на столах ни крошки. Кэт заглянула в мусорную корзину под раковиной – пусто. В холодильнике оставалась целая буханка хлеба, сыр, к которому мать так и не притронулась, шесть яиц – их Кэт принесла в прошлый свой визит, и пакет с томатами.

– Ты ела что-нибудь сегодня? – крикнула она.

Ответа не последовало. Кэт просунула голову за дверь.

– Я спрашиваю, ты сегодня что-нибудь ела?

Мать наконец оторвалась от телевизора, на ее лице отразилось замешательство.

– Что? Извини, дорогая. Я ела яичницу на завтрак и обедала супом.

Кэт нахмурилась – она не поверила ни единому слову.

– Я принесла тебе картофельную запеканку с мясом, – сказала она, возвращаясь к пакетам. – С бобами и брокколи. – Взяв кухонный нож, она принялась нарезать овощи.

Мать приглушила звук телевизора, и Кэт навострила уши, услышав, что она направляется к двери кухни.

– Картофельную запеканку? Боюсь, в меня сейчас ничего уже не влезет. Я так плотно поела в обед!

Кэт положила нож и тяжело вздохнула:

– Мама, пожалуйста, давай не будем снова это обсуждать. Тебе нужно есть, иначе заболеешь.

– Тогда, пожалуйста, не так много!

Казалось, она разговаривает с капризным ребенком.

Кэт посмотрела на мать – она уставилась в пол и выкручивала пальцы с вздувшимися венами. Худые сгорбленные плечи напоминали сложенные крылья птицы. Когда-то эта женщина была красивой. Полной жизни. Кто тогда эта несчастная, которая стоит перед ней в выцветшем халате и старых тапочках?

– Тебе нужно взять себя в руки, – произнесла Кэт. – Ты не единственная женщина на свете, которая осталась без мужа.

Мать сразу зашмыгала носом, и слезы потекли у нее по щекам и по подбородку, но она не пыталась вытереть их.

– Я для тебя обуза.

Кэт подошла к матери и обняла, крепко прижав к себе.

– Прости, – прошептала она, гладя ее редкие мягкие волосы. – Просто у меня был плохой день. Ты не можешь быть обузой. Ты же моя мама!

– Нет, Кэтрин, ты совершенно права. Мне нужно взять себя в руки. С этого момента все изменится. Я постараюсь привести себя в порядок.

Кэт внезапно услышала в голосе матери знакомые нотки и вспомнила, как успокаивалась в ее объятиях. Да, похоже, она еще не забыла, что когда-то мама была для нее опорой. Она постаралась прогнать эти мысли из головы. Их отношения уже много лет не были отношениями матери и ребенка.

Кэт закончила чистить овощи, положила их в кастрюлю на плите, где кипела вода, и принялась накрывать на стол. Когда еда была готова, мать последовала за ней в другую комнату.

– У тебя проблемы с мужчиной? – поинтересовалась она. В эти дни ее мысли постоянно перескакивали с одной на другую.

Кэт усмехнулась. Что мама знает о ее отношениях с Лео? И разве она в состоянии понять ее? Можно подумать, она – единственная женщина, которая когда-то была любима, а потом осталась одна. Как мужчина Лео был в десять раз лучше, чем ее отец.

Ей потребовалось время, чтобы уговорить мать поесть. Она сидела напротив нее за маленьким столиком в углу гостиной и наблюдала, как пожилая женщина гоняет еду по тарелке.

– Теперь брокколи, – терпеливо повторяла Кэт, – и мясо.

И вот, наконец, тарелка опустела.

Когда пришла пора прощаться, лицо матери исказилось от испуга.

– Ты не останешься на чай?

Кэт покачала головой. Нельзя уступать, иначе она не уйдет сегодня и в итоге вообще останется навсегда. Потом соседи пожалуются в муниципальный совет на отвратительный запах, и их полуразложившиеся тела обнаружат в углу квартиры.

– Я обязательно зайду завтра, – пообещала она. – Тебе нужно принять ванну и вымыть голову. А утром выйди немного прогуляться.

– Пока, дорогая, – бодрилась мама при прощании. – Ты ведь приятно проведешь вечер, правда?

Кэт с трудом выдавила улыбку.

Она пошла пешком в сторону дома – обычно дорога занимала у нее десять минут быстрым шагом. Сердце готово было вырваться из груди, и ей очень хотелось выместить на ком-нибудь или на чем-нибудь свою злость. Сейчас бы ударить отца – вот что ей хотелось больше всего! Как он мог так поступить с ними? С ней? Он их не любил, это очевидно. А ведь до определенного момента в их жизни все было хорошо.

Теперь Кэт уже почти бежала, стремясь как можно дальше убраться от дома матери. Оглянувшись, она с облегчением заметила, что вокруг никого нет. Было темно, по-прежнему моросил дождь. Кэт остановилась и несколько раз стукнула кулаком по фонарному столбу, пока боль в костяшках не привела ее в чувство.

– Лузер, – шептала она. – Трус.

Но на самом деле она так не думала.

Повернув за угол на Роман-роуд, Кэт с облегчением увидела яркие витрины закусочной мистера Ням-ням. Али заметил ее, когда она у двери доставала ключи из сумки, и радостно помахал рукой из-за кассы. В очереди к нему стояло три или четыре человека. Дело движется – он будет доволен.

А Кэт сейчас нужно было лишь пиво, сигарета, ее мыши и Трейси. Подруга выслушает ее, как всегда, в этом она ей не отказывала.

Они удобно устроились на кровати Кэт, подложив под спину подушки, с сигаретами и пивом, поставив пепельницу посередине. Шторы невозможно было закрыть полностью, и свет от уличного фонаря проникал в щель, рисуя тонкую полоску на полу в центре комнаты. Когда они вдвоем, можно забыть об одиночестве. Да и рядом с закусочной Али всегда шумно. Трейси затянулась сигаретой.

– Что ты собираешься делать? – спросила она, вытягивая губы и выпуская идеально ровные кольца дыма. Этот трюк она с удовольствием демонстрировала на вечеринках, как и поджигание спички ногами. Но для этого ей нужно было прилично набраться.

Кэт затушила сигарету, выкуренную лишь наполовину, сложила ладони и вытянула пальцы вверх – в луче света появился кролик. Трейси толкнула ее ногой.

– Я тебя спрашиваю!

– О чем? – Кэт опустила руки.

– Ты слышала!

– Думаю, буду жить, как жила…

– Но это не вариант.

Кэт отхлебнула из бутылки и скорчила гримасу.

– Посмотри на себя, – вздохнула Трейси, – ты вызываешь жалость! Нужно что-то делать! Для начала активнее рассылать в издательства рассказы! То, что тебе пару раз отказали, ничего не значит! Всем отказывают, но ты отлично пишешь!

Трейси была в белой пижаме с розовыми сердечками, на голове – ярко-розовое полотенце. Она только что вымыла голову. Круглое лицо было закрыто белой очищающей маской с прорезями для глаз. Она снова закурила, и маска смялась у рта, образовав сеть тонких перекрещенных морщинок.

Кэт не смогла удержаться от смеха:

– Когда ты уберешь эту штуку с лица?

– Не пытайся сменить тему разговора!

Лицо Трейси вдруг просветлело:

– Я придумала! Давай съездим куда-нибудь отдохнуть! На неделю или дней на десять. Это пойдет тебе на пользу!

– На какие деньги? У меня нет ни цента!

Родди – один из двух белых мышей, живущих у Кэт, принялся бегать в колесе в углу своей клетки. Оно скрипело так, что у Кэт заныли зубы. Трейси сняла с головы полотенце и бросила его в клетку. Родди сразу затих.

– А как же деньги, которые давал тебе тот мужчина?

– Тот мужчина… – Кэт сделала вид, будто не услышала вопрос. Трейси терпеть не могла Лео.

Они с Кэт были знакомы с ясельного возраста, и не было ничего, вернее, почти ничего, о чем они не могли рассказать друг другу. Но с появлением Лео Трейси стала вести себя странно, настаивая на том, что он – плохой человек и разобьет сердце Кэт.

Кэт вздрогнула, осознав, как близко они были к ссоре. Но, несмотря ни на что, после смерти Лео Трейси была очень добра к Кэт. Это она принесла новость о смерти, ворвавшись в квартиру с побелевшим лицом и газетой в руке. Тогда они сели рядом на диван и прочитали статью целиком.

«Скончался всемирно известный дирижер», – гласил заголовок. Кэт до сих пор помнила ужасное ощущение, словно они знали о том, что к ним летит атомная бомба, и ждали взрыва. Трейси провела с ней тогда целый день, успокаивая и заваривая одну чашку чая за другой. Ни малейшего намека на злорадство и никаких «Я ведь тебя предупреждала!». Несмотря на ее нелюбовь к Лео, Трейси понимала, что Кэт переживает трагедию.

– Ты опять меня не слышишь! – Трейси поставила пустую бутылку на прикроватный столик. – Ты ведь не потратила их все?

– Что потратила? – В мыслях Кэт сейчас была очень далеко.

– Те деньги, что он тебе давал! Ты все потратила? У тебя ничего не осталось?

Кэт пожала плечами:

– Я купила ему новую шляпу взамен той, что упала в реку. И несколько билетов в театр. Оплатила один или два ужина. Деньги расходятся быстро.

– Ты должна была дать ему заплатить за все! Те деньги предназначались тебе!

Кэт подтянула колени к груди и обхватила их руками, покусывая тыльную сторону ладони, как обычно делала, когда волновалась.

– Я знаю, но он всегда за все платил сам. А мне хотелось сделать ему приятное! – Кэт втянула в себя воздух, чтобы не расплакаться. – Я больше никогда не увижу его в этой шляпе!

– О, Кэт! – Трейси поставила пепельницу на пол, пододвинулась ближе к подруге и обняла ее за плечи. – Со временем станет легче.

Кэт вытерла нос о рукав.

– Он должен был оставить завещание, – вдруг произнесла Трейси. – Когда-нибудь он говорил тебе о нем?

Кэт не сообщила подруге о своем разговоре с Викторией, потому что пока не решила, как относиться к ее словам, но сейчас рассказала об этом. Трейси вопросительно уставилась на нее:

– Она звонила? Почему же ты ничего мне не сказала?

– Это был странный звонок. Она говорила, что хочет попытаться компенсировать ущерб.

– Вот и отлично! – Трейси захлопала в ладоши. – Мы поедем отдыхать на эти деньги. Это именно то, что тебе сейчас нужно. И Лео одобрил бы.

– Но я не представляю, о какой сумме идет речь, и не уверена, нужно ли мне от нее хоть что-нибудь! Я торопилась на работу, и мы не договорили.

– Ты должна ей позвонить!

Кэт нахмурилась. Ее никогда не интересовали деньги Лео, он привлекал ее другим. Однако она понимала, что ей будет тяжело без наличных, которые он давал. Весь прошлый год Лео платил за нее аренду. Она не просила, он сам настоял. И каждый раз, когда они виделись, запихивал ей в ладонь несколько купюр: сто футов на новое платье, триста – на «хорошее зимнее пальто». Лео так и сказал, укоризненно глядя на ее парку, и достал из кошелька пачку хрустящих двадцатифунтовых купюр.

Кэт чувствовала себя по-идиотски в красном джемпере из шерсти с добавлением кашемира, на покупке которого в «Либерти» настоял Лео, но все же пару раз надевала его, когда выходила с ним в оперу.

Он также дал Кэт три тысячи фунтов на настенный проигрыватель компакт-дисков от «Бэнг энд Олуфсен». Она впервые держала в руках так много денег, когда шла в магазин, и этот проигрыватель стал ее гордостью и радостью – самой дорогой вещью, которая у нее когда-то была.

«Как было бы хорошо уехать прямо сейчас, пусть даже всего на несколько дней», – подумала Кэт. Она найдет кого-нибудь, кто позаботится о матери. Например, попросит соседей приглядывать за ней. И Трейси права – Лео не хотел бы видеть, как она грустит.

– Наверное, можно позвонить, – с сомнением произнесла Кэт.

Глаза Трейси заблестели в полумраке комнаты.

– Давай!

Пятница, 11 декабря

На следующее утро, выходя из дома, Мэдди подняла с придверного коврика пачку писем и засунула их в черный кожаный портфель. Затем она посмотрелась в овальное зеркало с белой рамой, висевшее на стене слева, и сжала губы, чтобы ее любимая розовая помада легла равномерно.

Черный «мерседес» не так давно побывал на мойке и блестел. Мэдди решила поехать на машине, а не на электричке, потому что позднее у нее должна была состояться встреча за городом. Удобно устроившись на кожаном сиденье, она открыла портфель и достала выписку из банка, которую прислали вместе с письмами. Ее задолженность выросла, и она нахмурилась, пытаясь вспомнить, на что потратила деньги. В прошлом месяце Мэдди навещала Лео в Мюнхене и уговорила его съездить на пару дней между репетициями в горы, покататься на лыжах. Они останавливались в роскошном отеле, и она настояла, что сама заплатит за все, но тогда воспользовалась другой картой.

Изучая колонку расходов, Мэдди обнаружила, что несколько крупных сумм потратила в одном и том же магазине дизайнерской одежды – ее нельзя было назвать прижимистой. Еще купила новую мебель, шторы, ковер и вещи для комнаты Фиби. Она с трудом вспомнила, что передала чек на круглую сумму декоратору почти сразу после смерти Лео. У нее тогда возникло ощущение, будто изначально они оговаривали меньшую сумму, но ей хотелось поскорее избавиться от него, и не было настроения спорить.

Мэдди убрала выписку в конверт и завела автомобиль. Скоро ей придется перейти в режим экономии, но не сейчас, пока она не оправилась от потери. Мэдди надеялась, что на дорогах еще мало машин, ведь было раннее утро – шесть часов.

Ее офис в Сохо располагался между итальянским кафе и ночным клубом. Когда-то это был обычный дом, построенный, вероятно, в конце семнадцатого века. Потом у него появились пристройки. В тот момент, когда Блейк приобрел его, в нем находилась кондитерская. Несмотря на современное окно-витрину и стеклянную дверь, офис все еще напоминал какой-то маленький магазинчик. Над окном была объемная вывеска, выполненная модным шрифтом, деревянные части здания выкрашены в бледно-сиреневый цвет, который выбрала жена Блейка – в стиле «потертый шик», как она говорила. Внутри стены были грязно-белыми, деревянный крашеный пол намеренно состарили. В приемной стояли потертые коричневые кожаные кресла, современная лестница из стекла и дерева вела на второй этаж, где находилось открытое пространство, в котором работало большинство сотрудников.

Джулс, секретарша в приемной, еще не пришла, а пальто Блейка уже висело на вешалке у входной двери. Мэдди посмотрела на большую ель, со вкусом украшенную к Рождеству: на ней развесили белые лампочки и стеклянные шары. Из пачки писем она выбрала несколько, которые были адресованы ей. Затем поднялась в свой офис на втором этаже, отметив, что дверь в кабинет Блейка плотно прикрыта, и включила компьютер.

Как обычно ее ждало много входящих писем, среди них Мэдди заметила новое от Луизы, возглавляющей отдел по связям с общественностью в компании, с которой они сотрудничали. Она открыла его и прочитала: «Желаю тебе счастливого Рождества… Уезжаю на каникулы…» Мэдди читала дальше, и тут ее сердце сжалось: «С сожалением сообщаю…» Она глубоко вздохнула. Что ж, это все-таки случилось. Они отдали контракт кому-то другому. Мэдди знала Луизу уже много лет и приложила максимум усилий, когда готовила проект.

Она дочитала письмо до конца. Все просто: с финансами проблема, а смета расходов другой компании оказалась меньше. Но Мэдди и так заложила минимальные суммы, она не представляла, как можно удовлетворить их запрос за меньшие деньги. Тогда конечный результат будет неудовлетворительным.

Мэдди не знала, как преподнесет Блейку эту новость. Дела компании шли не очень хорошо, и она уверяла его, что уж этот контракт они обязательно получат. Мэдди продолжала просматривать список входящих писем и обнаружила одно с приятной новостью – производителю слабоалкогольных газированных напитков «Текила Тиз» понравилось ее предложение, и они собираются связаться с ней в ближайшее время.

«Что ж, – подумала Мэдди. – Сначала я сообщу ему плохую новость, а потом сразу хорошую». Она решила выйти и купить Блейку макиато, чтобы порадовать его перед непростым разговором.

Мэдди надевала пальто, когда Блейк выглянул из своего офиса. Нездоровый цвет лица и усталые зелено-карие глаза свидетельствовали о том, что ему не мешало бы отдохнуть. Он слишком добросовестно относился к работе, но компания от этого только теряла, ведь босс постепенно профессионально выгорал.

– Как твои дела? – негромко поинтересовался Блейк, оглядываясь по сторонам. Он был в обычной рабочей одежде: джинсы, грубые коричневые ботинки, яркая сорочка и джемпер с круглым воротом, рукава которого, как всегда, были подтянуты до локтей. – Не возражаешь, если я сяду?

Блейк выдвинул стул и начал рассказывать о жене и детях, и о том, что младший ребенок пообещал съесть брюссельскую капусту в Рождество. Мэдди вежливо засмеялась – зачем ей знать об этом?

Нужно сообщить ему про письма, иначе она не успокоится.

– У меня есть хорошие новости… и плохие.

У него дернулся левый глаз.

– Какую хочешь услышать первой? – рассмеялась Мэдди, чтобы снять напряжение.

На лице Блейка было написано сильное беспокойство. Ему явно требовались успокоительные таблетки.

– Все не так плохо, – заверила она. – Компания Луизы отвергла наше предложение…

– О боже! – воскликнул он и обхватил голову руками.

– Но я получила хорошие новости из «Текила Тиз». Им понравилось…

Блейк застонал, и Мэдди подумала, что никогда еще не видела его в таком плохом настроении. Может, поругался с женой? Но при чем тут она?

– Хочешь кофе или чего-нибудь еще? – весело спросила она, но, казалось, он не услышал вопроса.

– Дело в том, – произнес Блейк, крутя в руках часы, – что я уже сделал, все, что мог: изучал ситуацию под разными углами зрения, жонглировал цифрами. Не знаю, что еще предпринять. Я понимаю, что у тебя сейчас очень тяжелое время…

Мэдди не любила, когда босс говорил таким тоном, – он действовал ей на нервы. Судя по всему, Блейк действительно в плохом настроении. Мэдди заметила, что в его огненно-рыжей шевелюре появилось много седых волос.

– О чем ты? – промолвила она.

– Мне придется урезать расходы.

– Что ты имеешь в виду?

Блейк облизал губы:

– Я вынужден сократить твои часы. И с остальными я тоже поговорю. Мне очень жаль, Мэдди. Мы так давно дружим!

Мэдди пыталась понять смысл сказанного. Своим заявлением он застал ее врасплох.

– О каком сокращении ты говоришь?

Блейк провел рукой по волосам, и она заметила капельки пота у него на лбу и на верхней губе.

– Я хочу попросить тебя на время перейти на трехдневную рабочую неделю.

Мэдди ахнула:

– Но я не могу…

Он посмотрел ей в лицо:

– Выбора нет.

Мэдди принялась разглядывать свои ногти, покрытые бледно-розовым лаком, и заметила небольшой скол на одном ноготке. Она думала о выплатах по закладной и о ссуде на перестройку дома, а еще ведь нужно платить зарплату няне, за школу Фиби и дополнительные занятия.

– Это невозможно, – тихо сказала она.

– Все не так плохо, как ты думаешь, – ответил Блейк, выпрямляя спину. – Я предлагаю тебе три дня работать в офисе, а в остальное время за процент. Ты заключаешь сделку, и мы тебе платим.

Мэдди постучала авторучкой по краю стола.

– Но ты ведь знаешь, сколько усилий требуется только для того, чтобы разработать предложение! А потом, если они отказываются…

– Это единственный возможный вариант! Если бы я мог придумать что-либо еще, то обязательно сказал бы тебе. И ты, конечно же, можешь подрабатывать в другом месте за дополнительные деньги.

– Ты допускаешь, чтобы я работала на наших конкурентов?

– Это не совсем то, что меня обрадует. Ты отличный специалист в своем деле. И не хочешь жить, считая последние деньги. Надеюсь, нам потребуется всего несколько месяцев, чтобы поправить финансовое положение. – Он опустил голову. – Я понимаю, что прошу слишком много.

Мэдди пожала плечами:

– Разумеется, я могу подрабатывать, почему нет. Но эти новости – шок для меня. Я и не подозревала, что дела в компании настолько плохи.

Блейк скривился:

– Поверь мне, все действительно очень плохо.

Мэдди подумала о своих коллегах: Джед, Стеф, Лола и особенно Бен, и нахмурилась. У всех есть семьи. У троих точно. Сотрудников в компании было немного, и они были хорошо осведомлены о жизни друг друга.

– Что думаешь, как остальные воспримут эту новость?

Интересно, кто первый решит уволиться? Проблема в том, что все они в крепкой ловушке.

Сейчас на рынке практически нет предложений работы. Блейк тяжело вздохнул:

– Не знаю. Как я уже сказал, выхода нет… – Он покачал головой. – Я ужасно себя чувствую. Мы с тобой столько лет знакомы, и сейчас, сразу после похорон…

Мэдди выпрямилась и выдавила улыбку:

– Не беспокойся, со мной все будет в порядке. Ты ведь меня знаешь! Крепка, как сталь!

Он слабо улыбнулся:

– Спасибо, Мэдди, ты великолепна! Не сомневаюсь, что с тобой все будет в порядке.

 

Глава 6

В один из дней

Мэдди спускалась вниз по лестнице, чтобы встретить сына Лео, и сердце готово было выскочить у нее из груди. Он стоял рядом с украшенной елью – долговязый, ссутулившийся и слишком легко одетый для декабря. Руки в карманах серой толстовки с капюшоном, джинсы растянуты на коленях.

– Ральф?

Он поднял голову – бледный, большие карие глаза в обрамлении густых черных ресниц казались слишком крупными для его лица – и кивнул. Мэдди остро ощутила… Что это было? Неужели материнская жалость? Этому парню семнадцать лет, но в чем-то он еще мальчик, неуверенный в себе подросток. Она подумала, что если Ральф распрямит спину и расправит плечи, то будет настоящим красавцем. А пока он выглядел как самый обычный недружелюбно настроенный подросток.

Мэдди чувствовала, что Джулс, секретарша, пристально смотрит на них обоих, пытаясь сообразить, что их связывает. Что ж, пусть гадает дальше.

– Ты любишь пиццу? – Мэдди наконец застегнула свое бежевое пальто и поняла, что не имеет представления о вкусовых предпочтениях подростков. Они для нее были как пришельцы с другой планеты. Повернувшись к Джулс, она сообщила: – Я вернусь через час.

Так она намекнула Ральфу, сколько у него времени на разговор.

В тишине они медленно поднимались по Фрит-стрит, потом свернули на Олд-Комптон-стрит. В итальянском кафе посетителей было больше, чем обычно, но им удалось найти столик на двоих в конце зала. Это была небольшая пиццерия с длинным залом и низкими потолками, стены снаружи обиты тонкими планками темного дерева, на стенах – изображения знаменитых сооружений Рима, Флоренции и Венеции, выполненные яркими масляными красками. Весь персонал здесь состоял из иностранцев, и они очень громко общались между собой. Кухня была открытой, и при желании можно было наблюдать процесс приготовления пиццы за стойкой и как ее потом отправляют в гигантскую печь.

Мэдди передала Ральфу меню. Он просмотрел его, а затем взглянул на нее и, широко улыбнувшись, поинтересовался:

– Что ты посоветуешь?

Она была ошарашена столь резким изменением в его поведении. Внезапно Ральф показался ей старше и увереннее в себе, человеком, который полностью контролирует ситуацию. Мэдди подняла руку и поправила прическу.

– Обычно я заказываю салат, но слышала, что сицилийская пицца здесь отличная.

– Тогда я буду пиццу.

Мэдди сделала заказ. Ральф выбрал пиво «Перони», для себя она попросила газированную воду. Ральф болтал ногой под столом, и Мэдди она начала нервничать. Потом он сделал глоток прямо из бутылки и нахмурился.

– Я хотел встретиться с тобой и понять, что ты за человек.

Его голос оказался удивительно низким, и она впервые отметила, что Ральф говорит то с одним акцентом, то с другим, словно не определился в своей национальной принадлежности.

– Я знаю, что ты и твоя дочь были очень важны для моего отца, и хотел пообщаться с тобой и понять, почему. Получить ответы на вопросы.

Мэдди поморщилась – она не собиралась ни в чем отчитываться перед этим парнем. Нужно держаться от него подальше! Особенно после того, как Блейк сообщил неприятные новости!

– Лео рассказывал тебе обо мне? – поинтересовалась Мэдди, меняя тему разговора. – Судя по твоим словам, должен был.

Ральф покачал головой.

– Я спрашивал, но он всячески уходил от этой темы. Жаль, что он так и не сказал правду! Было бы намного легче.

– Легче? Не понимаю… – Мэдди снова сделала глоток воды.

Если бы разговор состоялся на несколько месяцев позднее, она бы восстановила силы и подобные вопросы не смущали бы ее.

Ральф по-прежнему смотрел вниз, и она отметила, что у него красивые скулы, выдающаяся вперед линия челюсти и полные чувственные губы. Он действительно был очень похож на отца – только выше, крупнее и волосы чуть светлее. Боль от потери вдруг вернулась, и такая сильная, что у Мэдди перехватило дыхание.

Ральф откашлялся, судя по всему, не заметив, что Мэдди его разглядывает, но она ничего не могла с собой поделать.

– Видишь ли, все детство, сколько себя помню, я всегда знал о присутствии другой женщины в жизни моего отца. Мать делала вид, будто все в порядке и она не возражает, но я прекрасно понимал, что это не так.

Пытаясь подобрать слова, Мэдди огляделась по сторонам и отметила, что крутит на пальце правой руки кольцо с сапфиром – то самое, которое подарил ей Лео. Ральф тоже переживает потерю Лео, она не должна об этом забывать.

– Твой отец очень тебя любил, – тихо промолвила Мэдди.

Но он, казалось, не слышал ее.

– Я терпеть не мог секретов, – продолжил Ральф. Его руки лежали на столе, и она разглядывала его длинные чувственные пальцы, костяшки казались слишком большими. – Мы все знали, что происходит в его жизни. Но почему он не был с нами честным и не рассказал обо всем?

Мэдди почувствовала, что ее пульс постепенно приходит в норму. Ральф пришел не для того, чтобы ссориться с ней.

– А если отец пытался защитить тебя от каких-то ситуаций, которые, как он думал, ты не мог понять из-за своего юного возраста? – осторожно предположила она. – Может, если бы он рассказал о нас, ты решил бы, что он не любит тебя. Или твою маму, – добавила она, закашлявшись.

Ральф уставился на нее.

– Моя мать дура!

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что всю свою жизнь, вернее, все то время, что она провела с Лео, она жила во лжи. И, самое ужасное, пыталась заставить нас жить так же. Делала вид, будто мы – идеальная маленькая ячейка общества! И должны быть счастливы, что этот выдающийся дирижер, черт его побери, – наш отец, хотя мы почти не видели его дома!

Мэдди принялась ломать хлеб. Она скатывала крошки между пальцами и роняла их на клетчатую красно-белую скатерть.

– Она готова была целовать землю, по которой он ходил, – заявил Ральф. – И не хотела слышать ни слова критики в его адрес. А все это время у него была другая жизнь с тобой. И еще один ребенок, только представь! Она была наивной, ограниченной! – Ральф с грохотом отодвинулся на стуле. – В нашей семье все шло наперекосяк. Отец почти никогда не присутствовал на моих спортивных соревнованиях, на родительских собраниях и других подобных мероприятиях. Его нельзя назвать нормальным отцом ни по сути, ни по поведению, но моя мама пыталась изо всех сил делать вид, будто это не так. Порой мне кажется, что я ненавижу ее.

Мэдди потребовалось время, чтобы осознать услышанное. Она ждала от него совсем других речей. Мэдди никогда не думала о том, рассказывает ли Виктория своим детям о другой жизни Лео.

Когда принесли еду, она вздохнула с облегчением – это дало ей возможность немного подумать. Мэдди приготовила нож и вилку, а Ральф взял кусок пиццы с тарелки рукой. Она с удивлением осознала, что чувствует жалость к Виктории. Возможно, как говорил Ральф, эта женщина была наивной и даже глупой, но, судя по всему, неплохим человеком.

– А ты когда-нибудь говорил об этом с мамой? – наконец решилась спросить она.

– Она не стала бы слушать. Мать считает, что я ничего не понимаю, ведь отношения между людьми строятся по-разному, и утверждает, будто они с отцом были счастливы вместе. И при этом она работает семейным консультантом. Невероятно, правда? – Ральф усмехнулся.

Мэдди прикусила губу: ей было тяжело слышать о другой стороне жизни Лео, и она задумалась, какое мнение об отце будет через несколько лет у Фиби? Можно не сомневаться, что скоро она начнет задавать вопросы. Мэдди постаралась выбросить эту мысль из головы.

– Это правда, – мягко промолвила она. – Все отношения действительно очень разные. Вероятно, твои родители были по-своему счастливы.

Она понимала, что произносит избитые фразы, и, более того, сама не верила своим словам. Но ничего лучше не получалось. Ральф покраснел:

– Какую ерунду ты несешь!

– Прости. Я не хотела…

Его лицо смягчилось, и он наклонился к Мэдди через стол.

– Я хотел бы увидеть мою сестру, твою дочь, – требовательно произнес он. – Что ты об этом думаешь?

Мэдди наморщила лоб. Ральф очень старался быть сильным и делал вид, будто может контролировать ситуацию. В его смущенной настойчивости было нечто трогательное. И все же в первую очередь ей нужно думать о Фиби.

– Вряд ли это хорошая идея. Фиби обожала своего отца и ничего не знает ни о тебе, ни о Саломее. Ей только семь лет.

Его плечи опустились. Пицца осталась на тарелке практически нетронутая, и Мэдди хотела сказать ему, что нужно поесть. Ведь подростки постоянно голодные. Но нет, она ведь не его мать.

– Но ты хотя бы подумаешь об этом, ладно? Необязательно говорить ей о том, кто я. Мне просто хочется познакомиться с ней.

Ральф встретился взглядом с Мэдди. У него были красивые глаза: яркие белки и темно-коричневые зрачки, похожие на маленькие зеркала.

– Вряд ли это хорошая идея, – ответила она, неожиданно ощутив грусть.

Фиби – ее единственный ребенок, и у нее уже никогда не будет брата или сестры. А если однажды она все-таки познакомится с Ральфом и Саломеей?

– Мне стало бы легче, – произнес Ральф.

– Почему я должна помогать тебе?

– Потому что я сын Лео.

Да, этот бедный, растерянный парень – сын Лео. Мэдди сделала знак официанту, чтобы он принес счет.

– Хорошо, – кивнула она, доставая сумку из-под стула и надевая пальто.

Ее сердце внезапно с такой силой забилось в груди, что ей казалось, этот звук может поднять мертвых. Она надеялась, что Ральф не слышит его.

Понедельник, 14 декабря

Это был тяжелый уик-энд. Саломея много плакала, и Виктории приходилось постоянно успокаивать ее. Все утро они пекли и готовили пудинги, пытаясь немного поднять себе настроение. Мать и дочь всегда любили печь, и теперь дом был заполнен капкейками, овсяным печеньем, десертами для заморозки и липкими шоколадными брауни, но даже это не добавило им радости.

Они также совершили долгие прогулки в Уимблдон-парке и в Ричмонд-парке. Закутавшись в теплую одежду, гуляли неторопливо, взявшись за руки, между деревьев, вокруг прудов и по холмам. Наблюдали, как собаки ныряют в мутную воду за палками, а потом промокшие выходят на берег. Видели оленей далеко в зарослях и подманивали голодных белок, спускавшихся с деревьев за кусочками хлеба, который они принесли с собой в пакете.

– Тебе одиноко без папы? – постоянно спрашивала Саломея. Ей требовалось подтверждение, что оставшаяся с ней мама никуда не денется.

– Как мне может быть одиноко, когда у меня есть ты? – отвечала Виктория, крепко обнимая дочь. – Все будет в порядке. Вот увидишь.

Но, честно говоря, она не была в этом уверена. Минуты складывались в часы, и все они казались Виктории пустыми. А мысли постоянно перескакивали с одного на другое. Проще всего было концентрироваться на практических вещах: заложить белье в стиральную машину, придумать, что приготовить на ужин, отвести Саломею на скрипку. Она была хорошей ученицей в отличие от Ральфа, который, как и его отец, в детстве учился играть на скрипке, но потом забросил музыку.

Ральф пребывал в мрачном настроении и отказывался общаться. Он поздно возвращался домой и все позже вставал утром. В понедельник, когда Ральф оделся и отправился в школу, Виктория вздохнула с облегчением – обошлось без крупной ссоры, к которой она себя готовила. Он пропустил неделю занятий после смерти Лео, и настало время серьезно взяться за учебу.

Наконец-то она снова осталась дома одна. Виктория смотрела на темно-синюю чековую книжку, которую держала в руке, а потом открыла ее. Под прямоугольником в правом нижнем углу стояло его имя: мистер Леопольд Себастьян Брук. Ей всегда нравилось имя Себастьян, и она хотела так же назвать сына, но Лео настаивал на Ральфе, в честь композитора Воан-Уильямса, которого он немного знал и любил. Так у них появился Ральф.

Виктория откусила кусочек оставшегося со вчерашнего дня пудинга, политого сиропом, и зажмурилась, наслаждаясь его липкой текстурой и сладостью. Конечно, ей не следовало вообще есть сладкое и пудинги, она и так не была худышкой. Лео предпочитал изысканные десерты, например, крем-брюле и тирамису, а Виктория успокаивалась, только когда ела бисквитное пирожное или пудинг с изюмом.

Она откусила еще немного, вздохнула и открыла лэптоп, который стоял на кухонном столе. Виктория предпочитала работать именно здесь, потому что из окна открывался хороший вид на сад позади дома – небольшое, но укромное место. Такой эффект создавала изгородь из бамбука, она посадила его по границе участка несколько лет назад.

Подруги предупреждали, что бамбук требует постоянного ухода, иначе разрастется по всему участку, но Виктория не имела ничего против частой подрезки и удаления лишних побегов. Она любила смотреть, как верхушки стеблей медленно раскачиваются на ветру, ее это успокаивало.

Виктория нашла в Интернете название и номер отделения банка и позвонила туда. Когда на другом конце провода раздался незнакомый голос, ее сердце забилось сильнее.

– Мой муж недавно скончался, и мне хотелось бы получить кое-какую информацию, – произнесла она, накручивая на палец выбившуюся из прически прядь волос.

– Мои соболезнования. Продиктуйте, пожалуйста, имя по буквам, и я свяжу вас с нужным отделом.

«Неужели существуют специально подготовленные люди для решения подобных вопросов?» – удивилась Виктория. Хотя почему нет: люди ведь постоянно умирают. Но получить информацию оказалось непросто – женщина на другом конце линии отказывалась сообщать ей что-либо, объясняя это тем, что Виктория не являлась женой Лео.

– Вам нужно приехать и официально уведомить нас, – говорила она. – Мы должны видеть свидетельство о смерти.

У Виктории оно имелось. К счастью, когда она, убитая горем, приехала в больницу, никто не помешал ей сделать заявление о смерти и заняться организацией похорон. Хотя, конечно, у Эльзы, матери Лео, было свое особое мнение о том, как должна проходить церемония.

Виктория содрогнулась, вспомнив, как одна ночью добиралась до Кардиффа на такси, – это был настоящий кошмар. Удивительно, как ей удалось сохранить рассудок! Дебс отговорила Викторию сесть за руль и вызвалась сама отвезти ее туда. Но с кем остались бы дети?

– Прошу прощения, но я все равно не смогу предоставить вам данную информацию, – сказала сотрудница банка, прервав ее размышления. – Только вашему сыну как ближайшему родственнику.

– Но он в школе, – замялась Виктория. – И он так тяжело переживает смерть отца. Мне не хотелось бы заставлять его снова испытывать боль.

– Да, вам сейчас приходится тяжело, – мягко промолвила женщина.

Ее приторная любезность начала действовать Виктории на нервы. И она решила надавить на жалость.

– Я не представляю, как вынесу все это. Конечно, я тоже работаю, но основной доход в семью всегда приносил Лео.

– Вопрос с завещанием вам придется решать в суде, – спокойно объясняла женщина. – У вас имелся общий счет, с которого вы можете сейчас снять деньги?

– Нет. – Виктория вдруг осознала, как странно это звучит. – Лео всегда давал мне наличные на расходы по дому и на детей. Мы жили в браке, только фамилия у меня другая. Понимаете, мы прожили вместе более двадцати лет. – Ей было очень неприятно рассказывать чужому человеку об их отношениях. Унижение!

– Прошу прощения, но на этом этапе мы не можем предоставить вам никакую информацию.

– Послушайте… – Виктория старалась справиться с отчаянием. – Я прекрасно понимаю, что не сумею получить деньги, и не пытаюсь это сделать. Мне всего лишь нужно узнать, какая сумма лежит на счете, чтобы я могла планировать расходы. Ради детей, понимаете? Вы могли бы сделать это для меня?

Сотрудница банка сомневалась. Главное, чтобы она захотела помочь. Виктория чувствовала, что вот-вот услышит сумму.

– Что ж, я не должна раскрывать данную информацию, но, думаю, нет ничего плохого в том, чтобы вы знали… Только не говорите никому, что я вам сказала.

– Обещаю.

Снова пауза. Виктория тихонько выстукивала пальцами дробь по кухонному столу.

– У него имелись счета в других банках? – наконец произнесла женщина.

Виктория бросила взгляд на серую чековую книжку строительного общества, которую нашла в столе Лео и тоже прихватила с собой, но пользы от нее было немного. Там не было практически ничего: двадцать пять фунтов два цента. Очевидно, Лео уже давно не использовал этот счет.

– Вряд ли, я проверила все ящики стола. Думаю, он держал все средства на текущем счете. Он не умел распоряжаться деньгами.

Женщина закашлялась. Виктория ждала.

– Похоже, здесь не так уж много. Я вижу, что в прошлом месяце на счет поступило несколько крупных сумм, но он снял их.

У Виктории перехватило дыхание.

– Какой же остаток?

– Сто девяносто пять фунтов и три пенса.

Это какая-то ошибка!

– Повторите, пожалуйста!

Женщина назвала ту же сумму.

– Вы уверены? – Виктория почувствовала спазмы в желудке. – Может, у него в вашем банке имеются еще счета, о которых я не знаю?

– Нет. А у вас есть хороший адвокат? – Голос женщины звучал дружелюбно, но отстраненно. Она старается казаться невозмутимой и привыкла иметь дело с неловкими ситуациями клиентов, которых даже не видит.

Виктория ответила утвердительно.

– Пусть он со мной свяжется, – добавила женщина. – Удачи вам!

Повесив трубку, Виктория посмотрела в окно на синевато-серое небо и легкие облака. Маленькая птичка опустилась на край купальни для птиц, специально сделанной на вымощенном плиткой дворе у заднего окна, и захлопала крыльями. Виктория не могла поверить в то, что сейчас услышала. Чушь! Лео зарабатывал огромные деньги! У него всегда был полный кошелек, и ни разу не возникало ситуации, когда он не мог бы заплатить за себя. Но где же тогда все сбережения?

Виктория вдруг начала понимать реальность происходящего. Она знала, что без завещания ей предстоит бороться за его деньги, но в глубине души не сомневалась, что в итоге получит все, что Лео когда-то обещал.

Что же теперь делать? Конечно, она может работать больше и урезать необязательные расходы, но ее жизнь уже никогда не будет прежней. Останется в прошлом отдых на каникулах вместе с детьми, будет меньше обновок, поездок с классом и занятий после школы у Саломеи. А в какую сумму обойдется обучение Ральфа в университете? Виктория никогда не задавала этого вопроса, потому что не сомневалась – Лео все оплатит.

А если у него имелись счета в зарубежных банках или он где-то прятал деньги? Она совсем не разбиралась в подобных вопросах. Скорее всего адвокату Лео удастся обнаружить его сбережения, но вряд ли это произойдет быстро! Кроме того, существует вероятность, что Лео действительно тратил все, что зарабатывал, и ничего ей не оставил. И теперь она не в состоянии помочь Кэт, этой бедной девочке. Виктория подумала, что это было двойным предательством со стороны Лео.

Покачиваясь, она поднялась и несколько минут стояла, чувствуя, что не может даже заплакать. Пудинг остался недоеденным. Зазвонил телефон, но Виктория не стала отвечать.

Лео не оставил завещания, и, оказывается, денег у него тоже не было.

Чего еще она не знает о нем?

 

Глава 7

В тот же день

Обычно в понедельник в магазине было мало покупателей, и Кэт украдкой достала ручку и блокнот, в котором недавно начала писать новый рассказ, и принялась строчить одно предложение за другим.

– Чем ты занята?

Кэт почувствовала раздражение – Джарвис тихо подошел к ней сзади и заглядывал ей через плечо.

– Что ты сочиняешь?

– Не твое дело! – Кэт закрыла страницу ладонью, и он обиженно попятился. – Извини, – сказала она. Какой же он чувствительный! – Как всегда, очередную глупую историю. – Она захлопнула блокнот и быстро убрала его.

– Уверен, что она совсем не глупая, – возразил Джарвис. – Я бы с удовольствием почитал. Мне очень интересно!

Кэт скорчила гримасу:

– Нет. Мне просто нравится сочинять, но получается не так уж хорошо.

Она вдруг заметила, что Джарвис сегодня какой-то другой.

– Что ты сделал с волосами? – поинтересовалась она, пытаясь перевести разговор на другую тему.

Он похлопал себя по голове:

– Подстригся сам вчера вечером. Мне показалось, они слишком отросли. Тебе нравится? – Джарвис покрутился в разные стороны, как девчонка, чтобы Кэт могла рассмотреть стрижку со спины и по бокам.

Она не знала, как реагировать: его густые темные волосы теперь напоминали грелку на заварочном чайнике. Джарвис полностью сбрил бакенбарды, но это не исправило ситуацию.

– По-моему, тебе нужен хороший парикмахер.

– Кто бы говорил! – Джарвис схватил Кэт за волосы и потянул. Сегодня «гнездо» у нее на голове было больше обычного. – Боб Марли умер бы от зависти, – пошутил он. – Кто у тебя там живет? Хорьки?

– Заткнись! – Кэт ткнула его локтем под ребра. – Есть новости по поводу роли Наполеона?

– Я не получил ее.

– Жаль.

Джарвис был в длинном вязаном джемпере с синими и оранжевыми полосами. Казалось, он получил его в подарок от бабушки в детстве, год за годом джемпер растягивался и сейчас доставал почти до колен.

– Есть еще предложения? – поинтересовалась Кэт.

– Я могу получить роль в новой пьесе одного модного автора. Прослушивание на следующей неделе.

– Отлично! – Очень важно, чтобы он не падал духом! – Что за роль?

Джарвис почесал небритый подбородок.

– Я буду играть парня из Америки, он поступает в университет в Великобритании и вовлекается в студенческую политику.

Кэт подняла брови:

– Значит, тебе придется имитировать американский акцент? – Пока что его способности говорить с разными акцентами ее не впечатляли.

– Еврейско-американский, если быть точным. Я буду играть еврея из Нью-Йорка, из очень религиозной семьи.

Кэт почесала голову.

– Это проблема!

Джарвис зевнул и вытянул длинные ноги.

– Мне просто нужно немного практики. Я собирался зайти в видеопрокат после работы и взять несколько фильмов.

– Я могу посмотреть их с тобой, если хочешь, – предложила Кэт и сразу пожалела об этом, но ненадолго – Джарвису требуется поддержка.

– Правда? – Он широко улыбнулся.

В зал вышла Рэйчел – крупная женщина лет тридцати пяти с прямыми тонкими русыми волосами до плеч, бледным лицом и самой большой задницей, которую Кэт когда-либо видела.

– Ты можешь сейчас выйти на ленч, если хочешь, – обратилась она к Джарвису. – Кэт, ты следующая, а я пойду в три часа.

Ей всегда нравилось устанавливать очередность перерыва на ленч.

Кэт взяла книгу с полки новых поступлений – она давно собиралась прочитать ее.

– Отлично, иди первый. Я не голодна.

Джарвис прищурился и как-то странно посмотрел на нее.

– Все в порядке? Ты очень бледная!

Если честно, Кэт отвратительно себя чувствовала. Видимо, это нервы. Джарвис и Рэйчел ушли, а она в задумчивости принялась грызть ногти. Что ж, после всех договоренностей Кэт должна выполнить обещание. С учетом денег, которые оставил Лео, у Виктории наверняка нет проблем с финансами. Она вполне может расстаться с несколькими сотнями фунтов, чтобы Кэт и Трейси съездили на отдых. В конце концов, она ведь первая затронула данную тему.

Каникулы! Кэт представила голубое небо и теплое море. Может, даже пальму: одну или две. Она не ездила к морю уже много лет, с тех пор как мама и отец… Кэт тряхнула головой – не надо сейчас думать об этом. И так все плохо, не хватало только вспомнить об отце…

Кэт быстро вышла из магазина и, доехав на метро до станции «Уимблдон», начала медленно подниматься вверх по улице. Путь оказался неблизким, но ей нравилось дышать свежим воздухом, и она не торопилась. На улице стемнело, было очень холодно. Кэт тяжело дышала. Этот район выглядел привлекательно: ярко освещенные витрины магазинов и смеющиеся и мило беседующие люди в ресторанах и кафе. Ощущение достатка присутствовало везде: названия бутиков одежды, мимо которых она шла, подтверждали это.

Повернув налево в парк, потом еще раз налево, Кэт оказалась на улице, где жила Виктория, – широкой и обсаженной деревьями, с большими домами по обе стороны. Этот район не был похож на Бетнал-Грин. Подойдя к дому Виктории, Кэт остановилась и принялась разглядывать его. Он был построен примерно в тридцатые годы прошлого века – отдельно стоящее здание с остроконечной крышей и черными деревянными балками в тюдоровском стиле. Небольшая дорожка, усыпанная гравием, из-под темно-зеленой входной двери пробивается яркий желтый свет. Это был не самый роскошный дом на улице, но выглядел удобным и дорогим. Красивая белая береза в саду, опущенные шторы на окнах. Во всем этом Кэт видела признаки респектабельности и ценности среднего класса. У нее внутри все сжалось. Зависть? Вряд ли. Она не представляла, что может жить где-то кроме Ист-Энда.

Нет, Кэт не ревновала, просто от одного вида дома почувствовала себя маленькой. Незначительной. Если этот дом символизировал отношения Лео и Виктории, то они были очень крепкими. И это пугало Кэт.

Сердце Кэт затрепетало от воспоминаний о прикосновениях Лео. А его взгляд, когда он смотрел на нее, думая, что она не видит. То, как он шептал ей на ухо, когда они занимались любовью: «Ты такая красивая!» Его интерес к ее глупой писанине и то, как он всегда поддерживал ее желание отправить рассказы в журналы и литературным агентам. Лео ведь по-настоящему верил в нее, и она была ему небезразлична.

Кэт расправила плечи и, оглядываясь по сторонам, смело направилась к входной двери. На крыльце чуть не споткнулась о маленький розовый резиновый сапог. Второй такой же, а также три пары зеленых сапог большего размера были аккуратно составлены на крыльце в углу. Неожиданно Кэт подумала, что ее замысел – сумасшествие, и уже готова была отступить и отправиться домой. Ей нечего делать в этом доме, на шикарной улице. Она не просто вторглась сюда, она была здесь чужой.

Кэт все это время убеждала себя, что им лучше, как и предлагала Виктория, поговорить при личной встрече, но кто знает? Вдруг она обманывает себя? Может, для нее это просто повод посмотреть, где живут жена и дети Лео, и прикоснуться к его жизни: пройти по улице, по которой он ходил, и подышать воздухом, каким он дышал.

Конечно, вначале ее привлекла именно его непохожесть на других, талант и потрясающее знание мира, но позднее, как ни странно, Кэт не чувствовала, что это их разделяет. Теперь, когда его больше нет рядом, она ощущала, что другая жизнь Лео все больше притягивает ее, проникает в скрытые уголки души, как яркая краска, капающая на чистый холст. И скоро от нее, прежней, уже ничего не останется.

Зажмурившись, Кэт быстро, чтобы не передумать, нажала кнопку звонка.

Виктория быстро открыла дверь. Увидев на пороге Кэт, она удивилась, словно забыла об их договоренности, но тут же молча впустила ее. Кэт начала бормотать, что зашла всего на минутку, но Виктория сказала:

– Хорошо, что ты пришла. – Взяв Кэт за руку, она провела ее в дом. – Садись! Я вернусь через минуту.

Пока Виктория отсутствовала, Кэт огляделась. Она оказалась в широкой квадратной комнате в передней части здания. Кэт обратила внимание на то, как тепло в доме, наполненном гостеприимным ароматом домашней выпечки. А обстановка в комнате оказалась не такой роскошной, как она представляла, совсем не похожей на квартиру Лео. В камине горел огонь, от которого комната казалась еще уютнее, но на одном из желтых диванов темнело пятно, и антикварный кофейный столик был немного поцарапан.

Кэт примостилась на краешке дивана, нервно покусывая ладонь, и посмотрела на большую фотографию в серебряной рамке на столике рядом. Наверное, снимок с крестин Саломеи, потому что в руках у Виктории была крошечная малышка в длинном белом кружевном платье. Рядом с Викторией стоял гордый Лео – он обнимал за плечи Ральфа, тогда еще маленького мальчика в красивой рубашке с галстуком и с короткой стрижкой. Они улыбались в лучах солнца и казались чудесной семьей. Кэт ощутила комок в горле. По этому снимку нельзя было предположить, что люди на нем несчастны и у них сложности в семейной жизни, но он ведь был сделан давно, почти восемь лет назад. Многое может случиться за такой срок.

Виктория вернулась и села в кресло напротив Кэт. Она была в коричневом джемпере, черной юбке до лодыжек и нелепых больших пушистых тапочках розового цвета. Заметив, что Кэт рассматривает их, Виктория смущенно кашлянула.

– Их подарила мне на Рождество Саломея. Ужасные, да?

Встретившись глазами с Кэт, она глуповато улыбнулась, и Кэт улыбнулась в ответ. Непослушные кудри Виктории были собраны на макушке под заколкой из черепахового панциря. Сегодня длинных серег на ней не было, и лицо без макияжа было чистым. Кэт подумала, что она выглядит уставшей из-за темных кругов под глазами и глубоких морщин вокруг рта.

Набрав полную грудь воздуха, Кэт принялась рассказывать о Трейси и их планах на отдых. Она понимала, что постоянно запинается, повторяя «то есть» и «знаете ли», говорит неразборчиво, и ее идеи звучат глупо. Вскоре Виктория перебила ее:

– Прошу прошения, но денег нет. Я выяснила это сегодня утром. – Она уставилась на свои руки, сложенные на коленях.

Кэт прищурилась. Неужели Виктория решила дать задний ход и лжет? А приглашение прийти сюда – коварный расчет, чтобы ее унизить? Но, судя по виду, Виктория говорит правду. И Кэт решила все-таки послушать, что она скажет.

Виктория сообщила о завещании и пустом банковском счете.

– Мне следовало позвонить тебе, но я была в шоке. А потом я подумала, что лучше мы пообщаемся лично.

Кэт почувствовала, что у нее по спине побежали мурашки. В голове не укладывается, что Лео мог оставить свою семью без средств к существованию!

– Но как ты справишься? – наконец спросила Кэт, позабыв о своих планах на отпуск. – То есть я хотела сказать, ты и дети…

Виктория вздохнула:

– Будет непросто. Мне придется сократить расходы и больше работать, и нам нужно привыкать к другому образу жизни. Но мы справимся. Обязаны справиться.

Кэт нахмурилась, обескураженная этой новостью. За то время, что она знала Лео, у Кэт сложилось определенное представление о Виктории. Она считала, что эта женщина живет в комфорте, ни о чем не думая, и наслаждается материальными благами, которые обеспечивает Лео. А теперь получается, что Кэт ошибалась.

– А как же ты? – произнесла Виктория. – Знаешь, я надеялась…

Кэт пожала плечами:

– Со мной все будет хорошо. Как всегда.

Виктория помолчала, забавно шевеля губами.

– Как ты с ним познакомилась? Мне очень хотелось бы знать.

Данный вопрос вел на опасную территорию. И все-таки Виктория имеет право выяснить, если ей действительно интересно. Наверняка она отчаянно ищет ответы на многие вопросы.

И Кэт рассказала Виктории о визите Лео в книжный магазин и о том, как он попросил у нее номер телефона. Она тщательно подбирала слова и делала паузы, чтобы посмотреть на реакцию Виктории, ожидая, что та вот-вот сорвется, но этого не случилось.

Кэт поведала, как Лео позвонил ей на следующий день после их встречи в магазине, и они встретились в американском баре в лондонском отеле «Савой». Прежде она не бывала в подобных местах. Он попросил ее красиво одеться, поэтому она побежала в «Топ шоп» и купила маленькое черное платье и балетки, вынула кольцо из носа и вымыла и расчесала волосы.

В тот вечер Лео говорил с ней о музыке, своей неординарной жизни дирижера и путешествиях по всему миру, о тех местах, где бывал, и о людях, с которыми встречался. Позднее он пригласил на оперу в Берлин.

– Я сказала, что никогда не была в опере, и Лео пришел в ужас, – с улыбкой вспоминала Кэт. – Он заплатил за мой билет и номер в отеле. Отдельный номер в другом отеле, – быстро добавила она и, снова взглянув на Викторию, заметила, что у той дернулся левый глаз.

– Так когда же вы начали спать вместе?

Кэт глубоко вздохнула:

– Примерно через три месяца Лео снова зашел в магазин. Он вернулся в Лондон и пригласил меня на рок-концерт.

Виктория вздрогнула.

– Рок-концерт? Но он терпеть не мог тяжелую музыку!

Кэт удивленно посмотрела на нее.

– Он любил Лили Аллен и разные группы, например, «Иглз», «Стоунз», «Грин Дэй» и особенно «Колд плэй».

– Со мной он никогда их не слушал.

Они переглянулись.

– Продолжай, – попросила Виктория.

– Потом мы отправились в бар. Я помню, что Лео выглядел уставшим и положил голову мне на плечо. Сказал, что вызовет для меня такси, но я не двигалась. И тогда он поинтересовался, не хочу ли я поехать к нему.

Кэт стало жарко, и она почувствовала себя некомфортно. Ей не хотелось обсуждать свои отношения с Лео, и она уже собиралась встать, но у Виктории был такой отчаянный вид, словно ей необходимо было знать все подробности. Будто от этого зависела ее жизнь.

– Мы отправились к нему в квартиру недалеко от «Альберт-холла» – ту, где он, по его словам, жил, когда работал в Лондоне. Лео закрыл шторы в гостиной, мы пили кофе и беседовали. Именно тогда он рассказал мне о тебе, о детях… и о Мэдди.

– Тебя это не шокировало? – Лицо Виктории приобрело какой-то странный, неживой оттенок. – Тебе не показалось, что нехорошо путаться с женатым мужчиной?

Кэт знала, что ее ответ в любом случае будет неверным.

– Да, я была в шоке, и мне хотелось бы, чтобы со мной подобного не случалось. Однако после этого рассказа я почувствовала к нему уважение. Лео поинтересовался, не хочу ли я поехать домой, но я отказалась. Понимаешь, никогда в жизни я не встречала такого человека, как он. Лео был выдающимся. И меня не удивило, что его личная жизнь тоже была необычной.

Виктория тяжело вздохнула:

– Но он ведь был со мной!

– Он объяснил, что ваша любовь умерла много лет назад, – мягко продолжила Кэт. – А с Мэдди продолжал видеться только из-за ребенка.

– Лео обманул тебя. Наши чувства были живы! Еще как живы!

– Но для чего ему тогда встречаться со мной? Это же бессмысленно!

– Как многие мужчины, Лео не мог устоять перед соблазном. Ему нужно было много секса.

У Кэт защипало в глазах.

– Но между нами был не только секс! Дело совсем не в этом! – Ей захотелось стукнуть кулаком по столу. Почему ей никак не удается объяснить?

Кэт поднялась, покачиваясь, и внезапно начала задыхаться в этой странной жаркой комнате.

– Мне нужно идти.

– Подожди, – остановила ее Виктория. – Жаль, что я расстроила тебя. Позволь мне хотя бы угостить тебя чаем?

После паузы Кэт снова села. Виктория вернулась с двумя чашками с одной руке и с двумя большими кусками пирога в другой – она несла их, с трудом удерживая равновесие. Передав одну чашку и тарелку Кэт, она снова попыталась сесть на край кресла, но едва не промахнулась и пролила чай на ковер.

– Ох!

Сама того не желая, Кэт улыбнулась. Виктория действительно немного неуклюжа – теперь она это видела. Может, из-за слишком больших тапочек? Кэт не очень хотелось пирога, поэтому она поставила тарелку на пол, но отпила немного чая, чтобы не расстраивать Викторию. Жуя пирог, хозяйка дома рассказала Кэт о своей работе, о Ральфе и Саломее. Она болтала без остановки, но Кэт слушала ее с интересом, ведь она часто пыталась представить жизнь Виктории с Лео. Потом та поинтересовалась, как дела у Кэт, и она рассказала немного о книжном магазине, о своей квартире, которую снимает вместе с Трейси, о том, что ее отец умер, и она заботится о больной матери.

– Странно, – заметила Кэт. – Смерть Лео заставила меня снова много думать об отце. Такое впечатление, будто все вернулось назад.

Виктория доела свой кусок пирога и поставила тарелку на пол.

– Ты не съела ни кусочка, – произнесла она. – Это «лимонный дождь». Мы с Саломеей вместе испекли его. Он пойдет тебе на пользу.

Кэт покачала головой:

– Прости, я не очень люблю пироги.

Виктория откинулась на спинку кресла и вздохнула:

– Что случилось с твоим отцом?

Кэт уставилась в чашку – она не любила говорить об этом. Но, возможно, сегодня на нее повлияло ощущение тяжести в желудке, удобное кресло, теплая комната или запах выпечки. Или дело в ободряющем голосе Виктории, ее пушистых тапочках и мягком взгляде серых глаз? Что бы ни было причиной, Кэт вдруг осознала, что вспоминает свое детство так, словно ее семья была совершенно нормальной.

– Мой отец работал преподавателем, – начала рассказывать она. – Возглавлял кафедру иностранных языков в большой средней школе. А мама вела домашнее хозяйство. Она была очень предана отцу, они постоянно смеялись и подшучивали друг над другом. Мы жили в маленьком доме в районе Бетнал-Грин – из тех, что с двумя спальнями на втором этаже и с двумя гостиными внизу, но маме удалось сделать его очень уютным. На окнах висели ящики с цветами, было много растений в горшках.

Виктория внимательно слушала ее.

– Я была единственным ребенком, – продолжила Кэт. – Мама не могла больше иметь детей. Родители так заботились обо мне, что это переходило все границы. Ни один ребенок не должен получать столько внимания! У нас было немного денег, но мы все равно прекрасно проводили каникулы. Чаще всего ездили в кемпинг в Уэльсе на полуострове Гауэр. И занимались бодисерфингом – все, даже мама. Иногда Трейси тоже приезжала, чтобы составить мне компанию. Мы с ней дружили почти с младенчества. Став старше, я начала строить грандиозные планы. Хотела быть учителем английского, как отец, или даже писательницей! – Она усмехнулась. – Мне нравилось сочинять. – Кэт помолчала немного и поставила чашку на пол. – Все изменилось после его смерти.

– Продолжай, – хрипло попросила Виктория.

– Мне было пятнадцать лет, когда это случилось, и я ходила в ту же школу, где преподавал отец.

– Тебе сложно было учиться в этой школе?

Кэт покачала головой.

– Он был хорошим человеком, его очень любили. Это не значит, что из него веревки вили. Он мог быть строгим, когда требовалось. Но мог и посмеяться с учениками. У него было прозвище Хоб Ноб.

– Хоб Ноб?

– Из-за его любви к печенью. И в портфеле у него всегда имелся запас. Когда кто-нибудь из детей оставался после уроков для личного разговора с ним или еще по какой-либо причине, отец угощал его печеньем. Конечно же, они шутили у него за спиной, но это были дружеские шутки.

Зачем она рассказывает все это? Но, начав излагать свою историю, Кэт уже не могла остановиться.

– Я знала, что отец очень устает от дополнительной бумажной работы. Он сильно уставал и, похоже, растерял обаяние, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но я была занята своей жизнью: поездками на выходные, развлечениями и не задумывалась над этим. Дети ведь эгоисты, правда?

Виктория кивнула.

– В любом случае, отец уставал все сильнее и сильнее, а потом эта девица Кейли – мерзавка, которая училась вместе со мной, заявила о том, что он изнасиловал ее.

– Что? – Виктория всплеснула руками и наклонилась к Кэт.

– Кейли заявила, будто отец изнасиловал ее в классе в пятницу днем, когда ученики разошлись по домам. – Кэт почувствовала, что сердце начинает биться все сильнее. Эти воспоминания всегда так действовали на нее. – Но он просто помогал ей с чем-то, чего она не понимала. Никто не поверил Кейли, поскольку она была воровкой и лгуньей и постоянно попадала в какие-нибудь неприятные истории. Но, естественно, администрации пришлось вызвать полицию, и отца отстранили от работы, пока велось расследование. Все самое страшное, что могло случиться, случилось.

Виктория сочувственно вздохнула.

– А что произошло потом?

– Отец остался без работы. Кейли больше не появилась в школе, объяснив это глубокой эмоциональной травмой, иначе я расквиталась бы с ней! – Кэт сжала кулаки.

Виктория скривилась, но промолчала.

– Мама старалась, чтобы все шло, как раньше, поддерживала отца, но он проводил дни, сидя в своем кресле и глядя в пустоту. Однажды я вернулась домой из школы… и обнаружила, что он повесился.

Она посмотрела на Викторию, которая качала головой.

– Я нашла его в своей комнате. Мамы не было дома. Отец повесился на одном из стропил под крышей. В потолке была дверца люка, которая вела на чердак. Он встал на стул, стоявший у моего письменного стола. – Кэт поморщилась. – Я пыталась вынуть его из петли, но не сумела. Отец был слишком тяжелым. Тогда я вызвала «Скорую помощь», но уже было слишком поздно.

Виктория наклонилась и дотронулась до колена Кэт.

– Мне очень жаль!

Кэт отстранилась.

– Все хорошо. Я давно это пережила.

– Но ты, наверное…

– Я жалею лишь о том, что отец не выпил таблетки.

– Он оставил записку?

– Да! Мол, как ему жаль, что он подвел нас, и все в таком духе. Полная чушь! Отец нас не подводил, потому что мы знали, что он этого не совершал.

– А что произошло с той девушкой? Чем закончилось расследование?

Кэт пожала плечами:

– Она созналась, что все это выдумала!

– Зачем?

– Понятия не имею. Хотя нет, есть одна идея. – Кэт наклонилась вперед и, обхватив колени руками, сжалась. – Самое ужасное, что это моя вина. Понимаешь, она меня ненавидела. Не только меня, но и Трейси. Мы были прилежными ученицами, пользовались популярностью. Учителя нас любили, потому что мы очень старались. А Кейли постоянно воровала вещи других девочек, и я поймала ее на этом – в раздевалке она вытаскивала деньги из чьей-то сумки. Я сказала, что она должна положить их обратно, и мы поссорились. Кейли кричала, обзывала меня, и я дала ей серьезный отпор. После того случая мы стали заклятыми врагами! – Кэт принялась покусывать ладонь. – Лучше бы я тогда промолчала…

Виктория нахмурилась:

– Неужели она выдумала такую ужасную историю из-за того, что ты поймала ее на воровстве?

– Ты не знаешь Кейли.

– Интересно, как она чувствует себя сейчас? Я бы не хотела иметь на совести подобный груз. Но это ни в коем случае не твоя вина. Ты правильно поступила тогда в раздевалке. И не могла предположить, что отец пойдет на такой крайний шаг.

– Да, но он разрушил не только свою жизнь.

Виктория как-то странно посмотрела на Кэт, а потом внезапно наклонилась вперед и взяла с пола ее тарелку с лимонным пирогом.

– Ты точно не будешь его?

Кэт покачала головой. Ей совершенно не хотелось есть.

– Мне не нравится, что он стоит нетронутым! – Виктория откусила кусок и серьезно посмотрела на Кэт. – Почему ты не окончила школу и не стала поступать в университет? Я же вижу, что у тебя есть способности.

– Жизнь моей матери была разрушена, и у нее случился нервный срыв. Я не могла позволить себе наслаждаться учебой в университете и оставить ее в таком состоянии. Потеряв отца, я не хотела потерять и ее тоже. Кроме того… – Кэт подняла подбородок повыше. – Мой отец считал, что образование решает все. Всегда говорил, что, если у тебя хорошее образование, ты можешь делать все. И что с ним случилось? Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю, – добавила она. – История старая.

– Я рада, что ты это сделала, – тихо промолвила Виктория. – Теперь я лучше тебя понимаю. Ты много страдала, а теперь еще и Лео тебя оставил. Как и меня. Нам многое предстоит пережить.

Некоторое время они сидели молча, размышляя над тем, насколько верны слова Виктории.

– Я знаю, кто виноват в том, что нет денег, – вдруг сказала Виктория.

– Кто же? – воскликнула Кэт.

– Мэдди! – бросила Виктория, и выражение сочувствия на ее мягком лице сменилось злостью. Кэт даже испугалась.

– Она живет в каком-то очень дорогом доме в Лондоне, – пробормотала она. – И ее дочь ходит в частную школу. Это все на его деньги. Она хитростью выманила их у него, чтобы свить себе гнездышко.

Кэт почти не думала о Мэдди, но сейчас вспомнила ее дорогую одежду на похоронах и безупречный макияж. Ей было непросто прийти сюда и еще тяжелее рассказывать об отце. И сейчас она не хотела обсуждать Мэдди, сидя напротив Виктории. Кэт не нуждалась ни в понимании, ни в сочувствии.

Она схватила куртку и уже собралась уйти, не прощаясь, но сообразила, что это будет выглядеть глупо. Виктория не просила ее изливать душу, и она сама виновата, что не смогла вовремя остановиться.

– Тебя подвезти до станции? – спросила Виктория, доедая пирог и смахивая крошки с груди.

– Нет!

Кэт быстро шла по темной улице, проклиная себя за то, что совершила такую серьезную ошибку. Ей не следовало приезжать сюда! Зачем только она послушала Трейси!

Проходя мимо особо красивого дома, она с силой несколько раз ударила ногой по забору. Доски затрещали, и Кэт с удовлетворением подумала, что сломала его.

– Эй! Ты!

Она не стала останавливаться и смотреть, кто кричит, а побежала к Уиблдон-Виллидж и затерялась среди хорошо одетых людей, курсирующих между ресторанами и барами. Кэт сожалела о том, что не нагрубила Виктории, ведь эта женщина так долго была с Лео и, очевидно, даже не понимала своего счастья. И Мэдди знала его целых восемь лет, а Кэт всего лишь год. Несправедливо.

Она с ненавистью посмотрела на пассажиров в вагоне поезда и показала неприличный жест парню в костюме в тонкую полоску, который оглядел ее с головы до ног. От этого Кэт почувствовала себя немного лучше.

 

Глава 8

Воскресенье, 20 декабря

– Поднимайся же! Пойдем завтракать! – твердила Трейси, стоя над Кэт, которая в серой байковой пижаме сидела на кровати, скрестив ноги.

– Я не могу в это поверить! – повторяла Кэт, качая головой. Она все еще не пришла в себя после разговора с Викторией, хотя миновала целая неделя. – Как это нет денег? У него их было полно!

Трейси потянула Кэт за рукав.

– Может, он тайно играл в казино! Какой это, наверное, кошмар для его жены и детей! Пойдем, я умираю с голода.

Кэт неохотно поднялась и раздвинула шторы. В комнату ворвался яркий солнечный свет, и она зажмурилась. Через пару секунд глаза привыкли к свету, и Кэт выглянула на улицу. На Роман-роуд обычно кипела жизнь: женщины в традиционной мусульманской одежде, некоторые в никабе с прорезью для глаз, ходили по магазинам. Мужчины о чем-то разговаривали и спорили, дети шли в школу или домой. Но сегодня все словно вымерло, за исключением лавки с продуктами «халяль», магазина товаров со скидкой, где можно купить все что угодно, от детского пластикового горшка до швабры и ведра, и магазина «Все за фунт». Кэт посмотрела направо, но с трудом разглядела вдалеке недостроенный Олимпийский стадион.

В клетке зашуршало, и из домика, набитого соломой, высунулся Родди. Мышонок втянул воздух и устремился к колесу. Кэт знала, что это Родди, потому он был меньше, чем его брат, Седрик, но с более длинным хвостом. Она нагнулась и заглянула в клетку.

– Привет!

– Нет времени болтать с мышами! – возмутилась Трейси. Она не особо жаловала питомцев Кэт. – Бейглов не останется!

– Хорошо, – кивнула Кэт. – Уже одеваюсь. Я скоро, обещаю.

Она достала из ящика и надела черные обтягивающие джинсы и белую термомайку, черную футболку с длинным рукавом, а сверху натянула серую толстовку с капюшоном. Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы понять: с гнездом на голове она не сможет ничего сделать, поэтому Кэт собрала все волосы на макушке и завязала их в узел. Затем вставила в ноздрю серебряную серьгу и зашла в ванную, чтобы плеснуть холодной водой в лицо. Что ж, она готова.

Трейси стояла у стола и листала газету. Она была в странного вида черно-розовой этнической юбке, которую купила рынке в Кэмдене, и замшевых ковбойских сапогах темно-коричневого цвета. Похоже, Трейси забыла надеть что-то сверху, потому что на ней все еще была кофта от пижамы – белая с розовыми сердечками. Желтые волосы заплетены в косички, торчавшие над ушами, а между ними был ровный аккуратный пробор, через который просвечивала кожа.

Кэт заглянула через плечо Трейси и прочитала сообщение, что тысячи британцев застряли в ловушке на поездах «Евростар». Трейси покачала головой:

– Ужас! Они долго просидели в тоннеле в удушающей жаре без еды и воды. Я бы этого не вынесла.

Кэт улыбнулась, сразу забыв обо всех своих несчастья.

– И что бы ты делала?

Подруга закрыла газету и с недовольным видом развернулась:

– Я бы позвала менеджера и потребовала бы, чтобы меня выпустили.

Кэт подняла брови – ее забавляли приступы могущества у Трейси. В такие моменты она не сомневалась, что может решить любую проблему на свете, потому что была здравомыслящей женщиной.

Они вместе отправились к автобусной остановке. Несмотря на яркое солнце, на улице было холодно: максимум два градуса тепла. Трейси была в ярко-красной перуанской шапке с ушами и длинными завязками – подарок от Рика, ее бойфренда, с которым она то встречалась, то расставалась. Автобус подъехал, и они нашли свободные места в середине второго этажа. За ними сидела семья, направлявшаяся в Музей детства на Кембридж-Хит-роуд. Дети радостно болтали, задавая бесконечные вопросы:

– Можно нам посмотреть на тедди? Можно мороженое?

Воспоминания неприятно кольнули Кэт. В детстве она очень любила ездить в этот музей. Особенно ей запомнились стеклянные витрины, заполненные старыми куклами с крошечными розовыми губками, белыми фарфоровыми лицами и в панталонах с оборками под пышными юбками. Она никогда не любила кукол, но это был другой случай. Как ей хотелось забрать с собой такую куклу, одевать и раздевать ее, класть в забавные старые коляски с огромными колесами и пыльными капюшонами с бахромой! Матери Кэт они нравились не меньше, а, может, даже больше.

– Кэтрин, ты только посмотри на нее! – восклицала она, показывая на какую-нибудь куклу редкой красоты, с шелковыми светлыми локонами и розовыми щечками. – Разве не красавица?

Они переходили от витрины к витрине, останавливаясь у каждой куклы и обсуждая лицо и одежду во всех деталях, включая крошечные туфельки с ремешком из черной кожи.

В те времена у матери Кэт было множество интересов: куклы, музеи, книги, кулинария, садоводство и вязание крючком. Кэт готова была отдать все, чтобы снова увидеть ее с корзинкой с яркими цветными мотками шерсти, с крючком для вязания и в очках для чтения, сдвинутых на кончик носа.

Кэт натянула на голову капюшон и засунула руки в карманы. Жизнь – полный отстой. Чего от нее ждать?

– Ты слышала, что я только что сказала? – Трейси болтала без остановки, но она не слышала ни слова.

Они вышли из автобуса и медленно направились по улице в сторону рынка на Коламбиа-роуд, с удовольствием разглядывая людей, которые шли к своим машинам с большими букетами ярких цветов, как всегда здесь в воскресенье. Кэт и Трейси прошли мимо женщины с большой связкой длинных ветвей вербы и большим амариллисом в горшке. Мужчина нес корзину, наполненную ярко-красными пуансеттиями.

Они повернули за угол и услышали диалект кокни: «Три за пятерку! Сброшу фунт за дюжину! Четыре фунта вместо шести! Только взгляни! Пять самых больших сегодня отдаю за десятку!» Вокруг царило праздничное настроение, и Кэт почему-то стало не по себе. Торговцы были в красных колпаках Санта-Клауса, а маленькие магазинчики по обеим сторонам узкой, вымощенной булыжником улицы предлагали бесплатные пироги с мясом и глинтвейн.

Уличный музыкант играл на гитаре рождественские песни. Кэт увидела, как высокий мужчина в синей шерстяной шапке с помпоном спустил маленького сына с плеч, чтобы бросить несколько монет в сумку перед музыкантом. Гитарист снял шапку и помахал ему.

– Спасибо, друг!

Протиснувшись через толпу, Трейси повернула в прилегающую улицу, где они остановились на мгновение около своей любимой пекарни, которая напоминала лавку древностей. Витрина в эркере с толстым неровным стеклом выдавалась вперед в узкую улицу, и в ней было выставлено множество разновидностей аппетитного хлеба: от булки из органической пшеничной муки до немецкого ржаного.

Кэт и Трейси повернули за угол к кафе в задней части здания и чуть не споткнулись о группку из нескольких храбрецов, которые сидели прямо на тротуаре, потягивая горячие напитки и поедая круассаны и бейглы. Пробираясь к двери, они с облегчением заметили, что есть два свободных места рядом за деревянным столом под окном.

Зал кафе немного напоминал фермерскую кухню с каменным полом и выбеленными стенами. У одной стены была импровизированная стойка, где официант варил кофе. За спиной у него висели полки, заставленные декоративными чайниками и яркими цветными коробками. Обычно Кэт нравился запах свежезаваренного кофе, но сегодня ее затошнило.

– Я буду бейгл с органическим лососем и сливочным сыром и никарагуанский кофе, – сказала Трейси, изучая меню. Ее круглые щеки раскраснелись от холода. – И горячую солонину.

Еда обычно поднимала ей настроение. Кэт мечтала о том, чтобы ее желания можно было так же легко удовлетворить. Она просмотрела список блюд сверху вниз, а потом снизу верх.

– Мне апельсиновый сок и простой бейгл с маслом.

– Как насчет яичницы и жареных томатов, которые ты обычно заказываешь?

– Сегодня не хочется!

Пока Трейси делала заказ, Кэт разглядывала объявления на стене: медитация, занятия йогой где-то поблизости, уроки игры на фортепиано и какой-то необычный массаж. Мужчина справа от нее с большой кустистой бородой оживленно обсуждал с сидящей напротив дамой ограничения на парковку. Кэт отключилась от всего происходящего вокруг. Но от голоса Виктории, зазвучавшего у нее в голове, у нее началась головная боль.

– Нет завещания… Нет денег… Он предал нас обеих.

Наконец вернулась Трейси с двумя бейглами на белых фарфоровых тарелках, которые она со стуком опустила на стол.

– Вот и отлично, – сказала она, перебираясь через скамейку и усаживаясь рядом с Кэт.

Кэт промолчала, и Трейси вздохнула, понимая, что ее стратегия «радоваться всегда и всему», позаимствованная у Полианны, провалилась.

– Итак, Лео не оставил денег. У нас не будет каникул, что просто ужасно. Но, Кэт, это ведь для нас не новость? Мы все равно хорошо проводим время, даже если у нас только пятьдесят пенсов в кармане.

– Но куда же они подевались?

Трейси обняла ее за плечи.

– Жизнь – отвратительная штука, – заявила она таким тоном, будто это была прописная истина. – Скорее всего тайну Лео унес с собой в могилу. Тебе нужно двигаться дальше, дорогая. Да, на это потребуется время, но ведь, как говорится, в море еще полно рыбы.

Кэт показалось, будто она уже когда-то слышала эти слова. Но где? Скорее всего мама говорила так, когда Кэт было лет восемь или девять и очередной прыщавый мальчишка разбивал ее сердце. Неожиданно у них за спиной раздался громкий голос:

– Привет!

Кэт резко развернулась, а Трейси просияла:

– Рик!

Рик был высоким, около шести футов одного дюйма, хорошо сложенным парнем с мышино-серыми волосами до плеч и козлиной бородкой. Как всегда, в джинсах и черной кожаной куртке. Он был художником, но картины продавались не очень успешно, и музыкантом, вот только его рок-группа редко давала концерты, так что Рик зарабатывал себе на жизнь доставкой пиццы.

Иногда он впадал в депрессию и ходил мрачный, не желая ни с кем общаться, и в такие моменты их с Трейси отношения расстраивались. Она не выносила, когда Рик с ней не разговаривал, потому что сама любила поболтать.

Обычно они шумно ссорились, потом несколько дней Трейси плакала в телефон и считала, что между ними все кончено. Затем, к облегчению Кэт, тучи рассеивались, и они продолжали общаться как ни в чем не бывало.

– Давай сходим куда-нибудь выпить? – улыбнулся Рик, не сводя глаз с нетронутого бейгла на тарелке Кэт.

Она подвинула к нему тарелку, и он очистил ее за несколько секунд. Трейси повернулась к Кэт:

– Может, на пару часов зайти в паб? Тебе это пошло бы на пользу.

Они с Риком не виделись с четверга, потому что он был занят на работе. Трейси не терпелось поскорее обнять его, и Кэт не хотела оказаться третьей лишней. К тому уже у нее на голове ужасный беспорядок. Она поднялась:

– Да, конечно. Вы идите, а я присоединюсь к вам позднее.

Кэт солгала, потому не собиралась этого делать – у нее были свои планы. Но Трейси все равно осталась довольна ответом.

– Мама, смотри, белая пуансеттия!

Возвращаясь с рынка, Кэт купила цветок в золотом горшке. Она поставила его в центр стола и с удовольствием разглядывала.

– Как мило! – сказала мама и отвела взгляд от телевизора. – Очень празднично!

Что ж, она еще не забыла, что скоро Рождество.

Кэт заглянула в кухню и с облегчением заметила, что мать готовила себе еду: крошки хлеба на столе, грязная сковорода в раковине. Открыв холодильник, увидела, что не хватает нескольких яиц и упаковка с сыром открыта. Мама отрезала себе совсем крошечный кусочек – столько чеддера могли сжевать и Родди с Седриком.

Кэт вернулась в комнату, где пожилая женщина по-прежнему смотрела телевизор, и принюхалась.

– Когда ты в последний раз принимала ванну? – спросила она, наморщив нос.

– Ванну? – Мать постучала пальцем по виску. – Думаю, сегодня утром. – Она улыбнулась: – Да, именно так. Я была в ванной и мыла волосы сегодня утром.

Кэт нахмурилась: волосы матери длиной до плеч казались жирными и были убраны от лица с помощью множества перекрещенных заколок-невидимок. Кэт зашла в ванную и провела пальцем по дну ванны. Она оказалась пыльной. Что ж, все ясно. Включив душ, Кэт вымыла ванну.

– Я наберу тебе воду! – крикнула она.

Мать легла в теплую воду и немного расслабилась.

– Приятно пахнет, – улыбнулась она, когда Кэт вылила ей на голову шампунь и принялась взбивать его. – Какой у него вкус?

Кэт замерла.

– Мама, это не вкус. Он пахнет миндалем. Ты разве не чувствуешь? У него миндальный запах.

– Ах да, миндаль, – кивнула мама. – Миндаль. Я очень люблю его.

Кэт нашла чистую одежду и помогла матери одеться. Грязное белье положила в стиральную машину вместе с мокрыми полотенцами и еще кое-какими вещами. Затем она вымыла ванну и раковину и протерла пол.

Мама снова устроилась в кресле, и Кэт принесла ей чашку чая и шоколадное печенье.

– Я приду завтра, – пообещала она, наклоняясь к матери и целуя ее в расчесанные, приятно пахнущие волосы.

– Ладно, дорогая. А ты сейчас в офис? Хорошо тебе провести день!

Пока Кэт шла к метро, Виктория стояла совершенно в другом районе на улице, с двух сторон обсаженной деревьями, напротив дома с элегантной дверью, выкрашенной в темно-серый цвет. Людей на улице было мало, многие еще спали или читали утренние газеты, так что никто не удивлялся, что она делает здесь в такой час одна.

Виктория гадала, сколько денег Лео вложил в этот дорогущий дом, и с горечью думала о своей входной двери, которую уже давно пора было покрасить. Раньше это не волновало Викторию, и теплый, хоть и немного обветшалый дом и обстановка в нем вполне устраивали ее. Но дом Мэдди с элегантным входом словно насмехался над ней. Саломея отправилась на целый день в гости к подруге, так что у Виктории было много времени. Она не планировала заранее, позвонит ли в звонок или дождется подходящего момента, но, оказавшись на месте, поняла, что не следует торопиться.

Наконец дверь открылась, и из дома вышла женщина в темно-синем плаще и джинсах – это была Мэдди – с маленькой девочкой-блондинкой. В этот момент мужество Виктории покинуло ее, у нее закружилась голова. Пораженная сходством дочери Мэдди и Саломеи, она даже попятилась. Хотя Фиби была на год моложе и немного ниже, у нее оказалась такая же тонкая фигурка, прямая спина и светлые волосы, стянутые в «хвост» на затылке. Издалека ее можно было принять за Саломею.

Наблюдая за Мэдди, которая наклонилась завязать Фиби шнурок, Виктория сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Мэдди возилась долго – видимо, пальцы у нее совсем замерзли. Внезапно Виктории показалось, что у нее есть мимолетное преимущество. Сейчас или никогда! Стиснув кулаки, она выпрямила спину, перешла улицу и, резко затормозив перед Мэдди, с негодованием посмотрела на нее. Та ахнула.

– Ты понимаешь, что оставила меня без денег! – крикнула Виктория. Испуг Мэдди и осознание того, что с ней обошлись несправедливо, придавали ей силы.

– О чем ты?

– Он ничего нам не оставил! – Краем глаза Виктория заметила, что Фиби заволновалась, и смутилась. Но ведь по-настоящему пострадавшими оказались ее дети!

– Лео не оставил завещания, и его банковский счет пуст! – продолжила она. – Ты всего нас лишила!

Мэдди выпрямилась, крепко держа дочь за руку.

– Лео не дал мне ни пенни, – заявила она.

Виктория усмехнулась:

– Я ведь не идиотка! А это? – Она указала в сторону дома. – И плата за школу, – добавила она, показывая на Фиби.

Мэдди была значительно ниже Виктории, но хорошо держалась: всегда прямая спина и расслабленные плечи.

– У меня хорошая работа. Я никогда не нуждалась в финансовой помощи мужчин.

Виктория покачала головой. Но слова Мэдди прозвучали убедительно – нужно отдать ей должное.

– И чтобы ты знала, – произнесла Мэдди, – я сама купила дом и плачу за школу Фиби. Лео постоянно пытался дать мне деньги, но я не брала. Я в них не нуждалась.

Виктория не могла вымолвить ни слова. Ей не хотелось верить Мэдди, но, похоже, та говорила правду. А если нет, то эта женщина превосходная актриса.

– Но я думала… – проговорила она.

– Ты ошибалась.

– Мамочка, кто это? – раздался голосок Фиби.

Мэдди обняла дочь и крепко прижала к себе.

– Послушай, – спокойно сказала она, – мы не можем здесь разговаривать. Может, зайдешь в дом, и мы все обсудим?

Словно не слыша ее, Виктория приложила руку к виску – у нее кружилась голова.

– Но, если он не оставил деньги тебе…

– Я ничего об этом не знаю.

Мэдди снова наклонилась, подняла с земли коричневую сумку и принялась в ней что-то искать. Виктория молча наблюдала. Наконец Мэдди достала коричневый кошелек, открыла его и с триумфальным видом протянула что-то Виктории.

– Вот, смотри!

Та вздрогнула, опасаясь подвоха.

– Возьми! – настаивала Мэдди, протягивая ей лист бумаги.

Виктория неохотно послушалась. Опустив голову, она увидела, что это был чек на несколько тысяч фунтов, выписанный для начальной школы «Уэлбек герлз». Справа внизу стояла подпись, сделанная черной ручкой. Ошибиться было невозможно – она узнала уверенный артистический почерк Лео.

У Виктории снова закружилась голова. Казалось, она держит в руках очень интимную вещь, принадлежавшую другим людям. Неоспоримое доказательство отношений Мэдди и Лео, хотя разве она в нем нуждалась? Виктория отбросила чек в сторону, словно он обжег ей руку, и смотрела, как он падает на землю.

Мэдди подняла чек, порвала его на мелкие кусочки и выбросила в канаву.

– У меня было много таких чеков за эти годы, и я порвала их все до единого. Лео часто говорил, что хочет оплачивать обучение Фиби, ведь она и его дочь тоже, но это всегда раздражало меня. Каждый раз я заявляла, что не хочу от него денег и не нуждаюсь в них. Я была с ним не ради денег и сама приняла решение отправить дочь в частную школу. Однако Лео продолжал присылать чеки, а я рвала их. Это превратилось у нас в дурацкий ритуал. А этот я сохранила лишь потому, что он был последним, и не собиралась обналичивать его.

Виктории внезапно показалось, будто она уменьшилась и ослабла. Сделав несколько шагов, она оперлась на перила у крыльца.

– Для меня большая неожиданность, что он не оставил завещания, – продолжила Мэдди. – Мне жаль тебя и твоих детей, но у меня нет ни пенни из его денег! И, если это как-то поможет тебе успокоиться, у меня сейчас тоже проблемы с финансами. Мне сократили офисные дни, так что я тоже буду вынуждена потуже затянуть пояс.

Фиби, которая по-прежнему держала мать за руку, принялась прыгать на месте.

– Но ты не надела пояс, мамочка! Что ты станешь затягивать?

Виктория вдруг ощутила жалость к этой одинокой женщине и ее маленькой, хорошенькой дочке, которая так похожа на Саломею. До сих пор она ни к кому не испытывала ненависти. Не любила, возможно, но не ненавидела. А потом она мыслями вернулась к своим детям, и ее жалость исчезла.

– Что ж, похоже, мы в одной лодке, – отрезала она и, развернувшись на каблуках, быстро направилась вверх по улице. Она чувствовала, что Мэдди и малышка смотрят ей вслед.

Виктория прошла несколько кварталов, не разбирая дороги, а затем резко остановилась – ноги у нее дрожали. Теперь, когда Мэдди и Фиби остались далеко позади, злость и нервозность испарились, и она поняла, что силы оставили ее. Несколько минут Виктория стояла, прислонившись к ограждению чьего-то сада, думая о том, что не знает, где находится станция метро, но ее это почти не волновало. В голове она снова и снова прокручивала то, что сейчас произошло, и один момент особо тревожил ее: испуганное лицо девочки, так похожей на ее дочь и жмущейся к своей матери.

Старый полосатый кот расположился на асфальте рядом с Викторией и принялся тереться о ее ноги и грустно мяукать. Она обрадовалась поводу отвлечься и, взяв кота на руки, принялась гладить его.

– Вот так, вот так, – твердила Виктория, почти не замечая соленых слез, бежавших у нее по щекам. – Я все сделала правильно. Мне нужно было это выяснить. – Через несколько мгновений кот выпрыгнул у нее из рук, перескочил через стену и скрылся из виду.

Виктория склонна была верить Мэдди. Она ведь не могла разорвать чек на большую сумму только для того, чтобы доказать свои слова? К тому же, сказала, что сама сейчас испытывает финансовые затруднения.

А это означает, что Лео не позаботился ни о ком из трех своих женщин и детей.

Тогда остается только его жена.

Доехав по Центральной линии до станции «Лейтон», Кэт вышла и сразу повернула направо. Эта поездка пробудила в ней воспоминания о прошлом: когда-то в детстве она ездила этим маршрутом вместе с отцом. Он брал ее с собой на матчи местной футбольной команды «Лейтон ориент», которые обычно проходили в субботу днем. Отец был футбольным фанатом, и его энтузиазм передавался Кэт – она кричала и поддерживала игроков, даже когда не понимала, что происходит на поле.

Мама обычно готовила им сандвичи и заворачивала в фольгу куски домашнего пирога. Они устраивали мини-пикник перед матчем в Коронейшн-Гарденс. Иногда там стояла жуткая вонь, потому что рядом находилась мусорная свалка, но Кэт не имела ничего против.

Она помнила черный забор вокруг парка и цветочные клумбы, летом и осенью заполненные яркими цветами. Дожевав сандвич, весело сбегала по тропинке к маленькому прудику, где бросала корки огромным золотым рыбам, которые всплывали из мутной воды и смотрели на нее круглыми стеклянными глазами, широко открыв рты.

Парк был небольшой, но тогда он казался ей огромным и полным интересных мест, где можно было спрятаться: за деревьями или под живой изгородью. А отец, широко улыбаясь, притворялся великаном и искал ее. Кэт сжала зубы и уставилась на свои ботинки от «Доктор Мартенс», избегая смотреть на магазины и стараясь не встретиться ни с кем взглядом.

Джарвис жил всего в пяти минутах ходьбы от метро на узкой односторонней улице, по сторонам которой тянулись ряды обветшалых домов. Кэт подняла голову, только когда свернула с главной улицы. Большинство неухоженных лужаек около домов были заставлены мусорными контейнерами на колесах, почти все окна плотно зашторены, хотя еще не стемнело. Она подошла к двери – звонка на ней не было – и постучала. Послышались шаги, и вот уже Джарвис разглядывал ее с высоты своих шести футов трех дюймов, и его лицо расплывалось в улыбке.

– Ты пришла! – воскликнул он и пригладил торчащие волосы. – А я сомневался.

Кэт зашла в узкую прихожую.

– Я же сказала, что приду, если смогу. Как дела? – Она знала, что прослушивание на роль еврея из Нью-Йорка состоится завтра.

В квартире витал слабый запах чего-то жареного, и у нее свело желудок – ничего страшного, она скоро к этому привыкнет. Кэт начала стаскивать с себя куртку, чувствуя облегчение от того, что в квартире тепло, а потом прошла, в гостиную, которая служила Джарвису спальней.

Он арендовал нижнюю часть дома, а наверху жил какой-то торговец. Перегородок на этаже не было, так что Джарвис обитал в длинной прямоугольной комнате. На стенах – обои скучного серого цвета с грязным голубым бордюром в середине по всему периметру комнаты.

Двуспальная кровать Джарвиса стояла справа под окном, выходившим на забетонированный задний двор. Еще в комнате было три коричневых кресла и телевизор. На кровать поверх постельных принадлежностей было наброшено красно-золотое индийское покрывало со слонами и колоннами. «Чтобы превратить ее в софу», – догадалась Кэт. Около одной из стен стоял небольшой белый платяной шкаф, а в углу – гитара. К стене были приклеены два черно-белых плаката с изображением молодых сэра Лоренса Оливье и Дэвида Нивена.

Для места, где жил мужчина, здесь было на удивление чисто и, несмотря на старую мебель, вполне уютно. Кэт бывала здесь раньше, но уже около года, пока встречалась с Лео, не заглядывала в гости к другу.

– Давай я возьму твою куртку. Будешь что-нибудь пить? – поинтересовался Джарвис с сильным ирландским акцентом. – Могу предложить пиво или вино. Что хочешь?

Кэт протянула ему парку. Она была закутана головы до ног, а Джарвис – босиком, в черной футболке и джинсах. Кэт обратила внимание на его руки, покрытые тонкими черными волосами, с внушительными бицепсами. Наверное, он очень силен.

– Спасибо, я буду пиво. – Кэт не собиралась пить, но ей не хотелось обижать друга. Она потрогала один из его бицепсов. – Ты занимался в последнее время?

Джарвис усмехнулся:

– Нет, просто ты постоянно видишь меня в том полосатом джемпере.

Так и есть. В магазине было очень холодно, и все они одевались на работу как можно теплее и даже летом не снимали свитера. Они закурили и сели.

– Хочешь, я проверю твой текст? – предложила Кэт.

Джарвис потянулся за сценарием, который лежал на полу рядом с ним.

– По-моему, у меня получается говорить с нужным акцентом, но, боюсь, вскоре я о нем забываю. И еще я ужасно нервничаю. Такое ощущение, будто у меня есть шанс.

Кэт ободряюще улыбнулась и посмотрела на сценарий.

– Откуда начинать?

Джарвис ткнул пальцем в середину страницы.

– Меня зовут Дэвид. Читай то, что выделено оранжевым.

– Готов?

Он заложил руки за голову, глубоко вздохнул и кивнул.

Кэт начала читать:

– Роуз входит в комнату…

– Авторские ремарки не нужны! – перебил он.

– Извини! Им абсолютно безразлично, большинству из них… Даже если университеты поднимут оплату до пятидесяти тысяч фунтов в год, они и это стерпят.

– То же самое там, откуда я приехал, – заметил Джарвис. – Студенты совсем не интересуются политикой.

Кэт пристально вглядывалась в текст.

Она не очень хорошо разбиралась в акцентах, но то, как говорил Джарвис, не было похоже на речь жителя Нью-Йорка. Выходец с Карибских островов, возможно… или из Уэльса?

– Ну как? – Закончив читать, поинтересовался Джарвис. – Неплохо?

– Потрясающе! – улыбнулась Кэт.

Какой смысл огорчать его сейчас? Наоборот, нужно вселить в него уверенность.

Кэт проверила Джарвиса еще несколько раз, чтобы убедиться, что он хорошо ориентируется в тексте, а потом они решили посмотреть «Некоторые любят погорячее». Кэт сняла ботинки и поставила их под стул. Рыжевато-коричневый кот Джарвиса, Тамерлан Великий, запрыгнул к ней на колени и свернулся там, громко урча. Кэт по привычке принялась покусывать ладонь, почувствовав, что напряжение спадает и ее плечи расслабляются. В комнате было жарко, и вскоре Кэт стало клонить в сон. «Какая глупость, – подумала она, не в силах открыть глаза, – я засыпаю перед телевизором, как старуха!»

– Кэт, ты разговариваешь во сне!

Она подскочила и увидела Джарвиса, который сидел рядом с ней на коленях и тыкал ей пальцем в ребра. Ощутив сухость во рту, Кэт заволновалась, не понимая, где она и сколько сейчас времени. Ей приснился плохой сон, но она его не помнила. Джарвис встал, хотел выключить телевизор, но Кэт запротестовала.

– Не переживай, я сам чуть не умер от скуки. Я видел его много раз! Хочешь чаю?

Джарвис ушел в кухню, а Кэт осталась сидеть, обхватив колени руками, – кот куда-то делся, и, не чувствуя его тепла, она озябла. Выглянув в окно, заметила, что на улице уже стемнело. Интересно, как долго она спала? Кэт понимала, что пора возвращаться домой, хотя что ее там ждет? Трейси все еще в каком-нибудь пабе с Риком, или, наоборот, они в постели, не в состоянии оторваться друг от друга.

– Как ты держишься после всего, что произошло? – поинтересовался Джарвис, вернувшись с двумя чашками, из которых шел пар, и протянул одну Кэт. Он обычно никогда не называл Лео по имени.

– Плохо, – призналась Кэт, обхватив чашку ладонями, и посмотрела на друга. И это было ошибкой. Его яркие голубые глаза в обрамлении густых черных ресниц, почти как у девчонки, сочувственно смотрели на нее.

– Хочешь поделиться?

– Нет. – Кэт быстро отвела взгляд. Хватит с нее вчерашнего разговора с Викторией, она не повторит ошибку.

Джарвис почесал голову:

– Я тут подумал, давай съездим вместе в Донегол в выходной день? Мы могли бы остановиться у моих родителей. Мама очень вкусно готовит и любит гостей.

Глаза Кэт наполнились слезами.

– Они живут в очень милом месте, – быстро добавил Джарвис, – далеко от цивилизации. Там очень красиво: можно просто гулять, да и пабы отличные. Родители не будут докучать тебе. Или, если тебе не хочется ни с кем общаться, можешь просто не выходить из дома и читать или сочинять свои рассказы, или еще чем-нибудь заниматься. Я бы оставил тебе ключ, чтобы ты могла выйти и вернуться, когда захочется. Мне кажется, свежий ирландский воздух пойдет тебе на пользу.

Кэт закусила губу. Джарвис часто рассказывал о родителях и двух младших сестрах, и у нее сложилось о них очень хорошее впечатление. Она представила дом, где пахнет свежеиспеченным хлебом, и девочек, выбегающих в холл, чтобы встретить отца, когда он приходит с работы. Кэт покачала головой:

– Нет.

– Почему? Я уверен, ты отлично проведешь там время!

– Не могу. И точка.

Он зажмурился, будто она ударила его, и Кэт почувствовала укол совести. Почему она так несправедлива к нему? Наклонившись, она начала натягивать ботинки. Джарвис тяжело вздохнул:

– Мне очень хочется помочь тебе, Кэт. И если я могу это сделать…

Она закончила возиться со шнурками, завязав каждый на несколько узлов.

– Позволь мне хотя бы проводить тебя до метро?

– Я сама дойду.

Кэт с облегчением вышла на холодную темную улицу. Если бы она провела в квартире Джарвиса еще некоторое время, то, наверное, приняла бы его предложение. Лучше держать его на расстоянии. Это более безопасно и предсказуемо. Кэт Мэсон никогда и никого, кроме Трейси, не подпускала близко к себе. Если этого не делать, никто не обидит тебя.

 

Глава 9

Понедельник, 21 декабря

Виктория решила, что ей нужно появиться в офисе. После похорон прошло только десять дней, близилось Рождество, и Дебс предлагала ей приступить к работе после праздников. Но Виктория опасалась, что, если тянуть слишком долго, ей может вообще не хватить мужества вернуться. А Бог свидетель, сейчас ей очень нужна работа.

Офис располагался между пекарней и благотворительным магазином одежды. Вход в него был настолько неприметным, что, если его не искать, можно было пройти мимо. Ничто снаружи не указывало на то, что происходит внутри.

Виктория нажала кнопку звонка рядом с черной дверью, ввела код и поднялась по крутой лестнице на второй этаж. Заметив Оливера Сэндза, который выходил из двери слева, смутилась. К сожалению, он тоже заметил ее. Деваться было некуда.

Оливеру было лет сорок пять, и он, как и Виктория, работал семейным консультантом. Когда-то у него был успешный дизайнерский бизнес. Поговаривали, будто он продал его за хорошие деньги и мог бы вообще не работать. Но, судя по всему, ему нравилось нынешнее занятие. Хотя по виду Оливера невозможно было сказать, что ему что-то нравится.

Виктория слышала о его успехах в общении с клиентами, но сомневалась, что это правда. Ей он казался самодовольным, и в его присутствии она нервничала. У нее была привычка болтать, чтобы заполнить возникшую паузу в разговоре, и она ненавидела себя за это. Специализацией Оливера являлось домашнее насилие.

– Привет! – сказал он, поднимая брови, что было равноценно улыбке.

Виктория убрала волосы с лица и холодно улыбнулась. Она шла сюда быстрым шагом и немного вспотела, – не хватало еще тратить время и любезничать с этим мужчиной! Возникла заминка: Оливер перегораживал ей путь, и Виктория остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Почему ей так неловко в его присутствии? Неожиданно она открыла рот, и слова полились потоком!

– Я боялась опоздать, – запыхавшись, произнесла она. – Не следовало надевать их! – Она подняла ногу и, как идиотка, показала пальцем на свои черные лодочки восьмого размера с каблуком в полтора дюйма. – Я купила их на распродаже. Они показались мне удачными, а вышло так, что мне в них неудобно. Обычно я не хожу на каблуках, то есть, я хочу сказать, мне не следовало бы на них ходить, с моим-то ростом. В школе у меня было прозвище Дылда, понятно почему, да?

Оливер с непроницаемым лицом хранил молчание.

– Ты не знаешь, где у меня консультация? – спросила Виктория.

Он склонил голову набок:

– Кабинет номер три.

Она взялась за ручку двери.

– Прими мои соболезнования.

Она помедлила, и на глазах у нее выступили слезы. Пора привыкать к тому, что люди выражают ей сочувствие, если это вообще возможно сделать. Хотя по виду Оливера нельзя было предположить, что он сочувствует ей.

– Спасибо! – пробормотала Виктория.

– Если я могу что-нибудь сделать…

Она покачала головой и торопливо зашла в кабинет, чтобы снова не ставить себя в неудобное положение. В их работе увидеть перед собой плачущую женщину было нормой, но она не собиралась давать ему такую возможность.

У Виктории оставалось еще пять минут до прихода клиентов, поэтому, оглядевшись, нет ли кого поблизости, она проскользнула в рабочую кухню, чтобы приготовить кофе. Когда зазвенел звонок в дверь, Дебс – ее подруга и коллега, заглянула в кухню и улыбнулась.

– Твои клиенты? – После недолгого размышления – кухня была настолько узкой, что в ней не хватало места для второго человека, – она все-таки протиснулась внутрь.

Виктория кивнула.

– Удачи, – сказала Дебс.

Она была невысокой суховатой женщиной лет тридцати пяти, которая обучала Викторию в начале ее работы, и с тех пор они дружили. Сегодня из-под брюк коричневого делового костюма Дебс выглядывали кроссовки. Она была очень спортивной, и в обед всегда выходила на пробежку. Склонив голову набок, Дебс поинтересовалась:

– Ты в порядке?

Виктория сухо улыбнулась:

– Стараюсь держаться.

Дебс потянулась за жестяной коробкой, которая стояла в шкафу над раковиной.

– Я испекла капкейки. Попробуй, – предложила она, открывая крышку и подмигивая Виктории, глаза у которой тут же загорелись.

Она выбрала себе одно пирожное с желтой глазурью и розочкой на верхушке и удовлетворенно улыбнулась.

Дебс похлопала ее по руке:

– Увидимся позднее.

Виктория проглотила капкейк, взяла чашку и отправилась по коридору к двери, чтобы впустить клиентов. Ей предстояла непростая консультация. Она не так давно этим занималась, и нужно было многому учиться. Не хватало только упасть перед ними в обморок. Это ее новые клиенты, и такое зрелище им ни к чему.

– Добро пожаловать! – Виктория быстро проводит ладонью по губам, чтобы смахнуть крошки, и оценивает пару, стоящую напротив нее.

Им обоим немного за тридцать – она знает это из заметок, которые передала ей Дебс после предварительной консультации. Он банкир – невысокого роста, крепкий и симпатичный мужчина. Чисто выбрит, светлые волосы коротко подстрижены. Промок с головы до ног, будто попал под внезапный ливень, в руках у него – велосипедный шлем. Не успев войти, он снимает непромокаемые куртку и брюки и остается в идеально скроенном черном костюме и светло-голубой сорочке, верхняя пуговица которой расстегнута. Без галстука. Сидит, откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу, пытаясь произвести впечатление уверенного в себе человека. Но руки его скрещены на груди в защитной позе, и он постоянно двигает челюстью. Виктория сразу понимает, что мысль прийти на консультацию принадлежала его жене. Обычно жены становятся инициаторами походов к специалистам. И сейчас, как она догадывается, мужчина готов оказаться где угодно, но только не здесь.

Его жена снимает водонепроницаемую темно-синюю куртку с капюшоном и оставляет зонт с леопардовым принтом сохнуть рядом с батареей. Она невысокая, коренастая, с хорошеньким круглым личиком и крашеными светлыми волосами, подстриженными под каре. В джинсах, кроссовках, обтягивающей черной водолазке с воротником поло, которая не украшает ее и так тяжелую верхнюю часть тела. На груди и на плечах прилипшая длинная серая шерсть кота или собаки. Виктория записывает кое-что в своих бумагах и ободряюще улыбается. Женщина складывает руки на коленях и, нахмурившись, смотрит на мужа с озабоченным видом.

– Прийти сюда – ее идея, – начинает мужчина. Что ж, Виктория не ошиблась. – Но я думаю, что нам не нужно…

– О, Дон, ради всего святого! – перебивает его жена. – Мы все это уже обсудили. И ты согласился!

Виктория внимательно смотрит на женщину:

– Значит, Кейт, это была ваша идея прийти на консультацию?

Считается, что повторение сказанного клиентом помогает снизить темп разговора. Кейт кивает. Виктория оборачивается к Дону:

– А вам это не очень нравится, если не ошибаюсь?

Сейчас Дон уже сидит на самом краю кресла, словно готовится сбежать.

– С нашим браком все в порядке. То есть я хочу сказать, что мы, конечно, ссоримся, но не больше, чем другие. – Уголок его глаза дергается. – В общем, я не понимаю, чего мы этим достигнем. Я ведь говорил ей, что мне очень жаль.

Кейт прищуривается и поджимает губы:

– Этого недостаточно. Ты не можешь просто извиниться, чтобы спасти наш брак.

Он разворачивается и недовольно смотрит на жену:

– Я же сказал, что это ничего не значило для меня. И все давно закончено. Чего ты еще хочешь? Я должен упасть тебе в ноги? – Дон усмехается. – Это бессмысленно!

Они разогрелись почти до ста градусов буквально за минуту. Виктория поднимает руку:

– Мы можем сейчас остановиться? Я вижу, вы оба сердиты. – Она немного принижает их чувства, но это необходимо, чтобы они успокоились. К ее облегчению, Дон снова откидывается на спинку кресла и скрещивает руки.

– Наверное, нам нужно начать с самого начала, – продолжает Виктория. – Итак, Дон, вы не считаете, что у вас есть проблемы в браке?

Пока он яростно трясет головой, Виктория делает глоток кофе из чашки, которая стоит на столе рядом с ней. Заметив тут же коробку с белыми салфетками, берет ее на заметку: она еще может пригодиться. Кейт пытается что-то сказать, но Виктория снова поднимает руку.

– Пусть Дон закончит!

Она предпочитает сначала давать слово мужчинам, потому что это помогает им расслабиться. Таким образом она сразу исключает ситуацию, когда две женщины обсуждают что-то между собой, не давая мужчине вставить слово.

– Но здесь явное противоречие, – произносит Виктория. – Кейт, очевидно, очень расстроена. Дон, как вы думаете, почему? Как вы видите данную ситуацию?

Кейт прищуривается, и Дон начинает ерзать на стуле, потирать шею и вытягивать подбородок в сторону так, что кажется, он сейчас свернет себе шею.

– Она несчастна в последнее время, – начинает он. – По-моему, у нее депрессия. Видимо, это связано с тем, что она оставила работу, чтобы присматривать за детьми. Дома скучает. Я предлагал ей поискать работу на несколько часов в день, но она не слушает.

Кейт сжимает кулаки так крепко, что у нее белеют костяшки пальцев:

– Это не имеет никакого отношения к тому, что я ушла с работы! Это всего лишь предлог, сам знаешь! Скажи правду, Дон! Давай же, скажи!

Он вытягивает шею и откашливается:

– У меня была интрижка на стороне, но все давно закончилось. А она не верит!

Виктория кивает, стараясь выглядеть беспристрастной, – она должна одинаково ровно относиться к каждому клиенту.

– Итак, у вас был роман на стороне. Когда именно?

Дон смотрит в стену, стараясь не встречаться с Викторией взглядом.

– Полгода назад. Он продолжался всего лишь пару…

– Лжец! – кричит Кейт, и краска заливает ее лицо. Я видела сообщение, которое ты ей отправил! Это было через много дней после того, как ты заявил, что все кончено!

Виктория прочищает горло. Ничего необычного – пары часто в ярости кричат друг на друга на первой консультации. Так много боли и обиды успевает накопиться, что им сначала нужно разобраться с этими чувствами и только потом двигаться дальше.

– Позвольте мне задать каждому из вас один и тот же вопрос. Отвечайте, пожалуйста, по очереди. Дон, вы хотите спасти свой брак?

Он с недоверием смотрит на нее.

– Конечно!

– Вам может показаться странным, но наша работа – не только помощь парам, которые хотят остаться вместе. Иногда мы помогаем людям смириться с тем, что их совместной жизни пришел конец, и помочь им ради детей определиться, куда двигаться дальше.

Дон хмурится:

– Хотите сказать, что мы можем развестись после консультаций? Ни за что! В таком случае я не собираюсь проходить через все это!

– Нет, – возражает Виктория. – На консультациях мы ни к чему не принуждаем. Я хочу лишь сказать, что нам предстоит долгий путь, и его конечную точку трудно предугадать.

Консультация длится пятьдесят минут, а потом у Виктории небольшой перерыв до прихода следующего клиента. Это высокий худой мужчина по имени Кит. У него бледное вытянутое лицо, и он явно нервничает, входя в кабинет. У Кита это тоже первая консультация. Его жена отказалась прийти, поэтому он один. Кит садится напротив Виктории и теребит «молнию» своей серой флисовой кофты.

– Прежде я никогда не был у семейного консультанта, – говорит он, стараясь не встречаться взглядом с Викторией. – И не знаю, чего мне ожидать.

Виктория начинает рассказывать ему о том, как строится их работа, но тут дверь неожиданно распахивается. Кит в растерянности поднимает голову и видит невысокого мужчину в дорогом костюме. Это Дон.

– Прошу прощения, я забыл свои брюки, – говорит тот и забирает свои непромокаемые брюки, которые остались лежать на стуле в углу после его ухода.

Виктория и не заметила, что он их там оставил. Когда дверь за Доном закрывается, она переводит взгляд на Кита и видит, что он побледнел еще больше. Кит сглатывает, и его адамово яблоко дергается.

– И я?.. – бормочет он.

Виктория не понимает, что Кит имеет в виду. Он выглядит так, будто ему только что сообщили, что его мать сделала операцию по смене пола.

– И я?.. – повторяет он, с трудом выдавливая слова. – И мне нужно будет снять брюки?

Ну, вот и ответ.

– Нет, – отвечает Виктория, стараясь сохранить серьезный вид. – Дон приехал на велосипеде. И снял свои непромокаемые брюки… чтобы просушить их.

У Саломеи начались рождественские каникулы, и пока Виктория работала, она находилась в гостях у своей подруги Люси. Каждый раз, когда Джоанна, мама Люси, видела Викторию, ее лицо принимало страдальческое выражение. Несколько раз она даже не смогла сдержать слез, и Виктория была вынуждена успокаивать ее.

– Может, чашечку чая? – предложила Джоанна, когда они зашли в ее светлую кухню, оборудованную по последнему слову техники. Саломея и Люси сидели за дубовым столом и что-то увлеченно раскрашивали.

– Спасибо, не надо, – произнесла Виктория, заметив, что у Джоанны заблестели глаза. – Спасибо, что разрешили оставить ее у вас.

– В любое время, дорогая! Только скажи.

Но Саломея не хотела уходить.

– Можно я останусь на некоторое время?

Джоанна задумчиво потрепала малышку по волосам.

– Кстати, – обратилась она к Виктории, – если захочешь провести Рождество с нами, мы будем очень рады! Но мне почему-то кажется, что ты решишь остаться дома в свое первое Рождество без… – Джоанна замолчала.

– Да, дома, – кивнула Виктория.

Честно говоря, ей было все равно, чем заняться в Рождество. Это день заранее обещал быть ужасным. Но где еще она может оказаться? Родители умерли, а с братом и сестрой она никогда не была близка. Им не нравился Лео, а они ему. Кроме того, у нее не было денег, чтобы уехать. Дебс тоже пригласила ее к себе, но у нее муж и маленькие дети, и Виктории не хотелось им мешать.

Когда они вернулись домой, Саломея побежала в гостиную и включила телевизор. В доме было тихо, и Виктория предположила, что Ральф наверху в своей комнате за плотно закрытой дверью. Его кроссовки стояли в холле, а черная стеганая жилетка висела на вешалке.

Виктория прошла в кухню и открыла холодильник. Кроме четырех стейков лосося и одного огурца в нем почти ничего не было. Раньше ей нравилось стоять у плиты, но в мастерстве она не могла сравниться с Лео. А после его смерти не хотелось готовить ничего, кроме пирогов и пудингов, но приходилось. И если бы она могла себе позволить, то ела бы только в ресторанах.

Виктория принялась чистить картошку, сбрасывая очистки в измельчитель отходов под раковиной. Ей в голову пришла одна мысль. Нужно проверить ее прямо сейчас, иначе потом не хватит смелости. Оказалось, что она способна на поступки, требующие мужества, – а ведь раньше даже не подозревала, что настолько сильна духом. Завернув в пленку картофельные котлеты с рыбой, Виктория убрала их в холодильник, закрыла дверь и взяла телефон. Нужно действовать быстро, пока Саломея смотрит телевизор.

Телефон прозвонил семь или восемь раз, прежде чем женский голос резко произнес:

– Да.

Мать Лео. Виктория проглотила ком в горле.

– Эльза, это вы?

– Кто это? – Эльза много лет прожила в Париже и отлично говорила по-французски, но ее австрийский акцент был все еще заметен.

Виктории показалось, будто она стала меньше ростом, и, когда она опустилась на стул, ее ноги дрожали.

– Я рада, что застала вас дома.

Она представила старую женщину в ее элегантных просторных апартаментах в центре Парижа. Виктория ни разу там не была, но легко могла вообразить их: идеальная чистота, множество тяжелых предметов мебели красного дерева, серебро и стекло, повсюду фотографии Лео. Все начищено до блеска. Тишина. Виктория представила ее руки: набухшие синие вены под мертвенно-бледной кожей и тонкие пальцы, обезображенные артритом.

– Что тебе нужно? – резко произнесла Эльза.

Между ними никогда не было дружеских отношений, но все же такая неприкрытая ненависть в голосе неприятно удивила Викторию. Она расправила плечи с намерением пресечь подобное отношение к себе.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовалась она с наигранным энтузиазмом.

– Вполне сносно для моего возраста. А мне девяносто пять.

– Я рада! – Виктория уже собиралась начать вступительную речь о детях, погоде и своем самочувствии, но Эльза перебила ее:

– Ты ведь звонишь не для того, чтобы справиться о моем здоровье? Что ты хотела?

Виктория набрала полную грудь воздуха. Что ж, пусть будет так!

– Лео не оставил завещания!

Возникла пауза, но короткая.

– Меня это не удивляет. Его нельзя было назвать практичным человеком. Ни деньги, ни вещи Лео не интересовали! Только музыка!

Виктория сжала трубку в руке.

– Эльза, у него не было денег, – тихо промолвила она. – Я проверила его банковские счета. Там пусто.

– И что? – Голос Эльзы звучал резко, с металлическими нотками. – Ты ожидала чего-то другого? Что у него где-нибудь припрятаны миллионы? Деньги утекали у него сквозь пальцы, как вода. Он был чрезвычайно расточительным. Ты не могла этого не знать!

Виктории хотелось обвинить старуху в том, что ей безразличны внуки! Она ведь даже не задумалась о том, что это могло означать для них! Но решила промолчать. Если она сейчас возмутится, то не услышит ответов на свои вопросы.

– Это ставит нас в очень тяжелое положение, – спокойно продолжила она. – Лео был основным кормильцем.

Эльза фыркнула:

– Кормильцем? Он был вундеркиндом, виртуозным скрипачом и всемирно известным дирижером.

Виктория вздохнула:

– Я не имела в виду, что он кормил всех нас в буквальном смысле. Просто это такое выражение в английском языке. Оно означает, что Лео в нашей семье зарабатывал больше всех. И обеспечивал детей…

– Я знаю значение данного слова, – усмехнулась Эльза.

Виктория представила ее сухие губы и сморщенную, как пергамент, кожу, плотно обтягивающую скулы.

– Разве его работа – обеспечивать вас? Он создавал прекрасную музыку. Это было его призванием!

Виктория выглянула в окно, где на ветру медленно покачивался бамбук.

– Вы ведь знаете, что он по-настоящему любил нас, – сказала она.

– Не обманывай себя! Он любил только свою музыку!

Глаза Виктории наполнились слезами, но она не сдавалась. В последнее время ей столько всего довелось пережить, что мало что могло вывести ее из себя.

– А его жена? – проговорила она, сделав над собой усилие. – В Австрии. Я предположила, что все эти годы он поддерживал ее деньгами. Вы не думаете, что все деньги могли уйти туда?

Эльза расхохоталась. И ее холодный смех оказался для Виктории больнее и обиднее, чем удар или толчок в плечо.

– Не было никакой жены!

У Виктории закружилась голова, и она поставила локти на стол, чтобы не упасть. Неужели старая кошелка разыгрывает ее?

– Что вы имеете в виду?

– Так называемая жена – фантазия. Он ее выдумал, – заявила Эльза. – Как причину, чтобы не жениться на тебе или на любой другой своей женщине.

Еще один удар, который сокрушил Викторию. Она закрыла глаза.

– Он никогда не хотел жениться, – продолжила Эльза. – Лео был не из тех мужчин, кому нужна семья.

– Но он говорил мне…

– Он много всего говорил тебе, чтобы ты не задавала лишних вопросов.

В голове у Виктории мысли метались, сталкивались и бились в череп, от чего он готов был взорваться. Она поднесла ладонь к лицу: щеки пылали огнем.

– Но дети, – возразила она, пытаясь нащупать почву под ногами. – Он любил своих детей…

– Конечно, – согласилась Эльза. – По-своему…

Виктория осознала, что теребит свой безымянный палец, на котором чего-то не хватало. Кольцо. На нем не было кольца! Она вспоминала, как часто за эти годы умоляла Лео жениться на ней. Это было ее самым заветным желанием!

– Я не могу, моя дорогая девочка, – отвечал он, с улыбкой пожимая плечами. – Мне очень жаль. Ты ведь знаешь, я никогда не смогу развестись. Это против моей веры.

Виктория знала об этом, но не понимала, почему ради нее Лео не хочет всего лишь один раз пойти против правил? Он ведь даже не был глубоко религиозным человеком. Будучи иудеем по рождению, принял другую веру вместе с матерью после переезда в Великобританию. Ходил в церковь на Рождество и на Пасху, но никогда не исповедовался. И хотя Лео выразил желание, чтобы дети воспитывались в католической вере, никогда не говорил с ними о Боге. Виктории иногда казалось, будто он прикидывается верующим.

Внезапно она ощутила такую слабость, словно была создана не из плоти и крови, а из чего-то легкого и невесомого.

– Вы не обманываете меня? – прошептала Виктория.

– Зачем мне тебя сейчас обманывать? Раньше я делала это ради Лео, потому что он мой сын. Но сейчас его нет, так что и смысла нет.

Виктория почувствовала, что совсем обессилела. Если бы она сейчас могла уснуть, то проспала бы, наверное, лет сто.

– А почему вы всегда меня ненавидели?

– Это не так, мне просто жаль тебя. Ты думала, что являешься важной частью его жизни, и ошибалась. Как и каждая из вас. Лео страстно любил музыку, но, как любой настоящий мужчина, иногда отвлекался. Моей задачей было помочь ему сосредоточиться на музыке. И в целом мне это удалось.

Виктория представляла жену Лео. В ее фантазиях ей было около двадцати трех – двадцати четырех лет – примерно в этом возрасте она вышла замуж. Среднего роста, стройная, с длинными темными волосами, стянутыми сзади в «хвост». Симпатичное личико и большие карие глаза, но Лео она казалась скучной: такая сладкая простушка. Его всегда привлекали женщины с перчинкой!

Но Виктория не знала, как эта женщина выглядит в действительности, потому что Лео почти никогда не говорил о ней. В начале отношений она искала в его вещах старые свадебные фотографии или письма – что угодно, чтобы удовлетворить свое любопытство, но безрезультатно. Теперь стало ясно, в чем причина.

Образ его жены померк и рассыпался на мелкие кусочки, однако Виктория могла с легкостью собрать их при желании. Слишком долго эта женщина жила в ее мыслях.

– А вы справитесь? Я имею в виду финансово? – поинтересовалась она у Эльзы, чтобы обозначить свои проблемы и помочь им проявить сочувствие друг к другу.

– Я? Со мной все в порядке. Лео всегда заботился обо мне. К тому же, мне недолго осталось жить.

У Виктории сжалось сердце: какой бы сильной ни была ее ненависть к Эльзе, эта женщина связана с Лео. Еще одна нить к нему, которая скоро оборвется.

Она ждала от старухи хотя бы каплю сочувствия, ненавидела себя за это и знала, что обязательно испытает разочарование.

– До свидания, – произнесла Эльза.

Виктория сидела, уставившись в окно, где все казалось серым: небо, деревья, трава, даже ягоды на кусте остролиста в дальней части сада – все было одинаково мрачным, словно она потеряла возможность различать цвета.

Любил ли Лео ее когда-нибудь или она все придумала? Виктория сознавала, что сейчас треснули основы ее жизни, и, как бы она ни пыталась починить их, они никогда уже не будут такими крепкими, как раньше.

– Мам, я есть хочу!

Саломея, голос из ее прошлой жизни. Виктория вглядывалась в серый день за окном.

– Что случилось? – Девочка переживала за мать и требовала внимания, чтобы успокоиться.

Виктория оглянулась и посмотрела на дочь. Та стояла рядом, тревожно глядя на нее широко распахнутыми глазами. Виктории показалось, будто она не узнает дочь. Знакомые и когда-то такие дорогие ей черты: темные глаза и брови, которые необычно смотрелись с густыми светлыми волосами, идеальный нос лишь с намеком на горбинку и смуглая кожа, свидетельствовавшая об иностранном происхождении. Сейчас она казалась ей незнакомкой. Неужели она когда-то видела эту девочку? Так похожую на Лео.

 

Глава 10

Понедельник, 28 декабря

В выходной день Мэдди встала поздно. В кухне Фиби уже сидела за столом и ела хлопья из глубокой миски. Под окном на черной гранитной поверхности кухонного стола лежала пачка нераспечатанных писем: счета и еще счета. Нет, сейчас она не станет их открывать. Мэдди снова вспомнила слова Блейка о плачевном состоянии бизнеса. Они прозвучали тогда как гром среди ясного неба. Она знала, что дела обстоят не лучшим образом, но разве сейчас кому-то легко? Казалось, достаточно постараться адаптироваться к ситуации: усердно трудиться и виду не подавать, что что-то не так, пока ситуация не улучшится. И постоянно искать новые источники заработка.

Но Блейк проявил себя с отрицательной стороны. Поступок труса – Мэдди поверить не могла, что он не посвятил ее в свои планы заранее. Конечно, она занималась своими проблемами, но на работе отсутствовала только один день из-за похорон.

Мэдди знала, что Блейк не имел ничего против нее лично. С остальными он поступил так же. Жаль только, что не сообщил ей о финансовой ситуации в компании до того, как это стало свершившимся фактом.

Мэдди не предвидела подобного развития событий и очень сердилась на себя за это, но все же в основном ее злость была направлена на Блейка. Она не предполагала, что он может легко спасовать перед трудностями, однако факт остается фактом. Что ж, он еще пожалеет! На первое время есть контракт с «Текила Тиз», и она не сидит сложа руки.

В новом году Мэдди запланировала несколько ленчей с потенциальными клиентами и уже начала прощупывать почву для самостоятельной работы. Не важно, будет ли это работа на Блейка или на кого-либо еще. Мэдди знала себе цену и понимала, что сумеет заработать больше, если сама станет искать себе клиентов.

Наконец раздался звонок в дверь, и она замерла. Фиби отодвинула стул и приготовилась бежать к двери.

– Стоп! – скомандовала Мэдди, показывая на недоеденный завтрак. – Сначала доешь!

Всю неделю она переживала из-за визита Ральфа, одновременно ощущая любопытство и приятное волнение. И все же волновалась из-за Фиби. Сказала дочери, что Ральф – сын подруги, которую она не видела долгое время. Девочка ни в коем случае не должна узнать правду.

Еще ее пугала мысль, что Виктория может проведать о планах Ральфа. Виктория и так уже ненавидела свою молодую соперницу, а в этом случае ее ярость будет беспредельной. Мэдди вспомнила, как побелевшая от гнева Виктория стояла около ее дома, утверждая, что она, Мэдди, ничего не значила для Лео. Что ж, пусть остается в неведении, главное, что она сама знает правду.

На пороге стоял Ральф с коробкой дешевого шоколада, которую он вручил Мэдди. Он снова нервничал, как в тот раз, когда впервые пришел к ней в офис. Он был значительно выше Мэдди, но горбился и от этого казался ниже ростом. Мэдди очень хотелось обнять его, чтобы он немного расслабился, но она сдержалась. Это было бы неуместно.

Она провела его в элегантно обставленную гостиную, которая занимала почти весь этаж. В дальнем углу за роялем, рядом с французским окном, которое выходило на ступени, ведущие в небольшой, огороженный стеной сад, стояла маленькая елочка, купленная и украшенная к Рождеству. Обычно они с Фиби покупали большое дерево, которое при включенном отоплении наполняло комнату приятным запахом, но в этом году у Мэдди было туго с деньгами. Никаких иных украшений в комнате не было.

Судя по всему, Ральф приложил усилия для того, чтобы хорошо выглядеть. Мэдди заметила, что он побрился. Красивое лицо, гладкая смуглая кожа, только на подбородке красный прыщ. Он был в идеально выглаженной бело-голубой полосатой сорочке, заправленной в низко сидящие джинсы, верхняя пуговица расстегнута, темно-синем кардигане и жилете толстой вязки. На ногах – поношенные и не очень чистые белые кроссовки.

– Фиби доедает завтрак, – сказала Мэдди и положила коробку с конфетами на стеклянный кофейный столик напротив дивана. Одна из белых деревянных ставен на окне эркера, выходившего на дорогу, закрылась, и она вернула ее на место. – Она присоединится к нам через минуту. Выпьешь что-нибудь?

Ральф покачал головой и присел на край светло-голубого дивана, поставив локти на колени, а Мэдди устроилась в кресле напротив. Готовясь к визиту Ральфа, она решила надеть джинсы своей любимой фирмы «Рок энд репаблик» и бледно-розовый кашемировый джемпер с круглым вырезом. На ней не было никаких украшений, кроме маленьких круглых сережек-гвоздиков с бриллиантами. Светлые волосы собраны в «хвост» на затылке. На лице Мэдди было минимум макияжа: пудра, немного румян, серо-голубых теней на веках и розовой помады. Она не могла позволить себе появиться перед Ральфом с мертвенно-бледным лицом. Туфли Мэдди не стала надевать, только толстые серые кашемировые носки. Она казалась себе хорошенькой.

– Как ты провел Рождество? – вежливо поинтересовалась она, желая преодолеть возникшее напряжение и начать разговор.

– Бывало и лучше, – ответил он. – А ты?

– Так же.

Встретившись взглядами, они грустно усмехнулись.

– С мамой не все в порядке, – продолжил Ральф. – Мне кажется, у нее депрессия.

– Неудивительно, – заметила Мэдди, скрестив ноги. – Горе всегда обрушивается неожиданно и буквально сбивает с ног. Я сама в таком же состоянии.

– И я… – Он откинулся на спинку дивана и провел рукой по волосам.

Мэдди разглядывала его лицо: выдающаяся вперед челюсть, идеальный нос с намеком на горбинку, полная и гладкая нижняя губа.

– Как у тебя дела? – быстро поинтересовалась она. – Скоро ведь экзамены?

Ральф нахмурился:

– Да, итоговые перед поступлением. Но последние несколько недель мне очень сложно сосредоточиться.

– Мамочка!

Мэдди оглянулась. Фиби скромно остановилась в дверях, поставив одну ногу на другую и раскачиваясь из стороны в сторону. Она была очень хорошенькой в своем детском голубом кардигане, розовой расклешенной юбке, в черных легинсах и босиком. Густые светлые волосы были собраны в «хвостики».

Мэдди почувствовала прилив материнской гордости.

– Иди сюда! – Она широко развела руки, и малышка подбежала к ней, залезла на колени и с любопытством оглядела гостя.

Ральф улыбнулся. Он отлично умел ладить с детьми, и вскоре они с Фиби играли на ковре в «Змеи и лестницы», а Мэдди готовила ленч. Потом они втроем сели вокруг черного стола в кухне и с аппетитом принялись за рыбный пирог, который приготовила Мэдди. Она открыла бутылку хорошего белого вина и налила себе и Ральфу. Фиби засыпала его вопросами:

– Тебе нравится школа? У тебя есть братья или сестры? Где ты живешь?

Если она и раздражала Ральфа, он этого не показывал. Пару раз у Мэдди замирало сердце – ей казалось, будто он затрагивает слишком чувствительные темы.

– Мой отец умер, – сказал он, отвечая на очередной вопрос Фиби.

Губы девочки задрожали:

– И мой тоже. Сейчас он на небесах.

Мэдди выразительно посмотрела на Ральфа.

– Это очень грустно, согласен, – произнес он. – Но мы ведь знаем, что им сейчас хорошо. Какой урок у тебя самый любимый?

Мэдди сидела во главе стала, Ральф слева, а Фиби напротив него. Она откинулась на спинку стула, сделала глоток вина и некоторое время разглядывала сбоку их обоих. Ей показалось, будто они похожи друг на друга, но немного. Фиби блондинка, а у него темные волосы. У них было что-то общее в нижней части лица, между носом и губами, и то, как выдается вперед верхняя губа, когда закрыт рот. Честно говоря, Фиби гораздо больше была похожа на дочь Виктории. Этих девочек можно было принять за близняшек.

После ленча они отправились на прогулку вдоль реки в сторону Хаммерсмитского моста. День выдался пасмурный, моросил дождь, но Мэдди чувствовала себя на удивление комфортно рядом с Ральфом. Фиби постоянно уезжала вперед на своем серебристом самокате.

– Как вы с Лео познакомились? – поинтересовался Ральф, которому очень хотелось узнать подробности.

Мэдди почувствовала, что готова открыться ему. Чем она рискует? Он заслуживает ответов на свои вопросы. Его мать ничего ему не рассказывала.

– В моем теннисном клубе, – объяснила она, улыбнувшись. – Я ждала в кафе своего партнера по игре, а Лео только закончил играть и вышел из душевой.

– Теннис? – удивился Ральф.

Мэдди недоуменно подняла брови.

– Да, мы очень много играли. У нас завязался разговор о теннисе. Мой партнер опаздывал, и мы беседовали почти полчаса. А потом он поинтересовался, не хочу ли я поужинать с ним. Между нами сразу возникло взаимопонимание, поэтому его предложение прозвучало вполне естественно. Так все и началось.

Ральф потер подбородок.

– А когда ты узнала, что он женат? То есть что он с моей мамой? И у него есть дети?

Он старался проявить выдержку, но по голосу Мэдди поняла, что ему больно говорить об этом.

– Очень скоро, – ответила она. – Лео рассказал обо всем на нашей первой или второй встрече.

– И тебя это не волновало? – Ральф ускорил шаг и смотрел прямо перед собой.

– Нет. – Мэдди решила говорить правду.

– Почему?

Она пожала плечами:

– Я не задумывалась о другой его женщине, о Виктории. Пока мне не нужно было встречаться с ней, ее словно не существовало. – Мэдди посмотрела на Ральфа и криво усмехнулась: – Мне всегда нравилось рисковать. Не могу сказать, что я этим горжусь. Конечно, когда наши отношения стали серьезными и мы полюбили друг друга, мне очень хотелось, чтобы все было не так сложно. А вначале я думала, что у нас просто интрижка.

Ральф нахмурился:

– Но разве ты не чувствовала себя виноватой, ведь у него была другая семья?

Мэдди кивнула:

– Немного, но, видишь ли, Лео объяснил мне, что между ним и твоей матерью уже много лет нет никаких чувств. Утверждал, что остается с ней только ради тебя и Саломеи.

Ральф остановился, пристально глядя на нее:

– И ты поверила? По-моему, все женатые мужчины так говорят своим любовницам.

У Мэдди заколотилось сердце. Что за слово «любовница»? Ей оно совсем не нравилось! Что этот семнадцатилетний мальчишка знает о любви!

– Почему я не должна была верить ему? – холодно парировала она. – У нас ведь общий ребенок. И я знала, что его сердце принадлежит мне.

Ральф покачал головой:

– Я не верю, что у него не было никаких чувств к маме. Просто ему нравилось иметь несколько домов и несколько семей.

Мэдди вспыхнула. Ей следовало предвидеть, что их встреча добром не закончится.

Впереди Фиби бросила самокат и начала карабкаться на дерево.

– А как же та, другая? – вдруг спросил Ральф. – Молоденькая девушка на похоронах? Она плакала на улице. Ты знаешь, что у него и с ней были отношения?

Кровь отхлынула от лица Мэдди. Конечно, она слышала об этой девушке от матери Ральфа, но в тот момент решила, что Виктория расстроена и хочет позлить ее. Но из его уст новость звучала правдоподобно. Мэдди постаралась успокоиться.

– Я не в курсе. Наверное, у них и были отношения. Понятия не имею. Знаю лишь одно: мы с Лео очень любили друг друга.

Мэдди захотелось ощутить твердую почву под ногами, и она решила сменить тему.

– Как у тебя с мамой? – поинтересовалась она, вспомнив, как злился Ральф на Викторию, когда они беседовали в пиццерии.

– Не очень хорошо. Похоже, ее волнуют только мои экзамены. Она мечтала, чтобы я поступил в университет. Но хочу ли я этого? В общем, мы не ладим.

Мэдди подумала, что им обоим сейчас очень тяжело, ведь конфликт разгорелся в сложный момент для всей семьи. Им следовало бы поддерживать друг друга. Она по себе знала, как сильно может гневаться Виктория. Ральф наверняка очень одинок и потерян. Жаль его.

Неожиданно он остановился, повернулся и, неуклюже схватив Мэдди за руки, заглянул ей в лицо. Она хотела высвободиться, но оказалась в ловушке.

– Я не виню отца за то, что он полюбил тебя, – тихо промолвил он. – Но мне неприятно, что он скрывал это от меня. А больше всего я злюсь на маму за то, что она делала вид, будто все в порядке.

Мэдди молчала. Ральф продолжал смотреть на нее, и его взгляд говорил о многом. По спине Мэдди пробежали мурашки. Она отвернулась и обратила внимание на Фиби – девочка сидела на нижней ветке дерева, качая ногами.

– Нам пора возвращаться, – сказала Мэдди и подняла воротник пальто.

Ральф побежал к Фиби. Девочка улыбалась и махала ему рукой – ей нравилось внимание. Мэдди видела, как осторожно, чтобы Фиби не поцарапалась, он снял ее с дерева. Так же поступил бы и Лео. Ральф оглянулся и улыбнулся Мэдди, но она сделала вид, будто не заметила.

Фиби решила идти домой, держа их за руки. Они сделали пару шагов, но потом Мэдди забрала у дочери руку и ушла вперед.

– Мамочка, подожди! – Малышке пришлось бежать, чтобы догнать ее.

Когда они приблизились к дому, возникла небольшая заминка. Фиби принялась дергать мать за рукав.

– Можно ему зайти к нам? Пожалуйста? – Она потянула Ральфа за собой к входу.

– Остановись! – воскликнула Мэдди.

Фиби замерла.

– Мне очень жаль, но Ральфу пора идти, – спокойнее сказала Мэдди и, погладив дочку по голове, почувствовала, что мягкость волос девочки успокаивает ее. – У него много дел, правда, Ральф?

Посмотрев на него, она заметила, что он снова сгорбился и теребит «молнию» жилета. Внезапно Ральф превратился в неуклюжего школьника, и это утвердило ее в мысли, что она поступает правильно.

– Не волнуйся, – произнес он, салютуя Фиби. – Скоро я навещу тебя!

Малышка улыбнулась:

– Правда? Когда?

– Как скажет твоя мама. – Он с надеждой взглянул на Мэдди.

Она засомневалась, зная, что именно должна ответить, но почему-то пробормотала:

– Да, да, можешь прийти еще.

– О боже! – Трейси схватилась за живот и снова побежала в туалет.

Рик нахмурился:

– Что с ней? Она нормально себя чувствует?

– Да, – кивнула Кэт. – У нее понос, вот и все.

– Но уже столько дней!

Весь вечер они провели в пабе, где в этот выходной было гораздо больше посетителей, чем обычно. Прослушивание Джарвиса на роль еврея из Нью-Йорка прошло неудачно, поэтому, чтобы подбодрить друга, Кэт пригласила его присоединиться к ним. Он забыл слова, а когда ему подсказали, начал вдруг говорить с акцентом уроженца Ланкашира. Или Йоркшира? Джарвис уже не мог вспомнить. Вердикт ассистента по подбору актеров не оставил ему надежды.

– Есть еще какие-то предложения? – поинтересовалась Кэт, чтобы отвлечь внимание от Трейси.

Джарвис как обычно был в своем полосатом джемпере. Прежде чем ответить, он отхлебнул пива:

– Ну… Мой агент предложил мне одну роль, но я сомневаюсь.

Кэт удивленно посмотрела на него: отвергать предложение – это не похоже на Джарвиса!

– А что за роль?

– В телевизионном фильме. Великолепный актерский состав и режиссер!

Рик наклонился вперед, и его длинные волосы упали на лицо. Он был в черной футболке с портретом Оззи Осборна. Татуировка на левой руке гласила: «Рок рулит».

– Тогда в чем проблема? – поинтересовалась она.

Джарвис перегнулся через стол, чтобы их не могли подслушать.

– Место действия – Франция девятнадцатого века, – прошептал он. – Мне предложили роль гея.

Кэт захихикала:

– Ну и что? Ты можешь сыграть гея!

– По поводу поцелуев я не переживаю – это был бы отличный опыт и своего рода вызов! – Джарвис снова отхлебнул пиво.

– Ну же, парень, давай выкладывай! – У Рика заканчивалось терпение. – В чем проблема-то?

Джарвис скривился:

– Проблема в том, что мне придется танцевать канкан. И я не уверен, смогу ли…

Рик и Кэт покатились со смеху, а Джарвис поджал губы.

– А почему нет? – воскликнул Рик. – Смотри, это легко!

Он поднял со стула свой внушительного размера живот и к удовольствию других посетителей станцевал канкан, громко напевая.

Трейси вернулась из туалета, вид у нее был жалкий. Она села на скамейку рядом с Кэт, а парни отправились в соседний зал играть в дартс.

– Плохо? – поинтересовалась Кэт.

Трейси кивнула.

– Выпей что-нибудь, станет легче!

Трейси наклонилась к Кэт:

– Это из-за мексиканских пилюль для похудения. Я купила их на работе.

– Идиотка, – фыркнула Кэт. – Тебе не нужно худеть! Прекрати их принимать, и все пройдет!

Трейси сделал глоток из своего бокала. Она пила коктейль с бакарди и диетической колой.

– Только после того, как допью всю упаковку. Они очень дорогие!

– А сколько осталось? Боюсь, я не переживу этого!

– Еще на шесть недель.

Кэт ахнула:

– К этому времени ты превратишься в скелет! И ты ведь даже не знаешь, из чего они сделаны!

– Мне безразлично! Главное, они помогут мне стать стройной!

Трейси осушила свой бокал и посмотрела на бокал Кэт, светлое пиво в котором оставалось практически нетронутым.

– В чем дело? Почему ты не пьешь?

– Честно говоря, я плохо себя чувствую. Наверное, скоро поеду домой.

Трейси нахмурилась, размышляя.

– Ты уже давно плохо себя чувствуешь!

– Это из-за Лео. Я постоянно думаю о нем.

– Так мало пить совсем не в твоем стиле, – заметила Трейси. – Ты и куришь теперь мало. Закуриваешь и сразу же тушишь сигарету.

– Вот черт! – воскликнула Кэт.

Трейси втянула воздух и поинтересовалась:

– Когда у тебя в последний раз была менструация?

– У меня задержка.

– Сколько?

– Месяц…

– Месяц!

– Я расстроена из-за Лео! А цикл сбивается в таких случаях!

– Ты, наверное, беременна, – серьезно произнесла Трейси. – Тебе нужно сделать тест!

Кэт спрятала лицо в ладонях:

– Этого не может быть. То есть…

Трейси взялась за одну из своих желтых косичек и, накручивая ее на палец, перешла к практической стороне вопроса:

– Когда у вас с Лео в последний раз был секс?

Кэт попыталась вспомнить.

– В тот раз, когда мы ходили в Британский музей на открытие выставки, посвященной ацтекам. Потом я осталась ночевать у него.

Трейси уставилась на свой бокал.

– Это было в октябре? Но ты же пьешь таблетки! Я точно знаю.

– Да, но я могла пару раз забыть про них.

Трейси вдруг резко встала.

– Мне еще нужно выпить.

Кэт смотрела, как подруга идет к бару, не обращая внимания на взгляды, устремленные на нее, а потом возвращается назад с большим бокалом белого вина. Трейси снова уселась рядом с Кэт.

– Завтра ты должна сделать тест.

Кэт кивнула с несчастным видом. Трейси потрепала ее по руке:

– Не переживай, все будет хорошо!

Кэт сглотнула комок в горле. Мысль, что она может быть беременна, пугала ее. Она уже несколько недель не обращала внимания на признаки беременности, убеждая себя, будто чувствует себя больной и обессилевшей из-за утраты. Но стоило Трейси произнести слово, которого она так боялась, и оно прозвучало пугающе. Внезапно Кэт почувствовала прилив ярости и, сжав кулаки, посмотрела на Трейси:

– Не говори никому! Ни одной живой душе!

– Конечно, не буду! – Трейси скрестила руки на груди с деловым видом, за который Кэт ее одновременно любила и ненавидела. – Только не вздумай игнорировать происходящее. Ты же понимаешь, оно само не рассосется.

Парни вернулись на свои места.

– Хочешь сыграть? – обратился Джарвис к Кэт, но она покачала головой.

Они допили свои напитки, хотя бокал Трейси уже давно был пуст. Кэт и не подозревала, что большой бокал вина может так быстро опустеть.

– Может, еще чего-нибудь выпьем перед сном? – поинтересовался Рик, надевая черную кожаную куртку с заклепками и улыбаясь Джарвису. – У меня дома припрятана бутылка хорошего ирландского виски.

Джарвис взял джинсовую куртку и несколько раз обернул вокруг шеи длинный желтый шарф.

– Как я могу устоять перед таким предложением! Кэт, ты идешь?

Она поднялась:

– Мне нужно домой. Я устала.

– Может, проводить тебя?

– Не надо!

Ее ответ разочаровал Джарвиса.

– Послушай, – продолжила Кэт, – я уже говорила тебе раньше, что вполне могу добраться до дома самостоятельно.

Трейси дотронулась до ее руки.

– Не нужно, он просто старается быть внимательным.

Джарвис пожал плечами, но было видно, что ответ Кэт задел его. У этого парня слишком тонкая кожа… Бедняжка! Кэт схватила парку и устремилась к выходу из теплого паба, оставив за спиной трех своих друзей. Трейси и Рик держались за руки.

– Что на нее нашло? – услышала она за спиной шепот Рика. Наверняка Трейси сейчас что-нибудь придумает. Она не станет говорить правду – ни за что, потому что слишком предана Кэт. Жаль, что она не может поговорить с мамой. И с Лео…

Подходя к дому, Кэт крепко сжала зубы и опустила голову. Али скорее всего смотрит на нее из окна закусочной и машет рукой. Кэт не хотела встречаться с ним взглядом. Меньше всего ей нужно, чтобы он вышел на улицу, смеясь и отпуская свои глупые шуточки. Тогда она может не сдержаться и ударит его.

 

Глава 11

Четверг, 29 декабря

Кэт проснулась в предрассветном полумраке, и ее накрыла волна ужаса. Беременна… Нет, не может быть! Она крепко зажмурилась, надеясь, что, когда откроет глаза снова, все изменится. Но этого не случилось!

Трейси на всякий случай держала дома тесты на беременность, поэтому Кэт сделала его в ванной в присутствии подруги. Пока они ждали результата, Трейси стояла рядом и болтала какую-то ерунду. И вот наконец все стало ясно как день.

– Вот черт, – сказала Трейси, бледнея. – Ну ты и влипла!

Кэт вынуждена была присесть на край кровати: страх и замешательство смешивались с приступами тошноты, которые накатывали один за другим.

– Что ты собираешься делать? – шепотом поинтересовалась Трейси.

Кэт покачала головой.

– Но ты не можешь оставить ребенка, – продолжила она. – Нам же негде его разместить! – Трейси оглядела комнату: много мебели, повсюду книги, на полу валяется одежда – Кэт не отличалась аккуратностью. – Мне кажется, кроватку можно было бы поставить около окна. Только тебе придется избавиться от мышей.

– Я не буду ставить кроватку у окна.

Трейси пожала плечами.

– Я просто предложила.

Кэт принялась покусывать тыльную сторону ладони, как всегда в минуты волнения.

– Послушай! – Трейси осторожно отвела ее руку ото рта. – Все будет хорошо. Моя мама умеет обращаться с младенцами. Наверное, ты могла бы оставлять ребенка с ней в те дни, когда работаешь в магазине. Она и вяжет хорошо! – Лицо Трейси просветлело. – У нее получаются чудесные пинетки, которые потом она продает в церкви!

Кэт бросила на нее сердитый взгляд.

– Мне не нужны никакие пинетки. – Слезы лились у нее из глаз, и она со злостью вытирала их.

– Ты должна решить, что делать дальше, – настаивала Трейси. – Необходимо сходить к врачу. Я могу пойти с тобой, если хочешь.

– Нет, я сама запишусь.

– Сегодня!

Кэт вскочила с кровати.

– Мне нужно проверить, как там мама. А врачу я позвоню позднее.

Трейси сомневалась, что Кэт сделает это, но ей очень хотелось вернуться в кровать, где ее ждал Рик. Они оба по-прежнему были в отпуске, и, как мрачно думала Кэт, вели себя как кролики.

– Обещай мне, что позвонишь, – строго произнесла Трейси, когда Кэт начала одеваться.

– Непременно.

Когда Кэт зашла в квартиру, ее чуть не сбил с ног порыв холодного воздуха. Всего десять часов утра, а все окна широко открыты, и шторы сняты. Ковер, который обычно лежал перед электрическим камином, свернут и стоит в углу. Мебель сдвинута, в воздухе – запах полироли и дезинфицирующего средства.

– Мам? – потрясенно крикнула Кэт. – Мама?

Та вышла из кухни и, увидев дочь, нахмурилась.

– Кэтрин, сними обувь! Ты разве не видишь, что я занята уборкой!

Волосы пожилой женщины стали ярко-красного цвета – настолько ослепительного, будто она покрасила их флуоресцентной краской. Да, это был вызов окружающим, но что именно она хотела этим сказать? Поверх тонкого кардигана мама повязала желтый передник и закатала рукава до локтей. Глаза сверкали, а щеки порозовели от работы.

– Обувь! – скомандовала она.

Кэт наклонилась, снимая ботинки, и поинтересовалась:

– Зачем ты все это делаешь?

– Здесь настоящая свалка! – крикнула мать. – Просто отвратительно! Весной всегда нужна уборка!

– Но сейчас не весна!

Мама бросила на нее недовольный взгляд и ушла в кухню, откуда вскоре появилась с ведром горячей мыльной воды и шваброй.

– Я уже помыла один раз, – сообщила она, вытирая пот со лба. – Но нужно еще.

Кэт сняла ботинки и снова уставилась на волосы матери.

– Что ты сделала со своей головой?

Мама с довольным видом похлопала себя по макушке.

– Я купила в аптеке специальный шампунь! – Легкая тень сомнения промелькнула у нее по лицу. – Да, я сделала именно это.

Кэт зашла в кухню разложить продукты, а вернувшись, увидела, что мать стоит на стуле и вытирает пыль со шкафа-витрины. Обычно он был заполнен самыми разными предметами: фарфоровыми вазами, уродливыми чашами и фотографиями в рамках – все это сейчас лежало на столе.

– Мама, будь осторожна, не упади, – предупредила Кэт.

Тыльной стороной ладони мама смахнула с лица прядь красных волос, и на лбу у нее осталась грязная полоса.

– Неужели ты думаешь, что я могу жить в таком беспорядке? – сердито сказала она и принялась яростно тереть тряпкой полку.

– Давай я! – Кэт помогла ей спуститься. – А ты приготовь нам чай.

Идея с чаем оказалась удачной. Мать наконец устроилась на своем привычном месте напротив телевизора, и Кэт смогла разложить вещи по местам и закрыть окна. К сожалению, мама налила ополаскиватель для белья в отделение для порошка в стиральной машине, так что шторы придется перестирывать.

– Ты не заметила, что кладешь что-то не то? – поинтересовалась Кэт.

Пожилая женщина подняла голову и нахмурилась.

– Но я всегда им пользуюсь, – ответила она, показывая на большую розовую бутылку с ополаскивателем для белья, которую держала Кэт.

– Да, но нужен еще порошок.

– Конечно, порошок и розовая жидкость, я знаю.

Кэт присела рядом с матерью и принялась теребить рукав джемпера.

– Мне нужно сказать тебе кое-что. Необходим твой совет.

Увидев что-то смешное на экране, мама рассмеялась.

– Понимаешь, – с трудом выдавила Кэт, – у меня проблема…

– Кэтрин, ты посмотри! Этот человек делает вид, будто не говорит по-английски, хотя на самом деле все понимает.

– Я попала в затруднительное положение и не знаю, что мне делать.

Не сводя глаз с экрана, мама похлопала по пустому месту на диване рядом с собой:

– Присядь, тебе понравится.

Кэт вздохнула. Ее тело будто налилось свинцом, глаза наполнились слезами.

– Увидимся завтра, – сказала она, сжимая руку матери. – Ты ведь не будешь больше забираться на стулья?

– Зачем мне заниматься такими глупостями, дорогая! – откликнулась мама и увеличила громкость телевизора.

Кэт долго топталась на тротуаре около дома, не зная, что делать дальше. Возвращаться в квартиру к Трейси не хотелось. Она снова начнет твердить, что нужно пойти к врачу. Но Кэт не хотела записываться на прием – не сейчас. Вскоре она направилась к метро. Спустившись вниз, остановилась на мгновение, чтобы выбрать направление, куда ехать. Решив почему-то направиться на запад, Кэт села в поезд, который шел в сторону «Ватерлоо», чтобы потом на наземном транспорте добраться до Уимблдона. Она не знала, зачем туда едет и что хочет в итоге получить. Ноги сами шли вверх по холму к дому Виктории уже второй раз за две недели.

Для чего она туда идет? Ведь очевидно, что Виктория не поможет. Новорожденный ребенок – последнее, что ей сейчас нужно. И все же… Кэт недавно потеряла Лео. Неужели она решится уничтожить ту его часть, которая в этот момент растет внутри ее? Пока она крошечная, но с каждым днем становится все больше. Разве это не уничтожит и ее саму?

Она дошла до конца улицы, на которой стоял дом Виктории, и заметила, что дрожит. Все очень плохо. О чем только она думала? Какой смысл в этом разговоре? Что Виктория вообще может сказать, чтобы исправить положение? Сделав один шаг по улице, обсаженной деревьями, Кэт остановилась, а потом быстро развернулась и двинулась назад в сторону магазинов. Хотя бы здесь, среди модных бутиков и дорогих ресторанов, она сможет бродить незамеченной. Безликая незнакомка в толпе, с никому не интересным прошлым и с туманным будущим.

Виктории тоже не хотелось думать о будущем. Саломея снова гостила у подруги, и это оказалось как нельзя кстати. Ей было очень тяжело вести себя так, будто ничего не произошло, но она знала, что должна держаться. Хотелось лишь одного – свернуться калачиком на кровати в темной комнате.

Не был женат… Не был женат… Эти слова пульсировали у нее в голове, провоцируя постоянную боль. Ей нужно с кем-то поговорить. Может, с Дебс? Слишком тяжело переживать это в одиночестве. Но сейчас неподходящее для общения время – дни между Рождеством и Новым годом. Дебс проводит отпуск вместе с семьей. В теплом пальто и резиновых сапогах Виктория направилась через парк в сторону ветряной мельницы. Она шла очень быстро, не оглядываясь по сторонам, и лишь отвлекалась на собак, которые попадались ей на пути, или на редкие крики гуляющих. Моросящий дождь попадал ей на волосы и на лицо.

Виктории казалось, что если она вымотается физически, то сумеет заснуть. В предыдущие несколько дней сна совсем не было. И по ночам она слушала радио, бродила по дому или смотрела телевизор, не вникая в происходящее на экране. Чтобы не сойти с ума, она нуждалась в отдыхе.

После почти двухчасовой прогулки Виктория вышла на Хай-стрит, планируя купить на ленч буханку хлеба и булочку в карамели. Шел уже четвертый час дня, и у нее от голода кружилась голова. Через дорогу от магазинчика она увидела невысокую, худенькую молодую женщину, которая рассматривала витрину магазина одежды. Никто не обращал на нее внимания, но Виктория заинтересовалась происходящим. Девушка намеренно долго стояла у витрины, делала вид, будто занята разглядыванием одежды, но мыслями была совершенно в другом месте.

Через мгновение Виктория уже не сомневалась в том, что это Кэт, и окликнула ее. Та обернулась с таким видом, будто ее преследуют. Виктории показалось, что еще мгновение, и Кэт сорвется с места как дикое животное, поэтому она в несколько прыжков пересекла дорогу и ободряюще улыбнулась ей.

– Что тебя сюда привело?

Кэт удивленно смотрела на Викторию, ее лицо было белым как мел. Что у нее случилось? Виктория махнула рукой в сторону ближайшего кафе – нужно разобраться, в чем дело!

– Я собиралась поесть. Не хочешь присоединиться?

К облегчению Виктории Кэт позволила ей завести себя в кафе, где они сели за столик в дальнем углу от входа. Чувствуя, что Кэт не станет ничего заказывать для себя, Виктория попросила принести две чашки капучино, сандвичи и кусок яблочного пирога. Учитывая финансовые проблемы, ей, конечно, не следует сейчас обедать в кафе, но Кэт выглядела так, что Виктория не могла не порадовать ее. Кроме того, им нужно где-то побеседовать.

– Как ты встретила Рождество? – поинтересовалась Виктория, собрав пену ложкой и отправляя ее в рот. Она заметила, что у Кэт дрожат руки, и не удивилась, когда та не ответила на вопрос.

Казалось, Кэт не может сформулировать свои мысли, будто она ошиблась аудиторией на экзамене и вытянула билет по прикладной математике вместо английской литературы. Когда она все-таки заговорила, слова путались, и выходило нескладно:

– Я пыталась сказать маме, но она не понимает… Это Лео… Я сделала тест…

Виктория сидела тихо, пытаясь осмыслить услышанное. Ей казалось, будто Кэт говорит на каком-то иностранном языке и ожидает, что Виктория поймет ее. Но ведь она не знает значения этих слов!

– Я беременна, – наконец промолвила Кэт.

Они долго хранили молчание, словно ждали, что раздастся удар грома или на их головы обрушится потолок. Но ничего не случилось.

– Я не знаю, что мне делать, – продолжила Кэт и сунула руку в рот. – Жаль, мама не может мне помочь. Я не хочу этого ребенка, но избавляться от него тоже не хочу.

Забыв о голоде, Виктория сделала несколько глубоких вдохов. Она понимала, что ей следует возмутиться, вспомнила как много лет назад рыдала и сходила с ума от злости, узнав о беременности Мэдди. Тогда она готова была перерезать Мэдди горло и оскопить Лео, однако ему удалось внушить ей, что ребенок – всего лишь ужасная ошибка. Но Кэт еще так молода и одинока. У нее нет отца, Лео мертв, и она не может обратиться за помощью даже к родной матери!

– Послушай, у тебя есть выбор! – Вспомнив о том, что она семейный консультант, Виктория старалась унять дрожь в голосе. – Ты можешь оставить ребенка, если хочешь, или прервать беременность. Это твое решение. Никто не примет его за тебя. Но я могу помочь тебе советом и найти опытных специалистов, с которыми ты могла бы поговорить. Они часто сталкиваются с подобными ситуациями, подскажут тебе, что делать.

Кэт немного расслабилась, но лоб по-прежнему пересекали морщины. Виктории казалось, что она чувствует, как в ней борются противоречивые эмоции. Это мучительное решение для любой молодой женщины, а для Кэт оно еще труднее, поскольку Лео, который должен был находиться рядом и поддерживать ее, недавно умер. А что бы она чувствовала, если бы в такую ситуацию попала ее дочь? Виктории даже думать об этом было страшно.

– Но тебе-то для чего это нужно? – прошептала Кэт.

Виктория была тронута, что эта девушка сейчас в состоянии думать не только о себе.

– Не волнуйся обо мне, – неожиданно сказала она. – Я постепенно привыкаю к сокрушительным ударам судьбы!

Вспомнив Лео, Виктория подумала, что урна с его прахом до сих пор стоит у нее в буфете. Она так и не нашла в себе силы развеять его и даже размышляла о том, чтобы вообще не делать этого и завещать смешать свой прах с его, когда настанет время. Неожиданно Виктория почувствовала, что закипает от гнева. Сейчас ей этого уже не хочется! Ни за что!

– У меня тоже есть новости, – произнесла она. Барьер между ними исчез, так почему бы ей тоже не облегчить душу?

У Кэт округлились глаза:

– Какие новости?

Виктория пересказала ей свой разговор с Эльзой.

– Тебе это тоже следует знать, – в завершении сказала она.

– Он никогда не говорил мне о жене в Австрии, – промолвила Кэт. – Правда, я и не интересовалась. Ты уверена, что Эльза не солгала? Она показалась мне неприятной особой. Почему ты веришь ее словам?

Виктория пожала плечами:

– У меня нет причин верить ей, но интуиция подсказывает, что на сей раз она не обманывает. Видишь ли, это многое объясняет. – Виктория потерла глаза. – Оглядываясь назад, я понимаю, что никогда не видела доказательств существования той женщины: ни фотографий, ни писем – ничего. Мне это всегда казалось странным, но… Ведь я ему верила. – Она покачала головой. – Какая же я дура! Лео действительно никогда не говорил о женщине, живущей в Австрии?

– Нет. Но зачем ему врать тебе?

– Чтобы иметь повод не жениться на мне. – Виктория осознала, что до сих пор не решалась произнести эти слова вслух. – Знаешь, это может показаться странным, – добавила она, – но, несмотря ни на что, я все еще люблю Лео. И ничего не могу с собой поделать. Ерунда какая-то, правда? – Она вдруг нахмурилась. – Поверить не могу, что я все это рассказываю тебе.

Кэт слегка улыбнулась:

– После смерти Лео наши отношения не подчиняются никаким правилам. И от нас зависит, какими они будут. Вряд ли на сей счет есть инструкции в книгах!

Кэт сидела, опустив узкие, худенькие плечи, и от этого казалась очень слабой. И все же в ней было нечто значительное, намного больше ее роста и размера. Виктория вдруг поняла, что эта девушка ей нравится, и вздрогнула, почувствовав, что между ними возникла какая-то связь. И какой бы ни была правда, сейчас перед ней находится молодая женщина, попавшая в тяжелую ситуацию.

Они доедали сандвичи в тишине. Странно, но Виктории было приятно видеть, как Кэт ест и пьет кофе с пенкой. Видимо, в ней говорили материнские чувства. Но к яблочному пирогу Кэт так и не притронулась, поэтому Виктория съела его целиком. Вскоре она попросила принести счет.

– Ты должна пойти к врачу!

Кэт кивнула.

– Но сначала, – сказала Виктория, протягивая банковскую карту официанту, – я найду для тебя нужных людей.

Они медленно поднялись, с неохотой покидая теплое кафе, и вышли на улицу. Немного постояли, и Виктория с облегчением заметила, что щеки Кэт слегка порозовели. Что ж, значит, несмотря на то, что они обе находятся в тяжелом эмоциональном состоянии, ей удалось помочь.

– Иди домой, – произнесла она, – и прими теплую ванну. Когда я тебя встретила, у тебя зуб на зуб не попадал. Если захочешь еще поговорить, ты знаешь, где меня найти. Хорошо?

Впервые за день Кэт по-настоящему улыбнулась.

– Да.

 

Глава 12

Среда, 30 декабря

Войдя в офис, Мэдди сразу почувствовала, что в воздухе витает раздражение. Даже Джулс, секретарша в приемной, была какой-то другой. Обычно ее кудри свободно обрамляли лицо, но сегодня были собраны в две толстые аккуратные косы, и украшения отсутствовали. Она взглянула на Мэдди.

– Как прошло Рождество? – И, не дожидаясь ответа, снова уставилась в экран компьютера.

На лестнице Мэдди встретила Лолу, та поднималась на третий этаж с чашкой кофе в руке. Она знала, что Лола с мужем недавно купили новый дом, и она очень переживает по поводу сокращения часов. Лола слабо улыбнулась. Ее кожа казалась сухой, а красные пятна вокруг рта и носа свидетельствовали о простуде.

Блейк совещался с бухгалтером за плотно закрытой дверью. Мэдди сняла пальто, села и потянулась, выпрямив руки над головой. «Очень теплый прием!» – мрачно подумала она. Казалось, почти весь мир должен отдыхать в дни между Рождеством и Новым годом, но почему-то сотрудники решили сегодня выйти на работу. Мэдди принялась разглядывать стены офиса, и они выглядели грязнее, чем она помнила. Ей стало противно – не следовало приходить сюда сегодня.

И все же она постаралась успокоиться и проверила настольный ежедневник. Мэдди помнила, что сегодня в три часа дня у нее назначена встреча с людьми из «Текила Тиз». И договориться о ней было весьма непросто.

Во время короткого перерыва она просмотрела письма, которые пришли по электронной почте, и решила в ближайшие пару часов сделать несколько звонков по поводу внештатной работы. Это противоречило правилам офиса, но Блейк испытывал ее преданность. В общем, прежде всего она должна заботиться о себе.

– Привет, Мэдди! Чем могу помочь?

С Хейзел из «Фриуил экспо» они были знакомы достаточно давно, с тех пор, как вместе работали на мероприятиях «Диджитал продакшн».

– Я ищу работу вне штата, – сказала Мэдди и объяснила, что Блейк оставил ей всего три рабочих дня в неделю.

Она подчеркнула, что сама предпочла больше работать дома, чтобы иметь возможность общаться с Фиби. Но что-то в голосе Хейзел подсказывало Мэдди, что она не верит ни единому ее слову. Она знала, какое шаткое положение сейчас у всех в этом бизнесе, и, вероятно, заволновалась по поводу своего места.

– Прости, Мэдди, – с сожалением произнесла она. – Сейчас нет вообще ничего. Нам самим не хватает работы, ты же понимаешь.

Листая записную книжку, Мэдди обзвонила еще знакомых. Ей было неприятно предлагать свои услуги. Раньше тоже приходилось бороться за контракты, но у нее имелось преимущество – компания, которую она представляла. Мэдди никогда не работала сама на себя.

Везде ей говорили одно и то же: сокращение расходов, отмена мероприятий, увольнения, компания на грани выживания. Положив телефонную трубку, Мэдди глубоко вздохнула. Что ж, найти работу будет не так легко, как она воображала, но это не значит, что ее нет вообще. Нужно только как следует постараться, обратиться к тем, с кем она пока не знакома, мыслить неординарно и действовать с умом.

Мэдди выглянула в окно. Улица внизу была заполнена людьми в пальто и шапках, которые спешили поскорее зайти в теплые помещения. Невозможно даже представить, что всего несколько недель назад она каталась с Лео на горных лыжах! Как Мэдди радовалась той поездке! Но сейчас потраченные тогда деньги пришлись бы кстати, ведь в следующем месяце ее зарплата будет существенно меньше. Судя по всему, придется экономить. Хотя одно это слово заставляло ее содрогнуться. Многие годы Мэдди не следила за своими расходами – не было необходимости. С чего же она начнет теперь? Нужно платить по кредиту, зарплату няне Джесс и за школу Фиби – это обязательно. А еще ведь отопление, свет и прочие расходы. Можно отказаться от посещения спортивного клуба и покупать меньше одежды. У нее и так много нарядов. Отменить регулярные визиты в салон красоты и не делать массаж и процедуры для лица.

Мэдди проверила состояние своего банковского счета. Есть несколько платежных поручений, которые она может отменить: членство в музеях, благотворительные взносы – ей очень не хотелось этого делать, но прежде всего нужно наладить свою жизнь.

Мэдди работала весь обеденный перерыв: звонила, оставляла сообщения на автоответчиках, писала письма и в конце даже почувствовала удовлетворение от проделанной работы. Сэкономив несколько сотен фунтов в месяц, она будет чаще видеть Фиби. Три рабочих дня в неделю – не так уж плохо, по крайней мере на данном этапе.

В животе заурчало, и Мэдди вспомнила, что так и не пообедала. Что ж, она съест сандвич по дороге на встречу с представителями «Текила Тиз», а потом поедет домой. Телефон зазвонил в тот момент, когда она надевала пальто. Вот черт!

– Мэдди? – Это была Джулс. – Блейк собирает всех в конференц-зале.

– Но у меня встреча!

– Тебе придется отменить ее. Он говорит, что это очень важно.

Мэдди нахмурилась:

– Хорошо.

Она снова сняла пальто, позвонила и отменила встречу и медленно двинулась вниз по лестнице, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди. «Все хорошо, – убеждала она себя, – хоть и немного странно. Но сейчас и время такое! Вероятно, он упустил еще один контракт и хочет всем задать жару за плохую работу!»

Джед, Стеф и Бен стояли возле стойки в приемной. Когда появилась Мэдди, они подняли головы, но промолчали. Джулс отсутствовала. Она вышла из конференц-зала, взяла свой стул и снова исчезла за дверью.

– Что стряслось? – шепотом поинтересовалась Мэдди, но ответить ей не успели.

– Пожалуйста, входите, – серьезно проговорила Джулс. – Блейк готов к встрече с вами.

Блейк сидел на краю стола, рядом, как олицетворение его нечистой совести, топтался бухгалтер в черном костюме. У Мэдди возникло плохое предчувствие. Также ее насторожило, что в зале находился их посыльный и несколько внештатных дизайнеров по декорациям и освещению, звукорежиссеры, плотники, хореографы – все те, с кем они часто сотрудничали. Около сорока человек набились в маленький зал с низким потолком в надстройке основного здания, которая появилась много лет назад.

Сесть было некуда, поэтому Мэдди осталась стоять, прислонившись к белой стене у двери. Ни картин на стенах, ни мебели, за исключением белого стола напротив входа и шести металлических кресел. Они редко пользовались этим залом, и по какой-то причине он так и остался недоделанным и неуютным. Встречи с клиентами обычно проходили в городе. Мэдди стало жарко, и она расстегнула еще одну пуговицу на белой блузке. Она злилась на Блейка за то, что он не предупредил ее заранее. А ведь считается, что они друзья!

В комнату вошла элегантно одетая женщина в темно-синем брючном костюме, с аккуратной стрижкой каре и фальшивыми бриллиантами на шее. Она заняла место рядом с Блейком, и Мэдди вспомнила, что это внештатный специалист по персоналу, которую они иногда привлекали к работе. У Мэдди закружилась голова. Во время их последней встречи Мэдди и Блейк спрашивали ее совета, как избавиться от совершенно бесполезного сотрудника. Дама тогда помогла им, насколько помнила Мэдди. И еще ей была неведома жалость.

У Мэдди вспотели ладони. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что все стоят спокойно и молчат. Женщина в костюме повернулась к Блейку и что-то прошептала ему. Он кивнул. Она прошла к двери, закрыла ее и вернулась на место. Выглядела серьезно, но уголки ее тонких, бледно-розовых губ были слегка приподняты. Мэдди показалось, будто дама посмеивается над присутствующими. Мысль, что она знает о чем-то ей неизвестном, была невыносима!

Наконец Блейк встал, и Мэдди заметила, что на нем нет лица.

– Спасибо всем, что пришли, – начал он с таким видом, словно вот-вот расплачется. Его руки дрожали.

В противоположном углу кто-то кашлянул, но в целом тишина сохранялась.

– Боюсь, у меня очень плохие новости, – тихо произнес Блейк. – Как вы знаете, некоторое время наша компания испытывала настолько серьезные затруднения, что я был вынужден сократить рабочие часы сотрудников. За последние несколько недель мы потеряли несколько крупных контрактов, и это решило судьбу компании. Государственная налоговая служба приняла решение закрыть нас. Сегодня утром я получил уведомление о слушании по банкротству.

Присутствующие ахнули, а потом в зале раздались стоны. Один или два человека спрятали лица в ладонях.

– Так я и знал, – пробормотал кто-то слева от Мэдди.

– О боже! И что все это значит, черт возьми?

Блейк оставался на месте, а его руки безжизненно свисали по бокам. Бухгалтер в темном костюме произнес:

– Пожалуйста, позвольте Блейку договорить. Мы собираемся вам все объяснить. – Он говорил громко, чтобы всем было слышно.

В зале снова воцарилась тишина, и Блейк продолжил:

– Конечно, это огромная потеря не только для меня лично, но и для всей компании, которую я основал и люблю всем сердцем. Я очень переживаю за вас – тех, кто так много вложил в нашу работу за прошедшие годы.

Он вытер глаза рукавом. Что это, пот или слезы? Странно, но Мэдди было безразлично. Она думала о том, как этот придурок смог допустить такое. Налоговая служба наверняка уже многие месяцы наступала ему на пятки. Сумма неуплаченных им налогов исчисляется тысячами или даже сотнями тысяч, а он даже не намекнул ей, что все настолько плохо. А ведь Мэдди считала, что между ними почти нет секретов.

– Какова вероятность, что ты сможешь все уладить в ходе слушания по банкротству и спасешь компанию? – поинтересовался Бен.

Хороший вопрос. У Мэдди появилась надежда.

– Никакой! – Блейк покачал головой. – Я не хочу обманывать вас. Нет шансов, что мы сумеем полностью рассчитаться с долгами. Боюсь, банкротство неизбежно.

Присутствующие принялись выкрикивать вопросы с места.

– А что будет с нашей работой? – чуть не плача, спросила Лола.

Дама в строгом костюме сделала шаг вперед.

– Я здесь для того, чтобы ответить на все ваши вопросы, – спокойно промолвила она. – И посоветовать все, что в моих силах.

– Но что это значит? Мы остаемся без работы? – продолжала настаивать Лола. Ей нужно было услышать правду прямо сейчас, а не через полчаса, после обеда или завтра утром.

Дама расправила плечи, ее спокойствие начинало раздражать. Но почему ей вести себя по-другому? Это же не ее жизнь рушится. Она даже заработает на их несчастье!

– Это означает, – произнесла она, – что слушания состоятся в следующую среду. Если компанию объявят банкротом, что скорее всего и произойдет, она будет практически сразу закрыта, а ее активы арестованы. Сотрудники становятся кредиторами и могут выдвигать требования по выплате задолженностей по зарплате.

– Но внештатным сотрудникам это не поможет! – крикнул кто-то.

Мэдди оглянулась. Это был Луис – плотник, который мастерил для них великолепные декорации. Настоящий профессионал, лет пятидесяти, один из лучших в своем деле. Его дети учились в университете. Он никогда не числился в штате компании, но многие годы работал на них практически с полной занятостью. В компании Луиса очень любили. Мэдди заметила, что его трясет.

Дама сняла жакет и положила его на стол. Сейчас она уже не казалась такой спокойной. Мэдди хотелось увидеть, как она волнуется.

– Внештатные сотрудники также смогут претендовать на выплату задолженностей, – объяснила она. – Я буду в офисе ближайшие две недели, чтобы ответить на ваши вопросы. Предлагаю всем после собрания записаться ко мне на личную встречу. Подойдите к Джулс, она будет составлять график. Я подробно расскажу каждому, что происходит, подскажу, что нужно делать и какие есть возможности.

Кто-то усмехнулся:

– Возможности? Какие, например? Мы все теперь встаем на скользкую дорожку.

Блейк переминался с ноги на ногу и бросал взгляды на дверь. Похоже, ему хотелось сбежать.

– Я прохожу через все это вместе с вами, – неуверенно произнес он. – И тоже могу потерять дом, машину, сбережения и пенсионные накопления. Не думайте, что у меня где-то припрятана круглая сумма. Все вложено в этот бизнес!

– Но почему ты раньше не предупредил нас о том, что происходит? – Мэдди с удивлением услышала свой голос: резкий, с нотками обвинения. – Мы могли бы заняться поиском работы.

Когда Блейк начал искать ее в зале, в его взгляде читалась мольба.

– Как я мог? Я делал все, чтобы этого не случилось. И я же сказал, что только сегодня узнал…

– Но ты получал предупреждения уже в течение многих месяцев!

– Я не хотел волновать вас, надеялся, что смогу все уладить. – Блейк выглядел поверженным и несчастным. Его бледно-голубой джемпер и брюки цвета хаки висели на нем, как на вешалке. – Я до самого последнего момента надеялся, что смогу предпринять…

У Мэдди закружилась голова – она не могла поверить, что пропустила приближение катастрофы! Но ведь после смерти Лео прошло всего три недели. Она еще не оправилась от шока и не следила за тем, как идут дела в компании. А Блейк всегда имел мрачный вид – это являлось частью его имиджа. Она видела, что он волнуется, но не до такой же степени! В этот момент Мэдди поняла, что знает Блейка не так хорошо, как ей казалось.

Вопросы сыпались один за другим, но Мэдди слушала вполуха. Вспомнив сегодняшние разговоры по телефону, она осознала, что работы нет. За декабрь Мэдди получила зарплату, а вот в январе денег уже не будет, и неизвестно, сколько времени потребуется, чтобы вернуть то, что компания задолжала ей. Жаль, что она вела себя так неосмотрительно и не сделала никаких сбережений!

Ей нужно было подумать. Дом значительно вырос в цене и расположен в очень престижном месте. Мэдди не сомневалась, что сумеет продать его быстро и переехать куда-то на меньшую площадь. Тогда рассчитается по кредитам, которые брала на ремонт, и даже сможет купить что-нибудь сразу, если готова будет жить далеко от центра.

Но какой смысл уезжать от школы Фиби? Как она станет возить ее? Конечно, можно отказаться от услуг Джесс, но как тогда искать работу? Нет, это глупо и неосмотрительно.

– Я понимаю, что для вас это серьезное потрясение! – произнес бухгалтер.

Услышав его слова, Мэдди посмотрела на Блейка. Он сгорбившись сидел на столе, будто ноги уже не держали его.

– Полагаю, всем надо разойтись и подумать.

Присутствующие снова зашумели, и специалист по персоналу захлопала в ладоши.

– Пожалуйста, записывайтесь ко мне на беседу. Джулс будет на своем месте…

Кто-то открыл дверь, и люди постепенно начали выходить из зала. Мэдди хотела перехватить Блейка, но у нее не было сил. Она чувствовала, что измотана, и от невозможности поверить в происходящее не в состоянии говорить. Мэдди последовала в приемную за остальными, как овца за стадом, и начала медленно подниматься наверх.

– Мэдди, ты идешь с нами в паб?

Обернувшись, она увидела Джеда, стоявшего около стола Джулс.

– Пойдем, мне нужно выпить! – прокричал еще кто-то.

Атмосфера изменилась. Теперь люди вели себя возбужденно, и, казалось, их настроение улучшилось. Вероятно, их воодушевила мысль, что они могут что-то предпринять: бороться за свои права, писать петиции и убедить налоговиков изменить решение. Но они заблуждались – Мэдди знала: игра проиграна. Примерно через неделю они останутся без работы, а «Агентство организации мероприятий Блейка Смита» перестанет существовать. На мгновение она задумалась о том, что будут делать Блейк и его жена. Уедут за границу? Начнут какое-то новое дело? Что ж, даже если они позовут ее с собой, она откажется. Ее дружбе с Блейком пришел конец.

– Ты идешь? – произнес Бен, на сей раз настойчиво.

Мэдди по-прежнему стояла на лестнице.

– Мне нужно домой, чтобы все обдумать, – сказала она.

– И не забудьте записаться! – громко напомнила Джулс. – Она вас ждет!

– Сначала нам нужно выпить! – крикнул Бен, выжидающе глядя на Мэдди.

Кто-то засмеялся. Она заметила Лолу, та склонилась над столом в приемной, обхватив голову руками. Казалось, ее вот-вот стошнит. Мэдди почувствовала прилив жалости, но ненадолго. Сейчас нет времени думать ни о ком другом, она сама в беде.

– Я иду домой, – повторила она. – Созвонимся позднее.

Мэдди поднялась наверх за пальто и сумкой и постаралась как можно быстрее покинуть здание. Торопясь к метро, она протиснулась через толпу коллег, которые направлялись в паб.

Почему Лео покинул ее? Как он мог? Если бы он находился рядом, то помог бы ей выбраться из этого ужаса! Он поддержал бы ее финансово, пока она будет искать другую работу или хотя бы частичную занятость. Впервые ей стало по-настоящему страшно. Лео обязан был позаботиться о том, чтобы после его смерти они с Фиби ни в чем не нуждались. В конце концов, он ведь был не так уж молод. Эта мысль заставила Мэдди задуматься о том, насколько их благополучие было важно для Лео. Но она тут же отбросила эту мысль. Конечно, он думал о будущем! Даже хотел купить им дом в горах. И не его вина в том, что подвело сердце. Кроме того, Лео знал, что у нее хорошая зарплата, и она никогда финансово от него не зависела. Мэдди всегда могла позаботиться о себе. И Лео не являлся провидцем. Откуда ему знать, что ее компания разорится? Ведь даже она не допускала такой мысли.

Было без двадцати пять. Сейчас она скорее всего заканчивала бы встречу с людьми из «Текила Тиз». Может, ей удастся убедить их нанять ее как внештатного сотрудника, хотя аргумент, что компания разорилась, прозвучит странно. И вряд ли будет способствовать положительному решению. Мэдди вдруг почувствовала, что дрожит. Нет, не надо им звонить – необходимо собраться с силами и как следует обдумать все, что она хочет сказать.

Вместо того чтобы спуститься в метро, она остановилась у входа на станцию «Лестер-сквер», размышляя, что можно сделать. Ей требовалась помощь, и нужно было с кем-нибудь поговорить! Как было бы здорово, если бы Лео мог сейчас обнять ее и крепко прижать к себе.

Верити, сестра Мэдди, которая живет в Шотландии, практичная женщина и обязательно что-нибудь посоветует. У Мэдди дрожали руки, пока она искала номер сестры в телефоне, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем Верити ответила на звонок.

– Мэдди, это ты? – удивленно воскликнула сестра.

Сердце Мэдди ушло в пятки. Звонок – глупая затея. Верити всегда была примерно девочкой, не такой взбалмошной, как Мэдди. Стала преподавателем, у нее был хороший муж, она регулярно навещала родителей.

Сестра почти соответствовала высоким стандартам своей матери, и это лишь подчеркивало недостатки Мэдди. Они никогда особо не ладили, но ведь они все-таки сестры. У Верити должны найтись слова успокоения для Мэдди!

Мэдди рассказала сестре о своих проблемах.

– О боже! – твердила Верити.

Когда Мэдди наконец закончила, возникла пауза.

– Что ж, ты ведь сама выбрала работу в такой конкурентной и нестабильной области! – Верити говорила, как мать. – Что касается Лео…

У Мэдди закружилась голова и зашумело в ушах.

– Мне не следовало звонить тебе, – начала она, но тут Верити обратилась к кому-то рядом, судя по всему, к сыну: – Одну минуту, Дэвид… – И продолжила: – Мне пора идти. Нужно помочь Дэвиду с домашней работой. Жаль, что все так получилось…

Мэдди не стала дослушивать и, прервав разговор, огляделась по сторонам. Толпы целеустремленных людей спешили по своим делам. Они не потеряли работу и знали, куда направляются, – их жизнь не шла ко дну. Мэдди подумала обо всем, над чем с таким усердием трудилась. Все эти годы она боролась за то, чтобы ей никогда не пришлось возвращаться в холодный дом своего детства, где она всегда чувствовала себя недолюбленной и непонятой. Мэдди вспомнила о Фиби, которая полностью зависела от нее. Невинная девочка, чей маленький безопасный мир вот-вот разрушится. Мэдди вспомнила, как Виктория накинулась на нее на улице рядом с домом и в присутствии перепуганной Фиби обвинила в том, что она украла деньги Лео. Несправедливость этого обвинения сейчас была очевидной.

Мэдди достала телефон из сумки и позвонила в дом Лео. Этот номер был у нее все эти годы, но она ни разу им не воспользовалась. Виктория почти сразу сняла трубку.

– Я подумала, что ты захочешь узнать, – произнесла Мэдди. Ее голос дрожал. – Я потеряла работу. Моя компания разорилась, и у меня ничего не осталось. Наверное, придется продать дом. – Казалось, это говорит не она, а какая-то другая, доведенная до отчаяния женщина.

Они долго молчали.

– Вот видишь, – наконец продолжила Мэдди, – я в таком же ужасном положении, как и ты, если не хуже…

– Зачем ты мне это рассказываешь? – недовольно и как будто защищаясь поинтересовалась Виктория.

Мэдди старалась говорить уверенно, но дрожь пробирала ее до костей.

– Потому что я не хочу, чтобы у тебя оставались иллюзии. Мне важно, чтобы ты знала – я и пенни у Лео не взяла.

– Ты мне уже говорила.

Мимо шли сотни людей, но Мэдди их не замечала. Она согнулась и вцепилась в телефон так, словно от него сейчас зависела ее жизнь.

– Я думаю, тебе следует знать… Я выяснила, что у Лео никогда не было жены в Австрии… Это была ложь! – выпалила Виктория.

У Мэдди сердце чуть не выскочило из груди, и ей пришлось попросить Викторию повторить сказанное. Лео что-то говорил о жене, однако Мэдди данный вопрос не волновал. В отличие от Виктории она никогда не хотела выйти замуж и не надеялась на брак. Но тот факт, что он обманывал их обеих…

– Что? – воскликнула Мэдди. – А зачем ему это делать?

– Чтобы не жениться на мне.

Мэдди молчала.

– Есть еще кое-что, – продолжила Виктория.

Мэдди не нравился ее тон, и она не была уверена, выдержит ли еще хотя бы несколько минут этого разговора.

– Кэт ждет ребенка.

У Мэдди подкосились ноги, и она отступила к стене, чтобы не упасть.

– Кто отец?

– Конечно, Лео.

– Ты лжешь! – Но она знала, что это правда.

Мэдди глядела на людей, которые шли мимо. Она не знала, что ей делать и куда направиться. Как в тумане, принялась бродить по Ковент-Гардену, мимо Королевского оперного театра, где так часто выступал Лео, и по центральной площади. Остановившись на минуту, она наблюдала за уличными артистами, которые жонглировали и танцевали современные танцы, но почти не вникала в происходящее. Все, о чем Мэдди могла думать, – это худенькая, похожая на беспризорницу девушка, которая сейчас носит в себе ребенка Лео.

Мэдди подумала, что если бы у нее появился шанс пообщаться с Лео прямо сейчас, он смог бы все объяснить и расставить по своим местам. Ему всегда удавалось уговорить или убедить ее. Но Лео больше нет, как нет и ослепительного блеска, который повсюду сопровождал его. От него не осталось ничего, только страх и отчаяние, ржавый металл и серый пепел.

 

Глава 13

В один из дней

Когда Мэдди позвонила Виктории, Ральф находился дома: смотрел телевизор в гостиной, положив ноги на антикварный кофейный столик, где стояло несколько грязных чашек. Он слышал, что мать разговаривает в кухне по телефону, но не мог разобрать слов. В доме шептались и хранили секреты постоянно, сколько он себя помнил, – так что для него это было привычным.

Ральф снова ощутил свою беспомощность. В детстве он замечал, что мама смотрит в окно или слушает музыку с таким грустным видом, что у него начинало болеть сердце. Но он не мог помочь ей. Тогда Ральф подходил к ней, брал за руку или гладил по щеке, надеясь, что ей станет лучше. Но у него ничего не получалось. Виктория улыбалась, делая вид, будто что-то попало ей в глаз. Но он-то знал правду!

Ральф стиснул кулаки, пытаясь подавить неожиданно нахлынувшие чувства. Сейчас он уже достаточно взрослый, чтобы это не волновало его. Она сама решила воздвигнуть между ними стену, так что это не его проблема. Он живет своей жизнью.

Ральф слышал, как мать прошла через холл. Оказавшись в комнате, она сразу направилась к окну и задернула шторы. Гостиная погрузилась в темноту, а потом Виктория включила одну из ламп в углу.

– Ты не могла бы погасить свет? – Ральф не сводил глаз с экрана. Звук был включен на максимальную громкость. – Я люблю смотреть телевизор в темноте.

Не обращая внимания на его просьбу, мать глубоко вздохнула и села рядом.

– Ральф, я хочу рассказать тебе кое-что.

У него забилось сердце, но он так и не повернул головы.

– Ты не мог бы на минутку выключить телевизор? – попросила она.

Ральф прищурился. С какой стати он должен делать то, что она хочет? Как же надоело, что им постоянно командуют! Ральф посмотрел на мать и, поняв, что она говорит серьезно, выключил телевизор. Его ноги по-прежнему лежали на кофейном столике. Обычно она просила его убрать их, но сегодня ее мысли занимало иное.

– Ты наверняка заметил, что в последнее время я немного подавлена, – начала Виктория.

– Не больше, чем обычно.

– Я узнала кое-что… о твоем отце.

Ральф поморщился:

– Что именно?

– Я говорила с Эльзой, – тихо промолвила она. – Лео, твой отец не был женат. У него не было жены.

Ральф повернулся и пристально посмотрел на мать.

– И что это меняет?

Он знал, что она ожидает от него другой реакции. Виктория на несколько секунд задержала дыхание, и у нее вспыхнули щеки.

– Меня это очень расстроило, – сказала она, очевидно, преуменьшая свои чувства. – Это значит, что мы могли пожениться, однако твой отец по какой-то причине нашел повод не делать этого.

Воцарилось молчание. Ральфу даже захотелось дотронуться до матери, чтобы успокоить ее, но он вспомнил постоянный шепот и ложь и стиснул зубы.

– Но это ведь очевидно, не так ли? Почему он не хотел жениться на тебе? У него была другая женщина, еще одна жизнь. И даже не одна женщина.

Виктория съежилась, а Ральф посмотрел на нее, ожидая подтверждения того, что у отца была третья женщина. Или хотя бы вторая. Виктория понимала, чего от нее хочет сын, но не могла быть с ним откровенной.

– Они ничего для него не значили, – заявила она. – Он был страстным человеком, ты же знаешь. У таких мужчин всегда много романов, это им свойственно. Но это ничего не меняет…

– Не нужно мне этого говорить! – Ральф убрал ноги со стола и наклонился к матери.

– Но ты не понимаешь, – возразила она, качая головой. – Я никогда тебя не обманывала. Ты был слишком мал…

– Чего не понимаю? – Ральф был вне себя от гнева и разочарования. – Что у отца имелась связь с другой женщиной? Что у них был ребенок, моя единокровная сестра? Я все прекрасно понял.

Виктория опустила голову, сложив руки на коленях:

– Прости, я не знала, что ты в курсе. Я хотела защитить тебя.

Ральф вскочил:

– Я больше не могу этого выносить! Знаешь, что самое ужасное?

Она покачала головой, желая только одного – чтобы он остановился.

– Самое ужасное, что ты сама веришь всей этой ерунде о том, что отец любил тебя. Он был развратным человеком, мама. Ты должна признать.

Виктория тоже встала, ощутив себя неожиданно сильной и властной.

– Не смей так говорить о своем отце!

– Прости, что я разрушил твой воздушный замок, – усмехнулся Ральф, нисколько не испугавшись.

– Иди в свою комнату! – крикнула она. – И оставайся там, пока не извинишься!

Он расхохотался:

– Отлично! Ты обращаешься со мной так, будто мне десять лет!

Но она, похоже, не услышала сына.

– И не вздумай сказать что-то подобное Саломее. Она очень любила отца!

– Не беспокойся! – Ральф отвернулся от матери и шагнул в сторону двери. – Она сама очень скоро обо всем догадается. Как это случилось со мной. Затем ты будешь врать ей, как врала мне, и так же запутаешь ее.

– Ральф, прошу тебя!

Он уже стоял у входной двери.

– Мы можем все обсудить сейчас? Ты мне очень нужен!

В холл ворвался холодный воздух, и Ральф захлопнул за собой дверь с такой силой, что витражное стекло задрожало и пол затрясся под ногами.

Мэдди специально вернулась домой, когда Фиби уже легла спать, а Джесс смотрела телевизор в своей комнате. Она совершенно запуталась и была в панике, понимая, что что-то очень неприятное пробралось в ее сердце и навсегда поселилось в нем.

Мэдди пыталась убедить себя, что глупо так остро реагировать на потерю работы. Ведь она умная, способная и, несомненно, найдет себе другое место. Но интуиция подсказывала, что экономика переживает спад и найти себе место – это как поймать за хвост птицу счастья. А еще нельзя забывать обо всех неоплаченных счетах! И самое неприятное – беременность Кэт. Честно говоря, хуже быть не могло. Значит, Лео предал ее, как в свое время Викторию, а она-то, идиотка, считала, будто их отношения особенные.

Чтобы как-то пережить этот кошмар, нужно мыслить позитивно. Она же никогда в жизни не сдавалась. Но хватит ли у нее сейчас сил?

Увидев на крыльце своего дома Ральфа, Мэдди очень удивилась и неожиданно обрадовалась.

– Что ты здесь делаешь?

Как всегда, он был в серой толстовке с капюшоном и в джинсах, с бледным лицом, и явно чувствовал себя неловко.

– Я поссорился с мамой, – сообщил он, опустив голову.

Что ж, это нормально, в том доме эмоции всегда зашкаливают.

Он прошел за Мэдди через холл в кухню и смотрел, как она заваривает для них чай. Дрожащими руками Мэдди налила кипяток в чашки и повернулась к Ральфу спиной, надеясь, что он не заметил ее волнения. Она знала, что Виктория не станет рассказывать ему о Кэт, потому что данная тема никогда не обсуждалась, значит, причина ссоры в чем-то ином. Мэдди нельзя было назвать экспертом в отношениях, и у нее не было опыта общения с подростками, но, слушая Ральфа, она наверняка сможет отвлечься от собственных проблем и подумать о чем-то другом.

Они сидели за столом в полутемной кухне и пили чай. Мэдди выключила лампы на потолке, оставив лишь подсветку. С самого утра ее мучила тупая головная боль, и яркое освещение усиливало неприятные ощущения. К тому же, темнота поможет скрыть от Ральфа ее припухшие веки.

– Похоже, ты жестко обошелся с матерью, – наконец произнесла Мэдди, вспомнив, как тяжело ей было узнать о предательстве Лео. Хотя зачем вообще утруждаться и защищать эту женщину? Виктория подло поступила, рассказав ей о беременности Кэт. – Я согласна, что не стоило скрывать от тебя происходящее, но не забывай – ей самой было очень непросто!

Ральф внимательно выслушал Мэдди и, казалось, был благодарен ей за эти слова. Ведь Виктория – его мать, и он должен любить ее, несмотря ни на что. Просто ему нужно с кем-то поговорить. Мэдди заметила, что у Ральфа такая же красивая улыбка и такой же взгляд, как у Лео, и почувствовала, что ее охватывает гнев и отчаяние. Лео должен был стать образцом сильного и надежного мужчины для своего единственного сына, но предал его. Предал их всех, включая Фиби. И все же… Все же она очень по нему скучала. Мэдди сделала еще глоток чая и вздохнула:

– Моя компания разорилась. Я потеряла работу. Я только сегодня об этом узнала.

Ральф в замешательстве уставился на свою чашку. Ей хотелось услышать от него слова успокоения, но ему самому было некомфортно, поэтому молчание затянулось. Мэдди поморщилась. Наконец ему удалось выдавить:

– Ты, наверное, ужасно себя чувствуешь.

Эти слова прозвучали настолько пессимистично и нелепо, что Мэдди отругала себя – зачем ждать чего-то большего от парня, которому еще нет восемнадцати лет? Лео был опытным и мудрым. Он обнял бы и приободрил ее. И она бы почувствовала себя в безопасности. «Все будет хорошо, моя дорогая девочка», – сказал бы Лео, целуя ее в волосы.

Мэдди постаралась сдержать слезы. Нельзя плакать перед этим худым косноязычным мальчишкой, который не в состоянии вымолвить ни слова.

Мэдди допила чай и поднялась:

– Извини, мне не следовало говорить об этом.

Он смутился, тоже встал, а затем шагнул к Мэдди и оказался очень близко, всего в паре футов от нее. От его одежды пахло табаком и кондиционером для белья. Мэдди вдруг заметила, что Ральф гораздо выше ее. Почти еще мальчик, высокий и худой, с низким голосом и начинающей пробиваться щетиной на подбородке. Ральф наклонился. Она не могла видеть его лица, но решила, что он собирается поцеловать ее в щеку, и почувствовала облегчение – наконец-то он собрался попрощаться.

Но вместо этого Ральф обхватил ее и прижал к груди. Мэдди вздрогнула и уже собиралась отстраниться, но что-то остановило ее. Она слышала, как колотится его сердце, и ощущала тепло и силу его мускулов. Ее руки будто по собственной воле обвились вокруг Ральфа, и Мэдди почувствовала, как силы покидают ее и она растворяется в нем. Для Мэдди это стало огромным облегчением, у нее закружилась голова. Это чувство можно было сравнить лишь с погружением в теплое море, когда течение уносит тебя.

Они стояли молча. Ноги Мэдди стали настолько тяжелыми, что она не могла пошевелиться. Ей казалось, будто она тонет под грузом своих проблем. И в одиночестве не в состоянии справиться с ними. Может, ей и не придется.

Мэдди подняла голову и почувствовала его обжигающее дыхание на лбу и на щеках. Она начала подниматься на цыпочки к нему навстречу, понимая, что его губы уже близко, настолько близко, что она могла бы…

Неожиданно Мэдди отпрянула от Ральфа.

– Ты должен идти!

– Зачем? – произнес он. – Я могу остаться, если хочешь.

У него был низкий, немного загадочный голос.

– Тебе нужно немного поспать! Иди домой и помирись с матерью. Она наверняка очень волнуется.

Теперь между ними было несколько футов – вполне безопасное расстояние. Ральф скорчил гримасу и снова стал выглядеть на свой возраст.

– Так ей и надо.

Мэдди очень хотелось согласиться с ним. Виктория не достойна этого красивого чувствительного мальчика, которому пришлось много пережить. Но все же он принадлежал ей, а не Мэдди.

– Я вызову тебе такси.

– Я поеду на автобусе.

– Нет, я настаиваю.

Они еще некоторое время провели в гостиной, примостившись на краешках стульев, не зная, что сказать друг другу. Напряжение было так велико, что от звонка телефона оба подскочили. «Вас ожидает такси».

Когда Ральф поднялся, Мэдди в голову пришла одна мысль.

– Ты сделаешь кое-что для меня, когда вернешься домой? Можно даже завтра. Я ведь не о многом прошу, ладно?

Мэдди объяснила Ральфу, чего хочет, он кивнул, и она проводила его к двери.

Мэдди убеждала себя, что Ральф старался успокоить ее, – только и всего. Он тинейджер и пытался сделать это так, как мог: молча и неуклюже. И за этим не стояло ничего большего.

– Когда ты увидишь Викторию, обними ее так же, как только что обнял меня, – произнесла Мэдди, быстро открывая входную дверь. Порыв холодного ветра с улицы заставил ее вздрогнуть.

Ральф немного постоял, а Мэдди обняла себя за плечи, делая вид, будто ничего не поняла, и смотрела, как он стал спускаться по лестнице.

– Спасибо, – сказал он, уже сев в такси.

– Пожалуйста!

– Я могу увидеть тебя снова?

Она подумала о Лео и о тихом доме у нее за спиной. О заявлении Блейка и том ужасе, какой охватывал ее при мысли о деньгах. О будущем ребенке Кэт, о Фиби и няне Джесс, которые крепко спали в счастливом неведении.

– Я позвоню тебе, – прошептала Мэдди, чувствуя, что взгляд его больших карих глаз устремлен на нее.

Она оглянулась по сторонам, испугавшись, не видит ли их кто-нибудь. Но никого не было.

Виктория ужасно волновалась. Была глубокая ночь, а она до сих пор не знала, где искать сына. Он очень жестоко с ней обошелся, но сейчас она уже винила себя в том, что не сдержалась. Не в состоянии ни на чем сконцентрироваться, она мерила шагами гостиную и остро ощущала нехватку Лео. Как вообще можно вынести такую боль? Затем она подумала о том, что, будь Лео сейчас жив, он наверняка был бы занят Кэт и ее беременностью. И эта мысль мучила ее так же сильно, как горе. Неожиданно Виктория осознала, что переживает за Кэт, ведь от нее уже несколько дней не было новостей. Удивительно, почему она чувствует за нее ответственность? И ничего не может с собой поделать.

Поведение Ральфа вызывало у нее одновременно гнев и отчаяние. Она очень сердилась на сына: как он мог взять и исчезнуть? Неужели не понимает, что у нее и так много поводов для волнения? От его эгоизма у нее даже перехватило дыхание. А если он попал под машину или на него напали? Или Ральф совершил какую-нибудь глупость? Виктория знала, что процент суицидов у подростков очень высок. Ральф же был сейчас очень уязвим, ведь он тяжело переживал смерть отца. Его голова наверняка полна черных мыслей, а поведение казалось непредсказуемым и пугало ее.

Как бы он к ней ни относился, она любила его больше всех на свете и, независимо от его поведения, отдала бы за него жизнь. Несмотря на позднее время, Виктория взяла телефон и позвонила Дебс, своей разумной, уравновешенной подруге, которая, хотя и была моложе Виктории, казалось, прожила на этом свете уже тысячу лет.

– Я не знаю, где Ральф, – произнесла Виктория. – И я не знаю, что мне делать.

Ответ Дебс был взвешенным и хладнокровным, именно этого и ожидала Виктория.

– Он поехал к другу, немного выпил и заснул, забыв позвонить. Вернется утром, поджав хвост и страдая от похмелья.

Дебс права. Возможно, сейчас Ральф храпит на чьем-нибудь диване. И все же… Виктория взяла телефон и позвонила. Снова тишина. «Позвони мне», – написала она. Тоже никакой реакции.

Она не могла уснуть, поэтому включила радио и слушала рассказ об уроках правильного питания в китайских школах. В какой-то момент Виктория задремала, но ее разбудили громкие пугающие звуки – учительница с выражением читала какую-то историю на уроке чтения в Индии.

Она выключила радио и легла на спину, уставившись в темноту. Ей казалось, будто в целом мире не спит она одна… Это напомнило ей о времени сразу после рождения Ральфа и Саломеи. Ральф очень плохо спал, и пока ему не исполнился год, постоянно просыпался по ночам. Закутавшись в теплый халат, Виктория на цыпочках шла в маленькую комнату в передней части дома, где сейчас детская Саломеи, и брала сына из колыбели. Когда Лео находился дома, она всегда старалась вести себя тихо, чтобы не разбудить его.

Ральф был большим крепким малышом с густыми темными волосами. Она помнила его сладкий младенческий аромат, смешанный с запахом талька и крема под подгузник. Когда подходила к нему, он был уже красным от крика и очень недовольным, что проснулся в одиночестве. Обычно Виктория оставляла дверь приоткрытой, чтобы в комнату попадало немного света с лестницы – малыш не должен был думать, что уже утро, а ей нужен был свет для того, чтобы его видеть, – и садилась в деревянное кресло-качалку.

Расстегнув пуговицы на ночной рубашке, Виктория прикладывала его к груди, тихонько раскачиваясь взад и вперед, пока он сосал. Его дыхание замедлялось, он обмякал всем телом и становился тяжелым. Но стоило ей поднести мизинец к его ротику, чтобы забрать грудь, он сразу открывал глаза и принимался недовольно кричать.

Виктория вздохнула от этих приятных, смешанных с грустью воспоминаний. Часто она сдавалась и готова была служить этому крошечному тирану. Откинувшись на спинку кресла, засыпала, настолько уставшая, что не просыпалась даже, когда ее голова падала на грудь. Вскоре, открыв глаза, Виктория чувствовала, что у нее затекла шея и по щеке стекает слюна. А малыш, так и не отпустив грудь, шевелил губами, высасывая молоко и вместе с ним, казалось, всю энергию из ее онемевшего от одной позы тела. В такие моменты ей очень хотелось пить, а во рту было сухо. И тогда, как и сейчас, Виктории казалось, будто жизнь вокруг замерла, покрытая темнотой, приглушившая все звуки. И она ждала рассвета, который прогнал бы темноту и вернул к жизни весь мир, и мечтала выпить чашку теплого чая с молоком.

Виктория лежала, погрузившись в свои мысли, когда в двери вдруг повернулся ключ. Часы на радиоприемнике показывали половину третьего ночи. Она быстро поднялась и побежала вниз по лестнице. Ее сердце готово было выскочить из груди. А в холле Ральф уже снимал обувь. Она остановилась на нижней ступеньке, глядя на него, своего любимого мальчика. Ей хотелось расцеловать его, накормить, искупать, одеть в чистую выглаженную пижаму и уложить спать.

– Где ты был? – спросила Виктория.

– У друга.

– А почему не позвонил?

Она приняла сына в свои объятия. Он был напряжен и казался очень хрупким, но позволил ей прижаться к его груди на пару секунд и отстранился. Неважно, что сын не обнял ее в ответ, ей и этого было достаточно.

– Прости меня за то, что я тебе наговорил.

– Забудь об этом. – Голос Виктории дрожал. – Я тоже виновата перед тобой. Хочешь, сделаю какао или чашку чая?

– Просто воды, – произнес Ральф и направился в кухню вслед за матерью.

Ее сердце трепетало. В нем произошли какие-то неуловимые изменения, и у Виктории возникло ощущение, будто сын что-то скрывает. Она надеялась, что он успокоит ее.

– У кого ты был?

– Ты не знаешь, – отозвался он.

 

Глава 14

Среда, 6 января

Дон в повседневной одежде. Он напряжен немного меньше, хотя, когда садится, все равно вытягивает подбородок в сторону, в присущей ему нервной манере. Кейт выглядит уставшей. Ее светлые волосы давно не мыты, и она в той же непривлекательной черной водолазке с прилипшей к ней шерстью. Кейт нанесла легкий макияж, но переборщила с румянами и размазала голубые тени. «Вот что происходит с мамами маленьких детей», – подумала Виктория, вспомнив, как сама падала без сил. Дон же, наоборот, радостный и оживленный. В темно-синих брюках, накрахмаленной белой сорочке с расстегнутым воротником и в куртке-блузоне насыщенного черного цвета. «Как вы провели Рождество и Новый год?» – интересуется Виктория. Кейт ждет, пока ответит муж, и это хороший знак. В прошлый раз она раздраженно вмешивалась в разговор при любой возможности. Дон признает, что Кейт было тяжело: у одного из малышей возникла легочная инфекция и он много капризничал. Становится ясно, что их отношения вернулись в прежнее русло. Консультация начинается достаточно спокойно. Дон заявляет, что больше не общался с той, другой, женщиной. Но потом поворачивается к Кейт. «Я не понимаю, почему ты боишься за наши отношения, – произносит он, вытягивая шею. – Я же говорил тебе, что она ничего для меня не значит. Это была глупая ошибка!»

Кейт напрягается, ее голубые глаза мечут молнии. «Почему ты никак не поймешь своей тупой головой, что из-за этого я чувствую себя ненужной? Мне кажется, будто я на вторых ролях – ты развлекаешься с другой, и мне достается лишь скучный усталый Дон, у которого нет сил даже поиграть с детьми, когда он приходит домой с работы». У нее перехватывает дыхание. «Я думала, что мы равны. Но выходит так, что я – рабочая лошадь, которая занимается домом и детьми. Так вот, это меня не устраивает!» Дон сидит рядом с женой. Пытается взять ее за руку, но она вырывается. «Я же уже сказал, что мне очень жаль. Этого больше не случится!» Кейт открывает рот, чтобы ответить, но Виктория произносит: «Я понимаю вас и полагаю, что будет полезно, если мы обсудим, почему у Дона случился роман на стороне. Что послужило причиной? Дон, вы можете нам об этом рассказать?» Виктория смотрит на Кейт и видит в ее глазах ужас. «Да, это тяжело, но вы должны выслушать его. А потом наступит ваша очередь». Кейт кивает.

Дон начинает рассказывать, как он встретил ту женщину, что почувствовал и как начался их роман. Он соглашается, что был возбужден и ему нравилась обстановка секретности, а Кейт постоянно жаловалась на усталость и не хотела больше секса. «Даже твоя одежда, – добавляет он, и Кейт нервно сглатывает. – Когда-то ты была яркой. А теперь изо дня в день носишь одно и то же. Ты набрала вес и иногда даже не утруждаешь себя макияжем». Кейт больше не может сдерживаться: «А чего ты ожидаешь, я ведь целыми днями сижу дома с детьми! У меня просто нет сил! Присматривать одновременно за годовалым ребенком и четырехлетним – невероятно тяжелая работа, если ты не в курсе. Если бы ты больше помогал мне, наверное, я не была бы постоянно такой уставшей. И у меня появилось бы время, чтобы пойти в спортивный клуб, заняться фитнесом и купить себе красивые вещи!» К концу пятидесятиминутной консультации Виктория чувствует себя как выжатый лимон. Атмосфера раскалилась. Но, тем не менее, Дон и Кейт уходят, признав, что было полезно открыто обсудить проблемы. Более того, Кейт заявляет, что готова закончить курс консультаций, прежде чем принимать решение о будущем их семьи.

Виктория взяла пальто и сумку. Ей не терпелось добраться до дома, поэтому она заторопилась вниз по узкой лестнице, распахнула дверь, ведущую на улицу, и оказалась лицом к лицу со своим коллегой – он жевал сандвич с багетом и собирался войти внутрь. Это был Оливер Сэндз. От неожиданности она зацепилась за нижнюю ступеньку и чуть не сбила его с ног.

– Вот это да! – воскликнул он и развел руки в стороны, чтобы поймать ее, но Виктория в последний момент удержала равновесие. – Я и не подозревал, что произвожу на тебя такое впечатление!

Виктория подняла глаза и увидела, что он улыбается. Она залилась краской и принялась мысленно проклинать свои огромные ноги, из-за которых постоянно попадает в глупые ситуации.

– Я уже ухожу! – зачем-то сказала она, расправив пальто и делая вид, будто не услышала его замечания.

– Вижу! – ответил Оливер. – Куда ты торопишься?

Виктория снова не сдержалась и принялась рассказывать ему о том, что Саломея любит картофельные чипсы с определенным вкусом. Зачем? Оливер кисло смотрел на нее, от чего она чувствовала себя еще хуже. Виктория уже собиралась уйти, но тут он произнес:

– Кстати, я вот что подумал… Ты занята сегодня вечером?

Она так удивилась, что не смогла вымолвить ни слова.

– Ко мне на ужин придут двое друзей, – продолжил Оливер. – Мы с Розанной знакомы с университета. Она вдова, как и ты. Может, ты захочешь с ней встретиться?

– Вдова? О, я никогда еще так о себе не думала! Она, наверное, уже пожилая женщина?

Он молча смотрел на нее.

– Но, думаю, ты прав. Конечно, я вдова, – пробормотала Виктория, – но не старая. Ну, то есть не очень старая, хотя кому-то я могу казаться просто древней старухой. Помню, когда я училась в школе, одной из моих учительниц исполнилось сорок лет, и я считала ее доисторическим созданием.

У Виктории снова вспыхнули щеки, и она уставилась на свои туфли, мечтая провалиться сквозь землю. Когда она снова посмотрела на Оливера, у него на лице была искренняя широкая улыбка, которая делала его похожим на мальчишку. Удивительно, как она раньше не замечала ее?

– Ну, я точно не считаю тебя доисторическим созданием. И ты не ответила на мой вопрос.

– Почему бы и нет? – неожиданно воскликнула Виктория и закрыла рот, опасаясь, что сболтнет что-нибудь лишнее.

– Отлично! – обрадовался Оливер. – Я не могу гарантировать качество еды, но обещаю хорошую компанию!

«Как мило, что Оливер хочет подбодрить меня», – думала Виктория, глядя на себя в зеркало. Она заставила себя надеть платье, которое провисело в шкафу все время после смерти Лео. Темно-фиолетового цвета, почти черное, с запа́хом и завязками сзади, оно очень нравилось ей в момент покупки, но сейчас Виктории казалось, что оно ей совсем не идет. Проблема в том, что она набрала вес из-за всех этих пирогов и пудингов. Виктория оглядела себя, с неудовольствием отметив широкие плечи и бедра и отвратительный валик жира, который появился на талии. Лео всегда говорил, что она статная и женственная, как греческая богиня. Но правильнее будет назвать ее чучелом средних лет.

Виктория выпрямила плечи и заколола волосы на затылке. Ей не нравилось, что они очень вьются. Зато теперь стали хорошо видны ее длинные серебряные серьги, которые посверкивали в свете ламп.

Она злилась и готова была сбросить с себя одежду и улечься под одеяло. Зачем только она согласилась? Что взбрело ей в голову в тот момент? Но сейчас уже не было выбора. Ладно, но она не станет задерживаться у Оливера долго. Он поймет ее. Ведь сегодня рабочий день.

Подъехав к дому Оливера, Виктория с удивлением заметила, что он гораздо просторнее и роскошнее, чем она представляла: солидное здание викторианской эпохи из красного кирпича с окнами по обе стороны от входа недалеко от Ричмонд-парка. Над крыльцом приветственно горел приятный мягкий свет. Она припарковала свой старый «опель-астра» и постояла около кованых ворот, разглядывая дорожку, выложенную черно-белой плиткой и ведущую к красивой входной двери черного цвета. Декоративные деревья по обеим сторонам дорожки отбрасывали причудливые тени.

Виктория медленно направилась к дому, чувствуя, что у нее сдают нервы. Как же она сглупила, считая, что готова к новым знакомствам! Ей хотелось развернуться, прыгнуть в машину и уехать отсюда. Но потом она вспомнила, что Оливер пригласил ее с единственной целью: познакомиться с его подругой, тоже вдовой, и она не могла подвести его. Виктория дернула ручку старомодного медного звонка, и из-за двери послышались мелодичные переливы.

Оливер открыл дверь, она протянула ему бутылку красного вина и позднее, когда он помогал ей снять пальто, воспользовалась возможностью оглядеться по сторонам. Холл производил такое же грандиозное впечатление, как дом снаружи: широкий и просторный, с лакированным деревянным полом и широкой изогнутой лестницей. Стены холла украшали настоящие произведения искусства: черно-белые гравюры, картины. Один холст особо привлек внимание Виктории. Она даже остановилась, чтобы лучше разглядеть его. Темно-синие маки с фоном из темно-зеленых стеблей. Синий цвет был холодного оттенка и таким насыщенным и бездонным, что казался почти фиолетовым.

– Это Энди Уорхол? – спросила она. – Я люблю его.

Оливер был польщен:

– Я купил ее в Нью-Йорке несколько лет назад. Мне она очень нравится.

– Это оригинал? Я подумала, что копия.

Он покачал головой:

– Это была одна из импульсивных покупок. Знаешь, когда ты что-то видишь и понимаешь, что просто обязан это приобрести.

Виктория задумалась. Она никогда не была одержима вещами, хотя не сомневалась, что с удовольствием покупала бы произведения искусства, будь у нее на это деньги.

– Я с удовольствием повесила бы ее у себя дома. Сидела бы и смотрела на нее часами, а потом еще и еще…

Оливер рассмеялся:

– Сначала она висела у меня в спальне. Мне нравилось просыпаться и засыпать, глядя на нее, но я часто меняю обстановку в доме: переставляю мебель, перевешиваю картины. Наверное, это все из-за моего неугомонного нрава.

Виктория последовала за Оливером в гостиную, где, к своему ужасу, поняла, что пришла первой. Он удалился за бокалами для вина, и это дало ей возможность осмотреться. Обстановка дома напоминала ей о пещере Аладдина. Виктория стояла в большой квадратной комнате с высоким потолком. Французское окно на противоположной стене выходило на сад перед домом и было закрыто старыми деревянными ставнями. Стены выкрашены белой краской, пол – снова натуральное дерево, покрытое лаком. Под ногами раскиданы экзотические половики темных оттенков красного и зеленого, а также золотистых тонов. В чугунном камине потрескивали поленья, и пламя отбрасывало золотистые отблески. По обеим сторонам камина высились встроенные стеллажи. Они достигали потолка и были заставлены рядами книг всевозможных размеров, а между ними – самыми разными вещами: гипсовый бюст, три затейливых емкости из граненого стекла с серебряными крышками и небольшой кусок гладкого, бледного мрамора овальной формы с круглой дырой в середине. Он как будто нетерпеливо ждал, когда же его возьмут в руки и погладят.

Куда бы Виктория ни посмотрела, там обязательно находился предмет, вызывающий у нее интерес или успокаивающий душу, но этот дом не напоминал музей. Он предназначался для жизни. На полу напротив камина лежала пачка газет, с ручки кресла свисал бежевый джемпер. Виктория не могла не отметить отличный вкус Оливера. Удивительно, как она раньше этого не замечала. И все же для человека, живущего на зарплату, дом выглядел чрезмерно большим.

Оливер вернулся с подносом, на котором стояли бокалы и шампанское в ведерке со льдом.

– У тебя очень красивый дом, – сказала Виктория, снова осматриваясь. Она заметила в углу виолончель, а рядом с ней металлический пюпитр. – Ты играешь?

– Не очень хорошо, – ответил он, откупоривая бутылку и наполняя бокал Виктории. – Я учился в детстве, но не слишком преуспел. Просто упражняюсь время от времени.

– Я тоже играла… когда-то… Так я и познакомилась с Лео. Музыка свела нас вместе. Я ведь была профессиональным музыкантом.

– Правда? – воскликнул Оливер.

Виктория кивнула:

– Но я уже лет сто не прикасалась к виолончели. Перестала играть, когда Ральф был маленьким, и с тех пор почти не брала ее в руки. В общем, инструмент собирает пыль в углу моей спальни.

– Но почему? – удивился он. – Почему ты не играешь для себя?

Он присел на диван рядом с ней и сделал глоток вина. Оливер был в широких темно-синих джинсах и белой льняной рубашке с закатанными рукавами. Виктория заметила, что его темные, с легкой сединой на висках волосы влажные, словно он недавно вышел из душа. Она принялась теребить сережку.

– Я не могу. Даже не знаю почему. Пальцы не слушаются меня, и я плохо играю. Я так сердилась на себя, что в итоге решила больше не садиться за инструмент. Наверное, просто разучилась.

– И ты не скучаешь? Я бы не смог без музыки.

– Нет. Мне кажется, сейчас в моей жизни много всего другого.

Некоторое время они молчали.

– Расскажи о себе, – попросила Виктория, желая сменить тему. – Ты ведь разведен?

Оливер кивнул.

– Ты хорошо с ней ладишь… я имею в виду твою бывшую жену?

Оливер сделал еще один глоток шампанского, и Виктория заметила, что у него крепкие, но изящные кисти и руки. Он держался дружелюбно, и в нем не было ничего пугающего. Почему она раньше этого не понимала? Может, ей нужно было время, чтобы лучше узнать его?

– Боюсь, не очень, – ответил он и почесал в затылке. – Сейчас она живет с другим мужчиной. Когда наши мальчики были моложе, нам приходилось общаться, но сейчас уже нет.

Виктория вспомнила, что Дебс говорила о его браке. Эмоции в нем зашкаливали, а развод был долгим и мучительным.

– Около пяти лет я не мог прийти в себя, – продолжил Оливер, – но сейчас не сомневаюсь, что все осталось в прошлом.

– А почему вы развелись?

– Много проблем накопилось. И то, что я завел роман, только ухудшило ситуацию.

Виктория старалась скрыть свое неодобрение. В последнее время она чувствовала, что не готова оправдывать поведение неверных мужей.

– Я не горжусь этим, – добавил Оливер, – но, должен признать, у меня имелись смягчающие обстоятельства.

Виктория притворилась, будто понимает его. Она помнила свое первое собеседование с Дебс перед началом подготовки к работе семейным консультантом. Тогда Виктория из кожи вон лезла, чтобы объяснить своеобразие их отношений с Лео и почему она смирилась с его романами, хотя для большинства женщин подобная ситуация могла быть крайне неприятной и они не стали бы терпеть ее.

Тогда Дебс жестко разговаривала с Викторией, пытаясь выяснить мотивы, которые ею движут, и насколько сильно ее чувство самоуважения. Она просто разрывала ее на части, проверяя, сумеет ли Виктория стать семейным консультантом. В итоге Виктории пришлось признать: одна из причин, почему ей интересна эта работа, заключается в том, что она сама ищет ответы на многие вопросы.

Судя по всему, Дебс приняла ее точку зрения. Заявила, что не бывает правильных или неправильных отношений. А Виктория согласилась, что для некоторых семей продолжительный роман на стороне может оказаться критическим. Но у нее имелся серьезный аргумент: не каждая женщина живет с таким гением, как Лео. Смягчающие обстоятельства? Единственное, что приходило ей в голову, это его гениальность.

– А сейчас в твоей жизни есть женщина? – поинтересовалась Виктория и, взяв чипсы из протянутой им тарелки, почувствовала, что снова краснеет. Нелепо! Она привыкла задавать личные вопросы, ведь это являлось частью ее работы.

– Не совсем, – промолвил Оливер.

– Что это значит? Есть или нет?

– Я встречаюсь с одной женщиной, но, честно говоря, немного устал от этих отношений. И не хочу, чтобы они причинили мне боль.

Виктория кивнула. Что ж, она недооценивала его. Оливер вовсе не был высокомерным, просто немного застенчивым, осторожным или боящимся ошибиться. И, сомневаясь, что сможет когда-то довериться мужчине настолько, чтобы полюбить его, Виктория прекрасно понимала, почему Оливер осторожен.

В любом случае, заменить Лео нельзя. Как у лебедя, у нее мог быть только один партнер на всю жизнь.

Наконец раздался звонок дверь, и Оливер пошел открывать. Виктория взглянула на его виолончель и неожиданно подумала о своем детстве. О тех днях, когда она запиралась в гостиной, брала свой обожаемый инструмент и растворялась в музыке. Тогда музыка значила для Виктории все, а комната являлась ее убежищем, святилищем, и, казалось, единственным местом, где она могла спрятаться от домашних проблем. Но долго скрываться не получалось. Вскоре кто-нибудь из младших братьев или сестер врывался в гостиную с какой-нибудь просьбой:

– Я хочу пить! Сделай мне сандвич! Я разбил коленку!

Ее мать обычно проводила дни в своей комнате, где были задернуты шторы и на полную громкость включен телевизор. Она постоянно болела или делала вид, будто больна. Проблемы возникали одна за другой: простуда, переутомление, конъюнктивит, недовольство жизнью – все, что угодно.

А отец Виктории, известный хирург? Он, естественно, постоянно работал или отсутствовал по вечерам, занимаясь какими-то своими делами. Объяснял, что посещает пациентов на дому, но мать обычно усмехалась. Позднее Виктория поняла, чем была вызвана такая реакция матери. Она вспомнила о Лео и вздохнула. Удивительно, как эта история повторилась в ее семье, хотя она была совсем не похожа на мать. Виктория осознанно решила не обращать внимания на романы Лео и не уделять им внимания больше, чем они заслуживали. А ее мать, наоборот, вела себя так, словно интрижки отца означали для нее конец света, и от этого страдала вся семья. Что ж, сейчас все в прошлом. Родителей давно нет на свете.

Двое других гостей приехали одновременно. Виктории сразу понравился Роберт. Он вместе с Оливером работал в дизайнерском агентстве. Хозяин дома основал его, когда ему было лет за двадцать. А вот Розанна, с которой Оливер познакомился в Оксфорде, произвела на Викторию неоднозначное впечатление.

Высокая стройная женщина с темными волосами до плеч и большими красными губами напугала Викторию. Удивительно, учитывая то, что́ о ней сказал Оливер. Розанна была хороша собой, элегантно одета и умна.

– Значит, ты начала выбираться из дома? – обратилась она к Виктории, перегнувшись через стол. – Нет ничего хорошего в том, чтобы сидеть дома и хандрить. Ты должна принимать любые приглашения и соглашаться абсолютно на все. Я не хотела ничего делать, когда умер мой муж. Была вне себя от горя, и ничто не могло меня утешить, однако я заставляла себя выходить из дома. И это помогло, поверь мне.

– Ну. Видишь ли… – Виктория собиралась сказать, что после похорон Лео прошел всего месяц. Каких-то четыре недели после двадцати лет вместе. Капля воды в океане. Но Розанна, которая работала где-то в Сити, не слушала ее.

– Важно каждый день одеваться, даже если тебе этого не хочется. Надевать хорошую одежду и приводить в порядок лицо. Я долго носила одни и те же джинсы и старый джемпер, пока однажды утром не взглянула на себя в зеркало и не подумала: Розанна, в кого ты превратилась? – Она выдержала драматичную паузу. – Что бы ни случилось, ты должна думать о себе.

Виктории казалось, что Розанна пристально рассматривает ее: непослушные волосы, плохо прокрашенные ресницы, купленная два года назад юбка. Видимо, считает, что она целыми днями рыдает дома в халате. И этот вариант показался Виктории гораздо приятнее, чем выслушивание нудных советов, которые Розанна дает исключительно из хороших побуждений.

Мужчины в это время обсуждали работу Роберта в новой дизайнерской компании. Вероятно, они решили, что вдовы хотят пообщаться наедине.

– Когда ты потеряла мужа? – спросила Виктория, полагая, что это произошло недавно.

– Десять лет назад, – ответила Розанна. – Сейчас я совершенно другой человек! Сильная, независимая. После его смерти одна путешествую по миру, – заявила она с легкой улыбкой превосходства. – Раньше никогда не бегала, а теперь у меня за плечами уже два марафона в Нью-Йорке. Мне пришлось начинать с нуля, но сейчас бег – моя страсть. И мне не по себе, если я хотя бы через день не пробегаю пять или шесть миль. И еще я научилась хорошо готовить. Полностью переделала дом. И еще теперь нужно очень постараться, чтобы меня расстроить.

Виктория содрогнулась от услышанного. Она и мили не могла пробежать, какой там марафон!

– Я научилась быть счастливой в одиночестве, – продолжила Розанна, – но это не значит, что я не хотела бы найти спутника жизни. Я чувствую, что уже готова связать себя обязательствами, хотя мне потребовалось на это много времени.

Она как-то странно посмотрела на собеседницу. Виктория не знала, как оценить этот взгляд.

– Если тебе интересно мое мнение, – произнесла Розанна, прикоснувшись к руке Виктории, – подожди несколько лет, прежде чем вступать в серьезные отношения. Иначе ничего не получится. Будешь продолжать горевать. Тебе нужно сначала сформировать положительный настрой к жизни, а потом начинать ходить на свидания.

Розанна повысила голос, и Виктория поняла, что устала слушать эту женщину. Ничего из того, что говорила Розанна, не имело к ней отношения. Новые отношения? О чем она говорит? Виктория до сих пор чувствовала запах Лео на своей подушке. Его туфли по-прежнему стояли в холле, где он их снял, а одежда висела в шкафу, ожидая его возвращения.

Оливер почувствовал ее настроение.

– О чем вы беседуете, Роз? Надеюсь, ты не очень нагружаешь Викторию?

Повернувшись к Виктории, он мягко улыбнулся:

– Она может немного покомандовать и любит звук собственного голоса, – театральным шепотом сообщил он. – И все же Розанна прекрасно держится после смерти Мэтью.

Он поднялся, чтобы очистить тарелки, и принес следующее блюдо: цыпленка в томатном соусе с овощами. Все принялись за еду. Виктория с удовольствием сосредоточилась на этом процессе.

– Чем ты занимаешься? – вскоре поинтересовался Роберт – крупный мужчина с круглым добрым лицом и живыми голубыми глазами. По его виду можно было предположить, что жена в командировке, а дети – достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе.

– Я семейный консультант, как и Оливер, – ответила Виктория, опуская нож и вилку. Она чувствовала, что съела слишком много. – Новичок в этом деле, так что пока только ищу свой путь.

Розанна приложила салфетку к губам. Она оставила часть курицы и картофеля на тарелке. Глядя на свою пустую тарелку, Виктория мрачно подумала, что именно этим они и отличаются друг от друга. При первых признаках набора веса Розанна отправится в спортзал и сделает там двести упражнений на пресс так быстро, что Виктория не успеет произнести слово «профитроли».

– Правда? – воскликнула Розанна. – Как интересно! Готова спорить, ты встречаешь самых разных людей. Оливер рассказывает мне невероятные истории! – Она тепло посмотрела на хозяина дома и снова повернулась к Виктории. – Расскажи о своих посетителях.

– Клиентах, – поправила Виктория. – Да, моя работа дает возможность увидеть жизнь во всем многообразии.

– Рассказывай! – попросила Розанна.

– Ну… – На лице у Виктории появилось сомнение. – Я не могу обсуждать своих клиентов.

Розанна рассмеялась:

– Все вы, консультанты, одинаковые – просто одержимы принципом конфиденциальности. Я никому не сообщу о том, что узнала, обещаю.

Виктория почувствовала себя глупо и неуютно.

– У меня много клиентов, которые познакомились еще в университете и начинали жизнь вместе, – неуверенно произнесла она. – Затем у них появились дети, и женщины оставили работу, чтобы присматривать за ними. К тому моменту, когда мужья приходят домой, они уже совершенно без сил, а у них на работе своя жизнь. Они отдаляются друг от друга, а потом женщины узнают, что у мужей романы на стороне. И тогда они приходят к нам.

Это было не совсем верно. Гораздо чаще к ней приходили муж и жена, работающие полный день и переживающие тяжелые времена из-за финансовых трудностей. Но Виктория, конечно же, в этот момент вспомнила Кейт и Дона.

– Вот идиотки! – неожиданно воскликнула Розанна. – Я бы не стала мириться с подобным поведением и не осталась бы с мужчиной, у которого роман на стороне.

Виктория посмотрела на Оливера – он заерзал на стуле. Разве Розанна не знала о том, что он тоже изменял жене? Виктория предполагала, что он рассказывает ей обо всем, раз они хорошие друзья. И Розанна могла бы быть к нему более снисходительной.

– Все очень непросто, – продолжила Виктория, стараясь отвлечь внимание от Оливера и чувствуя необходимость отстоять собственную позицию. – Нужно обязательно выяснить, что подтолкнуло к измене и насколько подобное поведение приемлемо для другого партнера… Иногда…

– Прошу прощения, – перебила Розанна. – Ты хочешь сказать, что измену можно принять? Я с тобой не согласна.

– Возникают разные обстоятельства.

– Посмотри на ситуацию с другой стороны. Представь, что у женщин, о которых ты говоришь, есть дочери. Хотели бы они, чтобы их девочки мирились с изменами мужей? Разумеется, нет! Но зачем тогда им самим терпеть это? Мне кажется, это бывает только у женщин с низкой самооценкой.

Виктория задержала дыхание, вспомнив Саломею и слова Кейт, которые та произнесла утром: «Я не хочу и дальше оставаться на вторых ролях».

Неужели она, Виктория, все время жизни с Лео ставила себя на второе место? Наверное. Но ведь таких, как Лео, больше нет! В этом-то все дело! Он – исключение. И чтобы заниматься делом своей жизни, ему требовалась ее полная и безраздельная любовь и поддержка.

Оливер откашлялся, пытаясь отвлечь Викторию от воспоминаний.

– Роз, мне кажется, ты торопишься с выводами. Не нужно считать, что в подобных ситуациях нет вины женщин. Я не хочу сказать, что измена – хорошо, но все-таки такой поступок может быть вызван определенными обстоятельствами.

Виктория заметила, что они как-то странно посмотрели друг на друга.

– Ты все не так понял, – мягко произнесла Розанна. – Да, не все женщины святые, но, судя по словам Виктории, они не виноваты в изменах мужей.

Понимая, что она уже и так слишком много рассказала о Кейт и Доне, Виктория молчала. Розанна повернулась к ней:

– Ты согласна? Интересно, что собой представляют эти женщины? Неужели они не в состоянии постоять за себя и позволяют вытирать о себя ноги? Но ведь даже это не оправдывает измену?

Виктория уже устала от разговора и огляделась по сторонам, ища повод прервать его. К счастью, Оливер резко поднялся и поинтересовался:

– Кто-нибудь хочет сыр? К сожалению, я не успел приготовить пудинг.

– Мне нужно идти, – сказала Виктория, вставая. – Я обещала няне не задерживаться.

Она почувствовала на себе взгляды Роберта и Розанны, но ей уже было безразлично. Быстро пробормотав слова прощания, Виктория заторопилась в холл. Хозяин дома следовал за ней.

– Надеюсь, ты не…

– Все в порядке, просто я устала. Спасибо за приглашение, – улыбнулась Виктория и посмотрела на Оливера. Он хмурился, и его темные брови почти слились в одну линию.

– Я думал, что общение с Роз поможет тебе. Понятия не имею, что на нее сегодня нашло. Она была такой… резкой. Обычно Розанна ведет себя иначе. Глупо с ее стороны.

Оливер открыл входную дверь, и Виктория торопливо спустилась по ступенькам. Ей хотелось поскорее убраться отсюда. Виктория не сомневалась, что Оливер наблюдает за ней, пока она возится с ключами от машины и садится в нее. Но не стала оглядываться. Ей даже удалось повернуть за угол, прежде чем из глаз у нее полились слезы. Ее расстроило упоминание о Саломее. Ее дорогой девочке. Теперь ей не давали покоя неприятные мысли о том, что дети копируют модель поведения родителей. Она думала об усвоенных уроках и о последствиях. Виктория не хотела бы, чтобы с Саломеей обращались так же, как Лео с ней все эти годы. Однако столько лет она считала их отношения идеальными или близкими к идеалу настолько, насколько могла надеяться.

Виктория с силой ударила ладонью по рулю. Нет, она этого не потерпит! Она ужасно злилась на Розанну за то, что эта женщина всколыхнула грязь, скользким угрем пробравшись в русло пересохшей реки в поисках чем бы поживиться.

Ее жизнь не касается ни Розанны, ни кого-либо другого. С какой стати им понимать ее? Значит, нужно выбросить из головы эту женщину и посещение дома Оливера. Не вспоминать ни о чем.

 

Глава 15

Четверг, 7 января

– Я же сказала, если ты пойдешь туда, между нами все будет кончено!

Что-то загремело, и Кэт поморщилась. Трейси ссорилась с Риком. Это началось прошлым вечером практически на пороге их квартиры. Рик хотел сходить в июне с друзьями на концерт группы «Блэк саббат», но Трейси эти друзья не нравились, она считала их неудачниками. Кроме того, она мечтала в июле съездить с Риком на озеро Гарда. Трейси кричала, что весь мир планирует каникулы еще в январе. Рик не мог позволить себе отдыхать дважды за лето, а билеты на концерт забронировал давно. Вероятность компромисса была невелика.

Трейси уже опаздывала на работу. Дверь в ее комнату была закрыта, но эмоции внутри зашкаливали, так что Кэт все отлично слышала.

– Послушай, пончик…

Снова что-то загремело. Кэт поспешила выйти из квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Доброе утро!

Кэт вздохнула. Али, мистер Ням-Ням, стоял на тротуаре рядом со своей закусочной и улыбался.

– Почему грустное лицо? – спросил он. – Хороший денек, не так ли? – Он был прав, наконец-то выглянуло солнце, и немного потеплело.

– Неважно выглядишь, – произнес Али. – Много времени проводишь на вечеринках? – Он подмигнул. – Вот вы какие, девчонки!

– Я опаздываю на работу.

Он поднял руки:

– Прости-прости!

– Душ плохо работает. То кипяток льется, то холодная вода.

– Ааа, это проблема.

Он приблизился к Кэт и, коверкая английские слова, прошептал ей на ухо:

– Миссис Али хочет новый циклонический пылесос. Чтобы никаких мешков и возни, понимаешь? Старый пылесос ей уже не нравится. Очень неудобно его чистить! – Он сделал страдальческое лицо. – А это вредно для тех, у кого аллергия.

Кэт прищурилась.

– Разве она страдает от аллергии?

Али грустно покачал головой.

– Никакой аллергии. Но новый пылесос от нее убережет, да? Моя жена упрямая. Ответ «нет» ее не устраивает.

Когда Кэт вошла в магазин, Джарвис выкладывал пирамиду из книг на столе у входа. Он увидел ее, и его лицо озарила улыбка, но, как только Кэт приблизилась, перестал улыбаться.

– Ты в порядке? – Он отложил книги и сочувствующе хмыкнул.

– Да, просто легла поздно. Все в порядке.

Она повесила парку на вешалку в подсобке и принялась распаковывать коробку с книгами.

– Можешь постоять за кассой, когда закончишь? – спросила Рэйчел. – Мне нужно сделать несколько важных звонков.

Кэт с подозрением относилась к важным звонкам Рэйчел. Она часто использовала этот предлог. Заглядывая в крошечный офис, Кэт видела ее сидящей за компьютером в «Фейсбуке» с чашкой кофе и пакетом шоколадного печенья. Неудивительно, что у Рэйчел огромная задница, – она столько времени сидит на ней!

Пока Кэт убирала около кассы, Джарвис крутился вокруг нее.

– Я записался на частные занятия по постановке голоса. Подумал, что после фиаско с ролью еврея из Нью-Йорка мне нужно потренироваться имитировать разные акценты. А мой агент предложил сделать пробы на роль в пилотной серии телесериала. – Его глаза сияли. – Если все получится, в нем будет шесть серий. Это уже серьезно!

У Кэт закружилась голова, и она присела на край стола.

– Интересно! Расскажи!

Он почесал подбородок.

– Это фантастический сериал. Я буду играть пришельца. Наш корабль терпит аварию на земле. Пришельцы не могут вернуться домой и вынуждены притворяться людьми, чтобы не выделяться. – Джарвис помахал руками напротив нее и сделал страшное лицо.

– Звучит потрясающе, – сухо промолвила Кэт. – Из тебя получится отличный пришелец.

Он удивленно посмотрел на нее, но промолчал.

Кэт отправилась варить кофе и взглянула на экран телефона. Там было еще одно сообщение от Виктории с контактами людей, к которым она могла обратиться по поводу своей беременности. Виктория написала: «Позвони мне, если понадобится помощь. Ты должна принять решение в ближайшее время».

Но, несмотря на обещание, Кэт пока не звонила ни по одному из этих номеров. И к врачу тоже не ходила, хотя сказала Трейси, что уже побывала на приеме. Она все еще размышляла.

Кэт испытывала искреннюю благодарность к Виктории. Предложить ей помощь – невероятная щедрость с ее стороны. Кэт решила, что в этой женщине есть нечто особенное. Она не похожа на других. Большинство женщин в подобной ситуации были бы готовы перерезать ей горло.

Кэт обслуживала покупателя, когда ее внимание привлекла невысокая блондинка с идеальной осанкой, которая вошла в магазин.

Она стояла спиной к Кэт, рассматривая книги на первом от входа стеллаже, и казалась знакомой. Странно! Когда она повернулась, сердце Кэт сжалось. Мэдди, еще одна любовница Лео! Какого черта она здесь делает? Интуиция подсказывала, что она здесь не случайно. Ноги Кэт приросли к полу, и она почувствовала, что у нее вспотели ладони и заколотилось сердце.

– Кэт, с тобой все в порядке? – поинтересовался Джарвис.

– Шшш, – зашипела она на него – Мэдди уже направлялась в их сторону.

Она была в красивом темно-синем пальто, джинсах и кроссовках. Волосы стянуты назад в «хвост», на лице минимум макияжа – гораздо меньше, чем на похоронах. Только тени на веках и немного розовой помады. Было очевидно, что Мэдди чувствует себя скованно.

– Кэт? – неуверенно произнесла она.

Та кивнула. Во рту у нее пересохло, и она не могла говорить.

– Мы можем побеседовать?

Джарвис продолжал стоять рядом с Кэт, и ей очень хотелось, чтобы он поскорее ушел.

– О чем?

– О тебе. О Лео.

– Откуда ты узнала, где я работаю?

– Ральф нашел название магазина в записной книжке Лео. Я несколько раз встречалась с ним.

Это показалось Кэт странным, но у нее сейчас было много других серьезных проблем. Она почувствовала, что напряжение спадает. Несмотря на идеально прокрашенные волосы и красивое пальто, Мэдди выглядела уязвимой. И была как комок нервов.

– Я выйду на улицу ненадолго, – обратилась Кэт к Джарвису, неуклюже слезая со стула. – Скажи Рэйчел, что я пораньше ушла на перерыв, или еще что-нибудь придумай. Например, мне вдруг стало плохо… все что угодно…

Спорить с Кэт было бессмысленно, поэтому Джарвис шагнул назад и позволил ей пройти. Пока они не вышли из магазина и не свернули за угол, она чувствовала, как он сверлит взглядом ее спину. Кэт зажгла сигарету. Ей не хотелось курить, но это был способ чем-то занять себя.

– Куда мы можем пойти? – спросила Мэдди. – Поблизости есть какое-нибудь тихое место?

Кэт решила пойти в сторону канала в надежде, что там она будет легче дышать. Мысль, чтобы оказаться в душном кафе с разнообразными ароматами, витающими в воздухе, была ей невыносима.

Они молча шли по глухим улочкам между рядами высоких красивых домов с террасами, черными коваными перилами и ступенями, ведущими к входным дверям. Наконец приблизились к каналу, вода в котором казалась серой, и Кэт повернулась к Мэдди.

– У меня мало времени, так что давай сразу о деле.

Мэдди пристально посмотрела куда-то вдаль и набрала полную грудь воздуха.

– Я знаю, что ты беременна.

У Кэт заколотилось сердце.

– Откуда?

– Виктория сообщила.

– Что? Но это был наш с ней секрет!

Она представила большие серые глаза Виктории, ее мягкий взгляд, вспомнила, как сочувственно та наклоняла голову, слушая ее, и рисовала что-то на листе бумаги, – тогда Кэт чувствовала себя в безопасности. Ее сердце тут же заполнила пустота – ведь она доверяла Виктории и считала ее своим союзником. Кэт стиснула кулаки, чтобы не разрыдаться. Но почему ее это удивляет? Разве ее не предают все вокруг – все, кроме Трейси?

– Кэт, – сказала Мэдди, – пожалуйста, пойми меня правильно. Это я позвонила Виктории, когда осталась без работы. Хотела прояснить ситуацию, потому что она считала, будто я украла все деньги Лео. Но у меня ничего нет. Я никогда не брала его денег.

Кэт пнула ногой камень, который улетел и плюхнулся в воду.

– Ей не следовало рассказывать тебе, – произнесла она, пропустив новость о потере работы мимо ушей. – Это никого не касается, кроме меня.

Мэдди стояла, скрестив руки на груди, и вглядывалась в круги, которые шли по воде от упавшего камня.

– Виктория ненавидит меня, – заявила она. – Она знала, что новость о твоей беременности меня расстроит. Ей хотелось сделать мне больно.

Кэт взяла еще одну сигарету из пачки и яростно чиркнула спичкой.

– Что ж, мне очень жаль. Я тоже не в восторге от происходящего.

Мэдди повернулась и посмотрела на нее:

– Что ты собираешься делать?

Кэт обратила внимание, что глаза у нее запали и под ними образовались темные круги. Она выглядела грустной и измученной, будто хотела, чтобы кто-нибудь обнял ее, но Кэт не собиралась попусту тратить свои эмоции. Ей самой не помешала бы поддержка, но в мире не было ни единого человека, от кого она могла бы получить ее.

– Я не знаю, – с горечью ответила она. – Не стану врать, что планировала завести ребенка в ближайшее время.

Мэдди нахмурилась:

– А ты справишься? Я имею в виду, если оставишь его?

– Я живу с соседкой в крошечной квартирке с двумя спальнями и едва свожу концы с концами, убиваясь на бесперспективной работе. У меня больна мать, и я единственная, кто может присмотреть за ней. Да, и Лео больше не платит за меня арендную плату, так что мое финансовое положение еще хуже, чем обычно. – Она усмехнулась. – Я ответила на твой вопрос?

Мэдди подошла к скамейке и села. Кэт последовала за ней.

– Почему ты с ним связалась? – спросила Мэдди. В ее голосе не было ни злости, ни нападок.

– Я могла бы задать тебе такой же вопрос.

Мэдди положила руки на колени и принялась крутить на пальце кольцо. Кэт завороженно смотрела на него.

– Мы очень любили друг друга, – тихо промолвила Мэдди.

– Как и мы.

Они замолчали. Разговор мог завести их в тупик. Кэт выпрямилась:

– Послушай! Я пришла сюда не для того, чтобы спорить из-за Лео. Еще один вопрос, и я уйду. Если ты не заметила, я очень занята в магазине.

– Он рассказывал тебе обо мне? – Мэдди слегка поморщилась от своего вопроса.

Кэт снова закурила, сделала несколько затяжек и затушила сигарету.

– Да, он говорил, что чувствует себя виноватым из-за твоей дочки и детей Виктории. Он просто не мог бросить тебя.

– А мне он никогда не говорил о тебе, – наконец произнесла она с болью в голосе.

– Что ж, вероятно, у него было много секретов. Например, завещание и все остальное. И даже жена, которая оказалась выдумкой. А тебе повезло! Ты провела вместе с ним почти восемь лет. Со мной он был лишь чуть больше года.

– Я не понимаю. Мы ведь были так близки и любили одно и то же. Долгие прогулки, теннис, горные лыжи, старые графины, – Мэдди усмехнулась. – Часами могли искать их у антикваров и собрали неплохую коллекцию!

Кэт посмотрела на Мэдди, а потом продолжила:

– Искусство. – Она вспомнила, как терпеливо Лео объяснял, почему одна картина лучше другой и наоборот. – Старые фильмы, рок-музыка, еда навынос из китайских закусочных…

– Он терпеть не мог закусочные и рок-музыку.

Кэт покачала головой:

– Нет, он любил их. И мне никогда не казался спортивным человеком.

По взгляду Мэдди было понятно, что она хочет еще поговорить, но Кэт больше не могла этого выносить и встала. Они молча двинулись в сторону книжного магазина, каждая погруженная в собственные мысли. Наконец Мэдди остановилась.

– Послушай, – обратилась она к Кэт, – мне чуть плохо не стало, когда я увидела тебя на похоронах. Для меня это был шок, и я сразу возненавидела тебя, как Виктория ненавидит меня. Думаю, тебе не следовало связываться с Лео…

– Я могу то же самое сказать о тебе, – усмехнулась Кэт.

– Но, – продолжила Мэдди, не обращая внимания на ее слова, – ты сейчас в сложном положении. И если я могу что-нибудь сделать…

Но Кэт скорчила такую гримасу, что Мэдди замолчала. Солнце уже скрылось за тучами, и начал моросить дождь. Кэт видела, что Джарвис наблюдает за ними через витрину магазина. Она натянула капюшон на голову и вздохнула.

– Виктория считает, что помогает, посылая мне номера телефонов, будто я не в состоянии найти их сама! А потом вдруг отправляется сплетничать с тобой у меня за спиной! В этом деле мне не нужна помощь! Я не доверяю тебе и не хочу больше видеть ни одну из вас. Я сама с этим справлюсь!

Кровотечение началось около четырех часов. Кэт пошла в туалет и заметила на унитазе несколько темно-коричневых пятен. «Что это?» – подумала она. Они с Джарвисом находились вдвоем у кассы, потому что Рэйчел потребовалось сделать очередной «важный звонок». Джарвис наклонился к рюкзаку, стоявшему на полу, и радостно объявил:

– Я сделал новые фотографии! Посмотри и скажи, какая тебе больше нравится. – Он помахал у нее перед носом листами с сотнями маленьких фотографий.

– Конечно, – кивнула Кэт и вдруг поняла, что ее больше не тошнит, и грудь не такая набухшая.

Она взяла фотографии и начала разглядывать их. Они все казались одинаковыми. На каких-то Джарвис был в синей рубашке, на других – в черном джемпере с V-образным вырезом, но больше они ничем не отличались.

– Вот эта неплохая, – сказала Кэт, показывая на фотографию в середине. Она не могла сосредоточиться.

Джарвис скорчил гримасу.

– Здесь одна бровь выше другой.

– А вот эта? – Она показала на другой снимок в нижней трети листа. – Мне нравится выражение лица: задумчивое и одновременно язвительное – просто великолепно! И видна ямочка на подбородке.

Джарвис взял у нее фотографии и долго изучал их.

– По-моему, но на ней я кажусь неприступным. А мне нужно выглядеть сексуальным, дружелюбным и при этом иметь отстраненный вид, чтобы подходить для любой роли.

Когда Кэт снова пошла в туалет, коричневых капель стало больше, а к моменту ухода домой она чувствовала себя ужасно: ей было холодно, она дрожала, болела спина.

– Давай сходим в кино? – предложил Джарвис, но Кэт покачала головой.

– Мне нужно к маме. Она очень странно себя ведет: встает рано утром, чтобы убрать квартиру, и готовит много еды. Недавно ела буквально несколько крошек, а сейчас не может остановиться.

– Может, проблема в гормонах?

Она не пошла к матери, а сразу поехала домой, разделась и легла в ванну. От теплой воды боль в спине стала меньше, но, как только Кэт встала, усилилась. Есть ей совсем не хотелось, так что она покормила мышей, включила музыку Моцарта и забралась в кровать, свернувшись клубком вокруг теплой грелки.

Кэт разбудил шум – пришла Трейси. Из-за двери доносился мужской голос. Значит, помирилась с Риком. Кэт взглянула на часы у кровати: было уже за полночь. Она проспала несколько часов, и сейчас окончательно проснулась и чувствовала, что теперь долго не уснет. Кэт собиралась встать и сделать себе чашку чая, но потом вдруг вспомнила… Спина больше не болела, но теперь она чувствовала тянущую боль в животе, как при месячных. Кэт положила руку между ног и обнаружила, что пижамные брюки промокли насквозь. Умом она уже понимала, что происходит, но душой не готова была это принять. Добежав до ванной, села на унитаз. Боль неожиданно усилилась, и Кэт с трудом терпела ее. Из нее текла ярко-красная кровь вместе с большими темными сгустками. Почувствовав на щеках слезы, Кэт наконец осознала ужас ситуации.

Она теряла ребенка Лео. До сих пор сомневалась, хочет ли оставить его. Как она могла сделать это, ведь он окончательно испортил бы ее жизнь! Ему пришлось бы спать в углу – там, где сейчас стоит клетка с мышами. Он бы постоянно плакал, ей пришлось бы менять вонючие подгузники, она не могла бы больше проводить вечера вне дома, выпивать и развлекаться.

Хотя и сейчас в жизни Кэт было немного развлечений. Порой ей казалось, что она хочет ребенка больше всего на свете. А плач и подгузники наполнят ее жизнь смыслом. Но теперь в отличие от Виктории и Мэдди она навсегда останется неполноценной женщиной, ожидая чего-то или кого-то, кто поможет ей замкнуть круг жизни.

Кэт сидела на унитазе и молилась Богу, в которого не верила, чтобы происходящее оказалось неправдой. Но кровь продолжала течь, затем вышел сгусток размером с небольшой апельсин. Она мельком взглянула на него, не осмелившись разглядывать. Живот болел очень сильно, и Кэт вся сжалась от боли.

Трейси постучала в дверь туалета:

– Ты в порядке? Сколько можно там сидеть! – Ее голос звучал весело и возбужденно. Похоже, они вернулись из паба.

– Все хорошо, – отозвалась Кэт. – Видимо, я что-то съела.

– Фу! Тогда не стану сегодня чистить зубы.

Кэт дождалась, пока на двери Трейси щелкнул замок. Кровотечение стало слабее, и она медленно пошла к себе в комнату. Ей было очень грустно не только за себя, но и за целый мир. Жизнь прервалась, так и не начавшись. Она не узнала этого маленького человечка и теперь может лишь гадать, какие у них могли бы сложиться отношения. Кэт казалось, что у нее отняли дорогую, даже бесценную вещь, и никто никогда не увидит, какой красивой она была, и не узнает ее ценности.

 

Глава 16

Суббота, 9 января

Когда позвонили в дверь, Виктория еще была в халате. Она просматривала субботнюю утреннюю прессу и выпила почти половину третьей чашки чая, доедая второе песочное печенье.

– Саломея, можешь открыть дверь? – крикнула она с кухни.

Виктория знала, что дочь уже долго смотрит мультфильмы в соседней комнате. Правила менялись: когда Лео был жив, они всегда следили за временем, которое девочка проводит у телевизора.

Послышался топот Саломеи в холле, открылась дверь. Услышав мужской голос, Виктория насторожилась.

– Ма-ма! Это почтальон!

Она со вздохом поднялась. Почему нельзя было положить все в почтовый ящик? Она не ждала никаких посылок!

Виктории было неудобно выходить к нему в ночной рубашке, поэтому она крепко скрестила руки на груди. Уже одиннадцать, так что почтальон скорее всего уже несколько часов на ногах. Он передал ей стопку писем, тяжелый пакет, завернутый в коричневую бумагу, и бланк, на котором она должна была расписаться. Пакет был адресован агенту Лео для «госпожи Виктории Брук». По форме и весу пакета можно было предположить, что в нем книги. Вместе с пакетом и письмами Виктория вернулась в кухню.

– Ты бы быстрее одевалась, юная леди! – обратилась она к дочери, которая шла за ней. – И принеси, пожалуйста, вниз свои вещи для плавания. Нам нужно выехать через двадцать минут.

Заинтригованная, она открыла пакет. Внутри лежала открытка с приятным морским пейзажем и три книги о том, как пережить утрату. Их прислала дама из Портсмута – одна из поклонниц Лео. На открытке она написала: «Я знаю, что вы сейчас чувствуете, потому что сама недавно потеряла мужа. Мне эти книги очень помогли. Надеюсь, и вы найдете их полезными».

Послание тронуло Викторию, и она решила, что ответит сегодня же. Агенту Лео приходило очень много писем и сообщений со словами сочувствия и поддержки для нее, и он пересылал их пачками. Они напоминали о том, что Лео занимал в сердцах многих людей особое место, и это помогало ей успокоиться.

У нее была коробка с восточным орнаментом зеленого цвета с золотом, куда она складывала послания. Когда-нибудь она передаст ее детям. Но некоторые письма, наоборот, раздражали Викторию. В них обычно перечислялись только достижения Лео, и не было ни слова о том, что не только весь мир потерял выдающегося дирижера, но и она осталась без мужа и отца своих детей. Какими же бесчувственными бывают люди!

Виктория посмотрела на марки на других письмах – Морпет, Тонтон, Ридинг – и отложила их. Нужно собраться с силами и открыть их позднее. Она уже готова была отправить последнее письмо в стопку к непрочитанным, но что-то заставило ее остановиться. Оно явно было написано иностранцем: маленькие, аккуратные буквы с завитушками, старомодная манера письма, и почерк совсем не английский. Виктория посмотрела на марку – письмо пришло из Америки – и нахмурилась.

Сгорая от любопытства, она вскрыла конверт специальным ножом с костяной ручкой. Лист был исписан с двух сторон, и, прежде чем начать читать, Виктория взглянула на подпись. Ей писал человек по имени Рудольф Хирш.

Выразив соболезнования, он рассказывал о том, как познакомился с Лео:

«Мне, как и Лео, повезло избежать газовой камеры, потому что нас спасли во время операции «Киндертранспорт». Мы с вашим мужем ехали в одном поезде из Вены. Мы были примерно одного возраста, поддерживали друг друга, смеясь над глупыми мальчишескими шутками и стараясь отвлечься от бед. Оба были напуганы и скучали по дому и по нашим семьям, которые остались в Вене. Когда мы приехали в Лондон, меня отправили на север страны, а Лео отправился в Гуилдфорд в графстве Суррей. Я попал в семью доброго фермера и его жены, у них было трое детей. Мы с Лео написали друг другу несколько писем, а потом жизнь пошла своим чередом, и ближе к двадцати годам мы потеряли связь друг с другом. Однажды я был в графстве Суррей и увидел имя Лео в местной газете. О нем писали как о необычайно одаренном скрипаче с большим будущим, который продолжает жить в английской семье. Меня это не удивило, поскольку даже в детстве Лео страстно увлекался музыкой. Я написал ему, и мы встретились. Это была замечательная встреча: нам так много нужно было рассказать друг другу и обсудить. Но вскоре случилась эта ужасная история с его приемной семьей, и он перестал мне писать. Мы больше никогда не виделись, и я всегда очень сожалел об этом».

Далее в письме этот человек рассказывал Виктории о своей жизни в Нью-Йорке, куда он эмигрировал после войны, о работе врачом, своей теперь уже покойной жене, двух детях и шести внуках. Виктория прочитала, не вникая в смысл. Он написал «ужасная история с его приемной семьей», будто она в курсе того, что случилось. Но Виктория понятия не имела, что он имел в виду.

Конечно, она знала, что Лео был одним из детей, спасенных во время первой операции «Киндертранспорт». Специально созданному комитету удалось убедить нацистов выпустить еврейских детей моложе семнадцати лет в Великобританию. Так спаслось около девяти или десяти тысяч еврейских детей из Германии, Австрии, Чехословакии и Польши.

Она также знала о том, что Лео приняла состоятельная интеллигентная семья из Гуилдфорда, и он жил с ними в их перестроенном лодочном сарае у реки еще несколько лет после окончания войны.

Эти люди были очень добры к Лео, распознали в нем талант и оплачивали его уроки игры на скрипке с лучшими преподавателями в стране, а позднее настояли на том, чтобы он подал документы в Королевское музыкальное училище. Если бы не они, вряд ли Лео стал бы великим скрипачом и дирижером.

Виктория также знала, что отца Лео убили нацисты, а его приемная семья была настолько великодушна, что оформила его матери визу для домашнего персонала через несколько месяцев после того, как Лео прибыл в Великобританию. И она под видом кухарки жила в этой семье вместе с сыном вплоть до окончания войны.

Все это Лео рассказал Виктории сам, хотя не любил вспоминать то время. Она понимала, что он очень болезненно относится к своему прошлому, и уважала его за мужество и отсутствие жалости к себе. И все же порой Виктории хотелось, чтобы Лео открылся ей. Тогда бы она помогла ему. Ей казалось, будто она может это сделать.

Письмо всколыхнуло воспоминания, и Виктория пыталась понять, почему Лео перестал общаться с семьей, которая так много сделала для него. Она думала, что всему виной его занятость, ведь он фактически был женат на работе, но сейчас осознала, что за этим стояло нечто большее и, судя по всему, неприятное.

Виктория положила письмо в пачку к остальным и отправилась наверх переодеваться. У нее будет достаточно времени для размышлений, пока она станет наблюдать за Саломеей, плавающей по дорожке бассейна.

В супермаркете Мэдди решительно повесила блестящую розовую юбку обратно на вешалку.

– Нет, – устало произнесла она. – Мы не будем покупать ее. Она очень дорого стоит, и в ней нет ничего хорошего.

Мысль, что они не могут позволить себе покупку, удивила Фиби. Она еще не была в этом магазине, а здесь, как теперь стало понятно, настоящий рай для девочек. Вокруг было много розовой, серебристой, светло-голубой и сиреневой одежды. А мама говорит, что они не могут купить одну-единственную вещь? Несправедливо.

– Но я хочу ее, – заявила Фиби, топнув ножкой.

– Прекрати так себя вести, – процедила Мэдди, стиснув зубы, – и помоги мне с покупками.

Несколько дней она звонила во все компании, которые знала и уважала, а потом писала им по электронной почте. Ответ отовсюду был одинаковый: сокращение штата вместо приема новых сотрудников, минимальное количество или отсутствие работы для фрилансеров, но, тем не менее, «пришлите нам свое резюме, и мы запишем ваши данные».

Впервые за долгие годы Мэдди внесла изменения в свое резюме, но надежды на быстрое трудоустройство не было. Учитывая глубину нынешнего кризиса, вероятно, придется долго ждать.

Ей с трудом верилось, что недавно она постоянно покупала по Интернету вещи, которые ей не были нужны, и планировала очередной отпуск. Теперь же отчаянно пыталась сократить расходы.

– Что нам нужно купить? – размышляла Мэдди, изучая список покупок. – Ага, фрукты!

Фиби еще дулась, но, заметив большой ананас, повеселела.

– Давай купим? – предложила она и взяла его в руки.

– Сегодня мы ограничимся яблоками и апельсинами, – ответила Мэдди. Она уже собиралась положить в пакет большой апельсин, но, взглянув на цену, быстро вернула его на место.

Их следующей остановкой было агентство недвижимости. Мэдди припарковала «БМВ» за углом, отстегнула ремень безопасности и повернулась к Фиби, сидевшей сзади.

– Дорогая, у меня важные новости.

Она приняла решение о продаже дома, поскольку считала, что это самый разумный и, пожалуй, единственно возможный вариант. Только так ей удастся расплатиться с долгами и пережить несколько месяцев без работы или с минимальной занятостью. Облегчением для нее стало то, что Фиби восприняла новость достаточно спокойно.

– У меня будет новая спальня?

– Конечно! – Мэдди хотелось добавить, что Фиби сможет выбрать обои и постельное белье на свой вкус, но промолчала, понимая, что не позволит себе косметический ремонт, если только не сделает его сама.

– А у нас будет большой сад? – поинтересовалась Фиби. Она часто жаловалась, что ей не нравится вымощенный камнем маленький задний двор их дома в Брук-Грин.

Мэдди проглотила комок в горле.

– Нет, дорогая. Думаю, мы будем жить в квартире. Знаешь, такие большие высокие дома с лифтом, на котором поднимаются наверх и спускаются вниз? Мы сможем смотреть вниз на людей, их фигуры будут казаться маленькими-маленькими.

– Но мне негде будет играть! – заявила Фиби.

– Мы станем гулять в парке! – Мэдди постаралась, чтобы ее голос звучал радостно. – В парке в любом случае веселее, ведь там есть качели и много других развлечений.

Агент по продаже домов оказался настоящим пронырой. Он с хитрым видом смотрел на Мэдди, пока она объясняла, что хочет быстро продать дом и купить квартиру поблизости.

– Сейчас не лучшие времена, – со знанием дела произнес он. – У меня множество клиентов, которым, как и вам, необходимо переехать на меньшую площадь.

– Я не говорила, что мне это необходимо, – возразила Мэдди. – Я просто хочу жилье поменьше, вот и все.

– Конечно, – кивнул он. – Хорошая квартира для вас и для малышки. Только вы вдвоем?

– Идеальным вариантом была бы квартира с тремя спальнями. – Мэдди не нравилось, что приходится обсуждать с ним подробности своей жизни.

– Я не малышка! Мне семь лет, – заявила Фиби.

– Малышка? Разумеется, нет! – воскликнул мужчина и подмигнул Мэдди, но она сделала вид, будто не заметила этого. – Ты настоящая маленькая леди, насколько я могу судить.

Фиби радостно улыбнулась, демонстрируя огромные передние зубы – пока еще слишком большие для ее детского лица.

– В сентябре мне будет восемь! – гордо сообщила она.

Домой Мэдди вернулась совсем без сил, но удовлетворенная тем, что дела постепенно продвигаются. Они с агентом договорились произвести оценку дома в этот же день ближе к вечеру, и, если все сложится удачно, выставить его на продажу в начале следующей недели.

Квартиры, описание которых предложил ей агент, совсем не впечатлили Мэдди, но он заверил, что ближе к выходным появятся еще варианты и ей обязательно придется что-нибудь по вкусу. Он также предупредил, что цены упали, и ей, возможно, следует согласиться на меньшую сумму, чем она рассчитывала. Однако недвижимость в ее районе по-прежнему пользуется спросом, и та квартира, которую она захочет купить, тоже будет стоить дешевле.

Подъехав к дому, Мэдди остановила машину и сидела, уставившись куда-то вдаль. Это было не то, к чему она когда-то стремилась. Она ведь работала не покладая рук, и вот в итоге как все кончилось. Мэдди до сих пор не могла в это поверить.

– Мама, пойдем, я хочу есть! – сказала Фиби.

После обеда дочь отправилась наверх играть, а Мэдди села у кухонного стола с чашкой кофе и уставилась в пустоту. После встречи с Кэт два дня назад она пыталась выкинуть из головы мысли о новом ребенке Лео, но у нее не получалось. И Кэт ясно дала понять, что не желает больше видеть ее.

Мэдди хотелось пообщаться с Кэт – она искала ответы на свои вопросы и надеялась, что одного разговора будет достаточно, чтобы успокоиться. И еще ее постоянно преследовало ощущение, что, несмотря на слова Кэт, этот ребенок имеет непосредственное отношение и к ней тоже.

Мэдди вспомнила о Ральфе. Интересно, как у него дела? Она звонила ему после неожиданного ночного визита, и он сказал, что хочет снова зайти, но она отказала. Мэдди чувствовала, что ему не терпится увидеться, – слишком пылко Ральф выражал свое желание.

Она быстро поднялась: нужно убрать посуду и немного поработать.

Телефон зазвонил в тот момент, когда она включала посудомоечную машину, и Мэдди сразу догадалась, кто это.

– Какие у тебя планы на сегодня? Можно мне навестить вас?

Нужно отдать ему должное: он был очень настойчив.

Мэдди подумала о долгом вечере, который ждал их с Фиби. Раньше, когда Лео находился в отъезде, она вела активную жизнь и часто выходила куда-то с друзьями. Но после его смерти и потери работы развлекаться не хотелось.

– У нас нет никаких планов, – ответила Мэдди. – Приезжай на ужин, если хочешь. Но разве ты не встречаешься с друзьями?

– Нет, я лучше приеду к вам.

Мэдди поежилась и положила кардиган на спинку стула. Ей показалось, будто в доме неожиданно стало холодно.

Как странно вводить в строку поиска в Интернете имя собственного мужа! Никогда прежде Виктория этого не делала. Она пропустила все новые статьи и пролистала назад несколько десятков страниц к более ранним упоминаниям имени Лео, где, как ей казалось, была вероятность прочитать о его прошлом. В одной заметке в «Таймс» была упомянута семья Гэннон – люди, приютившие его во время войны. Но в статье не сообщалось, имелись ли в этой семье еще дети, а сами Гэнноны, конечно, давно покинули этот мир.

По поводу детей Виктория не сомневалась, потому что Лео сам ей о них рассказывал, но не называл имен. Она решила, что ее последняя надежда – выяснить имена и попробовать разыскать их. Виктория не собиралась писать Рудольфу Хиршу, потому что он скорее всего не знал всей правды. Лео никогда не упоминал о нем, и она не знала, можно ли ему доверять. Нет, нужно самой поговорить с Гэннонами.

Виктория поправила очки и принялась читать дальше. Как много информации о карьере Лео, его манере дирижирования и триумфальных моментах, но практически ничего о личной жизни! Неудивительно – всем была известна его нелюбовь к прессе и скупость на интервью. Когда же все-таки Лео снисходил до журналистов, то отказывался беседовать на любые темы, кроме музыки, и это означало, что им приходилось копаться в старых материалах и повторять уже написанное, чтобы привести в статье хоть какие-то биографические данные.

Интернет не принес ничего, чего бы Виктория еще не знала. Она откинулась на спинку стула и стала оглядывать комнату в поисках новых идей, которых у нее пока не было. Расстроившись, направилась наверх, в кабинет Лео, и принялась рассматривать полки с рядами книг, нот и дисков с музыкой, пока на самой нижней полке рядом с музыкальным словарем не обнаружила голубую папку. Виктория открыла ее, и стопка старых, пожелтевших газетных вырезок упала на пол. В основном они повторяли то, что она уже читала, но одна заметка из «Гуилдфорд эдвертайзер» показалась ей интересной.

Она была датирована июлем сорок девятого года. Выцветшая черно-белая фотография Лео с короткими темными волосами, в темном костюме, играющего на скрипке, с легкой улыбкой на губах. В статье сообщалось, что местный мальчик, Леопольд Брук, выиграл стипендию Королевского музыкального училища. Виктория подумала, что Ральфу сейчас столько же лет, сколько тогда было Лео. И он кажется ей таким замкнутым и нецелеустремленным! Даже не знает, чем хотел бы заниматься в жизни. Какие же они с отцом разные!

Она продолжила читать. В статье также упоминалась семья Гэннонов из Гуилдфорда, приютивших мальчика еще до начала войны. Им он обязан очень многим. Но о других детях ни слова. Виктория вздохнула. Снова ничего. Эльза наверняка знает больше, но вряд ли согласится поделиться информацией.

Виктория перевела взгляд на фотографию в газете, всматривалась в широкий интеллигентный лоб молодого скрипача, его близко посаженные глаза, нос с горбинкой и чувственный рот. У нее защемило сердце – это был он, ее Лео. Потом она заметила на заднем плане девочку лет тринадцати со светлыми волосами, она сидела на кресле в углу. Точнее трудно определить, поскольку изображение было размыто. И все же она там была.

Виктория посмотрела на подпись под фотографией: «Лео в гостиной дома Гэннонов играет перед Мэйв, старшей дочерью в семье». Сердце у нее заколотилось. Мэйв Гэннон. Скорее всего она вышла замуж и сменила фамилию, и все же у нее появилась зацепка! Она быстро спустилась вниз к своему компьютеру и набрала в поисковой строке это имя. К счастью, на экране высветилось полное совпадение: «Мэйв Коркоран, урожденная Гэннон, член Королевского колледжа психиатров, супруга Джеймса Коркорана, имеет сына и дочь». Наверняка это та женщина, которая ей нужна, – у нее достаточно редкое имя.

Виктория повторила поиск, на сей раз по имени Мэйв Коркоран. «Линкедин» и «Википедия» предлагали ее полную биографию, а на сайте Королевского колледжа психиатров было еще больше информации. Она родилась в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, то есть была на пять лет младше Лео. Сделав выдающуюся карьеру, жила в Лондоне, но не было указано, где именно.

Виктория задумалась. Она могла бы написать на адрес колледжа, но нет никакой гарантии, что Мэйв ответит. Названия улицы она не знала, так что бессмысленно пытаться выяснить ее домашний адрес в телефонной справочной. Ей нужна была дополнительная информация.

Виктория снова проверила результаты поиска по имени Мэйв и на странице четыре нашла кое-что интересное: эта женщина состояла в правлении средней школы в районе Хайбери. Виктория быстро открыла сайт школы и увидела объявление, что девятнадцатого января состоится общее собрание правления. До него оставалось десять дней, но Виктории они представлялись вечностью. И все же это самая лучшая возможность для встречи с Мэйв!

Она встала и сделала себе чай, продолжая думать о незнакомой женщине и пытаясь представить, как она выглядит. Виктории казалось, будто она находится на пороге какого-то открытия, и сердце у нее заколотилось сильнее. Она не знала, куда ее приведут поиски и сумеет ли она справиться с тем, что ее ждет. Но не сомневалась, что просто обязана сделать это.

 

Глава 17

Понедельник, 11 января

Она немного опоздала на консультацию, и Дон уже мерил шагами коридор. А вот Кейт не было. Из кухни вышла Дебс с чашкой кофе.

– Возьми, – предложила она. – А я еще сделаю.

– Хотите что-нибудь выпить? – обращается Виктория к Дону, но он качает головой. Она чувствует, что ему не терпится начать разговор, и распахивает дверь в кабинет.

– Проходите.

Она снимает пальто и ставит чашку на стол около своего стула. Дон ходит по кабинету.

– Кейт не будет сегодня? – спокойно спрашивает Виктория. Нельзя показывать клиенту свое удивление.

– Она не придет, – отвечает он и проводит рукой по волосам. – Сказала, что не видит смысла.

Виктория делает глоток из чашки и ободряюще улыбается:

– Садитесь, вам будет удобнее.

Дон пристраивается на край стула напротив нее, широко расставив ноги в присущей мужчинам манере, локти на коленях, голова низко опущена.

– Расскажите, – произносит Виктория, – почему сегодня она не пришла?

Дон сообщает, что они сильно поругались прошлым вечером после его признания, что роман, о котором узнала Кейт, не являлся первым. На самом деле их было несколько.

– Честно говоря, я не подозревал, что для нее это важно, – добавляет он, уставившись в пол. – Я ведь повел себя предельно честно, признался в измене и согласился, что был неправ. А вчера лишь упомянул, что это случилось не один раз. Но Кейт пришла в ярость и принялась швырять в меня вещи и орать. Разбудила детей, и они громко плакали. В общем, ужасно.

Виктория смотрит на Дона. Принцип ее работы – сохранять нейтралитет по отношению к клиентам, но этого мужчину ей хочется ударить. Ирония ситуации для нее очевидна. Если бы Дон узнал о ее отношениях с Лео, он не поверил бы и рассмеялся. А потом, возможно, возмутился: «И она считает, что имеет право меня консультировать?»

– Она говорит, что между нами все кончено, – вздыхает Дон. – Я знаю, что это моя вина и Кейт очень расстроена, но ведь наши отношения так много значат. Я хочу сказать, дети… – Он снова вытягивает шею. – Думаю, нам придется продать дом. Я не смогу платить за него и за то место, где буду жить сам.

– Не торопитесь, – советует Виктория. – Не следует принимать необдуманные решения. Кейт была в шоке. Когда она немного остынет, вам нужно будет серьезно поговорить о том, как жить дальше и действительно ли разрыв – то, чего вы оба хотите. И если это так, как сделать его наименее болезненным для детей. Я могу помочь с этим. – Она делает паузу и убирает волосы с лица. – Но не сейчас, потому что Кейт здесь нет. Предлагаю вам в следующие сорок пять минут обсудить, как вам построить разговор, чтобы он опять не вылился в ссору. Я могу дать несколько полезных советов. Думаю, нам нужно также поговорить о вас. О вашем детстве и о том, что оказало влияние на вашу дальнейшую жизнь. Согласны?

Уходя, Дон уже не выглядел несчастным и меньше нервничал. Обещал, что попытается переубедить Кейт и в следующий раз они придут вместе. Было пятнадцать минут первого, и у Виктории оставалось полтора свободных часа до встречи с новыми клиентами. График получился напряженным, но Виктория была благодарна Дебс за возможность заработать – подруга знала, как она сейчас нуждается в деньгах. Дебс даже передала Виктории часть своих рабочих часов.

Она включила телефон, чтобы проверить сообщения, и с облегчением увидела, что их нет. Насколько Виктория знала, Ральф должен находиться в школе. Он согласился в привычной для него агрессивно-безразличной манере, что настало время учиться с бо́льшим усердием, поскольку приближались экзамены. Саломея, к счастью, посещала школу с удовольствием, но вечером льнула к матери, требуя внимания.

Естественно, после потери отца детям было тяжело приспособиться к новой жизни. Виктории пришлось ограничить Ральфа в карманных деньгах. Ей не хотелось этого делать, и он был крайне раздражен, – но выбора не было. Она сказала сыну, что, если ему нужны деньги на вечера вне дома, он должен начать работать по выходным. Также Виктории удалось вернуть деньги за внеклассные занятия Саломеи, от которых она отказалась.

Виктория сообщила детям, что на время они остаются без путешествий в каникулы, новой одежды и ресторанов. Размышляла, не продать ли свою старую машину, но решила подождать и посмотреть, как будут обстоять дела. В любом случае, она смогла бы выручить за нее лишь маленькую сумму.

Виктория никогда не тратила деньги попусту, но, пока Лео находился рядом, финансовый вопрос ее вообще не волновал. Денег хватало. А теперь приходилось считать каждый пенни. Она ввела за правило не включать отопление днем, принимать душ, а не ванну, и есть только во время приема пищи, потому что больше не могла себе позволить покупать дорогие закуски. Старалась не думать о том, что́ произойдет, если сломается стиральная машина или протечет крыша. На черный день у нее не имелось никаких сбережений.

Виктория заглянула в кабинет Дебс, но ее там не было. А в кухне оказался Оливер, который доставал из микроволновой печи какую-то еду, пахнущую неаппетитно.

– Привет!

Он обернулся и улыбнулся Виктории. Они редко виделись после вечеринки у него дома на прошлой неделе, но Оливер все же успел извиниться за поведение Розанны, хотя мог этого и не делать. Тот вечер очень расстроил Викторию, но она уже простила его. Ведь виновата была только Розанна.

Оливер снял крышку с пластикового контейнера, положил содержимое на тарелку и показал ее Виктории.

– Ужасно выглядит, – констатировал он, тыча вилкой в еду. – Может, съедим по сандвичу? Я угощаю.

Виктория рассмеялась, подумав, что избавилась от глупой привычки болтовней заполнять паузы в разговоре с Оливером. Видимо, это произошло потому, что она узнала его немного лучше.

Они сели столик в подвале «Старбакса», в углу, где никто не мог услышать их, и почему-то стали обсуждать выходные дни, которые Оливер провел в Нортумберленде прошлой весной, вместе с друзьями наблюдая за выдрами.

– Это было очень весело! – иронично рассказывал Оливер, глядя Виктории в лицо. Открыв пакет с чипсами, он протянул его ей, и она взяла немного. – Нам удалось в бинокль разглядеть одну выдру всего в тридцати метрах от нас. – У него был вид телеведущего программы о животных с канала Би-би-си. – Нам хотелось, чтобы она подплыла поближе. Выдра нырнула и не показывалась несколько минут, а потом вынырнула недалеко от того места, в каком мы находились. Она плавала и ныряла перед зарослями из камыша, выныривая с рыбой и переворачиваясь на спину, чтобы ее съесть.

Виктория потягивала свой капучино.

– Мне нравятся выдры, – произнесла она, подыгрывая Оливеру. – В детстве я обожала фильм «Круг чистой воды», хотя частенько плакала над ним.

– Может, в этом году нам хватит глупости, чтобы поехать туда снова. Присоединяйся, если захочешь.

Виктория не понимала, шутит Оливер или говорит серьезно, но улыбнулась, пытаясь представить себя в компании мужчин, увлеченно наблюдающих за выдрами.

– А я не помешаю вам?

Он откусил кусок сандвича.

– Нисколько, ты отлично впишешься в нашу компанию. Мы всегда рады видеть жен и девушек… и знакомых дам, – добавил он почти без запинки, но Виктория заметила ее.

Оливер усмехнулся, и она отметила, что у него волевая линия челюсти и ямочка на подбородке.

– Современное искусство, выдры… У тебя разнообразные интересы, – улыбнулась она.

Оливер пожал плечами и неожиданно произнес:

– Честно говоря, это Симон, мой друг, без ума от живой природы. А я просто езжу с ним за компанию. Только не говори ему об этом.

Интересно, чувствует ли Оливер себя одиноким? Но ведь у него много друзей! И среди них, конечно же, Розанна. Он рассказал ей немного о своих утренних клиентах, а она упомянула Кейт и Дона.

– Похоже, у них ничего не получится.

– Я бы так не говорила, – возразила Виктория, осторожно откусывая сандвич и молясь о том, чтобы начинка не брызнула Оливеру в глаз. – Знаешь, в мире много боли и злости, но, уверена, в нем немало и любви, и преданности. Хочется надеяться, что Кейт позволит уговорить себя прийти на консультацию. Это поможет.

Одна рука Виктории лежала на столе, и Оливер, наклонившись, легонько прикоснулся к ней. Она вздрогнула от физического контакта, и он сразу убрал свою руку.

– Как вы справляетесь? Ты и дети? – мягко поинтересовался Оливер.

Виктории стало неудобно за свое поведение. Неожиданно она осознала, как сильно нуждалась в том, чтобы ее выслушали. Виктория принялась рассказывать о завещании и о пустом банковском счете, о мифической жене Лео и о беременности Кэт. Затем упомянула о странном письме, которое недавно получила, и о своих планах встретиться с Мэйв Гэннон. Оливер внимательно слушал ее.

– Тебе, наверное, очень больно от того, что Лео лгал, – сказал он. – Очевидно, он не мог хранить верность и боялся женитьбы. Это разновидность страха привязанностей. Однако Лео был привязан к тебе по-настоящему. Несмотря на других женщин в его жизни, вы были вместе столько долгих лет! Ты не должна забывать об этом!

Виктория улыбнулась:

– Это правда, и я по-прежнему люблю его. Лео – любовь всей моей жизни. Но все равно для меня это шок.

Оливер кивнул:

– А ты уверена, что хочешь знать, что тогда случилось? Ведь это в прошлом. Лео мертв. Разве не пора двигаться дальше?

Виктория принялась крутить в пальцах свою серебряную сережку.

– Не могу, пока не выясню. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что в моем муже всегда была какая-то загадка. И именно это добавляло ему привлекательности. Вероятно, я была бы счастливее, если бы осталась в неведении, но это невозможно после того, что сообщила мне Эльза. Узнав, что у него не было жены, я открыла ящик Пандоры и не смогу спать спокойно, пока не узнаю, что в нем. Ты меня понимаешь?

Оливер с беспокойством смотрел на нее.

– Я поеду с тобой, если хочешь. Могу отвезти тебя в школу и подождать в машине, пока ты станешь разговаривать с ней. Позволь мне сделать это для тебя.

Викторию тронула его доброта.

– Спасибо большое, не надо. Это моя проблема, и я займусь ею сама.

Она поднялась, понимая, что просидела в кафе гораздо дольше, чем намеревалась. Время пролетело незаметно.

– Мне нужно идти, а то я опоздаю на консультацию.

– Держи меня в курсе.

Виктория кивнула, неожиданно почувствовав себя некомфортно, хотя не могла объяснить, в чем причина. Выходя из кафе, она ощутила на себе внимательный взгляд Оливера. Ей хотелось верить, что ее плечи не кажутся слишком широкими в старом плаще, который она вытащила из шкафа сегодня утром, волосы не слишком вьются и она не споткнется по пути.

– Это ты? – Голос Мэдди звучал взволнованно.

Ральф неторопливо пересекал парк, прижимая телефон к уху. Ему не хотелось возвращаться домой рано – это вызвало бы подозрения у матери. Он прогулял уроки во второй половине дня и курил с друзьями. Не подумав, упомянул Мэдди, и они принялись дразнить его, задавая всякие дурацкие вопросы, например, в хорошей ли она форме. Ральф попытался объяснить, что у них совсем не такие отношения, но друзья не поверили.

– А ты ей нравишься? – не унимались они.

Теперь он радовался, что отделался от них. Ральф дважды набирал телефон Мэдди в течение дня, но она не брала трубку, а он не оставил сообщения. В любом случае, она поймет, что пропустила его звонки.

– Когда я могу снова увидеть вас с Фиби? – поинтересовался Ральф. Ему не хотелось демонстрировать нетерпение, но, когда он был у нее в субботу, они не договорились о следующем визите. Мэдди говорила о том, как много времени тратит сейчас на поиски новой работы. Ральф чувствовал, что этот вопрос беспокоит ее.

– Ральф, послушай!

Тон Мэдди не понравился ему, и он затаил дыхание.

– Я считаю, нам не следует больше встречаться.

Она ведь не серьезно? Этого не может быть. Он почувствовал, что кровь прилила к лицу и к шее. Мэдди очень ему нравилась и была единственным человеком, который понимал его чувства. К тому же она очень красивая, но это не имело отношения к делу.

– Почему? Что не так?

– Твоя мама, – со вздохом ответила Мэдди. – Только представь ее ярость, когда она узнает.

– Она не узнает. Ей совсем не обязательно сообщать об этом.

– И есть еще кое-что, – добавила Мэдди.

– Что именно?

– Странно, когда женщина моего возраста проводит время с семнадцатилетним парнем. Ты так не думаешь? Что скажут люди?

Ральф остановился прямо посреди парка. Был холодный серый день, и воротник его форменного школьного плаща был поднят. На ногах – черные школьные ботинки на шнурках.

– Мне почти восемнадцать лет. А тебя можно считать моей мачехой. Фиби – моя единокровная сестра. Что тут плохого?

Но Мэдди не собиралась идти у него на поводу.

– Мне очень жаль, Ральф.

Сердце у него ушло в пятки. Он понимал, что теряет ее. Как бы он хотел отнестись к этому безразлично… Но нет…

– Не совсем так, – продолжила Мэдди. – Официально я не твоя мачеха, и Виктория, конечно, не разрешила бы тебе посещать меня. Мы ходим по тонкому льду.

Ральф сжал телефон в руке и воскликнул:

– Но я буду скучать по тебе!

– Нужно найти кого-то, кроме меня, с кем ты мог бы поговорить, – мягко произнесла Мэдди. – Кого-то из друзей. Или специалиста. Наверняка есть такой человек в школе. С тобой мог бы побеседовать пастор.

– Но я не хочу разговаривать ни с кем другим!

Мэдди сидела за компьютером, приложив ладонь ко лбу, – у нее кружилась голова. Весь день она провела, редактируя резюме, чтобы представить себя в самом выгодном свете. Она также обзванивала бухгалтеров, пытаясь найти себе подходящего. Мэдди пока не сообщила в налоговую службу, что теперь работает на себя. Пока это не имело значения, поскольку она ничего не заработала. Оставалось только молиться, чтобы ситуация не затянулась надолго.

Мэдди взглянула на экран, и внезапно ей в голову пришла одна идея, которая отвлекла ее от привычного хода мыслей.

– Разве ты не должен находиться в школе?

– Я не мог сосредоточиться.

Она расправила плечи и покрутила головой в разные стороны. В последние несколько недель она была очень напряжена, а от этого разговора чувствовала себя еще хуже.

– Ты прогуливаешь?

– Ага!

Мэдди ахнула. Хотя, черт возьми, она ведь не мать Ральфа, и отчитывать его – не ее дело.

– Что произошло? Почему ты не мог сосредоточиться?

– Я понимаю, это прозвучит глупо, – промолвил он.

– Объясни, пожалуйста.

– Я думал над твоими словами. О том, как вы с отцом играли в теннис.

– И?

– Мне хотелось бы, чтобы он играл со мной. Мы никогда не делали вместе ничего подобного.

Мэдди закусила губу. Она не знала, что сказать, чтобы облегчить его состояние.

– Все в порядке. Я знаю, это не твоя вина…

– В какой-то степени моя…

Мэдди знала, что ему что-то нужно. Слова ободрения, которые она не могла найти. Она выпрямилась и спросила:

– Ты сейчас где?

– В парке.

– Хочешь приехать?

– Конечно!

Мэдди представила Викторию, ее большие серые глаза, но поспешила прогнать это видение. Она нужна Ральфу.

– Скоро Фиби придет из школы. Она будет рада тебя видеть.

Бросив свое занятие, она поднялась наверх и, сняв старый растянутый джемпер, переоделась в чистый черный топ, выгодно подчеркивающий фигуру. Стала разглядывать себя в зеркало, критически оценивая и замечая даже те мелкие морщины, каких прежде не видела. Мэдди припудрила лицо, подкрасила ресницы и расчесала шелковистые волосы. По непонятной причине щеки у нее горели, а глаза ярко сияли.

«Бедный Ральф, – думала она, нанося на запястья капельки духов. – Он переживает тяжелое время, и нужно признать, что я несу за это определенную ответственность из-за романа с его отцом». Еще раз выслушать молодого человека – ее долг.

Подкрасив губы розовой помадой, Мэдди быстро оглядела себя в большом зеркале и спустилась вниз.

Среда, 13 января

После выкидыша прошло шесть дней. Все это время Кэт оставалась дома. Трейси уговаривала ее сходить к врачу и сделать необходимые обследования, но она отказывалась. Сомнений не было – ребенка она потеряла. В сердце у нее теперь зияла большая черная дыра.

– Послушай, возможно, все к лучшему, только ты этого еще не поняла, – заметила Трейси, передавая подруге чашку сладкого чая и присаживаясь рядом на кровать.

За закрытыми шторами было уже темно. Утром Кэт ненадолго съездила к матери, а потом весь день практически не двигалась с места. Взяв чашку, она продолжила рассматривать какую-то невидимую точку на стене комнаты.

– Я хочу сказать, что, вероятно, с малышом было что-то не так, – продолжила Трейси. – Часто выкидыши происходят, если ребенок нездоров или у него проблемы в развитии. Расщепление позвоночника, например. В природе всякое случается.

Кэт застонала. Она понимала, что Трейси старается поддержать ее, но с ее ребенком, с малышом Лео, все было в полном порядке. Она не сомневалась. Это ее дурацкое тело не смогло выполнить работу, для которого было предназначено. Как всегда в ее жизни, она сама все испортила.

– Я прогуляюсь немного с Риком? – произнесла Трейси. – Недолго, всего пару часов. С тобой все будет в порядке?

Кэт обратила внимание, что Трейси нарядилась. Надо же, а она и не заметила! На ней был черный топ с глубоким вырезом, который открывал татуировку, крошечного ангела, на левой груди. Желтые волосы распущены, глаза накрашены в стиле Клеопатры: верхние и нижние ресницы подведены черным карандашом, и нижняя стрелка тянется высоко вверх за контур глаза. Это был странный макияж, но он шел Трейси.

– Разумеется, – устало отозвалась Кэт. – Все будет хорошо, я никуда не собираюсь идти.

Трейси с облегчением вскочила с кровати. Она, как Тигра из книги про Винни-Пуха, не могла долго находиться в плохом настроении. Поставив чашку на прикроватный столик, Кэт подошла к окну, где стояла клетка с мышами. Она давно нуждалась в чистке. Родди с надеждой обнюхивал свою миску. Кэт открыла дверцу клетки, достала его и осторожно посадила на ладонь, поглаживая мягкий белый мех. Она успокаивалась, чувствуя под пальцами его теплое маленькое тельце и бьющееся крошечное сердце.

«Хоть ты у меня есть!» – подумала она и, поцеловав мышонка в голову, вернулась в кровать. Там она свернулась клубочком, продолжая держать Родди в ладонях, чтобы он не убежал.

Кэт неплохо чувствовала себя физически. Кровотечение быстро ослабло и сейчас напоминало последние дни месячных. Она рассчитывала, что через несколько дней сможет подняться с кровати, вернется на работу и продолжит жить дальше. Конечно, с учетом того, что она уже никогда не будет прежней.

Кэт пережила вторую потерю подряд. Сначала не стало Лео, а теперь она потеряла последнюю его часть – ту, которую носила внутри. Трудно поверить, что совсем недавно она думала о том, не прервать ли ей беременность. Видимо, случившееся явилось наказанием за подобные мысли. Она чувствовала себя так, словно ее приговорили к пожизненному заключению.

Кэт вспомнила о Виктории. Интересно, как она отреагирует на случившееся? Кэт захотелось рассказать ей о том, что произошло. Виктория звонила ей за это время много раз, но Кэт не отвечала. А сейчас она подумала, что забота Виктории была притворством, и прикусила губу. Вот еще один пример того, что никому нельзя доверять.

Когда позвонили в дверь, Кэт растерялась и сидела неподвижно, не собираясь открывать. Но звонки продолжались, и Кэт встревожилась. Она медленно поднялась с кровати и посадила Родди в клетку. Если бы не мама, она бы притворилась, будто никого нет дома. Но Кэт боялась, что пожилая женщина может сделать какую-то глупость, поскользнуться, упасть или еще хуже.

Натянув старую зеленую толстовку, она медленно прошла в темную прихожую, открыла дверь и увидела Джарвиса, взирающего на нее с высоты своего роста. В одной руке у него был букет поникших цветов, а в другой – прозрачный пакет с виноградом.

– Привет! – улыбнулся он. – Я кое-что принес для больной.

Кэт невесело улыбнулась. Придется пригласить его в квартиру.

– Со мной сейчас не особо весело.

– Ты и не должна веселиться, – радостно произнес он с ирландским акцентом. – Я буду говорить за нас обоих.

В холодильнике нашлась банка пива, которую Кэт отдала Джарвису, а себе сделала еще чашку чая. Такими темпами она сама скоро превратится в пакетик заварки.

– Ну что, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он, усаживаясь на диван. – В магазине тебя не хватает.

Кэт села рядом с ним и подтянула колени к груди, продолжая сжимать в руках чашку.

– Какой-то отвратительный желудочный вирус скорее всего. Или я что-то съела. К понедельнику со мной все будет в порядке.

Джарвис внимательно взглянул на нее.

– Ты ужасно выглядишь!

– Спасибо.

Она не станет рассказывать ему о выкидыше, потому что это ее личное дело. В довершение всех неприятностей, утром еще одна редакция отказалась публиковать ее рассказ. Только этого ей сейчас не хватало! Об этом она ему тоже не скажет.

Джарвис принялся рассказывать о подготовке к новому прослушиванию. Он будет пробоваться на роль врача-интерна и собирается пересмотреть несколько серий «Скорой помощи».

– Проблема в том, – продолжил он, нахмурившись, – что я не любитель игл, операций и всего, что с этим связано. Каждый раз, когда вижу кровь или чьи-то кишки, боюсь упасть в обморок.

– А если сделать это частью твоего образа? – предложила Кэт. – Ты ведь всего лишь интерн. А многие интерны теряют сознание, когда впервые видят кровь. Позднее они к ней привыкают. Ты можешь сказать, что тебя тошнит намеренно, что это стиль игры.

Джарвис снял свой длинный полосатый джемпер. Отопление было включено на полную мощность, и, вероятно, в квартире было жарко, но Кэт этого не чувствовала. Так часто происходит, когда долгое время сидишь в одном помещении.

Он сделал глоток пива и почесал подбородок:

– Неплохая идея!

Кэт оставила цветы на столе, и Джарвис поднялся, чтобы принести из кухни высокий графин.

– Вот, – сказал он, водружая букет на телевизор. – На самом видном месте.

Джарвис принес красно-белые лилии с яркой розовой сердцевиной. Кэт знала название этих цветов, потому что ее мать раньше очень любила их. Они казались немного несвежими, но она надеялась, что в воде им станет лучше.

– Они очень красивые, спасибо!

Джарвис примостился на край стула.

– Я тут подумал…

Интересно, что он сейчас скажет? Кэт взяла подушку и прижала ее к груди.

– Однажды ты рассказывала о месте, куда часто выезжала на каникулы в детстве, помнишь? Полуостров Гауэр?

Кэт кивнула, зажмурившись. Зачем она вообще ему об этом рассказала? Она терпеть не могла, когда ей напоминали о прошлом.

– Так вот, я подумал… – продолжил Джарвис, уставившись на свои красные парусиновые ботинки. – Может, вместо Ирландии нам поехать туда на несколько дней? На выходные. Ты бы немного отдохнула… Если хочешь, мы могли бы взять с собой и твою маму. Насладиться там местными красотами. Это пойдет ей на пользу. А ты могла бы там сочинять.

Ее бросило в жар.

– Нет!

– Почему?

– Я не хочу туда возвращаться! Эта часть моей жизни осталась в далеком прошлом. Теперь я другой человек, и мне не нужны напоминания о том, что когда-то было. Все в прошлом, все кончено!

Джарвис закусил губу. Его темные волосы торчали вверх, густые черные ресницы вокруг голубых глаз были очень длинными и загибались на концах.

– Прости. – Кэт притронулась к его руке. – Я понимаю, что ты пытаешься быть добрым ко мне.

– Ничего подобного, – возразил он. – Хотя, да, в некотором роде пытаюсь. Но мне хотелось бы поехать с тобой. Было бы весело.

Кэт почувствовала себя виноватой. Какая же она идиотка!

– Прости, – промолвила Кэт. – Я же сказала тебе, что со мной скучно. Может, нам съездить в какое-нибудь другое место, чуть ближе? Например, в Саутенд на один день, когда погода улучшится?

Его лицо просияло.

– Ты серьезно? Это было бы здорово! – Джарвис даже подскочил на месте. – Я тут сижу и жалею себя, потому что ты отказываешься ехать со мной на выходные, и при этом забываю, что ты больна и мне нужно заботиться о тебе. Может, сделать тебе еще чая или какао? Хочешь виноград?

– Да, я как раз о нем подумала, – солгала Кэт.

Ей не хотелось прогонять Джарвиса, ведь он был так добр к ней, поэтому они еще посидели, поболтали и послушали музыку. Джарвис развлекал ее рассказами об учебе в актерской школе.

– Нам даже пришлось заниматься боевой подготовкой! – воскликнул он.

Кэт знала эту историю, но решила послушать еще раз. Она почему-то успокаивала ее.

– Знаешь, все эти мечи и другие принадлежности… Один из парней проявлял излишний энтузиазм и, усаживаясь на шпагат, повредил себе мышцы в паху. Это была неприятная травма, и она выбила его из тренировок на долгое время. А другой парень отказался надевать гульфик для защиты – ему показалось, будто он глупо выглядит. Теперь он всю жизнь будет сожалеть об этом.

Джарвис еще не ушел, когда после полуночи вернулись Трейси и Рик, или Трик и Рейси, как теперь звала их Кэт. Трейси не держали ноги, и, чтобы не упасть, она сжимала руку Рика.

– Последний бокал бакарди с колой был явно лишним, – грустно сообщила она, икая, и упала на стул. Рик отправился варить кофе.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Трейси, пытаясь сфокусировать взгляд на Кэт. – Тебе немного лучше?

Кэт поджала губы и многозначительно посмотрела на подругу.

Обычно Трейси даже в пьяном виде не болтала лишнего, но все когда-то происходит в первый раз. Похоже, Джарвис заметил волнение Кэт и мягко улыбнулся. Он был внимателен к чувствам других людей.

– Мне пора спать, – потягиваясь, произнес Джарвис. – Я загляну завтра проверить, как ты поживаешь.

Он ушел до того, как Рик появился из кухни с двумя чашками кофе и чашкой чая для Кэт. Рик подмигнул Кэт. Похоже, он выпил гораздо меньше Трейси, хотя обычно бывало наоборот.

– Он без ума от тебя, – заявил Рик, имея в виду Джарвиса. – Ты в курсе?

Трейси медленно кивнула, словно боялась, что ее голова оторвется.

– Кэт, это правда. Он тебя обожает. Кто угодно это подтвердит. Мы с Риком думаем, что Джарвис – отличный вариант. Он хороший добрый парень и любит тебя! – Трейси подчеркнула свою мысль хлопком по ноге и расплескала кофе на ковер.

Кэт нахмурилась. Прежде она об этом не думала, но после того, что сказали сейчас Рик и Трейси, пожалуй, готова была согласиться, что нравится Джарвису. И он ей, конечно, тоже нравился. Но в другом смысле.

– Глупости, – возразила она и пнула Рика ногой. – Вы оба пьяны. Мы с ним просто друзья, работаем вместе и неплохо ладим.

– Я бы не был столь категоричен, – заметил Рик, с любовью потрепав Трейси по волосам. Она снова пролила кофе. – Я знаю, что дело гораздо серьезнее. Все признаки налицо. Когда парень так влюблен, он ничего не может с этим поделать.

 

Глава 18

Вторник, 19 января

Виктория знала, что бессмысленно просить Ральфа посидеть с Саломеей, поэтому обратилась к дочери соседки.

Она очень переживала, что Ральф постоянно уходит из дома по вечерам вместо того, чтобы делать домашнее задание. Он не объяснял, чем занимается, и часто возвращался к тому моменту, когда она уже ложилась спать. Виктория чувствовала себя беспомощной и одинокой. Лео часто отсутствовал, но она всегда могла связаться с ним по телефону и попросить его поговорить с Ральфом. Лео являлся авторитетом для сына, и Ральф немного побаивался его.

Виктория понимала, что ей следует побеседовать с учителями. Вероятно, они порекомендуют ей запретить ему выходить из дома по вечерам в будни и установить «комендантский час» в выходные. Но после ссоры в Рождество, когда сын вернулся под утро, она боялась сказать что-нибудь лишнее, чтобы не раздражать его, и старалась быть осторожной, только бы он снова не исчез.

Помимо сына, у Виктории было много поводов для волнения. Она пыталась убедить себя, что Ральфу почти восемнадцать, он достаточно взрослый, чтобы нести ответственность за свои поступки. Нужно научиться отпускать его от себя. И приоритетом для нее должна стать дочь. Саломея и она сама, потому что именно она обеспечивает им крышу над головой и еду на столе. Виктория чувствовала, что Ральфу придется учиться самому заботиться о себе.

Надевая теплый лиловый джемпер, клетчатую юбку до колен и черные ботинки, она думала о том, как изменились ее мысли за последние несколько недель. Удивительно, недавно самыми важными вещами в ее жизни, кроме, конечно же, работы Лео, являлись экзамены Ральфа, успеваемость Саломеи в школе и ее занятия скрипкой, а еще то, кто как вел себя с ней на детской площадке. Надо же, насколько узкими были в то время ее горизонты! Сейчас уроки игры на скрипке заброшены из-за отсутствия денег, и экзамены Ральфа тоже отодвинулись на второй план. Среди других важных моментов теперь была беременность Кэт. Виктория волновалась, что девушка не отвечает на звонки, но настойчиво продолжала набирать ее номер.

Границы ее мира расширились, он пугал ее, однако в нем появилось и много интересного. Виктория очень удивилась, осознав это. Когда Лео был жив, она ни в коей мере не чувствовала себя незначительной или стесненной и ограниченной в чем-либо. Ей казалось, будто их необычный союз устраивает ее и у нее есть практически все необходимое. Или это была иллюзия?

Виктория взглянула на себя в зеркало в спальне и заметила, что в ее внешности что-то изменилось. Но что именно, она не понимала. Те же непослушные кудри, большие серые глаза – самая красивая часть ее лица, четко очерченный нос и линия подбородка. Видимо, она теперь не похожа на замужнюю женщину.

Это было невеселое открытие, но Виктория гордилась тем, что ей удалось выжить, сохранить самообладание и даже заняться проблемами, на которые она раньше не обращала внимания, делая вид, будто их не существует. Чувствовала, что за эти шесть недель она не сдалась, а наоборот – продвинулась вперед, пусть немного.

Виктория решила не убирать волосы от лица. Достала из шкатулки крупное серебряное украшение, немного подкрасила ресницы и губы и поцеловала Саломею на прощание.

– В восемь часов в кровать, дорогая, – твердо сказала она и легонько стукнула дочку по носу. – Спасибо, Сара! – обратилась Виктория к девушке, которая согласилась посидеть с Саломеей. Люди в последнее время были добры к ней. – Я постараюсь не задерживаться.

Подъехав к средней школе в Хайбери, Виктория неожиданно поняла, что не только нервничает, но и сгорает от любопытства. Было без двадцати девять. Она не знала, как долго длятся заседания правления, и решила подождать минут десять, не заглушая мотор, чтобы не замерзнуть в холодной машине. Здание школы, построенное еще при королеве Виктории, за кованым ограждением с толстым прутьями и с передним двором, выложенным цементными плитами, выглядело солидно и было погружено в темноту. Но сбоку от закрытых основных ворот была небольшая калитка, а у входа приветственно светилась лампочка. Виктория надеялась, что найдет нужный кабинет, не столкнувшись ни с кем, кто стал бы задавать неудобные вопросы.

Через десять минут она медленно вошла в школу, остановилась и прислушалась. Откуда-то издалека доносились голоса и взрывы смеха. Ориентируясь по звукам, Виктория свернула налево в длинный коридор, пахнущий краской и дезинфицирующим средством, и поднялась по лестнице на второй этаж. Голоса становились громче, и у Виктории заколотилось сердце. Она и не подозревала, что может вести себя так смело и бесцеремонно, но, судя по всему, выхода у нее не было. Если ждать снаружи, когда закончится собрание и его участники начнут расходиться, она может пропустить Мэйв.

Шум становился все громче. Виктория остановилась у закрытой двери серого цвета и глубоко вздохнула. Она пыталась убедить себя, что худшее, что может произойти, – это отказ Мэйв говорить с ней, и тогда она поедет домой, так ничего и не узнав. Но вряд ли эта женщина станет устраивать ей сцену в присутствии других людей. Виктория открыла дверь и, смело шагнув внутрь, окинула взглядом присутствующих. Она оказалась в большом классе, выкрашенном светло-синей краской, с яркими лампами дневного света на потолке. Около двадцати мужчин и женщин, сидевшие по обеим сторонам длинного деревянного стола, подняли головы. Виктория расправила плечи и, стараясь скрыть страх, громко поинтересовалась:

– Здесь есть Мэйв Гэннон?

Слева раздался женский голос:

– Да, это я.

Повернувшись, Виктория увидела, что из-за стола поднимается пожилая женщина с короткими седыми волосами, интеллигентным лицом и прямой спиной. Ей было лет семьдесят, но она выглядела здоровой и крепкой. У Виктории пересохло во рту.

– Я Виктория Брук, жена покойного Леопольда Брука. Мне нужно поговорить с вами.

Присутствующие заерзали и заскрипели стульями, но никто не произнес ни слова. Мэйв взяла пальто и маленькую черную сумочку и медленно направилась к выходу. Она была невысокого роста, с энергичной, уверенной походкой, которая не соответствовала ее возрасту.

– Ах, – произнесла она, – а я все гадаю, свяжетесь ли вы со мной. – Повернувшись к собравшимся, Мэйв добавила: – Прошу прощения за беспокойство. Мне нужно обсудить одно важное семейное дело.

Развернувшись к Виктории, которая восхищалась ее выдержкой, она позвала:

– Пойдемте со мной! – И, сразу взяв ситуацию под контроль, под локоть повела Викторию к двери.

Они молча шли к выходу из школы, когда Мэйв неожиданно остановилась.

– За углом есть паб «Голова короля». Мы могли бы поговорить там.

Она была маленького роста, чуть выше пяти футов, и Виктория возвышалась над ней. Низкий голос Мэйв звучал спокойно, и в нем слышались командирские нотки.

В пабе было малолюдно. Они нашли столик в углу рядом с камином. Виктория заказала джин с тоником для Мэйв, бокал красного вина для себя и села напротив своей собеседницы.

– Что вы хотите знать? – улыбнувшись, произнесла Мэйв. Она вела себя дружелюбно, а ее глаза необычного оттенка зеленого, частично прикрытые тяжелыми морщинистыми веками, смотрели пронзительно и удивленно.

– Вы знаете, что Лео больше нет? – спросила Виктория.

– Я читала об этом. Соболезную вашей потере.

Виктория сделала глоток вина. Она понимала, что это ее единственный шанс получить необходимую информацию.

– После похорон я узнаю о нем такие вещи, о которых даже не подозревала, – начала Виктория. Мэйв пристально смотрела на нее. – Он обещал, что напишет завещание и не оставит меня и детей без средств к существованию. Но ни завещания, ни денег я не обнаружила. Лео всегда говорил о том, что в Австрии у него есть жена, и поэтому он не может жениться на мне, а оказалось, что это ложь. А еще у него были отношения с другими женщинами, пока мы находились вместе. Вы меня понимаете?

– Разумеется, продолжайте.

Ее уверенность была обезоруживающей. А Виктории пришлось сделать паузу, чтобы собраться с силами для продолжения разговора.

– Я знаю, что во время войны Лео жил в вашей семье, но он никогда не рассказывал мне о вас.

Склонив голову, Мэйв рассматривала Викторию, которая чувствовала себя некомфортно под этим взглядом.

– Все это меня не удивляет, – наконец произнесла Мэйв. – А теперь спрашивайте о том, для чего вы пришли, и я поеду домой. У меня был очень длинный день.

– Да, конечно. Мне пришло письмо от человека, который познакомился с Лео в тридцать девятом году в поезде, направлявшемся в Великобританию. И в своем письме он упоминает об «ужасном происшествии» с вашей семьей.

Впервые за время разговора на лице Мэйв отразились ее эмоции. Взгляд затуманился, и она горько усмехнулась.

– Ужасное происшествие? Что ж, правильное определение.

Виктория сделала паузу, надеясь, что Мэйв продолжит рассказ, но тонкие губы женщины были крепко сжаты. Виктория приблизила свое лицо к ней.

– Что он имел в виду? Пожалуйста, объясните!

Мэйв сделала глоток из своего бокала и прищурилась, снова изучающе глядя на Викторию.

– Зачем вам?

– Более двадцати лет Лео являлся моим мужем, пусть и неофициальным, другом, партнером и отцом моих детей. Я на многое закрывала глаза, пока он был жив, но сейчас… Я хочу разобраться со всеми загадками. Понять, каким был настоящий Лео. Я чувствую, что не смогу жить дальше, пока не соберу вместе все фрагменты этого пазла.

Она откинулась на спинку стула в надежде, что ее мольба достигла цели и Мэйв услышала ее. Скрестив руки на груди, пожилая женщина вздохнула:

– Мне кажется, никто не способен понять Лео до конца. Но я могу рассказать вам о том, что случилось. Надеюсь, после этого вы больше не потревожите меня. Я старая, а все это случилось очень давно. Я давно пережила это и старалась не вспоминать.

Виктория кивнула:

– Обещаю, что больше я вас никогда не побеспокою.

Мэйв обхватила бокал ладонями: маленькими, ухоженными, покрытыми коричневыми старческими пятнами. На безымянном пальце – два широких золотых кольца, в одном из них сверкает бриллиант.

– Мы жили очень счастливо, когда в нашем доме появился Лео, – произнесла она, глядя на дно бокала. – И я полюбила его. В семье было четверо младших детей, и они выводили меня из себя, а Лео был старше. Он заботился обо мне, и я сильно привязалась к нему. Мои родители считали, что во время бомбардировок в перестроенном лодочном сарае неподалеку от Гуилдфорда будет безопаснее, чем в Лондоне, и мы переехали туда. Мы, дети, отлично проводили время, играя около реки посреди лодок или устраивая пикники. Забывали о том, что где-то идет война.

Мэйв сделала глоток из бокала, и Виктории неожиданно показалось, будто она резко постарела и хуже владеет собой.

– Мои родители обожали Лео и относились к нему как к собственному сыну. Они сразу заметили в нем талант к музыке и хотели приложить усилия, чтобы помочь ему раскрыть потенциал. Они сами очень любили музыку, готовы были оплачивать лучших учителей и даже выделили Лео отдельную комнату, где он мог заниматься. Мы все любили его, но дети способны испытывать ревность. В такие моменты нам казалось, будто мои родители уделяют Лео больше внимания, чем остальным.

Виктория внимательно слушала рассказ Мэйв. Она пыталась представить, что чувствовал Лео, оказавшийся вырванным из привычной ему жизни в знакомом городе, в лодочном сарае на реке с новой семьей и в окружении незнакомых детей, которые говорили на неизвестном ему языке. Ему наверняка пришлось привыкать к этому.

– Лео быстро выучил английский, – продолжила Мэйв, будто читая мысли Виктории. – Он умолял моих родителей помочь его матери, которая оставалась в Вене, и в итоге им удалось получить для нее визу. Эльза тоже приехала к нам и осталась, чтобы помогать в кухне и по дому. Нам она не нравилась, и родители считали, что она изводит Лео своими требованиями к занятиям музыкой. Но я думаю, Эльза немного побаивалась моего отца, осознавая, что это его дом и последнее слово всегда останется за ним. Когда закончилась война, моя мать сказала, что Лео и Эльзе пора уезжать. Мне кажется, к тому моменту Эльза надоела ей, и кроме того матери хотелось вернуться в наш дом в Пимлико и зажить прежней жизнью. Но в нем не было места еще для двоих человек. Однако отец возражал, считая, что они должны и дальше поддерживать Лео, или он растеряет свой музыкальный талант. По его мнению, нельзя было вынуждать Лео искать работу. В общем, мы остались в Гуилдфорде, Лео подал документы в Королевское музыкальное училище и получил стипендию. Мы все очень гордились им.

Мэйв замолчала, опустив голову. Виктория старалась не дышать, опасаясь, что ее собеседница вдруг передумает и не станет продолжать. Наконец она снова заговорила:

– Мой отец был религиозным человеком, принадлежал к римско-католической церкви. Религия являлась важной частью его жизни, но он считал это личным делом, никогда не выставлял напоказ и не пытался обратить в свою веру Лео и Эльзу. И не планировал этого, принимая их в семью. Им руководило лишь искреннее желание помочь, потому что он не выносил человеческих страданий и глубоко переживал по поводу тяжелой участи евреев. И все же отец был приятно удивлен, когда Лео заявил, что хочет принять нашу веру, и начал посещать занятия у священника местного прихода. Вскоре к нему присоединилась Эльза. Примерно в это время, после того как он получил стипендию, но еще не начал учебу в училище, я почувствовала, что атмосфера в нашем доме изменилась. Мой отец допоздна работал в Сити, он был очень хорошим адвокатом, а дома с нами занималась мать. Лео тогда будто погрузился в себя. Он отдалился от меня, и мы общались гораздо меньше, чем раньше. А вот с моей матерью они постоянно говорили о чем-то, смеялись, уютно устроившись в кухне, притворив дверь. Меня это возмущало, и мне было больно – я ревновала, чувствуя себя лишней. Я тогда была подростком и считала себя достаточно взрослой, хотя во многом еще была ребенком. Мне хотелось участвовать в их разговорах.

Сердце Виктории забилось сильнее. Они обе уже опустошили свои бокалы, но не собирались снова идти к бару.

– И вот однажды, – продолжила Мэйв, – отец вернулся домой раньше обычного. Я в это время делала домашнюю работу. Не знаю, где находилась Эльза и другие дети. Скорее всего играли на улице. До меня донесся ужасный скандал с верхнего этажа: крики, плач, стук падающих предметов… – Мэйв замолчала, чтобы перевести дух. – Отец застал мать с Лео. Они занимались любовью в постели моих родителей.

– Какой ужас! – воскликнула Виктория.

Мэйв посмотрела на нее и кивнула:

– Да, это было ужасно для всех нас. После того дня наша жизнь изменилась.

За соседний столик сели два молодых человека. Они о чем-то разговаривали, но, казалось, Виктория не слышит и не замечает их.

– Мне продолжать? – произнесла Мэйв.

Виктория молча кивнула.

– Мой отец был совершенно выбит из колеи. Разумеется, он сразу выгнал Лео и Эльзу из дома. Его предала женщина, которую он любил больше всех на свете, и мальчик, о ком он заботился, как о собственном сыне. И, самое страшное, Лео признался, что не собирался принимать христианство. Это была уловка, чтобы расположить мою мать к себе. И она сработала! С точки зрения моего отца, Лео не только спал с его женой, но и растоптал его веру – все то, что ему было дорого, основу его жизни. Это был удар, от которого нельзя оправиться. Отец винил их обоих. Моя мать – взрослая женщина, она не могла не осознавать, что творит, да и Лео был уже не ребенок, а молодой человек, который через многое прошел в жизни. В чем-то он был намного старше своих лет и прекрасно понимал, что делает и какие могут возникнуть последствия. В глазах моего отца они оба были одинаково виновны. Отец переехал в Лондон и забрал нас с собой, а мать осталась в Гуилдфорде. Каким-то образом им удалось не допустить попадания этой истории в прессу, но в округе, конечно, ходили сплетни. В те дни раздельное проживание супругов вызывало осуждение. Мой отец больше никогда в жизни не слушал классическую музыку. Выбросил все свои записи и запретил нам играть на музыкальных инструментах. Детям разрешалось видеться с матерью только в каникулы и в присутствии няни.

Некоторое время Мэйв сидела молча и крутила серебряную брошь на шее.

– Мне кажется, тот день, когда отец увидел маму с Лео, стал последним днем моего детства. Мы уехали, и мне пришлось принять на себя ответственность за младших детей, которые очень скучали по матери. Они были маленькие, и я заменила им мать, а также стала нянькой у своего отца, сломленного, вечно раздраженного, желчного. Несмотря на то, что когда-то отец сильно любил жену, он больше никогда о ней не заговаривал, как и о нашем доме у реки и о прежней жизни там. Ни слова он больше не сказал и о Лео. Мы знали, что он стал известным музыкантом. Эту новость невозможно было пропустить. Но мы не присутствовали ни на одном его выступлении.

Виктория нахмурилась:

– Но он все-таки сменил веру… Странно, почему Лео сделал это после всего, что произошло? Видимо, чувствовал свою вину и пытался искупить ее? Мне бы хотелось так думать.

Подняв голову, она увидела, что Мэйв качает головой, и у нее замерло сердце.

– Нет, он так и не стал католиком. Мой отец не утратил веры, несмотря на все, что произошло, и до самой смерти принимал активное участие в жизни церкви. Он бы знал, если бы Лео решился на этот шаг. Ему бы обязательно сообщили.

Виктория почувствовала, что ее бьет дрожь. Она вспомнила все торжественные клятвы Лео за прошедшие годы. И его печальный взгляд. «Я не могу жениться на тебе, моя дорогая девочка. Мне очень жаль, но это против моей веры». Еще одна ложь. Виктория скрестила руки на груди, чувствуя, что у нее стучат зубы. Она была в ярости не только на себя, но и на Патрика Гэннона, который проявил доброту к Лео. Вероятно, потом ему казалось, что он приютил в своем доме самого дьявола.

– Но ведь Лео учился в Королевском колледже музыки? – произнесла Виктория. – Я знаю, что ему выплачивали стипендию, но ее не хватало на жизнь. Где он брал деньги?

– Насколько я знаю, Лео с моей матерью виделись еще какое-то время. Думаю, она помогала ему деньгами. Но в итоге, конечно, они расстались. Наверное, из-за того, что она не смогла вынести его измен. – Мэйв усмехнулась. – Вот такая ирония судьбы! Я же больше никогда не видела его и не говорила с ним. – Посмотрев в лицо Виктории, она добавила: – Итак, теперь вам все известно. Думаю, вы понимаете, почему я не удивилась, услышав, что у вашего покойного мужа были другие женщины.

Виктория кивнула.

– Но зачем? – Она чувствовала, что ее мозг вот-вот взорвется от напряжения. – С какой стати ему предавать семью, которая так много сделала для него? Ведь он не мог не осознавать последствий.

Мэйв пожала плечами:

– Возбуждение, соблазн… Моя мать была очень красивой. Возможно, острые ощущения от риска или желание, чтобы им постоянно восхищались. Или уверенность, что он имеет на это право. Лео был красавцем, встречался с девушками задолго до того, как моя мать попала в его сети. Мы даже дразнили его Казановой. Я немного ревновала, однако восхищалась им. В том глупом подростковом возрасте я хотела верить, что Лео любит меня, просто пока не понял этого. – Мэйв улыбнулась и, расправив плечи, продолжила: – Как психиатр думаю, что у него имелись признаки нарциссического расстройства личности. Оглядываясь назад, я вижу: Лео желал, чтобы им восторгались, он был высокого мнения о себе, своей важности и исключительности, а это уже признак заболевания. Конечно, мы все виноваты в том, что в определенной степени поощряли в нем эти черты, особенно мои родители и его мать, Эльза. Они твердили, какой он замечательный и уникальный. Возможно, у него был сексуальный нарциссизм. Эгоцентричный стиль сексуального поведения, признаками которого является низкая самооценка и обостренное ощущение своих сексуальных возможностей и прав. Это могло бы объяснить обширные сексуальные связи Лео вне брака, о которых вы говорили. Понимаете, подобное поведение помогает компенсировать низкую самооценку и неспособность испытывать истинную близость с человеком.

Виктория задумалась. Суждение Мэйв походило на правду. Лео действительно был эгоцентристом, хотел, чтобы им восхищались, и он, конечно же, был сексуальным хищником.

– Но почему он не был способен на истинную близость? – удивилась она. – Многие люди любили его, и я в том числе.

Мэйв устало посмотрела на нее:

– А на этот вопрос я не могу ответить. Не забывайте, что я никогда с ним не работала. Предполагаю, что в детстве Лео перенес серьезную травму, от которой так и не сумел оправиться.

– Да, он стал свидетелем Хрустальной ночи, или Ночи разбитых витрин в ноябре тридцать восьмого года. В тот день нацисты уничтожили синагоги и молельные дома. Они били окна и крушили все в магазинах и фирмах, принадлежащих евреям. Его отца увезли в неизвестном направлении. Больше он никогда его не видел. Скорее всего отца забили до смерти. Для маленького мальчика это стало ужасным потрясением. А потом Лео оказался в Англии: в непривычной обстановке, в чужой семье. Там все было для него странным: язык, друзья, школа… – Виктория покачала головой. – Удивительно, что так много детей, переправленных в Великобританию, выжило, а большинство еще и добились успеха. Но почему Лео не подпускал никого близко к себе? Почему за столько лет, что мы находились вместе, он так и не открылся мне? Я знала, что в его прошлом есть вещи, о которых он мне не рассказывал, но я могла бы помочь ему и хотела этого. И только сейчас, после его смерти, я понимаю, что совершенно не знала его! – Она смахнула слезу. – И теперь сомневаюсь, любил ли он когда-нибудь меня и наших детей.

Мэйв взяла сумку и пальто и подвинулась к проходу между столиками.

– Боюсь, что на этот вопрос вы должны ответить сами, – сочувственно произнесла она. – У меня достаточно своих проблем. – Мэйв поднялась. – А сейчас, если позволите, я поеду домой.

Виктория тоже встала. Она протянула Мэйв руку, но потом передумала и, наклонившись, легонько поцеловала ее. Мэйв не стала противиться. У нее были мягкие, пахнущие розами, щеки.

– Спасибо, что рассказали мне правду, – произнесла Виктория. – Мне жаль, что Лео причинил вам столько боли. Жаль, что так произошло!

Мэйв слабо улыбнулась:

– Вы заслуживаете знать правду. У вас приятное лицо. Желаю вам и детям всего самого доброго.

Виктория наблюдала, как Мэйв идет к двери, – невысокая женщина с прямой спиной и твердой походкой. Уже у двери она оглянулась, будто что-то вспомнила, и поманила к себе Викторию. Виктория торопливо приблизилась к ней.

– Вы ведь знали, что у него была сестра? – тихо спросила Мэйв.

Виктория округлила глаза.

– Сестра? Нет! Лео говорил, что он единственный ребенок.

Мэйв покачала головой.

– У него была сестра. Однажды он как-то раз говорил мне о ней. Его мать оставила ее в Австрии.

Снова загадки. Виктория не могла собраться с мыслями.

– Оставила? Но почему?

Мэйв пожала плечами:

– Не знаю. Он не объяснил и запретил говорить Эльзе, что я в курсе. Это был наш общий секрет. И никто никогда не упоминал о ней. Мне кажется, даже мои родители не подозревали.

– И что с ней стало? – поинтересовалась Виктория. – Она еще жива? Они поддерживали связь? Где она сейчас?

Мэйв открыла дверь и сделала шаг в темноту.

– У меня нет никакой информации, – промолвила она. – Я рассказала все, что знаю. Остальное зависит от вас.

Она повернулась и исчезла в темноте.

 

Глава 19

Четверг, 4 марта

Несколько недель Виктория была очень занята на работе. Помимо этого, она много времени уделяла Саломее и приводила в порядок дом. Решила избавиться от ненужных вещей – в основном, от того, что принадлежало Лео, и еще от всякой ерунды, которая набралась за многие годы. Виктория по натуре была запасливая и не могла позволить себе выбрасывать вещи. Хранила старые детские книги и игрушки, а ее собственная комната была забита одеждой, которую она ни разу не надела, и стопками журналов, в какие ни разу не заглядывала. Самым сложным было избавиться от одежды Лео. Но в одно свободное от работы утро Виктория открыла его шкаф и выбросила на кровать костюмы, пиджаки, сорочки, кашемировые джемпера, шелковые галстуки и кашне – он был настоящий денди, и около десяти пар сшитых на заказ туфель. Она сдерживалась, чтобы не начать рассматривать вещи, и, осторожно прикасаясь к ним, старалась не вдыхать запах и не прижимать к себе.

В тот вечер, когда Ральф пришел из школы, Виктория попросила его посмотреть одежду отца и оставить себе то, что понравится. Сын вышел, держа в руках несколько галстуков, три бледно-голубые сорочки, еще одну сорочку в тонкую фиолетовую полоску и пару джемперов. Больше он не стал ничего брать. Костюмы его не впечатлили. Сказал, что никогда не наденет то, что не в его стиле.

Судя по всему, необходимость разбирать одежду отца нисколько не тронула Ральфа. Он вел себя так, словно мать каждый день просит его сделать нечто подобное. Но Виктория понимала, что сын намеренно так поступает, чтобы огорчить ее, и, к своему удивлению, заметила, что уже не так сильно переживает. Она начала привыкать к безразличию сына, и оно даже принесло ей облегчение. Теперь он не мог сильно ранить ее.

Когда Ральф ушел к себе, Виктория сложила одежду в черные пакеты для мусора. Она справилась сама и не стала просить детей о помощи. Позднее она перебрала свой гардероб и, с удивлением обнаружив в глубине шкафа множество вещей, о которых забыла, выбросила все, что ни разу не надевала в течение года. Шкаф освободился на две трети, и занятыми оказались только два ящика из пяти. Пустые вешалки, на которых когда-то висела их с Лео одежда, и свободные шкафы почему-то подняли настроение Виктории. Она перенесла все пакеты в гостиную. Прислонившись на мгновение к отполированному деревянному обеденному столу, оглядела стены и полки и поняла, что нет никакой причины, почему она должна хранить украшения и картины, которые ей никогда не нравились. Для начала Виктория выбросила уродливые серебряные подсвечники, которые Эльза подарила им на Рождество. Ее взгляд упал на еще один подарок от матери Лео – фарфоровый чайный сервиз, она им практически не пользовалась. Но Виктория не стала трогать его, решив, что для одного дня достаточно.

Ральф в кухне готовил себе еду. Холодильник отчаянно сигнализировал о том, что его дверца давно открыта. Судя по запаху, на гриле что-то уже подгорало.

– Я купила стейк, – приветливо сообщила Виктория, закрывая дверцу холодильника и наливая чайник. – Думала, что мы приготовим его на ужин.

Ральф снял с гриля два тоста с сыром и сел за стол, сдвинув на край ноутбук Виктории.

– Я ухожу, – сообщил он, не глядя на мать.

Она подняла брови:

– Опять?

– Да. – Отрезав кусок тоста, Ральф сунул его в рот. – Опять.

Мэдди тоже разбирала вещи в доме: что-то выбрасывала, а остальное постепенно складывала в огромные картонные коробки, которые ей предоставила фирма, занимающаяся переездами. Дом она продала быстро и очень радовалась этому, даже несмотря на то, что пришлось снизить цену. Однако ей удалось купить небольшую светлую квартиру с двумя спальнями недалеко от Голдхок-роуд. Кредит все-таки пришлось взять, но небольшой.

Квартира состояла из большой кухни-гостиной, ванной комнаты с современным оборудованием и двух спален в задней части. Окна будущей спальни Мэдди выходили на вымощенный булыжником задний двор площадью около тридцати футов, так что у Фиби все-таки будет свой сад.

Мэдди ухватилась за данный вариант в том числе и потому, что квартира была свободна и они могли переехать практически сразу. С Джесс она уже распрощалась. Это было трудным, но единственно возможным решением. У Мэдди не хватало денег на квартиру с тремя спальнями в этом районе, и она понимала, что помощь Джесс ей больше не требуется. Как фрилансер она работала мало, успевала сделать все, что нужно, пока Фиби находилась в школе, и няня стала роскошью, которую она не могла себе позволить.

Без постоянного дохода уровень жизни Мэдди стал меняться с пугающей быстротой. Она продала «БМВ», заменив его на старый красный «форд фиеста», а оставшиеся средства использовала для оплаты кредитов по карте. И все же у нее по-прежнему оставались неоплаченными счета за газ, телефон, воду и электричество, а также муниципальный налог. И теперь Мэдди с нетерпением ждала, когда банк выдаст ей наличные, оставшиеся от продажи дома. Тогда она рассчиталась бы со всеми долгами. Эта перспектива была настолько привлекательной, что Мэдди решила больше не переживать из-за продажи своего чудесного дома. Гораздо хуже иметь долги и жить в постоянном страхе, что к тебе в дверь постучат кредиторы. Письма и звонки с напоминанием о долге уже начали поступать. Кредиторы очень быстро проведали о том, что ее финансовая ситуация изменилась. Мэдди казалось, будто от края пропасти ее отделяют всего несколько шагов, и ради Фиби она была настроена не сделать их.

Мэдди старалась не думать о том, что нужно платить за школу Фиби, однако сама эта проблема не могла решиться. Текущий семестр был оплачен, но приближалась Пасха. Заветным желанием Мэдди стало продержаться в том хаосе, в какой превратилась ее жизнь, чтобы Фиби могла до одиннадцати лет доучиться в маленькой начальной школе, где ей так нравилось. Когда наступит время переходить в среднюю школу, финансовое положение Мэдди, возможно, улучшится.

Но постепенно она растеряла прежнюю уверенность в том, что быстро найдет новую работу с хорошей зарплатой. И в душе уже сомневалась, разумно ли платить за обучение Фиби. Несмотря на все переживания, Мэдди получала удовольствие от того, что находится дома и сама занимается с дочкой. Конечно, это было непросто, но случались и радостные минуты, и Мэдди чувствовала, что они с Фиби стали намного ближе.

Она понимала, что, если Фиби останется в частной школе, у нее не будет выбора: придется искать новую работу на полный день с высокой зарплатой или становиться очень успешным фрилансером. Но, если необходимости платить за обучение не будет, она позволит себе меньше зарабатывать. У Мэдди возникла сумасшедшая идея, которая постепенно становилась все более отчетливой. Она пока не знала, куда эти мысли могут завести ее, но очень увлеклась ими.

Мэдди вспомнила о Ральфе. Если его ничего не задержит, он будет здесь примерно через полчаса, как раз вовремя, чтобы увидеть Фиби до того, как та отправится спать. Ральф стал частым гостем по вечерам и в выходные, и Фиби расстраивалась, если он не приезжал. Ральф очень хорошо общался с сестрой. Казалось, ему нравилось сидеть с ней часами, играя в скрэбл или монополию. У него оказалось гораздо больше терпения, чем у Мэдди.

Фиби до сих пор не знала, что они с Ральфом родственники. Они старались быть очень осторожными. Ему нравилось проводить время в их компании, и Мэдди понимала почему: он прятался от гнетущей атмосферы, которая царила у него дома, и говорил с Мэдди на темы, запретные в доме матери.

Она считала Викторию виновной в том, что та оттолкнула от себя сына, но при этом, как ни странно, ей было немного жаль ее. Из рассказов Ральфа Мэдди сделала вывод, что Виктория старается держаться. И, вне всяких сомнений, она любила сына и очень обиделась бы, узнав, куда он уходит по вечерам. Хорошо бы Виктория никогда этого не узнала.

Временами Мэдди пыталась убедить Ральфа быть добрее к матери и предлагала способы, как поговорить с ней, не поссорившись. Но он лишь злился и отвергал ее советы.

– Она дура, – заявлял Ральф, – и нет смысла пытаться с ней поговорить. Мы все равно поссоримся.

Мэдди знала, что у Ральфа приближаются выпускные экзамены, и чувствовала, что его будущее начинает волновать ее. Она стала постоянно интересоваться, как у него обстоят дела с занятиями, хотя об этом должна была беспокоиться Виктория. Мэдди не хотелось брать на себя чужую роль – она чувствовала себя в ней некомфортно.

Ральф утверждал, что занимается достаточно, но она не верила ему, ведь он три или даже четыре вечера в неделю проводил у нее дома. Он больше не заговаривал об университете, и это тоже волновало Мэдди. Правда, она опасалась, что, если попросить Ральфа приходить не так часто, это ранит его – ведь он постепенно стал зависим от нее. Сама Мэдди тоже с нетерпением ждала каждого его визита.

Очень часто, когда Фиби засыпала, они вместе смотрели телевизор, сидя на диване, или просто беседовали. Она неожиданно поняла, что говорит с Ральфом так, как прежде с Лео: о своих планах, о чувствах и многом другом. Его присутствие успокаивало. Видимо, из-за того, что он сильно напоминал ей Лео. Мэдди часто размышляла о том, что их дружба стала важной частью жизни. Странно, что никто о ней не знает! Конечно, она не думала о том, чтобы рассказать об этом родителям, ведь даже отношения с Лео приводили их в ужас. Естественно, они не поймут ее дружбу с Ральфом. И Верити она больше не станет звонить, одной ошибки достаточно.

На самом деле, все это глупо. Отношения, которые сложились у нее с Ральфом, были очень милыми и невинными. После того случая в кухне, когда Мэдди чуть не потеряла самоконтроль, они только обнимались. В этом не было ничего дурного. Она ведь поддерживала Ральфа в тяжелое время. Оказывала ему услугу. Но Верити никогда бы не поняла ее.

Ральф опаздывал. Мэдди прочитала Фиби еще одну главу из «Матильды» и поцеловала дочь на ночь.

– Можно мне подождать Ральфа? – спросила девочка, но Мэдди покачала головой. – Мамочка, ты так хорошо пахнешь, – улыбнулась Саломея, удобно устраиваясь в кровати. Ее мягкие светлые волосы разметались по подушке с розовой наволочкой.

И Мэдди вдруг поняла, что, не отдавая себе отчета, поправила макияж и надушилась любимыми духами. В ожидании Ральфа она спустилась вниз и налила себе бокал белого вина, сделала глоток и скривилась. Вместо своего любимого «Пуйи-Фюмэ» она покупала теперь самое дешевое вино в супермаркете, так что разница была очевидна. Сжимая бокал в руке, Мэдди зашла в просторную гостиную и посмотрела на ящик для цветов за большим окном. Недавно она посадила темно-синие анютины глазки и бледно-зеленый плющ в надежде, что это привлечет покупателей. Цветы выглядели просто очаровательно.

На улице было тихо. Мэдди знала, что станет скучать по зелени и спокойствию этого района. Темнеть начинало позднее – скоро Британия перейдет на летнее время. Мэдди удивилась, подумав об этом. Всю зиму она чувствовала, что Лео еще не до конца покинул ее. Но с приближением весны, которую ему не суждено будет увидеть, ощутила, что жизнь продолжается и без Лео.

Теперь она часто расстраивалась из-за мелочей: из-за весеннего цветка или выпавшего молочного зуба Фиби, потому что Лео никогда не увидит дочь ни со смешной прорехой в зубах, ни с новым зубом. От подобных мыслей Мэдди хотелось плакать, но она изо всех сил держалась и считала, что ей это неплохо удается. Какие бы сюрпризы ни преподносила ей жизнь, она готова была со всем справиться и гордилась собой.

«Отлично, моя дорогая девочка», – сказал бы Лео и погладил бы ее по щеке.

Выглянув в окно, Мэдди увидела, что Ральф поднимается по ступенькам к входной двери. От его улыбки, неуверенной и одновременно мечтательной, у нее защемило сердце. С матерью он ведет себя ужасно, зато с ней – просто ангел. Мэдди подумала, что Ральф последует за ней, куда бы ни позвала. Власть над этим молодым человеком пугала ее.

– Привет! – Он протянул ей куртку и толстовку и остался в синей рубашке поло, пахнущей порошком, которым пользовалась его мать.

Они распахнули объятия навстречу друг другу и, как обычно, обнялись так крепко, что это вызвало смех. Такое шутливое приветствие стало у них традиционным, потому что Фиби обожала крепко обниматься при встрече. В крепкой, красивой фигуре Ральфа, его шелковистых волосах и блестящих темных глазах было нечто завораживающее. Он напоминал ей молодого кота, холеного и энергичного.

– Я приготовлю ужин, – сказала Мэдди и, отстранившись от него, быстро направилась в кухню и взяла книгу рецептов. Ральф последовал за ней. – Любишь ризотто?

Он кивнул.

– Пойдем поговорим, пока я буду готовить.

Она рассказала немного о работе, Фиби, новой квартире, но на сегодня у Мэдди был намечен серьезный разговор, и ей не терпелось начать.

– Какие у тебя сегодня были уроки? – спросила она.

Ральф скривился:

– Я не хочу об этом говорить!

– Пожалуйста, – настаивала Мэдди. – Мне интересно. Не забывай, что я тоже сдавала выпускные экзамены.

Он сказал, что ему понравилось на философии, а вот учительница французского – просто невыносима.

– Почему? – Мэдди перемешала лук и чеснок на сковороде и добавила грибы.

– Она полная дура, – заявил Ральф. – Ненавидит меня, и это взаимно.

Мэдди взяла свой бокал, стоявший у плиты, и сделала глоток вина.

– Ты чувствуешь, что у тебя хорошо получается? Я имею в виду французский?

Ральф стоял рядом с ней, скрестив руки на груди и прислонившись к гранитной поверхности кухонного стола.

– Не совсем.

– Tu aimes parler francais? – улыбнулась Мэдди.

– Pas du tout.

– Но это же чудесный язык! Я учила в университете французский и испанский. И на третьем курсе год провела во Франции.

Она добавила в сковороду рис, вино и бульон и подождала, пока жидкость впитается.

– Вот что я тебе скажу! – Мэдди вдруг пришла в восторг от своей новой идеи. – В следующий раз принеси учебник французского, и я помогу тебе.

Ральф нахмурился, и тогда Мэдди озорно толкнула его в плечо.

– Вот только не надо этого! Сколько у нас осталось до экзаменов?

Он пожал плечами:

– Устный в начале мая, а остальные в середине июня. График пока не составлен.

– В начале мая? Значит, у нас есть еще шесть недель.

Мэдди добавила в сковороду бульон и размешала. Рис начал набухать.

– Послушай, я не хочу… – начал Ральф, но Мэдди не собиралась его слушать.

– Я стану твоим репетитором! – весело заявила она. – Будем заниматься по часу каждый раз, когда ты приходишь. Отличная оценка на экзамене – вот моя цель. – Поток мыслей нес ее все дальше и дальше.

– Подгорает, – заметил Ральф, указывая на сковороду.

Мэдди снова подлила бульон.

– Послушай, – на сей раз серьезно произнесла она, – я хочу сделать это для тебя, и ответ «нет» не принимается. В общем, приноси учебники, и мы начнем.

Они поужинали, потом посмотрели по телевизору программу-расследование, но Мэдди никак не могла сосредоточиться. Мысли мелькали у нее в голове, и ей хотелось, чтобы Ральф поскорее отправился домой. Нужно было начинать воплощать свой план в жизнь.

Когда около половины одиннадцатого вечера он ушел, она поспешила в свой кабинет на втором этаже, включила компьютер и начала распечатывать требования к выпускному экзамену по французскому. Одновременно ввела в строку поиска несколько ключевых слов и смотрела разные сайты в Интернете, изучая гранты и кредиты на обучение. У нее появился еще один план, и это была уже не просто идея – она приобрела вполне четкие очертания.

Закончив работу, Мэдди чувствовала себя измотанной. На цыпочках вышла из кабинета и прошла мимо комнаты Фиби, стараясь не споткнуться об упакованные вещи, которые стояли на лестнице. Они переезжали через неделю, но сейчас Мэдди уже не видела в этом трагедии. Скорее это была новая возможность, шанс. И в холодном декабре, когда все только начиналось, она никак не могла этого предположить.

Пятница, 6 марта

– Что ты здесь делаешь?

Кэт пришла на работу десять минут назад. И сейчас у нее в руках была тяжелая стопка книг, которые она собиралась разложить на прилавке в свободном доступе. Она бросила на Викторию сердитый взгляд. Джарвис стоял у кассы, с любопытством рассматривая Викторию, Рэйчел отсутствовала. Виктория выглядела немного по-другому. Она была хорошо одета, чуть-чуть похудела, а лицо ее казалось моложе и привлекательнее.

– Я хотела узнать, как у тебя дела, – прошептала она.

– Очень мило с твоей стороны! – Кэт положила книги на стол и уперла руки в бока.

Виктория нахмурилась:

– Ты не отвечала на мои звонки, и я волновалась.

Кэт убрала за ухо прядь волос, которая выбилась из прически.

– Да, я была занята, – усмехнулась она. – И у меня сейчас тоже есть дела, если ты не заметила.

Интересно, увидела ли Виктория еще одно кольцо у нее в носу, в другой ноздре? Она также проколола себе язык, но Рэйчел не разрешала носить в нем серьгу в магазине. Виктория опустила голову и посмотрела на ее живот.

– Я его потеряла, – произнесла Кэт, по-прежнему держа руки на бедрах. – Трагедия, не правда ли?

Виктория проглотила ком в горле.

– Мне очень жаль, как это произошло?

Кэт пожала плечами.

– Выкидыш. Такое случается.

На глаза Виктории навернулись слезы:

– Когда?

Кэт снова принялась перебирать стопку книг на столе, но никак не могла сосредоточиться.

– Уже давно, так что я в порядке.

Она посмотрела на Джарвиса, который обслуживал покупательницу и одновременно через плечо бросал взгляды на Кэт, и вызывающе улыбнулась ему. Он отвернулся.

– Почему ты не позвонила мне? – удивилась Виктория. – Я долго пыталась связаться с тобой!

Кэт покривилась:

– Потому что ты рассказала той, другой женщине – Мэдди.

На лице Виктории мелькнула догадка, и она тут же смутилась и нахмурилась.

– Как ты могла! – прошипела Кэт. – Это должно было остаться между нами!

Виктория опустила голову и принялась теребить рукав своего кардигана.

– Я понимаю, что совершила огромную ошибку. Я очень злилась и позволила чувствам взять надо мной верх. Мне стыдно. Ты рассказала мне свой секрет, доверилась мне, а я тебя подвела.

Кэт стояла, скрестив руки на груди, и сверлила Викторию взглядом. Заметив, что та сильно побледнела, она усмехнулась. Виктория принялась искать что-то в своей сумке и наконец достала коричневый бумажный пакет.

– Смотри, – сказала она. – Я кое-что принесла. Это для тебя.

Кэт стало любопытно.

– Я разобрала все вещи, – принялась объяснять Виктория, передавая ей пакет. – Это был любимый галстук-бабочка Лео. Я подумала, тебе захочется оставить его себе.

Кэт взяла бумажный пакет и заглянула внутрь, где лежал шелковый черно-золотой галстук. Она вспомнила Лео в нем, и у нее так сильно перехватило дыхание, что она не смогла ничего сказать Виктории.

– Если тебе хочется еще что-нибудь взять на память, дома у меня остались вещи.

Кэт молчала, поджав губы.

– Я и свои вещи тоже разобрала. В основном, одежду. Может, возьмешь что-нибудь для матери? Есть несколько хороших кардиганов и юбки. Какой у нее размер?

– Моя мать почти не ест, – ответила Кэт. – Она маленькая и худая. В твоих вещах она утонет.

– Есть еще чайный сервиз: чашки с блюдцами и десертные тарелки, – продолжила Виктория, не обращая внимание на сарказм в голосе Кэт. – Это очень качественный фарфор. Подарок матери Лео. Я им никогда не пользовалась.

Кэт вспомнила чашки с отбитыми краями в кухне матери. Ей наверняка понравится такой сервиз – это то, что она любит.

– Да, возможно… – с сомнением произнесла Кэт, ненавидя себя за то, что ей оказались нужными вещи, которые предлагает эта женщина.

– Он от «Роял Далтон», с маленькими цветочками. Очень милый. И к нему есть подходящий по стилю чайник. Я могу привезти его на машине. Мне хотелось бы, чтобы он попал в хорошие руки.

Кэт по-прежнему сомневалась.

– Ну…

Почувствовав, что Кэт готова согласиться, Виктория прониклась к ней благодарностью.

– Я могу привезти его к дому твоей матери. Дашь мне адрес?

Кэт уже собиралась отказаться, но сдержалась. Она представила маму, перебирающую эти чашки и блюдца, как ребенок, который играет с игрушечным набором посуды.

– Ну, если ты этого хочешь, – промолвила Кэт.

– Я привезу и другие вещи. Если они тебе не понравятся, ты всегда можешь отдать их на благотворительность.

Уставшая от этого разговора Кэт проводила Викторию к выходу.

– Я от всего сердца хочу извиниться перед тобой, – сказала Виктория, глядя Кэт в лицо, словно умоляя о прощении.

Странная женщина. Кэт натянуто улыбнулась.

– Думаю, сейчас это неважно. – Сделав паузу, она размышляла, следует ли отыграться на нервах Виктории. А почему нет? Виктория этого заслуживает.

– Знаешь, она ведь приходила ко мне. Так я и узнала, что ты рассказала ей о моей беременности.

Виктория не успела уточнить, как Кэт узнала о ее разговоре с Мэдди, и сейчас, вспомнив об этом, удивилась:

– Но зачем? С какой целью она приходила?

Кэт невозмутимо пожала плечами.

– Ей нужно было задать мне несколько вопросов. Она очень плохо выглядела. Видимо, ее подкосило все: смерть Лео, потеря работы, моя беременность.

Лицо Виктории стало жестче.

– Думаю, она о многом сожалеет. Не хотела бы я жить с таким грузом. И после смерти Лео я благодарю Бога за то, что она больше не может причинить зла ни мне, ни моей семье.

 

Глава 20

В тот же день

Целый день Кэт игнорировала вопросительные взгляды Джарвиса и после работы заторопилась домой. Но сначала она заехала к матери. Виктория уже ждала ее в машине около дома. Ей было очень неловко прийти к матери вместе с Викторией. В квартире, как обычно, было жарко и душно, и Кэт поспешила открыть окно. Громкий звук телевизора возвестил о том, что мама смотрит старый сериал «Папашина армия».

– Мама, к тебе гости, – сказала Кэт, но та не подняла головы.

Кэт заметила, что Виктория оглядывается по сторонам, изучая обстановку в квартире: слишком много мебели, старый ковер и грязный пол в кухне. Если бы не эта женщина, она бы достала пылесос, ведро и швабру и затеяла бы уборку.

– Прошу прощения, – произнесла Кэт, разозлившись на себя за то, что ощущает неловкость. – Мама не очень общительная.

Виктория поставила коробку, которую держала в руках. Судя по всему, она была довольно тяжелая.

– Не нужно извиняться.

Она подошла к креслу и присела на корточки рядом с матерью Кэт.

– Привет, – тихо промолвила она, – меня зовут Виктория. Я кое-что принесла тебе.

– Кто ты? Что ты принесла?

Кэт и Виктория стали доставать изящные чашки и блюдца и выставлять их на стол. Сервиз действительно выглядел очень мило. Затем Виктория поспешила вниз, к машине, за оставшимися вещами и вернулась с небольшим половиком и несколькими шерстяными кардиганами. Они, конечно, были не по размеру матери Кэт, но зато могли пригодиться холодной зимой.

– А еще я принесла кое-что, – неуверенно произнесла Виктория, словно сомневаясь, следовало ли это делать, и вынула жестяную коробку со дна одной из сумок. – Это банановый пирог. Я испекла его сегодня днем. Надеюсь, твоя мама любит пироги.

Кэт почувствовала, как ее злость исчезла. Эта женщина столько всего делает для них, хотя лично ей это совсем не нужно. Наверное, она действительно сожалеет о своем поступке, но Кэт пока не могла позволить себе расслабиться.

Они сели за стол и выпили чай из фарфоровых чашек с пирогом. Даже Кэт съела небольшой кусок.

– Очень мило, – улыбнулась мама, и крошки от пирога посыпались ей на колени. – Кэт, смотри, какие нарциссы по краю чайника!

– Это розы, – объяснила Кэт.

Мать постучала по лбу указательным пальцем.

– Розы? Да, я знаю.

– Можно мне снова навестить тебя? – спросила Виктория, когда они допили чай и принялись убирать тарелки и чашки.

– Да, я разрешаю, – произнесла пожилая женщина.

Кэт улыбнулась, недоумевая, неужели на нее так повлиял фарфор, имеющий в своем названии слово «королевский»?

Домой она вернулась уже после восьми часов вечера. Последние несколько недель Рик фактически жил у них, и они с Трейси теперь готовили по вечерам всякие экзотические блюда и ужинали при свечах за столом в гостиной. Во время готовки использовали обычно всю посуду, и хотя каждый раз звали Кэт присоединиться к ним, она чувствовала себя третьей лишней. Кэт надеялась, что сегодня, заскочив к матери, вернется домой пораньше, приготовит себе что-нибудь и освободит кухню, но у нее ничего не получилось. Скорее всего Рик с Трейси уже дома.

Мистер Али собирал с тротуара около закусочной мятые бумажные пакеты и стаканы от напитков.

– Ты только посмотри! – коверкая слова, произнес он и сунул под нос Кэт коробку, наполовину заполненную чипсами, вымазанными в кетчупе. – Дикари какие-то! – Али помахал рукой, и Кэт пришлось уворачиваться от разлетающихся во все стороны чипсов. – Эта страна катится в овраг!

– В пропасть, – поправила Кэт.

Брови Али задвигались, как две толстые злые гусеницы.

– Пропасть, овраг, яма – какая разница! – закричал он. – Это одно и то же! Люди не умеют вести себя! Никого не уважают!

– Согласна, – сказала она, надеясь, что он успокоится. – У всех очень плохие манеры.

Кэт подумала, имеет ли смысл сейчас заводить речь о том, что в их квартире подтекает вода из душа и недавно сломался унитаз?

– У миссис Али все хорошо? – поинтересовалась она. – Дети в порядке?

Он расплылся в широкой улыбке.

– Дети очень хорошо: Атан начал ходить! – Скривив ноги колесом, Али показал, как ходит его малыш, и расхохотался.

Кэт тоже не смогла удержаться от смеха. Внезапно Али стал серьезным:

– А моя жена, миссис Али… с ней проблемы. – Он грустно покачал головой.

– Что такое?

– У нее болит спина, и она заявила, что не может жить без огромной ванны-джакузи «Аква-Вьеннес» с шестью отверстиями и лечебным мультимассажным сиденьем.

Раздраженная Кэт поднялась наверх и вставила ключ в замок. В квартире было темно, и она с облегчением вздохнула: все-таки ей удалось опередить Трика и Рейси. Кэт включила свет, положила сумку и замерла. С десяток человек, знакомых и незнакомых, салютовали ей бокалами.

– Сюрприз!

Трейси, на высоких каблуках, вышла вперед и, покачиваясь и размахивая руками, протянула Кэт бокал с пузырящимся напитком. Ее волосы были убраны от лица, за ухом – большой розовый цветок, на губах – улыбка. Глаза сияют, красная помада размазана по лицу.

– У нас отличные новости! Мы с Риком собираемся пожениться!

Кэт видела высокую фигуру Рика, который стоял за парнем чуть толще его и ниже ростом. Это был Джез из паба. Слева стоял Дермот, музыкант из группы Рика, а рядом с ним Бо, его девушка.

– Фантастика, – пробормотала Кэт, чувствуя себя так, будто в нее ткнули электрошокером. – То есть это круто! Когда вы решили?

Трейси заключила Кэт в объятия и смачно поцеловала ее в щеку.

– Он сделал мне предложение в воскресенье. Помнишь тот день, когда мы отправились в Гринвич на лодке? Рик встал на одно колено… – Она опустила голову. Кто-то из гостей захихикал, прозвучало слово «подкаблучник», и Рика вытолкнули вперед. Он глупо улыбался.

– Я думала, что просто взорвусь от восторга, – продолжила Трейси. – И с трудом сдерживалась, чтобы не рассказать тебе, но хотела подождать, пока он подарит мне кольцо. Смотри! – Она помахала рукой, и на пальце сверкнуло золотое колечко с тремя маленькими бриллиантами в центре. – Правда, оно чудесное?

– О, Трейси! – Кэт надеялась, что никто не заметит, как изменился ее голос. – Оно просто великолепно!

Настала очередь Кэт обнимать подругу. Она чувствовала, как сильно колотится сердце у Трейси, и вдыхала знакомый тошнотворно-сладкий запах ее духов.

– Я выхожу замуж, – прошептала Трейси. – Можешь поверить? Я буду женой Рика! Миссис Мич!

Кэт обняла подругу, понимая, что ее жизнь уже никогда не будет прежней. Никаких больше Кэт и Трейси, Трейси и Кэт. Не будет ночей перед телевизором с вином, сигаретами и долгими беседами, когда они жаловались друг другу на парней, на жизнь и на всякую ерунду. Наступает конец целой эпохи. Интересно, что теперь делать с квартирой? Без Трейси она будет чувствовать себя одиноко. Наверное, придется искать себе новую соседку. Кэт не представляла, как она сможет прожить без Трейси, самого близкого человека.

Какая же она эгоистка! Кэт ненавидела себя за подобные мысли в тот день, когда ее подруга так счастлива!

– Кэт, Рик ведь может переехать сюда? – спросила Трейси, словно прочитав ее мысли. – И мы заживем одной большой счастливой семьей!

Кэт отстранилась от подруги и заглянула в ее круглое сияющее лицо.

– Чудесные новости! Я так рада за вас обоих! – Она пролила на ковер почти все содержимое своего бокала, но все равно подняла его, чтобы произнести тост. – За Трейси и Рика! – закричала Кэт. – Трика и Рейси.

– За Трика и Рейси! – хором подхватили гости. – За мистера и миссис Мич!

Кэт прошла в свою комнату и быстро переоделась в джинсовую мини-юбку, черную футболку и легинсы. Кто-то уже включил музыку на полную мощность, и пол под ногами ходил ходуном. Она надеялась, что у мышей не случится сердечный приступ.

Кэт взглянула в зеркало и, отметив усталость и грусть в глазах, заставила себя улыбнуться. «Ты сможешь это сделать, Кэт», – сказала она себе и присоединилась к гостям, стараясь не показывать свое настроение.

– Где все напитки? – обратилась она к Рику, который стоял у окна, и направилась к нему. – Давай я тебя обниму!

У него в глазах мелькнули слезы.

– Я так ее люблю, – пробормотал он.

Кэт крепко обняла его.

– Какой ты большой чувствительный мальчик! Наконец-то собрался прикрыть грех браком!

Понедельник, 8 марта

Кейт и Дон опаздывали на консультацию, и Виктория решила приготовить себе кофе. В кухне она столкнулась с Дебс.

– Отлично выглядишь, – сказала та, оглядывая Викторию с головы до ног. – Что ты с собой сделала?

Виктория покраснела.

– Я устала от седины в волосах и воспользовалась средством для домашнего окрашивания. – Она постучала себя по голове. – Как думаешь, хорошо получилось?

Дебс заулыбалась:

– Не хорошо, а просто отлично. Цвет с оттенком меди, волосы блестят! И твои коричневые тени мне нравятся.

Чайник вскипел. Дебс положила по две чайных ложки растворимого кофе в каждую чашку и залила в них воду. Виктория заметила, что она в темном брючном костюме и белых кроссовках. Снова собирается на пробежку во время ленча. Дебс в отличной физической форме. Почему бы ей как-нибудь не присоединиться к подруге и не испытать свои силы? Это ведь не будет стоить ни цента – не то что членство в дорогом спортивном клубе.

– Сегодня только мы работаем? – поинтересовалась Виктория, добавляя в чашки молоко из холодильника.

Дебс вопросительно посмотрела на подругу.

– Я думаю, что Оливер скоро придет, – сказала она и нахмурилась. – Тебе следует быть с ним осторожной.

Виктория медленно мешала ложкой кофе.

– Что ты хочешь сказать?

– Тебе следует быть осторожной с Оливером, – повторила Дебс. Виктория уже собиралась возразить, но Дебс серьезно продолжила: – Послушай, я знаю, что вы общаетесь и не только на работе. И я была бы только…

Виктория сглотнула, чувствуя себя, как ребенок, застигнутый за воровством печенья.

– Мы несколько раз встретились за ленчем, – возразила она. – И он приглашал меня к себе на ужин в компании друзей. Вряд ли можно сказать, что мы общаемся – уж точно не в том смысле, который ты имеешь в виду.

Они стояли спиной к раковине, прислонившись к белой столешнице. Дебс сделала глоток кофе и серьезно посмотрела на Викторию:

– Я вижу, что ты ему нравишься.

Виктория в смущении опустила голову. Она никогда не думала об Оливере в этом смысле… Или все-таки думала?

– Глупости! – воскликнула Виктория. – Ему просто жаль меня, вот и все. Оливер добрый и пытается подбодрить меня после смерти Лео.

– Ты ошибаешься, – мрачно промолвила Дебс.

Виктория уставилась на нее:

– Я не знаю, что…

– Послушай! Мне не следует этого говорить, но я твоя подруга и должна это сделать. Однажды Оливер признался мне, что его брак распался из-за насилия.

– Неужели? Никогда бы не подумала, что он способен на подобное.

– Это правда.

– Тебе известно, что он изменял жене?

– Да, он мне говорил. Но, как мы с тобой знаем, – продолжила Дебс, – семейное насилие – совершенно другое дело. Если мужчина поднял руку на женщину, он совершит это снова.

– Оливер кажется таким мягким. – Виктория вдруг начала дрожать.

Дебс обняла ее за плечи:

– Прости, что мне пришлось рассказать об этом, дорогая. Мне не хотелось огорчать тебя, но я волновалась, что ты… – она сделала паузу, – что ты встанешь на путь, который принесет тебе горе и разобьет сердце. Тебе это не нужно, и, конечно же, ты этого не заслуживаешь. Я бы держалась от него подальше.

Виктория оторвала бумажное полотенце от упаковки, которая стояла около микроволновой печи, и вытерла глаза.

– Ты все сделала правильно. Спасибо, – сказала она, стараясь успокоиться. Ее покачивало, и ноги подкашивались, словно она получила удар в живот. Поскорее бы уйти и присесть где-нибудь.

– Между нами ничего не было, – произнесла Виктория, – но мне кажется, Оливер мне нравится. И со временем мы могли бы… – Она высморкалась, внезапно почувствовав себя полной дурой с крашенными в медный оттенок волосами и новыми тенями для век коричневого цвета. Ей захотелось все это немедленно смыть с себя.

– Я понимаю, можешь ничего больше не говорить.

Раздался звонок, и Виктория подскочила: пришли ее клиенты. Но у нее закружилась голова, и она снова оперлась о стол, чтобы не упасть.

– Я впущу их, – быстро сориентировалась Дебс. – А ты иди, пудри нос и делай все, что нужно. – Она взяла все еще полную чашку кофе и повернулась к Виктории. – Давай как-нибудь сходим в кино? Я уже лет сто там не была.

– Хорошо бы! – Виктория заставила себя улыбнуться. Ей тяжело было осознать случившееся… и она еще легко отделалась! В любом случае, она больше не собиралась иметь ничего общего с Оливером Сэндзом.

Она встретилась взглядом с Дебс:

– Еще раз спасибо. Я ценю то, что ты делаешь для меня.

Кейт и Дон волнуются, и Виктория чувствует: что-то назревает. После последней ссоры, когда Дон сознался, что у него было несколько романов, ситуация нормализовалась. И Виктория надеялась, что им удастся сохранить брак. Она интересуется, что произошло. Дон принимается ходить по комнате, вытянув шею, а Кейт начинает плакать. Виктория передает ей коробку с бумажными салфетками и смотрит на Дона. «Пожалуйста, сядьте на место! Я не могу сосредоточиться». Ее голос звучит резче, чем следовало. Дон опускается на стул рядом с Кейт, но та пытается отодвинуться от него как можно дальше. «Кейт, вы сегодня кажетесь очень расстроенной, – говорит Виктория. – Можете объяснить причину?» Дон бьет себя кулаком в ладонь, его лицо становится пунцовым. «Она кричала на меня всю ночь, вот почему. Я совершенно измотан». Виктория расслабляет плечи и кладет руки на колени, желая разрядить атмосферу. «Можете рассказать мне об этом?» Кейт качает головой, она слишком расстроена, чтобы говорить, и Дон бросает на нее гневный взгляд. «Хорошо, я расскажу. – Он поворачивается к Виктории, его глаза сверкают. – Она рылась в почте на моем компьютере». Кейт издает протестующий возглас и продолжает всхлипывать. «И обнаружила письмо, которое я написал. Согласен, мне не следовало этого делать. Но если бы она не полезла туда, то ничего не узнала бы. Оно ничего не значило…» «Ты постоянно так говоришь! – кричит Кейт, внезапно оживившись. – Снова и снова твердишь, что это ничего не значит, но тогда зачем ты это делаешь? Зачем написал той женщине, если это ничего не значило?» Дон молчит, а Кейт поворачивается к Виктории, ее лицо мокрое от слез. «Это были ужасные письма: всякая чушь о том, что он хочет с ней сделать. Я больше не могу этого терпеть! Я сказала ему, что хочу развода!» Виктория делает глубокий вдох. «Кейт, я вижу, вы пережили шок. Дон, кому вы писали?» Он приглаживает свои короткие волосы. «Это всего лишь девушка с работы. Секретарша. Она начала присылать мне глупые сообщения, и я отвечал. Знаю, мне не следовало этого делать, но я просто развлекался. Между нами ничего не было». Виктория чувствует, как внутри у нее закипает гнев, и скрещивает руки на груди, стараясь сдержаться. «Дон, – говорит она, стиснув зубы, – если вы считаете, что существует разница между письмами сексуального характера и сексуальными отношениями с другой женщиной, вам нужно проверить голову». Он в полном недоумении поднимает брови. «Разве вы так ничего и не усвоили с тех пор, как начали ходить ко мне? – продолжает Виктория. – Разве не понимаете, что каждый раз, когда лжете жене, отправляете сообщение сексуального характера или спите с другой женщиной, вы отбираете эмоциональную и сексуальную энергию у жены, и часть Кейт умирает! Взгляните на нее!» Дон опускает голову. «Посмотрите на жену, Дон!» Он выполняет ее просьбу. Лицо Кейт красное, в пятнах, плечи опущены, всем своим видом она напоминает смятый бумажный пакет. «Вы уничтожаете ее. Чем она заслужила такое отношение?» Дон снова выпячивает подбородок и старается выпрямиться. «Я считал, что вы должны быть беспристрастны, Виктория! И не станете принимать ничью сторону». Но Виктория, не обращая на него внимания, прикасается к колену Кейт. «Иногда, – произносит она, – невозможно быть беспристрастной даже на моей работе. Порой вина одной стороны настолько очевидна, что даже обсуждать нечего».

Виктория знала, что нарушила границы и Дон имеет право подать на нее жалобу. Ей придется обсудить это со своим клиническим супервизором. И все же она нисколько не сожалела о своем поступке. Дон мерзкий человек, и Кейт заслуживает лучшего. Она радовалась, что высказала Дону все, что о нем думает, хотя это и противоречило правилам семейного консультирования. Виктория надеялась, что Кейт не передумает и подаст на развод. Дон никогда не изменится. Некоторые мужчины не меняются.

Виктория вспомнила о Лео и почувствовала такое сожаление, что у нее даже перехватило дыхание. К счастью, она находилась в комнате одна, и никто не увидел, как она покачнулась и схватилась за ручку кресла, чтобы не упасть. Если бы только… Если бы она ушла от него после рождения детей. Разумеется, она не сожалела о появлении Ральфа и Саломеи – они были ее жизнью. Но все эти годы она потеряла, цепляясь за Лео, в постоянном ожидании и в надежде, что однажды он устанет от своих романов на стороне и вернется к ней. И отдаст ей себя целиком, а не только ту маленькую часть, какая осталась от других отношений, словно обрезки мяса, брошенные голодной собаке.

Виктория ругала себя за то, что долго была его рабыней и позволила себе поверить, будто гений имеет право жить по другим правилам. Но каким бы гением он ни являлся, это не давало ему морального права так вести себя. Правда заключалась в том, что Лео был лжецом и неверным мужем, который постоянно использовал женщин.

На Викторию вдруг нахлынула волна жалости к Кэт. И даже, как ни странно, к малышке Мэдди. Они были жертвами Лео и, как она, мирились с его обманом. Наверное, они тоже чувствуют обиду на него.

В дверь постучали.

– Ты в порядке?

Виктория поняла, что, видимо, слишком долго не выходит из своего кабинета.

– Все хорошо, – тихо ответила она, желая, чтобы ее оставили в покое.

Дверь открылась, и вошел Оливер.

– Сложная консультация? – поинтересовался он.

Неужели это так очевидно? Виктория кивнула. Оливер взглянул на часы:

– Время ленча. Не хочешь перекусить?

Виктория заметила, что он выглядит очень привлекательно в белой сорочке с распахнутым воротом и темно-синих брюках.

– Я не могу, – произнесла она.

Оливер засунул руки в карманы.

– У меня есть два билета на концерт для фортепиано и виолончели в пятницу. Это благотворительный концерт в местной церкви, но я думаю, он будет вполне приличным. В программе Шопен, Шуберт, Чайковский и Моцарт. Не хочешь сходить? А потом мы могли бы поужинать.

Она покачала головой:

– У меня планы на вечер.

– Ясно.

– Почему бы тебе не пригласить Розанну? – неожиданно предложила Виктория с сарказмом.

Он смутился и почесал голову.

– Что ж, возможно. Я об этом не подумал. Не знаю, какие у нее планы.

Виктория собрала вещи.

– Мне нужно идти.

Она прошла мимо Оливера, который остался стоять на середине комнаты, с удивлением глядя на нее. Мысль, что сейчас он пытается понять, какую ошибку совершил, ее не обрадовала.

 

Глава 21

Четверг, 29 апреля

Мэдди, сидящая напротив компьютера в углу своей новой спальни, потерла уставшие глаза и потянулась. Скоро приглашенная няня заберет Фиби из школы. Она была настолько поглощена своими делами, что время пролетело незаметно.

Мэдди попросила своего старого друга Джона разработать веб-сайт для ее нового проекта в Интернете «МамаМожет» и была в восторге от оригинального оформления, которое он предложил. Предупредила его, что не сможет заплатить много, но Джон все равно с удовольствием согласился на сумму меньшую, чем средняя стоимость такой работы на рынке. В этом проекте могло найтись место и для его жены – редактора.

Идея создания сайта «МамаМожет» пришла к Мэдди в тот момент, когда она поняла, что тысячи мам в таком же положении, как она: стремиться одновременно работать и заниматься детьми. И ее сайт станет местом, где хозяин бизнеса сможет найти квалифицированных сотрудников и предложить работу в каком-то конкретном проекте или на несколько дней в месяц. Вопрос, с кем оставить ребенка, может превратиться в проблему. Мэдди прекрасно понимала, что многие женщины готовы работать лишь в определенные дни в неделю в зависимости от того, когда они найдут помощь. Но, если на сайте будет достаточно много, например, маркетологов или специалистов по связям с общественностью, она поручит работу тому, кто будет свободен в нужный день.

Мэдди встала и огляделась. После переезда вдоль стены в комнате стояли нераспакованные коробки. Потолок в спальне был низкий, и окна выходили на выложенный плиткой задний двор, кирпичные стены и перекошенные сарайчики во дворах соседей – эта комната была совсем не такой роскошной, как в ее доме в Брук-Грин. И все же они с Фиби устроились неплохо.

Приближался май, а весна всегда украшает все вокруг. Бледно-розовые клематисы взбирались по деревянному забору во дворе, скрывая сломанные перекладины, а куст белой сирени в углу уже набирал цвет.

Мэдди еще не посадила цветы в глиняные горшки, но собиралась это сделать в ближайшее время, тогда снаружи ее жилище будет выглядеть привлекательнее. Внутри она не стала ничего специально украшать, только перешила занавески на меньшие окна. Проблема заключалась в том, что, хотя она и избавилась от лишних вещей при переезде, многое осталось, а места для хранения в квартире не было.

Мэдди быстро приняла душ и переоделась в старое шелковое платье телесного цвета, расшитое золотым и жемчужным бисером. У него был круглый ворот, открытая спина и неровный подол, который в самом длинном месте доходил почти до лодыжек. Это платье стоило несколько сотен фунтов. Мэдди помнила, как увидела его в витрине магазина и не могла успокоиться, пока не купила. Сейчас ее удивляло, что когда-то она была в состоянии позволить себе подобную покупку. Дни импульсивных поступков остались в прошлом. Честно говоря, она не могла вспомнить, когда в последний раз покупала себе одежду. К счастью, у нее был полный шкаф, поэтому она не чувствовала себя обделенной.

Мэдди уже работала над открытием нового бара своего старого клиента на Кингс-роуд, и этот день наконец настал. Она волновалась. Этот человек дал ей возможность заработать, потому что знал об ее отчаянном положении. Мэдди была ему благодарна и боялась подвести.

Она нервничала еще и потому, что на следующей неделе Ральф должен сдавать устный экзамен по французскому, но позаниматься с ним сегодня вечером она не могла. Мэдди помогала ему с французским один-два часа три-четыре раза в неделю. Поначалу Ральф неохотно принимал ее помощь, но, поняв, что Мэдди не шутит, с головой погрузился в работу.

Ей очень хотелось, чтобы Ральф успешно сдал экзамены, – ради его собственного блага, но и ради нее тоже. Если он провалит их, она будет считать себя виновной.

Ральф помогал Мэдди после занятий: предлагал идеи для сайта и мероприятия в баре, которое состоится сегодня вечером. У него была приятная манера общения по телефону, он звонил по ее поручению и иногда проводил опросы.

Мэдди хотела воспользоваться помощью своих бывших коллег из «Агентства организации мероприятий Блейка Смита», но большинство из них были ей не по карману, поэтому она набрала новую, молодую команду. Обратиться к студентам из Центрального колледжа искусства и дизайна имени Святого Мартина предложил Ральф. Сказал, что они обрадуются работе, полны идей и будут стоить гораздо дешевле. Он встретился с ними, объяснил суть проекта и убедил присоединиться к ним. А потом уже Мэдди обсудила детали и оплату.

Некоторые идеи, предложенные студентами, оказались непрактичными и нелепыми, но возникли и стоящие предложения. Мэдди надеялась, что сегодня все пройдет гладко. В четыре часа дня они с Ральфом встречались у бара. Мэдди настаивала, что в последнюю ночь перед экзаменами ему не следует заниматься, и не принимала возражений. Он должен был встречать гостей у входа и ставить галочки напротив их имен в списке. Она платила ему за эту работу, зная, что Ральф накопил долгов, когда курил травку и ходил по барам. Мэдди надеялась, что он перестал употреблять наркотики, и хотела, чтобы он наконец рассчитался с долгами. Она пыталась научить Ральфа правильно вести бюджет, что, учитывая обстоятельства, могло показаться забавным. Но и она сама сейчас проходила ускоренный учебный курс по бережливости.

В баре несколько студентов занимались последними приготовлениями к открытию – проверяли гидравлическую платформу. Покачиваясь на высоких каблуках, Мэдди вошла внутрь и огляделась.

Бар носил название «Дикая штучка», и она предложила стилизовать открытие под джунгли. В меню напитков будут коктейли ярких цветов с названиями «Сок джунглей», «Обезьяньи железы» и «Змеиная отвертка». У поставщика тропических растений взяла напрокат несколько пальм в контейнерах и купила яркие тропические цветы, которые сейчас стояли на столах в вазах.

Официанты и официантки, в основном безработные актеры, были в костюмах с леопардовым и зебровым принтом, сшитых местными портнихами. Но главной достопримечательностью вечера должна была стать гидравлическая платформа на подиуме в дальней части зала. Студенты возвели вокруг нее впечатляющие декорации, как минимум восьми футов в высоту – это были пальмы, выкрашенные зеленой флуоресцентной краской, а на них розовые и оранжевые попугаи, лиловые цветы, лягушки, обезьяны. У них даже имелся живой тигр.

Оглядев все это, Мэдди улыбнулась:

– То, что нужно!

– Привет!

Почувствовав руки на своих плечах, она обернулась. Это был Ральф. Они крепко, по привычке, обнялись.

– Только не здесь, – прошептала Мэдди.

– Извини. Красивое платье!

Ральф прекрасно выглядел. Высокий и чисто выбритый, в дорогой бледно-голубой сорочке в тонкую фиолетовую полоску и темно-синих джинсах. Он был совершенно не похож на стеснительного подростка, которого она видела на похоронах. Ральф повзрослел. Мэдди еще раз взглянула на него, чтобы убедиться в своей догадке, и сердце у нее сжалось.

– Мне она кажется знакомой. Она принадлежала Лео?

Он кивнул.

– Ты не возражаешь?

– Нет, хорошо, что ты ее носишь. Ему было бы приятно. – Мэдди широко улыбнулась, пытаясь скрыть печаль, но провести Ральфа было сложно.

– Тебе бы хотелось, чтобы на моем месте сейчас находился он?

– Не говори глупости!

– Но ведь это правда! Я никогда не смогу соответствовать твоим ожиданиям, потому что я не великий Лео Брук. – Ральф пытался замаскировать обиду сарказмом.

Глаза Мэдди сверкнули:

– Не смей так говорить! Ты ничуть не хуже его. – Она понимала, что вокруг ходят люди: кто-то двигает мебель, на столах расставляют бокалы. – Твой отец великий человек, но у него было много недостатков. И он чрезвычайно гордился тобой. Всегда помни об этом!

Мэдди сжала руку Ральфа, и он немного расслабился.

– Нам нужно торопиться. Гости начнут собираться через час.

Рядом с баром остановился грузовик с надписью на борту большими оранжевыми буквами «Экзотические животные». Владелец бара, мистер Майлс, спустился из офиса, чтобы посмотреть, как выводят животных. В сорок лет он уже владел несколькими известными ресторанами в Лондоне и баром на Кенсингтон-Черч-стрит, который назывался «Тайни дансер».

Разглядывая животных, он хмурился:

– Надеюсь, это хорошая идея.

Мэдди, стоявшая позади него, рассмеялась громче, чем следовало бы.

– Это будет ошеломляющий успех! Немного подождите, и вы увидите все своими глазами!

Она заказала двух шимпанзе, удава, самку орангутана с детенышем, пару туканов и, самое главное, ручного тигра в черном, украшенном кристаллами ошейнике. Они принадлежали бывшему цирковому дрессировщику Регги. Он выкупил их у разорившегося цирка и основал компанию, которая предоставляла животных в аренду для съемок в кино, на телевидении или на мероприятия.

Его помощники занимались мелкими животными, а сам Регги, крепко держа тигра за поводок, свел его вниз по лестнице. Заходя в подвал, он наклонил голову, чтобы не удариться.

– Какой огромный! – воскликнул Майлс, следуя за ними. – Он опасен?

Спустившись вниз, Регги остановился, улыбнулся и потрепал тигра по загривку.

– Кто, Теренс? Мухи не обидит.

Кто-то включил наверху музыку, и подвал заходил ходуном под звуки бразильского джаза. Там было душно и темно, и Мэдди не терпелось поскорее выбраться на свежий воздух. Она показала Регги маленькую комнату для переодевания и уже хотела уходить, когда появилась одна из актрис в бикини с принтом зебры.

– Ну, и где он? – произнесла она, поскользнувшись на невероятно высоких каблуках и чуть не грохнувшись на пол. У нее на лице был толстый слой макияжа, длинные желтые волосы обвязаны леопардовым шарфом.

Тихо сидевший с углу тигр полизал свою большую лапу, покачал крепкой головой и зевнул. Увидев его острые зубы, девушка вскрикнула.

– Я не буду работать рядом с этим чудовищем, – заявила она, пятясь к двери.

Мэдди попыталась успокоить ее.

– Его зовут Теренс, и он очень милый. – Она осторожно потрепала тигра по спине, как до этого делал Регги. – Просто большая кошка. Попробуй теперь ты.

Девушка с сомнением вытянула вперед руку и, пошатываясь, сделала несколько шагов в сторону тигра, но потом снова попятилась.

– Давай же! – уговаривала Мэдди. – Он такой мягкий!

Девушка снова вышла вперед на цыпочках и одним пальцем прикоснулась к шерсти тигра. Его это не обеспокоило. Осмелев, она придвинулась чуть ближе и погладила его раскрытой ладонью.

– Вот видишь, – сказал Регги. – Я же говорил, он не кусается.

Мэдди оставила актрису с Регги, который решил преподать ей уроки обращения с тигром, и направилась наверх в женскую комнату, где причесалась и подкрасила губы розовой помадой. Она надеялась, что эта девушка будет держать себя в руках, иначе ей придется взять на себя ее работу. Мэдди вынуждена была признать, что сама тоже не очень любила животных, особенно диких.

Выйдя из туалета, она сморщила нос.

– Что это за запах? – поинтересовалась она у официанта с голой грудью, проходящего мимо с подносом, на котором стояли пустые бокалы.

– Не знаю, дорогая!

Он двинулся дальше, и Мэдди вдруг заметила, что трусы леопардовой расцветки не скрывают его круглый зад, и нахмурилась. Разве она просила портниху сшить мужские стринги? Но сейчас поздно что-либо менять. Запах становился все сильнее, а время начала мероприятия неотвратимо приближалось. Не хватало еще проблемы с канализацией! В раздражении Мэдди пошла на запах, прокладывая себе путь между свисающими с потолка зелеными лианами и плющом из гофрированной бумаги и остановилась около обезьян. Они показались ей возбужденными: что-то кричали, махали лапами и стучали зубами.

– В чем дело? – обратилась Мэдди к молодой женщине в брюках-хаки, зеленой футболке и бейсбольной кепке.

– Осторожнее! – крикнула та и показала на пол.

Мэдди посмотрела вниз и отскочила в сторону – она едва не вляпалась в кучу дерьма.

– У Блоссом расстроен желудок, – объяснила дрессировщица. – Нужно, чтобы кто-нибудь принес швабру и ведро.

– Немедленно уберите это! – рявкнула Мэдди, а потом пробормотала себе под нос: – Если бы мне нужна была обезьяна с диареей, я бы указала это в заказе.

Первые гости приехали ровно в семнадцать тридцать. Ральф занял место у входа, а официанты и официантки перемещались по залу с подносами, полными напитков и легких закусок, среди которых были дольки манго, кокоса и гуавы, сверчки в шоколадной глазури и гусеницы со вкусом барбекю. Другие официанты держали красочные гирлянды из шелковых цветов и разбрасывали их над головами посетителей. У Майлса были обширные связи, и список гостей включал некоторых не самых популярных знаменитостей, а также их свиту, журналистов местных и национальных СМИ, рекламщиков и его личных друзей. Всего ожидалось около двухсот человек.

Мэдди бродила по залу с бокалом коктейля, который так и не попробовала, и общалась с гостями, проверяя, чтобы у всех были полные бокалы и официанты быстро убирали грязную посуду. Когда гости заполнили зал, она встретилась взглядом с Майлсом. Он кивнул, и, приблизившись к платформе, Мэдди отдала распоряжения. Музыка изменилась. Ровно и громко застучали барабаны, и платформа начала медленно подниматься. По залу пронесся восторженный вздох – гости увидели симпатичную девушку в бикини с принтом под зебру и на высоких каблуках, выходящую из недр земли с настоящим тигром. Платформа остановилась, все присутствующие замолчали, только из угла, где сидели шимпанзе вместе с помощниками Регги, раздался пронзительный крик.

– Добро пожаловать в «Дикую штучку»! – воскликнула девушка в бикини и театрально поклонилась. – Надеюсь, вы чудесно проведете вечер вместе с нами и обязательно расскажете о нем друзьям.

Она сказала «ап», но тигр не реагировал. Она произнесла громче, и Теренс, поднявшись на задние лапы, страшно зарычал. Гости ахнули. Девушка улыбнулась, довольная собой, и повторила трюк. Внезапно самка орангутанга вырвалась от дрессировщика, метнулась по залу – малыш висел на ней, крепко вцепившись в шерсть, приземлилась на пальму в контейнере и с громким криком забралась на самый ее верх. Уставший от жары и множества людей тигр прыгнул с платформы вниз.

Девушка в бикини выпустила из рук длинный черный поводок и застучала каблуками в сторону выхода, который, к счастью, оказался недалеко. С помощью официанта она быстро выскочила на улицу. Гости закричали и тоже ринулись к выходу.

– Тигр сбежал! – визжал кто-то, хотя все и так знали, что произошло. – Звоните в полицию! Пожарным! В службу спасения!

Оказавшись в центре толпы, Мэдди оглядывалась в поисках Регги. Он единственный знал, что теперь делать. Дрессировщик оказался у бара – сбрасывал на пол бутылки и бокалы, прокладывая путь к своему драгоценному зверю.

– Не трогайте его! – громко кричал он. – Он безопасен!

В этот момент Мэдди мечтала оказаться в любой точке земного шара, только не здесь. Согласилась бы даже на Тимбукту.

– Успокойтесь! – просила она. – Бояться нечего!

Но никто ее не слушал. Зал опустел, гости собрались на тротуаре у входа. Они строчили сообщения, звонили и делали фотографии на телефоны. Мэдди услышала вдалеке звук полицейских сирен, и у нее сжалось сердце. В это время тигр, радуясь освободившемуся пространству, устроился под пальмой, положив голову на большие мягкие лапы. Орангутан с малышом спокойно наблюдали за суматохой с верхних ветвей дерева. Регги схватил поводок тигра и, опустившись рядом с ним на колени, обнял своего любимца за шею и прижался к нему головой.

– Его сбила с толку музыка, – грустно бормотал он. – Бедняга! Испугался до смерти.

Мэдди уставилась на них обоих.

– Это он-то бедняга? А как же я? Моя карьера разрушена!

Подошел Ральф и обнял ее за плечи.

– Это не твоя вина, – сказал он.

Мэдди усмехнулась:

– Нет, моя. И я больше не смогу заниматься этой работой.

Несколько часов они отвечали на вопросы полиции, репортеров, рассчитывались с персоналом за вечер и занимались уборкой. Когда последний разбитый бокал был убран, Мэдди с Ральфом остались одни в полутемном зале.

– Мы тоже можем идти, – грустно промолвила она. – Очевидно, что нам не заплатят. А утром я напишу Майлсу письмо с извинениями. Хотя, конечно, это ничего не исправит.

Они с Ральфом уже забрали пальто и направлялись к выходу, когда Поппи, одна из ассистенток Майлса, окликнула Мэдди из другого угла зала.

– Майлс просит тебя зайти к нему в офис.

У Мэдди сжалось сердце, и она взглянула на Ральфа.

– Пойдешь со мной?

Он кивнул. Что ж, по крайней мере, у нее будет поддержка. Мэдди подкрасила губы любимой розовой помадой. Только бы ей хватило мужества выслушать все, что он скажет!

У Поппи были оранжевые волосы и большие круглые очки в фиолетовой оправе. На зеркальном лифте они поднялись на четвертый этаж и вышли в холл, напоминавший украшенную драгоценными камнями пещеру. На стенах, выкрашенных черной краской, сверкали, переливаясь, дискотечные огни, под ногами лежал мягкий черный ковер с длинным ворсом, похожий на живот морского змея. Следуя за Поппи к полуоткрытой двери в конце коридора, Мэдди чувствовала, что у нее вот-вот сдадут нервы.

Майлс сидел в кабинете за черным овально-изогнутым столом, развалившись в кресле и закинув руки за голову. Он снял пиджак и галстук и остался в белой сорочке с расстегнутым воротником и закатанными рукавами. Длинные и кудрявые черные волосы доставали до воротника. Лицо было жестким, и невозможно было понять, о чем он сейчас думает.

Мэдди и Ральф остановились, опустив головы и чувствуя себя приговоренными.

– Мне очень жаль, – пробормотала Мэдди. – Это моя вина, мне не следовало…

Майлс жестом остановил ее.

– Молчи! По моему клубу бегал тигр, терроризировал гостей, знаменитостей, журналистов, несколько моих близких друзей. – Он в ярости взглянул на нее. – Кто-то мог быть серьезно покалечен или даже убит!

– Да, – кивнула Мэдди.

Стоящий рядом Ральф печально вздохнул. Майлс замолчал и разглядывал их, казалось, целую вечность. Это была настоящая пытка, хотя он их и пальцем не тронул.

– Но…

Мэдди подняла голову, и ей показалось, будто его губы тронула улыбка.

– Но, – повторил Майлс, – мы собрали уйму репортеров. Это будет завтра в газетах и на телевидении. Благодаря вам я получил самый крутые отзывы за все время работы!

Он поднялся, вышел из-за стола и похлопал Мэдди по спине. Она была ошарашена и не могла вымолвить ни слова. Затем он протянул ей чек, сумма в котором была немного больше, чем они договаривались.

– Это был полный провал, Мэдди, – продолжил Майлс, широко улыбаясь. – Но отлично сработало! Только, пожалуйста, давай в следующий раз обойдемся без диких животных!

Выбравшись из клуба на холодный ночной воздух, Мэдди и Ральф остановились на тротуаре, чтобы обсудить непредвиденный поворот событий. Ни один из них не мог предположить, что все так обернется. Оба не сомневались, что обречены на провал.

– Я так устала, – пробормотала счастливая Мэдди, прижавшись головой к груди Ральфа. – Мне кажется, я могу проспать целую неделю.

– Я тоже, – произнес он и обнял ее за плечи.

Они стояли так достаточно долго, осторожно дыша, наслаждаясь теплом друг друга и бархатом ночи. Наконец Мэдди отстранилась и остановила для него черное такси. Ему уже давно пора домой, Виктория, наверное, вне себя от гнева.

– Вот это вечер! – воскликнула она, целуя Ральфа в щеку, когда он садился в такси. – Спасибо за помощь!

Мэдди уже собиралась захлопнуть дверцу автомобиля, когда услышала, как Ральф что-то пробормотал.

– Что?

– Мне кажется, я тебя люблю.

– Не говори глупости!

– Я серьезно.

– Нет.

Когда такси тронулось с места, она заглянула в глаза Ральфа и поняла, что смотрит в самый центр его души. Она могла бы взять и положить ее на ладонь, словно спелый персик. Наконец машина завернула за угол, и Мэдди осталась одна. Наверное, ей показалось. Или он выпил слишком много. Ей хотелось кричать во все горло или спрятаться под одеяло. Перед мысленным взором Мэдди возникла Виктория. С высоты своего роста она говорила:

– Покайся в своих грехах, злодейка!

 

Глава 22

Когда Ральф пришел домой, Виктория мерила шагами гостиную. Она так устала, что даже не могла злиться.

– Сейчас половина третьего ночи, а тебе завтра в школу.

– Знаю, извини.

Виктория заметила, что щеки у сына раскраснелись, а глаза блестят. Зажмурившись, она выдохнула:

– Ты пил?

Ральф рассмеялся.

– Ма-ам! – Он уселся на диван, вытянув перед собой длинные ноги. – Я работаю. – Вынув из кармана деньги, протянул их матери.

– Где ты взял деньги?

– Я же сказал, работал.

Смятение на лице Виктории не укрылось от него.

– Это не то, о чем ты думаешь, – весело произнес Ральф. – Я помогал одному другу, который занимается… – Он сделал паузу и добавил: – У него свой бизнес.

– Какой бизнес? – с подозрением спросила Виктория.

– Просто бизнес, понимаешь? – Ральф начал раздражаться. – Легальный. Все прошло отлично. Ты должна радоваться, что я делаю что-то полезное.

Виктория нахмурилась.

– Я радуюсь, но, Ральф… – Она села рядом с ним. – Сейчас не самое подходящее время, твои экзамены…

Его глаза потемнели.

– Экзамены! Экзамены! Ты ни о чем другом не можешь думать. Послушай, – сказал он, немного смягчаясь, – не волнуйся. Да, я сегодня не занимался, но все под контролем. Я не хочу провалиться на экзаменах.

Но Виктория все равно сомневалась:

– Но я не вижу, чтобы ты занимался. Тебя никогда не бывает дома.

Ральф встал и потянулся.

– Я занимаюсь у друга. Там мне проще сконцентрироваться. Расслабься, хорошо? Ты должна доверять мне.

Доверять. Виктория уже давно перестала доверять сыну. Он был скрытным, и порой она не имела представления, что он собирается делать и о чем думает. А еще сын, судя по всему, ненавидел ее и винил за неудачи в жизни.

Виктория вздохнула:

– Тебе пора ложиться. – Она хотела поцеловать его на ночь и заметила что-то на щеке. – Что это такое?

Виктория потерла пятно, и оно осталось у нее на пальцах. Розовая помада.

– Понятия не имею, откуда это, – пробормотал смущенный Ральф, стирая помаду со щеки.

Виктория нахмурилась.

– Уверена, ты знаешь, – произнесла она.

Ральф отвел взгляд.

Пятница, 30 апреля

Виктория встала рано, отвезла Саломею к подружке и направилась на «Сент-Панкрас», сев в поезд. Несколько месяцев после встречи с Мэйв Гэннон она собиралась с духом и копила деньги, чтобы сделать это. Виктория нервничала. Прошлой ночью она почти не спала, волнуясь о Ральфе и размышляя, что он вытворит в следующий раз.

В Париже она была лет семь назад, когда Лео дирижировал в опере. Пока он репетировал, Виктория много гуляла одна и сейчас с удивлением поняла, что до сих пор помнит, как устроен город и как пользоваться метро. На всякий случай сжимая в руке карту, она доехала до бульвара Сен-Жермен-де-Пре на левом берегу Сены и направилась к многоквартирному дому.

Это был типичный парижский дом девятнадцатого века, эпохи барона Османа, находящийся в гармонии со всеми зданиями вокруг. Виктория рассматривала толстые стены и арочный вход на первом этаже, великолепные балконы на втором и идеальную симметрию карнизов на фасаде. Все в этих домах свидетельствовало об имперской мощи, порядке и единообразии. Они выглядели впечатляюще и были по-своему красивы.

Глубоко вздохнув, Виктория вошла внутрь и на лифте поднялась к квартире Эльзы на четвертом этаже. Она рисковала, явившись без приглашения, но Эльза была уже старой и слабой. Где еще она могла оказаться утром в пятницу? В любом случае, если ее не будет дома, Виктория подождет на улице. В ее распоряжении целый день.

Она волновалась, но находилась в приподнятом настроении. Ей казалось, будто она приближается к концу путешествия, которое началось после смерти Лео. Хотя, наверное, началом можно считать момент, когда Виктория впервые встретила его много лет назад, полюбила и быстро поняла, что не должна задавать слишком много вопросов.

Она нажала на медный звонок. Из-за массивной двери не доносилось ни звука, и Виктории пришлось ждать, пока наконец дверь не отворила пожилая женщина в белой блузке и сером кардигане.

– Я бы хотела поговорить с Эльзой, – произнесла Виктория, стараясь скрыть волнение. – Я Виктория, ее невестка.

Женщина, видимо, помощница по хозяйству, ничего не ответила. Она закрыла дверь, и Виктория в отчаянной попытке отвлечься принялась ходить туда-сюда по площадке, разглядывая не представляющие интереса картины на стенах. Наконец дверь отворилась, и женщина жестом пригласила ее войти.

– Мадам плохо себя чувствует, – сказала она по-английски с сильным акцентом. – Не задерживайтесь долго.

Женщина провела Викторию по широкому коридору с деревянным полом в гостиную, которая располагалась справа. Комната выглядела впечатляюще: высокий потолок, два французских окна, судя по всему, выходящих на балкон с видом на улицу Сен-Жермен, но из-за задернутых легких штор нельзя было определить. Эльза сидела в кресле с высокой спинкой у мраморного камина, рядом на небольшом столике стоял золотой колокольчик. Она была в темно-красном бархатном халате, под которым угадывались костлявые плечи. Эльза горбилась, на коленях у нее лежал клетчатый плед. Волосы у нее были совершенно белые и такие редкие, что из-под них просвечивал розовый череп. Сама она была очень маленькая и сморщенная, серая кожа на лице выглядела такой тонкой, что, казалось, вот-вот растрескается и осыплется. Виктория задумалась, видела ли она прежде настолько старого человека.

Эльза подняла голову и махнула рукой, показывая помощнице, что та может идти.

– Зачем ты приехала? – спросила она. Ее взгляд, хотя и скрытый под складками кожи и морщин, был пронзительным и вопрошающим.

– Мне нужно кое-что выяснить, – спокойно и уверенно произнесла Виктория.

– Я уже все тебе сказала, – ответила Эльза с сильным австрийским акцентом. – Лео мертв, и я скоро присоединюсь к нему. Что еще ты желаешь знать?

Виктория вдруг сообразила, насколько высокой и нескладной она может выглядеть в глазах этой крошечной женщины на фоне изящной обстановки дома. Не дожидаясь приглашения, она с осторожностью, чтобы ничего не сломать, присела на край кресла с золотой обивкой с противоположной стороны кофейного столика.

– Что случилось с сестрой Лео? – спросила Виктория, пристально наблюдая за старухой.

Эльза молчала.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – наконец промолвила она.

Виктория сложила руки на коленях.

– Нет, понимаете. Я говорила с Мэйв Гэннон, теперь Коркоран, и она все мне рассказала. У Лео была сестра, и вы запретили ему общаться с ней. Что произошло?

Эльза приподнялась в кресле и широко открыла рот, будто собиралась закричать, но потом передумала и снова села.

– С какой стати я должна тебе рассказывать? – брызгая слюной, крикнула она. – Какое твое дело?

Странно, но Виктория была абсолютно спокойна – знала, что правда на ее стороне.

– Лео был моим спутником жизни, любимым человеком и отцом моих детей. И я не смогу двигаться дальше, пока не выясню правду.

Эльза поджала тонкие губы:

– А мне безразлично, будешь ты двигаться дальше или нет. Я даже не знаю, что это означает.

– Если вы мне не расскажете, я все равно это выясню. Стану задавать вопросы, проведу поиски. Через Интернет теперь гораздо легче найти информацию о людях. Существуют списки детей, пропавших во время войны. Почему бы вам не облегчить мне задачу? Может, избавите меня от необходимости расспрашивать ваших старых знакомых? – Она прищурилась. – Людей, которые находились рядом с вами в Австрии, когда Лео был маленький. Тех, кто знал его сестру или кто в курсе его романа с миссис Гэннон…

Лицо Эльзы ничего не выражало, но ее руки с выпирающими венами дрожали на коленях. Осознав, что старуха с трудом скрывает панику, Виктория сообразила, почему она так настаивала на кремации Лео. Тогда ей это показалось странным, но она была не в том состоянии, чтобы возражать. Теперь все стало ясно. Эльза стремилась избежать публичности, чтобы имя ее драгоценного сына осталось незапачканным. Виктория ругала себя за глупость – как она тогда этого не поняла?

– Хорошо, – кивнула Эльза. – Я расскажу.

Виктория замерла, и каждая ее клеточка, каждый нерв пришли в напряжение.

– У него была сестра, – медленно произнесла старуха. – Младшая. Ее звали Анна.

Анна? Теперь, когда у этой девочки появилось имя, она стала для Виктории реальным человеком.

– С ней что-то было не так, – продолжила Эльза. – Она болела, особенно зимой, постоянно кашляла. Всегда была такая, с самого раннего возраста. – От этих воспоминаний морщинистое лицо Эльзы исказила гримаса. – До войны я водила ее по врачам и делала все, что было в моих силах. – Она посмотрела на Викторию. – Мне говорили, будто у нее слабые легкие. Она такой родилась, и ничего невозможно было поделать. Говорили, что ей поможет другой климат, например, жаркий, как на юге Испании. Но как я могла ее туда отвезти? Кроме того, мне нужно было думать о Лео и о его занятиях музыкой. – Глаза Эльзы зажглись огнем. – Я поняла, что у него талант, когда он впервые взял в руки скрипку.

Эльза взглянула на дверь. Повернувшись, Виктория увидела там помощницу, но хозяйка снова отослала ее.

– Когда мне стало известно про «Киндертранспорт», я не сомневалась, что Лео должен ехать, – продолжила Эльза. – Нужно было отправить его в безопасное место.

– А Анна?

Эльза покачала головой:

– Она была слабой. А если бы заболела по дороге и Лео из-за нее совершил бы какую-нибудь глупость? Он захотел бы вернуться домой вместе с ней. Я не могла идти на такой риск. А потом подумала: если она все-таки доедет до Англии, кто захочет взять ее к себе? Кому нужна маленькая еврейская девочка, постоянно кашляющая? Это бы уменьшило шансы Лео попасть в хорошую семью. А у него получилось, так ведь? – Она хитро взглянула на Викторию. – Они ведь отлично заботились о нем, правда? И тоже обратили внимание на его талант.

Виктория глубоко вздохнула, но решила, что больше не станет поднимать тему предательства Лео по отношению к семье, принявшей его. Сейчас неподходящий момент. Она хотела больше узнать об Анне.

– Что с ней случилось? – тихо спросила Виктория.

Эльза пожала плечами:

– Ее увели, как и остальных, как моего мужа и всю семью. Ее и мою племянницу, которая присматривала за ней. Солдаты забрали их в Аушвиц, а там отправили в газовые камеры.

Ее голос звучал ровно. Виктория не понимала, что это значит: неужели у старухи нет сердца или под грузом пережитого она ожесточилась?

– Вы оставили ее, когда уехали к Лео в Лондон?

Эльза кивнула.

– Но почему не взяли с собой? Гэнноны помогли бы вам. Они бы сделали все, чтобы спасти вас обеих.

– Глупая девчонка, ты разве не слышала, что я сказала? Или не поняла? Анна была нездорова, ей требовалась медицинская помощь. А та семья уже оплачивала лучшую школу для Лео, давая ему возможность получить отличное образование. Анна отвлекла бы их внимание. Они стали бы вкладывать силы и деньги в ее здоровье, и от этого пострадала бы музыка Лео, его талант. Я не могла этого допустить.

Виктория молчала, обдумывая услышанное. Оно вспомнила своих детей: Ральфа и Саломею, и ни секунды не сомневалась в том, что любит их одинаково. Ничто не заставило бы ее пожертвовать интересами одного ребенка ради другого.

– Как вы могли это сделать? – прошептала она. – Вы! Мать! Как вы могли оставить малышку одну, фактически обрекая ее на смерть?

Вопрос не был риторическим. Она искренне не понимала Эльзу и хотела услышать ответ. Она говорила, не сводя с нее глаз. Старуха тонкой рукой слегка дотронулась до лба.

– Ты не понимаешь, – повторила она. – Это было страшное время, и решение далось мне нелегко.

– Но вы ведь знали, что Анна умрет?

– Конечно, я надеялась, что ей и моей племяннице повезет и они спасутся. Кому-то ведь это удалось, как ты знаешь. Но, к сожалению, они не выжили.

У Виктории горло свело спазмом, но она не собиралась тратить драгоценное время на плач. Она сжала кулаки и продолжила:

– Бедная Анна. А Лео удалось выяснить, что с ней случилось?

– Не знаю. – Эльза отвела взгляд в сторону. – Мы никогда о ней не говорили. Как только мы оставили ее, сели в такси до вокзала в Вене, я потребовала, чтобы он больше не произносил ее имени. Это был единственный выход.

– А они были очень близки? В детстве, я имею в виду.

Плед сполз на пол, и Эльза снова натянула его на колени.

– Они играли вместе, как все дети. Лео старался оберегать Анну, потому что она много болела. И был для нее во всем примером.

– Я думаю, что он не забыл сестру. И, если можно так выразиться, искал ее всю жизнь. Но так и не нашел. – Виктория не сдержалась и закрыла лицо руками. – Печально!

– Ты слишком эмоционально относишься к событиям далекого прошлого. Все это позади и давно забыто, – холодно промолвила Эльза. – Ты никогда в жизни не чувствовала к себе ненависти, в тебя не плевали, не выгоняли из дома и не убивали. Не сталкивалась с гестапо и не видела, как рушится твое будущее. Твоего мужа не уводили ночью из дома. Ты понятия не имеешь, что это такое – смотреть в лицо смерти и бороться за то, чтобы выжить. Много страшных решений принималось в то время, и мы бы предпочли, чтобы нам никогда не приходилось этого делать. Ты не еврейка. Тебе не понять.

Две женщины пристально смотрели друг на друга. Под яростным взглядом Эльзы Виктория съежилась, но продолжала вопросительно смотреть на старуху. И где-то в глубине ее, под слоями гнева и самооправдания, Виктории удалось, как ей показалось, различить еще какую-то эмоцию. Судя по всему, это был стыд.

Что ж, достаточно. Виктория выдохлась и опустила голову.

– Тебе пора идти, – сказала Эльза.

– Да.

– Что ты станешь делать с этой информацией?

Виктория задумалась.

– Не знаю.

Старуха помолчала, а потом взяла золотой колокольчик со стола и позвонила в него. В дверях появилась помощница.

– Проводите мадам к выходу.

Виктория поднялась. До Эльзы было всего несколько футов, но ей казалось, будто их разделяет пропасть.

– Прощайте, – произнесла она, зная, что они больше никогда не увидятся.

Старуха кивнула. Виктория уже собиралась направиться к двери, когда Эльза вдруг поманила ее к себе скрюченным пальцем. Виктория удивилась и, сделав несколько шагов, наклонилась так, чтобы Эльза могла сказать ей что-то на ухо. Она почувствовала на своей коже ее сухие губы, а от горячего дыхания зашевелились даже самые крошечные волоски у нее в ухе. Когда Эльза закончила говорить, Виктории потребовалось время, чтобы собраться с силами и распрямиться. Теперь, наконец, все стало на свои места.

Слезы катились у нее по щекам, когда она шла по длинному коридору к выходу. Виктория радовалась, что Эльза не увидела их. Ей хотелось, чтобы старуха запомнила ее прямой взгляд, который, как она надеялась, как легкий и тонкий луч света глубоко проник в ее темную душу. Но это было настолько мимолетно, что ни один человек, который наблюдал бы за ними, не догадался бы, что произошло.

По дороге домой Виктория настолько погрузилась в размышления, что не могла ни читать, ни спать. Перед глазами постоянно возникал образ Анны. Когда Лео исполнилось восемь, этой девочке было около пяти или шести. Скорее всего у нее были такие же темные волосы, как у него. Хорошенькая – Виктория не сомневалась, но бледная и худенькая из-за постоянных болезней.

Ей не хотелось думать о страданиях девочки, но в мыслях она постоянно возвращалась к тому моменту, когда Анна вынуждена была попрощаться сначала с братом, а затем и с матерью. Как же это напугало ее и сбило с толку!

А потом Аушвиц. Виктории хотелось кричать! Такого ужаса представить невозможно, и все же… это произошло. В то время, когда Лео жил в Англии. С маленькой девочкой, которая была его сестрой, и их тетей.

Виктория сожалела, что Лео не рассказал ей об этом. Как же тяжело ему было всю жизнь носить в себе этот груз! Наверное, он сильно страдал. Интересно, что ему снилось? Может, каждую ночь в своих снах он видел Анну? Искал ли он ее, заглядывая в глаза своим женщинам и собственным дочерям?

Знать, что его предпочли сестре и талант оказался важнее, чем ее жизнь! Как жить с таким чувством вины? А еще необходимость быть успешным, достичь всего, что хотела Эльза, чтобы ее жертва оказалась не напрасной. Подобный тяжелый груз не должен нести на себе ни один мальчик и ни один мужчина!

Теперь Виктория поняла, что так и не узнала настоящего Лео. Какой же глупой она была, считая, что видит его насквозь! Его внутренний мир был таким запутанным, а разум беспокойным, что она сомневалась, понимал ли он сам, почему именно так вел себя по отношению к ней, к детям и другим женщинам. Неудивительно, что в итоге Лео предпочел сосредоточиться на музыке, которая казалась ему простым и желанным способом сбежать от реальности.

Виктория несколько дней была не в состоянии ни с кем общаться. Продолжала работать, исполняя свои обязанности и избегая любых разговоров, кроме самых банальных о погоде и поездках на каникулы. Несколько раз видела Оливера, и он дважды приглашал ее на ленч, но Виктория всегда заранее придумывала причину для отказа.

Однажды он, полушутя, поинтересовался, чем провинился перед ней, а она рассмеялась, делая вид, будто не заметила боли у него в глазах.

– Я просто занята.

Ральф сдал устный экзамен по французскому. По его словам, все прошло удачно. Саломея выиграла в школе конкурс автопортретов, выполненных в стиле пуантилизма, – смешение розовых, фиолетовых, желтых и коричневых точек. Виктория сказала, что он очень симпатичный, и повесила на стену в кухне. Однажды ей позвонила Дебс и пригласила сходить куда-нибудь вечером, но Виктория отказалась, сославшись на то, что ей не с кем оставить Саломею.

Вечером, ровно через неделю после поездки к Эльзе, она подняла телефонную трубку и позвонила сначала Мэдди, а потом Кэт.

– Нам нужно встретиться. Я хочу рассказать тебе кое-что.

Мэдди засомневалась, нет ли здесь какого-нибудь подвоха. Знает ли Виктория о них с Ральфом? Кэт тоже заволновалась. Не перерастет ли встреча в ссору?

– Это касается Лео, – объяснила Виктория. – Он был совсем не таким, как нам казалось.

Договорившись о встрече, Виктория почувствовала облегчение. И в ту ночь она хорошо спала впервые за много месяцев. Ей совсем ничего не снилось.

 

Глава 23

Среда, 5 мая

– Этот ручей сухой, как пенис дохлой собаки динго.

– Что? – Кэт показалось, что она ослышалась.

Джарвис повторил, сделав особое ударение на слове «пенис».

– Мне кажется, я освоил акцент, – улыбнулся он. – В последнее время брал уроки у своего друга из Австралии.

Джарвис снова собирался на пробы. На сей раз в очередном телесериале на роль бармена-австралийца.

– Что такое пенис? – с невинным видом поинтересовалась Рэйчел. Вокруг рта у нее были крошки от печенья с предсказаниями. Насколько они знали, у Рэйчел никогда не было парня, потому в некоторых вопросах она была наивной. Кэт и Джарвис выразительно посмотрели на нее.

– Ой, – Рэйчел слегка покраснела, – все понятно.

Магазин был практически пуст, только в отделе кулинарных книг находился покупатель. До закрытия оставалось немного времени.

– Завтра днем я буду на учебе, – сменила тему Рэйчел, – и хочу, чтобы вы подменили меня.

Кэт обрадовалась. Она снова начала сочинять – долго ей не хотелось этого. Сочиняла рассказ, историю о любви, и по-настоящему увлеклась процессом. Гораздо легче найти время, когда Рэйчел не сопит за спиной и не раздает глупые указания.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – поинтересовался Джарвис, когда они забирали одежду из офиса.

– Встречаюсь кое с кем, – ответила Кэт, завязывая шнурки своих черных ботинок от «Доктор Мартенс» и поднимая с пола рюкзак. – А ты?

– С кем ты встречаешься?

Кэт уловила подозрение в его голосе.

– С подругой, глупый, – улыбнулась она. Джарвис почесал нос, пытаясь скрыть облегчение.

– Ты выглядишь как-то по-другому, – неожиданно заметила Кэт и сделала шаг назад. Почему-то раньше она этого не замечала. – Что ты с собой сделал?

У него отрасли бакенбарды, и темные волосы, которые обычно торчали вокруг головы, как нимб, сейчас красивыми волнами спускались к ушам. Из-за новой прически голубые глаза казались ярче.

Джарвис пригладил челку.

– Я не стригся уже целую вечность. И зря, судя по всему.

– Неправда. Тебе лучше с длинными волосами.

– Может, съездим отдохнуть в выходные? На автобусе, например. Посидим у реки, если будет хорошая погода, или еще куда-нибудь отправимся. Зайдем в паб.

Кэт нахмурилась, вспомнив о встрече, которая была назначена на сегодняшний вечер. Ей удавалось не думать о ней в течение дня, но внезапно она осознала, что очень нервничает.

– Послушай, я сейчас не готова строить планы на выходные. Моя мама…

– Ладно, – пожал плечами Джарвис и взял сумку. – Я просто предложил.

Кэт дотронулась до его руки.

– Ты меня не понял. Это отличная идея. Я отвечу завтра, договорились?

Мэдди выключила компьютер и вздохнула. Благодаря неожиданному успеху на открытии бара «Дикая штучка» она получила несколько контрактов на работу, включая пару праздников бар-мицва в северном Лондоне. По странному стечению обстоятельств ее также попросили помочь с запуском новой марки презервативов под названием «Мистер Лоск».

Идея состояла в том, чтобы провести несколько небольших презентаций в Брайтоне, Лидсе и Рединге. По улицам этих городов они пустят «автобус любви», оборудованный джакузи, и будут бесплатно раздавать презервативы подросткам и молодым людям. Считается, что, начав пользоваться определенным брендом в раннем возрасте, человек остается верен ему всю жизнь. Если запуск пройдет успешно, в этом же году они продолжат кампанию по всей стране. Неплохой шанс!

Мэдди наконец-то начала зарабатывать и чувствовала облегчение, но деньги давались ей тяжелым трудом. Она сейчас занималась Фиби, и ей часто приходилось работать поздно ночью, когда дочь спала.

«МамаМожет» тоже набирал обороты. Мэдди платила Ральфу за то, что он помогал ей несколько часов в выходные, и понимала, что, если проект окажется успешным, ей придется нанять кого-то на полный рабочий день. Пока большинство работы она делала сама.

Решение в следующем семестре перевести Фиби в государственную школу далось ей болезненно. У Мэдди не было необходимой суммы, чтобы заплатить за обучение в старой школе, и, честно говоря, она больше не хотела волноваться из-за того, хватит ли ей денег. Ей было тяжело объявить о своем решении дочери, и Фиби восприняла его негативно.

– Но я не хочу уходить, – плакала она. – Мне нравится в моей школе, я люблю своих друзей.

– Знаю, – говорила Мэдди, пытаясь успокоить дочь. – Но в новой школе тебе тоже будет хорошо, и ты быстро заведешь новых друзей.

Фиби предстояло привыкнуть и приспособиться ко многому: прежде всего, переезд, уход Джесс, не говоря уже о том, что всего пять месяцев назад она потеряла отца. Мэдди остро ощущала свою вину, однако решила, что неразумно снова влезть в огромные долги и жить в постоянном волнении. Местная школа имела неплохую репутацию, и Мэдди надеялась, что Фиби там приживется.

Она сняла футболку и надела черную шелковую блузу поверх джинсов. Мэдди не собиралась наряжаться, но и выглядеть неряшливо тоже не хотела. Когда она вошла в кухню, Ральф внимательно читал учебник истории. У него была привычка теребить челку, когда он пытался сосредоточиться, и сейчас его волосы торчали во все стороны.

– Как дела? – поинтересовалась Мэдди.

Ральф поднял голову и улыбнулся:

– Хорошо. Жду не дождусь, когда наконец сдам все экзамены.

Она достала розовую помаду из сумки, которая стояла на стуле, и накрасила губы, даже не взглянув в зеркало.

– Пока рано расслабляться. Еще немного поработай, а потом помечтаешь о лете, какое ждет тебя впереди.

Они не вспоминали те несколько слов, которые Ральф произнес, садясь в такси, но что-то между ними изменилось. Разговоры стали более глубокими, а жесты многозначными. Они оба знали и выжидали…

Фиби должна была читать в кровати, но Мэдди услышала, что она болтает с куклами, и зашла проверить. Девочка сидела на ковре, усадив вокруг себя четыре или пять кукол. Она одела их в ночные рубашки и расставила чашки, блюдца и даже игрушечную бутылку с молоком. Мэдди не смогла сдержать улыбку. Фиби в желтой ночной рубашке с утятами выглядела очень чистой и свежей!

– Я даю им молоко на ночь, – объяснила девочка и поднесла чашку ко рту одной из кукол.

– Хорошо, но как только закончишь, ложись в кровать. А Ральф зайдет и выключит свет.

Мэдди вернулась в кухню и надела черные босоножки на платформе.

– Ты уверен, что Виктория ничего не знает? – спросила она у Ральфа, который покусывал шариковую ручку.

– Да, она не могла узнать о нас.

– Но зачем тогда она хочет меня видеть? – поинтересовалась Мэдди уже, наверное, в сотый раз.

Ральф начал раскачиваться на стуле.

– Не знаю. Честно. Она ничего мне не говорила.

Мэдди взяла черный жакет и повесила сумку на плечо.

– Не забудь зайти к Фиби. Я постараюсь не задерживаться. – Она наклонилась и поцеловала его в щеку. – А ты не ленись! И пожелай мне удачи.

– Удачи, – отозвался он.

Невысокая стройная и очень привлекательная блондинка в джинсах, черной блузке и жакете вошла в ресторан и принялась оглядываться по сторонам. У Виктории заколотилось сердце, к горлу подкатила тошнота, и она уже начала сомневаться, сможет ли реализовать то, что задумала. Или ей придется сейчас же бежать в туалет?

Она сделала глоток вина и приложила к губам бумажную салфетку. «Дыши глубже, – сказала она себе. – Не трусь! Ты можешь это сделать».

Виктория встретилась с Мэдди взглядом, и та направилась к ней, в глубину винного бара. Виктория с облегчением поняла, что Мэдди тоже нервничает. Это было заметно по ее напряженным плечам и по тому, как крепко – так, что побелели костяшки пальцев, она сжимала черную сумку. Мэдди натянуто улыбнулась и села напротив Виктории лицом к стене.

– Спасибо, что пришла, – сухо промолвила Виктория.

Мэдди откашлялась и кивнула. Некоторое время они сидели молча, ожидая, пока официант принесет для Мэдди водку с тоником. Виктория посмотрела на часы.

– Я надеюсь, что Кэт скоро будет, – сказала она и, подняв голову, увидела молодую девушку, которая направлялась к ним, обходя столики.

Она была в бледно-голубой футболке, явно на несколько размеров меньше, чем следовало бы, черных обтягивающих джинсах, серебряном поясе с заклепками и грубых черных ботинках. Волосы Кэт собрала на затылке. Когда она приблизилась, Виктория заметила две серьги у нее в носу, а также маленькую разноцветную татуировку на правом предплечье. Раньше она ее не видела.

Кэт выглядела худой, бледной и, как обычно, немного неопрятной, будто намеренно придерживалась стиля гранж. Глаза густо подведены черным карандашом. Виктория подумала, что в целом Кэт должна казаться агрессивной и производить отталкивающее впечатление, но, как ни странно, она очень привлекательна. Если вынет кольцо из носа, избавится от татуировки и купит себе приличную одежду, то станет настоящей красавицей. И никто никогда не догадается, какое нежное сердце бьется под таким неженственным нарядом.

Бар под железнодорожным мостом рядом со станцией «Ватерлоо» был темным, с множеством укромных уголков между колоннами, где можно было спрятаться от посторонних глаз. Виктория редко посещала винные бары, но помнила, что здесь ей когда-то понравилось, и надеялась, что после того, как разойдется толпа театралов, посетителей останется мало.

Кэт села рядом с Мэдди и заказала себе пинту светлого пива. Виктория обратила внимание на ее обкусанные ногти. Кэт постоянно покусывала ладонь в присущей ей нервной манере. Как только она ловила себя на этом, то убирала руку на колени, но через несколько секунд кусала ее опять.

Виктория сделала еще глоток вина и убрала за ухо прядь волос. У всех троих нервы на пределе, так что имело смысл сразу перейти к делу.

– Я ездила в Париж к матери Лео, – сообщила она.

У Мэдди дернулось левое веко.

– Я узнала кое-что о нем и о его прошлом, – продолжила Виктория, – и мне нужно было выяснить у Эльзы детали для полноты картины.

– Какие детали? – поинтересовалась Мэдди.

Кэт слушала молча, бледная, как привидение. Виктория обвела своих собеседниц взглядом и произнесла:

– У Лео была сестра.

У Мэдди округлились глаза.

– Ее звали Анна. Вы ведь знаете, что Лео прибыл в Англию на поезде из Вены?

Мэдди и Кэт кивнули.

– Так вот, я узнала, что у него была сестра, которую Эльза оставила в Вене, когда отправилась к сыну в Англию. Девочка погибла в Аушвице. Она была примерно на три года моложе Лео. Эльза сказала, что она много болела, кашляла, но она не знала точной причины ее болезненного состояния. И в итоге приняла решение оставить дочь с племянницей, хотя знала, что в Австрии у нее практически нет шансов выжить. Больше всего Эльза хотела защитить Лео и его талант.

Мэдди поставила локти на стол и спрятала лицо в ладони, словно шея больше не могла выдержать вес головы.

– Но почему он не сказал мне?

– Никому из нас, – отметила Виктория.

– Что произошло с Анной? Она умерла? – спросила Кэт.

– Да, Анна и племянница Эльзы, и все остальные члены семьи, насколько мне удалось узнать, – ответила Виктория. – Самое ужасное, что Эльза приказала Лео никогда больше не вспоминать об Анне, будто ее вообще не существовало. И Лео пришлось всю жизнь жить с ощущением, что его предпочли сестре. – Слеза скатилась по щеке Виктории, и она взяла салфетку, которую дала ей Кэт. – Спасибо.

– Нечто вроде «Выбора Софи», – задумчиво произнесла Мэдди.

– Да, в какой-то степени, – кивнула Виктория. – Но есть одна принципиальная разница: Софи была вынуждена выбирать, а Эльза могла отправить Анну с Лео, и, вероятно, они вдвоем бы выжили. Проблема в том, что она ценила талант сына больше жизни дочери. И не позволяла ничему и никому встать на его пути.

– Мне очень жаль Лео, – продолжила она. – Несмотря на то, что он сделал. Он всю жизнь нес тяжкий груз и не мог ни с кем его разделить. Если бы он рассказал нам, мы бы лучше понимали его. И тогда ему не нужно было бы так много лгать. – Виктория сделала паузу, чтобы собеседницы осознали ее слова. – Я хотела, чтобы вы об этом знали.

– Зачем? – неожиданно спросила Мэдди и скрестила руки на груди. – Почему ты решила рассказать нам об этом?

– Это помогло мне многое понять. Такое впечатление, что исчезла завеса, которая постоянно была у меня перед глазами. И еще кое-что. – Она рассказала о его романе с миссис Гэннон, лживых заверениях о переходе в католическую веру, так потрясших Патрика Гэннона, о развале семьи и изгнании, которое за этим последовало. А также о своей встрече с Мэйв.

Мэдди и Кэт молча слушали ее.

– В общем, – грустно промолвила Виктория, – я не уверена, что Лео любил кого-то из нас больше, а кого-то меньше. Честно говоря, теперь я сомневаюсь в его чувствах. Думаю, он сам плохо понимал себя.

Мэдди прищурилась, а Кэт принялась покусывать ладонь и опустила голову.

– Вы помните похороны? – спросила Виктория. – Тогда Мэдди сказала, что Лео называл ее «моя дорогая девочка», и мы выяснили, что он ко всем нам так обращался.

Кэт кивнула, а Мэдди поджала губы и выпрямила спину.

– В начале я была шокирована этим, а потом поступила так, как обычно делаю в подобных ситуациях. Отказалась в это верить. Мне всегда казалось, будто Лео любит меня одну. А вы вдвоем, – она перевела взгляд с Мэдди на Кэт, – были просто мелкими осложняющими обстоятельствами нашей жизни, которые однажды могли ему надоесть.

– Если бы не дети, он ушел бы от тебя, – произнесла Мэдди.

Виктория замерла, едва дыша. Неужели Мэдди не услышала то, что она сейчас сказала? Она рассчитывала, что ее слова пробьют защитные стены из подозрительности, ненависти и ревности. А если это невозможно? Значит, они останутся злейшими врагами.

– Раз уж мы устроили этот вечер признаний, – холодно продолжила Мэдди, – я тоже могу сказать вам, что была шокирована, узнав о существовании Кэт. И, думаю, я сделала то же, что и ты. – Она посмотрела на Викторию. – Отказалась верить, что она что-то значила в его жизни.

Плечи Виктории опустились, и она немного расслабилась. Похоже, ей все-таки удалось пробиться через оборону Мэдди. Эта красотка готова признать, что в чем-то ошибалась.

– Что ты имеешь в виду? – воскликнула Кэт. – Что Лео не любил ни одну из нас? Чушь! Мне наплевать на деньги и на то, что он не оставил завещания. Наплевать на миссис Гэннон, или как там ее звали! Я знаю, что он любил меня, я это не придумала! – У нее на глазах выступили слезы, и она вытирала их кулаком.

Перегнувшись через стол, Виктория дотронулась до руки Кэт.

– Я собрала вас не для того, чтобы причинить боль или поквитаться. Думаю, Лео любил каждую из нас по-своему, странной любовью. Я не могла и не хотела сначала в это верить, но теперь считаю вполне реальным. И все-таки он не мог привязаться к одной женщине, поскольку постоянно находился в поисках Анны. А еще боялся отдать свое сердце, потому что эту женщину могли отнять у него, как произошло с Анной. Лео не мог позволить себе такого риска. И все его поступки и отношения находились под влиянием того, что произошло с сестрой. Именно это наложило отпечаток на жизнь Лео.

– Я не знала, что ты психиатр, – усмехнулась Мэдди.

– Я семейный консультант, а не психиатр.

Мэдди поджала губы, накрашенные розовой помадой. Кэт одним глотком допила пиво.

– Значит, мы являлись его страховкой? – спросила она. – Его матери за многое нужно ответить!

– Да, – кивнула Виктория. – Она ужасная, очень жестокая, беспринципная женщина. Я знаю, что никогда не смогла бы так поступить. Не пожертвовала бы одним ребенком ради таланта другого даже в оккупированной нацистами Австрии. Мне кажется, в глубине души она раскаивается. Но Эльза никогда бы в этом не призналась. Она слишком глубоко спрятала все чувства. И сто́ит ей признать свою вину в том, что произошло, это сразу уничтожит ее.

Официант приблизился к столику, но, увидев, что бокалы еще полны, удалился. Виктория видела, что они привлекают внимание пары, которая сидела через несколько столиков от них.

– Бедная Анна, – неожиданно произнесла Мэдди.

– И мы тоже, – сказала Кэт. – Если твой рассказ – правда, мы все, сами того не зная, оказались жертвами ужасного решения, какое приняла Эльза. А мы и не догадывались!

Мэдди зло посмотрела на Викторию, ее лицо и шея покраснели.

– Лучше бы ты никогда мне этого не говорила! Я не верю, что это правда. Думаю, ты пытаешься отыграться на нас, отомстить.

Виктория съежилась под ее взглядом. Наверное, Мэдди права, и ею двигали эгоистичные мотивы.

– Нет! – воскликнула она. Пара, наблюдавшая за ними, развернулась и принялась разглядывать их открыто. – Я понимаю, почему ты так думаешь, но ты ошибаешься. Мы все жили своими мечтами. Это была иллюзия. Узнав правду, я чувствую себя сейчас лучше и чище. Я хотела помочь вам. – Виктория проглотила комок в горле, чувствуя себя так, будто это было самое тяжелое, что ей доводилось делать в жизни, и продолжила: – Нравится вам это или нет, но мы связаны вместе и являемся частью одной истории. Важно, чтобы мы знали реальное положение дел. Ради наших детей и нас самих. Ради их будущего и нашего тоже.

Лицо Кэт приобрело зеленоватый оттенок.

– А как понимать то, что он вел себя по-разному с каждой из нас? Я хочу сказать… – Она посмотрела на Викторию. – Я помню, ты говорила, что Лео ненавидит рок-музыку, а он любил, мы постоянно слушали ее. А ты, Мэдди, однажды упомянула, что Лео терпеть не мог брать еду навынос из закусочных, но мы очень часто так делали. Странно!

– Такое впечатление, что это были три разных мужчины, живущие разной жизнью, – произнесла Виктория.

– Да, – кивнула Мэдди, вспомнив, как часто они играли в теннис. Ральф рассказал ей, что в своей первой семье Лео никогда не занимался спортом.

Виктория наморщила лоб.

– Я знаю, что все это просто невероятно. И есть еще кое-что…

Мэдди и Кэт уставились на нее, словно не могли поверить, что у этой истории есть продолжение.

– Деньги, – промолвила Виктория. – Я знаю, что для Кэт они ничего не значат, но я никак не могла понять, почему Лео не позаботился ни о нас, ни о своих детях. И почему оставил нас без единого пенни. Эльза сказала, что почти весь свой заработок он передавал в благотворительный фонд, который информирует молодежь о том, что случилось во время холокоста. Вот куда ушли деньги.

– Ясно, – вздохнула у Мэдди, словно все наконец стало на свои места.

Кэт потерла глаза, будто в них попали соринки.

– Вот, – сказала Виктория, поднимая руки ладонями вверх. – Я закончила. Это все, что я хотела вам сообщить.

– Спасибо, – усмехнулась Мэдди. – Я все-таки буду придерживаться своей трактовки событий, если не возражаете.

У Виктории пересохло во рту. Она пожалела, что не заказала воду, а сейчас официанта уже нигде не было.

– Не нужно так себя вести, – тихо сказала Кэт. – Хорошо, что мы узнали об этом. Я рада, что Виктория не стала ничего скрывать.

Мэдди выставила подбородок вперед и заговорила:

– Я знаю, что мы с Лео чувствовали по отношению друг к другу. – Она замолчала и ссутулилась. – Но его больше волновало прошлое, чем Фиби – собственная дочь. Все это было ложью. Да, возможно… – неуверенно добавила она, – было бы хуже оставаться в неведении.

Она взглянула на Викторию, которая едва заметно улыбнулась. Кэт отодвинула стул и поднялась, покачиваясь.

– Мне нужно домой. Я чувствую себя не очень хорошо.

Виктория с волнением взглянула на нее.

– С тобой все будет в порядке?

– Ты на станцию? – спросила Мэдди, и Кэт кивнула.

– Я пойду с тобой.

Мэдди повернулась к Виктории и встретилась с ней взглядом. В ее глазах было что-то, чего Виктория не могла прочесть, и это взволновало ее. Она смотрела на то, как две женщины Лео вместе направляются к выходу, будто им не терпится поскорее выйти из бара на холодную ночную улицу. Мэдди шла первой, а Кэт за ней. Младшая следом за старшей. Опыт прокладывал путь вперед.

На мгновение Виктория почувствовала странную тоску. В конце концов, каждая из них знает Лео с неизвестной другим женщинам стороны. Каждая владела маленькой частью его разбитого сердца. Но теперь нужно оставить все это в прошлом и смотреть в будущее. Виктория расправила плечи, зная, что сегодня не сможет заснуть, снова и снова вспоминая свои слова, каждый нюанс, каждую эмоцию на лицах собеседниц, но, как она уже сейчас понимала, основное чувство, которое они испытывали, было облегчение.

«Что ж, я сказала все, что хотела. Может, не заключила с ними мир, но хотя бы предложила это сделать». Виктория решила, что подобный итог разговора ее вполне устраивает.

 

Глава 24

В тот же день

– Иди сейчас же! – сказала Мэдди.

Ральф покривился:

– Может, я все-таки…

– Нет, твоя мама скоро вернется домой. Она будет волноваться. И экзамены…

Ральф нахмурил брови:

– Почему все постоянно твердят мне об экзаменах?

Мэдди протянула ему сумку:

– Потому что это важно, и я хочу, чтобы у тебя все получилось!

Они находились в кухне, и Мэдди еще не успела снять жакет и туфли.

– Ты даже не сказала мне, для чего она вас собирала, – произнес Ральф, выставив вперед нижнюю губу, как капризный ребенок. Но у Мэдди не было сил с этим разбираться.

– Она расскажет тебе, если захочет. Это не мое дело…

– Ты обращаешься со мной, как с ребенком!

– Как Фиби? – поинтересовалась Мэдди, чтобы сменить тему.

– Уснула сразу.

– Отлично! – Она заметила, что Ральф несколько дней не брился, и щетина на щеках стала темнее и гуще. Ей захотелось поцеловать его, но она сдержалась. – Больше не сиди здесь допоздна, пока не сдашь экзамены, хорошо? – Экзамены начинались в следующий вторник.

Когда Ральф ушел, Мэдди открыла холодильник, налила себе большой бокал белого вина, прошла в гостиную и включила музыку. Она выбрала диск с заключительной частью Восьмой симфонии Малера в исполнении оркестра, которым дирижировал Лео. Эта музыка каждый раз разрывала сердце, но в то же время поднимала настроение, заряжала оптимизмом и верой в силу человеческого духа – именно это и было ей сейчас нужно. Мэдди села и закрыла глаза на несколько секунд, давая возможность мелодии и гармонии проникнуть в ее сердце.

Встреча с Викторией разбередила ей душу гораздо сильнее, чем она могла предположить. И дело не только в рассказе о жизни Лео, его постоянной лжи и вечных обманах, хотя и это тоже стало сильным потрясением. Мэдди снова лицом к лицу встретилась с женщиной, с которой делила спутника жизни. А теперь еще она тайком встречается с ее сыном.

Мэдди вспомнила о романе Лео с миссис Гэннон – женщиной намного старше его, и о разрушительных последствиях, и содрогнулась. Лео совершил ужасную ошибку и сломал столько жизней! Ей не следует больше встречаться с Ральфом. Но как это сделать? Она чувствовала свою ответственность за этого молодого человека и необходимость защищать и оберегать его. Когда он занимался, то, казалось, полностью погружался в книгу, и отвлечь его было невозможно. Если Ральф найдет себе занятие по душе, тогда его привязанность к ней ослабеет.

Диск закончился, и музыка зазвучала с начала. Мэдди постаралась воскресить в памяти образ Лео за дирижерским пультом и его особую манеру, которая сделала его знаменитым: точно выверенная смесь страсти и сдержанности. Интересно, как часто он думал об Анне, когда работал? Представлял, какой женщиной она могла бы стать и чем бы занималась в жизни? Мэдди никогда не встречала Эльзу, но все равно испытывала ненависть к старухе. Ее решение оставить дочь в Вене было неслыханным по жестокости, в каких бы тяжелых обстоятельствах оно ни принималось.

Сначала Мэдди очень сердилась на Викторию, но вскоре осознала, что благодарна ей за рассказ. Она никогда не пряталась от правды и хотела знать обо всем, что происходит.

С неохотой Мэдди подумала, что готова согласиться с выводами Виктории: Лео относился к ним одинаково и, если уж быть честной, ни одну из них не любил сильно. Основы ее жизни снова пошатнулись, и ей придется серьезно потрудиться, чтобы собраться с силами – ради Фиби и себя самой. Непростая задача.

Мэдди чувствовала, что не сможет уснуть, поэтому решила допить вино и немного поработать. Подготовка рекламной кампании презервативов шла успешно, но возникли проблемы с логистикой. Еще и один из молодых людей захотел склон с искусственным снегом, чтобы покататься на лыжах, в отеле, где будет проходить бар-мицва. Придется постараться, чтобы это устроить.

Мэдди решила быстро принять душ, а потом уже сесть за компьютер. Завтра у нее совсем не будет сил, но лучше работать, чем без дела шататься по дому или смотреть глупые телепрограммы.

Кэт надеялась, что сегодня Рик останется ночевать у себя, – она хотела поговорить с Трейси наедине, но ей не повезло: они вдвоем расположились на диване в гостиной и листали свадебный журнал. Трейси в пижаме с изображением Снупи сидела, поджав под себя босые ноги. Кэт отметила, что она накрасила ногти синим лаком.

– Рик хочет жениться в черном костюме, но я считаю, что это плохо, – сказала она и нахмурилась. – Что ты думаешь, Кэт?

Рик отстранился от невесты.

– Я никогда не говорил, что хочу именно в черном!

– Не лги, – сказала Трейси и снова повернулась к подруге. – Так что ты думаешь?

Кэт пожала плечами:

– Ребята, решать вам.

Она прошла в кухню, чтобы налить себе стакан воды. Если дать Трейси повод, она превращается в ротвейлера. Кэт не хотела стать свидетельницей кровавой разборки.

Мыши бегали по клетке. Кэт взяла в руки одну из них, погладила и посадила назад.

– Прости, Седрик, – произнесла она. – Я не в настроении.

Кэт переоделась в пижаму и легла на кровать, размышляя, как ей теперь избавиться от страшных мыслей и видений, которые не выходили у нее из головы. Ее даже слегка тошнило от них. Лео и Анна, Анна в Аушвице, Лео и та женщина, в семье которой он жил, его ложь о переходе в другую веру, стыд и тайны в семье, смерть Анны. А Мэдди и Виктория… Кэт хотелось верить, что у нее нет ничего общего с этими женщинами, особенно с Мэдди. Ведь они такие разные! И все же мысль об их связи не оставляла ее, ведь, как сказала Виктория, они часть одной истории.

Кэт сжала кулаки. Это не так, она – одиночка, и навсегда такой останется. И никто не сможет диктовать ей, что делать, думать или чувствовать. В любом случае, нет смысла грустить о прошлом. Лео, как и ее отца, уже не вернешь. Ей было очень жаль Анну. То, что с ней случилось – ужасно, но подобные истории происходят постоянно. Надо забыть ее, если получится… У Кэт закружилась голова. Нет, она слишком слаба и не сможет сама с этим справиться. Она нашла в сумке сотовый телефон и набрала номер.

– Джарвис, это ты?

– Кэт? – Даже звук его голоса, такого знакомого, успокаивал ее.

– Можно я к тебе приеду? Я возьму такси, так что доберусь быстро.

– Конечно! – Он заволновался. – С тобой все в порядке?

– Гм… – Она пыталась проглотить слезы. – Мне очень нужно поговорить.

– Я подогрею чайник. Или тебе что-нибудь покрепче?

– Покрепче, – ответила Кэт.

Они вместе сели на диван. Говорила в основном Кэт, а Джарвис слушал, комментируя. Оказалось, что открыться другу гораздо легче, чем предполагала Кэт. Она даже рассказала ему о выкидыше.

– Я догадывался, – кивнул Джарвис. – И волновался за тебя.

– Правда? – Кэт потрясло то, что она ему не безразлична.

Ей было так плохо до того, как она пришла сюда. Третья «дорогая девочка» Лео. Он никогда по-настоящему не любил ни одну из них. Вся ее жизнь поломана. Но Джарвис настаивал, что это не так.

– Ты очень красивая, – промолвил он, убирая прядь волос с ее лица.

– Нет.

Он наклонился к ней.

– Это правда.

Кэт снова собиралась возразить, но Джарвис прижал палец к ее губам.

– Тихо!

Они допивали уже вторую бутылку дешевого красного вина, и Кэт чувствовала, что вряд ли сегодня уснет. Завтра они будут как зомби. Джарвис закурил и передал сигарету Кэт. Он делал так часто, но сегодня Кэт почудилось, будто в сигарете есть нечто странное, даже интимное. Он прикурил еще одну сигарету для себя и внимательно посмотрел на Кэт сквозь облако дыма. Ей показалось, что он раздвоился, она действительно напилась.

– Кэт Мэнсон, – произнес Джарвис. Один глаз у него немного слезился от дыма. – Хочешь ли ты лечь со мной в постель?

У нее перехватило дыхание. Следующее, что она помнила, – Джарвис устремился к ней, повалил на диван и оказался сверху, покрывая ее лицо поцелуями. От него пахло табачным дымом.

– Остановись, – рассмеялась она, размахивая сигаретой в воздухе. – Ты же не хочешь, чтобы я подожгла твою квартиру!

– Мне безразлично, – пробормотал он между поцелуями и процитировал слова известной песни: – «Мы уйдем во вспышке славы в самый чудесный момент нашей жизни».

Им как-то удалось добраться до кровати. Утром, когда Кэт проснулась, сквозь шторы пробивались солнечные лучи. Голова болела так, словно ее пропустили через пресс для цветов. Она не помнила подробностей, но знала, что секс с Джарвисом был неплох, он успокоил ее, помог почувствовать себя лучше, и она нисколько не смущалась.

Джарвис спал рядом с ней на животе, раскинув руки и ноги и отвернувшись лицом к стене. Он был без одежды. Почувствовав, что она проснулась, пробормотал:

– Я люблю тебя, Кэт Мэнсон.

– Что? Я не ослышалась?

Он перевернулся к ней и прошептал ей на ухо:

– Дурочка, я сказал, что люблю тебя!

Кэт не знала, что ответить, и поэтому поцеловала ему грудь, шею, живот, и они снова занялись любовью. Было только шесть часов утра.

Джарвис заварил чай, и они, сидя на краю кровати, выпили по таблетке обезболивающего и позавтракали тостами с джемом.

– Ты первая пойдешь в душ? – спросил он и, поднявшись, достал из шкафа белое полотенце и бросил его Кэт.

Оно оказалось жестким и царапало кожу, но она оценила внимание Джарвиса.

– Спасибо.

Настала его очередь идти в душ. Когда он направился к двери, Кэт украдкой наблюдала за ним. У него была очень бледная, почти светящаяся кожа, широкие плечи, поросшие темными волосами длинные ноги и аккуратный маленький зад. Когда Джарвис оглянулся и скромно прикрылся полотенцем, она рассмеялась:

– Что такое? Поверить не могу, мы знакомы с тобой столько лет, а теперь я смотрю на твою голую задницу!

Он счастливо улыбнулся:

– И мне тоже не верится. Но ты ведь не жалеешь ни о чем, правда?

Кэт покачала головой, и Джарвис направился в ванную, откуда сначала донесся его свист, а потом зашумела вода.

Очень необычно было ехать вместе на работу в автобусе и в метро. По дороге они встретили несколько знакомых Джарвиса, и он радостно помахал им рукой. Несмотря на похмелье, он был в хорошем настроении.

В тот день Кэт плохо понимала, что делает и с кем разговаривает. Она погрузилась в свои мысли. Может, так оно и должно было случиться: сначала Лео, потом Джарвис. «Он честный, добрый и любит меня по-настоящему, не так, как Лео. Трейси выходит замуж. И у меня тоже все устроилось. Здорово!»

У Кэт возникло странное ощущение, будто она вот-вот окажется в ситуации, которую не сможет контролировать. Но это даже к лучшему, и именно этого ей не хватало. Просто перестать волноваться и позволить кому-то другому обо всем позаботиться. Интересно, что скажет мама? Скорее всего ничего. Она живет в своем маленьком мире. Если Кэт продолжит приходить к ней, как обычно, то не заметит разницы.

– Давай сходим куда-нибудь, чтобы отметить, – предложил Джарвис в конце рабочего дня, когда они подсчитывали выручку.

Его слова услышала Рэйчел. У нее был острый слух и, похоже, глаза на затылке.

– Что отметить? – с подозрением поинтересовалась она.

Кэт нахмурилась и посмотрела на Джарвиса.

– Мы с Кэт… – улыбаясь, сказал он. – У нас все хорошо. – Он покраснел. – В общем так, мы не просто друзья.

– О! – Рэйчел удивилась. – Вы встречаетесь?

Джарвис не мог скрыть восторга, поэтому крепко обнял Кэт за плечи и произнес:

– Не волнуйся, это никак не отразится ни на нашей работе, ни на чем другом.

– Хочется надеяться, – слегка улыбнулась Рэйчел. – Но я рада за вас.

Кэт проглотила комок в горле. Она уже сожалела, что Джарвис объявил об их отношениях. Хотя, с другой стороны, что в этом плохого? «Что будет, то будет», – решила Кэт, тоже обняла его и улыбнулась.

Они отправились в паб на Аппер-стрит и пропустили там по бокалу-другому, потом еще немного в баре за углом. Головная боль прошла, и, хотя Кэт по-прежнему чувствовала себя не очень хорошо, алкоголь поднял ей настроение.

– Поедем к тебе или ко мне? – поинтересовался Джарвис в конце вечера, когда они, слегка покачиваясь, стояли на тротуаре у бара. Был теплый вечер, и они вполне обошлись без пальто: Кэт в толстовке, а Джарвис в футболке.

Кэт принялась кусать губу. Конечно, она еще не задумывалась об этом, но раз уж они встречаются, им предстоит провести вместе много ночей. Так у большинства нормальных пар. Только у них с Лео все было по-другому.

– Ко мне, – ответила Кэт, подумав, что неплохо бы принять душ утром и переодеться в чистую одежду.

– Отлично! – Джарвис наклонился и, крепко обняв и прижавшись к ней, поцеловал в губы.

Его дыхание было теплым, с запахом пива, и Кэт почувствовала себя в безопасности. Ей хорошо, она любима. В ее жизни было много плохого. А теперь все хорошо, и она счастлива.

Кэт надеялась, что, когда они с Джарвисом придут домой, Рик с Трейси, преодолев вчерашние мелкие разногласия, уже будут в постели. Но они вовсе не собирались спать. Весь пол в гостиной был засыпан какими-то карточками, и над ними стояла Трейси. Наклонившись, она внимательно рассматривала каждую из них. А слегка ошалевший от происходящего Рик сидел на диване.

– Кэт, а ты что думаешь? – спросила Трейси, когда они вошли. Похоже, Джарвиса она не заметила. – Это образцы приглашений на свадьбу. Для нас сделали несколько разных дизайнов. Мне нравится вот эта карточка, с розовыми и желтыми розочками в углу. Но Рик считает, что такое приглашение девчачье. И хочет вот это, с гитарой и ковбойскими ботинками.

Кэт остановилась рядом с Трейси и попыталась сфокусироваться на кусочках картона на полу. Они все показались ей слишком приторными.

– Гм, – сказала Кэт, стараясь стоять ровно и не качаться. – Цветочки милые, но ковбойские ботинки мне тоже нравятся. – Она обратилась к Джарвису: – А ты как считаешь? Что тебе больше по вкусу?

От радости, что у него появился повод сбежать, Рик подскочил на диване.

– Джарвис, дружище! Хочешь пива?

Джарвис пробормотал что-то о том, что уже выпил достаточно, но Рик не принимал возражений и потащил его в кухню, чтобы выбрать какую-нибудь необычную бутылку из его коллекции в холодильнике.

Трейси вздохнула:

– Рику все это неинтересно. Как ты думаешь, не значит ли это, что я должна о чем-то догадаться? Может, он вовсе не хочет жениться на мне? Но, если это так, почему бы не сказать прямо?

Кэт принялась собирать приглашения с пола.

– Конечно, нет, он просто устал. Кроме того, молодых людей подобное вообще не интересует. Все, что им нужно, это пиво, музыка, секс и скоростные автомобили.

Трейси улыбнулась, опускаясь на пол и помогая Кэт складывать приглашения в коробку.

– В общем, мне придется принимать решение самой. – Она подмигнула Кэт. – Значит, розовые и желтые цветы.

Кэт улыбнулась:

– Урок первый. Всегда поступай, как считаешь нужным.

Они сели рядом, и Трейси внимательно посмотрела на Кэт.

– Ты какая-то уставшая. Чем ты занималась? Я не видела тебя утром.

Кэт принялась разглядывать свои ногти.

– Я была у Джарвиса.

– Правда?

Кэт не понравился тон подруги.

– Это не то… – начала она, но ее прервал Рик, который появился из кухни с бутылкой пива в руке. Джарвис шел за ним.

– Ты не поверишь! – воскликнул Рик, расплываясь в широкой улыбке. – Кэт и Джарвис наконец-то вместе!

– Невероятно! – Трейси приложила ладони ко рту и захлопала глазами. – Почему ты мне не сказала?

Кэт заерзала на месте.

– О, Кэт! – Трейси потянулась и обняла подругу. – Это замечательно! Я так за тебя рада!

Она посмотрела на Джарвиса, который пил пиво из бутылки большими глотками с выражением мечтательного удовлетворения на лице.

– Мне нужно немного поспать, – произнесла Кэт, не обращая внимания на Рика и Трейси, которые подмигнули друг другу.

– Сон – это хорошо, – промолвил Джарвис, потягиваясь.

Он проследовал за Кэт в ее комнату и закрыл дверь.

 

Глава 25

Пятница, 25 июня

Бледные солнечные лучи проникали в открытое окно и освещали старый белый чехол в углу спальни. Виктория подошла к нему, открыла восемь боковых замков, распахнула и на мгновение замерла, глядя внутрь. Ее виолончель была именно такой, какой она ее помнила: глубокого золотисто-коричневого цвета, с большим количеством царапин, мелких и глубоких, которые свидетельствовали о том, что на ней играли многие годы. Она лежала в чехле, ожидая момента, когда ее вернут к жизни.

Виктория достала инструмент и, присев на край кровати, протерла его от пыли. На струнах после последнего использования еще остались следы канифоли, хотя это было – сколько же? – более пятнадцати лет назад. Миновала вечность! Она подтянула смычок, оторвав несколько волосинок, поставила инструмент между колен и, обнаружив, что струны совсем ослабли, настроила его. Затем любовно погладила бока виолончели, кончиками пальцев нащупав знакомые царапины, появившиеся на ней за долгие годы, прошлась пальцами по затертому резному краю – там, где виолончель прикасается к груди, рядом с сердцем.

Этот инструмент был ее радостью и гордостью. Его купили родители Виктории, и он стоил целое состояние. Виолончель сделал в тысяча семьсот восьмидесятом году мастер Джозеф Хилл, и Виктория всегда с восторгом представляла, как на ней когда-то играли музыканты в париках. Инструмент жил своей жизнью задолго до того, как Виктория появилась на свет, и когда-то снова перейдет к новому хозяину или хозяйке. Будет ли этот человек задумываться о судьбе прошлого владельца?

Раньше Виктория профессионально занималась музыкой, и виолончель объездила с ней мир. Она знала ее так же хорошо, как лица своих детей: каждый дефект корпуса, форму подставки и звучание. Если поставить ее в ряд с шестью другими такими же инструментами, Виктория безошибочно найдет свою. У этого инструмента яркая индивидуальность.

– Прости, что я забыла о тебе, – прошептала она, прижимая виолончель к себе и наглаживая ее блестящие гладкие колки.

Виктория выпрямилась и провела смычком по струне, взяв первую ноту из прелюдии Второй сюиты для виолончели Баха. Это произведение она очень любила и знала наизусть. От грустного, глубокого и мощного звука у нее по спине побежали мурашки. Открытая струна звучала идеально. На Викторию нахлынули воспоминания о великолепном мире звуков, которым она когда-то могла управлять, и у нее перехватило дыхание. Она продолжила играть, поначалу немного скованно и неуклюже, но вскоре к ней вернулось ощущение полного единения с инструментом. Виктория уже не думала о том, что делают ее пальцы, и чувствовала, что пробудила свою виолончель ото сна.

По щекам закапали слезы, но она плакала от счастья. Виктория по-прежнему могла играть и не забыла, как это делается! Подумать только, как она могла столько лет лишать себя этого удовольствия! Виктория заиграла более энергичную прелюдию из сюиты ре-мажор и почувствовала, как в душе всколыхнулись очень глубокие, почти потерянные ощущения.

Через некоторое время у Виктории заболели руки и пальцы. Видимо, ей просто повезло, как обычно бывает с новичками, и поэтому она так хорошо сыграла! В следующий раз напряжение в плечах и шее будет сильнее, и она расстроится от того, что столько лет позволила себе не практиковаться!

Виктория с неохотой вернула свою любимую виолончель в угол спальни, где та простояла почти вечность, и потянулась. Подушечки пальцев, за столько лет снова ставшие чувствительными, болели. Но она знала, что сможет вернуться в форму. Инструмент ответил ей. Похоже, он снова стал ее неотъемлемой частью, словно когда-то потерянная, а потом чудом вернувшаяся на место конечность. Наверное, она никогда больше не сможет играть так, как раньше, но все-таки теперь виолончель была с ней.

Виктория быстро посмотрела на себя в зеркало и спустилась вниз, где Саломея за кухонным столом ела рисовые хлопья для завтрака.

– Пора идти, дорогая, – сказала она, – быстро чисти зубы и обувайся.

Ральф лежал еще в кровати, поэтому Виктория не стала запирать дверь. У него оставался один экзамен, а результаты объявят только в августе. Виктория очень боялась, что сын не поступит в университет. Трудно сказать, согласится ли он на пересдачу.

Она вспомнила о розовой помаде на щеке у сына и вздрогнула. Если ей все-таки удастся пристроить Ральфа в колледж к сентябрю, у него появится шанс найти свой путь в жизни. Но если он провалится, кто знает, к чему это приведет?

Виктория остановила машину у ворот школы и поцеловала дочь.

– Кто хорошо работает, тот хорошо отдыхает! – Она повторяла эти слова каждое утро.

На улице была теплая и солнечная погода – это лето не похоже на предыдущее, которое и летом-то назвать нельзя. Виктория была в новой синевато-серой футболке с короткими пышными рукавами, джинсовой юбке до колен и сандалиях цвета загара. Она ничего не покупала после смерти Лео и сейчас решила, что вполне может себя порадовать. Обычно выбирала себе мешковатую одежду, которая скрывала живот, но девушка в магазине убедила Викторию, что футболка очень ей идет.

– У вас отличная фигура, не надо ее прятать.

Виктории казалось, будто в последние дни она немного сбросила вес, решив есть меньше пудингов и тортов. Она шла по центральной улице в сторону автобусной остановки и думала, что, несмотря на переживания из-за Ральфа и денег, чувствует себя неплохо. Виктория выпрямила спину и втайне получала удовольствие от восхищенных взглядов, которые бросали на нее прохожие.

Сегодня она начинала работу с новыми клиентами: парой врачей с тремя детьми, которые были на грани расставания. Если бы они пришли чуть раньше, когда проблемы только начали проявляться, было бы больше шансов спасти их брак.

Пятьдесят минут консультации истекли, и Виктория решила, что успеет съесть сандвич и забежать в бакалейную лавку до следующих клиентов, которые должны были явиться после полудня. Оливер вышел из своего кабинета в тот момент, когда Виктория открыла дверь. Она почти не сомневалась, что это произошло неслучайно, и быстро начала придумывать повод для отказа.

– Это ты! – сказал Оливер, делая вид, будто удивлен.

Он был в темно-синей рубашке поло и брюках цвета хаки. Виктория уловила аромат сандалового дерева от его лосьона после бритья и, в очередной раз отметив, насколько Оливер красив, быстро отбросила эту мысль и слегка улыбнулась.

– Ты можешь выпить со мной кофе? – Ее удивила настойчивость, звучавшая в его голосе. – Мне нужно кое-что прояснить в наших отношениях.

Виктория уже собиралась отказать, думая о том, что не пьет кофе с мужчинами, которые бьют своих жен, но Оливер легонько сжал ее руку.

– Виктория, пожалуйста. Только один раз.

Она не смогла сказать «нет».

Они сели у окна в маленьком кафе на центральной улице. Виктория была голодна и почувствовала, что готова съесть взглядом кусок пирога на соседнем столике. Но она была настроена быстрее закончить разговор и не собиралась заказывать еду. Судя по всему, у Оливера было не так много времени, и он сразу перешел к делу.

– Я не мог не заметить, что твое отношение ко мне изменилось.

Виктория хотела возразить, но он покачал головой.

– Не притворяйся. Мы оба знаем правду. Сначала я терялся в догадках, но потом все понял. И я хочу прояснить кое-что.

Его прямота обезоруживала, и Виктория вздохнула, чувствуя, что все-таки должна рассказать ему.

– Дебс… – произнесла она.

Оливер кивнул.

– Она рассказала тебе, что я упомянул о насилии в своем браке.

– Дебс хотела предупредить меня.

Оливер пригладил рукой свои короткие волосы с идеальной стрижкой и пристально посмотрел ей в лицо.

– Она не права. И поспешила с выводами. Я рассказал ей не всю историю.

Виктория нахмурилась. Ее кофе оставался практически нетронутым. Мужья-агрессоры обычно всегда находят, как оправдать свое поведение, и Оливер не являлся исключением.

– Можешь мне не рассказывать, – заявила она. – Я не твой консультант.

– И все же, – настаивал он. – Дело в том, что я и пальцем не тронул жену. Это она била меня.

Виктория разинула рот от изумления.

– Как?

– Это началось практически сразу после свадьбы. Когда мы ссорились, жена громко кричала, швыряла в меня сковороды и кастрюли. Я старался не обращать внимания. Знал, что она дама с характером и скоро успокоится. Но постепенно приступы ярости становились все более пугающими. Жена стала в буквальном смысле поднимать на меня руку: пиналась, кусалась, дралась. Я понимал, что с ней что-то не так, но, как многие мужчины в подобных обстоятельствах, винил во всем себя. Мне казалось, что, если бы я мог сделать так, как она просила, был бы более уступчивым и перестал раздражать ее, она не злилась бы.

Оливер отхлебнул кофе из чашки, не сводя взгляда с Виктории.

– Наша любовь умерла, но я оставался с женой ради детей, это было основной причиной. А еще потому, что волновался за нее. Не знал, как она будет жить, если я уйду.

Виктория слушала молча, и ее охватывало чувство вины. Оглядываясь назад, она понимала, что фраза Дебс «насилие в браке» была скорее всего повторением тех слов, которые Оливер сказал ей. Почему же она не расспросила его раньше, ведь это действительно прозвучала странно? Почему не засомневалась в неверных выводах Дебс?

– А с детьми она тоже так себя вела? – поинтересовалась Виктория. Мысли у нее в голове путались.

– К счастью, нет. Если бы она сделала это, я бы немедленно забрал их.

– А твой роман? Он подтолкнул вас к разрыву?

Оливер вздохнул, выпрямил спину и продолжил:

– Нет, долгое время жена ничего не знала. Я сам рассказал в тот момент, когда решил уйти от нее. Но не к другой женщине, к тому моменту эти отношения почти завершились. Честно говоря, мы начали общаться только потому, что я находился в отчаянии и не знал, как жить дальше. Та женщина проходила через сложную процедуру развода, мы оба нуждались в поддержке и успокоении. А подтолкнуло нас к разрыву, как ты выразилась, то, что поведение моей жены ухудшилось. Она перестала контролировать себя.

Виктории нужно было хоть чем-то занять себя, и она крутила в руках солонку. Заметив, что белые крупинки просыпались на стол, смахнула их на пол.

– Что произошло? – спросила она.

Оливер усмехнулся:

– Жена бросила в меня кухонный нож и попала вот сюда. – Он показал на левое предплечье. – Немного правее, и она могла бы меня убить. В тот момент я понял, что мне нужно держаться от нее подальше.

Виктория поморщилась, но промолчала.

– Мужьям, которые пережили насилие, не слишком сочувствуют, – произнес Оливер. – Многие люди не понимают, почему мужчина, который сильнее женщины, позволяет так обращаться с собой. Им кажется, будто это невозможно. – Он прищурился. – Так вот, вполне возможно. Моя бывшая жена умная женщина, у нее прекрасное образование, и она отлично умеет манипулировать людьми. Я никогда не позволил бы себе поднять на нее руку. Кроме того, как я уже говорил, я много лет надеялся, что помогу ей измениться. Сейчас, конечно, мне жаль, что я не ушел раньше.

Виктория отхлебнула кофе и бумажной салфеткой вытерла пену с верхней губы.

– Но почему же ты не ушел?

– Верил в семейные клятвы. Я пообещал заботиться о ней в болезни и в здравии и понимал, что она больна, но не осознает этого и не станет обращаться за помощью. Но в этом есть один плюс – я стал хорошим семейным консультантом. Думаю, ты понимаешь, почему я решил заниматься проблемами домашнего насилия?

Виктория кивнула и опустила голову.

– Жаль, что я плохо думала о тебе. Это непростительно.

– Мой жизненный опыт показывает, что люди всегда торопятся с выводами. Честно говоря, я надеялся, что ты не такая.

Виктории было неприятно слышать его слова, но она понимала, что заслужила их.

– Мало кто знает, – продолжил Оливер, – что мужья, пережившие насилие, встречаются не так уж редко. В действительности, около трети жертв домашнего насилия – мужчины.

Разговор глубоко задел его, и он наклонился ближе к Виктории.

– Эта тема все еще табу, поэтому люди плохо разбираются в ней. Многие мужчины не хотят признаваться в том, что происходит, потому что чувствуют себя полными идиотами, оказавшимися в нелепой ситуации. Даже полиция не принимает их всерьез. Им никто не помогает.

Виктории очень хотелось спрятаться где-нибудь от стыда. Ей казалось, будто Оливер видит ее насквозь и знает, что под внешней образованностью и утонченностью скрывается непробиваемая тупость и целый клубок предрассудков.

– Я ничем не лучше других, – пробормотала она. – Мне не следовало слушать Дебс. Нужно было спросить тебя, а не верить информации из вторых рук. Особенно если вспомнить, как ты был добр ко мне.

– Не надо винить себя. Теперь ты знаешь правду.

Виктория настолько расстроилась, что не могла ничего сказать. Оливер подал знак официанту принести счет и уже сунул руку в карман за монетами, но Виктория настояла, что сама заплатит. К черту семейный бюджет!

– Это меньшее, что я могу сейчас для тебя сделать!

Они молча шли назад к офису. Виктория винила себя за то, что повела себя глупо и поторопилась осудить Оливера. Дебс действовала из лучших побуждений, но самое плохое уже случилось, и теперь у Оливера есть все основания держаться от Виктории подальше. Она вспоминала, как внимателен он был в тот вечер у себя дома, как защитил ее от Розанны, которая вела себя высокомерно и несла всякую чушь. А еще Оливер приглашал поехать посмотреть на выдр. Теперь он больше никогда не позовет ее. Она сама в этом виновата.

Они попрощались у офиса. Виктория знала, что, когда закончатся две ее консультации, Оливер уже уйдет домой.

– Мне действительно очень жаль, – сказала она, сознавая, что извинений тут недостаточно.

– Не думай об этом, я рад, что все рассказал тебе.

Ей хотелось спросить, как она может загладить вину, но решила этого не делать. Она и так причинила ему много бед и теперь должна оставить в покое. После такого ужасного брака Оливеру надо общаться с более умными и тонко чувствующими женщинами. В общем, когда Виктория открыла рот, чтобы что-то сказать, он уже скрылся в кабинете и закрыл за собой дверь.

Дома в тот вечер царила странная атмосфера, и Виктория не могла найти себе места. Разговор с Оливером расстроил ее, и ей нужно была успокоиться, но Саломея вела себя отвратительно.

– Как твои занятия нетболом? – поинтересовалась Виктория.

Дочь нахмурилась и начала выбирать лук из тарелки с тушеными овощами.

– Скукота!

– Ешь, как следует!

– Терпеть не могу лук.

– Как Наоми себя сегодня вела?

Наоми – самая непослушная девочка в классе, и у Саломеи всегда находилась какая-нибудь история о ней. Но она лишь поморщилась.

– Почему ты всегда спрашиваешь про Наоми?

«Видимо, девочка устала, – решила Виктория. – Нужно уложить ее спать пораньше». Она поднесла вилку с рисом ко рту и повернулась к Ральфу.

– У тебя все готово для экзамена?

Последний экзамен состоится на следующей неделе, и сын говорил, что пока все хорошо.

– Я спрашиваю, есть ли ручки, карандаши…

Ральф с грохотом отодвинул стул и поднялся.

– Да.

– Куда ты идешь? – встревожившись, поинтересовалась она.

Сын оставил половину ужина на тарелке, и Виктории не нравилось выражение его лица: жесткое и отстраненное.

– Ухожу.

– Ральф, ты почти не бываешь дома, а тебе надо повторять…

Он выпрямился и недовольно взглянул на мать:

– Я ухожу, это не обсуждается. И я уже сказал, что у меня все под контролем.

Ральф направился к двери, и Виктория последовала за ним, хотя понимала, что нужно оставить его в покое. Она чувствовала, что Саломея наблюдает за ними из-за стола.

– Стой! – воскликнула Виктория, перегораживая ему дорогу в холле. – Мне все это надоело. Ты никуда не пойдешь.

Ральф повернулся и так холодно посмотрел на мать, что она опешила. Разве он не видит, что она расстроена после сегодняшнего трудного дня и напряжена, как сжатая пружина? Ей сейчас нужно лишь, чтобы ее обняли.

– Мама, ты ведешь себя…

Виктория приблизилась к сыну.

– Не нужно говорить мне, как я себя веду!

Ральф свернул в гостиную, и она направилась за ним. Виктория не отдавала себе отчета в своих действиях, и, даже если бы захотела, снизить напряжение уже не получилось бы.

– Прекрати орать, – произнес Ральф с надменным видом. – Хочешь поругаться со мной? У тебя начинается истерика!

Виктория заметила, что он закрыл дверь, чтобы Саломея не слышала их, и это разозлило ее еще больше.

– Куда, черт возьми, ты постоянно ходишь? – крикнула она, уперев руки в бока и сверля его взглядом. – Я до смерти устала от твоих секретов. Мне давным-давно нужно было остановить тебя.

Ральф пригладил рукой волосы.

– Тебе лучше не знать.

– Почему?

– Я хожу к Мэдди.

Сердце Виктории сжалось.

– К какой Мэдди? – спросила она, хотя уже знала ответ.

– К Мэдди Барклай.

Снова это имя. Розовые губы в винном баре. Казалось, что сейчас сын так далеко, будто стоит на противоположном конце огромного поля. Почувствовав, что ноги не держат ее, Виктория села на диван.

– Я часто вижу Мэдди. По вечерам я хожу к ней домой.

Она посмотрела на сына. Он стоял, шевеля губами, и его поза уже не была враждебной. Но произнесенные слова еще больше отдалили его и напугали Викторию.

– Я нашел ее рабочий телефон и позвонил после похорон. Хотел поговорить.

Виктория поджала ноги и сложила руки на груди.

– Что значит, ты ее видишь?

Ральф побледнел, и кожа у него на лице натянулась. Виктория посмотрела на дверь, испытывая облегчение от того, что она закрыта. Саломея не слышит их. Инстинкт матери, которая стремится защитить своего ребенка, брал верх в любой ситуации.

– Ты мог бы, по крайней мере, проявить ко мне уважение, – прошептала Виктория.

Сын стоял спокойно, скрестив руки на груди.

– Мы хорошо ладим, обсуждаем разные проблемы. Мне нравится находиться с ней.

Виктория вдруг почувствовала озноб, у нее застучали зубы. Казалось, они с сыном были единственными людьми на планете, которая перестала вращаться.

– Как ты мог?

Ральф протянул к ней руку, но она отстранилась.

– Не прикасайся ко мне. – Что за змею она приютила в своем доме! – Я поверить в это не могу, – продолжила Виктория, пытаясь осознать смысл его слов. – Ты говоришь мне, что видишься с женщиной, у которой был роман с моим мужем? Да ты отвратителен! Как ты мог? – Она сжала переносицу между большим и указательным пальцами. – Такое ощущение, будто меня предали.

Ральф сунул руки в карманы.

– Это не то, о чем ты думаешь. Мэдди хороший человек. Понимает меня.

Виктория усмехнулась, но он не заметил этого.

– Мэдди заботливая, очень мне помогла. И еще она умеет слушать.

Виктория напряглась, и все ее тело превратилось в один натянутый мускул. Вот бы расколотить сейчас хоть что-нибудь!

– Если она так заботится о тебе, то почему не возражает, когда ты выбрасываешь свое будущее на ветер? Мне кажется, люди, которым мы не безразличны, так себя не ведут. – Виктория сама удивилась, что ей удалось произнести несколько связных фраз.

Ральф настолько ссутулился, что, казалось, стал меньше ростом.

– Она помогает мне с экзаменами…

– Неужели? – Виктория не слушала сына и морщилась от каждого его слова, как от прогорклого масла. – Интересно, с чем еще она тебе помогает?

– Все совсем не так. Послушай, нет смысла сейчас говорить об этом. Ты искажаешь каждое мое слово. Я уже сказал, что ухожу сегодня, а завтра мы поговорим. Мэдди очень расстроена, что ты рассказала. Я знаю, это об отце…

Виктория поднялась с дивана и посмотрела ему в лицо. Ральф был выше ее, но всего на пару дюймов. Рука взметнулась вверх, и она сильно ударила его сначала по одной щеке, потом по другой. Только когда он перехватил ее руки, силы Виктории иссякли. Отступив на шаг, Ральф прижал руки к горящим красным щекам.

– Она расстроена? – Виктория кричала громко, не сдерживаясь. – А как же я? Он был моим мужем! – Ее тело сотрясалось от всхлипываний. – Неужели у тебя нет никаких чувств?

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Саломея. Она побледнела и испуганно смотрела на них.

– Что случилось? У вас все в порядке?

Увидев, что Виктория плачет, она подбежала к ней и зарылась лицом в ее блузку. Виктория прижала дочь к себе дрожащей рукой.

– Извини, дорогая, – сказала она, поглаживая Саломею по голове. – Мамочка расстроена, у нее был шок. – Она изо всех сил пыталась вернуть контроль над собой.

– Какой шок? – спросила Саломея, переводя взгляд с матери на брата. – Что случилось?

Виктория посмотрела сыну в лицо. Он по-прежнему держался за щеки, взгляд у него был испуганный.

– Тебе не о чем волноваться, – обратилась она к дочери. – Просто Ральф собирает вещи, так ведь?

Сын вздрогнул.

– Он отправляется жить к своему другу, – добавила она, продолжая смотреть на сына в упор.

– К какому другу? – удивилась Саломея, но Виктория сделала вид, будто не услышала.

– Ты ведь сможешь быстро собрать свои вещи, не так ли? – продолжила она.

– Ты действительно этого хочешь? – спросил Ральф.

– Да.

Виктория заметила, что сын сгорбился, и уже хотела обнять его, своего дорогого мальчика, но вновь вспомнила о Мэдди.

– Иди к ней! – крикнула она. – Отправляйся немедленно. И не забудь вернуть мне ключи от моего дома.

 

Глава 26

После ухода Ральфа Виктория направилась к пожилой соседке и, сославшись на срочное дело, попросила ее посидеть пару часов с Саломеей. Через полчаса Виктория уже была в Клэпеме в доме своей подруги, где взяла ключ от коттеджа и получила необходимые инструкции.

– С тобой все в порядке? – озабоченно поинтересовалась подруга. Женщины познакомились еще в университете и постоянно поддерживали контакт, хотя виделись редко.

– Да, – ответила Виктория. Она понимала, что выглядит не лучшим образом: бледная и без сил после пережитого потрясения, но обсуждать это не собиралась. – Мне просто нужно уехать на некоторое время. Ты же знаешь, как это бывает?

– Конечно, – нахмурилась подруга. – Там все должно быть исправно, но ты звони, если что-нибудь понадобится.

Вернувшись домой, Виктория максимально вежливо выпроводила соседку и позвонила Джоанне, матери Люси. Она знала, что у этой женщины и так дел по горло, однако она не откажет. «Но, – убеждала себя Виктория, – я со своей стороны сделала бы то же самое, и Саломее будет хорошо в доме Люси. Это единственная семья, которую она знает близко».

Виктория совсем не чувствовала усталости, и спать не хотелось. Со стороны могло показаться, будто ей удалось найти неиссякаемый источник энергии. Она быстро собрала сумку, так как не могла ни присесть, ни перестать двигаться. Ее била дрожь, и мозг работал в полную мощь. Виктория была уверена лишь в одном – ради Саломеи она прежде всего должна позаботиться о себе. Уехать на время казалось ей лучшим вариантом, чтобы привести мысли в порядок.

Утром Виктория отвезла Саломею с вещами в дом Люси и направилась в Дил, графство Кент. Путь занял менее двух часов. Сосредоточившись на дороге и слушая радио, она гнала от себя тяжелые мысли. Избавиться от них, пусть даже на короткое время, было настоящим облегчением.

Ближе к Дувру и белым скалам Виктория немного повеселела и заехала в паромный терминал с тем же приятным волнением, которое обычно испытывала рядом с портами, аэропортами и международными вокзалами. Они напоминали о прошедших путешествиях, о новых землях и о приключениях.

Дорога на Дил скоро превратилась в узкий серпантин в окружении зеленых полей. Небо впереди было полно легких облаков, похожих на вату с оттенком розового, а черная ветряная мельница с белыми лопастями внезапно заставила Викторию поверить, что она находится в миллионе миль от Лондона.

Около половины одиннадцатого утра она прибыла на место, и, остановившись на парковке у берега моря, как посоветовала подруга, некоторое время смотрела по сторонам. Сомнений не оставалось, это было чудесное место. Однажды Виктория приезжала сюда, когда Ральф был маленький, но успела позабыть красоты этих мест. Подруга купила здесь небольшой коттедж на деньги, которые достались ей от бабушки, и вместе с мужем часто приезжала в Дил на выходные. Но в последнее время они стали бывать здесь редко.

За длинной полосой галечного пляжа, спускавшегося вниз, Виктория увидела грязно-серое море. Склон холма был достаточно высокий, и волны, ударяясь о каменистый берег, выбрасывали вверх пузырящуюся белую пену. В прозрачно-голубом небе с резкими криками летали чайки, описывая над Викторией расширяющиеся круги.

Справа, буквально через несколько домов, она увидела перекрещенные плиты бетонного пирса, недавно восстановленного в своей былой красоте и теперь тянувшегося далеко в море. За спиной у Виктории была улица с рядом домов с закругленными фасадами, построенными в георгианскую и раннюю Викторианскую эпохи, часть очень ветхих и выцветших, будто ждущих, когда на них обратят внимание. А свежевыкрашенные фасады обновленных домов радовали глаз розовыми, кремовыми, ярко-белыми и бледно-голубыми оттенками. Людей вокруг было немного: кто-то выгуливал собаку, рыбак занимался чем-то на пляже в нескольких сотнях ярдов слева от нее. Пара маленьких рыбацких лодок из дерева лежали на берегу, накренившись на бок.

Виктория вытянула руки над головой и сделала несколько глубоких вздохов, а потом достала из багажника сумку и начала медленно подниматься вверх от пляжа по узкой петляющей улочке. Возле узкого дома с номером пять, зажатого между другими домами, она остановилась. Он был выкрашен бледно-голубой краской, с большим окном, вытянутым по горизонтали на нижнем этаже и надстройкой, похожей на корабельное «воронье гнездо». Отперев темно-синюю дверь, Виктория оказалась в гостиной, которая из-за очень низкого потолка напоминала каюту. Толстые стены покрашены белой краской, слева – большой встроенный кирпичный камин с кованой решеткой в обрамлении тяжелых деревянных балок из черного дерева. Почувствовав застоявшийся запах дыма, Виктория поморщилась.

Бросив чемодан и сумку на пол в центре гостиной, она прошла в кухню в задней части дома, выходящей окном на задний двор. Кухня оказалась маленькой и скромно оборудованной: в ней уместились лишь раковина из нержавеющей стали, варочная панель и холодильник. И все же она содержалась в идеальной чистоте, и там было все, что могло понадобиться Виктории.

Она заглянула в шкафы и обрадовалась, обнаружив чайные пакетики, соль, перец, оливковое масло и еще кое-что необходимое, включая стиральный порошок. Позднее она купит хлеб, молоко и другие продукты.

Виктория замерла, прислушиваясь, и с удивлением поняла, что слышит лишь звук собственного дыхания. Интересно, когда она в последний раз находилась в полном одиночестве? У нее слегка закружилась голова, и она сделала несколько глубоких вдохов.

Распахнув заднюю дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха, Виктория и потащила чемодан вверх по крутой лестнице, которая сначала упиралась в ванную, а затем круто поворачивала влево в спальню хозяев. К счастью, эта комната оказалась просторной, тоже с белыми стенами и скромной обстановкой: широкая кровать, квадратное зеркало над небольшим камином, деревянный гардероб и комод.

Виктория откинула кремовое хлопковое покрывало и увидела под ним накрахмаленное белое постельное белье. Она уже готова была задернуть шторы и нырнуть в кровать, натянув одеяло на голову, но устояла перед соблазном. Как бы ей ни хотелось сейчас забыться, это не поможет. Нужно придумать, как пережить то, что произошло. По крайней мере, Ральф не имеет представления, где она, и не сможет связаться с ней. Виктория больше не хотела ни видеть, ни слышать сына.

Распаковав вещи и положив немного денег и платежную карту в задний карман, Виктория решила отправиться на прогулку. Больше ей ничего не потребуется, только джемпер – она повязала его вокруг талии – и старые кроссовки.

Чайки, сидевшие сверху на красных столбах, призванных предупреждать о наводнениях, казалось, следили за ней с надменным видом. Их резкие вскрики были похожи на насмешки над ее усилиями. Виктория быстрым шагом вошла на пирс, заметив несколько пожилых пар, отдыхающих на деревянных скамейках, и рыбаков на брезентовых стульях с вещами, сложенными за спинами. Они грели чай на примусах и беседовали. Когда Виктория проходила мимо, они молча кивнули в знак приветствия.

Виктория дошла до кафе в самом конце пирса и постояла там, вглядываясь в морскую даль. Вода была грязно-коричневой, и хотя Виктория очень любила плавать, сегодня море показалось ей темным, холодным и непривлекательным. Вздрогнув, она оглянулась на дома, расположенные вдоль берега, и от близости цивилизации вдруг почувствовала себя еще более одинокой и напуганной.

Смерть Лео и все, что она узнала о нем в последнее время, потрясли ее. И все же ей удалось пережить это. А сейчас она сомневалась, что сумеет продержаться еще какое-то время.

Виктория представила, что смотрит на себя сверху: крошечная фигурка женщины, почти комично противостоящая огромным, накатывающим на нее волнам. Как она может надеяться оседлать эти яростные порывы ветра и справиться с течением? Гораздо проще было бы сдаться.

Виктория натянула джемпер и оглянулась назад: маленькие фигурки рыбаков сгрудились рядом со своими примусами – им не нужно было многого, чтобы наслаждаться жизнью. «Нет, – решила Виктория. – Сдаваться я не намерена». Твердым шагом, засунув руки в карманы джинсов, она направилась в сторону берега. «Не останавливайся», – приказала она себе. Движение – единственный выход.

Вернувшись на берег, Виктория почувствовала, что там гораздо теплее. Городок, наконец, начал просыпаться. Из маленьких магазинов и кафе выходили люди, кто-то улыбался Виктории, но она отводила взгляд, боясь, что прохожие заговорят с ней. Она шла мимо пабов и гостевых домов с ящиками ярко цветущей герани и лобелии на окнах и наконец оказалась около толстых каменных стен замка.

Внезапно Виктория вспомнила сына. Ему тогда было пять лет. Вот он, счастливый, бежит по темному тоннелю крепости Тюдоров. Ральф был полон детского задора и хотел, когда вырастет, стать солдатом и жить в такой крепости.

Мимо прошла маленькая девочка со светлыми волосами. Она держала за руку мать, и Викторию вдруг словно током ударило. Фиби, дочь Мэдди! В последнее время она почти не думала об этой девочке, дочери Лео, которая была немного моложе Саломеи. А вот Ральф, похоже, регулярно видится и общается с ней и уже хорошо ее узнал. Это внезапное открытие стало для Виктории таким же болезненным, как новость о том, что он состоит в странных отношениях с Мэдди.

Что они делают вместе? На мгновение образы Мэдди и миссис Гэннон слились у нее в одну отвратительную картинку. Не обращая внимания на взгляды прохожих, Виктория опустилась на корточки у забора, который окружал замок, и спрятала голову в колени. Она еще кормила Саломею грудью, когда Лео спал с Мэдди, и из его семени потом появилась Фиби – единокровная сестра Ральфа. И теперь Ральф…

– Вы в порядке?

Виктория подняла голову и сквозь слезы увидела пожилого седого мужчину, который смотрел на нее сверху вниз. Она поднялась, покачиваясь.

– Могу ли я… – Мужчина готов был предложить ей помощь, но Виктория покачала головой и направилась дальше, с облегчением чувствуя порывы ветра, дувшего ей в лицо. Рев волн постепенно успокаивал ее.

Она миновала центр города и оказалась в Уолмере. Здесь береговая тропинка стала уже. Виктория шла вдоль длинного ряда красивых старых домов, окна которых выходили на широкую полосу блестящей зеленой травы.

Виктория снова остановилась, чтобы прочитать слова, высеченные на камне, – это было место, где в пятьдесят пятом году до нашей эры высадился Юлий Цезарь со своими войсками. На пляже их встретило большое войско британцев, включая воинов на колесницах, запряженных лошадьми. О чем они думали, когда корабли римлян показались на горизонте? Скорее всего, предвкушая битву, испытывали смесь страха, ужаса и, возможно, восторга.

Как бы ей хотелось сейчас обнаружить в себе хотя бы часть того мужества, хоть каплю адреналина, который, вероятно, бушевал в венах воинов, когда они проверяли оружие и готовились к битве. Виктория считала, что должна нанести ответный удар и сражаться за то, во что верила. Но как это сделать?

Может, прямо сейчас сесть в машину, поехать к Мэдди, дождаться ее появления… Но что потом? Заколоть ее? Задушить? Виктория не собиралась лишать Фиби матери, какой бы отвратительной она ни была. Но она бы с удовольствием причинила Мэдди боль, если бы смогла придумать способ.

А Ральф? Виктория задумалась о своих чувствах к сыну и осознала, что не может ненавидеть его. Он являлся ее плотью и кровью, и она всегда будет любить его. И все же Виктория хотела наказать Ральфа, чтобы он понял, как жестоко поступил. И лучший способ, который могла придумать, – причинить вред Мэдди.

Виктория покачала головой. Даже в самых смелых мечтах, до всех этих событий, она не могла вообразить, что начнет планировать жестокую месть. И ненавидела ту женщину, в которую превратилась, практически так же, как Мэдди.

Виктория снова отправилась в путь, вскоре свернула с тропинки направо и оказалась в деревне Верхний Уолмер. Побродила между домами, не зная, что именно ищет, пока не увидела маленькую старую церковь из темно-серого камня. Около крыльца росло огромное тисовое дерево. Дверь оказалась заперта, и Виктория зашла на пустое кладбище, где практически невозможно было пройти, не задев шероховатый могильный камень. Некоторые уже поросли мхом, лишайником и плющом, а надписи были едва различимы, но попадались и новые, чистые камни.

Имена, которые Виктории удавалось разобрать на могильных плитах, вызывали у нее легкую улыбку: Филлис и ее горячо любимый муж Артур, Эдит Масгрейв, Авраам Гриббл. Сейчас уже никто не носит имя Авраам. Интересно, как смотрелось бы тут ее имя – Виктория Ройс? Назваться Брук было бы неправильно. Но кто такая Виктория Ройс?

Ей вдруг пришло в голову, что здесь она ни с кем не знакома. И, если захотеть, она могла бы назваться как угодно и придумать о себе любую историю. Виктория чувствовала себя какой-то другой женщиной. Все, что она раньше думала о себе, оказалось неверным. И теперь ей представлялось, что она, нагая, стоит в самом центре кладбища – чужестранка, выброшенная волнами на берег.

Виктория вдруг сорвалась с места и начала пробираться между могилами и сквозь заросли, поскальзываясь на заросших травой плитах и неровностях, пока не оказалась около церковных стен. Приложив ладони к холодным камням и прижавшись щекой к их жесткой поверхности, она опустилась на колени, ощутив рядом с этим древним строением всю мягкость и хрупкость собственного тела. Закрыв глаза, Виктория принялась молиться о том, чтобы найти путь назад. Ей хотелось ждать и надеяться. Но небеса молчали: ни разряда молнии, ни громогласного голоса, зовущего ее по имени. Лишь пение птиц и равнодушный шелест листьев.

Понедельник, 28 июня

Мэдди задумалась. Через два дня Ральф сдает последний экзамен. Что будет после этого, они пока не обсуждали. Он подошел к дверям ее спальни в мятой футболке и порванных джинсах.

– У меня скоро мозг взорвется, – сказал он и убрал со лба челку, которую следовало подстричь.

Ральф был очень красивый. Мэдди, хмурясь, сидела за столом. Он приехал к ней три дня назад со слезами на глазах и большой сумкой в руках, и что она могла сделать? Не выставлять же его за дверь! Мэдди соорудила для него временную кровать в гостиной. Но все эти дни чувствовала себя неловко.

Она вспомнила о Виктории, и у нее перехватило дыхание. Мэдди пришла в ужас, узнав, что Ральф рассказал матери об их отношениях, но не стала обсуждать это с ним. Он и так был сильно расстроен. Ей хотелось объяснить все Виктории и успокоить ее, но Ральф сказал, что дома никто не отвечает на звонки, и сотовый телефон Виктория тоже не берет.

– Ты скоро будешь есть? – поинтересовался он, не решаясь войти.

– Мне нужно закончить кое-что, – резко ответила Мэдди. – Тебе придется самому приготовить ленч.

У Ральфа вытянулось лицо, и Мэдди пожалела о своем тоне.

– Прости, я скоро приду.

Его лицо просветлело.

– Хорошо я приготовлю яйца.

– Ральф!

Он обернулся.

– Ты уже думал о том, чем займешься после экзаменов? – Наверное, она все-таки поспешила с этим вопросом.

Он переминался с ноги на ногу и как-то странно смотрел на Мэдди.

– В чем дело? – произнесла она.

– Ну, я…

– Давай же, говори!

– Несколько моих друзей планируют отправиться в поездку по Европе на поезде. Я отложил небольшую сумму из тех денег, что ты мне платишь, и до переезда к тебе планировал…

– Отличная идея!

Ральф закусил губу.

– Так в чем проблема?

– Ну, честно говоря, в маме… – Его глаза затуманились. – Мне бы хотелось знать, где она сейчас.

Мэдди с сочувствием посмотрела на него.

– А еще я подумал, что ты не захочешь отпускать меня, – продолжил он. – Решишь, будто я бросаю тебя.

Мэдди колебалась. Конечно, она будет скучать по нему. Мэдди расправила плечи и посмотрела Ральфу в лицо.

– Ты должен ехать, если хочешь. Поездка по Европе – хороший опыт. Я уверена, что с твоей матерью все в порядке и она скоро свяжется с тобой. И тоже одобрит данную идею.

Ральф нахмурился. Наверное, он давно размышлял над этим разговором и волновался. Ей захотелось провести прохладной рукой по его лбу, чтобы разгладить морщины, но она сдержалась.

– А как же университет? – поинтересовалась Мэдди.

Ральф планировал, если успешно сдаст экзамены, с сентября поступить в университет и изучать историю.

– Не знаю, – произнес он.

Ральф вышел из комнаты, а Мэдди оставалась там еще некоторое время, поставив локти на стол и спрятав подбородок в ладонях. Его желание отправиться в путешествие должно было обрадовать ее, разве не так? Мэдди намеренно вела себя по отношению к Ральфу холоднее, чем раньше, и надеялась, что его чувства к ней изменились. В конце концов, что такое любовь для молодого человека? Ей лишь нужно, чтобы он не расслабился до экзамена и нашел способ помириться с матерью, хотя это будет нелегко. А затем, если потребуется, она поможет ему спланировать поездку. Если все сложится удачно, месяц или два вдали от нее станут для Ральфа хорошей возможностью поразмышлять о жизни и о том, чего он действительно хочет.

Мэдди пролистала список контактов в своем телефоне и нашла номер, который был ей сейчас нужен. Она обдумывала эту идею с момента ее встречи с Викторией и Кэт, и она казалась ей вполне разумной, особенно теперь, с учетом вероятного отъезда Ральфа. Мэдди понимала, что ее предложение может прозвучать как попытка компенсировать ущерб, но оно по-настоящему стоящее. Ей хотелось надеяться, что ее слова не будут неправильно истолкованы.

В тот вечер, когда Виктория рассказала им о Лео и Анне, они с Кэт долго беседовали у вокзала, забыв о том, что пропускают поезда один за другим. Мэдди удалось многое узнать о Кэт, и у нее возникла одна идея.

Кэт до смерти надоела ее работа в книжном магазине, и она хотела сочинять рассказы, но сомневалась в своих силах. Ей нужно двигаться дальше, заняться каким-то другим делом, которое поможет ей поверить в себя. У этой девушки большой потенциал, и Виктория, сильно привязавшаяся за это время к Кэт, наверняка будет довольна, если кто-нибудь – все равно кто – попытается помочь.

Мэдди нажала кнопку телефона и с волнением ждала ответа юной возлюбленной Лео.

 

Глава 27

Воскресенье, 4 июля

– Что ты так сияешь? Выиграла в лотерею?

Кэт вышла из подъезда и столкнулась с Али. Он широко улыбнулся, увидев ее. Али убирал улицу перед закусочной, собирая обрывки бумаги и упаковку от бургеров. В выходные, когда закусочная работала до поздней ночи, мусора вокруг скапливалось много.

– Хотелось бы, – улыбнулась Кэт. – Но ты не поверишь! Я иду на собеседование по работе.

Али бросил на землю черный мусорный пакет, и его содержимое разлетелось по сторонам.

– Чудесные новости! – воскликнул он, поднимая руки к небу в благодарственном жесте. – Чем собираешься заниматься?

– Наверное, буду помогать одной женщине с реализацией ее нового проекта в Интернете. Это бизнес по поиску работы для мам с детьми. Я должна буду редактировать сайт, а также помогать своей начальнице еще в одном деле – она занимается организацией мероприятий. Конечно, мне придется многому научиться, ведь я практически ничего не знаю о бизнесе. Но это отличная возможность, поскольку я до смерти устала от книжного магазина.

Али почесал затылок.

– Бизнес в Интернете? Хороший доход? Ты много зарабатываешь? – Он потер друг о друга большой и указательный пальцы.

Кэт покачала головой:

– Сначала будет сущая ерунда, но, если компанию ждет успех, моя зарплата вырастет.

– Маленькая зарплата – плохо. Тебе надо пойти туда, где платят больше! – Его лицо вдруг просветлело. – У меня есть идея. Приходи работать ко мне. Я буду платить мало, но ты все узнаешь о кебабах. У меня всегда много посетителей! – В качестве доказательства он указал на разбросанный вокруг закусочной мусор. – Я покупаю миссис Али на день рождения новый серебристый «лендровер дискавери». Он отлично подходит для езды по городу и за городом. В салоне удобно размещаются семь человек, и его также отличает многофункциональность и изысканность высшего уровня.

Видимо, Али потребовалось много времени, чтобы запомнить эти рекламные штампы.

– Вот видишь, на кебабах можно заработать хорошие деньги, – добавил Али с видом победителя. – Приходи работать ко мне, и наступит день, когда ты сама станешь хозяйкой закусочной. Назовешь ее «Кебабы Кэт». – Он махнул рукой в сторону своего павильона, показывая, где могла бы висеть вывеска. – Но только не здесь, не на Роман-роуд. Тебе нужно выбрать какой-нибудь приятный район типа Уиллесдена. Говорят, там можно выгодно купить недвижимость.

Кэт рассмеялась:

– Большое спасибо за предложение, но работа с персоналом мне больше подходит.

Али пожал плечами:

– Как скажешь. Но, возможно, ты совершаешь большую ошибку.

День становился все жарче, и Кэт сняла жакет. Перед собеседованием она нашла костюм из «Праймарк», который надевала на похороны Лео, и выгладила чистую белую блузку. Кэт не умела обращаться с утюгом и сделала несколько складок на спинке, поэтому во время интервью старалась не поворачиваться спиной к Мэдди.

Звонок Мэдди стал для Кэт неожиданностью, и поначалу она настороженно отнеслась к ее предложению. Но, чем дольше Мэдди говорила, тем больше Кэт верила в ее искренность. Мэдди протягивала ей оливковую ветвь, и с ее стороны было бы глупо не принять ее.

Сама идея работать с любовницей Лео была странной, но ведь после его смерти все было необычно. Кроме того, после их разговора у вокзала Кэт стала лучше относиться к Мэдди и решила, что она не так уж и плоха.

Когда Кэт подошла к двери квартиры, у нее сдали нервы, но Мэдди вовремя увидела ее в окно и не оставила шансов на побег. Она была в джинсах, белой футболке и босиком, и Кэт подумала, что одета несуразно и не к месту. Но Мэдди встретила ее по-дружески, и Кэт успокоилась: Мэдди с Кэт сделала кофе, и они сели в гостиной, заставленной неразобранными коробками. Для собеседования обстановка была неформальной, поэтому поначалу Кэт не могла сосредоточиться. Она рассматривала мебель, картины и глядела на Мэдди, пытаясь представить ее вместе с Лео. Встретиться с ней в баре и увидеть, как она живет, – совершенно разные вещи.

Кэт знала, что прежде Мэдди жила в другом месте. Лео никогда не бывал здесь, но, наверное, сидел на этом диване, пил из этих чашек и получал удовольствие в доме Мэдди так же, как расслаблялся с Кэт в своей квартире в Кенсингтоне.

Делал ли он с ней те же вещи, которыми занимался с Кэт? Пил свой любимый чай? Смотрел фильмы? Занимался сексом? Кэт вздрогнула. Разумеется, да. Она думала, что расстроится и разозлится, но с удивлением осознала, что вместо ревности испытывает иное чувство, похожее на сочувствие. Они обе скучали по Лео. И им обеим он лгал и изменял.

Мэдди рассказывала о будущей работе, и Кэт, которая наконец-то смогла сосредоточиться, воодушевилась.

– Я не справляюсь сама, – призналась Мэдди. – Мне нужна помощь. Наши отношения будут не такие, как у начальника и подчиненного, а скорее как у партнеров. – Она сделала глоток кофе и взглянула на Кэт. – Я понимаю, что иду на риск, потому что мы не работали вместе раньше и у тебя нет опыта. Но планирую научить тебя всему, что знаю сама. Интуиция подсказывает, что ты яркая молодая женщина с хорошими способностями к сочинительству и многими другими талантами. Кроме того, я хочу помочь тебе. И думаю, что ты поможешь мне.

Фиби в розовой футболке и коротких джинсовых шортах с цветочными аппликациями вошла в комнату и села в кресло рядом с матерью. Она была босиком, светлые волосы растрепались и обрамляли лицо спутанными локонами. У Кэт сжалось сердце. Фиби была частью Лео, его живым наследием, которого Кэт лишена. Но это и к лучшему. Она не готова стать матерью. Оставались еще дела, которые она планировала сделать до появления ребенка. И Кэт решительно отбросила от себя грустные мысли.

– Когда ты освободишься? Мне скучно! – принялась ныть Фиби.

– Мы недолго, – ответила Мэдди и погладила дочь по голове. – Иди и поиграй еще минут десять, а потом мы пойдем в парк. – Извини… – Она снова повернулась к Кэт. – Ей скучно без братьев и сестер. Нам бы хотелось, чтобы был еще кто-то…

Она осеклась, и Кэт была ей за это благодарна. Наверное, наступит день, когда они смогут обсуждать свои отношения с Лео, но пока не время.

– Я буду платить тебе столько же, сколько ты получаешь в магазине, – продолжила Мэдди.

У Кэт вытянулось лицо.

– Я так понимаю, ты надеялась на прибавку?

Кэт кивнула.

Мэдди сделала глоток кофе и скрестила стройные ноги.

– Я не могу обещать сейчас, но даю слово, что стану регулярно пересматривать твою зарплату. Если у нас все получится, а я в этом не сомневаюсь, то смогу платить тебе больше. Мы будем работать на равных. Я получаю прибавку, и ты тоже. Как тебе такое предложение?

Кэт глубоко вздохнула и кивнула. Она понимала, что с предложением Мэдди в ее жизнь входит надежда, и догадывалась, что Трейси назовет ее поступок безумным. Кэт представила, как подруга стоит перед ней, уперев руки в бока, и спрашивает, какого черта она оставила стабильную работу ради места, которого может лишиться через несколько месяцев или даже недель? Заявит, что Кэт сошла с ума, – это слишком рискованно.

Но что-то ведь нужно менять. Книжный магазин отнимал у Кэт всю жизненную энергию, и издатели не толпились в очереди за ее рукописями. Она не знала, хватит ли у нее мужества предлагать свои сочинения еще кому-то, и боялась, что не переживет очередного отказа.

Интересно, как Джарвис воспримет новость о смене работы? Но она ведь не его собственность и сама принимает решения. И возможность видеть Джарвиса не каждый день, а также каждую ночь и все выходные, тоже казалась ей привлекательной. Можно очень быстро насытиться общением с человеком, даже если вы всего лишь встречаетесь. Но, конечно, она не будет говорить ему об этом.

Взгляд Кэт упал на раскладушку в углу комнаты и стопку учебников рядом с ней. Мэдди заметила это и, глубоко вздохнув, спокойно произнесла:

– Ральф живет у меня.

Кэт вытаращила глаза. Она ослышалась?

Мэдди кивнула.

– Сын Лео и Виктории.

Видимо, шок и замешательство, которые испытала Кэт, отразились у нее на лице, и Мэдди принялась объяснять, что произошло:

– Он позвонил мне в офис несколько месяцев назад и попросил о встрече. У него были сложные чувства по поводу отца, и с Викторией отношения не ладились. Мне стало жаль его.

Кэт молчала, стараясь осознать услышанное.

– С тех пор Ральф часто приходил ко мне, – продолжила Мэдди. – Кое-что делал по работе, а я помогала ему готовиться к экзаменам. А четыре дня назад он сообщил матери, что видится со мной, и они сильно поссорились. Виктория выгнала его из дома, и Ральф пришел ко мне с вещами. Я не смогла прогнать его.

Кэт проглотила комок в горле, мысли в голове путались. Неужели это ловушка?

– А Виктория? Как она? – спросила Кэт.

– Не знаю. Она не отвечает на звонки Ральфа. И я ужасно себя чувствую. Мне кажется, Виктория очень расстроена из-за того, что произошло.

Кэт скрестила руки и ноги и вжалась в спинку дивана. Она была оскорблена и расстроена не меньше, чем ее старшая подруга.

– Бедная Виктория!

Кэт вспомнила все добрые поступки Виктории. Чайный сервиз для матери, регулярные звонки, предложения и вопросы о том, чем еще она может помочь. И ведь это Виктория рассказала им с Мэдди о своей поездке в Париж, встрече с Эльзой и о том, что узнала о Лео. Она могла не делать этого, и сейчас не заслуживает подобного обращения…

Кэт была в восторге от предложения Мэдди, но могла думать лишь о том, как несчастна Виктория. Когда в замочной скважине повернулся ключ, она подскочила на месте, и у нее перехватило дыхание. В комнату вошел Ральф с пакетом молока и багетом в руках. Он был очень высоким, каким Кэт его и помнила, и выглядел скованно и немного неуклюже.

– Я Ральф, – представился он, хотя это было необязательно, и встал у стены.

Кэт поднялась и расправила плечи, стараясь не показать, что волнуется.

– Знаю, – кивнула она. – И тебе следует помириться с матерью.

Ральф опустил голову:

– Как это сделать?

Кэт схватила жакет со спинки дивана и принялась натягивать его. Затем она узнала у Мэдди, когда нужно приступить к работе, пожала ей руку и поспешила к двери.

– Куда ты направляешься? – провожая ее, спросила Мэдди. Она словно почувствовала, что планы Кэт имеют непосредственное отношение к ней и к Ральфу.

– Я не могу сейчас объяснить. Но я позвоню.

Кэт никогда не была в Диле. Много лет она не выбиралась из Лондона, и очень удивилась, когда поезд вдруг выехал на зеленые луга, где пасся скот. Подобных пейзажей в своем районе Кэт не видела. Она позвонила Виктории и почувствовала облегчение, услышав ответ. Значит, Виктория игнорирует только звонки Ральфа.

– Со мной все хорошо, не беспокойся, – сказала та, когда Кэт объяснила, что знает о случившемся.

Но ее голос свидетельствовал об обратном.

Они встретились у пирса около шести часов вечера. Еще не похолодало, и Кэт была очарована чайками, милыми старомодными магазинчиками и практически праздничной атмосферой. У нее возникло ощущение, будто она приехала сюда на каникулы. Но стоило ей увидеть Викторию с растрепанными волосами и озабоченным выражением лица, ее настроение испортилось. Эта женщина не имела ничего общего с той доброй, мудрой, элегантной дамой, какую знала Кэт. Она выглядела потерянной. Они молча обнялись. Виктория была гораздо выше, но, казалось, именно Кэт поддерживала их обеих.

– Ты голодна? – наконец поинтересовалась Виктория, как всегда проявляя заботу о ней.

Вспомнив, что после завтрака ничего не ела, Кэт кивнула. Они выбрали паб на берегу, табличка на двери которого гласила: «Открыто весь день». Кэт заказала лимонад и апельсиновый сок для обеих и суп с крутонами для себя, а для Виктории финиковый пудинг с карамелью. По ее виду было понятно, что сейчас ей нужно именно это. Они сели за маленький столик в тихом уголке в задней части зала.

В пабе было малолюдно: несколько местных жителей, в основном мужчины, стояли у бара и беседовали с хозяином, и женщина средних лет в костюме, которая, вероятно, приехала сюда по работе. Она пила кофе и листала газету.

– Тебе не следовало приезжать, – произнесла Виктория, поднимая голову. Кэт улыбнулась. – Но все равно спасибо.

Виктория взяла свой бокал, и Кэт заметила, что у нее дрожат руки. Судя по всему, она до сих пор находилась в стрессе, хотя после ссоры с Ральфом прошло восемь дней.

– Послушай, – сказала Кэт, набрав полную грудь воздуха, – все не настолько плохо.

– Я чувствую, что меня предали… И это сделал мой сын.

Хозяин принес пудинг и суп для Кэт. Попробовав суп, Кэт стала объяснять, как Ральф познакомился с Мэдди.

– Ему вообще не следовало приближаться к ней, – сказала Виктория и поморщилась. – И ему было этого мало! Он постоянно находился у нее дома, не говоря мне, куда ходит. А я ужасно волновалась! Представляю, чем они там занимались! – Она закрыла лицо руками.

Кэт наклонилась и дотронулась до ее руки.

– Мэдди помогала Ральфу готовиться к экзаменам. Я видела книги.

– Ты в это веришь? – усмехнулась Виктория.

– Да, и Мэдди чувствует себя виноватой. Она просила Ральфа связаться с тобой и помириться, но ты не отвечаешь на его звонки. Мэдди не хочет, чтобы Ральф оставался с ней. И намерена вернуть его домой, к тебе.

Виктория вздохнула:

– Я не могу с ним говорить. Что я ему скажу?

Кэт не привыкла решать чужие проблемы, но, вспомнив, как добра была к ней Виктория в тот ужасный день, когда она сообщила о своей беременности, поняла, что должна помочь ей. В тот день Кэт была в отчаянии, и Виктория проявила искреннее сострадание. Так что теперь Кэт сделает все, чтобы исправить сложившуюся ситуацию.

– Послушай, – произнесла она, заметив, что Виктория так и не притронулась к пудингу. – Я останусь тут с тобой на несколько дней.

Брови Виктории взметнулись вверх.

– Но ты не можешь, как же…

– Я взяла с собой вещи. – Кэт указала на маленький рюкзак около стула. – И попросила соседей присмотреть за мамой. Завтра я позвоню на работу и скажу, что не приду. Не волнуйся, – продолжила она. – Просто я не могу оставить тебя в таком состоянии. Пойдем в дом, я приготовлю ужин, и мы все обсудим.

Сидя рядом с Кэт у камина, с бокалом белого вина, и глядя на мягкие языки пламени, Виктория чувствовала себя гораздо лучше, чем во все предыдущие дни. Она была очень благодарна Кэт. Ее приезд помог Виктории немного успокоиться, обрести душевное равновесие и посмотреть в будущее.

«А она милая девочка, – думала она, снова наполняя бокал. – Странная смесь жесткости, агрессии и нежности. И ей уже столько всего довелось пережить!» Они немного поговорили о новой работе Кэт. Не вспоминать некоторое время о Ральфе стало для Виктории облегчением. Несмотря на ненависть к Мэдди, она сообразила, что ее предложение открывает новые возможности для Кэт.

Кэт также упомянула, что пишет стихи и рассказы, но ей пока не удалось ничего опубликовать.

– Мне бы хотелось прочитать что-нибудь из твоих сочинений, если позволишь, – произнесла Виктория.

Кэт ответила, что подумает об этом.

– А как твоя личная жизнь? – поинтересовалась Виктория. – Кто-нибудь появился на горизонте?

После смерти Лео прошло уже семь месяцев. А Кэт так молода. Хорошо, если бы у нее появился новый возлюбленный.

Кэт нахмурилась:

– Ну, есть один парень…

Виктория слушала рассказ Кэт о Джарвисе, его доброте и о том, как все, оказывается, были правы, утверждая, что они друг другу подходят.

– Но ты не уверена в этом? Ты его любишь?

Кэт удобнее устроилась на диване.

– Я думаю, что он особенный. Да, я его люблю. Просто…

– А он предан тебе? – перебила Виктория. – Не засматривается на других женщин?

– Нет.

– Так это же замечательно! – воскликнула она и взяла чипсы из глубокой тарелки, которая стояла у ее ног. – Несмотря на то, что случилось в моей жизни, я действительно верю в любовь и крепкий брак. Уверена: это лучший путь к счастью. Я очень рада за тебя.

– Но… – Кэт вытянула ногу и случайно опрокинула бокал, который стоял у ее ног. – Ой, прости…

Виктория вскочила:

– Не волнуйся. Обычно я все опрокидываю. Сейчас принесу тряпку.

Виктория направилась в кухню с ощущением, что Кэт собиралась добавить что-то еще, но, когда вернулась, та сменила тему.

– Что ты будешь делать с Ральфом?

Виктория нахмурилась, прядь волос упала ей на лицо, и она заправила ее за ухо.

– Не знаю.

Кэт выпрямилась:

– У меня есть идея. Почему бы нам не сесть всем вместе и не поговорить? Надеюсь, мое присутствие поможет. Я могу стать своего рода посредником. Конечно, у меня нет опыта. Но мы ведь взрослые люди, – продолжала она, – и следует признать, как ты сама сказала, что мы все связаны вместе, нравится нам это или нет.

Виктория вздрогнула:

– Я не смогу снова встретиться с этой женщиной лицом к лицу. Я ее ненавижу!

Кэт сделала глоток вина и кивнула:

– Понимаю. Но хотя бы подумай об этом.

Позднее, уже в постели, Виктория снова размышляла о Ральфе: что он делает, скучает ли по ней и вспоминает ли ее вообще. Удивительно, как сильно ей хотелось ударить его в тот вечер в холле. Однако разговор с Кэт смягчил ее ярость. Она вспомнила Лео, и ее охватила злость. Он несет ответственность за все случившееся и за то, что они с сыном отдалились друг от друга! Лео предал сначала Гэннонов, а потом и ее, Викторию. И последствия его действий, похоже, будут бесконечными, как диск с музыкой, который начинает играть снова и снова. Виктория подумала о Кэт, и волна тепла разлилась по ее телу. Если в этой ужасной истории есть позитив, он в том, насколько хорошим человеком оказалась эта странного вида девушка.

Она снова вернулась мыслями к Лео и решила, что он по-прежнему уже из могилы дирижирует ее жизнью, контролируя действия и мысли. Мешает ей двигаться дальше. Виктория сжала кулаки и часто задышала. Она поняла, что устала от чужих манипуляций. Ведь влияние Лео как злокачественная опухоль постепенно распространяется на всю ее семью. И ей захотелось освободиться.

 

Глава 28

Вторник, 6 июля

Ральф прекратил попытки связаться с матерью. Оставил ей множество сообщений на телефоне, но она так и не ответила. Пробовать снова бессмысленно. Жаль, что он не может делать вид, будто ему безразлично! Она лгала ему все эти годы, обращалась с ним, как с ребенком, притворялась, что все в порядке, и заставляла смотреть на мир ее глазами. Виктория во многом заблуждалась. Но все же… Ральф знал, что она любит его. И, несмотря ни на что, тоже любил ее, ведь она была его матерью.

Ральф на цыпочках вошел в комнату Мэдди. Она крепко спала. Красивая женщина, которая ему нравилась. Как фрилансер Мэдди теперь много работала, и ее новый бизнес шел в гору, но Ральф все равно переживал и никак не мог разобраться, что именно его беспокоит.

Дело не в том, как Мэдди обращалась с ним. Ведь она пустила его в дом и помогала с подготовкой к экзаменам. И все же что-то изменилось. Мэдди словно отдалилась от него. Когда он говорил с Мэдди, по ее глазам становилось ясно: мыслями она очень далеко.

Ральф закусил губу. Видимо, Мэдди просто все надоело, и теперь, когда экзамены сданы, она хочет избавиться от него. Он прямо спросил ее об этом, когда она собиралась ложиться спать, но она все отрицала.

– Не говори глупости, Ральф, – сказала она. – Ты это выдумал.

Но он знал, что это не так. И чувствовал, что дело не в усталости. А как она ухватилась за его идею поехать в путешествие по Европе! А это ведь была проверка. Конечно, ему хотелось присоединиться к друзьям, но он знал, что это невозможно. Не сейчас, когда происходит столько событий. Ральф надеялся, что Мэдди будет умолять его остаться и скажет, что станет сильно скучать. Но она обрадовалась шансу избавиться от него, и это, как и невозможность поговорить с матерью, окончательно вывело его из себя. Хотел бы он знать, где сейчас Виктория, и о чем она думает? И где Саломея? Ральф скучал по сестре.

Пока Ральф жил дома, ненависть к матери была настолько отчетливой и сильной, что стала основой его существования. Осознание того, что он делает ей больно, наполняло жизнь смыслом и приносило удовлетворение. Но сейчас, когда Виктории не было рядом, пустота в сердце становилась все больше, и Ральф чувствовал себя виноватым. Он вспоминал их редкие разговоры о детстве Виктории и о том, как несчастливы в браке были ее родители. Возможно, мать не рассказывала ему многого, чтобы не травмировать. Наверняка у нее имелись веские причины, чтобы связать жизнь с его отцом, великим дирижером. Но она была бы более счастливой с каким-нибудь добрым и надежным человеком: банкиром, например, или еще с кем-нибудь. Может, просто не знала, какими бывают нормальные отношения, потому что не видела их в родительской семье?

А Мэдди в жизни Ральфа долго оставалась тенью. Она была женщиной, с которой встречался отец, но про нее никогда не говорили, делая вид, будто все в порядке. Он сжал кулаки. Какой смысл сейчас думать об этом?

Ральф прошел в соседнюю комнату, где стояла раскладушка, и, сняв пижамные брюки, надел джинсы и толстовку, сунул в карман бумажник и обулся в кроссовки. На всякий случай взглянув на экран телефона, который лежал на столе в холле – сообщений от Виктории по-прежнему не было, он на цыпочках прошел в спальню Фиби. Девочка лежала на спине, вытянув руки над головой, рот слегка приоткрыт. Ральф осторожно поцеловал ее в щеку.

– Пока, Фиби!

Он давно не ел, его руки и ноги были словно налиты свинцом и болели. Ральф не знал, что делать дальше. Еще один взгляд на экран телефона – нет ли новых сообщений. Ничего. На столе лежала бумага и ручка. «Дорогая Мэдди, – написал он, – спасибо, что приютила меня. Обнимаю. Ральф».

Оставив записку на столе, он открыл дверь и ушел.

Среда, 7 июля

Мэдди по натуре была из тех людей, чей стакан всегда наполовину полон: верила в свои силы, возможность действовать, и ее воображение никогда не рисовало худшие сценарии развития событий. Но как только на следующее утро она прочитала записку от Ральфа и увидела на столе телефон, в голову ей полезли страшные мысли. Мэдди побежала в соседнюю комнату, чтобы проверить, на месте ли его вещи. Чемодан – открытый, но так до конца и не разобранный, стоял у стены, и из него торчала смятая одежда. Похоже, он не взял с собой ничего: теплая куртка висела в холле, а зубная щетка лежала в ванной комнате рядом с раковиной.

Она не знала, где Ральф держит свой бумажник, но не нашла его в карманах одежды и решила, что это хороший знак. Если бы он собирался что-то с собой сделать, то не стал бы брать деньги. И все же Мэдди очень волновалась, что Ральф ушел без телефона, потому что раньше никогда не расставался с ним, словно был соединен с аппаратом невидимой пуповиной.

Фиби сидела за кухонным столом и листала комиксы.

– Мамочка, а почему я сегодня не иду в школу? – радостно поинтересовалась она.

Но мысли Мэдди были сейчас очень далеко от дома.

– Ма-ма! – громче позвала Фиби.

Мэдди, взглянув на дочь, увидела, что она еще в ночной рубашке, растрепанная и теплая после сна.

– Что? Прости меня. Я не знаю, куда подевался Ральф. Нам надо найти его.

Фиби нахмурилась:

– Может, он встречается с друзьями? – Она иногда слышала рассказы Ральфа о Мэтте, Джоше и Пэте.

– Не знаю!

Мэдди посмотрела на его телефон, который по-прежнему сжимала в руке, и пролистала список последних набранных номеров. Хорошая идея! Она обзвонит всех по очереди. Нужно это сделать, кто-нибудь наверняка знает, где искать Ральфа.

Мэдди ушла в комнату и села на кровать. Какие-то имена были ей знакомы, некоторые она никогда не слышала, но в основном все отвечали на ее звонок. Судя по всему, эти ребята тоже не расставались со своими телефонами.

– Привет, Ральф! Что ты хотел? Чем занимаешься? Да…

Почти все голоса звучали сонно. Экзамены сданы, и можно позволить себе поваляться в кровати подольше. Но голоса тут же менялись, когда Мэдди сообщала, что произошло.

– Нет, – раздавался ответ в трубке. – Я его не видел. Извините.

И каждого из них Мэдди просила на всякий случай записать ее телефон.

Она ходила по квартире, пытаясь поставить себя на место Ральфа и сообразить, куда он мог пойти и чем заняться. Ей хотелось думать, что она не имеет отношения к его исчезновению, что все произошло из-за Виктории и их ссоры, но в душе Мэдди опасалась, что имелись и другие причины. Да, она отдалилась от Ральфа последние несколько дней, но сделала это исключительно ради его блага. Кроме того, он ведь сказал, что собирается в долгую поездку. Мэдди считала, что поступает правильно.

Наверное, она зашла слишком далеко. Мэдди накрыла волна тошноты, щеки горели, а тело словно окаменело. Ральфу ведь всего восемнадцать лет, он потерял отца, и мать не отвечает на его звонки. Он сейчас очень расстроен и уязвим. Ей следовало быть с ним помягче. На глазах Мэдди выступили слезы, но она постаралась успокоиться. Нет смысла жалеть себя! Ситуация требует немедленных действий и практических решений. Мэдди решила позвонить в полицию. Лучше поставить их в известность немедленно, даже если Ральф скоро объявится и выяснится, что она переполошилась напрасно.

Полицейских интересовало, какие места обычно посещает Ральф, что могло подтолкнуть его к исчезновению, здоров ли он и так далее, и посоветовали обзвонить местные больницы. Сказали, что распространят информацию немедленно, а позднее пришлют к ней человека, чтобы официально оформить заявление. Когда ее спросили, какие отношения их связывают, Мэдди стало не по себе. Она не сделала ничего дурного, однако чувствовала себя преступницей. И все-таки они внимательно выслушали ее и предложили позвонить тем, у кого, по ее мнению, могла быть любая информация о Ральфе. И Мэдди, обкусывая ногти, вспомнила, что еще не звонила Виктории. Она ведь до сих пор ни разу не ответила на звонок Ральфа. Кроме того, никто не знает, куда она подевалась. Ральф не мог уехать к матери. Но Мэдди решила, что Виктория может ответить, если она позвонит со своего телефона. И наверняка посоветует, где его искать.

В спальню вошла Фиби. Губы у нее были в молоке, и она так до сих пор и не переоделась.

– Нужно умыться и сменить одежду, – сказала Мэдди, стараясь говорить спокойно.

Когда она набирала номер Виктории, ее сердце готово было выскочить из груди. Не дождавшись ответа, она оставила срочное голосовое сообщение и отправила текст: «Я не знаю, где Ральф. Срочно перезвони. Мэдди».

Виктория перезвонила через минуту двадцать девять секунд.

– Что случилось? – В ее голосе звучал испуг, и Мэдди подумала, что, несмотря ни на что, эта женщина очень сильно любит сына.

Нельзя было терять ни секунды, и она сообщила о том, что произошло.

– О боже! – У Виктории перехватило дыхание. – Я выезжаю, диктуй адрес. Буду примерно через два часа.

Кэт приходилось постоянно просить Викторию, чтобы она снизила скорость. Если они попадут в аварию и разобьются, то уже никому не помогут. Всю дорогу Виктория повторяла слова Мэдди: Ральф был очень расстроен из-за ссоры и ее последующего исчезновения. А она, Мэдди, вероятно, не уделяла ему должного внимания, потому что много работала.

– И мы не ссорились, ничего подобного, – настойчиво твердила Мэдди. – Будь он сильно расстроен, я бы это заметила. Может, его беспокоило нечто иное?

Виктория сказала Кэт, что голос Мэдди звучал виновато, и она позлорадствовала. Но не стала упрекать Мэдди, поскольку хотела подробно узнать все, что могло помочь найти сына. Сейчас Виктория мечтала лишь об одном – прижать сына к груди и пообещать, что все будет в порядке. Внезапно она поняла, что предательство Ральфа уже не обижает ее. Больше всего Виктория боялась, что с ним что-нибудь случилось. Все остальное они обсудят позднее. Сейчас главное – безопасность Ральфа.

Она провела в Диле десять дней, но по ее ощущениям прошло гораздо больше времени. Виктория очень скучала по Саломее, хотя они каждый день разговаривали по телефону. Девочка казалась вполне счастливой, однако хотела поскорее увидеть мать. Раньше они никогда не расставались надолго. Виктория думала, что за эти дни она пришла в себя и у нее улучшилось настроение. Еще ей удалось поближе познакомиться с Кэт, и это тоже радовало. А теперь вдруг такое… Все ее тело было в напряжении, плечи свело до боли, спина застыла. Выехав на шоссе, Виктория вдавила педаль газа в пол.

В Лондоне, увидев указатель поворота на Хаммерсмит, Виктория вдруг осознала, что ей предстоит снова встретиться лицом к лицу с Мэдди. До этого момента она даже не задумалась о ней и была сосредоточена на том, чтобы добраться до города, связаться с полицией и сделать все, чтобы найти сына. Но понимала: ненависть – путь в никуда. Она еще успеет отыграться, а сейчас сделает нечеловеческое усилие и постарается держать себя в руках.

Они оставили машину в начале улицы, на которой жила Мэдди. В дверь позвонила Кэт. Послышался топот – судя по всему, это была Фиби, и наконец на пороге появилась Мэдди. Виктория сразу почувствовала отвращение, но оно быстро сменилось удивлением – в этой женщине с искаженным от волнения лицом она с трудом узнала Мэдди. Она была в джинсах, мешковатой белой футболке, волосы заколоты на затылке, без украшений.

– Проходите, – сказала Мэдди.

Виктория и Кэт последовали за ней в гостиную, где на консоли у стены все еще стоял раскрытый чемодан Ральфа. Им пришлось обойти раскладушку в центре комнаты. Садясь, Виктория ударилась об одну из ее металлических ножек.

– Прости, – смущенно промолвила Мэдди и слабо улыбнулась. – Ральф постоянно забывает убрать ее.

Виктория перевела взгляд на Кэт, которая кивнула ей с видом «а я что тебе говорила?», но промолчала. Она хотела сразу перейти к делу.

В комнату вошла Фиби и с любопытством оглядела Викторию.

– Ты кто?

Сходство между Фиби и Саломеей неожиданно оказалось таким сильным, что у Виктории сжалось сердце.

– Мама Ральфа, – объяснила она, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно. Она не знала, рассказывала ли Мэдди о ней дочери.

Фиби хотела включить телевизор, но Мэдди остановила ее:

– Не сейчас.

Дочь топнула ногой.

– Мне скучно!

– Прекрати! – крикнула Мэдди.

Малышка выставила вперед нижнюю губу и разразилась рыданиями. Виктория закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Саломея вела себя так же, когда день складывался не очень удачно.

– Прости, – вздохнула Мэдди, протягивая к дочери руки, чтобы обнять ее, но Фиби выбежала из комнаты.

Виктория почувствовала, что напряжение понемногу начинает отпускать ее. По крайней мере, сейчас они могут поговорить. Мэдди сидела слишком близко к Виктории, и ей было некомфортно, но не устраивать же из-за этого скандал? Кэт опустилась в кресло напротив. Мэдди подробно рассказала им о событиях последних дней, в том числе и про разговор о поездке в Европу, который завел Ральф.

– Мне показалось, он хочет поехать, – добавила Мэдди. – И я посчитала хорошим знаком то, что он думает о будущем. Хотя, конечно, Ральф переживал, когда ты не отвечала на его звонки.

– Но почему он исчез? – недоумевала Виктория. – Наверное, что-то подтолкнуло его к этому.

Мэдди вздохнула и скрестила руки на груди:

– Честно говоря, он мог расстроиться из-за наших отношений. Понимаешь, ему могло показаться, будто меня интересовали лишь его экзамены, а поскольку они закончились…

Виктория внимательно выслушала рассказ Мэдди о том, как все эти месяцы она помогала Ральфу готовиться к экзаменам. Мэдди объяснила, что чувствовала вину из-за его постоянных визитов и придумала, как извлечь из этого пользу.

– Я стремилась к тому, чтобы Ральф хорошо сдал экзамены и поступил в университет. Хотела, чтобы он задумался о будущем и о том, как обеспечить себе хорошую жизнь. Но в то же время я очень много работала, и, боюсь, Ральф чувствовал себя брошенным. – Она посмотрела Виктории в лицо. – Я не хотела его расстраивать. Ральф хороший парень, и у него все еще впереди. Он говорил, что поедет путешествовать с друзьями. Я и подумать не могла, что он способен на какую-то глупость.

Виктория рассматривала свои ногти: короткие, без маникюра. Кое-что в рассказе Мэдди ее удивило. Например, беспокойство этой женщины за будущее Ральфа – судя по всему, вполне искреннее. Но Виктория не собиралась прощать ее. С какой стати?

– Сейчас самое важное – найти его как можно быстрее. Ты говоришь, обзвонила всех знакомых? – Голос Виктории дрожал.

Мэдди кивнула:

– И местные больницы. На всякий случай.

Виктория нахмурилась, стараясь понять ход мыслей Ральфа. Куда или к кому он мог отправиться в первую очередь, если не к друзьям? Конечно, если быть уверенной в том, что сын не совершил какую-нибудь глупость. У нее заболело сердце. Думай, Виктория, думай. Внезапно она вспомнила кое-что: маленький Ральф, почти как Саломея сейчас, в шортах и кроссовках, а за спиной – его любимый красно-белый рюкзак. Он держит отца за руку и улыбается. Она вдруг взяла с пола сумку и принялась искать ключи от машины. Мэдди взволнованно смотрела на нее.

– У меня возникла идея, – сказала Виктория, поднимаясь. – Возможно, я ошибаюсь, но попытаться следует. Поеду сейчас туда. У меня с собой телефон, так что звоните, если появятся какие-нибудь новости.

 

Глава 29

Ральф стоял напротив огромного аквариума, который отбрасывал на него жутковатый сине-зеленый свет. Он не двигался, словно загипнотизированный свирепыми акулами, медленно проплывающими мимо, их мускулистые тела грациозно изгибались и поворачивались, пасти были слегка приоткрыты, а глаза внимательно следили за происходящим вокруг. Он стоял спиной к Виктории, но она сразу поняла, что этот высокий, худой, немного неуклюжий молодой человек напротив аквариума – ее сын. Виктория неторопливо приблизилась, прикоснулась к его руке и тихо произнесла:

– Это ты!

Ральф взглянул на нее и снова повернулся к аквариуму.

– Они такие красивые, правда? – Виктория взяла сына за руку и прижалась к нему щекой, вдыхая знакомый запах.

Он проворчал что-то себе под нос.

– Ты давно тут? – осторожно поинтересовалась она.

– С самого утра.

– Я надеялась найти тебя здесь.

Сын не отстранился от нее, но она ощущала себя настолько счастливой, что просто стояла и молчала. Как приятно чувствовать его рядом: едва заметные движения тела, дыхание. Мимо них проплывали яркие рыбы, которых Виктория видела впервые в жизни.

– Ты же приходил сюда несколько раз с отцом? – наконец произнесла она, вспомнив, что лондонский аквариум был одним из тех редких мест, которые отец и сын посещали вместе.

Лео всегда увлекала подводная жизнь, он считал ее тихой, спокойной и любил представлять, как сам плавает вместе с рыбами в прозрачной глубине. Мог стоять здесь часами.

Виктория почувствовала, как Ральф напрягся, и выпрямилась, но продолжала держать его за руку. Она ощущала комок в горле и боялась заговорить с сыном снова, чтобы не спровоцировать резкую реакцию.

– Мне бы хотелось, чтобы он чаще бывал дома, – промолвил Ральф, по-прежнему глядя на рыб.

– Знаю.

– Но он всегда отсутствовал.

– А я всегда находилась с тобой.

Внезапно Ральф скривился и отбросил ее руку.

– Как ты можешь так говорить после всего, что произошло? С Мэдди… И вообще… Ты же сама сказала, что я предал тебя.

Виктория помолчала, понимая, что ее ответ станет решающим в их отношениях и ей следует тщательно подбирать слова.

– Мы можем справиться с этим, – произнесла она, – пережить и двигаться дальше.

Ральф отступил на шаг, и между ними словно образовалась пропасть.

– Я хотел причинить тебе боль, – сказал он. – Отомстить. Это ведь плохо?

Двое маленьких детей подбежали к аквариуму и прижали носы к стеклу, мгновенно запотевшему от их дыхания.

– Мамочка, смотри! Большая рыба!

Ральф и Виктория отступили к стене. Виктория боялась, что едва возникшая между ними связь вот-вот прервется. Что бы ни происходило, нужно собраться и продолжать разговор.

– Да, – кивнула она, – не очень хорошо. Но, возможно, я заслужила подобное отношение. Мне очень жаль, что я мало говорила с тобой. – Она смахнула слезу со щеки. – Ты наверняка был озадачен тем, что происходило дома. Однако я старалась оберегать тебя и Саломею и не думала, что ты знал… – Она сжала кулаки. – Что происходило между твоим отцом и Мэдди.

Виктории было по-настоящему больно произносить вслух это имя в присутствии Ральфа. Но она подумала, что в следующий раз это сделать будет гораздо легче.

К аквариуму подошли несколько человек, и ей захотелось перейти в другое место. Неужели они не видят, что люди ведут разговор, который может изменить всю их жизнь?

– Он был подлецом, – произнес Ральф, стиснув зубы. – Я ненавижу его.

Виктория поморщилась. Раньше она набросилась бы на сына и защищала бы Лео до последнего, но сейчас все изменилось. Сделав глубокий вдох, она произнесла:

– Я размышляла над этим. Действительно, многие его поступки вызывают у меня ненависть, но я также благодарна ему за то, что у меня есть ты и Саломея. И я никогда не стану сожалеть об этом. Моя ошибка в том, что я долго оставалась рядом с Лео. Это причинило много боли… всем нам.

Виктория не смотрела на Ральфа, но чувствовала, что он внимательно слушает ее.

– Есть кое-что, что тебе следует знать об отце. И я тебе этого еще не рассказывала, – продолжила она, провожая взглядом маленькую бело-оранжевую рыбу-клоуна, пока та не скрылась за каменным выступом. – Я сама узнала об этом недавно. Вот почему мне нужно было увидеться с Мэдди… и с Кэт.

– Что именно? – В его голосе прозвучал страх.

– Может, нам пойти куда-нибудь? В кафе, например? Здесь не очень удобно…

– Расскажи мне сейчас, – тихо и настойчиво произнес Ральф, но Виктории не хотелось обсуждать Анну, Эльзу, семью Гэннон и остальных тут, в аквариуме.

Разговор должен состояться в удобном месте, где было бы достаточно светло, чтобы она могла следить за реакцией Ральфа и знать, когда нужно немного смягчить правду.

– Ральф, прошу тебя…

– Сейчас! – Он почти кричал, и несколько посетителей оглянулись. – Я не верю, что потом ты расскажешь. У тебя обязательно найдется какая-нибудь отговорка, чтобы не делать этого.

У Виктории вспотели ладони, и она вытерла их о джинсы.

– Хорошо, – кивнула она, – раз ты этого хочешь…

Она решила честно рассказать сыну обо всем. Частая ложь в прошлом обернулась большими неприятностями. Ральф заслуживает того, чтобы узнать правду.

Он молча слушал, пока Виктория говорила о младшей сестре Лео, оставшейся в Вене, и о своей последней встрече с Эльзой, бабушкой Ральфа. Она рассказала, как старуха помогла ей разгадать загадку пустых счетов Лео, и о том, что она почувствовала в тот момент. Они то вставали, то садились на корточки. Время от времени мимо проходил охранник и странно поглядывал на мать с сыном, но ведь порядок они не нарушали.

– Это не оправдывает его поступки, – добавила Виктория, – но помогает нам понять, почему Лео вел себя именно так, не женился на мне или не остался с какой-нибудь из своих женщин. Скорее всего он был человеком с большими внутренними проблемами.

Щеки Ральфа были мокрыми и блестели в полутьме. Виктории хотелось вытереть ему слезы, но она не решалась.

– Грустная история, – сказал он, опустив голову. – Жаль, что отец скрывал ее. Я хотел бы познакомиться с Анной.

У Виктории перехватило дыхание.

– Я тоже, – кивнула она.

Ральф стоял, прислонившись к стене, и неожиданно начал биться о нее затылком. Виктория поморщилась. Подавив в себе порыв остановить его, она решила подождать.

– Я надеюсь, что не стану, как отец, портить жизнь другим людям, – добавил он. – И смогу быть честным со своей женой и детьми. Ты ведь понимаешь, что он был обманщик и лжец? Он ведь даже не подумал о завещании! Мы остались ни с чем! Не человек, а пустышка…

Виктория немного расслабилась, и на нее навалилась сильнейшая усталость. Она поняла, что готова согласиться со словами Ральфа о Лео. И все же они живы, а его нет. И их будущее важнее, чем его прошлое.

Посетителей около акул стало меньше, и Виктория подумала, что аквариум, видимо, скоро закроется. Она вдруг вспомнила, что не позвонила ни в полицию, ни Мэдди, и они не в курсе, что с Ральфом все в порядке. Наверное, Мэдди не заслуживает того, чтобы это узнать, но она так волновалась о Ральфе. Не такая уж она плохая. Виктория решила позвонить ей, как только они выйдут на улицу.

Ей хотелось схватить сына за руку, потащить за собой и успеть усадить в машину до того, как он снова ускользнет, но она слишком хорошо усвоила урок.

– Что ты теперь будешь делать? – поинтересовалась Виктория, чувствуя, как колотится сердце. А если он скажет не то, что она ожидает услышать? Сможет ли она спокойно смотреть, как сын уходит? Но он взрослый, и ему нужно дать возможность самому выбирать свой путь.

– Не знаю, – пожал плечами Ральф. – Думаю, найду себе работу и комнату, где жить. – Он выглядел очень юным и беззащитным, и его голос прерывался.

У Виктории закружилась голова. Она зажмурилась и глубоко вздохнула.

– Это твое решение.

Открыв глаза, она увидела, что сын пристально смотрит на нее.

– Ральф, серьезно, я поддержу любое твое решение. Каким бы оно ни было.

Он сделал несколько шагов в сторону выхода, и Виктория медленно последовала за ним. Интересно, позволит ли он навещать его там, куда сейчас направляется? Или намерен полностью порвать с ней и начать новую жизнь? Вероятно, такой путь будет для него самым легким. Но как ей это пережить?

Внезапно Ральф оглянулся. С расправленными плечами он был выше матери. Виктория остановилась и замерла. Она даже предположить не могла, что сейчас услышит.

– Я знаю, что был неправ, – произнес Ральф. – Ты имеешь полное право меня ненавидеть, но…

Виктория затаила дыхание.

– Можно я вернусь домой?

Она почувствовала облегчение.

– Конечно! И ты не станешь больше убегать?

Он покачал головой.

– Мы все обсудим?

Ральф кивнул.

– Я скучала по тебе, – промолвила Виктория и, потянувшись к сыну, дотронулась до его щеки, колючей и мокрой от слез.

– Я тоже по тебе скучал, – тихо сказал он.

Виктория подумала, что это самые приятные слова, которые она слышала в жизни.

Кэт медленно шла по улице к своему дому. Она очень устала – это были американские горки, а не день, но решила, что должна именно сегодня сообщить Джарвису и Трейси о том, что меняет работу. До сих пор она не упоминала об этом. После интервью с Мэдди в прошлое воскресенье она еще не заезжала домой. Казалось, миновала целая вечность. И ей хотелось рассказать об этом лично, а не по телефону.

Они ведь даже не знали, где она находилась все это время. Кэт солгала, что едет на похороны двоюродной сестры.

– Ты никогда не говорила о ней, – с подозрением заметила Трейси, но Кэт отмахнулась от ее слов, не желая рассказывать о Виктории или Мэдди.

Она должна предупредить Рэйчел за месяц до ухода из книжного магазина и планировала сделать это завтра. У Кэт сжалось сердце. В ее жизни долго ничего не менялось, и она уже не надеялась, что это возможно. Странно, что кто-то другой займет ее место в магазине и станет выполнять те же поручения, которые на протяжении стольких лет выполняла она. Виктория нашла Ральфа, и они помирились. Она освоит новую работу и начнет совершенно другую жизнь. Наконец-то все налаживается.

Кэт пришла домой около восьми вечера с бутылкой дешевого вина, которое купила в ближайшем магазине, и большим пакетом арахиса. Трейси и Рик находились в спальне за закрытой дверью, а Джарвис в душе. Взяв бокалы, она высыпала арахис в тарелку. В это время из душа вышел Джарвис в полотенце, которое когда-то было белым, вокруг талии. Другим полотенцем он вытирал волосы.

– Добро пожаловать домой, малышка! – Он приблизился к ней и поцеловал в губы. – Я очень скучал!

Кэт нервно улыбнулась, подумав, что волноваться сейчас глупо. Она всего лишь меняет работу! Люди постоянно это делают. Джарвис зашел в комнату, оделся и вскоре появился в джинсах, мешковатой бледно-голубой футболке и босиком. Его волосы отросли, и теперь было видно, какие они роскошные: густые и блестящие, они лежали волнами и казались иссиня-черными. Джарвис покрутил головой, и брызги разлетелись во все стороны.

– Прекрати! – взвизгнула Кэт. – Я сейчас буду вся мокрая!

Он сел напротив, и она передала ему бокал.

– Хочешь сходим куда-нибудь вечером? Или сразу в кровать? – поинтересовался он, улыбаясь.

Кэт откашлялась и сообщила:

– У меня новая работа!

Джарвис опустил бокал на стол и уставился на нее:

– Что ты имеешь в виду? Какая работа?

Пока Кэт рассказывала, он молчал.

– Это отличная возможность, – наконец заключила она, надеясь, что ее аргументы убедили Джарвиса. Но его лицо ничего не выражало.

– Да уж, – наконец произнес он, потирая подбородок. – Тебе удалось сохранить тайну. Конечно, это немного рискованно, и всегда остается возможность, что у тебя и у… Как ее зовут?

– Мэдди.

– Что у вас с Мэдди ничего не получится! – Рот Джарвиса скривился, будто он раскусил что-то горькое.

Кэт понимала, что ему тяжело принять эту новость. Джарвис редко вспоминал о Лео, а сейчас она собирается работать у Мэдди – еще одной его любовницы. Ему наверняка кажется, будто Лео преследует их.

– Странное предложение с ее стороны.

Кэт собиралась возразить, но Джарвис продолжил:

– Но ты права, это хорошая возможность, которая может привести к успеху. А ты, как минимум, больше не будешь работать в магазине! Поздравляю! – Он нашел в себе мужество улыбнуться.

– Мне будет тебя не хватать, – тихо промолвила она, наклоняясь и дотрагиваясь до его руки.

Они очень долго работали рядом и поддерживали друг друга. Джарвис проявил невероятную широту души, поддержав ее решение, хотя сам наверняка тоже мечтает уволиться из магазина.

Кэт с надеждой посмотрела на него:

– Может, даже лучше, что мы не будем работать вместе… Сейчас, когда мы… пара. Как ты считаешь?

Джарвис набрал полную пригоршню орехов и сказал:

– Да! – Забросив все орехи в рот, он принялся двигать челюстями. – Это будет концом одной эры и началом другой. Думаю, мне тоже пора искать какой-нибудь вариант. Я же не могу работать там всю жизнь.

– Тебе и не придется, – возразила Кэт. – Скоро предложат отличную роль, и ты станешь богатым и знаменитым.

– Ты ведь сама не очень в это веришь?

– Верю! – воскликнула она. – Нужно лишь немного подождать.

Джарвис улыбнулся и глотнул вина.

– Что ж, эту новость следует отметить в пабе, – произнес он, расправляя плечи. – Куда пойдем? В «Голову лошади» или в «Белую лошадь»?

Кэт расслабленно откинулась на спинку дивана. Разговор окончен, по крайней мере на данный момент, и все прошло не так уж плохо.

– В «Белую лошадь», – ответила она. – Но сначала я должна сообщить новость Трейси. И готова услышать, что сошла с ума. Ты ведь ее знаешь.

Держась за руки, Кэт с Джарвисом шли по Роман-роуд к пабу. Они решили направиться в «Белую лошадь», потому что там можно посидеть в небольшом садике на свежем воздухе.

Был замечательный летний вечер: на улице еще светло и тепло настолько, что даже джемпер не нужен. Кэт подумала, что они с Джарвисом смешно смотрятся вместе. Он высокий, а она маленькая. Голова Кэт едва доставала до его подмышки, и ему приходилось идти маленькими шажками, чтобы она поспевала за ним.

Кэт надела чистую белую футболку без рукавов и джинсовую мини-юбку, которая была ей велика в бедрах. И, конечно, на ней были любимые черные ботинки с толстыми серыми носками, завернутыми вниз. Мэдди сказала, что ей безразлично, как Кэт одевается на работу. Это было удобно, потому что Кэт не могла позволить себе новый гардероб. Но она уже решила, что купит кое-что из одежды: красивую блузку и юбку. Кэт хотела выглядеть по-деловому, даже если целый день будет проводить в квартире Мэдди.

Джарвис заказал пинту «Гиннесса», Кэт – светлое пиво, и они сели за столик в углу садика, вымощенного булыжником. Место оказалось приятным: у стен из кирпича желтоватого оттенка стояли деревянные решетки, по которым вились красивые растения – их названий Кэт не знала. А на задней стене здания висели корзины, заполненные яркими цветами. Кэт решила подкрепить свою ложь о похоронах двоюродной сестры.

– Они живут в очень милом месте и приглашали меня остаться на время. Нам нужно будет съездить туда вместе.

Джарвису понравилась эта идея.

– Я проверю у тебя текст позднее, – добавила она, вспомнив, что Джарвису предстоит очередное прослушивание. Единственным положительным качеством Рэйчел было то, что она всегда отпускала его на кастинги.

– За нас! – Джарвис поднял бокал, отпил глоток и, потянувшись, принялся раскачиваться на металлическом стуле. – Как хорошо!

Кэт наблюдала за стройной женщиной, которая подошла к соседнему столику с подносом с напитками. Она была в коротких шортах цвета хаки, объемной белой блузке и дорогих солнцезащитных очках, закрывавших пол-лица, хотя солнце давно село. С такими длинными, стройными и загорелыми ногами она вполне могла быть моделью. Ее друзья, двое мужчин и женщина, тоже выглядели состоятельными и успешными людьми: дорогие стрижки и свободная дизайнерская одежда. Они излучали уверенность, граничащую с надменностью: громко и непринужденно смеялись, откинув назад головы, и, казалось, не обращали внимания на посетителей и на то, что привлекают к себе внимание.

Кэт улыбнулась. Обычно в присутствии таких людей она чувствовала себя неловко. Раньше, возможно, прищурилась бы и прошептала Джарвису:

– Кого они изображают, мерзкие людишки. – И сделала бы вид, что презирает подобных людей, но в действительности в ней говорил бы комплекс неполноценности.

Кэт расправила плечи. После того как Мэдди предложила ей работу, у нее не было времени отпраздновать. Она постоянно вспоминала о Виктории и о том, как преподнести эту новость Джарвису. Но теперь все изменилось, и она знала, что у нее нет оснований чувствовать себя хуже кого бы то ни было. У нее новая работа, и она тоже ходит в пабы.

– О чем задумалась? – Джарвис перестал качаться на стуле и отхлебнул пива. На верхней губе у него повисла пена, и он вытер ее тыльной стороной ладони.

Кэт захлопала ресницами.

– Я думала о том, что наконец-то чувствую себя по-настоящему счастливой! – Ее глаза затуманились. – Но это ненадолго.

Джарвис ободряюще улыбнулся.

– У тебя началась белая полоса в жизни. Я уверен.

– Хорошо, что это случилось сейчас. Я имею в виду предложение по работе, – произнесла Кэт, и ее лицо просветлело. Этим вечером ничто не могло расстроить ее. – Я еще молода и могу начать новую карьеру. Мне всего лишь двадцать четыре года. Столько времени впереди! И я быстро учусь. Ты ведь не считаешь, что двадцать четыре – слишком много?

– Разумеется, нет.

– Я думала о том, не сдать ли мне экзамен по английскому, – продолжила Кэт. – Я могла бы заниматься по вечерам. Наверное, для работы будет полезно, если я сдам экзамен второго уровня сложности по английскому. Но мне придется много сочинять. Надо немного подождать и посмотреть, насколько сильно я буду загружена.

Она увидела, что Джарвис крутит в руках подставку под бокал, которую взял со стола, и, отрывая от нее маленькие кусочки, как-то странно шевелит губами.

– В чем дело? – удивилась Кэт. – Почему ты молчишь?

Джарвис покачал головой и продолжил крутить в руках подставку, пока окончательно не порвал ее. Кэт почувствовала, что ее сердце начинает колотиться, и проглотила комок в горле. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но неожиданно Джарвис встал со стула, опустился перед ней на колени и сжал ее левую руку в своих ладонях так крепко, что ей стало больно.

– Кэт Мэнсон, – произнес Джарвис громко и официально. – Я хотел спросить тебя кое о чем, и сейчас подходящий момент. Ты выйдешь за меня замуж?

Кэт обернулась: все посетители смотрели на них. Джарвис поднял голову, и она взглянула в его яркие голубые глаза, обрамленные густыми, загнутыми кверху ресницами. Его взгляд был полон надежды. У Кэт во рту пересохло. Ей вдруг захотелось сбежать, и пришлось собрать в кулак все силы, чтобы оставаться на месте. Она промолчала.

– Кэт? – промолвил Джарвис. Наверное, это было самое трудное, что ему приходилось делать в жизни.

Кэт вспомнила о Лео: сколько боли он ей причинил и как плохо она его знала. Вспомнила слова Виктории о том, что прочный брак – путь к счастью. И, взглянув в доброе, красивое, одухотворенное лицо Джарвиса, который в ожидании смотрел на нее, сделала глубокий вздох, напрягла мышцы пресса и выдавила улыбку.

– Да.

На его лице отразилось облегчение, а потом он тоже улыбнулся.

– Что?

– Да! – громко повторила Кэт и услышала аплодисменты со всех сторон.

– У нее новая работа… и муж! – крикнул Джарвис. – Все одновременно!

Несколько посетителей громко приветствовали их. Послышался звон бокалов. Джарвис встал с колен и, обхватив Кэт, поднял так высоко, что ее ноги болтались в воздухе, и поцеловал. У него были мягкие губы и сладкое дыхание с ароматом пива. Кэт сначала немного напряглась, но тут же расслабилась в его объятиях. Сказала себе, что этот день стал для нее по-настоящему счастливым.

– Я тебя люблю, – прошептал Джарвис, когда наконец поставил ее на пол и они смогли перевести дыхание.

Кэт быстро поправила юбку, которая перевернулась вокруг талии, и с облегчением заметила, что сидящие за соседними столиками люди вернулись к своим напиткам и разговорам.

Джарвис взирал на нее с высоты своего роста и переминался с ноги на ногу.

– О! – вдруг воскликнула Кэт, осознав, что кое-что забыла. – Я тоже тебя люблю.

Она не понимала, почему ей захотелось плакать. Видимо, от счастья, которое охватило ее. Она будет женой Джарвиса, и это прекрасно!

Модельного вида официантка подошла к столику, но они решили ничего не заказывать. Джарвису не терпелось добраться до дома и поделиться новостями с Риком и Трейси.

– Давай скорее, – сказал он, когда Кэт допивала пиво. – Если мы пойдем прямо сейчас, то застанем их.

Почти стемнело, и они шли быстрым шагом, взявшись за руки. Джарвису часто приходилось притормаживать, потому что Кэт не поспевала за ним. Она быстро бегала, но его ноги были в два раза длиннее, чем у нее.

Домой они явились потные и совсем без сил. Ворвались в квартиру и сразу остановились. Кэт ахнула от изумления. Везде – на полу в гостиной и на каждом свободном пятачке были разложены вещи: туфли, платья, журналы, костюмы и даже шляпа. Кэт, не веря своим глазам, молчала. Под вещами даже ковра не было.

– Боже! – воскликнул Джарвис. – Что произошло?

Кэт показалось, будто в доме побывали грабители и вывалили на пол содержимое каждого ящика. Она даже думала, не позвонить ли в полицию, когда вдруг поняла, что все предметы на полу подобраны по определенному признаку: белые атласные туфли, соломенная шляпа, которую не наденет ни одна женщина в здравом уме, если только не…

– Трейси! – закричала Кэт, пробираясь через горы вещей к закрытой двери спальни подруги.

За дверью смеялись, и Кэт решила не тратить время на стук.

– Трейси, у нас взорвалась…

Трейси и Рик сидели на полу, скрестив ноги по-турецки, и играли в «Змеи и лестницы». Трейси всегда любила настольные игры. Она собиралась бросить кубик, но замерла при появлении Кэт. И Рик, и Трейси были совершенно голые.

Кэт увидела длинные, до плеч, волосы Рика, поросшую волосами грудь и еще больше волос на… Вот черт! Она отвела взгляд.

– Прошу прощения, – пробормотала Кэт и попятилась, столкнувшись с Джарвисом, который, онемев от изумления, стоял позади нее. Трейси подняла голову и улыбнулась как ни в чем не бывало.

– Привет! Рик только что проиграл! – Она захихикала и потрясла коробку с кубиком.

– Трейси, – зашипела Кэт, – ты раздета!

Рик улыбнулся с глупым видом.

– Я чуть не выиграл.

Кэт пожала плечами. Если это не беспокоит их, то она тем более не должна волноваться. Она подозревала, что Рик нудист, с того самого момента, когда Трейси рассказала ей, что он не носит трусы.

– Там полный хаос, – сообщила Кэт. – Что произошло?

– Я пыталась выяснить, что у меня есть для свадьбы, – объяснила Трейси, передвинув свою фишку на несколько клеток и двигая лестницу. – Решила достать все вещи и посмотреть, какие из них мне понадобятся.

– А когда ты планируешь убрать их? Там ступить негде!

– Это не займет много времени, обещаю. Игра почти закончена.

Кэт посмотрела на Джарвиса. Он кивнул и показал ей указательный палец, призывая замолчать.

– Друзья, у нас новости, – сказал Джарвис.

– Какие новости? – поинтересовалась Трейси.

– Не торопитесь, мы разговариваем только с теми, кто одет.

– Ну же, расскажи мне! – Трейси не любила секреты и была чрезвычайно нетерпелива.

– Больше ни звука! – Джарвис жестом показал, что закрывает рот на замо́к.

– Что ж, мой пончик, – произнес Рик. – Мы сможем закончить позже.

– Не смей так меня называть! – крикнула Трейси, и Кэт плотно закрыла дверь.

Трейси, как мячик, запрыгала на месте, когда Джарвис с официальным видом сообщил, что они с Кэт обручились и собираются пожениться. Они стояли в гостиной, где Рик предварительно расчистил немного места, – ровно столько, чтобы там можно было разместиться вчетвером.

– Здорово! – воскликнула Трейси. Ее глаза сияли. – Теперь мы сможем сыграть одновременно две свадьбы. Что скажешь, Кэт? – Она остановилась и, подняв брови, взглянула на подругу. – Я не шучу! У нас впереди целых три месяца! Я уже забронировала время в церкви и в ресторане. Тебе остается лишь позвать гостей и купить платье. Я уверена, что можно напечатать такие же приглашения, как у меня, тебе даже не придется выбирать дизайн! И я уже обошла все магазины и приценилась к свадебным платьям. Видела одно, которое тебе подойдет: с открытыми плечами, как у меня, но на нем больше кружев. Ты стройная, они тебя не испортят. У меня есть каталог.

Кэт посмотрела на Джарвиса, который с энтузиазмом кивал.

– Потрясающая идея! Раз уж мы решили, что не следует тянуть со свадьбой, будет хорошо, если вы вместе пойдете к алтарю. Вы ведь почти как сестры!

Кэт принялась жевать губу.

– А как же Рик? – Она думала о приглашениях с цветами и пыталась представить себя в пышном белом платье с кружевом. – Вдруг он не хочет, чтобы кто-то помешал ему наслаждаться этим днем!

Рик покачал головой:

– Ни в коем случае! Вместе веселее.

Кэт увидела белые атласные туфли с острыми носами и забавную маленькую сумочку белого цвета, расшитую кристаллами, на длинной золотой цепочке. Но зачем нужна сумка, в которую ничего не положишь?

– Правда, она чудесная? – спросила Трейси. – И вот еще, взгляни! – Она подняла с пола большую соломенную шляпу с широкими полями, обвязанную бело-голубым шарфом. – Мне кажется, она подойдет к костюму, который я надену в свадебное путешествие. – Нацепив шляпу, она склонила голову набок. – Что скажешь?

Кэт молчала. Трейси в ней выглядела нелепо – эта шляпка скорее для мисс Маффет, героини известного детского стишка.

Трейси нахмурилась:

– Считаешь, она меня старит? Тогда я могла бы отдать ее маме. А в чем твоя мама пойдет на свадьбу? Мы с тобой будем в одном стиле. Может, и им подобрать похожую одежду? – Она сняла шляпу, бросила ее на пол и крепко обняла Кэт, прижав к своей полной груди. – О, Кэт! Это мечта, ставшая реальностью! Мы сможем вместе купить наряды для медового месяца. Это будет так весело!

– У меня нет денег на одежду и все остальное, – произнесла Кэт, высвобождаясь из объятий подруги. – Я сейчас на мели.

Джарвис обнял ее за плечи.

– Не волнуйся! У меня отложено немного. Кстати, лучше сшить платья, а не покупать. Если не получится найти дешевую ткань, можно было бы взять тюль.

Кэт недовольно посмотрела на него, а Рик и Трейси расхохотались.

– Я шучу! Никогда не представлял тебя в роли белошвейки.

Трейси принялась собирать вещи с пола и складывать их на диван, а Рик с хитрым видом подмигнул Джарвису.

– Я думаю, нам не следует мешать девушкам, как считаешь? Давай подышим свежим воздухом?

Джарвис взглянул на Кэт, но она в ответ лишь захлопала глазами. Кэт понимала, что оказалась в тупике, не знает, как из него выбраться, и ее бросает из стороны в сторону.

– Не возражаешь, если мы прогуляемся немного?

– Что? Да, конечно. Иди!

Почему он ее об этом спрашивает?

Трейси захлопала в ладоши.

– Тогда отправляйтесь в паб. Вам нечего здесь делать, когда мы обсуждаем свадебные платья.

Она взяла стопку одежды с дивана и отправилась с ней в спальню, и Кэт нагнулась, чтобы помочь ей. Рик и Джарвис уже стояли у двери.

– На следующей неделе в тот день, когда магазины будут открыты допоздна, нужно сходить и присмотреть нам кольца на помолвку, – сказал Джарвис. – Самые лучшие – от банок кока-колы.

Рик захохотал.

– Да, – кивнула Кэт, не сводя глаз с двух маленьких коробочек для украшений, предназначенных для подружек невесты, которые она держала в руках. – Кольца на помолвку. Это было бы замечательно!

 

Глава 30

Четверг, 19 августа

Когда Ральф вошел в кухню, Виктория стояла, наклонившись над Саломеей, и насыпала ей хлопья в тарелку. Она все еще была в халате, и ее непослушные волосы торчали во все стороны, как после взрыва. Виктория подняла голову, пытаясь по выражению его лица догадаться о том, что произошло. За это время она и словом не обмолвилась о результатах выпускных экзаменов, но сегодня был решающий день.

Губы Ральфа кривились, лицо было печальным. Виктория почувствовала разочарование. И, как она ни старалась, скрыть это чувство было невозможно.

– Угадай?

Она схватилась за край стола обеими руками.

– Я поступил в Бирмингемский университет! Две отличные оценки и одна хорошая! – Сын расплылся в улыбке.

Виктория ждала подтверждения, и он кивнул.

– Я только что проверил.

Значит, Ральф пытался разыграть ее. Она вскрикнула, подскочила и, подняв руки и пританцовывая, пошла вокруг стола к сыну. По пути столкнула упаковку с хлопьями, и они разлетелись по кухне. Саломея не понимала, что происходит, но с радостью присоединилась к веселью.

– Ты сделал это! – воскликнула Виктория и бросилась обнимать сына – хлопья захрустели под ногами. – Я так рада за тебя!

– Что он сделал? – поинтересовалась Саломея, обнимая мать и брата. – Что такое Бирмингем?

Виктория немного успокоилась и отстранилась от сына. Ведь Ральф сказал только, что поступил, но намерен ли он там учиться? Конечно, ей очень хотелось это знать, но с тех пор, как он вернулся домой, она старалась не вмешиваться и дать сыну возможность самому принимать решения.

– Ты молодец! – произнесла она.

Ральф подошел к холодильнику и налил в стакан апельсиновый сок. Казалось, он стал намного выше и теперь с легкостью покорит весь мир. Долгие часы занятий с Мэдди, когда они учили французские слова, многократно проговаривали темы и писали варианты прошлых экзаменов, не прошли даром.

– Что ты собираешься сегодня делать? – спросила Виктория. Будущее сына теперь представлялось ей ярким и многокрасочным, совсем не похожим на коричнево-серые картинки, которые она мысленно рисовала прежде. – Надеюсь, праздновать?

Ральф со стаканом в руке направился к двери.

– Я пока никому не рассказывал. Хотел, чтобы ты узнала первой. Созвонюсь с друзьями, узнаю, какие у кого успехи, и тогда решу. – Он нахмурился. – Но сначала я должен сделать кое-что еще.

Виктория повернулась к Саломее:

– Поторапливайся! Кое-кому из нас нужно на работу.

Взглянув на сына, она снова улыбнулась, ее глаза блестели и искрились.

– Ты ведь знаешь, что дело не только в результатах. И они никогда не были самым важным.

– Да.

Пятнадцать минут спустя, убрав хлопья с пола, Виктория быстро поднялась наверх, почистила зубы и переоделась. Если не поторапливаться, она рискует опоздать.

Ральф не закрыл дверь, и из его комнаты слышался низкий, горловой, заразительный смех. Виктория замерла на мгновение, осознав, что давно не слышала, чтобы сын так смеялся, а потом на цыпочках ушла, не желая беспокоить его.

Виктория завезла Саломею в летний лагерь, доехала до работы и быстро поднялась по крутым ступенькам в офис. Сегодня она двигалась легко и ловко – казалось, еще немного, и она взлетит. Никто и ничто не могло омрачить ее счастья. Это был один из тех редких идеальных дней, какие навсегда остаются в памяти. В этом она не сомневалась. Успех Ральфа – не просто несколько сертификатов, которые станут для него трамплином на новый этап жизни, будь это высшее образование или работа. Это символ чего-то более значимого.

Самым важным для нее было то, что, несмотря на пережитые несчастья и ту боль, которую они причинили друг другу, Ральф справился, и это означало, что дальше все будет отлично. Чем бы Ральф ни стал сейчас заниматься, он, как никто другой, уже продемонстрировал, что у него все получится.

Она заглянула в приоткрытую дверь кабинета Дебс.

– Ой, извини!

– Виктория, заходи!

Дебс в одном белье стояла у маленькой раковины в углу и мыла подмышки. Пол вокруг нее был залит водой.

– Я бежала до работы, – объяснила она, повернувшись к Виктории, и снова продолжила свое занятие. – Когда нет душа, это единственный способ освежиться.

Она закончила мыться и завернулась в полотенце. Ее лицо было ярко-красным, а мокрые волосы, стянутые на затылке в «хвост», липли к голове.

– Я пробежала около шести миль и сейчас валюсь с ног, – сообщила Дебс и посмотрела на Викторию, которая, притворив за собой дверь, шагнула вперед. Она с трудом сдерживала эмоции.

– Ты выглядишь счастливой, – удивилась Дебс. – Что такое?

Виктория рассказала о Ральфе, и подруга бросилась к ней, чтобы обнять. Полотенце упало, и Виктория сквозь одежду ощутила мокрое тело Дебс.

– Поздравляю! – воскликнула она, крепко стискивая Викторию. – Ты, наверное, чувствуешь огромное облегчение. Сын начнет учиться в этом году или в следующем?

Виктория пожала плечами:

– Честно говоря, я не знаю, собирается ли он вообще там учиться. Мэдди по-прежнему имеет на него влияние. – Она уже рассказывала Дебс о ней. – Но сейчас у него хотя бы есть выбор. Я сомневалась, что Ральф справится после всего, что произошло. И сейчас по-настоящему счастлива!

Они договорились позднее выпить вместе кофе, и Виктория поспешила в свой кабинет, чтобы подготовиться к встрече с клиентами. Это будет уже четвертая консультация для этой пары: бизнесмена и журналистки.

Их проблема довольна типичная: оба много работают, у них маленькие дети, они мало времени уделяют друг другу, и сексуальная жизнь сошла на нет. Все осложняется тем, что муж выпивает, а у одного из детей трудности с обучением. Виктория подозревает, что есть кое-что, о чем они умалчивают. Поэтому она не удивляется, когда Шона, откашлявшись, объявляет, что хочет сообщить Виктории еще кое-что. Шоне тридцать пять лет, она высокая, стройная и красивая, с короткой стрижкой на темных волосах. Поначалу казалось, будто она общается отстраненно и свысока, но за прошедшие недели Шона начала нравиться Виктории. Трэвор, ее муж, заволновался: «Шона, не нужно ничего говорить, если не хочешь». Виктория смотрит на Трэвора. Странное заявление, учитывая, что они были достаточно откровенны во время прошлых консультаций. Трэвор – крупный привлекательный мужчина с короткими светлыми волосами и густыми бровями. Похож на спортсмена, возможно, бывшего. Виктория решает не прерывать ее. «Трэвор, я должна это сказать», – настаивает Шона. Он слегка съеживается: «Хорошенько подумай!» «Я встречаюсь с другим мужчиной».

Виктория переводит пристальный взгляд с Трэвора на Шону. «Как давно?» – хрипло спрашивает он. И все же Трэвор плохой актер – Виктория понимает, что это для него не новость. Шона прямо смотрит на мужа: «Год примерно». Он молчит, глядя на жену, – темные глаза обычно хорошо скрывают боль. Но Виктория знает, что он сейчас чувствует. Трэвор любит Шону, это очевидно, и Виктория ощущает такой прилив сочувствия, что едва сдерживается. Как ей знакомо то, что он сейчас переживает! Пока Шона молчала, он мог делать вид, будто ничего не происходит.

«Шона, – тихо произносит Виктория, – вы осознаете, что ваш муж все это время страдал?» Женщина принимается крутить на пальце обручальное кольцо. «Нет, – тихо произносит Трэвор. – Это не важно». Виктория едва заметно качает головой, и из его груди вырывается стон. «Это важно, – настаивает она. – Очень важно! Вы не можете просто закрыть глаза на происходящее. Если хотите двигаться дальше, то должны принять данный факт». Когда Шона и Трэвор покидают ее кабинет, они выглядят изможденными, с темными кругами под глазами. Виктория тоже без сил, но консультация прошла с пользой. Она считает, что эти люди готовы быть честными друг с другом, наверное, впервые за время своего брака. Их новый мир может показаться ярким и пугающим, но в итоге, независимо от того, распадется брак или нет, они не пожалеют, что решились на этот шаг. Виктория не сомневается и радуется тому, что помогла им.

Дверь в кабинет Дебс была закрыта, и Виктория решила выпить кофе и подождать. Оливер отсутствовал, и она чувствовала себя свободно. Если они и виделись с прошлой недели, то лишь мельком. Но, открыв дверь в кухню, Виктория увидела Оливера и с удивлением уставилась на него. Он стоял рядом с кипящим чайником и задумчиво смотрел на пар, вырывающийся из носика.

– О! А я думала, что здесь никого нет! – Виктория покраснела – это случалось постоянно, когда они пересекались в последние дни. Ей до сих пор было неудобно за свою ошибку.

Чайник выключился, и Оливер открыл банку с растворимым кофе.

– Хочешь кофе? – спросил он, указав на чашку, которая стояла на столе.

– Я сама приготовлю, – ответила она, не желая причинять ему неудобство.

По его лицу пробежала тень. Печаль? Боль? Неужели Оливер обижается из-за какой-то дурацкой чашки кофе? Виктория чувствовала себя неловко.

– Я не хотела…

Он налил воду в свою чашку и мрачно произнес:

– Все в порядке!

В крохотной кухне даже при открытой двери было очень тесно. Оливер достал из маленького холодильника, спрятанного под столешницей, бутылку молока.

– Дебс рассказала мне, что Ральф успешно сдал экзамены. – Его голос не выражал никаких эмоций, и он смотрел не на Викторию, а на чашку, стараясь не пролить молоко. – Ты очень рада?

Она все еще медлила, стоя у полуоткрытой двери. Все равно в кухне не было места для двух человек. Оливер взял чашку, развернулся и произнес:

– В чайнике много воды…

Он был в чистой сорочке в красно-белую полоску, рукава закатаны, две верхних пуговицы расстегнуты. Они стояли в двух футах друг от друга, и Виктория неожиданно остро ощутила его присутствие рядом. От пара сорочка слегка прилипла к его телу и подчеркивала стройную, подтянутую фигуру. Они с Викторией были почти одного роста, но плечи у Оливера гораздо шире. Она чувствовала исходящее от него тепло, смешанное с ароматом мыла. Оливер поймал ее взгляд и, казалось, застыл в вопросительном ожидании. Виктория смущенно опустила голову, не в силах понять, почему у нее вдруг вспотели ладони и заколотилось сердце?

– Однажды ты говорил мне, – начала она, уставившись на свои туфли восьмого размера и стараясь, чтобы ее слова не прозвучали бестактно, – что встречаешься с кем-то? Как у вас дела? – Шокированная собственной наглостью, Виктория изо всех сил вдавила ногти в ладони.

Оливер поставил на стол чашку с горячим кофе и пригладил волосы.

– Что? Ах, ты об этом. Мы с Розанной встретились несколько раз, но у нас ничего не получилось. Мы очень давно друг друга знаем, а она любит командовать, – объяснил он и усмехнулся.

– Розанна? Та женщина, с которой я познакомилась у тебя дома? – Виктория вздрогнула, вспомнив наглость и самонадеянность Розанны и то, как она поставила ее в неудобное положение.

Оливер кивнул:

– Мне не следовало звать вас обеих, но тогда я считал, что это хорошая идея. Честно говоря, после того вечера я перестал приглашать Розанну куда-либо. Она немного расстроилась, но, надеюсь, переживет. В тот вечер я увидел ее с другой стороны, которая оказалась совсем не привлекательной. По-моему, она ревновала.

– Ревновала? К кому?

– К тебе! – Вопрос удивил его.

Эта идея была настолько нелепой, что Виктория чуть не расхохоталась.

– Ко мне? С какой стати?

Оливер пристально посмотрел на нее. Взгляд его агатово-серых глаз был одновременно спокойным и требовательным.

– Ты красивая, веселая, немного неуклюжая и забавная, милая, умная, добрая… и сама об этом не догадываешься. Я мог бы продолжить…

Их взгляды встретились. Виктория была настолько потрясена, что едва дышала.

– Но, думаю, я наговорил лишнего, – добавил Оливер.

Виктория почувствовала, как кровь прилила к ее лицу и шее. Оливер Сэндз считает ее красивой! Может, он уже простил ей глупые мысли…

– Я… Моя ужасная ошибка… – Виктория пыталась сформулировать мысль.

Оливер жестом остановил ее:

– Пожалуйста, пусть это останется в прошлом. Я злился в тот момент, но уже успокоился.

Неожиданно его лицо озарила широкая и искренняя улыбка – так умел улыбаться только он один.

– Виктория, да ведь ты краснеешь!

Ее щеки, которые начали бледнеть, снова вспыхнули.

– Ничего подобного! – заявила она.

– Краснеешь!

Оливер подтрунивал над ней, и Виктория улыбнулась. Он сделал шаг вперед. Она не успела осознать, что происходит, а его губы уже прижимались к ее губам, осторожно и нежно. Оливер слегка приобнял ее. Виктория прислонилась спиной к двери, и она захлопнулась, отгородив их от всего мира. Виктория приоткрыла рот – устоять перед Оливером было невозможно, даже если бы она попыталась.

Оливер умел целоваться: медленно, нежно и сексуально. Виктория обняла его за талию и осторожно провела руками по спине. Она уже успела забыть, каково это, – обнимать мужчину.

В дверь постучали.

– Тут кто-то есть?

Виктория вздрогнула. Отстранившись от Оливера, она легонько отодвинула его от себя, вытерла губы и пригладила волосы.

– Скорее! Это Дебс!

Оливер вздрогнул, повернулся к чайнику и снова включил его. В это время Дебс снова толкнула дверь и вошла.

– Вы тут. Я не могла открыть дверь!

Она перевела взгляд с Виктории на Оливера и прищурилась.

– У вас все в порядке?

– Вполне, – буднично ответил Оливер и достал еще одну чашку с полки. – Сделать тебе кофе?

– Мы просто… говорили о… – Виктория не смогла ничего придумать и замолчала.

– Мы говорили о живых изгородях, – произнес Оливер.

– О живых изгородях?

– Да, – кивнула Виктория, стараясь сдержать смех. – Оливеру очень интересна эта тема.

Дебс фыркнула. Виктория ужасно себя чувствовала из-за того, что солгала подруге. Она плохо поступила.

– По-моему, мы собирались выпить кофе? – напомнила Дебс, с недоумением уставившись на полную чашку на столе.

– Да, конечно, – быстро ответила Виктория. – Пойдем! Я не знала, как долго ты будешь работать.

Дебс отправилась за своими вещами, оставив Викторию с Оливером. В кухне воцарилось неловкое молчание.

– Я не знаю, что это значит, – наконец сказала она и обхватила себя руками за плечи.

Оливер подошел к Виктории, взял ее руки, вернул их на свою талию, и быстро, но уверенно поцеловал в губы.

– А это значит, – прошептал он, – что я приглашаю тебя сегодня на ужин. Согласна?

Ощущая на себе его теплое дыхание, Виктория кивнула:

– Да.

– И завтра вечером, и послезавтра, если захочешь. Но мы обсудим это позднее.

У Виктории защипало в глазах, но это были слезы радости. Что бы ни готовило ей будущее, до этого мгновения она и подумать не могла, что когда-нибудь снова станет счастливой. Этот день оказался одним из лучших в ее жизни.

Мэдди и Кэт сидели около компьютера в спальне. Кровать и пол вокруг были завалены бумагами.

– Хочешь кофе? – спросила Кэт, потягиваясь.

– Отличная идея! – Мэдди зевнула и посмотрела на нее. – Ты сегодня задумчивая. Что случилось?

– Все хорошо, – ответила Кэт и принялась покусывать ладонь.

Мэдди отодвинула назад свой стул и улыбнулась:

– Ты всегда так делаешь, когда волнуешься.

Кэт пожала плечами:

– Так, ничего особенного, личные проблемы.

– Давай же, – настаивала Мэдди. – Расскажи.

Кэт колебалась. Она знала, что не следует делиться с боссом подробностями личной жизни, но, с другой стороны, Мэдди не являлась ее начальницей в привычном смысле слова. Они работали вместе всего неделю, но у них уже установились дружеские отношения. Конечно, насколько это было возможно, учитывая разницу в возрасте.

– Это Джарвис… – Она все-таки решилась рассказать.

Мэдди знала, что они собираются пожениться, но Кэт старалась не говорить об этом. Виктория, со своей стороны, считала, что это прекрасная новость.

– Что с ним? – удивилась Мэдди.

Кэт покачала головой, сожалея, что начала разговор. Мэдди положила руку на колено Кэт.

– Я вижу, что тебя что-то волнует.

Кэт набрала полную грудь воздуха и произнесла:

– Все происходит слишком быстро. Я имею в виду предстоящую свадьбу. Трейси говорит о ней постоянно. Она в восторге, но я не чувствую…

Мэдди жестом остановила ее:

– Подожди! Ты его любишь?

– Думаю, да.

Мэдди наклонилась к Кэт, их колени теперь почти соприкасались.

– Думаешь? Ты не можешь выйти замуж за мужчину, если только думаешь, будто любишь его.

Кэт скрестила руки на груди:

– Что ж, тогда, да, я люблю его. Но…

– Что?

– Я не уверена, что готова.

– Если ты не уверена, то не делай этого!

– Но ведь все уже запланировано, – возразила Кэт. – Я согласилась и теперь не могу отступить, иначе подведу всех.

Мэдди вскочила и принялась расхаживать по комнате.

– Послушай, куда хуже, если ты сделаешь это, а потом будешь жалеть всю жизнь! Хуже для тебя и для Джарвиса! – добавила она. – Кроме того, я вообще не понимаю, для чего тебе выходить замуж? Какой смысл? Это устаревшая традиция. Я хочу сказать, что раньше девушка принадлежала отцу, а потом переходила в руки мужа. К счастью, теперь мы не считаемся ничьей собственностью, потому что сами отлично справляемся.

– Виктория говорит, что брак – путь к счастью, – тихо заметила Кэт.

– Но длительные отношения с Лео, которые можно назвать браком, не сделали ее счастливой, так ведь? Перестань, ты умная женщина! Не нужно оглядываться на других! Бери жизнь в свои руки и делай то, чего сама хочешь.

Раздался звонок в дверь, и Мэдди направилась к двери. Увидев Ральфа, вспомнила, что сегодня должен прийти ответ из университета.

– Ну что? – спросила Мэдди, бледнея.

Ральф вошел в холл.

– Итак, – начал он, – у меня две отличные оценки и одна хорошая. Круто, согласна?

Мэдди потребовалось время, чтобы осознать услышанное, а потом она почувствовала колоссальное облегчение.

– Замечательно! Я не сомневалась, что у тебя все получится!

Лицо Ральфа озарила широкая улыбка, и она подумала, что он очень похож на отца. Ей хотелось дотронуться до него, притянуть к себе, поцеловать в лоб, в нос и в губы. Покрыть поцелуями и сказать, как она им гордится. Но вместо этого Мэдди провела его в спальню, где у компьютера сидела Кэт, и он еще раз рассказал о своих успехах.

– Здорово! – воскликнула та. – Отличные оценки. Ты достойный сын своего отца!

Они переглянулись, а потом разразились нервным смехом.

– В некоторых вопросах, да! – сказал Ральф. – Но, к счастью, я не во всем похож на него.

Кэт ушла, чтобы приготовить кофе, а Ральф сдвинул бумаги на край кровати и сел.

– Спасибо за помощь! – обратился он к Мэдди. – Без тебя я бы не справился.

– Глупости, – возразила она. – Я лишь подтолкнула тебя, а всю сложную работу ты выполнил сам. – Что собираешься делать?

После возвращения в дом матери Ральф по-прежнему навещал их с Фиби, но реже, чем раньше. Мэдди скучала по нему, однако не признавалась. Ральф положил руки на колени и сцепил пальцы. Мэдди показалось, будто он стал как бы крупнее, словно успех выровнял его впалые щеки и нарастил мясо на тонкие подростковые кости. Ральф не побрился, и на верхней губе и подбородке у него темнела щетина. У Мэдди сжалось сердце – этот мальчик уже не школьник. Он взрослеет и скоро вступит в мужской мир. Временами незрелость Ральфа раздражала ее, но в то же время в ней было нечто свежее, ничем не запятнанное. Мэдди неприятно было думать, что всего через несколько лет он, вероятно, уже будет втянут в водоворот взрослой жизни, вкалывая из последних сил, чтобы содержать жену и двоих детей, выплачивать закладную за дом и иметь возможность купить холодильник и микроволновку.

Мэдди хотелось забрать и увезти его куда-нибудь, чтобы уберечь от жизненных неурядиц. Но это было бы ошибкой. Взять на себя ответственность и стать отцом и кормильцем семьи – храбрый поступок, которым можно гордиться. Мужчины, кто так этого и не сделал, казались ей в чем-то неполноценными.

Ральф по-прежнему сидел на кровати. Он так и не ответил на ее вопрос.

– Так ты поедешь в Бирмингем или нет? – произнесла Мэдди.

Он опустил голову, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Как мне лучше поступить? – Ральф выглядел несчастным, что было неправильным в такой замечательный день.

Мэдди подошла и села рядом с ним.

– Ральф, это твое решение. Я не могу принять его за тебя.

– Я знаю, чего хочу, но…

Ее сердце заколотилось.

– Что именно? Я поддержу любое твое решение.

Он посмотрел ей в лицо, и Мэдди неожиданно почувствовала себя одинокой.

– Я хочу поехать, – ответил Ральф. Его темные глаза наполнились слезами. – Я много думал и решил, что должен это сделать.

Мэдди глубоко вздохнула.

– Это хорошо…

Внезапно он взял ее за руки и посмотрел на кольцо с сапфиром – подарок Лео на рождение Фиби.

– Если ты хочешь, я останусь. Только скажи.

– Нет, – возразила Мэдди. – Ты должен ехать, это твое будущее. У тебя впереди прекрасное время и множество новых знакомств.

Ральф отпустил руки Мэдди, поднялся и, повернувшись к ней спиной, уставился в окно на крошечный сад на заднем дворе. На улице было серо, моросил дождь, и было слышно, как капли падают с крыши и разбиваются о камни.

– Новые знакомства? – усмехнулся он. – Мне никто не нужен, кроме тебя.

Мэдди колебалась. Она глубоко вздохнула, чувствуя, что легкие горят огнем.

– Это неправильно, когда восемнадцатилетний мальчик общается с женщиной моего возраста…

Ральф резко развернулся и гневно взглянул на нее, нахмурив темные брови.

– Ты ведь на самом деле так не считаешь?

Мэдди пожала плечами, и это разозлило его еще больше.

– Кто говорит, что это неправильно? Кому какое дело, что думают другие?

Мэдди сознавала, что все сказанное сейчас не будет иметь обратной силы. Ей казалось, будто она стоит на перекрестке: сердце тянет в одну сторону, а разум в другую. Она выпрямила спину и стиснула зубы.

– Ты приходил к нам с Фиби, когда учился в школе. И это было нормально, но скоро тебе это надоест. – Ее слова прозвучали настолько твердо и резко, что Ральф даже покачнулся.

– Нет! – хрипло воскликнул он. – Как ты можешь такое говорить?

– Мы были для тебя тихой гаванью в шторм, и в этом нет ничего плохого. Но впереди тебя ждет новая жизнь, и ты забудешь о нас.

– Поверить не могу, что слышу это от тебя, – тихо произнес Ральф и присел на корточки рядом с Мэдди, чтобы заглянуть ей в лицо. Их носы почти соприкасались, и она чувствовала его теплое дыхание на своем лице. – Мэдди!

Она посмотрела в его красивые глаза и почувствовала, как сжалось сердце.

– Ты меня любишь? – спросил он. – Скажи правду, я должен знать.

Ральф говорил спокойно и тихо, но, казалось, сама атмосфера в комнате давит на них, не давая вздохнуть полной грудью. Мэдди колебалась всего мгновение.

– Нет, – твердо произнесла она. В голове и в ушах у нее звенело, она дрожала.

Ральф медленно поднялся – его колени хрустнули – и решительно направился к двери.

– Спасибо, что сказала, – промолвил он, обернувшись.

Мэдди отвела взгляд, опасаясь, что выдаст свои чувства. Она услышала, как захлопнулась дверь, и заторопилась в гостиную, чтобы посмотреть из окна, как Ральф уходит по улице прочь от ее дома. Мэдди заметила, что он перестал сутулиться, – раньше это придавало ему слегка смущенный вид, которым он как бы извинялся за свое присутствие. Теперь Ральф шагал с прямой спиной и высоко поднятой головой.

Навстречу ему шли две девушки. Увидев Ральфа, они толкнули друг друга, как бы говоря: смотри, какой классный парень! Мэдди почувствовала одновременно ревность и гордость за Ральфа. Этого высокого, красивого парня нельзя было не заметить.

Он ушел, не оглянувшись. Она вернулась в спальню и села за компьютер рядом с Кэт, которая только что вернулась с тремя чашками кофе. Кэт сделала вид, будто не заметила неожиданного ухода Ральфа.

– Ты в порядке? – просила она, не сводя глаз с экрана.

– Да, – кивнула Мэдди, сжимая кулаки под столом, чтобы не видела Кэт. – Со мной все будет в порядке. Ты же меня знаешь. Крепка как сталь!

 

Глава 31

Среда, 8 сентября

– Я не голодна. – Мать Кэт положила на стол нож и вилку и робко посмотрела на дочь.

Кэт прищурилась:

– Нужно доесть все, что у тебя на тарелке. Ты почти не прикоснулась к еде.

Лицо матери сморщилось, и она зашмыгала носом. По ее щекам и губам потекли слезы. Она взяла вилку и, равнодушно ткнув в кусок мяса, принялась возить его по тарелке.

– Ты не понимаешь. Я много съела за ленчем.

Внутри Кэт что-то переключилось, и, стукнув кулаком по столу, она вскочила.

– Это какое-то сумасшествие!

Внезапно ее осенило: сумасшествие, конечно же! Все эти годы она думала о том, что у мамы временное помутнение рассудка и она обязательно поможет ей прийти в себя. Билась за то, чтобы оградить мать не только от местных органов опеки, которые могли посчитать необходимым забрать ее, но и от нее самой. Но сейчас все стало очевидным: мать не в себе, ведет себя неадекватно, и, похоже, такой останется.

Виктория давно твердила Кэт, что ее мать не в состоянии сама заботиться о себе, но та не хотела смотреть правде в глаза. И все же старшая подруга права – Кэт не может тащить на себе эту ношу. Если мать и дальше станет отказываться от еды, то умрет от голода.

Кэт выпрямилась – так дальше продолжаться не может! Она вызовет врача и будет настаивать на том, чтобы матери оказали медицинскую помощь.

– Все хорошо, мама, – мягко промолвила она, уже не чувствуя гнева. – Не ешь, если не хочешь. Сделать тебе чашку чая? – Чай и немного молока – единственное, от чего пожилая женщина не отказывалась в эти дни.

Глаза матери засияли, словно она была ребенком, которому предложили конфету.

– О, да, пожалуйста, дорогая. Большая чашка чая – то, что мне сейчас нужно. И себе тоже сделай.

Кэт ждала, пока закипит чайник, и разглядывала неопрятную кухню. За шесть лет, что мать живет здесь, в ней ничего не изменилось. Кэт уговорила мать продать их маленький домик примерно в то же время, когда арендовала квартиру вместе с Трейси. Надеялась, что место, которое не хранит грустных воспоминаний, пойдет матери на пользу и знаменует для нее начало новой жизни. Она рассчитывала, что мама с удовольствием займется оформлением новой квартиры – у нее всегда отлично получалось превращать жилое помещение в уютный дом. Но надежды Кэт не оправдались. Мать купила несколько банок с желтой краской и покрасила половину стены в кухне, потом ей это надоело, и она переместилась в ванную. Та тоже была выкрашена наполовину.

Кэт много раз предлагала докрасить стены, но пожилую женщину это только возбуждало и злило.

– Это моя квартира! – кричала она. – Не смей командовать!

Почти вся мебель оставалась на тех местах, куда ее поставили грузчики при переезде. И ее было слишком много для такой маленькой квартиры. Но напоминать матери об этом не имело смысла.

– Мне все нравится, – твердила она.

Шторы, которые она сняла в маниакальном порыве навести чистоту, так и остались висеть на спинках стульев. Кэт предлагала повесить их, но мать злилась.

– Не смей притрагиваться к ним, – заявляла она. – У меня свой способ вешать шторы, и мне не нравится, как ты это делаешь.

– Когда ты ими займешься? – в отчаянии спрашивала Кэт.

– Не твое дело. Когда захочу, тогда и повешу.

По отдельности все эти странности ничего не значили. Что в них плохого? Подобное поведение вообще можно списать на чудаковатую натуру. А вот если сложить все вместе…

Мама стала забывчивой и невнимательной, и постепенно эти черты усугублялись. В последнее время, уходя из дома, не запирала дверь. К счастью, соседи как-то заметили и позвонили Кэт. Но это был тревожный сигнал. Она все чаще путала дни недели и забывала адрес. Кэт купила матери специальный серебряный кулон на шею, в который на всякий случай вложила записку со своим номером телефона. И все же она понимала, что когда-то ее мать обязательно потеряется, станет жертвой ограбления или попадет под машину. Хотя самым большим риском оставалась смерть от голода.

Кэт неприятно было думать о том, что маму придется поместить в специальную клинику. Ей это казалось бесчеловечным поступком. Но Виктория убедила ее, что не все заведения плохие. Она вызвалась проехать с Кэт по клиникам и подобрать подходящую, с хорошими условиями для пациентов. Кэт знала, что будет скучать, когда мама уедет из этой квартиры, находящейся неподалеку от ее дома. Однако, как правильно заметила Виктория, ей следовало подумать и о своей жизни.

Кэт работала с Мэдди уже больше месяца. Насколько она знала, отношения Ральфа с матерью наладились и он вернулся домой. Кэт радовалась за Викторию. Хорошо, что она начала встречаться с Оливером! Виктория мало рассказывала о нем, но Кэт чувствовала, что он ей очень нравится. А Виктория считала, что Джарвис – просто находка для Кэт. Он хочет заботиться о ней, потому что она ему не безразлична. Виктория убеждала ее, что предсвадебные волнения – это нормально. И даже предложила помочь с подготовкой к свадьбе, но Кэт отказалась.

Ей по-настоящему нравилась работа, хотя часто приходилось задерживаться допоздна. Мэдди держала слово и относилась к Кэт скорее как к партнеру, а не своей сотруднице. Не жалела времени, объясняя, как работает сайт и бизнес по организации мероприятий, так что Кэт уже многому научилась. Каждый вечер она приходила домой уставшая, но довольная своими достижениями за день. Теперь Кэт понимала, что значит получать удовольствие от работы.

Конечно, эту работу нельзя назвать сплошным развлечением: бывали и волнения, и скучные рутинные дела. И все же больше всего Кэт нравилось ощущение, что она сама распоряжается своей жизнью. Если она будет слушать, наблюдать, проявлять сообразительность и усердно трудиться, бизнес, без сомнения, станет процветать, и она от этого только выиграет. В книжном магазине, независимо от того, насколько она была включена в работу, все дни проходили одинаково, и у нее не было никаких перспектив к росту. На что она могла рассчитывать? Стать однажды менеджером, как Рэйчел, и иметь право определять очередность перерыва на ленч? Или привилегию уходить из зала в офис, чтобы написать сообщение друзьям в «Фейсбуке» или съесть шоколадное печенье? Честно говоря, эти мысли приводили ее в ужас.

Мэдди уже брала с собой Кэт на пару мероприятий: праздник бар-мицва и вечеринку по случаю сорокалетия. Кэт постепенно начинала понимать основные принципы планирования подобных мероприятий, и у нее возникло множество интересных идей. Некоторые из них, как сказала Мэдди, были глупые, опасные или дорогие в исполнении, но кое-что ей нравилось. В общем, они оказались неплохой командой, и Кэт чувствовала, что Мэдди довольна ее работой.

Кэт была настолько занята на работе, что у нее почти не оставалось времени на сочинительство. Но все-таки она старалась немного писать в выходные. Прочитав несколько ее рассказов, Виктория заявила, что они ей очень понравились, хотя Кэт сомневалась в этом. И все-таки ей было приятно услышать положительную оценку ее творчества.

Виктория сказала, что Кэт следует отправить свои рассказы еще в несколько журналов, и даже посоветовала, в какие именно. Она дала ей номер телефона своего знакомого редактора в журнале «Санди». Кэт набралась смелости и послала туда несколько своих лучших произведений, включая рассказ о любви, но ответа пока не получила.

Она не могла позволить себе упустить эти возможности из-за болезни матери. Если бы с ней все было в порядке, она пришла бы в ужас, узнав, что является препятствием для Кэт. До болезни мама всегда поддерживала дочь.

Кэт налила чай в две фарфоровые чашки из подаренного Викторией сервиза и поставила их на стол. Мама сидела, сгорбившись, там же, где она ее оставила, глядя на остывшую еду на тарелке. Похоже, за это время она не сдвинулась с места.

– Спасибо, дорогая!

Кэт взяла тарелку, чтобы отнести ее в кухню, и увидела, что у нее дрожат руки.

– Ты же понимаешь, что так дальше продолжаться не может, – тихо промолвила она, снова усаживаясь напротив матери.

– Да, понимаю.

Кэт ожидала, что мама будет протестовать, но ошиблась. Набрав полную грудь воздуха, она произнесла:

– Завтра я собираюсь поговорить с врачом. Думаю, они предложат тебе переехать в такое место, где есть необходимый уход.

– Да.

Кэт пристально посмотрела на мать, которая пила чай, опустив голову. От краев носа ко рту у нее пролегали глубокие морщины, на тонких руках набухли синие вены. Кэт почувствовала комок в горле.

– Там очень уютно, и я буду часто навещать тебя.

Мама осторожно поставила чашку на стол и улыбнулась:

– Это было бы здорово.

– У меня новая работа, ты ведь знаешь. И… и я выхожу замуж.

Мама снова отхлебнула чай из чашки.

– Вкусный и крепкий, как я люблю, – произнесла она.

Кэт вздохнула – с таким же успехом она могла объявить, что улетает на Луну. Она медленно поднялась.

– Мне нужно идти. Загляну завтра. Обязательно запри дверь и погаси свет перед тем, как ляжешь спать.

– Хорошо.

Кэт взяла свои вещи и у двери обернулась. Мама сидела, не сдвинувшись с места.

– Я люблю тебя, мама, – сказала она.

Мама медленно развернулась, подняла голову и улыбнулась широкой, невероятно красивой улыбкой.

– Я тоже тебя люблю, Кэтрин!

Кэт договорилась встретиться с Джарвисом дома. Он собирался приготовить что-нибудь поесть, а потом они, наверное, сходят в паб. Джарвис съехал со своей квартиры в Лейтоне и почти все время проводил у Кэт. Не хотел впустую тратить деньги на аренду. Рик пока оставался в своей каморке, но уже уведомил хозяина, что скоро съезжает. Вскоре они заживут одной большой счастливой семьей в тесной квартирке над закусочной с кебабами. Можно не сомневаться, Али обязательно поднимет арендную плату.

– Я не занимаюсь благотворительностью, – однажды сказал он на ломаном английском, грустно качая головой. – Слишком тяжелые времена. Миссис Али хочет в отпуск на Мальдивы. Говорит, ей нужен настоящий отдых, чтобы не готовить и отправить детей в детский клуб. Они будут веселиться с заботливым персоналом в безопасной обстановке, а мама с папой как следует отдохнут.

Когда Кэт вошла в квартиру, Трейси сидела на диване и листала очередной свадебный журнал.

– Ты только посмотри! – воскликнула она. – Гребни для волос из хрусталя в форме розы! – И сразу нахмурилась: – Нужно записаться к парикмахеру. Мы ведь пока не обсуждали прически. Как считаешь, волосы лучше забрать вверх или распустить?

Кэт принялась расшнуровывать ботинки. Она не стала покупать офисную одежду, как только поняла, что Мэдди безразлично, во что она одета.

– Распущенные лучше. А ты как думаешь?

Трейси бросила журнал на диван.

– Кэт, мне кажется, ты легкомысленно относишься к свадьбе! Осталось всего две с половиной недели!

Кэт стало не по себе: две с половиной недели пройдут очень быстро. Трейси заставила ее напечатать приглашения и разослать их по почте. Многие из тех, кого она хотела видеть, находились в списке гостей Трейси, так что Кэт отправила лишь несколько конвертов. Затем обошла магазины в поисках свадебного платья и наряда, в котором отправится в свадебное путешествие. У Кэт не было времени размышлять о том, что ей предстоит. Но теперь свадьба близко, и нужно сосредоточиться.

Кэт сняла кардиган и бросила его на стул. Август выдался дождливым, и на улице было влажно и серо. Трейси твердила, что в сентябре погода обычно бывает лучше, но пока каждый день встречал их ветром и дождем.

– Прости, – произнесла Кэт. – Я была занята на новой работе, и… моя мама в плохом состоянии.

Лицо Трейси смягчилось.

– Неужели? Насколько все плохо?

Кэт покачала головой.

– Совершенно не в себе, не может себя обслуживать и не должна жить одна. В общем, я решила поместить ее в специальное заведение.

Кэт собиралась подробно рассказать Трейси о сегодняшнем вечере, но в этот момент из спальни вышел Джарвис.

– Привет, малышка! Представляешь, я иду на кастинг, и, похоже, на сей раз это именно то, что мне нужно!

Кэт натянуто улыбнулась.

– Замечательно! Что за роль?

– Шестисерийный телефильм по мотивам романа о картофельном голоде в Ирландии. Я буду играть фермера-ирландца, он подстрекает местных жителей выступить против жестоких землевладельцев-англичан и способствует зарождению у них революционного духа. Но, боюсь, конец не слишком хороший.

– Отлично! Когда пробы?

Джарвис переминался с ноги на ногу.

– В следующий вторник. Мой агент говорит, что эта роль для меня.

– У тебя есть сценарий? Хочешь, проверю слова?

– Они привезли его на велосипеде сегодня утром, – с довольным видом сообщил Джарвис. – Кто-то отказался от роли в последний момент, и поэтому я им очень интересен. – Он приблизился к Кэт и обнял ее. – Я получу эту роль, нутром чую! Правда, это было бы здорово? Лучший свадебный подарок для нас! И гонорар обещают неплохой!

Она чувствовала, что Джарвис разгорячился и его сердце колотится от восторга.

– Ты не должен терять надежду!

Джарвис сделал шаг назад и взял ее за руку, на которой было кольцо, подаренное на помолвку. Кэт с облегчением отметила, что не забыла надеть его утром. Ей было настолько непривычно носить кольцо, что она постоянно снимала его и забывала, куда положила.

– Миссис Мерфи, – улыбнулся Джарвис, целуя ее пальцы.

– Пока нет, – резко произнесла Кэт.

Он удивленно взглянул на нее:

– Пока нет, но скоро станешь.

– Да, – кивнула она. – Да, скоро.

Вторник, 14 сентября

– Мама, хотя бы примерь это. Ради меня!

Мама с недовольным видом стояла в центре гостиной. Она снова взглянула на бледно-розовое платье и жакет, которые Кэт держала в руках, и поджала губы.

– Кэтрин, я же тебе сказала, оно мне не нравится. Зачем мне вообще новое платье?

Кэт вздохнула:

– Мама, я уже объясняла, что выхожу замуж. Тебе нужно одеться красиво. Я специально выбрала для тебя это платье, потому что розовый – твой любимый цвет.

– Неужели? Я не помню… – Она принялась беспокойно оглядываться по сторонам, словно что-то искала в комнате, но не находила. – А зачем, говоришь, ты его купила?

Врач уже осмотрел маму, и, как предполагала Виктория, заключил, что депрессия – не единственная причина ее состояния. Нужно будет пройти обследование, но все свидетельствует о том, что ее заболевание гораздо хуже и оно необратимо. Кэт была потрясена, услышав это, но в какой-то степени правда принесла ей облегчение. Она больше не сердилась на мать, потому что та была ни в чем не виновата. Скачки настроения, отсутствие аппетита, забывчивость и неаккуратность, отсутствие интереса к происходящему вокруг – все это являлось симптомами заболевания, которое, судя по всему, медленно разрушало мозг.

– Мама, прошу тебя, – повторила Кэт, расстегивая ей юбку. – Это красивое платье, и у меня нет времени искать для тебя что-либо другое.

Мама скрестила руки на груди и скорчила гримасу, но позволила Кэт снять с себя юбку и натянуть платье до колен. Кэт пришлось потрудиться, но, когда она наконец застегнула «молнию» на платье и помогла матери продеть руки в короткий жакет-болеро, результат ее порадовал.

– Вот это да! – произнесла она с улыбкой и, поднявшись с колен, отступила на шаг, чтобы полюбоваться. – Ты выглядишь великолепно!

Но мама никак не реагировала на происходящее: стояла на месте, не шевелясь, и хмурилась.

Кэт кое-что вспомнила.

– Я знаю! – Она надеялась, что мама улыбнется. – Мы забыли шляпу. Она тебе понравится!

Кэт взяла пакет, который лежал на столе, и достала из него бежевую шляпу с широкими полями и розовой лентой, которая отлично подходила по цвету к платью.

– Вот, давай наденем ее на тебя.

Она прикрыла шляпой мамины тонкие волосы, серо-коричневые по бокам, с сединой в центре и ощутила радостное возбуждение. Как приятно хотя бы иногда видеть маму красивой!

– Нам нужно уложить твои волосы, – сказала Кэт, поправляя шляпу. – Я отведу тебя к тому же парикмахеру, у которого мы с Трейси будем делать прически.

В этот момент мать издала странный горловой звук и, сорвав с головы шляпу, бросила ее на пол и принялась топтать ногами. Все это случилось так быстро, что Кэт не успела помешать ей.

– Мне она не нравится, и я не стану надевать ее! – возмущалась она. Слюна начала скапливаться у нее в уголках рта. – Прекрати так обращаться со мной, Кэтрин! Иначе я пожалуюсь в социальную службу!

Кэт смотрела на когда-то красивую, а сейчас окончательно испорченную шляпу, лежавшую на полу, и готова была расплакаться. Она так долго выбирала ее вместе с Трейси и потратила много денег.

– Как ты могла так поступить? – закричала она. – Я ведь купила ее для тебя! Неужели тебе наплевать на мою свадьбу? – спросила она и тут же поняла, что бессмысленно говорить об этом с матерью.

– Какая свадьба? – удивилась та. – Я ничего не знаю о свадьбе.

Кэт подняла шляпу с пола и положила ее на стол, а потом приблизилась к матери и обняла ее.

– Не волнуйся, – промолвила она, поглаживая ее по спине. – Мы не станем ее надевать. Ты будешь первой мамой невесты без шляпы.

У Кэт зазвонил телефон – это был Джарвис. Он стоял у подъезда и просил впустить его.

– Не двигайся! Я вернусь через минуту, – сказала она, оставив мать стоять на середине комнаты в ненавистном розовом платье и в жакете, и побежала вниз.

Увидев бледное, помятое лицо жениха и его опущенные плечи, Кэт сразу поняла: что-то случилось.

– В чем дело? Ты ужасно выглядишь!

– Нам нужно поговорить.

Она подумала о самом плохом: он болен? Или Трейси? Рик?

Джарвис, похоже, прочитал ее мысли.

– Не волнуйся, все в порядке, – ответил он, пока они поднимались верх по грязной лестнице до четвертого этажа – лифт снова не работал.

Кэт закрыла дверь и уставилась на жениха. Она понимала, что маме не терпится раздеться, но не хотела отвлекаться.

– Кэтрин, я хочу снять это платье, – твердила мать, беспомощно дергая жакет.

– Одну минуту! – крикнула Кэт. – Сейчас я помогу тебе.

Джарвис положил руки на плечи Кэт, и она вздрогнула.

– Я получил роль, – сообщил он. – Ирландский фермер в телесериале. Мне только что звонил агент. Тот актер, которым хотели заменить выбывшего, отказался в последнюю минуту, и теперь им нужен именно я.

Глаза Кэт расширились, а ее тело, казалось, стало легким, практически невесомым.

– Так быстро! Наверное, ты им действительно понравился. Джарвис, это потрясающе!

Она увидела, что в его ярких голубых глазах блестят слезы, и нахмурилась.

– Нет, – произнес Джарвис, – ты не понимаешь. Съемки начинаются в Ирландии двадцать седьмого числа. В разгар нашего медового месяца. Они не смогут ждать меня даже несколько дней.

Неделя отдыха на Лансароте была забронирована и оплачена. Кэт прикоснулась к его щеке.

– Ты должен согласиться, – прошептала она, – для тебя это огромный шаг вперед. Ты не можешь просто взять и отказаться его сделать.

Джарвис в замешательстве взглянул на нее и, продолжая держать за плечи, переступил с одной ноги на другую.

– А как же отдых? У нас тогда не будет медового месяца, и все эти деньги…

– Деньги – ерунда, – заявила Кэт. – Речь о гораздо более важных вещах: о твоей карьере!

В этот момент ей в голову пришла одна мысль, и Кэт попыталась отмахнуться от нее, но не получилось.

– Знаешь что, – медленно произнесла она, стараясь говорить весело и как бы между прочим, мы могли бы перенести свадьбу на другое время, когда у тебя не будет съемок.

Кэт задержала дыхание, чувствуя нервное напряжение во всем теле и ожидая реакции Джарвиса. Из комнаты доносилось ворчание мамы, но она не обращала на нее внимания.

– Не говори глупости, – сказал Джарвис и замолчал. Она знала, что он смотрит на нее, но не могла поднять голову. – Кэт?

В его тоне было нечто такое, от чего у нее перехватило дыхание и сердце начало сильно колотиться.

– Пожалуйста, посмотри на меня.

Она заставила себя посмотреть на Джарвиса, и их взгляды встретились. Он искал в ее глазах уверенность, но ее там не было. Кэт проглотила комок в горле и попыталась улыбнуться.

– Все дело в том, что ты не хочешь выходить за меня замуж?

– Я…

– Если бы ты хотела замуж, то не стала бы предлагать отложить свадьбу. Ты бы мечтала о том, чтобы самый важный день в твоей жизни поскорее настал.

Кэт не знала, что ответить, потому что он был прав.

– Ты можешь быть честной хотя бы со мной?

Кэт вздохнула. Джарвис был поражен этой новостью, и его глаза не выражали ничего, кроме грусти. Кэт ненавидела себя за то, что так подло поступала с ним.

– Да, я действительно не хочу замуж.

Джарвис провел рукой по волосам.

– Но почему ты не сказала мне? – Он зажмурился так сильно, что в уголках его глаз появились морщины.

Послышался звук рвущейся ткани. Кэт заглянула в комнату и увидела, что мама, дергая подол платья, порвала его с одной стороны. Жакет уже валялся на полу.

– Я терпеть не могу свадьбы, – в отчаянии произнесла Кэт. – Пышное белое платье, идиотский торт с нашими фигурками на верхушке. – Сердце сжалось и заколотилось сильнее. – Это не для меня, я не такая. – В порыве разочарования она топнула ногой, и слезы брызнули у нее из глаз.

Джарвис покачал головой.

– Но почему же ты не сказала? Я предполагал, что что-то не так, но ты молчала. – Он чувствовал себя потерянным и пытался осмыслить происходящее. – Думал, мне это только кажется.

Слова Кэт выбили почву у него из-под ног: как инопланетянин, оказавшийся на незнакомой земле, он не понимал, как ему выжить и что делать дальше.

– Я не знаю, – честно ответила она. – Ты очень хотел этого, и я считала, что поступаю правильно. Ведь это решение вы приняли втроем: ты, Трейси и Рик.

Джарвис подошел к дивану и уселся на него, закрыв голову руками.

– Какой кошмар! – Он посмотрел на Кэт, сердясь и обвиняя ее в случившемся. – Тебе не мешало бы предупредить нас заранее. Моим родителям придется сдать билеты. – Джарвис стукнул кулаком по колену. – Это их ужасно расстроит.

– Мне очень жаль! – Кэт охватило чувство вины. Она считала себя самым ужасным человеком на свете.

Она подошла к дивану и села рядом с Джарвисом, положив руки на колени. Он не двигался. Между ними словно выросла стена.

– Мы можем начать все сначала? – еле слышно промолвила Кэт.

Через дверь она видела, что мама стоит в трусах и в бюстгальтере и с удовлетворением разглядывает испорченное платье и жакет.

– Чашка вкусного чая, вот что мне нужно! – сказала себе под нос пожилая женщина с таким видом, будто это было самое правильное решение на свете. И, не одеваясь, в одном белье побрела в кухню.

– Начать все сначала – что это, черт возьми, значит? – воскликнул Джарвис, яростно двигая челюстью. – Ты только что отменила свадьбу!

Кэт положила руку ему на колено, но он сбросил ее.

– Это значит, что, может, мы забудем о свадьбе и просто продолжим встречаться? Все произошло очень быстро, я пока не готова.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на Кэт: на губах у него была усмешка. Кэт впервые видела Джарвиса таким.

– Кэт, я не верю, что ты когда-нибудь будешь готова. Ты обманула меня. И я чувствую себя полным идиотом!

– Я не обманывала тебя и ничего не делала специально! Ты – самое лучшее, что случалось со мной в жизни. Признаю, что я все испортила, но ничего не могу с собой поделать. Все дело в моем отце. После его смерти я будто забралась в раковину и не могла дать волю чувствам, потому что они приносили мне только боль. Считала, что выживу, если не буду ничего чувствовать. Потом появился Лео, и я думала, что влюблена в него. Ну, или мне так казалось. Только он не подходил мне. Я была одной из его женщин. Вряд ли Лео как-то особо заботился хотя бы об одной из нас. А затем он умер.

Кэт опустила голову. Джарвис по-прежнему молчал.

– Ты был так добр ко мне в тот вечер, когда я пришла к тебе домой, а потом мы занимались любовью, и это было чудесно.

Он усмехнулся:

– Чудесно? Это все, что ты можешь сказать? То есть мир тогда для тебя не перевернулся? Какую оценку ты мне поставила: пять из десяти?

– Я говорю то, что думаю, – резко произнесла Кэт. – Это было чудесно. А вскоре вдруг оказалось, что мы с тобой встречаемся длительное время, и события начали развиваться стремительно. Мне хотелось бы двигаться медленнее…

– Но почему ты не сказала? Я же не умею читать мысли!

Кэт принялась кусать ладонь.

– Мне следовало сказать тебе. Наверное, тогда я переживала из-за смерти Лео, встречи с Мэдди и Викторией и тем, что она сообщила нам о его сестре.

Кэт не рассказывала Джарвису ни о встрече с Викторией и Мэдди в баре, ни о том, как они выяснили о существовании друг друга. О Ральфе она тоже промолчала. Понимала, что от разговоров о Лео Джарвису не по себе.

– Подожди, – сказал он, поднимая руку, – ты хочешь сказать, что все это время скрывала от меня это? Боже мой! Мы же собирались пожениться! У мужей и жен обычно нет секретов друг от друга! – Не в состоянии поверить в происходящее, Джарвис покачал головой. – Ты ничего не понимаешь в отношениях!

Мама Кэт вышла из кухни с чашкой в руке и, поставив ее на стол, начала одеваться в старую одежду. Ей удалось натянуть юбку, но задом наперед, будто она была маленькой девочкой, которая еще не умеет одеваться. Глядя на нее, они оба на мгновение забыли, что обсуждали, но Кэт быстро пришла в себя.

– Тогда научи мня, – умоляюще произнесла она. – Хочу узнать, как правильно строить отношения. Вернуться к началу и идти вперед шаг за шагом. – Она глубоко вздохнула. – Я понимаю, что прошу слишком много.

Джарвис почесал голову:

– Ты меня просто убила этой новостью.

Кэт поморщилась:

– Тебе необязательно это делать, но подумай об этом, пожалуйста.

Они помолчали, а потом он добавил:

– Тебе надо рассказать о своем решении Трейси.

Кэт заметила, что от стресса у Джарвиса зуб на зуб не попадает. Ей хотелось успокоить его, но он вряд ли сейчас подпустит ее к себе. Она пыталась мысленно транслировать ему свои чувства, чтобы он все-таки понял…

– Мы можем поговорить, когда ты вернешься со съемок?

Джарвис смотрел на розовое платье и жакет, которые валялись на полу, на смятую шляпу на столе, словно только что понял, что́ сделала с одеждой мама Кэт.

Дни становились короче, на улице уже стемнело, а они даже не заметили. Свет из окон напротив слабо освещал квартиру. Джарвис посмотрел на Кэт, но она не сумела прочитать его взгляд. Обычно он был для нее как открытая книга, но не сейчас.

– Нет, – наконец произнес он, – мы не станем говорить.

 

Глава 32

Кэт в одиночестве медленно брела домой. Джарвис ушел раньше, заявив, что поживет у друга. Она опасалась, что он отправится в какой-нибудь паб и напьется. Войдя в квартиру, услышала, как Трейси разговаривает с Риком в кухне, и все внутри у нее перевернулось. Как она может так поступать с самими важными людьми в своей жизни, если не считать маму? Трейси придет в ужас, и, возможно, их дружба на этом закончится – и ради чего?

Кэт стиснула зубы, чувствуя себя чудовищем. Что за дурацкий характер, из-за которого она постоянно все портит! Если бы промолчала сегодня, все прошло бы замечательно, Трейси наслаждалась бы своим праздником, и никто бы не обиделся.

Если она сейчас позвонит Джарвису, то успеет поговорить с ним и все исправить. Кэт нащупала в сумке телефон и крепко его сжала, собираясь набрать номер. Но потом в ярости на себя и на весь мир покачала головой – нет, она этого не сделает.

– Кэт, это ты? – крикнула Трейси с кухни.

Она бросила сумку и села на пол рядом с дверью, подтянув колени к груди, – словно сгруппировалась и приготовилась к катастрофе.

– Кэт?

Она услышала тихие шаги Трейси по ковру и почувствовала ее руку на своих плечах. Подруга погладила ее по голове.

– В чем дело? Что случилось?

Кэт подняла голову и повернулась к Трейси – по щекам у нее текли горячие слезы.

– Я сказала Джарвису, что не могу выйти за него замуж. Мне очень жаль.

Трейси ахнула:

– Как же так?

Кэт покачала головой:

– Я все испортила.

Повисла пауза.

– А гости, торт, твое платье и все остальное? – У Трейси перехватило дыхание. Она все еще стояла на полу на коленях.

– Я сообщу гостям, – ответила Кэт, и ее лицо скривилось. – Тебе придется выйти замуж без меня.

– Что стряслось? – К ним подошел Рик. Он перепугался, увидев на полу Кэт и Трейси с перекошенным лицом.

– Кэт отменила свадьбу, – сообщила Трейси и всхлипнула. – Говорит, что не может выйти замуж.

– О боже! – Рик опустился на колени рядом с Трейси. – Я так и знал. И чувствовал, что ты сомневаешься.

Кэт сидела, спрятав лицо в колени, а Трейси плакала, закрыв лицо ладонями.

– Что мы будем делать? Поверить не могу, что это происходит!

Рик громко откашлялся.

– Послушай, – громко и неожиданно серьезно, что было ему несвойственно, произнес он. – Это не конец света. Наша свадьба в любом случае состоится, что бы ни случилось.

Трейси что-то пробормотала.

– Давай мыслить здраво, – продолжил Рик. – То, что произошло, не должно нам помешать.

Даже Кэт, погруженная в свое горе, оценила его выдержку. Хорошо, что среди них есть человек, который не теряет хладнокровия. Она подняла голову и сквозь упавшую на глаза челку заметила сомнение в его глазах.

– С нами все будет в порядке, – добавил Рик. – С тобой, со мной и с Кэт. Мы справимся. Единственный человек, за которого я волнуюсь, – это Джарвис.

Суббота, 18 сентября

Машина была забита вещами: чемоданы, одеяло, подушки, куртки, коробки с книгами – они практически закрывали обзор через заднее стекло.

– Нам нужно заправиться, – сказала Виктория, поворачиваясь к Ральфу, который сидел рядом. Притормозив у заправки, она вышла из автомобиля.

Вставив шланг в бензобак, Виктория подумала о том, что надо бы купить пакет ирисок и что-нибудь сладкое, чтобы поездка была веселее. Неожиданно она увидела женщину, которая вышла из магазина, пересекла двор и направилась к ней. Женщина казалась знакомой и в то же время совсем другой. Виктория узнала наконец Кейт – свою бывшую клиентку, супругу волокиты Дона, улыбнулась и быстро отвернулась. По правилам можно было здороваться с клиентом за пределами офиса, только если он первый тебя приветствует.

– Эй!

Виктория оглянулась и с удивлением заметила, что Кейт почти бежала, чтобы не упустить ее. Похоже, ей очень хотелось пообщаться. Она отлично выглядела: коричневая кожаная куртка, джинсы заправлены в черные сапоги. Высветленные волосы отросли, и каре превратилось в блестящие локоны до плеч. На веках – бежевые тени, губы накрашены, и, возможно, она даже немного сбросила вес. Кейт выглядела моложе и более расслабленной, чем раньше.

– Как поживаете? – поинтересовалась Виктория, с удовлетворением отметив изменения в ее внешности.

– Все в полном порядке, – улыбнулась Кейт.

Виктория подняла брови. Кейт убрала волосы с лица.

– Вы же знаете, я долго переживала после того, как выгнала Дона. Но сейчас чувствую себя гораздо лучше.

Дон отказался от консультаций после того, как Кейт подала на развод, а она еще несколько недель ходила к Виктории, пока не решила сделать перерыв. Виктория пробовала отговорить ее, опасаясь, что самой ей будет тяжело справиться.

– С Доном непросто приходится, – продолжила Кейт, – но сейчас, когда я уже свыклась с мыслью о разводе, мне кажется, будто с моих плеч сняли тяжелый груз.

Заправочный пистолет щелкнул, и Виктория вынула его из бака.

– Вы отлично выглядите! – Она улыбнулась. – А как дела у детей?

Кейт скрестила руки на груди и нахмурилась.

– Переживают, но часто видятся с Доном. Младший еще слишком мал и не понимает, что происходит. Мы с Доном решили делать все, чтобы старший не подумал, будто это его вина. Постоянно твердил ему, как сильно его любим. Спасибо вам за советы. Они мне очень помогли!

– Я рада, – кивнула Виктория, закручивая крышку бензобака.

– Я начала ходить на занятия живописью, – сообщила Кейт. – Как вы говорили, полезно заняться чем-то лично для себя. Кстати, я встречаюсь с мужчиной!

Она немного покраснела, и Виктория рассмеялась.

– Пока рано о чем-либо говорить, но он мне нравится!

– Хорошо, что вы не грустите в одиночестве, – улыбнулась Виктория и взяла сумку с заднего сиденья машины. – Рада за вас. Только не торопитесь.

Она посмотрела на Ральфа, который показывал ей, что пора ехать.

– Я везу сына в университет, – объяснила Виктория, и ее охватила гордость – а ведь когда-то она боялась, что он не сдаст экзамены.

– Я не собиралась вас задерживать, – произнесла Кейт. – Просто хотела поблагодарить и сказать, что со мной все в порядке. – Она обняла Викторию и поцеловала ее в обе щеки. – Вы очень мне помогли. Без вас я бы не справилась. И не беспокойтесь, я никуда не тороплюсь. Просто наслаждаюсь жизнью.

– Кто это был? – поинтересовался Ральф, когда Виктория наконец села в автомобиль. – Вы так долго беседовали!

– Извини. Это одна из моих довольных клиенток.

Ральф странно посмотрел на мать, словно все еще сомневался, что у нее есть работа, не говоря уже о клиентах.

На дорогах было мало машин, и поездка заняла меньше времени, чем планировала Виктория. Остановившись около общежития, она глубоко вздохнула.

– Ну вот мы и на месте.

Они с Ральфом смотрели на современное здание из красного кирпича, которое находилось примерно в трех милях от центра города. Сердце у Виктории сжалось. Место, где предстояло жить Ральфу, выглядело просто замечательно в окружении деревьев, с полоской аккуратно подстриженного газона перед входом. Но все равно Виктория думала о том, как сейчас должен нервничать сын.

– Парковка с противоположной стороны? – спросила она, стараясь переключить внимание на практическую сторону дела.

Они заметили старый серебристый «вольво круз», за рулем которого сидела женщина со светлыми волосами, а рядом ее дочь. Нагруженная вещами, как и у Виктории, машина медленно повернула за угол. Настроение у Виктории поднялось: они ничем не отличались от других. Выжав сцепление, она переключила скорость.

– Давай поедем за ними. Похоже, они знают дорогу.

Ральф взял ключ и нашел свою комнату, а потом они вместе втащили вещи по лестнице на второй этаж. Многие студенты вместе с родителями проделывали то же самое. Взрослые вежливо кивали друг другу, а Ральф с подозрением оглядывал своих будущих сокурсников. Виктория ткнула его в бок.

– Не будь таким хмурым, – прошептала она и через дверь потянула за собой коробку с книгами.

– Я же не знаю заранее, нравится мне человек или нет, – возразил он.

Виктория выпрямилась и, почувствовав боль в спине, принялась массировать ее руками.

– А как ты выяснишь, нравится тебе человек или нет, если не дашь ему шанса? Ты просто всех отпугнешь от себя.

Она снова наклонилась и подвинула коробку в угол комнаты. Ральф занес чемодан внутрь.

– Мам, расслабься, – улыбнулся он. – Кто тут будет учиться? Ты или я?

Нужно признать, что комната оказалась ужасно тесной: в ней помещалась лишь узкая кровать, шкаф для одежды, комод, стол и стул. Бежевые стены, легкие желтые шторы на окне. Хорошо, что окно выходило на зеленую лужайку, а не на парковку. А кухню, ванную и туалет придется делить еще с шестью студентами.

Ральф не ездил заранее смотреть университет и общежитие, заявив, что в этом нет смысла, решение ведь принято. И он все увидит в свое время. Виктория подумала о том, что он уже давно не навещал Мэдди. Ей очень хотелось знать почему, но она не спрашивала. Почти все вечера Ральф провел дома, был необычайно тихим и грустным, но его поддерживали друзья. И все же самое главное, что он не изменил своему решению и сейчас находился здесь рядом с ней. До вчерашнего дня Виктория переживала, что сын передумает и откажется ехать.

Виктории предстояло встретиться с Мэдди на свадьбе Кэт в следующие выходные, и это ее совсем не беспокоило. Самый тяжелый период их отношений позади. Приходится признать, что эта женщина оказалась не такой уж ужасной. Она очень помогла Ральфу с занятиями, и не важно, что побудило ее к этому. Для Кэт она тоже сделала много хорошего.

– Тебе помочь распаковать вещи? – спросила Виктория, когда они наконец внесли последний чемодан, – места в комнате почти не осталось.

Ральф покачал головой:

– До дома далеко, тебе лучше не задерживаться.

По пути они заезжали за продуктами, так что Ральф нашел в кухне две чашки и развел растворимый кофе в молоке. Они отодвинули в сторону пару чемоданов и, пристроившись на краешке кровати, выпили кофе и съели по куску шоколадного пирога, который Виктория заранее испекла. Все темы для разговора уже были исчерпаны, и Виктория неожиданно почувствовала себя некомфортно и заволновалась.

– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я разложила вещи по ящикам? – Ее сердце начала заполнять пустота.

Ральф улыбнулся:

– Нет, мам, ты все положишь не туда, куда нужно. Лучше я сам.

Она вздохнула и принялась теребить заколку, собирая волосы на затылке.

– Что ж, тогда я поеду. Я обещала Саломее, что заберу ее из школы.

– Хорошо.

Ральф поставил чашку на пол, и они с Викторией встали.

– О, Ральф! – Она обняла сына и зарылась лицом в его джемпер.

Он тоже крепко обнял ее.

– Я скоро приеду, и вы с Саломеей всегда можете навестить меня.

Они немного постояли на середине комнаты, и Виктория почувствовала, что умиротворение заполняло ее целиком, прогоняя из сердца пустоту. Она даже радовалась, что сын не попросил ее остаться. Больше всего на свете Виктория мечтала именно об этом: проводить сына в университет. Ей хотелось, чтобы он стал независимым. В конце концов, научить детей крепко стоять на ногах – задача хороших родителей.

Ральф проводил мать вниз и открыл перед ней дверь автомобиля.

– Иди, – сказала она. – Не нужно махать рукой мне вслед. Начинай знакомиться с теми, кто будет жить рядом. И не задирай нос! Надеюсь, кто-нибудь из них тебе понравится.

Он улыбнулся:

– Возможно.

Когда машина тронулась, Виктория посмотрела на сына в зеркальце заднего вида: он колебался всего мгновение, а потом повернулся к дороге спиной и твердым шагом направился к двери. Отъехав на достаточное расстояние, Виктория вынуждена была остановиться на обочине, чтобы вытереть глаза и высморкаться. Но в целом она чувствовала себя отлично.

Ее сотовый телефон лежал на пассажирском сиденье, на экране светилось сообщение от Оливера. Открыв его, она прочитала: «Не грусти! Он вернется через пару месяцев с полной сумкой грязного белья». Виктория улыбнулась. Оливер прав. Интересно, что бы сказал сейчас Лео? Она точно знала, что он не сидел бы рядом с ней. Скорее всего находился бы где-нибудь за границей или вместе с Мэдди… или с Кэт. Максимум, что Лео мог бы сделать – позвонил бы и дал немного наличных денег.

Виктория нашла старое сообщение от Мэдди после исчезновения Ральфа и вздрогнула, вспомнив, как сильно тогда волновалась. Она написала ответ: «Только что оставила Ральфа и его вещи в университете. С ним все будет хорошо. С наилучшими пожеланиями, Виктория». Взглянув в зеркало, чтобы проверить макияж и волосы, она решила, что выглядит не только хорошо, но и привлекательно. Виктория подкрасила губы, что было глупо, но помогло ей почувствовать себя лучше и собраться с мыслями. Конечно, им с Ральфом пришлось нелегко, но они достигли успеха сами, без помощи Лео, и она гордилась собой и сыном. В общем, Виктория чувствовала себя замечательно.

Она потянулась в бардачок за диском и, поставив в проигрыватель запись Первого концерта для виолончели Шостаковича в исполнении Ростроповича, наслаждалась чудесной музыкой всю дорогу до дома.

Мэдди перечитала сообщение от Виктории и улыбнулась, представив Ральфа и кучу вещей. Она готова была спорить, что его комната сейчас выглядит так, будто в ней взорвалась бомба. Потом вспомнила, как сама нервничала в первый день в университете и как быстро освоилась и завела друзей. Ей бы хотелось позвонить ему сейчас и пожелать удачи. Но она положила телефон и пошла в кухню, чтобы сделать себе чашку чая.

Вернувшись к компьютеру, Мэдди нахмурилась. Как быть с Кэт? Она пришла на работу рано, с красными глазами. Когда рассказывала Мэдди о том, что случилось, ее била дрожь.

– Я поступила ужасно… Сделала самую страшную вещь в своей жизни! – сказала Кэт, шагая по комнате и заламывая пальцы. Сидеть спокойно она не могла. – Не понимаю, зачем я это сделала? Будто отрубила и сожгла свою руку или ногу.

Кэт не спала всю ночь и говорила сбивчиво, поэтому Мэдди убедила ее выпить снотворное и уложила в кровать Фиби, где та проспала весь день. С тех пор она оставалась у Мэдди.

Мэдди старалась помочь, но Кэт по-прежнему находилась в ужасном состоянии, и надо было что-то предпринять. Проблема заключалась в том, что Мэдди сомневалась, справится ли она своими силами. Ей нужен кто-то, кто знал о Кэт и ее прошлом достаточно много и мог бы дать дельный совет. Желательно, чтобы этот человек был консультантом.

Она допила чай и позвонила Виктории, надеясь, что та уже дома.

– Я только что вошла. – Голос Виктории звучал озабоченно. – Ты можешь привезти ее ко мне?

Мэдди быстро оценила ситуацию и ответила:

– Со мной сейчас Фиби. Мне не с кем ее оставить.

Виктория немного помолчала.

– Все в порядке, – наконец сказала она, глубоко вздохнув. – Бери ее с собой. Думаю, им с Саломеей пора познакомиться. Они могут поиграть вместе, пока мы втроем поговорим.

Виктория провела их в свою просторную квадратную гостиную в передней части дома. Две маленькие, почти одинаковые девочки-блондинки с любопытством разглядывали друг друга. Грустная и издерганная Кэт села, сгорбившись, на диван рядом с Мэдди.

– Мамочка? – Фиби запрыгнула на колени к матери и что-то прошептала ей на ухо.

– Не сейчас, – ответила она, качая головой.

– Почему бы тебе не пойти наверх и не показать Фиби игрушки? – предложила Виктория дочери.

Смущаясь, Саломея взяла девочку за руку и повела ее в свою комнату. Виктория села в кресло напротив Кэт и, нахмурившись, произнесла:

– Итак, что произошло? Почему ты вдруг изменила решение?

– Я знала, что не хочу выходить замуж, и ни в коем случае не должна была соглашаться на его предложение, – ответила Кэт. – Я ужасно поступила с Джарвисом, и мне очень жаль его сейчас.

Виктория вздохнула:

– Мне следовало выслушать тебя тогда в Диле. Я помню, что ты начала говорить о нем, а потом пролила вино. Я собиралась вернуться к этому разговору, но забыла.

Кэт вынула платок из рукава и высморкала покрасневший нос.

– Это не твоя вина.

– Мне следовало быть более внимательной к тебе.

– Я считаю, что Кэт правильно поступила, отменив свадьбу, – заметила Мэдди. – Если она сомневается, это единственный выход. – Она серьезно посмотрела на Викторию. – Но я пока что не могу понять, что Кэт чувствует по отношению к Джарвису и чего хочет на самом деле. Похоже, она сама этого не знает. Я надеялась, что ты поможешь ей.

Виктория кивнула:

– Я попробую.

– Дело не в том, что я хочу! – в отчаянии воскликнула Кэт. – Проблема в том, что я обидела Джарвиса и переживаю за него. И еще я подвела свою лучшую подругу, и она не станет больше со мной общаться.

Виктория поднялась и сделала три чашки чая. Женщины беседовали, пока последние лучи солнца не скрылись за горизонтом, и тени на стенах причудливо вытянулись. Иногда сверху доносился смех девочек, а в остальное время ровный гул их голосов нарушали лишь редкие гудки машин или голоса прохожих.

Наконец Фиби проголодалась и спустилась вниз. За ней шла Саломея.

– Я есть хочу! Что у нас на ужин?

Виктория посмотрела на часы на каминной полке и встала.

– О боже! Уже почти девять часов! Ты, наверное, умираешь от голода. Фиби любит пасту? – Виктория бросила взгляд на Мэдди – та кивнула и тоже поднялась.

– Тебе помочь?

– Нет, оставайся с Кэт, – ответила Виктория и включила лампу, которая стояла на столе рядом с Мэдди. Комнату залил теплый желтый свет. – Я приготовлю еду для нас. Мы тоже проголодались.

За столом во время ужина царила странная, почти праздничная атмосфера. Девочкам уже давно пора было лечь спать, но они чувствовали: что-то происходит. Взрослые вели себя необычно: тихо разговаривали, пили вино и многозначительно смотрели друг на друга. Например, кто-то произносил фразу, из-за которой остальные разражались смехом. Казалось, напряжение прошлых месяцев достигло высшей точки и теперь выходит, как пар из носика чайника.

У Виктории не осталось ничего для приготовления пудинга, так что они поели фруктовый лед из морозилки, потом она достала коробку шоколада из комода, и они прикончили и ее тоже.

Наконец, когда бутылку белого вина допили, Виктория обратилась к Кэт:

– Ну что, тебе лучше?

Кэт улыбнулась, и Виктория заметила, что ее глаза снова блестят и морщины на лбу разгладились.

– Да, – сказала она. – Думаю, я знаю, что нужно делать.

Фиби начала крутиться на месте, чувствуя, что вечер завершается. Ей не хотелось, чтобы веселье заканчивалось.

– Мамочка, можно мы еще приедем сюда и я поиграю с Саломеей?

Мэдди смутилась:

– Наверное, это не очень удобно.

К ее удивлению, Виктория ободряюще улыбнулась малышке:

– Конечно, приезжай.

Неожиданно Саломея спросила:

– А почему мы с Фиби так похожи? – Она была старше своей единокровной сестры и уже многое замечала.

В комнате повисло напряжение. Мэдди уставилась в пустую тарелку, а Кэт сделала вид, будто не услышала вопроса.

– Потому что вы родственницы, – наконец ответила Виктория.

Глаза Саломеи округлились:

– Почему?

– Сейчас слишком поздно, чтобы это обсуждать, – произнесла Мэдди. – Нам нужно идти.

Виктория посмотрела на дочь, потом на Фиби, на Мэдди и на Кэт.

– Мэдди права, – сказала она. – Сейчас неподходящее время. Но, обещаю, мы скоро ответим тебе и Фиби на все ваши вопросы. И расскажем вам обо всем, что вы захотите знать.

 

Глава 33

Суббота, 25 сентября

Пока невеста не вошла в церковь, Кэт стояла за углом. Вскоре через боковую дверь она пробралась внутрь и тихо встала позади гостей. Все взгляды были устремлены на Трейси, которую под руку вел к алтарю отец. У Кэт защипало в глазах. Конечно, она уже видела это платье раньше – оно было в стиле Трейси: пышные оборки, жемчуг и белые банты на длиннющем шлейфе. Все в нем казалось чрезмерным, и Трейси выглядела приторно-великолепно, что, по мнению Кэт, было глупо. Она вспомнила, что в детстве Трейси любила играть с куклами Барби. Кэт была к ним равнодушна, но никогда не могла отказать подруге. Она улыбнулась, поняв наконец, что вдохновило Трейси на ее свадебный наряд. Как же она раньше не догадалась? Теперь Кэт не сомневалась, что у куклы Барби было такое же свадебное платье, как то, в котором сейчас шла Трейси. И такой же огромный букет и пышная вуаль.

Гулкое викторианское здание церкви была заполнено лишь наполовину. Пахло мастикой для пола и ладаном, а на каждой скамье с краю был прикреплен маленький букетик из желтых и красных роз. Через витражные окна пробивались солнечные лучи – невероятная удача. Сентябрь был сырым и темным, но сегодняшняя, последняя, суббота выдалась яркой, солнечной и радостной.

Звуки органа затихли, и Рик занял свое место рядом с невестой. Насколько Кэт могла разглядеть со спины, он был в черном костюме в полоску и брюках в обтяжку. Пиджак немного топорщился на талии. Из рукавов торчали белые манжеты с оборками, а длинные волосы были вымыты и блестели. Рик возвышался над Трейси, которая смотрела на него снизу вверх и улыбалась.

Кэт подумала, что они с Джарвисом могли сейчас стоять здесь рядом с друзьями. Кэт в узком белом платье с открытыми плечами, которое Трейси выбрала для нее. Она вздрогнула, вспомнив, какой идиоткой чувствовала себя в нем. Кэт купила его по настоянию Трейси после того, как они обошли множество магазинов, и она отвергла все варианты.

– Ради бога, тебе нужно надеть на себя хоть что-нибудь! – возмутилась Трейси, когда Кэт в очередной раз скорчила гримасу. – Ты ведь не собираешься выходить замуж в лохмотьях?

Она нервно оглянулась по сторонам, но Джарвиса нигде не было. А Кэт надеялась, что он все-таки придет. Она принялась нервно покусывать ладонь, не сомневаясь, что никто этого не заметит: все смотрели на невесту и жениха, которые слушали речь викария. Кэт увидела мать Трейси в первом ряду в большой шляпе лимонного цвета. Ее матери, конечно, в церкви не было. Она также отменила приглашения Рэйчел из книжного магазина, Мэдди и Виктории.

Остальные ее друзья были также друзьями Трейси, так что никаких серьезных проблем ни с банкетом, ни с организацией свадьбы не возникло. Кольцо лежало дома на туалетном столике. Кэт собиралась вернуть его Джарвису, но они до сих пор так не встретились.

Приехав домой после вечера у Виктории, Кэт обнаружила, что вещи Джарвиса исчезли. Оказалось, что он позвонил Рику и попросил их собрать. Комната Кэт была опустевшей и печальной.

Свадебное платье она собиралась отдать на благотворительные нужды вместе с ужасным костюмом для медового месяца, который делает ее похожей на высокомерную секретаршу. В путешествие вместо них отправятся соседи мамы – пожилые супруги. Они присматривали за ней, пока Кэт находилась в Диле. Соседи очень обрадовались такому неожиданному подарку.

Присутствующие запели, но Кэт молчала. Последний раз она была в церкви на похоронах Лео. А до этого, когда отпевали отца. Кэт вспомнила об этом и вздрогнула. В декабре будет год, как Лео ушел от них. «Странно, – подумала она. – Иногда кажется, будто это произошло вчера, однако столько всего случилось с тех пор. Так много изменений!»

В церковь ворвался поток холодного воздуха, и спина Кэт сразу покрылась гусиной кожей. Кэт была в джинсах и в джемпере – она не стала наряжаться, зная, что не останется на банкет. Открылась боковая дверь, и в церковь, нервно оглядываясь по сторонам, вошел Джарвис. Он тоже оделся достаточно просто: любимые мешковатые штаны камуфляжной расцветки и красная футболка. Кэт хотела броситься к нему, но сдержалась. Джарвис тоже заметил ее и разинул рот от изумления, но потом тряхнул головой и с ненавистью посмотрел на нее. Он уже собирался перейти на другую сторону от прохода, как можно дальше от Кэт, когда один из друзей Рика повернулся и грозно посмотрел на них обоих, как бы предупреждая: только попробуйте испортить церемонию! Джарвис замер.

– Я рада, что ты пришел, – прошептала Кэт.

Друг Рика жестом велел им уйти и отвернулся. Судя по всему, они здесь были персонами нон-грата.

– Не могу сказать, что я тоже рад, – прошипел Джарвис.

Кэт казалось, что его злость обжигает ее, как огонь, но ей нужно было сохранять самообладание.

– Я сказала Трейси, что не останусь на банкет, потому что не хочу смущать ее. Но я не могла пропустить церемонию. Рик сообщил мне, что ты тоже планируешь прийти.

Джарвис нахмурился еще сильнее, и его темные брови почти слились в одну линию.

– Ему не следовало этого говорить.

Они молчали, пока Рик и Трейси обменивались клятвами. Вскоре один из музыкантов группы Рика встал и прочитал несколько высказываний далай-ламы о любви. Затем он взял электрогитару и исполнил одну из своих композиций. Она звучала слишком громко, и Кэт заметила, что присутствующие заерзали на своих местах. Но в церкви сегодня царила особая атмосфера, и гости ко всему относились благосклонно.

Церемония постепенно подходила к своему завершению. Опасаясь, что в любую минуту гости могут направиться к выходу, Кэт прикоснулась к руке Джарвиса и произнесла:

– Нам лучше уйти сейчас.

Они тихо вышли за дверь. Кэт прищурилась от яркого солнечного света и внезапно ощутила искреннюю радость за Трейси, которой наконец удалось осуществить свое заветное желание. И как хорошо, что сама Кэт не вышла замуж! Они уже обсудили это с Трейси во всех подробностях. Подруга была так добра, что простила Кэт, или почти простила. В конце концов, для нее самым важным было то, что ее свадьбу никто не отменял. Церемония в церкви уже позади, все прошло гладко. Кэт не сомневалась, что на банкете будет весело и никто из гостей не уйдет трезвым.

Закрыв глаза, Кэт прислушалась к себе и поняла, что чувствует облегчение. Она открыла глаза и взяла Джарвиса за руку. Он не возражал, но вопросительно посмотрел на нее.

– Мы можем пойти куда-нибудь выпить? – спросила Кэт, не выпуская его руки.

Джарвис скорчил гримасу и пожал плечами, словно ему было безразлично. Неожиданно он показался Кэт очень большим и мрачным, в нем чувствовалась какая-то загадка. Услышав голоса за дубовыми дверьми, они побежали вниз по ступенькам, пока их никто не увидел.

– Джарвис, – произнесла Кэт, слегка запыхавшись, – ты хочешь провести со мной остаток своей жизни?

Он остановился напротив нее, его яркие голубые глаза смотрели настороженно и с беспокойством.

– О чем ты говоришь, черт возьми? С ума сошла?

– Я хочу сказать, – продолжила Кэт, – что люблю тебя очень сильно и мечтаю, чтобы мы всегда были вместе. Мне жаль, что я тебя подвела, я просто не хотела выходить замуж. Пышное платье, венчание… Церковь напоминает мне о смерти отца и Лео.

Она переминалась с ноги на ногу. Ей хотелось все откровенно рассказать Джарвису, чтобы у него не осталось сомнений.

– Запах мастики для пола, серьезные лица и торжественные слова… Если я когда-нибудь соберусь замуж, то устрою свадьбу на пляже, не планируя ничего заранее. В бикини или в чем угодно, и именно там, потому что это кажется мне правильным.

Джарвис судорожно сглотнул, глядя на нее.

– Ты серьезно? Ты действительно любишь меня? Кэт, скажи мне правду, потому что я не смогу снова пережить разочарование.

Она кивнула.

– Клянусь! Я все обдумала и уверена на сто процентов.

– Хорошо. – Джарвис опустился на одно колено. – Кэт Мэнсон, ты ненормальная. Не знаю, почему я слушаю тебя… но, прошу, будь со мной и не выходи за меня замуж.

– Да… или я должна ответить: нет, не выйду?

Кэт вспомнила о Мэдди и Виктории, которые неожиданно появились в ее жизни, о новой работе и обо всем, что уже узнала, и о всех тех местах, куда хотела бы поехать вместе с Джарвисом, и ее настроение улучшилось. Он будет сниматься в телесериале, сделает карьеру, о какой мечтал, а она будет поддерживать его на этом пути.

Кэт сделает Джарвиса счастливым – это станет ее целью. И докажет, что может быть хорошим человеком и любящей спутницей жизни. А если бизнес Мэдди будет развиваться, она сможет оплачивать счета в перерывах между съемками.

Они станут отличной командой: Джарвис и Кэт, Кэт и Джарвис. Она постарается быть доброй и к его родителям, чтобы компенсировать обиду, которую нанесла их сыну.

– Джарвис, – произнесла Кэт, поднимая его с колен и покрывая страстными поцелуями его лицо, нос и губы, – ты будешь моим не мужем?

– Буду, если ты согласна быть моей не женой.

Чувствуя в своей руке его теплую и сильную руку, она рассмеялась.

– Да, я согласна, согласна…

Четверг, 9 декабря 2010 года

– Не верится, что уже целый год позади, – вздохнула Виктория. – Порой мне кажется, будто Лео не стало только вчера, а иногда – что лет сто прошло.

Она сидела на пассажирском сиденье в машине Оливера позади Королевского фестивального зала. Они остановились на двойной желтой линии, и Оливер пока не заглушил мотор, поглядывая в зеркальце, – не едет ли полиция. Он сжал ее руку.

– Ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой? Для моральной поддержки?

Виктория покачала головой.

– Лучше, если мы сделаем это сами. Кроме того, со мной будут дети. Ты ведь не возражаешь?

– Конечно, нет. Я вернусь к девяти, так что не торопись.

Она поцеловала его в щеку и вышла из машины вместе с Саломеей. Ральф приехал на поезде из Бирмингема всего на одну ночь, и они должны были встретиться в ресторане в районе Саут-Бэнк, который выбрали из-за того, что там можно удобно посидеть с детьми. Целый день Виктория ощущала какую-то странную пустоту внутри. Ей хотелось побыть в тишине, и она не пошла на работу. Несколько раз всплакнула дома, но сейчас чувствовала себя нормально.

В половине седьмого вечера ресторан был полон, и в нем царила праздничная атмосфера: большая ель у входа и цветные гирлянды вокруг картин и зеркал. Мэдди, Фиби и Кэт приехали вместе и уже сидели за столиком. Увидев Викторию и Саломею, они заулыбались, а у Фиби зажглись глаза. Она почти боготворила свою старшую единокровную сестру. Взрослые заказали напитки и внимательно изучали меню, а девочки занялись с цветными карандашами и бумагой. Ральф опаздывал, но никто не сомневался, что он приедет.

Наконец он вошел в зал с рюкзаком на плече: высокий, стройный и красивый, с целеустремленным взглядом. Ральф был чисто выбрит, улыбался. Мэдди подумала, что на него наверняка обращают внимание и он пользуется успехом.

Ральф поцеловал мать, потрепал девочек по волосам и поздоровался с Мэдди и Кэт, которые сидели с противоположной стороны стола ближе к стене.

– Рад вас видеть!

Возникла неловкая пауза. Нужно ли ему тянуться и целовать их? Ральф решил не делать этого и сел за стол рядом с матерью. Уютный ресторан согревал и успокаивал приглушенным гулом голосов. Мэдди вежливо поинтересовалась у Ральфа, как дела в университете, и он ответил, что ему нравится учиться. Но это ей и так было известно. Кэт рассказала немного о своей работе у Мэдди и о новой роли, какую Джарвис получил в театре.

– Мне кажется, он на подъеме, – с гордостью произнесла она. – Есть планы снять еще шесть эпизодов телесериала, и на каникулы мы летим в… Таиланд.

– Здорово! – воскликнула Виктория – ее глаза сияли. – Вы молодцы!

– И знаете что? – Кэт старалась говорить спокойно, но было видно, что ей не терпится поделиться новостью. – Подруга Виктории, редактор, купила два моих рассказа. Они ей понравились. И их опубликуют в новом году.

Все ахнули от восторга. Кэт скромно опустила голову.

– Деньги небольшие, – объяснила она. – Но ведь это начало. Я собираюсь пойти учиться по вечерам и попробовать сдать экзамен по английскому. А еще вступила в писательскую группу, мы встречаемся раз в месяц в воскресенье. Я хотела бы написать повесть или даже сценарий с хорошей ролью, конечно, для Джарвиса.

– Замечательно, – кивнула Виктория, – но я не удивлена. Ты очень талантливая.

– Да, – сказала Мэдди, – мне повезло, что Кэт пока работает со мной. – Она подняла брови в притворном раздражении. – Но я предвижу, что в какой-то момент она станет успешной писательницей и уйдет в свободное плавание.

– Никогда! – возразила Кэт. – Мне нравится работать с тобой, и я благодарна тебе за то, что дала мне шанс на другую жизнь. Не вижу причины, почему я не могу совмещать работу с сочинительством.

Мэдди улыбнулась:

– Конечно, можешь! – И все же было заметно, что она не верит в то, что говорит. Кэт не всегда будет рядом.

Принесли заказанные блюда, и Фиби с Саломеей принялись за еду. Их болтовня помогала не думать о грустном, так что все радовались присутствию девочек за столом. Они договорились не устраивать поминок, но не думать о прошлом было невозможно.

Когда ужин закончился, Виктория попросила Ральфа налить вино в бокалы.

– Я хочу сказать тост! – Она подняла свой бокал. – За Лео, который вдобавок ко всем своим достижениям стал отцом этих трех замечательных детей, за его музыку и за то, что, если бы не он, мы бы не собрались здесь сейчас вместе.

Все, включая Фиби и Саломею, поднялись. Бокалы зазвенели.

– За Лео и за будущее!

Они сели и принялись вспоминать Лео: смешные поступки, забавные манеры и слабости. Сегодня они собрались не для того, чтобы думать о плохом.

– Он всегда меня щекотал! – воскликнула Фиби.

– И меня, – подтвердила Саломея. – Он читал мне книги перед сном.

После ужина они направились к реке, бросили в воду букеты, которые принесли с собой, и наблюдали, как они медленно плывут вниз по течению, в свете тысяч окон и фонарей, отражавшихся от поверхности воды. Они решили почтить его память именно так, потому что Лео любил воду и часто дирижировал в Королевском фестивальном зале. К тому же, сейчас они находились рядом с Лондонским аквариумом, куда он часто водил Ральфа.

Обсуждая этот день, Виктория, Кэт и Мэдди сомневались, нужно ли им присутствовать на открытии мемориального фонтана, но в итоге предпочли вспомнить Лео в спокойной обстановке, по-своему и без посторонних. Эльза скончалась во сне в прошлом месяце, но ни одна из женщин не ездила на похороны.

Когда стемнело и настало время расходиться, они обнялись.

– Уверена, Лео был бы рад, если бы увидел нас здесь вместе, – сказала Кэт.

Виктория нахмурилась:

– Скорее смущен. Он бы не поверил своим глазам.

Мэдди пожала плечами:

– Кто знает? Хочется надеяться, что где бы Лео ни был, он обрел мир, который искал.

К ней подошел Ральф, откашлялся и тихо спросил:

– Как продвигаются твои проекты?

Весь вечер он оберегал чувства матери и сейчас впервые обратился напрямую к Мэдди.

– Хорошо, – весело ответила она, чувствуя, что голос звучит слишком громко и высоко. – Движемся от победы к победе.

– Я рад.

Она нервно рассмеялась:

– Ты же меня знаешь. Я, как упрямый ослик, постоянно работаю. – Мэдди поспешила повернуться к дочери. – Пойдем, Фиби, завтра нам рано вставать.

Виктория, молча наблюдавшая за происходящим, приблизилась к Мэдди и обняла ее.

– Не грусти, – тихо промолвила она.

Мэдди расчувствовалась и не могла говорить. Она тоже обняла Викторию.

Высокий мужчина появился из темноты и направился в их сторону. Кэт подбежала к нему и повисла на руках, поджав ноги.

– Джарвис, а ты что здесь делаешь?

– Мы зашли выпить после репетиции. И я подумал, если ты не ушла, мы можем вместе поехать домой.

Она крепко обняла его.

Остальные пожали ему руку и обменялись несколькими фразами, а потом Кэт с Джарвисом, Мэдди и Фиби попрощались и направились к метро.

– Почему бы нам всем не собраться за ленчем у меня в следующее воскресенье? – вдруг предложила Виктория. – Какое это будет число? Девятнадцатое? Я давно хочу приготовить пудинг по рецепту Джейми Оливера!

– Мы знаем, что ты любишь пудинги! – улыбнулась Кэт.

– И на сей раз устроим девичник, – добавила Виктория. – Немного выпьем, посмотрим какой-нибудь глупый фильм и повеселимся.

Все с энтузиазмом закивали.

– Это было бы здорово!

Взглянув на Саломею, Мэдди предложила:

– Приезжай к нам поиграть с Фиби. Ты свободна в субботу?

Обе девочки запрыгали от радости.

– Мы пойдем на каток, если захотите, – продолжила Мэдди, подмигнув Виктории. – А вы с Оливером могли бы сходить на свидание.

Виктория смутилась и закашлялась:

– Я слишком старая для этого.

– Для романтических отношений? Нет, я так не думаю, – возразила Кэт. – Когда вы вместе, то похожи на двух голубков и постоянно обнимаетесь.

Виктория опустила голову, и все рассмеялись.

Она провожала взглядом идущих к метро, пока они не скрылись из виду.

– А мы неплохо пообщались, – заметил Ральф. – Хорошая была идея!

Виктория кивнула. На улице было достаточно тепло, но она озябла. Посмотрев на реку, она увидела, что букеты уже уплыли.

– Да, – сказала Виктория, отворачиваясь от темной воды и глядя в чистые, свежие лица Ральфа и Саломеи, – это был хороший вечер!

Она улыбнулась и взяла за руки детей, вместе с которыми так много пережила за прошедший год.

– Нам нужно торопиться. Оливер, наверное, уже волнуется, куда мы подевались.