Глава 9

Понедельник, 21 декабря

Виктория решила, что ей нужно появиться в офисе. После похорон прошло только десять дней, близилось Рождество, и Дебс предлагала ей приступить к работе после праздников. Но Виктория опасалась, что, если тянуть слишком долго, ей может вообще не хватить мужества вернуться. А Бог свидетель, сейчас ей очень нужна работа.

Офис располагался между пекарней и благотворительным магазином одежды. Вход в него был настолько неприметным, что, если его не искать, можно было пройти мимо. Ничто снаружи не указывало на то, что происходит внутри.

Виктория нажала кнопку звонка рядом с черной дверью, ввела код и поднялась по крутой лестнице на второй этаж. Заметив Оливера Сэндза, который выходил из двери слева, смутилась. К сожалению, он тоже заметил ее. Деваться было некуда.

Оливеру было лет сорок пять, и он, как и Виктория, работал семейным консультантом. Когда-то у него был успешный дизайнерский бизнес. Поговаривали, будто он продал его за хорошие деньги и мог бы вообще не работать. Но, судя по всему, ему нравилось нынешнее занятие. Хотя по виду Оливера невозможно было сказать, что ему что-то нравится.

Виктория слышала о его успехах в общении с клиентами, но сомневалась, что это правда. Ей он казался самодовольным, и в его присутствии она нервничала. У нее была привычка болтать, чтобы заполнить возникшую паузу в разговоре, и она ненавидела себя за это. Специализацией Оливера являлось домашнее насилие.

– Привет! – сказал он, поднимая брови, что было равноценно улыбке.

Виктория убрала волосы с лица и холодно улыбнулась. Она шла сюда быстрым шагом и немного вспотела, – не хватало еще тратить время и любезничать с этим мужчиной! Возникла заминка: Оливер перегораживал ей путь, и Виктория остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Почему ей так неловко в его присутствии? Неожиданно она открыла рот, и слова полились потоком!

– Я боялась опоздать, – запыхавшись, произнесла она. – Не следовало надевать их! – Она подняла ногу и, как идиотка, показала пальцем на свои черные лодочки восьмого размера с каблуком в полтора дюйма. – Я купила их на распродаже. Они показались мне удачными, а вышло так, что мне в них неудобно. Обычно я не хожу на каблуках, то есть, я хочу сказать, мне не следовало бы на них ходить, с моим-то ростом. В школе у меня было прозвище Дылда, понятно почему, да?

Оливер с непроницаемым лицом хранил молчание.

– Ты не знаешь, где у меня консультация? – спросила Виктория.

Он склонил голову набок:

– Кабинет номер три.

Она взялась за ручку двери.

– Прими мои соболезнования.

Она помедлила, и на глазах у нее выступили слезы. Пора привыкать к тому, что люди выражают ей сочувствие, если это вообще возможно сделать. Хотя по виду Оливера нельзя было предположить, что он сочувствует ей.

– Спасибо! – пробормотала Виктория.

– Если я могу что-нибудь сделать…

Она покачала головой и торопливо зашла в кабинет, чтобы снова не ставить себя в неудобное положение. В их работе увидеть перед собой плачущую женщину было нормой, но она не собиралась давать ему такую возможность.

У Виктории оставалось еще пять минут до прихода клиентов, поэтому, оглядевшись, нет ли кого поблизости, она проскользнула в рабочую кухню, чтобы приготовить кофе. Когда зазвенел звонок в дверь, Дебс – ее подруга и коллега, заглянула в кухню и улыбнулась.

– Твои клиенты? – После недолгого размышления – кухня была настолько узкой, что в ней не хватало места для второго человека, – она все-таки протиснулась внутрь.

Виктория кивнула.

– Удачи, – сказала Дебс.

Она была невысокой суховатой женщиной лет тридцати пяти, которая обучала Викторию в начале ее работы, и с тех пор они дружили. Сегодня из-под брюк коричневого делового костюма Дебс выглядывали кроссовки. Она была очень спортивной, и в обед всегда выходила на пробежку. Склонив голову набок, Дебс поинтересовалась:

– Ты в порядке?

Виктория сухо улыбнулась:

– Стараюсь держаться.

Дебс потянулась за жестяной коробкой, которая стояла в шкафу над раковиной.

– Я испекла капкейки. Попробуй, – предложила она, открывая крышку и подмигивая Виктории, глаза у которой тут же загорелись.

Она выбрала себе одно пирожное с желтой глазурью и розочкой на верхушке и удовлетворенно улыбнулась.

Дебс похлопала ее по руке:

– Увидимся позднее.

Виктория проглотила капкейк, взяла чашку и отправилась по коридору к двери, чтобы впустить клиентов. Ей предстояла непростая консультация. Она не так давно этим занималась, и нужно было многому учиться. Не хватало только упасть перед ними в обморок. Это ее новые клиенты, и такое зрелище им ни к чему.

– Добро пожаловать! – Виктория быстро проводит ладонью по губам, чтобы смахнуть крошки, и оценивает пару, стоящую напротив нее.

Им обоим немного за тридцать – она знает это из заметок, которые передала ей Дебс после предварительной консультации. Он банкир – невысокого роста, крепкий и симпатичный мужчина. Чисто выбрит, светлые волосы коротко подстрижены. Промок с головы до ног, будто попал под внезапный ливень, в руках у него – велосипедный шлем. Не успев войти, он снимает непромокаемые куртку и брюки и остается в идеально скроенном черном костюме и светло-голубой сорочке, верхняя пуговица которой расстегнута. Без галстука. Сидит, откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу, пытаясь произвести впечатление уверенного в себе человека. Но руки его скрещены на груди в защитной позе, и он постоянно двигает челюстью. Виктория сразу понимает, что мысль прийти на консультацию принадлежала его жене. Обычно жены становятся инициаторами походов к специалистам. И сейчас, как она догадывается, мужчина готов оказаться где угодно, но только не здесь.

Его жена снимает водонепроницаемую темно-синюю куртку с капюшоном и оставляет зонт с леопардовым принтом сохнуть рядом с батареей. Она невысокая, коренастая, с хорошеньким круглым личиком и крашеными светлыми волосами, подстриженными под каре. В джинсах, кроссовках, обтягивающей черной водолазке с воротником поло, которая не украшает ее и так тяжелую верхнюю часть тела. На груди и на плечах прилипшая длинная серая шерсть кота или собаки. Виктория записывает кое-что в своих бумагах и ободряюще улыбается. Женщина складывает руки на коленях и, нахмурившись, смотрит на мужа с озабоченным видом.

– Прийти сюда – ее идея, – начинает мужчина. Что ж, Виктория не ошиблась. – Но я думаю, что нам не нужно…

– О, Дон, ради всего святого! – перебивает его жена. – Мы все это уже обсудили. И ты согласился!

Виктория внимательно смотрит на женщину:

– Значит, Кейт, это была ваша идея прийти на консультацию?

Считается, что повторение сказанного клиентом помогает снизить темп разговора. Кейт кивает. Виктория оборачивается к Дону:

– А вам это не очень нравится, если не ошибаюсь?

Сейчас Дон уже сидит на самом краю кресла, словно готовится сбежать.

– С нашим браком все в порядке. То есть я хочу сказать, что мы, конечно, ссоримся, но не больше, чем другие. – Уголок его глаза дергается. – В общем, я не понимаю, чего мы этим достигнем. Я ведь говорил ей, что мне очень жаль.

Кейт прищуривается и поджимает губы:

– Этого недостаточно. Ты не можешь просто извиниться, чтобы спасти наш брак.

Он разворачивается и недовольно смотрит на жену:

– Я же сказал, что это ничего не значило для меня. И все давно закончено. Чего ты еще хочешь? Я должен упасть тебе в ноги? – Дон усмехается. – Это бессмысленно!

Они разогрелись почти до ста градусов буквально за минуту. Виктория поднимает руку:

– Мы можем сейчас остановиться? Я вижу, вы оба сердиты. – Она немного принижает их чувства, но это необходимо, чтобы они успокоились. К ее облегчению, Дон снова откидывается на спинку кресла и скрещивает руки.

– Наверное, нам нужно начать с самого начала, – продолжает Виктория. – Итак, Дон, вы не считаете, что у вас есть проблемы в браке?

Пока он яростно трясет головой, Виктория делает глоток кофе из чашки, которая стоит на столе рядом с ней. Заметив тут же коробку с белыми салфетками, берет ее на заметку: она еще может пригодиться. Кейт пытается что-то сказать, но Виктория снова поднимает руку.

– Пусть Дон закончит!

Она предпочитает сначала давать слово мужчинам, потому что это помогает им расслабиться. Таким образом она сразу исключает ситуацию, когда две женщины обсуждают что-то между собой, не давая мужчине вставить слово.

– Но здесь явное противоречие, – произносит Виктория. – Кейт, очевидно, очень расстроена. Дон, как вы думаете, почему? Как вы видите данную ситуацию?

Кейт прищуривается, и Дон начинает ерзать на стуле, потирать шею и вытягивать подбородок в сторону так, что кажется, он сейчас свернет себе шею.

– Она несчастна в последнее время, – начинает он. – По-моему, у нее депрессия. Видимо, это связано с тем, что она оставила работу, чтобы присматривать за детьми. Дома скучает. Я предлагал ей поискать работу на несколько часов в день, но она не слушает.

Кейт сжимает кулаки так крепко, что у нее белеют костяшки пальцев:

– Это не имеет никакого отношения к тому, что я ушла с работы! Это всего лишь предлог, сам знаешь! Скажи правду, Дон! Давай же, скажи!

Он вытягивает шею и откашливается:

– У меня была интрижка на стороне, но все давно закончилось. А она не верит!

Виктория кивает, стараясь выглядеть беспристрастной, – она должна одинаково ровно относиться к каждому клиенту.

– Итак, у вас был роман на стороне. Когда именно?

Дон смотрит в стену, стараясь не встречаться с Викторией взглядом.

– Полгода назад. Он продолжался всего лишь пару…

– Лжец! – кричит Кейт, и краска заливает ее лицо. Я видела сообщение, которое ты ей отправил! Это было через много дней после того, как ты заявил, что все кончено!

Виктория прочищает горло. Ничего необычного – пары часто в ярости кричат друг на друга на первой консультации. Так много боли и обиды успевает накопиться, что им сначала нужно разобраться с этими чувствами и только потом двигаться дальше.

– Позвольте мне задать каждому из вас один и тот же вопрос. Отвечайте, пожалуйста, по очереди. Дон, вы хотите спасти свой брак?

Он с недоверием смотрит на нее.

– Конечно!

– Вам может показаться странным, но наша работа – не только помощь парам, которые хотят остаться вместе. Иногда мы помогаем людям смириться с тем, что их совместной жизни пришел конец, и помочь им ради детей определиться, куда двигаться дальше.

Дон хмурится:

– Хотите сказать, что мы можем развестись после консультаций? Ни за что! В таком случае я не собираюсь проходить через все это!

– Нет, – возражает Виктория. – На консультациях мы ни к чему не принуждаем. Я хочу лишь сказать, что нам предстоит долгий путь, и его конечную точку трудно предугадать.

Консультация длится пятьдесят минут, а потом у Виктории небольшой перерыв до прихода следующего клиента. Это высокий худой мужчина по имени Кит. У него бледное вытянутое лицо, и он явно нервничает, входя в кабинет. У Кита это тоже первая консультация. Его жена отказалась прийти, поэтому он один. Кит садится напротив Виктории и теребит «молнию» своей серой флисовой кофты.

– Прежде я никогда не был у семейного консультанта, – говорит он, стараясь не встречаться взглядом с Викторией. – И не знаю, чего мне ожидать.

Виктория начинает рассказывать ему о том, как строится их работа, но тут дверь неожиданно распахивается. Кит в растерянности поднимает голову и видит невысокого мужчину в дорогом костюме. Это Дон.

– Прошу прощения, я забыл свои брюки, – говорит тот и забирает свои непромокаемые брюки, которые остались лежать на стуле в углу после его ухода.

Виктория и не заметила, что он их там оставил. Когда дверь за Доном закрывается, она переводит взгляд на Кита и видит, что он побледнел еще больше. Кит сглатывает, и его адамово яблоко дергается.

– И я?.. – бормочет он.

Виктория не понимает, что Кит имеет в виду. Он выглядит так, будто ему только что сообщили, что его мать сделала операцию по смене пола.

– И я?.. – повторяет он, с трудом выдавливая слова. – И мне нужно будет снять брюки?

Ну, вот и ответ.

– Нет, – отвечает Виктория, стараясь сохранить серьезный вид. – Дон приехал на велосипеде. И снял свои непромокаемые брюки… чтобы просушить их.

У Саломеи начались рождественские каникулы, и пока Виктория работала, она находилась в гостях у своей подруги Люси. Каждый раз, когда Джоанна, мама Люси, видела Викторию, ее лицо принимало страдальческое выражение. Несколько раз она даже не смогла сдержать слез, и Виктория была вынуждена успокаивать ее.

– Может, чашечку чая? – предложила Джоанна, когда они зашли в ее светлую кухню, оборудованную по последнему слову техники. Саломея и Люси сидели за дубовым столом и что-то увлеченно раскрашивали.

– Спасибо, не надо, – произнесла Виктория, заметив, что у Джоанны заблестели глаза. – Спасибо, что разрешили оставить ее у вас.

– В любое время, дорогая! Только скажи.

Но Саломея не хотела уходить.

– Можно я останусь на некоторое время?

Джоанна задумчиво потрепала малышку по волосам.

– Кстати, – обратилась она к Виктории, – если захочешь провести Рождество с нами, мы будем очень рады! Но мне почему-то кажется, что ты решишь остаться дома в свое первое Рождество без… – Джоанна замолчала.

– Да, дома, – кивнула Виктория.

Честно говоря, ей было все равно, чем заняться в Рождество. Это день заранее обещал быть ужасным. Но где еще она может оказаться? Родители умерли, а с братом и сестрой она никогда не была близка. Им не нравился Лео, а они ему. Кроме того, у нее не было денег, чтобы уехать. Дебс тоже пригласила ее к себе, но у нее муж и маленькие дети, и Виктории не хотелось им мешать.

Когда они вернулись домой, Саломея побежала в гостиную и включила телевизор. В доме было тихо, и Виктория предположила, что Ральф наверху в своей комнате за плотно закрытой дверью. Его кроссовки стояли в холле, а черная стеганая жилетка висела на вешалке.

Виктория прошла в кухню и открыла холодильник. Кроме четырех стейков лосося и одного огурца в нем почти ничего не было. Раньше ей нравилось стоять у плиты, но в мастерстве она не могла сравниться с Лео. А после его смерти не хотелось готовить ничего, кроме пирогов и пудингов, но приходилось. И если бы она могла себе позволить, то ела бы только в ресторанах.

Виктория принялась чистить картошку, сбрасывая очистки в измельчитель отходов под раковиной. Ей в голову пришла одна мысль. Нужно проверить ее прямо сейчас, иначе потом не хватит смелости. Оказалось, что она способна на поступки, требующие мужества, – а ведь раньше даже не подозревала, что настолько сильна духом. Завернув в пленку картофельные котлеты с рыбой, Виктория убрала их в холодильник, закрыла дверь и взяла телефон. Нужно действовать быстро, пока Саломея смотрит телевизор.

Телефон прозвонил семь или восемь раз, прежде чем женский голос резко произнес:

– Да.

Мать Лео. Виктория проглотила ком в горле.

– Эльза, это вы?

– Кто это? – Эльза много лет прожила в Париже и отлично говорила по-французски, но ее австрийский акцент был все еще заметен.

Виктории показалось, будто она стала меньше ростом, и, когда она опустилась на стул, ее ноги дрожали.

– Я рада, что застала вас дома.

Она представила старую женщину в ее элегантных просторных апартаментах в центре Парижа. Виктория ни разу там не была, но легко могла вообразить их: идеальная чистота, множество тяжелых предметов мебели красного дерева, серебро и стекло, повсюду фотографии Лео. Все начищено до блеска. Тишина. Виктория представила ее руки: набухшие синие вены под мертвенно-бледной кожей и тонкие пальцы, обезображенные артритом.

– Что тебе нужно? – резко произнесла Эльза.

Между ними никогда не было дружеских отношений, но все же такая неприкрытая ненависть в голосе неприятно удивила Викторию. Она расправила плечи с намерением пресечь подобное отношение к себе.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовалась она с наигранным энтузиазмом.

– Вполне сносно для моего возраста. А мне девяносто пять.

– Я рада! – Виктория уже собиралась начать вступительную речь о детях, погоде и своем самочувствии, но Эльза перебила ее:

– Ты ведь звонишь не для того, чтобы справиться о моем здоровье? Что ты хотела?

Виктория набрала полную грудь воздуха. Что ж, пусть будет так!

– Лео не оставил завещания!

Возникла пауза, но короткая.

– Меня это не удивляет. Его нельзя было назвать практичным человеком. Ни деньги, ни вещи Лео не интересовали! Только музыка!

Виктория сжала трубку в руке.

– Эльза, у него не было денег, – тихо промолвила она. – Я проверила его банковские счета. Там пусто.

– И что? – Голос Эльзы звучал резко, с металлическими нотками. – Ты ожидала чего-то другого? Что у него где-нибудь припрятаны миллионы? Деньги утекали у него сквозь пальцы, как вода. Он был чрезвычайно расточительным. Ты не могла этого не знать!

Виктории хотелось обвинить старуху в том, что ей безразличны внуки! Она ведь даже не задумалась о том, что это могло означать для них! Но решила промолчать. Если она сейчас возмутится, то не услышит ответов на свои вопросы.

– Это ставит нас в очень тяжелое положение, – спокойно продолжила она. – Лео был основным кормильцем.

Эльза фыркнула:

– Кормильцем? Он был вундеркиндом, виртуозным скрипачом и всемирно известным дирижером.

Виктория вздохнула:

– Я не имела в виду, что он кормил всех нас в буквальном смысле. Просто это такое выражение в английском языке. Оно означает, что Лео в нашей семье зарабатывал больше всех. И обеспечивал детей…

– Я знаю значение данного слова, – усмехнулась Эльза.

Виктория представила ее сухие губы и сморщенную, как пергамент, кожу, плотно обтягивающую скулы.

– Разве его работа – обеспечивать вас? Он создавал прекрасную музыку. Это было его призванием!

Виктория выглянула в окно, где на ветру медленно покачивался бамбук.

– Вы ведь знаете, что он по-настоящему любил нас, – сказала она.

– Не обманывай себя! Он любил только свою музыку!

Глаза Виктории наполнились слезами, но она не сдавалась. В последнее время ей столько всего довелось пережить, что мало что могло вывести ее из себя.

– А его жена? – проговорила она, сделав над собой усилие. – В Австрии. Я предположила, что все эти годы он поддерживал ее деньгами. Вы не думаете, что все деньги могли уйти туда?

Эльза расхохоталась. И ее холодный смех оказался для Виктории больнее и обиднее, чем удар или толчок в плечо.

– Не было никакой жены!

У Виктории закружилась голова, и она поставила локти на стол, чтобы не упасть. Неужели старая кошелка разыгрывает ее?

– Что вы имеете в виду?

– Так называемая жена – фантазия. Он ее выдумал, – заявила Эльза. – Как причину, чтобы не жениться на тебе или на любой другой своей женщине.

Еще один удар, который сокрушил Викторию. Она закрыла глаза.

– Он никогда не хотел жениться, – продолжила Эльза. – Лео был не из тех мужчин, кому нужна семья.

– Но он говорил мне…

– Он много всего говорил тебе, чтобы ты не задавала лишних вопросов.

В голове у Виктории мысли метались, сталкивались и бились в череп, от чего он готов был взорваться. Она поднесла ладонь к лицу: щеки пылали огнем.

– Но дети, – возразила она, пытаясь нащупать почву под ногами. – Он любил своих детей…

– Конечно, – согласилась Эльза. – По-своему…

Виктория осознала, что теребит свой безымянный палец, на котором чего-то не хватало. Кольцо. На нем не было кольца! Она вспоминала, как часто за эти годы умоляла Лео жениться на ней. Это было ее самым заветным желанием!

– Я не могу, моя дорогая девочка, – отвечал он, с улыбкой пожимая плечами. – Мне очень жаль. Ты ведь знаешь, я никогда не смогу развестись. Это против моей веры.

Виктория знала об этом, но не понимала, почему ради нее Лео не хочет всего лишь один раз пойти против правил? Он ведь даже не был глубоко религиозным человеком. Будучи иудеем по рождению, принял другую веру вместе с матерью после переезда в Великобританию. Ходил в церковь на Рождество и на Пасху, но никогда не исповедовался. И хотя Лео выразил желание, чтобы дети воспитывались в католической вере, никогда не говорил с ними о Боге. Виктории иногда казалось, будто он прикидывается верующим.

Внезапно она ощутила такую слабость, словно была создана не из плоти и крови, а из чего-то легкого и невесомого.

– Вы не обманываете меня? – прошептала Виктория.

– Зачем мне тебя сейчас обманывать? Раньше я делала это ради Лео, потому что он мой сын. Но сейчас его нет, так что и смысла нет.

Виктория почувствовала, что совсем обессилела. Если бы она сейчас могла уснуть, то проспала бы, наверное, лет сто.

– А почему вы всегда меня ненавидели?

– Это не так, мне просто жаль тебя. Ты думала, что являешься важной частью его жизни, и ошибалась. Как и каждая из вас. Лео страстно любил музыку, но, как любой настоящий мужчина, иногда отвлекался. Моей задачей было помочь ему сосредоточиться на музыке. И в целом мне это удалось.

Виктория представляла жену Лео. В ее фантазиях ей было около двадцати трех – двадцати четырех лет – примерно в этом возрасте она вышла замуж. Среднего роста, стройная, с длинными темными волосами, стянутыми сзади в «хвост». Симпатичное личико и большие карие глаза, но Лео она казалась скучной: такая сладкая простушка. Его всегда привлекали женщины с перчинкой!

Но Виктория не знала, как эта женщина выглядит в действительности, потому что Лео почти никогда не говорил о ней. В начале отношений она искала в его вещах старые свадебные фотографии или письма – что угодно, чтобы удовлетворить свое любопытство, но безрезультатно. Теперь стало ясно, в чем причина.

Образ его жены померк и рассыпался на мелкие кусочки, однако Виктория могла с легкостью собрать их при желании. Слишком долго эта женщина жила в ее мыслях.

– А вы справитесь? Я имею в виду финансово? – поинтересовалась она у Эльзы, чтобы обозначить свои проблемы и помочь им проявить сочувствие друг к другу.

– Я? Со мной все в порядке. Лео всегда заботился обо мне. К тому же, мне недолго осталось жить.

У Виктории сжалось сердце: какой бы сильной ни была ее ненависть к Эльзе, эта женщина связана с Лео. Еще одна нить к нему, которая скоро оборвется.

Она ждала от старухи хотя бы каплю сочувствия, ненавидела себя за это и знала, что обязательно испытает разочарование.

– До свидания, – произнесла Эльза.

Виктория сидела, уставившись в окно, где все казалось серым: небо, деревья, трава, даже ягоды на кусте остролиста в дальней части сада – все было одинаково мрачным, словно она потеряла возможность различать цвета.

Любил ли Лео ее когда-нибудь или она все придумала? Виктория сознавала, что сейчас треснули основы ее жизни, и, как бы она ни пыталась починить их, они никогда уже не будут такими крепкими, как раньше.

– Мам, я есть хочу!

Саломея, голос из ее прошлой жизни. Виктория вглядывалась в серый день за окном.

– Что случилось? – Девочка переживала за мать и требовала внимания, чтобы успокоиться.

Виктория оглянулась и посмотрела на дочь. Та стояла рядом, тревожно глядя на нее широко распахнутыми глазами. Виктории показалось, будто она не узнает дочь. Знакомые и когда-то такие дорогие ей черты: темные глаза и брови, которые необычно смотрелись с густыми светлыми волосами, идеальный нос лишь с намеком на горбинку и смуглая кожа, свидетельствовавшая об иностранном происхождении. Сейчас она казалась ей незнакомкой. Неужели она когда-то видела эту девочку? Так похожую на Лео.

 

Глава 10

Понедельник, 28 декабря

В выходной день Мэдди встала поздно. В кухне Фиби уже сидела за столом и ела хлопья из глубокой миски. Под окном на черной гранитной поверхности кухонного стола лежала пачка нераспечатанных писем: счета и еще счета. Нет, сейчас она не станет их открывать. Мэдди снова вспомнила слова Блейка о плачевном состоянии бизнеса. Они прозвучали тогда как гром среди ясного неба. Она знала, что дела обстоят не лучшим образом, но разве сейчас кому-то легко? Казалось, достаточно постараться адаптироваться к ситуации: усердно трудиться и виду не подавать, что что-то не так, пока ситуация не улучшится. И постоянно искать новые источники заработка.

Но Блейк проявил себя с отрицательной стороны. Поступок труса – Мэдди поверить не могла, что он не посвятил ее в свои планы заранее. Конечно, она занималась своими проблемами, но на работе отсутствовала только один день из-за похорон.

Мэдди знала, что Блейк не имел ничего против нее лично. С остальными он поступил так же. Жаль только, что не сообщил ей о финансовой ситуации в компании до того, как это стало свершившимся фактом.

Мэдди не предвидела подобного развития событий и очень сердилась на себя за это, но все же в основном ее злость была направлена на Блейка. Она не предполагала, что он может легко спасовать перед трудностями, однако факт остается фактом. Что ж, он еще пожалеет! На первое время есть контракт с «Текила Тиз», и она не сидит сложа руки.

В новом году Мэдди запланировала несколько ленчей с потенциальными клиентами и уже начала прощупывать почву для самостоятельной работы. Не важно, будет ли это работа на Блейка или на кого-либо еще. Мэдди знала себе цену и понимала, что сумеет заработать больше, если сама станет искать себе клиентов.

Наконец раздался звонок в дверь, и она замерла. Фиби отодвинула стул и приготовилась бежать к двери.

– Стоп! – скомандовала Мэдди, показывая на недоеденный завтрак. – Сначала доешь!

Всю неделю она переживала из-за визита Ральфа, одновременно ощущая любопытство и приятное волнение. И все же волновалась из-за Фиби. Сказала дочери, что Ральф – сын подруги, которую она не видела долгое время. Девочка ни в коем случае не должна узнать правду.

Еще ее пугала мысль, что Виктория может проведать о планах Ральфа. Виктория и так уже ненавидела свою молодую соперницу, а в этом случае ее ярость будет беспредельной. Мэдди вспомнила, как побелевшая от гнева Виктория стояла около ее дома, утверждая, что она, Мэдди, ничего не значила для Лео. Что ж, пусть остается в неведении, главное, что она сама знает правду.

На пороге стоял Ральф с коробкой дешевого шоколада, которую он вручил Мэдди. Он снова нервничал, как в тот раз, когда впервые пришел к ней в офис. Он был значительно выше Мэдди, но горбился и от этого казался ниже ростом. Мэдди очень хотелось обнять его, чтобы он немного расслабился, но она сдержалась. Это было бы неуместно.

Она провела его в элегантно обставленную гостиную, которая занимала почти весь этаж. В дальнем углу за роялем, рядом с французским окном, которое выходило на ступени, ведущие в небольшой, огороженный стеной сад, стояла маленькая елочка, купленная и украшенная к Рождеству. Обычно они с Фиби покупали большое дерево, которое при включенном отоплении наполняло комнату приятным запахом, но в этом году у Мэдди было туго с деньгами. Никаких иных украшений в комнате не было.

Судя по всему, Ральф приложил усилия для того, чтобы хорошо выглядеть. Мэдди заметила, что он побрился. Красивое лицо, гладкая смуглая кожа, только на подбородке красный прыщ. Он был в идеально выглаженной бело-голубой полосатой сорочке, заправленной в низко сидящие джинсы, верхняя пуговица расстегнута, темно-синем кардигане и жилете толстой вязки. На ногах – поношенные и не очень чистые белые кроссовки.

– Фиби доедает завтрак, – сказала Мэдди и положила коробку с конфетами на стеклянный кофейный столик напротив дивана. Одна из белых деревянных ставен на окне эркера, выходившего на дорогу, закрылась, и она вернула ее на место. – Она присоединится к нам через минуту. Выпьешь что-нибудь?

Ральф покачал головой и присел на край светло-голубого дивана, поставив локти на колени, а Мэдди устроилась в кресле напротив. Готовясь к визиту Ральфа, она решила надеть джинсы своей любимой фирмы «Рок энд репаблик» и бледно-розовый кашемировый джемпер с круглым вырезом. На ней не было никаких украшений, кроме маленьких круглых сережек-гвоздиков с бриллиантами. Светлые волосы собраны в «хвост» на затылке. На лице Мэдди было минимум макияжа: пудра, немного румян, серо-голубых теней на веках и розовой помады. Она не могла позволить себе появиться перед Ральфом с мертвенно-бледным лицом. Туфли Мэдди не стала надевать, только толстые серые кашемировые носки. Она казалась себе хорошенькой.

– Как ты провел Рождество? – вежливо поинтересовалась она, желая преодолеть возникшее напряжение и начать разговор.

– Бывало и лучше, – ответил он. – А ты?

– Так же.

Встретившись взглядами, они грустно усмехнулись.

– С мамой не все в порядке, – продолжил Ральф. – Мне кажется, у нее депрессия.

– Неудивительно, – заметила Мэдди, скрестив ноги. – Горе всегда обрушивается неожиданно и буквально сбивает с ног. Я сама в таком же состоянии.

– И я… – Он откинулся на спинку дивана и провел рукой по волосам.

Мэдди разглядывала его лицо: выдающаяся вперед челюсть, идеальный нос с намеком на горбинку, полная и гладкая нижняя губа.

– Как у тебя дела? – быстро поинтересовалась она. – Скоро ведь экзамены?

Ральф нахмурился:

– Да, итоговые перед поступлением. Но последние несколько недель мне очень сложно сосредоточиться.

– Мамочка!

Мэдди оглянулась. Фиби скромно остановилась в дверях, поставив одну ногу на другую и раскачиваясь из стороны в сторону. Она была очень хорошенькой в своем детском голубом кардигане, розовой расклешенной юбке, в черных легинсах и босиком. Густые светлые волосы были собраны в «хвостики».

Мэдди почувствовала прилив материнской гордости.

– Иди сюда! – Она широко развела руки, и малышка подбежала к ней, залезла на колени и с любопытством оглядела гостя.

Ральф улыбнулся. Он отлично умел ладить с детьми, и вскоре они с Фиби играли на ковре в «Змеи и лестницы», а Мэдди готовила ленч. Потом они втроем сели вокруг черного стола в кухне и с аппетитом принялись за рыбный пирог, который приготовила Мэдди. Она открыла бутылку хорошего белого вина и налила себе и Ральфу. Фиби засыпала его вопросами:

– Тебе нравится школа? У тебя есть братья или сестры? Где ты живешь?

Если она и раздражала Ральфа, он этого не показывал. Пару раз у Мэдди замирало сердце – ей казалось, будто он затрагивает слишком чувствительные темы.

– Мой отец умер, – сказал он, отвечая на очередной вопрос Фиби.

Губы девочки задрожали:

– И мой тоже. Сейчас он на небесах.

Мэдди выразительно посмотрела на Ральфа.

– Это очень грустно, согласен, – произнес он. – Но мы ведь знаем, что им сейчас хорошо. Какой урок у тебя самый любимый?

Мэдди сидела во главе стала, Ральф слева, а Фиби напротив него. Она откинулась на спинку стула, сделала глоток вина и некоторое время разглядывала сбоку их обоих. Ей показалось, будто они похожи друг на друга, но немного. Фиби блондинка, а у него темные волосы. У них было что-то общее в нижней части лица, между носом и губами, и то, как выдается вперед верхняя губа, когда закрыт рот. Честно говоря, Фиби гораздо больше была похожа на дочь Виктории. Этих девочек можно было принять за близняшек.

После ленча они отправились на прогулку вдоль реки в сторону Хаммерсмитского моста. День выдался пасмурный, моросил дождь, но Мэдди чувствовала себя на удивление комфортно рядом с Ральфом. Фиби постоянно уезжала вперед на своем серебристом самокате.

– Как вы с Лео познакомились? – поинтересовался Ральф, которому очень хотелось узнать подробности.

Мэдди почувствовала, что готова открыться ему. Чем она рискует? Он заслуживает ответов на свои вопросы. Его мать ничего ему не рассказывала.

– В моем теннисном клубе, – объяснила она, улыбнувшись. – Я ждала в кафе своего партнера по игре, а Лео только закончил играть и вышел из душевой.

– Теннис? – удивился Ральф.

Мэдди недоуменно подняла брови.

– Да, мы очень много играли. У нас завязался разговор о теннисе. Мой партнер опаздывал, и мы беседовали почти полчаса. А потом он поинтересовался, не хочу ли я поужинать с ним. Между нами сразу возникло взаимопонимание, поэтому его предложение прозвучало вполне естественно. Так все и началось.

Ральф потер подбородок.

– А когда ты узнала, что он женат? То есть что он с моей мамой? И у него есть дети?

Он старался проявить выдержку, но по голосу Мэдди поняла, что ему больно говорить об этом.

– Очень скоро, – ответила она. – Лео рассказал обо всем на нашей первой или второй встрече.

– И тебя это не волновало? – Ральф ускорил шаг и смотрел прямо перед собой.

– Нет. – Мэдди решила говорить правду.

– Почему?

Она пожала плечами:

– Я не задумывалась о другой его женщине, о Виктории. Пока мне не нужно было встречаться с ней, ее словно не существовало. – Мэдди посмотрела на Ральфа и криво усмехнулась: – Мне всегда нравилось рисковать. Не могу сказать, что я этим горжусь. Конечно, когда наши отношения стали серьезными и мы полюбили друг друга, мне очень хотелось, чтобы все было не так сложно. А вначале я думала, что у нас просто интрижка.

Ральф нахмурился:

– Но разве ты не чувствовала себя виноватой, ведь у него была другая семья?

Мэдди кивнула:

– Немного, но, видишь ли, Лео объяснил мне, что между ним и твоей матерью уже много лет нет никаких чувств. Утверждал, что остается с ней только ради тебя и Саломеи.

Ральф остановился, пристально глядя на нее:

– И ты поверила? По-моему, все женатые мужчины так говорят своим любовницам.

У Мэдди заколотилось сердце. Что за слово «любовница»? Ей оно совсем не нравилось! Что этот семнадцатилетний мальчишка знает о любви!

– Почему я не должна была верить ему? – холодно парировала она. – У нас ведь общий ребенок. И я знала, что его сердце принадлежит мне.

Ральф покачал головой:

– Я не верю, что у него не было никаких чувств к маме. Просто ему нравилось иметь несколько домов и несколько семей.

Мэдди вспыхнула. Ей следовало предвидеть, что их встреча добром не закончится.

Впереди Фиби бросила самокат и начала карабкаться на дерево.

– А как же та, другая? – вдруг спросил Ральф. – Молоденькая девушка на похоронах? Она плакала на улице. Ты знаешь, что у него и с ней были отношения?

Кровь отхлынула от лица Мэдди. Конечно, она слышала об этой девушке от матери Ральфа, но в тот момент решила, что Виктория расстроена и хочет позлить ее. Но из его уст новость звучала правдоподобно. Мэдди постаралась успокоиться.

– Я не в курсе. Наверное, у них и были отношения. Понятия не имею. Знаю лишь одно: мы с Лео очень любили друг друга.

Мэдди захотелось ощутить твердую почву под ногами, и она решила сменить тему.

– Как у тебя с мамой? – поинтересовалась она, вспомнив, как злился Ральф на Викторию, когда они беседовали в пиццерии.

– Не очень хорошо. Похоже, ее волнуют только мои экзамены. Она мечтала, чтобы я поступил в университет. Но хочу ли я этого? В общем, мы не ладим.

Мэдди подумала, что им обоим сейчас очень тяжело, ведь конфликт разгорелся в сложный момент для всей семьи. Им следовало бы поддерживать друг друга. Она по себе знала, как сильно может гневаться Виктория. Ральф наверняка очень одинок и потерян. Жаль его.

Неожиданно он остановился, повернулся и, неуклюже схватив Мэдди за руки, заглянул ей в лицо. Она хотела высвободиться, но оказалась в ловушке.

– Я не виню отца за то, что он полюбил тебя, – тихо промолвил он. – Но мне неприятно, что он скрывал это от меня. А больше всего я злюсь на маму за то, что она делала вид, будто все в порядке.

Мэдди молчала. Ральф продолжал смотреть на нее, и его взгляд говорил о многом. По спине Мэдди пробежали мурашки. Она отвернулась и обратила внимание на Фиби – девочка сидела на нижней ветке дерева, качая ногами.

– Нам пора возвращаться, – сказала Мэдди и подняла воротник пальто.

Ральф побежал к Фиби. Девочка улыбалась и махала ему рукой – ей нравилось внимание. Мэдди видела, как осторожно, чтобы Фиби не поцарапалась, он снял ее с дерева. Так же поступил бы и Лео. Ральф оглянулся и улыбнулся Мэдди, но она сделала вид, будто не заметила.

Фиби решила идти домой, держа их за руки. Они сделали пару шагов, но потом Мэдди забрала у дочери руку и ушла вперед.

– Мамочка, подожди! – Малышке пришлось бежать, чтобы догнать ее.

Когда они приблизились к дому, возникла небольшая заминка. Фиби принялась дергать мать за рукав.

– Можно ему зайти к нам? Пожалуйста? – Она потянула Ральфа за собой к входу.

– Остановись! – воскликнула Мэдди.

Фиби замерла.

– Мне очень жаль, но Ральфу пора идти, – спокойнее сказала Мэдди и, погладив дочку по голове, почувствовала, что мягкость волос девочки успокаивает ее. – У него много дел, правда, Ральф?

Посмотрев на него, она заметила, что он снова сгорбился и теребит «молнию» жилета. Внезапно Ральф превратился в неуклюжего школьника, и это утвердило ее в мысли, что она поступает правильно.

– Не волнуйся, – произнес он, салютуя Фиби. – Скоро я навещу тебя!

Малышка улыбнулась:

– Правда? Когда?

– Как скажет твоя мама. – Он с надеждой взглянул на Мэдди.

Она засомневалась, зная, что именно должна ответить, но почему-то пробормотала:

– Да, да, можешь прийти еще.

– О боже! – Трейси схватилась за живот и снова побежала в туалет.

Рик нахмурился:

– Что с ней? Она нормально себя чувствует?

– Да, – кивнула Кэт. – У нее понос, вот и все.

– Но уже столько дней!

Весь вечер они провели в пабе, где в этот выходной было гораздо больше посетителей, чем обычно. Прослушивание Джарвиса на роль еврея из Нью-Йорка прошло неудачно, поэтому, чтобы подбодрить друга, Кэт пригласила его присоединиться к ним. Он забыл слова, а когда ему подсказали, начал вдруг говорить с акцентом уроженца Ланкашира. Или Йоркшира? Джарвис уже не мог вспомнить. Вердикт ассистента по подбору актеров не оставил ему надежды.

– Есть еще какие-то предложения? – поинтересовалась Кэт, чтобы отвлечь внимание от Трейси.

Джарвис как обычно был в своем полосатом джемпере. Прежде чем ответить, он отхлебнул пива:

– Ну… Мой агент предложил мне одну роль, но я сомневаюсь.

Кэт удивленно посмотрела на него: отвергать предложение – это не похоже на Джарвиса!

– А что за роль?

– В телевизионном фильме. Великолепный актерский состав и режиссер!

Рик наклонился вперед, и его длинные волосы упали на лицо. Он был в черной футболке с портретом Оззи Осборна. Татуировка на левой руке гласила: «Рок рулит».

– Тогда в чем проблема? – поинтересовалась она.

Джарвис перегнулся через стол, чтобы их не могли подслушать.

– Место действия – Франция девятнадцатого века, – прошептал он. – Мне предложили роль гея.

Кэт захихикала:

– Ну и что? Ты можешь сыграть гея!

– По поводу поцелуев я не переживаю – это был бы отличный опыт и своего рода вызов! – Джарвис снова отхлебнул пиво.

– Ну же, парень, давай выкладывай! – У Рика заканчивалось терпение. – В чем проблема-то?

Джарвис скривился:

– Проблема в том, что мне придется танцевать канкан. И я не уверен, смогу ли…

Рик и Кэт покатились со смеху, а Джарвис поджал губы.

– А почему нет? – воскликнул Рик. – Смотри, это легко!

Он поднял со стула свой внушительного размера живот и к удовольствию других посетителей станцевал канкан, громко напевая.

Трейси вернулась из туалета, вид у нее был жалкий. Она села на скамейку рядом с Кэт, а парни отправились в соседний зал играть в дартс.

– Плохо? – поинтересовалась Кэт.

Трейси кивнула.

– Выпей что-нибудь, станет легче!

Трейси наклонилась к Кэт:

– Это из-за мексиканских пилюль для похудения. Я купила их на работе.

– Идиотка, – фыркнула Кэт. – Тебе не нужно худеть! Прекрати их принимать, и все пройдет!

Трейси сделал глоток из своего бокала. Она пила коктейль с бакарди и диетической колой.

– Только после того, как допью всю упаковку. Они очень дорогие!

– А сколько осталось? Боюсь, я не переживу этого!

– Еще на шесть недель.

Кэт ахнула:

– К этому времени ты превратишься в скелет! И ты ведь даже не знаешь, из чего они сделаны!

– Мне безразлично! Главное, они помогут мне стать стройной!

Трейси осушила свой бокал и посмотрела на бокал Кэт, светлое пиво в котором оставалось практически нетронутым.

– В чем дело? Почему ты не пьешь?

– Честно говоря, я плохо себя чувствую. Наверное, скоро поеду домой.

Трейси нахмурилась, размышляя.

– Ты уже давно плохо себя чувствуешь!

– Это из-за Лео. Я постоянно думаю о нем.

– Так мало пить совсем не в твоем стиле, – заметила Трейси. – Ты и куришь теперь мало. Закуриваешь и сразу же тушишь сигарету.

– Вот черт! – воскликнула Кэт.

Трейси втянула воздух и поинтересовалась:

– Когда у тебя в последний раз была менструация?

– У меня задержка.

– Сколько?

– Месяц…

– Месяц!

– Я расстроена из-за Лео! А цикл сбивается в таких случаях!

– Ты, наверное, беременна, – серьезно произнесла Трейси. – Тебе нужно сделать тест!

Кэт спрятала лицо в ладонях:

– Этого не может быть. То есть…

Трейси взялась за одну из своих желтых косичек и, накручивая ее на палец, перешла к практической стороне вопроса:

– Когда у вас с Лео в последний раз был секс?

Кэт попыталась вспомнить.

– В тот раз, когда мы ходили в Британский музей на открытие выставки, посвященной ацтекам. Потом я осталась ночевать у него.

Трейси уставилась на свой бокал.

– Это было в октябре? Но ты же пьешь таблетки! Я точно знаю.

– Да, но я могла пару раз забыть про них.

Трейси вдруг резко встала.

– Мне еще нужно выпить.

Кэт смотрела, как подруга идет к бару, не обращая внимания на взгляды, устремленные на нее, а потом возвращается назад с большим бокалом белого вина. Трейси снова уселась рядом с Кэт.

– Завтра ты должна сделать тест.

Кэт кивнула с несчастным видом. Трейси потрепала ее по руке:

– Не переживай, все будет хорошо!

Кэт сглотнула комок в горле. Мысль, что она может быть беременна, пугала ее. Она уже несколько недель не обращала внимания на признаки беременности, убеждая себя, будто чувствует себя больной и обессилевшей из-за утраты. Но стоило Трейси произнести слово, которого она так боялась, и оно прозвучало пугающе. Внезапно Кэт почувствовала прилив ярости и, сжав кулаки, посмотрела на Трейси:

– Не говори никому! Ни одной живой душе!

– Конечно, не буду! – Трейси скрестила руки на груди с деловым видом, за который Кэт ее одновременно любила и ненавидела. – Только не вздумай игнорировать происходящее. Ты же понимаешь, оно само не рассосется.

Парни вернулись на свои места.

– Хочешь сыграть? – обратился Джарвис к Кэт, но она покачала головой.

Они допили свои напитки, хотя бокал Трейси уже давно был пуст. Кэт и не подозревала, что большой бокал вина может так быстро опустеть.

– Может, еще чего-нибудь выпьем перед сном? – поинтересовался Рик, надевая черную кожаную куртку с заклепками и улыбаясь Джарвису. – У меня дома припрятана бутылка хорошего ирландского виски.

Джарвис взял джинсовую куртку и несколько раз обернул вокруг шеи длинный желтый шарф.

– Как я могу устоять перед таким предложением! Кэт, ты идешь?

Она поднялась:

– Мне нужно домой. Я устала.

– Может, проводить тебя?

– Не надо!

Ее ответ разочаровал Джарвиса.

– Послушай, – продолжила Кэт, – я уже говорила тебе раньше, что вполне могу добраться до дома самостоятельно.

Трейси дотронулась до ее руки.

– Не нужно, он просто старается быть внимательным.

Джарвис пожал плечами, но было видно, что ответ Кэт задел его. У этого парня слишком тонкая кожа… Бедняжка! Кэт схватила парку и устремилась к выходу из теплого паба, оставив за спиной трех своих друзей. Трейси и Рик держались за руки.

– Что на нее нашло? – услышала она за спиной шепот Рика. Наверняка Трейси сейчас что-нибудь придумает. Она не станет говорить правду – ни за что, потому что слишком предана Кэт. Жаль, что она не может поговорить с мамой. И с Лео…

Подходя к дому, Кэт крепко сжала зубы и опустила голову. Али скорее всего смотрит на нее из окна закусочной и машет рукой. Кэт не хотела встречаться с ним взглядом. Меньше всего ей нужно, чтобы он вышел на улицу, смеясь и отпуская свои глупые шуточки. Тогда она может не сдержаться и ударит его.

 

Глава 11

Четверг, 29 декабря

Кэт проснулась в предрассветном полумраке, и ее накрыла волна ужаса. Беременна… Нет, не может быть! Она крепко зажмурилась, надеясь, что, когда откроет глаза снова, все изменится. Но этого не случилось!

Трейси на всякий случай держала дома тесты на беременность, поэтому Кэт сделала его в ванной в присутствии подруги. Пока они ждали результата, Трейси стояла рядом и болтала какую-то ерунду. И вот наконец все стало ясно как день.

– Вот черт, – сказала Трейси, бледнея. – Ну ты и влипла!

Кэт вынуждена была присесть на край кровати: страх и замешательство смешивались с приступами тошноты, которые накатывали один за другим.

– Что ты собираешься делать? – шепотом поинтересовалась Трейси.

Кэт покачала головой.

– Но ты не можешь оставить ребенка, – продолжила она. – Нам же негде его разместить! – Трейси оглядела комнату: много мебели, повсюду книги, на полу валяется одежда – Кэт не отличалась аккуратностью. – Мне кажется, кроватку можно было бы поставить около окна. Только тебе придется избавиться от мышей.

– Я не буду ставить кроватку у окна.

Трейси пожала плечами.

– Я просто предложила.

Кэт принялась покусывать тыльную сторону ладони, как всегда в минуты волнения.

– Послушай! – Трейси осторожно отвела ее руку ото рта. – Все будет хорошо. Моя мама умеет обращаться с младенцами. Наверное, ты могла бы оставлять ребенка с ней в те дни, когда работаешь в магазине. Она и вяжет хорошо! – Лицо Трейси просветлело. – У нее получаются чудесные пинетки, которые потом она продает в церкви!

Кэт бросила на нее сердитый взгляд.

– Мне не нужны никакие пинетки. – Слезы лились у нее из глаз, и она со злостью вытирала их.

– Ты должна решить, что делать дальше, – настаивала Трейси. – Необходимо сходить к врачу. Я могу пойти с тобой, если хочешь.

– Нет, я сама запишусь.

– Сегодня!

Кэт вскочила с кровати.

– Мне нужно проверить, как там мама. А врачу я позвоню позднее.

Трейси сомневалась, что Кэт сделает это, но ей очень хотелось вернуться в кровать, где ее ждал Рик. Они оба по-прежнему были в отпуске, и, как мрачно думала Кэт, вели себя как кролики.

– Обещай мне, что позвонишь, – строго произнесла Трейси, когда Кэт начала одеваться.

– Непременно.

Когда Кэт зашла в квартиру, ее чуть не сбил с ног порыв холодного воздуха. Всего десять часов утра, а все окна широко открыты, и шторы сняты. Ковер, который обычно лежал перед электрическим камином, свернут и стоит в углу. Мебель сдвинута, в воздухе – запах полироли и дезинфицирующего средства.

– Мам? – потрясенно крикнула Кэт. – Мама?

Та вышла из кухни и, увидев дочь, нахмурилась.

– Кэтрин, сними обувь! Ты разве не видишь, что я занята уборкой!

Волосы пожилой женщины стали ярко-красного цвета – настолько ослепительного, будто она покрасила их флуоресцентной краской. Да, это был вызов окружающим, но что именно она хотела этим сказать? Поверх тонкого кардигана мама повязала желтый передник и закатала рукава до локтей. Глаза сверкали, а щеки порозовели от работы.

– Обувь! – скомандовала она.

Кэт наклонилась, снимая ботинки, и поинтересовалась:

– Зачем ты все это делаешь?

– Здесь настоящая свалка! – крикнула мать. – Просто отвратительно! Весной всегда нужна уборка!

– Но сейчас не весна!

Мама бросила на нее недовольный взгляд и ушла в кухню, откуда вскоре появилась с ведром горячей мыльной воды и шваброй.

– Я уже помыла один раз, – сообщила она, вытирая пот со лба. – Но нужно еще.

Кэт сняла ботинки и снова уставилась на волосы матери.

– Что ты сделала со своей головой?

Мама с довольным видом похлопала себя по макушке.

– Я купила в аптеке специальный шампунь! – Легкая тень сомнения промелькнула у нее по лицу. – Да, я сделала именно это.

Кэт зашла в кухню разложить продукты, а вернувшись, увидела, что мать стоит на стуле и вытирает пыль со шкафа-витрины. Обычно он был заполнен самыми разными предметами: фарфоровыми вазами, уродливыми чашами и фотографиями в рамках – все это сейчас лежало на столе.

– Мама, будь осторожна, не упади, – предупредила Кэт.

Тыльной стороной ладони мама смахнула с лица прядь красных волос, и на лбу у нее осталась грязная полоса.

– Неужели ты думаешь, что я могу жить в таком беспорядке? – сердито сказала она и принялась яростно тереть тряпкой полку.

– Давай я! – Кэт помогла ей спуститься. – А ты приготовь нам чай.

Идея с чаем оказалась удачной. Мать наконец устроилась на своем привычном месте напротив телевизора, и Кэт смогла разложить вещи по местам и закрыть окна. К сожалению, мама налила ополаскиватель для белья в отделение для порошка в стиральной машине, так что шторы придется перестирывать.

– Ты не заметила, что кладешь что-то не то? – поинтересовалась Кэт.

Пожилая женщина подняла голову и нахмурилась.

– Но я всегда им пользуюсь, – ответила она, показывая на большую розовую бутылку с ополаскивателем для белья, которую держала Кэт.

– Да, но нужен еще порошок.

– Конечно, порошок и розовая жидкость, я знаю.

Кэт присела рядом с матерью и принялась теребить рукав джемпера.

– Мне нужно сказать тебе кое-что. Необходим твой совет.

Увидев что-то смешное на экране, мама рассмеялась.

– Понимаешь, – с трудом выдавила Кэт, – у меня проблема…

– Кэтрин, ты посмотри! Этот человек делает вид, будто не говорит по-английски, хотя на самом деле все понимает.

– Я попала в затруднительное положение и не знаю, что мне делать.

Не сводя глаз с экрана, мама похлопала по пустому месту на диване рядом с собой:

– Присядь, тебе понравится.

Кэт вздохнула. Ее тело будто налилось свинцом, глаза наполнились слезами.

– Увидимся завтра, – сказала она, сжимая руку матери. – Ты ведь не будешь больше забираться на стулья?

– Зачем мне заниматься такими глупостями, дорогая! – откликнулась мама и увеличила громкость телевизора.

Кэт долго топталась на тротуаре около дома, не зная, что делать дальше. Возвращаться в квартиру к Трейси не хотелось. Она снова начнет твердить, что нужно пойти к врачу. Но Кэт не хотела записываться на прием – не сейчас. Вскоре она направилась к метро. Спустившись вниз, остановилась на мгновение, чтобы выбрать направление, куда ехать. Решив почему-то направиться на запад, Кэт села в поезд, который шел в сторону «Ватерлоо», чтобы потом на наземном транспорте добраться до Уимблдона. Она не знала, зачем туда едет и что хочет в итоге получить. Ноги сами шли вверх по холму к дому Виктории уже второй раз за две недели.

Для чего она туда идет? Ведь очевидно, что Виктория не поможет. Новорожденный ребенок – последнее, что ей сейчас нужно. И все же… Кэт недавно потеряла Лео. Неужели она решится уничтожить ту его часть, которая в этот момент растет внутри ее? Пока она крошечная, но с каждым днем становится все больше. Разве это не уничтожит и ее саму?

Она дошла до конца улицы, на которой стоял дом Виктории, и заметила, что дрожит. Все очень плохо. О чем только она думала? Какой смысл в этом разговоре? Что Виктория вообще может сказать, чтобы исправить положение? Сделав один шаг по улице, обсаженной деревьями, Кэт остановилась, а потом быстро развернулась и двинулась назад в сторону магазинов. Хотя бы здесь, среди модных бутиков и дорогих ресторанов, она сможет бродить незамеченной. Безликая незнакомка в толпе, с никому не интересным прошлым и с туманным будущим.

Виктории тоже не хотелось думать о будущем. Саломея снова гостила у подруги, и это оказалось как нельзя кстати. Ей было очень тяжело вести себя так, будто ничего не произошло, но она знала, что должна держаться. Хотелось лишь одного – свернуться калачиком на кровати в темной комнате.

Не был женат… Не был женат… Эти слова пульсировали у нее в голове, провоцируя постоянную боль. Ей нужно с кем-то поговорить. Может, с Дебс? Слишком тяжело переживать это в одиночестве. Но сейчас неподходящее для общения время – дни между Рождеством и Новым годом. Дебс проводит отпуск вместе с семьей. В теплом пальто и резиновых сапогах Виктория направилась через парк в сторону ветряной мельницы. Она шла очень быстро, не оглядываясь по сторонам, и лишь отвлекалась на собак, которые попадались ей на пути, или на редкие крики гуляющих. Моросящий дождь попадал ей на волосы и на лицо.

Виктории казалось, что если она вымотается физически, то сумеет заснуть. В предыдущие несколько дней сна совсем не было. И по ночам она слушала радио, бродила по дому или смотрела телевизор, не вникая в происходящее на экране. Чтобы не сойти с ума, она нуждалась в отдыхе.

После почти двухчасовой прогулки Виктория вышла на Хай-стрит, планируя купить на ленч буханку хлеба и булочку в карамели. Шел уже четвертый час дня, и у нее от голода кружилась голова. Через дорогу от магазинчика она увидела невысокую, худенькую молодую женщину, которая рассматривала витрину магазина одежды. Никто не обращал на нее внимания, но Виктория заинтересовалась происходящим. Девушка намеренно долго стояла у витрины, делала вид, будто занята разглядыванием одежды, но мыслями была совершенно в другом месте.

Через мгновение Виктория уже не сомневалась в том, что это Кэт, и окликнула ее. Та обернулась с таким видом, будто ее преследуют. Виктории показалось, что еще мгновение, и Кэт сорвется с места как дикое животное, поэтому она в несколько прыжков пересекла дорогу и ободряюще улыбнулась ей.

– Что тебя сюда привело?

Кэт удивленно смотрела на Викторию, ее лицо было белым как мел. Что у нее случилось? Виктория махнула рукой в сторону ближайшего кафе – нужно разобраться, в чем дело!

– Я собиралась поесть. Не хочешь присоединиться?

К облегчению Виктории Кэт позволила ей завести себя в кафе, где они сели за столик в дальнем углу от входа. Чувствуя, что Кэт не станет ничего заказывать для себя, Виктория попросила принести две чашки капучино, сандвичи и кусок яблочного пирога. Учитывая финансовые проблемы, ей, конечно, не следует сейчас обедать в кафе, но Кэт выглядела так, что Виктория не могла не порадовать ее. Кроме того, им нужно где-то побеседовать.

– Как ты встретила Рождество? – поинтересовалась Виктория, собрав пену ложкой и отправляя ее в рот. Она заметила, что у Кэт дрожат руки, и не удивилась, когда та не ответила на вопрос.

Казалось, Кэт не может сформулировать свои мысли, будто она ошиблась аудиторией на экзамене и вытянула билет по прикладной математике вместо английской литературы. Когда она все-таки заговорила, слова путались, и выходило нескладно:

– Я пыталась сказать маме, но она не понимает… Это Лео… Я сделала тест…

Виктория сидела тихо, пытаясь осмыслить услышанное. Ей казалось, будто Кэт говорит на каком-то иностранном языке и ожидает, что Виктория поймет ее. Но ведь она не знает значения этих слов!

– Я беременна, – наконец промолвила Кэт.

Они долго хранили молчание, словно ждали, что раздастся удар грома или на их головы обрушится потолок. Но ничего не случилось.

– Я не знаю, что мне делать, – продолжила Кэт и сунула руку в рот. – Жаль, мама не может мне помочь. Я не хочу этого ребенка, но избавляться от него тоже не хочу.

Забыв о голоде, Виктория сделала несколько глубоких вдохов. Она понимала, что ей следует возмутиться, вспомнила как много лет назад рыдала и сходила с ума от злости, узнав о беременности Мэдди. Тогда она готова была перерезать Мэдди горло и оскопить Лео, однако ему удалось внушить ей, что ребенок – всего лишь ужасная ошибка. Но Кэт еще так молода и одинока. У нее нет отца, Лео мертв, и она не может обратиться за помощью даже к родной матери!

– Послушай, у тебя есть выбор! – Вспомнив о том, что она семейный консультант, Виктория старалась унять дрожь в голосе. – Ты можешь оставить ребенка, если хочешь, или прервать беременность. Это твое решение. Никто не примет его за тебя. Но я могу помочь тебе советом и найти опытных специалистов, с которыми ты могла бы поговорить. Они часто сталкиваются с подобными ситуациями, подскажут тебе, что делать.

Кэт немного расслабилась, но лоб по-прежнему пересекали морщины. Виктории казалось, что она чувствует, как в ней борются противоречивые эмоции. Это мучительное решение для любой молодой женщины, а для Кэт оно еще труднее, поскольку Лео, который должен был находиться рядом и поддерживать ее, недавно умер. А что бы она чувствовала, если бы в такую ситуацию попала ее дочь? Виктории даже думать об этом было страшно.

– Но тебе-то для чего это нужно? – прошептала Кэт.

Виктория была тронута, что эта девушка сейчас в состоянии думать не только о себе.

– Не волнуйся обо мне, – неожиданно сказала она. – Я постепенно привыкаю к сокрушительным ударам судьбы!

Вспомнив Лео, Виктория подумала, что урна с его прахом до сих пор стоит у нее в буфете. Она так и не нашла в себе силы развеять его и даже размышляла о том, чтобы вообще не делать этого и завещать смешать свой прах с его, когда настанет время. Неожиданно Виктория почувствовала, что закипает от гнева. Сейчас ей этого уже не хочется! Ни за что!

– У меня тоже есть новости, – произнесла она. Барьер между ними исчез, так почему бы ей тоже не облегчить душу?

У Кэт округлились глаза:

– Какие новости?

Виктория пересказала ей свой разговор с Эльзой.

– Тебе это тоже следует знать, – в завершении сказала она.

– Он никогда не говорил мне о жене в Австрии, – промолвила Кэт. – Правда, я и не интересовалась. Ты уверена, что Эльза не солгала? Она показалась мне неприятной особой. Почему ты веришь ее словам?

Виктория пожала плечами:

– У меня нет причин верить ей, но интуиция подсказывает, что на сей раз она не обманывает. Видишь ли, это многое объясняет. – Виктория потерла глаза. – Оглядываясь назад, я понимаю, что никогда не видела доказательств существования той женщины: ни фотографий, ни писем – ничего. Мне это всегда казалось странным, но… Ведь я ему верила. – Она покачала головой. – Какая же я дура! Лео действительно никогда не говорил о женщине, живущей в Австрии?

– Нет. Но зачем ему врать тебе?

– Чтобы иметь повод не жениться на мне. – Виктория осознала, что до сих пор не решалась произнести эти слова вслух. – Знаешь, это может показаться странным, – добавила она, – но, несмотря ни на что, я все еще люблю Лео. И ничего не могу с собой поделать. Ерунда какая-то, правда? – Она вдруг нахмурилась. – Поверить не могу, что я все это рассказываю тебе.

Кэт слегка улыбнулась:

– После смерти Лео наши отношения не подчиняются никаким правилам. И от нас зависит, какими они будут. Вряд ли на сей счет есть инструкции в книгах!

Кэт сидела, опустив узкие, худенькие плечи, и от этого казалась очень слабой. И все же в ней было нечто значительное, намного больше ее роста и размера. Виктория вдруг поняла, что эта девушка ей нравится, и вздрогнула, почувствовав, что между ними возникла какая-то связь. И какой бы ни была правда, сейчас перед ней находится молодая женщина, попавшая в тяжелую ситуацию.

Они доедали сандвичи в тишине. Странно, но Виктории было приятно видеть, как Кэт ест и пьет кофе с пенкой. Видимо, в ней говорили материнские чувства. Но к яблочному пирогу Кэт так и не притронулась, поэтому Виктория съела его целиком. Вскоре она попросила принести счет.

– Ты должна пойти к врачу!

Кэт кивнула.

– Но сначала, – сказала Виктория, протягивая банковскую карту официанту, – я найду для тебя нужных людей.

Они медленно поднялись, с неохотой покидая теплое кафе, и вышли на улицу. Немного постояли, и Виктория с облегчением заметила, что щеки Кэт слегка порозовели. Что ж, значит, несмотря на то, что они обе находятся в тяжелом эмоциональном состоянии, ей удалось помочь.

– Иди домой, – произнесла она, – и прими теплую ванну. Когда я тебя встретила, у тебя зуб на зуб не попадал. Если захочешь еще поговорить, ты знаешь, где меня найти. Хорошо?

Впервые за день Кэт по-настоящему улыбнулась.

– Да.

 

Глава 12

Среда, 30 декабря

Войдя в офис, Мэдди сразу почувствовала, что в воздухе витает раздражение. Даже Джулс, секретарша в приемной, была какой-то другой. Обычно ее кудри свободно обрамляли лицо, но сегодня были собраны в две толстые аккуратные косы, и украшения отсутствовали. Она взглянула на Мэдди.

– Как прошло Рождество? – И, не дожидаясь ответа, снова уставилась в экран компьютера.

На лестнице Мэдди встретила Лолу, та поднималась на третий этаж с чашкой кофе в руке. Она знала, что Лола с мужем недавно купили новый дом, и она очень переживает по поводу сокращения часов. Лола слабо улыбнулась. Ее кожа казалась сухой, а красные пятна вокруг рта и носа свидетельствовали о простуде.

Блейк совещался с бухгалтером за плотно закрытой дверью. Мэдди сняла пальто, села и потянулась, выпрямив руки над головой. «Очень теплый прием!» – мрачно подумала она. Казалось, почти весь мир должен отдыхать в дни между Рождеством и Новым годом, но почему-то сотрудники решили сегодня выйти на работу. Мэдди принялась разглядывать стены офиса, и они выглядели грязнее, чем она помнила. Ей стало противно – не следовало приходить сюда сегодня.

И все же она постаралась успокоиться и проверила настольный ежедневник. Мэдди помнила, что сегодня в три часа дня у нее назначена встреча с людьми из «Текила Тиз». И договориться о ней было весьма непросто.

Во время короткого перерыва она просмотрела письма, которые пришли по электронной почте, и решила в ближайшие пару часов сделать несколько звонков по поводу внештатной работы. Это противоречило правилам офиса, но Блейк испытывал ее преданность. В общем, прежде всего она должна заботиться о себе.

– Привет, Мэдди! Чем могу помочь?

С Хейзел из «Фриуил экспо» они были знакомы достаточно давно, с тех пор, как вместе работали на мероприятиях «Диджитал продакшн».

– Я ищу работу вне штата, – сказала Мэдди и объяснила, что Блейк оставил ей всего три рабочих дня в неделю.

Она подчеркнула, что сама предпочла больше работать дома, чтобы иметь возможность общаться с Фиби. Но что-то в голосе Хейзел подсказывало Мэдди, что она не верит ни единому ее слову. Она знала, какое шаткое положение сейчас у всех в этом бизнесе, и, вероятно, заволновалась по поводу своего места.

– Прости, Мэдди, – с сожалением произнесла она. – Сейчас нет вообще ничего. Нам самим не хватает работы, ты же понимаешь.

Листая записную книжку, Мэдди обзвонила еще знакомых. Ей было неприятно предлагать свои услуги. Раньше тоже приходилось бороться за контракты, но у нее имелось преимущество – компания, которую она представляла. Мэдди никогда не работала сама на себя.

Везде ей говорили одно и то же: сокращение расходов, отмена мероприятий, увольнения, компания на грани выживания. Положив телефонную трубку, Мэдди глубоко вздохнула. Что ж, найти работу будет не так легко, как она воображала, но это не значит, что ее нет вообще. Нужно только как следует постараться, обратиться к тем, с кем она пока не знакома, мыслить неординарно и действовать с умом.

Мэдди выглянула в окно. Улица внизу была заполнена людьми в пальто и шапках, которые спешили поскорее зайти в теплые помещения. Невозможно даже представить, что всего несколько недель назад она каталась с Лео на горных лыжах! Как Мэдди радовалась той поездке! Но сейчас потраченные тогда деньги пришлись бы кстати, ведь в следующем месяце ее зарплата будет существенно меньше. Судя по всему, придется экономить. Хотя одно это слово заставляло ее содрогнуться. Многие годы Мэдди не следила за своими расходами – не было необходимости. С чего же она начнет теперь? Нужно платить по кредиту, зарплату няне Джесс и за школу Фиби – это обязательно. А еще ведь отопление, свет и прочие расходы. Можно отказаться от посещения спортивного клуба и покупать меньше одежды. У нее и так много нарядов. Отменить регулярные визиты в салон красоты и не делать массаж и процедуры для лица.

Мэдди проверила состояние своего банковского счета. Есть несколько платежных поручений, которые она может отменить: членство в музеях, благотворительные взносы – ей очень не хотелось этого делать, но прежде всего нужно наладить свою жизнь.

Мэдди работала весь обеденный перерыв: звонила, оставляла сообщения на автоответчиках, писала письма и в конце даже почувствовала удовлетворение от проделанной работы. Сэкономив несколько сотен фунтов в месяц, она будет чаще видеть Фиби. Три рабочих дня в неделю – не так уж плохо, по крайней мере на данном этапе.

В животе заурчало, и Мэдди вспомнила, что так и не пообедала. Что ж, она съест сандвич по дороге на встречу с представителями «Текила Тиз», а потом поедет домой. Телефон зазвонил в тот момент, когда она надевала пальто. Вот черт!

– Мэдди? – Это была Джулс. – Блейк собирает всех в конференц-зале.

– Но у меня встреча!

– Тебе придется отменить ее. Он говорит, что это очень важно.

Мэдди нахмурилась:

– Хорошо.

Она снова сняла пальто, позвонила и отменила встречу и медленно двинулась вниз по лестнице, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди. «Все хорошо, – убеждала она себя, – хоть и немного странно. Но сейчас и время такое! Вероятно, он упустил еще один контракт и хочет всем задать жару за плохую работу!»

Джед, Стеф и Бен стояли возле стойки в приемной. Когда появилась Мэдди, они подняли головы, но промолчали. Джулс отсутствовала. Она вышла из конференц-зала, взяла свой стул и снова исчезла за дверью.

– Что стряслось? – шепотом поинтересовалась Мэдди, но ответить ей не успели.

– Пожалуйста, входите, – серьезно проговорила Джулс. – Блейк готов к встрече с вами.

Блейк сидел на краю стола, рядом, как олицетворение его нечистой совести, топтался бухгалтер в черном костюме. У Мэдди возникло плохое предчувствие. Также ее насторожило, что в зале находился их посыльный и несколько внештатных дизайнеров по декорациям и освещению, звукорежиссеры, плотники, хореографы – все те, с кем они часто сотрудничали. Около сорока человек набились в маленький зал с низким потолком в надстройке основного здания, которая появилась много лет назад.

Сесть было некуда, поэтому Мэдди осталась стоять, прислонившись к белой стене у двери. Ни картин на стенах, ни мебели, за исключением белого стола напротив входа и шести металлических кресел. Они редко пользовались этим залом, и по какой-то причине он так и остался недоделанным и неуютным. Встречи с клиентами обычно проходили в городе. Мэдди стало жарко, и она расстегнула еще одну пуговицу на белой блузке. Она злилась на Блейка за то, что он не предупредил ее заранее. А ведь считается, что они друзья!

В комнату вошла элегантно одетая женщина в темно-синем брючном костюме, с аккуратной стрижкой каре и фальшивыми бриллиантами на шее. Она заняла место рядом с Блейком, и Мэдди вспомнила, что это внештатный специалист по персоналу, которую они иногда привлекали к работе. У Мэдди закружилась голова. Во время их последней встречи Мэдди и Блейк спрашивали ее совета, как избавиться от совершенно бесполезного сотрудника. Дама тогда помогла им, насколько помнила Мэдди. И еще ей была неведома жалость.

У Мэдди вспотели ладони. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что все стоят спокойно и молчат. Женщина в костюме повернулась к Блейку и что-то прошептала ему. Он кивнул. Она прошла к двери, закрыла ее и вернулась на место. Выглядела серьезно, но уголки ее тонких, бледно-розовых губ были слегка приподняты. Мэдди показалось, будто дама посмеивается над присутствующими. Мысль, что она знает о чем-то ей неизвестном, была невыносима!

Наконец Блейк встал, и Мэдди заметила, что на нем нет лица.

– Спасибо всем, что пришли, – начал он с таким видом, словно вот-вот расплачется. Его руки дрожали.

В противоположном углу кто-то кашлянул, но в целом тишина сохранялась.

– Боюсь, у меня очень плохие новости, – тихо произнес Блейк. – Как вы знаете, некоторое время наша компания испытывала настолько серьезные затруднения, что я был вынужден сократить рабочие часы сотрудников. За последние несколько недель мы потеряли несколько крупных контрактов, и это решило судьбу компании. Государственная налоговая служба приняла решение закрыть нас. Сегодня утром я получил уведомление о слушании по банкротству.

Присутствующие ахнули, а потом в зале раздались стоны. Один или два человека спрятали лица в ладонях.

– Так я и знал, – пробормотал кто-то слева от Мэдди.

– О боже! И что все это значит, черт возьми?

Блейк оставался на месте, а его руки безжизненно свисали по бокам. Бухгалтер в темном костюме произнес:

– Пожалуйста, позвольте Блейку договорить. Мы собираемся вам все объяснить. – Он говорил громко, чтобы всем было слышно.

В зале снова воцарилась тишина, и Блейк продолжил:

– Конечно, это огромная потеря не только для меня лично, но и для всей компании, которую я основал и люблю всем сердцем. Я очень переживаю за вас – тех, кто так много вложил в нашу работу за прошедшие годы.

Он вытер глаза рукавом. Что это, пот или слезы? Странно, но Мэдди было безразлично. Она думала о том, как этот придурок смог допустить такое. Налоговая служба наверняка уже многие месяцы наступала ему на пятки. Сумма неуплаченных им налогов исчисляется тысячами или даже сотнями тысяч, а он даже не намекнул ей, что все настолько плохо. А ведь Мэдди считала, что между ними почти нет секретов.

– Какова вероятность, что ты сможешь все уладить в ходе слушания по банкротству и спасешь компанию? – поинтересовался Бен.

Хороший вопрос. У Мэдди появилась надежда.

– Никакой! – Блейк покачал головой. – Я не хочу обманывать вас. Нет шансов, что мы сумеем полностью рассчитаться с долгами. Боюсь, банкротство неизбежно.

Присутствующие принялись выкрикивать вопросы с места.

– А что будет с нашей работой? – чуть не плача, спросила Лола.

Дама в строгом костюме сделала шаг вперед.

– Я здесь для того, чтобы ответить на все ваши вопросы, – спокойно промолвила она. – И посоветовать все, что в моих силах.

– Но что это значит? Мы остаемся без работы? – продолжала настаивать Лола. Ей нужно было услышать правду прямо сейчас, а не через полчаса, после обеда или завтра утром.

Дама расправила плечи, ее спокойствие начинало раздражать. Но почему ей вести себя по-другому? Это же не ее жизнь рушится. Она даже заработает на их несчастье!

– Это означает, – произнесла она, – что слушания состоятся в следующую среду. Если компанию объявят банкротом, что скорее всего и произойдет, она будет практически сразу закрыта, а ее активы арестованы. Сотрудники становятся кредиторами и могут выдвигать требования по выплате задолженностей по зарплате.

– Но внештатным сотрудникам это не поможет! – крикнул кто-то.

Мэдди оглянулась. Это был Луис – плотник, который мастерил для них великолепные декорации. Настоящий профессионал, лет пятидесяти, один из лучших в своем деле. Его дети учились в университете. Он никогда не числился в штате компании, но многие годы работал на них практически с полной занятостью. В компании Луиса очень любили. Мэдди заметила, что его трясет.

Дама сняла жакет и положила его на стол. Сейчас она уже не казалась такой спокойной. Мэдди хотелось увидеть, как она волнуется.

– Внештатные сотрудники также смогут претендовать на выплату задолженностей, – объяснила она. – Я буду в офисе ближайшие две недели, чтобы ответить на ваши вопросы. Предлагаю всем после собрания записаться ко мне на личную встречу. Подойдите к Джулс, она будет составлять график. Я подробно расскажу каждому, что происходит, подскажу, что нужно делать и какие есть возможности.

Кто-то усмехнулся:

– Возможности? Какие, например? Мы все теперь встаем на скользкую дорожку.

Блейк переминался с ноги на ногу и бросал взгляды на дверь. Похоже, ему хотелось сбежать.

– Я прохожу через все это вместе с вами, – неуверенно произнес он. – И тоже могу потерять дом, машину, сбережения и пенсионные накопления. Не думайте, что у меня где-то припрятана круглая сумма. Все вложено в этот бизнес!

– Но почему ты раньше не предупредил нас о том, что происходит? – Мэдди с удивлением услышала свой голос: резкий, с нотками обвинения. – Мы могли бы заняться поиском работы.

Когда Блейк начал искать ее в зале, в его взгляде читалась мольба.

– Как я мог? Я делал все, чтобы этого не случилось. И я же сказал, что только сегодня узнал…

– Но ты получал предупреждения уже в течение многих месяцев!

– Я не хотел волновать вас, надеялся, что смогу все уладить. – Блейк выглядел поверженным и несчастным. Его бледно-голубой джемпер и брюки цвета хаки висели на нем, как на вешалке. – Я до самого последнего момента надеялся, что смогу предпринять…

У Мэдди закружилась голова – она не могла поверить, что пропустила приближение катастрофы! Но ведь после смерти Лео прошло всего три недели. Она еще не оправилась от шока и не следила за тем, как идут дела в компании. А Блейк всегда имел мрачный вид – это являлось частью его имиджа. Она видела, что он волнуется, но не до такой же степени! В этот момент Мэдди поняла, что знает Блейка не так хорошо, как ей казалось.

Вопросы сыпались один за другим, но Мэдди слушала вполуха. Вспомнив сегодняшние разговоры по телефону, она осознала, что работы нет. За декабрь Мэдди получила зарплату, а вот в январе денег уже не будет, и неизвестно, сколько времени потребуется, чтобы вернуть то, что компания задолжала ей. Жаль, что она вела себя так неосмотрительно и не сделала никаких сбережений!

Ей нужно было подумать. Дом значительно вырос в цене и расположен в очень престижном месте. Мэдди не сомневалась, что сумеет продать его быстро и переехать куда-то на меньшую площадь. Тогда рассчитается по кредитам, которые брала на ремонт, и даже сможет купить что-нибудь сразу, если готова будет жить далеко от центра.

Но какой смысл уезжать от школы Фиби? Как она станет возить ее? Конечно, можно отказаться от услуг Джесс, но как тогда искать работу? Нет, это глупо и неосмотрительно.

– Я понимаю, что для вас это серьезное потрясение! – произнес бухгалтер.

Услышав его слова, Мэдди посмотрела на Блейка. Он сгорбившись сидел на столе, будто ноги уже не держали его.

– Полагаю, всем надо разойтись и подумать.

Присутствующие снова зашумели, и специалист по персоналу захлопала в ладоши.

– Пожалуйста, записывайтесь ко мне на беседу. Джулс будет на своем месте…

Кто-то открыл дверь, и люди постепенно начали выходить из зала. Мэдди хотела перехватить Блейка, но у нее не было сил. Она чувствовала, что измотана, и от невозможности поверить в происходящее не в состоянии говорить. Мэдди последовала в приемную за остальными, как овца за стадом, и начала медленно подниматься наверх.

– Мэдди, ты идешь с нами в паб?

Обернувшись, она увидела Джеда, стоявшего около стола Джулс.

– Пойдем, мне нужно выпить! – прокричал еще кто-то.

Атмосфера изменилась. Теперь люди вели себя возбужденно, и, казалось, их настроение улучшилось. Вероятно, их воодушевила мысль, что они могут что-то предпринять: бороться за свои права, писать петиции и убедить налоговиков изменить решение. Но они заблуждались – Мэдди знала: игра проиграна. Примерно через неделю они останутся без работы, а «Агентство организации мероприятий Блейка Смита» перестанет существовать. На мгновение она задумалась о том, что будут делать Блейк и его жена. Уедут за границу? Начнут какое-то новое дело? Что ж, даже если они позовут ее с собой, она откажется. Ее дружбе с Блейком пришел конец.

– Ты идешь? – произнес Бен, на сей раз настойчиво.

Мэдди по-прежнему стояла на лестнице.

– Мне нужно домой, чтобы все обдумать, – сказала она.

– И не забудьте записаться! – громко напомнила Джулс. – Она вас ждет!

– Сначала нам нужно выпить! – крикнул Бен, выжидающе глядя на Мэдди.

Кто-то засмеялся. Она заметила Лолу, та склонилась над столом в приемной, обхватив голову руками. Казалось, ее вот-вот стошнит. Мэдди почувствовала прилив жалости, но ненадолго. Сейчас нет времени думать ни о ком другом, она сама в беде.

– Я иду домой, – повторила она. – Созвонимся позднее.

Мэдди поднялась наверх за пальто и сумкой и постаралась как можно быстрее покинуть здание. Торопясь к метро, она протиснулась через толпу коллег, которые направлялись в паб.

Почему Лео покинул ее? Как он мог? Если бы он находился рядом, то помог бы ей выбраться из этого ужаса! Он поддержал бы ее финансово, пока она будет искать другую работу или хотя бы частичную занятость. Впервые ей стало по-настоящему страшно. Лео обязан был позаботиться о том, чтобы после его смерти они с Фиби ни в чем не нуждались. В конце концов, он ведь был не так уж молод. Эта мысль заставила Мэдди задуматься о том, насколько их благополучие было важно для Лео. Но она тут же отбросила эту мысль. Конечно, он думал о будущем! Даже хотел купить им дом в горах. И не его вина в том, что подвело сердце. Кроме того, Лео знал, что у нее хорошая зарплата, и она никогда финансово от него не зависела. Мэдди всегда могла позаботиться о себе. И Лео не являлся провидцем. Откуда ему знать, что ее компания разорится? Ведь даже она не допускала такой мысли.

Было без двадцати пять. Сейчас она скорее всего заканчивала бы встречу с людьми из «Текила Тиз». Может, ей удастся убедить их нанять ее как внештатного сотрудника, хотя аргумент, что компания разорилась, прозвучит странно. И вряд ли будет способствовать положительному решению. Мэдди вдруг почувствовала, что дрожит. Нет, не надо им звонить – необходимо собраться с силами и как следует обдумать все, что она хочет сказать.

Вместо того чтобы спуститься в метро, она остановилась у входа на станцию «Лестер-сквер», размышляя, что можно сделать. Ей требовалась помощь, и нужно было с кем-нибудь поговорить! Как было бы здорово, если бы Лео мог сейчас обнять ее и крепко прижать к себе.

Верити, сестра Мэдди, которая живет в Шотландии, практичная женщина и обязательно что-нибудь посоветует. У Мэдди дрожали руки, пока она искала номер сестры в телефоне, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем Верити ответила на звонок.

– Мэдди, это ты? – удивленно воскликнула сестра.

Сердце Мэдди ушло в пятки. Звонок – глупая затея. Верити всегда была примерно девочкой, не такой взбалмошной, как Мэдди. Стала преподавателем, у нее был хороший муж, она регулярно навещала родителей.

Сестра почти соответствовала высоким стандартам своей матери, и это лишь подчеркивало недостатки Мэдди. Они никогда особо не ладили, но ведь они все-таки сестры. У Верити должны найтись слова успокоения для Мэдди!

Мэдди рассказала сестре о своих проблемах.

– О боже! – твердила Верити.

Когда Мэдди наконец закончила, возникла пауза.

– Что ж, ты ведь сама выбрала работу в такой конкурентной и нестабильной области! – Верити говорила, как мать. – Что касается Лео…

У Мэдди закружилась голова и зашумело в ушах.

– Мне не следовало звонить тебе, – начала она, но тут Верити обратилась к кому-то рядом, судя по всему, к сыну: – Одну минуту, Дэвид… – И продолжила: – Мне пора идти. Нужно помочь Дэвиду с домашней работой. Жаль, что все так получилось…

Мэдди не стала дослушивать и, прервав разговор, огляделась по сторонам. Толпы целеустремленных людей спешили по своим делам. Они не потеряли работу и знали, куда направляются, – их жизнь не шла ко дну. Мэдди подумала обо всем, над чем с таким усердием трудилась. Все эти годы она боролась за то, чтобы ей никогда не пришлось возвращаться в холодный дом своего детства, где она всегда чувствовала себя недолюбленной и непонятой. Мэдди вспомнила о Фиби, которая полностью зависела от нее. Невинная девочка, чей маленький безопасный мир вот-вот разрушится. Мэдди вспомнила, как Виктория накинулась на нее на улице рядом с домом и в присутствии перепуганной Фиби обвинила в том, что она украла деньги Лео. Несправедливость этого обвинения сейчас была очевидной.

Мэдди достала телефон из сумки и позвонила в дом Лео. Этот номер был у нее все эти годы, но она ни разу им не воспользовалась. Виктория почти сразу сняла трубку.

– Я подумала, что ты захочешь узнать, – произнесла Мэдди. Ее голос дрожал. – Я потеряла работу. Моя компания разорилась, и у меня ничего не осталось. Наверное, придется продать дом. – Казалось, это говорит не она, а какая-то другая, доведенная до отчаяния женщина.

Они долго молчали.

– Вот видишь, – наконец продолжила Мэдди, – я в таком же ужасном положении, как и ты, если не хуже…

– Зачем ты мне это рассказываешь? – недовольно и как будто защищаясь поинтересовалась Виктория.

Мэдди старалась говорить уверенно, но дрожь пробирала ее до костей.

– Потому что я не хочу, чтобы у тебя оставались иллюзии. Мне важно, чтобы ты знала – я и пенни у Лео не взяла.

– Ты мне уже говорила.

Мимо шли сотни людей, но Мэдди их не замечала. Она согнулась и вцепилась в телефон так, словно от него сейчас зависела ее жизнь.

– Я думаю, тебе следует знать… Я выяснила, что у Лео никогда не было жены в Австрии… Это была ложь! – выпалила Виктория.

У Мэдди сердце чуть не выскочило из груди, и ей пришлось попросить Викторию повторить сказанное. Лео что-то говорил о жене, однако Мэдди данный вопрос не волновал. В отличие от Виктории она никогда не хотела выйти замуж и не надеялась на брак. Но тот факт, что он обманывал их обеих…

– Что? – воскликнула Мэдди. – А зачем ему это делать?

– Чтобы не жениться на мне.

Мэдди молчала.

– Есть еще кое-что, – продолжила Виктория.

Мэдди не нравился ее тон, и она не была уверена, выдержит ли еще хотя бы несколько минут этого разговора.

– Кэт ждет ребенка.

У Мэдди подкосились ноги, и она отступила к стене, чтобы не упасть.

– Кто отец?

– Конечно, Лео.

– Ты лжешь! – Но она знала, что это правда.

Мэдди глядела на людей, которые шли мимо. Она не знала, что ей делать и куда направиться. Как в тумане, принялась бродить по Ковент-Гардену, мимо Королевского оперного театра, где так часто выступал Лео, и по центральной площади. Остановившись на минуту, она наблюдала за уличными артистами, которые жонглировали и танцевали современные танцы, но почти не вникала в происходящее. Все, о чем Мэдди могла думать, – это худенькая, похожая на беспризорницу девушка, которая сейчас носит в себе ребенка Лео.

Мэдди подумала, что если бы у нее появился шанс пообщаться с Лео прямо сейчас, он смог бы все объяснить и расставить по своим местам. Ему всегда удавалось уговорить или убедить ее. Но Лео больше нет, как нет и ослепительного блеска, который повсюду сопровождал его. От него не осталось ничего, только страх и отчаяние, ржавый металл и серый пепел.

 

Глава 13

В один из дней

Когда Мэдди позвонила Виктории, Ральф находился дома: смотрел телевизор в гостиной, положив ноги на антикварный кофейный столик, где стояло несколько грязных чашек. Он слышал, что мать разговаривает в кухне по телефону, но не мог разобрать слов. В доме шептались и хранили секреты постоянно, сколько он себя помнил, – так что для него это было привычным.

Ральф снова ощутил свою беспомощность. В детстве он замечал, что мама смотрит в окно или слушает музыку с таким грустным видом, что у него начинало болеть сердце. Но он не мог помочь ей. Тогда Ральф подходил к ней, брал за руку или гладил по щеке, надеясь, что ей станет лучше. Но у него ничего не получалось. Виктория улыбалась, делая вид, будто что-то попало ей в глаз. Но он-то знал правду!

Ральф стиснул кулаки, пытаясь подавить неожиданно нахлынувшие чувства. Сейчас он уже достаточно взрослый, чтобы это не волновало его. Она сама решила воздвигнуть между ними стену, так что это не его проблема. Он живет своей жизнью.

Ральф слышал, как мать прошла через холл. Оказавшись в комнате, она сразу направилась к окну и задернула шторы. Гостиная погрузилась в темноту, а потом Виктория включила одну из ламп в углу.

– Ты не могла бы погасить свет? – Ральф не сводил глаз с экрана. Звук был включен на максимальную громкость. – Я люблю смотреть телевизор в темноте.

Не обращая внимания на его просьбу, мать глубоко вздохнула и села рядом.

– Ральф, я хочу рассказать тебе кое-что.

У него забилось сердце, но он так и не повернул головы.

– Ты не мог бы на минутку выключить телевизор? – попросила она.

Ральф прищурился. С какой стати он должен делать то, что она хочет? Как же надоело, что им постоянно командуют! Ральф посмотрел на мать и, поняв, что она говорит серьезно, выключил телевизор. Его ноги по-прежнему лежали на кофейном столике. Обычно она просила его убрать их, но сегодня ее мысли занимало иное.

– Ты наверняка заметил, что в последнее время я немного подавлена, – начала Виктория.

– Не больше, чем обычно.

– Я узнала кое-что… о твоем отце.

Ральф поморщился:

– Что именно?

– Я говорила с Эльзой, – тихо промолвила она. – Лео, твой отец не был женат. У него не было жены.

Ральф повернулся и пристально посмотрел на мать.

– И что это меняет?

Он знал, что она ожидает от него другой реакции. Виктория на несколько секунд задержала дыхание, и у нее вспыхнули щеки.

– Меня это очень расстроило, – сказала она, очевидно, преуменьшая свои чувства. – Это значит, что мы могли пожениться, однако твой отец по какой-то причине нашел повод не делать этого.

Воцарилось молчание. Ральфу даже захотелось дотронуться до матери, чтобы успокоить ее, но он вспомнил постоянный шепот и ложь и стиснул зубы.

– Но это ведь очевидно, не так ли? Почему он не хотел жениться на тебе? У него была другая женщина, еще одна жизнь. И даже не одна женщина.

Виктория съежилась, а Ральф посмотрел на нее, ожидая подтверждения того, что у отца была третья женщина. Или хотя бы вторая. Виктория понимала, чего от нее хочет сын, но не могла быть с ним откровенной.

– Они ничего для него не значили, – заявила она. – Он был страстным человеком, ты же знаешь. У таких мужчин всегда много романов, это им свойственно. Но это ничего не меняет…

– Не нужно мне этого говорить! – Ральф убрал ноги со стола и наклонился к матери.

– Но ты не понимаешь, – возразила она, качая головой. – Я никогда тебя не обманывала. Ты был слишком мал…

– Чего не понимаю? – Ральф был вне себя от гнева и разочарования. – Что у отца имелась связь с другой женщиной? Что у них был ребенок, моя единокровная сестра? Я все прекрасно понял.

Виктория опустила голову, сложив руки на коленях:

– Прости, я не знала, что ты в курсе. Я хотела защитить тебя.

Ральф вскочил:

– Я больше не могу этого выносить! Знаешь, что самое ужасное?

Она покачала головой, желая только одного – чтобы он остановился.

– Самое ужасное, что ты сама веришь всей этой ерунде о том, что отец любил тебя. Он был развратным человеком, мама. Ты должна признать.

Виктория тоже встала, ощутив себя неожиданно сильной и властной.

– Не смей так говорить о своем отце!

– Прости, что я разрушил твой воздушный замок, – усмехнулся Ральф, нисколько не испугавшись.

– Иди в свою комнату! – крикнула она. – И оставайся там, пока не извинишься!

Он расхохотался:

– Отлично! Ты обращаешься со мной так, будто мне десять лет!

Но она, похоже, не услышала сына.

– И не вздумай сказать что-то подобное Саломее. Она очень любила отца!

– Не беспокойся! – Ральф отвернулся от матери и шагнул в сторону двери. – Она сама очень скоро обо всем догадается. Как это случилось со мной. Затем ты будешь врать ей, как врала мне, и так же запутаешь ее.

– Ральф, прошу тебя!

Он уже стоял у входной двери.

– Мы можем все обсудить сейчас? Ты мне очень нужен!

В холл ворвался холодный воздух, и Ральф захлопнул за собой дверь с такой силой, что витражное стекло задрожало и пол затрясся под ногами.

Мэдди специально вернулась домой, когда Фиби уже легла спать, а Джесс смотрела телевизор в своей комнате. Она совершенно запуталась и была в панике, понимая, что что-то очень неприятное пробралось в ее сердце и навсегда поселилось в нем.

Мэдди пыталась убедить себя, что глупо так остро реагировать на потерю работы. Ведь она умная, способная и, несомненно, найдет себе другое место. Но интуиция подсказывала, что экономика переживает спад и найти себе место – это как поймать за хвост птицу счастья. А еще нельзя забывать обо всех неоплаченных счетах! И самое неприятное – беременность Кэт. Честно говоря, хуже быть не могло. Значит, Лео предал ее, как в свое время Викторию, а она-то, идиотка, считала, будто их отношения особенные.

Чтобы как-то пережить этот кошмар, нужно мыслить позитивно. Она же никогда в жизни не сдавалась. Но хватит ли у нее сейчас сил?

Увидев на крыльце своего дома Ральфа, Мэдди очень удивилась и неожиданно обрадовалась.

– Что ты здесь делаешь?

Как всегда, он был в серой толстовке с капюшоном и в джинсах, с бледным лицом, и явно чувствовал себя неловко.

– Я поссорился с мамой, – сообщил он, опустив голову.

Что ж, это нормально, в том доме эмоции всегда зашкаливают.

Он прошел за Мэдди через холл в кухню и смотрел, как она заваривает для них чай. Дрожащими руками Мэдди налила кипяток в чашки и повернулась к Ральфу спиной, надеясь, что он не заметил ее волнения. Она знала, что Виктория не станет рассказывать ему о Кэт, потому что данная тема никогда не обсуждалась, значит, причина ссоры в чем-то ином. Мэдди нельзя было назвать экспертом в отношениях, и у нее не было опыта общения с подростками, но, слушая Ральфа, она наверняка сможет отвлечься от собственных проблем и подумать о чем-то другом.

Они сидели за столом в полутемной кухне и пили чай. Мэдди выключила лампы на потолке, оставив лишь подсветку. С самого утра ее мучила тупая головная боль, и яркое освещение усиливало неприятные ощущения. К тому же, темнота поможет скрыть от Ральфа ее припухшие веки.

– Похоже, ты жестко обошелся с матерью, – наконец произнесла Мэдди, вспомнив, как тяжело ей было узнать о предательстве Лео. Хотя зачем вообще утруждаться и защищать эту женщину? Виктория подло поступила, рассказав ей о беременности Кэт. – Я согласна, что не стоило скрывать от тебя происходящее, но не забывай – ей самой было очень непросто!

Ральф внимательно выслушал Мэдди и, казалось, был благодарен ей за эти слова. Ведь Виктория – его мать, и он должен любить ее, несмотря ни на что. Просто ему нужно с кем-то поговорить. Мэдди заметила, что у Ральфа такая же красивая улыбка и такой же взгляд, как у Лео, и почувствовала, что ее охватывает гнев и отчаяние. Лео должен был стать образцом сильного и надежного мужчины для своего единственного сына, но предал его. Предал их всех, включая Фиби. И все же… Все же она очень по нему скучала. Мэдди сделала еще глоток чая и вздохнула:

– Моя компания разорилась. Я потеряла работу. Я только сегодня об этом узнала.

Ральф в замешательстве уставился на свою чашку. Ей хотелось услышать от него слова успокоения, но ему самому было некомфортно, поэтому молчание затянулось. Мэдди поморщилась. Наконец ему удалось выдавить:

– Ты, наверное, ужасно себя чувствуешь.

Эти слова прозвучали настолько пессимистично и нелепо, что Мэдди отругала себя – зачем ждать чего-то большего от парня, которому еще нет восемнадцати лет? Лео был опытным и мудрым. Он обнял бы и приободрил ее. И она бы почувствовала себя в безопасности. «Все будет хорошо, моя дорогая девочка», – сказал бы Лео, целуя ее в волосы.

Мэдди постаралась сдержать слезы. Нельзя плакать перед этим худым косноязычным мальчишкой, который не в состоянии вымолвить ни слова.

Мэдди допила чай и поднялась:

– Извини, мне не следовало говорить об этом.

Он смутился, тоже встал, а затем шагнул к Мэдди и оказался очень близко, всего в паре футов от нее. От его одежды пахло табаком и кондиционером для белья. Мэдди вдруг заметила, что Ральф гораздо выше ее. Почти еще мальчик, высокий и худой, с низким голосом и начинающей пробиваться щетиной на подбородке. Ральф наклонился. Она не могла видеть его лица, но решила, что он собирается поцеловать ее в щеку, и почувствовала облегчение – наконец-то он собрался попрощаться.

Но вместо этого Ральф обхватил ее и прижал к груди. Мэдди вздрогнула и уже собиралась отстраниться, но что-то остановило ее. Она слышала, как колотится его сердце, и ощущала тепло и силу его мускулов. Ее руки будто по собственной воле обвились вокруг Ральфа, и Мэдди почувствовала, как силы покидают ее и она растворяется в нем. Для Мэдди это стало огромным облегчением, у нее закружилась голова. Это чувство можно было сравнить лишь с погружением в теплое море, когда течение уносит тебя.

Они стояли молча. Ноги Мэдди стали настолько тяжелыми, что она не могла пошевелиться. Ей казалось, будто она тонет под грузом своих проблем. И в одиночестве не в состоянии справиться с ними. Может, ей и не придется.

Мэдди подняла голову и почувствовала его обжигающее дыхание на лбу и на щеках. Она начала подниматься на цыпочки к нему навстречу, понимая, что его губы уже близко, настолько близко, что она могла бы…

Неожиданно Мэдди отпрянула от Ральфа.

– Ты должен идти!

– Зачем? – произнес он. – Я могу остаться, если хочешь.

У него был низкий, немного загадочный голос.

– Тебе нужно немного поспать! Иди домой и помирись с матерью. Она наверняка очень волнуется.

Теперь между ними было несколько футов – вполне безопасное расстояние. Ральф скорчил гримасу и снова стал выглядеть на свой возраст.

– Так ей и надо.

Мэдди очень хотелось согласиться с ним. Виктория не достойна этого красивого чувствительного мальчика, которому пришлось много пережить. Но все же он принадлежал ей, а не Мэдди.

– Я вызову тебе такси.

– Я поеду на автобусе.

– Нет, я настаиваю.

Они еще некоторое время провели в гостиной, примостившись на краешках стульев, не зная, что сказать друг другу. Напряжение было так велико, что от звонка телефона оба подскочили. «Вас ожидает такси».

Когда Ральф поднялся, Мэдди в голову пришла одна мысль.

– Ты сделаешь кое-что для меня, когда вернешься домой? Можно даже завтра. Я ведь не о многом прошу, ладно?

Мэдди объяснила Ральфу, чего хочет, он кивнул, и она проводила его к двери.

Мэдди убеждала себя, что Ральф старался успокоить ее, – только и всего. Он тинейджер и пытался сделать это так, как мог: молча и неуклюже. И за этим не стояло ничего большего.

– Когда ты увидишь Викторию, обними ее так же, как только что обнял меня, – произнесла Мэдди, быстро открывая входную дверь. Порыв холодного ветра с улицы заставил ее вздрогнуть.

Ральф немного постоял, а Мэдди обняла себя за плечи, делая вид, будто ничего не поняла, и смотрела, как он стал спускаться по лестнице.

– Спасибо, – сказал он, уже сев в такси.

– Пожалуйста!

– Я могу увидеть тебя снова?

Она подумала о Лео и о тихом доме у нее за спиной. О заявлении Блейка и том ужасе, какой охватывал ее при мысли о деньгах. О будущем ребенке Кэт, о Фиби и няне Джесс, которые крепко спали в счастливом неведении.

– Я позвоню тебе, – прошептала Мэдди, чувствуя, что взгляд его больших карих глаз устремлен на нее.

Она оглянулась по сторонам, испугавшись, не видит ли их кто-нибудь. Но никого не было.

Виктория ужасно волновалась. Была глубокая ночь, а она до сих пор не знала, где искать сына. Он очень жестоко с ней обошелся, но сейчас она уже винила себя в том, что не сдержалась. Не в состоянии ни на чем сконцентрироваться, она мерила шагами гостиную и остро ощущала нехватку Лео. Как вообще можно вынести такую боль? Затем она подумала о том, что, будь Лео сейчас жив, он наверняка был бы занят Кэт и ее беременностью. И эта мысль мучила ее так же сильно, как горе. Неожиданно Виктория осознала, что переживает за Кэт, ведь от нее уже несколько дней не было новостей. Удивительно, почему она чувствует за нее ответственность? И ничего не может с собой поделать.

Поведение Ральфа вызывало у нее одновременно гнев и отчаяние. Она очень сердилась на сына: как он мог взять и исчезнуть? Неужели не понимает, что у нее и так много поводов для волнения? От его эгоизма у нее даже перехватило дыхание. А если он попал под машину или на него напали? Или Ральф совершил какую-нибудь глупость? Виктория знала, что процент суицидов у подростков очень высок. Ральф же был сейчас очень уязвим, ведь он тяжело переживал смерть отца. Его голова наверняка полна черных мыслей, а поведение казалось непредсказуемым и пугало ее.

Как бы он к ней ни относился, она любила его больше всех на свете и, независимо от его поведения, отдала бы за него жизнь. Несмотря на позднее время, Виктория взяла телефон и позвонила Дебс, своей разумной, уравновешенной подруге, которая, хотя и была моложе Виктории, казалось, прожила на этом свете уже тысячу лет.

– Я не знаю, где Ральф, – произнесла Виктория. – И я не знаю, что мне делать.

Ответ Дебс был взвешенным и хладнокровным, именно этого и ожидала Виктория.

– Он поехал к другу, немного выпил и заснул, забыв позвонить. Вернется утром, поджав хвост и страдая от похмелья.

Дебс права. Возможно, сейчас Ральф храпит на чьем-нибудь диване. И все же… Виктория взяла телефон и позвонила. Снова тишина. «Позвони мне», – написала она. Тоже никакой реакции.

Она не могла уснуть, поэтому включила радио и слушала рассказ об уроках правильного питания в китайских школах. В какой-то момент Виктория задремала, но ее разбудили громкие пугающие звуки – учительница с выражением читала какую-то историю на уроке чтения в Индии.

Она выключила радио и легла на спину, уставившись в темноту. Ей казалось, будто в целом мире не спит она одна… Это напомнило ей о времени сразу после рождения Ральфа и Саломеи. Ральф очень плохо спал, и пока ему не исполнился год, постоянно просыпался по ночам. Закутавшись в теплый халат, Виктория на цыпочках шла в маленькую комнату в передней части дома, где сейчас детская Саломеи, и брала сына из колыбели. Когда Лео находился дома, она всегда старалась вести себя тихо, чтобы не разбудить его.

Ральф был большим крепким малышом с густыми темными волосами. Она помнила его сладкий младенческий аромат, смешанный с запахом талька и крема под подгузник. Когда подходила к нему, он был уже красным от крика и очень недовольным, что проснулся в одиночестве. Обычно Виктория оставляла дверь приоткрытой, чтобы в комнату попадало немного света с лестницы – малыш не должен был думать, что уже утро, а ей нужен был свет для того, чтобы его видеть, – и садилась в деревянное кресло-качалку.

Расстегнув пуговицы на ночной рубашке, Виктория прикладывала его к груди, тихонько раскачиваясь взад и вперед, пока он сосал. Его дыхание замедлялось, он обмякал всем телом и становился тяжелым. Но стоило ей поднести мизинец к его ротику, чтобы забрать грудь, он сразу открывал глаза и принимался недовольно кричать.

Виктория вздохнула от этих приятных, смешанных с грустью воспоминаний. Часто она сдавалась и готова была служить этому крошечному тирану. Откинувшись на спинку кресла, засыпала, настолько уставшая, что не просыпалась даже, когда ее голова падала на грудь. Вскоре, открыв глаза, Виктория чувствовала, что у нее затекла шея и по щеке стекает слюна. А малыш, так и не отпустив грудь, шевелил губами, высасывая молоко и вместе с ним, казалось, всю энергию из ее онемевшего от одной позы тела. В такие моменты ей очень хотелось пить, а во рту было сухо. И тогда, как и сейчас, Виктории казалось, будто жизнь вокруг замерла, покрытая темнотой, приглушившая все звуки. И она ждала рассвета, который прогнал бы темноту и вернул к жизни весь мир, и мечтала выпить чашку теплого чая с молоком.

Виктория лежала, погрузившись в свои мысли, когда в двери вдруг повернулся ключ. Часы на радиоприемнике показывали половину третьего ночи. Она быстро поднялась и побежала вниз по лестнице. Ее сердце готово было выскочить из груди. А в холле Ральф уже снимал обувь. Она остановилась на нижней ступеньке, глядя на него, своего любимого мальчика. Ей хотелось расцеловать его, накормить, искупать, одеть в чистую выглаженную пижаму и уложить спать.

– Где ты был? – спросила Виктория.

– У друга.

– А почему не позвонил?

Она приняла сына в свои объятия. Он был напряжен и казался очень хрупким, но позволил ей прижаться к его груди на пару секунд и отстранился. Неважно, что сын не обнял ее в ответ, ей и этого было достаточно.

– Прости меня за то, что я тебе наговорил.

– Забудь об этом. – Голос Виктории дрожал. – Я тоже виновата перед тобой. Хочешь, сделаю какао или чашку чая?

– Просто воды, – произнес Ральф и направился в кухню вслед за матерью.

Ее сердце трепетало. В нем произошли какие-то неуловимые изменения, и у Виктории возникло ощущение, будто сын что-то скрывает. Она надеялась, что он успокоит ее.

– У кого ты был?

– Ты не знаешь, – отозвался он.

 

Глава 14

Среда, 6 января

Дон в повседневной одежде. Он напряжен немного меньше, хотя, когда садится, все равно вытягивает подбородок в сторону, в присущей ему нервной манере. Кейт выглядит уставшей. Ее светлые волосы давно не мыты, и она в той же непривлекательной черной водолазке с прилипшей к ней шерстью. Кейт нанесла легкий макияж, но переборщила с румянами и размазала голубые тени. «Вот что происходит с мамами маленьких детей», – подумала Виктория, вспомнив, как сама падала без сил. Дон же, наоборот, радостный и оживленный. В темно-синих брюках, накрахмаленной белой сорочке с расстегнутым воротником и в куртке-блузоне насыщенного черного цвета. «Как вы провели Рождество и Новый год?» – интересуется Виктория. Кейт ждет, пока ответит муж, и это хороший знак. В прошлый раз она раздраженно вмешивалась в разговор при любой возможности. Дон признает, что Кейт было тяжело: у одного из малышей возникла легочная инфекция и он много капризничал. Становится ясно, что их отношения вернулись в прежнее русло. Консультация начинается достаточно спокойно. Дон заявляет, что больше не общался с той, другой, женщиной. Но потом поворачивается к Кейт. «Я не понимаю, почему ты боишься за наши отношения, – произносит он, вытягивая шею. – Я же говорил тебе, что она ничего для меня не значит. Это была глупая ошибка!»

Кейт напрягается, ее голубые глаза мечут молнии. «Почему ты никак не поймешь своей тупой головой, что из-за этого я чувствую себя ненужной? Мне кажется, будто я на вторых ролях – ты развлекаешься с другой, и мне достается лишь скучный усталый Дон, у которого нет сил даже поиграть с детьми, когда он приходит домой с работы». У нее перехватывает дыхание. «Я думала, что мы равны. Но выходит так, что я – рабочая лошадь, которая занимается домом и детьми. Так вот, это меня не устраивает!» Дон сидит рядом с женой. Пытается взять ее за руку, но она вырывается. «Я же уже сказал, что мне очень жаль. Этого больше не случится!» Кейт открывает рот, чтобы ответить, но Виктория произносит: «Я понимаю вас и полагаю, что будет полезно, если мы обсудим, почему у Дона случился роман на стороне. Что послужило причиной? Дон, вы можете нам об этом рассказать?» Виктория смотрит на Кейт и видит в ее глазах ужас. «Да, это тяжело, но вы должны выслушать его. А потом наступит ваша очередь». Кейт кивает.

Дон начинает рассказывать, как он встретил ту женщину, что почувствовал и как начался их роман. Он соглашается, что был возбужден и ему нравилась обстановка секретности, а Кейт постоянно жаловалась на усталость и не хотела больше секса. «Даже твоя одежда, – добавляет он, и Кейт нервно сглатывает. – Когда-то ты была яркой. А теперь изо дня в день носишь одно и то же. Ты набрала вес и иногда даже не утруждаешь себя макияжем». Кейт больше не может сдерживаться: «А чего ты ожидаешь, я ведь целыми днями сижу дома с детьми! У меня просто нет сил! Присматривать одновременно за годовалым ребенком и четырехлетним – невероятно тяжелая работа, если ты не в курсе. Если бы ты больше помогал мне, наверное, я не была бы постоянно такой уставшей. И у меня появилось бы время, чтобы пойти в спортивный клуб, заняться фитнесом и купить себе красивые вещи!» К концу пятидесятиминутной консультации Виктория чувствует себя как выжатый лимон. Атмосфера раскалилась. Но, тем не менее, Дон и Кейт уходят, признав, что было полезно открыто обсудить проблемы. Более того, Кейт заявляет, что готова закончить курс консультаций, прежде чем принимать решение о будущем их семьи.

Виктория взяла пальто и сумку. Ей не терпелось добраться до дома, поэтому она заторопилась вниз по узкой лестнице, распахнула дверь, ведущую на улицу, и оказалась лицом к лицу со своим коллегой – он жевал сандвич с багетом и собирался войти внутрь. Это был Оливер Сэндз. От неожиданности она зацепилась за нижнюю ступеньку и чуть не сбила его с ног.

– Вот это да! – воскликнул он и развел руки в стороны, чтобы поймать ее, но Виктория в последний момент удержала равновесие. – Я и не подозревал, что произвожу на тебя такое впечатление!

Виктория подняла глаза и увидела, что он улыбается. Она залилась краской и принялась мысленно проклинать свои огромные ноги, из-за которых постоянно попадает в глупые ситуации.

– Я уже ухожу! – зачем-то сказала она, расправив пальто и делая вид, будто не услышала его замечания.

– Вижу! – ответил Оливер. – Куда ты торопишься?

Виктория снова не сдержалась и принялась рассказывать ему о том, что Саломея любит картофельные чипсы с определенным вкусом. Зачем? Оливер кисло смотрел на нее, от чего она чувствовала себя еще хуже. Виктория уже собиралась уйти, но тут он произнес:

– Кстати, я вот что подумал… Ты занята сегодня вечером?

Она так удивилась, что не смогла вымолвить ни слова.

– Ко мне на ужин придут двое друзей, – продолжил Оливер. – Мы с Розанной знакомы с университета. Она вдова, как и ты. Может, ты захочешь с ней встретиться?

– Вдова? О, я никогда еще так о себе не думала! Она, наверное, уже пожилая женщина?

Он молча смотрел на нее.

– Но, думаю, ты прав. Конечно, я вдова, – пробормотала Виктория, – но не старая. Ну, то есть не очень старая, хотя кому-то я могу казаться просто древней старухой. Помню, когда я училась в школе, одной из моих учительниц исполнилось сорок лет, и я считала ее доисторическим созданием.

У Виктории снова вспыхнули щеки, и она уставилась на свои туфли, мечтая провалиться сквозь землю. Когда она снова посмотрела на Оливера, у него на лице была искренняя широкая улыбка, которая делала его похожим на мальчишку. Удивительно, как она раньше не замечала ее?

– Ну, я точно не считаю тебя доисторическим созданием. И ты не ответила на мой вопрос.

– Почему бы и нет? – неожиданно воскликнула Виктория и закрыла рот, опасаясь, что сболтнет что-нибудь лишнее.

– Отлично! – обрадовался Оливер. – Я не могу гарантировать качество еды, но обещаю хорошую компанию!

«Как мило, что Оливер хочет подбодрить меня», – думала Виктория, глядя на себя в зеркало. Она заставила себя надеть платье, которое провисело в шкафу все время после смерти Лео. Темно-фиолетового цвета, почти черное, с запа́хом и завязками сзади, оно очень нравилось ей в момент покупки, но сейчас Виктории казалось, что оно ей совсем не идет. Проблема в том, что она набрала вес из-за всех этих пирогов и пудингов. Виктория оглядела себя, с неудовольствием отметив широкие плечи и бедра и отвратительный валик жира, который появился на талии. Лео всегда говорил, что она статная и женственная, как греческая богиня. Но правильнее будет назвать ее чучелом средних лет.

Виктория выпрямила плечи и заколола волосы на затылке. Ей не нравилось, что они очень вьются. Зато теперь стали хорошо видны ее длинные серебряные серьги, которые посверкивали в свете ламп.

Она злилась и готова была сбросить с себя одежду и улечься под одеяло. Зачем только она согласилась? Что взбрело ей в голову в тот момент? Но сейчас уже не было выбора. Ладно, но она не станет задерживаться у Оливера долго. Он поймет ее. Ведь сегодня рабочий день.

Подъехав к дому Оливера, Виктория с удивлением заметила, что он гораздо просторнее и роскошнее, чем она представляла: солидное здание викторианской эпохи из красного кирпича с окнами по обе стороны от входа недалеко от Ричмонд-парка. Над крыльцом приветственно горел приятный мягкий свет. Она припарковала свой старый «опель-астра» и постояла около кованых ворот, разглядывая дорожку, выложенную черно-белой плиткой и ведущую к красивой входной двери черного цвета. Декоративные деревья по обеим сторонам дорожки отбрасывали причудливые тени.

Виктория медленно направилась к дому, чувствуя, что у нее сдают нервы. Как же она сглупила, считая, что готова к новым знакомствам! Ей хотелось развернуться, прыгнуть в машину и уехать отсюда. Но потом она вспомнила, что Оливер пригласил ее с единственной целью: познакомиться с его подругой, тоже вдовой, и она не могла подвести его. Виктория дернула ручку старомодного медного звонка, и из-за двери послышались мелодичные переливы.

Оливер открыл дверь, она протянула ему бутылку красного вина и позднее, когда он помогал ей снять пальто, воспользовалась возможностью оглядеться по сторонам. Холл производил такое же грандиозное впечатление, как дом снаружи: широкий и просторный, с лакированным деревянным полом и широкой изогнутой лестницей. Стены холла украшали настоящие произведения искусства: черно-белые гравюры, картины. Один холст особо привлек внимание Виктории. Она даже остановилась, чтобы лучше разглядеть его. Темно-синие маки с фоном из темно-зеленых стеблей. Синий цвет был холодного оттенка и таким насыщенным и бездонным, что казался почти фиолетовым.

– Это Энди Уорхол? – спросила она. – Я люблю его.

Оливер был польщен:

– Я купил ее в Нью-Йорке несколько лет назад. Мне она очень нравится.

– Это оригинал? Я подумала, что копия.

Он покачал головой:

– Это была одна из импульсивных покупок. Знаешь, когда ты что-то видишь и понимаешь, что просто обязан это приобрести.

Виктория задумалась. Она никогда не была одержима вещами, хотя не сомневалась, что с удовольствием покупала бы произведения искусства, будь у нее на это деньги.

– Я с удовольствием повесила бы ее у себя дома. Сидела бы и смотрела на нее часами, а потом еще и еще…

Оливер рассмеялся:

– Сначала она висела у меня в спальне. Мне нравилось просыпаться и засыпать, глядя на нее, но я часто меняю обстановку в доме: переставляю мебель, перевешиваю картины. Наверное, это все из-за моего неугомонного нрава.

Виктория последовала за Оливером в гостиную, где, к своему ужасу, поняла, что пришла первой. Он удалился за бокалами для вина, и это дало ей возможность осмотреться. Обстановка дома напоминала ей о пещере Аладдина. Виктория стояла в большой квадратной комнате с высоким потолком. Французское окно на противоположной стене выходило на сад перед домом и было закрыто старыми деревянными ставнями. Стены выкрашены белой краской, пол – снова натуральное дерево, покрытое лаком. Под ногами раскиданы экзотические половики темных оттенков красного и зеленого, а также золотистых тонов. В чугунном камине потрескивали поленья, и пламя отбрасывало золотистые отблески. По обеим сторонам камина высились встроенные стеллажи. Они достигали потолка и были заставлены рядами книг всевозможных размеров, а между ними – самыми разными вещами: гипсовый бюст, три затейливых емкости из граненого стекла с серебряными крышками и небольшой кусок гладкого, бледного мрамора овальной формы с круглой дырой в середине. Он как будто нетерпеливо ждал, когда же его возьмут в руки и погладят.

Куда бы Виктория ни посмотрела, там обязательно находился предмет, вызывающий у нее интерес или успокаивающий душу, но этот дом не напоминал музей. Он предназначался для жизни. На полу напротив камина лежала пачка газет, с ручки кресла свисал бежевый джемпер. Виктория не могла не отметить отличный вкус Оливера. Удивительно, как она раньше этого не замечала. И все же для человека, живущего на зарплату, дом выглядел чрезмерно большим.

Оливер вернулся с подносом, на котором стояли бокалы и шампанское в ведерке со льдом.

– У тебя очень красивый дом, – сказала Виктория, снова осматриваясь. Она заметила в углу виолончель, а рядом с ней металлический пюпитр. – Ты играешь?

– Не очень хорошо, – ответил он, откупоривая бутылку и наполняя бокал Виктории. – Я учился в детстве, но не слишком преуспел. Просто упражняюсь время от времени.

– Я тоже играла… когда-то… Так я и познакомилась с Лео. Музыка свела нас вместе. Я ведь была профессиональным музыкантом.

– Правда? – воскликнул Оливер.

Виктория кивнула:

– Но я уже лет сто не прикасалась к виолончели. Перестала играть, когда Ральф был маленьким, и с тех пор почти не брала ее в руки. В общем, инструмент собирает пыль в углу моей спальни.

– Но почему? – удивился он. – Почему ты не играешь для себя?

Он присел на диван рядом с ней и сделал глоток вина. Оливер был в широких темно-синих джинсах и белой льняной рубашке с закатанными рукавами. Виктория заметила, что его темные, с легкой сединой на висках волосы влажные, словно он недавно вышел из душа. Она принялась теребить сережку.

– Я не могу. Даже не знаю почему. Пальцы не слушаются меня, и я плохо играю. Я так сердилась на себя, что в итоге решила больше не садиться за инструмент. Наверное, просто разучилась.

– И ты не скучаешь? Я бы не смог без музыки.

– Нет. Мне кажется, сейчас в моей жизни много всего другого.

Некоторое время они молчали.

– Расскажи о себе, – попросила Виктория, желая сменить тему. – Ты ведь разведен?

Оливер кивнул.

– Ты хорошо с ней ладишь… я имею в виду твою бывшую жену?

Оливер сделал еще один глоток шампанского, и Виктория заметила, что у него крепкие, но изящные кисти и руки. Он держался дружелюбно, и в нем не было ничего пугающего. Почему она раньше этого не понимала? Может, ей нужно было время, чтобы лучше узнать его?

– Боюсь, не очень, – ответил он и почесал в затылке. – Сейчас она живет с другим мужчиной. Когда наши мальчики были моложе, нам приходилось общаться, но сейчас уже нет.

Виктория вспомнила, что Дебс говорила о его браке. Эмоции в нем зашкаливали, а развод был долгим и мучительным.

– Около пяти лет я не мог прийти в себя, – продолжил Оливер, – но сейчас не сомневаюсь, что все осталось в прошлом.

– А почему вы развелись?

– Много проблем накопилось. И то, что я завел роман, только ухудшило ситуацию.

Виктория старалась скрыть свое неодобрение. В последнее время она чувствовала, что не готова оправдывать поведение неверных мужей.

– Я не горжусь этим, – добавил Оливер, – но, должен признать, у меня имелись смягчающие обстоятельства.

Виктория притворилась, будто понимает его. Она помнила свое первое собеседование с Дебс перед началом подготовки к работе семейным консультантом. Тогда Виктория из кожи вон лезла, чтобы объяснить своеобразие их отношений с Лео и почему она смирилась с его романами, хотя для большинства женщин подобная ситуация могла быть крайне неприятной и они не стали бы терпеть ее.

Тогда Дебс жестко разговаривала с Викторией, пытаясь выяснить мотивы, которые ею движут, и насколько сильно ее чувство самоуважения. Она просто разрывала ее на части, проверяя, сумеет ли Виктория стать семейным консультантом. В итоге Виктории пришлось признать: одна из причин, почему ей интересна эта работа, заключается в том, что она сама ищет ответы на многие вопросы.

Судя по всему, Дебс приняла ее точку зрения. Заявила, что не бывает правильных или неправильных отношений. А Виктория согласилась, что для некоторых семей продолжительный роман на стороне может оказаться критическим. Но у нее имелся серьезный аргумент: не каждая женщина живет с таким гением, как Лео. Смягчающие обстоятельства? Единственное, что приходило ей в голову, это его гениальность.

– А сейчас в твоей жизни есть женщина? – поинтересовалась Виктория и, взяв чипсы из протянутой им тарелки, почувствовала, что снова краснеет. Нелепо! Она привыкла задавать личные вопросы, ведь это являлось частью ее работы.

– Не совсем, – промолвил Оливер.

– Что это значит? Есть или нет?

– Я встречаюсь с одной женщиной, но, честно говоря, немного устал от этих отношений. И не хочу, чтобы они причинили мне боль.

Виктория кивнула. Что ж, она недооценивала его. Оливер вовсе не был высокомерным, просто немного застенчивым, осторожным или боящимся ошибиться. И, сомневаясь, что сможет когда-то довериться мужчине настолько, чтобы полюбить его, Виктория прекрасно понимала, почему Оливер осторожен.

В любом случае, заменить Лео нельзя. Как у лебедя, у нее мог быть только один партнер на всю жизнь.

Наконец раздался звонок дверь, и Оливер пошел открывать. Виктория взглянула на его виолончель и неожиданно подумала о своем детстве. О тех днях, когда она запиралась в гостиной, брала свой обожаемый инструмент и растворялась в музыке. Тогда музыка значила для Виктории все, а комната являлась ее убежищем, святилищем, и, казалось, единственным местом, где она могла спрятаться от домашних проблем. Но долго скрываться не получалось. Вскоре кто-нибудь из младших братьев или сестер врывался в гостиную с какой-нибудь просьбой:

– Я хочу пить! Сделай мне сандвич! Я разбил коленку!

Ее мать обычно проводила дни в своей комнате, где были задернуты шторы и на полную громкость включен телевизор. Она постоянно болела или делала вид, будто больна. Проблемы возникали одна за другой: простуда, переутомление, конъюнктивит, недовольство жизнью – все, что угодно.

А отец Виктории, известный хирург? Он, естественно, постоянно работал или отсутствовал по вечерам, занимаясь какими-то своими делами. Объяснял, что посещает пациентов на дому, но мать обычно усмехалась. Позднее Виктория поняла, чем была вызвана такая реакция матери. Она вспомнила о Лео и вздохнула. Удивительно, как эта история повторилась в ее семье, хотя она была совсем не похожа на мать. Виктория осознанно решила не обращать внимания на романы Лео и не уделять им внимания больше, чем они заслуживали. А ее мать, наоборот, вела себя так, словно интрижки отца означали для нее конец света, и от этого страдала вся семья. Что ж, сейчас все в прошлом. Родителей давно нет на свете.

Двое других гостей приехали одновременно. Виктории сразу понравился Роберт. Он вместе с Оливером работал в дизайнерском агентстве. Хозяин дома основал его, когда ему было лет за двадцать. А вот Розанна, с которой Оливер познакомился в Оксфорде, произвела на Викторию неоднозначное впечатление.

Высокая стройная женщина с темными волосами до плеч и большими красными губами напугала Викторию. Удивительно, учитывая то, что́ о ней сказал Оливер. Розанна была хороша собой, элегантно одета и умна.

– Значит, ты начала выбираться из дома? – обратилась она к Виктории, перегнувшись через стол. – Нет ничего хорошего в том, чтобы сидеть дома и хандрить. Ты должна принимать любые приглашения и соглашаться абсолютно на все. Я не хотела ничего делать, когда умер мой муж. Была вне себя от горя, и ничто не могло меня утешить, однако я заставляла себя выходить из дома. И это помогло, поверь мне.

– Ну. Видишь ли… – Виктория собиралась сказать, что после похорон Лео прошел всего месяц. Каких-то четыре недели после двадцати лет вместе. Капля воды в океане. Но Розанна, которая работала где-то в Сити, не слушала ее.

– Важно каждый день одеваться, даже если тебе этого не хочется. Надевать хорошую одежду и приводить в порядок лицо. Я долго носила одни и те же джинсы и старый джемпер, пока однажды утром не взглянула на себя в зеркало и не подумала: Розанна, в кого ты превратилась? – Она выдержала драматичную паузу. – Что бы ни случилось, ты должна думать о себе.

Виктории казалось, что Розанна пристально рассматривает ее: непослушные волосы, плохо прокрашенные ресницы, купленная два года назад юбка. Видимо, считает, что она целыми днями рыдает дома в халате. И этот вариант показался Виктории гораздо приятнее, чем выслушивание нудных советов, которые Розанна дает исключительно из хороших побуждений.

Мужчины в это время обсуждали работу Роберта в новой дизайнерской компании. Вероятно, они решили, что вдовы хотят пообщаться наедине.

– Когда ты потеряла мужа? – спросила Виктория, полагая, что это произошло недавно.

– Десять лет назад, – ответила Розанна. – Сейчас я совершенно другой человек! Сильная, независимая. После его смерти одна путешествую по миру, – заявила она с легкой улыбкой превосходства. – Раньше никогда не бегала, а теперь у меня за плечами уже два марафона в Нью-Йорке. Мне пришлось начинать с нуля, но сейчас бег – моя страсть. И мне не по себе, если я хотя бы через день не пробегаю пять или шесть миль. И еще я научилась хорошо готовить. Полностью переделала дом. И еще теперь нужно очень постараться, чтобы меня расстроить.

Виктория содрогнулась от услышанного. Она и мили не могла пробежать, какой там марафон!

– Я научилась быть счастливой в одиночестве, – продолжила Розанна, – но это не значит, что я не хотела бы найти спутника жизни. Я чувствую, что уже готова связать себя обязательствами, хотя мне потребовалось на это много времени.

Она как-то странно посмотрела на собеседницу. Виктория не знала, как оценить этот взгляд.

– Если тебе интересно мое мнение, – произнесла Розанна, прикоснувшись к руке Виктории, – подожди несколько лет, прежде чем вступать в серьезные отношения. Иначе ничего не получится. Будешь продолжать горевать. Тебе нужно сначала сформировать положительный настрой к жизни, а потом начинать ходить на свидания.

Розанна повысила голос, и Виктория поняла, что устала слушать эту женщину. Ничего из того, что говорила Розанна, не имело к ней отношения. Новые отношения? О чем она говорит? Виктория до сих пор чувствовала запах Лео на своей подушке. Его туфли по-прежнему стояли в холле, где он их снял, а одежда висела в шкафу, ожидая его возвращения.

Оливер почувствовал ее настроение.

– О чем вы беседуете, Роз? Надеюсь, ты не очень нагружаешь Викторию?

Повернувшись к Виктории, он мягко улыбнулся:

– Она может немного покомандовать и любит звук собственного голоса, – театральным шепотом сообщил он. – И все же Розанна прекрасно держится после смерти Мэтью.

Он поднялся, чтобы очистить тарелки, и принес следующее блюдо: цыпленка в томатном соусе с овощами. Все принялись за еду. Виктория с удовольствием сосредоточилась на этом процессе.

– Чем ты занимаешься? – вскоре поинтересовался Роберт – крупный мужчина с круглым добрым лицом и живыми голубыми глазами. По его виду можно было предположить, что жена в командировке, а дети – достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе.

– Я семейный консультант, как и Оливер, – ответила Виктория, опуская нож и вилку. Она чувствовала, что съела слишком много. – Новичок в этом деле, так что пока только ищу свой путь.

Розанна приложила салфетку к губам. Она оставила часть курицы и картофеля на тарелке. Глядя на свою пустую тарелку, Виктория мрачно подумала, что именно этим они и отличаются друг от друга. При первых признаках набора веса Розанна отправится в спортзал и сделает там двести упражнений на пресс так быстро, что Виктория не успеет произнести слово «профитроли».

– Правда? – воскликнула Розанна. – Как интересно! Готова спорить, ты встречаешь самых разных людей. Оливер рассказывает мне невероятные истории! – Она тепло посмотрела на хозяина дома и снова повернулась к Виктории. – Расскажи о своих посетителях.

– Клиентах, – поправила Виктория. – Да, моя работа дает возможность увидеть жизнь во всем многообразии.

– Рассказывай! – попросила Розанна.

– Ну… – На лице у Виктории появилось сомнение. – Я не могу обсуждать своих клиентов.

Розанна рассмеялась:

– Все вы, консультанты, одинаковые – просто одержимы принципом конфиденциальности. Я никому не сообщу о том, что узнала, обещаю.

Виктория почувствовала себя глупо и неуютно.

– У меня много клиентов, которые познакомились еще в университете и начинали жизнь вместе, – неуверенно произнесла она. – Затем у них появились дети, и женщины оставили работу, чтобы присматривать за ними. К тому моменту, когда мужья приходят домой, они уже совершенно без сил, а у них на работе своя жизнь. Они отдаляются друг от друга, а потом женщины узнают, что у мужей романы на стороне. И тогда они приходят к нам.

Это было не совсем верно. Гораздо чаще к ней приходили муж и жена, работающие полный день и переживающие тяжелые времена из-за финансовых трудностей. Но Виктория, конечно же, в этот момент вспомнила Кейт и Дона.

– Вот идиотки! – неожиданно воскликнула Розанна. – Я бы не стала мириться с подобным поведением и не осталась бы с мужчиной, у которого роман на стороне.

Виктория посмотрела на Оливера – он заерзал на стуле. Разве Розанна не знала о том, что он тоже изменял жене? Виктория предполагала, что он рассказывает ей обо всем, раз они хорошие друзья. И Розанна могла бы быть к нему более снисходительной.

– Все очень непросто, – продолжила Виктория, стараясь отвлечь внимание от Оливера и чувствуя необходимость отстоять собственную позицию. – Нужно обязательно выяснить, что подтолкнуло к измене и насколько подобное поведение приемлемо для другого партнера… Иногда…

– Прошу прощения, – перебила Розанна. – Ты хочешь сказать, что измену можно принять? Я с тобой не согласна.

– Возникают разные обстоятельства.

– Посмотри на ситуацию с другой стороны. Представь, что у женщин, о которых ты говоришь, есть дочери. Хотели бы они, чтобы их девочки мирились с изменами мужей? Разумеется, нет! Но зачем тогда им самим терпеть это? Мне кажется, это бывает только у женщин с низкой самооценкой.

Виктория задержала дыхание, вспомнив Саломею и слова Кейт, которые та произнесла утром: «Я не хочу и дальше оставаться на вторых ролях».

Неужели она, Виктория, все время жизни с Лео ставила себя на второе место? Наверное. Но ведь таких, как Лео, больше нет! В этом-то все дело! Он – исключение. И чтобы заниматься делом своей жизни, ему требовалась ее полная и безраздельная любовь и поддержка.

Оливер откашлялся, пытаясь отвлечь Викторию от воспоминаний.

– Роз, мне кажется, ты торопишься с выводами. Не нужно считать, что в подобных ситуациях нет вины женщин. Я не хочу сказать, что измена – хорошо, но все-таки такой поступок может быть вызван определенными обстоятельствами.

Виктория заметила, что они как-то странно посмотрели друг на друга.

– Ты все не так понял, – мягко произнесла Розанна. – Да, не все женщины святые, но, судя по словам Виктории, они не виноваты в изменах мужей.

Понимая, что она уже и так слишком много рассказала о Кейт и Доне, Виктория молчала. Розанна повернулась к ней:

– Ты согласна? Интересно, что собой представляют эти женщины? Неужели они не в состоянии постоять за себя и позволяют вытирать о себя ноги? Но ведь даже это не оправдывает измену?

Виктория уже устала от разговора и огляделась по сторонам, ища повод прервать его. К счастью, Оливер резко поднялся и поинтересовался:

– Кто-нибудь хочет сыр? К сожалению, я не успел приготовить пудинг.

– Мне нужно идти, – сказала Виктория, вставая. – Я обещала няне не задерживаться.

Она почувствовала на себе взгляды Роберта и Розанны, но ей уже было безразлично. Быстро пробормотав слова прощания, Виктория заторопилась в холл. Хозяин дома следовал за ней.

– Надеюсь, ты не…

– Все в порядке, просто я устала. Спасибо за приглашение, – улыбнулась Виктория и посмотрела на Оливера. Он хмурился, и его темные брови почти слились в одну линию.

– Я думал, что общение с Роз поможет тебе. Понятия не имею, что на нее сегодня нашло. Она была такой… резкой. Обычно Розанна ведет себя иначе. Глупо с ее стороны.

Оливер открыл входную дверь, и Виктория торопливо спустилась по ступенькам. Ей хотелось поскорее убраться отсюда. Виктория не сомневалась, что Оливер наблюдает за ней, пока она возится с ключами от машины и садится в нее. Но не стала оглядываться. Ей даже удалось повернуть за угол, прежде чем из глаз у нее полились слезы. Ее расстроило упоминание о Саломее. Ее дорогой девочке. Теперь ей не давали покоя неприятные мысли о том, что дети копируют модель поведения родителей. Она думала об усвоенных уроках и о последствиях. Виктория не хотела бы, чтобы с Саломеей обращались так же, как Лео с ней все эти годы. Однако столько лет она считала их отношения идеальными или близкими к идеалу настолько, насколько могла надеяться.

Виктория с силой ударила ладонью по рулю. Нет, она этого не потерпит! Она ужасно злилась на Розанну за то, что эта женщина всколыхнула грязь, скользким угрем пробравшись в русло пересохшей реки в поисках чем бы поживиться.

Ее жизнь не касается ни Розанны, ни кого-либо другого. С какой стати им понимать ее? Значит, нужно выбросить из головы эту женщину и посещение дома Оливера. Не вспоминать ни о чем.

 

Глава 15

Четверг, 7 января

– Я же сказала, если ты пойдешь туда, между нами все будет кончено!

Что-то загремело, и Кэт поморщилась. Трейси ссорилась с Риком. Это началось прошлым вечером практически на пороге их квартиры. Рик хотел сходить в июне с друзьями на концерт группы «Блэк саббат», но Трейси эти друзья не нравились, она считала их неудачниками. Кроме того, она мечтала в июле съездить с Риком на озеро Гарда. Трейси кричала, что весь мир планирует каникулы еще в январе. Рик не мог позволить себе отдыхать дважды за лето, а билеты на концерт забронировал давно. Вероятность компромисса была невелика.

Трейси уже опаздывала на работу. Дверь в ее комнату была закрыта, но эмоции внутри зашкаливали, так что Кэт все отлично слышала.

– Послушай, пончик…

Снова что-то загремело. Кэт поспешила выйти из квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Доброе утро!

Кэт вздохнула. Али, мистер Ням-Ням, стоял на тротуаре рядом со своей закусочной и улыбался.

– Почему грустное лицо? – спросил он. – Хороший денек, не так ли? – Он был прав, наконец-то выглянуло солнце, и немного потеплело.

– Неважно выглядишь, – произнес Али. – Много времени проводишь на вечеринках? – Он подмигнул. – Вот вы какие, девчонки!

– Я опаздываю на работу.

Он поднял руки:

– Прости-прости!

– Душ плохо работает. То кипяток льется, то холодная вода.

– Ааа, это проблема.

Он приблизился к Кэт и, коверкая английские слова, прошептал ей на ухо:

– Миссис Али хочет новый циклонический пылесос. Чтобы никаких мешков и возни, понимаешь? Старый пылесос ей уже не нравится. Очень неудобно его чистить! – Он сделал страдальческое лицо. – А это вредно для тех, у кого аллергия.

Кэт прищурилась.

– Разве она страдает от аллергии?

Али грустно покачал головой.

– Никакой аллергии. Но новый пылесос от нее убережет, да? Моя жена упрямая. Ответ «нет» ее не устраивает.

Когда Кэт вошла в магазин, Джарвис выкладывал пирамиду из книг на столе у входа. Он увидел ее, и его лицо озарила улыбка, но, как только Кэт приблизилась, перестал улыбаться.

– Ты в порядке? – Он отложил книги и сочувствующе хмыкнул.

– Да, просто легла поздно. Все в порядке.

Она повесила парку на вешалку в подсобке и принялась распаковывать коробку с книгами.

– Можешь постоять за кассой, когда закончишь? – спросила Рэйчел. – Мне нужно сделать несколько важных звонков.

Кэт с подозрением относилась к важным звонкам Рэйчел. Она часто использовала этот предлог. Заглядывая в крошечный офис, Кэт видела ее сидящей за компьютером в «Фейсбуке» с чашкой кофе и пакетом шоколадного печенья. Неудивительно, что у Рэйчел огромная задница, – она столько времени сидит на ней!

Пока Кэт убирала около кассы, Джарвис крутился вокруг нее.

– Я записался на частные занятия по постановке голоса. Подумал, что после фиаско с ролью еврея из Нью-Йорка мне нужно потренироваться имитировать разные акценты. А мой агент предложил сделать пробы на роль в пилотной серии телесериала. – Его глаза сияли. – Если все получится, в нем будет шесть серий. Это уже серьезно!

У Кэт закружилась голова, и она присела на край стола.

– Интересно! Расскажи!

Он почесал подбородок.

– Это фантастический сериал. Я буду играть пришельца. Наш корабль терпит аварию на земле. Пришельцы не могут вернуться домой и вынуждены притворяться людьми, чтобы не выделяться. – Джарвис помахал руками напротив нее и сделал страшное лицо.

– Звучит потрясающе, – сухо промолвила Кэт. – Из тебя получится отличный пришелец.

Он удивленно посмотрел на нее, но промолчал.

Кэт отправилась варить кофе и взглянула на экран телефона. Там было еще одно сообщение от Виктории с контактами людей, к которым она могла обратиться по поводу своей беременности. Виктория написала: «Позвони мне, если понадобится помощь. Ты должна принять решение в ближайшее время».

Но, несмотря на обещание, Кэт пока не звонила ни по одному из этих номеров. И к врачу тоже не ходила, хотя сказала Трейси, что уже побывала на приеме. Она все еще размышляла.

Кэт испытывала искреннюю благодарность к Виктории. Предложить ей помощь – невероятная щедрость с ее стороны. Кэт решила, что в этой женщине есть нечто особенное. Она не похожа на других. Большинство женщин в подобной ситуации были бы готовы перерезать ей горло.

Кэт обслуживала покупателя, когда ее внимание привлекла невысокая блондинка с идеальной осанкой, которая вошла в магазин.

Она стояла спиной к Кэт, рассматривая книги на первом от входа стеллаже, и казалась знакомой. Странно! Когда она повернулась, сердце Кэт сжалось. Мэдди, еще одна любовница Лео! Какого черта она здесь делает? Интуиция подсказывала, что она здесь не случайно. Ноги Кэт приросли к полу, и она почувствовала, что у нее вспотели ладони и заколотилось сердце.

– Кэт, с тобой все в порядке? – поинтересовался Джарвис.

– Шшш, – зашипела она на него – Мэдди уже направлялась в их сторону.

Она была в красивом темно-синем пальто, джинсах и кроссовках. Волосы стянуты назад в «хвост», на лице минимум макияжа – гораздо меньше, чем на похоронах. Только тени на веках и немного розовой помады. Было очевидно, что Мэдди чувствует себя скованно.

– Кэт? – неуверенно произнесла она.

Та кивнула. Во рту у нее пересохло, и она не могла говорить.

– Мы можем побеседовать?

Джарвис продолжал стоять рядом с Кэт, и ей очень хотелось, чтобы он поскорее ушел.

– О чем?

– О тебе. О Лео.

– Откуда ты узнала, где я работаю?

– Ральф нашел название магазина в записной книжке Лео. Я несколько раз встречалась с ним.

Это показалось Кэт странным, но у нее сейчас было много других серьезных проблем. Она почувствовала, что напряжение спадает. Несмотря на идеально прокрашенные волосы и красивое пальто, Мэдди выглядела уязвимой. И была как комок нервов.

– Я выйду на улицу ненадолго, – обратилась Кэт к Джарвису, неуклюже слезая со стула. – Скажи Рэйчел, что я пораньше ушла на перерыв, или еще что-нибудь придумай. Например, мне вдруг стало плохо… все что угодно…

Спорить с Кэт было бессмысленно, поэтому Джарвис шагнул назад и позволил ей пройти. Пока они не вышли из магазина и не свернули за угол, она чувствовала, как он сверлит взглядом ее спину. Кэт зажгла сигарету. Ей не хотелось курить, но это был способ чем-то занять себя.

– Куда мы можем пойти? – спросила Мэдди. – Поблизости есть какое-нибудь тихое место?

Кэт решила пойти в сторону канала в надежде, что там она будет легче дышать. Мысль, чтобы оказаться в душном кафе с разнообразными ароматами, витающими в воздухе, была ей невыносима.

Они молча шли по глухим улочкам между рядами высоких красивых домов с террасами, черными коваными перилами и ступенями, ведущими к входным дверям. Наконец приблизились к каналу, вода в котором казалась серой, и Кэт повернулась к Мэдди.

– У меня мало времени, так что давай сразу о деле.

Мэдди пристально посмотрела куда-то вдаль и набрала полную грудь воздуха.

– Я знаю, что ты беременна.

У Кэт заколотилось сердце.

– Откуда?

– Виктория сообщила.

– Что? Но это был наш с ней секрет!

Она представила большие серые глаза Виктории, ее мягкий взгляд, вспомнила, как сочувственно та наклоняла голову, слушая ее, и рисовала что-то на листе бумаги, – тогда Кэт чувствовала себя в безопасности. Ее сердце тут же заполнила пустота – ведь она доверяла Виктории и считала ее своим союзником. Кэт стиснула кулаки, чтобы не разрыдаться. Но почему ее это удивляет? Разве ее не предают все вокруг – все, кроме Трейси?

– Кэт, – сказала Мэдди, – пожалуйста, пойми меня правильно. Это я позвонила Виктории, когда осталась без работы. Хотела прояснить ситуацию, потому что она считала, будто я украла все деньги Лео. Но у меня ничего нет. Я никогда не брала его денег.

Кэт пнула ногой камень, который улетел и плюхнулся в воду.

– Ей не следовало рассказывать тебе, – произнесла она, пропустив новость о потере работы мимо ушей. – Это никого не касается, кроме меня.

Мэдди стояла, скрестив руки на груди, и вглядывалась в круги, которые шли по воде от упавшего камня.

– Виктория ненавидит меня, – заявила она. – Она знала, что новость о твоей беременности меня расстроит. Ей хотелось сделать мне больно.

Кэт взяла еще одну сигарету из пачки и яростно чиркнула спичкой.

– Что ж, мне очень жаль. Я тоже не в восторге от происходящего.

Мэдди повернулась и посмотрела на нее:

– Что ты собираешься делать?

Кэт обратила внимание, что глаза у нее запали и под ними образовались темные круги. Она выглядела грустной и измученной, будто хотела, чтобы кто-нибудь обнял ее, но Кэт не собиралась попусту тратить свои эмоции. Ей самой не помешала бы поддержка, но в мире не было ни единого человека, от кого она могла бы получить ее.

– Я не знаю, – с горечью ответила она. – Не стану врать, что планировала завести ребенка в ближайшее время.

Мэдди нахмурилась:

– А ты справишься? Я имею в виду, если оставишь его?

– Я живу с соседкой в крошечной квартирке с двумя спальнями и едва свожу концы с концами, убиваясь на бесперспективной работе. У меня больна мать, и я единственная, кто может присмотреть за ней. Да, и Лео больше не платит за меня арендную плату, так что мое финансовое положение еще хуже, чем обычно. – Она усмехнулась. – Я ответила на твой вопрос?

Мэдди подошла к скамейке и села. Кэт последовала за ней.

– Почему ты с ним связалась? – спросила Мэдди. В ее голосе не было ни злости, ни нападок.

– Я могла бы задать тебе такой же вопрос.

Мэдди положила руки на колени и принялась крутить на пальце кольцо. Кэт завороженно смотрела на него.

– Мы очень любили друг друга, – тихо промолвила Мэдди.

– Как и мы.

Они замолчали. Разговор мог завести их в тупик. Кэт выпрямилась:

– Послушай! Я пришла сюда не для того, чтобы спорить из-за Лео. Еще один вопрос, и я уйду. Если ты не заметила, я очень занята в магазине.

– Он рассказывал тебе обо мне? – Мэдди слегка поморщилась от своего вопроса.

Кэт снова закурила, сделала несколько затяжек и затушила сигарету.

– Да, он говорил, что чувствует себя виноватым из-за твоей дочки и детей Виктории. Он просто не мог бросить тебя.

– А мне он никогда не говорил о тебе, – наконец произнесла она с болью в голосе.

– Что ж, вероятно, у него было много секретов. Например, завещание и все остальное. И даже жена, которая оказалась выдумкой. А тебе повезло! Ты провела вместе с ним почти восемь лет. Со мной он был лишь чуть больше года.

– Я не понимаю. Мы ведь были так близки и любили одно и то же. Долгие прогулки, теннис, горные лыжи, старые графины, – Мэдди усмехнулась. – Часами могли искать их у антикваров и собрали неплохую коллекцию!

Кэт посмотрела на Мэдди, а потом продолжила:

– Искусство. – Она вспомнила, как терпеливо Лео объяснял, почему одна картина лучше другой и наоборот. – Старые фильмы, рок-музыка, еда навынос из китайских закусочных…

– Он терпеть не мог закусочные и рок-музыку.

Кэт покачала головой:

– Нет, он любил их. И мне никогда не казался спортивным человеком.

По взгляду Мэдди было понятно, что она хочет еще поговорить, но Кэт больше не могла этого выносить и встала. Они молча двинулись в сторону книжного магазина, каждая погруженная в собственные мысли. Наконец Мэдди остановилась.

– Послушай, – обратилась она к Кэт, – мне чуть плохо не стало, когда я увидела тебя на похоронах. Для меня это был шок, и я сразу возненавидела тебя, как Виктория ненавидит меня. Думаю, тебе не следовало связываться с Лео…

– Я могу то же самое сказать о тебе, – усмехнулась Кэт.

– Но, – продолжила Мэдди, не обращая внимания на ее слова, – ты сейчас в сложном положении. И если я могу что-нибудь сделать…

Но Кэт скорчила такую гримасу, что Мэдди замолчала. Солнце уже скрылось за тучами, и начал моросить дождь. Кэт видела, что Джарвис наблюдает за ними через витрину магазина. Она натянула капюшон на голову и вздохнула.

– Виктория считает, что помогает, посылая мне номера телефонов, будто я не в состоянии найти их сама! А потом вдруг отправляется сплетничать с тобой у меня за спиной! В этом деле мне не нужна помощь! Я не доверяю тебе и не хочу больше видеть ни одну из вас. Я сама с этим справлюсь!

Кровотечение началось около четырех часов. Кэт пошла в туалет и заметила на унитазе несколько темно-коричневых пятен. «Что это?» – подумала она. Они с Джарвисом находились вдвоем у кассы, потому что Рэйчел потребовалось сделать очередной «важный звонок». Джарвис наклонился к рюкзаку, стоявшему на полу, и радостно объявил:

– Я сделал новые фотографии! Посмотри и скажи, какая тебе больше нравится. – Он помахал у нее перед носом листами с сотнями маленьких фотографий.

– Конечно, – кивнула Кэт и вдруг поняла, что ее больше не тошнит, и грудь не такая набухшая.

Она взяла фотографии и начала разглядывать их. Они все казались одинаковыми. На каких-то Джарвис был в синей рубашке, на других – в черном джемпере с V-образным вырезом, но больше они ничем не отличались.

– Вот эта неплохая, – сказала Кэт, показывая на фотографию в середине. Она не могла сосредоточиться.

Джарвис скорчил гримасу.

– Здесь одна бровь выше другой.

– А вот эта? – Она показала на другой снимок в нижней трети листа. – Мне нравится выражение лица: задумчивое и одновременно язвительное – просто великолепно! И видна ямочка на подбородке.

Джарвис взял у нее фотографии и долго изучал их.

– По-моему, но на ней я кажусь неприступным. А мне нужно выглядеть сексуальным, дружелюбным и при этом иметь отстраненный вид, чтобы подходить для любой роли.

Когда Кэт снова пошла в туалет, коричневых капель стало больше, а к моменту ухода домой она чувствовала себя ужасно: ей было холодно, она дрожала, болела спина.

– Давай сходим в кино? – предложил Джарвис, но Кэт покачала головой.

– Мне нужно к маме. Она очень странно себя ведет: встает рано утром, чтобы убрать квартиру, и готовит много еды. Недавно ела буквально несколько крошек, а сейчас не может остановиться.

– Может, проблема в гормонах?

Она не пошла к матери, а сразу поехала домой, разделась и легла в ванну. От теплой воды боль в спине стала меньше, но, как только Кэт встала, усилилась. Есть ей совсем не хотелось, так что она покормила мышей, включила музыку Моцарта и забралась в кровать, свернувшись клубком вокруг теплой грелки.

Кэт разбудил шум – пришла Трейси. Из-за двери доносился мужской голос. Значит, помирилась с Риком. Кэт взглянула на часы у кровати: было уже за полночь. Она проспала несколько часов, и сейчас окончательно проснулась и чувствовала, что теперь долго не уснет. Кэт собиралась встать и сделать себе чашку чая, но потом вдруг вспомнила… Спина больше не болела, но теперь она чувствовала тянущую боль в животе, как при месячных. Кэт положила руку между ног и обнаружила, что пижамные брюки промокли насквозь. Умом она уже понимала, что происходит, но душой не готова была это принять. Добежав до ванной, села на унитаз. Боль неожиданно усилилась, и Кэт с трудом терпела ее. Из нее текла ярко-красная кровь вместе с большими темными сгустками. Почувствовав на щеках слезы, Кэт наконец осознала ужас ситуации.

Она теряла ребенка Лео. До сих пор сомневалась, хочет ли оставить его. Как она могла сделать это, ведь он окончательно испортил бы ее жизнь! Ему пришлось бы спать в углу – там, где сейчас стоит клетка с мышами. Он бы постоянно плакал, ей пришлось бы менять вонючие подгузники, она не могла бы больше проводить вечера вне дома, выпивать и развлекаться.

Хотя и сейчас в жизни Кэт было немного развлечений. Порой ей казалось, что она хочет ребенка больше всего на свете. А плач и подгузники наполнят ее жизнь смыслом. Но теперь в отличие от Виктории и Мэдди она навсегда останется неполноценной женщиной, ожидая чего-то или кого-то, кто поможет ей замкнуть круг жизни.

Кэт сидела на унитазе и молилась Богу, в которого не верила, чтобы происходящее оказалось неправдой. Но кровь продолжала течь, затем вышел сгусток размером с небольшой апельсин. Она мельком взглянула на него, не осмелившись разглядывать. Живот болел очень сильно, и Кэт вся сжалась от боли.

Трейси постучала в дверь туалета:

– Ты в порядке? Сколько можно там сидеть! – Ее голос звучал весело и возбужденно. Похоже, они вернулись из паба.

– Все хорошо, – отозвалась Кэт. – Видимо, я что-то съела.

– Фу! Тогда не стану сегодня чистить зубы.

Кэт дождалась, пока на двери Трейси щелкнул замок. Кровотечение стало слабее, и она медленно пошла к себе в комнату. Ей было очень грустно не только за себя, но и за целый мир. Жизнь прервалась, так и не начавшись. Она не узнала этого маленького человечка и теперь может лишь гадать, какие у них могли бы сложиться отношения. Кэт казалось, что у нее отняли дорогую, даже бесценную вещь, и никто никогда не увидит, какой красивой она была, и не узнает ее ценности.

 

Глава 16

Суббота, 9 января

Когда позвонили в дверь, Виктория еще была в халате. Она просматривала субботнюю утреннюю прессу и выпила почти половину третьей чашки чая, доедая второе песочное печенье.

– Саломея, можешь открыть дверь? – крикнула она с кухни.

Виктория знала, что дочь уже долго смотрит мультфильмы в соседней комнате. Правила менялись: когда Лео был жив, они всегда следили за временем, которое девочка проводит у телевизора.

Послышался топот Саломеи в холле, открылась дверь. Услышав мужской голос, Виктория насторожилась.

– Ма-ма! Это почтальон!

Она со вздохом поднялась. Почему нельзя было положить все в почтовый ящик? Она не ждала никаких посылок!

Виктории было неудобно выходить к нему в ночной рубашке, поэтому она крепко скрестила руки на груди. Уже одиннадцать, так что почтальон скорее всего уже несколько часов на ногах. Он передал ей стопку писем, тяжелый пакет, завернутый в коричневую бумагу, и бланк, на котором она должна была расписаться. Пакет был адресован агенту Лео для «госпожи Виктории Брук». По форме и весу пакета можно было предположить, что в нем книги. Вместе с пакетом и письмами Виктория вернулась в кухню.

– Ты бы быстрее одевалась, юная леди! – обратилась она к дочери, которая шла за ней. – И принеси, пожалуйста, вниз свои вещи для плавания. Нам нужно выехать через двадцать минут.

Заинтригованная, она открыла пакет. Внутри лежала открытка с приятным морским пейзажем и три книги о том, как пережить утрату. Их прислала дама из Портсмута – одна из поклонниц Лео. На открытке она написала: «Я знаю, что вы сейчас чувствуете, потому что сама недавно потеряла мужа. Мне эти книги очень помогли. Надеюсь, и вы найдете их полезными».

Послание тронуло Викторию, и она решила, что ответит сегодня же. Агенту Лео приходило очень много писем и сообщений со словами сочувствия и поддержки для нее, и он пересылал их пачками. Они напоминали о том, что Лео занимал в сердцах многих людей особое место, и это помогало ей успокоиться.

У нее была коробка с восточным орнаментом зеленого цвета с золотом, куда она складывала послания. Когда-нибудь она передаст ее детям. Но некоторые письма, наоборот, раздражали Викторию. В них обычно перечислялись только достижения Лео, и не было ни слова о том, что не только весь мир потерял выдающегося дирижера, но и она осталась без мужа и отца своих детей. Какими же бесчувственными бывают люди!

Виктория посмотрела на марки на других письмах – Морпет, Тонтон, Ридинг – и отложила их. Нужно собраться с силами и открыть их позднее. Она уже готова была отправить последнее письмо в стопку к непрочитанным, но что-то заставило ее остановиться. Оно явно было написано иностранцем: маленькие, аккуратные буквы с завитушками, старомодная манера письма, и почерк совсем не английский. Виктория посмотрела на марку – письмо пришло из Америки – и нахмурилась.

Сгорая от любопытства, она вскрыла конверт специальным ножом с костяной ручкой. Лист был исписан с двух сторон, и, прежде чем начать читать, Виктория взглянула на подпись. Ей писал человек по имени Рудольф Хирш.

Выразив соболезнования, он рассказывал о том, как познакомился с Лео:

«Мне, как и Лео, повезло избежать газовой камеры, потому что нас спасли во время операции «Киндертранспорт». Мы с вашим мужем ехали в одном поезде из Вены. Мы были примерно одного возраста, поддерживали друг друга, смеясь над глупыми мальчишескими шутками и стараясь отвлечься от бед. Оба были напуганы и скучали по дому и по нашим семьям, которые остались в Вене. Когда мы приехали в Лондон, меня отправили на север страны, а Лео отправился в Гуилдфорд в графстве Суррей. Я попал в семью доброго фермера и его жены, у них было трое детей. Мы с Лео написали друг другу несколько писем, а потом жизнь пошла своим чередом, и ближе к двадцати годам мы потеряли связь друг с другом. Однажды я был в графстве Суррей и увидел имя Лео в местной газете. О нем писали как о необычайно одаренном скрипаче с большим будущим, который продолжает жить в английской семье. Меня это не удивило, поскольку даже в детстве Лео страстно увлекался музыкой. Я написал ему, и мы встретились. Это была замечательная встреча: нам так много нужно было рассказать друг другу и обсудить. Но вскоре случилась эта ужасная история с его приемной семьей, и он перестал мне писать. Мы больше никогда не виделись, и я всегда очень сожалел об этом».

Далее в письме этот человек рассказывал Виктории о своей жизни в Нью-Йорке, куда он эмигрировал после войны, о работе врачом, своей теперь уже покойной жене, двух детях и шести внуках. Виктория прочитала, не вникая в смысл. Он написал «ужасная история с его приемной семьей», будто она в курсе того, что случилось. Но Виктория понятия не имела, что он имел в виду.

Конечно, она знала, что Лео был одним из детей, спасенных во время первой операции «Киндертранспорт». Специально созданному комитету удалось убедить нацистов выпустить еврейских детей моложе семнадцати лет в Великобританию. Так спаслось около девяти или десяти тысяч еврейских детей из Германии, Австрии, Чехословакии и Польши.

Она также знала о том, что Лео приняла состоятельная интеллигентная семья из Гуилдфорда, и он жил с ними в их перестроенном лодочном сарае у реки еще несколько лет после окончания войны.

Эти люди были очень добры к Лео, распознали в нем талант и оплачивали его уроки игры на скрипке с лучшими преподавателями в стране, а позднее настояли на том, чтобы он подал документы в Королевское музыкальное училище. Если бы не они, вряд ли Лео стал бы великим скрипачом и дирижером.

Виктория также знала, что отца Лео убили нацисты, а его приемная семья была настолько великодушна, что оформила его матери визу для домашнего персонала через несколько месяцев после того, как Лео прибыл в Великобританию. И она под видом кухарки жила в этой семье вместе с сыном вплоть до окончания войны.

Все это Лео рассказал Виктории сам, хотя не любил вспоминать то время. Она понимала, что он очень болезненно относится к своему прошлому, и уважала его за мужество и отсутствие жалости к себе. И все же порой Виктории хотелось, чтобы Лео открылся ей. Тогда бы она помогла ему. Ей казалось, будто она может это сделать.

Письмо всколыхнуло воспоминания, и Виктория пыталась понять, почему Лео перестал общаться с семьей, которая так много сделала для него. Она думала, что всему виной его занятость, ведь он фактически был женат на работе, но сейчас осознала, что за этим стояло нечто большее и, судя по всему, неприятное.

Виктория положила письмо в пачку к остальным и отправилась наверх переодеваться. У нее будет достаточно времени для размышлений, пока она станет наблюдать за Саломеей, плавающей по дорожке бассейна.

В супермаркете Мэдди решительно повесила блестящую розовую юбку обратно на вешалку.

– Нет, – устало произнесла она. – Мы не будем покупать ее. Она очень дорого стоит, и в ней нет ничего хорошего.

Мысль, что они не могут позволить себе покупку, удивила Фиби. Она еще не была в этом магазине, а здесь, как теперь стало понятно, настоящий рай для девочек. Вокруг было много розовой, серебристой, светло-голубой и сиреневой одежды. А мама говорит, что они не могут купить одну-единственную вещь? Несправедливо.

– Но я хочу ее, – заявила Фиби, топнув ножкой.

– Прекрати так себя вести, – процедила Мэдди, стиснув зубы, – и помоги мне с покупками.

Несколько дней она звонила во все компании, которые знала и уважала, а потом писала им по электронной почте. Ответ отовсюду был одинаковый: сокращение штата вместо приема новых сотрудников, минимальное количество или отсутствие работы для фрилансеров, но, тем не менее, «пришлите нам свое резюме, и мы запишем ваши данные».

Впервые за долгие годы Мэдди внесла изменения в свое резюме, но надежды на быстрое трудоустройство не было. Учитывая глубину нынешнего кризиса, вероятно, придется долго ждать.

Ей с трудом верилось, что недавно она постоянно покупала по Интернету вещи, которые ей не были нужны, и планировала очередной отпуск. Теперь же отчаянно пыталась сократить расходы.

– Что нам нужно купить? – размышляла Мэдди, изучая список покупок. – Ага, фрукты!

Фиби еще дулась, но, заметив большой ананас, повеселела.

– Давай купим? – предложила она и взяла его в руки.

– Сегодня мы ограничимся яблоками и апельсинами, – ответила Мэдди. Она уже собиралась положить в пакет большой апельсин, но, взглянув на цену, быстро вернула его на место.

Их следующей остановкой было агентство недвижимости. Мэдди припарковала «БМВ» за углом, отстегнула ремень безопасности и повернулась к Фиби, сидевшей сзади.

– Дорогая, у меня важные новости.

Она приняла решение о продаже дома, поскольку считала, что это самый разумный и, пожалуй, единственно возможный вариант. Только так ей удастся расплатиться с долгами и пережить несколько месяцев без работы или с минимальной занятостью. Облегчением для нее стало то, что Фиби восприняла новость достаточно спокойно.

– У меня будет новая спальня?

– Конечно! – Мэдди хотелось добавить, что Фиби сможет выбрать обои и постельное белье на свой вкус, но промолчала, понимая, что не позволит себе косметический ремонт, если только не сделает его сама.

– А у нас будет большой сад? – поинтересовалась Фиби. Она часто жаловалась, что ей не нравится вымощенный камнем маленький задний двор их дома в Брук-Грин.

Мэдди проглотила комок в горле.

– Нет, дорогая. Думаю, мы будем жить в квартире. Знаешь, такие большие высокие дома с лифтом, на котором поднимаются наверх и спускаются вниз? Мы сможем смотреть вниз на людей, их фигуры будут казаться маленькими-маленькими.

– Но мне негде будет играть! – заявила Фиби.

– Мы станем гулять в парке! – Мэдди постаралась, чтобы ее голос звучал радостно. – В парке в любом случае веселее, ведь там есть качели и много других развлечений.

Агент по продаже домов оказался настоящим пронырой. Он с хитрым видом смотрел на Мэдди, пока она объясняла, что хочет быстро продать дом и купить квартиру поблизости.

– Сейчас не лучшие времена, – со знанием дела произнес он. – У меня множество клиентов, которым, как и вам, необходимо переехать на меньшую площадь.

– Я не говорила, что мне это необходимо, – возразила Мэдди. – Я просто хочу жилье поменьше, вот и все.

– Конечно, – кивнул он. – Хорошая квартира для вас и для малышки. Только вы вдвоем?

– Идеальным вариантом была бы квартира с тремя спальнями. – Мэдди не нравилось, что приходится обсуждать с ним подробности своей жизни.

– Я не малышка! Мне семь лет, – заявила Фиби.

– Малышка? Разумеется, нет! – воскликнул мужчина и подмигнул Мэдди, но она сделала вид, будто не заметила этого. – Ты настоящая маленькая леди, насколько я могу судить.

Фиби радостно улыбнулась, демонстрируя огромные передние зубы – пока еще слишком большие для ее детского лица.

– В сентябре мне будет восемь! – гордо сообщила она.

Домой Мэдди вернулась совсем без сил, но удовлетворенная тем, что дела постепенно продвигаются. Они с агентом договорились произвести оценку дома в этот же день ближе к вечеру, и, если все сложится удачно, выставить его на продажу в начале следующей недели.

Квартиры, описание которых предложил ей агент, совсем не впечатлили Мэдди, но он заверил, что ближе к выходным появятся еще варианты и ей обязательно придется что-нибудь по вкусу. Он также предупредил, что цены упали, и ей, возможно, следует согласиться на меньшую сумму, чем она рассчитывала. Однако недвижимость в ее районе по-прежнему пользуется спросом, и та квартира, которую она захочет купить, тоже будет стоить дешевле.

Подъехав к дому, Мэдди остановила машину и сидела, уставившись куда-то вдаль. Это было не то, к чему она когда-то стремилась. Она ведь работала не покладая рук, и вот в итоге как все кончилось. Мэдди до сих пор не могла в это поверить.

– Мама, пойдем, я хочу есть! – сказала Фиби.

После обеда дочь отправилась наверх играть, а Мэдди села у кухонного стола с чашкой кофе и уставилась в пустоту. После встречи с Кэт два дня назад она пыталась выкинуть из головы мысли о новом ребенке Лео, но у нее не получалось. И Кэт ясно дала понять, что не желает больше видеть ее.

Мэдди хотелось пообщаться с Кэт – она искала ответы на свои вопросы и надеялась, что одного разговора будет достаточно, чтобы успокоиться. И еще ее постоянно преследовало ощущение, что, несмотря на слова Кэт, этот ребенок имеет непосредственное отношение и к ней тоже.

Мэдди вспомнила о Ральфе. Интересно, как у него дела? Она звонила ему после неожиданного ночного визита, и он сказал, что хочет снова зайти, но она отказала. Мэдди чувствовала, что ему не терпится увидеться, – слишком пылко Ральф выражал свое желание.

Она быстро поднялась: нужно убрать посуду и немного поработать.

Телефон зазвонил в тот момент, когда она включала посудомоечную машину, и Мэдди сразу догадалась, кто это.

– Какие у тебя планы на сегодня? Можно мне навестить вас?

Нужно отдать ему должное: он был очень настойчив.

Мэдди подумала о долгом вечере, который ждал их с Фиби. Раньше, когда Лео находился в отъезде, она вела активную жизнь и часто выходила куда-то с друзьями. Но после его смерти и потери работы развлекаться не хотелось.

– У нас нет никаких планов, – ответила Мэдди. – Приезжай на ужин, если хочешь. Но разве ты не встречаешься с друзьями?

– Нет, я лучше приеду к вам.

Мэдди поежилась и положила кардиган на спинку стула. Ей показалось, будто в доме неожиданно стало холодно.

Как странно вводить в строку поиска в Интернете имя собственного мужа! Никогда прежде Виктория этого не делала. Она пропустила все новые статьи и пролистала назад несколько десятков страниц к более ранним упоминаниям имени Лео, где, как ей казалось, была вероятность прочитать о его прошлом. В одной заметке в «Таймс» была упомянута семья Гэннон – люди, приютившие его во время войны. Но в статье не сообщалось, имелись ли в этой семье еще дети, а сами Гэнноны, конечно, давно покинули этот мир.

По поводу детей Виктория не сомневалась, потому что Лео сам ей о них рассказывал, но не называл имен. Она решила, что ее последняя надежда – выяснить имена и попробовать разыскать их. Виктория не собиралась писать Рудольфу Хиршу, потому что он скорее всего не знал всей правды. Лео никогда не упоминал о нем, и она не знала, можно ли ему доверять. Нет, нужно самой поговорить с Гэннонами.

Виктория поправила очки и принялась читать дальше. Как много информации о карьере Лео, его манере дирижирования и триумфальных моментах, но практически ничего о личной жизни! Неудивительно – всем была известна его нелюбовь к прессе и скупость на интервью. Когда же все-таки Лео снисходил до журналистов, то отказывался беседовать на любые темы, кроме музыки, и это означало, что им приходилось копаться в старых материалах и повторять уже написанное, чтобы привести в статье хоть какие-то биографические данные.

Интернет не принес ничего, чего бы Виктория еще не знала. Она откинулась на спинку стула и стала оглядывать комнату в поисках новых идей, которых у нее пока не было. Расстроившись, направилась наверх, в кабинет Лео, и принялась рассматривать полки с рядами книг, нот и дисков с музыкой, пока на самой нижней полке рядом с музыкальным словарем не обнаружила голубую папку. Виктория открыла ее, и стопка старых, пожелтевших газетных вырезок упала на пол. В основном они повторяли то, что она уже читала, но одна заметка из «Гуилдфорд эдвертайзер» показалась ей интересной.

Она была датирована июлем сорок девятого года. Выцветшая черно-белая фотография Лео с короткими темными волосами, в темном костюме, играющего на скрипке, с легкой улыбкой на губах. В статье сообщалось, что местный мальчик, Леопольд Брук, выиграл стипендию Королевского музыкального училища. Виктория подумала, что Ральфу сейчас столько же лет, сколько тогда было Лео. И он кажется ей таким замкнутым и нецелеустремленным! Даже не знает, чем хотел бы заниматься в жизни. Какие же они с отцом разные!

Она продолжила читать. В статье также упоминалась семья Гэннонов из Гуилдфорда, приютивших мальчика еще до начала войны. Им он обязан очень многим. Но о других детях ни слова. Виктория вздохнула. Снова ничего. Эльза наверняка знает больше, но вряд ли согласится поделиться информацией.

Виктория перевела взгляд на фотографию в газете, всматривалась в широкий интеллигентный лоб молодого скрипача, его близко посаженные глаза, нос с горбинкой и чувственный рот. У нее защемило сердце – это был он, ее Лео. Потом она заметила на заднем плане девочку лет тринадцати со светлыми волосами, она сидела на кресле в углу. Точнее трудно определить, поскольку изображение было размыто. И все же она там была.

Виктория посмотрела на подпись под фотографией: «Лео в гостиной дома Гэннонов играет перед Мэйв, старшей дочерью в семье». Сердце у нее заколотилось. Мэйв Гэннон. Скорее всего она вышла замуж и сменила фамилию, и все же у нее появилась зацепка! Она быстро спустилась вниз к своему компьютеру и набрала в поисковой строке это имя. К счастью, на экране высветилось полное совпадение: «Мэйв Коркоран, урожденная Гэннон, член Королевского колледжа психиатров, супруга Джеймса Коркорана, имеет сына и дочь». Наверняка это та женщина, которая ей нужна, – у нее достаточно редкое имя.

Виктория повторила поиск, на сей раз по имени Мэйв Коркоран. «Линкедин» и «Википедия» предлагали ее полную биографию, а на сайте Королевского колледжа психиатров было еще больше информации. Она родилась в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, то есть была на пять лет младше Лео. Сделав выдающуюся карьеру, жила в Лондоне, но не было указано, где именно.

Виктория задумалась. Она могла бы написать на адрес колледжа, но нет никакой гарантии, что Мэйв ответит. Названия улицы она не знала, так что бессмысленно пытаться выяснить ее домашний адрес в телефонной справочной. Ей нужна была дополнительная информация.

Виктория снова проверила результаты поиска по имени Мэйв и на странице четыре нашла кое-что интересное: эта женщина состояла в правлении средней школы в районе Хайбери. Виктория быстро открыла сайт школы и увидела объявление, что девятнадцатого января состоится общее собрание правления. До него оставалось десять дней, но Виктории они представлялись вечностью. И все же это самая лучшая возможность для встречи с Мэйв!

Она встала и сделала себе чай, продолжая думать о незнакомой женщине и пытаясь представить, как она выглядит. Виктории казалось, будто она находится на пороге какого-то открытия, и сердце у нее заколотилось сильнее. Она не знала, куда ее приведут поиски и сумеет ли она справиться с тем, что ее ждет. Но не сомневалась, что просто обязана сделать это.

 

Глава 17

Понедельник, 11 января

Она немного опоздала на консультацию, и Дон уже мерил шагами коридор. А вот Кейт не было. Из кухни вышла Дебс с чашкой кофе.

– Возьми, – предложила она. – А я еще сделаю.

– Хотите что-нибудь выпить? – обращается Виктория к Дону, но он качает головой. Она чувствует, что ему не терпится начать разговор, и распахивает дверь в кабинет.

– Проходите.

Она снимает пальто и ставит чашку на стол около своего стула. Дон ходит по кабинету.

– Кейт не будет сегодня? – спокойно спрашивает Виктория. Нельзя показывать клиенту свое удивление.

– Она не придет, – отвечает он и проводит рукой по волосам. – Сказала, что не видит смысла.

Виктория делает глоток из чашки и ободряюще улыбается:

– Садитесь, вам будет удобнее.

Дон пристраивается на край стула напротив нее, широко расставив ноги в присущей мужчинам манере, локти на коленях, голова низко опущена.

– Расскажите, – произносит Виктория, – почему сегодня она не пришла?

Дон сообщает, что они сильно поругались прошлым вечером после его признания, что роман, о котором узнала Кейт, не являлся первым. На самом деле их было несколько.

– Честно говоря, я не подозревал, что для нее это важно, – добавляет он, уставившись в пол. – Я ведь повел себя предельно честно, признался в измене и согласился, что был неправ. А вчера лишь упомянул, что это случилось не один раз. Но Кейт пришла в ярость и принялась швырять в меня вещи и орать. Разбудила детей, и они громко плакали. В общем, ужасно.

Виктория смотрит на Дона. Принцип ее работы – сохранять нейтралитет по отношению к клиентам, но этого мужчину ей хочется ударить. Ирония ситуации для нее очевидна. Если бы Дон узнал о ее отношениях с Лео, он не поверил бы и рассмеялся. А потом, возможно, возмутился: «И она считает, что имеет право меня консультировать?»

– Она говорит, что между нами все кончено, – вздыхает Дон. – Я знаю, что это моя вина и Кейт очень расстроена, но ведь наши отношения так много значат. Я хочу сказать, дети… – Он снова вытягивает шею. – Думаю, нам придется продать дом. Я не смогу платить за него и за то место, где буду жить сам.

– Не торопитесь, – советует Виктория. – Не следует принимать необдуманные решения. Кейт была в шоке. Когда она немного остынет, вам нужно будет серьезно поговорить о том, как жить дальше и действительно ли разрыв – то, чего вы оба хотите. И если это так, как сделать его наименее болезненным для детей. Я могу помочь с этим. – Она делает паузу и убирает волосы с лица. – Но не сейчас, потому что Кейт здесь нет. Предлагаю вам в следующие сорок пять минут обсудить, как вам построить разговор, чтобы он опять не вылился в ссору. Я могу дать несколько полезных советов. Думаю, нам нужно также поговорить о вас. О вашем детстве и о том, что оказало влияние на вашу дальнейшую жизнь. Согласны?

Уходя, Дон уже не выглядел несчастным и меньше нервничал. Обещал, что попытается переубедить Кейт и в следующий раз они придут вместе. Было пятнадцать минут первого, и у Виктории оставалось полтора свободных часа до встречи с новыми клиентами. График получился напряженным, но Виктория была благодарна Дебс за возможность заработать – подруга знала, как она сейчас нуждается в деньгах. Дебс даже передала Виктории часть своих рабочих часов.

Она включила телефон, чтобы проверить сообщения, и с облегчением увидела, что их нет. Насколько Виктория знала, Ральф должен находиться в школе. Он согласился в привычной для него агрессивно-безразличной манере, что настало время учиться с бо́льшим усердием, поскольку приближались экзамены. Саломея, к счастью, посещала школу с удовольствием, но вечером льнула к матери, требуя внимания.

Естественно, после потери отца детям было тяжело приспособиться к новой жизни. Виктории пришлось ограничить Ральфа в карманных деньгах. Ей не хотелось этого делать, и он был крайне раздражен, – но выбора не было. Она сказала сыну, что, если ему нужны деньги на вечера вне дома, он должен начать работать по выходным. Также Виктории удалось вернуть деньги за внеклассные занятия Саломеи, от которых она отказалась.

Виктория сообщила детям, что на время они остаются без путешествий в каникулы, новой одежды и ресторанов. Размышляла, не продать ли свою старую машину, но решила подождать и посмотреть, как будут обстоять дела. В любом случае, она смогла бы выручить за нее лишь маленькую сумму.

Виктория никогда не тратила деньги попусту, но, пока Лео находился рядом, финансовый вопрос ее вообще не волновал. Денег хватало. А теперь приходилось считать каждый пенни. Она ввела за правило не включать отопление днем, принимать душ, а не ванну, и есть только во время приема пищи, потому что больше не могла себе позволить покупать дорогие закуски. Старалась не думать о том, что́ произойдет, если сломается стиральная машина или протечет крыша. На черный день у нее не имелось никаких сбережений.

Виктория заглянула в кабинет Дебс, но ее там не было. А в кухне оказался Оливер, который доставал из микроволновой печи какую-то еду, пахнущую неаппетитно.

– Привет!

Он обернулся и улыбнулся Виктории. Они редко виделись после вечеринки у него дома на прошлой неделе, но Оливер все же успел извиниться за поведение Розанны, хотя мог этого и не делать. Тот вечер очень расстроил Викторию, но она уже простила его. Ведь виновата была только Розанна.

Оливер снял крышку с пластикового контейнера, положил содержимое на тарелку и показал ее Виктории.

– Ужасно выглядит, – констатировал он, тыча вилкой в еду. – Может, съедим по сандвичу? Я угощаю.

Виктория рассмеялась, подумав, что избавилась от глупой привычки болтовней заполнять паузы в разговоре с Оливером. Видимо, это произошло потому, что она узнала его немного лучше.

Они сели столик в подвале «Старбакса», в углу, где никто не мог услышать их, и почему-то стали обсуждать выходные дни, которые Оливер провел в Нортумберленде прошлой весной, вместе с друзьями наблюдая за выдрами.

– Это было очень весело! – иронично рассказывал Оливер, глядя Виктории в лицо. Открыв пакет с чипсами, он протянул его ей, и она взяла немного. – Нам удалось в бинокль разглядеть одну выдру всего в тридцати метрах от нас. – У него был вид телеведущего программы о животных с канала Би-би-си. – Нам хотелось, чтобы она подплыла поближе. Выдра нырнула и не показывалась несколько минут, а потом вынырнула недалеко от того места, в каком мы находились. Она плавала и ныряла перед зарослями из камыша, выныривая с рыбой и переворачиваясь на спину, чтобы ее съесть.

Виктория потягивала свой капучино.

– Мне нравятся выдры, – произнесла она, подыгрывая Оливеру. – В детстве я обожала фильм «Круг чистой воды», хотя частенько плакала над ним.

– Может, в этом году нам хватит глупости, чтобы поехать туда снова. Присоединяйся, если захочешь.

Виктория не понимала, шутит Оливер или говорит серьезно, но улыбнулась, пытаясь представить себя в компании мужчин, увлеченно наблюдающих за выдрами.

– А я не помешаю вам?

Он откусил кусок сандвича.

– Нисколько, ты отлично впишешься в нашу компанию. Мы всегда рады видеть жен и девушек… и знакомых дам, – добавил он почти без запинки, но Виктория заметила ее.

Оливер усмехнулся, и она отметила, что у него волевая линия челюсти и ямочка на подбородке.

– Современное искусство, выдры… У тебя разнообразные интересы, – улыбнулась она.

Оливер пожал плечами и неожиданно произнес:

– Честно говоря, это Симон, мой друг, без ума от живой природы. А я просто езжу с ним за компанию. Только не говори ему об этом.

Интересно, чувствует ли Оливер себя одиноким? Но ведь у него много друзей! И среди них, конечно же, Розанна. Он рассказал ей немного о своих утренних клиентах, а она упомянула Кейт и Дона.

– Похоже, у них ничего не получится.

– Я бы так не говорила, – возразила Виктория, осторожно откусывая сандвич и молясь о том, чтобы начинка не брызнула Оливеру в глаз. – Знаешь, в мире много боли и злости, но, уверена, в нем немало и любви, и преданности. Хочется надеяться, что Кейт позволит уговорить себя прийти на консультацию. Это поможет.

Одна рука Виктории лежала на столе, и Оливер, наклонившись, легонько прикоснулся к ней. Она вздрогнула от физического контакта, и он сразу убрал свою руку.

– Как вы справляетесь? Ты и дети? – мягко поинтересовался Оливер.

Виктории стало неудобно за свое поведение. Неожиданно она осознала, как сильно нуждалась в том, чтобы ее выслушали. Виктория принялась рассказывать о завещании и о пустом банковском счете, о мифической жене Лео и о беременности Кэт. Затем упомянула о странном письме, которое недавно получила, и о своих планах встретиться с Мэйв Гэннон. Оливер внимательно слушал ее.

– Тебе, наверное, очень больно от того, что Лео лгал, – сказал он. – Очевидно, он не мог хранить верность и боялся женитьбы. Это разновидность страха привязанностей. Однако Лео был привязан к тебе по-настоящему. Несмотря на других женщин в его жизни, вы были вместе столько долгих лет! Ты не должна забывать об этом!

Виктория улыбнулась:

– Это правда, и я по-прежнему люблю его. Лео – любовь всей моей жизни. Но все равно для меня это шок.

Оливер кивнул:

– А ты уверена, что хочешь знать, что тогда случилось? Ведь это в прошлом. Лео мертв. Разве не пора двигаться дальше?

Виктория принялась крутить в пальцах свою серебряную сережку.

– Не могу, пока не выясню. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что в моем муже всегда была какая-то загадка. И именно это добавляло ему привлекательности. Вероятно, я была бы счастливее, если бы осталась в неведении, но это невозможно после того, что сообщила мне Эльза. Узнав, что у него не было жены, я открыла ящик Пандоры и не смогу спать спокойно, пока не узнаю, что в нем. Ты меня понимаешь?

Оливер с беспокойством смотрел на нее.

– Я поеду с тобой, если хочешь. Могу отвезти тебя в школу и подождать в машине, пока ты станешь разговаривать с ней. Позволь мне сделать это для тебя.

Викторию тронула его доброта.

– Спасибо большое, не надо. Это моя проблема, и я займусь ею сама.

Она поднялась, понимая, что просидела в кафе гораздо дольше, чем намеревалась. Время пролетело незаметно.

– Мне нужно идти, а то я опоздаю на консультацию.

– Держи меня в курсе.

Виктория кивнула, неожиданно почувствовав себя некомфортно, хотя не могла объяснить, в чем причина. Выходя из кафе, она ощутила на себе внимательный взгляд Оливера. Ей хотелось верить, что ее плечи не кажутся слишком широкими в старом плаще, который она вытащила из шкафа сегодня утром, волосы не слишком вьются и она не споткнется по пути.

– Это ты? – Голос Мэдди звучал взволнованно.

Ральф неторопливо пересекал парк, прижимая телефон к уху. Ему не хотелось возвращаться домой рано – это вызвало бы подозрения у матери. Он прогулял уроки во второй половине дня и курил с друзьями. Не подумав, упомянул Мэдди, и они принялись дразнить его, задавая всякие дурацкие вопросы, например, в хорошей ли она форме. Ральф попытался объяснить, что у них совсем не такие отношения, но друзья не поверили.

– А ты ей нравишься? – не унимались они.

Теперь он радовался, что отделался от них. Ральф дважды набирал телефон Мэдди в течение дня, но она не брала трубку, а он не оставил сообщения. В любом случае, она поймет, что пропустила его звонки.

– Когда я могу снова увидеть вас с Фиби? – поинтересовался Ральф. Ему не хотелось демонстрировать нетерпение, но, когда он был у нее в субботу, они не договорились о следующем визите. Мэдди говорила о том, как много времени тратит сейчас на поиски новой работы. Ральф чувствовал, что этот вопрос беспокоит ее.

– Ральф, послушай!

Тон Мэдди не понравился ему, и он затаил дыхание.

– Я считаю, нам не следует больше встречаться.

Она ведь не серьезно? Этого не может быть. Он почувствовал, что кровь прилила к лицу и к шее. Мэдди очень ему нравилась и была единственным человеком, который понимал его чувства. К тому же она очень красивая, но это не имело отношения к делу.

– Почему? Что не так?

– Твоя мама, – со вздохом ответила Мэдди. – Только представь ее ярость, когда она узнает.

– Она не узнает. Ей совсем не обязательно сообщать об этом.

– И есть еще кое-что, – добавила Мэдди.

– Что именно?

– Странно, когда женщина моего возраста проводит время с семнадцатилетним парнем. Ты так не думаешь? Что скажут люди?

Ральф остановился прямо посреди парка. Был холодный серый день, и воротник его форменного школьного плаща был поднят. На ногах – черные школьные ботинки на шнурках.

– Мне почти восемнадцать лет. А тебя можно считать моей мачехой. Фиби – моя единокровная сестра. Что тут плохого?

Но Мэдди не собиралась идти у него на поводу.

– Мне очень жаль, Ральф.

Сердце у него ушло в пятки. Он понимал, что теряет ее. Как бы он хотел отнестись к этому безразлично… Но нет…

– Не совсем так, – продолжила Мэдди. – Официально я не твоя мачеха, и Виктория, конечно, не разрешила бы тебе посещать меня. Мы ходим по тонкому льду.

Ральф сжал телефон в руке и воскликнул:

– Но я буду скучать по тебе!

– Нужно найти кого-то, кроме меня, с кем ты мог бы поговорить, – мягко произнесла Мэдди. – Кого-то из друзей. Или специалиста. Наверняка есть такой человек в школе. С тобой мог бы побеседовать пастор.

– Но я не хочу разговаривать ни с кем другим!

Мэдди сидела за компьютером, приложив ладонь ко лбу, – у нее кружилась голова. Весь день она провела, редактируя резюме, чтобы представить себя в самом выгодном свете. Она также обзванивала бухгалтеров, пытаясь найти себе подходящего. Мэдди пока не сообщила в налоговую службу, что теперь работает на себя. Пока это не имело значения, поскольку она ничего не заработала. Оставалось только молиться, чтобы ситуация не затянулась надолго.

Мэдди взглянула на экран, и внезапно ей в голову пришла одна идея, которая отвлекла ее от привычного хода мыслей.

– Разве ты не должен находиться в школе?

– Я не мог сосредоточиться.

Она расправила плечи и покрутила головой в разные стороны. В последние несколько недель она была очень напряжена, а от этого разговора чувствовала себя еще хуже.

– Ты прогуливаешь?

– Ага!

Мэдди ахнула. Хотя, черт возьми, она ведь не мать Ральфа, и отчитывать его – не ее дело.

– Что произошло? Почему ты не мог сосредоточиться?

– Я понимаю, это прозвучит глупо, – промолвил он.

– Объясни, пожалуйста.

– Я думал над твоими словами. О том, как вы с отцом играли в теннис.

– И?

– Мне хотелось бы, чтобы он играл со мной. Мы никогда не делали вместе ничего подобного.

Мэдди закусила губу. Она не знала, что сказать, чтобы облегчить его состояние.

– Все в порядке. Я знаю, это не твоя вина…

– В какой-то степени моя…

Мэдди знала, что ему что-то нужно. Слова ободрения, которые она не могла найти. Она выпрямилась и спросила:

– Ты сейчас где?

– В парке.

– Хочешь приехать?

– Конечно!

Мэдди представила Викторию, ее большие серые глаза, но поспешила прогнать это видение. Она нужна Ральфу.

– Скоро Фиби придет из школы. Она будет рада тебя видеть.

Бросив свое занятие, она поднялась наверх и, сняв старый растянутый джемпер, переоделась в чистый черный топ, выгодно подчеркивающий фигуру. Стала разглядывать себя в зеркало, критически оценивая и замечая даже те мелкие морщины, каких прежде не видела. Мэдди припудрила лицо, подкрасила ресницы и расчесала шелковистые волосы. По непонятной причине щеки у нее горели, а глаза ярко сияли.

«Бедный Ральф, – думала она, нанося на запястья капельки духов. – Он переживает тяжелое время, и нужно признать, что я несу за это определенную ответственность из-за романа с его отцом». Еще раз выслушать молодого человека – ее долг.

Подкрасив губы розовой помадой, Мэдди быстро оглядела себя в большом зеркале и спустилась вниз.

Среда, 13 января

После выкидыша прошло шесть дней. Все это время Кэт оставалась дома. Трейси уговаривала ее сходить к врачу и сделать необходимые обследования, но она отказывалась. Сомнений не было – ребенка она потеряла. В сердце у нее теперь зияла большая черная дыра.

– Послушай, возможно, все к лучшему, только ты этого еще не поняла, – заметила Трейси, передавая подруге чашку сладкого чая и присаживаясь рядом на кровать.

За закрытыми шторами было уже темно. Утром Кэт ненадолго съездила к матери, а потом весь день практически не двигалась с места. Взяв чашку, она продолжила рассматривать какую-то невидимую точку на стене комнаты.

– Я хочу сказать, что, вероятно, с малышом было что-то не так, – продолжила Трейси. – Часто выкидыши происходят, если ребенок нездоров или у него проблемы в развитии. Расщепление позвоночника, например. В природе всякое случается.

Кэт застонала. Она понимала, что Трейси старается поддержать ее, но с ее ребенком, с малышом Лео, все было в полном порядке. Она не сомневалась. Это ее дурацкое тело не смогло выполнить работу, для которого было предназначено. Как всегда в ее жизни, она сама все испортила.

– Я прогуляюсь немного с Риком? – произнесла Трейси. – Недолго, всего пару часов. С тобой все будет в порядке?

Кэт обратила внимание, что Трейси нарядилась. Надо же, а она и не заметила! На ней был черный топ с глубоким вырезом, который открывал татуировку, крошечного ангела, на левой груди. Желтые волосы распущены, глаза накрашены в стиле Клеопатры: верхние и нижние ресницы подведены черным карандашом, и нижняя стрелка тянется высоко вверх за контур глаза. Это был странный макияж, но он шел Трейси.

– Разумеется, – устало отозвалась Кэт. – Все будет хорошо, я никуда не собираюсь идти.

Трейси с облегчением вскочила с кровати. Она, как Тигра из книги про Винни-Пуха, не могла долго находиться в плохом настроении. Поставив чашку на прикроватный столик, Кэт подошла к окну, где стояла клетка с мышами. Она давно нуждалась в чистке. Родди с надеждой обнюхивал свою миску. Кэт открыла дверцу клетки, достала его и осторожно посадила на ладонь, поглаживая мягкий белый мех. Она успокаивалась, чувствуя под пальцами его теплое маленькое тельце и бьющееся крошечное сердце.

«Хоть ты у меня есть!» – подумала она и, поцеловав мышонка в голову, вернулась в кровать. Там она свернулась клубочком, продолжая держать Родди в ладонях, чтобы он не убежал.

Кэт неплохо чувствовала себя физически. Кровотечение быстро ослабло и сейчас напоминало последние дни месячных. Она рассчитывала, что через несколько дней сможет подняться с кровати, вернется на работу и продолжит жить дальше. Конечно, с учетом того, что она уже никогда не будет прежней.

Кэт пережила вторую потерю подряд. Сначала не стало Лео, а теперь она потеряла последнюю его часть – ту, которую носила внутри. Трудно поверить, что совсем недавно она думала о том, не прервать ли ей беременность. Видимо, случившееся явилось наказанием за подобные мысли. Она чувствовала себя так, словно ее приговорили к пожизненному заключению.

Кэт вспомнила о Виктории. Интересно, как она отреагирует на случившееся? Кэт захотелось рассказать ей о том, что произошло. Виктория звонила ей за это время много раз, но Кэт не отвечала. А сейчас она подумала, что забота Виктории была притворством, и прикусила губу. Вот еще один пример того, что никому нельзя доверять.

Когда позвонили в дверь, Кэт растерялась и сидела неподвижно, не собираясь открывать. Но звонки продолжались, и Кэт встревожилась. Она медленно поднялась с кровати и посадила Родди в клетку. Если бы не мама, она бы притворилась, будто никого нет дома. Но Кэт боялась, что пожилая женщина может сделать какую-то глупость, поскользнуться, упасть или еще хуже.

Натянув старую зеленую толстовку, она медленно прошла в темную прихожую, открыла дверь и увидела Джарвиса, взирающего на нее с высоты своего роста. В одной руке у него был букет поникших цветов, а в другой – прозрачный пакет с виноградом.

– Привет! – улыбнулся он. – Я кое-что принес для больной.

Кэт невесело улыбнулась. Придется пригласить его в квартиру.

– Со мной сейчас не особо весело.

– Ты и не должна веселиться, – радостно произнес он с ирландским акцентом. – Я буду говорить за нас обоих.

В холодильнике нашлась банка пива, которую Кэт отдала Джарвису, а себе сделала еще чашку чая. Такими темпами она сама скоро превратится в пакетик заварки.

– Ну что, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он, усаживаясь на диван. – В магазине тебя не хватает.

Кэт села рядом с ним и подтянула колени к груди, продолжая сжимать в руках чашку.

– Какой-то отвратительный желудочный вирус скорее всего. Или я что-то съела. К понедельнику со мной все будет в порядке.

Джарвис внимательно взглянул на нее.

– Ты ужасно выглядишь!

– Спасибо.

Она не станет рассказывать ему о выкидыше, потому что это ее личное дело. В довершение всех неприятностей, утром еще одна редакция отказалась публиковать ее рассказ. Только этого ей сейчас не хватало! Об этом она ему тоже не скажет.

Джарвис принялся рассказывать о подготовке к новому прослушиванию. Он будет пробоваться на роль врача-интерна и собирается пересмотреть несколько серий «Скорой помощи».

– Проблема в том, – продолжил он, нахмурившись, – что я не любитель игл, операций и всего, что с этим связано. Каждый раз, когда вижу кровь или чьи-то кишки, боюсь упасть в обморок.

– А если сделать это частью твоего образа? – предложила Кэт. – Ты ведь всего лишь интерн. А многие интерны теряют сознание, когда впервые видят кровь. Позднее они к ней привыкают. Ты можешь сказать, что тебя тошнит намеренно, что это стиль игры.

Джарвис снял свой длинный полосатый джемпер. Отопление было включено на полную мощность, и, вероятно, в квартире было жарко, но Кэт этого не чувствовала. Так часто происходит, когда долгое время сидишь в одном помещении.

Он сделал глоток пива и почесал подбородок:

– Неплохая идея!

Кэт оставила цветы на столе, и Джарвис поднялся, чтобы принести из кухни высокий графин.

– Вот, – сказал он, водружая букет на телевизор. – На самом видном месте.

Джарвис принес красно-белые лилии с яркой розовой сердцевиной. Кэт знала название этих цветов, потому что ее мать раньше очень любила их. Они казались немного несвежими, но она надеялась, что в воде им станет лучше.

– Они очень красивые, спасибо!

Джарвис примостился на край стула.

– Я тут подумал…

Интересно, что он сейчас скажет? Кэт взяла подушку и прижала ее к груди.

– Однажды ты рассказывала о месте, куда часто выезжала на каникулы в детстве, помнишь? Полуостров Гауэр?

Кэт кивнула, зажмурившись. Зачем она вообще ему об этом рассказала? Она терпеть не могла, когда ей напоминали о прошлом.

– Так вот, я подумал… – продолжил Джарвис, уставившись на свои красные парусиновые ботинки. – Может, вместо Ирландии нам поехать туда на несколько дней? На выходные. Ты бы немного отдохнула… Если хочешь, мы могли бы взять с собой и твою маму. Насладиться там местными красотами. Это пойдет ей на пользу. А ты могла бы там сочинять.

Ее бросило в жар.

– Нет!

– Почему?

– Я не хочу туда возвращаться! Эта часть моей жизни осталась в далеком прошлом. Теперь я другой человек, и мне не нужны напоминания о том, что когда-то было. Все в прошлом, все кончено!

Джарвис закусил губу. Его темные волосы торчали вверх, густые черные ресницы вокруг голубых глаз были очень длинными и загибались на концах.

– Прости. – Кэт притронулась к его руке. – Я понимаю, что ты пытаешься быть добрым ко мне.

– Ничего подобного, – возразил он. – Хотя, да, в некотором роде пытаюсь. Но мне хотелось бы поехать с тобой. Было бы весело.

Кэт почувствовала себя виноватой. Какая же она идиотка!

– Прости, – промолвила Кэт. – Я же сказала тебе, что со мной скучно. Может, нам съездить в какое-нибудь другое место, чуть ближе? Например, в Саутенд на один день, когда погода улучшится?

Его лицо просияло.

– Ты серьезно? Это было бы здорово! – Джарвис даже подскочил на месте. – Я тут сижу и жалею себя, потому что ты отказываешься ехать со мной на выходные, и при этом забываю, что ты больна и мне нужно заботиться о тебе. Может, сделать тебе еще чая или какао? Хочешь виноград?

– Да, я как раз о нем подумала, – солгала Кэт.

Ей не хотелось прогонять Джарвиса, ведь он был так добр к ней, поэтому они еще посидели, поболтали и послушали музыку. Джарвис развлекал ее рассказами об учебе в актерской школе.

– Нам даже пришлось заниматься боевой подготовкой! – воскликнул он.

Кэт знала эту историю, но решила послушать еще раз. Она почему-то успокаивала ее.

– Знаешь, все эти мечи и другие принадлежности… Один из парней проявлял излишний энтузиазм и, усаживаясь на шпагат, повредил себе мышцы в паху. Это была неприятная травма, и она выбила его из тренировок на долгое время. А другой парень отказался надевать гульфик для защиты – ему показалось, будто он глупо выглядит. Теперь он всю жизнь будет сожалеть об этом.

Джарвис еще не ушел, когда после полуночи вернулись Трейси и Рик, или Трик и Рейси, как теперь звала их Кэт. Трейси не держали ноги, и, чтобы не упасть, она сжимала руку Рика.

– Последний бокал бакарди с колой был явно лишним, – грустно сообщила она, икая, и упала на стул. Рик отправился варить кофе.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Трейси, пытаясь сфокусировать взгляд на Кэт. – Тебе немного лучше?

Кэт поджала губы и многозначительно посмотрела на подругу.

Обычно Трейси даже в пьяном виде не болтала лишнего, но все когда-то происходит в первый раз. Похоже, Джарвис заметил волнение Кэт и мягко улыбнулся. Он был внимателен к чувствам других людей.

– Мне пора спать, – потягиваясь, произнес Джарвис. – Я загляну завтра проверить, как ты поживаешь.

Он ушел до того, как Рик появился из кухни с двумя чашками кофе и чашкой чая для Кэт. Рик подмигнул Кэт. Похоже, он выпил гораздо меньше Трейси, хотя обычно бывало наоборот.

– Он без ума от тебя, – заявил Рик, имея в виду Джарвиса. – Ты в курсе?

Трейси медленно кивнула, словно боялась, что ее голова оторвется.

– Кэт, это правда. Он тебя обожает. Кто угодно это подтвердит. Мы с Риком думаем, что Джарвис – отличный вариант. Он хороший добрый парень и любит тебя! – Трейси подчеркнула свою мысль хлопком по ноге и расплескала кофе на ковер.

Кэт нахмурилась. Прежде она об этом не думала, но после того, что сказали сейчас Рик и Трейси, пожалуй, готова была согласиться, что нравится Джарвису. И он ей, конечно, тоже нравился. Но в другом смысле.

– Глупости, – возразила она и пнула Рика ногой. – Вы оба пьяны. Мы с ним просто друзья, работаем вместе и неплохо ладим.

– Я бы не был столь категоричен, – заметил Рик, с любовью потрепав Трейси по волосам. Она снова пролила кофе. – Я знаю, что дело гораздо серьезнее. Все признаки налицо. Когда парень так влюблен, он ничего не может с этим поделать.

 

Глава 18

Вторник, 19 января

Виктория знала, что бессмысленно просить Ральфа посидеть с Саломеей, поэтому обратилась к дочери соседки.

Она очень переживала, что Ральф постоянно уходит из дома по вечерам вместо того, чтобы делать домашнее задание. Он не объяснял, чем занимается, и часто возвращался к тому моменту, когда она уже ложилась спать. Виктория чувствовала себя беспомощной и одинокой. Лео часто отсутствовал, но она всегда могла связаться с ним по телефону и попросить его поговорить с Ральфом. Лео являлся авторитетом для сына, и Ральф немного побаивался его.

Виктория понимала, что ей следует побеседовать с учителями. Вероятно, они порекомендуют ей запретить ему выходить из дома по вечерам в будни и установить «комендантский час» в выходные. Но после ссоры в Рождество, когда сын вернулся под утро, она боялась сказать что-нибудь лишнее, чтобы не раздражать его, и старалась быть осторожной, только бы он снова не исчез.

Помимо сына, у Виктории было много поводов для волнения. Она пыталась убедить себя, что Ральфу почти восемнадцать, он достаточно взрослый, чтобы нести ответственность за свои поступки. Нужно научиться отпускать его от себя. И приоритетом для нее должна стать дочь. Саломея и она сама, потому что именно она обеспечивает им крышу над головой и еду на столе. Виктория чувствовала, что Ральфу придется учиться самому заботиться о себе.

Надевая теплый лиловый джемпер, клетчатую юбку до колен и черные ботинки, она думала о том, как изменились ее мысли за последние несколько недель. Удивительно, недавно самыми важными вещами в ее жизни, кроме, конечно же, работы Лео, являлись экзамены Ральфа, успеваемость Саломеи в школе и ее занятия скрипкой, а еще то, кто как вел себя с ней на детской площадке. Надо же, насколько узкими были в то время ее горизонты! Сейчас уроки игры на скрипке заброшены из-за отсутствия денег, и экзамены Ральфа тоже отодвинулись на второй план. Среди других важных моментов теперь была беременность Кэт. Виктория волновалась, что девушка не отвечает на звонки, но настойчиво продолжала набирать ее номер.

Границы ее мира расширились, он пугал ее, однако в нем появилось и много интересного. Виктория очень удивилась, осознав это. Когда Лео был жив, она ни в коей мере не чувствовала себя незначительной или стесненной и ограниченной в чем-либо. Ей казалось, будто их необычный союз устраивает ее и у нее есть практически все необходимое. Или это была иллюзия?

Виктория взглянула на себя в зеркало в спальне и заметила, что в ее внешности что-то изменилось. Но что именно, она не понимала. Те же непослушные кудри, большие серые глаза – самая красивая часть ее лица, четко очерченный нос и линия подбородка. Видимо, она теперь не похожа на замужнюю женщину.

Это было невеселое открытие, но Виктория гордилась тем, что ей удалось выжить, сохранить самообладание и даже заняться проблемами, на которые она раньше не обращала внимания, делая вид, будто их не существует. Чувствовала, что за эти шесть недель она не сдалась, а наоборот – продвинулась вперед, пусть немного.

Виктория решила не убирать волосы от лица. Достала из шкатулки крупное серебряное украшение, немного подкрасила ресницы и губы и поцеловала Саломею на прощание.

– В восемь часов в кровать, дорогая, – твердо сказала она и легонько стукнула дочку по носу. – Спасибо, Сара! – обратилась Виктория к девушке, которая согласилась посидеть с Саломеей. Люди в последнее время были добры к ней. – Я постараюсь не задерживаться.

Подъехав к средней школе в Хайбери, Виктория неожиданно поняла, что не только нервничает, но и сгорает от любопытства. Было без двадцати девять. Она не знала, как долго длятся заседания правления, и решила подождать минут десять, не заглушая мотор, чтобы не замерзнуть в холодной машине. Здание школы, построенное еще при королеве Виктории, за кованым ограждением с толстым прутьями и с передним двором, выложенным цементными плитами, выглядело солидно и было погружено в темноту. Но сбоку от закрытых основных ворот была небольшая калитка, а у входа приветственно светилась лампочка. Виктория надеялась, что найдет нужный кабинет, не столкнувшись ни с кем, кто стал бы задавать неудобные вопросы.

Через десять минут она медленно вошла в школу, остановилась и прислушалась. Откуда-то издалека доносились голоса и взрывы смеха. Ориентируясь по звукам, Виктория свернула налево в длинный коридор, пахнущий краской и дезинфицирующим средством, и поднялась по лестнице на второй этаж. Голоса становились громче, и у Виктории заколотилось сердце. Она и не подозревала, что может вести себя так смело и бесцеремонно, но, судя по всему, выхода у нее не было. Если ждать снаружи, когда закончится собрание и его участники начнут расходиться, она может пропустить Мэйв.

Шум становился все громче. Виктория остановилась у закрытой двери серого цвета и глубоко вздохнула. Она пыталась убедить себя, что худшее, что может произойти, – это отказ Мэйв говорить с ней, и тогда она поедет домой, так ничего и не узнав. Но вряд ли эта женщина станет устраивать ей сцену в присутствии других людей. Виктория открыла дверь и, смело шагнув внутрь, окинула взглядом присутствующих. Она оказалась в большом классе, выкрашенном светло-синей краской, с яркими лампами дневного света на потолке. Около двадцати мужчин и женщин, сидевшие по обеим сторонам длинного деревянного стола, подняли головы. Виктория расправила плечи и, стараясь скрыть страх, громко поинтересовалась:

– Здесь есть Мэйв Гэннон?

Слева раздался женский голос:

– Да, это я.

Повернувшись, Виктория увидела, что из-за стола поднимается пожилая женщина с короткими седыми волосами, интеллигентным лицом и прямой спиной. Ей было лет семьдесят, но она выглядела здоровой и крепкой. У Виктории пересохло во рту.

– Я Виктория Брук, жена покойного Леопольда Брука. Мне нужно поговорить с вами.

Присутствующие заерзали и заскрипели стульями, но никто не произнес ни слова. Мэйв взяла пальто и маленькую черную сумочку и медленно направилась к выходу. Она была невысокого роста, с энергичной, уверенной походкой, которая не соответствовала ее возрасту.

– Ах, – произнесла она, – а я все гадаю, свяжетесь ли вы со мной. – Повернувшись к собравшимся, Мэйв добавила: – Прошу прощения за беспокойство. Мне нужно обсудить одно важное семейное дело.

Развернувшись к Виктории, которая восхищалась ее выдержкой, она позвала:

– Пойдемте со мной! – И, сразу взяв ситуацию под контроль, под локоть повела Викторию к двери.

Они молча шли к выходу из школы, когда Мэйв неожиданно остановилась.

– За углом есть паб «Голова короля». Мы могли бы поговорить там.

Она была маленького роста, чуть выше пяти футов, и Виктория возвышалась над ней. Низкий голос Мэйв звучал спокойно, и в нем слышались командирские нотки.

В пабе было малолюдно. Они нашли столик в углу рядом с камином. Виктория заказала джин с тоником для Мэйв, бокал красного вина для себя и села напротив своей собеседницы.

– Что вы хотите знать? – улыбнувшись, произнесла Мэйв. Она вела себя дружелюбно, а ее глаза необычного оттенка зеленого, частично прикрытые тяжелыми морщинистыми веками, смотрели пронзительно и удивленно.

– Вы знаете, что Лео больше нет? – спросила Виктория.

– Я читала об этом. Соболезную вашей потере.

Виктория сделала глоток вина. Она понимала, что это ее единственный шанс получить необходимую информацию.

– После похорон я узнаю о нем такие вещи, о которых даже не подозревала, – начала Виктория. Мэйв пристально смотрела на нее. – Он обещал, что напишет завещание и не оставит меня и детей без средств к существованию. Но ни завещания, ни денег я не обнаружила. Лео всегда говорил о том, что в Австрии у него есть жена, и поэтому он не может жениться на мне, а оказалось, что это ложь. А еще у него были отношения с другими женщинами, пока мы находились вместе. Вы меня понимаете?

– Разумеется, продолжайте.

Ее уверенность была обезоруживающей. А Виктории пришлось сделать паузу, чтобы собраться с силами для продолжения разговора.

– Я знаю, что во время войны Лео жил в вашей семье, но он никогда не рассказывал мне о вас.

Склонив голову, Мэйв рассматривала Викторию, которая чувствовала себя некомфортно под этим взглядом.

– Все это меня не удивляет, – наконец произнесла Мэйв. – А теперь спрашивайте о том, для чего вы пришли, и я поеду домой. У меня был очень длинный день.

– Да, конечно. Мне пришло письмо от человека, который познакомился с Лео в тридцать девятом году в поезде, направлявшемся в Великобританию. И в своем письме он упоминает об «ужасном происшествии» с вашей семьей.

Впервые за время разговора на лице Мэйв отразились ее эмоции. Взгляд затуманился, и она горько усмехнулась.

– Ужасное происшествие? Что ж, правильное определение.

Виктория сделала паузу, надеясь, что Мэйв продолжит рассказ, но тонкие губы женщины были крепко сжаты. Виктория приблизила свое лицо к ней.

– Что он имел в виду? Пожалуйста, объясните!

Мэйв сделала глоток из своего бокала и прищурилась, снова изучающе глядя на Викторию.

– Зачем вам?

– Более двадцати лет Лео являлся моим мужем, пусть и неофициальным, другом, партнером и отцом моих детей. Я на многое закрывала глаза, пока он был жив, но сейчас… Я хочу разобраться со всеми загадками. Понять, каким был настоящий Лео. Я чувствую, что не смогу жить дальше, пока не соберу вместе все фрагменты этого пазла.

Она откинулась на спинку стула в надежде, что ее мольба достигла цели и Мэйв услышала ее. Скрестив руки на груди, пожилая женщина вздохнула:

– Мне кажется, никто не способен понять Лео до конца. Но я могу рассказать вам о том, что случилось. Надеюсь, после этого вы больше не потревожите меня. Я старая, а все это случилось очень давно. Я давно пережила это и старалась не вспоминать.

Виктория кивнула:

– Обещаю, что больше я вас никогда не побеспокою.

Мэйв обхватила бокал ладонями: маленькими, ухоженными, покрытыми коричневыми старческими пятнами. На безымянном пальце – два широких золотых кольца, в одном из них сверкает бриллиант.

– Мы жили очень счастливо, когда в нашем доме появился Лео, – произнесла она, глядя на дно бокала. – И я полюбила его. В семье было четверо младших детей, и они выводили меня из себя, а Лео был старше. Он заботился обо мне, и я сильно привязалась к нему. Мои родители считали, что во время бомбардировок в перестроенном лодочном сарае неподалеку от Гуилдфорда будет безопаснее, чем в Лондоне, и мы переехали туда. Мы, дети, отлично проводили время, играя около реки посреди лодок или устраивая пикники. Забывали о том, что где-то идет война.

Мэйв сделала глоток из бокала, и Виктории неожиданно показалось, будто она резко постарела и хуже владеет собой.

– Мои родители обожали Лео и относились к нему как к собственному сыну. Они сразу заметили в нем талант к музыке и хотели приложить усилия, чтобы помочь ему раскрыть потенциал. Они сами очень любили музыку, готовы были оплачивать лучших учителей и даже выделили Лео отдельную комнату, где он мог заниматься. Мы все любили его, но дети способны испытывать ревность. В такие моменты нам казалось, будто мои родители уделяют Лео больше внимания, чем остальным.

Виктория внимательно слушала рассказ Мэйв. Она пыталась представить, что чувствовал Лео, оказавшийся вырванным из привычной ему жизни в знакомом городе, в лодочном сарае на реке с новой семьей и в окружении незнакомых детей, которые говорили на неизвестном ему языке. Ему наверняка пришлось привыкать к этому.

– Лео быстро выучил английский, – продолжила Мэйв, будто читая мысли Виктории. – Он умолял моих родителей помочь его матери, которая оставалась в Вене, и в итоге им удалось получить для нее визу. Эльза тоже приехала к нам и осталась, чтобы помогать в кухне и по дому. Нам она не нравилась, и родители считали, что она изводит Лео своими требованиями к занятиям музыкой. Но я думаю, Эльза немного побаивалась моего отца, осознавая, что это его дом и последнее слово всегда останется за ним. Когда закончилась война, моя мать сказала, что Лео и Эльзе пора уезжать. Мне кажется, к тому моменту Эльза надоела ей, и кроме того матери хотелось вернуться в наш дом в Пимлико и зажить прежней жизнью. Но в нем не было места еще для двоих человек. Однако отец возражал, считая, что они должны и дальше поддерживать Лео, или он растеряет свой музыкальный талант. По его мнению, нельзя было вынуждать Лео искать работу. В общем, мы остались в Гуилдфорде, Лео подал документы в Королевское музыкальное училище и получил стипендию. Мы все очень гордились им.

Мэйв замолчала, опустив голову. Виктория старалась не дышать, опасаясь, что ее собеседница вдруг передумает и не станет продолжать. Наконец она снова заговорила:

– Мой отец был религиозным человеком, принадлежал к римско-католической церкви. Религия являлась важной частью его жизни, но он считал это личным делом, никогда не выставлял напоказ и не пытался обратить в свою веру Лео и Эльзу. И не планировал этого, принимая их в семью. Им руководило лишь искреннее желание помочь, потому что он не выносил человеческих страданий и глубоко переживал по поводу тяжелой участи евреев. И все же отец был приятно удивлен, когда Лео заявил, что хочет принять нашу веру, и начал посещать занятия у священника местного прихода. Вскоре к нему присоединилась Эльза. Примерно в это время, после того как он получил стипендию, но еще не начал учебу в училище, я почувствовала, что атмосфера в нашем доме изменилась. Мой отец допоздна работал в Сити, он был очень хорошим адвокатом, а дома с нами занималась мать. Лео тогда будто погрузился в себя. Он отдалился от меня, и мы общались гораздо меньше, чем раньше. А вот с моей матерью они постоянно говорили о чем-то, смеялись, уютно устроившись в кухне, притворив дверь. Меня это возмущало, и мне было больно – я ревновала, чувствуя себя лишней. Я тогда была подростком и считала себя достаточно взрослой, хотя во многом еще была ребенком. Мне хотелось участвовать в их разговорах.

Сердце Виктории забилось сильнее. Они обе уже опустошили свои бокалы, но не собирались снова идти к бару.

– И вот однажды, – продолжила Мэйв, – отец вернулся домой раньше обычного. Я в это время делала домашнюю работу. Не знаю, где находилась Эльза и другие дети. Скорее всего играли на улице. До меня донесся ужасный скандал с верхнего этажа: крики, плач, стук падающих предметов… – Мэйв замолчала, чтобы перевести дух. – Отец застал мать с Лео. Они занимались любовью в постели моих родителей.

– Какой ужас! – воскликнула Виктория.

Мэйв посмотрела на нее и кивнула:

– Да, это было ужасно для всех нас. После того дня наша жизнь изменилась.

За соседний столик сели два молодых человека. Они о чем-то разговаривали, но, казалось, Виктория не слышит и не замечает их.

– Мне продолжать? – произнесла Мэйв.

Виктория молча кивнула.

– Мой отец был совершенно выбит из колеи. Разумеется, он сразу выгнал Лео и Эльзу из дома. Его предала женщина, которую он любил больше всех на свете, и мальчик, о ком он заботился, как о собственном сыне. И, самое страшное, Лео признался, что не собирался принимать христианство. Это была уловка, чтобы расположить мою мать к себе. И она сработала! С точки зрения моего отца, Лео не только спал с его женой, но и растоптал его веру – все то, что ему было дорого, основу его жизни. Это был удар, от которого нельзя оправиться. Отец винил их обоих. Моя мать – взрослая женщина, она не могла не осознавать, что творит, да и Лео был уже не ребенок, а молодой человек, который через многое прошел в жизни. В чем-то он был намного старше своих лет и прекрасно понимал, что делает и какие могут возникнуть последствия. В глазах моего отца они оба были одинаково виновны. Отец переехал в Лондон и забрал нас с собой, а мать осталась в Гуилдфорде. Каким-то образом им удалось не допустить попадания этой истории в прессу, но в округе, конечно, ходили сплетни. В те дни раздельное проживание супругов вызывало осуждение. Мой отец больше никогда в жизни не слушал классическую музыку. Выбросил все свои записи и запретил нам играть на музыкальных инструментах. Детям разрешалось видеться с матерью только в каникулы и в присутствии няни.

Некоторое время Мэйв сидела молча и крутила серебряную брошь на шее.

– Мне кажется, тот день, когда отец увидел маму с Лео, стал последним днем моего детства. Мы уехали, и мне пришлось принять на себя ответственность за младших детей, которые очень скучали по матери. Они были маленькие, и я заменила им мать, а также стала нянькой у своего отца, сломленного, вечно раздраженного, желчного. Несмотря на то, что когда-то отец сильно любил жену, он больше никогда о ней не заговаривал, как и о нашем доме у реки и о прежней жизни там. Ни слова он больше не сказал и о Лео. Мы знали, что он стал известным музыкантом. Эту новость невозможно было пропустить. Но мы не присутствовали ни на одном его выступлении.

Виктория нахмурилась:

– Но он все-таки сменил веру… Странно, почему Лео сделал это после всего, что произошло? Видимо, чувствовал свою вину и пытался искупить ее? Мне бы хотелось так думать.

Подняв голову, она увидела, что Мэйв качает головой, и у нее замерло сердце.

– Нет, он так и не стал католиком. Мой отец не утратил веры, несмотря на все, что произошло, и до самой смерти принимал активное участие в жизни церкви. Он бы знал, если бы Лео решился на этот шаг. Ему бы обязательно сообщили.

Виктория почувствовала, что ее бьет дрожь. Она вспомнила все торжественные клятвы Лео за прошедшие годы. И его печальный взгляд. «Я не могу жениться на тебе, моя дорогая девочка. Мне очень жаль, но это против моей веры». Еще одна ложь. Виктория скрестила руки на груди, чувствуя, что у нее стучат зубы. Она была в ярости не только на себя, но и на Патрика Гэннона, который проявил доброту к Лео. Вероятно, потом ему казалось, что он приютил в своем доме самого дьявола.

– Но ведь Лео учился в Королевском колледже музыки? – произнесла Виктория. – Я знаю, что ему выплачивали стипендию, но ее не хватало на жизнь. Где он брал деньги?

– Насколько я знаю, Лео с моей матерью виделись еще какое-то время. Думаю, она помогала ему деньгами. Но в итоге, конечно, они расстались. Наверное, из-за того, что она не смогла вынести его измен. – Мэйв усмехнулась. – Вот такая ирония судьбы! Я же больше никогда не видела его и не говорила с ним. – Посмотрев в лицо Виктории, она добавила: – Итак, теперь вам все известно. Думаю, вы понимаете, почему я не удивилась, услышав, что у вашего покойного мужа были другие женщины.

Виктория кивнула.

– Но зачем? – Она чувствовала, что ее мозг вот-вот взорвется от напряжения. – С какой стати ему предавать семью, которая так много сделала для него? Ведь он не мог не осознавать последствий.

Мэйв пожала плечами:

– Возбуждение, соблазн… Моя мать была очень красивой. Возможно, острые ощущения от риска или желание, чтобы им постоянно восхищались. Или уверенность, что он имеет на это право. Лео был красавцем, встречался с девушками задолго до того, как моя мать попала в его сети. Мы даже дразнили его Казановой. Я немного ревновала, однако восхищалась им. В том глупом подростковом возрасте я хотела верить, что Лео любит меня, просто пока не понял этого. – Мэйв улыбнулась и, расправив плечи, продолжила: – Как психиатр думаю, что у него имелись признаки нарциссического расстройства личности. Оглядываясь назад, я вижу: Лео желал, чтобы им восторгались, он был высокого мнения о себе, своей важности и исключительности, а это уже признак заболевания. Конечно, мы все виноваты в том, что в определенной степени поощряли в нем эти черты, особенно мои родители и его мать, Эльза. Они твердили, какой он замечательный и уникальный. Возможно, у него был сексуальный нарциссизм. Эгоцентричный стиль сексуального поведения, признаками которого является низкая самооценка и обостренное ощущение своих сексуальных возможностей и прав. Это могло бы объяснить обширные сексуальные связи Лео вне брака, о которых вы говорили. Понимаете, подобное поведение помогает компенсировать низкую самооценку и неспособность испытывать истинную близость с человеком.

Виктория задумалась. Суждение Мэйв походило на правду. Лео действительно был эгоцентристом, хотел, чтобы им восхищались, и он, конечно же, был сексуальным хищником.

– Но почему он не был способен на истинную близость? – удивилась она. – Многие люди любили его, и я в том числе.

Мэйв устало посмотрела на нее:

– А на этот вопрос я не могу ответить. Не забывайте, что я никогда с ним не работала. Предполагаю, что в детстве Лео перенес серьезную травму, от которой так и не сумел оправиться.

– Да, он стал свидетелем Хрустальной ночи, или Ночи разбитых витрин в ноябре тридцать восьмого года. В тот день нацисты уничтожили синагоги и молельные дома. Они били окна и крушили все в магазинах и фирмах, принадлежащих евреям. Его отца увезли в неизвестном направлении. Больше он никогда его не видел. Скорее всего отца забили до смерти. Для маленького мальчика это стало ужасным потрясением. А потом Лео оказался в Англии: в непривычной обстановке, в чужой семье. Там все было для него странным: язык, друзья, школа… – Виктория покачала головой. – Удивительно, что так много детей, переправленных в Великобританию, выжило, а большинство еще и добились успеха. Но почему Лео не подпускал никого близко к себе? Почему за столько лет, что мы находились вместе, он так и не открылся мне? Я знала, что в его прошлом есть вещи, о которых он мне не рассказывал, но я могла бы помочь ему и хотела этого. И только сейчас, после его смерти, я понимаю, что совершенно не знала его! – Она смахнула слезу. – И теперь сомневаюсь, любил ли он когда-нибудь меня и наших детей.

Мэйв взяла сумку и пальто и подвинулась к проходу между столиками.

– Боюсь, что на этот вопрос вы должны ответить сами, – сочувственно произнесла она. – У меня достаточно своих проблем. – Мэйв поднялась. – А сейчас, если позволите, я поеду домой.

Виктория тоже встала. Она протянула Мэйв руку, но потом передумала и, наклонившись, легонько поцеловала ее. Мэйв не стала противиться. У нее были мягкие, пахнущие розами, щеки.

– Спасибо, что рассказали мне правду, – произнесла Виктория. – Мне жаль, что Лео причинил вам столько боли. Жаль, что так произошло!

Мэйв слабо улыбнулась:

– Вы заслуживаете знать правду. У вас приятное лицо. Желаю вам и детям всего самого доброго.

Виктория наблюдала, как Мэйв идет к двери, – невысокая женщина с прямой спиной и твердой походкой. Уже у двери она оглянулась, будто что-то вспомнила, и поманила к себе Викторию. Виктория торопливо приблизилась к ней.

– Вы ведь знали, что у него была сестра? – тихо спросила Мэйв.

Виктория округлила глаза.

– Сестра? Нет! Лео говорил, что он единственный ребенок.

Мэйв покачала головой.

– У него была сестра. Однажды он как-то раз говорил мне о ней. Его мать оставила ее в Австрии.

Снова загадки. Виктория не могла собраться с мыслями.

– Оставила? Но почему?

Мэйв пожала плечами:

– Не знаю. Он не объяснил и запретил говорить Эльзе, что я в курсе. Это был наш общий секрет. И никто никогда не упоминал о ней. Мне кажется, даже мои родители не подозревали.

– И что с ней стало? – поинтересовалась Виктория. – Она еще жива? Они поддерживали связь? Где она сейчас?

Мэйв открыла дверь и сделала шаг в темноту.

– У меня нет никакой информации, – промолвила она. – Я рассказала все, что знаю. Остальное зависит от вас.

Она повернулась и исчезла в темноте.