Хорошо, когда старшие сёстры выходят замуж!

Гостиная будто превратилась в кондитерскую лавку… Там уже расставлены всевозможные пирожные: мои любимые – с джемом, но трубочки с кремом тоже вкусные, правда, откусишь – и весь крем выдавливается с другого конца, да и простое бисквитное печенье «Мадлен» – тоже пальчики оближешь, а по нежности ничто не сравнится с безе…

Я сам в этом убедился, слопав девять пирожных подряд… Они просто тают во рту.

Через час жених с невестой, свидетели и гости вернутся из муниципалитета, и начнётся приём с прохладительными напитками…

Дома осталась только Ада, которая плачет, бедняжка, потому что все сёстры заполучили женихов, а она рискует разделить судьбу тёти Беттины.

Кстати, тётя Беттина не приехала, хотя папа её звал. Она ответила, что у неё нет сил на дорогу, и она передаёт молодожёнам свои поздравления от всей души, на что Вирджиния заметила, что поздравления ей совершенно ни к чему, лучше бы эта скупердяйка послала какой-нибудь подарок.

* * *

Мой дорогой дневник, я снова тут, взаперти в своей комнате, и, возможно, – не приведи Господь – опять приговорён к супу с вермишелью!

Как же мне не везёт!.. Так не везёт, что я плакал бы навзрыд, не будь мне так смешно вспоминать лицо Маралли, когда обрушился дымоход. Он был такой смешной, с дрожащей от страха бородищей!

Разгром получился что надо; разумеется, во всём обвинили меня, ведь я же горе родителей и гроза всего дома, хотя на этот раз пострадал не весь дом, а всего одна гостиная.

Вот как было дело.

Когда Маралли, моя сестра, папа, мама и все остальные вернулись из муниципалитета, было очень холодно, поэтому кто-то из гостей, входя в гостиную, заметил:

– Все и так замёрзли, от прохладительных напитков мы совсем окоченеем!

Тогда Вирджиния и адвокат Маралли позвали Катерину и велели ей разжечь камин в гостиной.

Бедняжка Катерина стала разводить огонь и…

Ух, какой взрыв!

Настоящая бомба: в облаке пыли под градом штукатурки казалось, что обрушился весь дом.

Катерина растянулась на полу, не подавая признаков жизни; Вирджиния, которая стояла рядом и всё видела, вопила так же громко, как обнаружив «вора» под кроватью; а Маралли, белый как полотно, тряс бородой и кружил по комнате, повторяя:

– Боже мой, землетрясение! Боже мой, землетрясение!

Гости бросились врассыпную. А папа, наоборот, примчался к месту происшествия, но никак не мог взять толк, с чего вдруг взорвался дымоход и обвалилось полстены.

И тут, когда, казалось бы, всё улеглось, в камине раздался свист. Все так и застыли от неожиданности.

Маралли сказал:

– Там внутри кто-то есть! Надо вызвать полицию! Арестовать его!

Но мне уже всё стало ясно, и я с досадой воскликнул:

– Там же мои шутихи!

Я вспомнил, что, когда моя идея с фейерверком в честь Луизиной свадьбы сорвалась, я спрятал все шутихи в дымоход в гостиной, куда никто обычно не заглядывает, чтобы папа их не отобрал.

Естественно, мои слова пролили свет на всю эту историю.

– Ах вот оно что! – в бешенстве закричал Маралли. – За что мне это наказание? Когда я был холост, этот мальчишка чуть не выколол мне глаз, теперь на моей собственной свадьбе – едва не поджёг!

А мама схватила меня за руку и, спасая от отцовского гнева, потащила, как водится, ко мне в комнату.

Хорошо ещё, что, когда в доме подают сладости, я предусмотрительно съедаю свою порцию до того, как начнётся банкет!