Я пишу из дома Маралли.
В горле ком, но надо собраться и описать вчерашнюю сцену, чем-то напоминающую трагедии, как в театре, вот только у Д’Аннунцио трагедии какие-то ненастоящие – даже мама это признаёт, хотя сёстры и утверждают, что она ничего не смыслит в театре. Ну у меня-то точно была настоящая трагедия под названием «Маленький разбойник, или Жертва свободы», ведь всё это со мной стряслось из-за того, что я подарил свободу несчастной канарейке, которую синьора Матильде держала в клетке.
Итак, вчера утром папа приехал за мной в Рим, и Коллальто описал ему все мои «выходки», кроме, разумеется, историй с маркизой Стерци и маркизом, который теперь лечится луком.
Папа выслушал до конца и сказал:
– Наше терпение лопнуло.
Больше он не проронил ни слова до самого дома. Там меня встретили мама и Ада, они бросились обнимать меня со слезами на глазах:
– Ах, Джаннино! Ох, Джаннино!
Папа оторвал меня от них, отвёл в мою комнату и произнёс очень серьёзно и спокойно такие слова:
– Я уже оформил все необходимые документы, завтра ты отправляешься в пансион.
И вышел, закрыв за собой дверь.
Позже пришёл синьор Маралли с моей сестрой Вирджинией, и они вдвоём пытались уговорить отца смягчиться, но он твердил им в ответ одно и то же:
– Видеть его не хочу! Видеть его не хочу!
Надо отдать должное адвокату Маралли: этот великодушный человек защищает слабых от жестокой несправедливости и умеет, когда надо, быть благодарным. И вот, вспомнив историю с глазом, он сказал папе:
– Надо признать, этот мальчишка чуть не лишил меня глаза, а в день моей свадьбы едва не похоронил заживо под руинами камина в гостиной. Но я никогда не забуду, что благодаря ему мы соединились с Вирджинией… К тому же он защищал меня, когда племянник Гасперо Беллуччи из его класса говорил про меня гадости… А это говорит о том, что Джанни – чуткий мальчик, не так ли, Джаннино? И за это я его люблю… Нужно смотреть глубже: взять хоть то, что он учинил в Риме, в конце концов, мотив у него был великодушный: он хотел освободить птичку…
Гениальный адвокат этот Маралли!.. Дослушав эту мощную речь до конца, я не смог больше стоять под дверью и ворвался в комнату с криком:
– Да здравствует социализм!
И с рёвом упал в объятия Вирджинии.
Папа рассмеялся, а потом сухо сказал:
– Хорошо, но раз социализм настаивает на равенстве в распределении благ, почему бы адвокату не взять тебя на время к себе?
– Почему бы и нет? – воскликнул Маралли. – Спорим, я найду способ сделать из него человека?
– Скоро ты поймёшь, какое благо тебе досталось! – сказал папа. – Впрочем, всё равно моя цель будет достигнута, так как я видеть его не хочу. Забирайте на здоровье…
Так был заключён договор: меня выселяют из родного дома к Маралли и дают мне месяц на исправление: я должен доказать, что на самом деле я не такой уж несносный, как все говорят.
* * *
В этом спокойном районе Вирджиния с мужем поселились, вернувшись из свадебного путешествия. Маралли обустроил прямо в доме свою адвокатскую контору с отдельным входом, а ещё туда можно попасть через гардеробную.
У меня своя комната, крошечная, но опрятная, окно выходит во двор, и мне в ней очень уютно.
В доме, кроме меня, сейчас гостит синьор Венанцио, дядя Маралли, он приехал несколько дней назад, поскольку здешний климат, дескать, полезнее для здоровья. Какое там здоровье: это дряхлый глухой старик со слуховым рожком, который, кашляя, бухает, как барабан.
Но говорят, он сказочно богат и с ним нужно обращаться очень почтительно.
Завтра снова в школу.