Какая там капля! В чашу терпения моего зятя, которая и так грозила переполниться, хлынул настоящий поток… Даже не знаю, с чего начать.
Я должен бы рыдать от горя, рвать на себе волосы от отчаянья… но бед, которые разом обрушились на мою голову, так много, что я совсем одурел, мне кажется, это сон…
Но обо всём по порядку.
Первой причиной моего краха стала страсть к рыбной ловле.
Вчера, вернувшись из школы, я взял свою самодельную удочку и отправился к синьору Венанцио, чтобы половить рыбки в его умывальнике и этим его немного развлечь.
Синьор Венанцио спал, да ещё – как нарочно! – в такой нелепой позе: запрокинув голову на спинку кресла и разинув рот, из горла вырывался храп, переходящий в тоненький свист…
Я не мог упустить такого случая. За креслом стоял стол, я взгромоздил на него табуретку, уселся там и принялся ловить рыбу прямо во рту у синьора Венанцио… «Вот он удивится, когда проснётся!» – думал я.
Но тут ему приспичило чихнуть – голова старика дёрнулась, крючок зацепился за язык, а когда рот захлопнулся, я инстинктивно, как заправский рыболов, рванул удочку вверх…
Раздался страшный вопль, и я, к великому удивлению, обнаружил на крючке зуб с двумя корнями!
А синьор Венанцио отплёвывался, истекая кровью…
В ужасе я отшвырнул удочку, спрыгнул со стола и бросился как угорелый в свою комнату.
Не прошло и часа, как появился мой зять, за ним бежала сестра, умоляя:
– Отправь его домой хоть прямо сейчас, только не бей!
– Бить? Да если я начну, меня уже не остановишь! – ответил Маралли. – Нет, бить я его не буду, но я хочу, чтобы он по крайней мере понял, во что мне обошлась неделя его пребывания в моём доме!
Он встал передо мной и, глядя мне прямо в глаза, заговорил медленно и спокойно, что было гораздо страшнее обычных криков:
– Знаешь что? Теперь и я убеждён, что по тебе тюрьма плачет… и предупреждаю, я ни за что не буду твоим адвокатом. Я, видишь ли, знавал многих негодяев, но у тебя какие-то неисчерпаемые запасы злодеяний, доселе никому неизвестных… Как ты умудрился, к примеру, поранить язык моему дяде Венанцио и вырвать ему зуб, да ещё и каким-то ржавым крючком, привязанным к нитке? Зачем ты это сделал? Уму непостижимо. Да будет тебе известно, что мой дядя хочет во что бы то ни стало покинуть этот опасный дом. Так что из-за тебя я рискую лишиться солидного наследства, которое было, считай, у меня в кармане.
Маралли утёр пот со лба и пожевал губами, потом опять заговорил с расстановкой:
– Так ты испортил мне жизнь дома, но это ещё не всё! И обнаружил я это, к сожалению, в суде, на процессе, который пошёл ко всем чертям и стал крахом моей профессиональной и политической карьеры. Ты разговаривал дней пять назад с крестьянином по прозвищу Госто Растяпа?
– Да, – признался я.
– И что ты ему сказал?
Тут я подумал, что мой благовидный поступок может загладить вину перед дядей, и ответил торжествующе:
– Я сказал, что в суде нужно говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, как гласит надпись над креслом председателя суда, я сам видел.
– Вот-вот! Так он и сделал! Он рассказал, что обвиняемые кидались камнями в солдат, и их признали виновными. Понятно?.. Признали виновными из-за тебя! А я, их адвокат, проиграл из-за тебя дело! Из-за тебя меня разнесли в пух и прах в газетах оппонентов, из-за тебя наша партия потеряла свой вес в деревне… Понятно? Теперь ты доволен? Доволен своей работой? Хочешь ещё натворить дел? Уже готовишь новые бедствия и катаклизмы? Предупреждаю, времени у тебя до восьми утра, поскольку сегодня уже слишком поздно везти тебя домой.
Я уже ничего не слышал, не мог выговорить ни слова, даже пошевелиться был не в силах…
Маралли ушёл, а я так и стоял столбом. Сестра бросила:
– Несчастный мальчишка!
И тоже вышла.
Да, я несчастный, но все, кто имеет со мной дело, ещё несчастнее…
Уже пробило восемь, дорогой дневник: Маралли ждёт меня в кабинете, чтобы отвезти к отцу, который без промедления поместит меня в пансион!
Есть кто-нибудь несчастнее меня на этом свете?
Но слёзы не идут ко мне… Наоборот! Несмотря на печальное будущее, которое ожидает меня, я всё вспоминаю этот зуб с корнями, который я вчера поймал во рту синьора Венанцио, и нет-нет да и засмеюсь…