…С тех пор, как рухнула династия Сонов, Ункарии не везло: сначала Роны, узурпировавшие власть в Муане и заявившие себя правопреемниками всей разваливающейся империи, умудрились нагреть Ункарцев на валюте, напечатав в Муане необеспеченных бумажных денег в четыре раза больше, чем находилось в обороте – и не дав Кайане ни Руты из них. Когда вся эта масса попала в оборот – Ункария застонала, но, как это ни странно, выжила. Потом Роны заявили о своей независимости, что выглядело просто смешно: когда 90% территории империи, включая столицу, объявляет себя независимыми, интересно узнать: от кого? От колонизированных окраин? Ункарии ничего не оставалось, как вскоре объявить и о своей независимости – в противном случае было совершенно непонятно, что она собой представляла – то ли несчастный осколок рухнувшей империи, то ли вообще бесхозную территорию… В результате Муана обвинила Ункарию в 'центробежных тенденциях' – и заявила, что все её текущие проблемы – из-за того, дескать, что Кайана захотела независимости и вышла из-под влияния Ронов… В этом, конечно, была доля истины – промышленность всей империи Соны строили так, чтобы никакая отдельная территория не могла стать независимой от империи. Предприятия, находящиеся в разных уголках империи, были теснейшим образом связаны между собой – так, что это было выгодно только министерству железных дорог, неимоверно нагревавшему на этом руки, да самим Сонам – до тех пор, пока они могли хоть как-то удерживать власть. Теперь же это рвалось с кровью…

После истории с выпуском Муаной необеспеченных Рут Ункария была вынуждена вести разговоры о вводе своей национальной валюты, вследствие чего политики Ронии обвинили её в национализме. После объявления 'независимости' Ронами и заявления Муаной прав на правопреемничество всего наследия империи Сонов Ункарии уже ничего не оставалось, как определить своё положение в мире, как отдельной страны. У неё не было выбора: либо она будет неопределённой окраиной распавшейся империи, либо – отдельной страной. Тогда Ункария провела референдум и объявила независимость. Независимость от уже несуществующих Сонов. После того, как это сделали Роны – но об этом быстро забыли. Роны начали строить границы, ввели таможенные сборы. Ункария была вынуждена отвечать тем же, а её обвинили в инициации этого процесса… Это выглядело и смешно, и грустно: с одной стороны, "инициатор" всё делает явно позже того, кто его в этих грехах обвиняет; с другой – попробуй доказать, что ты не слон, когда всем уже давно прожужжали уши, что у тебя есть хобот… Промышленность 'Независимой Ункарии' разваливалась… Нельзя сказать, что в Ронии в это время был расцвет – но у Ронов остались нефть и золотые прииски, что давало им возможность легче пережить крах империи… Кроме того – понятно, что девяноста процентам территории с тесно связанной между собой промышленностью выжить несравненно легче, чем оставшимся десяти процентам… Но – политики никогда не вспоминают о том, что им невыгодно… И – охотно обвиняют соперника в том, в чём его удобно обвинить. Часто – в своих же собственных грехах. Или – в действиях, к которым сами же его и вынудили. Классика…

…В Ункарии сменилось несколько президентов. Первый был солидным на вид и крепким, как политик. За время своего президентства он успел построить себе, детишкам и внучатам небольшие такие вигвамчики в разных концах света, чтобы иметь возможность при случае отдохнуть на берегу моря… Каждый из этих вигвамчиков, как болтали в прессе, обошёлся дороже, чем самая большая школа в Ункарии. Школ он не строил. Зачем? Их и так много… Второй был тщедушным и несчастным на вид. Детвора звала его 'динозавриком' – за вытянутую шею с болтающейся на ней маленькой головкой. По поводу его 'вигвамчиков' мне ничего почерпнуть из прессы не удалось (за исключением заявлений одной местной эстрадной звезды о том, что его дача расположена на Канайах рядом с её собственной, а по роскоши не уступает дворцу Шархасинского султана), но школ он тоже не строил. Потом… Да что их перечислять – каждый из них отличался от других только тем, насколько он сумел разорить свою страну, и – сумел ли при этом хоть что-то урвать для себя лично: иные так и не отвоевали ни одного сколько-нибудь приличного куска у окружавших их шакалов… То есть – их свите удалоось украсть больше. Гораздо болшьше…

Ункарцы перестали ходить на выборы. Какой смысл? Всё равно – никто из тех, кто рвётся к власти, не способен восстановить страну: тупость, лживость и алчность претендентов для всех были очевидны, кроме самих претендентов… И вдруг – откуда-то выплыл Анас-Бар. С умным и прямым взглядом, с непривычно правильной речью, с решимостью и замашками человека незаурядного и деятеля великого… Но, как это ни странно – он, видимо, не проявлял ни малейшего желания попасть на этот пост – по крайней мере, до меня неоднократно доходили слухи о том, что соратникам не раз приходилось его уговаривать… Похоже, что агитировали они и избирателей, и избираемого… Избиратели им не верили, ибо по опыту знали, что всякий, жаждущий власти, 'болен' ею; а Анас-Бар, в свою очередь, не хотел связываться 'с этим делом', чтобы про него так не думали… Перед соратниками стояла действительно непростая задача: с одной стороны – уговорить народ выбрать выдвигаемого ими претендента, с другой – уговорить претендента всё же влезть в "это дело" и не плюнуть на него потом в самый неподходящий момент. Надо сказать, что, согласившись на их уговоры, Анас-Бар старался не доставлять своим соратникам чересчур много хлопот и, хоть и с видимой неохотой, но всё же выступал на организуемых ими пресс-конференциях, достаточно подробно рассказывая о своих взглядах, знаниях, методах; о своём понимании сути вещей, проблем и событий. "Зачем Вы всё это так подробно объясняете"?- Спросил его однажды удивлённый журналист.- "Ведь это… Как-то не принято… в политике… И, потом – Вы сразу говорите о неизбежности непопулярных мер, вместо того, чтобы обещать "златые горы" – неужели Вы думаете, что эти меры так понравятся избирателям, что Вас выберут"?- Анас-Бар грустно улыбался. "Я считаю, что народ должен иметь как можно более адекватное представление о том, кого он выбирает.- Наконец произнёс он.- Я не хочу произносить то, что хочет услышать толпа. Не столько потому, что так делают все, сколько – потому, что это есть ложь. А я терпеть не могу лжи. Я хочу, чтобы люди понимали, на что они идут, выбирая меня. Я хочу, чтобы они представляли, чего от меня можно ожидать. И, если это нужно сегодня народу моей страны – значит, меня выберут. Если меня не выберут – значит, то, чего хочу я, народу не нужно".- Озадаченные журналисты только переглянулись.

Последующие события всё больше укрепляли их подозрения в том, что Абар действительно говорил только правду. При этом он старался говорить как можно более однозначно, тщательно взвешивая слова, чтобы его не могли истолковать превратно. Несколько раз его пытались подловить на противоречиях, но из этого ничего не вышло: "Противоречия бывают обычно там, где автор не понимает, о чём говорит. Или – там, где он ведёт политическую игру, настолько хитрую и сложную, что сам уже в ней запутался и забыл, где и что врал.- Усмехнулся в ответ он.- Я надеюсь, что знаю, что говорю. И – я знаю, что не занимаюсь политическими интригами, а потому врать мне незачем: мне не нужен этот пост – я на нём только потеряю в доходах. Просто… есть какая-то вероятность, что от моего присутствия здесь выиграет страна – и на какие-то жертвы ради этого я ещё готов пойти. Но, поверьте – не на очень большие. По крайней мере, лгать ради этого я не стану. Не надейтесь"…- С грустной улыбкой отреагировал он на подобный выпад. Он действительно, насколько я мог проверить, говорил правду. Были случаи, когда он пытался немного упростить её – до уровня понимания слушателей – если чувствовал, что она для их ушей "чересчур заумная". Хотя – вряд ли это приводило к успеху. Толпа не любит правды – это я чётко знал, как журналист. Люди почему-то просто хотят быть обманутыми. Они очень охотно заглатывают то, что хотят услышать, и легко отвергают то, что неугодно их ушам – совершенно не задумываясь над тем, насколько близко к истине то, что они принимают или отвергают. Я уже не раз задумывался: а нужна ли людям правда вообще? Уж очень они любят сладкую, убаюкивающую ложь… И охотно клеймят всякого, кто пытается предупредить их о грядущей опасности, предостеречь… Смешно – но, помнится, как раз тогда, когда я написал в отчёте эти строки, откуда-то донёсся обрывок песни под гитару:

– Но троянцы не поверили Кассандре – Троя, может быть, стояла б и поныне…

Пока успел осознал этот фрагмент – услышал следующее:

– Но ясновидцев… Впрочем, как и очевидцев – Во все века держали люди в дураках…

…Анас-Бар был не дурак – это было очевидно. Он не был беден – и это тоже было очевидно. Он не был сильно богат – это уже не было очевидно, но на это было очень похоже. И – он не был алчен. Что в нём привлекало. Он не жаждал власти, не жаждал богатства, не жаждал получения права "порулить" – он просто объяснял, как он относится к тем или иным вещам и как бы он влиял на них, кабы имел достаточно власти. Это было непривычно. Более того – это обескураживало. Он просто не мог прийти к власти – люди бы не пустили его, не любя ни идеально честных, ни лжецов, играющих в идеальную честность. Но он пришёл – и это было загадкой…

Позже я понял, что едва ли не решающую роль в этом сыграл Бигур – председатель 'Народного возрождения Ункарии'. Именно ему, мне кажется, нерешительно поверили люди, когда он, рассказывая им о претенденте на президентское кресло, по сути дела, предлагал его вместо себя. Я упоминал о 'соратниках Анас-Бара'? Это, мягко говоря, не совсем так: соратник, по сути, был один: Бигур. Остальные были членами его партии, его свитой, а потому оказывались и сторонниками претендента. Они проделали огромную работу – надо отдать им должное. Но всё же – именно Бигуру: его опыту, силе его власти, умению влиять на людей и убеждать их, наконец – именно тому, что он фактически подставил претенденту своё плечо, я вменяю в заслугу тот факт, что Абар всё же стал президентом. Кстати – я не помню, кто и где впервые произнёс "Абар" вместо "Анас-Бар" – видимо, в спешке, читая не совсем корректное "А.Бар", кто-то произнёс это слитно – и понеслось… Спустя совсем немного времени эти два имени воспринимались, как синонимы.

Во время предвыборной гонки Бигур был тенью претендента: он всегда был рядом. Страховал. Порой – перехватывал инициативу и успокаивал толпу, взбудораженную репликой какого-нибудь кретина или провокатора. Начинал говорить сам – когда видел, что Анас-Бар готов плюнуть, развернуться и уйти, чтобы больше никогда не появляться на подобных сборищах… Он объяснял слушателям то, что претендент объяснять не хотел, он вступал в беседу, когда Анас-Бар попадал в неловкое положение, не умея и не желая перечислять свои заслуги или рассказывать о своей судьбе. На одной из таких встреч, выступая перед Кайанскими журналистами, он, в частности, говорил:

– Чтобы изменить существующую систему, мало знать то, что мы хотим в итоге получить; мало знать, как это делается; мало уметь это делать – нужно знать ещё и существующую сегодня систему – систему, которую мы хотим заменить; надо знать и её законы – истинные, не бумажные – знать хорошо, изнутри. В противном случае – её, быть может, и удастся сломать – но вряд ли удастся изменить. Одна из главных проблем при этом заключается в том, что всякий, кто так хорошо знает её, уже побывал в этой системе, жил по её законам – и неизбежно подвергался её тлетворному, разлагающему влиянию, заражению пороками, свойственными звеньям этой системы… И, заразившись, утратил – или почти утратил – способность или желание что-либо создавать… Изменить что-то может только человек, который изучал эту систему – и изучил, понял её; который прошёл через всё это, но сумел не заразиться этими болезнями. Мы много лет были уверены, что такое невозможно – совершенно невозможно – пока не встретились с Анас-Баром. Ему в этом смысле повезло: он прошёл через всё это, но не 'изнутри', а 'рядом', в непосредственной близости: его использовали в роли консультанта многие звенья этой системы, и он сколько угодно мог – да и должен был – наблюдать и изучать её в непосредственной близости… Благодаря этому он многое понял в этой системе – но сумел остаться чистым. Его не съела алчь, не поработила мания величия, он не стал ставить свои интересы и блага выше чести и славы отчизны. Нам известно несколько эпизодов, в которых он – совсем недавно – предпочёл рискнуть потерять почти всё, но не поступить против совести. То, что он всё же не потерял, я бы назвал, пожалуй, милостью Творца… Поэтому мы и предлагаем его. Поймите: он не хочет этим заниматься и нам с трудом удаётся его уговаривать. Но мы делаем это – потому, что на сегодня других сколько-нибудь приемлемых для Ункарии вариантов просто не существует.- Говорил глава 'народного возрождения Ункарии'. Избиратели и верили, и не верили. С одной стороны – версия выглядит правдоподобной, с другой – как можно быть уверенным в том, что это – не очередная 'оригинальная версия', придуманная к предвыборной гонке? Анас-Бар обычно молча сидел где-то сбоку, с тоской поглядывая в зал. Взгляд его, по словам описывающего это событие местного писаки, выражал нечто вроде: 'Господи… Ну, и зачем же я в это вляпаля?…'.

– Интересно, а что ж он сам-то молчит?- Крикнули из зала. Анас-Бар, вздохнув, встал. Расправив плечи, спокойно произнёс:

– Я молчу прежде всего потому, что просто не верю в успех этой избирательной кампании. А ещё – потому, что знаю: Ункария не может быстро выбраться из той ситуации, в которой она сегодня оказалась. Но – я пока ещё знаю, как это сделать. Поэтому… моё присутствие там, наверху, более выгодно всем вам, чем мне. Я же от этого только теряю: хлопот да риска – 'полон рот', а доходов – заметно меньше, чем я могу иметь сейчас. Вот коллеги говорят мне что-то о долге, о чести, о порядочности… Убеждают… Надо сказать, что им это почти удаётся – я уже не имею сил даже им возражать… Но агитировать избирателей? Уж извините – мне просто неудобно как-то… Это будет выглядеть примерно так, как если бы хирург уговаривал оперироваться больного с острым аппендицитом… Как будто у того есть выбор…- Криво ухмыльнулся он.- Поэтому я и… молчу…

– Интересно…- Ядовито заметили из зала.- Так, значит – мы должны выбирать претендента на высший пост в стране, даже не зная, что он думает, как собирается себя там вести?

– А что – раньше вы об этом хоть когда-нибудь… Хоть что-нибудь… знали?- С безнадёгой во взгляде тихо спросил Анас-Бар. В зале понимающе зашумели.

– Раньше мы об этом хоть слышали…- Иронично заметил кто-то.

– Извините,- возразил претендент,- вы не могли ничего слышать об этом. Слышали вы – в основном – то, что хотели услышать. А удачливость претендента заключалась исключительно в том, чтобы правильно угадать, что именно хочет услышать большинство избирателей и – именно это и говорить. Кто угадал – тот и победитель. "Конкурс угадаек"…- Ядовито усмехнулся он.- Я надеюсь – здесь нет тех, кто считает, что предвыборная агитация когда-либо имела хоть что-то общее с целями, которые на самом деле ставил перед собой тот или иной претендент?- Добавил он напоследок. По залу прокатилась волна довольного шума, прерываемого смешками: ответ явно понравился.

– А потому…- Задумчиво произнёс Анас-Бар,- я понимаю вас… Действительно, смешно отдавать свой голос тому, кто 'и соврать-то толком не умеет'…- Зал разделился: видно было, что какой-то части присутствующих Анас-Бар начинал явно нравиться, в то время, как другая восприняла последнюю фразу чуть ли не как оскорбление.

– Короче, что Вы предлагаете?- Нагло крикнул кто-то из задних рядов. Свита претендента, почуяв опасность, встревожено высматривала 'провокатора'.

– Я предлагаю провести эту пресс-конференцию просто в форме беседы между мной и задающим вопросы – до тех пор, пока он не исчерпает себя. При этом ведёт беседу задающий вопросы. Он же предоставляет слово тем, кто хочет подкинуть вопрос по обсуждаемой теме. Когда он сел – начинает следующий, обсуждается его тема… И так далее – пока не надоест… Или пока не иссякнут вопросы. Если вас всех это устраивает и вы готовы сами удалять из зала откровенных демагогов – давайте начинать…- Просто, с грустной улыбкой, граничащей с безразличием, произнёс Анас-Бар.- Это, по крайней мере, даст вам возможность понять, что я такое есть. Хоть в какой-то степени…- В зале зашумели: предложение было неожиданным.

– Итак, если нет возражений – давайте начнём,- перехватил инициативу Бигур.- Пусть поднимут руки те, у кого есть самые животрепещущие вопросы…- в зале поднялся лес рук.- Послушайте,- улыбнулся председатель,- давайте пока задавать такие вопросы, которые должны, по идее, интересовать большинство… Для частных случаев мы используем время в конце – если оно останется…- Лес рук заметно поубавился, но выбирать было всё же сложно. Наконец он решился:

– Давайте, пожалуй, начнём с Вас…- И указал на сидящего в первом ряду обозревателя "Кайанского вестника", обладавшего внешностью университетского профессора, вышедшего на пенсию.

– Простите, Вы помните историю с травлей Сонами профессора Анди Сурима?- Поднявшись, тихо спросил тот.

– Разумеется…- Кивнул Абар. Зал притих.

– И как Вы лично к этому относитесь? Не как политическая фигура, не как претендент на высший пост в стране, а просто – как человек?

– Что ж… Всякая власть всегда боролась и будет бороться против каждого, кто угрожает её существованию или спокойствию.- Вздохнул претендент.- Методы могут быть недостаточными или избыточными, умелыми или неуклюжими, кровавыми или не очень; сама власть может быть угодной большинству или совершенно невыносимой – но борьба с теми, кто на неё посягает, заложена в ней по определению, на уровне инстинкта самосохранения. Профессор Сурима сначала активно работал на эту власть, а затем стал активно выступать против неё – так что же удивительного в том, как она с ним обошлась? Я не говорю о том, что она вела себя морально – ибо всякая власть равного над равным аморальна в принципе. Я не оправдываю действий Сонов, загубивших столько лучших умов. Я просто говорю о том, что в борьбе против существующей власти надо быть готовым к тому, что она, повинуясь своему инстинкту самосохранения, попросту тебя уничтожит. Вне зависимости от того, кто из вас 'более прав'. Более сильный – или просто тот, кому больше повезёт – растопчет более слабого, или просто того, кому повезёт меньше. Обычно результат таких баталий труднопредсказуем – можно говорить лишь о вероятностях, а потом объяснять, почему на деле оказалось наоборот. В истории же с Анди результат был совершенно предсказуем: если меня спросят, что станет с тихим интеллигентом, выступающим против власти разбойников и бандитов – я уверенно отвечу: если он не угомонится, они его уничтожат. Что, собственно, и произошло. Тянулось это всё слишком долго лишь потому, что бандиты были не слишком отпетые, а интеллигент докучал им не слишком настойчиво…

– Простите… Вы действительно считаете, что всякая власть аморальна, или это была оговорка?

– Власть равного над равным – аморальна.

– А люди равны?

– Теоретически – да. На практике же всё это заметно сложнее…

– И тем не менее, Вы не прочь эту власть получить?

– Должен же кто-то… по крайней мере – защищать это место, пока оно существует, от посягательств воров и бандитов…- Вздохнул претендент.- До тех пор, пока люди не научатся жить без идола – я буду ратовать за наличие умного и сильного идола, а не за отсутствие оного вообще, ибо в последнем случае это место быстро займут воры и бандиты.

– И, если Вы получите её – эту власть – Вы будете точно так же, как и Соны, защищать её, не особо выбирая методы?

– Власть накладывает некоторые обязательства…- Развёл руками Абар.- Всякий идол обязывает своих поклонников себе служить… Если я не стану выполнять этих обязательств – власть, как и идол, этого не простит. В лучшем случае – я просто потеряю эту власть, в худшем – потеряю всё, что имею – от своей жизни и жизней моих близких до будущего моего народа. Согласитесь, что при таком раскладе особо выбирать методы борьбы уже не приходится…

– А не особо?

– Я – не кровожадный человек. Вы это хотели услышать?

– Примерно… И… как же Вы намерены править?

– Кхм…- Абар улыбнулся.- Скажем, так. Основным принципом своего правления… я намерен сделать как увязывание интересов разных слоёв общества с интересами общества в целом, так и обучение этой науке всего населения. Я надеюсь, что этот принцип, будучи дополнен соответствующим комплексом мер, перечислять которые мы можем здесь до утра, в итоге позволит достигнуть такого уровня взаимоотношений и взаимопонимания в обществе, что можно будет говорить о создании так называемого 'Общества Здравого Смысла'. В идеале – интересы личности буквально в каждом её поступке должны быть так или иначе увязаны с интересами общества. Как минимум – они не должны им противоречить; хотя – разумеется, лучше, когда они просто совпадают… Если мы сумеем добиться хотя бы отсутствия противоречий личного и общественного – это будет уже неслыханный в истории человечества шаг вперёд в развитии общественных отношений.

– А как Вы относитесь к Мавру?

– Мавр описал существующие общественные отношения корректно и точно, как никто другой. Мавр привёл несколько теоретических моделей возможного направления развития общественных отношений. Чем больше мне удаётся у него понять – тем более я восхищаюсь его гением. Но Мавр – не Господь Бог, и, при всей его гениальности, он не мог предусмотреть всего, с чем нам придётся столкнуться в реальной жизни. Прежде всего – как он мог достаточно точно спрогнозировать изменения психологии личности и толпы при попытках изменений общественных отношений, предпринимаемых Сонами? Поэтому давайте читать труды Мавра, пытаясь их понять и извлечь из них пользу. Давайте изучать их, чтобы на этой основе двигаться дальше. Но давайте не будем молиться на них, делая из вскользь обронённой им фразы лозунг для флага, за которым идёт толпа, не понимающая этого лозунга – и это позволит нам избежать многих заблуждений. Человек должен понимать, что и зачем он делает, он должен осознавать это – в чём, на мой взгляд, и состоит едва ли не главное его отличие от прочих животных…- В зале стояла тишина. "Профессор", изучающе разглядывая Абара, тоже молчал.

– Ну, а теперь вот Вы… Давайте…- И Бигур указал на корреспондента агенства "Кайана-пресс" – седеющего мужичка в роговых очках и с ехидным взглядом. Откашлявшись и довольно, почти торжествующе, оглядевшись, мужичонка начал:

– Мы жили при 'социальной справедливости', мы жили при 'власти капитала'… Когда-то, говорят, мы и в коммунах жили – только они почему-то назывались 'военными'… Нам обещали, что в конце концов мы будем жить в настоящих коммунах, где всего много – но это будет когда-то, в светлом будущем – ибо коммуны и есть наше 'светлое будущее'… А можно узнать, при каком-таком строе мы будем жить, если Вас выберем?

– Хм…- Нахмурился претендент.- Интересно – с чего Вы взяли, что Вы жили при 'социальной справедливости'? Ведь, насколько я понимаю, основной принцип распределения результатов труда в этом случае должен звучать: 'от каждого – по способностям, каждому – по труду' – по крайней мере, так нас учили в школе… Скажите, Вы можете привести пример, когда бы этот принцип был полностью, нормально реализован?

– Ну…- Замялся спрашивающий. Анас-Бар утвердительно кивнул: понимаю, мол…

– Что же касается коммун,- просто продолжал он,- то их основной принцип 'от каждого – по способности, каждому – по потребности' – достаточно просто вспомнить, чтобы сам вопрос о том, был ли он когда-либо реализован, выглядел просто смешным… Более того – я осмелюсь утверждать, что при существующем уровне развития сознания масс не только "единая коммуна" невозможна в принципе, но и "социальная справедливость". По определению. То есть – совершенно. Что же касается брошенной Вами фразы о том, что мы, дескать, пожили при власти капитала – то давайе просто вспомним о собственности на средства производства: сколько-нибудь крупной частной собственности у нас за последние 100 лет не наблюдалось – следовательно, и при власти капитала нам с вами пожить тоже не удалось.

– Так при каком же строе мы, по-Вашему, жили? При Сонах-то? которые глотки рвали, крича о "социальной справедливости"?

– Хм…- Абар лукаво взглянул на собеседника и медленно, с расстановкой, начал:

– Всякий строй, как нас всех учили в школе, определяется характером отношения к собственности на средства производства. Так?

– Так…- Неуверенно кивнул тот.

– Таким образом, если Вы назовёте собственника средств производства при любом интересующем Вас строе – совсем несложно будет назвать и этот строй…

– По-моему, у нас не было собственника.- Нерешительно пожал плечами оппонент.

– Государство!

– Народ!

– Общественная собственность!- Смеясь, выкрикивали в зале.

– Позвольте, я вас помирю…- Улыбнулся Анас-Бар и поднял руку, прося тишины. В зале затихли.- Скажите, как Вы относитесь к Мавру?

– Как к идеологу коммун…

– А я к нему отношусь, как к одному из величайших экономистов и философов. Он возродил немало течений в экономике и философии, большинство которых имели впоследствии колоссальный практический успех. В последнее время стало модным ругать Сонов – как правителей, так и окружение. А ведь иные из основателей Этой династии писали книги, непонятные большинству до сих пор… Я читал их – и, каюсь, почти ни с чем не мог спорить… Позвольте мне огласить одну цитату…- по залу прокатился шумок удивления, смешанного с недовольством.- 'В своём развитии,- тихо начал Анас-Бар,- общество, находящееся во власти капитала… стремится к воссоединению, к слиянию капиталов; к созданию как можно более крупных монополистических объединений. В этом смысле высшей формой собственности в таком обществе… следует считать государственную, монополистическую власть капитала, при которой средства производства принадлежат государству – то есть, якобы, всем; на деле же – ими распоряжается кучка лиц, имеющих политическую власть.'- Анас-Бар замолк.- Работа называется "Империя, как высшая стадия власти капитала".- Выдержав паузу, развёл руками он. В зале воцарилась гробовая тишина.

– То есть – Вы хотите сказать, что мы жили в империи?- Нерешительно переспросил мужичонка.- В самой… заурядной… Империи?

– Ха! А как сами Соны называли своё государство?- От души рассмеялся кто-то в зале.- Понимали, гады, что творят – а как заливали о "народном государстве", о 'светлом будущем', об "идеалах социальной справедливости"… "Народная Империя" – само название-то каково, а? "Диктатура масс"! Это ж додуматься нужно…

– Я ничего не хочу сказать – кроме того, что произнёс.- Тихо ответил Анас-Бар мужичонке, когда шум стих.- Что же касается выводов – то каждый вправе сделать их сам.

– А Ваша точка зрения?

– Она следует из оглашённой цитаты,- улыбнулся, пожав плечами, претендент.- То есть – в этом вопросе я вполне доверяю автору.- С тенью ухмылки на лице добавил он.- Что же касается вопросов о том, при каком строе мы будем жить – мне, честно говоря, почти всё равно: хуже того, что творится сейчас, может быть, пожалуй, лишь рабство. Основной целью своего правления я бы поставил создание, как я уже говорил, некоторого 'общества здравого смысла' – как общества, основанного не на лжи и лицемерии, а на здравомыслии, на нормальных человеческих взаимоотношениях. Общества, существующий строй в котором будет определяться не желанием кучки авантюристов, а уровнем развития этого общества и сложившихся в нём общественных отношений, как это и должно быть в жизни. А в функции власти, как я понимаю, должно входить, в основном, лишь устранение противоречий да обеспечение стабильности в стране, вернее – ослабление или устранение дестабилизирующих факторов.

– Например?

– Например – неизбежная чрезмерная эксплуатация при абсолютной власти капитала… Чрезмерное финансирование социальных сфер в моделях, близких к 'обществу социальной справедливости', недостаточное – при классической власти капитала… Иными словами – всякая причина, озлобляющая одну часть общества на другую, должна быть, по мере возможности, устранена либо ослаблена. Злоба – плохой попутчик в жизни вообще, а в жизни общества – в особенности… Она провоцирует революции…

– Скажите, а кто Вы по убеждению?- Сделав совсем загадочное лицо, поинтересовался мужичонка.

– То есть?

– Ну… Какой строй Вам больше нравится… При каком Вы сами хотели бы жить?- Анас-Бар улыбнулся:

– Ну, жить бы я хотел, на самом деле, при коммунах.- В зале возбуждённо зашумели: претендент, видимо, умел озадачивать. Некоторые встали и демонстративно ушли.

– Я… Простите, я Вас не понял…

– Извольте: можете считать, что я – коммунщик.

– Да нет, я расслышал; но…

– Что 'но…'?

– В каком смысле… коммунщик?

– В том, в котором вы спросили,- пожал плечами претендент.- Я действительно считаю этот строй наиболее подходящим для сборища нормальных людей с непротиворечивыми взглядами на распределение результатов труда. Так что, ежели Вам это угодно – можете считать меня коммунщиком.

– Видите ли… При коммунщиках мы уже пожили…- С тем же загадочным видом протянул мужичонка.- И, честно говоря, не тянет…

– Хм… И когда же это вы успели пожить при коммунщиках?- Искренне удивился претендент.

– Да вот, почитай – с три четверти века… Всё строили, строили… Коммуну – как светлое 'завтра'…

– Интересно, а почему Вы этих людей – ваших правителей тех лет – называете коммунщиками?- Осторожно поинтересовался Анас-Бар.

– Да это, в общем-то, не я – это они себя так называли…- Анас-Бар улыбнулся:

– И Вы им верили?

– А нам выбирать не приходилось…

– Отчего же? Многие – выбирали… И уж – далеко не все, по-моему, верили… Давайте попробуем определить основные предпосылки коммун, как строя, при котором – 'от каждого – по способностям, каждому – по потребностям'. Так, кажется, нас учили?

– Примерно…

– Так вот, если я правильно понимаю, то коммуна, как строй, возможен тогда и только тогда, когда, грубо говоря, уровень общественного сознания, а точнее – 'среднеобщественный уровень алчности' – позволят экономике при её текущем уровне развития обеспечить потребности общества. Так?

– Пожалуй, да.- Согласился мужичонка.- Грубо, но верно…

– Тогда,- улыбнулся Анас-Бар,- скажите: что именно лица, провозгласившие себя приверженцами этого строя, сделали для появления этих… да и других его предпосылок? Может, они воспитывали поколения людей так, чтобы снизить алчь? Или, может – развивали промышленность так, чтобы обеспечить всех жителей всем необходимым при их текущем уровне алчности?

– Ну, не знаю…

– Вот и я не знаю.- Согласно кивнул Анас-Бар.- Зато они сделали достаточно для того, чтобы, не дай Бог, общество ни на шаг не приблизилось к такой возможности… Прежде всего – они регулярно и систематически лгали народу, отчуждая в своих интересах весьма заметную долю национального дохода, в результате чего немалая часть населения, используя эту высокопоставленную ложь в качестве морального оправдания для себя, успешно деградировала. Сегодня она представляет собой алчную и беспринципную толпу люмпенов, которая мало что понимает, кроме как 'нажраться' и мало что может, кроме как говорить 'дай'. Основная её идеология – 'забрать да поделить'…

– Ну, это ещё не весь народ…

– Разумеется; и слава Богу. Я ведь и сказал: часть. Но, к сожалению – немалая. Ну, а та часть, которая не стала люмпенами – предпочитает не высовываться и никуда не встревать, чтобы не нажить себе неприятностей: есть богатый опыт попыток вмешательства 'в дела власти'… Таким образом – часть населения, не утратившая способности мыслить, совершенно не желает в таковых своих свойствах открыто признаваться и уж – тем более – участвовать в управлении государством. Хотя бы – посредством голосования, не говоря уже о выставлении своей кандидатуры на выборах… И остаётся, таким образом, совершенно пассивной. Получается, что едва ли не единственная активная сила в обществе – ленивые и алчные лица, нищие духом и жаждущие власти лишь для того, чтобы насытиться и обогатиться.

– Может, стоит дать им возможность насытиться?- Иронично выкрикнули из зала.

– Одно время и я так думал…- Вздохнул претендент.- Увы – практика показывает, что это невозможно: едва набив себе брюхо, они тут же требуют развлечений,- вздохнул Анас-Бар,- и аппетит их не знает границ… Помните – 'хлеба и зрелищ!'? Примеров тому история знает немало. К сожалению, сегодня наш народ – в силу пассивности мыслящей его части и активности алчущего большинства – не способен к самоуправлению практически ни в какой форме. Общество, в котором 'глас толпы' довлеет над общественным мнением, нестабильно по определению: декларирование прав люмпенов и провозглашение целью жизни девиза 'Дай! А не дашь – возьму сам!' способно окончательно развратить остатки мыслящей части общества, после чего всё общество либо погибнет, либо, что более вероятно – совершит гигантский скачок назад в своем развитии.

– И… Где же выход?

– В общественном устройстве.

– ???

– Из вышесказанного очевидно – для меня, по крайней мере – что спасение общества от окончательной деградации возможно путём предоставления всей полноты реальной власти избранным, наиболее развитым в умственном отношении личностям, число которых, увы, весьма ограниченно…

– Хм… А если он умён, но непорядочен?

– Я считаю непорядочность дефектом умственного развития: непорядочный человек может быть хитрым, но не умным. То есть – он может перехитрить, чтобы украсть, он может даже что-то построить, чтобы нажиться – но это будет верх его возможностей, ибо по сути своей он неспособен творить и созидать. Кроме того – пирамида власти должна быть построена так, чтобы любое решение принимал только один человек. Он может, разумеется, советоваться с кем угодно – но принимать решения, и, что самое главное – отвечать за них – должен сам.

– Почему?

– Ибо давно известно, что, 'когда ответственных больше одного – виновных не найти…'- улыбнулся Анас-Бар.

– Хм… Если я Вас правильно понял – Вы предполагаете создание монархии?

– На первое время – по сути, да. Я считаю, что наиболее приемлемый строй для восстановления экономики страны – 'выборная монархия', если можно так выразиться… При этом 'монарх' должен иметь практически неограниченные полномочия на период своего правления, которые не должны оставаться за ним или автоматически передаваться его преемнику после истечения этого периода.

– То есть?

– То есть – они утрачиваются.

– Хм… И этакую-то власть он добром отдаст?

– Сложный вопрос…- развёл руками претендент.- Обычно такого не бывает… Поэтому – я бы на вашем месте подстраховался. На всякий случай.- Улыбнулся он.

– Как именно?

– Скажем, период прямого правления следует ограничить сроком… например, лет 5; причём где-то этак к истечению второго года пора уже переходить к конституционной монархии, третий-четвёртый год – посвятить налаживанию распределённого управления с сохранением части власти монарха, а где-то этак к концу пятого года законодательная власть должна быть передана коллегиальному выборному органу, состоящему, например, в основном из прогрессивных юристов. Исполнительная власть должна распределяться по пирамиде, созданной монархом за этот период. При этом к концу второго года преследование за высказывание в прессе любых соответствующих истине сведений уже является неуместным, что где-то к концу четвёртого года уже должно быть закреплено законодательно.

– И Вы хотите, чтобы мы все в это влезли?- С трудом выговорил мужичонка.

– Я ничего не хочу. Я просто не вижу для нашей страны другого выхода – остальные известные мне варианты безнадёжны, а этот даёт хоть какой-то шанс.- Пожав плечами, просто ответил претендент.- Если вы все – собравшиеся здесь… журналисты… будете какое-то время петь те песни, которые сегодня нужны, и – хором, а не вразброд – у нас есть шанс вскоре вылезти из той дыры, куда мы попали. Если нет – всё это бесполезно и нужно бросить эту затею прямо сейчас.

– Хором… петь нужные песни… Уж не собираетесь ли Вы вводить цензуру?- Проявил чисто профессиональный интерес тот самый писака, по материалам которого я восстанавливал это событие.

– Хм… А Вы считаете, что сейчас её нет?- Изумился Анас-Бар.- Может, Вы станете утверждать, что осмелитесь опубликовать данные о взяточничестве в верхних эшелонах власти, даже будучи абсолютно уверены в их достоверности?

– Нет, но…

– Тогда о чём мы говорим?

– Я имею в виду предварительную цензуру…

– Она может иметь смысл, пожалуй, только в случае прямого управления монархом какой-либо неспокойной территорией, либо – в военное время: в подобных случаях это неизбежно, ибо даёт возможность сохранить целое, пожертвовав частью. Сохранить государство, обманывая часть его граждан; или, даже – обрекая их на смерть. Государственность – штука сложная и многоликая, и бывают моменты, когда подобное становится неизбежным. Но – в любом случае это должно быть непродолжительно, ибо свидетельствует о слабости правительства. Разумеется, лично я не расположен долго демонстрировать свою слабость…- Ухмыльнулся претендент.

– Интересно получается…- Снова встрял мужичонка в очках.- Вы – как мы здесь слышали, убеждённый коммунщик – предлагаете установить монархию с неограниченной властью, т.е. империю. И как же это прикажете понимать? Уж не как возрождение ли "добрых традиций" Империи Сонов?- Мужичонка гордо сверкнул глазами: дескать, как я, а?

– Удачная провокация,- улыбнулся претендент.- Давайте по-порядку. Да, вы можете считать, что я – коммунщик по убеждению. Да, я считаю, что строй, при котором человек, не особенно думая о хлебе насущном, посвящает себя служению обществу и ценится в этом обществе в соответствии с результатами своей деятельности – по крайней мере, достаточно привлекателен, чтобы мне захотелось при таком строе пожить. Однако в силу многих причин, часть которых была здесь названа, создание такого строя в настоящее время – да и в обозримом будущем – в нашей стране невозможно. Более того – я вообще не знаю ни одной страны в мире, по отношению к которой можно было бы сегодня серьёзно говорить о возможности введения распределения 'по потребностям'. Что же касается Ункарии – то здесь говорить об этом просто преступно, ибо такие попытки могут привести к уже хорошо известным и вполне предсказуемым последствиям. Один из вариантов дальнейшего развития таких последствий мы имеем возможность наблюдать сейчас. Поверьте – за период правления Сонов, обещавших нам счастье в Великой Коммуне, мы не приблизились к самой возможности создания реальной коммуны ни на один шаг.- Анас-Бар не обратил ни малейшего внимания на шум в зале и явное недовольство части собравшихся.

– Более того: я считаю невозможным вести какие-либо разговоры о создании подобного общества – по крайне мере, до конца следующего века.- Продолжал он.- Буду рад, если ошибаюсь, но – гоняться за миражами и кормить народ баснями о светлом будущем я не намерен. И не позволю. В меру своих возможностей…

– Если я Вас правильно понял, Вы собираетесь преследовать коммунщиков?

– Я не собираюсь преследовать никого, кто своими действиями не дестабилизирует ситуацию в стране, не раскалывает общество. Если кто-то собирается пропагандировать идеи коммун, христианства, буддизма или ещё какого-либо иного учения – это его право. Но если кто-то наберётся смелости утверждать, что построение коммуны в нашей стране в настоящее время возможно – соответствующие государственные службы вынуждены будут заинтересоваться этим типом. Если же он станет утверждать, что построение коммун возможно насильственным путём – я, пожалуй, лично позабочусь о том, чтобы ему была оказана необходимая психиатрическая помощь.

– Это уже было… Психиатры на государственной службе – это так знакомо…

– Неправда. Того, о чём я говорю, не было. Я ведь не навязываю диагноз – даже для меня очевидный. Даже – если этот диагноз очевиден для большинства собравшихся,- улыбнулся претендент, вызвав гул одобрения в зале.- Я его только предполагаю…- Хмыкнул он. По залу прокатился смешок.- Я вообще считаю недопустимой какую-либо зависимость лечащих врачей от любого смертного, если только последний не обладает очевидно более высокой квалификацией в их профессиональных областях. И я всячески буду способствовать независимости более квалифицированных специалистов от менее квалифицированных, в какой бы области знаний они ни работали – разумеется, это касается и врачей-психиатров. В случае с 'психиатрической помощью' это обеспечит, на мой взгляд, достаточно объективный диагноз. Пожалуй, единственное, что я считал бы справедливым сделать в данном случае с пациентом, если психиатр не признает его 'своим' – так это просто изолировать его от общества, если он попытается кого-то к чему-то принуждать. Если же этот 'идеолог' найдёт какое-то число сторонников ('строителей') – то я, пожалуй, даже посодействовал бы постановке такого эксперимента на какой-то ограниченной территории, специально выделенной для этой цели – а общество, возможно, с интересом за ними понаблюдало бы. Короче говоря – пока они ни у кого ничего не требуют и никому не навязывают свой образ жизни и/или мышления – вряд ли они могут быть опасны настолько, чтобы их преследовать…- Закончил Анас-Бар под шум в зале. Мужичонка выдохся и сел.- Более того – я считаю, что в 'обществе здравого смысла' должно быть закреплено законодательно право личности на создание подобных 'экспериментальных районов': если лидер или идеолог того или иного общественного устройства или образа жизни наберёт достаточное количество сторонников – я считаю, что в интересах всех нас дать им возможность попробовать. В одном отдельно взятом месте. Так, чтобы они никому не мешали. А пресса за ними понаблюдает. И мы вскоре, возможно, узнаем хотя бы то, возможно ли это в принципе, жизненны ли эти идеи – и перестанем об этом спорить. Критерий Истины – практика…- улыбнулся Анас-Бар.

– Скажите, а вот это Ваше… 'Общество здравого смысла'… Оно на кого в основном рассчитано?- Подал голос какой-то "волосатый студент", привычно расположившийся на галёрке.

– Видите ли… Дело всё в том, что я ведь… понятия не имею, куда меня закинет судьба после окончания срока правления. И поэтому весьма заинтересован в создании такого общества, в котором нормальный человек может нормально жить вне зависимости от своего общественного положения. Поэтому мои личные интересы в данном случае совпадают с интересами общества: не зная, какое место я займу потом, я вынужден побеспокоиться 'обо всех', т. е. обеспечить нормальное существование всем членам общества, работающим на его благо.

– В равной мере?

– В зависимости от личного вклада каждого…

– То есть – 'От каждого – по возможностям, каждому – по труду'?

– Каюсь – не люблю лозунгов…

– Но всё же?

– Не совсем. Вклад – понятие субъективное, а посему он может оказаться и таков, что один человек в результате овладеет большей частью общественного богатства, что неприемлемо для стабильного общества, которое заинтересовано как в отсутствии мультимиллиардеров, так и в отсутствии нищих на улицах.

– Тогда как же?

– Собственно, в функции общественного перераспределения дилемма-то хоть и сложна, да невелика: нужно чувствовать, каким именно способом и какую часть у богатых можно забрать, чтобы не возбудить их недовольства. И – сколько можно раздать бедным, чтобы у них не пропало желание работать. Мавр, например, утверждал, что отбираемая часть не может превышать четверти дохода. А даваемая…- Абар на секунду задумался,- так я бы больше и не давал…- Иронически пожал плечами он, заметно развеселив зал.

– Схема, в принципе, несложна: если отбирать и отдавать слишком много, то пропадёт желание работать как у тех, у кого забрали, так и у тех, кому отдали. У одних – потому, что 'всё равно заберут', у других – потому, что 'всё равно дадут'. Если же забирать и раздавать слишком мало – чрезмерное имущественное неравенство породит нестабильность в обществе, следствием чего могут стать события, подобные тем, что привели в свое время к краху старой Ронии и образованию империи Сонов. Грамотное правительство не должно допустить ни того, ни другого…- Перехватил тему Бигур.

– Концепция золотой середины?- Хмыкнули в зале.

– Как всегда в жизни…- Философски заметил председатель.

– То есть – функции государства состоят, как я понял, в том, чтобы забирать собственность у одних и наделять ею других, не забывая при этом о своей доле. Так?- С ухмылкой констатировал волосатый.

– Не совсем.- Мельком поморщился Анас-Бар.- В этом состоит лишь одна из стабилизирующих функций государства. На самом деле их настолько много, что, начни мы сейчас здесь их обсуждать…- "Студент" кивнул. Абар склонил голову: видишь, мол – понимаешь.- А альтернативой является хаос.- Чуть погодя добавил он.- Я – не есть сторонник последнего.- Волосатый скривился:

– Я не об этом…

– А о чём?

– Я о монополии на истину.- "Студент" нервно тёр подбородок.

– Не понял…- Осторожно уточнил Абар.

– Сейчас, сейчас…- "Студент" ещё немного поволновался, и, наконец, начал.- Понимаете… Получается так, что тот… Кто правит государством… избавляя нас тем самым от Хаоса…- Он ядовито исподлобья глянул на собеседника,- он просто лишает нас выбора… Он диктует, как нам надо жить… А как – не надо… И это всё, быть может, даже хорошо…- "Студент" поднял указательный палец и склонил голову набок,- Пока он прав. Хотя – строго говоря, это тоже есть вопрос дискуссионный… Весьма и весьма… Дискуссионный… Но вот… если вдруг случится так, что он окажется неправ…- Волосатик внимательно поглядел на Абара,- так что тогда будет со всеми нами? И – почему мы должны расплачиваться за его ошибки? И – где критерий истины? И…- он картинно развёл руками,- и вообще…

– Понятно.- Кивнул Абар.- Ну, во-первых, я собираюсь строить систему так, чтобы масса как можно меньше зависела от ошибок "вождя". Так, законодательная власть реализуется методом всеобщего голосования с возможным делегированием каждым гражданином своего права голоса тому специалисту в законодательной сфере, которому он доверяет. Я не скажу, что такая система породит лучшую модель общественных отношений – но я уверен, что она породит модель наиболее стабильную, наиболее соответствующую уровню развития сознания масс… А это, согласитесь, уже немало. Если в рамках такой системы предметно и целенаправленно заниматься повышением образовательного уровня масс, повышать их уровень самосознания – то, в конце концов, глядишь – когда-то и вырастет тот "газон, который надо просто поливать и стричь. Всего лишь". Правда, делать это надо лет, этак, 400… или 500…- В зале зашумели: ссылка на известный анекдот понравилась.

– Это всё хорошо…- Кивнул "студент".- Но история знает массу примеров, когда непризнанные идеи андерграунда мутили массы… И – несколько примеров, когда из них выходили новые теории, системы взглядов, которые позже овладевали умами…- Абар уклончиво кивнул: спорно, дескать, но не стану ввязываться…- Так вот… Допустим… Что где-то… В столь любимых нами "народных массах"… вдруг… образуется круг лиц, который… предложит модель построения общества… лучшую… заметно лучшую, чем существующая. Поскольку любое государство всегда защищает именно свою модель… Я так понимаю, что эта… новая идея… сможет… пробиться в свет… только… революционным путём?

– Ну, почему же…- Абар улыбнулся – видно было, что подобные проблемы и методы их решения им уже продумывались.- Я уже говорил сегодня, что всякая идея имеет право на жизнь… если имеет достаточное количество сторонников… А если она действительно покажет свою жизненность – то, возможно, и на овладевание массами. Поэтому… Я намерен поступать так… Если… какая-либо идея… или эта – назовём её "об отсутствии необходимости государственного вмешательства в процесс перераспределения", или – какая-либо другая… наберёт достаточное количество сторонников… То я охотно предоставлю им возможность проверить её на практике. На какой-то ограниченной территории, разумеется. В надежде, что… какая-то часть здесь собравшихся… сумеет пронаблюдать и… достаточно подробно и непредвзято осветить весь этот процесс – становления и развития "нового общества"… Хотя бы – для того, чтобы избавить оставшуюся часть нашего общества от набивания подобных шишек лично, на собственном опыте. Думаю, что всякое грамотное правительство просто обязано предоставлять всем желающим подобную возможность – хотя бы для того, чтобы остальные знали, что из этого обычно получается. Это избавит нас от долгих и бессмысленных споров о превосходстве одной системы управления над другой: пусть просто каждый сторонник той или иной идеи живёт среди себе подобных, наслаждаясь применением этой идеи на практике. Я просто буду противостоять навязыванию им… или ими… этой идеи окружающим – вот и всё. Что же касается идеи о невмешательстве государства в перераспределение – то я не собираюсь даже обсуждать это применительно к государству в целом, но – если кто хочет – дам попробовать. На отдельно взятой, изолированной,- он сильно выделил последнее слово,- территории. Я просто знаю, к чему это – как и любой другой хаос – приведёт, а потому пробовать не хочу, ибо придерживаюсь и собираюсь придерживаться впредь идеи о необходимости грамотного государственного управления, одной из стабилизирующих функций которого является именно перераспределение.

– Зачем? Неужто в этом есть столь навязчивая необходимость?- Абар кивнул:

– Есть. Видите ли…- Он на секунду задумался, усиленно массируя подбородок.- Люди бывают разные. Как по уровню трудолюбия, так и по уровню алчи. Как по уровню адекватности оценки собственного труда, так и по уровню беспринципности в выборе средств обогащения… Именно эти параметры и определяют, большей частью, их активность в трудовой деятельности – промышленной, коммерческой, творческой, научной… и так далее. Одним эти их параметры позволяют становиться мировыми знаменитостями или просто,- он улыбнулся,- мультимиллиардерами; другим позволяют нежиться на песочке, наплевав на всё, кроме пива, девочек и прочих развлечений. Это – две крайности, два противоположных отношения к данной теме. А крайности в обществе всегда являются источником нестабильности, что пересекается с интересами государства, вынуждая его вмешиваться в этот процесс: так, если первых нужно бы несколько ограничивать – как в активности, чтобы они не сошли окончательно с ума, гоняясь за славой или прибылью, так и в доходах – чтобы они не получили слишком большой власти в обществе, ибо власть больших денег – одна из пренеприятнейших видов власти; то вторых нужно бы стимулировать к повышению активности, к уходу от праздной и безразличной жизни, ибо в противном случае нетрудно дождаться демонстраций под лозунгами типа "хлеба и зрелищ".

– Скажите, а чем Вам не нравится просто классический капитал?

– Слишком явная, неприкрытая эксплуатация, и, как следствие – снова нестабильность.

– А 'социальная справедливость'?

– Если понимать 'социальную справедливость', как это сейчас принято – то есть 'от каждого – по способностям, каждому – по труду', то такая модель не реализуема даже теоретически, так как совершенно невозможно определить, сколько это есть – 'по труду'. Точнее, нет способа точно определить 'количество общественно-необходимого труда, затрачиваемого…' в процессе того или иного производства; то есть – невозможно определить сколько-нибудь объективную меру труда. А раз так – значит, принцип оплаты 'по труду' есть чистейшей воды миф социалистов… и всех прочих, кто 'борется за социальную справедливость'.- Вздохнув, развёл руками претендент.

– Вы можете назвать строй, который предлагаете в качестве реально возможного?

– Я не собираюсь реализовывать какой-либо уже известный строй, тем более – "теоретически чистый": Во-первых – я, увы, реалист; а во-вторых – я достаточно хорошо знаю недостатки каждого, чтобы его желать.- Шум в зале, большей частью – одобрительный, прокатился волной к задним рядам.- Но я знаю и достоинства каждого из них, и намерен, по мере возможностей, их использовать.- Закончил Абар, когда волна улеглась.

– Чтобы создать – что?- Склонив голову набок, не унимался "студент". Абар вздохнул:

– Я не знаю термина, однозначно определяющего модель общественного устройства, которую я хотел бы реализовать. Не придумали пока люди этого термина. В любом случае это будет строй, максимально, на мой взгляд, соответствующий текущему состоянию общества.

– И что же… максимально соответствует… прямо сейчас?

– Попробуйте представить себе вариант капитала с элементами стабилизации и социальной защиты, выполняемой государством.

– Государством? Зачем?

– Как мы только что уже обсуждали, государство для обеспечения собственной стабильности вынуждено в какой-то мере вмешиваться в классический процесс оборота капитала, изымая часть доходов у наиболее богатых слоёв общества и перераспределяя эту часть среди беднейших слоёв населения. Пока существует неравенство – должно существовать и государство, выполняя, по крайней мере, функцию перераспределения благ.

– Это уже было…

– Разумеется – так было всегда. Любое государство так или иначе вмешивается в процесс распределения, и, если правительство хочет стабильности – оно будет это делать.

– А если оно не умеет?- вкрадчиво спросил "студент".

– Значит, это – плохое правительство. Подобный пример мы имели возможность наблюдать в период существования империи Сонов – весь период: от расцвета до загнивания и распада. Некорректное перераспределение, естественно, далеко не единственная ошибка Сонов – но именно она, на мой взгляд, внесла наиболее весомый вклад в 'святое дело' развала империи… В истории человечества, конечно, всё это в том или ином виде уже было, и не однажды… Да вот беда: люди не любят вспоминать уроки истории… почему-то…- Криво улыбнулся Анас-Бар.- Я как-то слышал,- хмыкнул он,- что [единственный урок, который можно извлечь из истории, состоит в том, что люди не извлекают из неё никаких уроков…][Б. Шоу]- В зале послышались смешки, местами прорвались аплодисменты.

– А как это намерены делать Вы?

– Объективно…- С невинным видом развёл руками претендент. В зале загоготали: шутка понравилась.

– То есть – со временем придём к полной, теоретической 'социальной справедливости'?- Сквозь шум прокричал уже известный нам "волосатый студент".

– Ох… Опять – двадцать пять…- Вздохнул Абар.- Давайте всё же говорить о реальных вещах – практических. Теоретически 'социальная справедливость' – не самый плохой строй, но давайте, всё же, отличать возможное от желаемого… К сожалению, реальная жизнь пытается учить людей отличать то, что хотелось бы создать, от того, что возможно создать. Иных ей удаётся научить, иных – нет.- Анас-Бар немного помолчал, задумчиво разглядывая небо за окном.- Лично меня,- наконец выронил он,- почему-то не привлекают попытки создать невозможное. А потому я стараюсь всячески избегать участия в подобных прожектах… Видите ли,- вздохнул он,- я, по природе своей, не воин: [я не люблю сражаться. Я люблю побеждать.][~Б. Шоу] А потому вынужден избегать участия в бесперспективных затеях…

– А население, в большинстве своём, так хочет 'справедливого социального распределения'…- 'Посокрушался', как я потом уже выяснил, Алозан.

– Увы – хочет…- Тоскливо вздохнув в ответ, согласился претендент.- Люди, в большинстве своём, не хотят бороться за справедливость или искать её – они хотят мифической справедливости, за которую не надо бороться, о которой не нужно даже думать – она как бы приходит сама собой… Или – её приносит 'умный дядя': "вот приедет барин – он рассудит"… Люди отвыкли думать. Они не хотят в муках искать истину. Они за время существования империи привыкли просто верить. Верить обманывающим их вождям, верить подцензурным книгам – считая, что всё это и есть истина: всеобщественно принятая, единственная, ограждённая от остального хаотического мира железным заслоном… в виде практически непроницаемых границ Великой Империи…- Он вздохнул.- Когда же Соны оказались неспособны удерживать границы и вынуждены были их открыть – вследствие чего в страну хлынул поток неподцензурной литературы 'из-за бугра' – в непривычных к этому мозгах обывателей буквально произошёл взрыв: ибо как можно жить, принимая всю эту мразь и дикость за чистую монету… Когда ещё люди научаться думать и искать истину самостоятельно, а не с готовностью заглатывать правительственную жвачку… Когда ещё они сумеют научиться считать написанное в книге не истиной в последней инстанции, а просто точкой зрения автора… Или, даже – просто заведомой ложью или вообще его шизофреническим бредом…

– Мне кажется, вы напрасно так непочтительно говорите о Сонах…- Со вздохом возразил ему неглупый, и, видимо – порядочный старик из зала. "Старый коммунщик", как окрестил его автор материала.- Они ведь пытались внедрить как раз тот строй, который и Вам больше всех нравится…

– Даже если это действительно так – заниматься этим следовало бы явно не в этой стране и не в это время…- Тяжко вздохнул Абар.

– Фокус состоит в том, что коммунщики сумели-таки построить 'коммуну' – для себя.- Ядовито заметил Алозан.

– А как при этом жили те, кто их кормит – их, естественно, совершенно не интересовало…- Кивнул Абар.

– Извините,- с вызовом возразил 'старый коммунщик'.- Многие из нас действительно искренне хотели построить придуманный Мавром строй, который Вы назвали наиболее для себя привлекательным.

– Что ж,- вздохнул Абар,- если вы действительно искренне этого хотели – вы должны признать, что ошиблись.

– В чём?

– Прежде всего – в людях, я думаю… Вы рассчитывали на общество, состоящее из идеальных людей: на общество, которого нет и… по крайней мере – здесь, сейчас… быть просто не может. Я допускаю, что в таком обществе вы могли бы построить 'коммуну для всех'. Я же считаю себя реалистом и вижу, какое общество – состоящее из каких людей – мы сегодня имеем. И, поскольку идеи коммун к этому обществу, к этим людям совершенно не применимы – ну, не могут они нормально жить при таком строе! – я считаю пропаганду этих идей в этом обществе государственным преступлением. Как можно рассчитывать на качества людей, которыми эти люди реально не обладают?- В вопросе Анас-Бара, казалось, смешалось недоумение с негодованием.- Любой здравомыслящий человек, мне кажется, придя к власти, может рассчитывать только на те качества составляющих общество лиц, которые реально существуют. И – должен преобразовывать это общество, воспитывать и учить этих людей – чтобы сделать его – и их – лучше.

– А лучшее – это как раз то, что есть сейчас, я думаю?- Ядовито заметил 'старый коммунщик'.

– Вы можете думать так, как считаете правильным,- пожал плечами Абар, вызвав смех в зале и негодование 'старого коммунщика'.- Я же считаю, что сейчас мы откатились в моральном отношении едва ли не на ту же ступень, на которой находились в период перед созданием империи Сонов. И, если ничего не менять – нас ждёт полная анархия, расцвет бандитизма и инфантильная власть ворья, которая реально не может не только навести порядок в стране, но даже тихо набить собственный карман; вследствие чего она пытается совершенно неприкрыто обманывать и грабить свой народ – в одном ряду с базарными ловкачами, уличными карманниками и карточными шулерами… Мне лично эта перспектива почему-то не нравится… Скажите,- вдруг обратился напрямую к 'старому коммунщику' Абар,- Вы хотите просто жить спокойно, не озираясь ежеминутно по сторонам в поисках того, кто вас ограбит или обмишурит? Даже, если это не будет называться 'коммуной'?

– Да.- После некоторой паузы кивнул тот.

– Так вот, я – тоже хочу. И это, пожалуй, единственный довод, которым им,- он показал на свиту,- в своё время удалось меня убедить.- Абар сошёл с трибуны, всем своим видом показывая, что поддерживать тему больше не намерен, и, извинившись, вышел из зала. Эстафету, поднявшись, тут же принял Бигур:

– Видите ли… Я уже говорил, что нам было сложно убедить этого человека заняться тем, чем он сейчас занимается… Мы понимали, что его аналитический ум превосходит любого из нас. Мы понимали, что среди нас есть 'ходячие кладовые' разума, которые, увы, не так молоды и сильны, как он. Понимали, что есть 'перспективные молодые политики', которые 'на ура' прошли бы на выборах, но – никто из которых реально не навёл бы порядка в стране. Никто из них не обладает тем объёмом знаний в области управления, который имеет Абар. Никто не обладает таким опытом увязки интересов большого количества вынужденных взаимодействовать друг с другом людей. И, наконец – я не знаю человека, настолько внутренне порядочного, что само подозрение в столь невинном, с точки зрения политиков, занятии, как вождение кого бы то ни было за нос, уже вызывает у него внутренний протест… Что же касается 'молодых перспективных политиков', то… Редко, кто из них неспособен изобразить здесь, на сцене, честного человека – этим они все владеют в совершенстве. Но… быть глубоко порядочным человеком в душе, в её тайных уголках – где всё, казалось бы, дозволено… Быть честным там, где тебя никто не сможет проконтролировать – ибо туда никому нет доступа… Это уже сложнее. Для кого-то это – вершина возможного, а для большинства – увы, недостижимо в принципе… Это не я придумал – всё это уже было обдумано и говорено не раз, в том числе – сформулировано великим Монтенем…- Бигур стоял у трибуны и так просто, по-домашнему, разведя руками, слегка насмешливо глядел в зал, как бы спрашивая: 'Ну, что я на авторитеты ссылаюсь, как будто хоть кто-то из вас думает иначе?'.

– Ладно глаголете…- Кивнул головой "профессор на пенсии",- да только вот с чего вы взяли, что для него это всё – не проблема?

– А мы этого и не утверждаем.- Вздохнул Бигур.

– Вот как?- Искренне изумился профессор.

– Мы это можем только предполагать. Но из всех известных нам вариантов этот, как мы считаем, лучший. Видите ли… Этот человек очень долго рос, как… архитектор, как… конструктор… различных систем управления, составными частями которых были как бездушные машины, так и живые люди. Рос он, увы, практически в полной изоляции, часто годами не имея возможности проверить свои изыскания. Это трудно. Это очень трудно. И, если бы ему так и не удалось ни разу проверить свои взгляды на практике – я бы не стоял сейчас здесь, убеждая вас. Невзирая на то, что сам разделяю его взгляды и верю ему. Я не осмелился бы на такой шаг – предложить ему решиться попробовать оперировать целой страной. Но… В его жизни было несколько эпизодов, в которых волею случая ему предоставлялась возможность проверить на практике результаты своих изысканий, реализовать системы управления и системы взаимоотношений, построенные на декларируемым им принципах. И во всех подобных случаях полученные результаты полностью соответствовали его прогнозам. А тот факт, что результаты эти вызывали недоумение многих его коллег, вынуждая их подозревать его и ближайшее его окружение чуть ли не в мистификации – хорошо характеризует степень его отрыва от них. Если, лицезря очевидное, довольно неглупый человек и вполне серьёзный специалист с уровнем эксперта недоверчиво восклицает 'не может быть' – для меня это хорошее подтверждение как правильности выбранного Абаром пути, так и грандиозности его ухода вперёд. Разумеется, эти прошлые его удачи не дают основания утверждать, что у него всё будет получатся и впредь. Но они дают основание это предполагать… Поэтому – если у вас есть тот, в отношении которого вы уверены – выберите его. Если существует некто, по отношению к которому вы имеете основания хотя бы предполагать, что он Вас устроит – выберите его, а не Абара. Но если у вас нет таких – давайте выберем всё же этого человека – хотя бы по принципу 'не самого худшего варианта': вдруг из этого хоть что-нибудь путное, да выйдет…- Ухмыльнулся Бигур. Видимо, тема на этом была уже исчерпана: зал молчал. Вопросов больше не было. А доверие, похоже, зародилось – ибо потом именно здесь, в Кайане, Абару было отдано 84 процента голосов…