Только что одна пациентка рассказала мне странную историю. Эта дама попала в автомобильную аварию; ее муж погиб, а она отделалась переломом руки и легким испугом. За рулем была она. И как водится, во всем винит себя. Уже пять дней, с тех пор как ее госпитализировали, плачет без остановки, потому что убила собственного мужа.

А сегодня утром я впервые обнаружила ее уже вставшей. Умытой. Одетой. Почти нарядной, несмотря на боль в покореженной руке. Я поделилась с ней своим удивлением; по правде сказать, я ожидала уж скорее попытку самоубийства. Но она заявила: «Шарли меня простил. Сегодня ночью он пришел ко мне и простил». Я поменяла ей капельницу, а потом присела, чтобы узнать подробности.

Она спала.

Глубоко спала, когда ощутила дуновение воздуха, словно махали веером над ее лицом. Это дуновение ее слегка разбудило, а потом кто-то влепил ей здоровенную пощечину, по правой щеке; она сказала, что почувствовала каждый палец, твердый и холодный, прикоснувшийся к ее коже. Она подскочила, поспешно зажгла свет. Схватила карманное зеркальце с ночной тумбочки: ее правая щека стала пунцовой, и там отпечатались пять вполне различимых пальцев. В палате она была одна, соседняя койка в тот момент пустовала. Она спросила вслух: «Шарли, это ты? Дорогой, это ты?» Вместо ответа простыни вокруг нее сжались, как тиски, а палату наполнил запах ее мужа, вполне различимый, сильный, одуряющий. Простыни стали одновременно твердыми и упругими, словно чьи-то мощные мышцы стали пригибать ее к матрасу. Давление простыней было таким сильным, что она была вынуждена снова лечь: ей было просто физически невозможно сохранять сидячее положение. Тогда она стала ждать. Она сказала, что не боялась, потому что знала – это ее муж и он не причинит ей никакого вреда. Он влепил ей пощечину, чтобы выразить свой гнев, это нормально, это здоровая реакция – я использую ее собственные выражения. Через несколько мгновений она ощутила поцелуй в лоб; Шарли всегда целовал ее в лоб. Поцелуй был долгий, холодные губы с силой прижались к ее лбу. Потом простыни разжались, и ей стало невероятно хорошо. Всю оставшуюся ночь она хранила на лбу ледяную отметину губ Шарли. А утром всякое чувство вины исчезло. Осталась печаль, конечно… Она любила своего супруга, жить дальше без него казалось ей трудным. Но вот что, Тома: отныне она убеждена, что он ее простил. Она больше не плачет, не уходит в себя. Она решилась жить.

Я предполагаю, что есть тысяча способов управлять своим страданием, некоторые порой видят сны более реальные, чем сама жизнь. Эта история напоминает мне сонный паралич, довольно распространенное, хотя и озадачивающее расстройство, во время которого у больного наблюдается мышечная вялость, иногда сопряженная с галлюцинациями. Но я не хочу отбрасывать возможность того, что ее рассказ – правда. Предвидела же девчонка твою аварию, невидимая рука спасла меня из океана, а старуха Шапель говорит о черном ореоле вокруг нашего дома. Мир не настолько минерален, как хотелось бы думать, а реальность не застыла в стеклянной рамке. Происходит столько вещей, которые невозможно объяснить! Все изнашивается – предметы, тела, машины. Мой дух никогда не постареет, невыносимое Время не имеет над ним власти. Так почему бы и нет? Дух Шарли пришел сказать прощай своей жене из какого-то промежуточного места, из переходной, нематериальной реальности. Я остаюсь атеисткой, Бог тут ни при чем. Я думаю только, что некоторые стороны нашего восприятия остаются во сне. Если необходимость общения достаточно сильна с обеих сторон, тогда становятся возможными и связи между разными уровнями, это как лифт между множеством этажей в здании без лестниц. Но видишь ли, этот лифт заработает только в случае крайней необходимости: сердечный приступ на пятом этаже, и лифт откроется, чтобы впустить реанимационную бригаду; или же девица с третьего и парень с седьмого до такой степени созданы друг для друга, что непременно должны встретиться. Взаимодействие тут необходимо : и тогда лифт включается.

Никогда бы тебе это не сказала, но думаю, что девчонка обладает этой способностью сновать между разными уровнями, перескакивать с этажа на этаж. Думаю, что как раз это тебя в ней и околдовало – эта девица то присутствует, то отсутствует, то осязаемая, то абстрактная, то зримый, то идеальный образ. Потому-то и Нат рисует в последние месяцы исключительно ее. Потому что дети знают, дети чувствуют, – а наш сын окончательно сформировался рядом с мертвым братом и больше, чем кто-либо другой, чувствителен к этим зазорам в завесах реального, которые открываются и закрываются чаще всего за нашей спиной, потому что мы туда не смотрим, слишком занятые конкретным управлением нашей осязаемой повседневностью. Действовать избавляет от необходимости думать . Натан рисует Кристину, потому что Кристина вымышленный персонаж. Кристина – это реальность, в которую каждый проецирует свою собственную правду, свое собственное желание, свою собственную судьбу. И ты тоже, Тома, вошел в этот образ. Но ты должен из него выйти, потому что это не жизнь.

Слышишь меня? Кристина НЕ ЖИЗНЬ.

Кристина – это голограмма.