Представьте себе, что вас – образованного сотрудника, не специализирующегося в области климатологии, – высокопоставленный чиновник попросил помочь сформулировать государственную политику в отношении изменения климата. Гордясь взвешенностью и обоснованностью своих рассуждений, вы отвечаете чиновнику, что вам «необходимо подумать над этим».
Но что значит «подумать над этим»? Как только слова чиновника достигли областей обработки слуховой информации, процесс подготовки предварительных суждений задействует все средства для достижения цели. Задолго (по меркам мозга) до того как вы оказались сознательно осведомлены о смысле вопроса, он активировал все те нейронные сети, которые имеют хоть какое-то отношение к проблеме изменения климата. Ваш мозг будет разбираться в мириадах битов уже хранящихся в нем мыслей о важности компьютерного моделирования и прогнозирования, честности ученых, значимости «климатгейта», чувств в отношении «зеленых», возможном беспокойстве о сохранении численности полярных медведей и о том, можно ли сфабриковать фотографии таяния плавучих льдов в Арктике. Он примет в расчет все ваши внутренние устремления и предпочтения, политические склонности, текущее настроение и интроспективные убеждения о собственном характере. Затем ваш мозг отправит в ваше сознание стартовый образ или мысль, показавшуюся ему наиболее подходящей, вместе со всеми ментальными ощущениями, которые этот образ может запустить [69]. Прежде чем вы сможете начать осознанные размышления, поле вашего разума уже будет наполнено всевозможными поверхностными суждениями и интуитивными переживаниями.
Чтобы понять, как работает этот подпороговый процесс, я позаимствовал у сообщества искусственного интеллекта термин «скрытый слой». Имитируя способ обработки информации, используемый мозгом, ученые, занимающиеся ИИ, смогли создать искусственные нейронные сети (ИНС), способные конвертировать речь в текст, распознавать лица, выигрывать у лучших шахматистов и побеждать в «Своей игре». В то время как обычные компьютерные программы работают строка за строкой, всякий раз выбирая между «да» или «нет», и все возможные события в них запрограммированы заранее, ИНС используют совершенно другой подход. ИНС основываются на простой схеме: вход → скрытые слои → выход. Между входящей информацией и выходным сигналом расположена эта – скорее метафорическая, чем конкретная – анатомическая область, содержащая математические программы, обучающиеся на основе опыта [70]. Оценивая каждый элемент входной информации, скрытый слой подготавливает решение (выходной сигнал), которое потом проверяется на точность. Эта обратная связь от выходного сигнала позволяет отрегулировать веса связей в скрытом слое в соответствии с тем, был ли выходной сигнал успешен.
Например, вы на футбольном матче, и ваш мозг получает информацию от вашей сетчатки, которая, как ему кажется, может быть интерпретирована как лицо Сэма. Если это действительно Сэм, то положительная обратная связь спровоцирует формирование более сильных и обширных связей между различными областями мозга, отвечающими за сбор воедино отдельных элементов распознавания его лица. Укрепленная нейронная сеть «Эй, да это же Сэм!» сделает последующее узнавание Сэма более простым и точным. Но, допустим, к следующему разу Сэм отрастил усы. При распознавании учитываются все компоненты: расстояние между глазами, густота бровей, подмигивающий глаз, а затем добавляется неизвестная переменная – новые усы. Ваша цепь «Эй, да это же Сэм!» активизируется, но так же распознает, что существует некое отличие. Может, это не Сэм, а кто-то очень похожий на Сэма. Для уверенности необходимо подтверждение. Если это окажется Сэм, то система обратной связи добавит усы в цепь «Эй, да это же Сэм!».
На самом базовом физиологическом уровне скрытый слой обеспечивает связь между опытом и обучением, основным концептуальным механизмом для генерации и последующей модификации всей нейронной цепи. Но в скрытом слое есть нечто большее, чем просто оценка информации, поступающей от внешнего мира и внутренних сигналов тела. Скрытый слой неразборчив, он учитывает всю входящую информацию независимо от источника. Сознательные мысли, психологические состояния, воспоминания обрабатываются так же, как и базовые зрительные, слуховые и обонятельные раздражители. Все вместе брошено в огромную путаницу входящих данных, которые скрытый слой сортирует, используя встроенные в него математические правила.
Прежде всего среди этой входящей информации от нашего сознающего разума находятся наши желания, стремления и намерения, прошлые и настоящие. Если это перерыв между футбольными таймами и вы бездумно оглядываете толпу, из предыдущих значений переменных, полученных на основе прошлого опыта, скрытому слою известно, что вы не хотите беспокоиться из-за ненужной вам зрительной информации. Он осведомлен, что вы хотите получать уведомления только о знакомых лицах и угрожающих событиях. Однако на этот раз все иначе. Вы сделали огромную ставку на игру и заинтересованы исключительно в концентрации на том, удастся ли вам удвоить свои деньги во втором периоде. Вам нужно, чтобы вас оставили в покое, чтобы спокойно просчитать свои шансы. Вы не хотите, чтобы вас уведомляли о присутствии Сэма двумя рядами ниже. Скрытый слой принимает это обновленное задание и переоценивает входящую информацию. Скорее всего, вы не заметите Сэма, машущего вам рукой, и он потом скажет своей жене, что вы настолько зазнались, что перестали здороваться. На деле сознающая часть разума посылает конкретные рабочие инструкции неосознаваемым процессам в мозгу. Эти команды обновляют должностные обязанности мозга.
Ваши сознательные желания – не самый главный компонент вашей иерархии мотивов. Неисчислимое множество неосознаваемых факторов также служит управлению настройками скрытого слоя. Я не о том, что роль сознательных намерений не является ведущей, а о том, что все сознательные действия разума могут восприниматься лишь как часть входящей информации для гигантского скрытого слоя, который уже взвесил каждый аспект нашей биологии и предшествующего опыта.
Хотя мы склонны думать о восприятии как об исключительно неосознанном процессе, нам также известно о воздействии внимания на восприятие. Некоторые из вас, возможно, смотрели видеоролики, где вас просили сосчитать, сколько раз баскетболисты передали друг другу пас. Занятые этим заданием, многие не замечают гориллу, проходящую через площадку перед игроками. Этот феномен, называемый «слепота по невниманию» [71], обычно демонстрируют, чтобы показать, насколько внимание влияет на восприятие. Внимание опосредованно намерением. Намерение «сосчитать пасы» превращается в серию рабочих инструкций для скрытого слоя. Занятый выполнением вашей команды, он не находит возможности сообщить вам о горилле.
С другой стороны, если вы уперлись в какую-то проблему, например в попытках вспомнить забытое имя или найти решение в новых или сложных отношениях, вы часто будете обнаруживать, что ответ словно сам «сваливается на голову». Хотя это событие выглядит непреднамеренным, как подарок вашей Музы или внезапное интуитивное прозрение, все совсем не так. Когда-то ранее у вас было сознательное намерение решить проблему, но вы оказались не способны сделать это в тот момент. Ваше сознательное намерение сохранилось в настройках скрытого слоя, который мог работать с ним в своем ритме, собирая вместе старые и новые данные до тех пор, пока не достиг возможного решения. И только после этого ответ появился в сознании.
Ваши сознательные желания – не самый главный компонент вашей иерархии мотивов. Неисчислимое множество неосознаваемых факторов также играет роль
Вернемся к проблеме: что значит «подумаю об этом»? Вы прочитали абзацы текста выше и с грустью признали, что та отправная точка, откуда начинаются ваши размышления, находится вне поля зрения в кипящем когнитивном рагу, с которым не получится произвести обратной разработки. Сколько бы вы ни тыкали и ни ковыряли это блюдо, вы не сможете разделить его компоненты на мясо и картошку. Тем не менее вы стараетесь, как можете, отбросить эти непрошеные чувства, которые можете распознать, и начинаете свой анализ. Вы делаете глубокий вдох и пытаетесь «прояснить свои мысли» – задача, вообще говоря, неблагодарная.
Но что, если б вы могли начать с чистого листа и целенаправленно вести свои размышления, свободные от подсознательных влияний? Мы бы все равно столкнулись с другими серьезными ограничениями осознанного мышления – ограничениями объема рабочей памяти и скорости обработки информации.
Переполнение памяти
Попробуйте вспомнить номер телефона. Большинство способно помнить семизначные номера, но воспроизведение более длинных номеров, например для международных звонков, вызовет затруднение. Независимо от уровня интеллекта и образования наша кратковременная (рабочая) память может удерживать только около 7 битов информации в каждый конкретный момент. Наиболее одаренные с трудом справляются с более чем 9 или 10 битами. Чтобы обойти это ограничение, мы склонны организовывать материалы в значимые группы, или чанки. Пытаясь сохранить в памяти номер, мы обычно делим его на три группы: код местности (три цифры), затем местный номер, разделенный на две группы из трех и четырех цифр. Запомнить три числа гораздо легче, чем цепочку из 10 цифр. В среднем мы можем сохранять четыре чанка информации в кратковременной памяти.
Представьте, что мозг оборудован электронным буфером обмена данными – эквивалентом оперативной памяти вашего компьютера. Этот буфер обмена может содержать только несколько чанков информации и тем не менее является единственным инструментом для мыслительной работы с содержаниями сознания. Если вы хотите добавить еще данных, вам необходимо освободить место, переписав часть данных из буфера обмена на жесткий диск (в долговременную память). Чтобы лучше понять смысл этой концепции, представьте себе умножение или деление цепочки цифр. Для наиболее легких вычислений мы обычно полагаемся на заученные действия – таблицу умножения из начальной школы. Когда мы выходим за пределы заученных вычислений и начинаем манипулировать числами в нашей голове, мы быстро достигаем пределов своих умственных возможностей. Поиск бумаги и карандаша или калькулятора – это психический эквивалент уведомления о том, что оперативная память переполнена. Те же самые ограничения памяти применяются к нашим способностям манипулировать символами, словами и идеями.
Что еще хуже для тех, кто хочет сохранить свою веру в комплексное сознательное мышление, – это чрезвычайно подавляющий факт того, что информация не задерживается в кратковременной памяти надолго. В течение минуты-двух любая информация, зависшая в кратковременной памяти, либо улетучивается, либо конвертируется в долговременную память. Как только содержания памяти отправлены в подсознательное хранилище, они становятся объектом множества неосознаваемых воздействий. Любая сложная мысль, занимающая больше пары минут, на своем пути из сознания в подсознание и обратно может испытать воздействие со стороны внутренних искажений, и у вас нет никакой возможности узнать, произошло это или нет.
Начиная с эпохи Просвещения, нам говорили, что человек – рациональное существо. И только в последнем столетии широкое признание завоевало представление о неосознаваемом познании. Но хотя мы все больше узнаем о всевозможных формах искажения восприятия и познания, проблема продолжает формулироваться как «мы нашли еще один эффект воздействия неосознанной деятельности мозга на осознаваемый процесс мышления». Однако с учетом мизерного количества доступного времени и оперативной памяти не правильнее ли будет перефразировать вопрос иначе: «Играют ли осознаваемые нами идеи хоть какую-то роль в нашем мышлении и если да, то какую?»
Чтобы посмотреть на следствия такого подхода, давайте вернемся к примеру с размышлениями о глобальном изменении климата. Когда вы услышали просьбу чиновника, несколько образов возникли у вас в уме и были прикноплены к доске вашего сознания. Вы выбрали один из них – бедственное положение белых медведей – и начали его обдумывать. Вы придумали несколько причин, почему нужно спасти белых медведей, и парочку – почему ситуация с белыми медведями может продолжать развиваться по пути птицы додо [18] . Теперь ваша умственная доска заполнена. Чтобы поиграть со второй возможностью – подумать над вариантом приобретения в будущем недвижимости на морском побережье Гренландии, – вам необходимо на время отложить белых медведей в хранилище долговременной памяти.
На этом моменте скажите «до свидания» своим исходным размышлениям. Если только вы не подпишетесь под архаичным и давно опровергнутым убеждением в том, что мозг хранит воспоминания подобно mp3-файлам, вам придется скрепя сердце согласиться, что, когда воспоминания перемещаются в долговременную память и обратно, они подвергаются модификации. В процессе размышления о прибрежной недвижимости беглый взгляд на голубую сойку в вашем саду может запустить поток новых ассоциаций, которые незаметно изменят ваше отношение к последствиям глобального потепления для дикой природы. Новые ассоциации будут добавлены к нейронной цепи, содержащей ваши прежние размышления о белых медведях. Это произойдет, хотя вы можете и не быть осознанно осведомлены об этой модификации и даже не вспомните, что видели голубую сойку. Через несколько минут размышлений о Гренландии вы делаете выбор против спекуляции на ее земле и возвращаетесь к мыслям о полярных медведях. Ваши прежние заключения о белых медведях уже содержат в себе новые или измененные элементы, подобно тому, как рассказываемая история преобразуется при игре в «испорченный телефон».
Эта неизбежная последовательность событий подрывает всякую надежду на то, что мы способны осознанно осуществлять сложные размышления. Мы просто не обладаем достаточным физиологическим оснащением. Любая мысль, длящаяся дольше пары минут и/или содержащая больше нескольких объектов, будет подвержена неосознаваемой обработке. Даже если б мы знали о действии каждого нейрона и синапса в любой момент времени, мы все равно не знали бы, какие мысли реально остаются в сознании, а какие пришли из подсознания, и чувствовали, будто все они находятся в сознании. До того гипотетического времени, когда наука откроет точный признак, отличающий сознательную деятельность мозга от неосознанной, любая корреляция между физическим состоянием мозга и соответствующим психическим состоянием полностью опирается на вербальные самоотчеты. Если испытуемый говорит вам, что весь процесс его размышлений происходил сознательно, то этому можно доверять не больше, чем утверждению, что жажда – результат сознательного решения.
Размышляя об отношениях между сознаваемыми и неосознаваемыми мыслями, я пришел к пониманию, что связующим звеном является система непроизвольных ментальных ощущений, в частности тех самых ощущений знания, уверенности, агентивности, выбора, усилия и причинности. Без этих ощущений не будет опыта переживания сознаваемой мысли. С ними мы получаем очень сильное чувство того, что пребывающие в сознании мысли отличаются от тех, что были сгенерированы неосознанно, «приходящих в голову», «ниспосланных музами» или «внезапно возникающих» в наших головах. Давайте представим, что вы ощущаете, когда очень стараетесь разобраться в какой-то проблеме.
В начале мысли А вы будете переживать мышление как процесс, чувствуя степень прилагаемых усилий и то, что это именно ваш разум ответственен за возникновение мыслей. Не вдаваясь в семантические тонкости, все вышеперечисленное можно описать как чувство принадлежности (разума), который создает мысль (чувство агентивности) путем акта направления внимания и полной концентрации (чувство усилия). Вслед за начальным этапом, в ходе которого вы осознаете только свои усилия, вы можете быть вознаграждены появлением новой мысли Б. Эта мысль Б будет ощущаться так, будто она была выведена из мысли А (чувство причинности), и, кроме того, будет сопровождаться чувством уверенности в обоснованности такого следствия (чувство знания).
Эта последовательность ментальных ощущений и формирует весь опыт мышления. Мы не осведомлены о том, какие механизмы и шаги задействованы в ходе мышления на самом деле. Болты и гайки познания завинчиваются в полной тишине скрытыми от глаз синапсами и нейронными связями. Если бы акт мышления обладал встроенным в него чувственным сопровождением, мы были бы осведомлены о каждом подсознательном когнитивном действии – невероятно неэффективное решение с точки зрения эволюции. Представьте себя перебирающим все свои полузаконченные подготовленные в подсознании мысли в попытке увернуться от тяжелого грузовика или саблезубого тигра. Уменьшение помех необходимо, если мы хотим достичь достаточной скорости реакции.
Реорганизация во времени
Следующая сложность: поскольку наш мозг весьма искушен в перенастройке чувства времени, мы не можем полностью доверять той временной последовательности, в которой мы переживаем свои мысли. Когда бейсболист видит мяч, подлетающий к базе, и затем замахивается на него, это радикально искаженное восприятие событий. Психологически невозможно наблюдать, как мяч подлетает к базе, а затем успешно инициировать замах. Осознанное восприятие приближения подачи и время, необходимое для реакции на нее через замах битой, – это непозволительно долго. Чтобы последовательность событий имела для вас ощутимый смысл, ваш мозг реорганизует ваше восприятие. Вы видите подлетающий к базе мяч, прежде чем вы замахнулись, вопреки психологической реальности, состоящей в том, что вы начали действовать для приема подачи и инициировали свой замах через несколько миллисекунд после того, как мяч покинул руку подающего [72]. Этот механизм применим ко всем высокоскоростным видам спорта. По оценкам исследователей, отдельные компоненты последовательности переживаний могут сдвинуться во времени по крайней мере на 120 миллисекунд – определенно достаточно для того, чтобы изменить восприятие нами последовательности собственных мыслей [73].
Применим реорганизацию во времени к восприятию последовательности событий, задействованных в цепи рассуждений. Вы уверены, что ваш разум создал такую последовательность событий: сначала вы подумали о белых медведях (А), затем о прибрежной собственности в Гренландии (Б), но эта мысль была отвергнута ради дальнейших размышлений о будущем полярных медведей (В). С точки зрения вашего опыта эта последовательность упорядочена, так что каждая последующая мысль вызвана предыдущей. Переживаемая вами последовательность событий: А → Б → В. Но у нас нет ни одного свидетельства того, как выглядит эта последовательность на уровне мозговых операций.
Мозг способен осуществлять большое число операций одновременно – биологический эквивалент параллельной обработки информации. Мы воспринимаем рациональное мышление как последовательный процесс, в котором одна мысль следует за другой, однако мозг, возможно, работает совсем не так. Представьте, что скрытый слой является гигантским комитетом, каждый член которого защищает свой интерес и который тем не менее генерирует и коллективный продукт. Некоторые члены комитета олицетворяют биологические факторы, другие – опыт прошлого. Все – от вашей ДНК до ваших политических взглядов – получает слово. Входящая информация предоставляется членам комитета, которые затем коллективно голосуют. Результат на выходе – новая мысль – не обязательно будет требовать последующей обработки. Очень может быть, что все члены комитета проголосуют одновременно и итог будет подведен мгновенно. Если так, то наше сознательное переживание мышления как цепи рассуждений может не соответствовать реально происходящим в мозге событиям. Кроме того, если мысль Б переживается как следующая за мыслью А в относительно короткий промежуток времени, мы не можем исключать возможности временной реорганизации – что Б на самом деле появилась раньше А. Поскольку временная реорганизация характерна для многих высокоскоростных видов деятельности, подобных спорту, она вполне может происходить и в ходе мышления.
Последовательность мышления
Одним из профессоров на моих курсах повышения квалификации был превосходный шотландский невролог, на редкость талантливый диагност, известный своей неспособностью выделить шаги, которые приводили его к диагностическому заключению. Кто-то обвинял его в умственной лености, поскольку он отказывался формализовать свое мышление в виде алгоритма или цепи рассуждений. Когда его просили об этом, он пожимал плечами и немного насмешливо отвечал: «Мой разум так не работает». Тем не менее он оставался образцовым врачом. Когда вставал вопрос об их собственном здоровье, медики были готовы не замечать так бросающейся в глаза необоснованности процесса принятия им решений ради получения оптимального заключения, каким бы образом оно ни было достигнуто. Я не считаю, что скоропалительные суждения – лучший из возможных образов мышления, но настойчивые утверждения этого невролога о том, что его рассуждения выстроены не последовательно, запомнились мне надолго. Что, если его кажущийся небрежным комментарий был ненавязчиво поданным прозрением: решение не всегда является завершением линейного процесса, независимо от того, как оно ощущается?
Мне понадобилось практически 10 лет, чтобы понять, что фундаментальная движущая сила убеждения в линейном характере мышления – это сильное ощущение того, что одна мысль порождает другую. И снова мы возвращаемся к непроизвольным ментальным ощущениям. Скомбинируйте ощущения: 1) чувство физического Я, активно и преднамеренно производящего собственные мысли, которые 2) порождают другие мысли, – и получите отличный рецепт для мощного чувства рационального мышления, сопутствующее всякому реальному разуму. Если бы мы не испытывали ощущения, что наши мысли связаны причинно-следственными отношениями, у нас не было бы знакомой нам рабочей модели разума, а вместо нее мы бы имели лишь нечто подобное бесконечно вспыхивающим, как на телеэкране, несвязным битам случайных данных, привлекающих наше внимание. Причинно-следственная связь – это хроника, приводящая в движение мысли.
Для создания функционирующего разума ментальные ощущения должны преодолевать любое и каждое противоречивое свидетельство. Отрицание этих переживаний как причудливых фантазий, сгенерированных мозгом, противоречит нашей биологии. В процессе написания этого абзаца я испытываю сильное чувство создания аргументации шаг за шагом, несмотря на понимание того, что, возможно, не выражаю ничего кроме общего гештальта, возникающего из кипящего когнитивного рагу. В реальности мои идеи могут и не основываться на линейно развивающемся процессе. Вероятно, эта возможность комплекса мыслей, возникающих одновременно, в противоположность последовательной цепи рассуждений, объясняет, почему хорошо продуманный аргумент часто описывают как «представляющий общую картину».
Чтобы лучше понять, чем может быть рациональное мышление, необходимо иметь некоторое представление о том, как соотносятся сознательные и неосознаваемые мысли. Важнее всего понять, что различие это чисто субъективное и едва ли отражает какую-либо фундаментальную биологическую разницу. Не существует достойных доказательств или доводов в пользу того, что «компьютерные вычисления», лежащие в основе мышления, отличаются друг от друга в зависимости от того, осведомлены ли вы о соответствующих мыслях. Чтобы мы могли утверждать, что механизмы работы осознаваемых мыслей отличаются от механизмов неосознаваемого познания, процесс мышления должен был бы меняться при переходе мысли в состояние «осознанной осведомленности» и обратно в подсознание. Но другие процессы в организме не функционируют в подобном режиме. Сердце не меняет характера своих сокращений в зависимости от того, осознаете вы его биение или нет.
Разницу составляет уровень вычислительных возможностей и инициирующий механизм (механизмы). Хотя мозг обладает несопоставимо большими компьютерными возможностями в сравнении с нашим сознающим разумом, ему необходимо сообщать, что делать. Помимо рефлексивных действий и, возможно, простейших расчетов, мозг требует вводных рабочих инструкций. Мозг не будет спонтанно пытаться планировать путешествие только потому, что он может это, точно так же, как он не будет работать над романом или доказывать теорему Ферма только для того, чтобы устроить вам сюрприз. Он предназначен для реализации желаний и стремлений своего владельца и имеет весьма приблизительное представление о том, какой должна быть реакция, чтобы она отвечала требованиям. Когда ваш мозг получает известие о том, что на следующей неделе вы отправляетесь в отпуск, он приходит в действие. Он знает, что неделя отпуска значит для вас и что именно будет подходящим набором возможностей, который можно вам предложить. Как хороший продавец, он отсортирует ваши последние воспоминания и предпочтения, чтобы сделать свои предположения о том, какие из них скорее принесут вам удовольствие.
Чтобы представить такое взаимодействие в компьютерных терминах, подумайте, как вы осуществляете поиск в Гугле. Не важно, насколько мощна поисковая система Гугла, вам необходимо напечатать некоторые инструкции в поисковой строке, чтобы побудить эту систему к действию. Пустая поисковая строка ничего не принесет. Стоит вам ввести ключевую фразу или две, и поисковая система получает цель. Она знает, чего вы хотите. Вы можете спокойно позволить ей провести необходимые действия. Нет нужды делать сложные записи в поисковой строке. Фактически они могут быть неоптимальными или даже запутывающими. Нескольких ключевых слов вполне достаточно для работы поисковой системы. Сознательные мысли являются эквивалентом впечатывания пары указаний в поисковую строку мозга. Это действие отлично подходит для мощности его процессора: нескольких ячеек памяти, заполненных из поисковой строки, вполне достаточно, чтобы запустить самый сложный из компьютеров, который только можно представить. Идеи перемещаются из сознания и обратно, сохраняются, модифицируются, восстанавливаются, постоянно перерабатываются, снова отправляются в долговременную память, еще больше модифицируются, вспоминаются и т. д., пока не будет получено окончательное заключение. Через множество итераций этого процесса мы приходим к тому, что ощущаем как сознательно выведенную цепь рассуждений.
Причинно-следственная связь – это хроника, приводящая в движение мысли
Позвольте предложить в качестве метафоры трудноуловимые отношения между дирижером и оркестром. Пусть дирижер представляет осознанное познание, музыканты – членов комитета скрытого слоя, музыка – окончательную мысль. Дирижер/музыкальный директор выбирает, какие произведения оркестр сыграет, выбирает темп, окраску и желаемую интерпретацию каждого фрагмента. Каждый музыкант вносит в исполнение собственные прежние рабочие знания, свое искусство, личные убеждения и эстетические взгляды, включая собственное представление об оптимальном исполнении. Тем не менее коллектив смотрит на дирижера в поисках дополнительной входящей информации и постоянного руководства. Слушая исполнение, невозможно субъективно развести влияние дирижера и музыкантов.
В процессе исполнения нет ни одного момента, когда дирижер самостоятельно производит музыку (если не считать свиста палочки, которой он машет). Хотя он только один из многих, кто вносит свой вклад в звучание музыки, влияние дирижера исключительно. Музыканты будут стараться следовать его инструкциям, даже если они в то же время руководствуются собственными привычками и предпочтениями. Качество исполнения и степень, до которой оно будет следовать указаниям дирижера, будет варьироваться в разные моменты игры, у разных музыкантов и разных оркестров. Не важно, насколько велики дирижерская власть и его влияние на исполнителей, абсолютных прогнозов заранее сделать нельзя. Можно ожидать, что окончательное исполнение будет отклоняться от намеченного из-за того, что музыканты будут позитивно или негативно реагировать на окружающую обстановку, на взаимодействие с другими исполнителями, реакцию аудитории или последние новости с переговоров о зарплате. С точки зрения публики, музыка создается как музыкантами, так и дирижером. Они действуют как единое целое. Мы следим за взмахом дирижерской палочки и движениями рук дирижера и, руководствуясь собственным чувством причинности, ощущаем, что эти движения порождают конкретную интерпретацию оркестром музыкального произведения.
Мы являемся дирижерами нашей неосознаваемой мыслительной деятельности. Мы предоставляем намерение, определяем направление действия и набор инструкций, чтобы привести в движение когнитивное бессознательное, и затем обеспечиваем непрерывное руководство им. Мозг использует свои врожденные и приобретенные в опыте методы работы, но также получает подсказки от сознания. Без дирижера оркестр не будет знать, что играть. Без входящей информации от сознания мозг не будет знать, какой проблемой ему заняться. Без оркестра не будет музыки. Без неосознанной мыслительной деятельности не будет сложных мыслей. Ощущение всецелой осознанности сложной мысли – это чистой воды иллюзия, искаженное чувственное восприятие, созданное непроизвольными ментальными ощущениями.