Патриция находилась под таким сильным впечатлением от разговора в машине, что в первое мгновение не обратила внимания на роскошную обстановку ресторана. А рассмотрела ее лишь позднее, когда немного пришла в себя.

В дальнем конце зала на небольшой сцене играл оркестр. На стенах, обитых темно-вишневой тканью, горели светильники, похожие на позолоченные канделябры. На столах белели скатерти, отделанные по краям широкой золотистой тесьмой с кистями.

Наверное, и блюда здесь соответствующего уровня, подумала Патриция безразлично. После беседы, произошедшей в машине, и в ожидании предстоящего разговора она абсолютно не хотела есть.

Раймонд мягко провел ладонью по ее плечу, но его прикосновения, даже самые невинные, были не способны успокоить ее. Напротив, вызывали в ней трепетную дрожь и заставляли мысли путаться.

– Расслабься, – прошептал он, склонившись к ней. – Все будет хорошо, обещаю.

Патриция глубоко вздохнула, но расслабиться не смогла. А когда Джарвис заговорил с подошедшим официантом, делая заказ, придвинулась к Раймонду и едва слышно пробормотала:

– Меня ненавидят все присутствующие здесь, ты ведь прекрасно это знаешь. Какой смысл продолжать разговор? Не думаю, что Эндрю и Сьюзен суждено вновь обрести бабушку и дедушку.

Раймонд спокойно и строго посмотрел ей в глаза.

– Эти люди любят твоих детей, я уверен, потому что видел, как они разглядывали их фотографии. Они мечтают встретиться с этими прелестными созданиями, и отказывать им в этом нельзя.

Патриция растерянно покачала головой.

Но ведь он сам сказал, что детям вредно видеть, как их мать открыто презирают? – удивилась она, ничего не понимая.

Официант подошел к Раймонду. Тот сделал заказ для себя и для Патриции, даже не спросив ее, чего ей хочется.

Вскоре принесли вина. Джарвис опробовал каждое и только после этого позволил официанту разливать напитки по бокалам. Патриции вспомнились слова Малькольма. Он постоянно твердил, что его отец прекрасно разбирается в винах.

Патриции ни в коем случае нельзя было пьянеть. Раймонд понял это и жестом велел официанту остановиться, когда тот наполнил бокал Патриции наполовину.

– Шотландские вина кажутся тебе слишком крепкими? – спросил Бэзил, устремляя на Патрицию злобный взгляд.

У Патриции похолодело сердце.

– Мне кажется, тебе самое время вызвать такси, Бэзил, – спокойно, но уверенно произнес Раймонд. – Мы ведь договорились еще в машине, что ты должен наладить с Патрицией вежливые и доброжелательные отношения, это очень важно.

Внезапно лицо Бэзила покрылось красными пятнами. Его дыхание участилось, а взгляд наполнился такой болью и тоской, что Патриции стало не по себе. Он повернулся к Джарвису и заговорил с мольбой в голосе:

– Папа, быть может, ты попросишь Раймонда не мучить меня упреками и угрозами, ты гораздо старше, чем я, тебя он послушает. Объясни ему, пожалуйста, что я тоже член семьи.

Джарвис насупился.

– Я считаю, у Раймонда достаточно оснований на то, чтобы отправить тебя домой, Бэзил.

– Ты тоже так считаешь, мама? – с горечью в голосе спросил разобиженный Бейнз, повернувшись к Розмари.

Та ответила мрачным молчанием.

Патриция чувствовала себя настолько неуютно, что не знала, как ей быть. Самым страшным было то, что она понимала отношение к себе этих людей и сознавала, что они, подобно ей, – жертвы ненормальности покойного Малькольма.

Она легонько коснулась ладонью плеча Раймонда и пробормотала:

– Пусть Бэзил останется.

Раймонд посмотрел на нее так, будто с ее уст только что сорвалось адресованное ему ужаснейшее оскорбление.

– Значит, ты не хочешь, чтобы твои дети познакомились с родными бабушкой и дедушкой, так следует тебя понимать? – пробасил он злобно.

Патриция ошеломленно хлопнула глазами. Она уже начала верить в то, что Раймонд на ее стороне, что в нем можно найти столь долгожданные, столь желанные опору, поддержку, понимание и защиту.

Какая я глупая! – подумала она, замирая от ужаса. Я ненавистна ему, как и всем остальным Бейнзам. Его заступничество за меня в машине было не чем иным, как средством достижения желанной для него цели.

Она здесь чужая, абсолютно чужая для всех. Эти люди никогда не считали ее своей и не намеревались в дальнейшем изменять к ней свое отношение.

Ей нестерпимо захотелось плакать.

А для кого я своя? – подумала она, ощущая острый приступ жалости к самой себе. Для бабушки, которая мучается сейчас в больнице и почти не помнит меня… А еще для Эндрю и Сью.

Но дети вот-вот ускользнут от меня – частично, а может, и полностью. Если я позволю Бейнзам сделать их полноценными членами своей семьи, то буду вынуждена всю жизнь чувствовать себя отверженной… Стоит ли одно другого? Должна ли я принести себя в жертву ради счастья детей?

– Ты считаешь, что общение моих Эндрю и Сьюзен с бабушкой и дедушкой не предполагает их общения с Бэзилом? – произнесла она медленно, убирая руку с плеча Раймонда.

К ее удивлению, его лицо стало вдруг очень задумчивым.

– Если бы я могла быть уверенной, что, воссоединившись с семьей Малькольма, мои дети не получат душевных травм и страданий, я давно привезла бы их в Шотландию, – сказала она, мысленно добавляя к этому, что ради блага сына и дочери решилась бы принять страдания сама.

Патриция посмотрела на Бэзила открытым, ясным взглядом.

– А ты прав, Бэзил, шотландские вина для меня крепковаты.

Тот, все еще находящийся под впечатлением ее заступничества за него перед Раймондом, еле заметно улыбнулся.

К их столику вновь приблизился официант.

– Мистер Бейнз, вас просят к телефону, – сообщил он, извинившись.

– Спасибо, – ответил Раймонд и поднялся со стула. – Простите, но я вынужден ненадолго вас покинуть, – сказал он, обращаясь ко всем остальным. – Наверняка звонит мой исполнительный директор, постараюсь не затягивать с разговором.

Обойдя стул Патриции, он приостановился, наклонился, коснулся ее руки и прошептал:

– Будь умницей.

На протяжении нескольких мгновений после его ухода за столом царило напряженное молчание. Семейство Малькольма и Патриция обменивались осторожными многозначительными взглядами.

Первой прервала молчание Розмари.

– Почему? Почему ты сказала моему сыну, что дети не от него, Патриция? Для чего заставила его страдать? – спросила она, тяжело вздохнув. В ее глазах отражалась неподдельная боль.

У Патриции перехватило дыхание. От обиды на Малькольма к глазам подступили слезы. Но она мужественно справилась со своими эмоциями и ответила спокойно и твердо:

– Ничего подобного я никогда и никому не говорила. Это ты, Розмари, взглянув на малышку Сью, заявила, что она не имеет никакого отношения к семье Бейнз. Разве ты сама не помнишь? Я побоялась, что и сейчас произойдет нечто подобное, поэтому и захотела поговорить с вами наедине, прежде чем устраивать вашу с детьми встречу.

– Теперь ничего подобного не повторится! – с чувством возразила Розмари.

– Но ведь ты изменяла Малькольму, он сам нам об этом рассказывал! – чуть ли не перебивая мать, выпалил Бэзил.

– Я не изменяла Малькольму ни разу в жизни, – ответила Патриция, не обращая внимания на слова Розмари.

– Но… – начал было Бэзил.

Патриция прервала его.

– Рассказы Малькольма были порождением его безумной ревности, – сказала она. – Я ничем не могла ему помочь, он нуждался в серьезном лечении.

У нее сильно закружилась голова. И стало вдруг немного совестно. В каком-то смысле Малькольм был прав, но он сам не мог об этом знать. Она изменяла ему, изменяла сотню раз, но не наяву, а в мыслях. И с одним-единственным человеком – с его двоюродным братом.

В мечтах, в невообразимых эротических фантазиях Раймонд посещал ее каждую ночь с того самого дня, как они познакомились. На протяжении долгих лет он являлся для нее спасительной отдушиной, источником радости и вдохновения. Если б не мысли о нем, она, возможно, давно сошла бы с ума, ведь тогда ее внимание сосредоточилось бы на вечном страхе перед мужем.

Она очнулась от раздумий, заметив, что Джарвис медленно кивает.

– Малькольм действительно нуждался в помощи психиатра, – произнес он печально.

Розмари и Бэзил ахнули. Патриция изумленно вытаращила глаза.

– Что ты такое говоришь, Джарвис! – вскрикнула Розмари, забывая, что находится в ресторане. Головы некоторых из посетителей, сидевших за соседними столиками, повернулись в их сторону.

Джарвис тяжело вздохнул.

– Наш сын пришел ко мне в офис утром перед самой аварией, – признался он.

– Что? – Розмари прижала руки к сердцу. – Я об этом ничего не знала, Джарвис…

Он бережно взял ее руку.

– Я не хотел тебя травмировать, дорогая моя. После разговора с Малькольмом мы не виделись с тобой до вечера, а вечером нашего мальчика уже не стало. После его смерти мой рассказ лишь усугубил бы твои страдания. Я решил, что отложу его до лучших времен. – Он опять вздохнул, так тяжело и безутешно, что Патриции захотелось тут же прервать эту кошмарную беседу. – Малькольм сказал мне в то утро, что накануне позвонил Патриции и попросил ее привезти детей в Шотландию. Она отказала ему.

Патриция почувствовала, как на нее устремляются исполненные ненавистью взгляды Розмари и Бэзила. И смело пояснила:

– Я сказала, что с радостью приму Малькольма, если он приедет навестить детей в Штаты.

Джарвис кивнул.

– Это он тоже мне поведал. А твое предложение, Патриция, назвал неслыханной щедростью.

Бэзил злобно усмехнулся.

– Да-да, моя реакция на его слова сначала была примерно такой же, как твоя, Бэзил. – Джарвис посмотрел на сына, потом – на жену. – Но когда он признался мне в том, что все его обвинения в адрес Патриции – ложь, я согласился с ним. Наша бывшая невестка – человек на редкость великодушный.

– Но она увезла детишек так далеко от Малькольма, так далеко от нас, – жалобно простонала Розмари.

Джарвис прикрыл ладонью вторую ее руку.

– Наш сын признался мне и в том, что замучил жену своей жуткой ревностью. Что это чувство душило его, владело им, заставляло совершать десятки безумств. Он не знал, как справиться с этим кошмаром. Поэтому, желая чем-то объяснить свои семейные неурядицы нам, выдумывал о Патриции всякие гадости.

Он посмотрел Патриции в глаза. Она увидела в них мольбу и сразу поняла, с какой просьбой к ней обращаются. Джарвису хотелось утаить от самых близких людей наиболее страшное и неприглядное из того, что вытворял его младший сын. Он стыдился рассказывать Розмари и Бэзилу о том, что Малькольм зверски избивал жену.

– Когда мы поженились, Малькольм был еще очень юн, – сказала Патриция, стремясь оправдать поведение мужа.

– Но о том, чтобы мы общались с тобой как можно реже, он позаботился с самого начала вашей семейной жизни, – печально и с неохотой произнес Джарвис.

– Что ты имеешь в виду? – Патриция нахмурилась, приготовившись услышать очередной вымысел Малькольма.

– Он сообщил нам, что ты вынудила его жениться на себе, заявив, что забеременела, – сказал Джарвис.

Патриция нервно рассмеялась.

– Ну и ну! Если б это соответствовало действительности, обо мне писали бы все газеты!

Это был бы второй случай непорочного зачатия, известный человечеству!

Лицо Бэзила вытянулось.

– Но… Я ничего не понимаю… – Он покачал головой.

– Я тоже… – пробормотала Розмари убитым голосом. – Естественно, мы были против вашей свадьбы. Просили Малькольма, чтобы он женился хотя бы года через два, когда достигнет двадцатилетия. Но, узнав о твоей беременности, перестали отговаривать его от столь серьезного шага… – Она прикрыла глаза ладонями, будто пытаясь спрятаться от мучительной правды. – Как выясняется, никакой беременности не было…

Патриция сделала глоток вина.

– Мы поженились слишком поспешно, – пробормотала она. – Тогда нам казалось, что нас связывает любовь…

Принесли заказанные блюда, но к ним никто даже не притронулся.

Джарвис в очередной раз сокрушенно вздохнул.

– Мне кажется, Малькольм просто не ведал, что такое ответственность. Ответственность перед родителями, перед женой, перед детьми… Он вступил в семейную жизнь, играя, потом начал лгать, запутался в своих выдумках, в опасениях, что его обман, в конце концов, выплывет наружу. Все это я высказал ему в то утро перед его гибелью. Мы разговаривали с ним очень долго: – На его лице отразилась искренняя печаль. – Мы все пострадали от его лжи, особенно Патриция.

– Что ты говоришь, папа! – воскликнул Бэзил, глядя на отца в полном недоумении.

– Ты молчал целый год, Джарвис! – Розмари беспомощно всплеснула руками.

Тот медленно опустил седую голову.

– Существуют такие вещи, моя дорогая, о которых тяжело говорить даже мужчине. Еще немного, я набрался бы сил и все рассказал тебе и Бэзилу. Мы вместе связались бы с Патрицией… Раймонд меня немного опередил…

Он вздохнул, и Патриция увидела в его глазах слезы. Ее сердце больно сжалось. Еще минуту назад она хотела попросить его рассказать Раймонду все, что ему стало известно. Но теперь отказалась от этой затеи. Не стоило вынуждать бедного старика еще раз проходить сквозь все те мучения, которые он пережил только что. Нет, подвергать его столь кошмарному испытанию повторно она не желала.

Ее мысли переключились на Розмари. Тот день, когда мать Малькольма отказалась от новорожденной Сью, крепко засел в памяти Патриции. Но теперь она сознавала, что не имеет ни малейшего права осуждать бедную женщину, слепо верившую словам сына.

Мои дети должны познакомиться со всеми своими родственниками, твердо решила она. И чем быстрее, тем лучше. Их полюбят, окружат заботой и теплом. В этом случае им уже никогда не будет грозить одиночество. Отношение членов семьи Малькольма ко мне тоже постепенно изменится. Возможно, между нами никогда не возникнет крепкой дружбы, но исчезнет вражда, а это главное!

А с Раймондом она когда-нибудь обсудит запутанную ситуацию сама и расскажет ему абсолютно все. Хоть он и знает, что в последние годы у нее не было мужчин, почему-то до сих пор считает ее порочной, продолжая верить старым басням несчастного брата.

Она сделала еще глоток вина, набираясь храбрости, вздохнула и произнесла примирительным тоном:

– Все, о чем мы сейчас говорили, осталось в прошлом. Нам следует подумать о настоящем и о будущем. Этого заслуживают Эндрю и Сьюзен, этого заслуживаем мы с вами.

Джарвис устало кивнул и сказал:

– Малькольма мы все любили, но он был отнюдь не святой. Присоединяюсь к словам Патриции и призываю нас всех поскорее исправить ошибки, совершенные нами не по нашей вине. Это важно для детишек.

Теперь прослезилась Розмари.

– Мне не терпится поскорее прижать их к своему сердцу.

На лице Бэзила сохранялось выражение недоумения. Он рассеянно крутил в руке вилку и смотрел в одну точку.

– Я до сих пор не могу понять, зачем Малькольму понадобилось так изощренно лгать?

Патриция сама хотела бы найти окончательный ответ на этот вопрос, но пока не могла и поэтому смолчала. Ее голову распирало от воспоминаний и раздумий, но в израненной душе уже начал воцаряться мир.

Раймонд вернулся в тот момент, когда каждый был погружен в свои мысли, и опустился на свой стул.

– Извините, что заставил вас так долго ждать! – воскликнул он, обводя нетронутые блюда удивленным взглядом. – Что означают полные тарелки? Что в лучшем ресторане Сент-Эндрюса разучились готовить?

– Для нас время, в которое ты отсутствовал, пролетело незаметно, – сказала Патриция, кривя душой. Минуты без него тянулись для нее бесконечно долго, хоть и были заполнены серьезнейшей беседой.

Конечно, она очень жалела о том, что Раймонд не слышал того, что говорил Джарвис. С другой стороны, радовалась возможности остаться с семьей Малькольма наедине. При Раймонде подобная беседа вряд ли состоялась бы.

– Значит, вы без меня не скучали? – спросил он, шутливо приподнимая широкую темную бровь.

– Мы разговаривали, – сдержанно ответил Джарвис.

Раймонд повернул голову и внимательно посмотрел на Патрицию, явно надеясь уловить произошедшую в ней перемену.

– Мы решили, что Эндрю и Сьюзен необходимо познакомиться с бабушкой, дедушкой и дядей, притом как можно скорее, – сообщила она.

Но вместо удовлетворения и радости увидела в его глазах беспокойство и тревогу. Он нежно коснулся ее подбородка.

– Признайся, ты в порядке?

Патриция до сих пор злилась на него за те резкие слова, которые он бросил перед уходом. Поэтому, несмотря на то, что его заботливый жест заставил ее на мгновение замереть от счастья, она убрала его руку и резко произнесла:

– Только не пытайся убедить меня в том, что тебя это сильно волнует!

Раймонд откинулся на спинку стула. По его лицу промелькнула тень.

– И все же меня это волнует, и очень сильно, – ответил он, не боясь, что его услышат и все остальные присутствующие. – Мне казалось, я сумел убедить тебя в этом еще перед встречей с Розмари, Джарвисом и Бэзилом. Неужели по моему поведению ты так и не смогла понять, что я действую, исходя из самых искренних побуждений?

– По твоему поведению я могла понять лишь единственное, а именно, что ты одержим идеей восстановления между членами твоей семьи дружеских отношений, – пробормотала Патриция. – Ты был готов ради этого на что угодно, даже встал на защиту женщины, которую презираешь.

– Патриция, дорогая, – прервала их скандальный диалог Розмари. – Когда мы увидимся с малышами? Может, привезешь их к нам в ближайшие дни?

Представив себе, что ей вновь придется перешагнуть порог родительского дома Малькольма, Патриция почувствовала неприятный холодок за грудиной. Но оттягивать момент встречи Эндрю и Сью с людьми, которые жаждали подарить им свою любовь, она не собиралась.

– Думаю, мы приедем к вам уже завтра, – ответила она, улыбаясь. – Надеюсь, Раймонд позволит нам воспользоваться его машиной.

Раймонд резко качнул головой и серьезно взглянул сначала на Джарвиса, потом на Розмари.

– Мне кажется, ваша первая встреча с внуками должна произойти в замке. К нему дети уже привыкли, там они будут чувствовать себя гораздо комфортнее. – Приезжайте к нам в любое время.

Розмари кивнула, но Патриция заметила по выражению ее лица, что слова Раймонда ей не слишком понравились.

Она и сама удивилась, что это ему вдруг вздумалось выдвигать родителям Малькольма какие-то условия? Естественно, он сделал это не ради нее. Но ради кого? Ради Эндрю и Сьюзен? Неужели ее дети так сильно запали ему в душу?