Сергей со мной уже второй день. Мы лежим тесно прижавшись друг к другу и разговариваем. Ничего кроме невинных поцелуев и разговоров я пока ему не позволяю: он ещё слишком слаб. А поговорить нам есть о чём. Мы спешим поделиться историями жизни друг без друга, и часто меняем темы, перескакивая через годы и сюжеты.
Вот и сейчас: я выслушала рассказ о том, как он «потерялся» из-за того, что в армии его отобрали в какую-то таинственную спецшколу «без права переписки», и уже в который раз спрашиваю его об отце:
— Серёжа, ты правда думаешь, что ему дадут условный срок и отпустят?
— Да, Никуша. Я так думаю. Ведь он был заложником и работал под давлением. И мало, что успел… Потому что был у них всего полгода и делал поначалу вполне невинные психотропные порошки. Потому Самбэк и обрадовался тому, что Марчелло докопался до твоей девичьей фамилии и они сообразили, что ты его дочь… Он велел доставить ему тебя живой. Надеялся, что с твоей помощью и героин вернёт и отца твоего согнёт, заставит работать на него. Но я ничего этого не знал, пока не увидел вашей встречи…
Я осторожно поправляю повязку на плече любимого и прошу:
— Расскажи ещё, как ты испугался из-за той листовки про розыск…
— Сначала я обрадовался, что ты нашлась! — поправляет меня Сергей, — а уже потом жутко испугался… И не поверил: не могла моя принцесса стать убийцей! — он погладил мои щёку и шею: — Моя принцесса… Знаешь, когда мне становилось совсем невмоготу, я закрывал глаза и представлял тебя… Ту, в день нашей первой встречи… Ты шла с подружками вниз по лестнице и смеялась… В пышной-пышной юбке, тоненькая как стебелек прекрасного цветка… И с каждым шагом твоя юбка колыхалась, а распущенные волосы подпрыгивали и падали на плечи… Я глаз не мог от тебя оторвать! Как будто ко мне шла фея из сказки… или Золушка… с улыбкой, обещающей волшебство и радость… Я носил этот образ в своём сердце все эти ужасные годы…
Я благодарно трусь щекой о ладонь Сергея и хмыкаю:
— А вместо принцессы нашёл наглую наркокурьершу и матершинницу…
— Да, поначалу я был здорово обескуражен, — смеётся он, — а потом ещё больше влюбился. В такую отважную и прекрасную разбойницу влюбился бы любой бандит. Как ты их всех отбрила! Это было нечто! Я гордился тобой. И очень боялся, что они разозлятся.
— Правда?! Гордился?
— Правда, любимая. И гордился, и злился, и ревновал… К Доку, например. И даже к Самбэку…
— А к этому-то чудовищу почему?!
— Не знаю. Ревновал и всё! Мне показалось, что он запал на тебя. Когда Самбэк узнал, что тебя похитили, он пришёл в ярость и проговорился, что ты дура, если не поняла, что он собирался сделать из тебя королеву… А потом велел найти и привести к нему, чтобы узнать, кто стоит за твоей спиной и почему в камере хранения его пацанов уже ждали менты… Короче, ты достала его конкретно… А Док, вообще, впал в транс. И я тоже. От ревности.
— Ёжик, я люблю тебя… Я любила тебя всю жизнь… Даже, когда думала, что ты бандит! Правда, правда!
— Какая ты у меня беспринципная! — ласково говорит Сергей и, нависая надо мной, обнажает мою грудь: — Вероника… Я хочу тебя…
— Нельзя, это вредно для раненного! Терпи пока… — он скользит рукой по моим бёдрам под сорочкой, но я, хоть и сомлела, непреклонна: — Потерпи… Хотя бы до завтра…
Я просыпаюсь от того, что Сергей пытается одной рукой снять с меня сорочку. И пугаюсь: — Серёжа!
— Уже наступило завтра, — жарко шепчет он, — ты обещала… — я начинаю дрожать и он догадывается о причине: — Не бойся, любимая… Я больше не буду так… как животное… Прости меня, скотину, за тот день… Просто я растерялся… Испугался, что не смогу вас защитить… Что стал уязвимым, потому что у меня появилась семья… А ещё не мог понять, как так долго жил без вас… Запутался… — ему удаётся снять сорочку и он, с трудом сдерживая нетерпение, страстно и часто целует моё тело. Его поцелуи, как ожоги, я ничего не могу с собой поделать и сжимаюсь ещё больше. Сергей в отчаянии опрокидывается на подушку: — Ты больше не любишь меня!!!
Я прихожу в ужас и начинаю плакать… Да что там плакать — я скулю, как побитая собачонка! Где мой ласковый принц? Где мой нежный и любящий Ёжик?
Слёзы льются из меня солёными реками невыносимо долго и я не в силах остановиться. Но вот Сергей со вздохом кладёт руку на мою голову и начинает перебирать волосы, как тогда в машине после встречи с отцом, потом лёгкими прикосновениями целует мою шею… и спину, скользя губами по позвоночнику, невесомо оглаживает бёдра — и я, затихая, поворачиваюсь к нему лицом и подставляю под поцелуи глаза, нос, щеки и губы. И целую его сама… Долго и сладко…
— Какой же я кретин… — шепчет он, осыпая поцелуями моё лицо, и спускается ниже и ниже, растворяя меня в своих ладонях и в нежности… Выгибаясь, я таю на его губах и на кончиках пальцев… И, наконец, он укрывает меня собой и, дрожа от нетерпения, приникает ко мне страстным поцелуем. Совсем как раньше, в юности…
— Я люблю тебя, Серёжа… — выдыхаю я, обвиваясь вокруг него, — просто ты забыл какая я… А я всё та же… Твоя…
Звонок из Волгограда застаёт нас за поздним завтраком. Поинтересовавшись, как наши дела, и послушав мой голос, бабушка передаёт трубку зудящему у неё под боком Никитке.
— Ма, позови папу, — сразу же требует он, не рассказав, как скучает по мне, — у нас будет мужской разговор… — я включаю громкую связь и отдаю телефон Сергею.
— Папа, я не знаю, что делать с бабушками! — деловито жалуется мой маленький мужчина, — они целыми днями плачут, а бабушка Рина ещё и ругается! Матерными словами.
— А что так? — сдерживая смех, спрашивает Сергей. — Они тебе объяснили причину?
— Они говорят, что плачут от счастья! — недоумевает Никитка. — А ещё, что скучают… Па, разве от счастья плачут?
— Плачут, сынок, — серьёзно отвечает Сергей. — Ты успокой их и скажи им, что мы скоро увидимся. Вот я подлечусь, мама сдаст экзамены и мы устроим свадьбу. А потом отпразднуем твой день рожденья…
— Свадьбу?! — выдыхает Никитка. — Самую-самую настоящую?! С мамой?
— А с кем же ещё? — изумляется отец. — Я всегда хотел жениться только на нашей маме!
Никитка бросает трубку и радостно озвучивает новость тем, кто рядом с ним. И тут же раздаётся голос взволнованной Полины Аркадьевны:
— Это правда, сынок?! Вы решили пожениться? А Вероника согласна?
— А ты спроси у неё сама! — заявляет Сергей и смотрит на меня с хитрым прищуром.
Я шлёпаю его по лбу и кричу:
— Мне приходится соглашаться, мама Поля! Не могу же я оставить нашего бравого Серёжку без присмотра? А то он опять вляпается в какие-нибудь мужские игры, а нам потом слёзы лить…
Полина Аркадьевна счастливо смеётся и Сергей, отключив громкую связь, терпеливо докладывает матери о состоянии своего здоровья, а потом долго и с удовольствием болтает с нашим сыном…
Сергей окреп уже настолько, что включается в работу следственной группы. Утром за ним присылают машину с тонированными стёклами, а после обеда привозят домой — с новостями. Я кормлю его и учиняю свой допрос, в основном, об отце. Выясняется, что до того, как попасть в лапы Самбэку, отец работал в подпольном фармацевтическом бизнесе. Я пугаюсь, что это может осложнить его участь, и Сергей успокаивает меня тем, что чистосердечные признания и помощь следствию обязательно зачтутся отцу… О, Господи! Когда же всё, наконец, уляжется?
Разговоры об отце всякий раз выбивают меня из хрупкого равновесия и Сергей спешит с активными утешениями — настолько активными, что мы оказываемся в постели, и я забываю обо всём. Повязку с плеча уже сняли и рука его с каждым разом становится подвижней, а объятия крепче. Мы прилежно осваиваем новую, почти семейную, жизнь и учимся быть счастливыми. Нам никто и ничто не мешает … до воскресенья.
В воскресенье в наше благолепие врывается истомившаяся по празднику Тоська, справедливо считающая, что заработала полное право приобщиться к нашему счастью. Мы зовём к себе Марию Игнатьевну и закатываем пир — фактически, нашу помолвку. Сергей терпеливо сносит повышенное внимание к нему моих соратников и с интересом выслушивает приятные оды в мой адрес, ну, а я расхваливаю друзей, рассказывая об их неоценимой поддержке в этот сумасшедший май. По ходу обмена благодарностями Тоська вспоминает о Михаиле и, удивившись тому, что он не с нами, принимает самоличное решение пригласить моего верного рыцаря на праздник.
После звонка Тоськи Михаил является на удивление быстро — и всё начинается сначала. Но я уже не столь безмятежна… Да и мой милый «мишка» немного не в своей тарелке и его нежные взгляды украдкой волнуют и томят меня… Зато Сергей с резким взлётом энтузиазма берёт на себя роль хозяина дома: мол, знай своё место всяк сюда входящий! После пары рюмашек климат за столом теплеет и Сергей не только отдаёт должное Михаилу, как моему другу, но и сообщает всем, что тот спас его и дал свою кровь для переливания… И тут я теряю контроль над собой и кидаюсь на Мишку с поцелуями…
Лишь находчивость и быстрота реакции Тоськи, сделавшей то же самое, спасает праздник от скандала. Сконфуженный Михаил, сказавшись на дела, желает всем удачи и уходит, за ним тянутся тётя Муся и Тоська, и мы остаёмся вдвоём с хмурым любимым…
Неизбежная разборка начинается с прямого вопроса Сергея:
— Этот твой «близкий друг»… Михаил… насколько близкий? У тебя с ним что-то было?
Я ждала этот вопрос и всё же теряюсь. Но ненадолго. Не в моём характере пасовать — я предпочитаю идти на таран.
— Было. Всё было… — натыкаюсь на горячий взгляд ревнивца и вскидываюсь: — А что? Я должна была хранить верность парню, бросившему меня беременной на произвол судьбы?!
Сергей упирается в меня ошалевшим взглядом:
— Что ты несёшь, Ника?! Ты же знаешь, что я не бросал тебя! Это ты пропала и никому не оставила своего адреса!
— Ладно, — иду я на мировую, — не будем больше поминать злой рок, разбросавший нас по жизни. — А только ты не должен корить меня за мужчин… Тем более, что их у меня за семь с лишним лет вместе с мужем всего-то было трое… А вот ты, небось, всяких там Манан и Раис до фига пропустил через себя!
— Речь не об этом! — раздражается Сергей. — Я ни в чём тебя не корю и не собираюсь делать этого! Что было, то быльём поросло… А только есть одно маленькое «но»: я кроме тебя никого из своих женщин не любил, а ты Михаила любишь! А он так и вовсе… Это любому заметно. Он от одного лишь звука твоего имени впадает в прострацию…
Я понимаю, что пришла минута откровения и принимаю это как неизбежность:
— Да, Серёжа. Михаил мне очень дорог. За двое суток экстремального общения мы сошлись с ним так близко, будто знали друг друга с детства. С ним мне было легко и надёжно. Как в танке. Первый раз я сутки пряталась у него от бандитов, которые гонялись за мной по всей Москве. Это Миша организовал погоню за ними… За Котом и тремя другими, которых ты пострелял. Тогда он подумал, что я погибла, и втравился в следствие… Потом узнал от Тоськи, что я жива, и примчался в Волгоград… Как раз, после той жуткой встречи с тобой… когда ты обошёлся со мной как с одной из своих шлюх и не признал сына… — Сергей возмущённо вскинулся, но я закрыла его рот ладонью: — Помолчи! Дай мне всё сказать! Я не захочу больше возвращаться к этой болячке! Так вот: я была совершенно убитой и Миша утешил меня. И рассказал всё, что знал о следствии. Это были наши вторые сутки. В тот день я узнала, что тебе грозит смертельная опасность — и выбрала тебя! Тебя, Серёжа, несмотря на то, что чувствовала себя оскорблённой. Михаил всё понял, потому что полюбил меня по-настоящему. И он согласился помочь мне спасти тебя. И сделал это! Хотя знал, что если бы ты исчез из моей жизни, я бы осталась с ним… И так бы и было! Но он привёл тебя ко мне, переступил через свои надежды, лишь бы сделать меня счастливой… Потому что он замечательный человек. И ты не ревнуй меня к нему… Ведь ты победитель в этой битве… И не забывай, что Миша теперь тебе, как брат, — в твоих жилах течёт его кровь!
Мы пьём чай и молчим. Молчание не угнетает нас, потому что мы говорим глазами. Я вижу, что Сергей всё ещё переживает из-за моих отношений с Михаилом, но взгляд его теплеет каждую минуту.
И я решаю отвлечь его от терзаний ревности:
— Серёжа, я сочинила анекдот про наркомана… Рассказать?
Он немного удивлённо вскидывает брови и натянуто улыбается:
— Валяй, рассказывай.
— Один широкез приходит в магазин, покупает бухло и собирается уйти. «Эй, парень! А чек?! — кричит ему продавщица. Он оборачивается, а она ему: — Возьмите чек…». У того болты в глазах: «Это чо же, чек к бухлу в придачу? — продавщица кивает и широкез впадает в шок: — Надо же! Чеки за так дают! Во, блин, демократия!»
— Хороший анекдот… — хмыкает Сергей и быстро спрашивает: — А жена его где была?
— Чья? Широкеза?
— Мишкина! — горячится Сергей. — Твоего сероглазого рыцаря!
Я понимаю, о чём он, и спокойно отвечаю:
— Она как раз уходила от него. В воспитательных целях… Воцаряется звенящая нервом тишина и я, не отводя глаз от бесконечно дорого мне лица, терпеливо жду конца томительной паузы…
— Вот дура! Добегалась! Мужика вздумала укрощать! — неожиданно смеётся Сергей и протягивает мне руку: — Ну, иди ко мне, неотразимая моя… Моя королева милиции и мафии… Я уже остыл… — я сажусь к нему на колени и он запускает горячую ладонь под юбку: — Чёрт с ними со всеми: с мужиками, с бабами, с мафией! У нас с тобой есть дела и заботы поприятней. Мы должны отлюбить все свои долги и вернуть друг другу потерянные семь лет! Мы вместе и это главное… Давай, не будем тратить время на всякие глупости… Ни минуты… Любимая… Храбрая моя девочка… Желанная моя…
Звонок был особенным: он сулил мне приятный сюрприз. Открыв дверь, я впускаю возбуждённую Тоську с огромной коробкой в руках:
— Никуша! Я к тебе по делу! — пряча хитрые очи, врёт она и летит прямиком в гостиную.
Я терпеливо жду, пока она достаёт из коробки нечто обёрнутое в белый холст и суёт мне в руки: — Разворачивай!
— Свадебное платье!!! Какое шикарное! И очень похоже на одно… из юности… — и я догадываюсь: — Сговорились с Сергеем? Да? Ну-ка, признавайся, Антонина!
— Ага, — моментально соглашается Тоська, — сговорились. Сначала он мне подробный фасончик нарисовал, а вчера пришёл в ателье и полчаса перебирал складочки… И лиф зачем-то целовал… Я уж боялась, что он весь фасад измусолит.
— Надо же! — рад у юсь я. — Не забыл, что обещал! Обласкал…
— Ты это о чём, подруга? — недоумевает Тоська.
— Да так, Тось. Это я о своём, о девичьем…
Я кричу. Кричу в экстазе. Мой крик сливается с гортанным вскриком Сергея и уже в две струны летит к небесам и парит и вибрирует… Потом зависает в невесомости и, затихая, падает на нас. И в этот момент чёртиком выскакивает мысль: «Гоп твою мать! Какой оргазм!» — и тонет в моём заливистом смехе.
Сергей отвлекается от благодарных поцелуев и, сияя глазами и улыбкой, удивляется:
— Отчего ты смеёшься, любимая?
— От счастья. Я в улёте, в умате, в торбе, в мазе, под кайфом!.. Я словила ха-ха…
— Нахваталась жаргону у наркош… — ласково укоряет меня Сергей — и смеётся: — Я тоже в улёте… И в умате…
18 октября 2008 г., Волгоград