Выслушав мою детективную повесть, тётя Муся укрыла меня своими материнскими объятьями и пригорюнилась.

— Бедная моя девочка! — выплеснулась она искренним сочувствием, поглаживая моё плечо. — Это сколько же ещё судьба будет полоскать тебя в своей юдоли? За семь лет почти без передышки то одно, то другое… — она глубоко вздохнула и обхватила меня покрепче. — То-то я смотрю ты какая-то не такая: и перекрасилась, и глаза пустые, и лицо смурое… Даже про своего любимчика Тихона не спрашиваешь.

— А где он, кстати? — спохватилась я. — Где этот баловень шлындает? Не встречает хозяйку, не ластится…

— Где, где! По «бабам» пошёл! — живо среагировала тётя Муся, радуясь возможности развлечь меня. — Он у тебя хоть и кот, а форменный кобель! Целыми днями, Бог знает, где шляется, ни одной драной кошки не пропустит. Приползает поздно, весь в репьях… И в кого он такой шалавый? Из приличной семьи, кажется, в хороших руках воспитывался…

Как бы не было мне паршиво, а стенания тёти Муси меня развеселили:

— А про папашу моего забыли? Тоже из приличной семьи, а кобелём оказался!

— И вправду забыла про Бориску! — хихикнула Мария Игнатьевна. — Значит верно говорят: в семье не без урода! — и без всякой логики задала горячий вопрос: — И что ты будешь теперь делать?

Я встала и потянулась:

— Прямо сейчас лягу вздремнуть. На часок. А потом буду долго и много думать.

— А мне что делать? Я могу тебе чем-то помочь?

И меня осенило:

— Можете! — тётя Муся по-солдатски вытянулась и уставилась мне в рот. — Во-первых, мне надо обезопаситься от прослушки телефонов. Поэтому я попрошу вас купить мне пару СИМ-карт и сделать вот что. Позвоните из автомата Тосе и, не называя имён, скажите, что ей надо купить новую симку и послать компаньонке эсэмэску с номером. И больше ни слова. Я потом с ней свяжусь. Всё поняли? Повторите.

Тетя Муся послушно повторила задание и я выдала ей «довесок»:

— А ещё купите мне, пожалуйста, пару трусиков и парик блондинки. Хорошо бы ещё театральный грим и другую одежду. Какую-нибудь дурацкую юбку. И сигарет, пару пачек. Вы знаете какие… Подождите, я дам деньги.

— Не надо денег, Никуша, — отказалась моя соратница, направляясь в прихожую, — у меня от ремонтных осталось тысяч двадцать. На эти мелочи вполне хватит.

Оставшись одна, я взглянула на часы — 17:00. Самое время для непрошенных гостей. Значит с отдыхом подожду, а займу-ка лучше наблюдательный пост…

Пристроившись за густым тюлем у кухонного окна, я приступила к обзору двора. И исключительно вовремя: Ренат был на точке! А интересно, он уже долбился в мою дверь? Похоже, что да. Вон как высматривает меня, вертится во все стороны как флюгер! И всё в том же пиджаке — видимо, на этот прикид он спустил все свои грязные деньжата. Сволочь! Это из-за него я бегаю как заяц между жизнью и смертью! Из-за его преступной морды трясёт всех дорогих мне людей!

Проклиная Рената, я ещё не знала, как крепко спаялись наши жизни, не ведала, сколько потрясений ждёт меня впереди! А пока я пугалась силе растущей в моей душе ненависти и молилась. И просила мамочку присмотреть за своей непутёвой доченькой…

Тем временем Ренат забеспокоился и покружившись на месте, как собачка перед столбиком, стреканул за угол. Я поискала причину его беспокойства и, шаря глазами по двору с резвящейся ребятнёй, пропустила момент, когда в мой подъезд нырнула подозрительная личность. Да нет, кажется, две! Я метнулась к двери и прильнула к глазку.

Мужики поднялись на доступный обзору пятачок и задрали головы вверх. Затем один из них что-то сказал другому и в этот момент я увидела его лицо, а, точнее, бандитскую физиономию в обрамлении отменно больших ушей, от чего он сильно смахивал на Чебурашку. Перебросившись парой слов, братки поднялись выше и минут через пять уже спускались вниз. Злые, как собаки. Я вернулась к окну и убедилась в том, что они не покинули двор, а отойдя в сторону, предъявили мне свои, с позволения сказать, лица — уставились на окна моей квартиры. И я их хорошо рассмотрела.

Один из них, на первый взгляд, ничем особенным не отличался от нормальных обывателей: как сказали бы в милиции — особых примет нет. Совершенно бесцветный тип, среднего роста и непримечательной комплекции. Другой, которого мысленно я уже окрестила Чебурашкой, обладал весьма малоприятной наружностью и выглядел хрестоматийным бандитом: низкий лоб, тяжёлая челюсть, короткая стрижка. Но в отличие от первого он принадлежал к отряду тяжеловесов, причём довольно рослых. Оба они были в поношенных джинсах и в спортивных куртках.

Поглазев на окна, братаны отошли к дому и выпали из поля моего зрения — должно быть, пристроились под балконом… И тут в моей башке засвербело от вырвавшейся на волю сумасшедшей мысли.

Я кинулась в прихожую и напялила на себя «дворовую» кофту моей широкоплечей и пышногрудой соседки. Затем накинула платок на свой брюнетистый парик и, схватив с дивана плед, выскочила на балкон: якобы повесить сей покров для проветривания. Прицепив плед к высокой верёвке прищепками, я затаилась за ним и стала прислушиваться к гудящим внизу голосам. С высоты второго этажа слышимость была вполне приличная…

Разговаривали двое: один сипловатым посаженным голосом, а другой, приглушённым тенорком. И говорили они обо мне.

— Слышь, Умник, ты хоть знаешь, как она выглядит? — спросил Сиплый.

— Конечно. Сегодня Марчелло прислал её фотку Самбэку, а тот велел поставить её в мобилу мне и Ганже. Пока Мамай в отъезде я у вас старшой.

— Покажь, — попросил Сиплый, — а то я второй раз на стрёме стою, а кого жду не знаю… — несколько секунд было тихо, видимо, мужики «любовались» мною, затем я услышала возглас: — Надо же! Такая доска, а столько шороху навела!

— Не гони, Витёк! Она не доска. Она бешеная волчица и безбашенная баба. Почти двенадцать кэгэ «Гаррика» заначила, самого белого — это тебе не шуточки!

— Да уж точно не общипанная кошка, не блатная… — согласился Витёк. — И ботва у неё клёвая. Голубая. Как у куклы Мальвины. И глаз не занюханный, с мыслями. Жалко остального не видать.

— Это ты правильно… про куклу. Её и Мамай так прозвал. Как про неё дела, так не иначе как Куклой зовёт.

— Чёртова кукла! — просипел Витёк. — Свернуть бы ей башку! Как поймаем, я с ней за всю мазу рассчитаюсь. Сполна.

— Да кто тебе даст? Её не велено гасить. Самбэк сам ей кару назначит и Мамаю скажет.

— А я перед тем, как сдать её, по своему с ней разделаюсь. Покуражусь. И ствол в дупло ей вжарю. Кто узнает?

— Заткнись, похабник! У Самого на неё свои виды…

— Да ладно, Умник, не выёживайся! Я и тебе её приласкать дам. Во все дырки.

— Кто ты такой, чтобы давать мне или давать! Знай своё место! И смени тему, чтобы я тебе нос не вправил!

После короткой, наполненной неразборчивым ворчанием, паузы Витёк последовал рекомендации Старшого:

— Мне Шишок сказал, что Харлам рвёт и мечет от злости. Собрал своих барбосов и говорит: облом, мол, у нас, Самбэковский Батыр нашу Лису и груз похерил. Будем, говорит, им стрелку назначать. И в депресняк впал…

— Не впаривай мне, Витёк! — возмутился Умник. — Харлам не закумаривает. Никогда. В его бизнесе башка ясная нужна.

— Всё одно он не в себе. Такой куш потерять! Весь базар стонет: чеки дорожают. Опять же опустили его. Такого крутого.

— Наш Самбэк покруче Харлама будет, у него фабрика, — заметил Умник.

— Харлам тоже щука шиберная, — заупрямился Витёк, — почти два центнера в год через себя пропускает. У него, говорят, сам Южанин в свояках ходит.

Видимо, Умник решил не ввязываться в бесполезный спор с подельником и Витёк, не дождавшись его реакции, снова сменил пластинку:

— Батыр дал маху, а мы тут дежурь сутками!

— В обнюшке небось был, вот и обложался, — предположил Умник.

— Не, он не нюхает, — возразил Витёк, — он смайликами балуется, витамином «Е».

— Добаловался гнида… Не удивлюсь, если Самбэк его уже подписал…

— Поделом ему… И чего мы тут торчим? Эта Кукла точняк на чьей-то хате скрывается… — затосковал Витёк и в который раз поменял объект сплетен: — Слышь, Умник… Мне один братан проболтался… Самбэк держал базар с Бригадиром, так тот сказал, что Марчелло дал наколку Харламу с расчётом. Хочет сам всеми нами заправлять.

— Кто? Марчелло? — вскинулся Умник. — Да какой из него Отец? Жидковат он в Отцах ходить. Он же прожженный жучара… Да и ни к чему ему с мелкотой возиться. Он по крупному гребёт, сливки снимает, а грязная работа не по его рангу.

— А ты что, видел его? Разве знаешь кто это такой? — съехидничал Витёк.

— Да кто ж его нам, обормотам, покажет? Он слишком высоко сидит… — обескуражено протянул Умник и, желая ускользнуть от дальнейших комментариев, желчно процедил: — Ты глянь, Витёк… Барбосы Харламовы сюда чешут…

— Ишь ты! Плывут фуфырями, джонки набекрень… И чего им неймётся? — подхватил Витёк и со смаком обложил конкурентов забористым матом.

— Пойдём отсюда, — недовольным голосом предложил Умник, — незачем тут разборки затевать. В машине отсидимся… Да и жрать уже охота. У тебя гребёнка с собой?

Ответ утонул в шуме удаляющихся шагов, но я услышала начало фразы:

— Ага. В машине…

Я осторожно закрыла балкон и поспешила к дверному глазку. Как бы мне не хотелось крепко подумать над всем услышанным, я должна была рассмотреть барбосов Харлама: врага надо знать в лицо! И я успела взглянуть на эти лица «в джонках», которые оказались кепками, напяленными на бритые головы. Ну и рожи! Просто хунвейбины в мацумотовках! А одеты и впрямь недёшево. Но изучить прикид братков я не успела.

Действие второе моего спектакля на лестничной площадке мало отличалось от первого: парни быстро поднялись на третий этаж к моей квартире и также скоро вернулись, позволив мне ещё разок взглянуть на их физиономии. Думаю, сегодняшних «знакомств» достаточно, чтобы узнать в толпе и «самбэковцев» и «харламовцев». Как и в предыдущем случае я переместилась к окну и проследила за уходом братков со двора.

Вот теперь можно всё обмозговать. Я уселась на диван, подобрала под себя ноги и углубилась в копошащиеся в голове мысли и догадки.

Значит крутой «фабрикант» Самбэк дал мне особую кликуху и в мире наркобизнеса появилась «чёртова кукла», она же бешеная волчица и сумасшедшая баба? И он имеет на меня свои виды… Интересно: какие? Интуиция подсказывала, что мне они не понравятся… Одно хорошо: сразу меня не убьют! И может быть не станут насиловать… Позволят ещё немного помучиться на белом свете… Ладно, об этом лучше не задумываться, тут уж как Бог даст, как судьба выведет… А вот до Марчелло стоит докопаться.

Сдаётся мне, что это Марк Челноков — уж очень созвучно это имя с кликухой «жучары», претендующего на господство в наркомафии и статус «Отца». Да и кто ещё имел возможность сфотографировать меня, заведомо уверенный, что я та самая Кукла? Только он. Фотография у него появилась сегодня, после моего посещения управления… Когда же меня сфотили? И кто? Скорее всего на выходе от него — тогда уже точно было известно, что я — это я. И я была достаточно заморочена, чтобы не заметить, как меня фотографируют… Хоть на сотик, хоть камерой… Да. Марчелло — это Челноков! Больше некому.

Странно, почему меня не скрутили в бараний рог прямо там? А какой смысл? Он же не дурак действовать противозаконно у себя в конторе! Предъявить мне ему нечего, я чиста. Да и потом Челноков понял, что я крепкий орешек, а сумку с героином надо найти… Последить за мной, узнать, где я её спрятала. Да и вообще он из тех, кто привык загребать жар чужими руками… И всё-таки: почему братки не подстерегли меня возле управления? Или в сквере, пока я обзванивала близких? Чего выжидали? Хотели поймать с поличным, то бишь с сумкой? А может они пасли меня, но я удачно сменила имидж и спутала им все карты? И теперь им зачем-то нужна гребёнка… Какая гребёнка?!

Стоп! Кажется у меня начинает ехать крыша. Пора подкрепиться кофейком…

Сварив себе крепкий кофе, я с размягчёнными мозгами и в растрёпанных чувствах пристроилась у окна — и увидела тётю Мусю, а рядом с ней… того самого мужика, на которого пришлось натравить Катюшкиного Джека.

Он возвышался над моей отнюдь не малорослой соседкой и о чём-то с ней договаривался. Марья Игнатьевна внимательно его слушала, но вот он сунул ей в руки клочок бумаги и отправился восвояси. А моя опекунша кинула удивлённый взгляд на свой балкон — должно быть пыталась припомнить: когда это она вывесила на проветривание плед? — и медленно побрела к дому. Я отошла от окна и скрылась в спальне: мало ли кто за ней увяжется? Она ведь у нас такая общительная!

Громко хлопнула входная дверь и я насторожилась: с кем это она разговаривает? Навострив уши, я услышала, как тётя Муся отчитывает моего кота:

— Ну и где тебя носит, паршивец? Опять репьёв насшибал? По кустам шманал, небось? Тебе что дворовых кошек мало? Дождёшься ты у меня! Вот отнесу тебя к ветеринару — пускай кастрирует! Может, хоть тогда угомонишься…

Да, Тихон! Это серьёзная угроза! Похоже, мы с тобой на пару рискуем нарваться на суровые меры воспитания: тебя кастрируют, меня линчуют. А всё потому, что непутёвые мы… Я покинула убежище и потопала в кухню. Соседка разгружала сумку, а кот, вместо того, чтобы с радостным мяуканьем кинуться мне в ноги, равнодушно глянул на меня и растянулся под окном. И ты, Брут? Не хочешь с наркокурьером знаться? Все против меня…

Тётя Муся повернулась ко мне и улыбнулась:

— Подремала, детка? А я вот тут… управляюсь. Всё, что ты просила, принесла. Кроме грима. Зато сообразила купить тебе колготки и лёгонький джемперок. Твоя блузочка слишком тонкая, а ещё прохладно. Сейчас разберу продукты и всё отдам.

— Не торопитесь, Марья Игнатьевна. Лучше расскажите: чего тот следак от вас хотел?

— Знамо чего: чтобы я позвонила ему, когда ты появишься. Телефончик свой дал. Я, само собой, обещала уважить. А чего ж не обещать? — она хмыкнула. — Пускай надеется… А плед на балконе откуда взялся? Ты вывесила?

Воспользовавшись удобным моментом, я поведала хозяйке о своей партизанской вылазке и о разговоре Умника с Витьком. Она заволновалась:

— Зачем же ты высовываешься, Ника? Не дай Бог Дашка увидит! Она ведь выдаст тебя браткам с превеликим удовольствием! Небось, эта дура спит и видит, как бы тебе насолить!

Я обняла широкие плечи своей спасительницы и защитницы:

— Не беспокойтесь, миленькая, я буду осторожна… Приму все меры безопасности.

Обеспечивать свою безопасность я начала сразу, как только получила от тёти Муси пакет с камуфляжем и реквизитом. И первый делом я взялась за свой сотовый телефон.

Как я и ожидала эсэмэска от Тоськи с её новыми позывными уже пришла. Молодец соседка: выполнила задание чётко! Да и подружка не сплоховала.

На случай, если телефон будет похищен или потерян, я выписала из него нужные номера и вычистила его память до первозданной чистоты. Затем вставила новую СИМ-карту и начала обзванивать милых моему сердцу людей, начав с Аллы Григорьевны.

Та была взволнована и начала расспрашивать, что со мной случилось и почему некий серьёзный мужчина допытывался, давно ли она меня видела. Я сказала ей, что меня обокрали и у бандитов оказалось её последнее письмо. Самое смешное, что, в принципе, я не врала, но о наркотиках ей, естественно, лучше не знать. Единственное, о чём я попросила свою названную тётю: никому, ни под каким предлогом и ни словечка не говорить о Никитке и бабушке. Так, на всякий случай… Тетя Аля со всем согласилась, но чувствовалось, что до конца мне не поверила: уж слишком ласково она уговаривала меня поберечься.

Следующий разговор был проще, в том смысле, что мне не надо было юлить и изворачиваться, хотя, разумеется, и вываливать на подругу всё, чем «обжилась» за этот день, я не собиралась. Она и так из-за меня вся на нервах.

Трубку Тоська взяла почти мгновенно, выдав тем, что ждала звонка с нетерпением. Внимательно выслушав пересказ подслушанного мною разговора «самбэковцев», она заметила, что ничего принципиально нового нём не нашла, кроме того, что убивать без близкого знакомства меня не собираются, и съязвила, что это её здорово утешило. Мы немного отвлеклись на остроты по поводу моих кликух «Кукла» и «Волчица», и, наконец, Тоська сказала главное: за офисом тщательно следят! И, как она считает, этих наблюдателей несколько групп и, похоже, они мешают друг другу.

— Так это же здорово, что они мешают друг другу! — подбодрила я подругу. — Пусть они себе развлекаются… А ты сделай вот что… — и я посоветовала Тоське распустить по ателье сплетни, что она меня уволила, потому что я не являюсь на работу и сильно её подвожу. А ещё, заявить, что намерена выкупить у меня мою долю, но никак не может найти…

— А это, пожалуй, неплохая мысль! — одобрила Тоська. — Наверняка, те, кто за нами следят, выведывают «новости» у наших девчонок и надо постараться, чтобы кто-нибудь из них разговорился… Например сели сплетничать в скверике напротив…

— Вот, вот! — поддержала я ценную инициативу. — Это будет классно! А я не буду тебе звонить днём. Только поздно вечером, когда ты будешь уже дома.

— Значит я правильно сделала, что купила новый мобильник! — обрадовалась моя рассудительная подруга, — он будет у меня дома, а в рабочем сотовом я тебя уберу. И наши фотки тоже. Пусть все поверят, что я вычеркнула тебя из своей жизни!

— Успехов тебе, подружка! Ругай меня покрепче, не стесняйся. Это будет наш оберег.

Разговор с Антониной ввёл меня в меланхолию, а, по правде, так попросту расстроил: кабы не эти чёртовы приключения, мы после удачной презентации, уже завтра развернули бы бурную деятельность, строили бы планы на будущее… А не тряслись по углам, как зайцы и не играли бы в конспирацию.

Находясь в таком неустойчивом, близком к истерике, настроении, я не рискнула звонить бабушке и охотно откликнулась на приглашение тёти Муси идти к столу.

За едой и чаем мы по молчаливому согласию не касались моих криминальных проблем, и после долгого и неторопливого ужина изрядно уставшая от сегодняшних потрясений соседка выдала мне постельное бельё и отправилась спать, хотя обычно ложилась поздно. И даже часто шутила по этому поводу — мол, у неё переходной возраст: встаёт, как пенсионерка, рано, а укладывается, как пионерка, поздно.

Отправив тётю Мусю на отдых, я, наконец-то, позвонила бабушке и бодрым голосом сообщила ей, что у меня всё налаживается. В конце короткого разговора трубку у неё вырвал Никитка и, поболтав со своим заброшенным сыночком, я расстроилась окончательно. В голову стали лезть глупые мысли о том, что я могу оставить его сиротой и ему будет тяжело без мамочки, пусть даже такой несуразной, что бабушка не переживёт моей смерти, а Никитку отправят в детдом…

О, нет! Я не имею права распускать нервы! Моя эпопея ещё в самом начале и мне потребуется много-много сил. Так много, что я не знаю, откуда начерпать их! Около часа я болталась по квартире, перебирая книги и переключая программы, пытаясь таким образом отвлечь себя от самокопания. И в итоге, зная, что ничто так не отвлекает меня от проблем, как моделирование, я взяла из вазочки несколько салфеток и стала работать.

Набросав несколько идей, я увлеклась и поняла, что без компьютера мне не обойтись. Вожделенный ноутбук со специальной конструкторской программой, подаренной нам с Тоськой Николашей находился всего этажом выше и меня одолела назойливая мысль, что пойти и взять его мне абсолютно ничего не мешает: ведь все «фигуранты по делу» уже отметились и вряд ли ночью кто-то будет меня поджидать…

«Мне никак нельзя сидеть без работы! — накручивала я себя. — А без компьютера мне не обойтись! И вообще: что я буду делать целыми днями? Да я же умру от скуки!».

Основательно разогревшись сомнительными доводами, я решила посетить свою квартиру, не обращая внимания на интуицию, которая шептала мне: ах, тебе скучно? Ну, так готовься совсем скоро будет чересчур весело! Так весело, что аж пятки будут гореть!..

О, если бы я знала, как захлестнут меня дальнейшие события и каким «весельем» обернётся моё легкомыслие! Всё, случившее со мной до этой минуты было лишь прелюдией к тому, что меня ждало впереди. Мне бы остановиться, не дразнить судьбу, но уж сильно было невтерпёж — и я направилась на выход…

Не зажигая в коридоре свет, я влезла в свои основательно разношенные на работе туфли и осторожно выглянула наружу: какая удача! Темно! Опять кто-то выкрутил лампочки на втором и третьем этажах. Это хорошо, это мне на руку… Я вышла на лестничную площадку, убедилась, что никого нет и на цыпочках стала подниматься к себе…

Впереди меня неожиданно нарисовался Тихон: должно быть выскользнул вслед за мной. «Не нагулялся, поди» — безо всяких эмоций отметила я и продолжила путь. Было тихо и немного тревожно.

Вот я почти у цели, но… что это?!!

В мою квартиру проникли чужие! Чёрная щель между приоткрытой дверью и стеной была достаточно красноречива. Я обалдела. Из этого состояния меня вывел мой кот: он, наконец-то, вспомнил, что ещё не приветил хозяйку и стал ластиться. Досадливо поведя ногой, я отогнала его и он… нырнул в чёрную дыру нашего с ним дома. Моё сердце затрепыхалось и шевельнулась единственная здравая мысль: беги назад, дурында!

Но расслабленная обманчивым успехом недавней вылазки на балкон, я сделала всё наоборот: шагнула вперёд, прислонилась к двери — и услышала голоса. «Всё раскурочено… Судя по всему, здесь уже пошарили псы Харлама…». «Ты прав, братан. Даже если тут что и было, они забрали это ещё прошлой ночью…». «Не! Сумку они не нашли! А то зачем им тут огибаться? Ты же видел, что…»

Договорить бандит не успел, потому что раздалось агрессивное шипение моего бесстрашного кота. И сразу же чёрную щель, в которой торчал мой любопытный нос, порвал луч фонарика. Всё во мне завопило: бежать! Но я стояла как вкопанная. От паралича меня излечил громкий окрик: «Ника! Ты чего это торчишь тут как неродная?!». Оторвав нос от двери, я ахнула: Дашка! С полным ведром мусора!

Я шарахнулась от неё — и врезалась в дверь своей квартиры. Та, естественно, распахнулась, я резко развернулась — и в лицо мне ударил луч света. И оглушил ор: «Это она!!! Кукла!». Бандит ринулся ко мне, а кот ему под ноги… Секунду или две, закаменев от ужаса, я созерцала свалившихся друг на друга и терзающих Тихона парней и, кабы не Дашка, вскоре стала бы добычей братанов… Но та с переляку выронила ведро и от его грохота я ожила. И мгновенно сорвалась с места.

Я успела проскочить все шесть лестничных пролётов, пока услышала тяжёлый топот преследователей. В какую-то секунду мне показалось, что расстояние между нами сужается, но вот я выскочила на волю и слилась с ветром. Тут уж я воспрянула духом и загорелась стремлением к победе: никому никогда не удавалось меня догнать! А вам, сволочам, просмолённым наркотой и разжиженным алкоголем, — и подавно!

Мои ноздри раздулись и крылья их затрепетали, хватая воздух и поршнем проталкивая его к лёгким. Я бежала высоко и ритмично, виртуозно перескакивая через бордюры, лужи и кусты. И, почти по-звериному чуя ландшафт, ни разу не споткнулась. Смотрите гады, как бегает дикая волчица! Это вам не в куклы играть!

Я бежала в никуда, не выбирая направления: просто удирала от преследователей, петляя по дворам и скверам… Где-то в глубине подсознания я надеялась, что загоняю их в усмерть прежде, чем надо будет остановиться и подумать: а где, собственно говоря, моя конечная цель? Кто меня спрячет? Моей целью было сбежать — и всё!

Бег не только спасал меня, он заряжал волей к свободе, придавал уверенности в себе и гнал страхи… Но, как ни крути, я не лошадь и не волчица и потому, Бог знает, на каком метре бега моя дыхалка забарахлила…

Подумав, что, пожалуй, бабушка права и пора уже бросать курить, я констатировала, что теряю скорость и топот за моей спиной нарастает… Ну уж нет, голубчики! Так легко я вам не дамся! Собравшись в пружину, я стреканула в лёт на втором дыхании…