Той осенью я почти не был дома. Телеэфиры, встречи, на которые меня начали приглашать в начале года, стали не просто регулярными, а слишком частыми.

Я вспоминаю об этом, потому что самолёты, гостиницы, аэропорты, отрывочный сон по два-три часа создавали ощущение некоей потусторонности происходящего, давая возможность наблюдать за ним как бы со стороны. Чувства мои порой напоминали те, что испытывал герой «Бойцовского клуба», находившийся в пограничном состоянии между сном и явью. Но происходящее не казалось ирреальным, туманным – наоборот, оно выкристаллизовывалось с максимальной ясностью, и восприятие точно переместилось за некий предел, после которого важным казался лишь поиск пусть субъективной, но истины.

Впервые я столь плотно, столь разнообразно побывал в городах России: Владивосток, Ставрополь, Ярославль, Краснодар и других – как правило, оказываясь там либо с персональными лекциями, либо в качестве участника того или иного мероприятия. Большая часть из них посвящалась событиям в Украине.

И я видел: люди настолько погрузились в российско-украинскую распрю, в донбасскую бойню, при этом фактически находясь вне её, что начали воспринимать любые другие события исключительно сквозь данную призму. При этом большая их часть не видела ни Евромайдана, ни Донбасса, ни Крыма. Они были там раньше, до событий, или не присутствовали вообще. Поэтому руководствовались только картинкой, созданной СМИ, а также пересказами других людей, по сути, являвшимися вариациями на тему одного и того же клише – такой себе «испорченный телефон».

Это смотрелось трагикомично. Когда человек, скажем так, излишне пророссийских взглядов начинал рассказывать мне о Киеве, по которому огнедышащими толпами маршируют фашисты, скандирующие «москаляку на гиляку», врывающиеся в дома, чтобы насиловать русских женщин, убивать русских мужчин, забирать русских детей. Я пытался ему возражать:

– Нет, ну что вы, такого нет, я ведь только оттуда…

Он смотрел злобно, словно перед ним недочеловек какой, и заявлял:

– Так ты за хунту? Людей в Одессе сжигал?

Первое время я пробовал дискутировать с такими фанатиками, подчас чересчур вспыхивая, раздражаясь, но вскоре, хоть и не сдерживался периодически, оставил попытки апеллировать к здравому смыслу и конкретной фактуре.

С другой стороны, меня атаковали сторонники новой постевромайдановской Украины, видевшие повсюду лишь дьявольские козни Путина. Они не замечали, не хотели замечать, что их страну, народ, разум перемалывают в труху гигантские жернова войны, лжи, бесчеловечности. Эти люди не просто отказались от тех, кто ещё недавно были их соотечественниками, – они возненавидели их, готовые и оправдать, и стимулировать убийство. Для таких жестяной барабан звучал оглушительно громко.

Да, той осенью война окончательно затянула Россию и Украину в болото нелепейших мифов, один размашистее, уродливее другого. В эру вседоступности, в мире-аквариуме самый дичайший фейк превращался в железобетонную истину, которой аргументировали, подкрепляли безумные теории по уничтожению врага.

Извечная беда человечества, когда люди думающие, как правило, сомневаются, а глупцы, наоборот, действуют решительно, осенью 2014 года иллюстрировалась особенно ярко.

И в этой какофонии хрюканья, мычания, блеянья должны были раздаться здравые, адекватные голоса. Прежде всего со стороны людей публичных. Но те либо молчали, либо, что хуже, выбирали тактику разжигания, не найдя ничего лучшего, кроме как повторять заплесневелые штампы. Те, кому аплодировали в эфирах Толстого, Соловьёва, Норкина, их красивым (и не всегда) речам, в приватных беседах, в кулуарах демонстрировали абсолютное незнание матчасти. За некоторым исключением, все они были пусты, ограниченны, и главное – я не увидел в них хоть какого-то, пусть и малейшего, желания разобраться. Своим божеством они избрали агитпроповского дьявола, коего хотели приручить, но он ожидаемо использовал их.

На каждом из них, сказавшем слово лжи, слово распри, – кровь убитых людей Донбасса. И это ощущение коллективной вины, причастности к массовой истерии – главное воспоминание той осени.

 

Украинская обречённость

О противостоянии украинских элит на фоне донбасской войны

04.09.2014

Заявление Порошенко о возможности полного прекращения огня в Донбассе, как и последние фронтовые сводки, говорят, собственно, об одном: украинская армия находится если не в фатальном, то в бедовом положении, и победа самопровозглашённых Народных Республик если не близка, то всё более вероятна.

Обращения представителей карательных батальонов с призывами выходить на новый Майдан вкупе с обвинениями действующей украинской власти также подтверждают аховость украинского положения и кроме того объясняют причины неудач Киева, главная из которых – внутренний раскол украинских элит. Тут уместно вспомнить и недавние слова Дмитрия Яроша, раскритиковавшего некомпетентных генералов, руководящих боевыми операциями в Донбассе: «К сожалению, многие из них подчиняются политическим решениям кабинетных теоретиков, а не отдают приказы исходя из реальной ситуации на фронте».

Раскол в боевых действиях – причина и следствие раскола в «мирной Украине». Когда по центральному телеканалу, принадлежащему олигарху Дмитрию Фирташу, бывшему партнёру Януковича и нынешнему – Порошенко, идёт фильм, унижающий Игоря Коломойского, то это фактически означает объявление информационной войны, которая, как и война в Донбассе, преследует единственную цель – передел сфер влияния. Ситуация при этом получается обоюдоострая, убийственная, как секира: непрекращение одной войны автоматически означает продолжение другой.

И в данном контексте заявления о том, что огонь в Донбассе, вопреки словам Порошенко, прекратить невозможно, так как украинский президент не контролирует все силы, действующие против ополчения, логичны. Они лишний раз подтверждают то, что донбасская бойня – не столько заявленная борьба за целостность страны, сколько решение олигархическими группами своих задач, находящихся в противоречии друг с другом.

Удивительно, но в двадцать первом веке в части европейского государства независимо друг от друга действуют организованные группы вооружённых людей, получающие приказы от частных лиц. Ситуация, достойная компьютерной игры в духе «Fallout», но никак не цивилизованного общества.

Ещё удивительнее то, что часть населения страны адекватно реагирует на подобные действия. При этом личные разборки, напоминающие те, что были в девяностых, но с куда большим масштабом, маркируют священной войной, антитеррористической операцией, борьбой за целостность государства. Хотя целостности нет прежде всего в рядах тех, кто всё это затеял.

Заявления украинских дезертиров – тому лучшее подтверждение. Все они повторяют одно: нас бросили, обманули, заставили. И то, что сзади обычных призывников, по сталинскому завету, находятся каратели, гонящие их в бой – не выдумка российской пропаганды, а убийственный в своей беспринципности факт.

Если одни понимали, за что сражались – будь то деньги или набор идей, – то вторые оказались дезориентированными прежде всего с точки зрения целей. Их смятение, паника лишь нарастали по мере того, как они, будучи на фронте, наблюдали жуткую картину разброда, когда отсутствует и централизованное командование, и согласованность действий, и организованная поддержка.

Пока в Донбассе гибли украинские солдаты, элиты продолжали выяснять, кто из них достоин самого вкусного, самого большого куска «незалежного» пирога.

При этом никто из участников бойни с украинской стороны так и не взял на себя личную ответственность. Свои беды и поражения они объясняли даже не действиями ополченцев, а кознями условно своих. Так, например, заместитель Коломойского Борис Филатов обвинил нардепа Олега Ляшко в том, что бойцы «Шахтёрска» и «Айдара» попали в засаду. Ну а главным виновником, конечно же, назначили президента Порошенко.

Благо, что логика эта для Украины не нова: базовым скрепляющим раствором национальной политики был и есть поиск внешнего врага, против которого, объединившись, необходимо бороться. Именно этот модус операнди предложили украинскому народу как доминантный. Двадцать три года в Украине занимались поиском ведьм, и страна, как новогодняя ёлка, периодически вспыхивала огнями. Евромайдан же на фоне локального апокалипсиса разверз геенну огненную.

Правда, сначала он блестяще справился с ролью цемента, скрепившего нацию, ориентировав её против внешнего врага, коим сначала оказался злодей Янукович, а после – Россия. Так стартовал «крестовый поход». Так началась бойня. Так пришло разрушение.

Безусловно, снятие с себя ответственности – удобный, необходимый для существования механизм. Когда любую неудачу можно объяснить внешним фактором, особенно если тому есть предпосылки. Но монтаж ширм, натягивание камуфляжной сетки не могут быть бесконечными. Рано или поздно сквозь грим проступает истинное лицо, и чем дольше, чем гуще его замазывали, тем отвратительнее оно.

Потому сейчас, когда отмщение России не увенчалось желаемым результатом, в Украине начинается самое жуткое – местные шакалы выходят из драпировки ночи. Они готовы к беспощадной грызне. Они её уже начали.

Бессмысленная, бездарная война обречена на продолжение. Украинские элиты и подконтрольные им формирования не станут договариваться, а будут перекладывать вину друг на друга, разнося её, точно вирус. Сначала на поле боя, а после на «мирной Украине», тем самым обрекая, приговаривая её.

Донбасская бойня оказалась лишь подготовкой к показательной казни украинской государственности, внешним катализатором которой станут перевыборы в Верховную Раду. Они, с одной стороны, значат для украинских элит и их хозяев слишком многое, а с другой – всегда сохраняется шанс запустить всё с начала: очередное недовольство, очередной поиск врага, очередные выступления, очередная бойня.

Этот механизм отработан в Украине за двадцать три года блестяще. У него есть только один недостаток – он изнашивает страну, высасывая из неё витальную энергию, но разве это волнует тех, кто с такой жестокостью и лицемерием пускает в расход украинских граждан?

 

Крыму нужны не выборы, а капитальная чистка

О старых людях на обновлённом полуострове

05.09.2014

Первое, на что обращаешь внимание в Крыму, – космические масштабы политической агитации. Она повсюду; настойчиво, борзо, как толпа консультантов сетевого маркетинга, лезет в мысли и в душу.

Агитационная истерия объясняется просто: в сентябре на полуострове выборы, обещающие полную смену власти. Карту «новой власти, новой жизни» разыгрывают едва ли не все партии и политики. При этом апеллируют они к деяниям накануне референдума: «Треть ЛДПР – члены самообороны», «Команда Чалого – “Единая Россия”».

Но фокус в том, что вопреки заявлениям никакого обновления, конечно же, не наступит. Ибо лица с агиток – всё те же.

Телеэфир. Рядом со мной депутат, перебравшийся из Киева в Севастополь, сделавший карьеру на обещаниях защиты русского языка. Раньше депутат щеголял принадлежностью к «Партии регионов». Нынче у него другой значок.

– Да, я теперь в «Родине»!

Заявляет депутат с пафосом, точно олимпийский огонь зажёг. Хотя мог бы назвать и любую другую партию. Какая разница, в какой ему быть? Главное – быть. Не отлипать от кормушки. Тем более, нынче там угощают сытнее.

Те, кто ещё недавно числился в статусе украинских депутатов, оттёрся от жёлтых и голубых цветов, густо намазавшись – так, чтобы издалека видели, – красной, белой и синей краской. Те, кто ещё недавно гнул на полуострове линию Киева, теперь стал преданным патриотом Москвы. Ни шагу без российского флага и славиц в адрес Владимира Путина (хором, хором!). Если же размещать фото, то исключительно на фоне российского триколора. С ура-патриотическими лозунгами.

«Россия – наш дом. Севастополь – наш город» – значится на плакате одного деятеля, того самого, что уничтожил зелёные насаждения вблизи Севастополя, дабы построить там свои рестораны. А сколько он земли присвоил! Зато каков патриот!

Сейчас все эти мерзавцы, двадцать три года уродовавшие, разграблявшие, уничтожавшие Крым, превратившие его из благодатного края в дотационный регион, на локомотивах патриотизма рвутся во власть. Обещают новую жизнь. Дабы осваивать миллионы Москвы и разворовывать их с куда большим размахом.

И в таких условиях Крыму нужны не выборы, а капитальная, лютая чистка.

 

Чего хотят люди Донбасса?

О жажде мира тех, кто находится на войне, и лицемерии тех, кто за ней наблюдает

05.09.2014

Неделю назад я разместил в своих аккаунтах пост: «Смотрю, товарищи из России бодро рапортуют о том, как будет освобождаться Мариуполь от “укров”. Ура-ура! Есть маленькая проблема. С кем из Мариуполя ни общаюсь, они как-то не особо горят желанием, чтобы их освобождали…»

Пост этот оказался популярен, комментируем, а главное – стал лакмусом для определения реакции среды: проукраинские патриоты (назовём их так) его одобрили, восхитились, а пророссийские – наоборот, возмутились, нарекли меня «ренегатом».

Но, собственно, и те и другие, несмотря на противоположную реакцию, поступили одинаково – как и в большинстве аналогичных случаев – прочитали то, что хотели прочитать, услышали то, что хотели услышать. И сделали выводы, лишь подтверждающие – независимо от посыла – их «изначальную правоту».

После чего с уверенностью, которой позавидовали бы и Манштейн с Жуковым, принялись обсуждать, как лучше защищать/атаковать город, перемежая ударные военные планы с извечными зарисовками о «кровавых фашистских украх», «российской агрессии» и прочей штампованной белиберде, заменившей некоторым людям базовые ценности.

Наблюдать за всем этим было гаденько, точно «напудренной интеллигентной старухе давать минет», но вдруг за омерзением, покрывшим меня, полыхнул свет, и заскреблась, попросилась в сознание одна простая, но железобетонная мысль: «Большинству этих комментаторов, патриотов, “укропов” и “колорадов”, как они маркируют друг друга, глубоко плевать на то, что будет с людьми и в Мариуполе, и в Донецке, и в Луганске, и где-либо ещё. Они пришли сюда с единственной целью – самоутвердиться, излив желчную ненависть…»

Тут, словно в подтверждение моих слов, очередной диванный теоретик войны прокомментировал пост: «Люди сами не знают, чего хотят (смайл), поэтому и спрашивать их не нужно».

Вот так просто, оказывается. Люди в Мариуполе не знают. А он из Киева – в перерывах между написанием постов в соцсетях и просмотром порнушки – знает. И эта девица из Москвы, трансформирующая презрение к «украм» в буквы, тоже знает. А они – те, кому быть под артобстрелами и бомбёжками, – не знают, не представляют себе даже.

Однако боюсь, вопреки «экспертному» мнению, люди в Мариуполе, как и во всём Донбассе, лучше кого бы то ни было знают, чего хотят. И эта их цель, их желание, их мечта огненными буквами высечена на каждой стене, в каждом сердце – мира! Они хотят мира, в котором нет места войне.

И, знаете, я тоже этого очень хочу. А ещё того, – хоть я и совершенно не кровожадный человек, – чтобы все эти диванные знатоки, безумные домохозяйки, журналисты-агитаторы, члены правительства, агрессивные депутаты отправились в Мариуполь или в Донецк, чтобы вместо тамошних жителей сидеть под обстрелами из миномётов и «Градов», рыдать, наблюдать смерть, хоронить близких, мучиться, а кто-то сверху твердил им, что на самом деле они не знают, чего хотят…

Возможно, тогда определившихся с желаниями станет больше. А жертв меньше. И это то, чего реально сегодня хотят люди Донбасса. Чтобы ад как можно быстрее кончился.

 

Россия больна Украиной

О необходимости думать о собственной стране, а не о соседней

06.09.2014

Россия больна Украиной. Отсюда, из русско-украинского Крыма, мне, русскому человеку, видно это особенно ясно. Словно все мысли россиян только об Украине – о соседушке, которую они, когда в настроении, снисходительно величают Малороссией, а когда не в духе – сурово Хохляндией.

В последнее время злятся, лютуют они всё чаще: столь тяжко, столь горестно терзаются судьбой Украины, что нет им покоя меж берёзок отчизны. Обсуждают, спорят, поучают, как жить.

Какой телеканал ни включи – там Украина. Какую газету ни открой – там она же, родимая. И лица обсуждающих украинский вопрос одни и те же. Пора, наверное, вводить статус в российском медиапространстве – «украиновед». Тот, кто всё расскажет и прояснит, как жить в стране бандерлогов, горилки и сала. А больше там и нет ничего. Разве может быть иначе в польском, австрийском, немецком – выбирай понравившееся – проекте, несамостоятельном, зависимом, а главное – неблагодарном? Так говорят. Так клеймят. С довольными, сытыми лицами, попадающими под категорию «рож».

Прожив двадцать три года в Украине – счастливо и не очень, – я, право, столько не слышал о ней. А среднестатистический россиянин ложится и встаёт с мыслями об украинском вопросе. Ядовитым клещом он впился в его организм, отравляя сначала кровь, а после нарушая работу мозга.

Во время Евромайдана я, живя в Киеве, с частыми приездами в Севастополь, большую часть новостей о происходящем в Украине узнавал от российских родственников. Они звонили мне, а чаще жене, и, как советское радио, бодро рапортовали сводку новостей за день. Что Яценюк сказал и что Кличко сделал. Сколько бандеровцев приехало и сколько киевлян набили себе татуировки Шухевича.

Утрирую, конечно, но беда в том, что лишь отчасти. Потому что ещё чуть-чуть, и все эти российские всезнайки начали бы рассказы о съеденных на Крещатике русских детях. Вам забавно? А я дождался, когда в интервью для одного из российских телеканалов меня спросили: что вы знаете о сожжённых в крематориях «правосеками» русских детях? И ведь был тот, кто знал, кто за определённую мзду готов был ретранслировать что угодно.

Моё общение с россиянами превращалось в марафон оправданий. Из Москвы, Санкт-Петербурга, Омска, Калининграда они рассказывали мне, что происходит в Киеве, а я, будучи там, в украинской столице, ютил червоточинки сомнений: «А может, и правда? Может, не заметил я что?»

Гипнотические слова-маркеры, точно гвозди, вбивались в меня: «бандеровцы», «фашизм», «Ярош», «Правый сектор», «русофобия», «секта». Они, видимо, должны были сделать меня вялым, покорным, смирившимся с тем, что Украина отдана на откуп мразям, и есть лишь один путь спасения – пришествие России-матушки. Или, наоборот, должны были завести, разгневать меня, чтобы вступил в ополчение, чтобы дал отпор, чтобы земля моя, как сказал один любитель мочить в сортирах, никогда не была бандеровской.

Именно это, кстати, произошло в Крыму, где люди с их, безусловно, априорной русской самоидентификацией тем не менее голосовали на референдуме подчас не благодаря, а вопреки, забыв наложить на пылающую голову охлаждающий компресс.

И фокус ведь не в том, что в Украине не было крови, бандеровцев, глупости, жестокости, фашизма, – были, конечно – но в том, что россияне, часто не выезжая за пределы своего государства, знали обо всей этой инфернальной жути лучше, чем сами украинцы, находившиеся в красно-чёрной гуще событий. Знали и доводили до абсурда.

Но гиперболизировать, утрировать проблемы – значит нивелировать, отрицать их. Значит, разжечь ненависть в тех, кто будет вынужден их решать, но питаемый отвращением никогда не обратится ни за помощью, ни за советом. Значит, создать прецедент для перекладывания с себя ответственности на тех, кто взирает и комментирует со стороны.

Россия не удержалась от соблазна объяснить Украине, как жить. Она баловалась похожим и раньше – в небрежном, даже брезгливом тоне, – но тут, видимо, решила, что «хохлушка» совсем зарвалась и надо бы её притормозить. Не получилось.

И уже забылось то, с чего начался Евромайдан и к чему он привёл в итоге. Забылось потому, что вмешалась Россия и стала тем фактором, на который можно, а подчас нужно, списать всё.

Журналисты снимали сюжеты. Публицисты строчили материалы. Политики говорили. Граждане охали-ахали, ругали и кляли. Что в итоге? Абсолютный коллапс российско-украинских отношений. Выжженное пепелище братской дружбы.

Лезть в заваруху в таком, медвежьем, стиле – стратегическая ошибка. К несчастью, только одна из. Слишком много их было. Чтобы, наконец, распрощаться.

И не надо играть в целочек-невридимочек. Не надо строить обиженные мины, изображая непонимание. Вы и сами знаете, что проиграли. Лоханулись, если выражаться терминологией нормальных провластных пацанов. Обижаетесь, что украинцы вас не любят. Я, как местный житель, скажу, что так было и раньше. Удивлены?

Да, Украине есть за что, кто бы спорил, любить Россию и русских, но беда в том, что появилось слишком много факторов, переубеждающих её в обратном.

И суть даже не в бездарной внешней политике российской власти в Украине, одни послы чего стоят, не в геббельсовской пропаганде – украинская сторона тут не отстаёт, – а в самом отношении части россиян к украинцам. Повторяю, для особо задирающих ртуть, части. Той, что в своей риторике использует слово «хохлы» так же свободно, как «хач» или «черножопый», но ещё и с особой ухмылочкой. Той, что аки мантру повторяет истории о бандеровцах. Той, что отказывает суверенному государству в его независимости, истории и праве на существование как таковом.

Часть эта всё больше, агрессивнее и зловоннее. Прежде всего она, а не бандеровцы и НАТО, представляет главную угрозу для России. И против неё должны биться «Стрелковы-Гиркины».

В своём эссе Владимир Сорокин – даже до него украинская озабоченность добралась – использовал, на первый взгляд, чудный образ: «Россия беременна Украиной». Красиво по форме, не спорю, но касательно сути позволю не согласиться. Ведь к дитю во чреве относишься иначе: с заботой, трепетом, нежностью. Оно есть часть тебя, вот в чём соль.

Но Украина как государство никакой частью России не является. Да, в ней есть люди, которые несут в себе, если угодно, русский культурный код. За него они бьются. Но их борьбу ни в коем разе нельзя использовать против целого украинского государства, априори являющегося самостоятельным.

Этого часть России понять не может. Потому ведёт себя аки приёмная мать, вроде как отпустившая дочь на волю, но на деле пытающаяся контролировать её жизнь во всём, даже в мелочах и деталях. Во многом из-за того, что чувствует собственное одиночество, старение и болезнь. Контроль её есть крик о помощи.

Россия давно и крепко больна Украиной, да. Но начинать оздоровление она должна с самой себя. И тогда, однозначно, многим станет лучше.

 

Горячее время собирать камни

О минских договорённостях

10.09.2014

Перемирие в Донбассе объявлено. Предварительные договорённости подписаны. Но всё равно стреляют. Всё равно бомбят, взрывают, насилуют, убивают. Слёз, крови, мучений, возможно, стало и меньше, но ад от этого не охладел, не стал милосерднее. Выход из него если и показали, то тут же задрапировали огненной стеной, в которой видны искажённые болью, ужасом лица.

Похоже, те, кто устроил донбасскую бойню, – независимо от мотивации и степени их правоты – не собираются договариваться. Во-первых, потому, что есть зависимость от войны, материально и метафизически, а во-вторых, потому, что происходящее в Донбассе – если всё же допустить, что изначально было иначе, – окончательно вышло из-под контроля. Условно карательная операция, с одной стороны, и условно патриотическая борьба – с другой, слившись воедино, мутировали в преступную бойню, где от заявленных целей – «единая Украина» и «фашизм не пройдёт» – остались лишь слоганы, выполняющие роль масок, из-за которых давно уже проступает инфернальный оскал бесов войны.

Когда Порошенко отдаёт команду о прекращении огня, то логично возникает вопрос: «Станут ли его слушать? Насколько нынешний украинский президент контролирует ситуацию в Донбассе в целом и те силы, что действуют под маркировкой “АТО”, в частности?» И восклицания эти почти риторические, а после заявлений командиров карательных батальонов скорее напоминают издёвку.

Силы АТО в их нынешнем виде – это регулярная армия, перемежающаяся с бандами головорезов, выполняющих приказы олигархата. У них своё командование и свои задачи, не совпадающие ни с мнением президента, ни с контраргументами Народных Республик, ни с мольбами мирных жителей, ни с нормальным укладом жизни в принципе.

Им противостоят – и это вдвое утяжелённая могильная плита для Донбасса, – по сути, такие же вооружённые группировки, часто применяющие «арабскую тактику» войны – кочевники двадцать первого века, перемещающие установки «Град» для обстрела противника. При этом позиционируется, что они защищают свою землю.

Однако именно эта «своя земля» и становится проблемным местом ополчения. В его рядах немало «пришлых варваров», по своему образу действия и, главное, по отношению к местным жителям не слишком отличающихся от украинских карателей. И это, собственно, ответ на вопрос: почему жители Донбасса массово не поддержали борьбу против киевского режима? Как сказал мне один луганский ополченец, сложно биться за тех, кто, называя «консервами» или «тушками», прикрывается тобой во время боя.

Но при этом условия войны диктуют безальтернативность выбора – необходимо занять ту или иную сторону, а реакция на подобный выбор стороннего наблюдателя определяется преимущественно эмоциональной сферой, являясь весьма и весьма ангажированной. Это, конечно, естественно, но совершенно не отменяет того, что разделение на «грешников и святых», активно эксплуатируемое одной и второй стороной конфликта, изначально ущербно. Донбасское противостояние давно уже вышло за рамки правовой – в контексте «право голоса», «право имею» – области, перекочевав в область примитивной силы, а раздел проходит не в языковой, политической, социальной сферах, а через линию крови, когда дифференциация зачинается непосредственно в человеческих сердцах.

Оттого, к сожалению, невозможно мгновенное восстановление мира. Это вопрос долгого, кровавого, окаянного времени. Преодоление, деконструкция конфликтных факторов, милитаристских настроений, разрушительных механизмов если и возможны, то во многом благодаря кропотливому (в прямом смысле данного слова) труду и реставрации общечеловеческих ценностей.

Процесс это тем более сложный, что найдёт жесточайшее сопротивление со стороны «заинтересованных лиц», коими выступают экономические и политические элиты, посредством действия контролируемых ими групп решающие вопросы передела сфер влияния. При этом на данном этапе подобная управляемость весьма иллюзорна.

И всё же голубь мира если ещё не нашёл берег новой земли, новой жизни, то уже вылетел из терзаемого бурями и ненастьями Ковчега. Беженцы возвращаются в Донбасс. Частота обстрелов сокращается. Пленных освобождают.

Тем важнее сейчас перемена риторики и Киева, и Донбасса, и Москвы. Ведь почти год все стороны конфликта – фактические участники и многочисленные наблюдатели – с поистине бесовской активностью эксплуатировали риторику войны, сотрясая умы и сердца насколько бескомпромиссными, настолько и бесстыдными манифестами, разжигающими ненависть и расширяющими пропасть не только между оппонентами, но и между союзниками. Да, камней разбросали предостаточно, ими метали друг в друга на поражение, но вот пришло горячее время собирать их.

Безусловно, слова и призывы в эпохе, уважающей и декларирующей силу как единственно возможный аргумент, не могут быть доминантой, подобно барону Мюнхгаузену, вытащившей бы говорящего из смертельной трясины, но они могут – и должны! – стать базисом для окончания бездарной войны.

Дефиниция «бездарная» тут не подлежит сомнению. Нынешнее перемирие запустило реверсивную хронику: разговоры и со стороны Киева, и со стороны Народных Республик во многом напоминают те, что происходили между сторонами до референдума 11 мая.

Тогда никто никого не хотел слышать, а некоторые и не желали говорить в принципе – всё это привело к главной европейской бойне двадцать первого века. Десятки тысяч погибших, разрушенный регион, раскол страны, приговор государству, угроза третьей мировой войны – вот итоги молчания и глухоты подросших ягнят, превратившихся в агрессивных баранов.

Допустить подобную ошибку сейчас – значит умыть всех, без исключения, кровью. Оттого выбор прост: либо шаткий, сомнительный мир, либо чёткий, внятный финал с локальным апокалипсисом для всех и абсолютным торжеством Красного Смеха.

 

Скоро Крым будет наш

О катастрофическом росте цен на полуострове

15.09.2014

Последние месяцы у крымчан есть сомнительная забава. Приходить на рынок или в магазин, выбирать товар, изумляться цене, спрашивать:

– Почему так дорого?

И слышать в ответ:

– А почему у нас всё дорого?

– Но, позвольте, за неделю – и так подорожать! Почему?

– А почему у нас в Крыму всё дорожает?

Отвечать вопросом на вопрос – вполне по-крымски. Особенно когда нет чёткого, внятного объяснения тому беспределу, что творится с ценами на полуострове.

Село под Бахчисараем. Захожу в аптеку купить бабушке валидол. Замечаю плачущего пенсионера. Жалуется, что лекарства подорожали в три-четыре раза.

И правда. Если раньше покупал старикам валидол по 6–8 руб лей (в пересчёте с гривен), то сейчас по 30–35 рублей.

Это в качестве примера. Одного из. А так, мясо, рыба, молочная продукция, крупы – всё подорожало в 2,5–3 раза. На бытовую химию и одежду вообще установились нереальные, инопланетные цены.

Сначала, когда на крымских складах оставалась завезённая до референдума украинская продукция, «мутили» с пересчётом гривневых цен на рублёвые. Фиксированного курса не было – раздолье для махинаций, но и после официального постановления (1 гривна = 3,1 рубля) продолжали считать, кто как хотел. Приходит человек, а ему делают двойной пересчёт – с гривен на рубли, с рублей на гривны. В свою пользу, ясное дело.

Собственно, именно этим и аргументировали столь быстрый, когда у большинства оставались гривневые запасы, избавиться от которых значило существенно потерять в деньгах, переход исключительно на рубли. При этом на предприятиях могли выдавать зарплату гривнами (по официальному курсу), и за них нужно было покупать рубли (уже совсем по другому курсу).

Дальше рост цен объяснили сложностями доставки. Да, снабжать Крым оказалось труднее, но один пример. Сметана одной и той же торговой марки. Только одна произведена в Украине, другая – в России. Разница в изначальной цене – почти в два раза.

При этом российская таможня мешает нормальному ввозу украинских продуктов на полуостров. Продуктов, которые большинство крымчан в силу соотношения «цена – качество» покупают куда более охотно, нежели российские.

Тем неприятнее летом было наблюдать поведение туристов из «материковой» России, которые в торговых точках принимались демонстративно паясничать, как, мол, тут всё дёшево. Может быть, для них и да, но не для крымчан. И не надо таким поведением лишний раз стимулировать владельцев повышать цены.

Они и так в буквальном смысле растут, что называется, на глазах. На ценнике упаковки филе хека одна цена, продавщица, когда расплачиваешься, поправляет: «Ой, нет, это старая цена. Рыба пришла уже по новой». И вынужден ты доплачивать.

В сентябре ко мне приезжали знакомые из разных регионов России: Татарстан, Волгоград, Астрахань, Калининград, других. Почти все они свидетельствовали, что цены в Крыму выше принятых в их городах. Страшно сказать, я слышал подобное от москвичей. Да, с лета многое изменилось.

У них, делились знакомые, тоже всё дорого, но спасают местные производители. Надежды жителей полуострова также были связаны с этим, но именно крымское, когда цены на товары российских и украинских производителей отчасти стабилизировались, выдержало больше всего подорожаний.

Выросли цены на продажу и аренду жилья. На коммунальные тарифы. На проезд. Всё поднялось в 2–3 раза. Для региона, пребывавшего в стагнации двадцать три года, это серьёзный, если не нокаутирующий удар.

Одно время цены не поднимались лишь в сфере услуг. Постричься можно было, в общем-то, за те же деньги, что и раньше. А в кафе и ресторанах, как для среднестатистического россиянина, всё оставалось более или менее дёшево.

Но давеча мой московский коллега, сидя в севастопольском кафе, изучая меню, заявил: «Ух, почти московские цены!» Этот же коллега, забронировав номер в симферопольском отеле заранее, на месте узнал новую цену, «в связи с подорожанием», на 800 рублей больше.

При этом обычно, когда в прессе или эфирах говоришь о жутком, стремительном росте цен в Крыму, тебе тут же начинают возражать: «А что вы хотели? Зарплаты с пенсиями мы вам тоже подняли!»

Да, подняли. В основном бюджетникам (правда, чаще в перспективе) и пенсионерам. Но насколько? Максимум – в 2 раза. Но лекарства, продукты подорожали в куда больше раз.

У многих же зарплаты не изменились. Их просто умножили на три, по курсу. Только тех сумм, что раньше было достаточно на месяц, теперь хватает в лучшем случае на неделю.

А многие жители полуострова вообще остались без работы. Они оказались либо не востребованы, либо задушены куда более суровыми, нежели украинские, российскими законами. Вот, на днях, не могли найти фирму, занимающуюся домофонами; большинство закрылось.

Рост цен в Крыму можно, конечно, объяснить субъективными и объективными причинами. Паромы не справляются с нагрузкой, доставка товаров проблематична. Законодательная система беспощадна. Идёт переформатирование, перестройка. Санкции, война. Доллар, евро растут.

Всё это так, но, пожалуй, самое дивное и в то же время самое правильное объяснение мне дали в одном крымском селе, где у дороги торгуют люди, ожидающие, когда остановится машина и у них что-нибудь купят.

– Почему помидоры такие дорогие? Неурожай?

– Урожай. Наоборот – в этом году много.

– Так почему?

– Потому что рубли!

Вот такая железобетонная логика. Не двинешь, не пошатнёшь. Если Россия, то надо «задирать» цены. И неважно, что регион к этому абсолютно не готов. Рубли вообще разлетаются куда быстрее, чем гривны.

Есть и проблема дельцов, которые хотят побыстрее, погуще нажиться на крымчанах. И есть отсутствие какого-либо контроля ценовой политики со стороны. Её обещают, но тем не менее всё острее вопрос о выживании. И это фактор, серьёзно дестабилизирующий обстановку на полуострове.

Аккурат перед референдумом я писал, что в вопросе присоединения полуострова есть два пласта – культурный/ментальный (вопрос самоидентификации) и экономический.

С первым изначально всё было в порядке. А вот со вторым – беда. Сложно удовлетвориться одной лишь мыслью, что ты в России, когда цены растут, и ты, экономя на всём, пытаешься выжить.

Сложно, да, но вот чудеса: многие крымчане относятся к ситуации с пониманием. Мол, переходный период, потерпеть надо, дальше – всё изменится в лучшую сторону. Сейчас же, что, к слову, абсолютно справедливо, вопросы преимущественно к некомпетентности местной власти.

И это не следствие наивности, нет, и не только лишь следствие «зато войны, как в Донбассе нет», но благодатное ощущение того, что Крым вернулся домой, где и стены, как говорят, помогают. Эта вера даёт надежду на то, что вскоре не только лишь избранные смогут говорить сакральное «Крым наш».

 

Майданная Эбола

Об осквернении памятника Ленину в Харькове

29.09.2014

Мы пытаемся осмыслить происходящее в Украине социально, экономически, логически, политически, но, по факту, это вопрос психиатрии. Вчерашние события в Харькове – дикое варварство по отношению к памятнику Ленину – данное предположение вновь подтвердили.

Иначе как объяснить, что группа фашиствующих монстров выходит, затесавшись в ряды людей, на так называемый «Марш мира» (благая идея, но тем короче дорожка в ад)? С файерами и нацистскими лозунгами. И с одной целью – уничтожать любое несогласие, любое инакомыслие.

В таких случаях интернет-комментаторы обычно говорят: «Хватит кормить троллей». Действительно, у российских СМИ вновь появились свежие поводы для «очернения» Украины. И вот беда: выдумывать ничего не придётся.

Пришли люди в балаклавах, решили снести уникальный памятник в центре европейского города. Знакомая картина, не правда ли? Но так как под памятником проходят коммуникации метро, валить полностью не решились. А стали пилить ногу, высверливать глаз, отрезать руку. Не поленитесь: представьте эту сюрреалистическую картину. Где, в какой современной стране мира можно вообразить подобное?

Тем не менее этой вакханалии найдут – и уже подыскали – «достойные оправдания». Мол, так украинцы избавляются от гнилостного наследия коммунистического прошлого. Старая песня. И совсем не о главном.

Если кого и должны благодарить украинцы за то, что у них есть своё государство в его нынешних границах, то прежде всего коммунистов. Но это так, к слову.

Важнее то, что избавиться от чего-либо подобным образом априори невозможно. Наоборот – только акцентировать. А хотели бы избавиться по-настоящему – поступили бы цивилизованно. Впрочем, если по совести, то избавляться от гнили надо не снаружи, а изнутри; тогда жить станет легче. Всем, без исключения. Даже памятникам.

И всё же, что есть данное варварское издевательство в Харькове? Провокация? Или случайность? Или торжество новой нации? Какой ярлык навесит бравая украинская пропаганда? Вариантов хватает – ведь на Евромайдане опробовали многое.

Тогда, собственно, тоже заявляли, что всё это безумие исключительно во имя благих идей. И тогда же, в декабре прошлого года, я написал, что с уничтожения памятников начнётся уничтожение русских и украинцев, а после и всей Украины.

Мне сказали – не кликушествуй. Но где вы теперь, говорящие? Когда Украина потеряла Крым, когда разрушен Донбасс, когда страна превращена в испытательный полигон, где опробуют мерзость мира.

Нет, я не кликушествовал – лишь говорил очевидное. Ведь было понятно: прыгающий с девятого этажа обязательно разобьётся.

Тогда началась война. А сейчас она продолжится. Ещё жёстче, ещё кровавее, ещё беспощаднее.

И тогда же нам приводили столько правдоподобных объяснений. И во имя революционного дела. И расставание с дьявольской меткой. И ситуация такая – напряжённая. Всё это временно, говорили нам. Состоятся президентские выборы, и заживём. Состоялись. Зажили?

Да, в той сумятице легко было придумывать оправдания. Но что теперь? Революции нет. Евромайдан состоялся. Олигархи, как нам говорят, изгнаны. Коррупции нет. Притеснений нет. Все за единую Украину, все патриоты, а главное – за европейские ценности, да? – исключительно толерантны. И тут – бац! – вот такое. Дикое, варварское, безумное.

Приходят боевики. Пилят ногу. Пестуют вандализм. А в ответ – никакой реакции новой правильной власти. Той самой власти, за которую проголосовали украинцы. Как же так? Чем объяснить?

На самом деле, всё просто. Это психоз, натуральный психоз. Когда нарушены логические процессы, барахлит мыслительный аппарат, разорваны причинно-следственные связи. Есть лишь страх, ненависть, отвращение, желание мстить. И буйствует паранойя, вызванная постоянной накачкой внешним врагом.

Дело ведь не во власти. И не в Госдепе. Точнее, не только в этом. Просто – и данное куда страшнее – секта мерзавцев бесчинствует на Украине, а большая часть граждан – адекватных, нормальных – позволяет ей это делать.

Почему? Потому что против глупости всё бессильно. А если она скрестилась с безумием – ад неизбежен.

Но это, что называется, лишь полбеды. Хуже то, что флюиды сумасшествия, витающие в душном, пахнущем кровью пространстве, поражают в том числе и нормальных украинцев. Эбола здравого смысла – вирус, запущенный Евромайданом. Этим гигантским психологическим экспериментом, изменившим сознание, способ мышления и модус операнди тысячи украинцев.

И они не злодеи – нет. Всё даже страшнее: они обычные люди, творящие безумие. Ханна Арендт называла подобное «банальностью зла».

Да, зло действительно банально. А безумие, к сожалению, обыденно. И пока у этого ада есть яд, но нет противоядия.

Но его надо искать. И надо исторгать из себя – через рвотные судороги, через мучения – эту заразу, эту чуму, поразившую часть украинского народа. Потому что иначе – ноги будут пилить – да и уже пилят – не только памятникам.

Варвары, питаемые бесами Евромайдана, пришли, чтобы уничтожить и памятники, и прошлое, и русских, и украинцев, и здравый смысл в принципе. Украинский психоз, ощетинившийся, точно Цербер, раскрывший пасть, пожирает всех нас. Челюсти безумия – вспомните сожжённых людей в Одессе, массовые захоронения в Донбассе – кромсают милосердие, истину, мир. Они хотят отпилить наши ноги, высверлить наши глаза, но прежде всего – отравить ненавистью и безумием наши сердца и наши души.

 

Украинская стена безумия

Как Украина навсегда хочет отделиться от России

08.10.2014

Заявленная Арсением Яценюком украинская стена – не миф и не фантазия. Её действительно хотят строить, несмотря на финансовые сложности, воровство, состояние войны и здравый смысл. Строить, чтобы отделить Украину от России. Создать непреодолимую, как задумывается, физическую преграду между агрессором и жертвой. Дабы ни один боевик, сепаратист или просто москаль не смог пробраться на территорию Украины. Так задумывается. И так должно быть исполнено.

Очевидные предпосылки к этому, несомненно, имеются. Российские добровольцы и военные в Донбассе есть – следовательно, от них необходимо избавиться. И в данном случае возведение защитного сооружения (назовём это так) выглядит, конечно, не панацеей, но определённой попыткой разрешения ситуации.

Однако сама реализация стены вызывает сомнения. В ситуации, когда страна находится в состоянии войны, а она, собственно, многих денег стоит, когда близится зима и проблемы с энергоресурсами очевидны – так же, как и отсутствие обещанной помощи от Запада, пенсионного, зарплатного фонда, рабочих мест, – когда Донбасс лежит в руинах и требует колоссальных средств на восстановление, украинское правительство планирует тратить весомые суммы денег на изначально абсурдный проект. С таким же успехом можно было бы ссыпать гривне-доллары в жерло вулкана, принося жертву жовто-блакитному идолищу поганому, или пустить их на возведение небоскрёба в форме вареника.

Практическая польза от возведения стены стремится даже не к нулю, а уходит в глубокий, замогильный минус. Трудно представить, что подобная конструкция может остановить, например, самолёт или ракету. Да и против танковой колонны она вряд ли выстоит.

Единственный преграждающий эффект возможен лишь для людей, пересекающих российско-украинскую границу. Вот только остановит стена прежде всего рядовых граждан. И во многом пострадают именно украинцы, которые по-прежнему, несмотря на общую мобилизацию, миллионами едут в Россию. Те же, кого и вправду пускать не хотят, – будут делать то, что делают сейчас: давать на границе деньги. Двести гривен – и «зелёный свет» дан.

Впрочем, всё это – рассуждения из сферы логики, где действуют причинно-следственные связи, осознаваемые умом, а украинская стена – проект, апеллирующий исключительно к эмоциям и архетипам.

Ведь стена, безусловно, символ. Предельно чёткий, донельзя ясный. И на свой манер гениальный.

Да, Украина отделяется от России. Она работала над этим последние двадцать, а может, и больше лет и теперь, судя по событиям и риторике уходящего года, достигла цели. Потому будущая, если всё же будет построена, украинская стена – это материализация того предельного разделения, которое давно уже существует между русскими и украинцами. Существует не по их воле и не им в плюс.

Украина, как яд, старалась выдавить из себя всё русское на разных уровнях. На экономическом, когда проще ликвидировать завод, но не дать ему работать с российскими партнёрами, потому что «Москва – стратегический враг». На социальном, когда – таково объявление в паспортном столе – «не рекомендуется предоставлять вид на жительство гражданам Российской Федерации». На историческом, когда переименовываются улицы, а в учебниках пишут откровенно лживую информацию.

Да, все эти истории о притеснении русских, безусловно, существенно преувеличены, но беда в том, что они действительно имеют под собой основания.

Украине можно сколько угодно – справедливо иль нет – пенять и винить Россию, но не будь этих националистических мерзостей, и нынешний конфликт не состоялся бы, несмотря ни на какие влияния извне. Люди бы просто не поддержали, не выступили против Киева. Но, простите, что надо было проделать с гражданами, дабы они так массово начали ненавидеть свою страну?

Стена, отделяющая украинцев от русских, выстраивалась на протяжении всех лет независимости. Из лживых историй, дурацких запретов, застарелых обид, ущербных комплексов, будоражащих фобий – из всего того мусора, коим полнится душа каждого народа.

А посмотрите-ка, что в России! Уже слышу я аргумент, который столь часто эксплуатируется в ксерокопированных российско-украинских спорах. К слову, глупо, нелепо и бесперспективно оправдывать одну мерзость другой, но это так, notabene.

В России упомянутые негативные факторы, выразимся для разнообразия эвфемизмом, тоже есть. Но на данном этапе они лежат на дне. Их складывают туда, как ядерные отходы в землю, и когда-нибудь они, безусловно, проявят себя, но пока слышны, видны, ощутимы лишь их отголоски. В Украине же данным фекалиям не просто дали, а помогли всплыть на поверхность.

Простите, но я не помню, чтобы в России люди выходили на многотысячные митинги, где звучала бы откровенно украинофобская риторика, а в качестве светочей и символов использовались бы националистические объекты. Чтобы государственные лидеры делали заявления, больше соответствующие фашиствующей гопоте. Чтобы депутаты пытали людей на видеокамеру. Чтобы официальные представители Кремля называли украинского президента нецензурными словами. Чтобы министр внутренних дел отдавал приказ бездействовать, когда валят уникальные памятники и избивают людей, якобы имеющих пророссийские взгляды. Нет, Россия не поступала так по отношению к Украине.

Но беда в том, что есть другая Украина – некий государственный фантом, демон, который на самом деле не имеет ничего общего с исторической родиной миллионов замечательных людей. Их от истинной Украины, как и Россию, тоже отделила стена безумия, ненависти и страха. Стена, которая глубже, мощнее, выше, чем кажется, потому что проходит через сердца и души.

Не простые украинцы начали возводить её – нет, они преимущественно жертвы дьявольского эксперимента, обмана, зла, – но именно они должны её разрушить. Вместе со своими русскими братьями.

 

Дорогой благих намерений

О конфликте закона и справедливости в Украине

14.10.2014

Нам всё время говорят о фашизме, разрывающем Украину. О красно-чёрной чуме, уничтожающей любое инакомыслие, особенно если оно коррелирует с пророссийскими настроениями. С другой стороны, нам твердят о том, что происходящее в Украине свидетельствует о росте, подъёме национального самосознания.

Казалось бы, две противоположные точки зрения, выражаемые несогласными, а подчас воинственно несогласными, конфликтующими лагерями. Но фокус в том, что правы и те и другие.

При всей инспирации американскими «пирожками» и жутким националистическим замесом Евромайдан, как условный старт, как точка отсчёта в основе своей, нёс благую, справедливую идею возвращения страны народу, уставшему от дури, жадности и бесстыдства властей. Люди вышли, потому что «устали жить в дерьме», как было написано в одной из листовок.

И правда, кучка сомнительных персонажей вдруг решила, что вся страна, от и до, принадлежит исключительно им, хотя их-то звали лишь на роль временных управленцев. В результате они не только создали убийственную систему коррупции, но и нивелировали понятие «гражданин» в принципе.

Впрочем, это не отменяет того, что обычный среднестатистический украинец (при всей общности данного понятия) во времена Януковича жил, пожалуй, лучше, чем при других президентах. Вот только с донесением этой мысли народу у правительства возникли проблемы. Пиар-служба дело своё провалила.

Хотя, вот мой знакомый под Киевом построил дом отдыха. К нему пришли люди из соответствующих структур и заявили:

– Мы купим у тебя пансионат за триста тысяч.

– Но постойте, – ошалел знакомый, – он стоил три миллиона!

– Или купим за триста, – отчеканили люди, – или заберём так…

Подобных примеров, что называется, множество. Они не следствие ошибок только лишь Януковича – отнюдь, скорее продолжение «деяний» всех предыдущих правительств. Все они кирпичики в той дороге, которая привела большинство людей – особенно представителей мелкого и среднего бизнеса – на Евромайдан. Они просто устали от насекомообразной жизни. И многие из них были готовы физически уничтожать власть, которая, при всей своей гротескности, в общем-то была такой же, как все предыдущие, разве что чуть трусливее и жаднее.

Отбрасывая эвфемизмы, молодчики Евромайдана творили то, что в состоянии аффекта грозились сделать многие украинцы. Отомстить, восстановить попранную справедливость.

Так же и сейчас, по справедливости, в Украине швыряют в мусорные баки и лупцуют тех, кто так долго издевался над простыми людьми. Бунтующий украинец оказался готов к реальным действиям. И этот его активный протест – не сколько подъём национального самосознания, сколько месть той инфернальной обыденности, что засасывала его тоскливым болотом. Месть взяточникам-судьям, которые, прикрывая мерзавцев, отправляют в тюрьму невиновных людей. Равнодушным врачам, которые не повернут головы, не услышав шелеста гривен. Правоохранителям, ответственным за беспредел во Врадиевке и десятке подобных историй. Чиновникам, превратившим страну в «зону» с горлопанистыми вертухаями-агитаторами на «вышках».

Справедливый бунт, который изначально был обречён, потому что его метафизическая основа диссонировала с modus operandi, коим должны были реализовываться заявленные цели.

И вот тут, собственно, включается вторая доминанта нынешней Украины – беззаконие как метод декларации справедливости. Массовое гражданское преступление, не получившее наказания, априори ставит под вопрос и факт, и возможность существования государства.

Можно долго, шумно, кроваво дискутировать о казуистике, но Евромайдан и логично последовавшие за ним действия, несомненно, являются преступлениями. Когда заживо сжигают правоохранителей, а затем и обычных граждан, то это не может бесследно пройти для государства. Каким бы прекрасным оно ни рисовалось в будущем, в основе его – насилие, кровь, уничтожение.

Данный спор – можно ли декларировать справедливость незаконными методами – вечен, в летописи его самые разные персонажи: от Робин Гуда и Дубровского до Данилы Багрова и Саши Белого. По сути, это всё тот же вопрос Достоевского о слезинке ребёнка. Вот только в Украине слёз и детей оказалось слишком много. И все они есть побочный эффект – именно в такой жуткой формулировке – поиска и восстановления справедливости, у которой, к слову, есть один весьма показательный недостаток.

Справедливость не может быть единой для всех, а значит, неизбежны противоречия. Мало того, противоречия базисные, существенные. Значит, оппоненты будут дискутировать о святом. Спор их, перерастающий в драку, окажется из серии «чья мама лучше». Можно ли в нём отыскать победителя? Гражданская война в Украине, инспирированная и поддержанная извне, даёт однозначный ответ.

И тут снова важен фактор закона. Потому что только он и может если не постулировать, вынося окончательный вердикт, то, однозначно, корректировать условия, градус спора. И когда Пётр Порошенко беседует с Викторией Нуланд о предстоящих системных реформах, продолжая линию стратегии «2020», то он, как и все причастные к Украине, обязан помнить одну простую вещь: в основе всего должен лежать закон и его соблюдение.

Казалось бы, очевидно, да? Вот только это, как и многие подобные максимы, забывается вновь и вновь, превращаясь в полигон для вольных трактовок. И когда очередные молодчики идут валить очередной памятник или избивать очередную персону, то украинские СМИ рассказывают о чём угодно, но только не о преступлении, совершённом одними гражданами Украины по отношению к другим. Хотя все они имеют идентичные права и свободы. Следовательно, первые граждане должны быть наказаны.

Тем показательнее бездействие, а подчас и содействие (со знаком «минус») правоохранительных органов, чья деятельность до и после Евромайдана – только на разный манер – свидетельствует о глубочайшем кризисе структуры.

Оставшиеся после советского времени профессионалы смогли предотвратить гражданский конфликт в девяностых, но после отчалили на более денежные места. Остались и пришли те, кто либо хотел стать вором по ту сторону черты, либо просто не имел альтернативы. И не случайно перед Евромайданом милиция имела рекордно низкий, как пишут в социологических материалах, индекс доверия. Ниже он – только сейчас.

Да, мы получили Украину, где у каждого своя справедливость. И кто в ней сильнее, тот окажется прав. Так, собственно, и везде, но не везде подобная ситуация не имеет противодействия. Оттого олигархи и содержат «карманные войска», а простые граждане выясняют отношения на площадях. Развести, утихомирить их некому. Справедливость бьёт закон и превращается в обречённость.

 

В тупике

О парламентских выборах–2014 в Украине

27.10.2014

Парламентские выборы в Украине состоялись. Вот только внятных ответов они так и не дали. Всё осталось почти так же, как было. Разве что чуть сложнее.

Голословными оказались заявления тех, кто обещал, что после выборов Украина – наконец-то! – определится со своим будущим. И можно будет стабильно, методично работать на благо нации и государства.

Нечто похожее рассказывали, впрочем, и перед президентскими выборами. Голосуйте, ждите, и жизнь наладится. Не наладилась. Наоборот, проблем и трудностей лишь прибавилось. Хотя за Петра Порошенко, как и агитировали, голосовали единодушно: 55 % голосов в первом туре – рекорд независимой Украины.

При этом новому президенту изначально отводилась роль менеджера, которого, если что не получится, быстро снимут. Но Порошенко, как человек амбициозный, властный, с такой постановкой вопроса согласен, ясное дело, не был, хотя его и наделили меньшими, чем у Виктора Януковича, полномочиями. Пётр Алексеевич принялся подминать власть в Украине под себя, балансируя между идеологическими лагерями как внутри государства, так и за его пределами.

Порошенко нужна абсолютная власть в стране. И для этого – до президентских выборов депутаты вернули Конституцию 2004 года, сделав реверс в парламентско-президентское государство, – Петру Алексеевичу требовалось доминантное большинство в Раде.

Так образовался Блок Петра Порошенко, созданный по популистским принципам как идеологически, так и компонентно. Пётр Алексеевич говорил то, что от него хотели услышать. В зависимости от аудитории и места действия. На по сути один и тот же вопрос, заданный разными людьми и на разных языках, он мог ответить противоположные вещи. Главное – заработать бонусные очки у аудитории. Озвученная стратегия «2020», включившая в себя правильные, округлые формулировки, оказалась из той же популистской серии.

Партийные списки также формировались по принципу «угодить всем». В них вошли и лидеры Евромайдана (Виталий Кличко, Ольга Богомолец), и «жертвы режима Януковича» (Юрий Луценко), и знаковые журналисты (Мустафа Найем, Сергей Лещенко), и хозяйственник Владимир Гройсман, и татарский оппозиционный лидер Мустафа Джемилев, и военный патриот Юлий Мамчур, командовавший воинской частью в Бельбеке, отказавшейся сдаться «зелёным человечкам». Не нравится один – голосуй за другого.

Предварительные опросы демонстрировали, что эта тактика во многом оправдывает себя: Блок Порошенко уверенно лидировал. Для Украины это значило повторение предыдущего сценария с правящей «Партией регионов» и Виктором Януковичем во главе.

Реальность, правда, оказалась несколько иного свойства. Блок Порошенко не взял необходимого для диктатуры президента большинства, а оказался на равных с «Народным Фронтом» Арсения Яценюка.

Основных причин неуспеха (а это именно он) Порошенко тут две. Во-первых, Пётр Алексеевич думал, что договорился с Игорем Коломойским, а значит, будет больший процент в контролируемых днепропетровским олигархом областях, но этого не случилось. Во-вторых, политическая эквилибристка хоть и удалась Порошенко лучше, чем Януковичу, но всё же отпугнула часть электората.

Она же во многом и увеличила процент подзабытому «Народному фронту» Арсения Яценюка, который вместе с соратниками Александром Турчиновым и Арсеном Аваковым гнул жёсткую милитаристскую линию. Именно эти люди по большей части ответственны за начало войны в Донбассе, внутренние погромы и проекты вроде строящейся на границе с Россией стены. «Народный фронт», в отличие от Блока Порошенко, не делал никаких реверсов в сторону Москвы и был ориентирован исключительно прозападно.

Между тем, как показали выборы, на одной русофобской риторике, в которой упражнялось большинство партий, достойный процент набрать не удалось. И Олег Ляшко с «Радикальной партией», и Олег Тягнибок со «Свободой» не достигли ожидаемых результатов; более того, число их избирателей снизилось.

Акценты предвыборных кампаний двух данных партий были максимально жёсткими, а в их избирательных списках нашлось место командиру батальона «Айдар» Сергею Мельничуку, сыну главнокомандующего УПА Романа Шухевича Юрию-Богдану, Игорю Мирошниченко, избившему и похитившему директора Национального телеканала Украины, и, конечно, Ирине Фарион, известной целой россыпью фраз вроде «живём, чтобы убивать москалей».

Но всё же украинцы, наевшись радикальной риторики, продемонстрировали, что устали от патологического паразитирования на их патриотических чувствах. Страх и ненависть, используемые политиками вроде Ляшко или Тягнибока в качестве механизмов управления, подпитываемые информационной истерией, медленно, но верно рассеиваются, и на горизонте слабо, но зиждется рассвет трезвых оценок и ясных мыслей. Впрочем, это не мешает «радикалам» и «свободовцам» делегировать в Раду воинствующих фашистов, где им составит компанию Дмитрий Ярош.

Провал Юлии Тимошенко и её «Батькивщины» отчасти также объясняется безальтернативной агрессивной риторикой. Во многом это наиболее потерянная, несовременная партия, баллотирующаяся в Верховную Раду. Прежние соратники Тимошенко превратились в независимых политических игроков, а сама Юлия Владимировна, отсидевшая за всех, так и не оправилась от проигрыша Януковичу и тюремного заключения. Уверенность в том, что лидерство принадлежит ей по априорному праву, оперирование устаревшими конструктами, отсутствие поддержки у Запада – основные факторы, оставившие Тимошенко вне премиальных мест в дрейфующей украинской шлюпке. Другой вопрос, что Юлия Владимировна, славящаяся своими камбэками, борьбу, конечно, не прекратит.

При заявленной разнице взглядов и методов все вышеперечисленные партии относятся к одному националистически-прозападному крылу. Их консолидации мешают не глобальные идеологические противоречия, а личностные черты и амбиции.

Иное – малочисленное, скудное – крыло представил, во всяком случае, так было заявлено, «Оппозиционный блок», слепленный из того, что осталось от руин «Партии регионов». Возглавляемый экс-министром энергетики Юрием Бойко, скандально известным закупкой буровых вышек через офшорные фирмы, блок приютил экс-вице-премьер-министра в Кабмине Азарова Александра Вилкула, комичного Михаила Добкина, удивившего на президентских выборах Вадима Рабиновича и ещё десяток знаковых украинских политиков эпохи Януковича (вроде люстрированного Нестора Шуфрича и секс-символа, экс-министра соцполитики Натальи Королевской). Это те люди, которым не хватило ни смелости, ни здравого смысла, чтобы уйти из политики после торжества Евромайдана, обеспеченного во многом их бездарной, алчной деятельностью.

И политическая, и социальная, и общественная риторика Блока – это продолжение дела «регионов», паразитировавших на незащищённости русских граждан Украины. Даже стилистически агитационные материалы «Оппозиционного блока» выполнены в «региональной» эстетике.

Оттого показатель (достаточно весомый), набранный Бойко, Добкиным и компанией, в определённой мере отражает процент тех людей, которые либо продолжают оставаться верными сторонниками «Партии регионов», либо так ненавидят нынешнюю власть, что готовы голосовать за кого угодно, лишь бы против неё.

Сюрпризом (пусть и с определённой натяжкой) стал успех – около 10 % голосов – партии со знаковым названием «Самопомощь», возглавляемой мэром Львова Андреем Садовым и являющей собой любопытный конгломерат членов партий «Воли» и собственно «Самопомощи», участников боевых батальонов из зоны АТО, экспертов-активистов Реанимационного пакета реформ и бизнесменов (в основном из IT-сферы). Это, пожалуй, наиболее идеологически, методологически ясное и вместе с тем репрезентативное объединение национально-либерального толка, идущее в Верховную Раду и получившее серьёзную поддержку в западных областях. Успех «Самопомощи» свидетельствует прежде всего о том, что у Западной Украины есть абсолютно своё, во многом иное, нежели у Киева, видение нынешних реалий и дальнейших перспектив.

Одна же из главных особенностей украинских выборов – низкая (чуть больше 50 %) явка избирателей, свидетельствующая о том, что люди устали от политиков, не верят им и понимают, что судьбы Украины решаются за её пределами.

Всё это, собственно, в очередной раз доказывает, что никаких существенных конструктивных перемен ждать после парламентских выборов не приходится. Борьба за власть и дробление по идеологиям, интересам продолжатся. План Порошенко не сработал. Премьер-министром, скорее всего, окажется не его человек, и именно он во многом будет первым лицом в государстве. Внешнее двоевластие будет сохраняться, хотя и Яценюк, и Порошенко – игроки несамостоятельные, зависимые.

Внутренне же усилится борьба олигархов и подконтрольных им структур. Ведь те, против кого боролся Евромайдан, остались, накопили ресурсы и силы. Проигравшие на выборах неизбежно захотят отмщения и пойдут в атаку. Для украинского народа это грозит внутренними пертурбациями, которые будут скрывать за ширмой внешней патриотической борьбы.

 

Крым российский: перезагрузка

Как живёт полуостров после референдума

02.11.2014

Отделение Крыма от Украины случилось, конечно же, не во время референдума 16 марта и даже не 23 февраля, когда люди вышли на первые митинги. Нет, оно произошло раньше: сразу после распада СССР, хотя, казалось бы, именно тогда формально полуостров стал частью украинского государства.

Но Украина пошла своим «незалежным» путём, создавая эклектику националистических архетипов и европейских ценностей, питаемых российским газом, а Крым законсервировался в советской действительности образца восьмидесятых годов, которая, не реставрируясь, осыпалась, ветшала. Бездарность и жадность киевских и местных властей превратили развитый промышленный, сельскохозяйственный, а главное, научно-технический регион в дотационную пустошь, которую многие, в отличие от прежних времён, старались как можно быстрее покинуть.

Характерный пример, один из тысячи. В Херсонесе, памятнике ЮНЕСКО, в одном из экспозиционных залов, обвалилась крыша. Девять лет на её восстановление не могут отыскать денег. Между тем заработанные Херсонесом средства Киев по большей части забирал себе.

Экономически Украина мало что дала Крыму. Как, впрочем, и Крым ей. Полуостров быстро превратился в один из самых криминальных регионов страны. Государство в государстве – так характеризовали полуостров.

Дополнительные трудности, риски вносила межнациональная специфика. И русским, и татарам, и украинцам, и армянам, и грекам, и другим народностям, населяющим полуостров, было что предъявить друг другу; обид, недомолвок, разногласий хватило бы не на один кровавый конфликт.

Оттого Крым столь остро нуждался в объединяющей идее. Но вместо конструктивного вектора на гармоничные, толерантные отношения произошло смещение политики власти в сторону однополярного этнократического диктата, выраженного в оскоминной украинизации, превратившейся в объект спекуляций. Одни раздувают её, превращая в осьминогоподобного монстра, чьи жовто-блакитные щупальца проникали во все сферы жизни крымчан. Другие, наоборот, относятся к ней иронично, воспринимая как мем российской пропаганды. Истина же как всегда – посередине.

Собственно, она вскрылась в конце февраля 2014 года, сразу после бегства Виктора Януковича, когда первым законом, озвученным победителями Евромайдана, стал закон о запрете русского языка. Внедряли его на фоне националистических истерик, заполонивших СМИ.

По сути, именно Евромайдан и последующий сценарий оказались катализаторами сепаратистских настроений на полуострове. Усиленные российской пропагандой, они создали мощнейшее информационное давление как эффективный механизм управления коллективным сознательным и бессознательным. Граждане поверили в то, что придёт «Правый сектор» и пожрёт их детей, а ветер перемен гонял меж разгорячённых голов визитки Яроша. Будет бойня, если не выберете Россию, так объяснили крымчанам.

Бойня действительно бы случилась. Даже не потому, что пришли бы националисты, хотя и это тоже, но ещё и потому, что местный криминалитет никогда бы не отдал контроль над полуостровом. И когда сегодня Москва и крымские власти прикрывают свои промахи фразой «зато у нас нет войны», то это, в общем-то, справедливый, хоть и спекулятивный аргумент.

Если кого и должна винить Украина в потере Крыма, то, прежде всего, саму себя, а после Россию. Киевские власти сделали всё, чтобы полуостров отошёл ей, сориентировавшейся, зарвавшейся. И такая политическая бездарность Украины объяснима либо глупостью, либо предательством.

Россия же взяла то, на что претендовала давно. Да, по отношению к Украине она поступила бесчестно, подло (если в политике допустимы подобные дефиниции), но исходя из своих национальных интересов, совпавших с надеждами самих крымчан.

Тем нелепее казались агониальные заявления ряда украинских и западных политиков о дулах российских автоматов, под которыми проходил референдум 16 марта. Они диссонировали с той радостной атмосферой, что преимущественно царила на избирательных участниках, где крымчане поздравляли друг друга с возвращением на родину. При этом, несомненно, о заявленных 90 % поддержки речи не шло.

Технически присоединение Крыма было исполнено насколько молниеносно, настолько же и тактически верно. Заявления о вводе российских войск отмелись тем, что они уже находились там по договору с Киевом начиная с 1991 года. Перемещения же их за территорией мест дислокации оказались хоть и общеизвестны, но недоказуемы.

Другой вопрос: проявилось ли бы русофильское единодушие крымчан в иных контекстуальных условиях? С большой вероятностью – да. Об этом свидетельствуют опросы, демонстрирующие, что с 2005 года процент желающих присоединиться к России в Крыму и Севастополе не опускался ниже 65 и 69 % соответственно.

Оттого насколько важна, настолько и редка дифференциация двух компонент возвращения/аннексии Крыма – ментальной (культурной, идеологической) и экономической (социальной, правовой) составляющих.

Первая вызывает в основном косметические правки. Крым не смог интегрироваться в украинское пространство. Продолжая существовать в разрушающейся советской действительности, он противился и европейскому курсу, и национальному фактору Украины, ассоциируя себя с Россией как с преемницей СССР. Всё логично.

Вторая же компонента возвращения/аннексии Крыма вызывает существенные вопросы. Она выглядит сомнительной и с экономической, и с правовой точки зрения. Непризнание российского Крыма другими странами во многом закономерно, а отрезанность полуострова, его сохраняющаяся зависимость от Украины усугубляют проблему. Возможно, Москва, и правда, хочет сделать Крым образцовым регионом, но пока всё это остаётся на уровне желаний и разговоров.

Семь месяцев пребывания полуострова в составе Российской Федерации так и не продемонстрировали его жителям достойных изменений. И одна из ключевых проблем тут заключается в сохранении на местах тех, кто ещё недавно разрушал Крым украинский. По сути, люди, оставшиеся у власти, просто изменили принадлежность к той или иной партии, сохранив способ мышления, ориентиры и методы.

И эта данность касается всех сфер жизни полуострова. Ведь главный коллапс его в рамках украинской независимости есть утрата мощного интеллектуального потенциала. Как следствие – нехватка кадров, неквалифицированные решения и назревающие (частично уже вызревшие) конфликты.

Данные факторы во многом породили уничтожение промышленности, природных богатств, сельскохозяйственного сектора. Всё это требует немедленного восстановления и развития. Особенно в контексте того, что Крым превратился в отрезанное пространство, имеющее очевидные проблемы доступа, сообщения и транзита.

Сегодня первичен выбор реально работающей модели развития полуострова. Сделанный Киевом туристическо-рекреационный акцент, как продемонстрировали последние двадцать лет, оказался неэффективен и привёл к захвату земли и выходов к морю частными структурами.

Правда, новая российская власть не формулирует или не озвучивает чёткой единой стратегии развития. Заметна лишь её военная составляющая. Однако она продиктована не столько дальнейшими перспективами, сколько нынешними реалиями. Севастопольское губернаторство Сергея Меняйло, а не Алексея Чалого во многом объясняется именно этим.

Но данная модель не может обеспечить самодостаточность региона, в которой он, безусловно, нуждается. Между тем максимальная независимость от союзников и врагов, самообеспечение и мир внутри полуострова – таковы главные крымские задачи.

К сожалению, сегодня они не только не решены, но и не имеют ясно обозначенных путей их достижения. Убийственный рост цен (в 2–3 раза), проваленный туристический сезон, возросшая безработица создают напряжение, растущее, но пока завуалированное трагедией донбасских событий. Есть конфликт и в межнациональной сфере: осуществляется давление на инакомыслящих крымских татар.

Ситуация ухудшается интенсифицированным переводом Крыма на общероссийские законодательные рельсы; будто старенький «Москвич» выставляется на соревнования «Формулы‑1». И тем пагубнее надежды крымских властей на то, что Москва завалит полуостров деньгами.

Реально Крыму сегодня предстоит колоссальная работа в исключительно неблагоприятных условиях, и первая узловая станция на этом бескомпромиссном пути – восстановление советской матрицы бытия в её позитивных проявлениях, а также переформатирование сознания жителей полуострова. Иначе – убийственный, безальтернативный тупик.

Революция на полуострове произошла, да. Обратного хода нет. Но теперь Крыму необходима перезагрузка.

 

Манифест отверженного: своевременные мысли

О роли писателя в современном политическом контексте

05.11.2014

После первых моих появлений на телевидении мне написал коллега. Смысл его письма был таков:

– Ты мерзавец, Платон! Не стыдно ли тебе лгать в эфирах?

Я, стараясь не раздражаться, ответил:

– Что конкретно тебе не понравилось в моих словах?

Ответ его был суров, как похмельный прапорщик утром:

– Я твою чушь не слушал! Какая разница, что ты говоришь? Важно, с кем ты стоишь!

Потом, видимо, отойдя, он добавил:

– Не лезь в это дело! Не порти себе репутацию!

Под «делом» он понимал российско-украинские отношения, бойню в Донбассе, крымский вопрос и иже с ними.

Собственно, я слышу подобное часто. Мол, не писательское это занятие – лезть в новые «проклятые темы». А коль сунулся – готовься, что заклеймят, осудят.

Отношение действительно меняется. Человек, с которым ещё год назад ты обнимался, теперь руки не подаст. Френды – уже не френды: либо бан, либо игнор. Запланированные публикации в «толстых» журналах – отмена. На писательских форумах человек вдруг подходит и посылает тебя эротическими маршрутами, а ты его даже не знал, но он тебя ненавидит заочно.

Есть ощущение, словно в безвоздушное пространство попал. И вокруг никого. Ты не просто в изоляции, нет – ты прокажённый, с колокольчиком и в балахоне, отверженный; ходишь, бродишь, стаптываешь жизнь в одиночестве. Лишь потому, что имел желание и возможность высказаться. А это нынче не в тренде.

Мнение надо держать при себе. Упрятать его в пыльные чуланы души, запереть и не выпускать. Потому что иметь своё мнение в принципе – воинствующий моветон. А по Донбассу и Украине – особенно.

Если высказываться, то лишь в толпе, на диковатом «Марше мира», где отчего-то звучат нацистские лозунги и призывы к странной войне, в которой одна сторона должна быстро сдаться.

«Для чего он ушёл в публицистику? Почему не дистанцировался от Украины?» – вопиёт известный поэт. Он-то сам уже давно умыл руки. Сидит на поэтическом пьедестале, в окружении престарелых муз, взирает на происходящее со снисхождением, переходящим в издёвку. Что ему до обезглавленных или заживо сожжённых людей, когда верлибры совершенствовать надо?

Но пройдёт время, переусердствует с алкоголем поэт и шепнёт случайному – или неслучайному – встречному: «А Крым-то – наш!» Или, наоборот, тихо так, но настойчиво, стуча кулачками по столу, зиганёт: «Слава Украине! Героям слава!» И в этом есть своя елейная, рафинированная мерзость, которая, точно голливудские монстры, рано или поздно выползает из тьмы.

«Разве это наше дело?» – восклицает другой литератор, прозаик. Он тоже хочет держать дистанцию, но всякий раз невольно приближается к теме максимально.

А всё потому, что это наше дело, да. Абсолютно наше! Писательское!

Не в контексте противостояния России и Украины, Донбасса и Киева, москалей и бандеровцев – нет, но в вечном контексте борьбы добра и зла, где поле боя – сердца человеческие. Борьбы за правду, за истину, которую не разбомбить никакими «Градами». И в этой борьбе писатель взбирается на баррикады, выбирая своё оружие – слово.

Это, конечно, не значит, что завтра надо взять автомат и идти убивать, но совершенно точно ставит вопрос о необходимости разобраться в категориях «хорошо – плохо», «истина – ложь», «мудрость – безумие», при всей общности данных слов.

Произошедшее в Украине – это прежде всего следствие колоссальной гуманитарной катастрофы. Уничтожение образования, нивелирование профессии педагога, рост безграмотности, культурное отчуждение, утрата нравственных ориентиров, моральная деградация – всё это ведёт к ликвидации той границы между добром и злом, что проходит, как писал Солженицын, через сердца. Иронизировали, ёрничали над «добрым и вечным», над заезженными понятиями, считали их атавизмами, упивались постмодернистской эпохой, нивелировавшей любые ценности, – и вот результат.

Мы получили человека, не способного отличить истинное от лукавого, погрязшего в мудрости мира как безумии перед Богом. Таким человеком крайне легко управлять. Посредством страха, как это было в Одессе. Или посредством пропаганды, как это происходит каждый день.

В России – аналогичная история, но в ней, при ещё больших минусах, есть средство от государственного распада – сильная власть. В Украине этой власти не оказалось, и тогда культура, язык стали инструментами войны.

И это не политика, как мы привыкли маркировать, а сфера нравственности, надыдей, ценностей. Желание находить, уничтожать врага, жажда крови, доминирование ненависти над милосердием, принятие на веру любого зла как следствие нехватки основ внутренних.

И тут писатель, работающий со словом и с душами, не может быть в стороне. Zeitgeist требует от него погружения если не на дно, то на первые круги ада. Принесения туда образа здравых словес.

Оттого важен не только сам факт высказывания, но и его суть, содержание, ибо каждое лишнее, неосторожное слово множит ненависть и агрессию, захлёстывающих, видоизменяющих людей вокруг. Писателя – говорящего, не стесняющегося, не боящегося – должен спасти, удержать от падения внутренний эмпатийный гетеродин.

Собственно, такова традиция великой русской литературы, дающей миропонимание и мироустройство. Ведь каждая прочитанная книга – прожитая, маленькая или большая, яркая или скучная, жизнь; прожитая без отнятых лет. Понимание природы зла, его отторжение без непосредственного пребывания в этом зле.

Можно быть на войне и писать «Севастопольские рассказы». Или «Горячий снег». Или «Белую гвардию». А можно наблюдать за войной со стороны, но при этом остро переживать её, создавая «Красный смех», эти записки неврастеника, остро чувствующего боль войны, как выразился Вересаев.

Но трудно представить, чтобы Газданов или Гайдар, Андреев или Толстой, Бондарев или Булгаков, люди пишущие, пытающиеся осознать, в принципе оставались в стороне или были столь чудовищно однобоки, чтобы не сомневаться, не рефлексировать, не искать ответов, когда кромсали, четвертовали их замученный, разделённый народ.

Да, нам, как и раньше, нужны очевидцы, здравые, рассудительные. Нужны сомневающиеся, не боящиеся ставить «проклятые вопросы». Нужны ответчики, умеющие понять и сформулировать. Нужны отверженные, пребывающие в изоляции. Они будут творить свидетельства, эти своевременные мысли нового страшного времени. Дабы зафиксировать, разобраться, понять. А возможно, дабы простить, навсегда отсекая дорогу в ад.

 

Реставрация как начало

О проблемах и перспективах российского Севастополя

07.11.2014

Севастополь определился со своим будущим. Губернатором стал Сергей Меняйло. Законодательное собрание возглавил Алексей Чалый. Уже приняты первые законы. Так решили избиратели, коих, к слову, предсказуемо оказалось немного: явка составила чуть больше 40 %. Собственно, двумя названными персоналиями, символизирующими и детерминирующими два вектора развития Севастополя, во многом и будет определяться будущее города.

Хотя ещё весной, русской весной, большинство севастопольцев вряд ли могло представить себе подобную двуполярность. Авторитет Алексея Чалого, заставившего многих – наверное, впервые за последние двадцать лет – поверить в городскую власть, был действительно непререкаем. У Севастополя появился свой, «народный» мэр, потомственный севастополец, успешный бизнесмен и умеренный, без оголтелости патриот. Другие кандидатуры на пост губернатора, казалось бы, и не рассматривались.

Но вдруг появился Сергей Меняйло. К удивлению, а подчас и к возмущению севастопольцев, он пришёл на место Алексея Чалого. Горожан тут же успокоили: Меняйло – ставленник Чалого, о чём последний заявил на встрече с Владимиром Путиным. Сам Алексей Михайлович возглавил Агентство стратегического развития.

Закончилась подобная рокировка открытым – пламя в топке, конечно, не полыхало, но искры из полуприкрытой дверцы летели яркие – противостоянием Чалого и Меняйло. В результате бывший «народный мэр» назвал свой уход ошибкой, а нынешнюю власть – чванливой и некомпетентной.

Мирила двух мэров уже Москва. При этом Чалый хотел прямого избрания губернатора и в случае отказа планировал заблокировать выборы. Меняйло же заявлял, что прямое избрание для военного города неприемлемо. В итоге он пошёл на уступки.

Отчасти это позволило достигнуть шаткого, но перемирия. И за два дня до выборов Сергей Меняйло и Алексей Чалый совместно исполнили гимн города. Формально это выглядело как преодоление межличностного конфликта.

Однако противостояние Меняйло и Чалого – это прежде всего не борьба персоналий, но борьба идей, стратегий развития города, а также групп людей, имеющих разные взгляды на данный вопрос.

Сергей Меняйло – человек военный, и, несмотря на краткость, это вполне точная дефиниция для понимания его видения и модуса операнди. Он протеже другого, более высокопоставленного Сергея – Шойгу. Город, по его мнению, должен стать классическим форпостом армии и флота страны.

Концепция развития Севастополя Алексея Чалого сложнее, объёмнее и, главное, шире по количеству заявленных для реализации направлений. Впрочем, далеко не факт, что правильнее, эффективнее. Отчасти она отталкивается от первоочерёдных целей, названных самими севастопольцами с подачи Агентства стратегического развития.

Главной задачей большинство из 40 000 респондентов назвало возрождение Севморзавода. Далее следуют проведение капитального ремонта школ и детских садов, внедрение финансовых, медицинских, образовательных, пенсионных стандартов Российской Федерации, приведение в порядок системы водоснабжения и водоотведения, создание новых заводов микроэлектроники и приборостроения на базе прежних городских промплощадок с дальнейшим объединением их в градообразующий кластер.

По сути, концепция развития Чалого – это приоритетное решение проблем жилищно-коммунальной сферы и создание площадки для возрождения Севастополя как мощного промышленного и научно-технического центра. И в данном контексте неизбежно наращивание интеллектуального потенциала города. Это переход от сезонной работы, ставшей следствием превращения Украиной Севастополя в подобие туристического центра, к масштабному, многогранному развитию.

При этом Алексей Чалый подчеркнул, что акцент будет смещён с макроэкономики на микроэкономику, будет делаться ставка на конкретные проекты, дабы ликвидировать дефицит в бюджете. И тут важную роль играет колоссальная нехватка средств со сбора налогов; устранение её позволит городу получить до двух миллиардов рублей.

Туристический потенциал Севастополя концепция развития также не отрицает, но предполагает её большую упорядоченность и структурность. На деле, это не хаотические застройки, от которых последние годы страдал город, теряющий свой облик, а строгая архитектурная закономерность в соответствии с историческими традициями.

Существенное внимание уделяется в концепции и прозрачности действий севастопольского правительства, вплоть до прямых трансляций из зала заседаний, интернет-отчётности и других шагов на пути к открытости.

Но при всей многовекторности и красивой обёрточности концепции фактически Алексей Чалый и его команда не предложили для города ничего принципиально нового. Во многом это улучшенное, модернизированное советское видение Севастополя прежде всего как промышленно-научного центра. Города не только моряков, военных, но и учёных, инженеров, конструкторов. И это вполне логично, учитывая то, что российские партнёры всегда, а сейчас в силу изменения статуса особенно отмечают колоссальный интеллектуальный потенциал города. Именно интеллектуалы новой формации, но чтящие прежние идеалы, по мнению Алексея Чалого, и должны стать основой нового Севастополя. В идеале.

На деле же предложенная ещё летом концепция развития, по сути, так и не получила продолжения, а осталась некой мечтой, прожектом, существующим лишь на бумаге. Во многом именно такое бездействие и породило конфликт Чалого с муниципальными властями.

Несмотря на то что в советском Севастополе корреляция промышленно-интеллектуального и военного направления осуществлялась достаточно успешно, сейчас она оказалась скорее невозможна. К тому же проект Чалого предполагает, во-первых, открытость властей, а во-вторых, независимость города, но ни первое, ни второе не выгодно теневым силам, контролирующим Севастополь со времён независимости Украины.

Подобный отчасти диссонанс, отчасти конфликт во многом и предопределил то, что Севастополь за семь месяцев в России не претерпел практически никаких позитивных изменений, более того, оброс иными негативными факторами. Украинские проблемы не ушли, но добавились новые. Для города федерального подчинения, коим является Севастополь, такое бездействие, конечно, недопустимо. И рано или поздно Москва, осуществляющая серьёзную финансовую поддержку, начнёт спрашивать со всей, что называется, строгостью.

Потому, так или иначе, независимо от видения Чалого или Меняйло, им придётся договариваться, искать компромисс, реализуя совместные проекты. Сделать это, во-первых, необходимо, а во-вторых, возможно. Благо, в советском прошлом и военное направление, и промышленное, и научное, и интеллектуальное органично сосуществовали друг с другом. Именно эти времена, их положительные стороны, вспоминали севастопольцы, когда шли на референдум 16 марта. Реставрация, переходящая в новые мощные формы, – вот чего они хотели.

 

Мы думаем, что ничего не решаем, и тогда решают за нас

Абсентеизм как корень зла

11.11.2014

Сегодня я дочитал последнюю прижизненную книгу основателя гонзо-журналистики Хантера Томпсона «Наших бьют!». О кровавом спорте, американской доктрине и водовороте глупости.

Заканчивается она вот такими словами: «Политика – искусство контролировать твоё окружение. Это одна из самых важных вещей, что я понял за эти годы, и это понимание далось мне нелегко. Тех, кто думает: “Неважно, кто сейчас президент”, – никогда не призывали в армию и не отправляли сражаться и погибать в порочной, глупой войне. Его не избивала и не поливала слезоточивым газом полиция за “нарушение общественного порядка”, его не преследовало, как хищник добычу, по политическим мотивам Налоговое управление. Его не бросали со сломанным носом, не дав сделать телефонный звонок, в тюрьму, где 12 извращенцев рвутся трахнуть новичка в задницу. Вот в такие моменты становится важным, кто сейчас президент или губернатор. Вот тогда вы жалеете о том, что не голосовали».

Я, признаюсь, всегда был одним из тех, кто не голосовал. Ну, или голосовал весьма и весьма редко. И все мои друзья-знакомые были такие же, как я, – больные абсентеизмом. Мы думали что-то вроде: «Да какая разница, кто президент или мэр? Есть ли смысл выбирать из партий? Мы всё равно ничего не решаем. Да и вообще, политика – это зло…»

Да, мы действительно мало что решаем. Но это не отменяет острого, как мачете, факта: каждый не озвученный нами голос используется против нас, каждое наше молчание – фон для их лживых, мерзких речей. Они хотят использовать нас, и мы даём им этот шанс.

Чуть больше года назад мне попалось интервью Бориса Гребенщикова: «Нигде, кроме Москвы, политикой не интересуются. Не устаю говорить одно и то же: нет разницы между политиком и ассенизатором, или сантехником, или продавцом. Мы же не говорим так много о сантехниках, мы не знаем, как их по имени-отчеству, мы не обсуждаем их личную жизнь». Помню, мне очень понравилась эта фраза, и я озвучил в интервью с Михаилом Елизаровым мысль, что политики слишком много, но, по факту, она ничего не решает. Он ответил на мой вопрос так: «Любой житель Сирии или Ливии ответит на этот вопрос лучше и эмоциональнее меня. Политика реально убивает людей. Последние двадцать лет она уничтожает Россию».

А через месяц или два начался Евромайдан. И моей страны, гражданином которой я был, не стало. Её разорвали на части.

Тогда я точно осознал, что политика кое-что да решает. Она реально убивает. Пусть и неумение вырастить и сохранить любовь, вспоминая слова Григория Померанца, причиняет человечеству больше страданий, чем все политические режимы всех времён, потому что режимы приходят и уходят, а бездарность в любви остаётся…

Мы не спешим голосовать. Не спешим выражать мнение. Не спешим говорить за себя. Может быть, даже боимся. Привыкли жить в темноте, мерзлоте, бессилии и равнодушии, когда и «без того ясно, что в соседнем доме окна жёлты, и недвижный кто-то людей считает в тишине». Мы думаем, что ничего не решаем, и тогда решают за нас.

Россия, Украина – одни из самых неголосующих стран в мире. И это проблема. Возможно, одна из тех, что вновь и вновь устраивает нам очередной 17‑й или 91‑й год, выводя на очередной Майдан или Болотную. Но они есть лишь суетливые, беспутные попытки компенсировать – в лучших наших традициях, когда в последний день делается всё то, что должно было делаться на протяжении месяца или недели – предыдущее бездействие.

И в таких случаях часто становится только хуже. Ибо грех, как сказали бы Святые Отцы, есть всё то доброе, что сделано не вовремя и не к месту.

 

Евромайдан приговорил Украину

Подводя итоги «революции достоинства»

21.11.2014

Ровно год назад, 21 ноября 2013 года – эту дату уже успели истолковать мистики – я по личному делу оказался на Площади Независимости в Киеве. Тогда же стартовал Евромайдан.

Происходящее напоминало скорее сбор клуба по интересам, нежели массированный социально-политический протест. Были в основном возбуждённые студенты и экзальтированные пенсионеры. Под песни и хороводы они критиковали власть Януковича и требовали не отменять подписание договора об ассоциации с Европой. Своё недовольство они формулировали лаконично: «Мы просто устали жить в дерьме».

В ночь с 29 на 30 ноября всё изменилось. Тогда, когда люди в форме – или те, кто скрывался за ними, – показательно, на камеры журналистов, поддавшись на провокации, избили участников демонстрации. С этого момента Евромайдан перестал быть студенческим протестом, а превратился во всенародный бунт, испепеляющую лаву украинского отмщения.

Безусловно, его инспирировали извне, проведя по опробованным лекалам «цветных» революций, но, пожалуй, впервые настолько плотное внимание уделялось психологической обработке, трансформации сознания. Когда из обычных, рядовых людей – эффект Люцифера, исследованный, в частности, американским психологом Филом Зимбардо в рамках Стэнфордского эксперимента – путём накачки внешним врагом, «другим», монстром создавали готовых убивать – во имя высшей идеи, конечно, – биороботов, ставших месмеризированными частями, элементами инфернального организма Евромайдана, сломившего и волю, и мораль, и здравый смысл его участников. Многие люди, пришедшие с благими, справедливыми помыслами, попали в дьявольскую лабораторию, где ради чистоты эксперимента совершались подлинные жестокости.

Ради чего? Официально – ради свержения режима Януковича, уничтожения коррупции, поддержания курса в Европу, и бонусом – в качестве надстройки, миссии, сверхидеи – ради воспитания, продуцирования национального самосознания украинцев.

Да, единство, конечно, было, но формировалось оно и направлялось не в конструктивное, а в разрушительное русло. Иначе, собственно, быть не могло: ведь в саму основу заложили идею отрицания, негатива – апеллирования к внешнему врагу, России. Общая угроза, объединив, сыграла роль камуфлирующего полотна, прикрывшего все несправедливости и бесчинства, против которых изначально вышли люди, но с определённого момента начали совершать их сами.

Можно констатировать, Евромайдан провалился, не оправдав себя. Всё новое оказалось не просто хорошо забытым старым, а сильно ухудшенным, деформированным старым. Ни Европы, ни улучшения жизни. Олигархи остались, а коррупция возросла. Страна утратила свою целостность, превратившись в полигон для бандитских разборок.

Выгорело лишь со сверхидеей – разграничение на правильных и неправильных украинцев действительно произошло. Но именно оно дало убийственный побочный эффект.

Главное же разделение произошло в сердцах и душах людей, сепарация прошла по линии крови: украинцы стали врагами друг другу. Научились оправдывать смерти, которые также стали разделять на правильные и неправильные.

И тем страннее, что сегодня, 21 ноября, президент Украины постановил отмечать День достоинства и свободы. По словам Порошенко, во время Евромайдана украинцы «продемонстрировали свою европейскость, достоинство, своё стремление к свободе».

Не знаю, что такое «европейскость», но если это синоним глупости, то возможно, а глупость всегда стремительна, глупец не ведает сомнений, он всегда уверен в собственной правоте, и оттого столь опасен для идеи добра.

Но всё же, когда неизбежно рассеется морок, тогда станет ясно, что Евромайдан приговорил Украину. Если что и делать 21 ноября, так это скорбеть. Скорбеть по всем убитым и разделённым.