Усталость, вяжущая, сковывающая, всепроникающая. Вялость мозга, ломота мышц. Вот что навалилось тогда, в декабре 2014 года, на многих из нас.

Донбасская рана не затянулась, наоборот, она кровоточила всё сильнее, страждущие не утешились, слепые не прозрели, но страдания, ужасы оттеснились – намеренно или естественно – замшелой обыденностью. И обстрел «болванками предсказуемости» продолжился ещё активнее: одни и те же слова, одни и те же картинки, расшатывающие, дестабилизирующие сознание.

Год назад люди Евромайдана стали жертвами дьявольского психологического эксперимента, теперь его влиянию подверглись все мы. И с ним не справились. А потому, как свойственно людям, попытались адаптироваться, отстраниться.

Усталость, скатывающаяся в отчаяние, переборола благие побуждения и стала главной доминантой войны. Бойня, на первый взгляд, проходившая на конкретной территории, перекинулась и на другие зоны, локальный конфликт превратился в глобальный. Речь, конечно, не столько о географии, сколько о психологии, экономике, политике, сфере духа. Донбасская война уничтожала здоровье, благосостояние, рассудок многих из тех, кто никогда не был и даже не собирался быть там, где звучали выстрелы.

Время классических войн прошло. Формат «стенка на стенку», когда страны и народы сходились в битве, перестал существовать. Взять условные Москву или Берлин – подобные цели больше не были конечными. Слишком много групп переплелись в хаосе борьбы, и зачастую противники обречённо закольцовывались друг на друга: смерть одного породила бы смерть другого, точно сиамские близнецы, ненавидящие, мечтающие уничтожить друг друга, но неспособные существовать по отдельности.

Донбасская война уничтожила прежнее понимание категорий «чужой – свой», «враг – соратник». Столь много в ней накопилось неоднозначности. Накопилось как из-за внутренней специфики, так и из-за общего мироустройства в целом. При этом выгода всегда на первом месте.

И её жертвами, заложниками стали прежде всего убитые, раненые, страдающие люди Донбасса. О них вспоминали лишь тогда, когда необходимо было обвинить врага, с которым уже вскоре можно было обсуждать газовые или угольные контракты, а до этого – «Украина/Россия/ЛДНР убивают людей». Так папский легат во время Крестового похода против катаров на вопрос, как отличить еретиков от истинных христиан, ответил: «Убивайте всех! Бог опознает своих».

Рядовым гражданам было не до разборов – их изматывала повседневность, а те, кто был на виду: политики, журналисты, писатели, общественные деятели, политологи, заняли весьма предсказуемую позицию, забетонированную, точно у мертвецов или олигофренов, несмотря на меняющиеся события и обстоятельства. Боязнь чуть изменить ракурс, взгляд, настроения сначала довлела над ними, а после отпала за ненадобностью; ересь поработила их. «Сон разума породил чудовищ».

Война стала лакмусом не только для экономики, политики России и Украины, но и, главным образом, для сферы интеллекта, души и духа. Диагностировалось смертельное заболевание. Пастырь оказался неотделим от паствы, стал полностью зависимым от неё. Надо было лишь эффектно артикулировать ложь, так, чтобы у обманутых не возникало дискомфорта от своей обманутости.

В войне и мире, слепленных из противоречий и несоответствий, по принципу борьбы и единства противоположностей родился диктат однозначности, вытеснивший за границы сознания любые сомнения, любые старания понять другую сторону. Исключи маркеры с названиями стран, городов, с фамилиями и именами, и аудитория никогда бы не сообразила, о ком вещают в очередном выпуске зомбоновостей – об Украине или России. Любая информационная доза синтезировалась по одному и тому же принципу: у нас – в общем-то всё хорошо, а у них – всё очень плохо.

И в Украине, и в России люди страдали от одного и того же, реакция их была идентична. Одна плоть, одна суть. Но кому-то очень не нравилось это. Кому-то было важным не просто разделить россиян и украинцев, но и заставить их радоваться неудачам друг друга. Получилось.

Наблюдая за происходящим, я вспоминал картинку из киевской жизни. Тогда, в начале марта 2012 года, загорелась станция «Осокорки», и работу метро приостановили. Пришлось возвращаться домой по Южному мосту пешком. И где-то на середине я остановился, посмотрев на Днепр с высоты нескольких десятков метров.

По тёмной толще воды дрейфовали огромные льдины. Они потрескивали и разламывались. И мне казалось, что на одной такой льдине застряли люди. Она, треснув, разделилась. Люди тоже. И вот одна часть машет другой, злословя относительно их ситуации, в тумане дурных чувств не замечая положения собственного, а льдины плывут друг рядом с другом, части одного целого, плывут в холоде, тьме, к несущей потепление и гибель весне.

 

Агнцы Донбасса

О необходимости помочь людям Донбасса

11.12.2014

Мы часто слышим новости с донбасского фронта. Сколько «укропов» ликвидировано. И сколько «ватников» сожжено. Медиа пополнились новыми героями, рассказывающими о том, какой плохой Порошенко/Путин, и о том, что бандеровцы/грушники наступают. Командиры карательных батальонов стали народными депутатами, а боевики – русскими героями. Каждый второй знает, кто виноват и что делать. На смену кошечкам и демотиваторам пришли сводки с фронта. Зритель уже не кушает сериалы и футбольные матчи, а болеет за армии Новороссии и Украины.

И во всей этой вакханалии тупости и жестокости теряются, «замыливаются» самые главные, самые важные сообщения – о тех, кто не выступает ни на одной, ни на другой стороне. О тех, кто посерёдке. Они не брали автомат и не вступали в ополчение. Не наводили снаряды украинским солдатам. Они просто хотели и хотят жить. В спокойствии и мире. Чтобы были тепло, вода и пища. Чтобы можно было если не жить, то выживать.

Я говорю о мирных людях Донбасса. Их всё меньше. И им всё тяжелее.

Да, они есть. Мы знаем. Даже иногда, если совесть наличествует, оказываем им помощь: пересылаем деньги или собираем гуманитарную помощь. Но всё же они существуют в лучшем случае на периферии нашего сознания. Вычеркнутые из жизни.

Регулярно получаю сообщения от знакомых и незнакомых людей Донбасса. Они просят о помощи. И даже если 70, 60, 30 % таких прошений искренни, то это уже защемление сердца. Ведь кто я для них? Никто. Каковы мои возможности? Мизерны. Я один из последних в цепочке тех, кто может помочь им, значит, выше – равнодушие и бездействие.

Ещё симптоматичнее, когда пишут организации. Те, кто должен финансироваться государством. Периодически я встречаю их обращения в интернете. Молят о помощи. Родильные дома и больницы. Сколько там беспомощных мучеников?

Тысяча, пять, десять тысяч убитых – что в этих словах? Недвижных и мёртвых, точно камни. Не кровоточат, не голосят, не взывают о помощи. А там – реальные люди. И ещё чудовищнее их смертей – существование в режиме ожидания смерти, блуждание среди её ликов. Будто ты в постели с трупом, и от его окоченевшего тела веет могильным холодом, он парализует тебя. Паника, страх и одно желание – чтобы это как можно быстрее закончилось. Мечта о прошлом или будущем, но никогда – о настоящем.

В войне нет ничего притягательного. Очищение может произойти и без войны. Можно обойтись без тысяч трупов и сотен уничтоженных населённых пунктов. Достаточно лишь вспомнить о том, с чем мы родились. О том, что у нас, социализируя, так старательно отнимали.

И уж совершенно точно нет ничего достойного в самом теле войны. В вывалившихся кишках и оторванных членах. В людях, харкающих кровью. Это квинтэссенция человеческого ада, рождённого гордыней, злобой и глупостью.

Но мы хотели этого. Мы шли к этому. И вот – мы получили. Разгребайте.

Я говорю «мы», потому что знаю – всё это коллективная вина. Каждого из нас. Всех, кто крупица за крупицей плодил ненависть и питал грех. Сегодня каждый, как никогда, ответственен за других. Неприятная, подчас отвратная истина, можете отмахнуться, но так есть.

Сейчас в Донбассе прежде всего страдают мирные люди. Эти агнцы, посланные на заклание во искупление коллективных грехов. Их клеймят, месят и с той и с другой стороны.

Вот Игорь из Донецка. У его сына сломан позвоночник, он прикован к постели, ему нужен уход. Куда ему ехать? А вот Владимир, ухаживающий за своим умирающим отцом в Луганске. Куда ему идти? Я знаю их лично, как и ещё полсотни таких заложников бойни. А сколько всего пленённых, раздавленных войной? Что с ними делать?

Да, все войны бездарны, но эта, похоже, бездарнее остальных. В ней нет ни смысла, ни ориентиров, ни здравых лозунгов, ни сторон – только чавкающая разверзшаяся пустота. Это дьявол распахнул пасть, дыхнув трупным смрадом, чтобы заглотить новые жертвы.

Я думаю о тех, кто не может ухаживать за собой сам. О детях-отказниках в домах малютки. О пенсионерах в домах престарелых. О больных в онкодиспансерах. Лежачих, неходячих. Что делать с ними? Живых, но пребывающих в смерти. И, возможно, для некоторых из них она есть избавление.

Что делать простым людям? Когда свет, вода – по несколько часов в день. Когда нет работы, пособий, пенсий. Когда люди реально вешаются от голода в ледяных, полуразрушенных, разворованных квартирах.

На единственном оставшемся донецком автовокзале – чудовищные очереди, чтобы ехать на «Большую землю». Выбираться, получать деньги. Тысячные толпы нуждающихся и пенсионеров, выстаивающие очереди для записи (только записи!) на пособие и раздачи гуманитарной помощи. А её разворовывают, она не доходит тем, кому предназначалась. Подчас разворовывают с кощунственной наглостью: вот, она была здесь, для всех, а теперь продаётся в магазинах.

«Ад – это другие», – написал француз Сартр. «И пришло разрушение», – продолжил нигериец Ачебе. Для людей Донбасса это действительно так. А ещё ад – это другое: вырванное из привычной реальности, извращённое, перевёрнутое. Хотя ещё полгода назад всё было нормально. И эти люди всего лишь хотели нормально жить. Но дьявол постучался в их двери. Кто прогонит его?

Странное формирование под названием «Народные Республики»? Если фактически, без пламенных лозунгов, какие ресурсы у них есть для этого? Кадровые, материальные? Ничего нет. Это утопическая формация, за идеи которой – благие или нет, тут уж каждый решит сам – приходится платить реками крови. Бандиты управляют многими населёнными пунктами. А те, кто вроде как способны думать, предпочитают обитать в Москве, шарахаться по спонсорам и телеэфирам.

Украина? Она отказалась от людей Донбасса. Порошенко расписался в этом своим указом по прекращению выплат пособий и пенсий. Брошенные, обречённые люди. Десятки лет они отдали Украине, работая на неё, чтобы теперь не получить то, что должно выплачиваться им по закону. Кто те мерзавцы, что искалечили судьбы миллионов?

Но если так будет продолжаться – а так будет, потому что это война проклятых и война проклятая, – то очень скоро люди будут выходить на митинги и требовать автономии в составе Украины. Это унижение, да, и это капитуляция, приговор всему сделанному, когда жертвы и пролитая кровь оказались бессмысленными, но так будет, если Россия продлит своё молчание.

Москва помогает – во всех смыслах, позитивных и негативных – Народным Республикам, их людям. Она обязана это делать. И потому сотни тысяч беженцев сегодня едут в Россию. Но нынешняя ситуация требует большего. Ибо только Россия может спасти агнцев Донбасса, взяв их под свою защиту.

Да, это невыгодно экономически. Чревато очередными санкциями. Грозит ещё большей вакханалией со стороны США, но ведь это – я знаю, что политика не из той области, и тем не менее – вопрос не материалистический, а метафизический, сакральный. Это вопрос чести, совести, национальной идеи.

Идёт война, бойня, самая чудовищная и глупая из тех, которые можно представить. И там, на территории ада, на бывшей российской земле, остались сотни тысяч русских людей, агнцев, новомучеников. Их можно – нужно! – спасти. Ведь русские своих не бросают.

 

Когда они возвратятся

Украина застыла в ожидании солдат из зоны АТО

24.12.2014

Главное моё ощущение от украинской столицы последних дней – ожидание. Киев нахмурился, застыл, подобрался. В ожидании солдат из зоны АТО.

Здесь не так много напоминаний об антитеррористической операции на Донбассе. И, к слову, совсем мало – о Евромайдане. Но они, конечно, встречаются. Вот двое «айдаровцев», размахивая украинским флагом, собирают средства у Михайловского собора. Вот в торговом центре «Глобус» на Площади Независимости стоит урна, куда можно кидать деньги для батальона «Донбасс». Но чаще всего встречаешь объявления с просьбой помочь на операцию тому или иному участнику АТО. На фото – раненый, искалеченный человек.

В Киеве нет войны. О ней как бы стараются не вспоминать. Но она вновь и вновь суёт своё мерзкое рыло.

И когда ты едешь с таксистом или просто общаешься со случайным знакомым – звучат проблемные нотки; не так всё хорошо в столице, как хотелось бы, как рассчитывали после Евромайдана, после выборов: там свет отключают, там работники трамваев и троллейбусов бастуют, там учителей и врачей сокращают, и цены существенно подросли, – неизбежно вспоминают АТО.

– Будет ещё хуже, это начало, – говорит мне водитель, крутя руль красного «Форда». Мы едем по проспекту Победы. За окном накрапывает мелкий дождь. – Когда пацаны из Донбасса вернутся…

Таксист мягок, почти деликатен в выражениях. И нам двоим жалко этих пацанов.

Но другой, с руками-лапищами, ждёт их с содроганием. И от того он, наверное, зол.

– Что делать они тут будут? Тридцать тысяч головорезов с оружием!

Мне не нравится это его «головорезов», но в чём-то он, возможно, и прав. Впрочем, так можно сказать о каждом.

Спектр эмоций во время бесед, споров об украинских солдатах в зоне АТО очень разный. Но, определённо, ничего хорошего он не сулит.

– Гибнут просто так, ни за что, – говорит знакомая, когда мы прогуливаемся по Мариинскому парку.

– Как ни за что? – взрывается другая, менее знакомая. – Родину защищают!

– Ради кого? – скептически цедит первая.

Я не вмешиваюсь. Иду рядом. Мариинский парк тёмен и пуст.

В войне трудно отыскать тех, кто целиком прав, и тех, кто не прав вообще. Так не бывает. Военные мемуары расскажут об этом лучше меня. Но в войне всегда есть неотвратимость.

Тут есть место доблести. И героизму. Но куда больше пространства – для тупости, жестокости и абсурда. Красный Смех вышел на кровавую жатву.

Они там. Бьются. А жизнь здесь. Другая жизнь. Она будет совсем другой. Для них. Когда они вернутся. И узнают, что, возможно, их обманули, предали.

Чья это война? Кто скажет всем нам, чья это война? Чьи это кишки и кровь на украинской земле?

У добровольцев из зоны АТО будут проблемы с льготами. Они воевали, чтобы вернуться туда, где их не ждут. Их, героев и негероев, нужно будет лечить, спасать, ассимилировать в жизнь. Последнее – возможно, сложнее всего. Дать им жизнь. Рабочие места, психологическую помощь, условия. Сможет ли обеспечить это всё Украина? Сможет ли интегрировать в свой государственный организм тысячи инородных, в общем-то, тел?

Так было после Чечни, Афганистана в России. Лишние люди. В жутком времени. И они находили способы, чтобы выживать. Не самые комфортные для общества способы. Что им ещё было делать? Спиваясь, умирать? Или брать автомат, пистолет и напоминать о себе? Говорить: «Я тот, кто воевал за вас, помните? Эй вы, помните?!»

Иногда они возвращаются. Слава Богу. Но это самое сложное время для всех. Хрестоматийный пример – «Возвращение» Ремарка. Там многое описано, многое сказано. Да, жизнь – не литература. Кто бы спорил. Но она даёт представление, учит прогнозировать. Как оно будет, когда солдаты АТО возвратятся домой.

Дай Бог, чтобы все они возвратились. И не в пустыню. Не в пустоту. Это не менее важно, чем само возвращение. Потому что многое только начинается. Для Украины и её народа.

Предстоит война тех же смыслов, но в ином формате. И будет новая жизнь. Тяжёлая, однозначно. Когда солдаты вернутся из зоны АТО.

Так много зависит от того, когда, куда и как они вернутся.

 

Подарок на Рождество

О крымской блокаде

29.12.2014

– А поезда завтра на Севастополь нет, – сообщила мне сердитая дама в кассах «Укрзалізниці». Я стоял на киевском вокзале и хотел уехать домой, в Севастополь.

– Билетов или поезда?

– Поезда, – похоже, дама и сама удивилась, перепроверила, – и завтра, и послезавтра…

Через несколько минут в интернете появилась новость: все поезда в Крым из Украины отменены. Следом, по просьбе Киева, Беларусь остановила движение поезда «Минск – Симферополь». Блокада Крыма началась.

Приехав на киевский автовокзал, я узнал, что рекомендовано отменить и автобусное сообщение. В Крым прекратили пускать легковые и грузовые автомобили.

Телефонные звонки представили следующие расклады: из Херсона, Николаева автобусы отменены, оставалась, вроде как, Одесса. И я поехал туда.

Одессу подморозило, замело, и под стать погоде местная кассирша зябким голосом заявила:

– Все автобусные сообщения в Крым с сегодняшнего утра отменены.

– Но, – навалилась злость, – я вчера из Киева вам звонил. Сказали, что есть автобусы.

– Были и даже отправились. Но их развернули назад. А поезд «Одесса – Симферополь» только до Херсона…

Происходящее всё больше напоминало голливудский фильм «Подарок на Рождество», где персонаж Арнольда Шварценеггера стремился попасть домой к праздникам. Так и я рвался в Севастополь из Украины, чтобы встретить Новый год с семьёй. Не я один.

Украина же рассудила иначе. Тысячи людей сдали железнодорожные и автобусные билеты. Озаботились вопросом, как въехать в Крым. Разные люди, украинцы и россияне, больные и здоровые, с детьми и без. Все они почувствовали себя униженными. Такой вот новогодний подарок. И аргумент в торгах с Россией.

Тут же, у касс, образовалась группка стремящихся в Крым. Обросла мифологемами о причинах блокады. Кто-то ссылался на ФСБ, кто-то на СБУ. Рассказывали о машинах, которые всё-таки проникают на территорию полуострова. Усатый здоровяк вспомнил две «чеченских» и для чего-то предложил ехать через Донбасс. Женщина с ребёнком на руках, завёрнутом в два одеяла, рассказала, как вчера их автобус развернули на границе, отправив назад. Дымок паники вился над нами.

Вариант добираться в Крым вырисовывался один: ехать в Херсон или Новоалексеевку, брать такси до границы, переходить пограничные пункты и нейтральную территорию, а там – другое такси.

Но ближе к вечеру, сунувшись в кассы, я вдруг обрадовался: два автобуса в Крым всё-таки собирались. Правда, кассирша заметила:

– Билет мы вам выбиваем лишь до Херсона…

– Так мне в Севастополь!

– А там водителю деньги отдадите. Как он уже на месте договорится…

И мы поехали. Два водителя, салон пассажиров. И полная неизвестность. Странная экспедиция в никуда из ниоткуда.

Один из водителей в телефонном режиме консультировался, на какой блокпост лучше ехать, с кем договариваться. А новости сыпались, как горох: николаевский автобус прошёл, херсонский «завернули», начали пускать фуры, наоборот, закрыли совсем. Всё тот же усатый здоровяк отрапортовал о поезде, который прорвался через границу, – этакий железнодорожный «летучий херсонец».

Спустя семь часов, вязкой беззвёздной ночью, оказались на украинской границе. Водители отправились решать вопрос, мы, пассажиры, остались. Наконец, зашёл пограничник, собрал паспорта. Ещё час ожидания. И вот – всё-таки пропустили дальше, на нейтральную зону.

Поле, тьма. Автобус едет медленно. По бокам – фуры, фуры, фуры. Они стоят, кажется, от самого Херсона, но здесь их особенно много.

Российские пограничники – отдельная статья этикета. Они не спрашивают, не просят – приказывают. Молодой парень, помогая себе дулом автомата, рявкает: «Всем на выход!» Будит несколько женщин с детьми, гонит на мороз. Строит шеренгой возле автобуса. Вещи – перед собой. Дети плачут. «Всем ждать!» – командует уже другой. Успеваешь околеть и прийти в ярость, но досматривать не торопятся. Скалятся овчарки, зубоскалят пограничники.

И всё же мы в Крыму. Держим курс на Армянск. Водители, кажется, удивлены сами. Обсуждают, что вышло не так уж и дорого.

– Это сейчас, – говорит один, – потом наверху узнают – прикроют «лавочку»…

Мы все хотим, чтобы не прикрыли. Потому что путь наш относительно лёгок и быстр. Другим пришлось тяжелее.

Блокада Крыма – вот она, в действии. Как следствие плана возвращения полуострова, принятого Киевом в начале декабря. Суть его в том, чтобы вернуть Крым не военными, а экономическими методами. Обложить, перекрыть, замучить так, чтобы крымчанам жить стало невмоготу, и они попросились домой.

План, конечно, абсурдный. Потому что такие действия Украины у большинства крымчан вызывают лишь раздражение. «Мучили двадцать три года, а теперь и попрощаться по-человечески не могут».

Тем не менее действия Украины, безусловно, логичны. Странным было бы, если бы она с равнодушием или радостью восприняла ампутацию части себя. Забрали территорию, объекты, ресурсы – за такое благодарить не станешь. Наоборот. И так слишком долго, особенно вначале, Украина бездействовала, покорно принимая бегство своих граждан и вмешательство извне. Пришло время отомстить.

Перекрыта подача воды. В должной мере не подаётся электричество. Серьёзно нарушено, а сейчас остановлено (во всяком случае, официально) транспортное, логистическое сообщение. Блокирована работа Visa и MasterCard. Грозят проблемами Google и Windows. Киев обещает Крыму «весёлую жизнь» с 14 января.

Оптимизм, уровень надежды крымчан падают. Цены, безработица, криминал – съехались «гастролёры» со всей России, плюс донецкие пацаны – растут.

Большинство из тех, кто рвался в Россию за сытой жизнью и радужными перспективами, поняли, что ничего этого в ближайшее время ждать не стоит. Материковая Россия сама испытывает трудности и водопадами в Крым деньги не льёт. У полуострова же нет фактических ресурсов для улучшения жизни.

Все эти проблемы были предсказуемы. Но тогда едва ли не каждый таскал на себе розовые очки. Сейчас у многих они либо разбиты, либо по стёклам пошли трещины. И вся аргументация возвращения Крыма сводится к одному: «Зато нет войны, как на Донбассе…»

Поэтому киевский план выглядит весьма логично. Но сработать он, конечно, не сможет. Обратного пути нет. При сверхоптимистичных, фантасмагорических для Киева раскладах крымский камбэк возможен лишь, если Украина заживёт благодатно, превратившись в развитую европейскую державу.

Но, судя по обстановке в столице, произойдёт это не скоро. С моего последнего октябрьского визита в Киеве многое изменилось. В худшую сторону.

Поднялись цены, подобравшись к российским. Зарплаты уменьшились. Больше всего как всегда пострадали «бюджетники»: их лишили доплат, надбавок, грядут массовые увольнения. По столице прошла волна митингов, забастовок. Из-за них, например, не ходили троллейбусы, трамваи. Подняли тарифы на коммунальные услуги, примерно в 2,5–3 раза. Курс доллара, как и в России, меняется ежедневно. С подругой выбирали ей шкаф-купе. Пришли на следующее утро с деньгами – шкаф подорожал на тысячу гривен; ничего поделать не можем, говорят в фирме, завод-производитель вновь поднял цены, закупка вся привязана к доллару. Добавьте к этому частые отключения света, и можно будет понять, в каких стрессовых условиях находится сегодня украинское производство; люди выходят на работу ночью.

Да, в экономической сфере – беда. Но ещё хуже – в сфере психологии. С осени, а с лета особенно, настроения киевлян изменились. Шароварно-патриотический китч поблек. Слова звучат уже не столь громогласно. Если ещё в сентябре едва ли не каждый второй декларировал свою причастность к Евромайдану: мол, ходил, стоял, боролся, то теперь всё чаще – отрицание собственного участия: «Нет, я там не был, вы что? Знал, чем всё это закончится».

Горькие заявления, что народ обманули, – уже не редкость, а скорее постепенно утверждающееся правило. На улице Институтской, превращённой в мемориал памяти погибших во время Евромайдана, там в январе-феврале шли основные бои, регулярно встречаются гневные обвинения нынешней власти в предательстве.

В повседневных разговорах так много разочарования, обиды. И так мало надежды. На то, что Запад поможет («хотели бы – уже помогли»), а свои лидеры справятся. Город забит беженцами разного статуса и способа действия.

За последние месяцы жизнь в Киеве охмурела. Стало боязно, волгло. Случилось то, о чём твердили эксперты. Киевляне входят в новый год отнюдь не с праздничным настроением. Как и жители Крыма.

Собственно, проблемы и у тех и у других во многом идентичны. Где-то чуть больше, где-то чуть меньше. Как и мысли, как и устремления. И с двух сторон всё больше понимающих, что друг без друга – тут можно расширить Крым до России – не выжить.

Но пока 2014‑й год заканчивается так же бездарно, как и начинался. В предчувствии войны. В разделении и страхе. В барахтанье на дне, где в грязи и пыли, прахе прошлого, порой отыскиваются зёрна надежды.

…Когда я, наконец, приезжаю в Севастополь, на вокзале встречаю седовласого мужчину, пытающегося уехать в Донецк. Там хуже, куда хуже, чем в Киеве и Крыму.

Мы говорим. Я рассказываю, как добирался, он жалуется, что вообще не представляет, как уехать. Заключает:

– Семьдесят с лишним лет живу. То оттепель, то Брежнев, то «перестройка», то развал Союза, реформы, референдумы. Сколько можно? Перемены, обещания, призывы. Боюсь их! Потому что с каждым разом всё хуже…

 

Чёрная точка

Как живёт Одесса после трагедии в Доме профсоюзов

30.12.2014

Перед Новым годом я оказался в Одессе. Только прошла метель, и город белел, занесённый снегом. У меня был почти день, и я хотел осмотреть зимнюю Одессу, в которой до этого был лишь в тёплое время года.

Не знаю, правильно ли это: идти сначала не на Дерибасовскую или в Городской сад, а к Дому профсоюзов, но я поступил именно так. Слишком глубокой оказалась рана.

Прежняя Украина кончилась 2 мая 2014 года. Когда людей сожгли заживо. А после не признали их жертвы. Жизнь страны разделилась на до и после одесской трагедии. Она стала поворотным пунктом, после которого в сознании миллионов людей тревожными ударами застучало: «Всё уже не будет как раньше. Конец прежнего. Начало нового». Не Евромайдан, не аннексия Крыма, а сожжённые заживо в мирное время люди отметили на линии украинской жизни точку невозврата, разросшуюся до чёрной дыры. Донбасская война стала адом, одесская трагедия – его первым кругом.

Тем сильнее ощущение, когда стоишь у Дома профсоюзов, а с правой стороны от тебя – купола Пантелеймоновского собора. Возможно, когда-нибудь его колокольный звон разгонит бесов, но пока, кроме прочего, к ним прилепились мелкие баламуты и гнусики. Одни до сих пор упиваются «сгоревшими колорадами», другие пиарятся на горе, ваяя писульки и киношки о трагедии, не имея, похоже, ни мозгов, ни совести, чтобы смолчать, а если и говорить об этом, то говорить талантливо.

Но здесь нельзя обойтись без молчания в память о погибших, хотя жизнь, как говорят, продолжается. И несколько человек перед входом очищают скамейки и дорожки от снега. Сам Дом профсоюзов обнесён забором. На нём изображены флаги и лозунги, но не разобрать, какие именно – их замазали чёрным. Дежурят милиционеры.

– А внутрь можно попасть? – спрашиваю у одного из них, хотя и так знаю ответ.

– Нет, – милиционер приветлив. – Да и там всё закрыто металлическими пластинами. Не пройти…

Окна первого этажа, и правда, заколочены ржавыми листами. Но, в целом, это здание почти не хранит следов трагедии. Если бы не сердце, душу защемляющая энергетика.

– Очистили его, да? – спрашиваю у подошедшего бородатого мужчины. – Копоть же была.

– А, да, – он как-то обречённо взмахивает рукой. Закурив ае т.

– У вас взрывы на днях были, да?

– Да, у нас тут вообще, – он пускает дым, – неспокойно…

Мы стоим. Он рассказывает о событиях 2 мая, очевидцем которых стал. Вообще, если верить словам, здесь многие ими были. И у каждого, так мне видится, неподдельная боль.

– Всё было спланировано. Я слышал их говор. Половина в масках. Их завезли к нам из других городов…

Курит одну за другой. Переходит к событиям нынешним.

– Они и сейчас по офисам ходят. Молодые пацаны в масках. Говорят, ты неправильно живёшь. Живи, как надо…

Мы стоим у доски памяти. На ней два десятка фотографий погибших в Доме профсоюзов. Под некоторыми – только имена, фамилии, у других – подробные биографии. Кого-то я знал раньше, как поэта Вадима Негатурова, например. Разные возрасты, разные социальные происхождения. Есть совсем дети: 92‑го или 96‑го года рождения.

Написано, где родились. И как были убиты. Пулевые, колющие раны. Смерть в результате удушения. Эта доска памяти – антагониста официальной украинской версии. Той, в которой в Доме профсоюзов погибли граждане России и Приднестровья. Погибли от несчастного случая.

– Охраняют, – показывает мне на милиционеров другой собеседник, одетый точно для подъёма на Эверест, – улики скрывают. Никто ничего не говорит. Предатели!

За те полчаса, что я стою у доски памяти, к ней подходят больше десятка человек. И я понимаю, чувствую, что все эти люди – определённых взглядов и убеждений. А здесь – их точка сбора, общения. Только заговори.

Нет, подходящие необязательно поддерживают Новороссию или выступают за сепаратизм – наоборот, разные взгляды, от адекватных до безумно-конспирологических, но всех их объединяет одно: они не могут простить одесской трагедии.

– Пусть это провокация ФСБ, – говорит мне женщина, выгуливающая лабрадора, – пусть так, но почему нет никакого расследования?

Она попадает в «яблочко». Из него вываливается червяк лжи. До сих пор нет никакого внятного заявления официального Киева по одесской трагедии 2 мая. А прошло уже больше полугода.

И ведь если по справедливости, это не должны быть просто слова. Покаяние – вот что нужно. Иначе – ложь, пустота, морок. А он развеется, он обречён. И Украина рухнет в бездну, расколется, не соберёшь. Нельзя упускать, забывать, оставлять такое. Как чёрная точка на оке, которая уже затмевает взгляд, а со временем разрастётся, превратится во что-то чудовищное, неизлечимое.

Я приехал в Одессу из Киева. На Крещатике и Площади Независимости уже нет напоминаний о Евромайдане. Всё вычистили. Но на Европейской площади – мемориальная доска: фото погибших, горящие лампады, живые цветы. На улице Институтской – её хотят переименовать в улицу героев Небесной сотни – напоминание за напоминанием. Через каждые метр-два. Встречаются и беркутовские щиты, и заграждения, и кресты.

И это так контрастирует с тем, что я увидел в Одессе. Здесь только доска памяти и одна потушенная лампадка. Возле неё – короб для сбора средств пострадавшим 2 мая. И это всё. В месте, о котором хотят забыть.

Дурно, когда выборочно чтят память погибших. Потому что такая избирательность отдаёт подлостью. И обречённостью.

Осмысление произошедшего в Одессе жизненно важно для спасения всей нации. Там, в Доме профсоюзов, уничтожили, сожгли не просто двести человек, а саму идею инакомыслия, право на альтернативную точку зрения.

– Это было запугивание, да? – говорю я знакомому актёру, когда мы сидим в одесском кафе.

– Нет, мы не боимся – мы сосредотачиваемся…

Я не спрашиваю, к чему и для чего. Потому что в трагедии при всех её высших сакральных смыслах первично человеческое горе. И его нельзя плодить, множить. Особенно сейчас. Когда эшелоны смерти забиты под завязку.

Но рано или поздно придётся поставить точку. Вопрос – сколько трупов будет положено перед этим. Одесса же стала началом, точкой отсчёта украинского ада.

 

Любовь во время войны

О пути к спасению

31.12.2014

У Паркового моста в Киеве есть памятник «История любви» – я вспомнил о нём, когда гулял по украинской столице поздним вечером, гоня от души зябкость, – двое стоят, обнявшись. Старик и старуха. Его звали Луиджи, её Мокрина. Он итальянец, она украинка. Они познакомились в Австрии в лагере для пленных в 1943 году. И два года любили друг друга. А потом их разлучили. Казалось бы, навсегда.

Но спустя шестьдесят пять лет они встретились на телепроекте. И скульптор запечатлел этот момент. Выражение лиц: горечи, боли, радости и тепла. Убедительно, точно.

До праздника оставалось ещё четыре дня, но здесь, у памятника в Киеве, я подвёл для себя итог этого грубого, рваного года, пожалуй, самого трудного в жизни двух родных для меня стран. Здесь я сделал главный вывод на будущее.

За этот безумный год я написал сотню текстов. И прочитал столько же книг. Ища и находя ответы. Но киевским вечером, переходящим в ночь, этот памятник объяснил мне больше, лучше всего. Он напомнил мне о любви. Любви во время войны.

Это сентиментально, да. Но, знаете, мне кажется, я уверен, между этим чувством в душе и тем, что происходит вокруг, есть прямая связь. Ибо не стоит замуровывать любовь.

Но мы боимся. Показаться сентиментальными, ранимыми, мягкими. Это не в тренде. А вот клеймить, осуждать, убивать (мысленно так точно) мы не боимся. Любить же, сострадать – моветон.

Сильный, успешный человек – ролевая модель поколения. Будь сильным, борись. С волками жить – по-волчьи выть. Твоя правда, твоя борьба. И твоё бесконечное «я» звучит столь убедительно. И не говори, что мы живём как-то неправильно. Наше достопочтимое «я» вне критики.

Мы ведь знаем лучше. Мы всё знаем. Прекрасно разбираемся во всём, а особенно в том, кто виноват и что делать. Спроси у каждого – он ответит. Сотня доводов, тысяча обвинений. И крики «распни, распни его». Другого. Того, кого не способен принять.

Явись к нам Христос сегодня, его обвинили бы в излишнем пафосе. Назвали бы троллем. В век торжества насмешки как маскировки страха. Это даже не «Легенда о Великом Инквизиторе», а так, «мыльная» финтифлюшка в дневное время.

И лица одиноких людей, бредущих во тьму, самодовольны. Война сделала их уверенными в собственной правоте. «Бессмысленны против и за, просто что-то изменилось у тебя в глазах». Диалог невозможен.

Так комфортно маркировать врага. И так выгодно кормить трагедией. С утра до вечера. Вкусно? Потому что вы здесь, а они там.

А если есть какие сомнения, то отсечь их легко: вон, смотри – толпы виноватых, что убивают друг друга. А мы – ни при чём. Не виноватые мы. Мантра, повторяемая ежедневно.

Но все мы – при чём. Так каждый распял Христа, и каждый начал эту войну. Потому что вся эта бойня из-за катастрофической нехватки любви.

Мы разучились любить. Хуже – мы разучились научать любить. Плодим одного за другим, семь миллиардов – не продохнуть, и научаем, как зарабатывать деньги, как пользоваться контрацептивами, но забываем рассказать, как это – любить.

Потому что в любви мы бездарны сами. И чёрствость убивает беспощаднее «Градов».

Наталья Трауберг, переводчица Клайва Льюиса, писала: «Льюиса упрекали, что в век Гитлера и Сталина он описывает “всякие мелочи”». Но он знал, что именно этим путём – через властность, зависть, злобность, капризность, хвастовство – идёт зло в человека». Собственно, этот принцип можно применить ко многим великим.

Иисус говорил не об исторических перспективах Иудеи и несовершенстве римского права – Он проповедовал о Человеке и о Любви. Потому что без этого всё остальное бессмысленно, пусто. Человек всё тот же. Как и сто, тысячу лет назад. И причины его страданий – всё те же.

Но сколько нам ни напоминай о любви, мы не слышим. Каждый день, каждый час мы продуцируем ненависть. Рафинируем и поливаем ею друг друга. Нам уже недостаточно, как в древности, одного «козла отпущения», выгони которого и заживёт город – нет, нам подавай стада, страны, народы.

Война – удел дьявола. Она – его театр, но в нём нет никакой бутафории – там всё по-настоящему. И помимо тех, кто гибнет на поле боя, есть жертвы тех, кто остался за ним: окостеневшие, закрытые плёнкой агрессии, панцирем себялюбия люди.

Дьявол всегда действует через нас. Если даём ему волю. А мы даём. И уверившись, что дьявол не существует, мы не позаботились о Боге. Забыли, что Он есть Любовь, и пребывающий в Нём пребывает в любви.

Казалось бы, всё так просто, да? Но подчас невозможно. Культи, на которых мы никогда не дойдём в храмы любви. Обрубки, которыми никогда не обнимем ближнего. Дефективные уродцы, разучившиеся делать простые вещи: заботиться о родителях, воспитывать детей, любить Отечество, служить ближнему. Отброшено за ненадобностью; не практично, не актуально.

Оттого – грех, безумие, которому мы, как сказано в Книге Екклесиаста, предаёмся, умирая не в своё время. И при этом тянем других. Своей глупостью, ненавистью, ограниченностью. Злой человек рядом хуже ядерной бомбы.

Это кровавый пир тотальной войны: она калечит, убивает в детских садах и школах, офисах и квартирах, даже если там, казалось бы, нет боевых действий. Но она всё равно перемелет, сожрёт – не отсидеться.

Так будет. Печати сняты. Потому самое время – учиться искусству любви, всегда и везде, а особенно сейчас, во время войны. Так учится плавать тот, кого швырнули в бушующий океан.

 

«Интер» и другие телеканалы поработали на кремлёвскую пропаганду

О новогоднем скандале на украинском телевидении

02.01.2015

Истерия с телеканалом «Интер» умилительна. И показательна.

Предыстория её такова. В празднование наступления 2015‑го «Интер» транслировал концерт с участием российских «звёзд». В том числе и столь одиозных личностей, как Иосиф Кобзон, Валерия и Олег Газманов. Они даже спели песенку о санкциях и Украине, а им хлопала в ладоши и слала воздушные поцелуи Ани Лорак, которая, видимо, – мало дивчыне эпопей со срывами её концертов – вновь угодила в халепу, получив обвинения в продажности и рашистских симпатиях.

Эфир «Интера» вызвал в украинских СМИ и социальных сетях, как говаривал один киногерой, грандиозный шухер. Возмутились и власть имущие. Глава СНБО Александр Турчинов попросил аннулировать лицензию «Интера», а министр культуры Вячеслав Кириленко предложил блокировать сигнал телеканала. Член экспертной комиссии по вопросам распространения и демонстрации фильмов Алексей Куренной заявил, что подобная информационная политика способствует российской пропаганде и неприемлема для украинского общества. Фактически «Интер» обвинили в том, что во время войны он работает на врага.

В ответ телеканал снял с эфира все праздничные концерты и мюзиклы, анонсированные ранее, заявив: «В связи с волной бездоказательных публичных обвинений мы вынуждены внести существенные изменения в праздничную сетку нашего вещания».

Украинцев оставили и без «голубых огоньков», и без «песен года», и без юмористических программ, и без музыкальных постановок вроде «Вечера на хуторе близ Диканьки». Что теперь смотреть народу в праздничные дни – непонятно.

Собственно, «интеровская» история имеет два очевидных момента. Первый – обвинения Турчинова и иже с ним отчасти справедливы. Ведь если декларируется война с Россией (правда, как она вяжется, к примеру, с требованием скидок по углю и газу – неясно), то демонстрация праздничных мероприятий врага с персонами нон грата неуместна. Но справедлив и другой момент: даже при таком, пусть и утрированном, раскладе обвинения в отсутствии свободы слова в украинском информационном пространстве вполне логичны.

Эту точку зрения, в частности, озвучил оппозиционер Вадим Рабинович: «Сама суть того, что происходит с “Интером”, является безусловной возможностью захлопнуть демократию в стране и рот на замок».

Всё это так (хотя, по факту, говорить о какой-либо свободе слова и демократии в формате нынешней Украины в принципе странно), но есть и ещё один любопытный пункт. «Отличился» ведь не только принадлежащий Лёвочкину, Фирташу «Интер», но и другие телеканалы. Они тоже поработали на кремлёвскую пропаганду.

И причина тут очевидна – российский телепродукт заменить нечем. За двадцать три года независимости свой контент Украина так и не создала. Да, запретов на российское она штампанула немало, но вот как обойтись без него, пока не разобралась. А в Новый год особенно.

Мало того, российский телепродукт – новогодние рейтинги в помощь – оказался даже более востребован. Интерес, конечно, по сравнению с прошлыми временами спал, но по-прежнему остаётся серьёзным. И этот факт для медиаменеджеров «Интера» куда важнее, чем работа на российскую пропаганду. Телеканал просто удовлетворил запросы своих зрителей.

Ведь часть украинцев – значительная часть – по-прежнему пребывает в российском информационном (и если угодно, ментальном) пространстве. Именно этот факт для Украины, стремящейся «искоренить всё русское, что мешает жить», наиболее опасен. Потому что никакими запретами его сразу не отменить, не исправить.

 

Стальные герои с пылающими сердцами

О тех, благодаря кому Крым стал российским

03.01.2015

Каждый Новый год я вспоминаю одну знакомую. Её звали Ленина Владимировна. Она была бабушкой моего школьного друга.

В средних классах большую часть лета мы проводили время у неё дома, играя в футбол, реальный и компьютерный. А ещё мы показывали миниатюры. Что-то вроде политического «Городка» или «Кукол» (были такие телепрограммы), изображая то Брежнева с Ельциным, то Жириновского с Зюгановым.

Ленина Владимировна была очень политизирована. От неё я впервые узнал о Солженицыне, Лимонове и диссидентах. Ленина Владимировна ратовала за коммунистов, за Россию и, выражаясь эвфемизмом, сильно не любила независимую Украину, поздравляя нашу семью с наступившим новым годом сразу после обращения российского президента, украинского она не признавала.

Пять лет назад Ленина Владимировна умерла. Но 31 декабря я обязательно вспоминаю о ней.

Особенно в этот раз, когда впервые Крым встречает Новый год в составе Российской Федерации. Наверное, доживи Ленина Владимировна до наших дней – она была бы счастлива.

Таких, как она, пестовавших Внутренний Крым все двадцать три года украинской независимости, на полуострове хватает. И 16 марта они вышли на референдум как на последний бой. С верой в чудо. С верой в Россию. Правильно это или нет – другой вопрос, но так было.

Они стояли у избирательных участков ещё до их открытия, занимая очереди, доходя туда из последних сил. Для них 16 марта 2014 года стало днём новой битвы, днём освобождения, днём победы. И прежде всего благодаря этим людям Крым вновь стал российским.

Когда спрашивают, кем может гордиться нынешний Севастополь, я в первую очередь говорю о ветеранах, о пенсионерах. Главный день для меня в Севастополе – 9 мая. Когда по центральному кольцу города идут ветераны. Их осталось немного, силы уходят, они в шутку называют себя «недобитыми», но воли, духа у них хватит на десятерых.

В 2004 году во время «оранжевых» волнений, когда националистически настроенные молодчики приехали маршировать по Севастополю со знамёнами ОУН-УПА и Бандеры, не молодёжь, а местные старики и старухи погнали их прочь. Ленина Владимировна была одной из них. Через десять лет история повторилась.

Тем громче звучит бесовская ересь, тем настойчивее ёрничают и злословят на этот счёт. Предлагают лишить пожилых людей права голоса, отсечь от политической, социальной жизни.

Подобные разговоры сродни фашизму. Бездарные как по способу действия, так и по результатам. Но ещё отвратнее разговоров – действия. Двадцать три года ветеранов гноили, издевались и унижали. Результат закономерен. Страны, где так обходятся с пожилыми людьми, обречены.

Я не буду сейчас дискутировать, где над ветеранами и пенсионерами издевались больше – в России или Украине, ибо видел достаточно нищих по обе стороны, но, справедливости ради, киевские власти добавили к физическим ещё и психологические экзекуции. Помню, каким оскорблением для моего деда – и для тысяч таких же, как он, прошедших пекло Второй мировой – стал указ Виктора Ющенко о присвоении Степану Бандере звания Героя Украины. В стране, разделённой историческими и культурными противоречиями, подобный акт сродни ментальной диверсии.

И в том, что основной ударной силой крымских митингов и референдума стали пенсионеры, есть своя трибунальная логика. Потому что нельзя издеваться над победителями. Над теми, кто прошёл войну, голод, лагеря и блокады. Над поколением выкованных из стали с пылающими сердцами внутри. В решающий момент они, выражаясь терминологией писателей-баталистов, нанесут сокрушительный ответный удар. Собственно, во многом потому их и травили столь усердно всё это время – боялись.

Пробуют заткнуть и теперь. Отнять право голоса. Высмеять, оболгать. Но кто кудахчет эти пренебрежения?

Иждивенцы, так и не научившиеся создавать ничего сами. Потребители, молящиеся на Золотого Тельца и посмеивающиеся при слове «патриотизм» или «Родина». Троглодиты, живущие на созданном теми, кого они хают, и разевающие рот на манну Запада. Они позволяют себе насмешничать над людьми, сломившими хребет фашистского дракона, реализовавшими величайшие стройки мира, не утратившими бодрости, радости, воли, сохранившими чувство правды – жалкие глупцы, пустотой промышляющие.

Мой дед – ему восемьдесят девять – сказал: «Я против войны, потому что насмотрелся, нет ничего страшнее, но если придёт враг – буду биться!» Он прошёл Сталинград – и я ему верю. Знаю, что сила на его стороне. Такие люди несгибаемы. Они из другой реальности – из той, где масштабы человеческих судеб и душ колоссальны. И те, кто не понимает этого, проиграют.

Сегодня Россия, если действительно, как сказал Путин, считает приобретение Крыма важнейшим, сакральным событием, должна в первую очередь поклониться и отблагодарить пенсионеров и ветеранов. Они вернули полуостров в родную гавань. Это их день. Их праздник. И о них, в первую очередь, должна помнить Россия. О тех, кто снова и снова выходил на лютую брань, чтобы вознести знамя победы. Россия должна помнить о них, чтобы не проиграть, чтобы не повторить украинские ошибки.

 

Омерзительный тренд

Об СССР, «напавшем» на Германию и Украину

10.01.2014

Меня удивляют люди, которые удивляются словам Арсения Яценюка о СССР, вторгшемся на территорию Германии и Украины. Странные, право.

Нет, конечно, вот это: «Российская агрессия в Украине – нападение на мировой порядок, порядок в Европе. Мы все хорошо помним вторжение советских войск на территорию Украины и Германии. Этого необходимо избежать. Никто не вправе переписывать итоги Второй мировой войны, что старается сделать российский президент, господин Путин» – не может не удивлять. Однако есть «но»: заявление сделано нынешним премьер-министром нынешней Украины. Так чему тут удивляться? Особенно если в роли премьер-министра – Арсений Яценюк.

Тем нелепее заявления о неверном переводе (этим, в частности, объяснили предыдущий «перл» о «недочеловеках»). Сказано – услышано. А далее и откомментировано секретарём премьера: «Арсений Яценюк имел в виду раздел Германии Советским Союзом после Второй мировой войны». Видимо, то, что происходило до, – не в счёт. Да уж, «иногда лучше жевать, чем говорить».

Забавнее «трудностей перевода» – лишь оправдательная версия: Арсений Яценюк оговорился, рубанул сгоряча; ну, переволновался человек, бывает. Хотя то, что подобные речи пишутся, думаются заранее – догма. Арсений Петрович ведал, что и как говорил. Более того, есть значительная вероятность того, что он действительно так думает. И это его право.

Потому куда важнее слов украинского премьера – реакция на них. Реакция государств, должностных лиц, людей публичных и самых обыкновенных. А она, если отбросить Россию и, скажем так, пророссийское сообщество, такова: не сказано, в общем-то, ничего криминального. Ну, напала и напала.

И вот уже думающие люди обсуждают: мог сказать подобное Яценюк или нет? Те же, что и раньше – см. выше, – оправдания-версии, но в итоге оказывается, что мог и сказал. Тогда начинается новый виток бесед: да, конечно, это неправильно, но как-то всё же его понять можно.

Это, повторюсь, размышления думающих людей, а недумающие даже не заметили «шероховатости». У них всё срослось; ведь СССР – «империя зла», инфернальная кузница бесов с пылающими серпами и молотами в руках.

А между тем произнесена совершенно чудовищная вещь: страна, победившая фашизм, положившая на это 27 миллионов человек, чтобы освободить мир от бесславных гитлеровских ублюдков, превращена в страну-агрессора, в генератор вселенского зла. И это не вызывает достойной ответной реакции. Тем самым ложь превращается в правду, грань истинности затирается.

Тут кроется наиболее омерзительный аспект высказывания Яценюка – он абсолютно в тренде. Мы же знаем официальную версию, скормленную «мировой общественности»: СССР был одним из агрессоров, а фашизм победили бравые звёздно-полосатые герои при поддержке британцев. История уже переписана. Хуже, для многих она обросла смачными деталями: вроде коммунистов, бомбивших Хиросиму и Нагасаки.

И это – вот где засел червь, трансформирующийся в дракона, – абсолютный zeitgeist, когда печати одна за другой постепенно снимаются, и грядут сатанинские времена, когда мир окончательно перевернётся. Ведь дьявол – это обезьяна Создателя; он не способен созидать – только гримасничать и извращать. И высказывание Арсения Яценюка в данном эсхатологическом контексте, как и любая другая ложь, произнесённая с той или с другой стороны – ещё одна капля в геенне огненной, наползающей на нормальные условия бытия.

 

Кем надо быть, чтобы есть русских детей?

О сатанинском шабаше в Киеве

15.01.2015

Меня спрашивают, почему я не комментирую бесовской шабаш в киевском заведении BarHot, где в канун Нового года устроили вечеринку-премию «Ватник года».

Финалом шоу-программы стало поедание торта в виде русского младенца под возгласы вроде «А мне животик» или «Ножку я отдам ветерану “Айдара”. За кадром (видео находится в свободном доступе на YouTube) слышатся вопли и смех. Вообще в программе вечера много интересного, начиная от кулинарии с названиями «Печёнка ополченца» или «Одесский дом профсоюзов» и заканчивая распеванием культовой песенки про Путина.

Так почему я никак не прокомментировал это? Ровно по той причине же, по которой не постил, например, безумие «Pussy Riot» в храме Христа Спасителя. Ведь от тиражирования зло только крепчает. Победить его можно лишь тишиной, сопряжённой с неумолимой борьбой.

Однако теперь прокомментировать сатанинское беснование в киевском кабаке мне всё же придётся. Хорошо, что делаю это именно сейчас – можно отследить реакцию, а она зачастую намного важнее самого события.

Я далёк от тех, кто воспринимает подобное событие как лишний повод унизить, очернить всю Украину. Они отвратительны мне чуть меньше тех, кто разрезал младенца. И я делаю скидку на то, что в кабаке собралась киевская богема (хотя такая бывает?). Но всё же я никак не могу понять: кем надо быть, чтобы есть русских детей? До какой стадии озверения нужно дойти, чтобы творить подобное?

Кто-то назвал это балом у Сатаны. Он не далёк от истины. Потому что так ведут себя бесноватые. Или, выражаясь мирским языком, сумасшедшие. Они искривляют, извращают нормальное, точно дьяволопоклонник, переворачивающий распятие или читающий «Отче наш» наоборот. Так и эти люди – богема (лучше всего произносить с раскатистым украинским «гэ») – посмеялись над болью других людей. Над убитыми детьми Донбасса. Но более всего они посмеялись над собой. Извратили и уничижили самих себя.

Я не буду говорить, что в них нет ничего святого. Потому что данное понятие в принципе не соотносится с кабацкими кощунниками. Рано или поздно они разрушат, уничтожат сами себя. Конец их предрешён. Дьявол использует своих слуг, а потом сожрёт с потрохами.

Меня больше волнует другое. То, что прошло достаточно времени, а нет должной реакции на безумие. Нет осуждения. Нет разбирательства. Это что? Согласие? Разрешение на продолжение сатанинского шабаша?

А если так, то что дальше? Сколько можно гнать на полном ускорении по шоссе в ад? Сначала они шутили о сожжённых колорадах и ватниках, после начали убивать детей. Теперь эта имитация каннибализма. Пока что только лишь имитация. Разве тут возможно молчание?

Ведь, соглашаясь, украинцы становятся на сторону бесноватых кощунников. А я не хочу, очень не хочу, чтобы по таким ублюдкам судили всю Украину. Но именно это сейчас происходит, свидетельствуя о том, что многие находятся в состоянии массового психоза.

В российско-украинском противостоянии не будет победителей. Никогда. Запомните это. Каждый, кто молчит сегодня, одобряя действия Киева или Кремля, направленные на разжигание войны, – её сторонник. Каждый, кто смирился с мракобесием в киевском кабаке, – пособник дьявола. Итог будет один: гигантское количество сумасшедших. И в данном контексте поедание русских младенцев – это не просто звоночек у врат в чистилище, а беспощадный диагноз.

 

Ещё одно кровавое напоминание

О трагедии в Волновахе

16.01.2015

Многие сегодня пишут о погибших пассажирах автобуса под Волновахой. Это правильно. Жертвы не должны остаться безымянными. А трагедия не должна пройти незамеченной.

Неправильно другое – то, как пишут и как подают. Выставляют на обозрение, будто нищий изуродованную культю. Вот, смотрите – это жутко, это чудовищно.

Знаю. Но постоянное напоминание не делает больнее, не углубляет трагедию во мне, дабы она пустила ментальные корни и трансформировалась в ветви сострадания – наоборот: происходит её затирание, обесценивание. Потому что, как писал Достоевский, «человек есть существо ко всему привыкающее, и это его лучшее определение».

Но во мне ещё есть боль. Её не вымарали. Хотя повсюду – акция «Я Волноваха». Даже у власть имущих. По примеру французской «Я Шарли». И сам факт повторения уже создаёт странный, отчасти негативный эффект. Не врите: вы не Волноваха и вы не Шарли, потому что они в гробах, а вы в офисах и квартирах.

Странно. Особенно, когда подобным – с размашистой показухой, как умеют, – занимаются депутаты Верховной Рады, вдруг озаботившиеся смертью людей. Хотя именно они не только не замечали, но и способствовали убийству тысяч мирных жителей Донбасса. Объявлять траур – и горящая свеча на всех каналах – по 13 погибшим, когда до этого были тысячи замордованных, уничтоженных. В этом есть нечто дикое, алогичное.

Простите, но я против того, чтобы погибших пассажиров автобуса использовали. Чтобы эксплуатировали их смерть. А именно этим сейчас занимаются. Ищут своих мучеников. Пишут и пишут – смотрите, что творят боевики-ополченцы. Как они убивают людей. А противники, наоборот, доказывают, что те ни при чём. У каждого – подтверждающее видео, у каждого – по сто ссылок и комментариев.

И дикое упоение смертью, трагедией у излишне патриотической украинской общественности. Такое же, как у тех украинофобов, которые к месту и не к месту (чаще последнее) вспоминают сгоревших в Доме профсоюзов.

Со скорбью это не имеет ничего общего. Нет, это чертовское манерничанье и лицемерие. Когда вдруг беспокоятся об одних жертвах, а о других забывают, не хотят вспоминать.

Да, это трагедия. Да, в ополчении Народных Республик вряд ли находятся люди исключительно высоких моральных идей и нравов, всегда бьющие точно в цель. Но легче ли от этого убитым, их родственникам? И можно ли вообще так выпячивать боль после всего того, что совершили украинские солдаты и каратели в Донбассе?

Сегодня главная трагедия – в том, что каждый использует смерти мирных людей так, как ему удобно. Трупы выставляются на ярмарках тщеславия и становятся предметом для спекуляций. Убитые делятся на правильных и неправильных, своих и чужих. И это подчас отвратительнее и чудовищнее самих смертей.

А значит, их будет ещё больше. И вот уже снаряд, ещё идёт траур по жертвам под Волновахой, попадает в автобус в Киевском районе Донецка. Будут другие снаряды. Другие трупы. Потому что идёт война. Неважно, чьими руками она убивает. Важно – кого и сколько.

Я написал об этом после падения «Боинга». И повторяю сейчас. Все эти погибшие люди – жертвы войны. Войны, происходящей в том числе и по нашей вине. Чем активнее кичимся жертвами, тем больше их будет. Так в экстремистских группировках и сектах связывают общей кровью, воспитывая ненависть к иной точке зрения.

Силовые методы решения проблем Донбасса бесперспективны. Они обрекли и обрекут на смерть тысячи других людей. Волноваха – ещё одно кровавое напоминание о необходимости конструктивных мирных переговоров. Нам нужна не победа, а мир любой ценой.

 

Сегодня весь мир учат ненавидеть Россию

Об украинском фронте, освобождавшем Освенцим

21.01.2015

Ну что ж, феерия продолжается. Теперь, оказывается, украинцы освободили Освенцим. Так заявил глава МИД Польши Гжегош Схетина. И не суть, что 1‑й Украинский фронт, о котором говорит пан, – переименованный Воронежский. Собственно, этот факт неважен. Как и другие. Ибо они в принципе бесполезны.

Произошло абсолютное обесценивание истины. Два плюс два уже не равно четыре. Извратить можно (и зачастую нужно) что и как угодно. Было бы желание. А желание есть, его хватает. Ещё Черчилль сказал, что «первой жертвой войны становится правда». Сэр Уинстон знал толк в подобных вещах, он сам был матёрым убийцей истины.

Можно возражать Схетине, да. Приводить доводы, аргументы. Или вопить: смотрите, какие они в Европе безграмотные, ничего не знают, не понимают.

Беда в том, что знают. И понимают. Но действуют вопреки. Логика, причинно-следственные связи, история – всё уничтожено. Триумф постмодернизма, утверждающего: «никакой истины нет». Торжество абсурда, о философии которого столь чудно писал Альбер Камю (вспоминаю, потому что самое время перечитать «Бунтующего человека»). Правда сегодня никому не нужна.

Ведь чуть раньше, совсем недавно, было высказывание Арсения Яценюка об СССР, напавшем на Германию и Украину. А за ним – ещё ворох лжи, лежалый, как забытая куча листьев. История давно переписана. Её превратили в шлюху, которая сделает всё, что захочет клиент. Историю танцует тот, кто платит. В фунтах, долларах, евро.

Можно сколько угодно – справедливо и нет – пенять на левиафановскую сущность России, но такого глава её МИД, Сергей Лавров, себе не позволяет. Так фраппировать ложью.

Мне часто пишут из европейских стран наши люди, живущие там. Я слышу от них: «Такая-то газета вышла с заголовком в духе “Россия бомбит Киев” или “Россия убивает людей Донбасса”. И дальше вопрос: «Делает ли что-то Москва, дабы вести работу в западном информационном пространстве?» Делает, конечно. Но средств, опыта, сил недостаточно. Советский Союз проиграл именно так, а у него было куда больше возможностей, чем у нынешней России, которую бьют не столько санкциями, сколько клеветой и поклёпами. На убой.

Нужно понять одну простую, суровую, как мужик с ломом, вещь: сегодня весь мир учат ненавидеть Россию. Наступают времена, когда большинство европейцев будут считать, что и Первую, и Вторую мировую войну начала Москва. А ещё Столетнюю, и тюрков-сельджуков во время Крестовых походов убивали тоже русские.

Так маскируется дьявол, выдавая себя за вестника Бога. И наоборот.

А Украина? Видимо, гордится тем, что освободила Освенцим. Я сейчас без иронии, кстати. Ещё немного, и окажется, что только чистокровные украинцы вознесли над Рейхстагом знамя Победы. Вместе с американскими друзьями, ясное дело, под их чутким руководством.

Да, Киев используют. Как инструмент против России. Прежде всего. А Киев рад. Он думает, что Европа с ним, и он с Европой. Но этого нет. И не будет. Украина для Брюсселя и Вашингтона – расходный материал, предмет для спекуляций и провокаций. И украинцам надо понять это, чтобы в один чёрный день не встать на сколоченную Западом «доску позора» вместе с Россией.

 

На убой!

О мобилизации в Украине

22.01.2015

После своего эпического – иначе не скажешь – выступления на Площади Независимости, полного яростных призывов и манноприближающих обещаний, Пётр Порошенко объявил новую волну мобилизации в Украине. Она стартовала 2 января и предположительно должна пополнить силы АТО на 50 тысяч новобранцев. Это много.

В «Цитадели» Никиты Михалкова есть эпизод: войска готовятся к обороне, и в этот момент пребывают молоденькие курсанты военного училища. Командир ошарашенно смотрит на них, не понимая, для чего этих юнцов прислали на верную смерть. Так вот, с украинскими призывниками намечается та же фатальная история.

Ясно, вспоминая строки Вертинского, кому и зачем это нужно, но легче от того не становится. Наоборот. Не знаю, дрожала ли рука у Петра Порошенко, когда он подписывал указ о мобилизации, но здравого смысла в новом витке донбасской бойни нет и быть не может.

Даже если Киев реализует свои задачи, то что станет делать с освобождённым, возвращённым Донбассом, на восстановление которого, по минимальным подсчётам, необходимо 13 миллиардов долларов? Как справится с людьми, за спинами которых – убитые родственники, друзья, знакомые? С партизанами и сепаратистами, что останутся после конфликта, дабы бороться против новых властей? Донбасс окажется украинской Чечнёй, где придётся выполнять два условия: вырезать противников и заваливать регион деньгами. Плюс искать своего Кадырова.

Я говорю о материалистических, приземлённых вещах, потому что «лирика» в нынешней ситуации бракуется изначально. Она бесперспективна. Люди, устроившие эту сатанинскую бойню с двух сторон, далеки от понятий милосердия, сострадания, мира настолько, насколько голодные свиньи далеки от интереса к трудам Розанова или Бердяева. Потому остаётся рассматривать лишь практическую сторону.

И в ней возникает ещё один неприятный вопрос: что изменилось в украинской армии с тех пор, как она не смогла победить ополченцев, вынужденная идти на временное перемирие? Дабы переформатироваться и взять передышку.

Да, произошла перекомплектация: напряглась военная промышленность, помогли западные инвесторы – появилась матчасть, но в организации, в структуре, в духе, если угодно, по сути ничего не изменилось. Регулярные сообщения о том, что пойман очередной коррупционер, наживающийся на войне. Постоянные стоны и взывания с поля боя. Бессмысленные смерти из-за ошибок или предательства своего же командования.

Киев проходит то, что Москва проходила в девяностых, сражаясь с Чечнёй, – граждане, которые оказались равнее других, наживаются на войне. Для них все эти патриотические лозунги и манифесты – лишь реквизит в постановке аферы. Пока тысячи украинцев идут на бойню, эти распорядители смертей жиреют от заработков, одуревают от безнаказанности. Им, жовто-блакитным адептам Маммоны, армия не грозит. В Украине комфортно сегодня главным образом тем, кто громче всех настаивает на мобилизации, требуя освободить Донбасс от российских захватчиков.

Но если регулярная армия России там, то Киев должен объявить военное положение. И отправить бомбардировщики на Рязань, Москву, Тулу, Санкт-Петербург. Никаких контактов, никаких переговоров. Война с Россией.

А если это не так, то с кем должны биться призывники, которые, возможно, лучше жили бы при Януковиче, чем при власти, бросающей их в пекло? «Идите, сражайтесь за родину, убивайте и постарайтесь не быть убитыми», – говорят им.

Хотели ли они такого, когда стартовал Евромайдан? Представляли ли? Вряд ли. Но сейчас многие из них там. В ледяных окопах. В переполненных лазаретах. В апокалипсисе навсегда. Без обеспечения. Без поддержки. Брошенные, забытые, преданные. И там их муштруют, карают свои же. А по лживым, как все, новостям – потери среди украинских солдат минимальны.

Но сколько можно брехать? В Донбассе сейчас убивают простых ребят из Полтавы, Хмельницкого, Винницы, Мелитополя. Только потому, что англоязычные господа отдали соответствующие распоряжения. Если США так хотят воевать с Россией, пусть пригоняют своих солдат.

Когда-то, очень давно, я читал книгу об оккультизме в фашистской Германии. И там, помимо прочего, рассказывалось о том, как Гитлер, уже проигрывая, бросал в бой всё новые и новые дивизии, хотя каждый понимал, что они уходят на верную смерть. Так, писал автор, фюрер приносил жертву дьяволу. В нынешней Украине происходит нечто подобное. Людей, кичась жертвами, едва ли не намеренно увеличивая их число, безрассудно отправляют на убой.

Они, само собой, не хотят. И тогда их стимулируют, прихватывая за чувствительные места. Не хочешь в зону АТО – откупайся. В самом механизме новой украинской мобилизации, когда либо тюрьма, либо разорение, либо кирза, есть что-то убийственное, тоталитарное, извращающее само государственное устройство, волю и права человека. Его не просто принуждают к тому, чего он не желает, но и самого заставляют принуждать.

И одно дело, когда идёшь родину защищать, а другое – когда должен быть агрессором сам, воюя непонятно против кого, а чаще – против своих же сестёр и братьев. Так правится генетический код нации, и льётся кровь, и приносятся жертвы. Расходный материал – вот кто есть сегодня украинские новобранцы, отправляющиеся в зону АТО.

Поддерживать такое, даже будучи патриотом, – безумие и кощунство. Потому что нельзя поддержать уничтожение и разделение нации, глумление над государством. Таким способом Украине войну не выиграть. Но изуродовать, приговорить себя можно.

 

В кого ты стреляешь, брат?

О подлости донбасской войны

28.01.2015

Донбасская война продолжается. Маркировки, определения её могут быть разными. Для меня действенны следующие: «бездарная», «бессмысленная», «братоубийственная».

В этой войне нет и не будет победителей. В том классическом смысле, в каком они бывают в войнах. Ни Украина, ни Донбасс, ни Россия в выигрыше не останутся. Вся эта пламенная демагогия о тотальном уничтожении врага – чушь. Прежде всего потому, что истинного врага на поле боя нет. Он наблюдает за войной с безопасного расстояния.

Жутко, люди радуются убийству, истреблению, боли другой стороны. Хотя на первый взгляд всё логично: идёт война, враг в ней должен быть уничтожен, разбит. Ни милосердия, ни пощады. Карать каждого, кто не с нами и у кого меч в руках.

Но есть и обратная сторона. О ней говорить, несмотря на её очевидность, всё больше не принято. Враг – слишком общая формулировка, требующая конкретизации. Всегда, а в это апокалипсическое время особенно.

Для того, собственно, и придуманы эти идиотские ярлыки: укроп, колорад, свидомый, ватник, майдаун – необходимые, чтобы скрыть суть. Простенькая, но эффективная уловка № 666. Суть же она такова: убивают людей. Не жук – растение, а человек человека. Независимо от того, чья форма на нём одета.

Русский убил украинца, украинец убил русского. Вот к чему свелась эта бойня под номером бесконечность. К противостоянию не двух государств, но народов – русского и украинского. И это – главная трагедия, боль сегодня.

Один записался в батальон, дабы карать русского. Другой взял автомат и отправился на фронт добровольцем, чтобы застрелить украинца. «Украинец», «русский» для оппонента, противника становятся не просто ругательствами – данный этап мы уже прошли, а приговором и объяснением смерти.

Помню эту девочку с её стишком «Никогда мы не будем братьями». Говорят, она покаялась. Я надеюсь. Потому что лепта её в пролитии крови больше, чем кажется.

Это ведь не просто стишок, нет. Это начало оправдания, это манифест бойни. Не братья мы. И никогда ими не будем. А кто мы тогда? Враги, которые при необходимости будут резать друг друга.

И вот необходимость настала, её создали. Братья взяли ножи, автоматы. Сели на бронетранспортёры, танки. Подкатили миномёты, пушки. Чтобы месить друг друга. Сначала малыми группами. А потом – как можно большими. И вот уже тысячи расстреливают друг друга. А гибель ещё десятков тысяч – побочный эффект этого расстрела.

Есть и другие. Те, кто уселся вроде бы как в тепле, вроде бы как в комфорте, и душонкой своей, мелкой, обезображенной, радуется, – да что там! – упивается смертью кацапов или хохлов. Вот что мы получили. Не трещину между братскими народами, не пропасть, а разделительную черту вечности, за которой не будет возврата.

Но в кого ты стреляешь, брат? Кого ненавидишь? Наша ли эта война?

Братоубийственная война не может быть нашей. Мы всегда были, есть и будем братьями. Одна кровь, один народ. Одна паства.

Да, нас десятки лет убеждают в обратном. Рассказывают дурные истории, сочащиеся, как уста дьявола, ложью, о том, что у нас нет общих корней, о том, что нас ничего не связывает.

Что ж, я вынужден признать, эта гнусная ересь достигла внушительных результатов. Особенно в поколении нагленьких поэтесс, декларирующих, что никогда мы не будем братьями. Молодцы, бесы, у вас кое-что получилось. Мы вам разрешили. Своей глупостью и бездействием.

Ну, а дальше что, разрешившие? Сравняем Донбасс с землёй, искалечим детей, зальём его кровью? Кубань и Белгород от кацапов освободим? Или до Закарпатья дойдём и галичан на колбасу пустим? Вырежем всех хохлов, а? Ну? Что делать-то будем, не братья?

Нет ответа. Потому снова и снова вам приходится идти в атаку. Убивать, гибнуть. Пленники братоубийственной войны. А за вами – толпы гневающихся идиотов. Их плоть стервятникам – вот и весь итог, вот и всё развлечение. Иного в этой братоубийственной войне не будет.

Тот, кто хотел, он уже победил. Не пролив и капли своей крови. Ему хорошо, ему покойно. У него морда трескается от барышей. Он доволен и сыт. Этот Молох, любующийся бойней с западного холма.

На радость ему мы убиваем? Ему приносим свои жертвы? Вот тебе черепа, кости и плоть славян. Вот тебе реки крови славянской. Вот тебе трупы, души славян. На, жри!

Сами его откормили. Этого беса. Он одурел от безнаказанности, обезумел от крови. Ему вкусно. Ему сыто. Его дети в безопасности. А дети Донбасса погибают под бомбами. Дети Украины, России теряют своих отцов.

Так сколько можно убивать друг друга, брат? Во имя кого, во имя чего? Сколько братьев нужно ещё положить, чтобы понять – эта война, славянина против славянина, не наша? Пусть бесы воюют сами, а нам должно жить в мире, брат.

 

Волен петь свою песню

О гибели Андрея «Кузьмы» Кузьменко

03.02.2015

О гибели Андрея Кузьменко, более известного как Кузьма, лидера украинской рок-группы «Скрябин», я узнал за минуты до телеэфира. Тем страннее, в комнате, полной возбуждённых людей, было ощущение от чёрной, как гудрон, вести. Ощущение, замешанное на печали, удивлении, сочувствии, непонимании.

Мы общались с Кузьмой несколько раз. По работе. Пять-шесть лет назад, когда в украинской столице я занимался ивентами. Открытый, понимающий, витальный человек, умеющий поставить себя так, как единственно верно, умеющий быть с собеседником на равных независимо от его статуса.

Лучше всего Кузьму знали как персонажа из телевизора. Он умел быть на экране «своим». Впрочем, не только на экране. У него отсутствовала эта постылая, пахнущая антидепрессантами и формальдегидом «звёздность». Позитивный мужик, рекламирующий, кажется, всё: от автострахования до семечек.

Но это, конечно, был лишь заработок, поиск возможности – Кузьма и сам не раз говорил об этом – для занятий музыкой. Ведь «Скрябин» – одна из лучших рок-групп Украины. И вместе с тем одна из самых недооценённых.

Говоря об их песнях, вспоминают, например, ранний хит про Чернобыль и Андрея Шевченко. Или гимн всем девицам, не дождавшимся парней из армии, «Шмата». Или развесё лостёбную «Хлопцы-олигархи». Я вспоминаю иное – акустический концерт, случайно увиденный мной в парикмахерской. Отточенный, лиричный, душевный. У Кузьмы был талант: доносить песню единственно верно, так, как она и была задумана.

Я вновь обращаюсь к этому, потому что многие сегодня говорят о чём угодно, но только не о песнях, не о личности погибшего. Делают акцент на политической компоненте. Используют смерть для того, чтобы лишний раз убедить других в своей правоте.

Его убили, вещают одни. Приводят неопровержимые, как падение рубля и гривны, доказательства. Смотрите, глаголют эксперты, он дал кременчугскому «Громадське ТВ» откровенное интервью, в котором раскритиковал нынешнюю украинскую власть. И вызвал гнев. А ведь было ещё письмо-разнос украинским президентам. Ясное дело, Кузьму убили. Кто-то даже провёл параллели с гибелью Цоя.

Другие, наоборот, погибшего и за человека не держат. Бравируют расхожим заголовком: «Смерть русофоба». И вспоминают хоровые исполнения со зрителями «Путин х…о». Или требования закрыть границу с «проклятой Рашкой». Но больше всего, конечно, лютуют из-за поддержки Кузьмой футбольных ультрас, устроивших массовое убийство в Одессе.

Всё верно. Можно и так. Припомнить, вымазать погибшего «жидкой матерью», как написал бы классик Сорокин. В моём родном Севастополе полиция вообще разогнала тех, кто у памятника Шевченко собрался почтить память Кузьмы.

При желании можно извлечь из загашника что-то ещё. Гневное обращение Кузьмы к сторонникам Евромайдана. Или понимание того, что поддержка ультрас не доказана. Рассказать, за кого и как агитировал Кузьма. Сделать всё, чтобы затянуть гибель, личность на свою сторону.

Но не получится. Потому что Кузьма был разным. У живых людей иначе не получается. Действовал, говорил, ошибался. И сомневался. Право на ошибку, борьба за неоднозначность – вот что важно в биографии Кузьмы. Особенно сейчас, в мире, где всё так однозначно, где каждый знает, кого и за что нужно убить, наказать, арестовать. Явись Соломон сегодня, скажи он двум матерям: «Разрубите дитё, поделите его», разрубили бы обе. Ещё бы и пошинковали для верности.

Уверенных стало катастрофически много, не продохнуть. А вот с сомневающимися, думающими, ищущими – беда, почти не сыскать. И гибель Кузьмы, реакция на неё вновь диагностировали то безумие однозначности, в состоянии которого пребывает наше общество, российское и украинское.

Джулиан Барнс, английский литератор, писал: «Писатель должен принимать всё и быть изгоем для всех, только тогда он сможет ясно видеть». Собственно, это применимо ко всем людям творческим.

Кузьма был, конечно, не из видящих ясно, не будем преувеличивать, елеем мазать, но, справедливости ради, он был из тех, кто пытался, искал возможность видеть. И последние его строки, слова – тому подтверждение.

 

Дайте миру шанс

О минских договорённостях‑2

13.02.2015

Они договорились. И это отрадно. Разные люди в Минске пришли, в общем-то, к одному знаменателю. В чистой, зелёной столице Беларуси. Надеюсь, донбасские города скоро станут такими же, а может, ещё лучше.

Уверен, люди, подписавшие мирный договор в Минске, хотят того же. 15 часов изматывающих переговоров не могут быть просто так, зазря.

Много домыслов, пересудов, кто подписывать договор отказывался и кто чего не хотел. СМИ, как обычно, дают разную картинку. Но самым довольным, уверенным в себе кажется Владимир Путин. И тот апломб, с коим подаётся новостное варево в российских медиа, это предположение укрепляет. Победа Кремля – так заявлен результат переговоров.

В этом, действительно, есть резон. При всей неоднозначности данного утверждения России мир в Донбассе был необходим прежде всего. Продолжение бойни грозило вхождением российской экономики в критическую зону турбулентности, падением рубля, удушливым букетом новых санкций и расходами, на которые никаких нефтяных скважин – тем более, при таких ценах за баррель – не хватит. От Донбасса же Кремль устами Сергея Лаврова отказался ещё в мае, перед референдумом. Тогда, правда, это восприняли как хитрый план Путина.

О чём-то подобном говорят и сейчас. Эта игра в виноватых не терпит смены ролей. И пока в Минске искали компромисс, украинские телеканалы показывали карту боевых действий, где танки российские бились с танками украинскими.

Мир новый, как и мир предыдущий, – несомненно, прямое следствие военного давления. Не будь успеха ополченцев в Дебальцево, к обсуждению договорённостей и не приступили бы. Оттого Захарченко с Плотницким подписывали соглашение нехотя. Ещё бы, отвратное дело: наступать, терять людей, а потом узнавать, что всё это было, конечно, важным, но не так чтобы. И третьего меморандума, если перемирие будет нарушено, уже не будет. Лидеры ДНР и ЛНР об этом сразу же предупредили.

Порошенко, наоборот, то ли не верил, то ли не хотел принимать как данность ситуацию в Дебальцево. Выходил, кому-то звонил, консультировался.

Возможно, будь в Минске представитель США, Петру Алексеевичу и выходить бы не пришлось. Но звёздно-полосатые гаранты свободы и демократии по всему миру как всегда остались в стороне, хотя, по факту, должны были приехать в Минск первыми. Эскалация конфликта – вот чего хотели мистеры из Белого дома.

Не случилось. Сколько бы ни противились и ни брыкались. Мир есть, пусть пока что лишь на бумаге.

Критиковать Порошенко за упрямство, безусловно, можно, но стоит ли? За ним – не только Белый дом, но и националисты всея Украины. То, что для цивилизованного человека воспринимается как логичный итог, радикал примет за обиду и поражение. Они хотели иного, конечно, эти красно-чёрные и жовто-блакитные панове, но вышло не так, как им желалось. Оттого, вернувшись в Киев, Порошенко заявил, что «ни о какой автономии или федерализации договоренностей нет».

К сожалению, в самом тексте минских соглашений слишком много либо маловыполнимых, либо абстрактных пунктов. Ни гарантий, ни внятных формулировок. Всё как бы красиво, но что делать с этим в реальности? Не проект, но прожект мира.

Например, «отвод всех тяжелых вооружений обеими сторонами на равные расстояния в целях создания зоны безопасности шириной минимум 50 км друг от друга для артиллерийских систем калибром 100 мм и более, зоны безопасности шириной 70 км для РСЗО и шириной 140 км для РСЗО “Торнадо-С”, “Ураган”, “Смерч” и тактических ракетных систем “Точка” (“Точка У”)». После выполнения данной тяжеловесной директивы формируется некая зона, где могут оставаться войска и ополчения, и Украины без пушек. Кто осуществит контроль за этой зоной? Неясно.

Также неясно, как будет проходить конституционная реформа в Украине, предполагающая в качестве ключевого элемента децентрализацию страны, кто даст её провести, даже если тот же Порошенко, допустим, этого очень захочет. Или как будут проведены новые местные выборы. Или как освободить от «наказания, преследования и дискриминации лиц, связанных с событиями, имевшими место». Таких неясностей в меморандуме хватает для того, чтобы хищными залпами разрушить мир.

И главное – что значит особый статус Донецкой и Луганской Народных Республик в составе Украины? Безусловно, данные регионы в сложившихся реалиях не могли жить самостоятельно; они остаются зависимыми и от России, и от Украины. Постоянное ожидание гуманитарных конвоев или возмущение по блокировке пенсий и социальных выплат – тому подтверждение. Остаться одним – значит для Народных Республик остаться нищими, голодными, разрушенными, при этом постоянно держа оборону против прирастающей западным оружием и насильно мобилизованными новобранцами украинской армии.

Идеальным для Донецка и Луганска, конечно, было бы включение их в состав Российской Федерации, но Москва отказалась от этой идеи давно и надолго, если не навсегда. Оттого – Украина. И вновь тяжёлый, с горечью вопрос: как после всего того, что было, после убийства сотен и тысяч мирных жителей, люди смогут жить вместе, в одном государстве, пусть и с загадочным особым статусом? В государстве, не представляющем, как интегрировать в себя пороховой склад, где постоянно чиркают спичками.

Тут, как правило, проводят аналогии, параллели с Чечнёй. Но Москва платит Грозному серьёзные деньги. Такова её индульгенция. Есть ли у Украины подобные средства? Сомневаюсь. Да и платить вряд ли будут. Поэтому угроза того, что Донбасс полыхнёт, куда больше.

Однако несмотря на все трудности, неоднозначности, сумятицы, в Минске сделан не просто шаг, а рывок из кровавого болота. И фраза «худой мир лучше доброй войны» – сегодня не просто очередная банальность, а самая важная вещь на свете. Прежде всего для людей Донбасса.

Give Peace a Chance, как спел Джон Леннон во время постельной акции протеста против вьетнамской войны. Дать миру шанс. И себе тоже.

 

Кривое зеркало

О том, над чем и почему смеются в нынешней Украине

17.02.2015

Можно ненавидеть врага, но в нужный момент быть к нему милосердным. Можно презирать соперника, но в определённое время проявить к нему сострадание. Можно и нужно почувствовать грань, за которую переступать нельзя, ощутить момент, когда плотоядные пули должны смениться краюхой хлеба.

Два моих деда прошли Великую Отечественную войну. Когда они обороняли Сталинград, освобождали Варшаву, брали Берлин, вознося великое красное знамя Победы, мои бабушки рыли траншеи, работали в госпиталях и на заводах, дабы обеспечить триумф воли и справедливости. Мои родственники сидели в концлагерях, и одного из них спас фриц по имени Пауль.

Да, они рассказывали невыносимые в своей сатанинской мизантропии вещи, но вместе с тем вспоминали моменты, когда человек, независимо от флага, под которым сражался, оказывался братом другому человеку, моменты, когда любовь к ближнему, милосердие, сострадание не были просто словами из религиозной брошюрки.

Я говорю об этом потому, что мы всё больше примиряемся с донбасской трагедией. Человек, нормальный, среднестатистический человек, привыкает, что где-то там, в отдалении, идёт бойня и убивают людей, правых и виноватых, молодых и старых, честных и лживых. И на почву этого ложного смирения аккуратно, между делом, высаживаются информационные цветы зла, дурманящие пыльцой того, что война эта, смерть, гибель нужны; они не зазря, они оправданны, необходимы.

У меня есть знакомый. Киевлянин. Он отчаянно переживал, когда в Донбассе всё только начиналось. Сочувствовал людям, оказавшимся в зоне боевых действий. Но со временем, по мере развития войны, риторика его становилась жёстче, агрессивнее. И он изменился. Мы пока что общаемся, но каждый раз, когда я заговариваю о жертвах, этих агнцах Донбасса, он не понимает настолько, насколько должен понять. Он всё больше – в отдалении.

У каждого есть такой знакомый, с одной и с другой стороны.

«Душа человека – по натуре своей христианка», – говорил Тертуллиан. И она не может без истины. Та нужна ей, как воздух. Без истины душа задыхается, чахнет. Но истину можно подсунуть и ложную. Тогда человек верит в то, во что ему дали верить. Он как бы прав или несомненно прав – тут от степени рефлексии зависит, – но в любом случае бьётся за самые честные, благородные идеалы. Баланс между правдой и кривдой выдержать сложно – эта ментальная эквилибристика не для слабых духом. Оттого вокруг – орды уверенных и самоуверенных. У них, так им думается, есть всё, чтобы принести в этот мир правду. Принести огнём и мечом, если понадобится. Выжечь, разровнять, возвести новый храм. А в нём – их личное божество.

Но выход за человечность всегда есть жертвоприношение правды. Дальше начинается ненависть, основанная на страхе, тесно сопряжённом со смехом.

Высмеять – значит обезоружить, высмеять – значит раздеть донага. И, к сожалению, я вижу, что в Украине это происходит всё чаще.

Когда тот, кто называет себя артистом, вдруг отпускает такую вот колкость: «В ДНР прошла школьная реформа, и сбылась моя детская мечта: в школу можно не ходить». В Киеве этот артист. Зовут его Владимир Зеленский. Он и раньше подобные шуточки отпускал.

Когда, например, использовал видео с Рамзаном Кадыровым, плачущем о погибшем отце, убитом чеченскими боевиками; аудиорядом же к этой боли стал наложенный голос украинского пенсионера, насколько искренне, настолько и тяжело переживающего варварское уничтожение памятника Ленину националистами.

Центральный украинский телеканал с удовольствием транслирует, множит подобный юмор. И люди в зале хохочут, лица у них сытые и довольные, а тот, кто когда-то выглядел сытее и довольнее всех, но в последнее время увял, заявляет: «Наши дети пойдут в самые престижные школы, а их дети в Донбассе будут сидеть по подвалам». И тут, собственно, вспоминаются строчки современного киевского поэта Александра Кабанова:

Можно вновь говорить, что украинских светочей не так поняли, не так истолковали, не так перевели, но этих «не так» стало катастрофически много. Фразочек, коими перекидывались любящие свою работу надсмотрщики в концлагерях. Нацисты ведь тоже ценили юмор. И представления давали такие, что обхохочешься. Но их не везде пускали в эфир.

Я думаю, что это вина не только лишь Украины. Слишком многие постарались. Но почему снова и снова именно в первых украинских рядах оказываются подонки? Почему они говорят фразы, достойные Батори или Пота, но никак не украинской элиты? Откуда эта бесовщина, когда объектом насмешки становятся дети и пенсионеры, находящиеся в чудовищнейших условиях?

И если власть не согласна с подобным, то пусть сделает публичное заявление, накажет, оштрафует мерзотников, дистанцировавшись, продемонстрировав: «Мы не с ними. Мы нормальные. Мы не такие, как они». Но – тишина.

А между тем эти «герои» насмехались и раньше, унижали, зубоскалили, презирали. Но хохотать над смертью, над горем – нет, такого они себе не позволяли. Или война разрешила многое?

Да, она учит разнузданности, но и учит смирению. Это во многом вопрос выбора. Для чего Украина ставит вот на такое? На пожирание «русских младенцев» в ночных клубах и на глумление над бедой донбасских детей? Что это, если не безумие? Или таково то самое шествие в Европу, где представляют, как недавно в эстонском Тарту, холокост в юмористическом ключе?

Юмор – ведь куда более вольный полигон для экспериментов, аллюзий и деклараций. Комики, сатирики – даже среднего пошиба – это всегда понимали, оттого и юродствовали. А публика хохотала, забывая, над кем и над чем смеётся. Хотя смеялась она, действительно, чаще всего над собой, тем самым изгоняя страх гоготом. Таков бесовский механизм: высмеивать доброе, правильное, вечное, обесценивая его. Уничижать базовые человеческие понятия, ценности, без которых понимание между людьми невозможно. Это, конечно, ещё не полноценные бесы разрушения, но гнусные чёртики, бациллы безумия, постепенно меняющие культурный код и массовое сознание народа.

Есть ощущение, точно смотришь идиотское шоу. Люди на сцене как бы шутят, паясничают, сначала вроде умеренно, а потом всё жёстче и жёстче. И вот уже на сцену проливается кровь, выносятся трупы; глумление, пытки, смрад. А ты вроде как шёл на юмористическое представление, но на сцене – дьявольское безумие, радикальный гиньоль, и происходящее напоминает жуткую помесь из японских хорроров и книжек Ильи Масодова. Но надо смеяться, надо выдавливать из себя страх. Ха-ха, хо-хо, хи-хи, хе-хе – больше трупов!

Они – или вы – скажут, что я утрирую, нагнетаю, сгущаю. Разве? Ну, хорошо, если только самую малость. Ведь так, через смех над тем, над чем и улыбаться-то грешно, через выдачу кривды за правду, зло и входит в каждого человека, в целый народ, и злокачественные клетки с мерзким хихиканьем пожирают клетки здоровые. Грим с клоуна стёрт. Под ним прятался демон, порождение бездны. Туда ему и дорога.

Но это после. Когда отсмеёмся.

 

Начало нового украинского порядка

О взрывах в Харькове

23.02.2015

Вновь погибли люди. Вновь звучат стоны боли. Вновь слышатся крики отмщения. Словно так и должно быть. Будто все давно к смерти привыкли.

В воскресенье, 22 февраля, в Харькове, во время Марша достоинства, приуроченного к годовщине Евромайдана, прогремел взрыв. Погибло 3 человека.

Харьковские взрывы, случившиеся в Прощёное воскресенье, ожидаемы, логичны, и они есть только начало. Отныне теракты и провокации станут нормой, сугубой обыденностью, в которой будет существовать Украина. Потому что никто никого не простил. Обида, боль, злость по-прежнему доминантны.

Реакция на харьковские события – та же, что и на сбитый «Боинг», Волноваху, донецкую школу, Горловку и Мариуполь. Та же, что и на всю эту бездарную бойню, где люди во всей красе демонстрируют свою беззастенчивую глупость и сюрреалистическую жестокость. И алыми буквами на асфальте – напоминание: трагедия разделяет.

Арсений Яценюк заявил: «Мерзавцы, которые убили участников мирного марша в Харькове, целились в наше достоинство и нашу память. Но мы не побоимся и не отступим». Александр Турчинов, как опытный ведьмак, воплотил его слова в реальность, введя в Харькове антитеррористическую операцию. Российский журналист Аркадий Бабченко уверил, произошедшее – очередное доказательство того, что кровавые методы Владимира Путина не изменились. Олег Ляшко обвинил тех, кто не посадил в тюрьму «московскую шестёрку», мэра Харькова Геннадия Кернеса, добавив, что «москали продолжают убивать людей». Всё логично, всё очевидно. Украинская сторона обвиняет пророссийских активистов и собственно Москву.

Чуть раньше, напомню, Пётр Порошенко сообщил, что снайперами, расстрелявшими людей в феврале на Майдане, руководил лично Владислав Сурков. Правда, фактическими доказательствами украинский президент свои обвинения не подтвердил. Результатов расследования нет. Как нет их и по Одессе 2 мая. Зато есть стопроцентная уверенность, кто виноват («москали») и что делать («москаляку на гиляку»).

Пророссийские сторонники от взрывов открестились. «Харьковские партизаны», в частности, заявили о своей непричастности к теракту. Нашлись, впрочем, и те, кто убийство людей поприветствовал. Например, сопредседатель Новороссии Константин Долгов бодро отрапортовал, что несколько участников марша присоединились к «небесной сотне», а с десяток – в процессе.

Но в целом: «Нам харьковский теракт не выгоден», – так говорит пророссийская сторона и предлагает искать настоящих виновников.

Каких-то злодеев, впрочем, уже нашли. СБУ сработала удивительно быстро и уже через час после взрыва сообщила, что виновники найдены. Такая оперативность насторожила многих. Когда ещё украинские спецслужбы работали так шустро? Оттого «провокация, сто процентов», – утверждает пророссийская сторона и предлагает искать тех, кому взрывы реально выгодны.

Украине? Конечно. Можно превращать Харьков в тюрьму строгого режима, интенсифицируя уничтожение несогласных. России? Безусловно. Взрывы дестабилизируют ситуацию в Украине и, как следствие, укрепят однозначность общественного мнения в самой России, в последнее время сводящегося к одному, почти сектантскому аргументу – «да, трудно, зато нет войны».

Но более всего харьковские смерти желаемы той частью социума, которая соскучилась по сводкам с фронта, где ватники бьются с укропами, и погибает гидра фашизма, окрашенная – в зависимости от симпатий – либо в жовто-блакитные, либо в колорадские цвета. Многие реально соскучились по войне. Привыкшие жить, наблюдая за бойней, сами находящиеся в стороне, они жаждут новой крови, чтобы декалитрами выплёскивать яд, отравляющий их изнутри. Общество создало запрос на войну, и харьковские взрывы – это шаг к нарушению минских договорённостей.

Правота каждого сегодня несомненна. Жажда крови чудовищна. Желание оправдать себя и очернить другого колоссально. Значит, будут взрывы по всей Украине. А позже волна террора перекинется и на Россию.

Общество хочет войны. И она будет. Все прочие развлечения приелись. А эта, благодаря матрице агитпропа, самая сильная. Забавно и жутко (что даже лучше) наблюдать, как монстр пьёт кровь. Чужую кровь.

Взрывы в Харькове – начало новой большой войны. Они есть ответ на старый латинский вопрос: «Стоит ли миру погибнуть ради того, чтобы свершилась справедливость?»