Вернувшись домой и приведя себя в божеский вид, я начала военную кампанию против влюбленного парня. Собственно может возникнуть резонный вопрос, чем мне этот парень так сильно не угодил и почему я не пыталась воспользоваться свалившимся на меня счастьем: в кои-то веки появился парень, на все ради меня готовый, а я, вместо того, чтобы хватать его и бежать на поиски первого попавшегося местного батюшки, пытаюсь от него избавиться. Но вот разумного ответа на этот вопрос у меня не было. Кто-то сказал, что женщины странные существа: сначала они мечтают о ком-то, кто будет петь им серенады и дарить цветы, а как только рядом появляется такой вот цветочный певец, они сразу же начинают мечтать о мужчине способном починить кран и подарить им автомобиль. Я видимо в таком случае была еще более странной, чем все прочие женщины. Рядом со мной был парень, который если и не мог починить кран, по причине отсутствия водопровода у местной цивилизации, но зато мог затопить баню и нарубить дров (чем он видимо и занимался все три дня моего отсутствия, судя по занявшей все свободное пространство двора поленнице), и который меня иначе чем ненаглядная не называл, а меня мучил вопрос как от такого нежданного счастья избавиться. Возможно причина была в его влюбленности, и в моем страхе перед тем, что будет когда эта влюбленность закончится, а может все дело было в моем противоречивом характере, но я решила не пренебрегать советом Кощея.

— Алеша, а куда ты направлялся, когда ко мне пришел? — решила я выяснить первоначальную цель его пути.

— Шел я к тебе ненаглядная моя, чтобы с тобой рядом быть, от беды тебя хранить.

Видимо яблочки обладали еще и амнезийным эффектом.

— От какой такой беды, Алешенька? Все мирно кругом.

— Потому и мирно, что знают злодеи коварные про меня, — да, избытком скромности мы явно не страдаем.

— Алешенька, дружочек мой, а не хотелось бы тебе мир посмотреть, да себя показать? Славой немеркнущей себя покрыть?

— А зачем?

Вот об такие вопросы и разбивается любая логика. Я вернулась к молчаливому пережевыванию каши, пытаясь подобрать новые аргументы, когда на помощь мне неожиданно пришло яблочко. Пару раз покрутившись на тарелочки в поисках какой-то волны, сей райский фрукт вывел на экран картинку ратного боя и монументальной фигуры в доспехах и с огромной палицей в руке, которая играючи валила на землю окружающих, а поверх этой милой картинки бежала надпись: Илья Муромец. Алеша, увидев сие великолепие, так и застыл с открытым ртом, а я стала как можно громче и цветастее восхищаться Ильей, что впрочем, было не трудно, он и впрямь вызывал уважение и восторг. Большего мне делать не пришлось, мой влюбленный немедленно решил сравняться с Ильей Муромцем по силе и славе, чтобы быть достойным моих восторгов и решил отправиться в путь немедленно, так что мне с трудом удалось убедить его отложить путешествие до утра. Мое желание избавиться от него все-таки не заходило так далеко, чтобы выгонять первого и единственно в моей жизни поклонника в лес темной ночью. Вот с утра пораньше, это с удовольствием.

Согласитесь, когда вам за тридцать, то пора бы уже стать зрелой личностью, живущей разумом, а не одними только эмоциями, даже если ты все еще незамужняя девушка. Тридцать лет это конечно еще не старость, а скажем, вторая молодость, но и она зовет задуматься о содеянном тобой в жизни. Твои подруги в этом возрасте, правда, уже ведут детей в школу, и хорошо если в первый класс, а не в выпускной. Половина из них уже давно счастлива во втором браке, а другая половина все еще пытается решить проблему первого тем или иным способом. И они давно уже перестали реагировать на все в мире как девочки-подростки. К чему я это говорю? К тому, что у меня опять началась депрессия, и тянуло поскандалить. Скандалить особо было не с кем. Митрофан отгуляв заслуженный отдых, вернулся к дубу, зеркало на меня не реагировало, а ругаться с руками (в другом виде помощники появляться отказывались) было как-то не c руки (как бы странно это не звучало). Нет, в округе, конечно, проживал народ. Местный поставщик алкогольной продукции, известный как Леший, сутенер средней руки — он же Водяной, победительница лесных конкурсов красоты — Кикимора, и, конечно же, три головы Горыныча. Но. Как всегда было одно но. В этот раз «но» выступило в роли плохой погоды. Уже две недели не переставая шел дождь. Лил как из ведра и не думал прекращаться. В общем, ни сам в гости не пойдешь ни гостей к себе не ждешь. Оставалось только изучать теорию и практику того, как быть Бабой-Ягой. Ну, и яблочко время от времени показывало яркие картинки чужой жизни, этакий аналог спутникового телевидения. А проще говоря, я быстро и неумолимо дичала в этой сырой глуши, не видя ни солнца, ни какой-нибудь хоть самой завалящей живой души. Хотя если бы сия душа появилась, то, наверное, по старинной традиции я сварила из нее суп. Просто так, по причине крайней вредности и дурного настроения.

— Нет, ну это просто безобразие какое-то, проливные дожди в начале лета, — ворчал гость, пытаясь счистить налипшую на лапти грязь. — Если дело так дальше пойдет, то у меня ягоды не созреют, и чем мне тогда лесную живность зимой кормить? И вообще, где это видано, чтобы дождь стеной лил не прекращая. И вообще, хозяйка, ты бы разобралась со своими помощниками, а то ни дня белого, ни солнца красного не видать.

— Привет, Леший. Чай будешь? У меня и казинки есть.

— Чай я буду, с этими твоими, чем бы они не были. А от ответа ты не увиливай. Ты думаешь или не думаешь погоду приструнить?

Леший, потому что это был именно он, милый мужичок с кудлатой бородой и хитрыми глазами, и очень заботливый хозяин, был явно настроен очень решительно. Хотя его можно было понять. Из-за этого дождя реки и болота так разрослись, что от леса пара кочек только и осталась. Кому понравится, когда его жилплощадь урезают.

— Ну, если честно, то не думаю.

От такой прямолинейности Леший лишился дара речи и уставился на меня как на врага народа.

— То есть что значит нет? То есть как это нет? Мы тут, что должны по твоей милости в водоплавающих превратится?

Леший носился кругами по комнате, размахивая руками и громко причитая о несознательности некоторых, я продолжала смотреть на вечный дождь, игнорируя попытки гостя меня растормошить, зеркало ушло в себя, и только яблочко в знак солидарности перепрыгнуло на какую-то драку. Наконец выдохшийся гость упал на лавку и принялся за чай. Чай он пил долго и молча, постепенно успокаиваясь, и переставая зыркать на меня лиловым глазом (когда леший злился, глаза его почему-то становились лиловыми, как предгрозовое небо). Вконец успокоившись и вернувшись в свое всегдашнее созерцательное расположение духа, Леший начал все с начала. Вернее попытался начать, но был грубо прерван новым гостем. На пороге избушки возникла Кикимора. Знаете, Кикимора, хоть и болотная, но очень даже симпатичная особа. Этакая длинноволосая блондинка с тонкой талией. Если уж быть совсем откровенной, то я ей завидовала, как только может завидовать городская девушка, воспитанная на идеалах 90-60-90 и Мерлин Монро. Кикимора была моим местным идеалом красоты, причем идеалом красоты теоретически достижимой, в отличие от той же Василисы, которая была красива в этаком русском стиле. То есть габаритов она была примерно моих, правда обладала при этом огромными василькового цвета глазами и русой косой до колен, редкой красотой и мозгами Циолковского, не говоря уже о муже. В общем, зависть к Василисе могла обернуться только односторонней путевкой в местный дурдом, поэтому я избрала объектом своих мучений Кикимору, которая ко всему прочему обладала удивительной уверенностью в своей неотразимости для каждого встречного поперечного. Было у нее чему поучиться. И вот этот местный, по моим представлениям, идеал красоты с самым возмущенным видом стоял на пороге моей избушки и смотрел на нас обвиняющим взглядом. Мы с Лешим прикинулись местными дурачками и дружно ее игнорировали, заведя разговор о погоде.

— Вы не находите, что это лето выдалось особенно дождливым? — самым светским тоном поинтересовалась я у Лешего.

— Думаю еще рано об этом говорить. Вполне возможно, что дожди скоро прекратятся. Обычно жара у нас в июле — августе. Хотя конечно, на мой взгляд, немного сыровато.

— Сыровато, — взорвалась Кикимора. — Они тут о погоде рассуждают, а то, что там Горыныч погибает им все равно.

Горыныч просто так погибать не будет. Он Змей серьезный. Мы с Лешим переглянулись и посмотрели на новоприбывшую.

— И что там с Горынычем? — поинтересовался Леший.

— У него от этой сырости кости разболелись. Спину, говорит, ломит, сил нет встать. Да еще у левой головы мигрень началась, потому что какой-то местный герой возле его пещеры уже второй день орет, на бой вызывает. А он даже выползти не может, так кости свело.

Местные герои всегда были основной головной болью Горыныча. Есть он их уже давно перестал из-за проблем с желудком и строгой диеты, предписанной Лешим и категорически исключающей жареное мясо, ну а поскольку герои о его проблемах не слухом не духом, то Горыныч старался по возможности встречи с ними избегать, потому как был он гуманистом и считал, что убивать надо только ради еды, и уж никак не ради забавы. А позволять рыцарям все время себе головы отрубать, только авторитет подрывать. В общем, та еще была проблема с местными героями. С другой стороны местных героев тоже можно было понять. Народ требовал от них громких подвигов в ответ на широкую славу, а объектов для этих самых подвигов не предоставлял. Вот они и ездили по очереди к злодею, похищающему девиц и поедающему детей, благо ездить было не далеко. В отличие от того же Кощея, который спрятался от всех на острове.

— Два дня значит уже кричит? — уточнил Леший.

— Может и больше. Горыныч его только два дня слышит, до этого спал. А герой этот уходить никуда не намерен. Говорит, что пока коварного змея не сразит мечом буланым, с места не сдвинется.

— А почему коварного-то?

— Это ты у него Леший сам спроси, если тебе интересно. Я с ним не разговаривала, меня больше Горыныч интересовал.

— Сам значит сам, — крякнул Леший, — ну что Яга, навестим хворого друга?

Против этого предложения возражений у меня не нашлось.

Самый быстрый способ добраться куда-либо — воспользоваться имеющимся под рукой транспортным средством. У нас под рукой была только моя ступа, в которую мы и влезли все втроем. Не то, чтобы кому-то из нас так уж нравились полеты под дождем, но так у нас появлялись хоть какие-то шансы добраться до Горыныча в этом году. Вскоре промокшие и злые мы увидели восседавшего на коне молодца, методично кричавшего одну и ту же фразу. Видимо вызов на поединок. Плавно развернувшись, я посадила ступу недалеко от молодца, перед входом в пещеру. Молодец окинул нас заинтересованным взглядом, но кричать не перестал. Скорее всего, он решил извести Горыныча таким вот оригинальным способом, объявив тому звуковую войну. Мы вошли в пещеру. Горыныч лежал в дальнем ее углу, свернувшись наподобие калачика, левая голова была спрятана где-то в центре этой композиции, две другие, уставились на нас.

— Что, опять прихватило? — начал Леший. — С такой-то погодой не удивительно. Уже и не помню, когда в последний раз было такое лето дождливое. А ты, конечно же, опять забыл на Везувий слетать, кости свои погреть. А теперь вот мучаешься.

В ответ на эту тираду Горыныч только скривился. Я осторожно осмотрелась. В пещере, как это не странно, было довольно уютно и почти тепло. Почти, потому что здесь не было большой печки, как в моей избушке, способной прогнать принесенную дождем сырость. И звукоизоляция была неплохой, крики с наружи хоть и доносились, но не передавали всей полноты чувств и весь спектр эмоций незваного гостя. Звучали они скорее как поломанное радио, которое и не играет толком и выключить не получается. Не удивительно, что у Горыныча голова разболелась от этой монотонности. Леший тем временем занялся лечением больного. Из прихваченной из своей берлоги корзинки он вынимал на свет различные баночки, скляночки, пучки трав, узелки, порошки и еще что-то непонятное и раскладывал все этой в одной ему ведомой последовательности. А затем мы дружно приступили к лечению зеленого змея. Наконец Горыныч был напоен, намазан, натерт и перевязан всеми мыслимыми и немыслимыми травами и мазями и по уверению главного врача должен был окончательно поправиться уже к утру. А посему благополучно решив вопрос с больным и его болезнями можно было переходить к паразитам и микробам, а в нашем конкретном случае к богатырю, вызвавшему мигрень.

— И чего ты орешь? — хором поинтересовались мы.

— Враг коварный, — закончил богатырь предложение и обратил свой взор на нас. — Солнце ты мое ясное, краса моя ненаглядная, любушка моя ласковая.

Переход от грозного воина к нежно-влюбленному менестрелю был мгновенным и как говорится без всяких предупреждений. Мы нерешительно переглянулись, и в моей голове всплыли очаровательные образы смирительных рубашек подходящего размера. Богатырь тем временем спрыгнул с лошади (или это был конь?) и в позе нерешительного влюбленного (а вы представьте себе нерешительного влюбленного в железной кольчуге, шлеме, и с палицей с меня ростом) замер передо мной.

— Знакомый? — уточнил Леший.

— Чей? — решила уточнить я, просматривая пути отхода в пещеру.

— Ну, стоит он перед тобой.

— Ага.

Продолжая вести этот не самый содержательный диалог, мы бочком отступали в сторону ступы, решив, что Горынычу сей странный тип все равно не страшен, а нам лучше держаться подальше от поля будущих сражений (мысль упросить Горыныча съесть этого странного субъекта родилась, я думаю, не только в моей светлой голове). Богатырь также медленно двигался за нами, как привязанный.

— Ты уверена, что раньше с этим молодцем не встречалась? — поинтересовалась Кикимора.

— Да где бы? В люди еще не выходила, богатырей местных вообще не видела, до сегодняшнего дня. А ко мне всего только одна королева и наведывалась. Да еще Иван мимо пробегал, так он сейчас с женой молодой должен быть счастлив, а не на змеев охотится.

— Ну не скажи. Смотря какая жена попадется. С иной любушкой и за тридевять земель отправлялись, не то что в соседний лес на подвиги, — вставил Леший.

— А я попрошу этот велико мужской шовинизм прекратить. Сами как будто подарок. Некоторых мужей и не жалко скормить какому-нибудь проголодавшемуся зверю, благо от них вреда меньше для экологии.

Собственно зря мы затеяли этот спор о правах мужчины и женщины, момент был не очень подходящим. В чем я и убедилась. Стоило мне на мгновение прекратить тактическое отступление к ступе и задержаться на позициях, как с громоподобным криком «Любушка моя ненаглядная» парень рухнул на колени, обнял меня железной хваткой за ноги и застыл.

— Ну точно твой знакомый, — сделал выводы Леший.

— Молодой человек, — я попыталась воззвать к здравому смыслу этого террориста, — молодой человек, может быть, вы меня отпустите, и мы с вами поговорим, обсудим проблемы. Вы мне расскажите, что вас беспокоит.

— Даже я не поняла, что ты сейчас сказала, — веско заметила Кикимора. — Ты другие методы попробуй.

— Болван стоеросовый отпусти меня немедленно. Больно же, дубина, — заорала я, и тут же рухнула на пятую точку, оставшись без поддержки. Молодец преданно смотрел на меня очень уж знакомыми глазами. — Алеша? — озарило меня, и все что я смогла сказать на его радостное кивание головой, был тяжкий стон.

Кикимора помогала мне подняться на ноги и привести в порядок платье, если конечно можно привести в порядок то, что вымокло под дождем и пропиталось грязью. Алеша поднялся следом. Он вообще, кажется, поставил себе задачей копировать мои действия.

— Кто-нибудь просветит меня? — безразличным голосом поинтересовался Леший, в упор глядя на меня и давая понять кто именно будет этим кем-то.

— Ну, в общем. Помнишь, я говорила, что ко мне королева приходила за помощью. Так это была мать Белоснежки.

— Эта ведьма? — хором ужаснулись слушатели.

— Ну, это сильно сказано. На самом деле все было немного по-другому, — и я вкратце рассказала им подлинную историю Белоснежки, попутно объяснив, откуда я знаю Алешу и почему у него такая странная на меня реакция. — Мы с Кощеем решили, что это временный эффект и скоро он пройдет. И в любом случае это было гуманнее, чем травить мальчика неизвестными зельями, чтобы вылечить от влюбленности. Тем более я пока в этом не сильна.

— Отворотное зелье не пробовали? — проявил академический интерес собрат по травам.

— Так это же было не приворотное. Просто побочный эффект. Кто его знает с чего он получился. Раньше вроде такого не было.

— Да уж. Но это крайне интересно. Надо бы изучить данную проблему повнимательней…

— Слушайте, а чего мы дальше будем делать? — вмешалась Кикимора.

И на нашем дождливом горизонте замаячила новая проблема, так четко обозначенная нашей подругой. С Алешей по-прежнему надо было что-то делать. С Горынычем его оставлять было нельзя. Если он продолжить орать, а он из-за своего упрямства продолжит, то Горыныч его точно съест, а мальчик был хороший, молодой еще. Брать с собой, так я его в печке через пару дней зажарю, именно потому, что молодой еще. К Кикиморе в болото, так ей чужие ухажеры не нужны. И к Кощею не отдашь. Он же по своей темноте и дикости будет за ним с мечом гоняться и требовать Василису отпустить. У здешних богатырей вообще сложилось какое-то очень стереотипное представление о Кощее, впрочем, как и о Змее Горыныче.

— А вы его к Илье отправьте или Добрыне в ученики, — посоветовала левая голова, на минуту выглянув из пещеры. — Илья, вообще сильный богатырь, и что удивительно, умный. А Добрыня почитай из богатырей последний кто мне голову срубил, покрыл себя славой и уехал в стольный город. Там, наверное, себе и дело нормальное нашел, раз больше от него вреда никакого не было. Ну или я о таком не слышал. Пущай себе учится, как правильно с людьми разговаривать.

На том и порешили. Мокрый, но ужасно гордый собой молодой богатырь отправился по нехоженым тропкам (и чего их всегда тянет в глухомань, если рядом есть нормальная дорога) на поиски славных богатырей, чтобы научится у них делу ратному и прославить имя свое, а потом уже и сватов засылать с дорогими подарками. Если честно я надеялась, что до сватов дело не дойдет, хотя подарков было жаль.

— А с погодой, что будем делать, — поинтересовался Леший на обратном пути. — Если дело так и дальше пойдет, то не только Горынычу на вулканические ванны летать надо будет. А транспорт свой не у каждого есть.

— Да, мы все-таки средняя полоса, а не тропики, — поддакнула Кикимора, плотнее закутываясь в промокшие тряпки.

Я могла только молча согласиться с этим утверждением, прокладывая путь к дому Лешего. Кто за рулем, тот и на развозе, и сия истина не меняется от времени, страны и степени сказочности реальности. Наконец утренние гости были высажены у родных порогов и, промокшая уже не просто до костей, а до внутренних органов, я направилась домой. Парится в бане и пить горячий чай.

Не зря говорят, что хороший чай думать помогает. По-крайней мере мне помог. После третьей чашки горячего напитка выпитой под укоризненным взором моей кофейной кружки, рьяной радетельнице за здоровое питание, по причине чего и оставленной мной сегодня, меня осенила идея. Кто у нас ходит на подвиг как на работу, в то время как большая часть населения ходит на работу как на подвиг. Конечно же, господин барон. А потому не откладывая дело в долгий ящик я отправилась в гости, чтобы просить о разгоне облаков и установлении хорошей погоды. Итак, я летела. В плотном тумане, потеряв всякое представление о том где я и куда я. Куда хочу? Куда лечу? Впрочем, оказалось, что этот вопрос интересует не только меня, но и местные силы ПВО, о чем они не замедлили меня уведомить, начав обстрел ступы какими-то придорожными булыжниками. На мое несчастье эти ПВО оказались меткими стрелками и через пару минут мой летательный аппарат начал стремительно падать. Ну а после встречи с землей от ступы и вовсе остались одни развалившиеся доски и сломанная метла. А передо мной во всей своей красе возвышался богатырь. И представьте себе мою злость, когда в этом вредителе я опознала никого иного как Алешу, отправленного мной набираться уму-разуму. Сильнее моей злости по поводу столь ненужной встречи, была, пожалуй, только радость влюбленного, испытываемая им по этой же причине.

— Ты что творишь, малахольный? — в сотый раз задавала я почти риторический вопрос, потому как местный сотрудник воздушной обороны переводил взгляд с меня на обломки ступы и обратно и молчал, для красного словца хотелось бы сказать задумчиво, но увы, думать сей герой явно не спешил.

— Ты камнями зачем кидался-то, — показало нос мое праздное, в общем-то, любопытство.

— Ну так, — оживился юноша, — еду я по лесу, никого не трогаю, песни пою. Глядь летит низко, хвостом виляет, вражина коварная, злое дело замышляет, погибель несет неминучую, чтобы слезы лил народ горючие. Нет, думаю, чудище поганое, не бывать тому. Не дам я тебе детей сиротинушками оставить, землю родную губить. Себя не пожалею, а врага одолею. И кинул я в него камнем, потому как палица у меня одна, а камней тут много валяется.

— Камней тут много валяется, а мне что теперь делать? Где я новую ступу достану? — и вот этот вопрос праздным не был.

Собственно только озвучив главный вопрос, я в полной мере осознала тот факт, что понятия не имею где мне взять новую ступу. Запасной на складе не было и в стандартной форме заказа ступа тоже не упоминалась. Благие намерения обернулись для меня…, как в той присказке. Стоило посоветоваться с авторитетом. Авторитетом можно было считать Кощея и Митрофана, но оба они сейчас были вне зоны доступа. Местный аналог сотовой связи — яблоко, осталось дома, а дом остался в паре дней пути от места моего падения. Можно было конечно вернуться восвояси, по прямой пешком рано или поздно добраться всегда можно, опять таки Леший мог встретиться, но гордость требовала довести начатое до конца. А может быть не гордость, а моросящий дождь. А потому:

— Слушай Алеша а ты случаем не знаешь, где живет барон Мюнхгаузен? — спросила я для очистки совести.

— Конечно знаю, — обрадовано подтвердил мой рыцарь.

— Подвезешь? Только молча, — добавила я, заметив как Алеша набрал в легкие воздуха, готовясь к долгой серенаде.

И мы отправились в путь. Впрочем, отправились в путь звучит слишком гордо. За все свои тридцать лет жизни я так ни разу и не удосужилась научиться ездить верхом. А это оказалось совсем не простым делом. Сидеть на лошади позади всадника, время от времени бросающего на вас страстные взгляды и потому не смотрящего на дорогу и собирающего все ветки, да к тому же в компании мелко моросящего дождика, определенно не входит в список тех вещей, которые я бы стала советовать.

Вскоре в сгущающихся сумерках дождь стал почти незаметным, ну а если учесть, что к тому моменту я была такой же мокрой как рыбы, то мне уже было все равно, что и в каком количестве льется с неба. А потом уже и неутомимый Алеша нашел густую ель, и мы устроили этакий милый пикничок из черного хлеба, лука и огурцов.

Следующий день был похож на предыдущий. Все тоже мерное покачивание в седле, да моросящий дождь. Легкую нотку разнообразия в эту картину вносили мои болящие мышцы. Причем те мышцы, о существовании которых я раньше не подозревала. Недаром говорят, что езда верхом полезна для фигуры. И то ли от боли мое сознание помрачилось, то ли проснулось задремавшее было любопытство, но я решила скоротать дорогу разговором. Ну, конечно же, мой первый вопрос был вполне закономерным:

— А откуда ты знаешь где этот барон живет?

— Так все бароны в замках живут. Значит этот Мюн тоже в каком-нибудь замке живет.

— Логично конечно. А откуда знаешь где замок его находиться?

— А я и не знаю. Я и замков-то никогда не видел.

Следующие метров сто я пыталась осознать эту новость и свои дальнейшие действия в изменившейся реальности. Получалось плохо. Вернее сказать не получалось совсем. Зато мне очень хорошо сожалелось о том, что мы не оставили этого горе-богатыря Горынычу на обед.

— Так какого ты сказал, что знаешь где он живет? — заорала я наконец.

— Так я и знаю где он живет. В замке, — уверенно подтвердил Алеша.

— Господи, мне что у тебя надо было адрес спрашивать?

— Чего?

Не знаю как там насчет жаркого из Иванушки, но вот рагу из Алёшеньки я бы с удовольствием попробовала.

— Понятно. С местным населением при беседе надо быть очень подробным, желательно еще и с картинками. Прям как для военных в танке.

Алеша смотрел на меня влюбленными и ясными глазами, лошадь, почувствовав свободу, мирно щепала траву, а передо мной опять маячила проблема. Прям, в привычку уже вошло. Проблема не отличалась оригинальностью и новизной и обозначалась извечным русским вопросом что делать и кто виноват?

— И что мне теперь делать? Домой ехать или продолжать поиски по 37 параллели? И что интересно: как?

— Так мы можем у Добрыни спросить. Он богатырь великий, наверняка знает, — утешило меня потенциальное жаркое, стремительно переходя в разряд жаркого будущего. Но видимо не все нервы он истрепал, из тех, что ему геройской судьбой приписаны, потому как где-то над нами послышался очень знакомый шум крыльев. Горыныч летел кости лечить.

— А ну огонь по крылатому монстру, за девицами красавицами летящего, погибель им несущего — скомандовала я, и Алеша открыл огонь.

Не знаю насколько больно бьют камни по бронированной чешуе, и знать не хочу, но Горыныч сменил направление и видимо решил уточнить, кто именно ошибся то ли целью, то ли направлением, а то и вообще смыслом жизни.

— Яга, ты чего тут? — вежливо поинтересовалось левая голова, пока правая отплевывалась в сторонку дымом и пламенем.

Все-таки внезапное прекращение огневой атаки чревато.

— Да я собственно в целях обмена опытом, пытаюсь так сказать добраться до иностранных специалистов.

— А чего не в ступе? Быстрее же? — проявила академический интерес центральная голова, правая в знак согласия снова плюнула огнем.

— Да понимаешь ли, вот этот борец за права женщин применил против меня тот же прием воздушной обороны, что и к тебе только что. И раздолбал мою ступу на фиг.

Левая голова закатилась в приступе истеричного хохота, центральная проявила понимание и сочувствие, и только правая, которой досталось сильнее всего, полностью меня поддержала, предложив:

— Может я его съем от греха подальше. От некоторых съеденных богатырей вреда не в пример меньше чем от не съеденных. Честное слово из собственного опыта знаю.

Какой-то очень нехороший внутренний голос упорно подговаривал меня согласиться.

— Ну ты, звероящер, ты полегче там, я тебе сейчас все три головы отрублю, — включился в беседу герой-одиночка.

— Чего сразу обзываться? — центральная всерьез обиделась.

— Это мы сейчас посмотрим кто кому и чего отрубит, — сощурила левая подбитый глаз.

Правая в дискуссии вдаваться не стала и потянулась закусить.

Пока недобогатырь и правая голова вели оживленный разговор на мечах и зубах, мы, то есть я и две остальные головы пытались прийти к какому-нибудь решению.

— Хороший у него удар справа — согласованно басил Горыныч.

— Ну не знаю, удар хороший а хватка слабовата.

— Ну хватка дело наживное, немного потренироваться и хватка появится.

— Ну не знаю, с такими темпами он и до тренировок не доживет. Его кто-нибудь по пути съест. Во по-моему прям сейчас и съест.

— Я бы хотел выразить протест, — центральная голова занервничала. — Мы еще с прошлого рыцаря лечимся. И Леший нам жирное запретил. Не хотелось бы усугублять ситуацию.

— Так он и нежирный совсем, — сердито мигнул подбитый глаз левой. — И вообще я пострадавший, требую морального и материального удовлетворения.

— Ты где таких слов набрался? — полюбопытствовала я.

— Так книжки он умные читает у нас, прошлая Яга у нас с юридического была, вот и подучила на наши головы.

— Говорил мне дядя иди на юридический…

— Хорошо разбиралась в законах?

— Да нет, просто у него в университете связи были, мог помочь с поступлением.

— Блат дело хорошее, — на минуту отвлеклась правая голова и тут же получила дубиной, и когда только этот Алешенка успел дерево поломать спрашивается?

— А ты собственно куда направлялась-то? — вспомнил Горыныч причину своей непредвиденной посадки.

— А, ну так я к барону Мюнхгаузену отправлялась за помощью, когда меня этот снайпер сбил.

— К немцам то зачем? У нас вон в столице своих бояр как собак нерезаных.

— Так он на разгоне облаков специализируется, то что нам нужно. А то потонем скоро всем лесом.

— А чего не хочешь заклинанием каким-нибудь попробовать? Есть же какое-нибудь.

— А кто мне результат гарантирует. Вон с яблочками до сих пор эффект не прошел. А если я вместо простого разгона облаков вообще навсегда дождь отменю или вулканчик местный выращу или чего еще хуже.

— Куда уж хуже-то? — подключилась правая голова, отправив соперника в глубокий нокаут.

— Давайте будем оптимистами, — предложила я — всегда есть куда хуже. А потому предлагаю пока работать по плану А и найти барона.

На том и порешили.

Мудрые люди говорят, что все познается в сравнении. Неприятно это признавать, но эти мудрые люди как обычно правы. Я оценила все прелести трамвайно-автобусного способа передвижения только после того как близко познакомилась со ступой. Два дня назад я думала, что езда верхом на лошади не мое призвание, потому как очень сложно охватывать ногами эту громадину. Теперь я вспоминала о ней с легкой грустью. Это только в книжках и фильмах полет на драконах (а я думаю, что зеленую тушку Змея Горыныча можно отнести к этому подвиду перепончатокрылых) приятен и волнующ, действительность как всегда несколько отлична. Во-первых, сидеть на чешуе довольно неприятно, если не сказать хуже. Во-вторых, я очень сильно пожалела, что в детстве не уделяла должного внимания растяжке, теперь мне приходилось учиться сидеть на шпагате в движении, пытаясь при этом еще не грохнуться с высоты очень птичьего полета. А, в-третьих, сильный встречный ветер постоянно норовил меня скинуть, а у меня и так были некоторые трудности с удерживанием себя на месте. Правда сказать Горыныч пытался лететь как можно медленнее и ровнее, памятуя обо мне, а левая голова еще время от времени поворачивалась назад, проверяла как я себя чувствую и при необходимости возвращала в исходное положение с хвоста на шею.

— Я только одного не понимаю, зачем мы этого с собой прихватили? На полдник что ли? — вопрошал Горыныч, покачивая левой лапой, в которой висел будущий богатырь Алеша.

— Ну не бросать же его в лесу без сознания, вдруг волк какой на него набредет, еще съест.

— У нас волки незнакомую еду не едят, тем более, если она в лесу без присмотра валяется.

— Ну не знаю. Не могу я его вот так бросить. Все - таки единственный за тридцать лет поклонник. Таким сокровищем просто так не разбрасываются.

— Только если он еще раз драться полезет или камнями кидаться будет, я его точно съем. Честно предупреждаю, — левая голова авторитетно шмыгнула носом.

— По рукам.

Так мы и летели, я пыталась удержаться верхом на драконе, а дракон одновременно высматривал маршрут, придерживал меня, чтобы я не упала на землю, и следил за Алешой и лошадью, чтобы они тоже летели с возможным в их положении комфортом. А вскоре после того как мы миновали полосу вечного дождя и вырвались на солнечные просторы, показался довольно таки милый каменный замок.

— Я так думаю, это тот самый, — авторитетно заявил Горыныч и пошел на посадку.

Летайте самолетами Аэрофлота — было первой мыслью пришедшей в мою голову после того, как в глазах перестали рябить маленькие трехголовые дракончики зеленного цвета.

— Да Горыныч, если ты всерьез решишь заняться летным извозом, тебе надо будет серьезно поработать над посадкой, — озвучила я свои претензии.

— Да нормально, — отмахнулся летательный аппарат. — Ты лучше скажи, тебя здесь ждать или как? Может в качестве группы поддержки?

Представив вежливый визит вооруженной до зубов группы ОМОНА, я сочла за благо оставить Горыныча в резерве, и, растолкав горе-богатыря для поддержки интересов вверенной мне территории, отправилась в гости. Нас ждали.

То есть барон Мюнхгаузен, а это был именно его замок (хоть кто-то умеет ориентироваться на местности в этих краях), ждал гостей всегда, вне зависимости от дня недели, погоды и настроения.

— Жареной утки не желаете? — встретили нас с порога.

— Нет, спасибо, жаренное и жирное вредно для желудка. И вообще мы здесь немного по другому вопросу. Нас собственно разгон облаков интересует.

Конечно, меня можно обвинить в отсутствии хороших манер, чрезмерной грубости, излишней прямолинейности и незнании правил элементарной вежливости, а можно вспомнить, что перед этим я провела без малого несколько часов в мокрой одежде, пользуясь не самыми комфортными авиалиниями, весьма далекими от мировых стандартов хотя бы эконом класса и простить мне некоторую предвзятость в отношении барона. К тому же правила вежливости предписывают говорить с незнакомыми людьми о погоде, а погода и была тем делом, которое вырвало меня из привычной, почти, среды обитания. То есть я просто совместила приятное с полезным, ну и опять-таки не хотелось у человека время зря отнимать, тем более, что оно и так уже к обеду близилось, а у нас дома так и вообще к вечеру, учитывая разницу во времени, так как часовые пояса здесь почему-то никто не отменял.

— Разгон облаков — барон задумчиво нахмурился, как будто я спросила его о пересекающихся параллельных (что вообще-то возможно, насколько я помню из школьного курса геометрии) и уставился в окно, за которым ярко светило солнце. — А что собственно с ним не так?

— Да не знаю. Просто слухи ходят, что вы этим занимаетесь, в свободное от подвигов время.

— Ну да, каждое утро первым делом разгоняю облака, а потом уже завтрак и другие дела.

— И давно гоним?

— Да пару месяцев уже. Лето, знаете, выдалось облачное, а хочется солнца.

Первоначальная цель моего визита изменилась как-то сама собой. Да и причина плохой погоды больше не была такой уж загадкой, как раньше.

— А все-таки здорово ты его приструнила, — радовался Горыныч как ребенок по дороге домой. — Будут теперь иноземцы знать, как нам погоду портить.

Горыныча можно было понять. Когда у вас радикулит, знаете ли, любого барона насылающего на вас дождь, пусть даже и не со зла, вы будете воспринимать как классового врага особой степени тяжести. Собственно с Мюнхгаузеном мы договорились довольно быстро и почти полюбовно. Он, кончено, сначала ни в какую не соглашался, но после того как я пригрозила оставить ему на память о нас Алешу, барон моментально пошел на уступки. Думаю, даже Змея Горыныча он испугался бы меньше, чем этого недобогатыря. Возможно потому, что пока мы мило беседовали о погоде, ни слова не понимающий по-французски парень занялся изучением обстановки и ненароком проломил стену замка, ну захотелось ему старинным мечом самого Александра Македонского помахать (хотя насчет принадлежности меча барон мог и приукрасить). Винить молодого деревенского парня в стремлении к прекрасному, конечно, нельзя, но учитывая мои пока очень слабые познания ремонтных навыков, вышло некрасиво, зато для пользы дела. В общем и целом ситуация с погодой разрешилась быстро и без колдовства, что меня радовало больше всего. И обрадованный Горыныч согласился подбросить меня домой, а Алешу с наземным транспортом оставить недалеко от стольного града, из некоего чувства благодарности к этому оружию возмездия. И все было бы и вовсе прекрасно и замечательно, если бы не досадная ситуация со ступой. Не зная, что делать, я для начала поступила как умела, то есть написала запрос и положила его в сундук, надеясь получить с утра новый транспорт. Наивная, если бы я только знала, что меня ждет, то, наверное, предпочла бы затопить окрестности дождем.