К. Деветьяров
Баллада о советском танкисте
В городе Шахунье, на родине Героя Советского Союза командира танка Дмитрия Комарова, погибшего при форсировании реки Нарев, стоит бюст отважного танкиста.
Как-то у этого бюста произошел разговор четырех мальчишек: «Ребята, кто это Комаров?»
Один из них ответил: «Комаров? Танкист».
Другой добавил: «Герой», но первый авторитетно перебил его: «Эх, ты… Раз танкист, то, конечно, герой!»
Для этих мальчишек «танкист» и «герой» — понятия идентичные, дополняющие друг друга. А что знаешь ты о тех, кто водит боевые машины сейчас или водил их в годы войны?
Танкистом становятся не сразу. Конечно, ты уже понял: в этой военной профессии много романтики, будни боевой учебы ярки и вместе с тем сложны.
И если ты думаешь, что героем станешь сразу, как только укрепишь в черной петлице золотистую танковую эмблему, то ты серьезно заблуждаешься.
Про людей с такой профессией часто говорят: «Сердца в броне». Не старайся искать здесь сравнений, попытайся понять суть этого выражения.
Впервые эту историю мы услышали в Рудных горах. В маленькой пивной «У горного ручейка» за соседним с нашим столом сидели четверо.
— Это ты о русском танке? — спросил один. Мы прислушались Другой молча кивнул.
— Это правда. Я тоже слышал, — сказал третий. — Когда русские с тяжелыми боями шли сюда, он шел впереди танковой колонны, и вели его те самые русские парни. Они первыми ворвались на полигон и в концлагерь — дорога была знакомая… Когда фашисты увидели головную машину и узнали ребят на этом танке, эсэсовские свиньи умерли от страха!
Другие собеседники слыхали, что кто-то видел этот танк не то в Тюрингии, не то в Магдебурге, не то в Шверине. Одни как будто видели его днем, другие — ночью, третьи — ранним утром. Он шел, обходя населенные пункты, громыхая гусеницами, и на нем стоял молодой русский парень с совершенно седой головой и обожженным лицом.
То, что услышали мы тогда об этом танке в глухом селении в Рудных горах, было похоже на выдумку, героическую легенду. Но вот недавно случай привел нас в одну из советских воинских частей, расположенных в другом краю ГДР, далеко от Рудных гор.
Это было на занятиях в танковой части. В минуту отдыха в защищенной от ветра ложбине собрались танкисты, совсем еще молодые ребята.
— Товарищ старший лейтенант, правда ли, что в войну фашисты испытывали свои противотанковые средства на наших танках?
— Правда, — ответил офицер.
…Первые русские танки появились на тыловых немецких полигонах в конце лета сорок первого года. Их доставляли по специальному указанию командования. С вмятинами на корпусе, с обожженными боками они напоминали солдат, раненных в бою.
День и ночь на полигонах, в мастерских и лабораториях офицеры вермахта, инженеры, конструкторы, ученые ходили вокруг танков, взбирались на них, щупали, мерили, снимали отдельные части, заполняли результатами анализов, измерений и проверок толстые книги. День и ночь конструкторские бюро и лаборатории военных заводов «третьего рейха» работали над выполнением особого приказа фюрера: срочно, немедленно создать новые танки, более грозные, чем советские.
Пока в одних конструкторских бюро рейха ломали голову над созданием нового «арийского» танка, в других спешно искали эффективные методы борьбы с русскими танками: обычные противотанковые мины, мины электромагнитные, противотанковые гранаты, начиненные газами, бронебойные снаряды.
На одном из полигонов, раскинувшемся на территории в несколько десятков квадратных километров, это оружие испытывалось на советских танках.
Полигон, расположенный далеко от фронта, в глубоком тылу, время от времени превращался в участок фронта, где происходили настоящие танковые бои. С одной стороны в них участвовали гитлеровские солдаты и офицеры, которые проходили здесь боевую подготовку, с другой — захваченные советские танки и… пленные танкисты из расположенного неподалеку концлагеря.
Однажды на полигон под усиленным конвоем привели трех новеньких в полосатой лагерной форме, молодых, молчаливых и настороженных. Вдруг их суровые лица просветлели — они увидели советский танк «Т-34». Один из узников не удержался и осторожно, ласково погладил рукой холодный металл, словно после долгой разлуки встретил друга. Гитлеровский офицер заметил это и ухмыльнулся.
— Карошо. Квалитет! — сказал он. — Ми уважайт руски танки. Ви понял задач? — спросил офицер.
Пленные молча кивнули.
— Ви занимайт панцер и двигайт туда, — офицер указал рукой направление. — Нахдэм, потом, ви пово-ра-чиват рехтс, направо, проволока, вода, канава унд зо вайтер, и ви ходит назад на это место, — притопнул он ногой, там, где стоял, — а ми будем посмотреть. Нахдэм вы получайт свобода.
Русские переглянулись. Один из парней решительным рывком вскочил на танк и открыл люк. За ним — второй и третий. Несколько секунд они стояли, выпрямившись в полный рост, и смотрели на гитлеровцев сверху вниз, гордо и радостно, словно этот бронированный островок был кусочком родной земли во вражеском море.
— Шнель, шнель! Бистро! — крикнул снизу офицер.
Парни словно по команде вдохнули полной грудью полевой, смешанный с запахами металла и горючего воздух полигона и один за другим скрылись в машине. С лязгом хлопнула крышка люка. Внутри что-то застучало, танк зачихал, закашлял, окутался едким сизым дымом, дрогнул, повернулся направо, потом налево, словно потоптался на одном месте, и наконец медленно тронулся.
Офицеры на наблюдательных пунктах прильнули к биноклям, раскрыли записные книжки, приготовили карандаши, чтобы тщательно, по этапам зафиксировать то, что сейчас произойдет. В ожидании сигнала застыли у противотанковых орудий артиллеристы, которым предстояло расстрелять одинокий танк. Солдаты в тщательно замаскированных окопах готовили к бою противотанковые гранаты. На соседнем аэродроме в кабину «юнкерса» уже поднимался летчик…
Советские парни, сидевшие в безоружном танке, ничего этого не видели. Машина двигалась по полю сначала нерешительно, на малой скорости. Затем, словно разгадав коварный замысел гитлеровцев, за несколько метров до того места, когда в него должен был угодить первый снаряд, танк вдруг резко развернулся вправо и, быстро набрав скорость, пошел по дуге. На предельной скорости он объехал полигон, как бы проверяя, какие сюрпризы уготовили ему враги, и, замкнув круг, пошел по прямой туда, откуда начал свой путь.
Фашисты всполошились. Затрещали полевые телефоны. Что делать? Но, оказывается, зная характер русских, гитлеровцы предусмотрели подобный оборот своей затеи.
— Спокойно, — донеслось с командного пункта. — Действуйте по варианту два!
Первая граната разорвалась справа. Осколки и комья земли забарабанили по броне. Второе облако разрыва взметнулось впереди. Машина резко повернула влево, когда раздался еще один взрыв. Кольцо сужалось. Танк прибавил скорость.
Впереди среди кустов блеснула сталь орудия. Почти в упор в стальную грудь боевой машины хлестнула огненная струя. Но танк не остановился. Вырвавшись из облака дыма и пыли, на полном ходу он устремился к кустам, где было спрятано орудие. Мелькнули перекошенные ужасом лица артиллеристов. Это не было предусмотрено ни первым, ни вторым вариантами. Стальными гусеницами танк вдавил в землю орудие и прислугу и, не замедляя хода, понесся дальше.
Теперь уже всполошились и на командном пункте:
— Герр оберст, эти русские поступают не по плану…
— Вижу, — коротко бросил полковник.
— Но, герр оберст, позволю вам заметить, у нас жертвы.
— Знаю. Вы думаете, на фронте у вас не будет жертв? Здесь идет бой.
Полигон превратился в поле неравной, беспримерной битвы безоружного «Т-34» с многочисленным противником, вооруженным до зубов новейшими средствами борьбы против танков.
Над полем неравного боя появился «юнкерс». Его пилот еще не знал, что произошло на полигоне, и спокойно готовился нанести по танку решающий, уничтожающий удар. Он спикировал раз, другой. Мимо. Кончился боезапас. А неуязвимый «Т-34», оставляя за собой длинный шлейф дыма и пыли, уходил за пределы полигона и вскоре исчез из виду…
Старший лейтенант умолк.
— Это легенда? — спросили мы.
— Это правда, — ответил он.
— А откуда вы знаете об этом?
— Мне рассказывал эту историю один майор.
Мы разыскали этого майора. Он назвал фамилию полковника, который служит в Германии и многое знает. Полковник находился далеко. Мы поехали туда, говорили с ним, а затем с генералом.
— Откуда вы знаете эту историю?
— От наших солдат…
Мы все же решили продолжать поиски. Встречались со многими бывшими немецкими военными, начиная от унтеров и кончая генералами.
— Знаете ли вы, что на немецких полигонах новейшие образцы оружия испытывались на захваченных советских танках?
— Да.
— Известно ли вам, что во время этих испытаний использовались советские военнопленные?
Ответы были весьма уклончивые.
Тогда мы задали вопрос в другой форме:
— Допускаете ли вы, что во время этих испытаний использовались русские военнопленные?
— Да, — ответил бывший командир танкового батальона.
— Я не сомневаюсь в этом, — ответил бывший командир учебной роты на полигоне.
— Я уверен в этом, — ответил бывший немецкий генерал.
В гитлеровской Германии было много больших и известных полигонов — таких, как вюнсдорфский под Берлином, ордруфский под Эрфуртом. Было много и засекреченных. Где, на каком из них гитлеровцы устраивали учебные бои с русскими танкистами?
Молчат документы, молчат очевидцы и соучастники — еще не все преступления немецких фашистов расследованы, не все их виновники разоблачены.
Но есть другие свидетели — бывшие узники фашистских лагерей. Может быть, они что-нибудь знают о легендарном неравном бое советских танкистов на немецком полигоне? Может быть, кто-то из героических экипажей этих танков-смертников, увековеченных народной легендой, живет где-нибудь под Кустанаем и водит комбайн по целине?
О подвиге безымянных советских танкистов сложены легенды. Народ обессмертил их имена. И поэтому, когда молодые бойцы спрашивают своего командира, вырвались ли эти танкисты из фашистского плена и живы ли они сейчас, командир уверенно отвечает: «Да. Они живут».
Юрий Жуков
Армейской дорогой
О таких людях статьи писать труднее, чем книги. Попробуй-ка изложи на нескольких страничках путь, пройденный этим крестьянским сыном из деревни Большое Уварово Озерского района; от солдата до маршала бронетанковых войск. Рос босоногим мальчонкой, кликали его Мишкой, а нынче стоит в Большом Уварове посреди площади бронзовый бюст, как положено, в честь дважды Героя Советского Союза Михаила Ефимовича Катукова.
Было это в одна тысяча девятьсот семнадцатом году в Петрограде, где он уже пять лет работал без жалованья, только за хозяйские харчи у одного питерского купца: числился в учениках. В то утро началась стрельба. Знакомые солдаты позвали: «Айда буржуев бить — ты парень крепкий», дали берданку, четыре патрона, и принял Михаил Катуков свое боевое крещение на Лиговке, когда вышибали юнкеров, засевших в гостинице «Северная».
Потом была гражданская война — ее он начинал в районе Царицына. Дальше воевал на Дону, на польском фронте — служил в 57-й стрелковой дивизии. Учился на курсах комсостава. Был помкомроты, комроты, комбатом, ну и так далее до больших должностей. Отечественную войну начал 22 июня 1941 года полковником, а кончил 9 мая 1945 года генерал-полковником танковых войск. Верховное Главнокомандование заприметило этого человека уже жестокой осенью сорок первого, когда он со своей четвертой танковой бригадой встал плечом к плечу с несколькими другими частями под Орлом на пути армии Гудериана и, хитрейшим образом маневрируя и действуя из засад, сбил с толку и обескуражил эту гитлеровскую лису: Гудериан решил, что перед ним мощное соединение, и замедлил продвижение к Москве. «Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить», — с горечью написал он после войны в своих мемуарах. А было в ту пору у Катукова лишь семь тяжелых танков «КВ» да двадцать две тридцатьчетверки.
Вот тогда-то и появился знаменитый приказ народного комиссара обороны «О переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду», и было сказано в нем, что эта танковая часть «отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10 (1941 года), несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые потери. Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4-й танковой бригады».
Так этот полковник стал командиром самой первой гвардейской танковой бригады, а кончил он войну уже в Берлине, имея под началом все ту же, ставшую легендарной бригаду, но теперь та бригада входила уже в состав 1-й гвардейской танковой армии, а всего было теперь у командарма Катукова уже тысяча современнейших танков, не считая прочей боевой техники.
Берлин… Да, пожалуй, именно Берлин был звездным часом Катукова, хотя были и до этого у него многие важные события в жизни, и были многие трудные и славные битвы, и поразительные военные успехи — и на Курской дуге, и на Украине, и в Польше, и в Германии. Об участии во взятии Берлина он с надеждой и верой думал с самого начала войны:
— с той самой тяжкой летней поры сорок первого, когда в ужасающе трудных боях под Малином его танкисты, располагавшие всего лишь тридцатью учебными машинами, отбивались от гитлеровцев, стреляя из винтовок, рубились саперными лопатками, дрались ломами и гаечными ключами;
— с той самой холодной дождливой осенней ночи того же сорок первого, когда он по пути с Юго-Западного фронта в столицу за новым назначением заехал в родную деревню — поклониться могиле матери.
Его адъютант так рассказывал тогда мне об этом: «Пришли в катуковскую избу. Встречает отец — седой такой крестьянин в очках, Ефим Епифанович. А утром сходили на могилу матери. Подошел Михаил Ефимович, снял фуражку и долго так стоял. Лицо потемнело, глаза какие-то стальные сделались. Помолчал и сказал: „Неужто и здесь воевать придется, в своей родной Московской области? Лучше умереть, чем допустить их сюда. Но ничего — остановим. Остановим и погоним до Берлина“».
Я познакомился с Катуковым несколько недель спустя, когда он уже воевал в нескольких десятках километров от Москвы. То были самые драматичные дни обороны столицы. Знакомство с людьми его танковой бригады было для меня большим творческим и просто человеческим счастьем — даже в самые непереносимые часы эти люди сохраняли веру в конечный успех и выглядели поразительно спокойно, хотя под этим внешним спокойствием угадывалась невероятная напряженность туго свернутой стальной пружины. Как они воевали! Кто из ветеранов-танкистов не помнит Дмитрия Лавриненко, который уничтожил поистине невероятное количество гитлеровских танков — пятьдесят две машины; Ивана Любушкина, Александра Бурду, Константина Самохина и многих-многих орлят из гнезда Катукова?
А сам комбриг? Даже тогда, когда уже казалось, что силы на пределе, он, давно позабывший о сне, с красными глазами, одетый в обожженную походными кострами солдатскую шинель, на петлицах которой были химическим карандашом нарисованы две звездочки, напоминавшие, что он уже гвардии генерал-майор, говорил мне тихим, немного надтреснутым голосом: «Ничего, в Берлине рассчитаемся…»
Лето 1942 года… Отчаянные, трудные битвы на Воронежском направлении. Голова идет кругом при чтении горьких штабных сводок. А Катуков, который тогда уже командовал 1-м танковым корпусом, размышляет над опытом наших первых больших танковых соединений и говорит мне: «Запомните хорошенько и зарубите на носу: Берлин будут брать штурмом танковые армии. Конечно, они будут действовать не одни. Самый тяжелый труд выпадет на долю нашей великомученицы— матушки-пехоты. Многое сделает и артиллерия. Еще больше — авиация. Но решающей силой будут танки, И они должны будут наносить массированные — именно массированные! — удары. Они пойдут по нескольку сот, может быть, по тысяче машин. Только так можно будет завоевать победу в этой проклятой войне…»
И еще вспоминается встреча: Курская дуга, сталь ударяется о сталь, земля изрыта и перекопана снарядами, бомбами и гусеницами танков до основания, небо меркнет от пыли, кругом отчетливо слышны дробь автоматов и выстрелы винтовок, а Катуков — теперь он командующий 1-й танковой армией — медлит отвести назад свой командный пункт, расположенный в леске у Обояни, он твердит, что силища танковых дивизий Гитлера вот-вот надломится и мы пойдем ломить стеною до самого Берлина. И вот уже действительно враг сломлен, и в прорыв устремляются плечом к плечу танковые армии Катукова и Ротмистрова…
И еще. Где-то в лесу, под Львовом, Катуков рассказывает мне, негодуя, о зверствах гитлеровцев и тут же добавляет: «Жив буду, обязательно постараюсь принять участие в штурме Берлина, где бы ни находилась к тому времени армия. Не удастся добиться передислокации армии — попрошусь командовать бригадой, полком, батальоном, хоть ротой, а в Берлине буду! Очень мне нужно до рейхсканцелярии Гитлера добраться, есть о чем с ним поговорить…»
И вот уже 1-я — ставшая опять-таки гвардейской! — танковая армия выходит, как говорится, на последнюю прямую. Вместе со сталинградскими дивизиями 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова, вместе с матушкой-пехотой, как ласково именует ее Катуков, она выполняет роль могучего тарана, который проламывает последние линии обороны гитлеровцев. Настроение у гвардейцев приподнятое, они по-хорошему взволнованы.
Передо мною письмецо, которое Михаил Ефимович написал мне 14 апреля 1945 года — до начала штурма Зееловских высот остаются считанные часы, и каким молодым задором дышат эти строки:
«…В наших последних походах — на запад и на север — воевать было, конечно, веселее, чем под Обоянью, к тому же и опыта было больше, чем тогда, да и техникой нас Советская власть не обидела. Закончили мы сей этап в Гдыне, и очень быстро, — повернув на восток от Кольберга. Навалили на дорогах такие груды утильсырья из гитлеровских танков, пушек, автомобилей и всего прочего, что весело вспоминать, — повсюду на шоссе на десятки километров такой компот. Много пленных. Среди них наши старые знакомые по Курской дуге — эсэсовцы, только теперь у них вид совсем другой…
Вчера маршал Жуков вручил мне вторую Золотую Звезду, сказал: надо отработать в ближайшей операции. Будем стараться на благо нашей Родины — дадим Гитлеру последний пинок высокой квалификации и в указанном темпе…».
И вот еще одно письмо Катукова, написанное сразу по окончании последнего боя. Письмо совершенно иного, взволнованного и, я бы сказал, философского настроя: ведь это конец войны.
«Пишу из притихшего Берлина. Мы докончили наконец гитлеровцев, Берлин еще позавидует Орлу, Севастополю и многим другим городам, разрушенным вермахтом, — он выглядит страшнее, чем они. Этого можно было бы избежать, если бы не безумство Гитлера, который заставлял своих людей бороться до последнего человека, хотя это сопротивление было абсолютно бессмысленно…
Но пусть во всем этом разбираются теперь сами немцы и пусть извлекают свои уроки — им есть о чем подумать. Мы же свое дело сделали».
Маршалы бронетанковых войск СССР
ФЕДОРЕНКО Яков Николаевич
(1895–1947)
В период Великой Отечественной войны возглавлял бронетанковые и механизированные войска Советской Армии,
РОТМИСТРОВ Павел Алексеевич
Главный маршал (род. 1901)
Герой Советского Союза, доктор военных наук, профессор, генеральный инспектор Министерства обороны СССР.
РЫБАЛКО Павел Семенович
(1894–1948)
Дважды Герой Советского Союза. Во время войны командовал 3-й гвардейской танковой армией.
КАТУКОВ Михаил Ефимович
(род. 1900)
Дважды Герой Советского Союза. Во время войны командовал 1-й гвардейской танковой армией.
ПОЛУБОЯРОВ Павел Павлович (род. 1901)
Герой Советского Союза. Начальник танковых войск страны в послевоенный период, военный инспектор Министерства обороны СССР.
БОГДАНОВ Семен Ильич
(1894–1960)
Дважды Герой Советского Союза. Во время войны командовал 2-й гвардейской танковой армией.
БАБАДЖАНЯН Амазасп Хачатурович
(род. 1906)
Герой Советского Союза. Начальник танковых войск страны.
Майор-инженер А. Мерецков
Серебряные погоны
«Заместитель командира роты по технической части подчиняется командиру роты. Он является прямым начальником личного состава роты и отвечает за боевую готовность и техническую исправность бронетанковой техники, за ее технически правильное использование, своевременное техническое обслуживание, хранение и ремонт».Устав внутренней службы Вооруженных Сил Союза ССР, статья 120.
Боевые действия — это не только стремительный, безудержный бросок в атаку. Это и длительный марш по бездорожью, и подводная переправа, и заправка танка горючим и боеприпасами, и техническое обслуживание материальной части перед боем. Так же, как солдата готовят к предстоящим боевым действиям, проверяя его экипировку, оружие, снаряжение, так и современный танк нуждается в проверке вооружения, органов управления, контрольных приборов, двигателя, ходовой части, средств связи и различного специального оборудования. Современные советские танки созданы с учетом опыта войны и последних достижений науки и техники. Они значительно совершеннее лучших танков второй мировой войны. В них нашли отражение новейшие достижения электроники, радиотехники, механики. Все это облегчает управление танком, но одновременно налагает на танкистов обязанность поддерживать механизмы танков в отличном, технически исправном состоянии. Вот пример: стабилизатор орудия позволяет вести прицельный огонь из орудия и пулемета, поражать цели с ходу. Упростилась при этом работа наводчика? Конечно. Но, допустим, один из блоков системы плохо отрегулирован, в результате чего марка прицела колеблется и смещается на 1 мм. Простой подсчет показывает, что при этом попадание снаряда при дальности 1000 м смещается на 1 метр. Этого уже вполне достаточно, чтобы снаряд пролетел мимо цели. А ведь каждый блок — это десятки транзисторов, ламп, конденсаторов, проводников.
Двигатель внутреннего сгорания знаком каждому еще по программе средней школы. Если ты работал шофером или трактористом, то тебе известно, что иногда в пути встречаются неполадки в двигателе, в ходовой части. Ты, конечно, останавливался на придорожной обочине, поднимал капот и быстро отыскивал причину неисправности. Но представь себе, что эта неисправность произошла в бою. Здесь не отъедешь в придорожную тень и не вызовешь из будки автомата ремонтную летучку. Да и до двигателя не скоро доберешься: он закрыт броневым листом, и, чтобы снять его, нужно время. Надежность танка в бою — вот одно из основных условий победы, а достигается эта надежность задолго до боя.
При подготовке к наступлению, исходя из характера поставленной задачи, условий и продолжительности боевых действий, планируется техническое обеспечение подразделений.
Как правило, оно включает мероприятия по технической подготовке личного состава, подготовку танков к надежной работе в ходе наступления, ремонт машин, получивших боевые повреждения в предыдущих боевых действиях, подготовку ремонтных и эвакуационных средств. Обязательно проводится техническое обслуживание, тщательная проверка технического состояния боевых машин, устраняются замеченные неисправности. В ходе боя средства технического обслуживания следуют за боевыми порядками частей и подразделений в постоянной готовности оказать им необходимую техническую помощь: эвакуировать подбитый танк с поля боя в укрытие для ремонта, оказать помощь экипажу в замене механизмов, заправить танк дизельным топливом. В зависимости от расположения подбитых и поврежденных машин к ним выдвигаются ремонтные группы и мастерские, тягачи для эвакуации в укрытия.
Опыт Великой Отечественной войны показывает, что танк нельзя вывести из строя одним попаданием снаряда. Так, например, у танков, получивших попадания в бортовые части корпуса, двигатель выходил из строя только в 45–50 % случаев, а коробка передач и механизмы поворота — всего лишь в 15–20 % случаев. Таким образом, повреждения носят местный характер, их всегда можно устранить, поэтому ремонт подбитых машин целесообразен и необходим.
Кроме того, анализ большого количества данных по выходу из строя танков и САУ показывает, что из числа вышедших из строя машин 75–80 % восстанавливались и только 20–25 % не подлежали восстановлению.
В течение 46 месяцев Великой Отечественной войны ремонтные средства войск выполнили десятки тысяч текущих, средних и капитальных ремонтов.
Если принять во внимание, что советская промышленность за три последних года войны выпустила 90 тысяч единиц бронетанковой техники, то можно считать, что только за счет ремонтов было введено в строй столько боевых машин, сколько промышленность дала бы за несколько лет.
Особенно большое значение имеет восстановление танков в условиях войны с применением ракетно-ядерного оружия, когда танковые части будут действовать с большим отрывом от главных сил. В таких условиях пополнение войск новой бронетанковой техникой из тыловых районов будет крайне затруднительным. Следовательно, ремонт вышедшей из строя техники становится очень важным фактором обеспечения боеспособности частей.
Руководство техническим обеспечением командиры осуществляют через своих заместителей по технической части. Заместитель командира по технической части, или, как кратко называют его в войсках, зампотех, возглавляет танкотехническую службу и руководит ее организацией. Офицеры этой службы могут командовать ремонтными частями и подразделениями, руководить ремонтом танков на заводах капитального ремонта.
Сейчас, когда танк стал очень сложной боевой машиной, оснащенной самыми различными механизмами и приборами, особенно важное значение приобретают умение и знание офицеров, к воинскому званию которых прибавляется слово «инженер» или «техник». Они отличаются не только серебряными погонами на парадном мундире. Двигатели внутреннего сгорания и электроника, вооружение и ремонт, радиосвязь и инфракрасная техника — все подвластно им.
Но если ты думаешь, что с началом боя работа зампотеха окончилась, ты глубоко заблуждаешься. В бою его место на пункте технического наблюдения.
Среди дыма, взрывов и пожарищ он находит свои подбитые танки и принимает меры к их эвакуации, а если условия боя не позволяют отбуксировать танк в тыл, то тут же, под огнем противника заменяет неисправные узлы и механизмы. При этом нередко сам садится за прицел оружия, отбивая попытки врага захватить подбитый танк. А если из строя выбывает командир, зампотех берет командование подразделением в свои руки, ведь он не только технический специалист, но и умелый организатор боя, классный наводчик и механик-водитель, он отлично знает возможности экипажей и танков.
…Во время Великой Отечественной войны техник-лейтенант И. А. Зиновьев из 9-го танкового полка возглавил танковую разведку в передовом отряде. У моста через реку Погост тридцатьчетверка была подбита. Оставив машину, Зиновьев вместе с экипажем переплыл речку и обезвредил фугасы, заложенные врагом для взрыва моста. До подхода главных сил передового отряда отважный экипаж удерживал мост в своих руках.
Бывает и по-другому. В январе 1942 года две роты 150-го танкового полка вели бой у села Юрьевка. Ночь и глубокий снежный покров скрыли от механиков-водителей полыньи от снарядов в излучине рек Вергуть и Ловать. Десять тридцатьчетверок, столь нужных для боя, ушли под лед. Опыта эвакуации машин из-подо льда, без водолазных костюмов, да еще при сорокаградусном морозе в этом батальоне никто не имел. Тогда-то и взялся за дело старший техник-лейтенант В. П. Тарасенко, служивший в соседнем 103-м танковом батальоне. Десять раз спускался он под лед, одетый в промасленные солидолом комбинезон и белье. Несколько раз поднимали его наверх полузамерзшим. И все же все десять машин были подняты на поверхность и вскоре громили врага в составе 11-й армии. В. П. Тарасенко, ныне гвардии полковник в отставке, за этот подвиг был награжден боевым орденом.
Запас прочности, гарантия надежности необходимы каждой машине. Но для танка эти факторы имеют первостепенное значение. Каждый опытный танк, бронетранспортер, самоходно-артиллерийская установка или боевая машина перед запуском в серийное производство подвергаются самым разнообразным испытаниям.
Ходовая часть, прочность корпуса и механизмов проверяются во время длительных маршей в различных дорожных и климатических условиях, на разнообразных противотанковых препятствиях.
Обстрелом различными боеприпасами контролируют надежность броневой защиты. Сложные приборы фиксируют при движении танка малейшие отклонения в работе механизмов, приборов, вооружения.
В специальных бассейнах и в естественных условиях проверяют способность танка к преодолению водных преград под водой. И здесь, на испытательных трассах и за пультами испытательных стендов ты встречаешь военных инженеров — танкистов.
А сколько надо уменья, технических знаний и педагогического мастерства, чтобы подготовить квалифицированного механика-водителя. «Не будет преувеличением сказать, — писал главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров, — что если мозгом танкового экипажа является его командир, то сердцем — механик-водитель». Именно поэтому, несмотря на постоянное совершенствование конструкции танков, подготовка умелых механиков-водителей остается важнейшим фактором, обеспечивающим высокие темпы наступления войск. В учебных аудиториях, на учебных трассах танкодромов, за пультами танковых тренажеров передают свои знания молодым танкистам офицеры технической службы.
Вот познакомься с одним из тех, кто, может быть, завтра станет твоим первым наставником.
…Фигура у него истинно танкистская: роста среднего, широкоплечий.
Всем известно, что танкошлемы не делают в модельной мастерской, а комбинезоны не шьют в ателье. И все же кажется, что и шлем, и черная куртка с меховым воротником сшиты по мерке, так ловко облегают они заместителя командира учебной танковой роты по технической части капитана Владимира Леонова.
Начало его биографии сходно с биографиями многих офицеров. Сын кадрового военного, окончив в Москве десятилетку, пошел в Саратовское танкотехническое училище.
А потом… Какие только машины не проходили через его руки. Здесь и знаменитые тридцатьчетверки с боевыми шрамами на броне, и самоходки «СУ-100», и сменившие в боевом строю «Т-34» танки «Т-54» и «Т-55», тяжелые машины «ИС-2» и «ИС-3», бронетранспортеры различных марок, мотоциклы, да все и не перечислишь. Не каждому доверяют испытывать новую бронетанковую технику, а ему доверяли. Машину он знал, что называется, до винтика. Поэтому не раз включали его в состав проверочных групп.
Дефект не ускользал от его взгляда, но характерной чертой этого офицера было то, что он никогда не ограничивался простым констатированием факта. Подзывал к себе механика-водителя, взводного, брал в руки инструмент и показывал, как устранить неисправность. И при этом никогда не выглядел закопченым «технарем». Снимет комбинезон — на брюках заглаженная складка, сапоги блестят, воротничок свежий.
Было дело — пришлось ему ремонтировать танки на заводе. Глубокое знание техники для контролера ОТК — черта очень важная. Продукция, которую принимал Владимир, никогда не подвергалась рекламации.
Другой, может быть, и засиделся бы на этом месте, а его снова потянуло в строй. Ушел опять на должность заместителя командира роты по технической части. А теперь капитан Леонов обучает танковому ремеслу молодых танкистов.
На танкодроме любое препятствие — эскарп, колейный мост, ров, подъем — ему не помеха. Может отлично стрелять с ходу из орудия и пулемета. А уж в учебной аудитории не много найдется ему равных по умению довести знания до молодого солдата. Поэтому и прислушиваются к его совету подчиненные ему командиры взводов.
Послужить ему пришлось в разных условиях. Нес службу на южных границах, побывал и впереди пограничных застав — в Группе советских войск в Германии. Сейчас — в Московском военном округе. И при этом остался убежденным москвичом, хотя хорошо знает, что всем в Москве служить, конечно, нельзя. Да он и не жалуется, только замолчит на мгновение, вспомнив старый петровский парк на Яузе.
16 танкистов — дважды Герои Советского Союза
(Фамилии указаны в алфавитном порядке, а воинские звания приведены на время присвоения звания Героя Советского Союза)
1. Капитан Архипов Василий Сергеевич.
2. Генерал-лейтенант Богданов Семен Ильич.
3. Подполковник Бойко Иван Никифорович.
4. Полковник Головачев Александр Алексеевич.
5. Полковник Гусаковский Иосиф Ираклиевич.
6. Полковник Драгунский Давид Абрамович.
7. Генерал-полковник Катуков Михаил Ефимович.
8. Генерал-лейтенант Кравченко Андрей Григорьевич.
9. Полковник Лелюшенко Дмитрий Данилович.
10. Генерал-лейтенант Рыбалко Павел Семенович.
11. Полковник Слюсаренко Захар Карпович.
12. Полковник Фомичев Михаил Георгиевич.
13. Майор Хохряков Семен Васильевич.
14. Генерал-лейтенант Черняховский Иван Данилович.
15. Подполковник Шутов Степан Федорович.
16. Полковник Якубовский Иван Игнатьевич.
Ефрейтор А. Гриценко
Решимость
Сигнал тревоги ворвался в наши солдатские сны после полуночи. Вмиг поднялась казарма. Все быстро оделись, опустели пирамиды… По асфальтовой дорожке, ведущей к парку, уже промчались, бухая сапогами, самые сноровистые механики-водители.
«Сбор по тревоге прошел организованно», — оценил старший начальник. Приятно. Ведь несколько дней назад на комсомольском собрании мы приняли обязательство провести тактическое учение на «отлично». Начало положено хорошее.
— Запустить котлы подогревателей! Подготовить машины к движению!
Стараюсь выполнять операции быстро и в то же время спокойно. Суета — скверный помощник. Наконец все готово к запуску. И тут улавливаю гул подогревателя на соседнем танке. Опередил все-таки нас экипаж младшего сержанта Николая Пустовойта. На несколько секунд, но опередил. Немножко обидно. А вообще-то, прикидываю, норматив мы сократили в два раза.
Нас ожидает марш. Готовились к нему тщательно. Накануне еще и еще раз проверяли состояние узлов ходовой части, средств связи, светомаскировочных устройств, приборов ночного видения, регулировали приводы управления, осуществляли взаимный контроль. Порой даже незначительная неисправность на машине может существенно повлиять на характер действий экипажа, помешать выполнению обязательства.
— По местам!
Ныряю в люк и уже в наушниках танкошлема слышу тот же голос: «Я — „Сокол“! Заводи-и! За мной, в колонну, марш!» Колонна идет полевой дорогой, сыро, валит мокрый снег. Брызги из-под гусениц бьют в лицо колючей шрапнелью. Вести машину в положении «по-походному» невозможно. Поступает приказ: двигаться с помощью приборов ночного видения. Это непросто. Поначалу, опустив крышку люка, вроде бы чувствуешь облегчение: становится теплее, уютнее, все видно в мягком зеленоватом свете. И только потом начинаешь ощущать, насколько возросло напряжение, как усложнилась задача. Неопытному механику-водителю в этих условиях маленькая канава с резкими контурами покажется большой. И наоборот, глубокая воронка, края которой слабо очерчены, его не насторожит.
Ночь непроглядная. Свет габаритных фонарей прорезает темноту. Внушительное зрелище представляет собой колонна, движущаяся ночью. Тем, кто в середине колонны, легче, чем ведущему: все время видишь перед собой треугольник габаритных огней. Он, словно маяк, помогает выдерживать направление, дистанцию, вселяет уверенность. Стоит на секунду потерять огни из виду, и где-то внутри сразу зашевелится холодок тревоги.
Дорога не балует. Много резких поворотов, оврагов с крутыми спусками и подъемами, железнодорожный переезд, песчаный и заболоченный участки. Колонна идет на максимально допустимой в таких условиях скорости. Механики-водители работают на пределе своих возможностей. Танкистам известно, что от мастерства механика-водителя головного танка, как и от правофлангового в строю, во многом зависит порядок движения колонны. Сержант Михаил Коротаев ведет танк умно, уверенно. При вытягивании колонны и при остановке уменьшает скорость или увеличивает постепенно, чтобы остальные механики-водители своевременно, без рывков набрали нужную дистанцию. На участках, позволяющих движение на максимальной скорости, сержант Коротаев выжимает из машины все, на что она способна. Недаром же его грудь украшает знак с цифрой 1. Он первоклассный специалист.
…Однажды рота получила приказ: под покровом ночи в условиях бездорожья совершить многокилометровый марш и в указанное время прибыть в район наступления. Шел дождь. Машины пришлось вести в положении «по-боевому». Трудно было через приборы ночного видения различать препятствия. Приходилось ориентироваться на ощупь. От нас, механиков-водителей, требовалось высокое мастерство вождения танков. Дорога лесная, узкая, с глубокими оврагами. Случилось то, чего мы все боялись.
Молодой механик-водитель ефрейтор Михаил Пророк зазевался, и танк застрял, сел на днище. Из-за одного остановилась половина колонны. Командир роты старший лейтенант Владимир Кудрин подбежал к машине, оценил обстановку и сказал:
— Коротаева срочно ко мне!
Подбежал сержант Коротаев. Доложил как положено.
— Видишь? — спросил командир роты.
— Все понятно, товарищ старший лейтенант.
«Нужно обязательно выехать», — приказал себе Михаил.
Ведь обойти эту дорогу нельзя никак, до места прибытия еще километров 10, а времени мало, очень мало. Ловко вскочил Михаил в люк. Включил передачу.
Вперед-назад. Вперед. Снова назад. Кто-то сказал:
— Выедет Коротаев, это для него задача средней сложности. Он не такие препятствия брал.
Повинуясь умелым рукам танкиста, танк, натужно гудя двигателем, словно нехотя, плавно выбрался из западни. Командир роты с облегчением вздохнул:
— Спасибо, товарищ сержант. Теперь по вашему следу пройдут все машины.
В район наступления тогда мы прибыли вовремя.
Вот светлячки впереди идущей машины резко поползли вверх. Мой товарищ, ефрейтор Михаил Пророк, успешно преодолевает подъем. Для меня главное — не отстать. Стараюсь преодолеть этот крутой подъем на возможно высшей передаче. Прибавляю обороты. Оглушительно ревет двигатель, даже помочь ему хочется. Перевожу рычаги управления в первое положение, при этом возрастает сила тяги.
Наконец вершина. Мгновенно возвращаю рычаги в исходное положение и с облегчением вздыхаю.
На этом трудном участке подразделение выдержало заданный ритм марша. Скорость высокая. Разрыва в колонне нет. Знаю, что выдержать предельную скорость на марше в таких условиях нелегко, особенно малоопытным механикам-водителям.
Как же чувствует себя экипаж, следующий за нами? Ведет танк рядовой Александр Качалин — молодой специалист. Для него нынешний марш первое испытание такой трудности. Запрашиваю сержанта Рыжука (командиру сверху виднее):
— Как тридцать восьмой?
— Не отстает. Идет, как на буксире.
Командира, чувствую, радует успех товарищей. Там молодой механик-водитель, зато опытный командир, младший сержант Александр Грузенко. Спокойный, рассудительный, очень требовательный. Не помню случая, чтобы Грузенко погорячился, повысил голос, обидел подчиненного несправедливым упреком. И сейчас младший сержант, конечно, помогает механику советами, зорко следит за маршрутом. Ведут они машину, можно сказать, дуэтом.
Под гусеницами ровный участок. Треугольник — ориентир, обозначавший габариты передней машины, — держать в поле зрения легко. Поглядываю на датчик температуры воды. Она нормальная, в пределах 75–90 °C. Да я и спокоен за температуру воды. Перед выходом на учение проверил регулировку паровоздушного клапана, пробки водяного радиатора, знаю, что, если этот клапан будет работать нечетко, тогда в системе охлаждения образуется накипь. Вследствие этого подскочит температура, снижая этим самым скорость своего танка и колонны.
Вновь приходят мысли о товарищах, с которыми я служу. Сержант Грузенко больше всего любит строевую подготовку, приемы выполняет блестяще.
О рядовом Качалине так не скажешь: для него строевая — сложный предмет. На одном из занятий по строевой подготовке у молодого танкиста никак не получались приемы отдания воинской чести. Осанки молодцеватой нет, рука развернута больше чем нужно… Не удалось к перерыву устранить недостатки. Младший сержант Грузенко и говорит: «Пока не научимся, с плаца не уйдем». Занимались еще час. А позднее на контрольном занятии Качалин получил «хорошо». Такие у меня друзья.
Цифры на шкале спидометра отсчитывают километр за километром. Много уже прошла колонна, хорошо прошла.
Устали ли мы? Сняв объективные показатели, врач наверняка сказал бы: «Устали». Но сами мы этого не ощущаем. Каждого переполняет решимость не снимать ладони с ребристых ручек рычагов еще час, два, пять — сколько нужно.
Часто спрашиваем друг у друга: в чем все-таки отличие человека военного от гражданского? Одни говорят дисциплина, другие — физическая закалка, третьи — бдительность, четвертые — целеустремленность, собранность.
Думается, это готовность в любую минуту действовать по приказу.
За мостом дорога широкая, ровная. Это участок, на котором можно развить самую высокую скорость. Командир роты старший лейтенант Кудрин командует: «Увеличить скорость». Знаю, что разогнать машину — это еще не все. Необходимо сохранить высокую скорость.
Образцы современной формы танкистов.
У неопытных механиков-водителей часто встречается такой недостаток: перейдет на высшую передачу, даст максимальную подачу топлива и считает, что выжимает из машины все. А обороты двигателя падают незаметно, он «не тянет». Но механик замечает это лишь тогда, когда начинает отставать от колонны, когда температура воды и масла поднимается до максимума.
Прошло около пяти часов, как мы стремительно, без привалов движемся навстречу противнику, навстречу бою. Снова началась дорога, изобилующая крутыми поворотами, подъемами и спусками. Стараюсь побольше работать с кулисой. Чувствую, что обороты заметно падают — переключаю передачу на одну ниже: пониженная передача при максимальных оборотах двигателя позволяет держать более высокую скорость, а температура воды и масла остается в пределах нормы.
Впереди широкие глубокие выбоины. Постепенно снижаю скорость, уменьшаю обороты. Как только нос танка перевалился, пошел вниз, включаю низшую передачу, постепенно увеличиваю обороты.
Много крутых поворотов. Все время не упускаю из виду треугольник габаритных огней. Рычаги поворота в непрерывном действии. Скорость высокая, дорога раскисшая, снег не прекращается ни на минуту. Стоит чуть-чуть промедлить на крутом повороте, как многотонная громадина идет мимо него. При поворотах приходится придерживать тот или иной рычаг согнутой в колене ногой, перемещать плавно, не доводя до фиксированного положения. При этом танк послушно поворачивается по нужному мне радиусу.
В район сосредоточения прибыли раньше намеченного срока.
Старый лес. Рев мощных двигателей постепенно утихал. Гасли разноцветные огни габаритов. Вокруг стало тихо-тихо, даже лес, кажется, перестал шуметь. Один из самых трудных в моей службе марш в сложных погодных условиях, кажется, отнял все силы. Остановив машину, с трудом разгибаю спину, разминаю затекшие от долгой езды ноги. Как хочется сейчас лечь на теплые жалюзи, вытянуться во весь рост и уснуть.
Но недаром говорят, в этом я уже убедился, что покой танкистам только снится.
Нужно заправить танки маслом и топливом, провести технический осмотр машины. Вот уже топливозаправщик, гудя мотором, с трудом продвигается по разбитой танками дороге. Остановился возле четырех танков, чтобы те заправлялись одновременно. И через минуту-другую к топливным бакам протянулись шланги. Мой командир Василий Рыжук едва успевает переставлять шланг с одной горловины в другую. Пока он занимается с наводчиком орудия рядовым Николаем Кузьменко заправкой топлива, я тороплюсь, не теряя ни минуты, дозаправить масло. Сейчас оно нагрелось в масляном бачке, и вязкость его теперь очень малая. Значит, оно будет легко проходить через сетчатый фильтр. Если же масло остынет, то станет густым. Тогда намучаюсь.
Покончив с дозаправкой масла и топлива, открываю крышу силового отделения. Внимательно осматриваю дюритовые соединения, хомуты — нет ли где подтекания топлива, масла?
Подбегает Миша Пророк — мой товарищ по учебному подразделению.
— Саша, — говорит, — только что замерял уровень охлаждающей жидкости, ее оказалось на восемь литров меньше нормы. Испариться столько не могло. Пускай один, два литра, а то ведь целых восемь. В чем дело?
Бежим к его машине. Тщательно обследуем дюриты, соединения, каждый уголок. Знаю, что основных причин нехватки охлаждающей жидкости может быть, как правило, две. Утечка может происходить из-за неплотности дюритовых соединений или разрегулирован паровоздушный клапан.
Осмотрев соединения, замечаю на одном из них потемнение. Оказалось, на этом месте и происходит утечка.
Неисправность сразу же устраняем. Это хорошо, что она сразу была обнаружена, а то могла бы случиться беда. Этот случай еще раз подтвердил нам ту истину, что нужно как можно чаще на всех, даже кратковременных, привалах проверять уровень топлива, масла, охлаждающей жидкости. Лучше еще один лишний раз открыть крышку силового отделения, внимательно обследовать и устранить обнаруженную течь.
Бдительность здесь не может быть чрезмерной, невнимательность же может привести к беде — машина выйдет из строя.
— Заканчивать работы! Строиться! — звучит голос командира роты. Через минуту все стоим в строю на своих местах.
— Итак, прошла ночь учений, — говорит офицер. — Мы с вами не совершаем подвига, не делаем какого-то большого дела. У нас скромная и простая, но вместе с тем ответственная и нелегкая работа. Вы ее выполняете успешно. Спасибо за службу, товарищи!
— Служим Советскому Союзу! — громко ответили воины.
— А сейчас, — продолжал командир, — наша задача заключается в том, чтобы в самый краткий срок замаскировать и подготовить материальную часть к предстоящему бою. В атаку будем выдвигаться ночью, придется много маневрировать на больших скоростях. Огонь будем вести с ходу. Это требует безотказной работы боевых машин. А сейчас механикам-водителям отдыхать, остальным за работу.
Полковник М. Ерзунов
Броня и мужество
Произошло это во время предыдущего полевого выхода, когда танкисты отрабатывали тактико-строевые приемы. Места на полигоне знакомые, не раз проводили здесь занятия. Командир роты капитан Владимир Деревянкин подал команду, и колонна танков начала развертывание. Все шло нормально. И вдруг левофланговый танк с номером 324 на башне, от которого ротный был метрах в 40–50, исчез. Исчез, словно его никогда и не было.
Капитан, похолодев от неожиданности, запросил по радио:
— Сержант Дружинин! Сержант Дружинин! Вы слышите меня?
Ответа не было.
Потом все бросились к тому месту, где в последний раз находился танк. Никаких признаков. Оставался след, будто обрезанный огромным ножом, да молодая березка, росшая рядом, не просто качалась, а как-то вздрагивала. И еще небольшой квадрат, метр на метр, булькающей болотной жижи. Вот и все. Подбежавший майор Андреев велел опустить туда шест. Шест с трудом погружался в трясину. Когда он скрылся весь, кто-то крикнул:
— До дна не достает!
Кто-то принес свинченную с одного из танков антенну. Ушла вся в глубину. Тогда скрепили две антенны. Квадрат за квадратом прощупывали землю. Наконец характерный металлический звук. Танк! Вытащили антенны, смерили глубину. Почти семь метров…
Первым нырнул в воронку старшина сверхсрочной службы Владимир Борисенко. Метр за метром опускался он в липкую болотную жижу. Но добраться до танка ему не удалось. Вслед за ним тот же путь проделал сержант Владимир Базылев. Его подняли наверх без сознания.
А тем временем все танкисты лихорадочно расчищали площадку: вырубали вокруг кустарник, выкорчевывали корни, выбрасывали илистый грунт. Углубились почти на метр, и тогда показалась вода. Видимо, когда-то на этом месте было озерко. Потом берега засасывало илом, сверху вырастала трава, появился кустарник, его корни сплелись в тугой узел. Внешне этот кусочек местности ничем не отличался от окружающей. Луг и кустарник. Но внизу — вода…
Радист командирской машины по приказу майора Андреева непрестанно повторял в микрофон:
— Сержант Дружинин! Сержант Дружинин! Вы меня слышите? Слышите меня? — Но ответа не было.
— Разрешите мне опуститься? — спросил у командира батальона младший лейтенант Михаил Синенко.
— Действуйте, — согласился Андреев.
Младший лейтенант перевязал себя веревкой, надел изолирующий противогаз. Все с напряжением ждали результата его погружения. Синенко — отличный спортсмен. И у каждого мелькала мысль: «Может, сумеет добраться. Может, сумеет!» Мучительно тянулось время. Минута, другая… Потом потянули за веревку. Младшего лейтенанта вытащили без сознания. Когда он очнулся, доложил:
— Под слоем воды вновь земля. Не пробиться через нее. Надо расчищать…
Радист непрестанно слал сигналы. В наушниках ничего не было слышно. Вдруг характерный треск, затем слабый голос:
— Вас слышу! Вас слышу!
— Товарищ майор! Отвечают! — радостно выкрикнул радист.
Андреев схватил микрофон:
— Сержант Дружинин! Как чувствуют себя люди?
— Все живы, товарищ майор, — доложил Юрий Дружинин. — Вода в танк прибывает медленно. Дежурный свет горит. Дышать трудновато…
— Держитесь, товарищи, скоро поможем…
Впоследствии майор Андреев рассказывал:
— Знаете, я никогда не забуду той самоотверженности, того горячего стремления помочь товарищам, попавшим в беду, которые проявили все воины батальона. 18 человек из батальона, рискуя жизнью, ныряли в болотную жижу, пытаясь добраться до танка. Я был уверен: чтобы выручить товарищей, любой воин отдавал не только все свои силы, но был готов отдать, если бы понадобилось, и жизнь. Это подлинное войсковое товарищество.
А как вел себя экипаж?
Первым почувствовал, что с танком случилось что-то неладное, механик-водитель Сергей Кузякин. Машина слегка клюнула носом и потом, покачиваясь, стала проваливаться вниз, словно в пропасть. Резкий толчок: сели на твердый грунт. Минуту все находились в оцепенении. В заглохшем танке стало темно. Вскоре раздался твердый голос командира.
— Включить дежурный свет!
Вверху тускло зажглась лампочка. Сержант спросил подчиненных: травм никто не получил, все невредимы? Дружинин хотел было доложить обо всем командиру, но связь не работала. Снизу в машину прибывала вода.
— Может быть, открыть люк и попробовать выбраться самим? — предложил кто-то.
— Нет! — категорически сказал сержант. — Мы не знаем, куда попали. Судя по всему, над нами не только вода. Какое-то время мы можем продержаться в танке. Нас обязательно найдут, — заключил он. — Обязательно!
Все поняли, что командир прав. Рисковать нельзя. Товарищи, оставшиеся там, наверху, конечно же, обязательно придут на помощь.
— Рядовой Кузякин! — приказал сержант. — Снимите машину со скорости.
Разумно поступил командир. Ведь в трудной обстановке можно было бы и забыть об этом. Тащить же танк, когда подцепят трос, если машина на скорости, куда тяжелее и сложнее.
Не знали тогда ни сержант, ни члены экипажа, какие испытания ждут их впереди. Но, оторванные от всех, будто заживо погребенные, четверо воинов не утратили контроля над собой. Все эти мучительно долгие часы, проведенные между жизнью и смертью, экипаж оставался боевой армейской единицей. Точно выполнялись все распоряжения, никто не хныкал, как тяжело ни было.
Тускло тлеет лампочка. Не различить лиц товарищей, хотя они совсем рядом, каждого можно достать рукой, слышно неровное дыхание. Снизу все прибывает вода.
— Может, попробовать включить помпу? — предложил Кузякин.
— Действуйте, — утвердительно кивнул Дружинин.
К счастью, наружное отверстие помпы оставалось открытым, крышку, как оказалось, сорвало. Механик-водитель погрузился в холодную зловещую болотную воду. Помпа заработала. Она еле поспевала откачивать воду.
— Нужно сохранить документы, комсомольские билеты, — забеспокоился наводчик рядовой Леонид Пургин.
Документы собрали и положили на ограждение пушки. Там надежнее. Оставалось ждать…
Ждут. Четверо парней. Им всем по девятнадцать. Комсомольцы. Сержант Юрий Дружинин — москвич. Работал после техникума в одном из научно-исследовательских институтов. Наводчик Леонид Пургин— горьковчанин, с рабочей закваской. Кончил 10 классов средней школы, потом работал слесарем на заводе. Слесарил и москвич Сергей Кузякин после десятилетки, пока не призвали в армию. Заряжающий Алексей Феофилактов — тоже москвич. Окончил среднюю школу и трудился на заводе токарем.
Попав в тяжелейшую обстановку, они не потеряли присутствия духа, думали не только о себе, заботились друг о друге. Когда совсем трудно стало дышать и одному из товарищей сделалось плохо, трое остальных поспешили к нему на помощь.
От кислородного голодания кружилась голова, звенело в ушах, руки и ноги были словно ватные. Все-таки эти трое невероятным усилием воли заставили себя двигаться: ведь товарищу еще хуже. И они, расстелив шинели на ограждении пушки, положили туда совсем ослабевшего товарища, оказали ему помощь, привели в сознание.
Словом, действовали так, как в настоящем бою. Примечательно, что у всех четырех ребят отцы сражались на фронтах Великой Отечественной войны. Не раз слышали сыновья их взволнованные рассказы о жарких боях, о крепкой фронтовой дружбе. И сейчас вели себя так, как велели им отцы, как учили их командиры.
Придало всем силы то обстоятельство, что наконец-то через час удалось установить связь с командиром батальона. Майор Андреев передал экипажу, что все воины стараются им помочь, расчищают площадку, где затонул танк, рассказал об обстановке, дал несколько ценных советов, как вести себя в танке.
— Скоро вытащим вас, — сообщил он.
А на поверхности товарищи работали в полную силу. Одни копали, разрубая коренья, другие вычерпывали кто чем мог болотную жижу. Один за другим, обвязавшись веревками, уходили под воду смельчаки, подолгу оставались под слоем ила, руками разрывали коренья, все ближе и ближе приближаясь к танку.
Прошло два часа. Все тяжелее и тяжелее дышать в танке. Хорошо, что аккумуляторы были надежно загерметизированы и связь работала безотказно. И майор старался как мог приободрить танкистов.
— Подберитесь к баллонам со сжатым воздухом и немного стравите его, — посоветовал он.
Дышать после этого стало легче, но усиливалось давление, поплыл металлический звон в ушах.
С большим трудом пробились воины к затонувшей машине, набросили серьгу троса на крюк. Взревели моторы четырех танков. И наконец затонувшая машина появилась на поверхности. Вмиг открыты люки. Спасенных подхватили горячие, добрые, дружеские руки. Четыре часа пятнадцать минут пробыли воины в глубокой трясине. Выдержала броня, выдержало мужество советских воинов.
Несколько дней провели Дружинин, Кузякин, Пургин, Феофилактов в госпитале. Восстановили силы и вернулись в строй. Тут подоспели ответственные тактические учения. Сегодня экипаж впервые после того памятного случая идет под воду.
Майор Андреев, закончив рекогносцировку, вернулся к танкистам в район сосредоточения. Экипажи хлопотали у своих машин, готовя их к переправе.
Майор направился к боевой машине под номером 324, спросил у экипажа:
— Как самочувствие?
— Отличное! — ответили воины хором. — Разрешите нам первыми идти под воду?
— Хорошо, — улыбнулся тот. — Разрешаю!
Час спустя танк шел по дну полноводной реки. Спокойно действовали члены экипажа. Они твердо верили в замечательные возможности отечественной техники и в свои силы.
