Запах жареного мяса приятно щекотал ноздри. Эван задумчиво смотрел на костер, где на вертеле жарились два зайца, которых он утром вынул из ловушек. Это был обед, который предназначался и для него, и для Уильяма, его товарища, который должен был скоро вернуться из деревни.

Уильям был послан в деревню для того, чтобы собрать интересующие Эвана сведения. Худой, нескладный и невзрачный подросток как нельзя лучше подходил для этой роли. Он спокойно мог пройти по всей деревне, прислушиваясь к разговорам, женским пересудам, ко всему, что представляло интерес для разбойников. Лето заканчивалось, а вместе с его концом со всей остротой опять вставала задача — награбить на зиму съестных припасов. А для этого надо было выведать, где, в каких местах будет храниться собранный урожай.

На плечах Эвана, как главаря разбойничьей шайки, лежала ответственность — обеспечить мать, товарищей, а у некоторых из них были семьи, пищей на зиму. Они ничего не выращивали. Да и зачем им было заниматься земледелием, ведь все необходимое они добывали разбоем? Для разбойников главным было не только улучить удобный момент, чтобы захватить добро, но и, что было не менее важно, замести за собой следы и надежно спрятать похищенное.

Сильный ветер завывал в кронах деревьев, но Эван грамотно выбрал место для стоянки — надежно укрытое с подветренной стороны. Лесные птицы, скрытые листвой деревьев, выводили звонкие мелодичные трели, но Эвану было не до птичьего пения, его голову занимали более важные вещи.

Хруст веток под чьими-то шагами прервал его размышления, из предосторожности он вынул меч, но тревога оказалась ложной. Из-за ближайших деревьев появился Уильям, его лицо довольно сияло.

— Как вкусно пахнет. — Уильям с жадностью облизнул губы и вопросительно посмотрел на Эвана. — Уже готово?

Эван невольно улыбнулся, вспомнив себя юным и растущим, когда его точно так же мучил постоянный голод.

— Эй-эй, поосторожней, — улыбнулся он, отделяя четверть от тушки жареного зайца и передавая мясо подростку. — Не обожгись.

Пропустив предупреждение мимо ушей, Уильям впился белыми зубами в покрытое древесной золой мясо. Обжигаясь, он принялся с жадностью рвать его зубами и, почти не жуя, проглатывать. Жирный сок потек по губам и подбородку. Громко чавкая и шмыгая носом, он вытер лицо рукавом.

— Я сделал все, как ты просил. К амбарам близко не подходил, держался от них подальше. Боже, когда я издали глядел туда и мысленно представлял, сколько там хлеба, у меня живот свело от голодухи. — Проглотив последний кусок, Уильям умоляюще посмотрел на Эвана.

Черт, ну и аппетит! Пожалуй, если дать ему волю, то парень способен съесть ножки от стола. Молча Эван отрезал вторую порцию жаркого и протянул его в жадно вытянутые руки Уильяма.

— Ну, что-нибудь разузнал? — Эван перевел разговор на интересующую его тему.

— А как же! В следующую пятницу из деревни в аббатство отправят под охраной повозку с зерном. Но говорят, воинов будет не много, — обстоятельно доложил Уильям, прежде чем наброситься на вторую порцию мяса.

— Отлично. Это то, что нужно. Мы без труда справимся с ними. — Эван концом палки пошевелил дрова, чтобы они горели ровнее. — Что еще слышал?

— Много говорили о ярмарке, которая была в деревне на прошлой неделе.

— Я тоже слышал о ней, — шумно вздохнул Эван. Ярмарка была значительным событием в довольно монотонной жизни деревенских жителей. Кое-кто из его шайки намеревался пойти туда, но Эван строго-настрого запретил это делать. Их могли узнать и схватить. Его люди, хотя и злились, все же не ослушались его приказания.

— Помимо ярмарки, говорят о том, что недавно в замок приезжал Маккенна с отрядом воинов. Они были-то всего несколько часов, но граф, как радушный хозяин, щедро угостил их, — продолжал выкладывать новости Уильям, его больше всего привлекали разговоры о еде. — Слуги с кухни жаловались, что сбились с ног, готовя угощения и подавая их к столу.

Да, графу, должно быть, недешево обошлось гостеприимство. Хотя это выглядело странно: столь щедрое угощение выходило далеко за рамки обычного гостеприимства. Граф, по всей видимости, хотел произвести впечатление на Маккенну. Но с какой целью?

— Что еще интересного? — продолжал расспрашивать Эван.

— Граф обзавелся новой любовницей, — безразличным тоном сообщил Уильям, тщательно обсасывая кость. — Ее зовут Фиона.

— Она блондинка? — с живостью спросил Эван, сразу вспомнив длинноногую красавицу, увиденную им на берегу озера вместе с Гэвином несколько недель назад.

— Не знаю, не видел. Говорят, у нее волосы золотистого цвета. Мужчины от нее в восторге, а вот женщины терпеть ее не могут, считая распутницей. Она английская леди. Вдова с сыном.

— Она из Англии? Ты уверен? Ты не ослышался?

— Нет. — Уильям с довольным видом погладил себя по животу. — Все, кто хоть словом обмолвился о ней, называют ее англичанкой.

Любопытно, очень любопытно. Эван задумчиво потер рукой о подбородок. Скорее всего это кратковременное увлечение графа, которое рано или поздно должно пройти. Держать в замке англичанку — странно, даже нелепо, долго продолжаться это не может. А когда она надоест графу…

М-да, Эван почесал затылок. Трудно понять, на что способна оскорбленная женщина, и, во всяком случае, не стоило недооценивать ее ненависть. Достаточно было посмотреть на его мать, которая жила и дышала только ею.

Когда граф бросит англичанку, не воспылает ли она такой же ненавистью?

Если так случится, то у него появится союзница. Как знать, если она спит с графом, сколько интересного и нового она сообщит ему? Такие сведения могли быть очень и очень полезными. Владея сокровенными тайнами Гэвина, легче было доставить ему как можно больше неприятностей.

Пламя костра вспыхивало и чадило всякий раз, когда с жарившегося зайца стекали в огонь капли жира. Без колебаний Эван снял последний кусок мяса с вертела и протянул его Уильяму. Парень честно заслужил сытный обед.

Пока подросток доедал зайца, Эван размышлял. Все его мысли вертелись вокруг любовницы графа. Как бы там ни было, но сейчас она являлась ключом к тайнам его брата. Хорошо бы познакомиться с ней поближе. Но как сделать, чтобы их пути-дорожки пересеклись?

— Ты уже решил? — решительно спросил Дункан.

Гэвин растерялся. Вопрос был серьезным, более того, его следовало решать без дальнейших отлагательств. Тянуть дольше никак нельзя. Долг как перед королем, так и перед его кланом требовал от него помолвки с одной из девушек, указанных в королевском списке.

Именно с этой целью три дня тому назад Дункан отправился в крепость клана Синклера. Он вернулся с хорошими новостями, поэтому у Гэвина больше не оставалось никаких веских поводов откладывать дальше свой приезд в замок Синклера, где его ждала Эйлин — дочь вождя клана.

Безысходность, раздражение, злость на себя, на окружающих заставили Гэвина мотаться по галерее замка из конца в конец без остановки. Дункан молча следовал за ним, ожидая ответа.

— Я благодарен тебе за хлопоты, Дункан. Решено, я беру в жены дочь Синклера. Это самый лучший выбор. Ее приданое, земли, не говоря уже о многочисленных и опытных воинах клана, — все подтверждает правильность моего решения.

— Кроме того, дочь вождя очень красива, у нее приятный, добрый нрав, — добавил Дункан. — Хотя она рыжеволосая, но, я полагаю, в данном случае это нельзя считать отметиной дьявола.

— Она ведь совсем юна, — воскликнул Гэвин, внезапно пораженный возрастом своей невесты, о чем чуть ранее упоминал Дункан.

— В прошлом месяце ей исполнилось восемнадцать, — возразил Дункан.

— Ну и что?! Я почти в два раза старше ее.

— Послушай, если она тебе не нравится, то выбери себе какую-нибудь другую, благо выбор велик! — недовольно воскликнул Дункан. Нерешительность и колебания Гэвина понемногу начинали раздражать его.

— Я помню о своем долге, — огрызнулся Гэвин.

— Увы, долг — весьма неприятная вещь.

Гэвин понимал, что Дункан тысячу раз прав, однако от этого его раздражение только усилилось. Он ведет себя как капризный, избалованный ребенок, которому не позволяют вести себя так, как ему хочется. Так никуда не годится. Два его предыдущих брака тоже совершались по расчету. Несмотря на это, оба оказались вполне удачными. Причин, из-за которых его третий брак мог стать неудачным, не имелось.

«Фиона». От одной мысли о ней у него больно защемило сердце. Почему же так несправедливо устроена жизнь? Найти оправдания, призвав на помощь рассудок и долг, найти выход из невыносимого положения — как Гэвин ни старался, у него ничего не получалось.

— Похоже, Эйлин Синклер — это то, что нужно. — Гэвин стиснул зубы так, что желваки заходили у него на скулах. — Она выполнит свой долг точно так же, как и я. Она будет мне верной женой.

Не успел Дункан выразить свое полное согласие со столь разумными доводами, как позади них раздался чей-то тихий стон. Это была Фиона. Гэвин резко обернулся в ее сторону. Она стояла неподалеку, ее лицо выражало страдание.

— Фиона!

Но она, не слушая его, повернулась и бросилась прочь.

Женой? Так вот в чем причина его непонятной печали в последнее время. Значит, он женится? Фиона в отчаянии закрыла лицо руками. Что делать? Сердце разрывалось от острой боли, не хватало воздуха. Нетвердыми шагами она добралась до темного закоулка и сразу упала на колени от охватившей ее невыносимой боли, которая, как казалось, готова была раздавить ее. Гэвин намерен взять себе в жены другую женщину. Они обменяются клятвой верности, и он будет заботиться о своей жене, оберегать ее, защищать ее… любить ее. Его жена будет сидеть за столом рядом с ним, делить с ним брачное ложе и растить их детей. Подобные мысли иногда мелькали в голове Фионы, нельзя сказать, чтобы она не думала об этом. Но всякий раз, охваченная тайным страхом, она отодвигала их как можно дальше, в самые темные закоулки своего сознания. Она старалась уверить себя, что они с Гэвином проживут еще достаточно долго, прежде чем это случится.

Однако это случилось гораздо раньше, чем она предполагала и надеялась. Ей стало страшно. Что будет с ней в самом скором будущем? Святые угодники, защитите, оградите ее от того, что должно произойти!

За что ей такое наказание? Мучительный вопрос! Но разве она не знала, что так и должно быть. Гэвин был графом, вождем клана. Он имел обязанности как перед своим королем, так и перед своими подданными. Перед Шотландией. Что тут говорить? Все это перевешивало любовь какой-то бездомной вдовы умершего английского графа.

Как бы сильно она его ни любила, ее любовь не могла заставить его настолько забыться.

— Фиона!

«Боже! Только не сейчас». Ей не хотелось его видеть. Надо было бежать, и она побежала, ничего не видя, куда-то наверх, стремясь попасть как можно скорее в свою спальню, чтобы закрыться и побыть там в одиночестве.

Однако Гэвин догнал ее и, схватив за руку, удержал на месте. Если раньше прикосновение его пальцев, таких ласковых и все умеющих, доставляло ей огромное наслаждение, то сейчас они словно жгли ее. Ей хотелось сбросить их с себя, отдернуть свою руку, как отдергиваешь ее, когда обжигаешься.

— Ты слышала наш разговор?

— Да, слышала. — Фиона стиснула руки в кулаки и отвернулась. — Ты решил опять жениться. А в жены выбрал себе Эйлин Синклер.

Фиона запнулась, затем, набрав полную грудь воздуха, чтобы немного успокоиться, тяжело вздохнула.

— Желаю вам обоим счастья.

От боли и страдания у нее перехватило дыхание. Слезы подступили к горлу, навернулись на глаза. Чтобы не разрыдаться, она прижала к глазам стиснутые кулаки. Фиона уже ничего не понимала, ей хотелось только одного: укрыться в каком-нибудь темном уединенном месте, чтобы там выплакаться. К ее удивлению, она не расплакалась. Напротив, ее отчаяние вдруг превратилось в твердую, непонятно откуда взявшуюся уверенность. Она взяла себя в руки и, обернувшись, смело взглянула Гэвину в лицо.

Вид у него был виноватый и понурый. Он выглядел таким жалким, что слезы опять подкатили к ее горлу. Для нее он был тем единственным мужчиной, которому присущи все те качества, которыми, по ее мнению, должен обладать настоящий мужчина. Добрый и веселый, сильный и любящий, умный и терпеливый. Именно с таким мужчиной ей хотелось бы быть все время вместе: днем — в трудах и хлопотах, ночью — в одной постели. Фиона хотела, чтобы он всегда принадлежал только ей одной.

И вот, оказывается, он женится на другой женщине. Она не знала, что ей делать. Почему все так вдруг осложнилось? По какому праву политика вмешалась в их личную жизнь?

Фиона так разволновалась, что не могла вымолвить ни слова. Обхватив себя руками, она с искаженным от внутренних переживаний лицом качалась из стороны в сторону. Раньше, когда ей приходилось встречаться с трудностями, она никогда не пасовала перед ними, а, наоборот, всегда шла навстречу, преодолевала их или находила решение, устранявшее препятствия.

Но сейчас положение казалось настолько безнадежным и безысходным, что у нее опустились руки. Ее душа и рассудок изнемогали от страдания, боль овладела всем существом. Кусая губы, она задавала себе один и тот же вопрос: почему случившееся так ее поразило? Пожалуй, не стоило ей так высоко воспарять в своих мечтах; ибо падение вниз оказалось слишком внезапным. Пришло отрезвление, безжалостное и болезненное.

— Это всего лишь политический союз, — оправдывался Гэвин. — Он ничего не значит.

— О, какие горькие слова. Думаю, твоей невесте будет очень приятно услышать такое, то-то бедняжка обрадуется. — Фионе невольно стало жаль невесту Гэвина. — Послушай, Гэвин, как можно быть таким жестоким? Эта честная и наивная девушка заслуживает лучшей участи, чем та, которую ты ей уготовил.

— Она не может иметь то, что я не могу дать ей. Мой брак ничего не меняет в наших с тобой отношениях. Ты мне не безразлична, Фиона.

Но теперь это было не важно. Несправедливость происшедшего терзала и мучила Фиону. Быть такой глупой? Надеяться на какое-то будущее? На что-то долговременное в жизни? Длительные отношения между ней и Гэвином — разве это не смешно?! Вот к чему привела ее любовь к нему! Как же она ошиблась, и вот теперь пришла пора расплаты за эту глупую ошибку.

— Знаешь, едва я услышала, что ты намерен жениться, как мне стало так горько, так жаль себя, что я чуть не расплакалась. — Фиона выпрямилась, гордо вскинув голову. — Но теперь мне жаль не только себя, но и тебя, и твою невесту.

Вдруг в дальнем конце коридора послышались шум и чьи-то шаги. Фиона покраснела, ей сразу стало стыдно, что кто-то мог стать свидетелем ее унижения. Гэвин, вытянув шею, прислушался к приближавшимся шагам. Воспользовавшись случаем, она быстро направилась в противоположную сторону, свернув за угол.

Ночью Фиона никак не могла заснуть. Проведя остаток дня в своей спальне, она с трудом заставила себя подчиниться настойчивым увещеваниям Алисы улечься в постель. Несколько раз к ней в спальню пытался пройти Гэвин, но, закрывшись на засов, она не пустила его, отвечая отказом на все его просьбы поговорить с ней и все объяснить. Собственная твердость даже доставила ей удовольствие.

Свернувшись калачиком, она тихо-тихо лежала под одеялом, чтобы не разбудить спавшую на тюфяке возле дверей Алису. Уставившись глазами в ночную тьму, она лежала и с грустью думала о том, чего она никогда не сможет иметь.

Незаметно наступил рассвет. Горизонт осветился теплым розово-красным сиянием, но он не мог согреть ее охладевшее сердце.

Не успело солнце подняться над горизонтом, как набежавшие тучи закрыли небо и полил дождь. Даже погода сочувствовала ее горю. Сполоснув опухшие от слез глаза, Фиона оделась, стараясь достойно встретить наступающий день. Она твердо понимала только одно: оставаться в замке и быть свидетельницей брака Гэвина и Эйлин Синклер никак нельзя — их свадьба разобьет ей сердце.

Любым способом ей надо было поскорее уехать отсюда.

Отец Ниалл накрывал алтарь новым вышитым покровом, когда к нему подошла Фиона. Она специально досидела до конца службы, чтобы поговорить с отцом Ниаллом наедине. К ее счастью, на утренней службе Гэвин отсутствовал.

— Вы слышали о том, что граф женится? — Фиона сразу начала с того, что больше всего ее волновало и тревожило.

— Да, кое-что слышал. — Добрые глаза священника с сочувствием смотрели на нее.

Его сочувствие всколыхнуло все те тревоги и волнения, которые она так старательно скрывала.

— Это известие вовсе не было неожиданным. — Фиона лгала, делая хорошую мину при плохой игре.

Отец Ниалл грустно сдвинул брови.

— В любом случае для вас это крайне неприятное известие.

— Да, приятным его никак не назовешь, — согласилась Фиона. — Мне надо что-то придумать, чтобы уехать отсюда. Вы мне поможете?

— А как же Спенсер? Он тоже поедет с вами? — Отец Ниалл откашлялся. — Скажу честно, я возражал против вашей поездки сюда в Шотландию, но, как оказалось, Спенсеру здесь очень нравится. Неужели вы заберете его с собой?

— Нет, не заберу. — Фиона криво усмехнулась. — Спенсеру нужна физическая закалка. Но от этого мне лишь тяжелее. Он должен остаться, и я буду беспокоиться за него.

— Ничего, ничего, леди Фиона, только не унывайте. С Божьей помощью все наладится, все будет хорошо.

— Благодарю вас за доброту, отец Ниалл. Так хочется в это верить, когда все против тебя.

Фиона направилась к выходу, но на полпути остановилась и повернула назад.

— Отец Ниалл, а может, это послал мне в наказание Господь? За то, что я оказалась такой слабой, такой порочной и грешной женщиной. За то, что спала с мужчиной, который не был моим мужем.

— О нет, Господь всемилостив. Ему как никому известно, насколько слаб человек, хотя мы и созданы по Его образу и подобию. Господь не суровый мститель за наши прегрешения, если только грешник как следует покается. Признаюсь, меня радует ваше решение, каким бы выстраданным оно ни было, уехать из замка. Если бы вы согласились остаться любовницей графа, после того как он женился, вот это был бы тяжкий грех.

— Да, да, именно поэтому я и уезжаю.

Отец Ниалл одобрительно закивал головой, но потом опять помрачнел.

— А вы слышали… или еще нет?

— Что? — искренне удивилась Фиона, настораживаясь.

— Ну что ж, видимо, на мою долю выпала это грустная обязанность сообщить вам то, что я случайно услышал сегодня утром во время службы от слуг. Завтра сюда в замок приедет Синклер со своей дочерью.

— Может быть, на этот раз граф встретит настоящую любовь, — громко сказала одна прачка. — Я слышала, что такое случается, даже если брак заключен по договоренности.

Возле входа в прачечную стояли прачки и не таясь судачили о надвигавшейся свадьбе. Фиона ускорила шаги, чтобы проскользнуть мимо них незамеченной, но женщины увидели ее, повернулись в ее сторону и замолкли. Сквозь жалость и сочувствие на их лицах явственно проступало удовлетворение: ну как же, порок наконец-то был наказан.

Гордость Фионы была уязвлена. Она решительно пошла вперед — будет еще она прислушиваться к словам каких-то прачек.

Но когда проходила мимо, одна из женщин не без ехидства произнесла, явно пытаясь задеть Фиону:

— Я слышала, что Эйлин такая молоденькая, такая красивая, прелесть, и только.

— Она просто ангел, как утверждает Дункан, — затараторила в тон ей другая.

Как ни крепилась Фиона, как ни пыталась показать, что ей все глубоко безразлично, тем не менее слова прачек больно задели ее. Но как бы ей ни было больно, внешне она ничем не выдала своей обиды.

— Если Эйлин такая хорошенькая, как о ней говорят, то он не устоит перед ней, — хихикнула третья. — Он просто упадет к ее ногам.

— И наконец-то наш клан обзаведется наследником, о котором мы все уже так долго мечтаем, попомните мои слова.

Ее слова попали точно в цель. Сердце Фионы сжалось от боли. Разве она не хотела иметь ребенка от Гэвина? Еще как хотела, и как страстно! Эта было невыносимо мучительно, она поняла: еще немного, и она не выдержит — разрыдается на глазах у прислуги, прямо во дворе замка. Она бросилась опрометью прочь. Сейчас ей никого не хотелось ни видеть, ни слышать. Забившись в один из темных уголков замка, она затаилась там наедине со своим горем. Казалось, время остановило свой бег, так ей было тяжело.

Гэвин нашел ее там где-то через час. Фиона сидела на корточках, глядя перед собой ничего не видящим взглядом, прислонившись спиной к стене, с прижатыми к груди коленями.

— Черт побери, Фиона, все в замке сбились с ног, разыскивая тебя по моему приказу.

Она с горечью вздохнула.

— Как им всем было бы легко и просто, если бы меня вообще не было в замке.

— Господи, что ты несешь? К чему такие мрачные мысли? — Гэвин склонился над ней. — Зачем все так драматизировать? Даже не знаю, сколько раз я должен тебе повторять: в будущем между нами ничего не изменится.

— Ничего более нелепого ты не мог бы придумать, — в сердцах бросила Фиона.

Желая доказать справедливость своих слов, он обнял ее своими крепкими руками и поцеловал в губы. На какой-то миг у Фионы закружилась голова. Его объятия и поцелуй, как всегда, действовали неотразимо. Однако она тут же опомнилась. Она падала в пропасть, а он… ничего не хотел понимать.

Фиона резко отвернулась в сторону, чтобы остановить его, но Гэвин принялся осыпать поцелуями ее шею и плечи.

— Хватит! Перестань! — закричала она, отталкивая его руками. Он не сразу понял, что ее слова имеют непосредственное отношение не к кому-нибудь, а именно к нему, а когда понял, то очень удивился.

— В чем дело?

— Убери от меня свои руки. Мне сейчас не до глупостей.

— Тише, тише. — Он принялся успокаивать ее.

Фиона взглянула ему прямо в лицо и по его выражению догадалась, что Гэвин ничего не понял, что ему только хочется заняться любовью, и больше ничего. Фионе стало настолько горько и обидно, что она даже не сразу нашлась что сказать. Упрекать, плакать, устраивать истерику было бесполезно — это лишь подстегнуло бы его к более активным действиям, утешениям, любовным излияниям. А поскольку он был намного сильнее ее, то исход этого противостояния можно было предугадать заранее. Призвав на помощь все свое самообладание, Фиона сказала как можно более твердым и спокойным голосом:

— Будьте так любезны, милорд, отпустите меня.

Холодный тон подействовал на Гэвина, словно ведро холодной воды. Он выпустил Фиону из своих объятий, его руки бессильно повисли. Она встала и попыталась отодвинуться от него, но уперлась спиной о стену.

Выпрямившись, Гэвин опять попытался успокоить Фиону, вернуть ее благорасположение.

— Я догадываюсь, что известие о моем браке потрясло тебя. Но разве я виноват? Ты же прекрасно понимаешь: у меня есть обязанности перед кланом и перед моим королем, которыми никак нельзя пренебрегать. — Это была правда, откровенная и даже жестокая, но говорилось это с удивительной нежностью, которая не могла не тронуть Фиону. — Я же обещал, что между нами ничего не изменится. Я отведу тебе покои в северной башне…

— Что? — У Фионы рот открылся от удивления. — Ты хочешь сказать, что я останусь жить в замке после твоей свадьбы? Жить здесь вместе с тобой и твоей женой?

— А что тут такого особенного? Так обычно и поступают в подобных случаях. Но если тебя что-то смущает, в таком случае я предоставлю тебе право поселиться в любом уголке моих владений с тем, чтобы до него было менее одного дня пути, чтобы мне было удобнее наведываться туда.

Фиона так разозлилась, что у нее перед глазами запрыгали ярко-красные точки. Она буквально кипела от переполнявших ее ярости и гнева. В бешенстве, не очень понимая, что она делает, Фиона влепила ему пощечину.

Гэвин тут же инстинктивно вскинул руку, чтобы нанести ответный удар и замер на месте. К ее удивлению, по его глазам было видно, как ему обидно и стыдно за себя. Заметив его состояние, она тоже смутилась. Фиона поняла, что и она была не совсем права. Ведь она сама согласилась стать его любовницей, правда, она никак не ожидала, что их отношения зайдут так далеко, что их взаимные чувства станут столь глубокими и искренними.

— Ах, Гэвин, — вздохнула она.

— Фиона, что происходит между нами?

— Просто правда выплыла наружу. С этим трудно мириться. Но как же быть? Выносить такую правду тяжело и больно. — Голос у нее дрогнул. — Только куда от нее денешься?

— Фиона, невозможно ничего изменить, и с этим надо смириться.

— Я пытаюсь. Ты ведь тоже боишься посмотреть правде в глаза… а ведь мне придется уехать…

— Нет, не смей этого делать! — повелительно и даже с откровенной злостью воскликнул он, но потом его лицо смягчилось, и он перешел к уговорам. — Пожалуйста, Фиона, к чему такая горячность? Подожди немного, я придумаю что-нибудь такое, что устроит всех.

Фионе стало так тяжело, что она почти ни о чем не думала. Обхватив голову руками, она принялась раскачиваться из стороны в сторону.

Видя ее терзания, Гэвин нежно обнял ее за голову и поцеловал. Поцелуй был нежным, страстным, удивительным, так он еще никогда не целовал ее. У Фионы закружилась голова. Но каким бы чудесным ни был сам поцелуй, он ничего не мог изменить. У них не было будущего, и тут ничего не исправишь.

Приближался день свадьбы Гэвина с другой женщиной.

Да поможет им всем Господь!