Большой зал утопал в темноте, плотной и тихой, которую нарушали лишь храп да посвистывание слуг, спавших на тюфяках, расстеленных прямо на полу. Тихо-тихо, стараясь не шуметь, Фиона прокралась к выходу, молясь про себя, чтобы никто не проснулся и не заметил ее.

На дворе было холодно, и она невольно поежилась. На небе виднелась полная луна, светившая намного ярче, чем хотелось Фионе. Следовало вести себя еще осторожнее. Прячась в тени каменных стен, Фиона направилась к церкви.

Вдруг послышались чьи-то шаги. Затаив дыхание, она испуганно замерла на месте, стараясь как можно лучше укрыться в тени стены. От страха, что ее обнаружит стража, что начнутся расспросы, она совсем растерялась.

Звук шагов приближался, и Фиона в ужасе зажмурила глаза. Казалось, в следующий миг из-за угла выйдет часовой, и побег будет сорван.

Однако из-за угла никто не появился, а шаги стали удаляться в другую сторону. Очень осторожно Фиона выглянула из своего убежища, осмотрелась по сторонам: вокруг ни души. Двор замка был пуст.

Замирая от волнения, она быстрыми бесшумными шагами пересекла двор и оказалась перед дверями в церковь.

Никто не окликнул ее. Вокруг по-прежнему было тихо, но сердце Фионы билось так быстро, как будто хотело выпрыгнуть из груди. Она бесшумно проскользнула в храм и перевела дух.

К ее приходу отец Ниалл зажег две свечи, которые давали ровно столько света, сколько было необходимо для того, чтобы пройти по затемненной церкви, не наталкиваясь на предметы и не поднимая шума.

Фиона робко продвигалась вперед. Ее нервы были напряжены до предела, на лбу и верхней губе выступил пот. Как они и договаривались, священник поджидал ее, сидя на скамье, но незаметно для себя уснул.

— Отец Ниалл, — склонившись, тихо позвала Фиона.

От ее шепота священник почти подпрыгнул на месте, так что едва не ударил ее головой по подбородку.

— Леди Фиона, вы уже пришли!

— Да, как и было условлено, в назначенное время.

Отец Ниалл вскинул на нее глаза. Его лицо еще сохраняло сонное выражение, но по блестевшим глазам было заметно его внутреннее напряжение и волнение. Накануне вечером он еще раз попытался отговорить Фиону от ухода из замка, но опять потерпел неудачу. Поняв, что ее не переубедить, что решение твердо и непоколебимо, он с глубоким сожалением согласился ей помочь.

— Вот ваши вещи, — сказал он, вытаскивая из-под скамьи небольшой узел. Вчера Фиона собрала все необходимое для дороги, ничего лишнего — ни голубого шелкового платья, ни украшений, ни подаренного Гэвином флакона с духами, и передала священнику, чтобы он спрятал узел у себя. То, что она оставляла в замке, больше ей не понадобится. Эти вещи напоминали ей о том, как она была счастлива тогда и как ей больно теперь.

— Я понимаю, мешкать нельзя. Но не могли бы вы позвать Спенсера? Мне бы хотелось с ним проститься.

Отец Ниалл нахмурился.

— Может быть, не стоит? Оруженосцы спят в дальней северной башне. Я попытаюсь проникнуть туда незаметно, но меня могут обнаружить. Это слишком опасно.

— Да, да, я понимаю, — закивала головой Фиона. — Но я не могу уехать отсюда, не попрощавшись с моим сыном. Неизвестно, когда еще мы с ним увидимся.

Священник понимающе кивнул, хотя и с недовольным видом, а затем ушел. В ожидании его возвращения Фиона ходила взад-вперед, на сердце у нее было тревожно. Однако, несмотря на то что в прощании со Спенсером был немалый риск, уехать, не повидавшись с мальчиком, она не могла.

Кроме всего прочего, Спенсер был предан графу, подружился с юными оруженосцами, поэтому ее уход из замка без разрешения графа не мог не вызвать у него удивления и даже подозрения.

Минуты ожидания тянулись бесконечно. Прошла вечность, как показалось Фионе, прежде чем появился Спенсер, зевающий и недоуменный. Увидев ее, он заморгал, как будто не веря своим глазам.

— Мама? Что случилось?

— Здравствуй, Спенсер. — Фиона улыбнулась. — Прости меня, что пришлось разбудить тебя в столь ранний час. Дело в том, что я сейчас уезжаю, поэтому попросила отца Ниалла привести тебя, чтобы попрощаться. Я уезжаю надолго.

Ее слова поразили Спенсера. У него стал такой беззащитный и печальный вид, что у Фионы слезы выступили на глазах. Она растерялась. Правильно ли она поступает, оставляя сына здесь? По всей видимости, он болезненно воспринимал ее отъезд. Может быть, он будет чувствовать себя здесь брошенным? Не обидится ли он на нее?

— Мама, почему вы уезжаете?

Хороший и очень уместный вопрос. Вот только честно ответить на него она никак не могла. Пытаясь найти нужные слова, Фиона закрыла ладонью лоб и провела ею по лицу.

— Конечно, мой отъезд для тебя полная неожиданность, но поверь мне, так будет лучше всего. Так надо.

— Мне хочется уехать с вами.

У Фионы перехватило дыхание. Ее растрогала его мольба, но вместе с тем обращение к ней на вы, как и другие результаты сурового шотландского воспитания, должно было помочь Спенсеру. Она надеялась, что он сумеет пережить ее отсутствие.

— О, мой дорогой, я так была бы рада всегда жить с тобой вместе. Но сейчас тебе лучше остаться в замке и продолжить свое военное обучение.

— А куда вы едете?

— В одно безопасное место.

Ответ прозвучал неопределенно, но Фиона сделала это специально, поскольку знала: если мальчика после ее отъезда начнут спрашивать, куда она уехала, а в этом она не сомневалась, то он честно скажет, что не знает.

— Я обо всем договорился, — пришел на помощь Фионе отец Ниалл. — Не надо волноваться. Все будет хорошо.

Тем не менее Спенсер выглядел явно обеспокоенным и поминутно переводил взгляд с Фионы на священника и обратно. В груди Фионы болезненно защемило. Надо было срочно придумать какое-то правдивое объяснение, успокоить мальчика, чтобы потом он не испытывал к ней недоверия. Но что она могла сказать?

— Не стоит забывать о благоразумии. Вот поэтому я решила уехать заранее, чтобы не злоупотреблять гостеприимством.

Фиона говорила, а рот ее кривился от насмешки над собой. Стать любовницей графа — большей глупости за всю свою жизнь она не выкидывала. Но исправлять что-либо было слишком поздно.

— Это граф попросил вас уехать?

— Нет, он слишком благороден и вежлив. Однако нельзя же бесконечно пользоваться его добротой. Ты меня понимаешь?

По нахмуренному и озабоченному лицу Спенсера было заметно, что не очень. Однако настала пора прощаться. Фиона порывисто обняла сына, и он не менее крепко и нежно откликнулся на ее ласку.

— Я буду скучать.

Тронутая его искренностью, Фиона невольно улыбнулась. Спенсер был примерным сыном, любящим и ласковым. Ей тоже будет его не хватать, и скучать по нему она будет так же, как и он по ней.

Ей припомнился Спенсер еще малышом. Прелестный, неуклюжий, ласковый — от воспоминаний у нее на глаза навернулись слезы. Фиона незаметно смахнула их рукой. Прижав его к груди, она затем отстранила его. Дальше тянуть было опасно.

— Я как-нибудь передам весточку через отца Ниалла, — напоследок пообещала Фиона.

Как только фигура Спенсера растворилась в темноте, отец Ниалл взял Фиону за руку и повел через двор к конюшне. Кто-то из прислуги уже проснулся и приступил к своим обязанностям. Хотя слуги не обращали на них никакого внимания, Фиона поглубже натянула на голову капюшон, скрывая лицо. Она стояла возле ворот конюшни, нервно переминаясь с ноги на ногу, пока отец Ниалл не привел оседланную и взнузданную лошадь.

Привязав к седлу узел с вещами Фионы, он подсадил ее. Заняв место в седле, Фиона взяла в руки поводья.

— Ну, с Богом, — прошептал священник.

Не в состоянии вымолвить ни слова, Фиона молча кивнула. В горле стоял комок, еще немного, и она, не выдержав, расплакалась бы. Она чуть дернула поводья, понукая лошадь, и та бодро порысила вперед, пока не пристроилась сзади к повозке, тоже выезжавшей из замка. Воины, охранявшие повозку, даже не покосились в ее сторону, как будто никто не ехал следом за ними. План, задуманный отцом Ниаллом, начинал понемногу осуществляться. Впрочем, Фионе стало интересно, сколько же заплатил отец Ниалл воинам, чтобы те не заметили их одинокой спутницы. Как только они выехали за ворота замка, волнение Фионы сразу уменьшилось. Однако, взглянув на воинов из охраны, она опять разволновалась. А что, если ее узнают? Тогда ее остановят и начнут расспрашивать. Возможно, очень возможно, дадут знать Гэвину, а о том, что случится потом, ей не хотелось думать совсем.

Фиона глубоко вздохнула, чтобы немного успокоиться. Ее лошадь шла, поматывая головой то вверх, то вниз, и в такт движениям животного взволнованно колотилось ее сердце. Кое-как Фионе удалось взять себя в руки. Но по-прежнему ее беспокоили смутные видения, возникавшие в ее воображении: в замке поднимают тревогу в связи с ее исчезновением и ее, беглянку, хватают и отвозят назад.

Что было тому причиной — везение ли, судьба ли, или справедливость, но ее никто не хватал, и все шло тихо и гладко.

Сопровождавшие повозку воины не обращали на Фиону никакого внимания, словно ее не было вовсе. Стуча копытами и громыхая колесами на ухабах, процессия проследовала через деревню. Дорогу затянуло утренним туманом, однако, по мере того как светало и пригревало солнце, туман таял и рассеивался. Но все еще было холодно, судя по клубам пара, выдыхаемого лошадьми.

Холодный воздух приятно бодрил. Фионе захотелось вдохнуть его полной грудью, радостно крикнуть и погнать лошадь во весь опор. Но как бы ей ни хотелось увеличить как можно быстрее расстояние, отделявшее ее от Гэвина, не стоило забывать об опасностях, подстерегавших в дороге. Поэтому она ехала не спеша, точно с такой же скоростью, с которой двигалась вооруженная охрана, бдительно поглядывавшая по сторонам и даже время от времени высылавшая вперед дозорного, чтобы проверить, безопасна ли дорога.

С одной стороны, ехать под охраной было удобно и безопасно, но с другой, Фиона не могла не понимать: чем дольше она будет ехать вместе с воинами, тем выше вероятность, что они ее узнают. Вот почему она старательно держалась в самом конце процессии, прямо за повозкой, глотая пыль, поднимаемую скакавшими впереди всадниками и колесами повозки.

Ее исчезновение заметят не скоро, скорее всего через несколько часов, а когда спохватятся, будет уже поздно. За деревней дорога сворачивала в долину, еще погруженную в туман, довольно густой, в котором вообще ничего нельзя было разглядеть. Хороший знак, подумала Фиона, теперь точно не догонят.

Но сердце сдавливала невообразимая грусть.

Несмотря на старания отца Ниалла и тщательно продуманный план, отъезд Фионы не для всех остался незамеченным. Эйлин, на душе у которой почему-то было тяжело и тревожно, спала плохо. Она ворочалась в постели без конца, пока не поняла, что все равно не заснет, и в итоге поднялась ни свет ни заря.

Она не могла отрицать, что будущее, которое до приезда в замок Гэвина казалось ей ясным и определенным, теперь представлялось ей неустроенным и непонятным. По пути сюда ее сердце замирало от предвкушения счастья, но по приезде, вот уже спустя несколько дней ее не переставая мучила скрытая, непонятная тревога.

Граф был любезен и добр, но казался далеким, чужим и, как это ни удивительно, каким-то потерянным. Эйлин прекрасно понимала, что он, как и она, следовал велению долга, и все же надеялась на нечто большее. Поданный им какой-нибудь знак, что он доволен происходящим, — что-нибудь вроде восхищения в брошенном на нее взгляде, проявление нежности и привязанности, которое со временем могло перерасти в любовь.

Мечтать о любви — не слишком ли много она хотела от своего будущего мужа? Может она просто глупа? Или чересчур наивна?

Эйлин металась взад-вперед по своей небольшой спальне, мысли вихрем носились в ее голове, не давая покоя. Ей захотелось подышать свежим воздухом. Не желая будить служанку, она набросила на плечи плащ и тихо выскользнула наружу.

Она взбиралась по винтовой каменной лестнице на стену, чувствуя удивленные взгляды часовых. Если бы ее спросили, что она собирается делать в такую рань на стенах замка, она бы ответила совершенно честно, что хочет полюбоваться рассветом. Но воины, знавшие в лицо невесту вождя клана, не посмели задать ей ни одного вопроса, хотя, судя по всему, им этого очень хотелось. Вид сверху действительно был прекрасен. Со стены как на ладони просматривался двор замка, а по другую сторону — деревня, за ней вдали цепочка холмов, сливавшаяся с линией горизонта. Окружавший Эйлин со всех сторон простор успокоил ее взвинченные нервы, а немного погодя ее охватило приятное ощущение свободы.

Облокотившись на парапет стены, она взглянула вниз. От воды в замковом рве отражался лунный свет, разбрызгиваясь маслянистыми пятнами; темная водяная глубь, в которой таилось волшебное очарование, завораживала. Обернувшись назад в сторону двора, Эйлин увидела две тени, скользившие из церкви к конюшне.

Присмотревшись, Эйлин стало ясно, что одна тень принадлежала священнику, а другая… Неужели леди Фиона? Нет, разглядеть лицо женщины было невозможно, его скрывал капюшон плаща, зато походка и английский покрой одежды невольно подтверждали догадку. Любопытство Эйлин увеличилось, когда она увидела, как священник и женщина обнялись, а затем Фиона уселась в седло и направила лошадь за большущей повозкой, которую тащили два вола.

Проехав под аркой сторожевой башни, всадники и повозка скрылись в темноте. Охваченная внезапным порывом догнать и окликнуть Фиону, Эйлин кинулась вниз со стены. Вбежав в свою спальню и быстро одевшись, она устремилась к конюшне.

Совсем молоденький конюх почти потерял дар речи, когда она, кокетливо улыбнувшись ему, попросила оседлать свою кобылу. Не спросив, почему дочь вождя Синклера собирается куда-то ехать без охраны, он вывел ее лошадь из стойла.

Следующим препятствием стала стража у ворот замка. От волнения кровь забурлила в жилах Эйлин. Как-никак она была дочерью вождя клана, с детства привыкшая к тому, чтобы к ней относились с почтением и послушно выполняли ее указания. Эйлин даже стало интересно, посмеют ли воины Маклендона ослушаться ее, когда она в привычной манере повелевать прикажет им открыть ворота.

Но проверять что-либо Эйлин так и не пришлось. Старший опытный воин куда-то отлучился, а младший, бедолага, до того, как стать на часы, почти всю ночь гулял на свадьбе своего брата и поэтому едва держался на ногах то ли от усталости, то ли от выпитого эля.

Прислонившись к распахнутым воротам, он дремал, стоя на ногах. Безобразная беспечность, благодаря которой Эйлин без труда и без лишних объяснений выехала из замка.

Вырвавшись на простор, она вдохнула полной грудью и, пришпорив лошадь, бросилась догонять Фиону. Приходилось торопиться, пока ее не успели хватиться в замке и не послали за ней погоню.

* * *

По мере удаления от замка страх Фионы уменьшался. Неприятный холод в груди улетучился. Все шло как нельзя лучше. Отец Ниалл сообщил охране, что благочестивая женщина, которая поедет с ними, намеревается посетить монастырь Богоматери, а потом продолжит паломничество по святым местам. Воины приняли слова священника за чистую монету, поэтому не докучали Фионе лишними расспросами.

Тяжело нагруженная повозка, влекомая неторопливыми волами, медленно тащилась по неровной узкой дороге. Фиона пристроилась позади нее, чтобы случайно не наткнуться на ветви деревьев, которые иногда нависали над дорогой. Вдруг ее слух привлек доносившийся сзади частый топот копыт, кто-то явно их догонял.

Фиона сразу вся напряглась и встревожилась. Обернувшись назад, она сквозь рассеивающийся туман увидела одинокого всадника. Сердце у нее подпрыгнуло и бешено заколотилось, дыхание перехватило. Неужели Гэвин? Но через миг она разглядела женщину. А еще через миг ей показалось, будто это Эйлин.

Фиона сразу осадила лошадь и повернула ее обратно. У Эйлин, несомненно, имелось к ней какое-то дело, но об этом лучше всего было поговорить наедине, подальше от воинов, охранявших повозку. Фиона отъехала чуть назад до неширокой полянки и пустила слегка разволновавшуюся лошадь по кругу, дожидаясь Эйлин. Предстоящая встреча встревожила ее, в замке через невесту Гэвина могли узнать, куда она направилась, поэтому Фиона решила взять с Эйлин твердое обещание никому не рассказывать о встрече с ней.

Заметив Фиону, Эйлин умерила галоп своей лошади. Приблизившись, она остановилась рядом, почти вплотную. И радостно воскликнула:

— Фиона, я так и думала, что это вы. Я заметила вас вместе со священником еще во дворе замка. А куда вы направляетесь? И почему вы так поспешно уехали из замка, даже не попрощавшись со мной?

Ее вопросы звучали вполне уместно и справедливо, и Фионе даже стало немного неловко. Но разве могла она открыть Эйлин подлинные причины своего отъезда?!

— Прошу меня извинить. Я торопилась, поэтому не успела попрощаться с вами. — Намеренно пропустив первую половину вопросов, Фиона ответила лишь на последний.

Эйлин бросила на нее недоверчивый и одновременно вопрошающий взгляд.

— И все-таки почему вы уехали из замка? — настаивала она.

Фиона растерялась. В ее душе поднялся вихрь чувств, в котором невозможно было разобраться. Несмотря на это, она сумела сохранить хладнокровие.

— Мне надо было уехать, Эйлин.

— Но почему? Что побудило вас уехать из замка? Клянусь вам, я никуда не уеду, пока вы не скажете мне правду. — В подтверждение решительности своих намерений Эйлин соскочила с лошади.

Сохранять самообладание становилось все труднее. Фиона слишком далеко зашла, а тут совсем некстати ее планы вот-вот могли разрушиться. Надо было что-то срочно предпринимать. Любопытство Эйлин раздражало. Неужели она ничего не понимает? Не видит, что это лучший выход, между прочим, для всех?

Чертыхаясь про себя, Фиона тоже спрыгнула с лошади. Стук копыт и скрип колес повозки постепенно затихал вдали. Ничего, она все равно успеет нагнать повозку. Прежде всего надо как можно скорее уговорить Эйлин вернуться в замок и, главное, держать рот на замке.

— Я очень признательна графу за его доброту и гостеприимство, — начала Фиона. — Более того, он взял на себя обязанность обучить Спенсера военному ремеслу, чем избавил меня от тяжелого бремени ответственности. Однако мне стало совестно злоупотреблять его радушием, и я уехала из замка.

Эйлин встретила ее объяснение недоверчиво.

— Ваши оправдания просты и убедительны, зато ваши действия противоречат сказанному. Почему в таком случае вы уехали из замка тайно посреди ночи? Знает ли граф о вашем отъезде? Вы что-то недоговариваете, Фиона.

— С чего вы взяли? — дрожащим от волнения голосом спросила Фиона.

Эйлин тяжело вздохнула.

— Когда я только что приехала в замок, кое-кто из прислуги поспешил сообщить мне кое-что о вас. Это были мерзкие, злобные и грязные сплетни, которым невозможно было верить. Я отмахнулась от них, мало ли что болтает прислуга. — Лицо Эйлин стало мрачным и серьезным. — Неужели я ошиблась? Неужели вы в самом деле любовница графа?

— Эйлин! — с горечью воскликнула Фиона и невольно сделала к ней шаг. Лицо у Эйлин потемнело, взгляд стал неприязненным, и она отшатнулась от Фионы.

— Клянусь, все, что было между мной и графом, закончилось, как только вы ступили на двор замка.

— А до этого?

Фиона потупилась и покраснела от смущения.

— Что было, то прошло. Все кончено, забыто.

— Не всеми, — не без горечи, решительно сказала Эйлин. — Граф точно не забыл.

— Вы ошибаетесь, — прошептала Фиона, дрожа и замирая от проснувшейся надежды.

— Нет, не ошибаюсь, — тряхнула головой Эйлин. — Что-то здесь не так.

Фиона хотела возразить, но запнулась. Внезапная странная слабость охватила ее. Пережитые за последние дни волнение, боль, стыд, печаль и расставание незаметно подточили ее душевные силы.

— Эйлин, отправляйтесь назад в замок, — тихо произнесла Фиона. Она вдруг ощутила страшную апатию: спорить, возражать сразу расхотелось. Надо было побыстрее заканчивать этот нелепый разговор и ехать дальше. — Эйлин, прошу вас, забудьте, что вам говорили обо мне, забудьте, что видели сегодня рано утром. Впереди у вас вся жизнь, будьте счастливы.

Эйлин молчала, уставившись в землю и не двигаясь. Вдруг она вскинула голову. Ее глаза яростно блестели, а губы кривились от злой усмешки.

— Не надо говорить со мной, словно с маленьким ребенком. С глупым, застенчивым ребенком, который верит всему, что ему рассказывают, который послушно выполняет любое указание взрослых. Вы считаете меня наивной простушкой, и совершенно напрасно.

— Что вы, Эйлин! Я никогда не думала так о вас. Да, вы еще очень юны, невинны. Но у вас любящее сердце и сильный характер. Благодаря этим качествам ваша семейная жизнь будет счастливой.

Но Эйлин отмела прочь все попытки Фионы смягчить ситуацию.

— До вас мне нет никакого дела. Мне небезразлично другое, то, какими глазами смотрит на вас граф.

— Что? — удивилась Фиона.

— Он скрывает это, и довольно умело, но время от времени это прорывается наружу. Нежность в его глазах, печаль в морщинке между бровями. Только, ради Бога, не вздумайте это отрицать. У меня и без этого тошно на душе.

Горечь, прозвучавшая в голосе Эйлин, поразила Фиону. Ее собственное горе настолько поглотило ее, что она совершенно упустила из виду то, что и у Эйлин могут возникнуть веские причины для недовольства и разочарования.

— В таком случае вам лучше, чем кому-либо другому, должно быть понятно, почему я уехала.

— О да. Лучший выход, я понимаю. Еще бы! Неужели вы так слепы, что не понимаете: если вы бежите от него, то он будет преследовать, искать вас.

У Фионы замерло сердце.

— Он не найдет меня, если вы будете держать язык за зубами и не проболтаетесь о том, что видели меня.

Эйлин, отвернувшись, уперлась руками в круп своей лошади, словно пытаясь найти какую-то опору.

— Неужели вы не видите, что так еще хуже! Он всегда будет вспоминать о вас, если не отыщет. И как мне дальше жить с этим?

Фиона с откровенным удивлением посмотрела на Эйлин.

— Вы преувеличиваете его чувства ко мне. Они далеко не такие сильные и откровенные, как вам кажется. Пройдет несколько недель, и граф напрочь забудет обо мне.

Лицо Эйлин страдальчески искривилось.

— Именно об этом я молюсь каждую ночь. Я не хочу делить своего мужа ни с кем. Если он будет спать со мной, то не должен думать ни о какой другой женщине. Если он женится на мне, то должен это сделать по доброй воле, охотно, в противном случае… ничего не получится.

— Но ведь он уже выбрал вас, — запинаясь, проговорила Фиона. — Вы его невеста, а скоро станете его женой и графиней.

Эйлин закрыла глаза. По всему было видно, как она мечтает о том, чтобы это исполнилось. Сохраняя самообладание, Эйлин произнесла хриплым голосом:

— Отец и граф обо всем договорились между собой. Я, будучи послушной дочерью, согласилась, ничего не зная о ваших отношениях.

Как это ни удивительно, Фионе стало жалко Эйлин. Все-таки она была такой юной! И вместе с тем такой проницательной, сумевшей постичь несправедливость окружавшего их мира, в котором всем заправляли мужчины, а женщина играла такую маленькую и подчиненную роль. При заключении брака у женщины редко, а то и вообще не спрашивали согласия, не говоря уже о том, нравится ей жених или нет. А после венчания в большинстве случаев им приходилось терпеть и страдать, и лишь кончина мужа делала их свободными.

— Но вы же не можете идти против воли вашего отца, — как можно деликатнее заметила Фиона.

Эйлин пристально взглянула на нее.

— Мой отец не будет неволить меня, если узнает, что граф хитрит и потакает собственным прихотям. Со своей стороны могу сказать, что выйду замуж за графа, если он честно будет выполнять клятвы верности, которые даются при венчании.