Гэвин краешком глаза посматривал на церковные двери и краем уха прислушивался к монотонной речи священника, перечислявшего клятвы, которыми обмениваются новобрачные во время брачной церемонии. Рядом с ним в элегантном свадебном платье стояла Фиона. Ее лицо было серьезным, зато глаза лучились счастьем. Она была так прекрасна, что Гэвин не мог оторвать от нее взгляда.

— Милорд? — вдруг отец Ниалл обратился к графу. — Простите, может, мне снова надо повторить слова обета?

— Не стоит. — Гэвин глубоко вздохнул. Он знал, что ему надо говорить, в конце концов, это была уже третья его свадьба. Однако это венчание было каким-то особенным, божественно чудесным. Внутри его царило какое-то необыкновенное смешение чувств — радости, надежды, безотчетной веры в счастливое будущее. Он собирался связать себя узами, крепче которых нет на свете, с любимой женщиной. Он совершал это по своей собственной воле, по своему желанию, более того, сгорая от нетерпения.

Волновавшие Гэвина чувства придавали приносимой им клятве столько искренности, тепла и выразительности, он вкладывал в ее слова такой сокровенный и глубокий смысл, что она невольно поражала своей значительностью толпу, собравшуюся перед церковью.

Весь широкий двор — а первая часть брачной церемонии проходила на паперти перед церковью — был охвачен тишиной. Звучный, сильный голос Гэвина раздавался в самых дальних уголках замка.

Когда наступил черед Фионы произносить свою часть обета, она подняла руку и положила ее на грудь Гэвина, на то место, где билось сердце. Хотя ее голос дрожал от волнения, но она так же ни разу не сбилась и не запнулась.

Гэвин склонил голову и взглянул ей в глаза, в которых светилось точно такое же счастье, какое сияло и в его глазах. Ему так захотелось поцеловать ее прямо в губы, но он удержал свой страстный порыв, хорошо зная, что до этого момента осталось совсем чуть-чуть.

Первая и главная часть брачной церемонии закончилась, обет в супружеской верности был принесен. Оставалось пройти к алтарю и преклонить колени для того, чтобы получить завершающее благословение.

Однако брачная процессия не успела зайти в церковь, как в воротах замка поднялся внезапный и непонятный шум. Послышались людские крики, брань, а следом приближавшийся конский топот.

Вдруг раздался громкий и отчетливый возглас:

— Дорогу королю!

Вся краска сбежала с лица Фионы, она сразу побелела, как скатерть, но Гэвин, желая успокоить ее, крепко обнял за плечи и привлек к себе.

— Как нам быть? — испуганно спросила она, увидев въезжающего короля.

— Не бойся, все будет хорошо. Ты только помалкивай, — ответил он, мягко заводя выбившуюся у нее прядь волос назад за ухо.

В ее взгляде было столько надежды и веры в него, что сердце Гэвина, высоко подпрыгнув от радости, забилось быстро-быстро.

Толпа расступилась перед королем, и Роберт верхом на коне оказался прямо перед папертью, на которой стояли, обнявшись, Гэвин и Фиона.

Гэвин выпустил ее из объятий и сделал шаг навстречу королю. Одновременно с ним, окружая его с трех сторон, двинулись вперед Дункан, Эйдан и Коннор. По случаю бракосочетания на них были праздничные наряды, но, несмотря на праздник, у каждого из них на поясе висел меч. Скосив глаза, Гэвин заметил, что они уже положили руки на рукоятки мечей.

— Оставайтесь сзади и охраняйте мою жену, — тихо произнес он.

Могучий боевой конь короля, нервно прядя ушами и пританцовывая на месте, порывался встать на дыбы, взволнованный большим количеством людей. Но король властной рукой умело сдерживал его порывы, сохраняя даже в таком неудобном положении королевское величие.

— Лорд Киркленд, я очень раздосадован тем, что вы, судя по всему, забыли пригласить меня на это торжество.

Гэвин вскинул глаза и встретился с недовольным взглядом короля. Призвав на помощь все свое самообладание, Гэвин как можно вежливее, чтобы не обострять и без того напряженное положение, отвечал с непринужденным, но вместе с тем серьезным видом. Как-никак это был самый счастливый день в его жизни, и он не собирался позволять кому бы то ни было, пусть даже королю, омрачать его.

— Государь, прошу у вас прощения. Решение о брачной церемонии было принято всего два дня назад, и у меня не осталось времени разослать приглашения кому-нибудь, за исключением членов моего клана.

— Лорд Киркленд, какое удобное объяснение для вас.

Гэвин кивнул, но затевать спор не стал. У короля побледнели губы, что свидетельствовало о крайней степени его гнева. Не стоило раздражать его еще сильнее, король и так уже напоминал разозленного, вставшего во весь рост медведя.

— Святой отец, церемония уже завершена или еще нет? — Голос короля напоминал лязг меча, вынимаемого из ножен.

Бедный отец Ниалл перепугался до смерти и даже встал на одно колено, словно моля о помиловании.

— Да, брачная церемония завершена, — промолвил он. — Осталось последнее благословение перед алтарем.

Под глазом короля непроизвольно дернулся мускул. Дело принимало скверный оборот.

— Кажется, я опоздал к тому моменту, когда любой человек имеет право назвать весомую причину для того, чтобы воспрепятствовать церемонии?

— Да, государь. — Священник побледнел как полотно и, нервно дернув щекой, кивнул. — Перед Богом они уже муж и жена.

— Но не перед королем.

В толпе, собравшейся перед церковью, возник встревоженный приглушенный гул, словно над ней пронесся ветер. Отец Ниалл вытер рукавом своей просторной рясы потный лоб. От волнения он сразу стал выглядеть на несколько лет старше.

Гэвин обернулся и посмотрел на Фиону: она держалась молодцом — изящная осанка, гордо приподнятая голова. Однако дрожавшие пальцы выдавали ее волнение.

— Почему бы нам не обсудить все в более тихой и уединенной обстановке? — предложил Гэвин.

В воздухе повисла долгая пауза. Насупившийся Роберт больше походил не на короля, а на своенравного обидчивого юнца. Наконец он спрыгнул с коня и быстрыми шагами направился в церковь, следом за ним устремился и Гэвин. Как только они оказались вдвоем в церкви, двери за ними затворились.

— Я всегда знал, что своеволия тебе не занимать, но никак не предполагал, что из-за него ты можешь зайти черт знает как далеко. — Ноздри Роберта гневно расширились. — Мне хотелось бы знать: когда мы с тобой обсуждали наши планы, ты уже решил про себя жениться на английской вдове, а не на девушке из шотландского клана?

Гэвин не спешил отвечать. Для того чтобы гнев короля утих, надо было изобразить раскаяние, однако вместе с тем не стоило внушать Роберту надежду, что все еще можно повернуть обратно: Фиона являлась его законной женой и останется ею до конца жизни.

— Я почтительно прошу простить меня, государь, за столь опрометчивое решение, но оно было сделано, и, как мне казалось, не стоило откладывать его исполнение.

— Ты сознательно обманывал меня, в этом у меня нет сомнений, но ты не подумал о возможных последствиях, — кипятясь от гнева, закричал Роберт. — Ты еще имеешь наглость оправдываться передо мной, нисколько не раскаиваясь в содеянном, более того, с таким независимым видом, словно уверен в своей правоте.

— Государь, сделанного не воротишь.

Король раздраженно фыркнул.

— Это ты так считаешь. А король, наделенный властью, еще как может воротить.

Гэвин и Роберт, как два противника, стояли друг против друга. Гэвин знал, что король по природе своей боец и иногда может быть на редкость упрямым. Вместе с тем король славился справедливостью и, самое главное, отходчивостью, он никогда не держал камня за пазухой.

Гэвин не снимал с себя вины. Ведь он мог бы не спешить, а подождать до тех пор, пока Роберт не даст своего согласия на его бракосочетание с Фионой. Решив жениться без королевского согласия, он не мог не понимать, что своим непослушанием вызовет гнев своего суверена.

В глубине души Гэвин знал точно: иначе он не мог поступить. Жить без Фионы он не мог. Это был факт, с которым Роберту придется смириться, несмотря на праведный гнев.

— Государь, не хотите ли вы, чтобы я заплатил свадебный налог? — предложил Гэвин, хорошо зная, что королевская казна, истощенная многолетней войной, пуста.

— Я потребую уплаты двойного налога, — вспылил Роберт. — Такова моя воля.

— Государь, я охотно заплачу двойной налог, — покорно отвечал Гэвин.

Роберт возмущенно фыркнул.

— Шотландец добровольно расстается со своим золотом?! Неслыханно! Да ты потерял голову от страсти.

— Вы правы, государь. Но за страстью скрывается нечто большее. Фиона покорила мое сердце, и я готов пожертвовать жизнью ради нее.

— Неужели это любовь? М-да, в таком случае это меняет дело. — В глазах короля мелькнуло сочувствие и вспыхнул уже более мягкий свет.

— Любовь — редкая гостья. Чувство, которое большинство мужчин принимает за любовь, обманчиво. А вот многие женщины не прочь изменить существующее положение, ведь в их глазах любовь намного выше и ценнее практической стороны бракосочетания.

— Нет, мои чувства не обманчивы, — твердо сказал Гэвин. — Настоящую любовь трудно описать словами, но я все-таки попытаюсь: благодаря любви моя жизнь стала настолько полной, осмысленной и богатой, какой никогда не была прежде.

Нахмурившись, король метнул взгляд исподлобья.

— А как отреагировал Синклер, узнав о твоем намерении жениться не на его дочери, а на английской вдове?

— Намного спокойнее, чем я ожидал, — ухмыльнулся Гэвин. — Леди Эйлин воспротивилась заключению помолвки, что поставило Синклера в крайне неудобное положение. Со своей стороны я проявил благоразумие, не пренебрегал своими обязанностями хозяина, благодаря чему наши отношения не испортились. Синклер поклялся в верности шотландской короне и согласился поддержать вас, государь.

Король немного помолчал, прежде чем задать следующий вопрос.

— А что будет с его дочерью?

Гэвин перевел дух, гроза, как ему казалось, прошла, гнев короля утих.

— Синклер сказал, что подумывает о другой партии для своей дочери — с Брайаном Маккенной.

Король задумчиво погладил подбородок.

— Теперь, когда Синклер на моей стороне, этот брак мне на руку. Отвага и свирепость воинов клана Маккенны хорошо известны. Некоторые из них не уступают в ловкости владения мечом самому Брайану, а он прославленный воин. Во время войны такого человека лучше иметь среди союзников, чем среди врагов.

— Государь, если пожелаете, я могу поспособствовать заключению этого брака, в том числе и деньгами, — предложил Гэвин.

Возникла пауза. Затем король насмешливо произнес:

— С точно таким же результатом, как и в последний раз, когда я попросил тебя жениться? Боже упаси доверить тебе устройство помолвки.

— Государь, позвольте мне как-нибудь искупить свою вину, — приняв покорный вид, промолвил Гэвин.

Щека Роберта едва заметно дернулась.

— Полагаю, мне следует простить тебя. Я ценю твою верность и твой меч, и мне незачем толкать тебя в объятия моих врагов.

— Государь, и то и другое, а также моя личная привязанность всегда будут служить вам, — заверил его Гэвин, охваченный внезапным желанием доказать на деле искренность своих слов.

Словно прочитав его мысли, Роберт испытующе посмотрел на него. Гэвин уже собирался подарить королю чуть ли не все золото, хранившееся в сокровищнице замка, как вдруг ему в голову пришла удивительная мысль. Даже потрясающая мысль! Ее осуществление могло смягчить короля и заодно избавить его самого от мучительных сомнений, как поступить с Эваном Гилроем. Нельзя же вечно держать его в донжоне.

Гэвин порою вертелся по ночам в постели, все пытаясь решить дальнейшую судьбу своего негодного брата. Сперва он хотел казнить Эвана, но Фиона упросила пощадить его. Всегда решительный в такого рода делах, Гэвин, к своему немалому удивлению, обнаружил, что не в силах отказать жене.

— К услугам вашей милости не только мой меч, но и верность моего единокровного брата Эвана Гилроя.

— Эван Гилрой? Странно, я никогда не слышал, граф, что у тебя есть брат. Что-то не припомню, чтобы во время войны он выступал под твоим знаменем.

— Нет, ваше величество, Гилрой всегда выступал не вместе со мной, а против меня. В здешних краях он приобрел славу самого смелого разбойника, собравшего вокруг себя целую шайку отъявленных мерзавцев. Он немало попортил мне нервов, но, к его чести, стоит заметить, что его руки не обагрены кровью моих подданных. Грабить он грабил, но не убивал, поэтому я пощадил его и не стал казнить. Честно говоря, он был настоящей занозой в моей заднице на протяжении многих лет, прошу прощения, государь, за невольную грубость.

Роберт небрежно махнул рукой.

— Пустяки. Лучше расскажи поподробнее о твоем брате.

— К моему стыду, признаюсь, я долго не мог его поймать. Эван очень хитер и все время ускользал от меня. Он жесток, у него твердая и сильная рука, которая способна держать не только меч, но и членов шайки в повиновении. Кроме того, он умелый и бесстрашный воин. Как видите, способностей много. Мне кажется, такой человек не может не пригодиться.

— Пригодится-то он пригодится. Но можно ли ему доверять? Вот в чем вопрос. Меньше всего мне бы хотелось получить удар кинжалом в спину.

Гэвин понимающе кивнул.

— Я пощадил его, когда он попал ко мне в плен. Гилрой понимает: чтобы получить свободу, надо оплатить свои долги. Хотя он с детства питает ненависть ко мне, Эван каким-то странным образом сохранил чувство чести Маклендонов. Если он согласится служить вам, ваша милость, то можете не сомневаться, он честно будет выполнять свой долг. Как это ни странно, но я ручаюсь за его порядочность.

Роберт с заметным интересом посмотрел на Гэвина.

— Ты меня заинтриговал. Я хочу присутствовать при твоем разговоре с Гилроем, когда ты будешь делать ему, гм, столь необычное предложение. Мне хочется посмотреть на него и понять, что он за человек.

— Понятное и законное желание, ваша милость. Не прикажете ли привести его к вам прямо сейчас?

Король чуть не рассмеялся.

— Прямо посередине брачной церемонии?

Гэвин застонал от досады. Как он мог так забыться?

— Благословение не займет слишком много времени. — Он попытался как-то выкрутиться из неловкого положения.

— А как же само празднество? Народ хочет как следует повеселиться! Нет, нет, отложим это дело до конца празднества.

— Государь, вы остаетесь?

— Неужели ты не рад моему присутствию? — В голосе короля слышалась явная насмешка. — Ах да, меня же не успели пригласить.

Гэвин весело рассмеялся.

— Государь, и я, и все, кто есть в замке, будут счастливы видеть вас за праздничным столом. Для всех нас это большая честь.

Роберт улыбнулся, вид у него был очень довольный.

— Замечательно. Мне очень нравится наш обычай целовать невесту, и если есть такая возможность, то грех ею не воспользоваться.

* * *

Такого празднования бракосочетания на памяти жителей замка и его окрестностей не было давно. Более того, праздник удостоил своим посещением сам король, который первым провозгласил тост за новобрачных. Вино и виски лились рекой, играла музыка, и начались танцы.

В замке собралось несколько сот гостей. Дубовые столы ломились под множеством пусть не самых изысканных, зато обильных яств. Вволю было вина и эля, чтобы их запивать. В честь своего бракосочетания граф великодушно послал в деревню угощение и несколько бочонков эля, чтобы сердца и души селян тоже согрелись праздничным теплом.

Что и говорить, праздник удался на славу, и его настоящим украшением стали сами счастливые новобрачные. Гэвин служил истинным воплощением заботы и любви к своей жене, а она — образцом женской верности и любви к своему мужу. Пожалуй, не было среди сидящих в зале ни одной женщины, которая не поставила бы себя на место счастливой новобрачной и не позавидовала бы ей. И не было в зале ни одного мужчины, который не позавидовал бы Гэвину, отхватившему такую красавицу.

Празднество закончилось лишь на рассвете, но король уехал до полуночи. Сытые, довольные жители замка и деревни выстроились вдоль дороги, провожая короля. По толпе пронесся удивленный взволнованный шепот, когда в королевской свите вдруг заметили Эвана Гилроя и кое-кого из членов его шайки, по-видимому, выполнявших роль охраны. К чести простых жителей и воинов клана Маклендона, никто из них не усомнился в том, что Гилрой оправдает оказанное ему доверие и будет верой и правдой служить королю, дабы не уронить честь своего клана.

Следом за праздником наступила брачная ночь, которая вызвала столько же удивления и пересудов, сколько само празднество. Дело в том, что граф и его жена не выходили из спальни четыре дня.

Через два месяца после свадьбы утомленная бурными, полными страсти ночами Фиона, лежа в постели, с любовью поглядывала на своего мужа, чье обнаженное тело розовело в лучах солнца, пробивавшихся сквозь окна их спальни.

От одного его вида у нее все сжалось внутри от неутоленной страсти, а сердце радостно забилось. Любовь, которую она ощущала в сердце, была так велика, так сильна, так переполняла ее, что в такие минуты у нее сладостно кружилась голова.

— Неужели тебе хочется продолжения, моя дорогая женушка? — ухмыльнулся он.

— Гэвин, — решительно начала Фиона, — нам нельзя так долго заниматься любовью.

— Почему нельзя? — искренне удивился он.

— Это неприлично, — продолжала гнуть свое Фиона. — Мы показываем дурной пример нашим подданным.

Гэвин звонко расхохотался и, чуть приподнявшись, обнял ее.

— Моя бывшая любовница читает мне нравоучения, как следует мне вести себя?! Неужели мир перевернулся?

— Нет, Гэвин, довольно. — Фиона слегка отстранилась; она не хотела, чтобы разговор уклонился в сторону. — Кроме того, я уже не твоя любовница, а жена. На правах жены мне хочется намекнуть тебе, что брак — это нечто большее, чем плотские утехи.

Внезапно он привлек ее к себе и осыпал ее лицо, шею и грудь поцелуями. Она прильнула к нему, положив ладони на плечи и, опершись подбородком о его широкую грудь, устремила на него свой взор, полный любви. Казалось, что еще немного, и от охватившего ее счастья, от переполнявшей ее любви можно умереть. Но, немного подумав, Фиона решила, что в такие минуты не стоит думать о смерти, а лучше как можно полнее наслаждаться тем, что есть сейчас.

— Уже прошло два месяца, а ты ни словом не обмолвился о том, о чем вы говорили с королем в церкви. Вначале наше бракосочетание сильно разозлило его, не так ли?

— Да, довольным он точно не был, — согласился Гэвин.

— Тем не менее он все же удостоил праздник своим посещением. Король явно развеселился, поцеловал меня согласно обычаю и пожелал нам всех благ. Более того, он первым провозгласил тост, пожелав нам счастья, здоровья, процветания. Каким образом тебе удалось заставить его сменить гнев на милость?

— Удалось с помощью хорошо испытанного средства, — ухмыльнулся Гэвин. — Все решили деньги. Мне нисколько их не жалко. Это стоило того.

Несмотря на его шутливый тон, на душе у Фионы вдруг стало не так радостно, как раньше.

«Деньги решили все?! Он купил королевскую милость». — Волна благодарности поднялась в ее душе.

— О, Гэвин, — прошептала она.

— Это было не так уж легко, — притворно вздохнул он. — Трудно расставаться с деньгами.

Фиона вытянулась рядом с ним и потерлась носом о его кожу, как трется котенок, выражая свою благодарность.

— Я тут подумал и решил, что ты, моя любезная женушка, должна начать выплачивать свой долг как можно раньше. Тем более что я намерен внести эти деньги, твой брачный выкуп, в нашу сделку.

Гэвину стало так весело, что он опять громко расхохотался. Фиона признательно улыбнулась ему в ответ и ласково провела пальцами по длинным прядям его волос. Боже, когда он улыбался, он становился еще краше.

— В таком случае, мой дрогой муж, позвольте мне начать выплачивать мой долг с завтрашнего дня, — решительно сказала Фиона. — Мы не должны так долго оставаться в кровати, а то ведь прислуга уже начала шептаться, и пересуды о нас уже распространились по всему замку. Боже мой, мне так неловко, что я каждый раз краснею, когда прохожу мимо подсобных помещений и кладовых и вижу, как они шепчутся, поглядывая в мою сторону. А вчера я невольно подслушала, как два стражника спорили между собой, как скоро после бракосочетания я понесу плод от вашей мужской доблести.

Гэвин едва не подпрыгнул в постели и так резко присел, что едва не столкнул Фиону на пол.

— Скажи мне, кто посмел так непочтительно отзываться об этом, и я прикажу наказать их для примера остальным, чтобы не распускали языки.

Фиона погладила его по плечу.

— Не надо так сердиться. Если ты станешь наказывать каждого, кто позволяет себе разного рода скабрезности, то скоро некому будет охранять замок.

— Но такие слова очень обидны. — Глаза Гэвина сердито заблестели. — Я не позволю, чтобы о тебе отзывались так непочтительно, тем более те, кому полагается тебе служить.

Горячность Гэвина поразила Фиону.

— Знаешь, раньше мне приходилось терпеть и не такое от женской прислуги, и ничего — жила и не плакала. И что тут плохого, когда мужчины рассуждают о наследнике, будущем графе и вожде клана.

— Им хорошо известно, кто станет вождем клана. Поскольку у меня нет братьев. — Увидев, как нахмурилась Фиона, Гэвин тут же поправился: — Законных братьев, то после меня главой клана станет Дункан, первый по старшинству среди наследников.

— А как же наши собственные дети?

Лицо Гэвина стало мрачным, он взял Фиону за руку.

— Я знаю, ты любишь Спенсера, как своего родного сына, и я тоже отношусь к нему как к своему собственному, но, к сожалению, он никогда не станет моим наследником. В его жилах не течет кровь Маклендонов. Дункан мой кузен, он сын родного брата моего отца, причем единственного брата. Если с ним что-нибудь случится, то следующим в очереди будет Эйдан, а потом Коннор. Главой клана должен быть настоящий Маклендон.

— А и не знала, что они твои кузены. Почему ты никогда не рассказывал мне о них?

Гэвин пожал плечами, а Фиона еще теснее прильнула к нему, положив голову ему на грудь, согреваясь его теплотой.

— Да, я знаю, кое-кто из членов твоего клана никогда не смирится с тем, что я, англичанка, стала твоей женой. Но надеюсь, к нашим детям они будут относиться иначе.

— Может быть, но что толку говорить о том, чему никогда не бывать. — Лицо Гэвина стало грустным. — Мы же понимаем, что у нас не будет детей.

— Почему?

— Ну как же, Фиона. То, что ты бесплодна, стало главной причиной, заставившей меня согласиться на твое скандальное предложение быть моей любовницей. Не буду лгать, сейчас мне очень тяжело и грустно, но ведь эта причина соединила нас, и винить тут некого.

— Ага, нас соединила моя неспособность иметь детей. — Фиона от растерянности кашлянула. Для того чтобы исправить его ложное представление, момент был не совсем удобный, однако, как ни крути, как ни выбирай, вряд ли другой момент окажется благоприятнее. Фиона решилась.

— Гэвин, помнится, я никогда не говорила тебе, что бесплодна. Скорее это было твое предположение, потому что оно целиком и полностью устраивало тебя.

Гэвин взял ее за руку — он явно не понимал, к чему она клонит.

— Но какие могли быть здесь сомнения?! Ты была замужем десять лет и ни разу не забеременела.

Фиона покраснела, но постаралась скрыть свое смущение.

— Знаешь, почему я ни разу не рожала ребенка? Потому что очень редко спала с моим мужем.

— Я думал, что вы жили в любви и согласии, разве не так?

— Все так, но мы любили друг друга иначе, не так, как мы с тобой любим друг друга.

Фиона застенчиво опустила глаза. Ей было неловко говорить о своем прежнем умершем муже с нынешним. Однако двойственность, неопределенность положения требовали прояснения, между ней и Гэвином не должно было возникнуть никаких недомолвок.

— Генри смотрел на меня больше как на дочь, чем на жену. Он был нежным и внимательным, но страстным и пылким — никогда.

В горле у Гэвина перехватило.

— Ты хочешь сказать, что у нас могут быть дети?

В его глазах было столько удивления, надежды и тихой радости, что у Фионы навернулись слезы. Она чувствовала себя виноватой перед ним, и это мучило ее: почему она так долго не говорила об этом самому любимому человеку на свете? Что, если теперь он затаит на нее злобу? Или, что еще хуже, сочтет себя обманутым? Ее терзали мучительные сомнения, которым следовало положить конец.

— Благодаря Всевышнему мы можем стать счастливыми родителями гораздо раньше, чем ты думаешь.

Затаив дыхание, Фиона ждала его реакции. Гэвин явно был потрясен и в растерянности с трудом выдавил несколько слов:

— Но мы ведь женаты так недолго.

— Да, однако большую часть нашего времени мы проводили в постели.

— Черт возьми. — Гэвин провел дрожавшей от волнения рукой по волосам.

— Ты говоришь, у нас скоро будет ребенок?

Фиона энергично закивала головой.

— По всей видимости, да. Налицо все признаки. Сперва я думала, что у меня нарушились месячные от сильных переживаний. Но когда их не оказалось и во второй месяц, я все поняла. Более того, в последнее время от запаха свежеиспеченного хлеба у меня возникает тяжесть в желудке, подкатывает к горлу, и мне становится немного дурно. О, Гэвин, выпусти меня.

Не обращая внимания на ее просьбу, он подхватил ее на руки и закружился вместе с ней по спальне. На его лице отразилась целая гамма чувств — удивление, радость, благоговейная любовь.

— Это настоящее чудо! — ликовал он.

— Эй, легче, легче, — прервала его излияния Фиона, ее слегка затошнило. — Знаешь, я слышала, что некоторые мужья начинают особенно внимательно и заботливо относиться к своим женам, как только узнают, что у них будет ребенок, а не кружатся с ними по всей спальне.

Ее слова подействовали на него, словно ушат холодной воды. Гэвин сразу остановился, аккуратно опустил Фиону на пол и ласково, словно проверяя, провел рукой по ее животу.

— Все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо чувствую, и младенец тоже. Мы оба будем хорошо себя чувствовать, если ты дашь обещание больше не крутить меня, как волчок.

— Охотно даю, любимая.

Гэвин поднес ее руку к губам и поцеловал с шутливым почтением, затем привлек к себе и посмотрел ей прямо в глаза. Их светящиеся от счастья взгляды встретились. Слова были не нужны, все и так было ясно.

От волнения у Фионы перехватило дыхание. Вокруг вдруг все поплыло, в глазах помутнело, а голова приятно закружилась.

Гэвин, самый любимый человек на свете. Единственный, кого она любила всем сердцем, как никого другого. Добрый, сильный, заботливый, желанный. Наконец волна счастливого безмятежного блаженства схлынула. Фиона очнулась, увидела залитую солнцем спальню, и острое ощущение радости жизни овладело ею.

Жизни, в которой так много хорошего и светлого.

Их жизни, ее и Гэвина.