Второй год живёт Стас у деда Семена и бабки Кати, родителей его матери, скончавшейся два года назад. Остался Стас с отцом, и только стал привыкать так жить, как отец женился. Высокая ростом, красивая женщина, и – злая. Виктория Владимировна. С ней пришёл жить её сын, Володька, одногодок Стаса. С Володькой Стас подружился, а Викторию возненавидел. За что? За многое. Не помоет за собой посуду Володька – Виктория не заметит, не помоет Стас – отчитает, обзовёт лентяем, грязнулей и добавит всегда: «Весь в отца!». Пошлёт Володьку в магазин за хлебом, а он и мороженое для себя купит, а она ему: «Не простудись, золотко!» а за Стасом всё до копейки подсчитает и обязательно недосчитается. И это её постоянное: «Весь в отца!»

За отца Стас её и возненавидел.

На семнадцатилетие отец подарил Стасу фотоаппарат. Маленький, плоский, со вспышкой. А у Володьки фотоаппарат уже был. Ему подарил сожитель Виктории, Толик. Щёлкнул Стас деда с бабой и отложил фотоаппарат – готовился к вступительным экзаменам в Университет. Виктория, узнав о подарке, сказала с насмешкой: «Нащёлкает чего попало, фотолюбитель!»

К отцу Стас приходил редко, и всегда в те дни, когда Виктория была на работе. Когда узнал, что отец лёг в больницу на обследование, ходить перестал.

* * *

Специально этот разговор Стас не подслушивал. Просто перегородка между его комнатой и горницей, большой комнатой в доме деда, была из гипсокартона. Диванчик, с которого дидуси смотрят телепрограммы, вплотную к стене. Сидя они всегда тихо, иногда лишь обсудят цены в магазинах и на рынке, о прибавках к пенсии вспомнят, о подорожании электричества… Это всё для Стаса как фон, не более, а тут речь шла о другом.

– Пётр опять в больницу лёг, прихватил его Чернобыль.

Как всегда, новости принесла баба Катя.

– Ну и шо? Подлечат его – и ладно…

Дед Семён был оптимист, врачам не верил и лечился народными средствами, составлял растирки и настойки на самогоне, какой ему поставлял специалист по этому делу кум Спиридон.

– Подлечат-то подлечат, вот стерва опять за старое взялась…

Бабка что-то узнала о Виктории, которую она по-другому и не называла.

– Кто это тебе натрепался? – Дед не спешил согласиться, да и не хотел отрываться от экрана.

– Да ты, старый, только послушай! Это твоего дружка покойного, царство ему небесное, Степанова вдова сказала. Да ты её знаешь! Варька…

Баба Катя понизила голос, но Стас уже приник ухом к известной ему передающей точке, электрической розетке.

– Варька своими глазами видела, как Виктория прямо с работы села в зелёного «Жигуля» врача ихней поликлиники. Очкастый такой, и путём не побритый.

– Это счас модно, – дед хихикнул, – молодой, значит.

– Ну да! Она молодыми дюже интересуется…

Бабка замолчала, а музыка стала громче – дед опять переключил своё внимание на очередное телешоу. Обида за отца кольнула Стаса. Он не пойдёт в больницу, не станет пересказывать отцу то, что одна бабка другой наговорила. Тут нужны факты… факты. Фотоаппарат может предоставить факты. Не «что попало» будет фотографировать Стас.

Он достал фотоаппарат из стола, нашёл инструкцию и углубился в чтение. На счётчике кадров цифра «3», кадров ещё много. Аппарат будет в кармане. Стас представил, как он скрытно фиксирует поступки ненавистной Виктории, изобличающие её в измене.

* * *

Стасу нравилось жить здесь, в старом доме, окружённом фруктовыми деревьями, с комнатами прохладными летом в самую жару и тёплыми зимой. Это будет его дом, потому что он единственный наследник. Младший брат умершей матери погиб в Афганистане, не успел завести семью. О нём осталась память в виде нескольких школьных фотографий и одной оттуда, из той непонятной чужой войны. Стоит его дядя с двумя друзьями, обнимающими его за плечи как в танце «сертаки». «Вот этот парень из Москвы, а другой, узкоглазый, из Сибири», – говорила бабка Катя, показывая ему снимки. «Похож ты, Стасик, на Дениса…».

То, что у отца осталась просторная трёхкомнатная квартира, Стаса не волновало, и он был согласен из неё выписаться и прописаться к деду.

Как-то, когда он был в гостях у отца, Виктория накрыла праздничный стол, объяснив это именинами главы семьи, была необыкновенно ласкова и поддакивала рассуждениям отца по поводу прописки у деда.

– Ты понимаешь, – говорил отец, – случись что, наследовать дом для тебе будет большая волокита, а тут получишь наследство сразу…

– Да-да, Стасик, – Виктория щурила серые глаза, изображая расположение к Стасу, – бюрократия наша замучает…

Она подкладывала сладости в тарелку Стаса, пододвигала вазы с фруктами.

– Ты, Стасик, приходи с паспортом, когда я или папа будем дома, сходим и всё оформим.

Отец, захмелев, слушая Викторию, согласно кивал головой.

Услышав от Стаса подробности разговора о прописке, бабка Катя всплеснула руками:

– Это стервы затея! Видит, что Пётр не долго протянет, хочет избавиться от тебя и всю квартиру оттяпать! Отцу твоему по его болезни пить нельзя, а она ему, небось, водку всё подливала. Вот, помяни моё слово, опять он попадёт в больницу.

– Ты, Стас, скажи отцу своему, что я прописывать тебя не буду. Я тебя в завещание написал, как наследника. В той квартире свою долю не упускай, пригодится.

Стукнув кулаком по столу, дед помолчал.

– А лучше, если бы Пётр развёлся с этой, прости господи….

Стас и не думал перечить деду. Долго в ту квартиру не ходил. Отец действительно лёг на обследование. Права оказалась бабка Катя.

* * *

Виктория поняла, что мальчишка не будет выписываться, и что это его настроила бабка Катя, разрушив её планы.

Третий год жизни с Петром был уже невыносим для Виктории. Три года тому назад, когда невзрачный, не старый ещё мужчина стал настойчиво добиваться её внимания, она сначала отшучивалась, улыбаясь как и всем больным, приходящим в регистратуру, а потом, познакомившись с его судьбой – а заодно и с его медицинской книжкой, – сделала для себя некий вывод. К тому же, врач-онколог, близкий её знакомый, то ли ошибочно, то ли специально, чтобы отпугнуть Викторию от соперника, сказал, что жить этому чахлику не более года осталось, и тем самым подтолкнул Викторию к «плану-перехвату». Виктория согласилась сходить с Петром в кино, потом посидела с ним в кафе, потом побывала у него дома. Когда увидела ухоженную квартиру, добротную мебель, решила бесповоротно: будет Пётр её. Стала законной женой и владелицей квартиры, если бы не это отродье, Стас.

Один год Виктория ещё терпела постоянное нытье Петра, беспомощное барахтанье с ним в постели, после чего у неё сутки болела голова, мышиную мордочку пасынка, везде сующего свой нос. Обманул её онколог, или сам обманулся. Пётр повеселел, поздоровел даже. Не входило это в стратегические планы Вики. Она уже не стала скрывать своего истинного отношения к мужчине, которого не любила, всем своим поведением подчёркивала своё пренебрежение, и Пётр начал пить. Появилась у неё формальная причина обвинять Петра, унижать и оскорблять. Пётр лёг в больницу, и Виктория была уверена, что это начало его конца. Почти открыто она стала встречаться с Никитой Петровичем, молодым врачом-травматологом.

* * *

Потрёпанный «жигуль» зелёного цвета стоял в ряду нескольких машин неподалёку от задних дверей поликлиники. Он смотрелся бедным родственником на фоне иномарок. Стас занял позицию на скамье у двери. Он был уверен, что Виктория его не узнает из-за своей близорукости, а врач его не знает. Фотоаппарат, как игрушку, Стас перебрасывал с руки на руку, иногда прицеливаясь в заходящих в двери. Он так увлёкся этой игрой, что пропустил момент выхода Виктории с бородатым узколицым человеком в очках. Она что-то увлечённо говорила бородатому, а тот кивал в ответ. Она держала его за руку, улыбаясь, заглядывала ему в лицо. Стас, не маскируясь, щёлкнул посадку Виктории в машину – бородатый открыл перед ней дверцу. Машина поехала в противоположную от квартиры отца сторону, к центру. Может быть, там квартира бородатого?

Дома Стас вертелся около бабы Кати, надеясь, что она начнёт разговор с дедом про «стерву» и назовёт адрес бородатого. Баба Катя была увлечена закаткой помидоров в банки и только посапывала.

На плёнке фотоаппарата было всего три вполне невинных кадра, что явно недостаточно для предъявления Виктории обвинения в супружеской измене.

Стас готовился к экзаменам, но ещё раз пощёлкал кадры у дверей поликлиники, такие же невпечатляющие, как и в первый раз. «Жигуль» опять поехал к центру. Стас зашёл во двор своего дома, в котором давно не жил, и сел на скамью детской площадки. В песочнице возились дети, бабушки, молодые мамы бдительно следили за малышней. Стас держал в поле зрения двери своего подъезда.

– Чего здесь сидишь, не заходишь? Здорово! – Вовка с мячом в руках подошёл сзади.

– У вас же дома никого нет?

– Да. Мамаша появится, – Вовка глянул на наручные часы, – через час, не раньше.

– Я тогда пойду. – Стас искал оправдание своему приходу. – Хотел с Викторией Владимировной поговорить.

– Заходи тогда. Диск интересный прокрутим, пока матери нет.

– Пойду я… А кто её на зелёных «жигулях» возит?

– Зелёных? Не видел…

– Я случайно… Возле поликлиники… – Стасу было неудобно перед Вовкой, но тому было всё равно.

– Я её дела не знаю… Ладно. Пока, если спешишь…

Стас пожал руку сводному брату. Вовка не врёт, это не в его стиле. Хороший он парень, не в свою маму.

Отойдя от дома, Стас достал фотоаппарат из кармана и посмотрел на счётчик. Ещё целых шесть кадров осталось. Подумав, Стас пошёл в фотоателье.

– Что вам? – глядя куда-то в сторону, небрежно спросила приёмщица, молодая модно одетая женщина.

– Мне вот это… – Стас стеснялся смотреть на глубокий вырез кофточки приёмщицы.

– Что – это? Проявить, распечатать?

– Да, да… Распечатать.

Заполняя бланк заказа, приёмщица заученно вела опрос: «Размер?.. Так… Матовое, глянцевое?.. Всё равно, тогда глянец… Фамилия?..»

Стас назвал фамилию. Женщина глянула на Стаса, хотела что-то сказать…

– Сегодня выполнить ваш заказ не успеем – конец рабочего дня. Завтра, часам к двум, пожалуйста. – И вручила Стасу корешок квитанции.

Стас не заметил ни её взгляда, ни смены тональности. Завтра после двух у него в руках будет «вещдок», можно тогда показать отцу. Пусть знает и решает…

* * *

Звонок телефона отвлёк Викторию от чтения очередной книжки Дарьи Донской. Романчики этой дамы подтверждали собственное мнение Виктории о том, что женщины умнее этих олухов, самцов, и ими можно всегда манипулировать в своих интересах. Виктория глянула на часы – скоро десять. В это время обычно звонил из больницы Пётр, нудно рассказывал о лечебных процедурах, клялся в своей любви и преданности. Пусть его там лечат, пока не залечат. Процесс его болезни необратим, и ждать конца недолго.

– Слушаю.

Виктория ожидала глуховатый голос Петра, но звонила Юля, подруга-соперница, более молодая и удачливая красотка местного разлива.

– Викуля, привет! Я тебе с работы звоню…

– Юлечка, как я рада тебя слышать! Как жизнь?

– Почти нормально. У тебя как? – в обычном вопросе подруги угадывался подтекст.

– Тоже почти нормально. Жаловаться не буду. Как твой Коля?

– Коля весь в делах. Прикупил ещё один киоск… А как Петя?

– Петя сейчас в больнице. Но поправляется, – Виктория свои планы подруге не раскрывала.

– Значит, ты, Викуля, холостякуешь? Такое время терять нельзя!

– Ну что ты, Юлька! У меня ребёнок взрослый, заботы…

– Не скромничай! Против фактов не попрёшь…

«Какие это факты? Почему эти факты интересуют её?»

– Факты, факты! – щебетала Юля. – Они у меня в руке прямо. Ты послушай! Вчера перед закрытием заходит к нам невзрачный такой заморыш, парнишка, отдаёт плёнку в проявку и печать. Фамилию свою назвал – я ахнула. Твоего Пети фамилия. Поняла?

– Ну и что? Пётр своему дохлику фотоаппарат недавно подарил, к дню рождения. Нащёлкал, наверно, что попало…

– Не «что попало»! Я сегодня попросила мастера нашего срочно обработать, и представляешь? – Юлия сделала паузу. – На плёнке один снимок старухи со стариком, на остальных ты, Викочка, и не одна, а с бородачом каким-то, и все у зелёной тачки. Ты и стоишь с ним, за руку держишь, улыбаешься. И в машину садишься. Вот тебе и факты. Фотофакты.

– Да ты что! Этот гадёныш, значит, хочет меня подставить!.. Понимаешь, Юлька, Пётр ругается со мной, пьёт, но мне верит, никаких подозрений, а тут… Пацан его к разводу толкает, факт… Бабка, жаба старая, настраивает мальчишку. Что же делать?

– Викуль, по старой дружбе помогу. С тебя, конечно, поляна в приличном кафе. Фотографии парень не получит.

– Юлька! Поляну в любом ресторане… Я тебя…

– Ладно, ладно! Все будет тип-топ! Целую…

Ну вот, настроение у Виктории испорчено. Никита, как нарочно, дежурит до утра, и расслабиться не удастся. Но Юлька молодец! Ах, гадёныш!

* * *

Стас перелистывал свой любимый детектив, заснул поздно. Сон был сумбурный, с отцом, с Викторией… Рано проснувшись, Стас не находил себе места. Бабка заметила его метания.

– Стасик, ты потерял что-то? Не потерял?

– Нет бабуля. Всё в норме…

– И вчера вечером допоздна свет жёг. Читал, что ли?

– Читал, читал…

– Счас куда идёшь?

– Поеду в Университет, проверю себя в списках.

– Ну, езжай, раз надо.

В Университете Стас потолкался в вестибюле, где на щитах были вывешены списки. Списка вчерашнего ещё не было. Стас постоял в очереди в буфете, где утоляла жажду толпа взволнованных мальчишек и девчонок, уже не школьников, но ещё и не студентов. Нос с носом он столкнулся с Вовкой, круглая морда которого выражала великую радость.

– Я трояк получил. Трудовой! В шпору даже не заглядывал. А ты как?

– Четвёрка у меня по физике.

– Поехали ко мне… – Вовка запнулся на этом слове, – то есть к нам. Я позвонил мамаше, она торт обещала… И вообще…

– Нет, не поеду. Ты лучше скажи, как там… Из больницы какие вести?

– Там, вроде, лучше. Батя каждый день звонит.

«Батя… Какой это по счёту у него… Хотя Вовка-то ни при чём».

– Если что изменится там, или отца выпишут, найди меня, ладно? Запиши мою группу.

Списки всё не приносили. Стас был уверен, что меньше четвёрки за диктант не получит и решил идти в фотоателье. Он шёл пешком, не спеша, рассматривая витрины многочисленных магазинчиков и киосков, поглядывая на часы. Стрелки на его часах еле ползли.

Афишные тумбы и ограждения улиц были сплошь завешены плакатами гастролёров шоу-бизнеса. Разглядывая эту мешанину, Стас отвлёкся и, глянув вновь на часы, увидел, что уже начало третьего. Он ускорился, а перед дверью фотоателье остановился, перевёл дыхание. Передав корешок квитанции приёмщице, он замер в ожидании. Приёмщица медленно, чуть ли не по складам прочитав фамилию, изобразила скорбь на искусно подкрашенном лице.

– Вы знаете, молодой человек, у нас случилось «ЧП», перегрелся проявитель и, как результат, у трёх клиентов плёнки испорчены, в том числе и ваша…

– Как… наша? – Стас потерял дар речи.

– Минуточку. Я вам сейчас покажу, – приёмщица исчезла за перегородкой и тотчас вернулась с полупрозрачными лентами плёнок. – Вот, смотрите, что осталось.

Стас молчал, сражённый наповал. Его ожидания эта крашеная кукла подрезала на корню. Он почти не понимал, что она ему говорила дальше.

– Это наша вина. Производство, знаете, не бывает без брака. Мы вам компенсируем. У вас плёнка «Кодак голд» была? На тридцать шесть кадров? Мы вам даём новую плёнку и квитанцию на бесплатную проявку и печать. Сделаем без очереди…

Стас побрёл к остановке. Идти пешком ему не хватало сил. Он и не подозревал, что в квартире отца уже звонил телефон, и Виктория Владимировна улыбалась, получив отчёт подруги.

Недосып прошлой ночи и стресс из-за утери фотофактов сделали своё дело: отказавшись от ужина, Стас завалился в кровать и мгновенно заснул. Утром он проснулся свежим, с ясной головой. Пропажа снимков не казалась ему уже трагедией. Надо ему «копать», как говорят менты в фильмах, глубже. Время пока ещё есть, отец в больнице. И надо сдать последний экзамен.

С утра до обеда он сидел, готовясь к математике. После обеда, зарядив фотоаппарат, опять сторожил Викторию у поликлиники. В этот раз зелёная машина не подъезжала, а Виктория ушла домой пешком.

За ужином баба Катя завела разговор о Виктории. Вездесущая вдова Варька известила бабу Катю о том, что зелёный «Жигуль» стоит во дворе у старой пятиэтажки в районе рынка.

– Делать твоей Варьке нечего… – буркнул дед, вроде бы и не заинтересованный ходом следствия.

Стас в разговор старых не встревал, но заметил, что дед доволен сообщением бабы Кати.

* * *

В школе Стас не любил историю из-за тупого заучивания дат – войн, революций, царствований… Математика нравилась логикой. Причинно-следственной связью. Стас лихо разделался с длиннющим алгебраическим примером, осилил задачу по геометрии с тригонометрией, и чуть не сбился в простой арифметике со многими скобками, но нашёл ошибку и исправил вовремя – сдал. За оценку был уверен: не менее четырёх баллов. Пирожок и бутылка «Спрайт» подкрепили силы Стаса, и он пошёл на поиск зелёного «Жигуля». Он обошёл дворы вокруг рынка – машины такой не было.

Чтобы развеяться, Стас сходил на рыбалку, а вечером перед сном почитал любимый детективный роман, и уснул, думая о способах добычи фотофактов.

С утра в пятницу Стас приехал в Университет. Первокурсников факультета собрали в лекционном зале. Вовка уже был там, и забронировал Стасу рядом с собой.

– Батю из больницы выписали, и он дома, – первым делом сообщил он Стасу. – Приходи завтра к двум. Мать устраивает праздник по случаю выхода отца из больницы и нашего поступления в Универ. Обязательно приходи!

Стас пообещал, не раздумывая. Он соскучился по отцу, по-прежнему любил его детской любовью.

– Конечно приду!

* * *

На звонок в такую знакомую дверь открыл Вовка.

– Молодец! Точно вовремя, – и пожал Стасу руку.

По коридору встречать Стаса шёл уже отец. Он показался Стасу похудевшим и уменьшимся ростом. Отец улыбался несмелой жалкой улыбкой. Обнимая его, Стас почувствовал, насколько тот стал костлявее, словно потерял мышцы, и жалость кольнула ему сердце.

– Здравствуй, сынок! – отец щекой прижался к щеке Стаса. – Поздравляю тебя с поступлением!

– Спасибо, папа! – Стас словно ощутил вкус этого простого родного слова.

– Проходи, проходи! – Отец подталкивал Стаса к двери в гостиную, где уже стояла празднично одетая накрашенная Виктория. Она сделала встречное движение руками, словно желая обнять Стаса, но, встретив его взгляд, тут же опустила их. Сложив губы сердечком, пропела: – Поздравляю, Стасик, тебя от всей души! – и отошла к накрытому столу.

Стас сел возле отца, Вовка рядом с матерью. Повисла тягостная минута тишины.

Вовка, зыркнув по лицам сидящих, нашёлся первым, встал с рюмкой в руке:

– Ну, выпьем за здоровье нашего бати! Долгих лет тебе, Семёнович!

Пётр нерешительно взял наполненную рюмку, глянул на Викторию. Потом, махнув левой рукой, выпил до дна.

Вовка, зажевав долькой помидора, кивнул Стасу:

– Не потребляешь?

– В семье не без урода, – жёстко пошутил Стас.

Отец глянул на Стаса с испугом, потом на Викторию, которая скривила губы в презрительной улыбке. Вовка хохотнул и вновь наполнил рюмки. Он явно продвинулся в общении с алкоголем. Выпивка для него стала явно не в новость.

– Предки! – обращаясь к отчиму и матери, Вовка поднял рюмку. – Давайте встречный тост в честь нас со Стасом. Я прав?

– Золотко моё! Конечно, ты прав! Тост за нашу молодёжь, за наше будущее! За вас, мальчики! – Виктория потянулась и поцеловала Вовку.

Стас заметил, что вторую рюмку отец выпил, уже не раздумывая. Он порозовел и повеселел. Значит, у него всё пойдёт по тому же кругу, приближая развязку. Виктория, быстро глянув на Стаса, отвела взгляд. Ненависть к этой женщине захлестнула Стаса. Сделав вид, что закашлялся, закрыв рот платком. Стас вышел из-за стола и прошёл в ванную. Здесь висело новое зеркало, а на резной полочке выстроились флаконы, баночки с мазями, бутылки со спреями, какие-то приспособления – всё, что телеящик рекомендует для похудения, омоложения, умягчения и украшения, целый арсенал оружия для охоты на мужчин. Не для отца же!

Спустив воду из бачка и смочив волосы, Стас вновь сел за стол.

– Всё в порядке? – отец уже с трудом ворочал языком. – Может, выпьешь всё же? Для аппетиту…

– Не буду я, – сказал Стас вполголоса.

Виктория общалась с Вовкой. Оба подпитые, мать и сын, нашли общую тему для беседы.

– Я пойду, папа…

Не дожидаясь ответа Стас встал из-за стола.

– Стасик, ты куда? Торт ещё будет… Чай или кофе? – Виктория тоже встала. – Ты не обиделся? Извини, если что.

– Нет. Не обиделся. Просто пойду…

Вовка смотрел на Стаса понимающе, не вступая в разговор. Провожая Стаса до двери, проговорил:

– Зря ты, Стас…

– Нет. Не зря, – Стас пожал Вовке руку. – Пока. До встречи в Универе.

* * *

– Ну, всё! Спасибо, ма! – Утерев крошки торта с губ, Вовка вышел из-за стола. – Пойду, погоняю в баскет.

– Вова! Ты же пьяный! Разве можно физически нагружаться! – запричитала Виктория. – Нельзя! Лучше приляг…

– Мать, ты что? Разве я пьяный? Это так, для разогрева. Вот после игры в «Лаванде» мы отметим с ребятами!

– Вова! Я за тебя боюсь. Вон, посмотри на… нашего Петра Семёновича…

– Всё, всё, мама… Если задержусь, не волнуйся, я с командой.

«Бог мой! Что с мальчиком делать? Скорей бы уж рядом с ним был настоящий мужчина, а не этот дохляк…»

Виктория зашла в спальню, набрала номер телефона.

– Никита! Привет, дорогой! Хочу к тебе… Ну… у! У меня же праздник, сын поступил в Университет. Студент! Отметили дома, но хочу с тобой этот праздник отметить, по-настоящему! Значит, я к семи буду… Ну, вредина! Вовка к друзьям ушёл, а больной наш наклюкался на радостях… Уложу, уложу его аккуратно в постельку… Жди!

Виктория зашла в гостиную. С отвращением посмотрела на дремлющего в кресле Петра. Махнув рукой на неприбранный стол, пошла в ванную.

* * *

В группе Стаса восемь ребят и семь девочек. Парень с соседней улицы на Стаса не обратил никакого внимания, зато коренастый невысокий паренёк после первой пары подошёл к нему.

– Слушай! Мы с тобой где-то пересекались, – парнишка немного картавил.

– Это было давно, наверное… Может, в садике?

– Скорее в школе, в первом классе… – парень смешно выговорил «в первом». – Потом родичи переехали в другой район, и меня перевели в другую школу.

«Вот здорово, что в группе есть такой парень! Девчонки не в счёт». Девочки были высокого роста и Стаса игнорировали. Первым к ним он подходить не собирался.

Парень подходил Стасу ещё потому, что, как и Стас, не курил. Разговорились. Выяснилось, что оба любят рыбачить.

– У меня бабка живёт в Новой Ялте. Хата рядом с морем. Поехали со мной там порыбачить?

– А бабка как? – засомневался Стас, вспомнив бабу Катю.

– Бабка нормальная. Там сарайчик есть. В нём снасти, лодка отцова резиновая. Лежанка есть, можно до утра перекантоваться.

– Магазин там есть? Продуктовый…

– Там и магазин, и рынок есть, но бабка нас накормит и напоит.

– В субботу едем?

– Поехали в пятницу, с вечера, чтобы пораньше утром выплыть…

«Поеду. Фотоаппарат заряжу. На море пофотографирую, на пляже и в лодке…»

В пятницу, сразу после занятий, Стас, предупредив бабу Катю, встретился с Фёдором на пригородной автостанции.

* * *

Петру Семёновичу врачи предписали домашний режим, и он то слонялся по комнатам, то дремал в кресле. На третий день домашнего заточения, когда Виктории не было дома, он пересмотрел домашние фотографии.

Фотографии, мгновения жизни, мгновения счастья… Это прошлое. А настоящее вот оно – Вовка пришёл из Университета. Рослый, сильный, добрый парень. Стас тоже добрый, но росточком не вышел. А силёнка есть, жилистый парень. Ушёл жить к деду с бабкой. Из-за Виктории, конечно. Стас ушёл, а он ни уйти, ни прогнать Викторию не может. После смерти Лоры от тоски, от мужского одиночества, с надеждой, что будет семья, будет любовь, женился. Ни того, ни другого нет. И не будет.

Была жива Лора, ходили всей семьёй к тёще. Почти каждое воскресенье. Тёщу и тестя Пётр любил, как родных мать и отца. Знали старики о его болезни, полученной от проклятого саркофага Чернобыля, помогали ему с Лорой обустроить квартиру, приобрести мебель… Давно он не был у стариков. Обязательно пойдёт в эту субботу, тем более что Виктория на три дня едет к подруге, отдыхающей в Новой Ялте.

* * *

– Молодец, Фёдор, что с дружком приехал! – бабушка Федьки, чем-то похожая на бабу Катю, расплылась в улыбке. – Как звать тебя, парень?

– Станислав… В общем, Стас меня зовут.

– Так-то лучше! Меня бабой Верой зови. Как вы сдружились-то?

– Бабуль, Стас тоже поступил в Университет, в одной группе со мной, поняла?

– Поняла, не дура… Картошки счас вам на сале пожарю, посмотрю, какие вы работники… На, Фёдор, ключи от сарая. Идите, располагайтесь, умывайтесь – и за стол.

«Баба Вера покрепче бабы Кати будет. А дед где?», – подумал Стас.

– Ну, как моя бабуля? Командир! А дед Фёдор, – меня в его честь назвали, – фронтовик был, раненый, инвалид. Пять лет как умер. В хату войди, посмотри на фото. Матрос был, десантник. Орденов тройка, а медалей куча!.. Я тоже моряком буду. Подучусь в Универе и переведусь в Одессу или Ростов. Или через военкомат пойду в военно-морское училище.

Они сидели за дощатым столом под высоким ореховым деревом. Картошка с кусками обжаренного сала, помидоры дольками, политые подсолнечным маслом, ломти серого хлеба – подходящая еда для семнадцатилетних парней.

– А это вам запить, – баба Вера поставила на стол литровую банку. – Квас это. Пиво я не пью и вам не советую. Квас – это то, что надо!

В соседнем дворе, за щелястым заборчиком, не переставая, звучала музыка. Мелодичная танцевальная, ретро, слышался женский смех.

– Соседи у вас весёлые, – заметил Стас.

– Приезжие. Дамочка из города сняла летнюю пристройку, а вчера к ней приехала пара, Дама видная с мужем или хахалем, тоже городские. Пусть! Лишь бы драк не было…

Голос женщины показался Стасу знакомым.

– Ой, спасибо Юльке, что надоумила к ней сюда приехать… И, конечно, с тобой!

– Да, здесь неплохо. Молодец, Юля! – Никита в одних шортах не выглядел Аполлоном, телосложение его смахивало на «теловычитание», как над собой подсмеивался Михаил Светлов, автор «Гренады».

– Никита! Ты не очень хвали Юльку, она и без того к тебе присматривается.

– Викуля! Не опускайся до ревности! Мы же современные люди!

– А я несовременная, я ревную! – Виктория залезла в гамак к Никите.

– Ух ты! Мой бородатенький, мой усатенький! Завтра возьмёшь лодку, – тут один дед сдаёт в прокат, – покатаешь меня?

– Завтра в лодке, сегодня в сетке…

– Ника, ты что! Юлька выйдет… Ну, не надо!

– Пусть выйдет… Это же не секс, эротика…

– Никита! Ты меня заводишь! Я с ума сойду! Не надо! Потом!..

* * *

Баба Вера, собрав посуду, ушла в хату, Фёдор пошёл в сарай, а Стас, узнав голос Виктории, перешагивая через колкие пыльные кусты смородины, пролез до забора. В широкие щели между планками он разглядел копошащихся в гамаке. Стас был зол и спокоен. Достав фотоаппарат, ждал, когда в переплетении конечностей покажется знакомое ненавистное лицо. Вот оно, хохочущее, оскаленное… Снимок, ещё снимок… Он, наверное, прощёлкал бы всю плёнку.

– Эй, парень! Ты где? В хату иди…

Это голос бабы Веры, а за забором другое:

– Ника, там кто-то ходит! Всё, пошли в душ. Я от твоей эротики вся мокрая…

Осторожно, сквозь кусты, через грядки, Стас вышел к хате.

– Пошли, Стас, посмотришь бабкины фотки, – позвал подошедший Фёдор.

– Иду! – радость удачи переполняла Стаса, и Фёдор это заметил. – Ты что там у забора нашёл? Клад бабкин? – Фёдор смеялся.

– Не клад, а склад, дядя Фёдор! – Стас тоже рассмеялся.

* * *

– Эй, рыбаки! – баба Вера стучала в дощатую стену сарая. – Вставайте! Бычок давно не спит…

Стас, с вечера долго не засыпавший от волнения съёмок, с трудом разлепил глаза.

– Стас! Сейчас самый клёв! – Фёдор, распахнув двери сарая, уже выносил мешок с лодкой, удочки, садок.

Стас вышел из сарая, потянулся. Небо уже светлело, но солнце ещё не вышло из-за лесопосадки.

– Стас, просыпайся!

– Я вам перекусить поставила, – улыбаясь, баба Вера смотрела на суету рыбаков. – С вечера надо было всё приготовить, а не в телевизор пялиться.

– Мы потом, баба Вера, поедим, – отмахнулся Фёдор.

– Я те дам» потом»! Марш за стол!..

Стас проверил фотоаппарат. На счётчике стояло число двадцать. Хорошо вчера нащёлкал! Он сунул фотоаппарат в свою сумку, надел рубаху и бейсболку.

– Садок тебе под левую руку, конец якорного шнура вяжи за кормовую банку. Заносим лодку! – командовал Фёдор.

Пляж был пустынен, а в море уже стояли две «резинки».

– Видишь, Стас, как рыбачки машут дёргалками? Ничего! Я знаю место поближе к берегу. Ракушняк и водоросль. Там бычка навалом!

Фёдор по каким-то приметам выставил лодку на добычливое место, бросил якорь. До берега было недалеко, но глубина оказалась приличной, метра четыре. Из-за высокого берега выглянуло и быстро стало подниматься солнце. Потянул лёгкий ветерок. Стас сделал заброс – и сразу поклёвка. Бычок! Лодку, поставленную на один якорь, помаленьку разворачивало кормой к ветру.

Мимо их лодки промчалась на полном ходу моторка.

– Местные духарятся. – заметил Фёдор.

Стас глянул на берег. На пляже появились первые отдыхающие. Весельная лодка с двумя людьми отошла от берега. Волна от моторки мягко качнула «резинку» и побежала к берегу. На кормовой банке весельной лодки в красном купальнике восседала Виктория, мужчина на вёслах сидел спиной к Стасу. Стас быстро подмотал лесу своей «дёргалки» и достал из сумки фотоаппарат.

– Ты что, бычков будешь снимать? – усмехнулся Фёдор.

– Не совсем так, – буркнул Стас, наводя фотоаппарат на лодку с Викторией, какая была от них метрах в пятнадцати. Щёлк, щёлк… Есть ещё два снимка!

– Нужны тебе эти дачники? – не переставая одного за другим бросать в садок бычков, спросил Фёдор.

– Так надо. Зачем – потом скажу… Стас ждал, когда лодка с парочкой, разворачиваясь, пройдёт бортом и следил за нею в видоискатель фотоаппарата.

Моторная лодка уже летела обратно, с рёвом прошла совсем рядом. Волна подбросила «резинку». Фёдор успел уцепиться за банку, а Стас, взмахнув руками, выпустил фотоаппарат. Ударившись об упругий борт лодки, фотоаппарат скользнул в воду. Чудом не вывалившийся из лодки Стас ещё секунду видел, как, постепенно тускнея, серебристое пятно уходит в глубину.

– Вот паразиты! Чуть не перевернули нас… А ты что делаешь? – крикнул Фёдор увидев как Стас сбросил бейсболку и стаскивает с себя рубаху.

– Фотоаппарат… Уронил я…

Спустившись с лодки, Стас, перевернувшись в воде, нырнул. Фёдор остался сидеть в лодке, вглядываясь в уже покрытое рябью море. Стас вынырнул, шумно выдохнул, сделав вдох, снова ушёл под воду. «Долго он там, слишком долго!» – подумал Фёдор. Найти эту коробочку среди водорослей и ракушняка не просто, скорее невозможно. Плюнул бы Стас на ту «мыльницу». Упрямый пацан!

Стас вынырнул в стороне от лодки, отфыркнулся и скрылся под водой. «Долго, долго… Сил не хватит…» – заволновался Фёдор.

Стас вынырнул далеко от лодки и нырнул вновь… Секунд пятьдесят прошло, а Стас всё не показывался. «Нырнуть вслед, найти Стаса, поднять в лодку?» – пронеслось в голове Фёдора. Да разве в замутнённой волнением воде увидишь его? Прямо в рубахе Фёдор кинулся в воду, размашисто загребая, поплыл к берегу. Скорее к спасателям, будка которых высится совсем неподалёку…

– Шо тебе надо? – молодой парень лениво взглянул на мокрого, тяжело дышащего Фёдора.

– Утонул! Парень…

– Где?

– Вон лодка… на якоре. Нырял… не вынырнул…

* * *

Стас лежал на лавке рядом со столом в горнице, накрытый с головой простынею. Баба Вера с чёрной косынкой на голове хлопотала на кухне. Фёдор, сплававший за лодкой и убравший в сарай снасти, сидел за столом под орешником, бесцельно перекатывая в пальцах крошку хлеба. За забором, как и вчера, слышалась музыка и весёлые голоса дачников.

Фёдор думал о том, что могло связывать Стаса с женщиной и мужчиной в лодке, каких тот фотографировал. «Потом скажу…». Ничего Стас уже никому не скажет.

Приезжала «скорая». Врач зафиксировал факт смерти, и «скорая» уехала. Милиция тоже недолго выясняла обстоятельства. Сняли показания Фёдора, опросили бабу Веру, и уехали, увозя короткий протокол. Баба Вера и Фёдор ждали спецмашину из городского морга.

* * *

– Может, сходим в пансионат на танцы? – Юля сидела напротив Никиты и обращалась явно к нему.

– Что тут, в этой деревне, за танцы? – выпятив презрительно губы, Виктория следила за реакцией Никиты.

– Не скажи! – Юля поигрывала глазами. – Из местных есть интересные парни. Городских тоже много…

– А что это за суета у наших соседей? Милиция приезжала… – проговорил Никита.

– Утонул, вроде, кто-то, – сказала Виктория. – Из лодки вывалился.

– Поддал с утра, наверное. Тонут здесь часто. По пьяни… – добавила Юля.

Томная танцевальная музыка соответствовала грустной теме разговора. Все трое примолкли. Никита, налив в бокалы вина, заключил:

– Надо, конечно, девочки, как говорили древние, мэмэнто мори, но мы выпьем за жизнь. Жизнь продолжается!