Корова Милка жила у бабы Глаши вольготно. По двору ходила свободно, бабушка её не привязывала. Ела, что хотела, когда хотела. Хозяйка, иногда, даже конфеткой баловала.

Но всему когда-нибудь приходит конец. Вот и вольготной жизни Милки пришёл конец. Баба Глаша заболела. Сильно заболела. Больше не смогла Милку сама на выпас водить. Отдали корову в деревенское стадо. Не навсегда, конечно, на время, пока баба Глаша не выздоровеет.

Тут – то Милка поняла почём фунт лиха. Коров в стаде было много. Характеры у всех разные. Иногда, бывало, поругаются, рогами сцепятся, копытом лягнут. Водил коров на пастбище дед Караган. Помогал Карагану престарелый пёс Шарик, здоровущая чёрная собака. На пастбище дед Караган обычно засыпал в тени под кустиком. Шарик принимал руководство на себя. Было у Шарика правило – ушла корова от стада чуть-чуть в сторону, тут же её облает, ноги легонько покусает, чтобы помнила, шаг в сторону – считается побег! Ушла второй раз, прикусит так, мало не покажется! Строгий был пёс. Коровы у него строем ходили. Вольностей никаких Шарик не допускал.

Милка, как в стадо пришла, тут же познакомилась с коровой Дуськой. Благо они одного возраста. Было о чём посплетничать. Не всё же траву жевать?!

Дуська рассказала Милке о свирепом характере Шарика. Будто раньше, когда пёс был ещё молодым, служил он в полиции. Много хулиганов и прочих злодеев задержал. Когда состарился, отправили его, как заслуженного пса, стадо пасти. Работа не пыльная, не опасная, всё время на воздухе, к тому же руководящая.

Ходила Милка в стаде, ходила, и так ей надоело всё время под присмотром быть – решила сбежать. К тому же тоска заела, по оставленному в хлеву у бабы Глаши сыночку – бычку Кольке. Слышала корова, что за дальним лесом болото есть. На болоте том сладкая трава растёт, Медуницей зовётся. Молоко от той травы жирное, долго не киснет, мёдом пахнет. Захотелось Милке травы отведать и бычку Кольке гостинец принести. Только пёс Шарик, как будто, мысли коровы Милки прочитал. Всё время за ней одним злющим глазом подглядывал.

Обратилась Милка к подружке:

– Давай сбежим на дальние болота за Медуницей?!

– Не-а, не побегу! – отозвалась Дуська. – Мне здешняя трава по нраву. Неохота тащится! Шарика боюсь!

– А мне поможешь сбежать?

– Если для моего здоровья не опасно, чего не помочь? Говори как!

– Ты видишь тот пригорок? – зашептала Милка. – Как только стадо к нему подойдёт, сделай вид, что хочешь уйти. Шарик за тобой погонится, а ты быстро возвращайся назад. Он тебя кусать не станет, но внимание на тебя отвлечёт. Я, в это время, за пригорок залягу и притихну, когда стадо уйдёт, встану и побегу к лесу. Авось, Шарик не заметит, что одной коровы не хватает.

Так и сделали. Милка за пригорком лежала долго, боялась подняться. Когда встала, огляделась. Была она на поле одна – одинёшенька. Добралась Милка до леса далеко за полдень. Солнце уже позёвывало, спать собиралось. Только половинка его виднелась над горизонтом.

На фоне этой половинки увидел корову волк.

– Ах, ты, глупышка! Зачем под ночь в лес попёрлась? – улыбнулся серый зверь. Сердце его ликовало. – Сколько еды ко мне идёт? Мне с волчицей и детками на всю зиму хватит. Со стаей поделюсь – уважать больше станут.

Нападать волк решил, когда солнце совсем скроется за горизонт. Корова войдёт в болото и там увязнет всеми четырьмя ногами. Вязкая болотная жижа свяжет ей ноги не хуже верёвки. Боялся волк коровьих копыт, однажды уже в лоб получал. Потом долго в ушах звенело.

Неожиданно увидел серый, как на фоне краюшка солнца ещё одна тень пробежала – поменьше.

– Эх, ты радость какая, телёнок за ней увязался! Вот подвезло, так подвезло! – тешился волчара удачей.

А Милка, ничего не ведая, была на седьмом небе от счастья. Свобода! Медовая трава! Птицы поют! Шарика обманула! Ни у одной коровы не получалось, а у неё вышло! Ай, да Милка! Ай, да молодец! Медуницы вокруг видимо-невидимо – ешь, не хочу! Трава, действительно, особенная сочная, сладкая, во рту тает. Лес у болота тенистый. Пастись приятно, не то, что на открытом поле, как на сковороде, аж шкура на солнце подгорает.

– Ну вот, – подумала Милка, наевшись до отвала. – Пора домой. Полное вымя молока наела. Молоко тяжёлое медовое к земле тянет. Сейчас сыночку, бычку Кольке, букет травы нарву и пойду назад.

Не тут-то было! Потянулась Милка за стебельком Медуницы, враз застряла всеми четырьмя ногами в тяжёлой болотной воде, как в смоле.

– Ой, лишенько, моё лихо! – запричитала корова. – Как я теперь отсюда выберусь? Не уж то, погибель моя пришла?

– Согласен с тобой, люба моя, – прорычал волк из кустов. – Погибель твоя пришла!

Милка обернулась, вгляделась в тёмные кусты, увидела два ликующих злобных глаза. Оцепенела от страха. Ни одной из ног пошевелить не могла, так и стояла, замерев, как памятник.

Волк топтался на месте, разогревал мышцы, готовился к прыжку.

– Сейчас прыгну, вцеплюсь в глотку, и всё, мясо моё!

Уже в полёте перед глазами волка мелькнула знакомая тень, тогда он подумал, что бычок за мамкой увязался. Теперь тень прыгнула ему навстречу лоб в лоб.

– Ничего себе, зубы у бычка! Побольше моих будут! – последнее, что успел подумать волк перед ударом.

Бабах! Искры посыпались из глаз зверя, освятили окрестность. В их свете серый увидел большую, чёрную собаку.

– Чего надо, дворняжка?! – завопил волк. – Моя добыча! Пошёл вон!

При слове «дворняжка» собака показала все свои зубы.

– Ого! – подумал волк. – Зря я так! – примирительно добавил. – Хочешь, давай поделимся добычей, всем хватит?!

Собака, не сводя с волка глаз, зарычала:

– Уходи Милка! Беги в стадо. Один с волчарой разбираться буду!

– Не могу я, Шарик, ноги из болотной воды вытянуть, – заныла корова. – Засосало меня!

– А ну, вставай на дыбы! – взревел Шарик. – Большими скачками уходи – бычок тебя ждёт, плачет!

При упоминании сына, Милка сжалась вся, дёрнулась, выскочила из вязкой жижи, не хуже скаковой лошади, побежала из леса. Она неслась по полю, слышала за собой смертельный вой волка, грозный рык собаки. Затем всё стихло. Милка остановилась, прислушалась. Ничего. Тишина густела, ветер замер на лету, птицы угомонились, сова перестала ухать. Милка медленно поплелась в стадо. Всё время оглядывалась, может Шарик догоняет её. В эту ночь собака в стадо не пришла.

Наутро пастух, дед Караган, погнал коров на выпас один, без Шарика. Коровы шли понурые, траву по дороге на поле щипали вяло. Из строя не выходили, помнили правило сторожевой собаки – шаг в сторону считается побег!

Вдруг за пригорком зашевелилось что-то тёмное.

– Живой! – закричала Милка, и помчалась галопом, увлекая за собой всё стадо. Дед Караган едва поспевал.

За пригорком лежал истерзанный, но живой Шарик.

– Чего сгрудились? – едва слышно прошептал Шарик. – Быстро на поле. Траву жевать. Молоко наедать.

– Чего сгрудились? – закричала Милка. – Быстро на поле! Траву жевать! Молоко наедать!

Сама осталась подле собаки, раны ему зализывать, молоком отпаивать.

С той поры коров пасут втроём – дед Караган, собака Шарик, корова Милка.

Милка коровам спуску не даёт. Построже Шарика пасёт. Чуть что, сразу рогом в заднее место тычет. Шаг в сторону – считается побег!