Просыпаться не хотелось отчаянно. Она боялась, что все это опять окажется только сном — ее встреча с Андреем, их страстное примирение, тихое утро, когда она спит, а он глядит на нее и думает… О чем он думает?

Скорее всего, о том, что никуда строптивая девчонка не делась: помыкалась-помыкалась в институте, возможно, даже на вечернем отделении, поменяла пару тройку богатеньких любовников, и один из них привел ее на парадный прием «к самому Лодзиевскому». Тем более что Ады Николаевны вот уже год, оказывается, нет в живых.

Если бы только Жанна знала об этом! Она сумела бы обставить встречу с Андреем совсем по-другому. Да, собственно говоря, она и планировала ее, как встречу двух старинных знакомых, почти деловую встречу с легким налетом романтизма от общих воспоминаний. Но грозной Ады уже нет, а противостоять обаянию Андрея она, разумеется, не смогла.

Или — не захотела?

Тогда-то она была влюблена в него, как кошка, даже как сто кошек. Отдать ему невинность было для нее не подвигом, не хорошо рассчитанным поступком и даже не жертвой, а естественным желанием слиться со своим кумиром в единое целое. Она и подумать не могла о том, что на следующее утро зайдет разговор о свадьбе. Какая свадьба? Кто он и кто она? Таких сказок в жизни не бывает, просто потому, что это все-таки сказка.

По-видимому, Андрей действительно влюбился в нее по уши. Будь ей уже восемнадцать, они бы в то же утро пошли подавать заявление. Но дня рождения ждать нужно было еще три месяца. Или получить у мамы письменное согласие на брак. А она, конечно, немедленно схватится за сердце: как можно выходить замуж на следующий день после знакомства?! Не говоря уже о том, что ложиться в постель через несколько часов после оного… н-да. Мама точно не переживет подобного легкомыслия, не так она единственную дочку воспитывала.

Единственным светлым пятном в новом доме Жанны была Алевтина — то ли домработница, то ли андрюшина няня, то ли домоправительница. Она девчонку, кажется, жалела, и всячески подготавливала к встрече с будущей свекровью, возвращения которой из санатория Жанна боялась просто панически.

— Да не съест она тебя, — смеялся Андрей. — Ну, напустит на себя ледяной вид, помолчит для приличия с недельку, а потом все наладится, вот увидишь. Она еще будет тебя на свадьбу одевать, уверен. В принципе, она добрая, только зашнуровала сама себя в какой-то воображаемый корсет. Аристократка…

— Она дворянка? — робко спросила Жанна.

— Поднимай выше. Она — Лодзиевская! Все остальные аристократы недостойны даже рядом с ней стоять. Правда, это она после папиной смерти чудить начала, при нем вела себя очень тихо. Ну, да у папеньки не забалуешь. Любил он ее — да, безмерно, но порядок в доме установил железный: раз и навсегда. Завтрак в столовой с накрахмаленными салфетками, ужин — при свечах. И никаких шлепанцев и халатов, он их на дух не переносил. Кроме парадного, конечно: шелковый, с простроченными лацканами, с витым поясом. Смотрела фильм «Монте-Кристо» с Жаном Маре? Точь-в-точь такой.

Жанна только головой кивала. Фильм она не смотрела, знаменитый роман Дюма прочитать как-то не успела, у ее поколения были другие интересы и другие кумиры, а у нее, ко всему прочему — страсть к рисованию и лепке, и вообще ко всяким рукоделиям. За пару часов она могла из нескольких никчемных тряпок сшить пару красивых прихваток для кухни в комплекте с фартуком, а за пару дней — модное платье для Алевтины, которая и сама неплохо шила, но за Жанной угнаться не могла.

Те две недели промчались, как волшебный сон. Андрей все-таки познакомился с ее матерью, быстренько очаровал и ее, убедив, что они с Жанной поженятся сразу после ее совершеннолетия, да и сейчас фактически — муж и жена, так что все прекрасно. Без конца покупал Жанне какие-то подарки: модные джинсы, курточки, колечки, водил по ресторанам, показал свое святая святых — мастерскую.

— Сейчас у меня очень кстати небольшое затишье в делах, — сказал он Жанне. — Но учти, иногда я неделями домой прихожу только сорочку сменить. Если заказ интересный, а клиент дает полную свободу действий… Но пока я весь твой, нам просто здорово повезло в этой жизни.

На следующий же день везение кончилось. Андрею позвонили с утра пораньше — и он умчался на встречу с заказчиком. Жанна же оказалась предоставленной сама себе — и очень кстати. У нее из головы вылетело, что вот-вот начнется летняя сессия, и нужно готовиться к нескольким экзаменам: в том числе, и по не слишком любимым ею предметам.

Она напрасно волновалась. Добрые вести, как и злые, не лежат на месте, и о том, что неприметная первокурсница стала возлюбленной самого Андрея Андреевича Лодзиевского, очень скоро знал весь институт. В близкую свадьбу не очень-то верили, но любовница или невеста — принципиальной разницы никто не видел. Преподаватели отнюдь не были заинтересованы в том, чтобы портить отношения с влиятельным в своей области человеком из-за какой-то девчонки. Так что экзамены фактически превратились в чистую формальность.

Это было приятно, конечно. Но у каждой медали имеется обратная сторона. В подругах вдруг проступило самое плохое, а некоторые просто прекратили все отношения без каких бы то ни было объяснений. Еще хуже были те, которые теперь стали называть ее Жанночкой, сюсюкать и подлизываться. Сильная половина курса пялилась во все глаза, но втихомолку. Общее мнение было: и надо же как повезло такой серенькой мышке!

Что было, конечно, сильным преувеличением.

Серенькой мышкой Жанна не была и до встречи с Андреем. Просто любая женщина знает, что хорошие волосы, вымытые дорогим шампунем, становятся роскошными, а модная маечка, тщательно подобранная по цвету, украшает свою владелицу, в отличие от растянутой и полинявшей футболки. Да и превращение Жанны из девчонки сразу в молодую женщину ее, естественно, не испортило, а только украсило. Гадкий утенок, который на самом деле никогда гадким и не был, за несколько дней превратился в прекрасного черного лебедя.

Такие вещи женским коллективом обычно не прощаются. Тем более что новую Жанну нельзя было опекать, дарить ей початую помаду и надоевшую сумку, а также небрежно платить за ее чашку кофе в студенческой столовой. Такой Жанной можно было только любоваться (что, собственно, и делали мало знакомые с ней люди, не говоря уже об Андрее и Алевтине), а подруги, даже близкие, к любованию бывшей Золушки обычно как-то не очень склонны.

Немного поддерживала Алевтина, но было видно, что она не совсем уверена в конечном результате этой авантюры. Да и по части хороших манер она вряд ли могла быть особенно полезна: у нее самой была многолетняя повадка отлично вышколенной прислуги. На свою беду, Жанна кое-что из этого переняла, и потом, конечно, раскаялась, но было уже поздно.

Хотя комната Андрея была в полном ее распоряжении, уютно себя Жанна не чувствовала. Эти хоромы не были ее домом, а милые пустячки странно смотрелись в интерьере рафинированной холостяцкой спальни. Если бы Жанна осмелилась, она бы сменила темно серые плотные гардины на прозрачную тюль, благо напротив никаких строений с окнами не было, а солнце появлялось в комнате только на закате.

Вместо тусклого старинного ковра ручной работы положила бы ковровое покрытие более веселого тона, например, бежево-золотистое, а широкую тахту украсила бы не классическим шотландским пледом, а гладким, тоже золотистым или бежевым — и беспорядочно разбросала бы по этому полю множество разноцветных подушек.

Она хотела было вытащить из кладовки старинный туалетный столик розового дерева со слегка потускневшим зеркалом в серебряной оправе, и даже подбила на эту авантюру Алевтину, но ей самой мгновенно стало понятно: изысканная принадлежность дамского будуара «не срастается». Это чудо бы — в небольшую комнатку с обоями под шелк, с креслицами и пуфиками, тоже обитыми шелком, с пушистым ковром светлых тонов…

Но такой комнаты в огромной квартире не было. Был строго мужской кабинет покойного Андрея Анатольевича со старинной мебелью красного дерева и необъятным письменным столом, крытым зеленым сукном. Была спальня Ады Николаевны, выдержанная в перламутрово-матовых тонах и отличавшаяся той простотой, для создания которой требовались немалые деньги и хороший вкус.

Очень простой паркет из темного ореха роскошно контрастировал с китайским ковром в розовато-лиловых, кремовых и сапфировых тонах. Все остальное — стены, занавески из натурального шелка, атласное покрывало на кровати орехового дерева — были разного оттенка перламутра.

Настоящий камин был отделан серым мрамором, а старинное «вольтеровское» кресло перед ним обито рытым темно-серым бархатом. Ночником служила искусно стилизованная большая раковина, которая светилась мягким, рассеянным полусветом, а туалетный столик поражал своей спартанской строгостью: серебряные щетки для волос, маникюрный набор и флакон духов. Ничего лишнего, ничего вульгарного.

Но… Это могла бы быть спальня Снежной Королевы или Ледяной Девы. Яркий ковер на полу спасал положение лишь частично, как и сидевшая в небольшом кресле возле окна кукла. Яркая брюнетка в изумрудном платье эпохи Наполеона, с золотым шарфиком и в золотых туфельках-котурнах на миниатюрных ножках. Ручки по локоть затянутые в крохотные перчатки из настоящей лайкры. А фарфоровое личико — смуглое, с матовым, чуть заметным румянцем, освещали необыкновенной красоты зеленые глаза: точно два изумруда в оторочке длинных ресниц.

— Какая красавица! — ахнула Жанна, увидев это произведение искусства в первый раз. — Просто маленькая дама.

— Этой маленькой даме, — ворчливо заметила следовавшая за ней по пятам Алевтина, — лет двести, а то и с хвостиком. Старина необычайная. Ада Николаевна держит ее за семейный талисман и бережет, пуще глаза. Упаси Бог кого к ней притронуться.

— Это — кукла ее бабушки?

— Это — кукла прабабушки Андрея Андреевича, — фыркнула Алевтина. — Их сиятельство собственную родословную так в мужнее происхождение закопали, что сами забыть изволили, кто есть кто. Впрочем, сама увидишь, скоро пожалует. Пошли пока отсюда, от греха-то подальше.

— А за той дверью что? — поинтересовалась Жанна, указывая в противоположный от входной двери угол.

— Туда нельзя. Там — мастерская Ады Николаевны, даже меня не допускает, а ключ всегда с собой возит. Уж что там за тайны — не знаю, врать не буду, но хранит она их… Может, конечно, Андрей знает, но и то — вряд ли. Вот тут, за стеной — ее туалетная комната, дверь потайная, со стеной сливается. Так туда можно войти совершенно спокойно, только без хозяйки. Там я уборку делаю, горничную не допускают.

— Эскуриал какой-то, — пробормотала Жанна. — Видели бы вы, как мы с мамой живем…

— Догадываюсь, — усмехнулась Алевтина. — Как все нормальные люди в однокомнатной квартире. Мама на кушетке, а тебе кресло раскладывают. Правильно?

— Откуда вы знаете? — растерялась Жанна.

— Андрей рассказал, откуда же еще? Он-то таких квартир, как у тебя, давненько не видел… Ну все, пошли отсюда, не люблю я тут долго находиться. Мне еще нужно серебро достать, распорядиться, чтобы вычистили. Да хрусталь перемыть и перетереть. Через два дня мадам возвращается, а через три — очередной прием. Крутись тут, как хочешь, главное, чтобы ее драгоценные традиции соблюдались.

Андрей же, казалось, напрочь забыл о том, что от приезда его мамочки очень многое зависит. Он приходил из мастерской серый от усталости, наскоро проглатывал ужин и падал в постель. Жанна не обижалась: работа есть работа, к тому же он ее предупреждал. Но чем ближе был день «X», тем страшнее ей становилось, внутри все дрожало противной, мелкой дрожью.

Последний экзамен она сдала буквально в полубреду и, вместо того, чтобы отправиться домой, поехала к Андрею в мастерскую. Там ей сообщили, что маэстро отбыл встречать свою матушку в аэропорт уже часа два тому назад, и сейчас они либо уже дома, либо по дороге к нему. Жанна посидела в уличном кафе, выпила три или четыре чашки кофе, даже купила пачку сигарет и весьма неумело закурила.

Но она прекрасно понимала, что тянуть время до бесконечности нельзя: экзамен рано или поздно должен закончиться и Андрей ждет ее дома. Туда она и побрела, еле переставляя ноги и стараясь не думать о том, что произойдет в самом ближайшем будущем.

Своих ключей у нее не было: дверь ей открыла Алевтина. Жанна сразу заметила в прихожей два элегантных чемодана светлой кожи и большую черную шляпу с широкими полями на подзеркальнике. Да и выражение лица Алевтины было достаточно красноречивым. В это время в прихожую вышел Андрей.

— Как экзамен? — спросил он, целуя ее.

— Нормально, — вымученно улыбнулась она. — Теперь я второкурсница.

— Замечательно! Ты поешь пока что-нибудь, мама отдыхает после дороги. Познакомитесь за ужином.

Жанну точно холодной водой окатили.

— Но я думала…

— Мама никогда не меняет своих привычек. Но я о тебе еще не рассказывал, хочу сделать ей сюрприз по полной программе.

— Ты уверен?…

— Абсолютно! Не трусь, малыш, она детей не ест. Просто будь сама собой, вот и все. Она же прекрасно понимает, что рано или поздно я бы женился, даже сама меня пыталась знакомить. Но я ждал тебя…

Эти слова подействовали на Жанну совершенно волшебно. Действительно, всем женщинам рано или поздно приходится встречаться с будущей свекровью. И если ей выпало на долю стать невесткой знаменитой Ады Николаевны Лодзиевской, то надо благодарить судьбу, а не трястись от страха.

Жанна совершенно не представляла себе, с кем ее на самом деле свела судьба.

Ужин был накрыт в столовой. Когда Андрей с Жанной вошли туда, Жанна на секунду даже зажмурилась от нестерпимого блеска серебра и хрусталя, освещаемых двумя большими канделябрами с настоящими свечами. За столом, на месте хозяйки сидела молодая черноволосая женщина с гладко причесанной головой, пронзительными темными глазами и великолепным цветом лица. Одета она была в черное бархатное платье, как потом узнала Жанна — парадно-домашнее.

— Мама, — сказал Андрей, — познакомься, пожалуйста. Это моя невеста, то есть фактически уже жена. Ее зовут Жанна.

Женщина не шелохнулась, только пристально рассматривала Жанну, медленно переводя глаза с распущенных по плечам черных волос до джинсов и сандалет на босу ногу. Особой приязни в ее взгляде Жанна не ощутила и поняла, что сделала большую ошибку, когда послушалась совета Андрея и осталась «сама собой».

— Здравствуйте… Ада Николаевна, — пролепетала она, совершенно загипнотизированная этим немигающим взглядом.

Женщина чуть наклонила голову, но осмотр не прекратила, и лишь спустя целую вечность, как показалось Жанне, разжала полные, яркие губы и сказала, обращаясь к Андрею:

— И как это понимать, друг мой?

Голос был холоден и негромок, но в нем отчетливо позвякивали льдинки.

— Я же сказал, мама. Это — Жанна, моя невеста. Когда ей исполнится восемнадцать, мы зарегистрируемся.

Жанна машинально отметила, что слов «фактическая жена» он уже не произносил.

— И она живет в моем доме?

— В нашем, с твоего позволения, — начал было заводиться Андрей, но его тут же осадили, причем довольно резко.

Хотя ни тембр, ни интонации негромкого голоса не изменились.

— Вот именно, с моего позволения. Что-то я не припомню, чтобы позволяла тебе приводить в наш дом уличных девиц.

— Мама!!!

— Девушка, которая соглашается жить с мужчиной до брака… Или я ошибаюсь, у вас чисто платонические отношения? Тогда я готова извиниться…

— Ты не ошиблась, мама. Но я прошу тебя всего лишь познакомиться с моей невестой. Я выбрал ее, я ее люблю, остальное неважно.

— Сколько времени вы знакомы?

— Через сколько дней после знакомства ты вышла за папу?

— Тогда были другие времена, — поднимаясь из-за стола, произнесла Ада Николаевна. — Или сейчас — другие. Хорошо, оставим это. Меня зовут Ада… Аделаида Николаевна, милочка.

— Я Жанна, — пролепетала та, робко прикасаясь к протянутой ей холодной руке. — Очень приятно.

— Садитесь. Не будем ломать традиции, принятые в этом доме. Андрей, приступай к своим обязанностям. Говорить можно и за трапезой.

Ада Николаевна снова уселась на свое место, а Андрей нажал кнопку звонка и коротко приказал появившейся горничной:

— Начинайте подавать.

Этот ужин Жанна впоследствии вспоминала, как кошмарный сон. Говорила почти исключительно Ада Николаевна, рассказывала о том, как провела месяц на знаменитом курорте. Вскользь упоминала имена знаменитостей, с которыми там общалась, мимоходом сообщала о некоторых покупках. Но Жанна все время чувствовала на себе пристальный взгляд, отчего то и дело роняла то вилку, то нож, то делала какой-то промах в застольном этикете. В общем, экзамен на хорошее воспитание она, судя по всему, провалила.

А когда встали из-за стола и перешли к камину, начался второй экзамен: на происхождение. Это оказалось еще тягостнее, чем застольные конфузы.

— Чем занимаются ваши родители, милочка? — осведомилась Ада Николаевна.

— Мама работает в гостинице. Дежурной…

Брови ее собеседницы изумленно приподнялись.

— А отец?

— Я не знаю… — пролепетала Жанна.

— Ваши родители в разводе?

— Я не помню своего отца. Никогда его не видела.

— Он так рано умер?

Только изощренный слух Андрея мог подметить в этой реплике ядовитый сарказм.

— Ты ведь тоже не помнишь своего отца, мама, — попытался он вмешаться.

— Мой отец пропал без вести, — отчеканила та.

Понимай — на фронте. При том, что выглядит она ничуть не старше собственного сына, фраза довольно двусмысленная. А если знать, сколько ей лет на самом деле, — какой фронт? Но задавать уточняющие вопросы при этом мог только бестактный хам, а таких в доме не водилось и таких не принимали.

— Мои родители не были женаты, — тихо сказала Жанна.

— Понятно, — милостиво кивнула Ада Николаевна. — В последнее время это модно, любовь без брака. Жаль только, что дети страдают.

— Мама, ты…

— Я только хотела выразить надежду, что вы не будете торопиться с детьми. Жанне для начала бы надо получить образование…

— Жанна перешла на второй курс института! Архитектурного, между прочим.

В глазах Ады Николаевны на мгновение мелькнула искорка неподдельного интереса. Жанна поняла, что это пока — единственный ее плюс в глазах будущей свекрови. Даже не плюс, а намек на кро-о-хотный плюсик. Что ж, лиха беда начало.

— Надеюсь, ты не ее преподаватель? — поинтересовалась она.

— Я читал на их курсе несколько лекций всему потоку.

— А где вы познакомились?

— В институте, — пожал плечами Андрей. — Ты не заметила, что внешне Жанна очень на тебя похожа?

— Что-о?

Изо льда, содержащегося в этом коротеньком вопросе, можно было бы сделать хоккейное поле с двойным покрытием.

Жанна поняла: одной этой фразой Андрей испортил все, что, казалось, только-только начинало достигаться. Чтобы ее, Аделаиду Николаевну Лодзиевскую, признанную, голубых кровей, красавицу московского бомонда сравнили с какой-то безродной девчонкой? Да это уже вообще ни в какие ворота не лезет!

— Я хотел сказать, что мне всегда нравились смуглые брюнетки с темными глазами, — поторопился исправить свою оплошность Андрей. — И ничего больше.

— Ах, ну, если в этом смысле…

Ада Николаевна была слишком светской дамой, чтобы устраивать крупные разборки полетов в первый же вечер.

Расстались мирно, правда, потом Жанна долго рыдала на плече у Андрея и причитала, что не понравилась его матери, что она ни за что не позволит им пожениться и вообще ей страшно. Андрей ее точку зрения разделял лишь частично.

— Конечно, она с большими странностями, — тихонько говорил он, поглаживая Жанну по плечам и спутанным волосам, — но постарайся ее понять. Давно овдовела, единственный сын, никаких любовников…

— Ты уверен? — на секунду перестала всхлипывать Жанна.

— Не только я. Мама в этом плане безупречна. И вдруг мы с тобой, как снег на голову: здравствуй, мамочка, мы женимся! Она, естественно нервничает…

Жанна покачала головой с огромным сомнением. Меньше всего Ада Николаевна производила впечатление нервной особы, скорее, поражала безупречной, почти ледяной выдержкой. И еще производила впечатление женщины, абсолютно не способной на любовь: ни материнскую, ни какую-нибудь еще.

— Она меня возненавидела, — снова зарыдала Жанна.

— Не преувеличивай. И потом не в характере мамы нежничать и сюсюкать. Я бы крайне удивился, если бы она бросилась тебе на шею с воплем: «Доченька! Наконец-то!». И внуков нянчить она никогда не мечтала. Не дозрела еще до этого возраста.

— А сколько ей лет на самом деле? — спросила Жанна.

— Только тебе скажу: ровно на девятнадцать больше, чем мне.

— Ей что — сорок семь?!?

— Ну да. Только не болтай об этом на каждом углу, хотя, в принципе, сложить два числа и получить нужную сумму не так уж и сложно.

— Но она выглядит не старше тебя!

— А это ее хобби: быть вечно молодой и прекрасной. Вот и поучись у нее, поспрашивай рецептики всякие, подлижись немного. Она любит рассуждать о том, что нужно по утрам обтираться льдом с ног до головы, и тому подобное.

— Льдом? — с ужасом переспросила Жанна. — Да я бы умерла в первую же секунду.

— Как видишь, от этого не умирают. Ну, у нее еще диета какая-то, точно не знаю, мы с ней об этом мало разговариваем.

— К внукам она точно не готова, — мрачно сказала Жанна. — И никогда не будет готова, если не произойдет какое-нибудь чудо.

Она, наконец, заснула, а Андрей тихонько вышел и отправился в свой кабинет. Ему позарез нужно было выпить чего-нибудь покрепче, чтобы согреться после «теплого» приема мамули.

Он зажег настольную лампу, достал из мини-бара в стенке бутылку кем-то подаренного бренди, налил себе большую рюмку и… поперхнулся первым же глотком. С дивана, стоявшего в дальнем конце комнаты, раздался негромкий голос:

— Ты уже выпиваешь в одиночку? Поздравляю.

Матушка в каком-то немыслимо-элегантном шелковом халате графитово-черного цвета с серебряными проблесками, сидела очень прямо, положив ногу на ногу, и рассматривала Андрея с каким-то удивлением, точно совершенно незнакомого человека.

— Я так и думала, что ты сюда придешь, — продолжила она, не обращая внимания на реакцию сына. — Все-таки мы очень давно знакомы…

— Почему ты не спишь, мама? — осведомился Андрей, ощущая знакомую с детства робость. — Что-нибудь не так? Болит что-то?

— У меня ничего и никогда не болит, — отрезала Ада Николаевна. — Во-первых, я поспала в самолете, а во-вторых… Ты считаешь, что все так? По-твоему, именно так должно было произойти мое знакомство с твоей будущей женой? Твой бедный отец наверняка перевернулся в гробу…

— К сожалению, не могу взять с него пример. В смысле, ему не пришлось знакомить тебя со своей матерью. Иначе я бы знал, как это делается в аристократических домах.

— Во всяком случае, не так, как это сделал ты. Твой отец сначала отвел меня в ЗАГС, а потом уже привел в свою спальню. И мы с ним познакомились не на улице. Впрочем, возможно, у твоей девушки это в обычае — так ловить кавалеров…

— Мама! Я — первый мужчина у Жанны…

— И это еще не дает никакой гарантии, что ты будешь последним и единственным. Девица, которая в первый же вечер знакомства ложится с мужчиной в постель… Впрочем, возможно, это твой идеал — уличная потаскушка. Жаль, мы с отцом стремились привить тебе несколько иные вкусы.

— Мама, как только ей исполнится восемнадцать, мы поженимся. Мы можем даже раньше, ее мама готова дать письменное согласие…

— Что за пожар? Она беременна?

— Мама, мы знакомы две недели. О какой беременности может идти речь?! Тем более, она была девушкой, я же тебе говорил…

— Как раз девушки быстрее всего беременеют. Я понесла тебя в первые же дни после замужества.

— Вот видишь…

— Что я должна видеть? Что тебя подцепила смазливая сопливая девчонка, как ты утверждаешь, похожая на меня. Да, согласна, тип тот же и мне даже несколько льстит твой вкус. Но…

— Но — что?

— Но спать вместе — это одно, а стать членом нашей семьи — совершенно другое. Ты подумал о том, как будешь знакомить ее с нашими друзьями? Да у нее манеры — приютского ребенка.

— Манеры — дело наживное, — тихо произнес Андрей, уже понявший, что «малой кровью» дело не обойдется. — Если бы ты взяла на себя труд…

— Стать гувернанткой, — ехидно закончила мать. — И не мечтай, своих дел по горло. Но, возможно, она освоит их сама. Возможно. Продолжит обучение в институте. Тогда можно говорить о браке.

Уже легче! Хоть не поставила перед выбором: или она, или я, чего Андрей больше всего боялся.

— Прошу только, не торопитесь с детьми. Иначе на ее образовании можно будет поставить крест, и ты получишь жену-домохозяйку с куриным интеллектом. Уж поверь моему жизненному опыту. И к гостям я ее пока не выпущу, не взыщи. Не хватало мне еще на старости лет краснеть за выбор моего сына…

— Мама, — рассмеялся Андрей, — о какой старости речь? После отдыха ты стала еще моложе и красивее. Женихи замучают…

Легкая самодовольная улыбка мелькнула на губах Ады Николаевны. Дифирамбы ее красоте и молодости — вот единственная тема, которая ее всегда по-настоящему занимала и на которую она могла беседовать часами. Плюс, конечно, ее творчество, то есть его талантливость и самобытность. Остальное Аду Николаевну практически не интересовало.

По большому счету ей было наплевать, на ком женится Андрей и женится ли он вообще. Она панически боялась последствий этого брака — появления детей. Или даже одного ребенка. Ведь ей предсказали, что она умрет через семь лет после рождения своего первого внука. И приближать эту дату ей ни в коем случае не хотелось.

Более того, знакомя сына с той или иной «подходящей» девушкой, она прежде всего дотошно выясняла, способна ли та выносить и родить ребенка. Если ответ медиков был отрицательным — она приглашала девушку в гости. Конечно, чудеса бывают всякие, риск оставался, но его необходимо было свести к минимуму.

— Спокойной ночи, сын, — величественно, как всегда, произнесла Ада Николаевна. — И помни, что брак — это на всю жизнь. Разводы в нашей семье не приняты.

Жанна никогда не узнала об этом разговоре. Андрею показалось оскорбительным говорить своей любимой девушке, что у нее не те манеры, которые могут понравиться его матери, и что с детьми придется повременить. Возможно, совет был мудрым, но несколько запоздалым: две прошедшие недели они оба меньше всего думали об осторожности. Точнее, Андрей забыл обо всем на свете, а Жанна, в общем-то, понятия ни о чем таком не имела.

А потом… Андрею предложили на три месяца уехать в Америку, читать лекции в престижном университете. Отказаться он не мог, как не мог и взять с собой Жанну — она не была его законной женой, а в Америке взгляды на некоторые вещи были весьма пуританскими. В принципе, он не мог и оставить ее с матерью, потому что одному Богу было известно, чем все это может закончится. Но Жанна проявила неожиданные смелость и упрямство и пылко заверила своего жениха, что к его приезду все образуется и Ада Николаевна, наконец, смирится с фактом ее существования.

Андрей уехал с тяжелым сердцем, но он слишком любил свою работу, чтобы отказаться от столь заманчивого предложения. А через две недели после его отъезда Ада Николаевна решилась на самую настоящую авантюру, чтобы избавиться от «подкидыша». Она хранила все письма, полученные от сына на протяжении всей его сознательной жизни, и были в этой «коллекции» весьма интересные экземпляры, один из которых мог сейчас оказаться очень кстати.

Риск был велик, но в случае удачи победа была бы стопроцентной. На помощь был призван верный Иван Иванович, которого поставили перед недвусмысленным выбором: либо он помогает в задуманном деле, либо на продолжении дружбы с Адой может не рассчитывать. Фактически, выбора у него и не было…

Когда Андрей вернулся в Москву, Жанны он там не застал, а мать ледяным тоном сказала, что девушка, по-видимому, вошла во вкус вольной жизни, поскольку даже ночевать не всегда являлась, а недавно и вовсе исчезла, прихватив вместе со своими вещами кое-что «на память». Ерунда, три тысячи долларов. Но осадок, естественно остался.

Уязвленный и оскорбленный, Андрей еще пару месяцев пытался забыть Жанну, даже старался как можно реже появляться в здании института архитектуры. Но потом не выдержал, позвонил. Ему хотелось ясности, и он ее получил. Незнакомый женский голос ответил ему:

— Она давно здесь не живет.

Жанна исчезла из жизни Андрея так же внезапно и стремительно, как ворвалась в нее. И это, пожалуй, было самым болезненным.