Поток ее невеселых мыслей прервало появление группы людей в белых халатах. Надо полагать, обещанный утренний обход. Ну, что ж, теперь хоть что-то прояснится.

— Как самочувствие? — спросил мужчина, который явно был главным в этой группе. — Что беспокоит?

— Пить очень хочется, — прошептала Анна.

— Естественно. Сейчас я вас посмотрю, если все в порядке, дадим попить, пора уже. Боли не беспокоят?

Анна покачала головой.

— Ну и славно. Теперь — только покой, лекарства и все будет прекрасно.

— А что со мной было?

— Опухоль, уважаемая…

Врач заглянул в медицинскую карту, услужливо протянутую ему кем-то из свиты, и продолжил:

—…уважаемая Анна Васильевна. С моей точки зрения, абсолютно доброкачественная, но результатов гистологии все равно придется подождать. Запустили вы себя совсем, раньше можно было бы лечением обойтись. А вы дотянули до операции.

— И что теперь?

— Ничего страшного. Правда, пришлось практически все удалить, но ведь вы рожать больше не собираетесь? Сын у вас уже есть, почти взрослый. Зато недомоганий периодических не будет, уже плюс.

— То есть я уже не женщина? — с ужасом спросила Анна.

Профессор укоризненно покачал головой и присел на краешек постели:

— Удивительный все-таки народ — прекрасный пол, — назидательно сказал он. — Если раз в месяц не… болеете, значит, не женщина? Смешно, ей-богу. Вы еще молодая, к тому же красивая женщина, запомните это, пожалуйста. Только вот супругу вашему совершенно не обязательно знать о некоторых… изменениях в вашем организме. Он может воспринять это… неадекватно.

— А что же я ему скажу? Кстати, он знает, что я в больнице?

— Знает, конечно. «Скорую»-то сын вызвал, он же и отцу позвонил… на работу. Вот переведут вас в обычную палату, повидаетесь с ними. А сказать можете… ну, скажем, про внематочную беременность.

— Исключено, — покачала головой Анна. — Беременность исключается в принципе.

— Вот как? Ну, тогда скажите, что вам удалили полипы, в подробности не вдавайтесь. Все наладится, Анна Васильевна, не грустите. Еще радоваться будете, что все так обошлось, помяните мое слово.

Медики отошли к другой койке, а Анна прикрыла глаза и попыталась осмыслить услышанное. Значит, ей стало плохо дома, а вовсе не по дороге с работы. Да, она же сидела в кухне пила чай и думала… О чем она думала?

Господи, да о разговоре с сыном, конечно! Неприятный этот разговор вдруг с предельной точностью ожил в памяти, вызвав сильное сердцебиение. Это был фактически разговор с чужим человеком, который не понимал ее и не хотел понимать. Как же так? Ведь она растила и воспитывала его совсем по другим принципам, по своим, и вот — такое. Где же она не досмотрела?

И как теперь быть с мужем? Профессору легко советовать, ничего не говорить или напустить туману. Во-первых, она не умеет врать, во-вторых, Евгений тут же поймет, что она говорит неправду. В-третьих, у него, практически здорового человека, какое-то патологическое отвращение ко всякого рода недомоганиям, и даже обычный грипп приводит его в состояние крайнего раздражения. С его точки зрения больной — значит, неполноценный. А она ведь действительно стала неполноценной…

Стоп. Это имеет какое-нибудь значение? Когда муж последний раз смотрел на нее любящими глазами? Когда замечал, хорошо или плохо она выглядит, во что одета? Для него она уже давно бесплатная домработница, а не жена. За последние годы случаи близости между ними можно было пересчитать по пальцам. Можно просто отмахнуться от вопросов, сказать, что это — скучные женские дела. Вряд ли он будет допытываться подробностей. Если первое его посещение пройдет нормально, то дальше все будет по-прежнему. Только вот с Шуриком нужно будет заниматься больше…

К вечеру ее действительно перевели в общую палату, и только тут Анна поняла, что попала все-таки в родную академическую больницу, а не в районную. Палата была светлая, четырехместная, с умывальником и зеркалом над ним, в холле стояли мягкие кресла и цветной телевизор. Правда, мебель знавала лучшие времена, да и все помещение требовало хотя бы капитального ремонта, но это уже были такие мелочи, на которые не стоило обращать внимания.

Палата подобралась на редкость удачная, в плане уживаемости. Две молодые девицы-аспирантки отлеживались после «плановой чистки», точнее, весь день пропадали в соседнем урологическом отделении, где резались в преферанс. Третья пациентка была ровесницей Анны, ухоженной и уверенной в себе женщиной, супругой директора одного из академических издательств. Представилась она Инной и тут же повернула дело так, что Анна оказалась как бы под ее опекой и покровительством.

Анне было все равно. Она вполуха слушала бесконечные истории Инны о поездках с мужем на модные заграничные курорты, о хлопотах с машиной и ремонтом в квартире, об интригах коллег… Детей у Инны не было, как не было и желания ими обзавестись, поэтому перенесенную операцию, точь-в-точь такую же как у Анны, она рассматривала как гигиеническую процедуру.

— Слава Богу, убрали лишнее. Аппендицит-то мне еще в школе вырезали.

— Но это же не аппендицит, — робко пробормотала Анна.

— Это хуже! — безапелляционно заявила Инна. — Сколько времени я потратила на всякие дурацкие курорты, точнее, на процедуры, на лекарства, на хождение по врачам. Про деньги молчу, на потраченные можно было две машины купить. И все равно то и дело что-то болело. Теперь — свобода! Никаких критических дней, никаких головокружений, тампонов и прочей ерунды. И свидания переносить не придется…

— Свидания? — удивилась Анна.

— Ну да, с любовниками. Что ты на меня смотришь круглыми глазами? Муж — это муж, я его люблю, если хочешь знать. А любовники — это для самоуважения, для здоровья. Для поддержания тонуса. Гормональная терапия. Теперь мне это тем более будет нужно, естественный-то процесс уже не пойдет.

Анна даже не знала, как на это реагировать. Супруга Инны она видела каждый вечер: он приезжал навещать жену с букетами цветов, роскошными коробками конфет, фруктами. Еще не старый, но совершенно седой мужчина, импозантный, подтянутый, исключительно вежливый. Жену явно обожал, достаточно было видеть, какими глазами он на нее смотрел. Какие тут еще могут быть любовники?

— Осуждаешь? — спросила как-то Инна, когда, проводив супруга, вернулась в палату. — Понятное дело. Эдик, конечно, мужик экстра-класса, но рядом с ним от тоски мухи дохнут. И в постели, прямо скажем, так себе…

— Я не осуждаю, — вздохнула Анна. — Я просто не понимаю…

И неожиданно для самой себя рассказала Инне историю своего брака и про свою семью. Та слушала, не перебивая, только порой иронически кривила губы. Наконец, Анна выговорилась и замолчала.

— Все ясно, — сказала Инна. — Типичный совок, даже скучно. Разбаловала ты своих мужиков, Анка, вот что плохо. Сынуля твой обожаемый сюда носа не кажет — это понятно, парню в такое отделение соваться неловко. Но благоверный-то твой сколько раз был. Один? Или два?

— Ты же знаешь, что один, — тихо сказала Анна. — Видела его.

— Ну, могла что-то пропустить. Значит, один. И чем же он так занят, что не может любимую супругу после тяжелой операции навестить?

— Я сказала, что операция ерундовая, просто полипы удалили…

— Да? Интересненько. Это почему?

— Мне так профессор посоветовал. Сказал, что мужики иногда неадекватно реагируют.

— Ну, не знаю. Мой-то счастлив до потери пульса, что одной проблемой в голове меньше стало. Детей он не любит и никогда не любил, а я аборты терпеть не могу. Особенно если не от законного супруга залетаешь. Такая канитель… Ну, ладно, это к делу не относится. Так чем твой муженек занят?

— Готовится к защите диссертации. Он химик. Часто задерживается в лаборатории… Ну и вообще…

— А сын как?

— Женя сказал, соседка помогает. Надо будет ее потом как-нибудь отблагодарить. Хорошая тетка, только очень разговорчивая. И слишком энергичная. Сейчас все эти фонды появились, сулят прибыли немеряные, так она только ими и живет. В один вложит, из другого проценты вынет…

— Доиграется, — безапелляционно сказала Инна. — Сама только в эти фонды не суйся, это для Буратин всяких организовано. Ну, бог с ней, с соседкой. Знаешь…

…В дверь палаты постучали. Женщины недоуменно переглянулись: для супруга Инны было рановато, а кроме него…

К изумлению Анны в палате появилась целая делегация из ее конторы: Нонна Сергеевна, Раечка и Марго. С букетиком каких-то похоронных хризантем и кульком фруктов. Если честно, то меньше всего Анна ожидала визита коллег, скорее уж Шурка мог прорезаться.

— Ну, как ты тут? — затараторили наперебой посетительницы. — Поправляешься? Выглядишь прекрасно. Что у тебя было? Когда выпишут?

— Не знаю еще, — честно сказала Анна. — Чувствую себя прилично. Наверное, скоро.

— А ты не торопись, — мрачно сказала Нонна Сергеевна, поудобнее усаживаясь на стуле. — Некуда.

— В каком смысле? — оторопела Анна.

— Прикрывают нашу лавочку, — почти всхлипнула Раечка. — Хорошо, что я уже пенсию оформила. Все не на улицу.

— Ты — пенсию? — искренне удивилась Анна.

— Она у нас просто вечно молодая, — с кривой усмешкой вступила Марго, — а по паспорту постарше будет… годков на двадцать. Такие вот пироги, девушка.

— А вы как же?

Нонна Сергеевна пожала плечами:

— Меня сестра обещала в какой-то кооператив пристроить. Продавщицей. Деньги неплохие. А Марго нигде не пропадет.

Марго сделала загадочное выражение лица и всем видом продемонстрировала, что — да, она-то не пропадет, ее вся эта свистопляска совершенно не волнует.

— А я? — спросила Анна, у которой болезненно защемило сердце.

— А ты посиди на больничном, сколько можно. Шеф вроде бы обещал тебя куда-то пристроить.

— С чего вдруг такая милость? — не без иронии спросила Анна.

Хотя в общем-то знала, почему. По дурацкому своему характеру, львиную долю работы тянула именно она. Реже всех отпрашивалась с работы, реже всех бюллетенила, никогда не опаздывала и не срывала сроки сдачи всевозможных планов. Заодно и коллегам помогала. Так что шеф вполне мог порекомендовать ее кому-нибудь в секретарши. Во всяком случае похоже на то…

— Заместитель-то шефа в вытрезвитель угодил, — ни с того ни с сего обронила Марго. — Уволился по собственному. Теперь совсем сопьется.

— А сам шеф? — спросила Анна?

— А сам шеф как плевал на все, так и плюет. Проворачивает какие-то свои гешефты, во всяком случае, не грустит, не тужит. Ему всегда контора до лампочки была.

— Круче всех Верочка отмочила, — хихикнула Раечка. — Смотрела-смотрела телевизор, да и подалась в помощники к какому-то депутату. Заходила за расчетом, точнее, заезжала на машине с шофером — ну, прямо бизнес-леди. Хотя внешне как крысой была, так и осталась…

Неизвестно, сколько бы еще болтали коллеги, но помешал ежевечерний визит супруга Инны. Дамы при его появлении как-то увяли, застеснялись и гуськом потянулись к выходу, обещая обязательно быть еще в самом ближайшем будущем, и вообще…

Инна с мужем вышли в холл, а Анна так и осталась полулежать на малокомфортной больничной койке в совершенной растерянности от обрушившейся на нее лавины новостей.

Допустим, еще месяц она проведет на больничном. А потом? Мифическая должность секретарши, вроде бы обещанная шефом? Что-то в это слабо верилось: шеф славился еще и тем, что практически никогда не выполнял своих обещаний. Тогда что? В Академии наук вакантных мест отродясь не бывало, туда попадали обычно по блату, либо уж по совершенно дикому везению.

Хотя… Сейчас все, наверное, переменится. Павловская реформа перевернула многое в стране с ног на голову, вчерашний приличный оклад стал копейками, а вчерашние кандидаты и доктора наук выстроились скорбными шеренгами в наиболее людных местах, пытаясь продать хоть что-нибудь — от семейного сервиза до каракулевой шубки. Сыну скоро в институт поступать, нужны репетиторы… Господи, да что же это все так сразу посыпалось?!

— Ты никак реветь собралась? — услышала она насмешливый голос Инны. — Из-за чего, интересно?

Анна только судорожно всхлипнула.

— Подружки расстроили? А они молодцы: пришли, так сказать, морально поддержать больную коллегу. Я бы таких убивала.

— Толку-то что? — устало спросила Анна. — Лучше самой умереть.

— Вот еще! — фыркнула Инна. — Я тебе место соорудила, как закроешь больничный, так туда и отправишься работать. Не пожалеешь.

— Секретаршей? — тупо спросила Анна.

— Нет, дурочка, старшим редактором. Я тут рассказала Эдику о твоих проблемах, он тебя к себе в издательство берет, не глядя. Три дня в редакции, два дня — дома. Оклад приличный, но работа, предупреждаю, тоскливая. Эдик хочет тебя на мемуарную линию посадить.

— Не поняла.

— Они перестраиваются, вместо всякой научной лабуды начинают издавать как бы художественную литературу. Переводную и отечественную. На любовные романы и детективы, сама понимаешь, охотников полно, а вот с мемуарами возиться мало кому охота, скука же смертная.

— Ты бы посмотрела, чем я на работе занимаюсь… занималась, — слабо улыбнулась Анна. — Мемуары по сравнению с этими таблицами просто Джеймс Бонд. И потом я люблю серьезную литературу.

— Я так и думала. Так что выкинь из головы глупости, поправляйся себе спокойно, а потом начинай новую жизнь. Нет неразрешимых проблем.

— Я твоя должница, — с огромной благодарностью сказала Анна.

— Сочтемся, свои люди, — отмахнулась Инна. — Кстати, твоим единственным и непосредственным начальником будет мой супруг, так что если что не так — сразу звонишь мне… Шучу.

И все-таки, несмотря на счастливое завершение этого дня, ночь Анна провела практически без сна. Два дня работать дома — это, конечно, прекрасно, только где? В комнате Шурика — исключено, он этого просто не потерпит, в спальне негде даже табуретку лишнюю приткнуть, не то, чтобы стол со стулом. Получается, что только на кухне, благо там подоконник достаточно широкий.

И еще — новый коллектив. Анне было элементарно страшно. После института она сразу попала в «РИСО», отсидела там пятнадцать лет, привыкла… И к нудной работе привыкла, могла ее делать с закрытыми глазами. А теперь будут новые обязанности, новые люди вокруг, новый начальник… Страшно.

Следующий вечер принес новый сюрприз: визит Евгения. Второй по счету за все время пребывания в больнице. Выглядел супруг ухоженным, не слишком обеспокоенным, хотя приличествующую ситуации маску озабоченности на лицо натянул. И вопросы о самочувствии задавал правильные. Но что-то было не так, а что — Анна никак не могла разобраться.

— А я три дня назад защитился, — вдруг сообщил Евгений. — Теперь только решения ВАКа нужно подождать. Впрочем, сейчас это быстро.

Анне бы обрадоваться, но что-то мешало сделать это по-настоящему.

— Поздравляю тебя, — сказала она с нужной долей энтузиазма. — Я очень рада. Теперь тебе полегче будет, а то ты последнее время совсем замотался.

— Это точно, — подтвердил Евгений. — Прости, что к тебе редко выбираюсь…

— Ну что ты, я же понимаю. А как дела у Шурика?

— Весь в науках, представь себе. Проснулась тяга к знаниям.

— А чем вы питаетесь?

— Валентина свет Максимовна заботится. Стол — как в ресторане. Я ей приплачиваю, конечно… за качество обслуживания.

«Мог бы сказать: без тебя все-таки не то, дома тоскливо. Нет, не скажет. Ему, кажется, даже легче, что я не торчу вечерами у окошка в кухне и не высматриваю его приход… Квартиру, наверное, запустили до невозможности. Но ведь мужикам это без разницы».

— А почему ты сказал, что ВАК теперь быстро все решает? — поинтересовалась она, чтобы хоть что-то спросить.

— Да потому, что сейчас защищаются только дураки вроде меня, — с неожиданным озлоблением ответил Евгений. — Зарплата остается прежней, в должности меня никто повышать не собирается, ассигнования на опыты урезают бесконечно. В общем, мрак. Надо что-то придумывать, пока институт совсем не прикрыли.

— Ваш институт? Да у вас же почти сплошные госзаказы…

— Были, — все так же желчно завершил фразу Евгений. — Государства-то уже практически нет, спустись с небес на землю.

— Меня уже спустили, — сообщила Анна. — Наш Совет разгоняют.

— Давно пора, — хмыкнул Евгений. — Та еще богадельня.

Анна ждала закономерного вопроса, куда же она теперь денется, но так и не дождалась. Похоже, Евгения это вообще не интересовало. Но оказалось, что она слегка ошиблась.

— А может, оно и к лучшему, — продолжил Евгений после небольшой паузы. — Я, видишь ли, прорабатываю одну комбинацию… Контракт на три года за рубежом. Если все пойдет нормально, приедете с Шуркой ко мне…

— Насовсем? — с ужасом спросила Анна.

— Что ты так переполошилась? Что тебя здесь держит, объясни, сделай милость. Работа? Роскошная квартира? Интересная жизнь?

— Нет, но эмигрировать…

— Пока никто про эмиграцию не говорит, — оборвал ее Евгений. — Пожить в цивилизованной стране, заработать нормальные деньги, вот и все, чего я хочу. А вернуться сюда можно в любое время, было бы желание. Ты все-таки безнадежный совок, Анка.

— Какая есть, — сказала она, сдерживая подступающие слезы. — И как скоро ты собираешься…

— Не завтра, успокойся. Пока еще все в стадии проекта. Но главное сделано: диссертацию я защитил. Ладно, мне пора. Будь умницей, поправляйся скорее.

Он приложился к ее щеке с дежурным поцелуем и с видимым облегчением покинул палату.

Инна, вернувшаяся из холла с очередной встречи с мужем, застала Анну в слезах:

— Опять? Что еще случилось? Твой благоверный тоже работу потерял?

Анна, путаясь в словах и всхлипывая, довольно бессвязно пересказала содержание разговора.

— И что ты ревешь? — удивилась Инна. — Устроится мужик за кордоном, потом высвистит тебя с сынулей и заживете по-человечески. Ты молодая, красивая, заездил тебя только быт тутошний, вот и все. А там — расцветешь.

Анна покачала головой:

— Что-то мне кажется, все будет совсем не так замечательно…

— Когда кажется; креститься нужно, — резко сказала Инна. — Думаешь, не вызовет? Хочет тебя бросить? Глупая, для этого совершенно не обязательно уезжать за границу. У нас в одной Москве сотни пар ежедневно разводятся. Ну-ну, только не реви, ради Бога, это же я так, предположительно. А сама прикинь: мужик защитился, скинул многолетний груз, у него стресс сильнейший…

— От радости, что ли?

— Представь себе, от этого тоже. Ты — в больнице, дома наверняка небольшой бардак. В такой обстановке трудно сохранять хладнокровие и выражать нежные чувства.

— Но твой же муж…

— Правильно воспитан, — хмыкнула Инна. — Попробовал бы он вести себя по-другому. Я лично ему в такой ситуации не завидую.

— А я тебе завидую. Я не умею вот так… жестко.

— Жестко? А разве можно по-другому? Милая моя, жизнь нужно брать за морду, и поворачивать ее так, как тебе нужно. А не изображать из себя скорбящую богоматерь, мужики этого не ценят, поверь мне. Они, как это ни смешно, искренне верят, что женщина — существо слабое, и без них ни в коем случае не проживет.

— Так я же…

— А ты, Анечка, сильная женщина. Ты все сама, всегда сама, про тебя можно забыть и не волноваться: ты выкарабкаешься. Мой Эдик думает, что если он меня оставит, я тут же повешусь или отравлюсь, потому что к жизни не приспособлена ни капельки. И я позволяю ему так думать. Более того, культивирую этот образ, хотя самым распрекраснейшим образом могу со всеми проблемами справиться сама.

— Мудрая ты женщина, — прошептала Анна.

— Нет, просто земная. Я ведь Эдика семь лет обхаживала, пока он на мне жениться решил. Учились вместе в полиграфическом, он парой курсов старше, москвич, красавец, из хорошей семьи. А я — пермячка, перебивалась на стипендию, место в столичном издательстве зубами выгрызла, а супруга своего измором взяла. Какие невесты вокруг крутились — красавицы, умницы, с родителями, дачами, машинами… Всех перетерпела, смогла так сделать, что без меня Эдику плохо, а со мной — полный кайф. А когда поняла, что он детей иметь ну ни в какую не хочет — тут-то и подловила: дала понять, что со мной таких проблем не будет. И вообще все будет так, как он скажет, потому что я без него — никто и зовут меня никак…

Анна слушала темпераментную исповедь Инны, затаив дыхание.

— Он до сих пор не понял, что карьеру ему я выстроила, точнее, вылежала с кем надо. Докторскую защитил, директором издательства стал, все его мечты, как по мановению волшебной палочки исполнялись. А когда роли-то переменились, он уже этого не заметил. Привык со мной советоваться, привык обо всем мне рассказывать, привык носиться со мной, как с хрустальной вазой. Я же без него пропаду, я же для него всем пожертвовала: карьерой, возможностью иметь детей… Вот так-то. Иначе вернулась бы в свою Пермь и сидела бы там в какой-нибудь пыльной дыре младшим редактором. Пик везения — выйти замуж за директора магазина. Нет, это не для меня…

— Я бы так не смогла, — искренне сказала Анна. — Сил бы не хватило.

— Вот-вот, а со стороны ты выглядишь совсем наоборот. Благополучная, устроенная, всем довольная. Так с какой стати с тобой церемониться? Везешь свой воз — и вези, никто помогать не будет.

— Ты же помогла работу найти.

— Я, Аннушка, воробей стрелянный, людей на своем веку повидала — всяких. И тебя, уж извини, насквозь вижу. Торговать в кооператив какой-нибудь ты не пойдешь — не то воспитание, да и характер не тот, свое дело открыть — это тоже уметь надо, а ты не умеешь. Так и будешь сидеть в своем уголке, грызть сухую корочку и ждать, когда времена изменятся к лучшему. А они сами по себе не изменятся. И потом разве это помощь? Это я Эдику своему очередное благодеяние сделала — надежного, ответственного сотрудника нашла. А тебе при этом просто повезло. Хотя… Из бывших твоих коллег, если честно, никого бы к мужу в издательство сватать не стала. Тунеядки и халявщицы по призванию.

— Ну уж и тунеядки, — обиделась было Анна за сослуживиц.

— Хорошо… бездельницы, — легко поправилась Инна. — Между прочим, они уже все пристроены, подсуетились, прежде чем к тебе с благой вестью наведаться. Тебя это ни на какие мысли не наводит?

— Нет, — растерянно покачала головой Анна.

— Девушки ловили благоприятный момент: вдруг предложили бы действительно хорошее место. Так на него однозначно тебя бы взяли. Но — не срослось, пришлось по-другому устраиваться. Вот тут уже можно тебя информировать, терять больше нечего. Ладно, милая. Поздно уже, сейчас наши преферансистки прискачут, давай-ка спать готовиться. Меня, кстати, послезавтра выписывают, а тебя?

Анна пожала плечами.

— У врача спросить ты, конечно, стесняешься? Эх, Анна, Анна, до чего ты к жизни не приспособлена! Ладно, я завтра с сестричками пошушукаюсь, может, что узнаю…

Эту ночь Анне все-таки удалось поспать. То ли биополе у Инны было достаточно мощным, чтобы зарядить энергией и соседку по койке, то ли организм мобилизовал защитные силы и не допустил второй бессонной ночи. А на следующий день выяснилось, что результаты ее анализов пришли, просто их куда-то засунули и забыли, что ничего «страшного» у нее нет, и через пару-тройку дней можно домой: на нормальную пищу, витамины и амбулаторное долечивание. Даже швы, точнее шов, снимать не надо: делали по новой технологии, должен рассосаться сам. Теоретически.

— Я тебе позвоню, — сказала ей Инна, выписываясь. — Недельки через две. Отдохнешь еще немного, оформишь увольнение с прежней работы… Хотя, зачем тебе этой ерундой заниматься? Совсем я тут тонус потеряла. Секретарша Эдика все оформит переводом, придешь сразу на новое место. От тебя, кстати, две остановки на метро или двадцать минут автобусом. Скажи, удобно?

— Спасибо тебе, — искренне сказала Анна. — Я бы без тебя тут совсем пропала, честное слово.

— Не пропала бы, — хохотнула Инна. — Ты — баба сильная, выкрутилась бы и сама. Правильно?

— Неправильно, — слабо улыбнулась Анна. — Я — слабая, я только теперь это поняла. Просто меня жизнь жалела-жалела, да и перестала.

Она даже не представляла себе, насколько была права. Евгений, которому позвонила накануне выписки, довольно сухо сказал, что освободиться в первой половине дня никак не может, и что ей разумнее взять такси, благо от больницы до дома недалеко. У Шурика какая-то сверхважная олимпиада, его лучше вообще не трогать. Так что увидятся дома.

Можно было бы позвонить кому-нибудь из бывших коллег, но Анна так и не смогла заставить себя это сделать. То ли гордыня внезапно появилась, то ли просто не хотелось видеть никого с уже прежнего места работы: их визита в больницу ей вполне хватило, чтобы понять: за много лет она так и не стала частью дружного коллектива, да и коллектив-то держался, в основном, на общем стремлении делать как можно меньше.

Такси брать не стала по одной простой причине: не было денег. Евгений как-то об этом не подумал, а у нее в сумочке оставалось несколько рублей — на метро. Слава Богу, ключи от квартиры там тоже были, иначе возвращение домой в первой половине дня стало бы проблематичным.

Анна открыла входную дверь и тут же увидела новые кроссовки, импортные, стоявшие там, куда Шурик обычно ставил свои видавшие виды кеды. В квартире на полную катушку гремела любимая музыка сына, от которой у нормального человека полопались бы барабанные перепонки. А как же важная олимпиада?

Анна осторожно заглянула в комнату: сын сидел за столом и что-то писал. Кошмарная Музыка ему абсолютно не мешала. Беспорядок был умеренный, могло быть хуже. Все так же тихо Анна прошла на кухню: почти чисто. Во всяком случае, в мойке — только пара тарелок, а не гора заплесневелой посуды, пол не затоптан. Плита, правда, нуждается в хорошей чистке, ну, это дело привычное. Да и мало есть мужчин, которые считают обязательным мытье плиты.

Анна снова вернулась в комнату и после минутного колебания нажала кнопку «стоп» на новом, между прочим, кассетном магнитофоне. Похоже, ее пребывание в больнице повлияло на благосостояние семьи в положительную сторону.

Внезапно наступившая тишина заставила Шурика подскочить на стуле и развернуться к матери. Проступившее на его лице изумление было совершенно неподдельным. И… мгновенно промелькнувшее выражение досады. Или ей показалось?

— Мама? Тебя уже выписали?

Анна бросилась к своему мальчику, стиснула его в объятиях, принялась осыпать поцелуями. Как же она по нему соскучилась, господи! Как она могла так долго его не видеть?

Шурик на эмоциональный порыв матери отозвался довольно вяло, но он всегда скептически относился к таким вещам, особенно в последний год. Впрочем, поцелуй ей вернул достаточно искренне, тоже, кажется, соскучился.

— Разве папа тебе не сказал, что я сегодня вернусь?

Шурик покачал головой.

— Он вчера поздно пришел. Я уже спал.

— А как твоя олимпиада?

— Какая?

— У тебя сегодня должна быть важная олимпиада. Отец сказал…

— Он что-то напутал, — пожал плечами Шурик. — Олимпиада была на прошлой неделе. Я, между прочим, занял второе место.

— Молодец! А как вообще дела в школе?

— Нормально. Учимся помаленьку. Меня теперь отец премирует за успехи: видишь, маг классный купил.

— И кроссовки…

— Ага. И еще — джинсовый костюм. Клево, да?

Анна присела в кресло и сморгнула внезапно навернувшиеся слезы:

— Наверное, клево, сынок. Наверное…