Работа в издательстве, к которой Анна приступила, увлекла ее больше, чем она могла предположить. Читать она всегда любила, а тут выяснилось, что у нее помимо врожденной грамотности обнаружились еще и отличное чувство слога и феноменальная память. Рукописи, прошедшие ее редактирование, не нуждались даже в корректуре.

С другой стороны, мемуары оказались вовсе не такой «скучищей», как можно было предположить. Правда, большинство авторов излагали интереснейший материал «шершавым языком плаката», но лишь немногие из них с пеной у рта отстаивали свою авторскую самобытность и право именно на такой стиль изложения. Этих Анна отправляла к старшему редактору, а тот, как правило, значительно дальше, причем после первых двух случаев даже не читал того, что ему передавали.

Зато с другой категорией мемуаристов работать было и легко, и приятно. На стилистическую правку они соглашались безропотно, признавая, что сами «не по этому делу», а по ходу редактирования рукописи припоминали свежие и интересные детали по сюжету, которые только украшали книгу. Подавляющее большинство из них потом забывали, кто так отшлифовал их первоначальное произведение, и все лавры охотно возлагали на свое чело.

Но были и другие, правда, в меньшинстве. Знаменитый, еще не старый генерал авиации, отличившийся в афганском небе, пригласил Анну к себе «на чашку чая», познакомил с женой, молодой красавицей, бывшей балериной, и несколькими близкими друзьями, превознося до небес «редактора от Бога».

Эту же мысль он несколько раз — для пущей доходчивости — повторил самому директору издательства, а тот, в свою очередь горячо поблагодарил жену, которая сосватала ему прекрасный кадр. И кто бы мог подумать!

Инна впоследствии заметно охладела к Анне и звонила все реже и реже. По-видимому, принадлежала к той категории людей, которые предпочитают покровительствовать «сирым и убогим», а не общаться на равных с благополучными и в чем-то талантливыми людьми. Она искренне считала, что свою миссию выполнила, и может заняться чем-нибудь более интересным. И приглашать в гости не спешила.

Оправившись от операции и психологического шока, Анна снова похорошела. Правда, в густых каштановых волосах мелькали серебряные нити, а у глаз появились мелкие морщинки, но кожа по-прежнему поражала нежностью и гладкостью, а фигура — врожденной грацией. Вводить такую женщину в дом… ну, нет. Соперниц Инна не терпела ни в каком качестве.

Заработную плату Анне повысили, а заодно и прозрачно намекнули о возможном карьерном росте. Покупать одежду Анна предпочитала на ближайшем вещевом рынке, но коллеги были уверены, что все ее туалеты — из модных и дорогих бутиков. Есть такой тип женщин, на которых заурядные вещи смотрятся стильно и красиво. А к месту подобранные аксессуары лишь усиливают впечатление элегантности и хорошего вкуса. Конечно, Анна теперь могла себе позволить много больше, чем во времена семейной жизни, но покупала вещи лишь по необходимости, а не из любви к тряпкам и побрякушкам.

Мало кто, а точнее, никто не знал что пришлось пережить их немногословной, всегда ровной и приветливой коллеге в совсем недавнем прошлом. Курила она по-прежнему много, но в издательстве этим грешили практически все, благо сам директор был курящим и драконовских мер по борьбе с никотином не вводил. А вот то, что Анна время от времени украдкой совала под язык таблетку валидола или принимала горошину валерианки, никто не замечал. Как, естественно, не знал и того, что заснуть без снотворного было для Анны практически нереальным, а иногда и с его помощью не получалось.

Считалось, что Анна — разведенная одинокая женщина, каких в любом коллективе достаточно. Коллеги и сочувствовали, и завидовали. Сама себе хозяйка, обслуживать никого не надо, денег на жизнь хватает, на работе ценят. Особо участливые советовали завести какую-нибудь домашнюю живность: собачку, например, или, лучше, кошку. Кошка была лучше собаки только потому, что ее не нужно было выгуливать два раза в день, но и только.

Но Анне — теперь все чаща Анне Васильевне — не хотелось ни собаки, ни кошки. Ни даже канарейки или рыбок. Временами ей хотелось буквально выть от тоски в своей уютной квартирке с прекрасной библиотекой, с новым телевизором, видеомагнитофоном и музыкальным центром. А временами просто не хотелось жить, хотя о таких ее настроениях никто не догадывался: «держать лицо» Анна Васильевна умела. Так что сочувствие коллег закончилось быстро, а зависть не проходила: элегантная, ухоженная, уверенная в себе, все еще красивая женщина явно не нуждалась ни в какой жалости, а просто замечательно устроилась в жизни. Всем бы так.

Были, конечно, и поклонники. Но то ли Анна Васильевна была слишком разборчива, то ли ее не устраивала современная манера ухаживания: напроситься в гости, оглядеться и попытаться тут же затащить хозяйку в постель. Никому в голову не приходило пригласить в театр или в кафе, наконец. И уж совсем разили наповал планы тех, кому приглянулись в одинаковой степени и квартира и хозяйка. Вывод был один: женимся, живем у тебя, мою берлогу сдаем, деньги откладываем на черный день.

Подобные перспективы не рисовали только те ухажеры, которые уже имели в своей квартире законную жену. Эти искали спокойную, неприхотливую любовницу, с которой можно время от времени «отвести душу». К такой роли Анна Васильевна была решительно не готова. Дома посидеть она и одна могла, а если душа жаждала прекрасного, то можно было пойти в театр или на концерт, благо жила в центре и к любому «очагу культуры» могла, при желании, добраться пешком.

Но желание такое возникало нечасто. Всем «творческим» сотрудникам издательства установили компьютеры и Анна Васильевна на удивление быстро освоила новую технику с необходимыми текстовыми программами.

Постепенно появилась и своя клиентура: репутация «редактора от Бога» делала свое дело. На дополнительный заработок Анна Васильевна установила компьютер и дома. А после подключения Интернета проблема проведения досуга перестала существовать, как таковая…

Когда однажды утром Анна вспомнила, что сегодня день ее рождения, причем дата вполне круглая — сорок лет, она слегка удивилась. Как ни банально это звучит, время — действительно лучший лекарь и боль в душе хоть и не ушла, но основательно притупилась, затаилась где-то в глубине.

За два года из Канады от сына пришло только одно письмо, точнее несколько фотографий: Шурик позировал на фоне ухоженного дома, новенькой машины и за клавиатурой компьютера. Вопросов к матери у него, судя по всему, не было, даже традиционного: «Как твои дела?» Евгений не написал ни строчки, впрочем, этого она уже и не ждала.

«Сорок лет — бабий век, — иронично подумала Анна. — Что ж, начинаем красиво стареть, ничего другого все равно не предвидится».

Как удачно, что сегодня неприсутственный день, так что можно благополучно избежать показушной суеты на работе и традиционных подарков в виде огромных мягких игрушек или гжельской посуды, тем более, что она терпеть не могла ни то, ни другое. Да и неформальное застолье ее не манило — пьяных она терпеть не могла, а сама к спиртному была равнодушна. Праздновать юбилей не собиралась, гостей не звала, а просто уехала в Нескучный сад и почти весь день бродила по практически безлюдному парку, который в конце августа был роскошен, но уже с легкими признаками надвигающегося увядания. Совсем как женщина бальзаковского возраста…

На следующий день начальство все-таки поздравило ее: неформально, в собственном кабинете, сообщением о том, что подписан приказ о ее повышении с соответствующей прибавкой к окладу. Главная прелесть повышения заключалась в том, что у нее будет свой отдельный рабочий кабинет. Анна Васильевна с милой улыбкой поблагодарила и пошла осматривать свои новые владения: собственный, ее собственный кабинет!

Теперь ей не придется сидеть рядом с еще одним редактором, Анатолием, который был приятным и остроумным человеком, только, как он сам порой смущенно признавался, «сильный духом»: пахло от него к концу дня всем, чем может пахнуть от «нормального мужчины» — потом, несвежими носками и пивом, которое он очень уважал и потреблял в значительных количествах. Что, впрочем, нисколько не мешало ему в работе.

Да, Анатолий был милым человеком, но мысль о том, что теперь они будут находиться в разных помещениях поднимала Анне настроение. Ее новый кабинет был «новым» только для нее, а на деле представлял несколько запущенную шестиметровую комнату, где пахло пылью и почему-то чесноком. Но это были мелочи…

Уже на следующей неделе коллеги потянулись на неформальные экскурсии в стерильно чистую комнатку со светлыми стенами и до блеска сверкающим окном, чуть прикрытым жалюзями золотистого цвета; с уголком отдыха, где уютно разместились журнальный столик и два кресла и с книжными стеллажами, на которых также царил безупречный порядок. Интерьер украшала ваза с композицией из сухоцвета, а в комнате витал аромат хорошего кофе, дорогих сигарет и тонких духов, которые давно уже были неотделимы от образа Анны.

Сама же она выглядела, как рекламная картинка в журнале: «Мудрая женщина — мудрое решение». Но по-прежнему была чуть холодновата, держалась немного отстраненно, и при этом никак не подчеркивала произошедших изменений в ее служебной жизни. Неизменно пунктуальная и доброжелательная Анна Васильевна, с давно приклеенным прозвищем «Царевна-Несмеяна».

Но в один прекрасный день все переменилось. Коллеги с изумлением увидели в глазах Анны Васильевны какой-то новый блеск, она как бы даже помолодела, стала еще больше следить за собой и время от времени вела какие-то таинственные переговоры по телефону, явно не с автором, если судить по выражению лица. Коллектив подумал и сделал правильный вывод: «Наконец нашла себе нормального мужика».

Найти-то нашла, только что понимать под словом «нормальный»? Все началось столь же внезапно, сколь закономерно. На книжной выставке к стенду, возле которого дежурила Анна Васильевна, подошел невысокий, крепко сбитый мужчина, одетый добротно, но неброско: отглаженные брюки, свитер, вычищенные ботинки. Брюнет с карими глазами и по-восточному смуглой кожей.

Он задал какой-то вопрос — она ответила и совершенно незаметно для себя оказалась втянутой в довольно интересную дискуссию о типах мемуаров и свойствах людей, которые эти мемуары пишут. С точки зрения Владимира Николаевича — так представился мужчина — мемуары пишут хорошо только те, кто действительно оказался в гуще событий, а не наблюдал их со стороны.

— Вот вы, например, собираетесь писать мемуары? — огорошил он ее неожиданным вопросом.

Анне Васильевне впервые за долгое время стало смешно. Ей — мемуары? О чем? О разбитом семейном очаге? О нынешней работе или о прежней? Чепуха!

— Но вы по роду работы наверняка встречаетесь со многими знаменитыми людьми, — настойчиво продолжал развивать свою мысль ее собеседник.

— Ну, «многими» — это сильно сказано, — раздумчиво ответила Анна Васильевна, припоминая своих авторов. — Попадаются, конечно, интересные люди… Но писать что-нибудь вроде «Мои встречи…» — увольте.

— Согласен. А написать книгу в соавторстве не хотели бы?

— Я редактор, а не писатель, — уклонилась от прямого ответа Анна Васильевна.

— Зато, как мне говорили, с отменным чувством слога и стиля. Не удивляйтесь, я человек любопытный, задаю много вопросов, обожаю собирать информацию. Как говорится, издержки прежней профессии… Впрочем, я отвлекся. Так как насчет книги?

— Право не знаю, — замялась Анна Васильевна. — Это так необычно…

— Понимаю. Знаете что, у меня есть к вам конкретное предложение. Вы когда освобождаетесь?

— Часа через два.

— Прекрасно. Через два часа я возвращаюсь сюда и мы продолжаем беседу в более подходящей обстановке. Как вам такое предложение?

Анна Васильевна открыла рот, чтобы вежливо и мягко отказаться: она уже устала и мечтала о тихом вечере дома. Но с изумлением услышала, что благодарит за приглашение и ничего против не имеет. Было похоже, что энергичный Владимир Николаевич ее просто загипнотизировал, поскольку и внешне никак не соответствовал ее представлению об интересном мужчине.

Правда, такие энергичные обычно забывают о своих обещаниях через две минуты. Но и тут Анна Васильевна ошиблась. Ровно через два часа возле стенда возник Владимир Николаевич… с тремя гвоздиками в руке. Вот это уже было занятно: цветов «просто так» Анне Васильевне давно не дарили, а если быть честной — не дарили никогда.

Второй сюрприз ждал у выхода из Выставочного центра и был черной «Волгой» с шофером и даже, кажется, спецсигналами. Владимир Николаевич уверенно открыл дверцу и предложил:

— Прошу. Если не возражаете, я знаю тут недалеко один ресторанчик…

— Вы что, партийный босс? — попыталась шуткой скрыть свою растерянность Анна Васильевна.

— Сохрани Боже! Я директор охранного агентства, точнее, его хозяин. К тому — генерал в отставке. Так что обязан держать марку, хотя мне все это уже порядком осточертело.

— Что — агентство? — поинтересовалась Анна Васильевна, усаживаясь в машину.

— Нет, все эти прибамбасы… Поехали, Димочка. К «Максимычу».

Димочка молча и плавно тронулся с места, и минут через пятнадцать затормозил у свежеотлакированной двери в торце жилого дома. Вывеска, возможно, и была, но Анна Васильевна ее как-то не приметила. Зато внутри — полдюжины столиков, тихая музыка, полумрак и минимум посетителей.

Как только они сели за столик, возле них возник довольно массивный мужчина в белом поварском одеянии:

— Владимир Николаевич! Ну, порадовали! У нас сегодня…

— Максимыч, — довольно бесцеремонно перебил его Владимир Николаевич, — давай сначала выясним, что хочет моя гостья.

— Я не голодна, — попыталась возразить Анна.

Но перед ней уже появилось довольно обширное меню. Отвыкшая от кулинарных изысков, Анна Васильевна даже слегка растерялась, что тут же заметил хозяин.

— Рекомендую телятину по-итальянски. Очень деликатное блюдо.

— Правильно, — поддержал его Владимир Николаевич, — а мне как обычно, сам знаешь. Плюс салатец какой-нибудь и для парня моего… ну, спроси, чего он там хочет.

Только теперь Анна Васильевна заметила, что шофер Димочка сидит в дальнем углу зала, причем так, чтобы видеть шефа.

— Он еще и телохранитель? — пошутила она.

Но Владимир Николаевич шутки не принял.

— Что положено, то положено. Без телохранителя меня подчиненные из офиса не выпустят. А за Димочкой я как за каменной стеной.

— Он и дома вас охраняет?

— Дома у меня жена, — все так же серьезно ответил Владимир Николаевич. — Это будет покруче любого телохранителя.

Анна не стала комментировать эту реплику. Что ж, мужик достаточно ясно и вполне тактично дал ей понять, что женат. Значит, по крайней мере, не будет лишнего вранья, если…

Встреча прошла исключительно приятно. Говорили, в основном, о той книге, которую Владимир Николаевич собирался написать, да времени катастрофически не хватало. А набросков, черновиков, архивных материалов — целая коробка. Вот если бы Анна Васильевна согласилась посмотреть…

— Не бесплатно, конечно, — поторопился добавить Владимир Николаевич. — За нормальные, правильные деньги. Собственно говоря, там все есть, нужно только свести воедино, литературно изложить. Строго между нами: я когда-то предотвратил покушение на Горбачева. Об этом пока практически никто не знает, хотя слухи ходили и ходят. А мне все известно, так сказать, изнутри…

— Вы… служили в КГБ? — с изумлением спросила Анна Васильевна.

Не то, чтобы она боялась этой организации: Бог миловал, сталкиваться лично и даже косвенно не приходилось. Но как и все законопослушные граждане почему-то ощущала легкий холодок в спине при упоминании этой аббревиатуры. Генетический страх, не иначе.

Владимир Николаевич кивнул.

— Да, только после прихода этих, с позволения сказать, демократов, пришлось уйти в отставку. А потом с коллегами-единомышленниками создали охранное агентство. Одно из лучших в Москве, кстати. Если не в России.

Следующие полчаса были посвящены красочным и захватывающим описаниям того, как Владимир Николаевич лично участвовал в каждой акции агентства на первых порах, причем все они были смертельно опасными, иногда — с применением оружия, и всегда — триумфально-успешными. Теперь репутация агентства безупречна, финансовое положение — дай Бог каждому, но только вот душа просит творчества. А времени на него нет.

— Хорошо, — сдалась в конце вечера Анна Васильевна, — привозите ваши материалы, я посмотрю. Только привозите домой, на работе мне этим заниматься совершенно некогда. Да и неудобно.

Владимир Николаевич рассыпался в благодарностях и комплиментах, пообещал, что Анна Васильевна никогда в жизни не пожалеет о принятом решении, что это — только первый шаг, а потом он откроет собственное издательство и сделает ее его полновластной хозяйкой. Для него это пустяки, он более чем состоятельный человек, хотя все и записано на агентство, но на самом деле…

Анна Васильевна подумала, что это уже чересчур, но бокал сухого вина и изысканные блюда сделали свое дело: ей было приятно сидеть в уютном полутемном зале, слушать цветистые комплименты и даже откровенное хвастовство. От ее собеседника исходила какая-то мощная аура властности и обаяния, противостоять которой она не могла и не хотела. Да и необходимости в этом не видела: он же ее не в любовницы зовет, а дело предлагает.

Владимир Николаевич отвез ее домой, но не попросил напоить его кофе и вообще не сделал ни единой попытки проникнуть в квартиру своей новой знакомой. Просто дал ей свою визитную карточку и попросил об ответной любезности, каковую и получил. А через два дня молчаливый Димочка притащил на квартиру Анны Васильевны приличных размеров картонную коробку с материалами для будущей книги. К коробке прилагался роскошный букет темнокрасных роз и огромная коробка шоколадных конфет.

Вот после этого и начались те загадочные телефонные звонки, которые так заинтересовали коллег Анны Васильевны. Но Владимир Николаевич звонил не только на работу, ежевечерне звонки раздавались и в квартире Анны Васильевны, которая прилежно, хотя и не очень успешно, разбиралась с привезенными материалами. Не слишком успешно потому, что ей… было элементарно некогда. Чисто деловое знакомство быстро превратилось в роман, который протекал стремительно, но не сказать, чтобы уж очень банально.

Почти каждый вечер Владимир Николаевич заезжал к концу работы за Анной Васильевной и они ехали в какой-нибудь ресторанчик. Букеты роз в доме не переводились. Довольно скоро из ресторанчиков стали приезжать к Анне Васильевне домой, со всеми проистекающими отсюда последствиями. Вплоть до совместно проводимых ночей. По-прежнему ничего не скрывающий от возлюбленной, Владимир Николаевич мимоходом сообщил, что супруга его в данное время отдыхает и лечится в Карловых Варах.

Анна Васильевна не стала спрашивать, что будет, когда генеральша вернется. Что будет, то и будет, а пока она едва ли не впервые в жизни была по-настоящему счастлива. Хотя и чувствовала порой некоторую неловкость.

Частенько Владимир Николаевич заезжал за ней в полной генеральской форме, приводя сотрудников в состояние легкого ступора. Время от времени брал с собой на какие-то «деловые встречи», где представлял своим компаньоном и будущей владелицей крупнейшего в стране издательства. Даже пару раз привез в офис своего агентства, где на нее смотрели как-то странно, но были чрезвычайно почтительны, чтобы не сказать угодливы.

— А ты не боишься, что донесут твоей супруге? — спросила Анна Васильевна после второго визита. — Она же со дня на день возвращается.

Владимир Николаевич беспечно махнул рукой:

— У меня предателей нет. А потом, мы же с тобой книгу пишем, правда?

— Кстати о книге… — начала было Анна Васильевна, но Владимир Николаевич мгновенно закрыл ей рот поцелуем.

Написание книги не двигалось с места. В те редкие свободные часы, когда Анна Васильевна пыталась разобраться с содержанием картонной коробки, она очень быстро приходила в недоумение: связной картинки никак не складывалось. Какие-то интервью, намеки, недомолвки, протоколы встреч Горбачева с иностранными высокопоставленными деятелями, даже меню приемов на высшем уровне. Вычленить из этого хаоса главную сюжетную линию не удавалось, равно как не удавалось подвигнуть Владимира Николаевича на совместную «работу с документами».

А накануне приезда генеральши Владимир Николаевич… сделал Анне Васильевне предложение руки и сердца. Признаний в пылкой и страстной любви уже было сделано предостаточно.

— Но ты же женат… — растерялась Анна Васильевна.

— Просто нужно время, чтобы развестись. И есть только одно «но». Моя супруга настолько не приспособлена к жизни и беспомощна, что я боюсь, без меня она просто погибнет. Нужно все как следует обдумать, как сделать так, чтобы она потеряла минимум в связи с разводом. Ей, бедняжке, и так несладко придется: профессии нет, в Москву мы перебрались лет семь тому назад, подруг — никаких, все родственнике живут в Липецкой области.

— Конечно, — тут же «вошла в положение» Анна Васильевна, — не стоит пороть горячку. Но она ведь, наверное, догадывается…

— Догадываться она может сколько угодно. К счастью, у меня такая работа, что я бесконечно в разъездах, могу иногда месяцами обследовать филиалы в других городах. Для нас с тобой это очень удобно.

«Было бы очень удобно, — подумала некоторое время спустя Анна Васильевна, — если бы ты не носил с собой все время этот чертов мобильный телефон».

Судя по голосу, слишком часто доносившемуся из трубки, Владимир Николаевич свою супругу, мягко говоря, идеализировал: голос вполне мог принадлежать торговке на рынке, привыкшей командовать грузчиками. А звонила генеральша практически каждый час, если не чаще, и, судя по всему, не прочь была устроить мини-скандальчик прямо по телефону. Выключить аппарат на время общения с Анной Васильевной Владимиру Николаевичу и в голову не приходило, точнее, он почитал «отключение правительственной связи» слишком явным доказательством своей супружеской неверности.

А время шло, ни на миллиметр не приближая развитие событий к разводу и последующему бракосочетанию. Теперь Владимир Николаевич все чаще «вызванивал» Анну Васильевну в обеденный перерыв поближе к своему офису, и основное общение происходило в небольшом, мало кому известном, хотя и элитном кафе. Потом шофер вез Анну Васильевну на работу или домой. Правда, звонил Владимир Николаевич каждый день, но разговоры становились все короче и короче.

А потом Анну Васильевну вызвал к себе директор издательства Эдуард Аркадьевич, по совместительству — супруг приятельницы Инны.

— Анна Васильевна, — начал он, заметно нервничая, — вы знаете, как мы… и я, конечно, в первую очередь, вас ценим и уважаем. Моя супруга о вас отзывается только в превосходной степени, а она в людях разбирается, как никто. Но мне сказали очень серьезные люди… Простите, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, вы взрослая, самостоятельная женщина…

— Которая закрутила романчик с женатым мужчиной, хотите сказать? — осведомилась, привычно закуривая Анна Васильевна. — Это портит моральный климат издательства?

— Да господь с вами, какое кому дело до личной жизни других, лишь бы работе не мешало. Ну, сплетничают, конечно, только это все чепуха, я не об этом хотел поговорить.

— Есть претензии к моей работе, Эдуард Аркадьевич? — уже сухо спросила Анна Васильевна.

— Ни в коем случае! Я же говорю: услышал от серьезных людей, что ваш… друг. Словом, он не совсем тот, за кого себя выдает, так что будьте осторожнее, во избежание, так сказать…

— Он что, брачный аферист? — усмехнулась Анна Васильевна. — Или тайный мафиози?

— Отдаю должное вашему остроумию, но все гораздо проще. Он выдает себя за генерала. А мне сказали, что его уволили в отставку полковником, и что он всю жизнь проработал в разных отделах кадров. Правда, комитетских, тут он не врет. Остальное же…

— Это Инна просила мне передать? — в лоб спросила Анна Васильевна.

— Да… Почти… Она считает, что если скажет все это сама, вы подумаете, что она вам завидует и строит козни. А ее действительно заботит ваше благополучие. Я… мы просто хотели предупредить. Вот и все. Чтобы вы не попали в нелепое положение.

— Спасибо, — сказала, поднимаясь Анна Васильевна. — Я все поняла, учту. Можете быть уверены, что я не поставлю в неловкое положение ни себя, ни… издательство. Личная жизнь останется личной жизнью. Передавайте Инне огромный привет.

— Я всегда знал, что вы умница, — с облегчением вздохнул директор.

Остаток дня Анна только делала вид, что работает, на самом деле бесконечно прокручивала в голове всевозможные ситуации и сюжеты, которые и ее саму иногда удивляли или настораживали. Несостыковки в сюжетах, разные версии одного и того же события, рассказанные с интервалом в несколько недель, упорное нежелание заниматься той самой книгой, которая, по его же собственным словам, была мечтой всей жизни.

Не генерал? Это ее волновало меньше всего. Кто-то объявляет себя академиком, не закончив толком среднюю школу, кто-то — великим врачом, проработав полгода фельдшером в деревне. Мужское тщеславие — штука странная. Но неужели предложение соединить свои судьбы тоже из разряда «сказок на ночь»? Только зачем? Она же не просила на ней жениться. Даже не намекала на возможность замужества. Поговорить с возлюбленным, чтобы расставить все точки над «i»? Это было совсем не в характере Анны Васильевны. Она предпочитала, чтобы события развивались сами по себе, а выяснения отношений боялась, пожалуй, больше, чем возможной разлуки.

Единственное, на что она решилась — это попросить Владимира Николаевича звонить ей на работу в самых крайних случаях. Он поймет, должен понять, он же деловой человек. Или пусть, наконец, выполняет свое давнее обещание: делает ее руководителем собственного издательства, потому что выслушивать бесконечные планы и перспективы этого «проекта века» ей уже поднадоело.

Но просить ни о чем не пришлось. Как-то само собой получилось, что на работу Владимир Николаевич стал звонить ей только в самых крайних случаях. Например, чтобы отменить уже запланированную встречу, или сообщить о внезапном отъезде в командировку. Правда, после этого обязательно были цветы и подарки: надо полагать, как моральная компенсация. Но что-то уже неуловимо изменилось в их прекрасном романе.

Хуже всего было то, что Анна Васильевна осознавала, как незаметно полюбила этого непостижимого, непонятного человека, что ей, в общем-то, все равно: врет он ей или говорит правду, и что если он сделает предложение стать его законной женой, она не найдет в себе сил отказать ему.

Как правильно заметил классик: «Странная вещь — сердце человеческое вообще, а женское — в особенности».