ОТ АКАДЕМИИ ДО ЭЙФЕЛЕВОЙ БАШНИ
Набережная Вольтера, Дворец Инвалидов, Эйфелева Башня, Марсово поле, Военная школа.
Набережная Вольтера (Quai de Voltaire)
Набережная Вольтера протянулась между улицей Св. Отцов и улицей Бак. Кроме Вольтера, именем которого набережная была названа в 1791 году, тут в разное время жили: в доме 11 — Энгр, в доме 13 — Делакруа, а после него ту же квартиру и мастерскую занимал Коро. В доме 19 — бывшем постоялом дворе при станции дилижансов — Шарль Бодлер, Рихард Вагнер, Ян Сибелиус, Оскар Уайльд.
А дом 27, где сейчас в нижнем этаже находится ресторан "Вольтер", это и есть особняк, в котором дважды поселялся великий писатель и шутник. Особняк был построен в 1661 году и принадлежал семье Бражелонов (см. роман А. Дюма "20 лет спустя или Виконт де Бражелон"). Первый раз двадцатидевятилетний Вольтер прожил тут всего несколько месяцев — его не устраивал уличный шум на этой набережной, которая уже тогда была одной из самых людных в Париже.
Поселился же он тут сразу после выхода из Бастилии, куда был упрятан на три месяца за дерзкую эпиграмму на герцога Орлеанского (тогда — принца-регента).
Выйдя из тюрьмы молодой писатель явился по приглашению регента во дворец, и герцог Орлеанский, в знак примирения, подарил Вольтеру расшитый кошелёк, набитый золотом. Вольтер подарок принял и сказал: "Благодарю Вас, Ваше королевское высочество, за то, что вы позаботились о моём пропитании, и надеюсь, что вы больше не будете затруднять себя заботами о моём жилье". В результате молодому писателю пришлось прямо с этого приёма отправиться в Бастилию ещё на трое суток…
После этого, прожив в доме Бражелонов, как я уже говорил, несколько месяцев, Вольтер переселился подальше от уличного шума на край Марэ, напротив церкви Сен-Жерве. Церковь эта — готический собор XV столетия, но главный фасад её был перестроен по распоряжению кардинала Мазарини в стиле переходном от ренессанса к барокко. Молодой Вольтер, любовавшийся из своих окон "прекрасным и стройным" фасадом, твердил каждому встречному-поперечному, что вот этот прекрасный фасад надо сохранить, а всю готическую часть непременно сломать, поскольку готика есть мракобесие.
Прошло полвека. Вольтер, прозванный "Фернейским отшельником", вернулся из добровольной ссылки в Париж. Его "родственница и воспитанница", Филибер де Варикур, незадолго до того вышла замуж за маркиза де ля Виллета, с матерью которого Вольтер дружил долгие годы. (Есть предположения, что оба они были фактическими детьми Вольтера)
Маркиз снял в пожизненную аренду дом Бражелонов ещё в 1776 году, а когда 84-летний писатель решил вернуться в столицу, Виллет, его восторженный почитатель, пригласил Вольтера жить в этом доме, предоставив ему квартиру в бельэтаже. Возвращение старого мудреца, означавшее примирение с Францией, было обставлено как триумф. 10 февраля 1778 года писатель был с почётом встречен королевским двором и всем Парижем. Вот тогда он и поселился снова в этом доме.
Когда Бенджамен Франклин крестил в Париже внука, Вольтер был крёстным. Он произнёс, как напутствие в жизнь младенцу, три слова: "Бог, Свобода, Терпимость" Будучи последовательным антиклерикалом, Вольтер относился, однако, к протестантизму ещё насмешливее, чем к католический церкви, и до последних своих дней исповедовал деизм, считая что Бог сотворил мир и после этого вмешивается в его дела минимально, а то и вовсе предоставляет всему в мире идти своим ходом. ("Часовщик запустил часы").
В эти последние месяцы жизни писателя его навещали новые молодые друзья, впоследстви вожди первого, (доякобинского) периода Великой революции: "львиноголовый Мирабо", Камилл Дюмулен (впоследствии "грозное перо Революции") и философ и критик Кондорсэ — ближайший сподвижник Мирабо.
В марте 1778 года Вольтер заболел. За неделю до смерти он послал своему врачу записку: "Пациент с угла улицы Бон просит прощения за возню, которая предстоит Вам с его трупом". Как Вольтер и предполагал, "возня" оказалась немалой: священник прихода Сен-Сюльпис отказался хоронить писателя и заявил, что тот достоин быть только брошенным на пустыре, о чём и разослал послания по всем парижским приходам.
Так парижские кюрэ на полтора века предвосхитили сюжет маршаковского мистера Твистера.
30 мая Ла Виллет с племянником Вольтера, аббатом Миньо, увезли его тело в аббатство Сельер около Труа, посадив в карету и привязав ремнями, будто едет живой человек. Там в Сельере писатель и был похоронен в первый раз. Но ему, как впоследствии великому скрипачу Паганини, пришлось быть захоронненым и перехороненным ещё не однажды…
Позднее Ля Виллет откупил Фернейский замок, а одного из своих сыновей назвал Вольтером. Поскольку было это уже в начале революции, то такое имя за мальчиком и сохранилось.
Тот же Ля Виллет подал идею переименовать некоторые улицы. Набережную, на которой стоит его дом, он сам назвал Набережной Вольтера, каковой она до сих пор и остаётся.
Тогда-то и возникли "улицы Свободы", "улицы Конституции" и прочие тому подобные названия. С тех пор, с легкой руки Ля Виллета, страсть к переименованиям стала обязательным признаком всех революций, контрреволюций и реставраций…
Сам же Ля Виллет, друг Мирабо и активный деятель демократического периода Революции, был казнён 9 июля 1793 г. в период "углубления революции" (т. е. во время якобинской диктатуры). Ему не прошли даром нападки на Марата и Робеспьера, которых он обвинял в стремлении к тирании, выступая на заседаниях ещё Первого Конвента. Ему же принадлежит крылатая фраза: "Революция пожирает своих детей".
Дом Ля Виллета, на котором висит мемориальная доска, говорящая о том, что здесь жил и умер Вольтер, сохранился почти без изменений. Только арка ворот была заложена, и добавлен верхний этаж. Внутри осталась лишь роспись потолка в зале и отделка стен в кабинете революционера-маркиза. Все остальные помещения переделывались многократно, и точно определить комнаты Вольтера теперь уже невозможно…
Ещё одна интересная деталь: через три дома, на углу набережной и улицы Бак, за сто лет до Вольтера жил с 1650 по 1673 год отставной капитан мушкетёров Шарль Кастельмор, шевалье д'Артаньян. Тут же он и умер. Но это уже совсем другая история…
Дворец Инвалидов (HТtel des Invalides)
Расположенное в глубине гигантской зелёной эспланады открытой в сторону Сены, это грандиозное сооружение — целый городок. Одни коридоры его составляют в сумме 16 километров. Дворец этот обычно связывают с именем Наполеона. Что ж, в истории не раз случалось, что кто-нибудь очень нашумевший (и чаще принёсший больше зла, чем добра) оставляет своё имя целой эпохе… Стоит только упомянуть Дом Инвалидов, его купол или Эспланаду, как сразу вспоминают Наполеона, пушки прусского короля Фридриха I, вывезенные Наполеоном из Вены (Отлитые в 1708 году, эти пушки носили название "батарея 12 апостолов" (!), и безусловно могилу Императора.
В раздувании величия этого "почти самозванца", как назвал Бонапарта Вальтер Скотт, конечно, повинна литература романтизма, самый расцвет которой попал как раз на годы военных побед Наполеона и его пятнадцатилетнего царствования. Именно поэты — в большей степени английские, русские, немецкие, итальянские, чем французские — и создали романтический культ Императора в Сером Сюртуке. Довольно упомянуть только Байрона, Фосколо, Жуковского, Пушкина, Лермонтова, Шиллера, Гейне… Достаточно имён, для того чтоб создать ореол вокруг любой личности, даже натворившей во много раз меньше, чем этот талантливый артиллерист Революции и гениальный интриган, который, как писали его французские противники, "самого Талейрана переталейранил"
Однако, обходя дворы и коридоры Дома Инвалидов (теперь в нём расположен военно-исторический музей), вы едва ли подумаете о Наполеоне, пока не занесут Вас ноги к его пышной и безвкусной гробнице… Но о ней — позднее, а пока лучше поговорим об истории этого архитектурного ансамбля, начавшейся за два века до Наполеона.
__________
Огромная поляна, ограниченная с запада деревней Гренель (существовавшей со времен неолита), с востока — древней римской дорогой, с севера — Сеной, а с юга непроходимыми лесами на холмах, в конце XVI века носила название Пре-о-Клер и была обычным местом дуэлей придворных аристократов. Вспомним Мериме, "Хронику времен Карла IX".
" — Все придворные дерутся обычно на Пре-о-Клер, — сказал Коменж, — и если месьё де Мержи не предпочитает другое место… — Хорошо, на Пре-о-Клер, — перебил его де Мержи."
Диалог этот произошел накануне Варфоломеевской ночи. Возможно, что дуэль эта была тут вообще одной из последних — в 1604 году по приказу Генриха IV на поляне началось строительство Дома Милосердия "для инвалидов всех войн, на чьей бы стороне они ни сражались", как писал в своём указе король, покончивший с религиозными войнами, унёсшими чуть ли не десятую часть населения тогдашней Франции.
Так впервые католики и гугеноты стали жить под одной крышей в самом буквальном смысле этого слова. Генрих IV распорядился, чтобы инвалиды были обеспечены форменными плащами с белыми крестами, в центре которых была вышита королевская лилия. Хотя белые кресты и напоминали косвенно об ужасах Варфоломеевской ночи, но по этим плащам, как писал король, "каждый увидит, что населением Столицы люди эти удостоены особого почёта".
Здание, построенное при Весёлом короле, было невелико. Через тридцать лет кардинал Ришелье приказал его расширить, а в 1670 году по указу Людовика XIV было построено архитектором Брюаном здание почти нынешнего размера. А в 1704 году архитектор Робер де Котт распланировал Эспланаду.
Здесь в 1798 году по идее Наполеона была устроена первая в мире Промышленная Выставка, тогда только французская. А к всемирной выставке 1900 года тут была проведена линия первой электрифицированной железной дороги Париж — Версаль. (ныне — западная ветвь линия RER "С").
—-------
В самом конце "Великого века" (так порой французы именуют XVII столетие) весь ансамбль Дворца Инвалидов был завершен Жюлем Ардуэном-Мансаром. Короли гордились этим шедевром архитектуры и часто показывали его своим коронованным гостям
В 1712 г. тут побывал Петр Великий, которому на все время его пребывания в Париже были отведены апартаменты во втором этаже Дворца Инвалидов.
Помещения Дворца, завершённые Мансаром, были рассчитаны на шесть тысяч человек. В Доме поселили всех военных инвалидов, какие были к тому времени в стране, а также врачей, аптекарей, поваров, священников и прочий необходимый персонал, утверждавшийся поимённо самим королём. Всем этим людям были даны те же привилегии, что и инвалидам. Управлялся Дом специальным Государственным Секретарём, которого тоже назначал король.
__________________
Дом Инвалидов — чистейший образец французского барокко — стиля, оставившего в архитектуре Франции значительно меньше следов, чем ренессанс, безраздельно господствовавший до того в течение трех столетий. Но именно стиль барокко внёс в архитектурный облик Парижа сам принцип ансамблевой застройки. Ренессанс же оставил нам по сути дела единственный ансамбль в строгом понимании этого термина — Площадь Вогезов.
Весь архитектурный ансамбль Дворца Инвалидов, длиной в 450 метров и шириной в 400, образует прямоугольник, окружённый декоративными рвами. Внутри прямоугольника — шесть внутренних дворов и две церкви, которые соединены общими хорами.
В 1693 году работы по завершению Дома Инвалидов были поручены величайшему из архитекторов Франции — Жюлю Ардуэну-Мансару, создателю церкви и оранжереи Версальского Дворца, Большого Трианона, а также ансамблей Вандомской площади и Площади Виктории в Париже. Ардуэн-Мансар и придал ансамблю Дома Инвалидов его нынешний вид.
Центр всего ансамбля — церковный купол, видный в хорошую погоду почти с любого конца Парижа.
Снаружи, хоть с Эспланады, хоть с площади перед Домской церковью, не видно, что центральная часть этого здания — не одна церковь, а две. Обращенная внутрь двора, Солдатская Капелла — она же Церковь Св. Людовика — имеет общие хоры с грандиозной Домской церковью, которая благодаря своему узорному золочёному куполу стала одним из главных ориентиров в городе. Домская церковь, венчающая весь этот архитектурный комплекс, считается главным шедевром Ардуэна-Мансара.
Трехъярусный купол опирается на сорок пышных коринфских колонн. Ярусы расположены пирамидально, уступами, из-за чего сооружение кажется стройнее, выше, чем на самом деле, хотя оно ниже купола Св. Петра в Риме и даже ниже Св. Павла в Лондоне. Высота всей церкви до верхушки креста — 105 м. — т. е. всего на четыре метра выше Исаакиевского собора в Петербурге. Купол Инвалидов похож по форме на более поздний купол Пантеона, но он не подавляет, а возвышает, благодаря стройности общего силуэта церкви. Многотонная громада купола, словно избавленная от своего веса, парит над утренним туманом, стелющимся вдоль Сены.
Двенадцать свинцовых узорных золочёных полос, украшающих купол, были в дни якобинской диктатуры изрезаны на картечь, но надо отдать справедливость Наполеону, которому картечь, наверное, была нужнее чем якобинцам: он нашел где-то необходимое количество свинца и велел восстановить купол (не зная, кстати, что под куполом этим будет его гробница!) Восстановили купол как раз в 1815 году — к моменту падения императора.
______________
Барокко Ардуэна-Мансара — официальный стиль эпохи Людовика XIV — во всех постройках выглядит гораздо более сдержанным и строгим, чем тот же стиль барокко в работах немецких, а особенно итальянских и — позднее на целое столетие — русских архитекторов, ничем не ограничивавших роскошь и вычурность своих построек.
Именно относительная строгость мансаровского барокко и сблизила облик Дворца Инвалидов со стилем, возникшим при Наполеоне в первые годы XIX века: с тем самым ампиром — стилем Империи — который образовался из строгого классицизма конца XVIII столетия, имитировавшего римские архитектурные формы.
Этот суховатый классицизм времени Людовика XVI, классицизм присвоенный Конвентом и объявленный "непременным стилем революционного искусства", по идее должен был "воспитывать гражданский дух античности". Подразумевалось, что высокая гражданственность, якобы свойственная древнеримскому обществу, так же легко вселится в души французов, как античные колонны и фризы на улицы Парижа.
При Наполеоне, приспособившем все тот же пресловутый "дух античности" уже не к республиканским доблестям, а к "имперскому величию", образцом для подражания стал соответственно не Рим республиканский, а Римская империя. И классицистические фасады, постепенно обрастая орлами, львами, панцирями, пучками стрел и прочими "архитектурными излишествами", превратились в ампирные. Пышности стало не меньше, чем в отвергнутом за полвека до того стиле барокко, только пышность эта, в отличие от "безыдейного" барокко, несла зримую военно-гражданственную нагрузку.
Именно во Франции ампир с его венками, связками оружия, аллегорическими женскими фигурами, олицетворявшими Победы, Славы, Правосудие и все возможные и невозможные абстрактные доблести, принял, как бы впитал в себя, наследие мансаровского барокко, как свою разновидность!
И поэтому вполне возможно, что особая любовь Наполеона к Дому Инвалидов подсознательно была внушена этим сходством е г о стиля со стилем "великого века", воплощенного в немногочисленных, но зато грандиозных мансаровских постройках. (Ведь чем меньше легитимных корней у новой власти, тем судорожнее ищет она прочных связей с Историей — "тому в истории мы тьму примеров слышим", как сообщают нам Лафонтен с Крыловым…)
В 1804 году Наполеон приказал поставить на Эспланаде у фонтана скульптуру Льва Святого Марка, символ Венеции, увезённую из захваченного им города. Только в 1815 году австрийцы, которые стали после падения Наполеона распоряжаться в Италии как у себя дома, вернули скульптуру на место, к Дворцу Дожей. Заодно были возвращены и все прочие сокровища венецианских палаццо, да и многие другие произведения искусства, принадлежавшие разным городам Италии.
Как известно, Наполеон вывозил в Париж подчистую содержимое всех дворцов и галерей из всех европейских городов, в какие только ступала его нога.
__________
15 декабря 1840 года в Сену вошел корабль с гробом Наполеона, который перевезли сюда из захоронения на острове Св. Елены. Императора перехоронили здесь, под куполом Инвалидов, олицетворяющим всю военную историю Франции. Сооружение же самой гробницы было закончено только в 1861 году (архитектор Висконти).
Внутри церкви, в центре её, точно повторив окружность барабана купола, Висконти соорудил классическую белую балюстраду. Внутри её — открытое пространство, где ниже этажом (в крипте церкви) расположена гробница Наполеона. Странным противоречием этому воинственному сооружению кажется стоящая неподалеку скульптурная группа — "Святой Людовик отдаёт свой меч Христу".
Если смотреть с балюстрады, огораживающей центральную, подкупольную часть собора, мы видим внизу круг, центр которого чуть приподымается, образуя конус, хотя и очень пологий. Он разделён на 12 частей. На мраморе каждого сектора — по одному слову: "Аустерлиц", "Иена", "Маренго" — все основные битвы, в которых Наполеон победил. (Только вот ни Бородино, ни Березина тут не упомянуты, равно как Лейпциг или Ватерлоо. История всегда ведь пишется методом полу-умолчаний…)
Кажется вполне вероятным, что площадь Этуаль с её Триумфальной аркой, воздвигнутой в честь того же Наполеона, была распланирована как бы специально "в перекличку" с идеей архитектора Висконти: от площади расходятся 12 проспектов, а сама арка занимает пропорционально такое же место в центре площади, какое саркофаг красного ладожского порфира в центре круга в крипте церкви.
Саркофаг сделан из цельного порфирового блока, который был вырублен в одном из карьеров Карелии по специальному разрешению Николая I. Известно, что он даже, против обычая, велел не брать с французов плату за пользование карьером: "Бонапарту надгробный камушек Россия может и даром дать" — сострил император-сапёр по поводу императора-артиллериста.
Внутри саркофага — в подражание, видимо, фараонам, поместили ещё шесть разных гробов, один в другом: мраморный, дубовый, эбеновый, красного дерева и, наконец, свинцовый. Неподалеку в витринке множество орденов, большую часть которых, как это принято среди глав государств, Бонапарт пожаловал себе сам. Тут же шпага, которую он держал в руке во время сражения при Аустрелице.
В церкви похоронены и некоторые маршалы Империи и — в отдельном помещении — сын Наполеона, так наз. Наполеон Второй, или Римский король, больше известный под именем Орлёнка благодаря знаменитой драме позднего романтика Эдмона Ростана:
"Мне двадцать лет, и ждёт меня корона,
Париж, Париж, её отдашь ты мне!"
(Пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник)
Но не корону, а только могилу рядом с гробницей отца получил от Парижа этот болезненный, слабый сын Бонапарта. Да не было, пожалуй, в истории случая, чтобы во втором поколении повторилась сила личности — чем крупнее диктатор, тем ничтожнее его ближайшие потомки. Может, в этом частица справедливости судьбы?
_________
Сейчас большую часть Дома Инвалидов занимает военно-исторический музей, в котором представлено оружие и обмундирование всех времён — от дубины какого-нибудь троглодита, найденной на территории деревни Гренель, и до миномётов Второй мировой войны. Алебарды, мечи, сабли, автоматы… Правда, набедренных повязок или шкур тут не видать, но зато всякие шлемы, шляпы с перьями, кивера и тем более фуражки или пилотки — в изобилии. Всё это размещено в бесконечных километровых анфиладах в хронологическом порядке.
В одноэтажных пристройках начала XIX века и поныне живет около сотни ветеранов Второй мировой войны и Сопротивления.
® ® ®
…На Эспланаде —
день морозный и пустой.
И позолоты припорошенная ложь
Твердит, что купол Инвалидов не похож
На Исаакиевский купол золотой.
Три фонаря, три фонаря — такой уж мост.
И повторенье их напомнит наконец,
Что за три тысячи остеклянелых верст
Есть у него —
чуть подлиннее — мост-близнец.
Те два моста — они похожи неспроста,
А фонари — их силуэт слегка кривой.
И врут тройные фонари на двух мостах,
О том, что Сена перемешана с Невой,
Что не в Париже, не сегодня, не вчера,
Что где-то в прошлом,
что когда-то на Восток…
Всё перепутано, как темный сон с утра,
Всё перепрятано, как боль руки в висок,
Всё перемотано, как хаос проводов,
Как телефонов неживые голоса,
Когда короткий для чего-то врет гудок,
Загнав спрессованную вечность в полчаса —
А в ней никак не досказать, не домолчать,
Не допонять и не додумать, и недо…
Пустая трубка сообщает верхним "до"
О том, что линия загружена опять…
Гудки ритмичны — как тройки фонарей,
Гудки привычны, как машины на мостах,
И безразличны, как безлиствие аллей
На Эспланаде…
Эйфелева башня
(
Tour Eiffel
)
Эйфелева башня — символ Парижа. Но когда ее только соорудили, Мопассан в знак протеста покинул Париж, Верлен продумывал специальные маршруты по Парижу, только бы обойти и не видеть "железного монстра", Гюисманс обозвал её дырявым канделябром…
А теперь — это самый известный из памятников Парижа, миллионы и миллионы дурацких золочёных копий продаются на любом углу… Но что же это всё-таки? Вульгарность собственной персоной, или произведение искусства?
А ни то, ни другое. Верней — и то, и другое. Во всяком случае я думаю, что после того, как в 1986 году (к столетию со дня начала строительства) была выполнена поразительная подсветка — башня и верно стала произведением искусства. Она вечерами уже не железная. Соломенная…
Начато строительство башни было в 1887 году, закончили её в 1889, к открытию всемирной выставки. Гюстав Эффель хотел прежде всего доказать всему миру, что металл — строительный материал не хуже других… И доказал.
300 метров высоты. 7 тысяч тонн веса. 15 тыс. деталей, соединённых двумя с половиной миллионами заклёпок. Форма башни — результат строгого расчёта — главная цель была, повторяю, в том, чтобы доказать, что только из металла можно выполнить сооружение таких размеров, и получилось так, что удивительная гармоничность силуэта подтвердила один из законов природы: красота — результат высшей целесообразности…
В 1930 году около северной ноги башни был установлен бюст Г.Эффеля, работы скульптора Бурделя.
Башня расположена на северном краю Марсова поля, в глубине которого находится здание Военной Школы, учреждённой Людовиком XV. Здание построено в 1773 г. Школа же была основана раньше — в 1751 г., и располагалась она сначала в Венсене. Курсантов было 500 человек. Это были, как правило, младшие сыновья (cadets) дворян, которые не наследовали имения, и поэтому поступали на королевскую службу.
Один год учился тут Наполеон Бонапарт.
В 1944 г. располагавшийся в здании Военной Школы штаб гитлеровцев, капитулировал после танковой атаки дивизии ген. Леклерка, сыгравшей главную роль в освобождении Парижа.
До 1966 года в этом здании располагался штаб НАТО.
МОНМАРТР (Montmartre)
Монмартр — холм, высотой более ста метров. возвышающийся над Парижем
Монмартр — очень древняя деревня, повидавшая за своё более чем полуторатысячелетнее существование и мирную идиллическую жизнь, и чудовищные битвы, и блеск королевского двора, и аскетическое подвижничество монахов, и весёлые раблезианские непристойности вдруг взлетавшие, как цветные фейерверки, в самые неожиданные моменты истории…
"Колыбелью парижской жизни" называли этот холм в начале XX века, а также — колыбелью богемы.
Монмартр прежде всего хаотичен, и попытаться упорядочить даже рассказ о нём было бы недопустимым насилием над самим духом Монмартра, над его Genius Loci.
Итак — беспорядочно о беспорядочном, пестро — о пёстром…
Для начала — слова полузабытого писателя-романтика первой половины XIX столетия Жерара де Нерваля: "Что меня привлекает здесь — эти старые деревья Замка Туманов, этот виноградник, помнящий ещё как на его склоне обезглавили святого Дени, эти вечерние представления с участием дрессированных лошадей и собак, этот античный (по стилю только!) фонтан, в бассейне которого девушки стирают бельё и поют так, как пели в первой главе гётевского Вертера"…
Жерар де Нерваль был великий шутник и мистификатор, и когда я прочёл в книге Жака Илларэ, самого авторитетного историка Парижа, о том, что Нерваль, шатаясь по кабачкам Монмартра, "водил по улицам живого омара на тонком собачьем поводке", я не усомнился, что это так и было, пока… в другом (первом") издании того же Илларэ появился уже не омар, а лангуст. Причём я прочёл, что "с этим лангустом писатель спускался в Париж и прогуливал его в саду Пале Ройяль". Поскольку расстояние от Монмартра до упомянутого сада более пяти километров, то я как-то задумался…
И вдруг, когда я в очередной раз рассказал эту небылицу, пришло разъяснение этого странного факта. Мне заметили (а именно Бгмт,), что ни лангуст, ни омар на воздухе долго не проживут, и всё это может быть правдой только в том случае, если Нерваль в каждой рыбной лавке по пути покупал нового лангуста вместо сдохшего… И не проще ли, мол, предположить простую опечатку в первом издании книги Илларэ и, заменив одну только букву, представить себе писателя, ведущего на поводке не водного жителя лангуста, а маленького пушистого "Рикки-тики-Тави", то есть мангуста?
Ну а то, что лангуст в другом издании стал омаром — неудивительно, ведь даже те, кто любит поужинать этими ракообразными, не всегда их отличают одно от другого, вот и редактор…
Вот так-то… Но после истории с Жераром де Нервалем всё же придётся вернуться к просто Истории.
Гора мучеников
Само название Монмартр неясно — одни производят его от горы Марса (по-латыни Mons Martis), храм которого был тут воздвигнут римлянами, другие от горы Меркурия (Mons Mercuri), третьи же — от горы мучеников (Mons Martirium)… К этому этимологическому хаосу якобинцы в дни революции 1789 — 1794 г.г. добавили ещё одно толкование — Гора Марата, несмотря на то, что название это звучало тут за полторы тысячи лет до рождения доктора Марата.
Первые поселения на холме относятся однако даже не к временам древнего Рима, а прямёхонько к эпохе неолита.
Холм на берегу тогдашней Сены, ширина которой в каменном веке достигала сорока километров, сложен из осадочных пород, точнее почти из чистого гипсового камня, годного для того, чтобы из него делать гипс. Этот незаменимый строительный материал добывался тут ещё до римского завоевания, а уж римляне, неутомимые строители, основательно изрыли холм — "частица Монмартра есть в любой точке Парижа…", — писал А. Додэ.
Итак — римские легионы, Лютеция, Юлий Цезарь…
К третьему веку в Галлию начинает проникать христианство. Этот период истории Парижа связан прежде всего с именем Св. Дениса (St. Denis).
История св. Дениса имеет множество вариантов, но вкратце сводится к следующим, так сказать, фактам: в середине III в. посланные Клементом Первым (третий Папа Римский) для христианизации Галлии монахи-миссионеры Денис, Элефтер и Рустик построили две церкви в южной части Лютеции.
Позднее арестованные по приказу императора Домициана за слишком активное миссионерство, они были уведены двумя стражами на север от острова Ситэ — тогдашнего центра галло-римского города.
На склоне холма, не поднявшись на вершину, где должна была свершиться казнь, конвоиры — они же палачи — остановились в гипсовом карьере и срубили арестованным головы. Этим солдатам, которые выпили за обедом немало пива, очень хотелось как можно скорее избавиться от приговорённых, чтобы спокойно отлить, не боясь, что монахи в это время сбегут.
Тогда Денис наклонился, поднял свою голову и понёс её до того места, где теперь находится названная в его честь знаменитая базилика Сен-Дени — усыпальница французских королей. Причём легенда особо отмечает, что Дени нёс свою голову около десяти километров на вытянутых руках.
Базилика же (первая, ещё не нынешняя) была построена заботами короля Дагобера и стала потом королевским аббатством и усыпальницей династии Капетингов.
Денис был канонизирован 11 августа 1297 г.
Первая же церковь на холме (точнее часовня) появилась ещё в начале VI века.
А в 1133 году король Людовик VI Толстый с королевой Аделаидой Савойской купили находившееся на вершине поместье, чтобы превратить его в монастырь бенедиктинского ордена. Посреди монастыря была построена церковь Святого Петра на Монмартре, существующая и поныне без значительных перестроек. Это — самая старая из церквей Парижа (1134 г).
Часовню же Св. Мучеников король велел отремонтировать и вырыть под ней крипт, в который вели 60 ступенек. Тут же (а не в базилике Сен-Дени, как все короли и королевы!) была похоронена королева Аделаида по её завещанию, поскольку последние годы жизни она провела здесь, будучи первой аббатисой созданного ею монастыря.
15 августа 1534 года, вернувшись из паломничества в Иерусалим, испанский дворянин Игнатий Лойола с шестью единомышленниками образовали Общество Иисуса, более известное как Орден Иезуитов. Они собрались в этот день в подземом крипте под Часовней Св. Мучеников. И с тех пор каждые два года эти первые иезуиты возвращались сюда, чтобы повторить свою клятву в верности католицизму и вновь пообещать положить все силы на алтарь просвещения и обращения в христианство всех, кто не верует.
В 1590 году Генрих Четвёртый, тогда ещё вождь протестантов, расположился в этом монастыре во время осады Парижа. Он поставил свои две пушки "на античной террасе" (остатки храма Марса?). Осадил город он с крохотной армией в 1200 человек. Этого было явно мало для того, чтобы покорить Париж, но вполне достаточно, чтоб покорить сердца монахинь. И вот — "проклятого гугенота" поносили во всех церквях города не столько за осаду, сколько за то, что он сделал аббатису знаменитого бенедиктинского монастыря своей подругой.
"Самый знаменитый парижский монастырь обернулся борделем, поскольку почти все монахини последовали ужасному примеру грешной своей аббатисы" — писал в гневном послании к пастве тогдашний архиепископ Парижский.
Действительно, большая часть монашек и послушниц завели себе кавалеров среди офицеров и солдат протестантского войска, и когда Генрих, в то время ещё король Наваррский, король без королевства, снял осаду и ушел от стен Парижа, монастырь опустел: настоятельница монастыря ушла вместе с Веселым королём. Почти все монахини опять же последовали примеру своей аббатисы и ушли с армией Генриха, напоминавшей, по свидетельству современника, скорее цыганский табор, чем войско христианского государя.
В 1611 году на месте часовни была построена церковь Св. Мучеников, и посещение паломниками знаменитого подземелья стало одной из главных статей дохода бенедиктинского женского монастыря, новое население которого стыдливо делало вид, что забыло о том, почему за два десятилетия до того монастырь опустел.
В 1790 году монастырь был разграблен, монахини разогнаны, а последняя, сорок шестая его аббатиса Луиза де Монморанси-Лаваль стала одной из последних жертв якобинской диктатуры. Её гильотинировали в 1794 году, за несколько дней до Термидора.
В 1814 году после победы над Наполеоном в пустом помещении бывшего монастыря разместились английские и русские войска. Но им оставалось только завидовать солдатам Генриха IV, легенды о постое коих в монастыре за две с лишним сотни лет обросли многими живописными подробностями…
Сакрэ-Кёр (La basilique du SacrИ-Cœur de JИsus, Собор Святого Сердца Иисусова)
23 июля 1873 года, вскоре после несчастий и разрушений Франко-Прусской войны и Парижской Коммуны, Национальная Ассамблея приняла решение построить на вершине Монмартра Собор Святого Сердца Иисусова. "Он должен стать памятью о горе которое претерпела Франция, и жертвах этих страшных лет", — сказал тогда архиепископ Парижский монсиньор Жильбер.
Строительство началось вскоре после того, как Папа Пий Девятый (известный русским читателям по стихотворению А. К. Толстого "Бунт в Ватикане") дал своё благословение на воздвижение Храма.
Победителем конкурса среди 78 архитекторов стал ученик Виоле Ле Дюка, Поль Абадье.(Овадия) Ему и было поручено строительство. Абадье выбрал для собора белый камень из карьеров Шато-Ландона (древнего городка недалеко от Луары), известный тем, что на воздухе этот камень ещё больше белеет, а твердостью он может поспорить с гранитом.
Для того чтобы заложить фундамент собора, строителям пришлось вырыть 83 колодца сорокаметровой глубины: верхняя часть холма была основательно изрыта, поскольку сырьё для производства гипса тут добывали постоянно в течение двух тысячелетий. В колодцах были поставлены 83 каменных пилона, на которые и опирается фундамент гигантской церкви.
Первый камень заложил 16 июня 1885 года президент Мак-Магон (маршал, проигравший Франко-прусскую войну).
Была объявлена подписка среди всего населения Франции, и надо заметить, что постройка была оплачена до последнего сантима по этой добровольной подписке и не стоила государству ни гроша. Размеры пожертвований колебались от десяти сантимов и до десятков тысяч франков. В сумме они составили 38 миллионов, полностью истраченных на возведение собора, который был завершён только в 1912 году. После Абадье собор строился под наблюдением последовательно четырёх архитекторов: Домэ, Леня, Роллена и Манье.
Архитекторы не раз вносили в первоначальный проект поправки и изменения, каждое из которых было невелико, но все вместе они явно приблизили, как мне кажется, облик собора к архитектуре стиля модерн, сложившегося как раз в годы завершения строительства собора. Поскольку церковных зданий, построенных в этот период, невероятно мало, то собор оказывается одним из немногих сооружений, показывающих среди разнообразных построек тех десятилетий аспект именно церковной архитектуры модерна.
В 1904 г. завершение строительства было поручено арх. Манье, который и добавил колокольню (1905–1913), сооружённую уже полностью в стиле модерн. На ней висит самый большой из известных в мире колоколов — "Савояр", отлитый в Анси (Верхняя Савойя) в 1895 г. Весит он почти 19 тонн.
Освятили собор уже после Первой мировой войны.
Перед собором высятся две пятиметровых конных статуи скульптора Х. Лефевра — Св. Людовик и Жанна д'Арк.
Чуть ниже и правее Собора, если стать спиной к нему, над выходом из фуникулёра находится в старом выставочном павильоне 1900 года типография, где печатали свои гравюры и литографии Пикассо, Миро и Шагал.
Если от Собора, с его эспланады, смотреть прямо на юг, параллельно фуникулёру, то перед вами, с высоты более 100 метров, откроется весь Париж.
Средняя высота Парижа в районе набережных — 27 метров над уровнем моря, высота Монмартра 130 м, а верхушка купола находится ровно на двухсотметровой отметке.
—-----
Неподалеку от собора Святого Сердца находится сердце старого Монмартра — площадь Тертр с ее толпой художников, рисующих наскоро портреты туристов, несколькими кафе и бывшей мэрией "Свободной общины Монмартра".
Площадь существовала уже в XIV веке, причем поначалу её восточная сторона была ограничена стеной аббатства.
Название площади происходит, по всей вероятности, от имени монастырского казначея Гийома Дю Тертра, жившего в начале шестнадцатого столетия. Но кроме того, словом Тертр называлась площадка, где в средние века вершился на Монмартре монастырский и королевский суд. (А фамилия казначея — или прозвище его — само, возможно, произведено от названия площадки).
Тут в дни революции 1848 года посадили знаменитое Дерево Свободы, срубленное коммунарами в 1871 году…
Площадь заполнена "портретистами", а улицы вокруг неё — кабачками и кафе, в которых "не столько пьют, сколько поют".
У входов в некоторые из этих крохотных кабаре висят репертуары на ближайшие несколько дней — это те кабаре, что считаются посолиднее. Другие — полностью во власти импровизаций: зашла компания с гитарой, флейтой, барабаном, или вовсе с неведомыми никому инструментами — вот и концерт. Ребята поют для себя. Причём, как я не раз замечал, тут, на Монмартре, вы почти никогда не услышите какой-нибудь рок — царит здесь традиционная французская песня.
Стены кабачков и кафе нередко заклеены афишами новыми и старинными вперемежку, нередко изрисованы безвестными, но зато и бесчисленными художниками — однако хозяева кабачков, "как боги сохраняют всё" — и беспомощную мазню, и очень интересные, порой, рисунки: "…Кто знает, а вдруг Мишель станет тоже великим, а я, старый мудак, его и закрасил? Ну нет! — заявляет кабатчик, — подавая единственному (по причине утра) посетителю стакан красного, — я уверен, что вон из тех ребят, что шлёпают там портрет за портретом, кто-нибудь вдруг окажется не хуже моего Соседа".
Далее выясняется, что "своим Соседом" он зовёт Ренуара, который поселился в 1875 году тут, на улице Корто.
На Монмартре тесно не только в пространственном смысле, но и во времени: сто лет назад? Да тут это ведь — вчера! Почему так, не знает никто, но это чувствуется… О том, что Ренуар платил за весь этот домик тысячу в год — "Подумайте, месьё, всего тысячу! Тьфу!" — этот человек говорит так, словно сожалеет, что вот он не успел за ту же цену снять этот домик…
В этом "домике" Ренуара (довольно большом классическом особняке), который теперь бережно отреставрирован и глядит на крохотный палисадник всеми четырьмя окнами мансарды, поселился в самом конце века, уже после Ренуара, художник Эмиль Бернар, знаменитый не столько своими работами, сколько тем, что у него дневали и ночевали друзья его — Ван Гог и Гоген.
Теперь здесь (ул. Корто 12) — Музей Монмартра. Среди экспонатов — документы, рисунки, скульптуры, чертежи — история Монмартра. Некоторые работы Утрилло, Ренуара, Ван-Гога, Тулуз-Лотрека и других художников, чьи имена связаны с Монмартром. А ещё — афиши и фотографии всех артистов, выступавших когда-либо в здешних кабаре. Бывали тут и Мистангетт, и Морис Шевалье, и Эдит Пиаф, и Жозефина Беккер, и молодой Монтан…
Почти рядом с Музеем — прославленный монмартрский виноградник (в наше время площадь его — меньше гектара!). Но именно тут, в 120 г. римляне, как утверждает легенда, посадили первую лозу во Франции. Поэтому в каком-то смысле само словосочетание "французские вина" связано прежде всего с Монмартром.
В средние века виноградник принадлежал монахиням Бенедиктинского монастыря. Вино это имело репутацию диуретика, о чем свидетельствует старинная эпиграмма:
"Вино Монмартра! Пьёшь его и пьёшь!
Две пинты выпьешь — бочку отольёшь!"
Ежегодный праздник урожая собирает здесь и сегодня делегации всех винодельческих районов Франции.
Время стиснуто в этих кукольных переулках. Вот Розовый домик (он и поныне розовый), известный по картине Утрилло. Его же рисовал Ван Гог…
Кстати о пейзажах — именно на Монмартре в двадцатых годах создан тот знаменитый пейзаж, "Закат над Адриатическим морем", который произвёл в своё время немалый скандал.
Пейзаж был официально выставлен в Салоне Независимых и имел даже немалый успех. Оранжевые, красные, желтые дугообразно вытянутые пятна теснятся, перекрывая друг друга, внизу неожиданная синева растворяется в оранжевом… В те годы, когда абстракция начиналаотстаивать своё право на существование, пейзаж выглядел не хуже и не лучше средних работ в этом духе. Вот только автор…
История вкратце такова. После того, как многие посетители Салона Независимых одобрили пейзаж, им были показаны фотографии художника за работой. Фотографии были сняты в присутствии свидетелей во главе с судебным исполнителем квартала.
Осёл по имени Лоло, принадлежавший гитаристу Фреду, хозяину кабаре "Ловкий кролик", сфотографирован сбоку, сзади и спереди. Он стоит, повёрнутый хвостом к мольберту. Между ним и мольбертом — несколько тазиков с красками. Хозяин кормит осла печеньем, тот от удовольствия машет хвостом, попадая то в краски, то на холст… Автор картины — осёл Лоло, автор мистификации — Ролан Доржеле, решивший "пошутить над бандой этого Пикассо". На эту мистификацию не попался только один-единственный зритель — поэт Гийом Аполлинер, прекрасно знавший всё, что делали его друзья, жившие на Монмартре в доме, прозванном "Корабль — посудомойня".
Пейзаж этот и несколько фотографий осла с его хозяином — один из самых знаменитых экспонатов Музея Монмартра.
—----
От музея спускается одна из живописнейших улиц Монмартра — улица Монт-Сени. На ней, на углу улицы Св. Винцента, жил в середине прошлого века композитор Гектор Берлиоз (не путать с булгаковским Берлиозом — именно композитор!). Тут написал он "Бенвенуто Челлини" и "Реквием", тут бывали у него Лист и Шопен, и, конечно, близкий друг его Александр Дюма. Тут же рядом, на крохотном кладбище Св. Винцента, Берлиоза и похоронили. Композитор грандиозного размаха, он любил тесноту монмартрских переулков.
Не только на самом верху, близ площади Тертр, но практически на всех улицах, спускающихся по разным сторонам холма, расположено множество кабачков и кабаре.
Но самое знаменитое из кабаре — уже упомянутый "Ловкий Кролик". Находится он недалеко от Музея и Виноградника на Ивовой улице (rue des Saules). Тут тоже сохраняется память обо всех, кто создал Монмартру его славу. Названием своим кабаре обязано художнику Андре Жилю, нарисовавшему вывеску: кролик с украденной бутылкой удирает из кипящей кастрюли. Тут — игра слов: "кролик Жиля" — le lapin а Gilles — превратился в "ловкого кролика" — le lapin agile.
В 1902 г. знаменитый певец Аристид Брюан (портрет его — не менее знаменитая афиша работы Тулуз-Лотрека) купил кабаре и поручил управлять им гитаристу Фреду, который сделал кабаре местом встреч писателей, живших на Монмартре. Впрочем, и художники тут бывали нередко. В числе завсегдатаев "Ловкого Кролика" числится, в частности, и Пабло Пикассо, приходивший сюда обычно с двумя из своих ближайших друзей-поэтов — Максом Жакобом и Гийомом Аполлинером. Не раз к их компании присоединялся живший в то время недалеко от Монмартра совсем молодой Илья Эренбург.
Кабаре это и поныне сохраняет традицию — в концертах участвуют посетители, подпевая певцам и музыкантам, ибо исполняемые тут песенки чаще всего знакомы завсегдатаям "Кролика".
Несмотря на всемирную известность этого крохотного заведения, где за столами в тесноте помещается не более шестидесяти человек, оно настолько выглядит домашним, что я видел там даже старух в халатах и домашних туфлях — это те, кто живёт по соседству…
Да и вообще Монмартр так и остался деревней по духу, если не всегда по облику, и можно надеяться, что этот дух не исчезнет, несмотря ни на что, а главное, несмотря на несметные толпы туристов.
Однажды к "Кролику" зашла группа из 10–15 японских туристов. Посидели, послушали с полчаса и гуськом вышли. Как будто и вовсе не было их. А бабушки в халатах продолжали подпевать и хохотать в тысячный, наверное, раз за свою монмартрскую жизнь, всё над теми же, с их детства, а то и ранее звучащими тут куплетами…
—--
Художники конца Х1Х — начала ХХ века большей частью собирались на углу улиц Ивовой и Св. Рустика в ресторанчике, существующем до сих пор. Тут бывали Сислей, Сезанн, Писарро, Ван Гог, Тулуз-Лотрек, Ренуар, Монэ…
Так продолжалось почти до первой мировой войны, когда художественная жизнь Парижа стала перемещаться в район Монпарнаса.
На площади Шарля Дюлена находится театр Ателье, созданный тремя знаменитыми актерами и режиссёрами — самим Дюленом, создателем новой театральной школы, и его друзьями Жюве и Питоевым. Здесь в день первого открытия этого нового театра был показан знаменитый спектакль Дюлена по не менее знаменитой пьесе Э. Ростана "Сирано де Бержерак". Вскоре после премьеры именем Бержерака была названа маленькая улица, отходящая от площади.
На самом почти верху улицы Лепик (если чуть спуститься с площади Тертр) расположена Галетная мельница (Moulin de la Galette), одна из немногих уцелевших. Было их в Х1Х веке более тридцати. Место это увековечено на одной из самых знаменитых картин Ренуара — "Бал на Галетной мельнице". Картина находится в музее Орсэ.
Если, спускаясь, повернуть направо — буквально через несколько шагов откроется небольшая площадка Марселя Эме. На ней находится забавная скульптура "Проходящий сквозь стену", выполненная по одной из повестей Эме и подаренная Монмартру знаменитым киноактёром Жаном Марэ. Лицо статуи напоминает лицо поэта и художника Жана Кокто — ближайшего друга Жана Марэ.
Тут же находится упомянутый Нервалем "Замок Туманов" (прямо над Галетной мельницей). Ниже — маленькое кладбище Св. Винцента, где похоронен, как уже упоминалось, композитор Берлиоз, а также художники Стейнлейн (1923 г.), Утрилло (1955 г.), и писатель Марсель Эме (1967 г.).
С площадки Марселя Эме можно спуститься с Монмартра как по проспекту Жюно, так и по улице Лепик. Несколько ниже по этой улице, в переулке Толозе, в бывшем помещении маленького театрика "Фиакр", разместился в 1928 году первый в мире кинотеатр, "Студия 28", специально предназначенный для просмотра художественных фильмов. Кинотеатр продолжает функционировать и поныне.
Лепик — самая длинная улица Монмартра. По ней можно спуститься с холма до площади Бланш, где находится самое знаменитое кабаре Парижа — "Красная мельница" (Moulin rouge). Над зданием действительно вращает красными крыльями одна из уцелевших ветряных мельниц Монмартра…
Тут родился французский канкан.
Кабаре основано антрепренёрами Зидлером и Олье в 1889 г. (Фильм "Французский канкан" с Жаном Габеном в роли Зидлера относится к классике французского кино).
Тут на площади Бланш Тулуз-Лотрек часто рисовал людей из толпы. А сама "Красная мельница" часто фигурирует на пейзажах самых разных художников: от Тулуз-Лотрека до русского художника Оскара Рабина, изобразившего всё ту же мельницу в 1986 г.