— Что там говорят по радио?

— Ничего.

Чино отложил в сторону журналы, которые листал, и стал ждать, когда его приятель по работе расскажет ему только что прослушанную радиопередачу. Старый Смайл не был словоохотливым человеком, и уж если что и говорил, то только самое важное и нужное. Он никогда не спешил с ответами и, прежде чем высказать что-то, тщательно все взвешивал и только после этого переходил к делу.

— Передают новости.

— Какие новости, Смайл?

— Говорят о каком-то Хосе Сантосе. Ну, я думаю, что это не о тебе. Много кубинцев имеют такие же фамилию и имя.

— Безусловно. Почему именно обо мне? Ты верно говоришь. Только здесь, в муниципальном совете, два человека носят такую же фамилию.

— Да, действительно, таких фамилий много, и здесь, конечно, сообщают не о тебе, раз ты сидишь передо мной.

— Что там передают?

— Кого-то задержали на Инагуа.

— На Инагуа? — Упоминание об этом острове вызвало неподдельный интерес у Чино.

— Да, на Инагуа. С ним еще двое.

— Ты уверен, что двое?

— Думаю, что да. А почему тебя это так заинтересовало?

"На Инагуа нас было семеро, — подумал Чино, — однако неужели имя Хосе Сантоса связано с Инагуа случайно?"

— Говорят, что их привезут в понедельник, — добавил с недоверием старый Смайл, — радуйся, что ты находишься здесь. Верно? По твоему лицу можно догадаться, что ты был на Инагуа.

Чино отбросил журнал, подошел к полке, на которой стоял транзисторный приемник марки "Зенит", и отыскал указанную Смайлом волну, где обычно вела свои передачи радиостанция Майами. В это время она передавала выпуск последних известий.

Интересующее его сообщение шло вторым:

— "Три человека кубинского происхождения рассматриваются судебными органами Майами как участники военной экспедиции, предпринятой против Кубы".

— Речь идет о суде присяжных.

— "…Вот их имена. Роберто дель Кастильо, Хосе Сантос и Уго Гаскон".

— Ты как раз тот человек, которого назвали? — спросил Смайл, сделав глупое выражение лица.

— "Американский юрист Ребека Постон заявила, что люди, арестованные багамскими властями на острове Инагуа по пути на Кубу, будут доставлены в Майами в понедельник".

— Выходит, ты находишься там и прибудешь только в понедельник, — произнес Смайл все с тем же дурашливым выражением лица.

Чино выключил транзистор. Одно имя могло случайно совпасть, но три — нет. Он разыскал в телефонном справочнике номер радиостанции и позвонил туда:

— Алло, я только что прослушал краткую сводку известий, которую передает ваша радиостанция. В одной из информации полностью искажены факты, относящиеся ко мне. Я хочу знать, кто несет за это ответственность. Имейте в виду, я буду протестовать.

— О какой информации идет речь, сеньор?

— О той, где говорится о задержанных на острове Инагуа. Вы сообщаете, что я там арестован и меня привезут только в понедельник. На самом же деле я нахожусь сейчас здесь, в Майами, в нескольких кварталах от вас.

— Вы уверены, что речь идет именно о вас?

— Да. Факты слишком очевидны. То же самое относится и к остальным двум, имена которых вы упоминаете.

— Возможно, вы и правы. Но эту информацию готовили не мы, и поэтому я бы вам рекомендовала обратиться туда, где было подготовлено это сообщение. В этом мы вам поможем. Нашим источником была сама Ребека Постон, о которой упоминается в сообщении. Мы можем дать номер телефона, и она все подробно объяснит вам.

Второй звонок был к Ребеке. Старый Смайл ждал разрешения конфликта. Здесь пахло таинственностью. Наконец Чино услышал пронзительный голос мисс Постон:

— А, сеньор Сантос, извините нас! Я уверена, что здесь произошла ошибка. Видимо, по небрежности старые бумаги, из которых была взята информация, каким-то образом попали на стол редактора.

В середине дня вокруг дома, где жил Чино, ФБР устроило засаду, район был окружен кордоном полицейских. У них был приказ задержать Чино. Офицер, возглавлявший операцию, был уверен, что Чино находится у себя дома, раз его белый пикап стоит у дома. Красный "опель", на котором Чино ездил на работу в муниципальный совет, был не знаком агентам ФБР. Не застав Чино дома, полицейские отправились в муниципальный совет Майами. Поездка туда оказалась успешной. Чино как раз обсуждал со Смайлом необычное извещение. Он увидел троих мужчин, направлявшихся к ним в сопровождении начальника отдела кадров муниципального совета. Один из вошедших был знаком Чино.

— О, как дела? Ты, пожалуй, уже и забыл обо мне?

Не скрывая своей антипатии, Чино сухо пожал руку детективу. Конечно, он знал его. Это был Джон Батчер, который служил в отделе фондов и принимал участие в деле, связанном с Инагуа. Сейчас он был менее дружелюбен и внимателен, чем в прошлый раз.

— Как же я мог забыть о вас, Батчер? Есть лица, которые никогда не забываются.

— Ты догадываешься, зачем я пришел?

— Да. Думаю, что вы ищете меня, но с заметным опозданием. Кстати, покажите мне ордер.

— Вот он, без этого нельзя.

Чино прочитал вслух.

— Сколько же здесь написали! "Заговор, незаконное хранение огнестрельного оружия…" За все это полагается несколько лет тюрьмы. Так ведь?

— Это уже не мое дело.

— Нужно бы взять Смайла в качестве свидетеля. Он был со мной на Инагуа.

— Поехали. — Батчер жестом предложил Чино пройти к машине.

— Что же все-таки хотят со мной сделать?

— Это не мое дело.

— Чье же тогда? ЦРУ? ФБР?

— Это дело вас, кубинцев.

— Почему же не говорили об этом раньше?

— Человек может казаться хорошим долгое время. Но наступает момент, когда от этого устают. И тогда он делается плохим. Как раз это и происходит сейчас. Я знаю, что мне делать.

— Действуйте так, как считаете нужным. Это ваше право. Вы полицейский и получаете за это деньги. Я тоже знаю, как мне вести себя.

— Пошли.

Хосе Сантоса поместили в федеральную тюрьму, и он оказался в руках суда присяжных. С Уго Гасконом и Роберто дель Кастильо поступили примерно так же. Остальных не тронули, будто на Инагуа их было только трое. Замкнулось кольцо подозрительных или их взяли в качестве козлов отпущения, чтобы преподнести горький урок всей организации? Андрес Насарио, узнав о случившемся, пустил в ход свои скрытые связи. Он начал с адвоката. Дело было связано с ЦРУ, поэтому нужно было найти хорошего специалиста. Для этой цели лучше других подходил Гошгариан. Он был старательный и мог найти выход из любого затруднительного положения. Его поле деятельности включало мафию, ФБР, ЦРУ и подчиненные им организации, такие, как "Альфа". Насарио прервал отдых адвоката. И он отправился выполнять обязанности, но дороге обдумывая свои задачи. Ему уже надоела эта рутина с кубинскими делами. Постоянные закулисные махинации были направлены на то, чтобы не мешать кубинцам в их борьбе с коммунизмом. Однако новое дело было не совсем обычным — ему приготовили два сюрприза. Первое, что ему бросилось в глаза, — это слишком большая шумиха вокруг данного дела, а второе — его клиенты уже фактически были осуждены. Но поскольку все возможно в стране подлинной демократии, Гошгариан особенно не удивился и решил заняться расследованием.

"Дело не совсем ясное. Есть в нем что-то странное, посмотрим с самого начала. Нужно вникнуть поглубже", — думал он.

Для Гошгариана вникнуть поглубже в какое-нибудь дело означало придумать такую версию, которая позволила бы ему получить доступ к профессиональным секретам его приятеля Чака. Через руки этого человека проходило большинство судебных бумаг.

— Эй, Чак! Что произошло с этими людьми?

Чак обладал сильным тембром голоса, который напоминал раскаты грома. Внешность была самой обыкновенной и больше напоминала горного дровосека, чем безобидного конторского служащего второго класса, ушедшего с головой в дела федерального суда.

— Я расскажу тебе, — произнес он, пытаясь говорить шепотом, который на самом деле больше напоминал громкий хрип, — я сам спрашиваю себя, что случилось с этими людьми? Здесь какая-то махинация.

— И что же? — спросил его адвокат, выкладывая при этом двадцать долларов на стол.

— Хорошо, парень! Выпью вечером за твое здоровье.

— Хватит, давай к делу.

— Мне кажется, что мы пытаемся уладить отношения с Кастро, и кое-кто должен "заплатить за разбитую посуду".

— Я согласен с этим. Если хотят, чтобы было так, пусть так и будет. Это их дело. Но почему должны попадать именно мои клиенты? Ты хорошо знаешь и помнишь их по делу об Инагуа. Зачем же теперь вытаскивать все на свет? Кому это пришло в голову?

— Дело было так. Позвонили сверху. Состоялся разговор между начальниками. Я сопоставил все данные и теперь почти уверен, что они решили кое-что предпринять. Но в свете новых веяний никаких шагов больше не предпринималось, понимаешь? Нам нужно было продемонстрировать, что мы неукоснительно соблюдаем международные законы. Однако такой возможности не предоставлялось. Тогда-то и разыскали старые бумаги. Им, кажется, операция на Инагуа понравилась тем, что она более выгодна для кампании в прессе. Ты, старый лис, хорошо знаешь, что иногда мы судим тех, кто уже был ранее осужден. Закон можно растянуть и сжать, как жевательную резинку. Хоть какое-нибудь небольшое преимущество должна же дать нам власть, верно?

— А почему выбрали лишь троих?

— Это ты узнавай в другом месте.

— В ЦРУ?

— Кто знает!

— Ты думаешь, они выбрали наиболее подозрительных?

— Это только догадки. Может быть, именно с этими тремя повторный суд не вызовет никаких проблем.

— С Насарио все уладили?

— Со всеми, старик. В это втянуты ФБР, ЦРУ и Насарио тоже.

— Что ему обещали?

— У него нашли слабое место. Ему сказали, что все это делается для небольшого пропагандистского шума. Кроме того, ему лично предоставляется хорошая возможность как настоящему патриоту со вкусом позировать на съемках. Будет якобы поднят небольшой скандал, а затем, как всегда, закулисными путями дело уладится. Повторяю, это обещали Насарио.

— И он, естественно, очень доволен. И главное даже не в пропаганде, а в том, что из этого он извлечет хороший доход.

— От которого ты тоже кое-что получишь.

— Но я работаю.

— А ты что же думаешь, легко жить не работая?

— Ты действительно веришь, что в конце концов все будет улажено?

— А почему бы и нет?

— Ты думаешь, я могу обещать это моим клиентам?

— Разумеется.

— Как и раньше.

— Да, как и раньше! Проклятая политика. Может, кто-то и разбирается в ней, а я нет!

— И не жалуйся. Политики — это бесстыдные люди. Время от времени ты извлекаешь из этого хорошую прибыль.

— Ну хорошо. Пойду предлагать им мой товар. Спасибо за все.

В тот вечер американские телезрители от восточного до западного побережья смотрели специально сочиненный спектакль о задержании властями Багамских островов за нарушение закона о нейтралитете страны трех коммандос "Альфы". "Объективная", или "беспристрастная", пресса Соединенных Штатов успешно использовала эту фальшивку для того, чтобы оправдать переиздание старых материалов, относящихся к событиям вокруг Инагуа. Телезрители видели на экранах, как идут трое хмурых виновников в наручниках, однако телекамеры не могли снять того момента, когда они ехали в машине шерифа, ведя дружескую беседу. Кто-то предупредил, что впереди пресса и телевидение, и дальше все пошло как на сцене. Появились жены задержанных, которые повисли у них на шее, а полицейские напустили на себя грозный вид и пустили в ход жесты, характерные для полиции. Был установлен залог. Насарио со смехотворным видом и в донкихотской манере заложил свой дом, "чтобы заплатить за свободу этих храбрецов". Сначала он торговался, стараясь свести к минимуму риск мероприятия, обращался к сенаторам, председателям муниципальных советов, членам палаты представителей, членам комиссий штата и к самому губернатору. Однако все они оставались глухи к его призывам. Все, по-видимому, шло по указаниям "сверху". Поэтому ничего не изменилось и после внесения штрафа, предусмотренного законом. Было во всем этом механизме нечто такое, что шло вразрез с законодательством, и освобождение узников задерживалось. Отрезанные от внешнего мира заключенные пытались разгадать, от кого же исходят все эти препятствия и какую при этом преследуют цель, а главное, когда наступит развязка и каковы будут последствия. Но одно они поняли сразу: их арест — инициатива не местных властей. Дело в том, что сам шериф более чем кто-либо был заинтересован в их выходе из тюрьмы. Заглянув вечером в камеру, он сказал:

— Сеньоры, уже прошло время, когда вы должны быть освобождены. Но на это должен быть приказ свыше, которого еще нет. Такого никогда раньше не было, и я сам теряюсь в догадках. Не думайте, что мне доставляет удовольствие держать вас здесь. Скорее, наоборот. Вы, видимо, уже заметили, что, кроме вас, в тюрьме больше никого нет, а значит, вы создаете дополнительную работу. Когда за решетками пусто, мы закрываем в три тридцать и идем по домам. Ну а если у нас "гости", рабочий день удлиняется. Я не намерен страдать и поэтому отвезу вас в городскую тюрьму.

— Вы не сделаете этого! — заявил Уго Гаскон, который хорошо знал, что такое городская тюрьма. — Вы не имеете права, это противоречит закону.

Полицейский посмотрел на Гаскона сверху вниз, а затем процедил сквозь зубы:

— Через несколько часов ты поймешь, могу я это сделать или нет.

В четыре часа они уже были в городской тюрьме Майами среди уголовников, алкоголиков, бродяг и нарушителей правил дорожного движения, ожидая, пока медленный механизм флоридского судопроизводства сработает под воздействием денег, внесенных Насарио в качестве залога. Тюремный надзиратель, бывший член бригады 2506, а до революции служивший в полиции на Кубе, увидев их за решеткой, с удивлением остановился:

— Эти лица мне знакомы. Вы из "Альфы"?

— Да.

— А что же тогда здесь делаете?

— Да это за старые дела. Мы шли на Кубу для выполнения специальной операции, но были задержаны властями на Багамских островах. — Гаскон дополнил рассказ жестом — одной рукой сжал запястье другой руки, это означало, что их арестовали.

— Как меняются времена! Я думал, что для вас не составляет труда выпутываться из подобных передряг.

— Раньше все сходило, а теперь видишь… Сейчас нас задерживают незаконно, ведь за нас внесли залог.

Тюремщик почувствовал потребность проявить к ним какое-то участие. Он открыл решетку и провел их в изолятор. Это было более приличное место. Один из задержанных, который остался за решеткой, закричал:

— Эй, ты! Меня тоже переведи. Я попал сюда за то, что ударил своего приятеля, который защищал Кастро.

В изоляторе надзиратель попытался кое-что выяснить у своих подопечных. У него не укладывалось в голове, что их поместили в тюрьму за попытку выступить против Кубы.

— Что же случилось? Изменился курс и уже не хотят свергать Фиделя?

Уго Гаскон попытался кратко объяснить ему все, что знал, хотя знал он явно мало. Произошли изменения, подули другие ветры. Они и сами точно не представляли, откуда дуют эти ветры. Еще меньше разбирался в этом охранник, который кроме своих повседневных обязанностей по службе почти ничем больше не интересовался. В медизоляторе было мало удобств, но все же атмосфера здесь была лучше, чем в камере. Лишь в два часа утра за ними прибыл агент ФБР:

— Сеньоры, все улажено. Были непредвиденные затруднения административного порядка, и вот наконец я привез вам свободу. Я лично с большим удовольствием на моей машине отвезу вас в помещение "Альфы".

— В "Альфу" сейчас?

— Да, вас там ждет Насарио.

По дороге, внимательно разглядывая своих пассажиров в зеркало заднего вида, детектив рассуждал:

— Видите, какие резкие перемены? Нет ничего более непостоянного, чем политика. До этого в наших взаимоотношениях создавалась лишь видимость законности. Однако всегда все было урегулировано между нами. Если бы я попытался строго выполнять букву закона, на меня бы немедленно нажали сверху. Тем не менее и сейчас тоже все идет сверху.

— Таким образом, до сегодняшнего дня мы были друзьями, — подчеркнул Чино, показывая, что он тоже должен занять новую позицию перед лицом таких фактов, — это с одной стороны, а с другой — все это означает, что ваши обязательства кончаются.

— Я этого не сказал. Наши отношения не прекращаются, но будут носить протокольный характер без взаимных обострений. Возможны такие неприятные случаи, как нынешний. Вы постарайтесь понять нас и не забывайте, что мы всегда были друзьями. Я вспоминаю один случай в Ки-Уэсте, связанный с контрабандой оружием. Это были не старые охотничьи ружья. Речь шла о большой партии вооружения, взрывчатки и средств связи. Была нарушена договоренность, хотя нарушители были похожи на экскурсантов в канале Бока Чика. Там они пустили в ход винтовки, подняли большой шум, и ФБР ничего не оставалось делать, как действовать по закону. Тем не менее они даже не попали за решетку. Вызвали ваших, чтобы положительно решить вопрос. А что же произошло дальше? Как вы сказали, закончилось тем, что мы расстались хорошими друзьями. Видите, случаются и такие вещи: полицейские и контрабандисты вместе пьют в старом "Кэптен Тони" на Грин-стрит. Однако смотрите, что происходит теперь, какой скандал устроили с вами из-за случая, о котором уже все забыли. Да, я не сказал самого главного! Вы знаете, когда виски ударяет в голову, человек говорит, не думая, о чем он говорит. Что на уме, то и на языке. Когда мы сидели с ними в "Кэптен Тони", потягивая виски и рассказывая всякие забавные истории, мне пришло в голову спросить старшего той группы: "Зачем вы наделали столько шума и почему так вызывающе действовали? Казалось, вы сами хотели, чтобы вас взяли". И этот человек с чистосердечностью пьяного ответил: "Да, мы и хотели именно того, чтобы нас задержала береговая охрана и спасла от рискованной высадки на Кубе". Все хотели быть хорошими для шефа, но не желали умирать. Кому хочется умирать? Чтобы больше никогда не видеть человечество, которое дает нам столько материальных благ? Правда, есть люди, которые все делают во имя идеи. Только за идею. Поэтому я сказал им: "Вы не патриоты". Начался спор, но они и не пытались что-либо доказать нам. Они признали свою слабость, оправдывая ее инстинктом самосохранения, который я не осуждаю. Во одно меня поражает — после всего этого они хотят выглядеть смелыми.

История с Ки-Уэстом и ее эпилог в баре не были притянуты за уши. Намек был явным. На слова Чино "до сегодняшнего дня мы были друзьями" агент ФБР ответил: "Вы не патриоты".

Приехали в помещение "Альфы-66". Двери были открыты, горел свет. Андрес Насарио приготовил прием в узком кругу в знак признания заслуг своих "героев".