Стеклянная крышка журнального столика отражала глянцевую обложку журнала "Плей Бой", заполненного "эстетическим" материалом "только для мужчин". Солидных и бесстыдных. Джоан Коллинз — блондинка с серыми глазами; Чина Ли — с печальным раскосым взглядом; Астрид Шульц — голландка, мечтающая о том, чтобы кто-нибудь открыл талант ее тела для театра. Все они соревновались между собой в чувственных позах. Весь их туалет состоял из заколок в волосах или лент. Многочисленные фотографии отличались друг от друга только цветом покрывал на кроватях.

Демонстрация подобных красоток — такая же неотъемлемая черта американского образа жизни, как кофе и яблочный пирог.

— Джоан Коллинз лучше всех.

У мужчины, склонившегося над журналом, порозовели уши. Он в шлепанцах и халате. Другой, уже в годах, открывал бутылку за маленьким баром в углу комнаты.

— Почему ты так считаешь? Мне больше нравится голландка. Тебя просто обманывают позы. Не доверяйся им. Перед объективом девочек ставят специалисты но визуальным эффектам. Они изыскивают наиболее вызывающие ракурсы, чтобы заставить поверить в то, что им хочется.

— Дело не только в позе. Посмотри на ее чистопородные прозрачные глаза. Кроме того, она новичок в этом деле.

— Откуда это тебе известно?

— Очень просто. Посмотри, как на ее теле контрастируют более и менее освещенные участки. Ветеранки уже не реагируют на съемки с такой стыдливостью. Видишь, как ровно блестит кожа твоей голландки.

Старик подошел с подносом, подал рюмку восторженному почитателю журнала. Потом поставил поднос на столик и взял свою.

— Не звонил?

— Сантос?

— Ага.

— Нет. Я думаю, что это произойдет очень скоро. Он уже должен быть там, где я ему сказал.

— Мне не нравится это. И надо было тебе предложить ему наш дом.

Теперь рюмки стояли на столике, распространяя аромат "Шато Марго". Несколько холодных капель скатились на розовую кожу Джоан Коллинз, деформируя ее изображение.

— Ну и что же из того? Я сделал это, чтобы внушить ему доверие, чтобы он понял, что мы действительно заинтересованы в нем. Что ты думаешь о нем? Что он агент Народного единства?

— Или Кастро.

— И он добровольно готов забраться в клетку ко льву? Даже если предположить, что ему удалось меня обмануть, что ему удавалось в течение семи лет обманывать кубинскую эмиграцию в Майами и что он достаточно смел, чтобы сунуться сюда. В любом случае это будет полезно. Мы уж здесь-то сумеем снять с него маску! Представь себе, что "Меркурио", а затем и мировая пресса оповестят, как мы раскрыли агента Кастро. Это был бы наш триумф. Сколько обвинений можно было бы предъявить Гаване. Дай бог, чтобы так случилось…

Старик выглянул в окно — снаружи было абсолютно тихо: ни лая собак, ни криков мальчишек.

— Вот именно. Я представляю себе заголовок в "Меркурио". "В Чили задержан агент Кастро! Его схватили на Даубле Альмейда, в доме номер 2827, принадлежащем полковнику из ДИНА. Он был почетным гостем полковника, который содействовал его въезду в Чили". Это, конечно, была бы сенсация. Из тех, что не часто печатаются в наших скучнейших газетах.

— Да ладно, отец. Еще есть время, чтобы внести поправки. Мы можем отправить его туда, где был Бош, или в любое другое место, пока руководство не примет решения.

— Конечно, время есть. Я тебе говорю это, чтобы ты впредь не был опрометчивым. Этот человек вроде был с нами, но руководство требует абсолютной гарантии. Дело очень деликатное. С Бошем возились много и долго.

— Я продолжаю считать, что само его появление уже дает нам гарантию. Я не думаю, что агенты Кастро способны на такой огромный риск.

— Этого аргумента недостаточно для руководства.

— Чего же оно хочет?

— Солидной гарантии. Такой, какую может дать лишь ЦРУ. Мы поставили перед ними вопрос о сотрудничестве. ЦРУ займется детальным разбором личности твоего друга. Но на это потребуется время.

— Я не согласен.

— Мне думается, что ты пошел на поводу у чувства личной симпатии. Не забывай об уловках, к которым прибегают хорошие агенты. Они играют на любых чувствах, способны казаться убедительными, ловко умеют влезть в душу.

Молодой человек направился к бару и вернулся с пузатой бутылкой.

— Проверка в США может все испортить. Сантос много лет жил там и даже оказывал услуги ЦРУ, и теперь они могут измазать его грязью, либо потому, что хотят удержать при себе, либо потому, что формально он является беглым преступником, либо по какой-то другой причине. Если такая причина есть, они нас дезинформируют. И тем не менее он находится в Мексике, потому что я ему посоветовал сделать это.

— Ты слишком поторопился. Сейчас лучше всего проконсультироваться с ЦРУ. Мы обратились с просьбой также к нашим верным людям в Майами. Жалко, что нельзя провести такого же дознания на Кубе. Там у нас нет никого.

— Если он позвонит…

— Ты должен назначить ему новый срок. Если он действительно проявляет добрую волю, то эта отсрочка не вызовет у него подозрений.

— По-моему, наоборот. Именно при доброй воле у него возникнут подозрения. Если у него другое на уме, то он станет ждать. По-моему, нам уже пора ставить вопрос перед министерством иностранных дел, чтобы он приступил к формальностям, на которые тоже нужно время. Его хватит, чтобы руководство удовлетворило свой каприз и избавилось от подозрений. Я могу сказать тебе одно: если я правильно воспользовался тем, чему нас учили на уроках психологии, то этот человек наш. Не забывай, что его отобрали среди других террористов для участия в плане интернационализации антикоммунистической борьбы в нашем районе.

— Который, кстати говоря, остается лишь планом и не движется с места.

— Как же он может двигаться? Все претендуют на руководящую роль. Первые они, и вторые они же! А вот Сантос не просит для себя ничего, только места в борьбе. И мы не доверяем ему!

Солорсано-отец сузил глаза и многозначительно поднял палец.

— Вот именно эта деталь, вне всякого сомнения, и вызывает подозрение. Берегись совершенства. Реальные люди, те, которые, конечно, не стремятся создать о себе другое представление, имеют заметные недостатки, нередко отталкивающие.

— Может быть, когда-нибудь мне и придется раскаиваться. Но сегодня… — Хулио Солорсано встал и, повернувшись спиной к отцу, произнес почти патетически: — Трудностям надо идти навстречу. Я бы ускорил расследование и, если результат окажется сомнительным, привез бы его сюда, чтобы посмотреть, способен ли я разоблачить его. Если это мне не удастся, то ДИНА меня ничему не смогла научить.

— Я передам им это твое соображение, но без всякой надежды на апробацию. Я бы и сам не стал прислушиваться к нему.

В действительности же у руководства ДИНА не было достаточно четких планов вербовки кубинца. Дело затягивалось. Просьбы уходили на север быстро, но ответы в Чили поступали медленно, как к младшему партнеру. Посредственная подготовка кадров ДИНА и их болезненно преувеличенная боязнь ошибиться еще больше тормозили ход операций. В пессимизме Солорсано-отца отражалась общая удручающая обстановка, свойственная моментам, когда необходимо было принимать решения. А именно этого не слишком-то умная, способная лишь на тайные убийства и пытки чилийская разведка не умела делать самостоятельно.