Суетин и Моисеенко не хотели рисковать.

Сырба молчал. Молчал перед лицом неопровержимых улик. В чем же причина его упорства? Кто его сообщники, и все ли они живы?

Не узнав этого, следствие не могло идти к своей главной цели.

Суетин и Моисеенко почти ежедневно связывались с Шадринском по телефону, но там все еще ничего не нашли. Шадринский уголовный розыск безуспешно метался в поисках знакомых Сырбы. Оказалось, что после войны молдаван в район приехало множество. Может быть, кто-то из них, если и не был сообщником Сырбы, знал о его поездках с зерном. Но как их заставить говорить, если сам Сырба молчит?

Поиски продолжались.

Суетин, проработавший в следственных органах больше десяти лет, давно уже избавился от свойственной новичкам оперативной болезни, когда каждый пустяк и случайность преувеличиваются необузданным воображением, когда в каждом поступке подозреваемого в преступлении человека видится злой умысел. Он знал цену подозрения, не торопился с выводами и умел деликатно предостеречь от поспешности других.

– Не так уж много, Анатолий, у нас в запасе следственных мероприятий, чтобы проводить их тяп-ляп, – говорил он Моисеенко. – Надо сделать так, как гвоздь вбить.

В один из дней они снова вызвали женщину из Соколовки. Как бы советуясь, Суетин выспрашивал еще раз о торговцах зерном. Он просил ее вспомнить, кто вместе с ней покупал зерно, отдавал ли цыган свои мешки еще кому-нибудь. Потом перевел разговор на ссору, на хромого.

Женщина не могла ответить на все определенно. Но обостренное новой прицельностью внимание Суетина выхватило из ее рассказа те необходимые штришки, которые должны были помочь ему определить отношение к Сырбе. Дмитрий Николаевич уточнил для себя, что ссорились все, но Сырба ругался злее, поэтому и обратил на себя внимание. Покупали зерно многие женщины, но только те, которые занимаются домашним хозяйством и не работают. Видимо, торговцы торопились, потому что Сырба не хотел ждать. Когда какая-нибудь из хозяек собиралась бежать за мешком, он за рубль предлагал свой. Не исключалось, что мешки могли сохраниться еще у кого-то.

Встретился Суетин с Золотовым. Его уже не пугало утверждение, что сапог найден два года назад. Но весной ли? И снова Золотов своим ответом обескуражил его.

– Конечно, весной. Видно было, что зиму пролежал да только что вытаял из-под снега.

Это уж не вязалось ни с чем, и Дмитрий Николаевич впервые испытал недоверие к его показанию вообще. Целый день потратили Суетин с Моисеенко в Соколовке на поиски мешка, нужного им. Не нашли.

Другие женщины цыгана не помнили.

– Может, видели, может, нет, – одинаково отвечали те, которые покупали зерно.

Наконец наступил день, когда из Соколовки в Верхнюю Пышму вызвали сразу больше десятка домохозяек.

Ни одна из них ни разу в жизни не сталкивалась со следственной процедурой опознания. Зная, что своими наставлениями он может только сбить их с толку, Суетин при них в кабинете оформил протокол, зачитал его и объяснил коротко:

– Товарищи, сейчас вы увидите несколько мужчин. Посмотрите внимательно: не окажется ли среди них таких, которых бы вы раньше встречали. Прошу отнестись к делу очень внимательно… А вот эти товарищи, – он показал на мужчину и женщину, сидевших в стороне, – это понятые.

Едва маленькая женщина, повязанная платком, вошла в кабинет, где кроме Суетина и Моисеенко сидели еще четверо, стало ясно все.

– Тут он, – коротко сказала она. – Вот. И мешок его. Можно уходить?..

– Расскажите, при каких обстоятельствах вы встречались с этим человеком.

И женщина повторила то, что Суетин уже слышал от нее о торговцах зерном.

Еще четверо других домохозяек узнали Сырбу тоже.

На протяжении целого часа Сырба ни разу не изменил позы. Сидел спокойно, как будто его ничто не касалось. Враждебность, которая все эти дни тлела в угольях его глаз, казалось, потухла, уступив глубокому равнодушию.

А Шадринск молчал.