В тот же вечер Ле-Мат отправился в «Рай». Почему Ле-Мат? Потому что после всего произошедшего у меня на нейро-интерфейс даже глаза не глядели. Правда, Ле-Мат слишком дорожил своим целомудрием, чтобы пользоваться «Проктопродом», так что, нацепив обычное виртуальное снаряжение, он прибег к старому методу. Пока он гулял, я лежал ничком (задницей вверх) на матрасе и проклинал судьбу.

Ах, Амбер, АМБЕР…

Без четверти полночь Ле-Мат всплыл. Содрал с себя видеоочки.

— Джек? — сказал он. Нет, не сказал, а прохрипел.

Растолкав сам себя, я приподнялся на локтях:

— Чего?

— Пива, — проскрипел Ле-Мат. — Скорее пива.

— Ладно, — шатаясь, я встал на ноги, проковылял к своему старому мини-холодильнику, распахнул дверцу. Лампочки холодильника озарили комнату светом. — Выбирай, — уведомил я. — «Саммит», «Джеймс Пейдж», «Сэм Адамс» или «Свиноглаз».

Тут я должен подчеркнуть, что за снабжение холодильника припасами отвечал сам Ле-Мат.

Обработав полученную от меня информацию, Ле-Мат решил:

— Помоев. Скорее — помоев.

Я схватил банку «Пилснера-Свиноглаза» и отнес к компьютеру.

Ле-Мат никак не мог снять свои громоздкие инфоперчатки, так что я открыл ему банку.

— Ну, как сходил? — спросил я.

— Хорошо. — Отняв у меня банку, он запрокинул голову и вылил в себя целый ручей. Я даже испугался, что он захлебнется. — Лучше, чем я ожидал, — уточнил он, когда решил подышать. И рыгнул. — Из-звини.

— Ты нашел дверь в Ад? Или Амбер?

— Ни ту, ни другую. — Он вновь чуть не захлебнулся пивом, затем потер себя по лбу заиндевевшей банкой. — Не знаю уж, как они свою дверь прячут, но ЭТИМ, — он выразительно постучал по своим видеоочкам, — ее не возьмешь. Я даже не смог найти дверей других активных ловушек, о которых ты рассказывал.

— А в квартиру в Токси-Тауне ты не совался? Ле-Мат сделал медленный, скрупулезный глоток и поставил банку на монитор.

— Не понадобилось, — сообщил он. — Я вернулся в «Рай» отловить либоДОНМАКА, либо дона Вермишелли. — Тут он улыбнулся (как-то криво) и вновьпостучал по своим старым видеоочкам. — Чисто для информации — если смотреть моими глазами, «Рай» с виду ничуть не изменился. Правда, воспринимаешь все совсем по-другому — после твоих рассказов о том, что там на самом деле… —

Вздохнув, он вновь переключился на пиво. — ДОНМАК? — напомнил я. — ДОНМАКА ты нашел? — Не-а, — помотал головой Ле-Мат. — Зато этот гребаный гном — как там его?..

— Торвольд.

— Во-во. Торвольд нашел МЕНЯ. Наколол как последнего чайника. Сунул мне в руку почтовый чип и слинял в облаке дыма — я даже «здрасте» не успел сказать. Я уж думал, мне придется весь бар из пулемета перестрелять — иначе позора не оберешься, — и Ле-Мат вновь припал к банке.

— Правда? — переспросил я, прикинувшись невинной овечкой. — Даже не верится, что Торвольд мог тебя надуть. Стареешь, наверное.

— Типа того. — Банка была опустошена. Ле-Мат смял ее и жестом приказал мне принести новую. На этот раз я прихватил банку имбирного для себя.

— Значит, ты получил послание, — сказал я, вернувшись с пивом. — И что там написано?

— Не знаю. Оно зашифровано под тебя. — Ле-Мат отодвинул стул от компьютерного стола, встал, побрел в глубь офиса. — Будь любезен, — жестом он указал мне на свой стул. — Оно в папке.

Я сел на стул, пододвинул его к столу и перешел в электронную папку. На экране монитора распахнулось окошко, из него, сверкнув карими глазами, выглянуло прелестное лицо Амбер.

— Секретное послание только для Макса Супера, — произнесла она. — Чтобы его услышать, ты должен ответить на один вопрос. У тебя в кармане пушка, или ты просто рад меня видеть?

Я набрал на клавиатуре ответ: «ЭТО КУРНОСЕНЬКИЙ ЗАДАВАКА».

— Значит, помнишь… — просияла Амбер. — Привет, Макс.

Ее лицо на мониторе застыло. Зажужжал и заскрипел винчестер — автодешифраторы принялись работать над посланием. Экран потемнел, картинка на нем обновилась.

Но в центре нее вновь находилась Амбер.

— Здравствуй, милый, — томно и страстно выдохнула она. — Я знаю, что стобой сегодня случилось. ДОНМАК сказал мне, что Гуннар прикрывал тебе хвост. —Она улыбнулась, очень сексапильно, и подмигнула мне. — Между нами — будь с ним поосторожнее. Мне он кажется каким-то… левым. (Ле-Мат, стоявший за моей спиной, отскочил в сторону.) Конечно, дело житейское. Очень-очень многие мужчины увлекаются большими пушками, чтобы компенсировать ощущение своей…

малости. (Ле-Мат громко клацнул зубами и откусил кусок от своей пивной банки.)

Амбер вновь улыбнулась, послала мне воздушный поцелуй и так встряхнула своей черной гривой, что у меня дух перехватило.

— Мне ужасно не хотелось бы думать, что у тебя никогда уже не будет шанса узнать, ЧТО ИМЕННО ты сегодня упустил. (На сей раз пришел мой черед клацать зубами. По адресу Ле-Мата.) Вот что я предлагаю. К этому посланию приложены файлы с полной информацией о моей маленькой проблеме. Давай ты их просмотришь, проведешь кое-какую разведку и встретишься со мной через пару дней — чтобы обсудить наши дальнейшие действия. Давай в 0300 по Гринвичу, во вторник, у меня? — Пауза. — НАЕДИНЕ? — Она медленно облизала кончиком языка свои тонкие, но страстные губы.

В тот миг я ненавидел Ле-Мата всеми фибрами души.

— До скорого, милый. — В последний раз улыбнувшись и подмигнув, она схватила окно за краешек и свернула его вместе с собой.

— Джек? — окликнул меня Ле-Мат. — ДЖЕ-Е-ЕК? — Он помахал у меня перед носом рукой. — Джек, Джек, я — Земля. Спустись с облаков, Джек. Как слышимость?

Схватив его за запястье, я ужасно пожалел, что у меня не хватит силы оторвать ему руку и отхлестать его этой рукой по щекам.

— Чего?

Глаза у Ле-Мата были круглые от изумления.

— Слушай, она всегда такая? Всегда — честно? — Я мог только скрипнуть зубами и кивнуть.

— Мама родная, — заметил Ле-Мат. — А ты храбрее, чем я думал.

В тот же вечер мы расшифровали и разархивировали остальные файлы Амбер. Правда, где-то в час ночи я спекся и рухнул на матрас. Ле-Мат остался за компьютером — попивать «Пилснер-Свиноглаз» и просматривать файлы. Я и сам не помню, в котором часу отрубился.

Зато я точно помню, когда именно проснулся.

— Джек! — Ле-Мат теребил мое плечо. — Вставай! Я перекатился на ту сторону матраса, нашел на полу свои часы и слипающимися со сна глазами уставился на циферблат.

— Ась? — зевнул я. — Джозеф, сейчас… — я вновь уставился на часы, — три тридцать семь. Я сплю.

— Плевать! Это надо видеть! — последний раз я видел Ле-Мата таким восторженным, когда он отыскал идеально сохранившийся «Хенель-М42», Жизнь научила меня, что, когда он такой, ему надо подыгрывать и поддакивать, иначе, худо будет…

— Ладно. Минуточку, хорошо, — сделав кувырок, я сел на матрасе, протер глаза, отзевался, потом, обшарив пол, нашел, во что засунуть свои босые ноги. Кажется, эти устройства называются обувью. — Смотри, чтоб я не разочаровался.

— Поверь, — отозвался Ле-Мат, — тебе точно понравится.

Он помог мне принять относительно вертикальное положение, провел меня через комнату к рабочему углу и припарковал на стул перед ярко сияющим монитором.

— Вот, — сообщил он, постучав по экрану. — Читай.

С минуту я регулировал экран монитора, доводя ослепительные буквы до удобочитаемого уровня, а также фокусируя и синхронизируя взгляд обоих моих глаз. Еще минута ушла на то, чтобы мой мозг загрузился и начал обрабатывать прочитанное. Но как только он начал это делать…

Блин, нафаршируйте меня густой карамелью и нежной мякотью кокосовых орехов. Задание Амбер было слишком красивым, чтобы оказаться правдой.

Как выяснилось, моя таинственная клиентка была одновременно ученым-диетологом и инженером тахопитательных систем — другими словами, дизайнером блюд быстрого питания. Но она была не просто ученым-инженером, а — с ее слов — тем самым Гением-одиночкой, на котором лежала ответственность за последний, федерального значения писк в области сетей быстрого питания — «Жареные кальмары боцмана Комары».

— Ну и прекрасно, — скажете вы. Но у моей клиентки возникла серьезная проблема. Примерно год назад она начала переговоры с крупной международной корпорацией на предмет получения патента и распространения ее продукта. Однако переговоры каким-то образом вышли из-под контроля, и не успела моя клиентка и глазом моргнуть, как корпорация прикарманила все ее достояние. Рецепты, стратегию расположения торговых точек, лук, секретный соус, перец-халапеньо — все подчистую.

Поскольку дело происходило в Америке, она, само собой, немедленно подала в суд. Но процесс затянулся на много месяцев — точнее, завис.

***

ИНФОСГУСТКИ

До, я не удержался. Раз пошла такая пьянка, позвольте мне еще один вставить.

***

И если в последний момент не вмешается божественное провидение, иск будет отклонен.

***

ВОПРОС

Сколько программистов нужно, чтобы сменить лампочку?

Ответ: ни одного. Лампочка — дело специалистов по железу.

***

И потому, отчаявшись, она обратилась ко мне. Моя миссия — если я соглашусь — будет проста: проникнуть в компьютерную систему этой нехорошей международной корпорации, найти улики, которые помогут клиентке выиграть дело, восстановить порядок и законность во вселенной быстрого питания и — что немаловажно — закрепить за клиенткой авторские права на кальмаров (приблизительный совокупный доход — 25 миллионов долл. в год).

Но не кальмары привлекли мое внимание. Нет, мой взгляд неотрывно прилип к маленькому дополнительному файлу-наклейке, в котором моя клиентка излагала предположения о местонахождении улик. Разумеется, она привела соответствующий адрес Сетевого сервера и урл-код, но могла бы и не напрягаться, между прочим. Этот адрес я знал наизусть.

«МДИ — «Этногрэфикэл Хаусгудз Мануфактуринг» Центральный офис. МДИ-305».

Ле-Мат вывел меня из блаженного транса, хлопнув по спине.

— Ну, что скажешь, Джек? Миллион баксов за взлом системы, которую ты сам разрабатывал, и удовольствие наказать МДИ во все дырки? Везет же людям!

Я подумал. Тихо захихикал. Еще немного подумал, отчаянно пытаясь отыскать в этом задании какой-нибудь микроскопический подвох. Не нашел и захихикал еще пуще. Значит, Амбер — или ее начальник-инкогнито — наняла меня нагадить МДИ? За миллион баксов? БЛИН, ДА ЗА ЭТО И ДЕНЬГИ БРАТЬ СОВЕСТНО! Тут меня разобрал такой смех, что я уткнулся лицом в клавиатуру, довел компьютер до припадка дикого кваканья и попискивания и вновь откинулся на спинку стула, не переставая ржать.

— Гуннар, друг ты мой силиконовый! — возгласил я, когда отдышался и вновь смог изъясняться связными словами. — Еще немного — и я поверю в божественное провидение! Слава, слава, аллилуйя!

Час спустя. Мы трижды перечитали файлы с начала до конца и обратно. Кофеварка распевала во всю мочь своих синтетических легких. Мы с Ле-Матом вновь обрели здравомыслие. Каждый — в своем стиле. Как мы поняли довольно быстро, весь фокус был в том, чтобы взломать систему МДИ, прикинувшись злоумышленником СО СТОРОНЫ. Ибо я являлся озлобленным экс-служащим (или потенциальным экс-служащим, или… блин, у Катэ из отдела перераспределения трудресурсов наверняка нашелся бы благопристойный термин-обманка)… Несомненно, служба безопасности уже не сводила с меня своих всевозможных органических и электронных глаз. Итак, МАКССУПЕР должен пролезть в систему, НЕ ИСПОЛЬЗУЯ знаний, которые могут указать на Джека Берроуза. (Тут мы с Ле-Матом, как и следовало ожидать, затеяли продолжительный диспут, достойный второкурсников на занятиях по «Философии для продолжающих».) Имеются три области знаний: 1/ то, что мне положено знать для выполнения моих обязанностей; 2/ то, что мне реально нужно знать для выполнения моих обязанностей; З/ то, что я реально знаю. Эти три области, сами понимаете, пересекаются между собой весьма редко. Так вот: какую область знаний мы принимаем за базис для наших планов? То, что я действительно знаю? То, что мне положено знать? Предположения МДИ о моих знаниях? Наши предположения о предположениях МДИ относительно моих знаний? А может, наши предположения о всех возможных предположениях МДИ относительно моих предположений о предположениях МДИ о моих предположениях… В общем, может ли человек точно узнать, что он знает то, что знает? Короче, сами знаете…

( — Ох, эпистемиология, — заметил Ле-Мат, — это от нее все философы становятся старыми пердунами.)

Прорубив себе сносную дорогу через этот темный лес из трех сосен, мы немедленно влипли в роскошный спор о том, когда именно следует приступить к делу. Ле-Мат голосовал обеими руками за то, чтобы начать немедленно. Если не раньше. ( — Первое правило консультанта, — заявил он, задрав нос, — скромные обещания и эффектные результаты. Если Амбер надеется в понедельник получить от тебя план боевых действий, прикинь, как она растает, когда ты выдашь ей результат!) (Почесав в затылке, я нехорошо прищурился.

— Минутку-минутку. Вчера ты говорил, что первое правило консультанта: «Ничего не делай наудачу».)

К счастью, когда мы несколько минут поупирались друг в друга своими бараньими лбами, сами собой вырисовались некоторые реальные обстоятельства, и вопрос был закрыт. Важнейшее из этих обстоятельств состояло в том, что считанные минуты оставались до пяти часов утра — субботнего утра. Хотя интерфейс превратил меня в виртуального бога киберпространства, даже у моих невероятных способностей был свой предел. К примеру:

«Мой капитан, над законами бухгалтерии я не властен!» Начиная с пяти утра каждую третью субботу месяца почти все вычислительные возможности МДИ используются на полную катушку для выполнения таких увлекательных операций по пакетной обработке данных, как распределение по отделам затрат на грузовые перевозки и планирование ожидаемых производственно-сырьевых расходов. Единственными нормальными составляющими входящих инфопотоков были в этот день и час еженедельные рапорты «Дебет/Кредит» из наших филиалов в Тихоокеанском бассейне; а единственной нормальной компонентой исходящих инфопотоков — суммарный рапорт «Дебет/Кредит», посылаемый в воскресенье после обеда в Высочайшее Святилище Менеджмента в Париж.

— А по-моему, нам это только на руку, — проворчал Ле-Мат, после того как довольно грубо зевнул посреди моей лекции о методологии прироста затрат на снабжение. — В системе никого не будет — вот нас и не заметят, верно?

— Неверно, собачий хвост, — ответил я. (Учтите, дело было в пять утра, и мы оба несли, что на ум взбредет.) — Они обрабатывают эти пакеты дерьма по выходным именно потому, что оно здорово тормозит систему. И если Макс Супер прямо сейчас прыгнет в сеть МДИ, то окажется по пояс в виртуальном горячем сиропе, из которого ириски делают.

Ле-Мат нахмурил лоб:

— Спорим, Амбер от этого заторчит.

— Если мы сейчас туда сунемся, — продолжал я, пропустив последнее замечание мимо ушей, — нас будет видно издали — это как в ювелирный магазин ломиться в полночь. Нет, наш час пробьет в понедельник утром. Где-то в восемь пять.

— Это почему же? — вопросил Ле-Мат, недоверчиво выгнув бровь.

— Потому что после выходных система вернется в нормальное состояние, — пояснил я. — Локальные сети будут работать на максимальной скорости — все Восточное Побережье попытается одновременно войти в систему. И каждый второй абонент с похмелья переврет свой пароль, так что ложных команд будет до фига.

— Ага, — произнес Ле-Мат. Первые проблески понимания забрезжили на налитом кровью небосклоне его усталых глаз. — И наши копания отмычкой в замке…

— Благополучно потеряются на фоне обычного понедельничного графика.

Поразмыслив над моей идеей, Ле-Мат кивнул. Потом еще раз кивнул. И еще раз, и еще… Тут до меня дошло, что это не редкостный припадок благожелательного на-все-соглашательства, а просто дремота. Ле-Мат заснул на ногах. Схватив его за плечо, я отвел Ле-Мата к военторговской раскладушке, которую он привез из дома, и позволил ему рухнуть ничком. Потом выключил из сети кофеварку, усыпил компьютер, добрался до своего матраса и — если не ошибаюсь — умудрился сперва лечь, а уж потом отрубиться.

Часов в семь утра через восточные окна в офис проникли первые лучи светлого завтра. Немедленно на чердаке зашумели голуби. Два этих факта, взятые вместе, напомнили мне, что без штор нам точно будет каюк.

Незадолго до полудня я вернулся в Страну Почти Живых. Ле-Мат уже смылся — даже записки не оставил — так что я почистил зубы, причесался собственной пятерней и решил съездить к маме — за второй партией барахла. Выйдя на улицу, я обнаружил, что неизвестный благодетель приподнял мою «тойоту» домкратом, подложил под днище кирпичи, снял мои лысые и непарные покрышки «Монтгомери-Уорд» и заменил их новенькими «Мишленами».

Пожав плечами, я поехал к матушке.

Дверь черного хода была распахнута настежь. Лоток Истеркиски вонял на весь квартал.

— Привет, ма, это я!

— ДЖЕ-ЕК? — Из гостиной послышались стоны диванных пружин и скрип половиц. Она мужественно попыталась… Еще раз попыталась…

И с тяжким вздохом изнеможения вновь провалилась в диванные подушки.

— Я в гостиной! — вскричала она.

Я в нерешительности замер на лестнице, потом, передумав, побрел наверх. Услышав мои шаги, мама приглушила звук телевизора. По дому разносились слабые, какие-то дребезжащие «ох!» и «бах!» — ага, «Профессиональные бои без правил».

— Ты всего на минуту опоздал, — сообщила она, когда я вошел в зону уверенного приема аудиосообщений.

— К чему, ма? К потрясному нокауту? — Мельком удостоверившись, что она не превратилась в зловонную лужу видеослизи, я подошел к буфету и начал копаться в накопившейся за это время почте. Счета, реклама, счета…

***

СРОЧНОЕ ИЗВЕЩЕНИЕ

Отправитель: Центр обслуживания студенческих займов им. Дж. Гатти Адресат:

Джон Ф. Берроуз 1783,ул. Липовая Сент-Пол, МN 55103

Уважаемый м-р Берроуз:

Мы только что узнали об изменениях в вашем трудовом статусе. Поверьте, мы понимаем, как сложно жить, когда на тебе висит груз колоссальной задолженности, а впереди — неясное в финансовом плане будущее. Несомненно, порой вас одолевает желание позвонить нам, чтобы обсудить с гуманно настроенным консультантом возможности пересмотра графика погашения.

В связи с этим мы имеем вам сообщить всего два слова:

ТОЛЬКО ПОПРОБУЙТЕ!

Вам дается две недели на то, чтобы вы представили нам доказательства вашего перехода на новую работу. Иначе — м-м-м, красивые у вас коленные чашечки. Вот досада, если с ними что-нибудь произойдет.

***

— Нет, — сообщила мама. — Полчаса прошло, как сюда заходили двое мужчин. Тебя спрашивали. Приличные люди. Очень вежливые. Очень много вопросов насчет тебя задавали.

Я замер, судорожно сминая в руках недочитанный рекламный буклет.

***

ИНФОСГУСТКИ

Это был не инфосгусток, а сопроводительная документация.

***

Есть старый штамп «кровь застыла в его жилах». Я и не подозревал, как точно он описывает реальность…

— Д-да? — Мой голос сорвался на панические рулады. Я попытался овладеть собой. Безуспешно. — Они… они представились? Ма?

Мама задумалась, зачмокала губами, почесала телепультом в затылке:

— Ох, Джек, что-то я позабыла. Но одеты они были очень прилично — в костюмах. Это я точно помню. Носил бы и ты такой костюм, что ли. Авось за человека будут считать.

Медленно, опасливо я продвинулся к арке, отделявшей гостиную от столовой, и выглянул в окно. На улице все выглядело, как обычно. Ни чужих машин, ни чужих людей с биноклями — если не считать миссис Лунгрен, дамы, которая шпионила за соседями и наговаривала на пленку свои еженедельные рапорты разведке Венерианской Империи столько лет, сколько я себя помнил.

— Мама, — сказал я, как бы невзначай, — это важно. Ты никакой детали не запомнила, по которой я мог бы догадаться, кто такие были эти двое?

Мама разразилась еще энным количеством странных, глубокомысленных звуков, принялась чесать свою покрытую латунными кудряшками голову (я уже заподозрил, что у нее блохи) — и отвлеклась на экран, где произошло нечто занимательное: Грязный Бобби (также известный как Брэдфорд) вышвырнул Теда Терстона (также известного как Попка-либерал) с ринга на трибуны, и болельщики, сгрудившись, принялись лупить его своими складными стульями.

— Ох, — заявила мама, цокая языком, — какая же я дура иногда бываю!

( — Правда? — пробормотал я себе под нос. — А я и не заметил.)

— Один из них оставил свою визитку и сказал, чтобы я позвонила, если ты появишься. Она на кухне у телефона.

Уронив конверты, я побежал на кухню и зарылся в многолетние наслоения записок и газетных вырезок, прикнопленных к доске.

— Погоди! — окликнула меня мама. — Я все напутала! Вот она!

Я промчался назад в гостиную и чуть не оторвал ей пальцы вместе с визиткой.

Визитка была… весьма благопристойная. Высококачественная печать, тисненый двуцветный узор из цветочков. И текст:

Тодд Беккер.

Выездной проповедник.

Церковь Вегентологии.

— Спасибо, ма, — выдохнул я. Мое кровяное давление нормализовалось. Я задумался, скольких лет жизни мне стоила эта легкая истерика. — Ладно, если что, я внизу. — Я направился к лестнице.

— ПОДОЖДИ, — крикнула вслед мама, задержав меня на пороге кухни. — Джек? Я вчера ходила вниз белье стирать и заметила, что у тебя кое-что пропало. Ты заметил?

Откашлявшись, я уставился на пол:

— Ма? Я же переехал дня два назад, ты не помнишь? Снял себе квартиру?

— А-а, — кивнула она, — точно-точно. Я забыла.

Тут на телеэкране что-то произошло, и, завопив: «Так его!», она врубила звук до упора и, очевидно, немедленно выкинула из головы тот факт, что я стоял рядом и мы разговаривали. Я в последний раз обвел взглядом верхние комнаты — м-да, отсюда мне явно ничего не требовалось — и отправился к себе.

На моем автоответчике накопилось больше дюжины посланий. Сперва я пришел в восторг. Потом прослушал их и обнаружил, что только одно из них — НЕ от Т'Шомбе. Это счастливое исключение исходило от Катэ из Перераспределения: похоже, диск «Конформизм в одежде» требовался ей позарез. Ну а послания Т'Шомбе охладили мой энтузиазм еще пуще. Судя по всему, Т'Шомбе дико разозлилась, что я ее подвел в пятницу вечером. (Блин, ничего уже не помню. Я что, обещал сходить с ней на какую-то идиотскую церковную службу?)

Так что я переключился на мой шкаф и начал паковать следующую партию пожитков для переброски в офис. В основном это была одежда. И всего одна — ну ладно, возьму две, — ну хорошо, ПЯТЬ штук и ни одной больше, моих любимых ракетомоделей. И, само собой, полное собрание комиксов про Судью Дредда. Но железную дорогу я скрепя сердце оставил.

Я уже практически погрузил все в багажник, когда голос мамы, отдавшись эхом во всем доме, отыскал меня у гаража.

— ДЖЕ-Е-К! НЕ ЗНАЮ, КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ, НО ОТ ТВОЕГО КОМПЬЮТЕРА У МЕНЯ ОПЯТЬ ВСЕ НА ЭКРАНЕ ПЛЫВЕТ!

М-да, давно пора было убираться отсюда.