С категорией сила мне пришлось проделать ту же процедуру, что и с понятием прогресс, т. е. проанализировать представления различных ученых о прогрессе, которые существенно отличаются друг от друга. Это означает, что до сих пор «рассудочный разум» не проник в суть неких явлений, не «слился» с ними, т. е. не вывел их на понятийный уровень, что позволило бы сформулировать законы прогресса и силы. Думаю, это не случайно, поскольку поиск шел в ложных направлениях. Искали, как говорил Конфуций, в темной комнате черную кошку, которой там не было. Моя задача заключается в том, чтобы найти эти «комнаты», в которых прячутся прогресс и сила, именно на онтологическом уровне. Но для начала мне надо показать, в каких «комнатах» этих «кошек» не может быть в принципе. Одной из таких сфер является органический мир.

 

1. Органический мир: «прогресс» и усложнение

Присущ ли органическому миру прогресс? За редким исключением большинство ученых, причем разных научных школ и идеологических пристрастий, на этот вопрос отвечают утвердительно. Более того, они убеждены также, что прогресс не только имеет место, но и просто неизбежен. Если это так, то давайте разберемся, что такое прогресс в органическом мире.

Напоминаю, что слово прогресс в переводе с латыни означает продвижение вперед. Что значит вперед? В одной из биологических энциклопедий написано: «Прогресс в живой природе есть совершенствование и усложнение организмов в процессе эволюции». Поскольку такое определение слишком общо, советский биолог А.Н. Северцев (в 1925 г.) предложил различать биологический прогресс, который есть «результат успеха данной группы организмов в борьбе за существование, характеризующегося повышением численности особей данного таксона, расширением его ареала и распадением на подчиненные систематические группы, и морфофизиологический прогресс, который есть эволюция организмов по пути усложнения и совершенствования их организации» (там же). Заметим, что почти во всех определениях прогресса непременно встречается слово «сложность» в сочетании с «целенаправленностью». Последняя, естественно, как, например, у Дж. Хаксли, подразумевает эволюцию в направлении разумного существа. Из этого следует, что «прогрессивной» является только та ветвь эволюции, которая ведет к человеку.

Даже если согласиться с подобным суждением или в целом с идеей целенаправленности, то и в этом случае надо иметь в виду, что «прогрессивная ветвь» не могла возникнуть из ничего, в ходе эволюционной борьбы она выделилась из множества «не прогрессивных ветвей», а следовательно, все ветви участвовали в появлении человека. В результате получается, что вся эволюция органического мира есть прогресс. И мы таким образом скатываемся к теории Предопределенности, что как минимум очень и очень сомнительно.

А что такое сложность в биологическом мире? Действительно ли она неизбежна и действительно ли ведет к прогрессу? Тейяр де Шарден однозначно отвечал на этот вопрос: «Материя с самого начала по-своему подчиняется биологическому закону „усложнения“». Этой позиции придерживается немало ученых из различных школ и лагерей. В таком случае возникает ряд вопросов, на которые сторонники «сложности» почему-то не отвечают. Например, как быть с материей во всей Вселенной, где не существует биологического мира? Это во-первых. Во-вторых, на нашей планете биологический мир возник только через полтора миллиарда лет после образования Земли. Почему же тогда «с самого начала»? В-третьих, нет никакой уверенности в том, что более сложному организму предопределен прогресс, т. е. движение вперед, или, иначе говоря, выживание. Динозавры очевидно сложнее бактерий (и вообще любая структура после бактерии), однако последние царствуют до сих пор и будут, видимо, царствовать до скончания Вселенной, а первые – «пусть земля им будет пухом». Это касается и других миллиардов организмов, существовавших на Земле и успешно ушедших в небытие. Более того, природа дает такие примеры, когда «излишняя» сложность оказывается вредной, а выживает наипростейший. Все это означает, что нельзя утверждать, будто сложные организмы лучше приспосабливаются к окружающей среде. Эту идею весьма упорно отстаивает известный и популярный английский биолог Ричард Доукин. Его термин наилучше адаптирующийся организм не имеет смысла без указания конкретной окружающей среды. В этом вопросе я полностью на стороне крупнейшего американского эволюциониста Дж. Гулда, который постоянно подчеркивал неправомерность использования термина сложность. Гулд воспринимал его как суррогат термина прогресс, который он считал «вредной» концепцией, основанной на идеологических предрассудках. Он, в частности, писал:

Я верю, что серьезные ученые в области истории жизни всегда ощущали разочарование, не находя в останках органических веществ подтверждения наиболее желаемого ингредиента западной культуры: ясного сигнала прогресса, измеренного некой формой постоянно усложняющейся жизни как целостности [150] .

В другом месте он пишет:

Мы есть восхитительная случайность в непредсказуемом процессе без какой бы то ни было тенденции к сложности, без ожидаемого результата эволюции, которая была бы принципиально устремлена к созданию существа, способного понять суть его собственной необходимой конструкции (ibid, р. 225).

В своих работах Гулд на тысячах примерах показал, сколь случайно возникали те или иные сложные организмы в тех или иных звеньях эволюционного процесса органического мира, занимающие к тому же ничтожную часть этого мира на фоне доминирования «простых» организмов. Он яростно выступал против тезиса, что прогресс управляет эволюционным процессом. Не потому, что он был против прогресса, а потому, что понимание прогресса как сложности является субъективным отражением «обычных детерминистских моделей западной науки, а также глубоких социальных традиций и психологических ожиданий западной культуры в отношении истории, которая достигает своей кульминации в человеке как высшем выражении жизни».

Между прочим, современные ученые не столь быстры на ответ о том, что такое прогресс или сложность. Американец Роджер Левин, пишущий о теории сложности (как науки), рассказывает, с каким трудом он пытался вытянуть определения прогресса и сложности у различных ученых. Обычно специалисты по информации все дело сводили именно к ней. В частности, Норман Паккард говорил: «Биологическая сложность должна обладать способностью обрабатывать информацию». В таком ключе ее определяли и авторы классического учебника по эволюции (1977) Т. Добжански, Фр. Эйла, Г.Л. Стеббинс и Дж. Валентин. А такой биолог, как Стюарт Кауфман из Пенсильванского университета заявил, что понятие сложность – довольно непростая штука и посоветовал Левину обратиться к специалисту по этой теме биологу из Мичиганского университета Дану Макшею (Dan McShea), который смог сообщить ему следующее:

Сложность – очень скользкое слово. Оно может означать много вещей… В наши дни для биологов не очень удобна идея прогресса, поскольку она предполагает внешнюю управляющую силу. Лучше говорить о сложности, но не о прогрессе (ibid., р. 133).

Правда, о сложности он так ничего внятного и не сказал. Эта проблема действительно не простая. Здесь мы вновь сталкиваемся с категориями объективности и субъективности, использование которых требует осознания сфер их применимости. Вселенная, органический мир существуют объективно, вне нашего сознания и воли. Им не присущи понятия прогресса или сложности; они существуют сами по себе, по своим природным законам. Первоначальная наша задача – вскрыть эти законы, а не навязывать их природе. Совершая последнее, мы просто обманываем сами себя: объективность не вскрыта, а субъективность оказалась «в дураках». Один из таких самообманов – стремление предписать целеполагание природе, изначальную цель Вселенной. Фактически мы таким образом постулируем объективно существующий детерминистский ряд: сложность – жизнь – мысль, или прогресс. Следует отметить, что против подобной конструкции выступает немало крупных ученых, среди которых, помимо упомянутых, например, биологи Дж. Симпсон, Эрнст Мэйр, физиохимик П. Эткинс и др. Любопытно, что даже И.С. Шкловский, один из ярых поборников и организаторов программы поиска внеземных цивилизаций – CETI (Communication Extraterrestrial Intelligence), глубоко веровавший в многочисленность разума во Вселенной, в конце концов вынужден был признать: «…совершенно необязательно, чтобы однажды возникшая на какой-нибудь планете жизнь на некотором этапе своей эволюции стала разумной».

Но она все-таки стала разумной! И это факт, ставший реальностью в том числе благодаря усложнению природы. Да, и это тоже факт. И он никем не оспаривается. Возражение вызывает идея, что усложнение неизбежно ведет к разумной жизни. А это уже не факт. Более того, эта гипотеза опровергается множеством фактов эволюционной реальности. Сама же сложность (или процесс усложнения) существует как объективная реальность, присущая бытию Вселенной. Некоторые ученые полагают даже, что есть законы сложности, создающие информацию или по крайней мере обособляющие ее от окружающей среды и вплетающие эту информацию в материальные структуры. Причем эти законы также могут проявляться через информационные силы. К такому подходу склонялся и М. Эйген.

Но надо иметь в виду, что в самом процессе усложнения нет никакой мистики. Например, известны различные математические игры, некоторые из которых так и называются – жизнь. На основе определенных заданных правил происходит усложнение структуры системы. В этих моделях действительно отражаются процессы, происходящие в реальном мире. Но при этом необходимо иметь в виду следующее, о чем пишет английский физикохимик П. Эткинс:

Общее глубокое свойство всех описанных игр состоит в том, что каждая из них обнаруживает такие важные атрибуты нашей Вселенной, как сложность, устойчивость, и кажущаяся целенаправленность есть следствие очень простых явлений, управляемых не слишком жесткой системой правил (законов)… В мире нет ничего более удивительного, чем сознание, разум человека; тем большее удивление вызывает то, что в своей глубинной основе оно обусловлено весьма простыми явлениями [154] .

Из сказанного я хотел бы сделать некоторые предварительные выводы. Во-первых, сложность как явление бытия существует, но ее трансформация в органическую сложность явно ограничена небольшими островками Вселенной. Во-вторых, она не обязательно эволюционирует в разум. Последнее возможно при крайне благоприятном стечении обстоятельств, относящихся как к окружающей среде, так и к самому субъекту этой среды. В-третьих, я исхожу из того, что прогресса в органическом, равно как и в неорганическом мире, не существует. Он существует только там, где присутствует разум. Разум же присущ только человеку, единственному явлению в природе, с которого начинается жизнь.

В упомянутой книге «Диалектика силы», в главке «Что такое жизнь и где ее начало?» мне пришлось доказывать, что органический мир не «живет»; он просто объективно существует. Эту главку я пропускаю, но вынужден все-таки воспроизвести в сокращенном варианте рассуждения о том, почему именно с человека начинается жизнь. Поскольку это понятие должно стать основным в определении прогресса.

 

2. Жизнь начинается с человека

Напомню, что очень многие ученые свойства жизни приписывают не только органическому миру, но и неорганическому, включая всю Вселенную. Проблема в том, что умозаключение «все есть жизнь» является пустым тождеством; оно означает отсутствие развития, т. е. смерть. Именно так. Поскольку жизнь и смерть не существуют друг без друга, мы вправе заявить, что все есть смерть, а это противоречит наблюдениям и нашей практике. Все эти философские выкрутасы мне были нужны только для того, чтобы еще раз подчеркнуть, что определение «всего» как жизни не плодотворно, оно тупиково и по форме, и по содержанию. А посему надо искать какие-то другие варианты разрешения проблемы жизни-нежизни. Скорее всего, они лежат не в той сфере, в какой ее решают ученые-естественники, некоторые из которых сами заподозрили что-то неладное в своих определениях жизни. Например, Э. Шредингер писал: «…мне представляется, что мнение, согласно которому фундаментальное отличие органического от неорганического заключено не в свойствах объекта, а в точке зрения субъекта, вполне заслуживает обдумывания». За полтора столетия до этого философ Ф. Шеллинг, тщательно «обдумав» эту проблему, заявил: «Понятие жизни должно быть сконструировано, т. е. оно должно быть объяснено в качестве явления природы». Естественно, что конструировать его может только человек.

И философствующий физик, и натурфилософ намекают на то, что определение жизни может быть дано только человеком. Следовательно, это понятие субъективно по определению в том смысле, что оно может отражать только самого человека. Проще: Вселенная со своими законами объективно существует вне зависимости от того, есть ли человек или его нет; определяет он ее в понятиях или еще в чем-то или нет. Вселенной на все это наплевать. Она не зависит от человека. А что касается жизни, здесь что-то иное: нет человека – нет жизни. Абсолютная взаимозависимость. Так ли это? Рассмотрим взгляды некоторых философов на этот счет.

Критерий жизни по В. Губину. На фоне подходов биологов и физиков к вопросу о критериях определения жизни, казалось бы, совершенно странно выглядят взгляды советского физика-теоретика В. Губина.

Для начала Губин обозначает «существующую грань», или критерий, каковой является «минимальная граница небезразличия» наблюдателя к явлению. Небезразличие – это когда от чего-то может быть хорошо, а от другого плохо. Далее он пишет:

Так вот действительно существенная, критическая граница – наличие или отсутствие ощущения типа «хорошо-плохо». Наличие этого ощущения выделяет ощущающий объект из среды, ставит его к ней в особое отношение, отличное от «отношений» микроскопических взаимодействий. Без этого ощущения граница между ним и средой самостоятельно не возникает, и он попросту не существует как отдельный самостоятельный (сам по себе) объект [157] .

Но такого типа ощущением обладает только один субстрат материи – человек. Иначе говоря, – жизнь начинается с человека. А как же бактерии, клетки, белки, растения и животные, которых чуть ли не все относят к живым организмам? Они просто не относятся к живому. Как так? Губин пишет:

Но какая им разница, как их называть! Когда и поскольку у них нет ощущений типа «хорошо-плохо», тогда и постольку им безразлично не только как их называют, но и более сильные на них воздействия вплоть до полностью их уничтожающих – совершенно аналогично отношению ко всему этому каких-нибудь бесчувственных кристаллов. Гегель называл ощущение специфическим отличием, абсолютно отличительным признаком животного. Нам здесь этого критерия достаточно (там же).

В этой связи разговоры об «усложнении органического мира» и вообще всего внеобщественного очевидно бессмысленны. Губин опять же справедливо пишет:

Но понятия «сложно» или «много» появляются только в связи с живым, с его отношением к объектам деятельности и к самой деятельности: мера имеет с этим непосредственную связь. Для неживой природы сложности не существует (так же, как и информации): она не мучается, стараясь что-то сделать, не радуется победам и не переживает, если не получается (там же).

Вспомним: приблизительно так же Дарвин описывал борьбу в эволюционном мире. Почти теми же словами описывал этот мир и Гулд. Но Губин не случайно вспомнил Гегеля. То, что он описал, имеет прямое отношение к Гегелю, его взгляду на жизнь. Но для начала напомню позиции Аристотеля и Канта.

Душа Аристотеля . Для великого грека разделительной чертой между живым и неживым являлась душа, которая, в свою очередь, есть «первая энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью». В духе материалистической диалектики Аристотель объясняет взаимоотношения между энтелехией, душой и телом. Он пишет:

Так как одушевленное существо состоит из материи и формы, то не тело есть энтелехия души, а душа есть энтелехия некоторого тела. Поэтому правы те, кто полагает, что душа не может существовать без тела и не есть какое-либо тело (там же, с. 398–399).

Именно в таком же ключе Губин объясняет «идеальные ощущения» в их отношениях с материей/телом. В таком же ключе диалектический материализм толкует и взаимоотношения между мозгом и мыслью.

Исходя из таких критериев, кого же Аристотель относит к «живому»? Читаем:

Но о жизни говорится в разных значениях, и мы утверждаем, что нечто живет и тогда, когда у него наличествует хотя бы один из следующих признаков: ум, ощущение, движение и покой в пространстве, а также движение в смысле питания, упадка и роста (с. 396).

Наличие указанных признаков позволило Аристотелю весь органический мир, известный на то время, т. е. растения и животных, отнести к «живому». Можно с этим соглашаться или не соглашаться, но стоит обратить внимание на то, что Аристотель для различения живого и неживого вводит действительно качественную категорию – душа, трактуя ее, между прочим, вполне материалистически. Другое дело, что в его времена считалось, будто растительный и животный миры обладают душой (правда, и в наши времена есть немало мистиков, которые продолжают верить в эти древние представления). Но если мы встанем на позиции науки, которая нас заставит исключить душу у растений и животных, тогда мы вынуждены будем признать, что жизнь начинается с человека, единственного существа, осознающего понятие души посредством своего сознания.

Жизнь по Канту. В одной из работ Канта есть небольшой, но очень важный кусочек, посвященный «жизни». Привожу его полностью:

Инерция материи есть и означает не что иное, как безжизненность материи самой по себе. Жизнь означает способность субстанции определять себя к деятельности, исходя из внутреннего принципа , способность конечной субстанции определять себя к изменению и способность материальной субстанции определять себя к движению или покою как перемене своего состояния. Но мы не знаем никакого другого внутреннего принципа субстанции, который побуждал бы ее изменить свое состояние, кроме желания , и вообще никакой другой внутренней деятельности, кроме мышления , связанного с зависящими от него чувством удовольствия или неудовольствия и вожделением (Begierde) или волей. Эти определяющие основания и деятельность не относятся, однако, к представлениям внешних чувств, а следовательно, не относятся и к определениям материи как материи. Стало быть, всякая материя, как таковая, (с. 346).

Весь этот отрывок состоит из понятийных терминов: желание, мышление, чувство, вожделение и воля. В конечном счете только то, что обладает названными качествами, может подпадать под понятие жизнь. Мы вновь возвращаемся к самосознанию. И неслучайно эту идею диалектично развил Гегель.

«Жизнь» по Гегелю. У Гегеля мы вновь попадаем в объятия души и тела. Он настаивает на четком различении идеи, понятия, реальности. Вот его рассуждения:

Такие целостности, как государство, церковь перестают существовать, когда разрушается единство их понятия и их реальности; человек (и живое вообще) мертв, когда в нем отделяются друг от друга душа и тело. Мертвая природа – механический и химический мир (если под мертвым понимают именно неорганический мир, иначе оно не имело бы никакого положительного значения), мертвая природа, если ее разделяют на ее понятие и на ее реальность, есть не более как субъективная абстракция мыслимой формы и бесформенной материи. Дух, который не был бы идеей, единством самого понятия с собой, понятием, имеющим своей реальностью само понятие, был бы мертвым духом, лишенным духа, материальным объектом [161] .

Но надо не просто различать понятие и реальность, но понимать смысл субъективности и объективности понятия жизнь, что жизнь как субъективное понятие не совпадает с ее внутренним бытием. Если упускать из виду эти различения, тогда научный анализ превращается в пустопорожнюю болтовню.

Итак, что такое жизнь? Гегель отвечает:

Понятие жизни или всеобщая жизнь есть непосредственная идея, понятие, которому соответствует его объективность (с. 700).

Поскольку жизнь есть идея, или понятие, постольку жизнь может определяться только тем, кто формулирует это понятие, или идею. Следовательно, нужен этот надоевший Наблюдатель, т. е. человек, а по Гегелю, «живой индивид». А живой индивид есть во-первых, жизнь как душа, как понятие самого себя, совершенно определенное внутри себя, как начинающий самодвижущий принцип. Понятие содержит в своей простоте заключенную внутри себя определенную уже внешность как простой момент. – Но, далее, в своей непосредственности эта душа непосредственно внешняя и в самой себе обладает объективным бытием; эта подчиненная цели реальность, непосредственное средство, прежде всего объективность, как предикат субъекта; но эта объективность есть, далее, также и средний член умозаключения; телесность души есть то, посредством чего она связывает себя с внешней объективностью. Живое обладает телесностью прежде всего как реальность, непосредственно тождественная с понятием; как реальность оно вообще обладает этой телесностью от природы (с. 701).

Из этой головоломки вытекает, что понятие жизни объективно, ее источник – природа. Но чтобы выделить себя из безразличного бытия природы, живой индивид должен обладать потребностью ощущать себя по отношению к «безразличной объективности». Эта потребность разворачивается через различного рода противоречия, в которых возникают такие явления, как хорошо, чувство, боль и т. д. Кстати, «боль есть преимущество живых существ», именно в боли, испытываемой живым существом, скорее, обнаруживается действительное существование.

В «Феноменологии духа» в довольно сложной форме Гегель рассуждает о жизни через категорию самосознания. Именно оно различает от себя как сущее, содержит в себе также, поскольку оно установлено как сущее, не только способ чувственной достоверности и восприятия, но оно есть рефлектированное в себя бытие, и предмет непосредственного вожделения есть нечто живое.

Вообще-то Гегеля трудно пересказывать, его можно только изучать. Тем не менее из его рассуждений напрашиваются следующие выводы.

Жизнь есть понятие, а понятие может сформулировать только самосознание, каковым обладает только человек. В то же время жизнь есть объективность, реальное бытие, но такое бытие, которое отличает себя от «безразличной объективности» посредством рефлексии в понятии, а последнее образуется в единстве души и тела и проявляет себя через ощущения «хорошо-плохо», боль, вожделение и т. д. Все вкупе – опять же человек. В результате мы получаем, что жизнь в ее истинном значении начинается и заканчивается в человеке, а ее разделительной гранью является, по Аристотелю, душа/энтелехия, по Канту и Гегелю – самосознание, по Губину – ощущения «хорошо-плохо».

Таким образом, самым простым определением жизни является: жизнь – это человек. Или иначе: жизнь – это такая форма организованной материи, которая осознает свою отделенность от окружающего мира и способна сознательно оказывать воздействие на этот мир . Такое определение решает многие предыдущие проблемы: прогресса, сложности, целенаправленности и т. д. Известно выражение Энгельса: жизнь – это смерть. Говоря это, он имел в виду органическую природу, которая безоговорочно подчинена своим законам, в том числе и Второму закону термодинамики. Из моего определения вытекает другое следствие: жизнь – это постоянная борьба со смертью , т. е. борьба против закона возрастания энтропии. Для органического мира «борьба» не имеет смысла, поскольку она неразрывно связана с такими понятиями, как воля, цель и средства. В органическом мире происходит не борьба, а адаптация, именно естественный, а не искусственный (т. е. со смыслом) отбор. Дарвин совершенно верно определил словосочетание для своей теории эволюции.

Конечно, человек остается частью природы, по крайней мере его тело, которое подчинено законам органического мира. Но головой, т. е. сознанием и мышлением, он уже в другом мире – мире общественном. Соединение души и тела привело к возникновению человека, новой целостности во Вселенной. Человек выделился из органического мира, но как целостность перестал быть его частью, хотя и состоит из элементов этого мира (белки, хромосомы и пр.). Человек создал другой мир – общественный, качественно отличающийся от органического мира. Точно так же и сам органический мир, вылупившийся из неорганического, является качественно иным миром, хотя состоит из его элементов (элементарные частицы, атомы, молекулы и т. д.). Все это значит, что в органическом мире жизни нет, и поэтому название науки, предложенное Жан Батистом Ламарком в 1802 г., – биология – в свете изложенного является неверным. Эта наука должна называться наукой об органическом мире, т. е. оргалогией (не путать с органологией – наукой об органах, которая уже существует). Отсюда – оргагенез (происхождение органического мира) и оргабия – органическая сила.

Таким образом, из вышеизложенного вытекают следующие выводы. Органический и неорганический миры есть «мертвая природа», к которой неприменимо понятие «жизнь». В ней нет прогресса, а есть вечное движение на основе законов этих миров. Жизнь начинается с человека, следовательно, и прогресс необходимо увязывать с общественным бытием человека. Однако бытие человека весьма разнообразно. Надо найти главное в человеческом бытии, т. е. его стратегическую цель, к которой бы стремился весь человеческий род и каждый индивидуум в отдельности.

 

3. Сила и прогресс

Американский социолог Роберт Нисбет в своей классической книге по истории прогресса понятие сила приписал Руссо, Сен-Симону, Конту, Марксу, т. е. тем мыслителям, которые, дескать, под прогрессом понимали силу, в его интерпретации совпадавшую с понятием власти. Не вообще власти, а неких форм диктаторской или авторитарной власти. Непосредственно к прогрессу тип власти, безусловно, имеет отношение, но весьма далекое и опосредованное. Но это социология. Здесь же речь идет об онтологии.

Понятие сила действительно имеет непосредственное отношение к прогрессу. Весь вопрос заключается только в том, что это за сила, в чем она проявляется, как ее вычленить из сил природы? В контексте прогресса об этом никто не писал, вследствие чего суть прогресса так и не была понята. И не будет понята никогда, пока мы не разберемся, что такое сила в обществе.

Среди фундаментальных категорий бытия обычно называют материю, движение, пространство и время. В книге «Диалектика силы» я добавил пятую категорию – онтологическую силу, или онто́бию , как атрибут бытия, который определяет его существование посредством движения, пространства и времени. Из этого вытекает, что все материальное пространство обладает силой. В принципе в таком суждении нет ничего особенного. Особенное появляется в другом утверждении: если пространство и время указывают на направленность движения материи, то сила через движение определяет формы и состояния материи в многообразной структуре Вселенной. Причем эти состояния материи обнаруживаются через различные виды сил, которые раскрывают себя в законах силы. Повторюсь: в микро– и макромире сила является в виде фибии (fybia) (проявляющейся через известные четыре вида физических сил), в мегамире (во Вселенной) – в виде космобии (cosmobia), в органическом мире – в виде оргабии (orgabia). В какой-то форме она должна проявиться и в индивидуальном сознании, а также в общественном мире, что еще и предстоит определить. Это означает, что сила многолика; опознать ее лик – значит, сформулировать закон ее функционирования в той или иной структуре материального и идеального бытия.

Прежде чем выяснить, какая сила определяет общественное развитие и движет прогресс, разберемся сначала с некоторыми явлениями, которые на первый взгляд не относятся ни к силе, ни к прогрессу, хотя на самом деле без них не существует ни того ни другого.

Философские аспекты сознания и мысли

Жизнь начинается с человека именно потому, что человек – это единственное явление во Вселенной, которое начало мыслить, т. е. выделять себя из окружающей среды. Именно мышление и есть свойство человека, отличающее его от всего остального мира, включая мир животных. Человек есть мышление в себе, т. е. в его теле, поскольку мышление отличается от его бытия как физического тела и его природной чувственности, которыми он связан с окружающим миром. Но мышление есть и в нем, поскольку сам человек есть мышление. Оно такой же атрибут человека, каким движение и сила являются для материи. Нет мышления – нет человека. Другими словами, мышление имеется в его наличном бытии, а его наличное бытие – в мышлении. И в этом суть определения человека. Напомню Гегеля: «Мыслящий разум – вот определение человека».

Детально разобранные в книге «Диалектика силы» взгляды различных ученых, анализирующих сознание в рамках дихотомии «разум-тело», неизбежно ведут их в тупик: они никогда не смогут решить «загадку» сознания вне его носителя – человека, точнее, человека мыслящего (хотя не мыслящего человека не существует; похожее на него существо – это всего лишь биовид из породы гомо эрэктус). Именно мысль – это та самая черта, которая отделяет мир человека от остального мира. Пьер Тейяр де Шарден в некоторой степени был прав, когда писал: «Возникновение мысли представляет собой порог, который должен быть перейден одним шагом… Мы переходим на совершенно новый биологический уровень».

Я сказал «в некоторой степени», имея в виду, что возникновение мысли произошло «не одним шагом». Размер «шага» в рамках Вселенной – около 14 млрд лет, в рамках Земли – 4,4 млрд, после возникновения органического мира – 3,4 млрд лет, наконец, внутри животного мира – около 800 млн, а переход от обезьяноподобных к человеку длился 2–3 млн лет. И последний этап никто лучше не описал, чем Дарвин в рамках своей теории эволюции и Энгельс в работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». Они объяснили, как происходил этот процесс и почему человек «задумался» («замыслил»).

Одна из причин хождения по кругу темы «разум-тело» современными западными учеными, на мой взгляд, заключается в том, что они не знакомы с теорией отражения – важнейшей составляющей диалектического материализма. Это проявляется хотя бы в том, что «материалисты», по их мнению, игнорируют или вообще не признают мысли и сознания как объективной реальности. На самом деле это не так. Достаточно сослаться на В.И. Ленина, который писал:

Что мысль и материя «действительны», т. е. существуют, – это верно. Но назвать мысль материальной – значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом [168] .

Диалектический материализм не отрицает существования мысли, сознания и других идеальных представлений как реальности, но реальности, существующей не объективно, а субъективно, т. е. отраженной в мышлении человека. Само мышление есть процесс отражения объективной реальности в умозаключениях, понятиях, теориях и т. п. Отражение это не есть отождествление, скажем, материи и духа или тела и разума, что ведет к «овеществлению» идеального и его субстанциализации. Это и есть вульгарный материализм, ныне широко представленный в физикализме, против чего как раз и боролись классики марксизма.

Феномены сознания, мысли – суть субъективные реальности, отразившие в себе реальности объективные. На философском языке определение сознания звучало бы так: сознание – это свойственная только человеку способность субъективного отражения объективного мира. Мышление – свойственная только человеку способность познавать и преобразовывать окружающий мир в соответствии со своими задачами и целями.

Проблема обычно заключается в том, чтобы выявить, каким образом (как?) происходит отражение объективности. Механизм отражения в процессе человеческого познания описан многими философами, но наиболее глубоко – Гегелем. Я было намеревался кратко изложить его здесь, но, к счастью, у меня под рукой оказалась книга, в одной из глав которой менее чем на одной страничке описано то, на что у меня ушло бы более пяти страниц. Чтобы сэкономить время и пространство, прибегну к объяснению авторов этой странички, тем более что они это делают на примерах теории информации, которая так или иначе все равно нам понадобится в последующем. Авторами этой главы являются советские ученые Д.И. Дубровский и А.Д. Урсул.

Они четко оговаривают различия понятий информация и сигнал: последнее включает вещественно-энергетические характеристики, первое – свободно от них. Очевидно, что информации не существует отдельно от сигнала, она воплощена в его материальной структуре. В то же время она не зависит от конкретных физических свойств носителя, поэтому в определенной степени она инвариантна по отношению к форме сигнала. Это крайне важно для понимания природы идеального. А теперь слово авторам.

Рассмотрим какой-либо сравнительно простой случай психического отображения. Пусть индивид зрительно воспринимает в достаточно малый отрезок времени некоторый объект А; это значит, что индивид переживает образ объекта А (обозначим указанный субъективный образ через а ). В тот же отрезок времени в головном мозгу индивида возникает определенный нейродинамический процесс (определенная нейродинамическая структура), порождаемый действием объекта А и ответственный за переживаемый индивидом образ А (обозначим этот нейродинамический эквивалент образа через х ). Естественно считать, что субъективный образ и его нейродинамический носитель ( а и х ) суть явления одновременные и однопричинные. Тем не менее эти явления следует различать: а есть явление идеальное, т. е. субъективная реальность (оно не может быть названо материальным, поскольку не существует в виде объективной реальности, доступной внешнему наблюдателю), х есть материальный процесс, происходящий в головном мозгу; х не является психическим, идеальным образом объекта А , а есть кодовое отображение объекта А. И этот нейродинамический код, существующий в головном мозгу данной личности, переживается ею именно как образ: подвергается, так сказать, психическому декодированию.

Отношение между а и х можно считать частным случаем отношения между информацией как содержанием и сигналом как его формой; а – информация, полученная личностью об объекте А; х – материальный, нейродинамический носитель этой информации, сигнал. Однако личности как целостной самоорганизующейся системе непосредственно в ее внутреннем мире «дана» только информация, в то время как ее нейродинамический носитель (сигнал) глубоко скрыт от нее (я не знаю, что происходит в моем мозгу, когда я вижу объект А, переживаю образ объекта А ) [169] .

В этом пассаже, по-моему, доступно разъяснен механизм отражения объективного (сигнал) в субъективном (информация). Может возникнуть вопрос: почему некий сигнал информационно отражается в виде, скажем, образа человека или стола, или некоего качества: красное, теплое, круглое. То есть нейро динамическими кодами с различным содержанием.

Этот вопрос относится к эволюции человека, к его 2-3-миллионнолетнему прошлому. Когда говорят, что человек – это мыслящий разум, естественно, надо иметь в виду, что таким он стал благодаря развитию общественных отношений с непременным атрибутом речи. Без речи нет мысли, без мысли нет человека, а то и другое и третье невозможны без общества. Все едино, но это единство достигается в течение длительного эволюционно-революционного периода. Именно в течение этого периода и формировались постепенно различные сигналы в виде определенных физико-химических структур в недрах мозга, закрепляясь в памяти мозга. Не исключаю, что на каждое слово могло уйти по нескольку тысяч лет. И так слово за словом, предложение за предложением, понятие за понятием.

А теперь пора от общих философских рассуждений перейти к анализу образования структуры функционирования человека как мыслящего существа.

Сознание + мысль = разум

Из работ нейропсихологов известно, что в мозге любого животного существуют зоны, отвечающие за биологическое воспроизводство вида. Например, в мозге обезьяны и человека существуют определенные центры (сгустки нервных клеток, или нейронов), отвечающие за выполнение функций воспроизводства, движения, кровообращения, питания, зрения и т. д. Они функционируют бессознательно, по своим биофизическим и биохимическим законам. Но в мозге человека появляется специфика: наряду с подсознательными зонами формируются зоны (или зона) сознания. Причем в общем балансе мозговых информационных процессов подсознательное играет чрезвычайно существенную роль: на этом уровне перерабатывается в секунду 109 бит информации, в то время как на сознательном – только 102 бит (там же, с. 237).

Процесс познания человека начинается с ощущений, в которых отражается объективная реальность в виде образов этой реальности. Вопрос в том, как в дальнейшем происходит преобразование этих ощущений-образов? Или как происходит «превращение энергии внешнего раздражения в факт сознания»?

Для этого необходимо раскрыть психофизические и нейродинамические процессы работы человеческого мозга в понятиях психологии.

Итак, первый этап взаимодействия с внешним миром порождает ощущения. Ощущения осознаются через отражение. Важно при этом отметить, что процесс отражения происходит не мгновенно; он требует некоторого времени, которое зависит от качества раздражителя (в среднем от 1/5 сек. до секунды). Сознание – это такая психологическая категория, которая выражает способность человеческого мозга воспринять внешний импульс (раздражитель) и закодировать его в нервных клетках в форме особых физико-химических структур. Схема следующая: импульс – образ – структура, или материальное-1 – идеальное – материальное-2 (поскольку структура – это физико-химическая комбинация в нерве). Ни один из трех членов цепи не тождествен другому, но все они есть различные формы одного и того же объекта реальности, будь он физический или идеальный. Могут задать вопрос: допустим, это верно в отношении физического объекта или раздражителя (свет, тепло, цвет, форма), а как быть с нефизическими объектами, например, со словом (которое убивает или вдохновляет)? Именно на этом вопросе и «засыпаются» многие ученые, занимающиеся проблемой сознания. На самом деле ответ достаточно прост. Дело в том, что любое слово (равно как и любая абстракция), прежде чем превратиться в абстракцию с четким значением, бесконечное число раз прошло через голову (мозг) человека, через вышеприведенную трехчленную трансформацию, пока не приобрело значимую реальность для человека. Все первоначальные абстракции, включая понятия числа, геометрической точки, линии и фигуры, а также язык родились от конкретных вещей. Любое слово, понятие или суждение начинали свою «жизнь» с первичных материальных явлений, которые они стали обозначать, а затем отражаться в мозгу. Достаточно вспомнить, как воспитываются дети.

Итак, сознание закодировало некую информацию на своих нейронных «платах». Но это не просто информация типа да/нет, а информация, исходящая от конкретных источников, т. е. от той или иной части бытийной реальности. Такую информацию я называю знанием. Когда мы отдергиваем руку от горячего предмета, это просто реакция боли на ощущение. Но когда мы связываем температуру с конкретным предметом, это уже знание, которое возникло в результате переработки ощущения. Таким образом, эта информация – закодированное в сознании знание. Иначе говоря, внешний импульс, претерпев определенную трансформацию, принял облик знания.

Знания переходят в блоки памяти, причем текущая информация, как установлено нейрофизиологами, оседает в таламусе, а долгосрочная – в той части коры головного мозга, которая называется гиппокамп. Другими словами, память – это хранилище знаний, закодированных в ядрах нервных клеток.

Часто сравнивают человеческую память с блоками памяти компьютера. Однако между ними, несмотря на некоторое сходство, есть громадная разница. Человеческая память хранит не просто информацию, скажем, известную формулу, в виде простых битов, а информацию, связанную или с ее источником, или с его содержанием. Создать искусственный интеллект, адекватный человеческому мозгу, можно только в том случае, если будет воссоздан искусственный человек со всеми атрибутами биосоциального человека, поскольку искусственный интеллект, адекватный человеческому, должен обладать не только ощущениями (обоняние, вкус, зрение и т. д.), но и такой уникальной вещью, как мысль.

Далее очень важный этап: восхождение сознания к мышлению. Исторически сознание предшествует мышлению: переход к нему должен осуществляться скачком (в философском смысле). И он был осуществлен благодаря речи. Видимо, это произошло в период перехода от Homo erectus (1,6 млн лет назад) к Homo sapiens (около 200 тыс. лет назад), т. е. тогда, когда мозг человека скачкообразно увеличился почти на 50 % в связи с резким увеличением числа нейронов и дендритов. Появился «мыслящий разум». С этого этапа и начинается подлинный человек.

Сознание пассивно: оно отражает и накапливает закодированные знания. Мышление активно, оно занимается раскодированием знаний для последующих действий. Мышление переводит знания в некую логическую цепь, состоящую из слов (символов), теорий, концепций, понятий и категорий. Иначе говоря, ему необходимо третью часть трехзвенной цепи (закодированную в нервной клетке структуру) вновь превратить в идеальное, которое преобразовывается в действие.

Что это означает? Мышление – это процесс перевода физико-химической комбинации структуры (нервной клетки) в идеальное. В силу этого он (процесс) должен быть дискретным. Эта дискретность воплощается в мысли, которая в грубом приближении функционирует подобно свету (волнообразность и дискретность). Мысль – это своеобразный квант действия, характеризующий дискретность мышления. Механизм его работы следующий: мысль извлекает закодированную информацию-знание, декодирует ее в форме идеальной абстракции (видимо, именно на этом этапе в свои права вступает речь), которая уже в новом качестве возвращается в свою материальную структуру (в некую специальную клетку нейрона) с программой действовать. Формально мысль не подчиняется закону сохранения энергии в отличие, скажем, от фотона или кванта энергии на второй стадии, т. е. на стадии идеального. Но поскольку идеальное является отражением материального (в данном случае материальных физико-химических структур в нейронах), то без материального носителя, иначе говоря, без «отражателя», мысль просто не существует, и потому она, как и все отраженное, подчиняется всем фундаментальным законам природы. Для наглядности мысль можно сравнить в некоторой степени с фейерверком. Так же как и фейерверк, мысль имеет источник своего «огня». При горении фейерверк может изобразить не только фигуру, но и какое-либо слово. Но отличие заключается в том, что после вспышки фейерверка «слово» распадается на сгоревшие частицы, а у мысли это «слово» как раз запоминается в своем конкретном значении, возвращаясь на определенную нейронную «плату».

Дискретный поток мыслей как раз и есть процесс мышления, т. е. множество квантов действия, постоянно осуществляющих прыжки из материального в идеальное, и наоборот, которые и возбуждают взаимодействие между ядерными нервными клетками, создающими электрохимические реакции в мозге.

В такой интерпретации работы механизма мозга нетрудно ответить на постоянно возникающий вопрос: как нематериальная мысль может оказывать воздействие на «тело»? Но ведь это действительно факт. И каждый может испытать это. Достаточно прочитать любые полстранички текста из гегелевской «Науки логики», чтобы почувствовать, как у вас «загудел» мозг и «взмокло» тело. Повторяю: мысль – это сконцентрированное мышление, порождающее идеальный образ, который возвращается в свою материальную оболочку (в некую нервную клетку, а может быть, еще глубже) в виде запомненной смысловой структуры, которая и заставляет работать «тело» по программе нового содержания. Идеальное становится материальным. На нейрофизиологическом уровне эта новая смысловая структура изменяет пространственно-временную активность нейронных связей, видимо, в районе церебрального участка мозга, в результате чего мы и ощущаем «гудение мозга». Образно говоря, мысль разговаривает и приказывает.

Еще раз: функция сознания – отразить внешний мир, функция мысли – опираясь на сознание, воздействовать на этот внешний мир. Сочетание же сознания и мысли и есть разум. То, чего нет ни у кого, кроме человека.

Итак, переходим к следующему этапу развертывания мышления. Оно порождает дух (spirit). Если отбросить мистические интерпретации духа, то его можно обозначить как энергию человека, направленную на решение той или иной задачи. Этот процесс преобразует дух в волю. Эти термины почти синонимы, однако есть различия. Дух – это, скорее, идея целенаправленного действия, понятие дух почти равно понятию решимость. Воля – тот же дух, но уже в действии, причем, подчеркиваю, действии направленном, целеустремленном. Как писал Лейбниц, «воля есть осознанное стремление к действию». Другими словами, воля преобразуется в целенаправленное действие.

Дух и воля – психические состояния, т. е. в их организации значительно большую роль играют психические, эмоциональные процессы, нежели рациональные. С физиологической точки зрения это означает, что в этих процессах участвуют различные участки коры головного мозга. Но я не исключаю, что взаимодействие воли и духа происходит на ее определенном «волевом» участке, оказывающем обратное нейрофизиологическое влияние на мыслительный процесс. Надо также иметь в виду, что дух и воля возникают не у каждого человека, а только у тех, кто ставит цели и задачи, выходящие за пределы простого выживания или простого биологического воспроизводства.

Душа? Она действительно существует как выражение взаимодействия подсознания со всеми теми компонентами мозга, которые отвечают за неконтролируемое функционирование человеческого организма (гормоны роста, развития, слух, зрение и пр.). Общее состояние работы всего организма порождает состояние души. Душа – это тоже явление психики. Чтобы было нагляднее: цель – это точка, дух (воля) – это линия, душа – это плоскость (гиперплоскость). Движение точки дает линию, движение линии дает плоскость.

Различия между духом и душой, помимо названных, заключаются в том, что дух в большей степени зависит непосредственно от мышления и более тесно привязан к мысли, в то время как душа в большей степени зависит от неконтролируемых сознанием органов мозга, отвечающих, например, за работу сердца, печени и пр. Именно состояние души формирует человеческие типы по психологическим свойствам (холерики, сангвиники, флегматики и меланхолики).

Между прочим, на неотделимость души от тела указывал еще Б. Спиноза, который в своей «Этике» писал: «Душа может воображать и вспоминать о вещах прошедших, только пока продолжает существовать ее тело». Точно так же он справедливо доказывал, что при распаде тела (смерти) исчезает и душа. В то время как дух вечен. И это действительно так, если иметь в виду, что в духе через цепочку сознание – мышление – мысль благодаря человеческой деятельности передаются знания, оседающие в хранилищах общечеловеческой памяти.

Необходимо иметь в виду, что выделение различных этапов движения сознания и мысли – это фиксация работы мозга в абстрактных понятиях, отражающих реальный мир. Как на уровне явлений (вещи вовне), так и на уровне бытия (вещи в себе) все они взаимосвязаны и взаимопричинны и по горизонтали, и по вертикали. На бытийном уровне все звенья представленной цепочки имеют пространственно-временную протяженность, за исключением мысли, у которой нет ни времени, ни пространства. Напоминаю, мысль – это квант, импульс. Мысль, несмотря на историческую продолжительность своего развития, появилась в конце концов в виде скачка, скачка в гегелевском смысле – как переход количества в качество. Какая конкретная структура материи (биохимическая реакция) ее породила, пока неизвестно, но важно то, что она возникла. Это был переход от биогенеза к психогенезу, т. е. скачок от животного мира к миру человека. Именно поэтому: я мыслю, следовательно, я человек!

Мысль и знания

Наконец, мы подошли к главному – к силе. В чем же сила человека? Или по-другому: чем сила человека отличается от других сил природы? В чем измеряется сила человека?

Из вышесказанного можно было бы предположить, что именно мысль и есть сила человека, поскольку она отделяет его от остального мира. Но дело в том, что мысль есть абстракция, свойство или функция человеческого мышления. И хотя в философской части я определял силу как атрибут бытия, которое состоит в том числе из идеальной реальности, но само движение силы по природе должно иметь материальную субстанцию. Помимо своей атрибутивности, имплицитности сила «любит» проявлять себя через законы. Мысль сама по себе как отражение недостаточна для определения силы человека.

Выше утверждалось, что мысль – это квант действия, импульс. Но в предыдущем контексте эти обозначения носили метафорический характер, иначе мы попали бы в объятия физики или, еще хуже, «квантового сознания», против которого я выступаю решительно. Мысль, повторюсь, это отражение, нечто идеальное, следовательно, она от чего-то должна отразиться. Естественно, этим «нечто» является информация, которая стекается в лоно сознания и подсознания.

Первичная информация – то, что воспринимается через ощущения, – может быть рассмотрена как статистическая группа знаков в шенноновском смысле, т. е. без семантического содержания. Это та самая информация, которая попадает в блок подсознания (109 бит) и только ее малая часть в блок сознания (102 бит). Это своего рода склад необработанного сырья. Обработка этой информации в первом блоке на уровне подсознания обслуживает нашу биофизиологию. Второй блок – сознание – тесно связан с мышлением, где вступает в свои права мысль. Ее функция – распознать, отобрать, раскодировать и в конечном счете перевести статистическую информацию в знания (эта процедура означает объединение синтаксических, семантических и сигматических аспектов в синтезированные знания). Между прочим, психологи-экспериментаторы утверждают, что существует определенная зона коры головного мозга, где происходят процессы именно мышления для обработки абстрактной информации. Доктор Джон Скойлис называет это место предлобной долей (the prefrontal cortex), которая отличается от других частей мозга тем, что, с одной стороны, она отделена от внешнего прямого воздействия, с другой – связана со всеми внутренними источниками хранения информации. Но самое главное – эта зона исторически развилась позже других частей мозга. Как бы то ни было, эту зону можно назвать «складом хранения готовой продукции».

Но чтобы функция переработки информации в знание была реализована мышлением, необходимо условие, которое заложено в самом существовании бытия, рефлектирующего себя вовне, в инобытие, т. е. источающего импульсы информации в различных видах. «Захват» нейронами мозга некой информации и есть вспышка мысли, превращающая информацию в знание. Их встреча (грубо говоря, материального и идеального) приводит к слиянию, возникает новое качество, т. е. мысль, которая мгновенно рождается в самом акте распознавания информации и тут же преобразуется в знание. Следовательно, мысль растворилась в знании. В результате мы перешли из области материального мира в мир отраженный, в мир целей и понятий, в область мышления. Этот мир имеет свои законы и закономерности, истинность которых определяется не просто слепым отражением внешних сторон материального мира, а именно таким отражением, которое проникает в глубь материального мира, включая и самого человека. Или, как писал Гегель, истинность отраженного мира по отношению к реальному миру будет зависеть от того, насколько рассудочный разум или разумный рассудок совпадут с объектом познания.

Знания и сила

Мышление распоряжается суммой знаний, выстраивает всевозможные понятия и формулирует законы. В конечном счете накопленные знания и формируют силу человека, которая образует фундамент поступательного развития человечества. Эта человеческая сила отличается от всех других слепых природных сил тем, что она действует целенаправленно в соответствии с теми задачами, которые ставит человек на основе знаний. В данном случае взаимоотношения знаний и человеческой силы кардинально отличаются от подхода человека к силам природы. В последнем случае происходит познание этих сил, чтобы в дальнейшем познанное внедрить в знание. В первом же случае – не просто отношения, а именно взаимодействие, ведущее к такому переплетению человеческой силы и знаний, которое почти неотличимо от тождества: знания = силе. Именно так в Советском Союзе был интерпретирован афоризм Фр. Бэкона из «Нового Органона», который на самом деле сформулирован был иначе: «Знания и сила человека совпадают (Human knowledge and human power meet in one)». «Совпадают» не означает, что они одно и то же. Если бы это было так, тогда крайние члены обозначались бы одними и теми же словами: знание=знаниям, сила=силам. Это – пустые тождества. И в то же время они – тождества, но только тождества как в-себе-сущие. Разъединяют же их проявления, которые и вынуждают единую сущность обозначать разными словами. И тут необходима диалектика, как метод, без которого не выбраться из тупика, в который попали все упомянутые в «Диалектике силы» авторы.

В этой книге мне приходилось подробно объяснять, откуда берется сила и как она себя обнаруживает в природе. Сейчас же речь идет о силе человека, который, естественно, испытывает на себе и все природные силы. Однако главной силой, которая определяет бытие человека именно как человека, является человеческая сила, которую обозначим как гомо́бия (homo+bia – homobia). Эта гомобия раскрывает себя через знания человека. Поэтому есть соблазн эту пару сформулировать через «сила есть знание» или, коль они есть тождества по своей в-себе-сущности, через «знание есть сила». В этом случае напрашивается аналогия с гегелевским рассуждением о субъектах и предикатах. По его логике, в первом варианте сила – это субъект, знание – предикат, а во втором знание – субъект, сила – предикат. Но необходимо заметить, что в первом случае сила должна быть единичным, а знание всеобщим, а во втором – знание единичным, сила всеобщим, поскольку предикат выводит единичное на всеобщее. Но являются ли сила единичным, а знание всеобщим относительно друг друга как понятия? Очевидно, что нет. И тем не менее они едины, о чем говорит связка есть. И эта связка указывает только на единство, но не на процесс перехода одного в другое, не на становление, что было бы правомерно при других сущностных явлениях. Скорее, в данном случае речь должна идти о переиначивании «бия» в «гносис», и наоборот. Но это в инобытии, в проявлениях, а в-себе-сущности сохраняется изначальная двойственность, т. е. в силе присутствует знание, в знании присутствует сила, и такую целостность я называю гноси́бия (gnosis + bia).

Поскольку системный язык для большинства читателей более понятен, перейду на него, тем более что сама сила, например у Гегеля, выводилась из взаимоотношений между целым и частями.

Итак, каким образом, проявляется двойственность в гносибии? В «Диалектике силы» я писал, что в самой силе как целостности заключены две части: пассивная внутренняя и активная внешняя. Они взаимосвязаны, одно без другого не существует, но проявляют они себя по-разному. Так вот внутреннюю силу можно представить в виде ядра с определенной массой, вокруг которого вращаются внешние силы, наподобие электронов, взаимодействующих как с самим ядром, так и с внешним миром. Точно так же можно представить и целостность силы и знаний человека. Сила – это некое ядро, которое источает из себя электроны в виде знаний. А сами знания как отдельная целостность состоят из знаний как таковых и силы как ядра в поле знаний. Причем ядро-сила пассивно, электроны-знания активны. То есть в суждении сила есть знание сила выступает и как таковая, и как знания (внешняя сила) одновременно, точно так же обстоит дело и со знанием: знания как таковые и как сила (внутренняя). Различия же заключаются в проявлениях: в одном случае знания как части воплощаются в целокупной силе, в другом – сила как часть воплощается в целокупном знании. Различаются они также и в проявлениях: обычно сила проявляет себя в ресурсах или структуре, знания – в отношениях. Еще одно отличие заключается в темпах или скорости реализации: сила пассивна, знания активны. При этом пассивную силу можно измерять через ее массу, которая означает мощь силы, а знания через их объем и глубину (объем – количественная характеристика, глубина – качественная).

Из сказанного напрашивается заключение: чем больше знаний, тем больше сила, и наоборот . Насколько оно верно, мы проверим в следующих главах.

Здесь надо еще обозначить соотношение между физической силой и силой-знаниями человека, или интеллектуальной силой. Надо при этом иметь в виду, что знания – это историческая категория по отношению к силе вообще (еще раз напоминаю, что сила-онто́бия есть атрибут бытийной реальности), следовательно, она вторична, поскольку появилась вместе с человеком. И в начальной стадии развития интеллектуальные знания, очевидно, играли не столь важную роль как впоследствии. В былые времена физическая сила человека, его практические навыки были важнее интеллектуальной силы Homo sapiens. С течением времени соотношение между физической и интеллектуальной силой менялось. И в настоящее время ясно, что интеллект важнее мускулов. При всем этом не надо забывать, что интеллектуальная сила без силы мускулов, т. е. без тела, не существует. Парадокс заключается в том, что смысл самой силы-знания состоит в том, чтобы как можно дольше сохранить тело, естественно, живое. Так что физическая сила человека (то, что на английском языке обозначается словом strength), теряя свою значимость с точки зрения его выживания, приобрела значение здоровья, ради которого трудится сила-знание.

Здесь речь шла об абстрактном человеке (общее в единичном, по Гегелю, die Allheit) и понятиях сила и знания как абстракциях. Однако человек есть конкретное явление, которое стало таковым благодаря обществу. Точно так же как и общество существует благодаря конкретному человеку. Это – явление неразрывной взаимосвязи. Следовательно, совокупность всех индивидуальных гомобий и всех гомогносисов на выходе дает совокупную общественную силу и совокупное общественное знание, которые, следуя греческому языку, можно обозначить как кино́бия и киногно́сис (первое слово на греч. – koinonia – означает общество). Как эти понятия ведут себя в обществе, мы рассмотрим в другой части работы. А сейчас надо разобраться со знанием и информацией, чтобы не было путаницы в дальнейшем.

Информация и знания

Выше много раз употреблялось слово информация, которое необходимо уточнить. Информация как понятие претендует на место в одном ряду с категориями материя и энергия. Несмотря на это, информация неоднозначно толкуется учеными, по крайней мере имеет множество определений и интерпретаций. К примеру, французский математик Луи Куффиньяль определяет информацию «как физическое воздействие, вызывающее ответное физиологическое действие». После некоторых уточнений он определяет информацию как «физическое действие, влияющее на мышление». Следовательно, пишет Куффиньяль, информация имеет две стороны: семантику, которая заключается в действии данной информации на мышление, и носителя информации – физическое явление, оказывающее семантическое действие на мышление (с. 112).

Естественно, кибернетики и математики и вообще те, кто занят конструированием «думающей машины», не могут не перевести все процессы функционирования человека на язык информации, пример чему в свое время подал отец кибернетики Н. Винер. Он, в частности, писал: «Третье фундаментальное свойство жизни – свойство раздражимости – относится к области теории связи». В принципе «к области связи» можно отнести абсолютно все, в том числе и «общественные отношения», которые можно рассматривать как «особый вид передачи информации» (Луи Куффиньяль). Так что же такое информация?

Все, оказывается, не так просто. К примеру, российский ученый Ю.М. Батурин утверждает, что информации «не существует в природе (курсив мой. – А.Б.), она потребовалась, чтобы заполнить „белые пятна“ в научной картине мира, как прежде невидимые сущности». Батурин прав: информации в природе не существует как материальной субстанции в виде вещества или энергии. Н. Винер, предвосхищая попытки сведения информации к материи, писал: «Информация есть информация, а не материя и не энергия». Это утверждение означает, что информация не есть онтологическая категория, она очевидно из области гносеологии и, таким образом, относится к сфере понятий, т. е. отраженных явлений. И если в «природе» ее не существует, то в общественной реальности она присутствует как нечто отраженное, т. е. не как самостоятельная сущность, а именно как идеально отраженная сущность. (Читатель, возможно, уже начал догадываться, что механизм понимания информации тот же самый, что и в понимании сознания-мысли.) Батурин выразил это очень точным словом отношение: «Информация является отношением соответствия двух систем». Мысль в процессе мышления как раз и занимается приведением в соответствие двух систем: преобразованием информационных сигналов в знания. Об этом же, только в другой форме, пишет немецкий ученый Г. Клаус: «Информация не является чем-то самостоятельным, не представляет собой нечто абсолютное, но имеет информационный характер только в отношении к системам, воспринимающим информацию».

Но воспринимать информацию как информацию может только одна «система», и она называется человеком. Потому что само понятие отношение – гносеологическое, оно присуще только человеку. Даже животные не «относятся» ни к чему, так как для животного его отношение к другим или к сигналам не существует как отношение, поскольку у него нет сознания, а есть только психика, а у беспозвоночных организмов нет и психики. Тем более сказанное верно в отношении неорганического мира. Две машинные взаимосвязанные системы не воспринимают информацию, что, по словам Винера, означает еще «обозначенное содержание», а принимают только электрические сигналы. Следовательно, информацию воспринимает только, повторю еще раз, человек.

Одна сторона информации – восприятие и ее отражение. Другая ее сторона – ее материальность, энергетичность (импульсы, сигналы). Опять же как и с мышлением: речь, слова, понятия и т. д. – все эти абстракции произошли от конкретных вещей, исходят от их физических носителей. Кстати, и сохраняются не в трансцендентном пространстве, а в книгах, на дисках, в памяти человека.

Но сила человека, как утверждалось выше, не в информации, а именно в знании. Здесь вновь требуется уточнение. Дело в том, что нередко знания можно рассматривать как информацию, и наоборот. Где грань, отличающая одно от другого? Например, что хранится в библиотеках: знания или информация? Ответ сам приходит на ум. Достаточно представить, что все библиотеки мира подарены какому-нибудь племени «юмба-мумба», только что освоившему чтение. Очевидно, что эти библиотеки для них в лучшем случае будут представлять какую-то информацию. Точно так же для ребенка формула а + b = с будет означать некие информационные знаки, которые он, возможно, запомнит на подсознательном уровне.

Знание – это возможность использовать информацию на практике. Чтобы такая возможность была реализована, необходимо предварительно информацию систематизировать, привести в порядок, т. е. она должна обрести смысл для практической деятельности. Без акта последующего действия нет смысла придавать информации смысл, т. е. статус знания. Именно поэтому большая часть поглощаемой нами информации диссипатирует, исчезает из-за невостребованности, не превращается в знания. Следовательно, информация связана со знанием как «вход» и «выход» в процессе мышления, в котором заложено целенаправленное действие (или использование). Именно в знании на полную мощь работает категория силы, поскольку знание аккумулирует в себе и онтологию (с ее физикой и химией), и психологию (процесс отражения в мозгу), и поведение в окружающей среде (если угодно, бихевиоризм).

Может возникнуть вопрос, а для чего человеку знания? Ответ очень простой: чтобы некий биовид превратился в человека, с которого начинается жизнь. Вот и все.

Информация – энтропия – знания

А теперь разберемся во взаимоотношениях между информацией и энтропией. Напомню, что в книге «Диалектика силы», в главе II «Силы во Вселенной: суть и проявления» об энтропии (или Втором начале термодинамики) говорилось в контексте неизбежной тепловой смерти Вселенной. В главе III «Происхождение органического мира» упор делался на проявлении Второго начала в биологическом мире как процессе, порождающем хаос, но который в определенной степени упорядочивает органический мир на основе законов этого мира. Многие процесс упорядочивания связывают с информацией. У Винера, например, читаем: «Как количество информации в системе есть мера организованности системы, точно так же энтропия системы есть мера дезорганизованности системы; одно равно другому, взятому с обратным знаком». Фактически утверждаются обратно пропорциональные зависимости между информацией и энтропией: больше информации, меньше энтропии, и наоборот. Эти идеи в дальнейшем были развиты и уточнены, и сама информация стала определяться как такие сведения, которые уменьшают или снимают существовавшую до их получения неопределенность. В результате в термодинамической интерпретации статистического понятия информации последняя стала рассматриваться как отрицательная энтропия (негэнтропия), которая отбирается системой, например организмом, из окружающей среды для организации своих внутренних процессов. «Это дает основания для различения информации свободной, рассматриваемой независимо от ее физического воплощения, и связанной, отнесенной к микросостояниям какой-либо системы». «Свободная» информация и есть ее инвариантность, на что я обращал внимание выше.

Непосредственно Второму началу термодинамики подчинена именно «связанная» информация. В свое время благодаря работам Лео Сцилларда, решавшего парадоксы Максвелла (Maxwell’s Demon), было обнаружено, что информацию нельзя получить «бесплатно». За нее приходится платить энергией, в результате чего энтропия системы повышается на величину, по крайней мере равную ее понижению за счет полученной информации. В этом смысле «связанная» информация не обладает негэнтропийными свойствами, гасящими, например, энтропию биологической системы. И Лев Блюменфельд прав, когда писал, что «любая биологическая система упорядочена не больше, чем кусок горной породы того же веса». Для любой биологической системы имеет значение только сотворенная, созданная новая информация, которая оказалась возможной в результате усложнения структур органического мира. Но этот процесс возник случайно и объективно. С появлением человека произошел скачок в «царство разума», в котором громадную роль начал играть мир субъективный.

Как уже говорилось, кибернетики не особо отличают информацию от знаний. Винер, к примеру, то говорит об информации, то в том же контексте о «битве знаний». Для моего же исследования это различение крайне важно, поскольку информацию я рассматриваю как первоначальное сырье (даже в контексте «свободной» информации), которое только впоследствии перерабатывается мышлением в знание. Именно знания и есть упорядоченная информация, или негэнтропия. Негэнтропийность знания выражена в том, что человек, и только человек начинает сознательно воздействовать на бытие в соответствии с различными целями , среди которых наиважнейшей является продление жизни . Подчеркиваю: цель не просто жизнь, а именно продление жизни. Просто «жизнь» определяется законами неорганического и органического мира. Она полностью подчинена Второму началу термодинамики. Продление же жизни есть борьба, которую знание ведет со Вторым началом термодинамики в целях временного и локального расширения своего жизненного пространства. Не отменяя этого фундаментального начала, знание выхватывает у него определенные островки Вселенной, где это начало работает или в другом темпе, или вообще замирает на какое-то определенное время. Поэтому не информация, а знания являются мерой организованности системы, в которую встроен человек, противостоящий дезорганизованности окружающей среды с повышенной энтропией.

Жизнь и прогресс

Норберт Винер писал: «Действенно жить – это значит жить, располагая правильной информацией». Я уже отмечал, что надо не просто жить, а долго жить, и располагать надо не столько информацией, сколько знанием. Но здесь важно слово правильная. Дело в том, что многие могут сказать, что существуют ложная информация и ложные знания. И это верно. Но само существование человека и человечества свидетельствует о том, что только «правильная» информация, «правильные» знания в конечном счете одерживают верх над информацией и знаниями «неправильными», поскольку «правильные» знания адекватно отражают объективную реальность, с которой человек постоянно сталкивается. И критерием «правильности» является практика, как ни банально это звучит. На основе «правильных» знаний формулируются законы этой реальности, которые опять же постоянно проверяются практикой.

И в этой связи наконец-то встает вопрос о прогрессе. Мы бесконечно будем крутиться вокруг слова прогресс, пока не зададимся простым вопросом: в чем смысл и цель жизни человека? Ответов масса. Богословы будут утверждать, что смысл жизни в служении богу, революционеры – в борьбе, обыватели – в покое, буржуа – в деньгах. В таких ответах часто путают смысл жизни с целью жизни. Но в любом случае мы получим громадное разнообразие ответов. Иначе будет обстоять дело, если мы поставим вопрос по-другому: жизнь или кошелек, жизнь или бог, жизнь или борьба, жизнь или смерть? Вряд ли ошибусь, если предположу, что каждый разумный человек ответит – жизнь. И это естественно, поскольку без жизни все остальное ничто.

Гёте в свое время ответил так: «Смысл жизни в самой жизни». И он был прав даже в научном смысле слова, поскольку суть человека – это жизнь, а жизнь и человек это одно и то же. Без жизни человека не существует или без человека не существует и жизни. Но какое отношение смысл жизни имеет к прогрессу? Пока никакого.

Идем дальше. Что является врагом жизни, чего человек боится больше всего на свете? Ответ, опять же, однозначен: больше всего на свете человек боится смерти, смерть является врагом жизни.

Вспомним, что с момента зарождения человечества возникали мифы, сказки, религии, в которых постоянно отражалась мечта человека о бессмертии. В принципе популярность всех религий обязана главным образом обещаниям бессмертия если уж не тела, то хотя бы души, которая, «чем черт не шутит», и тело когда-нибудь подыщет. Даже развитие науки и техники не убивает веру в бессмертие у рабов божьих. Эта тема кормит не только попов всех религий. Она в настоящее время превратилась в кормушку для тысяч и тысяч шарлатанов (многие из которых в научных рясах), пишущих о реальных возможностях стать бессмертными. Несмотря на очевидный абсурд их писаний и проповедей, находятся миллионы, верующих во все эти побасенки, поскольку мечта о бессмертии – это самая фундаментальная мечта людей со времен Адама и Евы.

А имеет ли связка «смерть-бессмертие» отношение к прогрессу? Не исключено.

Итак, суть человека – это жизнь, поскольку только человек осознает, кто он таков. Осознает в промежутке между рождением и смертью. Отсюда – чем длительнее жизнь, тем дольше человек остается человеком. И тогда на вопрос: в чем цель жизни? – следует логичный ответ: цель жизни заключается в ее продлении . Бессмертие – это вера, мечта, а продление жизни – это все-таки реальность. Продление жизни до бессмертия является фундаментальной стратегической целью-мечтой человека, которая отражается в понятии «прогресс».

Итак, прогресс – это приращение жизни, что есть разность между тем, сколько отпущено человеку природой (законами неорганического и органического мира), и тем, сколько он реально (актуально) проживает благодаря своим знаниям, или негэнтропии. Эту разницу я называю дельтой жизни , или прогрессом .

Таким образом, если смыслом жизни является сама жизнь, то ее целью может быть только увеличение дельты жизни. Эта дельта и есть количественная характеристика силы человека . И она зависит, повторюсь, не просто от знаний, а от знаний законов, управляющих Вселенной, т. е. законов всех трех миров: неорганического, органического и непосредственно человеческого. Чем глубже и полней человек вскрывает эти законы, тем выше его негэнтропийный потенциал, его способности воздействовать на Вселенную в своих «корыстных» интересах продления жизни.

Эту логику можно применить как к обществу, так и ко всему человечеству. Чем выше средняя продолжительность жизни населения того или иного общества или государства, тем больше его совокупная сила, тем более оно прогрессивно. Не случайно в тех обществах, где еще не развиты знания или царит религиозное мракобесие, происходит регрессия, выраженная или в стагнации, или в откате назад, как это наблюдается в современной России.

Разумеется, здесь дано понятие прогресса в самой его общей форме. Существуют формулировки прогресса применительно к различным родам деятельности человека. Скажем, экономисты в качестве критерия прогресса могут взять рост ВВП или сбалансированность бюджета, политики – утверждение демократии. Американский логик и философ Кларенс И. Льюис определяет это понятие так: «Естественно, что с этой точки зрения критерий исторического прогресса оказывается аксиологическим – „высшее благо“, „благая жизнь“». Слишком оценочно и субъективно. Но какие бы определения прогресса кем бы ни давались, все они в конечном счете сводятся к продлению жизни. Это определение категориальное, совпадающее с его онтологической сущностью.

Исходя из изложенного, возвращусь к проблеме общества: чем определяется его сила и какое общество можно называть прогрессивным?

 

4. Общественные законы силы и прогресса

Для начала надо определиться с некоторыми важными терминами, которые будут возникать в ходе исследования. В данном случае я имею в виду термины развитие и эволюция. В моей теории прогресса эти термины применимы только к сфере общественного бытия, поскольку за его пределами, т. е. в неорганическом и органическом мирах, не существует ни развития, ни эволюции, ни революций, а только движение и изменение. Большой взрыв, формирование атомов, молекул, появление растительного и животного миров и прочие аналогичные явления есть движение материи, изменяющее ее формы и содержание в соответствии с объективными законами природы, которые не требуют ни нашей оценки, ни нашего согласия. Развитие и эволюция – это понятия обществоведения, с помощью которых анализируются общественные процессы человеческого бытия. И хотя слово эволюция накрепко привязано к теории Дарвина, я рассматриваю это сочетание по аналогии с выражением «живая природа», т. е. метафорически. Мои определения этих терминов таковы: развитие – это движение человечества по пути прогресса; эволюция – это постепенное продвижение вперед по пути прогресса; революция – скачкообразный переход па новый , более высокий этап развития человечества , ускоряющий темпы продвижения по пути прогресса; контрреволюция – скачкообразный откат па предыдущий , более низкий этап развития человечества, ведущий к регрессу .

А сейчас необходимо разобраться во взаимосвязях между общественными знаниями и общественной силой.

* * *

В данном случае я говорю об общественной силе на категориальном уровне как силе всего человечества, а не конкретного общества, а также об общественных знаниях, которые являются суммой знаний абстрактных индивидуумов. Необходимо учитывать, что каждый индивидуум обладает по меньшей мере определенным минимумом общественного знания, который позволяет ему существовать в этом обществе. Другое дело, что у разных индивидуумов объем знаний различен, но в целом достаточен, чтобы выжить в конкретной общественно-исторической среде. В то же время в любом обществе существует определенная группа людей, обладающих большим объемом знаний, чем тот, который необходим просто для выживания. Эти люди формируют науки и открывают законы природы и общества. Развитие общества, его усиление происходят главным образом за счет указанной группы людей, которая в той или иной форме существовала даже на заре возникновения человечества. Но ее деятельность мало что значила бы, если бы остальная, большая часть общества не апробировала их знания на практике. С одной стороны, такое взаимодействие фиксируется в индивидуальном сознании, с другой – обе группы вкупе формируют совокупное знание всего общества, что я и называю общественным знанием .

Итак, на каком-то историческом этапе развития человечества возникла общественная сила (кинобия), которая является отраженной стороной общественного знания (киногносис). По своему внутреннему содержанию и проявлению во взаимодействии эти две категории не отличаются от пары силы человека (гомобия) и силы знаний (гомогносис). То есть в любой общественной силе как ядре-массе можно обнаружить знания, в любых знаниях можно усмотреть силу как ядро-массу. Их взаимоотношения динамичны, поскольку знания постоянно изменяются, соответственно изменяется и сила. Самое главное то, что только в обществе происходит процесс самовозрастания знаний, соответственно и силы, в результате общественных отношений.

Этот процесс можно представить в виде простой цепочки: B k 0 → G k 0 → В k 1 → G k 1 → В k 2  → …. В k n , где В k – общественная сила (кинобия), a G k – общественные знания (киногносис). Причем В k 0 < В k 1 , т. е. последующая общественная сила превосходит предыдущую благодаря накоплению знаний за определенное время.

Отсюда можно вывести закон общественного развития, который обозначу как Первый закон (начало) общественного развития – закон общественной силы: сила общества (человечества) неуклонно возрастает со временем.

Общественная сила – величина не постоянная, а изменчивая. Она есть отражение общественных знаний, которые в принципе меняются в сторону наращивания, но бывает, что и в противоположную сторону – на локальных участках общественного развития. В последнем случае общественная сила уменьшается вплоть до ее коллапса. В истории были случаи, когда потеря или забвение старых знаний приводили к самоуничтожению обществ или же отбрасывали их назад, как это произошло с различными частями Римской империи. В таких случаях общественная сила проявляет себя как особенное.

Но если обратимся ко всей истории человечества (пренебрегая исключениями), то обнаружим, что первоначальная общественная сила, основой которой был накопленный к тому времени экономический потенциал группы дикарей, породила определенный объем знаний, или определенный минимум общественных знаний, а те позволили дикарям сорганизоваться в племя, т. е. в общественную силу, превосходящую прежнюю. Естественно, это произошло благодаря тому, что в течение некоторого исторического времени знания дикарей о себе и мире существенно расширились и углубились. И так далее по восходящей линии в истории. То есть, если даже в какие-то периоды человеческого развития и происходит уменьшение общественной силы или ее полное исчезновение, то в целом, в течение всей истории человечества, эта сила неуклонно возрастает.

У Первого закона существуют тесные отношения со Вторым законом термодинамики (законом возрастания энтропии), законом хаоса и смерти. С ним сопрягается Второй закон (начало) общественного развития – закон общественных знаний, который является инобытием Первого закона. Как постулат он звучит так: знания человечества тормозят действие закона возрастания энтропии в обществе . Иначе: чем глубже и шире знания человечества , тем сильнее его сопротивляемость Второму закону термодинамики . Или короче: чем глубже знания , тем меньше энтропии .

Вспомним, что энтропия является мерой организованности или дезорганизованности системы. Чем более организована система, тем меньше энтропии, и наоборот. Следовательно, вся история человечества – это борьба против энтропии, процесс упорядочивания, интеграции племен в рода, родов в союзы, союзы в государства, государства в мировое сообщество. Применение знаний позволяет преодолевать даже объективные законы природы, например закон земного притяжения, который человек благодаря знаниям «обходит» с помощью космических аппаратов. Главное то, что этот Второй закон общественного развития удлиняет дельту жизни человека, вступая в борьбу со «стрелой времени», отраженной во Втором законе термодинамики. Это негэнтропийный закон, закон жизни, противостоящий закону смерти. Одновременно это закон борьбы, поскольку закон возрастания энтропии настолько фундаментален, что его преодоление требует не менее фундаментальных усилий всего человечества и каждого человека в любой точке его бытия, т. е. фундаментального Второго начала общественного развития. Вспомним Гераклита: все возникает через борьбу.

В этой связи следует четко уяснить: любое явление общественной жизни, противодействующее закону возрастания энтропии, является силой, работающей на прогресс. Чтобы дать оценку тому или иному общественному явлению, событию или поступку по тем или иным признакам, надо сопрячь его с законом возрастания энтропии: это «явление» за него или против. Если «за», то оно сторонник и союзник смерти, если «против», значит, оно союзник прогресса, жизни. Критерий, который легко позволяет оценить, по крайней мере в первом приближении, любые явления, события и поступки в обществе.

 

5. Знание силы и сила знаний

Почему одни цели достигаются, другие нет, почему одна сила побеждает, другая проигрывает?

Ответы на эти вопросы зависят от того, насколько глубоко познаны силы природы и общества. Глубина этого познания и воплощена в силе знаний. Одна сила побеждает другую, потому что у побежденной или не хватило соответствующих знаний, или знания оказались ложными. В принципе побеждает истина, т. е. такие знания, которые адекватны реалиям того или иного исторического момента. Или те, которые отражают объективную историческую перспективу. Но именно как тенденцию, поскольку на каких-то витках истории объективная истина может и потерпеть поражение. Например, буржуазные революции во Франции прерывались контрреволюциями феодальных сил, пока последние в конце концов не сошли с исторической арены. Социалистические идеи в Европе на исходе XX века, несмотря на их историческую перспективность, потерпели поражение вследствие того, что оторвались от реальности, застыли как идеи на уровне начала XX века. И тем самым ослабили мощь социализма, которая не устояла перед мощью капитализма, сумевшего совершить контрреволюции в России и других странах Восточной Европы. И хотя социализм на уровне государства сохраняется в ряде стран, в том числе такого крупного, как Китай, а на уровне идей – практически во всех государствах, тем не менее, в целом произошел откат социализма. И его новый взлет возможен только в результате обновления идей социализма новыми знаниями, адекватными реальностям XXI века. И этот процесс неизбежен, поскольку идеи социализма в большей степени соответствуют стратегической выживаемости человечества, нежели обрюзгший паразитирующий капитализм.

В конечном счете достижение целей, победа или поражение любого субъекта политики зависят от «правильных», как говорил Винер, знаний. Но здесь сразу же возникает вопрос: какие же знания правильные, а какие нет? Вопрос до сих пор не праздный, поскольку ответы могут кардинально различаться по существу. Например, верующие «плоскоземники», считающие, что Земля плоская, будут уверять, что это истина. А какой-нибудь современный солипсист скажет, что Земля вообще существует в нашем воображении. Закрыл глаза, и ее нет. И вроде бы прав. Но оставим в покое верующих и солипсистов.

Знания и истина

В предыдущем разделе мне надо было отделить знания от информации. Но в нем не было дано четкого определения термина знание. Я только вскользь упомянул, что оно должно быть систематизировано и связано с практикой. Этого явно недостаточно. Не хватает онтологического ядра. Но для начала есть смысл воспроизвести хотя бы несколько определений знания другими авторами.

Вот как трактует знания, например, Дэниел Белл, известный своей доктриной «постиндустриального общества», правда, как он оговаривается, применительно к целям своей книги. Для него знания – это набор организованных утверждений о фактах или идеях, представляющих логичное суждение или экспериментальный результат, которые передаются другим с помощью коммуникационных средств в систематизированной форме.

Таким образом, как замечает Белл, он отделил знания от новостей и развлечений. И продолжает:

Знания состоят из новых суждений (в исследованиях и гуманитарных науках) или новых представлений старых суждений (в учебниках и преподавании) (там же).

Белл не замечает, что под его определение может попасть любая галиматья, обрамленная наукообразными словами и переданная в систематизированной форме через СМИ. Такого типа определений несметное количество, и некоторые из них приведены и раскритикованы самим Беллом.

Тем не менее Белл справедливо упомянул фактор «передачи знаний», т. е. их социализацию. Я имею в виду следующее. Нередко тот или иной ученый делает открытие, создает нечто новое. Однако его открытие может не дойти до общественного сознания в силу многих причин: одни просто хранят их у себя в столе, как Леонардо да Винчи или лорд Кавендиш, открытие других сознательно блокируется научным сообществом, открытия третьих произошли в тех странах, в которых отсутствовали условия для реализации этих открытий. Последнее было характерно для царской России, когда великие открытия многих ученых и особенно самородков так и не дошли до широкой аудитории. Формально – все это тоже знания. Но такие открытия не только не стали знаниями, они не стали даже информацией, поскольку не стали достоянием всего общества. Они не превратились в силу. Они пропали. Между прочим, в современных обществах вероятность «пропажи» знаний выше, чем ранее, поскольку у них выше вероятность утонуть в информационном океане. То есть знание становится знанием тогда, когда оно проходит процесс социализации, или обобществления. Только тогда его суть становится «инобытием для других».

Поскольку определения буржуазных социологов не представляются мне удовлетворительными, я вынужден вновь обратиться к марксистской трактовке знаний, в данном случае почерпнутой из советского «Философского словаря». В нем говорится, что знание есть «проверенный общественно-исторической практикой и удостоверенный логикой результат процесса познания действительности, адекватное ее отражение в сознании человека в виде представлений, понятий, суждений, теорий».

Моя трактовка хотя и близка к приведенной, тем не менее в ней есть очень важные нюансы. Знания – это накопленные человечеством результаты познания действительности , отраженные в общественном сознании в форме обыденных представлений , научных теорий и законов, позволяющих человечеству развиваться по пути прогресса .

Существуют и ложные «знания», которые, наоборот, толкают человечество к регрессу. Но тогда их надо называть «незнаниями», т. е. выдумками, вымыслами и т. д.

Из этих определений следует, что знания – набор не просто утверждений, а утверждений, адекватно отражающих объективную реальность. Насколько адекватно – проверяется практикой, а не интерпретацией какого-нибудь зашоренного «ученого». В этой связи, естественно, встает вопрос об истине, на который не смог ответить Иисус. А без ответа на этот вопрос – что такое истина? – любая деятельность человека будет носить неопределенный характер с точки зрения ее конечного результата. И если Иисус не знал ответа на такой важный вопрос, тогда вся его религиозная доктрина была построена на зыбкой почве.

В отличие от Иисуса американский прагматик Вильям Джеймс знал, что это такое: истина «есть определенное свойство наших идей. И она означает „соответствие“, так же как ложь – несоответствие „реальности“». Далее он развивает свою мысль: «Истинные идеи – те, которые можно усваивать, подтверждать, подкреплять и проверять. Ложные идеи – те, с которыми все это сделать нельзя».

То есть истинность или неистинность опять же должны проверяться практикой.

По вопросу об истине ведутся жесточайшие споры среди философов, в которые у меня нет намерений вторгаться. Мое определение звучит так: истина – это высшая форма человеческого познания , с помощью которого мысль человека познает не только явления бытия и общества , но и их суть , т. е. когда объект изучен в полном объеме. Результат такого познания формулируется в виде закона природы или общества.

И если в естественных науках, которые предпочитают называть «строгими науками» (hard sciences), такого типа истины проверяются экспериментально, то индикатором истины в «нестрогих науках» (soft sciences), типа философии, социологии, политологии и т. д., является научный прогноз, свидетельствующий об адекватности реальности. Между прочим, этот индикатор является одновременно индикатором и самого прогнозиста как ученого. Например, тот же Белл на основе изучения громадного статистического материала дал верный научный прогноз изменения характера капиталистических экономик, развития их в сервисную экономику, что и подтвердилось к концу XX века. Однако еще более впечатляющими были политические, экономические, социальные и исторические прогнозы Маркса и Энгельса. Главный из них – неизбежность перехода общества от капитализма к социализму. Этот переход действительно произошел в XX веке, по крайней мере в таких значимых государствах, как Россия и Китай. Фактически борьба и сосуществование социализма и капитализма определяли геостратегическую ситуацию в мире на протяжении почти всего XX века. И хотя в России к концу XX века произошла контрреволюция, однако социализм не только сохранился в Китае и некоторых других государствах, он пробивает себе дорогу в ряде латиноамериканских стран. Но самое главное он исподволь, изнутри распространяется практически во всех странах Западной Европы, хотя еще и не стал доминирующей формацией. Этот путь неизбежен и закономерен, хочет этого капитализм или нет. Но Маркс и Энгельс были сильны не только в долгосрочных прогнозах (forecast), но и в предсказаниях (prediction – предсказание, расчет). Уже в 1887 г., т. е. более чем за четверть века, Энгельс предсказал Первую мировую войну и ее последствия, причем в деталях. А в 1894 г. он предсказал будущую революцию в России. Не менее впечатляют его прогнозы, опять же в деталях, относительно франко-прусской и австро-прусской войн. Известно также и предсказание Ленина относительно неизбежности войны между США и Японией.

Такие прогнозы возможны только на основе глубочайшего знания закономерностей общественно-исторического развития.

Знания, свобода и идеи

Само собой разумеется, что знания не напрямую действуют на человека или общество. Помимо общественных структур, через которые и внедряются идеи, они важны сами по себе, поскольку на их основе как раз и создаются эти структуры. Многие ученые, говоря о прогрессе, писали о свободе и демократии не только как о самоценности, но и как о своего рода политической среде, в которой только и может развиваться прогресс. Некоторые даже указывали на прямо пропорциональную зависимость между свободой (или демократией) и знанием. Их ошибкой являлось то, что эти понятия обсуждались а) вне их философской взаимосвязи, б) вне исторического времени.

Рассмотрим поначалу парадокс связки «свобода-знание». Многим кажется, что чем больше знаний, тем большим выбором обладает человек, тем больше у него степеней свободы. На самом деле все наоборот. Чем меньше знаний, тем более свободен человек. Простой пример подтверждает этот парадокс. Человек заблудился в лесу. Он не знает картографии, расположения звезд на небе, закономерности расположения деревьев в лесу. В результате он обладает бесконечной свободой выбора, в какую сторону ему идти, чтобы выйти из леса. Вероятность правильного выбора близка к нулю. Если же он знает перечисленное выше, его свобода огранивается двумя-тремя вариантами выхода из леса. И чем полнее и глубже его знания той ситуации, в которую он попал, тем меньшей степенью свободы он обладает. А при абсолютном знании ситуации его свобода сводится к единице, единственному правильному решению. Этот пример применим ко всем явлениям общественного развития. Другими словами, знания ограничивают свободу, подчиняя ее закону или закономерности. Отсутствие знаний ведет к царству свободы. Эту мысль можно выразить так: знания = 0, тогда свобода = ∞, и наоборот. Именно поэтому в свое время Гегель, а за ним и марксисты вывели формулировку, которая свободу и знания сводила к плодотворному взаимодействию: свобода есть осознанная необходимость. Уточняю: необходимость подчинения истине, закону.

А теперь рассмотрим понятие свобода с позиции исторического времени. Свобода – это абстракция, отражающая определенную форму политической системы. Демократия – это форма политической власти. И то и другое существовало везде и в любые времена. Весь вопрос в степени свободы и демократии. Абсолютной свободы не бывает. Если она «абсолютна», тогда это анархия и хаос. Причем и сама степень не есть универсальное понятие. Для одних стран необходима одна степень, для других – другая. Более того, для одной и той же страны в одно историческое время нужна одна степень свободы, для другого исторического времени – другая. То же самое с демократией, со справедливостью, равенством, братством.

Это касается и власти: авторитарная она, тоталитарная или либеральная – зависит от конкретно-исторических условий. Например, в США существует демократическая власть с широкой автономией штатов относительно центральной власти. А в России всегда власть была авторитарна при всех формациях. В США сложилась демократическая система, поскольку никто на них никогда не нападал и не угрожал. То есть необходимости в концентрации усилий против внешнего врага в Америке не было. А история России – это история бесконечных войн, требующих сильной и жесткой центральной власти. Причем такая власть сложилась не сразу. Когда-то в России доминировала феодальная демократия, где «каждый князь себе хозяин», именно тогда Россию легко захватили татаро-монголы. Урок пошел впрок и вылился в жестко централизованное государство. И столь жесткая диктатура при Сталине совсем не вытекала из ленинской доктрины социалистического государства. Доктрина как раз предполагала широчайшую демократию через Советы, что и начало было реализовываться в первые годы после Гражданской войны. Но именно внешняя угроза со стороны Германии, Японии, милитаристского Китая и, между прочим, потенциальная угроза со стороны демократических стран, таких как Франция и Англия, вынуждала укреплять структуру власти именно в диктаторской форме. Несмотря на это, наука в советской России развивалась на порядки масштабнее, чем в царское время. Кроме того, именно сталинская культурная революция 1930-х годов превратила почти поголовно неграмотное население страны в одну из образованнейших наций в мире. Последний факт не оспаривается никем, но замалчивается всеми западными идеологами.

Обычно сталинский Советский Союз упрекают в том, что была атакована генетика, а господствовали доктрины Лысенко и Мичурина. Это естественно, поскольку большая часть советских ученых, поощряемых властью, вдохновленных возможностью человека изменять все или почти все (вспомните мичуринское: «мы не можем ждать милости от природы»), не могла примириться с ограничениями генетики, «какими-то ДНК». Конечно, в то историческое время они были неправы. Но стратегически все-таки оказались правы: ДНК тоже можно изменять.

Я это пишу потому, что нельзя универсализировать те или иные формы власти. Оценивать их надо с конкретно-исторических позиций. «Рецепты» для одних не годятся другим, включая «рецепт демократии» – икону капитализма.

На данном историческом этапе довольно сложно ответить на вопрос, какая формация является исторически перспективной с точки зрения дельты жизни человеческого рода и индивидуума: капитализм или социализм? Феодализм с этой точки зрения рассматривать излишне, поскольку он блестяще продемонстрировал торможение как роста численности населения, так и отсутствие роста средней продолжительности жизни (СПЖ). Капитализм резко увеличил и то и другое за относительно короткое историческое время, да и в наше время очень неплохо демонстрирует увеличение СПЖ и ряда других качественно близких к нему показателей. Но у него появилась иная проблема – проблема самого «рода». «Белый род», например в Западной Европе, перестал увеличиваться.

При советском социализме успешно решались обе задачи: увеличение населения и СПЖ. При китайском социализме пока эти задачи также решаются относительно гармонично.

Идеальным обществом являлось бы то, которое оптимально решало бы задачу роста населения при высоком темпе увеличения СПЖ. Какое же общество из современных близко к такому идеалу? Ответ будет дан в соответствующем месте.

Измерение знаний

Теперь, когда определено понятие знания, встает очередной вопрос: как их измерить? Это непростая проблема, над решением которой ломало голову немало ученых, выдвигая множество вариантов его измерения, ни один из которых нельзя признать однозначно приемлемым. Как измерять? Если по количеству открытий, то открытие открытию рознь. Одни меняют представления всего человечества о мире (например, законы Кеплера или Ньютона), значение других оказывает влияние только в рамках какой-либо одной научной дисциплины. По количеству ученых? Тоже проблема, поскольку один ученый может по своей научной значимости превзойти сотни и тысячи других. К примеру, в американскую ассоциацию философов входят, кажется, около 13 тыс. философов, но вряд ли хоть один из них соответствует уровню Декарта или Канта, не говоря уже о Гегеле. Обычно, подсчитывая количество ученых, учитывают людей, приписанных к университетам или научно-исследовательским институтам. Но среди сотен тысяч такого типа работников, которых правомернее бы называть научными сотрудниками, вряд ли наберется сотня-другая открывателей законов.

Дэниел Белл, предвидя широкое вторжение науки в общество, детально анализировал проблему измерения знаний. В качестве индикаторов науки он брал динамику количества научных публикаций за продолжительное время, расходы на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) и в целом на науку и технологию, количество занятых в науке и в системе образования и т. п. Как он сам выразился, это «грубое» измерение. Белл, безусловно, прав хотя бы уже потому, что такого типа индикаторы вошли в научный оборот со второй половины XX века (например, НИОКР). Аналогичной статистики в былые времена не существовало, и поэтому по этим индикаторам невозможно оценить, скажем, уровень знаний в Средневековье или в еще более древние времена.

Тем не менее анализ устоявшихся показателей в сфере знаний, науки и образования не только целесообразен, но и необходим. По крайней мере эти показатели дают хотя бы общее представление об интеллектуальном уровне общества и одновременно высвечивают определенную тенденцию его развития. Поэтому кое-какой статистический материал из этого ряда я приведу в дальнейшем.

Есть и другой вариант измерения знаний. Как уже неоднократно утверждалось, знания и сила – взаимообратимые понятия, и поэтому знания можно измерять через силу. Но сила тоже непростое понятие в плане измерения. Тем не менее, исходя из моей концепции силы, довольно наглядно измеряется ее базисная часть – то, что называется ресурсом, или мощью. Но проблема здесь другого рода. Та же экономическая мощь может оказаться «дурной», бесполезной с точки зрения конечного результата, который в данной работе обозначается как дельта жизни. К примеру, экономическая мощь некоторых стран Юго-Восточной Азии (Филиппины, Индонезия) увеличивалась весьма быстрыми темпами на протяжении 15–20 лет без ощутимого влияния на среднюю продолжительность жизни их граждан. То есть опять все упрется в политику, от которой будет зависеть эта дельта. В конечном счете по этой дельте мы сможем измерить, точнее, оценить знания той или иной страны. Но это взгляд на знания через силу, т. е. оценка конечного результата. С точки же зрения прогнозирования все-таки важен взгляд на силу через знания. Есть ли какой-нибудь вариант более точного прогнозирования, чем использование индикаторов, упомянутых выше?

На мой взгляд, есть, и он принадлежит уже упоминавшемуся американцу Чарльзу Мёрэю. Этот ученый написал уникальную монографию «Достижения человечества. Стремление к совершенству в искусстве и науках от 800 г. до н. э. до 1950 г.». Автор проанализировал развитие науки и искусства на протяжении почти трех тысяч лет, причем не только в Европе и Северной Америке, но и на Востоке (Индия, Китай, Япония). Он выявил наиболее значимые фигуры в науке и искусстве, которые внесли «новое» в развитие человечества. Это была крайне сложная задача с методологической точки зрения. Как выделить «значительные фигуры» (или «уникальные индивидуумы»), какие критерии взять за основу при их определении и т. д.? Своему методу Мёрэй посвятил чуть ли не треть своей обширной монографии (668 стр.), подробно описав технические и статистические основы своего подхода. Хотя я не согласен с некоторыми аспектами его метода, но вынужден признать, что в целом с точки зрения объективности я не встречал более совершенных методов и потому вынужден принять его целиком. Объяснять этот метод здесь было бы неуместно, поскольку это увело бы нас слишком далеко от обсуждаемой темы. Могу только сообщить, что Мёрэй проанализировал все наиболее значимые энциклопедии и биографии-справочники, позволившие ему сделать перекрестный анализ и выделить самые значимые фигуры, а их математическая (графическая) интерпретация строилась на основе кривой Лотка и различного типа индексов статистики. Мёрэй подверг анализу представителей таких «строгих наук» (hard sciences), как астрономия, биология, химия, землеведение, геология, океанография, аэрономия (микрофизика атмосферы), физика, технология, а также таких «мягких» наук (soft sciences), как философия (западная, китайская, индийская), медицина, а также музыки (западная), живописи (западная, китайская, японская), литературы (западная, арабская, китайская, индийская, японская).

По обоснованным им причинам Мёрэй не включил в этот ряд «коммерцию» и «управление», а также представителей социологической науки (главным образом из-за отсутствия либо плохого качества источников). В результате в «великие» у него попало 4002 человека (фактически 3869: разница из-за того, что некоторые лица представлены в различных рубриках дважды или даже трижды, как, например, Платон, Ньютон или Лейбниц). Эти цифры нам еще понадобятся, но с точки зрения науки для нас более важным показателем являются «научные события», а еще более важным – «значительные события». Такие события при анализе оказались важнее, чем сама личность, поскольку в науке может оказаться, что открытие некоего гения не стало событием, поскольку слишком опередило свое время (как было со многими изобретениями Леонардо да Винчи) или не получило реализации по каким-то другим причинам. В то же время не особенно «гениальный» человек изобрел, иногда совершенно случайно, нечто, казалось бы, «не очень великое», но это «не очень великое», вторгнувшись в жизнь, сделало переворот в жизни человечества, например тот же Джеймс Уайт со своей паровой машиной. Так вот, «событий» Мёрэй насчитал с 800 г. до н. э. до 1950 г. 8759 и среди них только 1560 «значительных». Однако даже из них он выделил центральные события, которых оказалось 749.

Хочу еще раз подчеркнуть, при всех очевидных и неочевидных недостатках методики Мёрэя она являет собой на данный момент самый оптимальный вариант «измерения» науки, результаты которого подробно будут представлены в соответствующем месте.

Сила, знание и прогресс

Для начала повторю два закона общественного развития. Первый: сила общества ( человечества ) неуклонно возрастает со временем. Второй: знания человечества тормозят действие закона возрастания энтропии в обществе. Или: чем глубже знания, тем меньше энтропия.

Здесь просматривается взаимосвязь, которая свидетельствует о том, что возрастание силы общества происходит за счет уменьшения энтропии благодаря углублению общественных знаний.

Еще раз напомню определение прогресса. Прогрессом является дельта жизни, что есть разность между тем, сколько отпущено человеку природой ( законами неорганического и органического миров ) , и тем, сколько он реально ( актуально ) проживает благодаря своим знаниям, или негэнтропии. Это определение можно представить в виде простой формулы прогресса:

P = L Δ (L A  – L N )

где P – прогресс,

L Δ —дельта жизни,

L A – актуальная (реальная) продолжительность жизни,

L N – естественная (биологическая) продолжительность жизни.

LN т. е. продолжительность жизни, отпущенная природой, фактически константа, а вся битва человечества идет за LA; именно она является главным символом сопротивления Второму закону термодинамики.

Напомню, что природой человеку было отпущено 18–20 лет. Она в нашей формуле является константой. И если человек, скажем, прожил 80 лет, следовательно, он «обманул» природу на 60 лет, именно эти 60 лет знания вырвали у энтропии, и именно эти 60 лет и являются его дельтой жизни, или прогрессом.

В принципе прогрессом можно обозначить и время существования того или иного общественного явления, например государства или самого человечества. Просто в этом случае прогресс и актуальная продолжительность жизни совпадают: P = LA. Например, прогресс человечества равен где-то 3–5 миллионам лет. Именно столько, по оценкам ученых, существует человек как особый вид природы. У любого государства также есть начало, с которого отсчитывается прогресс его существования.

Говоря же о человеке, мы говорим именно о дельте, поскольку у него задана первоначальная константа, а актуальная жизнь является переменной, которая увязана с общественной силой (кино́бия [Bk]) и общественными знаниями (киногно́сис [Gk]). В соответствии с Первым началом общественного развития общественная сила неуклонно возрастает. Следовательно, и актуальная жизнь человека неизбежно возрастает. То есть: LA = Bk Причем, как было сказано, общественная сила и общественные знания в соответствии с законами общественного развития связаны между собой, при этом сила и знания взаимообратимы, т. е. каждая из них может являться функцией другой:

B k = F(G k )  или G k = f(B k ),

где F и f обратные функции.

Но сила при этом рассчитывается через время (время дельты жизни). Знания же выражаются в объеме и глубине познания. Объем означает широту охвата исследований природы и общества (это количественная характеристика), глубина – это степень проникновения в сущность явлений природы и общества (качественная характеристика).

Но эти характеристики – «широта» и «глубина» – проявляются в пространстве (S) и времени (t), т. е. их можно выразить через такую характеристику, как скорость обретения знаний (υ), которая показывает, какой глубины и широты (в рамках общего процесса познания) достигают знания и за какое время:

υ = S/t

Таким образом, если взять, например, для наглядности количественную характеристику (V) – объем знаний, то мы увидим, что объем знаний зависит от скорости их обретения:

V= F(S/t) = F(υ)

Следовательно, объем (V) общественных знаний (Gk) есть функция скорости, а значит, и времени. Но, как мы помним, и общественная сила является функцией общественных знаний:

B k =F(G k ),

т. е. и функцией времени.

Объединяя, приходим к формуле общественной силы:

B k = F(G k ) = F(υ) = F(S/t)

Дифференцируя по времени, получаем уравнение динамики общественной силы:

∂F(G k ) / ∂t = ∂F(S/t) / ∂t,

смысл которого в том, что темпы наращивания общественной силы зависят от увеличения объема общественных знаний, что, как мы выяснили выше, в свою очередь, зависит от скорости их приобретения (т. е. углубления и расширения).

* * *

Из всего этого вытекает, что чем шире и глубже знания, тем сильнее общество, а чем сильнее общество, тем длиннее актуальная жизнь индивидуума, а значит, тем больше дельта жизни человека и, следовательно, тем прогрессивнее общество. Именно по СПЖ как агрегативному индикатору и необходимо оценивать прогрессивность общества.

Но если, скажем, нет статистики по данному показателю, существуют и другие показатели силы общества через знания. Один из них – скорость передвижения человека и скорость передачи информации, которые тесно взаимосвязаны. Вспомним историю развития человечества: поначалу скорость его передвижения определялась скоростью ходьбы человека, затем лошади, затем паровой машины, самолета, ракеты. И в принципе прогресс общества косвенно можно определить через его способность как можно дальше и глубже проникнуть в пространство Вселенной за более короткое время. Иначе говоря, чем большее пространство осваивает человек, тем выше его сопротивляемость Второму закону термодинамики. Через множество других структур эта скорость освоения Вселенной сказывается и на конечном результате – дельте жизни.

Теоретически все вроде бы хорошо, но надо иметь в виду практику, т. е. реальность.

А реальность такова.

Хотя, как уже говорилось, общественная сила и общественные знания по своей философской сути одно и то же, однако в общественной жизни их проявления функционируют отдельно, причем само их проявление каждому из них придает особую специфику. Сила – статична, косна, воплощена в структурах и господствующих идеях. Знания – динамичны, постоянно обновляются. Другими словами, темпы их реализации могут существенно разниться в зависимости от их совместимости. Это создает постоянные противоречия между силой и знаниями, формами и способами их реализации, разрешение которых зависит от конкретно-исторических условий. Здесь уже вступают в свои права закономерности развития самих обществ, которые, в свою очередь, зависят от степени развитости этих обществ. Какого типа противоречия могут возникать между силой и знаниями?

Прежде всего надо учитывать, что противоречия могут носить объективный и субъективный характер. К первому типу противоречий относятся противоречия между теоретическими и практическими знаниями. Всегда существует определенный разрыв во времени между претворением теоретических знаний в практические. Между прочим, в некоторых редких случаях запаздывание реализации теоретических знаний давало положительный эффект. Например, гитлеровская Германия не успела использовать теоретические знания в области ядерной физики для создания атомной бомбы, что облегчило победу над нею. Но это случай уникальный. Обычно подобный разрыв негативно сказывается на развитии общества.

Существует объективное противоречие и между информацией и знаниями. Последние нередко просто растворяются в информации.

Однако более пагубны противоречия субъективного, точнее, идеологического характера. Например, общество сознательно сопротивляется тем или иным видам знаний. Скажем, эволюционная теория Дарвина, получившая признание большей части научного мира, до сих пор встречается в штыки противниками дарвинизма, особенно в религиозной среде. В США, в России, не говоря уже о странах мусульманского мира, немало голосов в пользу запрета преподавания в школах теории Дарвина. И в некоторых штатах Америки преподавание этой теории запрещено. Другими словами, религия продолжает активно бороться против знаний.

Существует особая проблема в общественных науках, которые в полной мере четко делятся на буржуазную и антибуржуазную, например марксистскую, науку. Подавление марксистского обществоведения в капиталистических обществах в принципе нормальное явление, это защита системы от альтернативной концепции развития. Проблема в том, что если буржуазная социология XIX и даже XX века в лице таких крупных ученых, как Огюст Конт, Макс Вебер, Дэниел Белл и многие другие, действительно вносила именно научный вклад в понимание общественного развития, то нынешняя социология отражает общий и естественный упадок капитализма. Например, современная интерпретация проблем свободы, демократии, равенства полов, гей-культуры, современного искусства – яркий пример полной деградации обществ. Но это – чистая идеология, к науке уже не имеющая никакого отношения.

В то же время буржуазная идеология путем изощренной манипуляции массовым сознанием блокирует научные идеи социализма и коммунизма как альтернативу нынешнему варианту капитализма, что вполне понятно.

Все большие обороты набирает и противоречие между наукой и «научным» шарлатанством. Это когда сами «ученые» то ли ради коммерции, то ли в угоду популярности «опровергают» науку всевозможной мистикой, богами, астрологией и прочими «чудесами» («электронное сознание», «мыслящий космос», инопланетяне и прочий абсурд).

Существуют серьезные противоречия между официальной наукой (встроенной в университеты и научные институты) и неофициальной, т. е. наукой тех ученых, открытия и концепции которых не совпадают с официальными. Работы последних солидные издательства не публикуют, а опубликованные в мелких издательствах стараются замолчать, проигнорировать.

Можно было бы привести много фактов разного рода противоречий, однако при всех названных и неназванных противоречиях между силой и знаниями надо исходить из Первого начала развития общества: общественная сила и общественные знания неуклонно увеличиваются и будут увеличиваться, пока существует человечество . Несмотря ни на что .

Если же в какой-то исторический момент окажется, что сила полностью перекрыла новые знания, тогда это противоречие будет решаться путем революции. И в этом случае начнет действовать Второе начало общественного развития, противодействующее закону энтропии.

Иначе говоря, революция, как скачок с одного уровня развития на другой, более высокий, должна осуществляться на основе знания законов общества. Это удар по энтропии, когда вновь «восстанавливается» Первый закон общественного развития: сила общества продолжает возрастать, следовательно, дельта жизни продолжает увеличиваться.

* * *

Таковы общие посылки и закономерности прогресса и силы. Совершенно естественно, что свою конечную суть они реализуют через все структуры общества, образуя всевозможные параллелограммы сил. В данной части не ставилась задача анализировать действия конкретных общественных структур в отношении прогресса. Они будут представлены в других разделах монографии.

Здесь же еще раз хочу подчеркнуть: изложенные термины, понятия, категории, методы и способы познания, а также методология определены и носят общий характер. Это дает возможность читателю не гадать о том, что автор имел в виду под словом, скажем, наука, или знания, или истина. Такая четкость позволяет внятно излагать позиции автора по любым вопросам, имеющим отношение ко всему полю международных и мировых отношений. Но все это только введение в мирологию. Мирология потребует своего специфического лексикона, своего понятийно-категориального аппарата, позволяющего вскрывать законы и закономерности движения человечества по пути прогресса. Об этом предстоит разговор в последующих частях работы.