О любви, семье и государстве: Философско-социологический очерк

Бэттлер Алекс

Глава III. Семья, любовь и брак

 

 

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Гете («Фауст»)

Остаться в безбрачии не по своей воле — большое несчастье, а по своей воле — большая вина.
Иоганн Готлиб Фихте

 

История человеческого рода занимает около трех миллионов лет, однако скачкообразное его развитие падает на последние пять тысяч лет. Образование семьи, которое стало одной из важнейших вех в его развитии, проходило различные стадии. Никто не описал и не систематизировал эти стадии лучше, чем это сделал Ф. Энгельс в своей знаменитой работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Правда, в несистематизированном виде все указанные Энгельсом формы семьи (кровнородственная, пуналуальная, моногамная) упоминались, хотя и в другой терминологии, и на страницах библии, которая может служить первоначальным справочником для прослеживания развития человеческой истории до нашей эры и в начале первого тысячелетия нашей эры. В течение многих столетий библейские заветы служили опорой семейных отношений христианскому роду и представляли собой свод правил и предписаний для моногамной семьи. Эти правила, в том числе и в виде заповедей, постоянно напоминаются современными богословами, философами-этиками, а также социологами, крайне обеспокоенными кризисом современных семейных отношений в капиталистических обществах. Их актуальность определяется тем, что библейские писатели, даже в те далекие времена, схватили суть и значимость именно моногамной семьи для развития человеческого рода, и народная вера в них играла существенную роль в регулировании семьи.

В еще большей степени это относится к китайской истории, где детально разработанные правила непосредственно семейной жизни (Чэнь Имэнь /Chen Yimen) появились в эпоху династии Тан (VI–IX вв.), которые дополнялись и перерабатывались в последующие эпохи. Например, в эпоху династии Мин (конец XIV — конец XVII вв.) семейные отношения регулировались Семейными правилами Чжэн (Zheng's Family Rules), а также Общими семейными правилами (Summing of Family Rules). Я обращаю внимание на китайский опыт только для того, чтобы подчеркнуть, что в Китае на протяжении тысячелетий формами и поведением семьи управляло государство. В Европе же до начала развития капитализма семейные отношения в основном регулировались церковью, которая опиралась не столько на четкий свод правил, сколько на общие положения и рекомендации, зафиксированные в Старом и Новом завете. Но даже в буржуазную эпоху, когда семейный блок стал попадать в государственные законодательные акты, в них обычно говорилось об имущественной стороне брака, а не о моральных обязательствах супружеской пары. Казалось бы, это — небольшой нюанс в сфере семейной жизни на Дальнем Востоке и на Западе, однако он породил кардинально различные последствия, которые ныне испытывают общества на Западе и на Дальнем Востоке.

Итак, возвращаемся к вопросам, поставленным во Вступлении. В чем же суть семьи? Что это такое? И почему именно моногамная, а не другие формы семьи, явилась и является исторически перспективной? Для ответа на эти вопросы придется вновь погрузиться в философию.

 

Становление семьи и моногамия

В предыдущей главе было показано качественное различие между мужчиной и женщиной. Они представляют собой самостоятельные противоположные целостности. Формально каждая из этих целостностей независима, но воспроизвести себя они могут только через единение. Если использовать системную терминологию, то происходит это следующим образом: две самостоятельные целостности — мужчина и женщина — должны превратиться в части — мужа и жену, чтобы составить новую целостность — семью. Последняя, таким образом, есть система, состоящая из двух элементов-частей. Хочу подчеркнуть: вне системы-семьи они — целостности, внутри системы — части. Или: одна и та же субстанция (мужчина/муж или женщина/жена) имеют качественные различия в зависимости от расположения: вне или в «системе». То есть, прошу обратить на это внимание, происходит метаморфоза, или точнее трансформация мужчины в мужа, женщины в жену, которые свои новые качества приобретают в новом единстве — семье. Но это единство формальное, поскольку оно еще не реализовало свое истинное предназначение, для чего и возникло как объективное явление: производство себе подобных. А это возможно только при превращении мужа и жены в отца и мать. Именно на этой стадии происходит единение, которое в фольклоре выражается во многих высказываниях типа: «муж и жена — одна сатана», или в библии: «Так что они уже не двое, но одна плоть» (От Матф., 19:6). При этом переход женщины в жену априори предполагает превращение в мать. На это указывает даже этимология слова «жена», возникшее, видимо, от древнеиндийского слова janis (рождающая), и перешедшая в общеславянские языки как gena (жена). Только в этом случае формальное единство становится реальным единством, или формальная семья становится реальной семьей. Но на этом процесс не заканчивается. Превращение мужа и жены в отца и мать означает появление новых целостностей (мужчины и женщины), которые в свою очередь, фрагментируясь в части (мужа и жену), воссоздают на новом витке новую семью, и так без конца.

Эти метаморфозы очень наглядно демонстрируют работу законов диалектики. Если присмотреться к нижеприведенной схеме, то мы увидим, что по вертикали схвачен закон единства и борьбы противоположностей, по горизонтали — закон отрицания отрицания, а закон перехода количества в качество иллюстрирует каждое потомство относительно своих родителей.

Выше представлено философское осмысление становления семьи с помощью системной логики. Совершенно естественно, что своему образованию семья обязана социально-экономическим причинам, подробно расписанным в научной литературе XIX–XX веков. В ней же изложена причина неизбежности именно моногамной семьи, оказавшейся исторически перспективной. Там же, где сохранилось многоженство, многомужество или еще более ранние формы семьи, характерные для периода дикости и варварства, народы и даже государства исчезли с мировой арены или существенно отставали в своем развитии. Во Вступлении я упоминал цифры о резко возросшей средней продолжительности жизни человечества со времен утверждения моногамии. Здесь уместно добавить и цифры об абсолютном увеличении народонаселения, связанным с формами семьи. Так, у индейцев обеих Америк моногамной семьи не существовало. На начало в. н. э. их общая численность была равна 4,4 млн чел. К 1600 г. Численность населения выросла до 11,5 млн чел. У племен Австралии и Океании население за те же годы выросло с 250 тыс. до 500 тыс. чел. То есть и в том, и в другом случае приблизительно в два раза. В то время как в Европе и в Азии население увеличилось в три раза: в первом случае с 31 млн до 100 млн чел., во втором — со 115 млн до 375 млн (а в одном Китае с 50 млн до 150 млн чел.).

Конечно же, на подобную динамику влияло и множество других факторов. Однако наличие или отсутствие моногамной семьи, помимо того, что она определяла возникновение этих «других» факторов, само по себе было важнейшим фактором увеличения населения. Это утверждение подтверждается нынешней ситуацией в развитых странах, о которой речь впереди.

- - - - -

Итак, почему именно моногамная, или, как иногда говорят, нуклеарная семья оказалась перспективной?

На фундаментальном уровне ответ на этот вопрос коренится в экономической плоскости. С победой частной собственности утвердилась и победа моногамной семьи. С этого периода «семейный строй полностью подчинили отношения семейной собственности». Это как бы базовая сторона моногамной семьи, которая обычно не очень акцентируется буржуазной наукой, хотя и не оспаривается. Обычно предпочитают говорить о нравственных причинах, особенно философы, специализирующиеся на этике. С позиции морали о семье писал, например, уже упоминавшийся Фр. Кирхнер, точно так же как и датский философ Гаральд Гефдинг, книга которого была столь же популярна в свое время в России, как и немецкого ученого. Причем, главным источником, судя по содержанию их работ, у такого типа ученых была библия. Современные же социологи о происхождении моногамной семьи не особенно задумываются, сконцентрировав свое внимание на нынешних проблемах семьи, прежде всего психологических.

Правда, есть группа ученых, которые причину возникновения моногамной семьи усматривают не столько в экономике, сколько в политике. Это — социал-дарвинисты, образующие заметное течение в науке, за которым во второй половине XX века закрепилось название эволюционной психологии. У них действительно много достижений в развитии дарвиновской теории естественного отбора с позиции генетической науки. Проблемы же начинаются с попыток перенесения законов естественного отбора на мир человека (они постоянно сравнивают поведение животных, рыб, птиц с поведением человека). Метод в корне порочный и совершенно не научный, который приводит их к наивным рассуждениям, в том числе и в вопросах моногамии.

Так, Роберт Райт, обобщивший идеи современных неодарвинистов, подчеркивает, что полигамные общества более соответствуют природе человека, чем моногамные, о чем свидетельствуют и такие цифры: из 1154 обществ, существовавших и существующих в истории человечества, 980 были полигамными, а всего лишь 60 моногамными. Возможно, это и так. Но дело не в количестве, а в том, что «природа человека» менялась во времени, и наиболее развитыми обществами оказывались именно такие, где утвердилась моногамия. То, что было естественно в период дикости и варварства, стало менее естественно в период цивилизации. Эту историческую динамику неодарвинисты постоянно игнорируют, о чем косвенно свидетельствуют даже их внеисторические сравнения современных семей с семьями периода гомо эректус (1,5 млн лет назад) или с отсталыми современными племенами, скажем, с островов Тробриан в Меланезии.

А вот как объясняет Райт появление моногамии, опираясь на работы Ричарда Александера, Стивена Дж. С. Голина и Джеймса С. Бостера. Оказывается, в какой-то исторический момент в полигамных обществах женщина обнаружила, что муж-многоженец не в состоянии обеспечить две-три жены плюс детей. Чтобы муж не брал других жен, родительские семьи женщин начали выдавать избранным мужчинам приданое. Это стало устраивать и мужчин, поскольку-де такая система вносила элементы равенства между ними в том смысле, что теперь у каждого мужчины оказывалось только по одной жене, а не как раньше: у кого-то две, у кого-то три и т. д. Не случайно, дескать, из 7 % обществ, где утвердилась моногамия, 77 % оказывались с традициями «приданого». Общий вывод: «Приданое есть продукт рыночного неравенства, спаявший супружеские отношения; моногамия, привязавшая каждого мужчину к одной жене, искусственно делает обеспеченных мужчин ценным товаром, и приданое есть цена, заплаченная за это» (р.96). Таким образом, мужчина сдается в плен одной жене за ее приданое.

Вроде бы экономика, правда, очень странная. Но как уже отмечалось выше, сюда вплетается и политика. В такой «сдаче» неодарвинисты видят и развитие демократии, т. е. равенство: у всех мужчин по одной жене. Райт не случайно акцентирует внимание на том, что в иерархических обществах, особенно деспотического типа, господствовала полигамия, сохранившись по настоящее время в недемократических обществах. Например, король племен зулу монополизировал более сотни жен, в обществе инков их начальники в зависимости от ранга имели от 6 до 30 жен, а один император Марокко владел 860 женами, которые родили ему 888 детей. В демократических же обществах моногамия сопровождалась более широким распределением политической власти. В результате «конечная ширина (видимо, этой власти. — А.Б.) определялась формулой: один мужчина — один голос и один мужчина — одна жена» (р. 99). И главный вывод, вытекающий из объяснения неодарвинистов: «Исходя из человеческой природы, моногамия есть прямое выражение политического равенства среди мужчин» (там же).

Спорить с такими авторами так же бессмысленно, как и опровергать бред астрологов о том, что не вовремя упавшая звезда в галактике Андромеда послужила причиной распада СССР. Привел же я их рассуждение только затем, чтобы читатель знал, что среди тех, кто подвизается в науке, шарлатанов ничуть не меньше, чем в лженаучных дисциплинах (НЛО, парапсихология и прочая бредология).

Справедливости ради следуют отметить, что вышеприведенные рассуждения не характерны для большинства неодарвинистов по той простой причине, что они просто не вторгаются в область общественных отношений. Они даже отказываются использовать термин «социобиология» (это все равно что социофизика или социохимия), предпочитая другие названия для своего направления, например, дарвиновская антропология, поведенческая экология, эволюционная психология и т. д. И все же среди них находятся и такие, которые пытаются смешать «сапоги с яичницей» обычно в угоду «демократической» идеологии. Естественно, они не осознают, что тем самым они дискредитируют все направление, относящееся к эволюционной теории Дарвина. Возможно, единственный прок от такого вида работ можно усмотреть в том, что они содержат богатый фактический материал, который часто опровергает их собственные же теории. Этим материалом мы и воспользуемся по мере надобности в дальнейшем.

 

Любовь + моногамия = монофилогамия

Оставляя в стороне экономические причины возникновения моногамии, которые, повторяю, лучше Энгельса никто не описал, я хочу обратить внимание на самую неуловимую и в то же время важную этическую сторону моногамии, а именно: любовь.

Но для начала я еще раз обязан отмежеваться от популярной среди философов и неодарвинистов точки зрения о том, что «любовь между мужчиной и женщиной, оказалось, имеет природную основу». Отсюда, дескать, и произошла моногамная «парная связь» (pair-bonding). Почему-то им в голову не приходит, что «парная связь» существует и у гиббонов, хотя вряд ли можно считать, что это произошло «по любви». Любовь — это не биология, а человеческое чувство, т. е. понятие общественное. Но даже и в этом случае любовь (romantic love) не является, как полагает, например, Ёни Харрис из университета Калифорния (Санта Барбара), «универсальным явлением для человека» (там же, р. 397). При этом обычно имеется в виду, что любовь как бы генетически заложена в человеке. Возможно, через несколько миллионов лет в человеке и появится ген «любви», но на данный исторический момент его нет. Любовь не просто явление общественное, но и историческое, возникшее одновременно с формированием именно моногамной семьи (да и то не сразу), история которой насчитывает не более трех тысяч лет.

Вспомним, когда Платон в «Пире» устами Сократа разбирает понятие эроса (в качестве половой любви), в его сферу входили мальчики и женщины, причем женщины не столько семейные, сколько гетеры, т. е. любовницы и проститутки. Это означает, что в начальной стадии развития моногамной семьи эротическая любовь была редкостью, скорее исключением. В ней, как справедливо отмечал Н. Бердяев со ссылкой на Энгельса, царили хозяйственные отношения. Сам же Энгельс писал: «Она (моногамия. — А.Б.) отнюдь не была плодом индивидуальной половой любви, с которой она не имела абсолютно ничего общего, так как браки по-прежнему оставались браками по расчету. Она была первой формой семьи, в основе которой лежали не естественные, а экономические условия — именно победа частной собственности над первоначальной, стихийно сложившейся общей собственности» (с. 68).

Половая любовь как страсть, как высшая форма полового влечения в зародышевой форме начала развиваться на развалинах Римской империи, и весьма часто не столько внутри моногамной семьи, сколько наряду с ней и даже вопреки ей, что было описано в средневековой рыцарской поэзии.

К продолжению рода половая любовь на данной стадии отношения не имела. В таком качестве она начала выступать внутри моногамной семьи на новой исторической фазе — при капитализме, да и то не во всех слоях населения.

Что же явилось причиной возникновения половой любви? Ее главной причиной явилась свобода, свобода выбора, которую ей дал капитализм. Именно поэтому другие формы любви (патрофилия, просто филия), хотя и требуют осознания, но менее требовательны к свободе, поскольку им никто не препятствовал. Подлинная же любовь между полами имела множество ограничений. Достаточно вспомнить жесткие ограничения на женитьбу монархов и аристократической верхушки периода средневековья. Хотя у них сохранялась масса лазеек, чтобы обойти моногамию, которая, как справедливо отмечалось многими, по существу была моногамией для женщин, но полигамией для мужчин.

Ограничения, главным образом, касались женщин. И только по мере развития капитализма они начали получать свободу, в том числе и свободу выбора. И по данному вопросу Кант и другие предвестники капиталистической эпохи справедливо указывали на свободу как первичное условие подлинной любви. Но даже при капиталистическом обществе эта свобода распространяется не на всех. Фромм, например, полагал, что в современном западном обществе любовь проявляется как «маргинальный феномен», как исключение неконформистских индивидуальностей. Энгельс в отличие от него более четко указывал, кто имеет реальную свободу «на любовь». Он писал: «Половая любовь может быть правилом в отношении к женщине и действительно становится им только среди угнетенных классов, следовательно, в настоящее время — в среде пролетариата» (с.74).

Энгельс, конечно, преувеличивал, поскольку подлинная любовь, помимо свободы, требует высокой степени самосознания, которое вряд ли было достаточно развито среди пролетариата XIX века. Многое изменилось с тех времен. Но суть Энгельсовской мысли все-таки верна. Она постоянно подтверждается и современной практикой, которая будет показана в соответствующих главах.

Здесь же надо выяснить другое: почему связка любовь и моногамная семья по естественным и объективным причинам служит увеличению дельты жизни?

Во-первых, моногамная семья сама по себе, даже и без любви, благодаря своим (экономическим) свойствам ускоряет увеличение населения. Следовательно, у человечества как вида в процессе своего продления расширяются возможности осуществлять лучший выбор наиболее приспособленных, наиболее адаптивных потомков. И это — не социал-дарвинизм, исходящий из объективного хода естественной эволюции органического мира, а такой процесс, который основан на понимании естественных законов и закономерностей природы и человеческого развития.

Во-вторых, и любовь даже в ее «чистом» виде, т. е. без семьи, как было показано в первой главе, увеличивает силу субъектов любви, в том числе, когда речь идет о любви между мужчиной и женщиной.

В-третьих, высшим благом для человека является бессмертие, которое возможно через рождение себе подобных. Если это так, то, соединив моногамную семью с любовью, мы получаем устойчивую структуру, обеспечивающую реализацию главной мечты человека — путь к бессмертию, по крайней мере, человеческого рода. Безусловно, это метафора. Но, в соединении с другими аспектами общественного развития, она может стать реальностью, соответствующей требованиям увеличения дельты жизни, идеальным вариантом которой как раз и является бессмертие. На эту стратагемную цель человечества и «работает» соединение моногамной семьи с любовью в новом явлении, для которого подходящим словом может быть монофилогамия (досл.: однолюбобрачие), или монофилогамная семья. Такого типа семья качественно на порядок выше обычных моногамных семей, которые, повторяю, могут существовать и без любви. Она выше хотя бы потому, что любовь встроена в структурную систему, а любая структура более устойчива и живуча, чем неструктурированные связи. Любовь здесь становится как бы ядром семейной структуры с присущей ей устойчивостью и увеличенной силой.

Эту идею, хотя и выраженную другим языком, я нахожу в одном из суждений Гегеля, который, по-моему, первый из всех предшествующих философов увидел большой смысл любви именно в сочетании с семьей. Он писал: «Семья как непосредственная субстанциональность духа имеет своим определением свое чувствующее себя единство, любовь, так что умонастроение внутри семьи состоит в обладании самосознанием своей индивидуальности в этом единстве как в себе и для себя сущей существенности, чтобы являть себя в ней не как лицо для себя, а как член этого единства».

Теперь пора разобраться в том, каким образом «субстанциональность духа» семьи, пребывающей в любви, превращает ее участников в двигателей прогресса, какие метаморфозы они претерпевают, чтобы реализовалась идея человеческого бессмертия.

Для этого попробуем формализовать высказанные выше суждения, чтобы нагляднее объяснить, почему монофилогамная семья выше моногамной. Сразу же хочу оговориться: приводимые ниже формулы воспроизводят чисто теоретические конструкции, предполагающие 1) любовь-эрос без семьи (о ней говорилось в 1-ой главе), 2) моногамную семью без любви-эроса, но с любовью-агапэ (надеюсь, читатель уже усвоил значение этих терминов), 3) монофилогамную семью, вбирающую в себя все виды и формы любви.

Конечно же, в реальной жизни можно встретить много других вариантов любовно-семейных отношений. Но я выбираю основные типы (по крайней мере постоянно обсуждаемые в соответствующей литературе) и представляю их как модели, отражающие тенденции. Итак, прошу внимательно вглядеться в нижеприведенные формулы.

М — мужчина, Ж — женщина, С — семья, Л — любовь.

Из этих незатейливых формул можно вывести любопытные умозаключения.

Первую формулу я пропускаю. Она подробно была разобрана в 1-ой главе. На всякий случай только напомню основной вывод анализа: реализация любви-эроса при всех ее недостатках тем не менее улучшает качество личностей влюбленных.

То есть она связана с категорией качества.

Вторая формула раскрывает внутреннюю суть моногамной семьи, которая на протяжении многих веков обходилась без любви-эроса. Думаю, что и в настоящее время таких семей большинство, особенно в тех странах, где сохранились патриархальные социальные отношения, которые как сегмент неплохо уживаются и в развитых буржуазных государствах. Ярчайший пример — Япония. Моногамная семья, помимо своих хозяйственных функций, выполняет также и свое главное предназначение — продолжение рода именно через структурированную ячейку общества. В результате в семье, даже без эротической любви, происходит усложнение, а значит и обогащение личности за счет трансформации мужчины и женщины в мужа и жену (формальная семья) и дальнейшую трансформацию в отца и мать (реальная семья). Каждое звено как целостность, обладающая собственной силой, усиливает и ее части. Кроме того, каждое звено в совокупности сильнее предыдущего звена. Но в этой формуле наиболее важной составляющей является следствие — ребенок, означающее, как минимум, простое количественное воспроизводство потомства. На этой стадии в полную силу вступает в свои права вариант любви агапэ — жертвенность, самоотдача, забота — все ради семьи и ребенка. Моногамная семья количественно работает на дельту жизни.

Третья формула — монофилогамная семья — воспроизводит метаморфозы мужчины и женщины при соединении любви-эроса с моногамной семьей. На этой стадии любовь-эрос встраивается в семью, в которой доминирует любовь-агапэ. Происходит двойное усиление всей цепи, а значит и усиление личностей в каждом из звеньев, поскольку они усложняются за счет удвоения функций, меняющих их качество. Это новое качество я бы назвал старым словом филия, но с новым содержанием: филия — не как любовь-дружба (греческий вариант), а как любовь-рассудок, вбирающая в себя и эрос, и агапэ. Тогда филия преобразует две первые формулы в новую формулу семьи — монофилогамия, или монофилогамную семью как наиболее устойчивую структуру и в наибольшей степени отвечающую требованиям увеличения дельты жизни человеческого рода.

И как следствие. Во-первых, в устойчивой, монофилогамной семье совершенно иначе воспитывается ребенок. Качество его воспитания априори превосходит качество воспитания в моногамной семье, где любовь между мужем и женой не обязательна. В такой семье происходит не простое воспроизводство потомства, а качественное воспроизводство. Это подтвердит любая практика: дети выросшие в семьях без любви отличаются от тех, кто рос в любящей семье.

Во-вторых, в такой семье родители сохраняют и увеличивают свой личностный потенциал за счет соединенной любви-эроса и любви-агапэ, в результате чего происходит двойное усиление личностей. Это означает, что они качественно сильнее и вне семьи, не просто как отец и мать, но и сами по себе как индивидуумы. Такие личностные качества обычно отсутствуют у супругов в просто моногамной семье. Таким образом, монофилогамия — это своего рода модель идеальной семьи, к которой необходимо стремиться. Поскольку она не только количественно продляет человеческий род, но и улучшает его качество.

При всем этом необходимо иметь в виду одну сверхважную особенность. Монофилогамия — это модель; она, как сказали бы философы, дана in potentiality (в потенции). Чтобы она превратилась в реальность, нужно овладеть не только искусством любви, но и искусством управления семейной жизнью. Для этого нужна воля, оплодотворенная знанием и пониманием — пониманием смысла жизни.

* * *

Любовь, таким образом, не застывшее, а динамичное понятие, постоянно отражающее трансформацию взаимоотношений внутри семьи: мужа и жены, отца и матери, личности и личности. Тем не менее, семья, даже в ее монофилогамной форме, вряд ли выдержала бы испытание перед историческим временем, если бы не приобрела статус брака. А здесь уже вступают в свои права другие явления, в которых настала пора разобраться.

 

Брак и государство

Брак — это юридическое оформление семьи в качестве общественного института со специфическими правами и обязанностями перед обществом и государством. Брак и семья не являются синонимами, как считают некоторые. На это указывают даже различные слова, обозначающие два различных явления. Превращение семьи в брак одновременно сопровождается трансформацией мужа и жены в супруга и супругу. В нижепредложенной табличке обращает на себя внимание то, что в системе «семья» два образующих ее субъекта обозначены разными словами («муж» и «жена»), а в системе «брак» — одинаковыми («супруг» и «супруга»).. Такая трансформация означает «повернутость» брака как единой структуры вовне, на его взаимодействие с обществом. Он выступает как целостность по отношению к обществу, в котором внутренние структурные различия не имеют особого значения. То есть это институированный общественный организм. В семье же, как ячейке-внутри-себя, эти различия важны, что и отражено в разных словах «муж» и «жена». Исключениями являются «греческая и латинская строки», возможно, по той причине, что в те времена «брак» не получил еще должной институциализации, хотя уже слово «conjunx» в «латинской» строке намекает на то, что такой процесс начался.

С этой точки зрения интересно и само слово «семья». На мой взгляд, опять же не случайно, в европейских языках это слово женского рода, а слово «брак» — мужского рода (кроме немецкого языка). Смысл заключается в том, что даже грамматика утверждает, что в семье центральной фигурой является женщина, а в браке — мужчина, поскольку именно он (так уж сложилось исторически) прежде всего представляет семью перед государством и обществом.

Разница еще заключается в том, что семья может существовать без брака, в то время как брака без семьи не существует, поскольку он является рефлексией именно семьи и по поводу семьи. Брак — более позднее образование, чем семья, и его функцией является регламентация внутрисемейных отношений и отношений семьи как целостности с государством. Формы этой регламентации в различные периоды истории и в различных странах могут широко варьироваться, но есть некоторые моменты, которые характерны для всех времен и народов, т. е. такие, которые отражают всеобщее.

Одним из главных таких моментов, отражающих всеобщее, является регламентация семейного имущества, а в классовом обществе — собственности. В буржуазном обществе имущественная компонента брака является центральной, определяя место и положение как самих супругов в семье, так и семьи в обществе. Пороки и достоинства частной собственности, в том числе и в семейной сфере, достаточно широко описаны как в художественной, так и научной литературе, поэтому этой сферы я касаться не буду. Здесь меня интересуют другие компоненты всеобщего, которые тоже, хотя и затрагивались в литературе, но, как мне кажется, без должного научного обоснования.

Выше я писал, что монофилогамная семья создается на основе любви. Но любовь явление изменчивое. К тому же, «на любовь закона нет». А на брак есть. Брак отрезвляет чувства, приводит их к упорядоченности: в буржуазном обществе в виде брачного контракта или договора, в социалистическом — в виде добровольного обязательства, которое довольно детально прописывается в различных законодательных положениях о семье и браке. В теории брак не означает «конца» любви. Брак просто вооружает любовь законодательными правами, обеспечивая ей своего рода защиту от превратностей судьбы. У Гегеля, по-моему, эта же мысль, но выражена иначе: брак «есть правовая нравственная любовь; тем самым исключается все преходящее, зависящее от настроения и просто субъективное» (с. 210).

Тем не менее одной любви, даже «нравственной» было бы недостаточно для удержания семьи в браке. В принципе любовь без брака — это своего рода резерв для отступления, в такой любви уже присутствуют элементы расчета, а значит — это уже не любовь. Как совершенно справедливо пишет христианский писатель Ларри Кристенсон со ссылкой на Дитриха Бонхеффера, «брак — это нечто большее, чем ваша любовь друг к другу… Ваша любовь принадлежит только вам, но брак не является лишь чем-то личным: это положение, которое обязывает, это — служение». Он, конечно, имел в виду «служение» богу. На самом деле, это служение человечеству… через рождение себе подобных. Другими словами, рождение детей — это не просто «игра любви», это обязанность семьи, в исполнении которой заинтересовано и государство, и весь род человеческий.

Но дело не только в рождении детей, но и в их воспитании. Для этого требуется длительное время (по закону, как минимум до совершеннолетия). Брак же вынуждает родителей исполнять свой долг-служение, опираясь на законы о семье и браке.

Другая важная сторона брака: он фиксирует семью как целостность, отделяет пару мужа-жену от пары мужчина-женщина (например, как сожителей). В последнем случае главное — это удовлетворение сексуальных потребностей без функций или обязательств, налагаемых браком. Сожительство и семья — совершенно разные формы взаимоотношений с совершенно разными последствиями для общества. Сожительство — это возврат в эпоху дикости, т. е. скачок назад через цивилизацию и даже эпоху варварства (разделительные понятия в истории развития человечества). К негативной стороне этого явления я еще вернусь.

Но здесь необходимо обратить внимание на то, что законы о браке выполняют еще одну крайне важную функцию: удержать человека от противоестественного поведения и действий. В данном случае речь идет о таком все более и более распространяющемся явлении, как гомосексуализм (гейство и лесбиянство), о чем вскользь было упомянуто выше. Это сексуальное извращение, видимо, сопровождало всю историю человечества, против чего в свое время выступала религия. В библии, например, было ясно сказано: «Не ложись с мужчиной, как с женщиной, это мерзость» (Левит, глава 18, 22). Это мерзость не только с нравственной точки зрения, но, прежде всего, с точки зрения сохранения человеческого рода. Когда на этой мерзости настаивают религиозные служители, более того, покровительствуя и сами, становясь подобными, то это еще и извращение духа. О какой вере может идти речь? Это распутство, принимающее угрожающие масштабы, между прочим, и прежде всего, среди, так называемых, верующих. Брачные положения в большинстве стран, к счастью, на стороне природы и воспроизводства жизни. Однако, как уже отмечалось выше, в некоторых наиболее «продвинутых» странах, таких как Бельгия, Канада, Голландия, Швеция, Испания (не исключено в самом ближайшем будущем, и Англия), законодательство в брачном вопросе пошло на поводу «продвинутых»: появились положения, узаконивающие брак между однополыми. Расплата неизбежна.

У брака есть еще одна положительная сторона, которая составляет всеобщее: становление личности. Речь пока идет не о детях, а о самих супругах. Длительность семьи, как уже говорилось, не может постоянно поддерживаться чувством любви, хотя любовь постоянно находит опору в браке. Сохранение семьи требует более устойчивого чувства и им, на мой взгляд, является уважение друг к другу. Уважение — это уже понятие социальное, более устойчивое, чем психологическое понятие любви. Уважение отражает отношение к человеку не просто как к отцу-матери твоих детей. Оно вызвано отношением к человеку как личности в целом, его положению не только в семье, но и в обществе. У мужчин личностные характеристики определяются в большей степени статусом во внешней социальной среде, в то время как достоинства женщины в силу ее женской сути больше связаны с домом, семьей.

Я в этой связи вновь не могу не процитировать Гегеля, поскольку его суждения очень совпадают с тем, о чем я писал в главе о мужчине и женщине. Гегель пишет: «…действительная субстанциональная жизнь мужчины проходит в государстве, в области науки и т. д. и вообще в борьбе и в труде, в отношениях с внешним миром и с самим собой, так что он завоевывает самостоятельное единение с собой только из своего раздвоения; спокойным же созерцанием и чувством субъективной нравственности он обладает в семье, где женщина имеет свое субстанциональное назначение и в этом пиетете свою нравственную настроенность» (с. 215). Поэтому разумная жена не станет требовать от мужа равных прав по ведению домашнего хозяйства, постоянно заставляя его мыть посуду или еще что-нибудь в этом роде. На Западе чуть ли не все женщины помешались на «кухонном равноправии» до такой степени, что мужчины превратились в домохозяек, теряя свои мужские качества. Его функции заключаются совсем не в том, чтобы уметь готовить, шить и ухаживать за детьми, а в том, чтобы создавать такие условия, при которых жена с охотой будет выполнять свои естественные обязанности, в том числе и вышеприведенные.

 

Воспитание детей

Естественно, особое значение в семейно-брачных отношениях имеет воспитание детей. Уже говорилось, что реальная семья состоит из матери, отца и детей. Свое продолжение родители находят в продолжающих друг друга поколениях. Брак, в этом случае, вносит в семью систему взаимных обязательств между родителями и детьми. Государство, по крайней мере, теоретически, должно стоять на защите всей семьи, включая особую защиту детей. Существует целая система узаконенных и неписаных правил, которыми должны руководствоваться родители и дети в отношениях друг с другом. Они широко варьируются от страны к стране. Тем не менее, как справедливо считают многие: главное не родить ребенка, а воспитать (на самом деле главное и то, и другое). На мой взгляд, оптимальные варианты воспитания детей выработаны в Японии. С таким суждением кто-то согласится, а кто-то нет. Судья — конечный результат: там самая высокая средняя продолжительность жизни в мире при умеренном росте населения. О системах воспитания в Западных странах говорить не приходится, поскольку эти системы различны для разных классов и слоев населения.

Как бы то ни было, но суть воспитания детей в любом государстве сводится к тому, чтобы к своему совершеннолетию дети обладали качествами гражданина, соответствующими интересам своего государства. Естественно, качества гражданина различных государств могут существенно отличаться. Скажем, высшее образование, как один из элементов «качества», среднему гражданину, скажем, Бурунди или Папуа — Новой Гвинеи может и не понадобится, точно так же как умение разводить костер или стрелять из лука гражданину Англии. Этим примером, я хочу только подчеркнуть, что нет универсального воспитания, а есть некая воспитательная «корзина» — особенная для каждой из стран. И все же в этой «корзине» должно быть несколько элементов, необходимых для любой страны, т. е. такие элементы, которые отражают всеобщее.

На первое место я поставил бы физическое здоровье детей, без чего все остальные «элементы» потеряли бы смысл. Оно зависит не только от общей системы здравоохранения, но прежде всего от культурно-образовательного уровня самих родителей. Признаком неграмотности родителей является, например, укачивание грудного ребенка, в том числе и в коляске (характерное для русских). Этот своеобразный способ «вытрясывания мозгов» приводит к нарушениям механизма работы вестибулярного аппарата и противоестественной стимуляции энергетических биопотоков в коре головного мозга. Последствия — требуемый искусственный допинг, который может в будущем выражаться многими негативными проявлениями. Или сосание соски «до школьного возраста» (характерное для Западной Европы) не только деформирует зубочелюстную конструкцию рта, но, самое важное, в целом тормозит развитие мыслительных потенций ребенка — вывод, который любой разумный может сделать сам на основе элементарной логики. Родители обязаны владеть базовыми научно-обоснованными знаниями в области питания, закалки и физкультуры. Физическое и психическое состояние детей — это отражение образованности самих родителей.

Вторым «элементом» является определенный уровень знания, соответствующий стандартам той или иной страны. А это такой объем, который позволяет совершеннолетнему начинать самостоятельную жизнь без опоры на родителей. Родителей же, пестующих своих детей до седых волос, следует считать несостоявшимися.

Третьим «элементом» является мораль. Следует считать несостоявшимися также и тех родителей, которые не смогли в своих детях выработать набор нравственных качеств, позволяющих им, в конечном счете, четко отличать добро от зла и «что такое хорошо и что такое плохо». То, что по словам Кирхнера, называется «воспитать истинную человечность». Непонимание критериев нравственности в результате неизбежно обернется преступлениями перед обществом.

Четвертым «элементом», на мой взгляд, является эстетическое воспитание, которое позволяет отличить прекрасное от безобразного (уродливого). Как ни странно, дети, еще не обремененные ложными представлениями, лучше взрослых чувствуют различия между «красиво» и «некрасиво», пока им не внушат, что так называемый абстракционизм или конструктивизм имеет отношение к искусству (как виду художественной деятельности, а не ремеслу).

В свое время Оскар Уайльд утверждал, что эстетика выше этики, красота выше добра. На самом деле это не так. Я мог бы через ряд логических ступеней доказать, что эстетика и этика — одно и то же. Тот, кто не может отличить красивое от некрасивого, не сможет отличить и добра от зла. И это будет значить, что его образование ложно, а, следовательно, жизнь и деятельность этого человека будет наносить вред обществу.

Таким образом, физическое здоровье, знания, мораль и эстетика — вот четыре столпа, определяющие суммирующий результат качества воспитания детей.

Безусловно, итоговый результат зависит не только от родителей, но и от государства, в котором семья живет. Доля ответственности государства зависит от типа и формы государства, которые также варьируются от страны к стране. Тем более, что они могут различаться формационно: феодализм, капитализм и социализм (ныне существуют все указанные формации). В этой связи уместно привести одно любопытное изречение Диогена Лаэртского, который писал, что «…пифагореец Ксенофил на вопрос, как лучше всего воспитывать сына, ответил: «Родить его в благозаконном государстве». В каком государстве лучше воспитывать детей — тема специального исследования. Но на него можно ответить, исходя из критериев прогресса, дельты жизни, о которых говорилось в начале. И такими критериями, повторюсь еще раз, являются рост населения и средняя продолжительность жизни.

В связи с воспитанием детей постоянно возникают вопросы о способах и методах воспитания, а среди них всегда остро стоит вопрос о наказании детей. И здесь Запад всех переплюнул, доведя все до абсурда. Дескать, детей нельзя наказывать, надо воспитывать только любовью и лаской. В некоторых странах, например в Англии, в Канаде, существуют законодательные положения о праве детей подавать в суд на родителей в случае их наказания. Результаты налицо: в газетах только и читаешь, как «ласковые» дети убивают то своих родителей, то учителей, то друг друга. Запад, который кичится верой в бога, почему-то постоянно игнорирует предписания своего Господина, который на страницах библии не раз и не два напоминает о розгах как орудии любви. В Притчах Соломоновых, например, говорится: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» (Притчи. 13:24). И вот как толкует это предписание Ларри Кристенсон: «Дисциплина, предписанная Богом нам, Его земным детям, рассчитана на внушение страха. И это не означает поражения любви или отказа от нее. Но страх действует как катализатор любви. Тот, кто больше боится Бога, больше и любит Его. Если же Бог, совершенный Отец, воспитывает Своих детей, внушая им страх, то и мы в обращении со своими детьми должны следовать тому же принципу» (р. 101–102). В религии, таким образом, в наказании видят взаимосвязь страха и любви: чем больше страха, тем больше любви. Но поскольку на Западе наказание детей почти повсеместно отменено, поэтому, видимо, у них начала исчезать и любовь к богу. На самом деле наказание — это воспитание ответственности детей за свои поступки. Без наказания у детей вырабатывается комплекс вседозволенности — зародыш последующих преступлений. Цель наказания — не выработка страха, даже перед царем небесным, а формирование человеческой нравственности.

Наказание, которое может принимать многообразные формы, а не только в виде «розги» — это укрощение природы, которая сохранена в человеке, особенно в его предсознательном, т. е. детском состоянии. Поэтому целью воспитательного наказания является дисциплина, приобщение детей к принятым формам поведения в обществе и подчинения законам общества.

Конечно же, в наказании, как и во всем, должна быть мера, и для каждого ребенка эта мера индивидуальна. Задача родителей заключается в том, чтобы эту меру четко осознавать.

Наконец, самый острый вопрос: кто из родителей несет наибольшую ответственность за воспитание детей. Самый глупый ответ: оба несут равную ответственность. Самый мудрый сформулирован в японской поговорке: в воспитании детей матери принадлежит семь долей, а отцу — три.

О равноправии родителей громко заговорили после Второй мировой войны. И в XIX, и в начале XX века, не говоря уже о более ранних периодах, эта тема не вызывала споров. Она была ясна как божий день. Но в связи с успехами феминизации и вообще эмансипации женщин все больше и больше к воспитанию детей стали приобщать мужчин, в том числе и в совершенно искореженных формах. Мужчины освоили купание, качание, выгуливание, стирание и т. д. И многие из них действительно превращаются в «женщин-мам». До идиотизма доходят «совместные роды», когда муж должен присутствовать при родах жены, как бы переживая с ней ее страдания при родах. А чтобы не было совсем страшно в сопереживатели заодно приглашаются все родственники и друзья вместе с собачками и кошками (сам видел по телевизору).

Сторонники «материнизации» отцов не осознают, что стирание границ между материнскими и отцовскими ролями прежде всего пагубно сказываются на самих детях. Если мать боксирует на ринге и прыгает с парашютом, а отец моет посуду и купает детей, то дети перестают понимать, что такое женщина и что такое мужчина. Тенденция уже наметилась, и как отмечают многие психологи, «многие девочки и мальчики путают собственные роли». Но такой тип поведения губителен и для самих родителей, поскольку нарушаются природные различия между мужчиной и женщиной, формирование некоего «оно», что есть тупик человеческого рода. Наоборот, семья как раз должна культивировать различия между мужчиной и женщиной, а не сглаживать их. Причем различия не только природные, но и личностные.

Мать в силу природных, психических и психологических качеств обязана уделять детям, особенно в самые ранние годы, значительно больше внимания, чем отец. Это не значит, что отец должен оставаться только в роли созерцателя. Наоборот, за ним сохраняется, может быть, более важная роль — роль координатора и исправителя ошибок матери. Это неизбежно опять же из-за природных качеств женщины: иррациональности, большей чувствительности, неразумности (слепая любовь) и т. д. — совокупность характеристик, препятствующих оптимальному воспитанию. Отец должен помогать матери вырабатывать оптимальное воспитательное поведение в отношении детей, избегать массы глупостей, непоследовательностей. Функции отца, естественно, возрастают по мере взросления детей. Но главный воспитательный эффект отца связан не с тем, сколько времени он потратил на общение с детьми (что в разумных пределах необходимо), а с тем, какой личностью он сам является. Каков его статус в обществе, какова его деятельность и на что она направлена. В конечном счете, станет отец для ребенка примером для подражания или отторжения. Это — одна сторона воспитательного процесса.

Поскольку мать в силу своей природной обязанности должна проводить с ребенком большую часть времени, встает вопрос и о самой матери. Все, что она произнесет, все, что отдаст, все впитается ребенком, как губкой. Как говорится в японской поговорке: у лягушки и дети лягушки. А имея в виду непростые условия адаптации детей в современном обществе, следует признать, что современная мать должна быть высокообразованной женщиной. Ныне воспитание по старинке: накормить-одеть или просто «поставить на ноги» явно не достаточно. Мать уже в самые ранние годы обязана многому научить ребенка: не столько даже дать практические знания, сколько воспитать тягу к знаниям и творчеству. Для этого, повторяю, она сама должна знать очень многое. Кроме того именно на ней лежит обязанность формирования характера детей, воспитание этических норм и эстетического представления о красоте. От этого зависит, вырастет ребенок обывателем или личностью. Как пишет Кирхнер, хотя «женщины не создали образцовых произведений искусства, не сделали изобретений и открытий, но они воспитали великих и добродетельных мужчин и женщин, а это заслуга даже больше» (с. 201) И он совершенно прав, говоря о том, что великие мужи человечества своими успехами обязаны своим матерям, называя Кромвеля, Гете, Шиллера, Веллингтона. К этому списку можно добавить очень и очень много великих имен.

В связи с этим возникает и такой вопрос: в каких пропорциях матери надо делить время между воспитанием детей и собственной работой/профессией. Вопрос искусственный, т. к. в первые годы, по крайней мере в первые три-четыре года, приоритет должен быть отдан детям без всяческих оговорок. И мудрое государство признает это, создавая все условия для матери. Потому, что именно в эти годы формируется человек, а следовательно, определяется и будущее государства, а в конечном счете и будущее человечества.

Более сложный вопрос: а если сама мать неординарная личность — творец, актриса, писатель, художник, ученый, наконец? Кому приоритет: ребенку или творчеству? Судя по многим интервью и биографиям, большинство склоняется в сторону профессии, оставляя детей на нянь и подобные заменители. А дети — параллельно карьере или на втором плане. Такой подход означает элементарный эгоизм, свидетельствующий о недоразвитости женщины.

Хочу еще раз подчеркнуть, что все, услышанное и увиденное ребенком впитывается в него, как код жизни. Тип речи, привычки, зачатки мышления — все представляет собой «зеркало». Самые близкие, самые доверительные отношения закладываются в первые годы жизни ребенка и именно с теми, кто его окружает. Есть множество примеров, когда детей воспитывали животные. Такие дети лаяли, кусались, хрюкали. Они выжили по закону природы. Чтобы воспитать ребенка нужно личностное воздействие. «Карьерная мать» всегда останется просто хорошей знакомой, а не безусловной истиной для ребенка.

Правда, я знаю исключение — когда-то очень известную в Советском Союзе «хрустальную» актрису Елену Соловей, ныне живущую в США. Она «в ущерб» своей славе и звездности однозначно выбрала сторону детей. Для нее это даже не вопрос, а смысл. Ее женская суть — идеал женской природы. Вот ее маленький диалог с корреспонденткой:

— Но вы были звезда. Ваша карьера находилась на взлете…

— Я была просто актрисой, у которой счастливо сложилась судьба. Но никогда профессия не может быть главным в жизни. Жизнь — это главное. А, иначе, зачем дети, зачем семья?!

На самом же деле у крупной личности нет такой дилеммы. Личность отличается от простого человека тем, что она успевает все. Но это, правда, относится к типу идеальной женщины.

 

Идеальная жена и идеальная семья

Личность по определению антагонистична равенству. Равенство — удел обывателя, серости, массы. Для семейной женщины стать личностью значительно сложнее, чем мужчине. Что же ее делает личностью, а что идеальной женой?

Природная функция матери — родить, выкормить и воспитать ребенка. Отсутствие даже одного из этих компонентов, естественно, лишает женщину полноценного статуса матери, как бы мы ни называли на бытовом уровне одну родившую, другую выкормившую, третью воспитавшую ребенка. (Кстати, не кормящая мать, распространенное явление среди богатых паразиток, не является матерью.) А семейная функция жены — поддержание общественного статуса мужа. Это функции нормальной жены.

В нормальных социальных условиях женщине нет нужды проявлять какой-то «героизм», чтобы соответствовать в общем-то естественному стандарту. В Японии, например, если исходить из тех критериев прогресса и смысла жизни, которые я обозначил выше, процентов 90 замужних женщин являются нормальными. В обществах, исторически обреченных или находящихся на сломе исторического развития, нормальной женой быть значительно сложнее, и чтобы быть таковой, действительно необходимо проявить характер и даже героизм. Проявление этих качеств в ненормальных условиях нормальную жену превращает в идеальную. В истории наверняка было немало таких героических женщин, но мне сразу же на память приходит одно великое имя — Женни Маркс. Состоятельная баронесса, отказавшаяся от жизни, соответствующей ее статусу того времени, посвятила себя мужу и детям. Я не знаю великих людей, на долю которых выпало бы столько невзгод и неурядиц, сколько на семью Марксов, которые она мужественно преодолела. Думаю, что это было возможно прежде всего благодаря Женни, которая воспитала не только трех выдающихся дочерей-личностей, но и была опорой такого титана человечества, как Карл Маркс.

Мне вообще кажется, что семьи, изначально благополучные в материальном отношении, весьма хрупки и не крепки. В них нет совместного врастания мужчины и женщины в семью, превращения ее в неразрывное целое, где обе части (муж-жена) растворяются в целом. Но мы знаем, что любое целое состоит из частей. И в нашем случае у этого целого тоже есть части, только они переструктурировались: на одной стороне — муж-жена как единая часть, на другой дети — как части того же целого, что есть семья. Даже если территориально дети живут в другом месте, это не имеет значения. Если духовное единство, реализуемое всевозможными видами контактов, сохраняется, тогда сохраняется и семья.

К признаку идеальной жены (уже в смысле идеала, а не просто нормы) я добавил бы еще одну характеристику, на которую меня навеял образ одной женщины из эпохи советского социализма — Риты Копыловой из Риги. Я напомню: эта женщина родила и воспитала 10 (!) детей, стала доктором медицинских наук, сохранив идеальные отношения со своим мужем. Хотел бы надеяться, что эта большая семья до сих пор здравствует. Здесь я хочу подчеркнуть такое качество: эта женщина оказалась не просто женой, не просто многодетной матерью, но она сама стала личностью — крайне редкое явление при таком количестве детей. В истории, как известно, многодетных было немало. Но чтобы при этом выработать в себе качество личности — это уже редкость.

Уточняю: качество личности жены формируются той областью деятельности, которая выходит за пределы семейных отношений, т. е. профессией. Но профессией владеют практически все. Но не все достигают в ней вершин. Рита Копылова стала доктором медицинских наук, а это уже определенный признак самостоятельного научного статуса, в данном случае в области медицины. Этот статус выделяет Копылову как личность.

На мой взгляд, женский мозг все-таки бoльшие потенции имеет в искусстве и поэзии, так сказать, в тонких эйфориях-материях. Некоторые женщины достигали успехов на этих поприщах, успешно выполняя свои семейные функции. В качестве примера могу привести ту же Марину Цветаеву, безусловно, неординарную поэтессу (ординарных тысячи). Она была личностью, но не идеальной женой. А следовательно пара — Цветаева-Эфрон — не была идеальной семьей. И причиной этому была не Цветаева, а ее муж С. Эфрон, который сильно уступал ей в личностных качествах.

Из этого следует еще один сюжет: идеальная семья — что это такое?

- - - - -

Идеальная семья — это союз двух личностей, а не просто мужа и жены, отца и матери. В моей формулировке личность — это человек, деятельность которого направлена на реализацию общих интересов, каковыми могут быть интересы народа, государства или всего человечества. Последнее связано с деятельностью человека, привносящего в мир нечто новое, до него не существовавшее. Новое можно создать только в двух сферах человеческой деятельности: в науке и технике и в искусстве. Выразить себя как личность можно и в политике (сфера общественных отношений), но это больше относится к мужчинам.

Если в любой из обозначенных сфер муж и жена добились выдающихся результатов, они — личности.

Но для того, чтобы семью можно было назвать идеальной, необходим не менее важный компонент — дети, точнее, качество детей. Жизнь детей проявляется в их последующей деятельности в обществе, и, конечном счете, определяется через тот же самый критерий, применимый к оценке отдельной личности: что они сделали для продолжения человеческого рода. Первоначальной же их оценкой могут служить не только образовательные параметры, но и их моральные качества, среди которых самое главное — неприятие несправедливости в обществе.

Третий фактор идеальной семьи — это характер отношений между мужем и женой. Если их отношения способствовали тому, что каждый из них становился/стал личностью находясь в лоне семьи, то можно считать такую семью идеальной. Чтобы достичь такого состояния, необходима любовь, скрепляющая семью, и знания, делающие ее идеальной. В общем-то, не так и много.

 

Развод есть прекращение любви

Формально развод есть юридическая акция, прекращающая брачные отношения между супругами. Иначе говоря, происходит фиксация распада общественного института со всеми взаимными обязательствами между семьей и государством. В реальности расторжение брака фактически означает и распад семьи. Муж и жена вновь возвращаются в исходные состояния мужчины и женщины; они перестают быть родственниками.

При наличии детей сохраняются еще качества отца и матери как по родству, так и по налагаемым государством на них обязательствам перед детьми. Но ребенок или дети, остающиеся с одним из родителей, все равно не образуют семьи. Мать-одиночка или отец с детьми — не семья, поскольку по определению семья состоит из трех элементов: мать, отец, дети. Отсутствие любого из этих элементов меняет сущность целостности. Она фрагментируется в качественно иную целостность, для которой так и не подобрали адекватного термина. Но суть одна: отмена брака — это разрушение семьи. Поэтому рассуждения обывателя, что, дескать, брак — это простая «бумажка» совершенно не состоятельны. В этой «бумажке» сконцентрирован целый комплекс общественных отношений.

Совершенно не случайно против развода выступала и выступает религия, аргументируя это тем, «чтo Бог сочетал, того человек да не разлучает» (От Матф., 19:6). Так что все разводящиеся верующие своего бога не почитают и вся их религиозность есть элементарное лицемерие.

Против развода настроены и все государства. За последние десятилетия многие среди них, прежде всего западные государства, где проблема развода стоит особенно остро, ужесточили бракоразводный процесс. Ужесточение принимает различные формы, в том числе и путем увеличения расходов на развод. Тем не менее институт развода существует. И в этом тоже проявление инстинкта самосохранения государства. Брак, который перестал соответствовать своему предназначению, должен быть расторгнут. Обоснований для развода может быть множество. О некоторых из них речь пойдет в следующей главе. Здесь же есть смысл остановиться на причинах, так сказать, объективного характера.

Теоретически основной и единственной причиной развода может быть только прекращение любви между мужем и женой. Все остальные мотивы: измена, имущественные распри и дрязги по поводу так называемого равноправия в семье — это следствия конца любви. Как ни странно, с таким положением многие могут согласиться. Проблема же в том, что у всех разные представления о самой любви. Вряд ли кто размышлял над ней в том ключе, в каком она исследуется в этой работе. В русских словарях синонимов, например, слово страсть объясняется как «сильная, глубокая любовь»; с чувством любви среди «старорусских» ассоциируют жалость, терпение и т. д. Аналогичные определения можно найти в словарях и других наций. Поскольку нет научной основы для понимания этого «не научного» понятия, то нет и четкого критерия в оценке его. И как следствие, прекращение или отсутствие любви между мужем и женой не является причиной для развода. По крайней мере, это не аргумент в судах. На мой же взгляд, повторяю еще раз, прекращение любви — единственный повод для развода.

Другая проблема заключается в том, что у многих семей брак вообще не обязательно строится на любви. Дружба, привычка, удобство, дети и т. д., по мнению многих, более важные причины для создания семьи и сохранения брака, чем «мимолетная любовь». Некоторые во всем этом испытывают счастье. Но даже если семья не очень счастливая и если даже совсем несчастлива, то все равно надо терпеть «узы» брака ради перечисленных выше факторов. Богословы же вообще утверждают, что раз брак создан богом, то «некоторым людям надо нести на себе тяготы несчастливого брака. И это — меньшее зло, чем массовый развал семей, который мы наблюдаем в наши дни» (Christenson, p. 26). Я не исключаю, что Кристенсон прав, и все же несчастный брак — это несчастные дети, это — несчастные супруги.

Убедительным аргументом в пользу развода для суда является измена одного из супругов. Хотя это не причина, а следствие, тем не менее — это аргумент. Значительно хуже, когда супруги, зная об измене кого-то из них, не расходятся. Например, современные женщины из богатых «семей» терпят измены своих мужей, конечно же, не из-за детей, а чаще всего из-за имущества. Такого типа жена, смотрящая сквозь пальцы «на похождения мужа», не только не обладает чувством достоинства, но и просто не имеет человеческих измерений. К этой же категории относится и так называемый муж, окруженный любовницами и уверяющий, что он любит свою жену. Такая «норма» взаимоотношений характерна для определенного слоя общества, для которого сохранение «семьи» связано в основном с формальной необходимостью иметь некий статус, соответствующий стандартам его окружения. И в том, и в другом случае все равно мы имеем не семью, а извращенную пародию на семью, имитацию, суррогат.

Такие браки должны быть расторгнуты.

На мой взгляд, естественной причиной развода могут оказаться диспропорции в развитии супругов. Это проблема весьма серьезная. Самый часто встречающийся глубоко ошибочный вариант образования семьи, когда мужчина и женщина находятся на качественно разном уровне развития. Или после складывания семьи кто-то из супругов вырвался вперед в своем развитии, а другой отстал. Начинается взаимонепонимание, вызванное различным уровнем знаний, интеллекта. В таком браке не совпадают интересы, ценности, что естественно ведет подобную «совместность» к полному смысловому распаду. Закон разрушения в таких семьях работает сильнее, чем закон созидания. Жить с человеком, который не понимает сути деятельности другого, невозможно хотя бы уже потому, что сама эта деятельность должна оплодотворяться другой стороной. Иначе взаимообщение в семье будет сведено к домашнему хозяйству и воспитанию детей. При всей их важности исчезает главный стержень развития супружеской пары — становление личностей. Естественно, этот дисбаланс прежде всего осознает «продвинутая» сторона, которая обычно является инициатором развода. Но бывает и так, что более развитый член семьи не решается на развод (ради детей, привычек, мнения окружающих и т. д.). Он остается в семье. Через некоторое время происходит откат: он становится таким же, как и его/ее вторая половина, менее развитая сторона. Происходит деградация личности и семьи в целом. Это неполноценная семья. Таких браков очень много, но это тот случай, когда подходит второе значение слова «брак» в русском языке: брак с браком. Личность в таком браке полностью теряет свое качество уже потому, что добровольно избирает себе в ровню человека с обывательскими ценностями. Эсхил на этот счет дал ценный совет:

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

В капиталистических обществах все же главной причиной развода является собственность. Я уже говорил, что именно частная собственность послужила экономической причиной возникновения моногамной семьи. Эту мысль образно сформулировал канадский историк экономики Гарольд Адамс Иннес: «Собственность, подобно кровосмешению, держит семью вместе». Но эта же собственность разрушает семью, точнее, браки, точно так же, как само кровосмешение ведет к деградации потомков. В каждом номере любой газеты можно прочитать драматические рассказы о бракоразводных процессах из-за собственности. Для богатых кругов западного общества это нормальное явление, но к подлинной семье, о которой говорилось выше, такие разводы отношения не имеют. В этих сферах брак и развод — это фактически бизнес: слияние и разделение капитала. Красноречивое отражение разложения семьи, частной собственности и государства.

Посмотрим, как это происходит на практике.