— Вы, господин и госпожа, с ума сошли! — тихонько сообщила нам Софониба, войдя вслед за нами в воду и принимая от нас выкупанного в морских волнах карапуза, — Брррр! Зима же, а вы и сами плещетесь, и ребёнка туда же! Мне — и то холодно!

— Если хочешь быть здоров — закаляйся! — ответил я ей, — Голой задницей на лёд — и катайся!

Велия расхохоталась, а маленький Волний скуксился на руках у бастулонки и заверещал, просясь обратно в воду. Пришлось забрать его у неё и снова несколько раз окунуть — к его полному восторгу. Млять, весь в меня! Сам, насколько себя мелким помню, холода в воде не ощущал и всегда хотел купаться ещё и ещё, да мать всё время из воды выгоняла, не дав даже толком во вкус войти. Но — хорошего понемногу, уж больно мал мой наследник. Мало ли чего, вдруг в натуре переохладится?

— Меня и дольше купали, — заметила моя супружница, — Хотя, конечно, уже не такой маленькой и не среди зимы. Но зато не здесь, а в Испании — даже в той речке, где ты за мной подглядывал, хи-хи!

— Зима — она и в Африке зима! — решил я в конце концов, — Идём-ка лучше, позагораем под тёплым февральским солнцем, гы-гы!

Солнце, хоть и зимнее, но всё-же африканское. Мелкого, конечно, вытерли насухо — хорошо растёрли, дабы разогрелся, а сами попросту обсохли. Красота, кто понимает! Особенно забавна реакция наших баб-попаданок. Наташка визг подняла, когда Володя, передав служанке их трёхмесячную Ленку, предложил ей искупаться, а Юлька Серёге ещё и затрещину залепила, после чего просветила его по вопросу его родословной за последний добрый десяток поколений. Антигона Васькина, глядя на Велию, захотела было окунуться тоже, но потом взглянула на свой выпирающий живот и передумала. В общем, в полном составе искупалось только моё семейство.

— Ты, Канатбаев — сам чокнутый и жену себе выбрал чокнутую, и потомство у тебя с ней — такое же! — просветила меня Юлька.

— Ага, яблоко от яблони далеко не падает, — согласился я с конструктивной составляющей ейного рецидива троллинга, — А ты — жди посреди Африки лета и думай, почему фрицы не взяли Москву.

— Оттого, что кто к нам с мечом придёт — с ним и замёрзнет, — разжевал ей на всякий случай Серёга.

— Ещё один умник выискался! — переключилась на него его благоверная.

Аккуратно опуская сына с рук на расстеленную подстилку, я в очередной раз убедился в наличии наследственного эффекта, и мы с Велией обменялись понимающими кивками и улыбками — не зря заморачивались при его планировании. Когда берёшь Волния на руки, отрывая от чего-то, для него увлекательного — он ощущается гораздо тяжелее, чем есть на самом деле. Из воды вынимал, так казалось по весу, что двухлетний уже пацан, хотя ему и до года ещё далеко — только летом исполнится. А вот когда он сам из рук Софонибы обратно ко мне запросился — так когда я его принимал, казалось, что вообще почти ничего не весит. Ходить — не ходит, только ползает, но когда на руки просится — легко на ножки встаёт и кажется лёгким, как пушинка. Пожалуй, оно и к лучшему, что мы в античном мире, где традиции взвешивать детей как-то не завелось. В нашем современном — хрен бы мы скрыли эффект антиграва от тех, кому знать о нём не положено…

— Ты из собственного ребёнка собственными руками земноводное делаешь! — отчехвостив Серёгу, Юлька снова переключилась на меня.

— Человек произошёл от водоплавающей обезьяны, — наставительно заметил я ей, — И глупо было бы не развивать унаследованную от предков способность, которая не раз ещё пригодится в жизни.

— Ты бы свою ещё вообще в воду рожать заставил! И как ты не додумался, а?

— С чего ты взяла, что я до этого не додумался? Очень даже додумался, но на память и на телефоне информации было недостаточно — дома она у меня вся осталась на домашнем компе, а местные повитухи в этом ни разу не копенгаген, а тут ещё нас троих в Испанию послали…

— И правильно сделали! Наворотил бы ты тут со своей идеей-фикс… Кого ты начитался? Харди или Никонова?

— Ну, Харди со своей притянутой за уши морской гипотезой идёт лесом, а с нормальной пресноводной я ознакомился ещё до Никонова, точнее — до его источников. Ян Линдблад её первым озвучил.

— Разве? — удивилась Наташка, — Он же, вроде, натуралистом-любителем был, а не антропологом. Про птичек писал, про зверушек всяких…

— Его последняя книга — «Человек — ты, я и первозданный». Русское издание было ограниченным тиражом, поэтому малоизвестно. Даже в библиотеки не во все попало, а уж в свободную продажу — вообще мизер. Я читал в библиотеке, потом купил свой экземпляр на барахолке с рук — каким-то чудом, не иначе. Прикинь, буквально за день до моего подхода к продавцу ему её прежний хозяин принёс и попросил продать. А в интернете электронная версия только в последние годы появилась…

— В чём там суть?

— В миоцене ведь — ближе к концу — климат сухим стал, и площадь тропических джунглей здорово съёжилась. В зоне саванн остались только узкие галерейные леса вдоль рек и вокруг озёр, и тем человекообрвазным, что оказались в них, пришлось полуводный образ жизни осваивать. Где-то с восьми и до четырёх миллионов лет назад, то бишь от рамапитека и до австралопитека. Вот за четыре, считай, миллиона лет и выработались все наши отличия от всяких там шимпанзе со всеми прочими орангутангами. Ну, кроме мозгов, конечно. Все его выкладки долго рассказывать, проще прочитать — у меня на флэшке есть.

— Но ведь он же не настоящий учёный?

— И что с того? Раскопали уже евонного гипотетического Х-питека. Датировка черепа — семь миллионов лет. Озеро Чад тогда покрупнее нынешнего было, так раскопали там, где тогда вода всё время стояла, вдали от берега с лесом. Сама посуди, что нормальная древесная обезьяна могла посреди озера делать? Её ведь в воду вообще хрен загонишь!

— А чё — логично, если вдуматься! — поддержал Володя.

— Нет, вы все с приветом! — выпала в осадок Юлька.

Потом, пока слуги разводили костёр и поджаривали шашлык, мы неизбежно переключились на обсуждение предстоящего нам с Васькиным трансатлантического круиза. И снова я — уже традиционно — оказался у Юльки сволочью и эгоистом. За что? А за то, что картошку ей в Америке добывать не захотел. Соскучилась она, видите ли, по варёному и жареному картофану. А кто из нас, спрашивается, не соскучился?

— Юля, ну подумай ты наконец своей бестолковкой! Мы в Вест-Индию плывём, на Антильские острова. Скорее всего, как я сильно подозреваю — на Кубу. А картофан — в Андах, в Перу, где инки, которых, кстати, ещё и в помине нет, — попытался я её урезонить, — Вот и прикинь, где та Куба и где Перу. Карту представляешь? Сама-то хоть понимаешь, чего хочешь? Поход через всю Центральную Америку и половину Южной, да ещё и с парой десятков людей от силы. Да тамошние чингачгуки с гойкомитичами, на человеческих жертвоприношениях своим богам помешанные, только и ждут такого подарка судьбы! Там сам Кортес со всем своим войском хрен прошёл бы! Писарро — и тот морем до самого Перу плыл из давно завоёванной и замирённой Панамы. 200 человек в военной экипировке 16-го века — в стальных кирасах и морионах, с толедскими шпагами, с лошадьми и огнестрелом. Как говорится — почувствуй разницу…

— Да понимаю я это, не держи ты меня совсем уж за дуру! Но почему ты решил, что картошка ТОЛЬКО в Андах? Может, она давно уже и в Вест-Индии есть? Кукуруза ведь из Центральной Америки аж до Великих озёр и до того же Перу распространилась.

— Ну, во-первых, если европейцы застали кукурузу в районе Великих озёр к концу 16-го века — это ещё не значит, что она есть там сейчас. А во-вторых — мы говорим о картофане. Кортес его в Мексике не обнаружил, и вывезли его испанцы только из Перу.

— Так это они культурную уже картошку оттуда вывезли, а дикая ведь может и в Мексике расти. Ну, не окультурили её там, не возделывали, а солдаты Кортеса на дикорастущую внимания не обратили — разве не могло такого быть? Так они не знали, что это такое, а ты знаешь. Как она выглядит, видел? А ты, Хренио? Наташа, у тебя есть картинка на телефоне?

— Не парьтесь, знаю. Сам в детстве у деда на огороде копал, а на краю посёлка и одичавшую видел. Но ты представляешь себе клубни дикого картофана? Картинку из школьного учебника ботаники за 5-й класс помнишь? Клубеньки величиной с грецкий орех в лучшем случае! Ты представляешь, каково их на хорошую кастрюлю или на хорошую большую сковородку начистить?

— Тоже мне, проблему нашёл! Сам чистить собрался, что ли? У тебя рабы есть! Сколько прикажешь им — столько и начистят!

— Ага, первые несколько дней. Потом — или сбегут на хрен, или повесятся от такого кошмара.

— Ну так мы же потом селекцию проведём — будем отбирать клубни покрупнее и сажать только их…

— Юля, ну тебя в задницу с твоей селекцией! — вмешалась вдруг Наташка, — Андские индейцы фиг знает сколько поколений эту картошку окультуривали! Ты думаешь, там дело ТОЛЬКО в размерах клубня? Если бы! Он у дикой картошки ещё и ядовитый! Его промораживать надо как следует, чтобы отрава разложилась, и всё равно он остаётся горьким на вкус. Так нам его тут ещё и проморозить негде — нет у нас тут высокогорья с морозами. Ту картошку, которую ты знаешь — уже не горькую, а нормальную — голландцы только в 17-м веке вывели, и только после этого она повсюду распространилась и «вторым хлебом» стала. И кстати, Макс прав насчёт проблем с чисткой, хоть и не знает всего. Клубни — мало того, что мелкие, так ещё и неудобной для чистки формы и сплошные «глазки». Чистить такую картошку — одно мучение.

— Но ведь голландцы же справились?

— Справились — за столетие. И это не с нуля, а доделывая работу многих поколений перуанских индейцев. А ты собралась повторять их подвиг с целью самой покушать? Не смеши мои тапочки! Что-то другое надо… Маниоку на Кубе возделывали, кассавой ещё называлась, и у неё клубни крупные, но тоже горьковатые — не то…

— Стоп! Нам шашечки или ехать? — вернул я баб к сути, — Нам ведь не смотреть, нам есть. Важны вкус и удобство в готовке, а как выглядит внешне — плевать и чихать с высокой колокольни!

— К чему ты клонишь? — заинтересовались обе.

— «Картофельный» банан. В сыром виде не употребляется, только варится, жарится или печётся, и на вкус как раз похож на картошку.

— Да, есть такой, — припомнила Наташка, — Овощной или «плантейн». Но ведь в Америке-то бананов нет, их только испанцы с португальцами туда завезут. Разве только на тихоокеанском побережье Южной — есть такая версия, что туда могли ещё в древности из Южной Азии завезти. Но ведь ты же туда переться не собираешься.

— Так через Канары же, скорее всего, будем плыть. А у того же Линдблада в том же самом «Человеке» я читал, что бананы — в том числе и «картофельные» — в Америку как раз с Канар и завезены. Выходит, там они должны быть. А если сами найти не успеем, так финикийцы же туда плавают — можно заказать им, чтоб привезли. Мало ли, вдруг и тут их акклиматизировать удастся?

— В Алжире бананы выращивают, — вмешался Серёга, — Ну, точнее — будут выращивать в наше время — я читал в туристическом справочнике. Просто в Алжире они вырастают мелкими и почти несладкими, так что никому не нужны и на экспорт не идут, и из-за этого мало кому известны. Но нам какая разница? Нам их вместо картошки, гы-гы!

— Закатайте оба губы обратно — СЕЙЧАС на Канарах бананов нет. Никаких — ни десертных, ни овощных, — испортила нам настроение Наташка, — Их туда только португальцы из экваториальной части Африки завезут. Но и там их тоже ещё нет — в Африку их только арабы завезут — из Индии. Только в Индии сейчас и есть ближайшие к нам бананы…

— Да, вроде, Плиний в имперские уже времена писал, что привозят из Индии, — припомнила Юлька, — Сушёные, наверное — свежие ведь подолгу не хранятся, быстро портятся…

— Так то ж в имперские времена? Ну, если я правильно понял логику, то начиная с позднереспубликанских? — уточнил я.

— Ну да, когда у римского нобилитета появилась мода на дорогостоящие пиры с редкими деликатесами.

— Именно! И соответствующий спрос на них. А сейчас его нет, и наживаться посредникам не на ком. Поэтому и сохранение монополии на обыкновенный и никому не интересный индийский ширпотреб их пока не сильно волнует. Если сыграть на этом, да заказать тем же птолемеевским египтянам семена или саженцы из Индии привезти — типа, хотим развести у себя на корм скоту и рабам, гы-гы!

— А что, может и сработать, — задумчиво проговорила Юлька.

— Вот и прекрасно. Этим и займитесь тут на досуге, пока мы с Хренио будем в Америке хулиганить, а Володя — в Испании.

— Издеваешься?

— Шутю. Знаю, что хрен справитесь. Занимайтесь лучше тем, в чём соображаете — вам тут и этого хватит за глаза. Поговорю с тестем — может, он по своим каналам это дело организует…

— Как с шёлком?

— А что, разве плохо организовал? Торговля идёт, деньги капают, крыша — надёжнее не бывает. Ещё и с выращиванием коконов нам помогает — считай, добрая четверть сырья нам от него идёт. Не жадничай, двадцать процентов за всё это — дешевле только даром.

— Ага, это тебе легко не жадничать, когда вы с Велией пятьдесят процентов имеете! А каково нам с нашим десятком процентов?

— Которые ты почти целиком берёшь натурой на пошив всё новых и новых тряпок, — съязвила Наташка.

— Ты, можно подумать, не обновляешься! Ленку вон свою — и ту в шёлковые пелёнки заворачиваешь. Макс вон поболе нас вместе взятых имеет, а своего так не балует.

— Поэтому и имею поболе вас вместе взятых, — хмыкнул я.

— А зачем каждый день в шёлке ходить, когда зима, и мух с комарами почти нет? — добавила Велия, — И зачем каждый день во что-то другое рядиться? Соседки по неделе одно и то же носят, и ничего.

— Ты и мне предлагаешь так же? Сама через день переодеваешься.

— А куда же чаще-то? Весь дом сундуками заставить и каждый день об них спотыкаться? Надо же и меру знать…

— Это моё дело!

— Тогда не жалуйся на маленькие доходы.

— У вас с Максом доля в пять раз больше!

— У нас с Володей — столько же, сколько и у вас, но почему-то хватает, — заметила Наташка.

— Так тебе Макс ещё и как инженеру-зоотехнику платит!

— Так за работу же, а не за просто так.

— Можно подумать, ты при этом перетрудилась!

— Тебе, Юля, тоже работу дать? — поинтересовался я.

— Обойдёшься, эксплуататор! Хватит с тебя рабов!

— Ну, как знаешь, — в принципе я предвидел подобный взбрык, и мне ей было что предложить.

Расширение шелководческих ферм требовало дополнительного обслуживающего персонала, но отбирать приходилось единицы, обладавшие врождённым талантом, и это было делом весьма непростым. Юлька же с её педагогическим образованием, пускай даже и не законченным, могла и отбор людей облегчить, и доходчивые учебные методички разработать, на орясин рассчитанные. Ну, раз не хочет вести трудовую жизнь буржуазного специалиста — как-нибудь обойдёмся. Рам, мой главный шелкоткач, продолжающий при этом работать и сам, с тремя помощниками-ткачами вполне справляется, да и Мунни двумя десятками прях руководит пока успешно. Уже, можно сказать, небольшая мануфактурка на базе мастерской развернулась…

Как мы и предвидели, почтенные римские матроны после отмены Оппиева закона как с цепи сорвались. Торгующий нашим шёлком купец чуть ли не на коленях умоляет увеличить поставки — сметают всё. Цена уже на пятую часть выросла — один хрен сметают, и на следующий год торговец уверенно прогнозирует рост цены до полуторного размера от исходной. Даже на осенний рейс решился, едва только у нас накопилась очередная партия товара, и расторговался, по его словам, за три дня — никогда раньше такого не было. Матронам, мужья которых нахапали несметные деньжищи в последних войнах, есть чем платить за свои хотелки, и спрос — огромен. Есть куда расширять дело, которое обещает оказаться даже ещё прибыльнее, чем я рассчитывал первоначально.

И хотя с выведением породы безволосого походного шелкопряда пока не очень-то ладится — короче стала его жгучая ядовитая волосня, заметно короче, но всё ещё слишком длинная, остающаяся в коконе — обычный дубовый размножается успешно, только новые фермы с обученной обслугой подавай. Ну и корм, естественно. Уже все межевые полосы между полями кустарниковым дубом позасаживали — всё чаще приходится прибегать и к этому резервному источнику дубовых листьев. Ну так зато и объёмы продукции нарастают. Пока они ещё далеко не те, чтобы с прядильно-ткацким оборудованием прогрессорствовать. Пряхи на индийских колёсных прялках прядут, ткачи — на индийских горизонтальных станках ткут, и это для античного Средиземноморья — вершина текстильного хайтека, в реальной истории так на всё Средиземноморье и не распространившаяся. Вот что значит дармовой рабский труд! Большинству проще повышать производительность, погоняя рабов, а не совершенствуя оборудование. Для Средиземноморья с его мягким климатом и многолюдьем — хватает. Как при этом римские ткачи ухитряются на примитивном ВЕРТИКАЛЬНОМ станке ткать пятиметровую римскую тогу — это у них надо спрашивать. Индусы ведь оттого и заморочились продвинутым горизонтальным станком, что длина традиционного индийского бабьего сари — до шести метров доходит. А у них ведь не рабы, у них свободные ремесленники-индивидуалы над этой работой корпят, вот и позаботились об элементарном удобстве работы. Повышение производительности тут уже дополнительным бонусом оказалось. А хвалёные цивилизаторы-римляне — ну, дело хозяйское…

Над другой техникой мозги сушить приходится. Токарный станок с суппортом, хвала богам, осилили — предельно тупым методом «пилите, Шура, они золотые». А вот с проклятым электричеством пришлось поизвращаться. Ну не по моей оно части, млять, и никогда я толком тонкостями электротехническими не интересовался. А зря, как выяснилось. Ну кто мог подумать, что понадобится? А понадобилось, млять! Даже не доходя до проклятых электроизмерительных приборов, с которыми особая песня, начиная с самых азов! Прежде всего — грёбаная «багдадская» батарея. Нет, схема-то её принципиальная вролне работоспособна, но вот её конкретная традиционная конструкция оказалась весьма далёкой от оптимума. Хоть и не пожалели золота на электрод с хорошей рабочей площадью, а работает — еле-еле. Оказалось, что не только в правильном подборе металлов гальванической пары порылась собака. Нужна ещё для оптимальной работы, как мы потом разобрались, и циркуляция электролита. А это — куда больший объём ёмкости под него и какая-никакая мешалка. Для неё в конце концов соорудили пресловутый архимедов винт, не очень-то подходящий в качестве водоподъёмного насоса, но с обыкновенным перемешиванием жидкости вполне справляющийся. Только решили эту проблему — другая нарисовалась. Мы-то думали, что по рисункам простейшие амперметр с вольтметром с налёту осилим, а оказалось — хрен там. Нелегка доля прогрессора-самоучки! Обломились на обыкновенной, казалось бы, проволоке для электромагнитных катушек — слишком толстой она у нас выходила, и прибору не хватало чувствительности. Кованая ведь, даже с последующей калибровкой по шаблону, которой в античном мире как-то не заморачиваются, меньше трёх миллиметров по диаметру не выходит. Для кольчуги, учитывая низкое качество античного железа и необходимость пробивать в расплющённых кончиках кольца отверстия под заклёпку — меньше и не нужно. Бывает, что и вовсе режут лист металла на полоски, которые потом скручивают — высококвалифицированный мастер и до двух миллиметров способен таким манером диаметр проволоки довести. Но и этого для электротехнических целей слишком много. Сделав наконец токарный станок с суппортом, мы выточили бронзовые прокатные валки с канавками разного размера. Миллиметр примерно — максимум, чего удалось получить на них для меди. Тоньше — уже только через фильеры протаскивать, а как их сделать, те фильеры? Сверлить-то ведь тонкие отверстия банально нечем. Для электроэрозии — электрод нужен, та же самая тонкая проволока — даже ещё тоньше, поскольку ещё и межэлектродный промежуток в пару десяток — десятых долей миллиметра, если кто не в курсах — в обычном электроэрозионном процессе присутствует. В принципе-то можно его уменьшить до мизера, у нас на заводе даже отверстия в восемь соток прожигали, но это — опять же, проволочный электрод, который надо ещё откуда-то взять, да ещё и уменьшающий межэлектродный зазор хитрый подбор режимов, в котором я ни разу не копенгаген. Словом — закатываем губы обратно с этой электроэрозией, как и со сверхтонким сверлением. Не по зубам.

Всё, что мы реально можем — это пробивать малые отверстия в мягком металле закалённым стальным шилом. В счастливом хулиганском детстве я как раз этим предельно архаичным способом запальные отверстия в медных трубках своих детских самопалов проделывал, и как раз его мы применили, когда делали свой здешний примитивный огнестрел. Не подвёл меня этот способ, казалось бы, и с фильерами. Пробил отверстия круглым шилом, развернул заходные и выходные конуса трёхгранным — всё как у людей. Почему «казалось бы»? А потому, что — опять же, собака порылась в нюансах. Пробить-то ведь я могу только мягкий металл, отожжённый, а для работы твёрдость нужна, иначе одноразовых фильер хрен напасёшься. Значит — термообрабатывать надо, а это — какой-никакой, а всё-же слой окалины. Даже для бериллиевой бронзы он ни разу не нулевой, да и исходное отверстие я не любое пробить в состоянии — сломается слишком тоненькое остриё. Твёрдая инструментальная сталь вроде лаконской — она ведь хрупкая, зараза. Короче — полмиллиметра только примерно получить удалось, пять десяток — с точностью «строго на глаз», потому как штангенциркуля у меня нет. Глаз-то у меня на такие вещи ещё с завода намётан, и сильно не нагребусь, но хрен ли с того толку? Серёга порылся в своих шпорах на флэшке и вывалил меня в осадок, объявив, что для потребных нам целей и одной десятки в диаметре может многовато оказаться — пять соток желательно для надёжности. Такую «волосинку» я даже пытаться сделать не стал — ясно же как день, что хрен осилю. А нахрена, спрашивается, зря затрахиваться? В общем — облом с нормальными амперметром и вольтметром у нас вышел капитальный. Я уже склонялся к мысли плюнуть и рискнуть каким-нибудь из наших аппаратов, попытавшись зарядить их наобум, методом тупого подбора количества батарей, добавляя в цепь по одной, пока не заработает, когда Серёга нарыл, что Ампер, оказывается, не имея ещё прибора для полноценного замера силы тока, оценивал его опосредованно — через отклонение стрелки поднесённого к проводнику с током компаса. Млять, ну какого ж хрена он сразу этого не нашёл!

Компас нам один хрен требовался, и не в одном экземпляре — как для той же самой трансатлантической навигации нам с Васькиным, так и Володе для ориентирования на местности в предстоящей ему испанской командировке по его прямой военной специальности. Легко намагничиваемая дешёвка со стрелкой из малоуглеродистой стали тут не годилась — что легко намагничивается, то и перемагничивается без особого труда. Ни для богатой месторождениями магнитного железняка Испании, ни для замера тока через создаваемое им магнитное поле, слабенький хреновый компас непригоден. А посему, если уж делать — так вещь, а не говно. Вещью и занялись. Сперва хотели из цельного куска магнитного железняка стрелки выгрызать, да опять обломились — среди привезённых мной из Испании кусков только пять подходящих и нашлось, а нам больше требовалось. Хрупкий он, этот магнитный железняк, и сломаться стрелка из него может запросто. Значит, и нам с Хренио запасные компасы желательны, а это уже четыре штуки, и Володе парочка, а это уже шесть, и тут для электрозамеров хоть пару, но вынь и положь. Восемь штук минимум, а лучше бы, если по хорошему — так и все десять. Поэтому решили идти другим путём. Это малоуглеродистая железяка — материал магнитомяккий и для наших целей малопригодный, а вот хорошо науглероженная и закалённая — совсем другое дело. Особенно, если охлаждать стрелку при закалке не абы как, а уже развёрнутой по оси «север-юг», тем самым уже намагничивая её в магнитном поле шарика. А потом уж и дополнительно намагнитить не полениться. Способ отыскали, порывшись в шпорах на флэшках — уж что-что, а тема компаса для всех попаданческих форумных срачей актуальна. Мы с Серёгой от души поржали, когда выяснили, что и на моей флэшке, и на евонной, оказалась одна и та же статья из «Юного техника» про опыт с намагничиванием стального пера от допотопной перьевой ручки с помощью предварительно намагниченной в магнитном поле шарика кочерги.

Железной кочерги у нас не оказалось — приличные люди в античном социуме бронзовыми пользуются, а мы — уж всяко люди солидные, не шелупонь какая-нибудь. Позориться, покупая на рынке дешёвую железную кочергу для нищебродов, мы не стали, да и маловата она для нужных нам результатов, а взяли один из цельножелезных саунионов у наших испанских бодигардов, выбрав подлиннее и помассивнее у самого здоровенного мордоворота. У сауниона ведь только сам наконечник хорошо науглерожен и закалён для бронебойности, а остальная часть, от которой только вес требуется — малоуглеродистая и сырая. Нам же как раз это и требовалось. Саунион вместо кочерги и закалённые стрелки будущих компасов вместо перьев для письма — вот и все отличия от описанного в статье опыта. Выверили в полдень по солнечным часам ось направления «север-юг», и пока помощники Диокла под его руководством закаливали уже изготовленные и науглероженные заранее стрелки компасов, мы с Серёгой занялись намагничиванием сауниона. Уложили его наконечником на север, затем приподняли его южный тупой конец на шестьдесят примерно градусов. В статье рекомендуется на семьдесят, но это для среднероссийских широт, а смысл, как мы его поняли, в том, чтобы нижний конец как можно точнее на магнитный полюс шарика был направлен. Карфаген же значительно южнее, и для него угол должен быть поменьше. Приподняли, ещё раз выверили направление и наклон, да и звезданули несколько раз по приподнятому тупому южному концу от души молотком. У вышедшего из мастерской — чтоб доложить мне об успешной закалке стрелок — Диокла отвисла челюсть, когда намагниченный нами саунион притянул наконечником лежащий на земле молоток, и мы ради хохмы приподняли его над землёй, гы-гы! Но самый основной секс — намагничивание этим саунионом стрелок — был ещё впереди. Это нужно было делать не просто правильно — это нужно было сделать ещё и по многу раз для каждой стрелки. Чем больше — тем лучше. Работа эта интересна лишь в самом начале, первые несколько раз — в силу новизны, а затем — нудная и скучная. Самим её делать не хотелось, а рабам доверить было боязно. Серёга долго ржал, когда я наконец придумал, как это сделать. Помощники Диокла — ребята неплохие. Крепкие, не лентяи, сообразительные, любознательные, достаточно лояльные и дисциплинированные, но — типичные молодые шалопаи, ненавидящие скучную рутину, и в таких работах полагаться на их добросовестность было бы рискованно. Правила намагничивания стрелки они усвоили с интересом и по нескольку раз потёрли каждую из них усердно и правильно — будущий северный конец от середины к острию об наконечник развёрнутого и приподнятого, как и при намагничивании, сауниона, а затем будущую южную часть аналогичным манером — об приподнятый тупой конец. А вот тереть дальше им было скучно, и вот тут-то я как раз и придумал, как обеспечить их усердие. В перерывах на отдых они обычно играли в кости — чаще всего на щелбаны по лбу. Я же постановил, чтобы впредь проигравший натирал по десять раз каждый конец каждой из стрелок, скрупулёзно соблюдая все показанные им тонкости процесса. Теперь контролировать их не требовалось — хрен кто позволил бы проигравшему схалтурить при отбытии «наказания».

В общем, решили проблему и с собственно компасом, и со стрелочно-указательной частью электроизмерительных приборов. Амперметр-то по сути дела получался готовым — провод с замеряемым током, да компас, который надо просто каждый раз при замере подносить с одной и той же стороны на одно и то же расстояние одинаковым образом. Вольтметр же — фактически тот же самый амперметр, только с мощным сопротивлением и подключаемый параллельно нужному участку основной цепи. Ну и проградуированный, соответственно, так, чтоб напряжение показывать. Нас эта тонкость не колышит, мы обе величины один хрен по азимуту компаса оценивать будем. Проблемой таким образом оставалось сопротивление — как для вольтметра, так и для основной цепи, в которой только с его помощью — путём регулировки — и можно было выставить требуемый ток при отрегулированном ранее требуемом напряжении. Нормальный реостат — это спираль из нихромовой проволоки, которой у нас не было. Но зато мы и не были ограничены ни габаритами, ни весом, ни — в данном конкретном единичном случае — финансами. Тут-то и пригодились сделанные ранее фильеры для протягивания проволоки. Проволоку вытянули золотую, миллиметровой примерно толщины — и контакты окисляться не будут, и сопротивление побольше, чем у меди. Агрегаты — мы их сделали на всякий случай три штуки — вышли громоздкими и увесистыми, поскольку нам требовалась жесткость конструкции, и на габаритах и весе опорных площадок мы не экономили, зато переделывать их не пришлось — даже для вольтметра, хоть и почти впритык, но всё-же хватило одного из наших самопальных горе-реостатов. После этого мы с Серёгой прорисовали все наладочные и основные электросхемы, проверяя себя и друг друга по нескольку раз и составили шпоры для последующей работы строго по ним.

Испытывали получившуюся в итоге монструозную систему на аппарате Володи. Наименее ценным из всех наших по физическому состоянию и содержимому памяти был наташкин, но та взвилась на дыбы и закатила истерику, в результате которой спецназер с тяжким вздохом согласился рискнуть своим. Хвала богам, всё прошло нормально — замерили штатные напряжение и ток его аппарата, записали соответствующие им азимуты, затем получили их же в собранной цепи питания и дозарядили аппарат спецназера под завязку. Аналогичная процедура для всех прочих наших аппаратов проблемы уже не представляла. Ну, не считая расходников. Для расходующихся в процессе работы железных электродов мне пришлось прорисовать эскизы и сделать проверочные шаблоны для Укруфа, которого я и озадачил изготовлением их солидного запаса. Куда более серьёзные затруднения вызвала обыкновенная морская вода. Вид раба, набирающего в амфору и несущего домой непригодную ни для питья, ни для готовки, ни для стирки солёную воду из моря не мог не привлекать излишне любопытных глаз тех, кому знать о нашем техническом прогрессорстве не полагалось категорически. Между тем, электролит требовал частой замены, и производить набор и пронос нужной для этого свежей морской воды скрытно оказалось практически невозможным.

Мы долго ломали голову, как бы нам обойти это не предусмотренное нами заранее препятствие, пока проблема вдруг не разрешилась сама собой. Ну, не совсем сама — мы этому всё-же поспособствовали, хоть и совершенно ненамеренно. А вышло вот что. С приходом февраля стали чаще выдаваться ясные солнечные дни, а мы за дождливый сезон успели здорово истосковаться по морским купаниям. Ну и принялись навёрстывать упущенное по вине сезонной непогоды. Я и Велию к этому делу приохотил, она матери рассказала, та в доме у Арунтия проговорилась — и пошло-поехало. Уже через несколько дней гостящая в очередной раз у отца Мириам, прослышав о наших купаниях, тоже пожелала искупаться в морской воде. Но разве пойдёт дочь карфагенского олигарха и жена утического купаться в море как какая-то простолюдинка! Да где ж это такое видано! Вместо этого она послала к морю рабов с амфорами, дабы натаскали морской воды в одну из ванн арунтиевского мегарского особняка. Результат ей понравился — подозреваю, что исключительно за счёт оригинальности и новизны для Карфагена, но какая разница? Как только мне донесли об «очередном сумасбродстве этой неугомонной», я решил ковать железо, не отходя от кассы. Ведь какая превосходная маскировка получалась! Тесть уже был наслышан краем уха о наших аппаратах — Велия сообщила мне об этом со слов матери. Кто нас заложил, мы могли лишь гадать, но раз уж мы один хрен спалились — тем лучше. Прихватив с собой свой заряженный коммуникатор, я заявился с ним к Арунтию, потребовал полной конфиденциальности и устроил ему небольшой закрытый индивидуальный киносеанс.

Имевшийся у меня на флэшке научно-популярный фильм про Тиберия Гракха из БиБиСи-шного сериала о Риме изрядно впечатлил его, после чего я показал ему уменьшившийся уровень зарядки аппарата и кое-как растолковал на пальцах, что нужно для его восстановления и чем он может мне в этом помочь. В результате — вместо взбучки за экстравагантную даже по мегарским меркам выходку — Мириам получила полное отцовское одобрение, да ещё и пару-тройку прежних подруг к «морским» ваннам пристрастила, так что теперь вид рабов, несущих в хозяйский дом морскую воду, никого больше на городских улицах не удивлял. Посмеивались, судачили, критиковали причуды мегарских богатеев, но и только…

Вот с чем у нас в нашем техническом прогрессорстве настоящая проблема — так это с огнестрелом. Нет, артиллерия-то казнозарядная удалась на славу. И в реальной истории ранняя огнестрельная артиллерия европейцев была казнозарядной. Сменные зарядные каморы — те же самые унитарные снаряды по сути дела — обеспечивали тогдашним лёгким пушкам весьма приличную скорострельность, и лишь отсутствие полноценной обтюрации из-за безобразного качества исполнения кованых из железных полос орудий предопределило в конце концов переход на мощную, но удручающе долго перезаряжаемую дульнозарядную артиллерию. Уж не знаю, что в реальной истории помешало подключить к литью казнозарядных пушек поднаторевших на литье по выплавляемым восковым моделям бронзовых статуй искусных скульпторов Ренессанса. На мой взгляд, они были вполне способны решить проблему серийной одинаковости сменных зарядных камор и обтюрации, и будь их знания и навыки востребованы в пушкарском деле — совсем иной, думается, была бы история европейской артиллерии. Но античные скульпторы по бронзе едва ли хуже позднесредневековых, и нам не было ни малейшего резона повторять заведомо тупиковый путь европейских оружейников-пушкарей. Не ударяясь в ненужный гигантизм и не стремясь породить непременно сей секунд «вундервафлю», мы изготовили с десяток скорострельных бронзовых кулеврин — лёгких, малого калибра, но относительно длинноствольных. Собственно, это были даже не столько пушки, сколько гибриды пушек с крепостными ружьями — для начала вполне достаточно. Воевать ими с римским флотом мы не собирались, а дикарей за океаном при необходимости шугануть — хватит за глаза.

Но артиллерия, пускай даже и лёгкая малокалиберная — это коллективное тяжёлое вооружение, которое на плече не очень-то потаскаешь, не говоря уже о скрытом ношении в подмышечной кобуре под плащом. А хотелось и компактных индивидуальных стволов. Конечно, у нас давно уже были кремнёвые дульнозарядные пистоли а-ля 18-й век, но хотелось-то ведь чего-нибудь получше — вроде револьвера. Мы попаданцы или нахрена? На худой конец — хотя бы уж капсюльный примитив вроде ранних моделей небезызвестного полковника Кольта. Увы, всё упиралось в капсюль, точнее — в его отсутствие. Как мы ни тужились, сколько ни экспериментировали с порохом, создать работоспособный и надёжный ударный состав на основе селитры нам так и не удалось. А гремучее чего-то типа ртути и ей подобного — это ж целая химическая наука! Не то, чтоб совсем уж не подступиться, всё-таки изучали, да и литература какая-никакая имеется — та же самая «Поваренная книга анархиста», например. Ох и поржали же мы, когда оказалось, что она есть и у меня, и у Володи, и у Серёги, гы-гы! И не в том даже дело, что рецепты там сырые и неполные, а по мнению некоторых — заведомо ошибочные, преднамеренная провокация, из-за чего подорвалось уже немало экспериментаторов-самоучек… Мы ведь взрослые люди, не пацанва неразумная, и технику безопасности знаем. Ничего страшного не случится, если не жадничать и каждый раз дозу готовить лишь на один капсюльный заряд. Но время, млять! У нас служба, у нас бизнес, у нас домашние дела, да и сами мы — нормальные семейные люди, а ни разу не фанатичные монахи-алхимики. Некогда нам фундаментальную пиротехническую химию с нуля воспроизводить! Урывками мы только можем прогрессорствовать, редкими и нерегулярными урывками. И в результате — нет у нас капсюля, хоть ты тресни. А без капсюля — нет и полноценного револьвера.

Вообще говоря, барабанное оружие револьверного типа началось далеко не с Самуэля Кольта. Были в принципе и кремнёвые револьверы, даже фитильное револьверное ружьё было. Проблема в том, что все они были с одним единственным запальным механизмом, и для каждого выстрела требовалось вручную открыть крышку полки той каморы барабана, что располагалась на тот момент соосно стволу. Так это в лучшем случае просто открыть, а иногда и затравочный порох из пороховницы на полку непосредственно перед выстрелом подсыпать требовалось. Какая уж тут в звизду скорострельность и готовность к выстрелу! Оттого-то и не получили тогдашние примитивные горе-револьверы широкого распространения, что овчинка выделки не стоила. Редкая и дорогостоящая статусная цацка весьма сомнительной практичности.

Для того, чтобы кремнёвый револьвер реализовал все свои преимущества многозарядного оружия, он должен иметь индивидуальные подпружиненные крышки-огнива на каждой из зарядных камор своего барабана. В принципе-то и такие конструкции были — трёх- или четырёхзарядные и с разомкнутой рамкой, держащейся лишь на оси барабана. С гладким стволом, естественно, потому как с нарезным такое изделие едва ли выдержало бы недетскую нагрузку при врезании пули в нарезы. Ну и хрен ли это тогда за револьвер? Если уж делать — так нормальный нарезной, а значит — прочный, с цельной замкнутой рамкой. Но как тогда прикажете впендюрить в габариты её барабанного окна самооткрывающиеся при выстреле крышки-огнива индивидуальных полок? Думал я над этим, много думал. Брал за основу капсюльный барабан, прорисовывал его с увеличенными обнижениями, даже наклонными их рисовал, дабы уместить в них проклятые крышки. И — один хрен, всё впустую. Нормальный размер не помещается, если не сооружать чего-то совсем уж монструозного, а уменьшенных размеров — ненадёжен. Ведь классический ударно-кремнёвый замок уже к 18-му веку принял свой окончательный вид, в котором и оставался с тех пор неизменным вплоть до наполеоновских войн включительно. Вылизанная и доведённая до ума конструкция, которую дальше совершенствовать уже некуда. Менять в ней что-то — только портить.

Если пробудить в себе спортивный интерес и задаться целью во что бы то ни стало, то наверное, справились бы мы когда-нибудь в конечном итоге и с проблемой хорошего бескапсюльного револьвера. Есть же в конце концов и куда более компактный, но вполне надёжный механизм обыкновенной колесцовой зажигалки. К нему только «камешек» искровый зажигалочный изобрести, да ударный храповик к колёсику, чтоб от удара курка проворачивалось. Были, кстати, подобные в старых бензиновых зажигалках. Но что-то подсказывает мне, что не зная состава зажигалочного «камешка», нормальный ударный состав для нормальных капсюлей мы вымучим явно раньше, чем его. А пока — будем пользоваться доступным в сиюминутных условиях паллиативом. Это настоящий хороший револьвер в ударно-кремнёвом варианте неподъёмен, а вот многоствольный бюндельревольвер, называемый ещё пепербоксом — очень даже вполне. Особенно, если не гнаться за громоздкой шестиствольной конструкцией, а удовольствоваться парой компактных трёхствольных, дающих в сумме те же самые шесть выстрелов.

Вот такими агрегатами мы пока-что и обзавелись, дабы хоть чем-то заткнуть зияющую прореху в нашем компактном индивидуальном оружии самообороны. Хоть и сопровождают каждого из нас приставленные к нам для охраны вооружённые до зубов лбы-мордовороты, всего ведь по жизни не предусмотришь. Жизнь — штука сложная и труднопрогнозируемая, и неучтённый потенциальным противником козырь в рукаве запросто может оказаться и совсем не лишним. Хочешь, чтобы тебе помогали боги — не ленись помогать себе и сам…