Пиратство в античном Средиземноморье — бич божий за наши тяжкие грехи, как сказали бы лет эдак через пятьсот привыкшие виноватить во всех своих бедах самих себя и соседей христиане. Нынешнее эллинистическое Средиземноморье если и страдает подобным психомазохизмом, то в гораздо меньшей степени, но вот вполне физически от пиратов — в гораздо большей. Нет ведь ещё ни Империи с её имперским флотом, ни даже Помпея Того Самого, который перед тем, как с Цезарем Тем Самым рассобачится, учинит грандиозный погром всем морским хулиганам во всём Средиземном море, для чего ему дадут чрезвычайные полномочия, да ещё и на целых три года, и причины на то у римлян — ага, у тех самых римлян, что так панически боятся сильной власти одного человека, дабы монархом над ними усесться не вознамерился — будут более, чем веские. Рим уже тогда будет всецело зависеть от заморского привозного хлеба, а киликийские пираты, охренев от безнаказанности, покусятся на святое — желудки римской черни. Разбой в открытом море, набеги на прибрежные селения, похищения с целью выкупа высокопоставленных людей, рэкет побережья целых стран и контрибуции с портовых городов в виде откупов от их набегов, даже околополитические шалости в спартаковщину от них ещё будут терпеть как неизбежное зло, но не хлебный же шантаж самого Вечного Города!

Самое смешное, что римляне в этом смысле сами же себе и наступят на яйца. У самого Рима флот не такой уж и большой — ну, для средиземноморского гегемона, скажем так. На Западе, где морских соперников у Рима уже и не осталось, он большой и не нужен, а на Востоке у него в союзниках Родос с его мощнейшим во всём регионе флотом. И пока между ними мир-дружба-жвачка, Родос силён и богат, а его флот обеспечивает порядок в восточных морях там, где не поспевает римский. Пираты, конечно, пошаливают, их ведь всех хрен искоренишь, сколько ни преследуй, но меру они знают, потому как с родосским флотом не очень-то забалуешь. Но я ведь упоминал уже, что после Персеевой войны Рим — в наказание за неправильный выбор друзей — опустит Родос ниже плинтуса? А большой флот — удовольствие не из дешёвых, и когда сенат решит сэкономить на военно-морских расходах, сократив свой флот, то окажется, что и обнищавший Родос уже не в состоянии поддерживать былую морскую мощь, и тогда для пиратов Восточного Средиземноморья — критских и киликийских — начнётся их золотое звёздное столетие, когда их могущество и наглость достигнут зенита. Сама Италия не будет застрахована от их набегов, а как-то раз они захватят и разграбят даже Остию — морские ворота самого Рима. Это ли не беспредел?

Пока же до этого, конечно, ещё далеко. И размах ещё не тот, что будет у эскадр в сотни вымпелов у наиболее авторитетных киликийских вожаков, и сами киликийцы ещё не в лидерах, а на вторых ролях. В лидерах пока-что кретины… тьфу, критяне. Восток их острова Родос "крышует", пытаясь распространить своё влияние и на центр с Кноссом, но его же вместе с бесхозным после гибели Набиса Спартанского западом норовит взять под "крышу" и Эвмен Пергамский — пока без особого успеха, но в дальнейшем его критские дела пойдут удачнее, что не обрадует родосцев. Они и так-то не шибко довольны тем, что он в Малой Азии захапал себе то, на что они сами рот разевали, а тут он ещё и на Крите их влияние потеснит — Юлька, например, считает, что как раз в этом в основном и порылась собака в будущем охлаждении Родоса к Риму, неизменно поддерживающему Эвмена во всех его начинаниях. А пока центр и запад Крита лавируют между Родосои и Пергамом, играя на их соперничестве, юг острова, до которого не доходят руки ни у того соперника, ни у другого, предоставлен самому себе и является основным рассадником пиратства. На основных торговых маршрутах, патрулируемых и охраняемых родосским флотом, критяне особо не наглеют, возле крупных портов, имеющих собственные военные эскадры, тоже обычно ведут себя так, чтобы не слишком обозлить, но там, где бока им намять некому — хулиганят в своё удовольствие. Не одни только они, конечно же, в той или иной степени хулиганят все, но критяне на данный момент в ремесле морских хулиганов — таки самые морские из хулиганистых и самые хулиганистые из морских.

Внешний вид нередко обманчив. Хотя, смотря в каком смысле, конечно. С виду я такой же купчина, как и три моих собеседника, и заметивший это посторонний окажется вполне в этом плане прав — я в натуре такой же купчина, как и они, а они — такие же, как и я. С виду натуральные, а на деле — ряженые. Выглядим мы с ними для среднего достатка респектабельно, мелочной экономией не озабочены и медяков особо не считаем, но и не сорим деньгами без нужды, ну и интересуемся у местных в основном ценами на те или иные товары и спросом на них, как и положено ищущим барышей торговцам.

И мой греческий уже не такой корявый, что был когда-то — сказались всё-таки уроки Аглеи и Хитии за последние годы — за рафинированного греку, конечно, я не сойду, но за старательно эллинизирующегося варвара, из которых, собственно говоря, и состоит по большей части эллиничтический мир — почему бы и нет? Недурно говорят по-гречески и трое критян, ну так оно и понятно — эти-то как раз натуральные греки и есть, ни разу на этеокритян, то бишь коренных минойских критян не похожие. Там ведь, как рассказывала ещё Меропа Гортинская, сборная солянка обитает — и означенные этеокритяне, и финики, и греки-ахейцы, и греки-дорийцы, причём дорийцы критские — высшая каста, расисты ещё те, наподобие своих сородичей из Спарты, и чистоту своей "арийской" расы стараются блюсти, допуская смешанные браки лишь в порядке исключения, но за тысячу с лишним лет этих исключений набралось столько, что межрасовая граница, конечно, размазалась и основательно подразмылась. Тем не менее, "типичные" представители тоже нередки, и если численно среди критских пиратов преобладают больше похожие на коренных критян смуглые и чернявые, которых поэтому и остерегаются в наибольшей степени, то бывают среди них и "истинные арийцы" — не обязательно верхушка, потому как в этой пиратской вольнице личные заслуги и авторитет важнее происхождения, но ценятся, поскольку не так подозрительно выглядят и этим полезнее в качестве шпиенов. Пиратов ведь не просто так ближе к нашим временам джентльменами удачи будут называть, а откуда в их ремесле взяться удаче без хорошо отлаженной разведки? Вот и общаюсь я в этой забегаловке не с коренными критянами, без необходимости не отсвечивающими, а с типичными греками, которым не стрёмно на людях показаться.

Кормёжка в забегаловке — тоже типично греческая. Хлеб, сыр, оливки, чеснок, всевозможные морепродукты — даже мидии и осьминоги, а не только рыба, тоже весьма разнообразная, фрукты и вино. Вроде бы, и непритязательно по сравнению с Никомедией и её пригородами, но тоже очень неплохо — умеют греки жратву готовить. Особенно мне сыр тутошний понравился, твёрдый и солоноватый, напоминающий грузинский сулгуни — не то говнецо, что у нас по его образу и подобию делать пытались, а настоящий, который оттуда привозился. В принципе что-то похожее и наши испанские греки делают, и не так, чтоб хреново, но один хрен не то. Тутошний — явно как раз тот оригинал, который дальние греческие колонисты копируют с той или иной степенью успешности. Ну, или достаточно близкий к первоначальному оригиналу. Колхи, предки грузинские, научились у греков свой сулгуни делать или наоборот, греки у колхов — это пущай уже ихние урря-патриоты меж собой разбираются, если не лень, а мне насрать, чей он там на самом деле, я его за вкус ценю, и для меня он будет нашим испанским, когда его у нас делать научатся. Найти и купить здесь сведущего в его правильном приготовлении раба, что ли?

— Так ваши точно успеют к вечеру? — спрашиваю самого блондинистого из трёх критян, — Мне нужно, чтобы это произошло сегодня, и если у вас не получается, то так и говорите сразу — я сделаю дело и сам, а ваши просто заберут нас завтра на старом месте. Но не хотелось бы — есть ещё дела в Никомедии…

— К вечеру могут и не успеть, но ночью успевают точно, — заверил меня "ариец", — Но к чему такая спешка? Договаривались же назавтра.

— На днях в Никомедию должен прибыть кое-кто, кого мы ожидали позже, и у нас остаётся меньше времени на все наши дела, — пояснил я ему.

— "Кое-кто" — это Тит Квинкций Фламинин? — пират продемонстрировал весьма неплохую осведомлённость, — И мы должны вытащить у римлян из-под носа кого-то очень важного для них?

— Нет, кого-то важного для них — точнее, для Фламинина лично — мы вытащим сами, а вы — людей, важных уже для него. Сами по себе они римлян не интересуют и к вам их интереса не привлекут. Просто надо успеть сделать всё своевременно.

Я ведь упоминал уже, что Фламинин на пути в Никомедию слегка задержался в Греции, пытаясь повоздействовать в римских интересах на Ахейский союз и улучшить в случае успеха своей дипломатии подмоченную братом репутацию семейства? Но греки — это греки, и далеко ещё римским нобилям до их политической изворотливости. Не зная подробностей, которых не было и у Юльки, мы предполагали, что он проявит там больше настойчивости, которая займёт у него больше времени. Кроме того, по нашим прикидкам комиссия сената должна была сперва зарулить к Эвмену в Пергам, и уже оттуда отплыть к Прусию в Никомедию. Поэтому сведения о прибытии римского посольства в Афины нас не обеспокоили — город знаменитейший, и от дипломатии в нём тщеславные римляне хрен удержатся, а это пара дней минимум, да и в Пергаме едва ли пробудут меньше — главный друг и союзник на Востоке как-никак, и при таком раскладе мы успевали спокойно и без суеты. Фламинин плывёт из афинского Пирея в Пергам — мы "топим" и вывозим втихаря Имильку с ганнибалёнышем, что уже сделано, он прибывает к Эвмену и согласовывает с ним "справедливое урегулирование конфликта" — мы "похищаем" с помощью пиратов и остальных домочадцев Циклопа, он только вострит лыжи в Никомедию — тут сам Циклоп "скоропостижно кончается" и делает ему ручкой "с того света". Но прибывший из Пирея на скоростном транспортнике гонец от афинского партнёра Тарквиниев зашухерил нам всю малину, сообщив пренеприятнейшее известие — к нам едет Фламинин. Хвала богам, хоть не инкогнито — ага, в отличие от гоголевского ревизора, а ведь прошляпь его в Пирее тамошняя афинская агентура, то ведь запросто свалился бы он нам как снег на башку и застиг бы нас врасплох. Вот из-за этого-то мы и операцию "Головастик" форсировали, а теперь форсируем и "Хулигана", дабы выиграть драгоценное время и на "Мумию". О том, как так вышло, гонец подробностей не знал. Предположительно же, в Афинах римскую комиссию встретило новое посольство Эвмена, которое и ввело её в курс текущих дел уже там, избавляя от необходимости делать крюк. Так или иначе, нам следовало поднажать…

— Если наши не подоспеют к вечеру, то потерпи тогда хотя бы уж до полуночи, — попросил пират, — С нами сейчас слишком мало людей, и нам нельзя, чтобы здешние нас заподозрили — нам ещё не раз проводить здесь разведку. По нашему плану часть наших людей должна выполнить ваш заказ, а другая — изобразить нападение на этот постоялый двор, которое мы будем "отражать" вместе с прочими постояльцами. Это хорошо, что и у тебя тоже есть при себе люди — с ними мы здесь выглядим сильнее, и отступление наших будет выглядеть правдоподобнее. А ТАМ нашим окажут сопротивление?

— Не слишком усердное, если ваши будут кричать "Пергам!", как мы с вами и договорились, — я уже успел переговорить с Федрой, ганнибаловой наложницей, и она при мне проинструктировала дюжих рабов-охранников, — Пять человек будут размахивать для вида ножами и дубинками, но никого не убьют и не ранят, если будут уверены, что и ваши с ними обойдутся так же. Так что пусть не забывают кричать, как условлено, и тогда у них проблем не возникнет. Охрана даст себя "задавить числом", обезоружить и связать, так что для убедительности выделяйте туда человек пятнадцать, и им сдадутся быстро. Ну и пусть постараются там тоже никого не обижать сильнее, чем нужно для показухи.

— Это понятно, — кивнул критянин, — Хорошая работа — жаль, редко судьба шлёт нам подобную, и приходится разбойничать всерьёз, теряя иногда отличных ребят…

— Особенно, если нарвётесь на римский или родосский флот?

— От этого пока-что Посейдон миловал. Но в начале прошлого лета мы потеряли корабль, который пришлось сажать на мель у берега, чтобы спастись от римской пентеры. А в конце, уже осенью — едва спаслись от родосской триеры. Если бы не шторм…

— У вас были повыше борта, а триера начала черпать воду?

— До этого не дошло — родосцы испугались и поспешили к ближайшему берегу, как только усилилось волнение. Но запоздай оно — нам был бы конец. Хотя, мы и в волнах шторма едва избежали его…

Мореходность у одноярусных монер или унирем получше, чем у трёхъярусных трирем с квинкеремами, но тоже оставляет желать лучшего. Даже у квинкерем на нижнем ярусе вёсла "одноместные", то бишь по одному гребцу на каждом весле, что ограничивает вес этого весла, а значит, и его длину. А поскольку и угол опускания весла в воду тоже не должен сильно отклоняться от оптимального для гребли, от длины весла пляшет и высота уключины, а значит — и бортов судна от ватерлинии до означенных уключин, то бишь до вёсельных портов, через которые его и захлёстывает расшалившаяся в шторм волна. Так у униремы и длина обычно поменьше, не крейсер это ни разу, и её волна и саму поднимает, а трёхъярусники и слишком длинные для этого, и перетяжелены. Я ведь упоминал уже в своё время, что целые эскадры в шторм тонут, если не успевают к берегу от него смыться? У более короткой и лёгкой униремы шансов пережить шторм больше, но и у неё они тоже не столь велики — геометрию ведь хрен нагребёшь, и у неё высота бортов — тоже не ахти. И на что ей рассчитывать там, где идут на дно, случается, даже высокобортные торгаши?

Но для пирата, как и для вояки, важна скорость, в жертву которой приносится всё остальное, включая и мореходность. Позже иллирийские пираты оценят преимущества "двухместных" вёсел, более длинных, что выгоднее не только в эффективности гребли, но и в плане безопасности. Чистая геометрия подобных треугольников — при том же самом угле более длинная гипотенуза даёт и более высокий катет. Въехав наконец в эту не столь уж и мудрёную истину и осознав её, иллирийцы изобретут либурну, которую у них затем с удовольствием собезьянничают римляне, и именно либурны составят основной костяк флота Октавиана у мыса Акциум и выйдут победителями из схватки с "общепринятыми" в качестве оптимальных квинкеремами Антония. Но до этих событий ещё полтора века, а пока "двухместное" весло на одноярусных кораблях пробуют только купцы, которые не могут позволить себе низкий борт, да и вёсел не могут позволить себе много — их кормит вместительность их судна при малом экипаже. Вообще-то главный двигатель прогресса — это война, но изредка, как вот с этими вёслами, например, происходит и наоборот. Может быть нехилым двигателем прогресса и жадность — главное только не оказаться самому тем фраером, которого она сгубит. Но самое интересное, что иногда прогресс нехило двигает даже обезьянья тяга к красочным зрелищам в сочетании с играющим очком. Император Максимилиан Тот Самый, которого максимилиановский доспех, будет обожать рыцарские турниры, а зрители будут обожать зрелище картинно разлетающихся в щепки рыцарских лансов, а ведь чтоб хорошее ясеневое древко так картинно разлетелось — это какой силы удар нужен? Спасёт ли от такого даже хвалёный максимилиановский доспех? Очко-то у благородных кавалеров жим-жим, а шоу маст гоу он, вот и придумают в результате для тех турниров полый ланс из говённой древесины — и копья в щепки, и рыцари целы, а из нормального дерева начнут по этой же технологии делать и боевые лансы, что позволит увеличить их длину с четырёх почти до шести метров для знаменитых крылатых гусар Речи Посполитой. А потом кто-то додумается сделать такими же полыми и вёсла галер — опять же, снизив за счёт этого их вес и нарастив длину. Помозговать над этим, что ли?

Критяне наверняка могли бы порассказать мне ещё немало о своих хулиганских похождениях, будь мы с ними в забегаловке одни, но это мы с нашими испанцами можем спокойно говорить меж собой о чём угодно по-турдетански, не опасаясь греческих ушей, а с критянами мы говорили по-гречески, так что приходилось поглядывать по сторонам и фильтровать базар. В конце концов посторонних набилось столько, что говорить открыто стало невозможно, а как прикажете понимать тонкие аглицкие намёки тому, для кого этот язык — ни разу не родной? А шептаться, как это делают некоторые, сговариваясь, как бы им обыграть знакомого в кости или набить ему морду — подозрительно, если учесть куда более серьёзные предстоящие события. Хвала богам, о реальном деле мы договорились сразу, а пустопорожний трёп значения уже не имел. Для естественного вида мы распили с критянами ещё один кувшинчик очень неплохого местного вина, я проиграл им с десяток драхм в кости, а затем мы с ними "договорились" о поставке ими в будущем фригийских тонкорунных овец, которых у них не было, на сумму, которой не было у меня. Овцы этой породы нас и в самом деле интересовали, потому как именно от них и произойдут позднее знаменитые испанские мериносы, и завезти к нам производителей раньше реального срока смысл имелся — не всё же будущим римским латифундистам оставлять, верно? Но на деле мы уже решили вопрос о поставках этих овец партнёру тестя с купцами в Никомедии, а здесь говорили о них специально для местных сплетников. Хлопотная торговля мелким рогатым скотом — последнее, чем придёт в башку заняться "по совместительству" людям, балующимся пиратством, и сделка на предмет "спекульнуть овцами" отводила от критян возможные в будущем подозрения со стороны следствия.

Впрочем, и сами морские хулиганы в этом плане не лыком шиты. Я ещё делал последнюю ставку в кости, имитируя попытку отыграться, а мой блондинистый оппонент посылал слугу "искать поставщиков овец", а на самом деле передавать связному главаря оперативную информацию и последние изменения в планах, когда в заведение зарулили два колоритнейших чернявых персонажа, тут же приставших к местным с распросами, что здесь и как, а нас не замечающих в упор. Харя одного из них была мне уже знакома, так что не требовалось особой гениальности для разгадки простой, но эффективной операции прикрытия разведчиков. Эти двое, ведущие себя как неумелые, но явные шпиены пиратов, как раз всё внимание к себе и привлекут, а в момент нападения открыто присоединятся к своим подельникам и уплывут вместе с ними. Все же прекрасно понимают, что подобные дела не делаются без разведки, и следствие, конечно, заинтересуется и осведомлённостью пиратов, где что хреново лежало, ну так вот он, готовый и лежащий на поверхности ответ — были у негодяев шпиены, граждане начальнички, аж двое чёрных всех из себя критян, и все их видели, да только сбёгли они вместе со всей своей шайкой, так что в море их теперь ищите, а как найдёте — обязательно покарайте по всей строгости вифинского правосудия.

Старательно отрабатывая своё выступление, отвлекающее внимание местных от настоящих шпиенов, двое липовых хорошенько приняли на грудь и начали вести себя наглее — не иначе, как для пущего правдоподобия решили ещё и драку по пьяни устроить с тутошними завсегдатаями. А те, ясный хрен, тоже под мухой и тоже парни простые и обидчивые, так что спектакль его заводилам удался на славу. Пометелили друг друга от всей своей широкой души, выбив даже пару зубов, потом "разобрались", помирились, а примирение, как водится, отметили обильной выпивкой и пьяным трёпом "за жизнь"…

Вернувшийся слуга блондинистого вполголоса доложил хозяину о результатах своего похода, а тот, выслушав его, обратился ко мне уже вслух:

— В ближайших окрестностях ни у кого нет нужного тебе стада фригийских овец на продажу, но мы будем искать по всей округе и известим тебя, когда найдём, а пока — не взыщи. Близится НОЧЬ, а много ли найдёшь на ночь глядя? — его кивок подтвердил мне, что слово "ночь" он выделил голосом не случайно, и хвала богам, такой намёк для меня не слишком тонок, а новость приятная — критяне успевают к сроку, и мне с моими людьми не придётся делать работу самому и палиться на ней. Придётся, конечно, пободрствовать и поимитировать героическое сопротивление разбойникам, но это уже чистый договорняк, а не настоящие приключения-сюрприз, которым не время и не место в серьёзном деле.

Ну, чтоб совсем без сюрпризов — так, увы, в реальном деле бывает редко, и нас судьба в этом плане тоже слишком уж баловать пожлобилась. После обеда я заглядываю как бы невзначай к ганнибаловым домочадцам, с которыми "случайно познакомился" как раз этим утром. Ну, типа покадрить эту Федру, не Александрийскую, конечно, которой и не пахнет в этих степях, а ейную тёзку, наложницу Циклопа и настоящую мамашу мелкой евонной шмакодявки. Баба она достаточно эффектная, так что подкаты к ней на предмет перепихнуться, если удастся её на это дело раскрутить, выглядят естественно и никого не удивят. Захожу, значится, изобразить означенный подкат для виду и дать окончательный инструктаж на предмет готовности к предстоящему ночному спектаклю, а она мне сходу сюрприз преподносит:

— Знакомься, Максим, это Мелея Кидонская, настоящая гетера из Коринфа, — и указывает мне на свою гостью, некрупную, но хорошо сложенную брюнеточку с густыми вьющимися волосами, одетую небогато, но со вкусом, но вот что-то я не наблюдаю на её золочёном пояске полагающейся гетере застёжки в виде звезды с символикой коринфской Школы, а вижу только обычную бронзовую, сам же поясок элементарно покупается и ни хрена ровным счётом не доказывает.

— Как называется бедняцкий район Коринфа, что возле его северной гавани?

— Лехей, как и сама гавань, — и отвечает правильно, и выговор коринфский.

— Что такое Акрокоринф?

— Коринфский акрополь.

— Как его называют сами коринфяне?

— Просто Скалой.

— Как зовут верховную наставницу Школы?

— Никарета.

— Это её настоящее имя, данное ей родителями?

— Нет, ритуальное — в честь основательницы Школы, которую звали Никаретой, и с тех пор каждая новая верховная наставница принимает это имя, после чего никогда и никто больше не называет её иначе. Настоящее имя той, что возглавляет Школу сейчас, мне не известно, и его знают лишь те, кто знавал её раньше, — это совпадало с тем, что я знал сам по собственной коринфской командировке или слыхал от наших гетер, так что первый этап проверки на вшивость девчонка, можно сказать, выдержала успешно, да и сам возраст вполне подходит для недавней выпускницы. Но об этом она могла и услыхать от какой-нибудь настоящей гетеры, если подрабатывала у неё на подхвате.

— Когда ты окончила Школу?

— Прошлым летом.

— Кто была вашей наставницей по танцам?

— Клития Халкидская. Она уже в годах, но лучшая из всех, и для нашего потока Школа пригласила её снова, — это совпадало со сведениями от Клеопатры Не Той, которая переписывалась со знакомыми коринфянками.

— А кто наставлял вас по поэзии?

— Дельфина Мегалопольская. Она помоложе, но в числе лучших, — о том, что на эту должность приглашена их бывшая однокашница, мне рассказывали Аглея и Хития.

— Сколько ног у мухи?

— Аристотель считал, что восемь, — улыбнулась Мелея, — Наверное, он посчитал и ту пару, которая у неё на голове и не используется для ходьбы, — предприняла она очень даже неплохую попытку отмазать крепко облажавшегося корифея.

— А сколько он насчитал бы их у комара, если бы задался этим вопросом?

— Наверное, насчитал бы семь, — она, как и я сам, едва сдерживала смех.

— А как должен выглядеть человек по определению Платона?

— Как ощипанная курица, — тут уж ей не хватило выдержки, и она расхохоталась, а ещё громче хохотала Федра, в философии не особо подкованная, но эту хохму знавшая.

— А где твоя застёжка к поясу, которую ты должна была получить вместе с ним?

— Ну, какая разница? — Мелея заметно замялась, — Моё владение "танцем осы" будешь проверять?

При других обстоятельствах я бы уж точно хрен отказался — и фигурка под её одёжкой угадывается превосходная, и намёк на вполне возможное и весьма вероятное продолжение не слишком тонок даже для моего греческого, и желание острое — млять, а ведь я давно уже не тот страдающий от хронического сухостоя и готовый прыгнуть на любую податливую дырку шестнадцатилетний пацан и не тот сексуально озабоченный солдат-наёмник, каким был не так давно, но тоже уже давненько, да и разве за этим я на самом деле заявился? Ну так и что за хрень? И чего это она поднапряглась? Фокусирую взгляд на фоне стены за ней — ага, так и есть, эфирка уплотнена до предела, у самого так бывает, когда воздействую на собеседника в нужном мне направлении — млять, хорошая попытка, и не её вина в том, что со мной — недостаточно хорошая…

— А кто вёл у вас магию? — ага, слегка краснеет и опускает глазки.

— Хлоя Дельфийская, бывшая пифия…

Это была та самая старуха, что преподавала магию и потоку Аглеи с Хитией — единственный предмет, который в коринфской Школе традиционно ведётся не гетерами, а бывшими пифиями знаменитого Дельфийского оракула. Считается, что лучших по этой части, чем они, в Греции нет и быть не может. Ну, я ведь упоминал уже, до какой степени эти греки помешаны на своих канонических брендах? Как при правоверном мусульманине не рекомендуется критиковать ничего арабского, а при православно озабоченном патриоте имперского разлива — ничего византийского, и как эта хроническая византиефилия с его квасным патриотизмом сочетается, его спрашивать тоже не рекомендуется, так и у греков этих античных усомниться в исключительных талантах дельфийских пифий — немыслимое кощунство, которое добропорядочному греке даже в башку приходить не должно. Сократа за меньшую вину в кутузку упекли и цикутой травануться заставили. И глубоко наплевать тем добропорядочным грекам, что вещают те дельфийские пифии свои пророчества под сильной наркотой, и в доброй половине случаев их околёсица даже отдалённо не связана с заданным им вопросом — если ты пострадал, неверно истолковав этот бессвязный поток наркотического сознания, то сам виноват, потому как явно был не особо добропорядочен и прогневил этим богов. А какой же грека признается в подобном святотатстве? Судьбу Сократа повторять — дураков нет. И ведь самое-то омерзительное, что не кого попало в те пифии Дельфийского оракула берут, а девчонок с реально выдающимися ясновидческими способностями — ага, чтобы сторчать их на хрен дымом курящегося опиума…

— Она преподавала вам до самого выпуска? — Клеопатра Не Та рассказывала, что при её потоке старуха была уже на пределе и едва ли выдержит ещё год.

— Нет, она потом заболела, и пока Никарета связывалась с Дельфами, чтобы для Школы выделили новую наставницу по магии, Хлою заменяла Меропа Гортинская. За всё время, что существует Школа, никогда такого не было, чтобы магию в Школе вела гетера, и многие увидели в этом дурной знак…

— Тем более, что гетера не высшего, а низшего разряда?

— Ты её знаешь?

— Знавал, скажем так, — ухмыльнулся я, — Как-нибудь в другой раз проверим твой "танец осы", а сейчас — не сочти за обиду, но я пришёл не за этим. Все ли хорошо помнят, кто что должен будет сделать, а чего — не должен? — это я уже Федре, — Ближе к вечеру не поленись проверить и объяснить всё каждому ещё раз, пускай даже некоторые и будут на тебя ворчать. Эти пятеро знают, как им определить, что всё идёт по плану?

— Знают, но я проверю и объясню им ещё раз, — кивнула та.

— Что-то ожидается? — озадаченно поинтересовалась гостья.

— Мелея, я же не настаиваю на своём вопросе о твоей застёжке к поясу, хоть ты и не ответила мне на него, — напомнил я ей, — Ты вправе иметь свои тайны, которые тебе не с руки раскрывать первому встречному, но ведь и у нас могут быть свои секреты, которые незачем знать посторонним, — я выразительно глянул на хозяйку, чтоб не вздумала болтать лишнее, и та кивнула в знак понимания, — Поэтому не спрашивай нас о том, чего мы тебе всё равно не скажем.

— Ну, моя застёжка — это не такая уж и большая тайна, но мне просто неловко…

— Тогда и не надо себя терзать — мы всё равно не сможем ответить тебе такой же любезностью. Кстати, где ты остановилась?

— Я сняла соседний с этим домик — он, конечно, маленький, но я пока не могу позволить себе большего.

— Комната на постоялом дворе была бы гораздо дешевле.

— Я знаю, но я люблю тишину и уединение, а там шумно, и ещё эта вечно пьяная и наглая матросня, от которой чего угодно можно ожидать…

— Не того ты боишься, чего следовало бы. Есть вещи, о которых мы не можем говорить с тобой, но дать тебе хороший дружеский совет мы, пожалуй, могли бы. И я бы посоветовал тебе или не мешкая переселиться на постоялый двор, или вообще выехать отсюда — в Никомедию или в Кизик или куда-то ещё, это уж ты сама решай, но побыстрее. Что тебя вообще привело в эту забытую богами дыру?

— Ну, не такая уж она и забытая, — где-то неподалёку в самом деле было какое-то страшно древнее и страшно знаменитое святилище времён чуть ли не Троянской войны, паломничеством к которому Циклоп и замотивировал отсылку сюда своих домочадцев.

— Может быть, но не для твоего же ремесла.

— Ну, мне был знак… Я, конечно, не дельфийская пифия и даром прорицания не владею, но иногда я просто ЧУВСТВУЮ, как мне нужно поступить, чтобы всё было так, как я хочу. Ну, в пределах возможного, конечно. Вот, ПОЧУВСТВОВАЛА, что мне нужно обязательно приехать сюда. Не могу объяснить, зачем это, сама не понимаю, но знаю, что так НУЖНО. Чутьё никогда ещё не подводило меня…

— Чутьё, говоришь? Это мне знакомо, и прислушиваться к нему, раз уж и ты его имеешь, можно и нужно. Но скажи-ка мне вот что — чего ты ХОТЕЛА перед тем, как твоё чутьё погнало тебя сюда?

— Ну, в Никомедии мне дали понять, что меня ждут большие неприятности, если я задержусь в ней. Ну и куда мне податься, если даже в этой захолустной Никомедии мне не рады? Всё, что мне нужно — это хотя бы небольшой, но приличный и не совсем нищий городок, где я могла бы не бояться козней недовольных моим приездом соперниц…

— И это — желание жить именно жизнью СВОБОДНОЙ гетеры?

— Ну, не домашней же затворницы! Не для этого я покинула родную Кидонию!

— Если так, то наверняка тебя тем более не устроит и участь невольницы.

— На что ты намекаешь?

— Твоя выучка в коринфской Школе не написана у тебя на лбу, а на твоём поясе нет звезды Школы, но ты молода и красива, и любой работорговец дал бы за тебя немало. Вряд ли это входит в твои планы на дальнейшую жизнь.

— Мелея, Максим тебе дело говорит! — тревожно добавила и Федра, до которой наконец-то дошло.

Хоть и достаточно пиратам и в качестве задатка за исполнение заказа дано, и на окончательный расчёт обещано, ухари это ещё те, и если им вдруг выпадет случай заодно и дополнительной ценной добычей разжиться, так хрен они его упустят, и препятствовать им в этом в нашу с ними договорённость не входит. И если вляпается кидонийка, не зная броду, то уж вляпается добротно, по самые уши…

— Ну, не знаю… На постоялом дворе — теснота, шум и эта матросня. А уезжать — я же никуда не успею доехать до темноты.

— Даже ночёвка под открытым небом не так страшна, если уж ты так боишься постоялого двора. Да и чем он тебе так уж плох, если это не надолго? Ты, кажется, хотела показать мне "танец осы"?

— Но не в забегаловке же! Я думала станцевать "осу" здесь — Федра сыграла бы нам на кифаре, а после мы с тобой пошли бы ко мне… Как знать, может быть, именно для этого чутьё и привело меня сюда?

— Если так, то тем более, какая тебе разница, где будет этот танец и "после"?

— Ну, ты прав, наверное, но я не могу вот так сразу. Мне нужно ещё подумать и проверить, что мне подскажет чутьё…

— Думай и проверяй, но — побыстрее! Время — идёт!

Млять, её бы сейчас подхватить резко подмышки, да на плечо закинуть — ага, задницей вперёд, да отшлёпать, чтоб не брыкалась, ну и унести к нам, а там — как вести себя будет, и если психопатку включит, так подзатыльником угомонить и сразу в койку — время ещё есть. Вплоть до того, что и в койку силой, потому как всего ей не расскажешь, а угомонить надо, и пусть бы лучше в шоке у нас переночевала, чем к пиратам в лапы, а от них на Родос или Делос, и сильно подозреваю, что сперва по кругу пропустят, и не уверен, что только по одному кругу. Да только ведь это гарантированный шум и гарантированный скандал, а нам не нужно ни того, ни другого. Операция "Хулиган" должна у нас пройти без сучка, без задоринки, и она слишком важна, чтобы ставить её под угрозу, и внимания нам к себе нужно привлечь как можно меньше, потому как впереди у нас ещё операция "Мумия", которая ещё важнее, и если из-за этого пострадают посторонние, так и хрен с ними — судьба у них, значит, такая. А эта шикарная кидонийка — посторонняя, и рисковать из-за неё намеченной операцией никто не собирается, так что лучше бы ей сейчас её чутьё правильные мысли внушило, пока время на их претворение в жизнь у неё ещё есть…

— Может, к нам её, чтобы за нашу сошла? — предложила Федра.

— Список! — напомнил я ей.

Список всех, чьё "похищение" заказано и оплачено нами, уже у пиратов, и уже поздно изменения в него вносить, и всё, что "сверху" — их законная добыча. Нравится нам это или нет, но они таковы, каковы есть, и проще перестрелять их, чем перевоспитать. Но они ведь к нам в Испанию не плывут и у нас там под ногами не путаются, верно? Ну так и мы, пока они нам не мешают, не станем навязывать их монастырю нашего устава.

— Я понимаю, что у тебя есть пожитки, и насколько я знаю женщин — вряд ли они у тебя уместятся в дорожную котомку. Брось всё громоздкое и малоценное, а самое ценное закопай где-нибудь так, чтобы никто не видел — позже вернёшься и заберёшь.

— Вы что-то ЗНАЕТЕ, — уверенно констатировала гостья.

— Сделай, как он тебе говорит! — убеждала её хозяйка, — Мы сказали тебе всё, что могли, и не спрашивай большего!

— Ты не знаешь нас толком и не обязана доверять нам, — добавил я, — Просто не оставайся здесь, а припрячь хорошенько всё, чего не хочешь лишиться, да спрячься сама так, чтобы тебя никто не нашёл, пока ты не вернёшься сюда по собственной воле. Что ты теряешь, если последуешь этому совету? Ладно, я и сам не люблю, когда на моё решение пытаются влиять, так что решай сама и делай так, как тебе подскажет твоё чутьё. В конце концов, это твоя судьба, а не моя…

Ближе к ужину я проверил готовность наших к любым возможным сюрпризам. Не то, чтобы я всерьёз опасался подставы со стороны пиратов — вроде бы, мы с Володей и Васькиным всё просчитали, и не просматривалось такого расклада, при котором критянам оказалось бы выгоднее нагребать нас, но один хрен не стоило вводить их в соблазн своей беспечностью. Уж очень податливый на соблазны контингент. Я не о главарях говорю и не об их ближайшем окружении и кадровом резерве. Эти — не всегда грамотны, но умны от природы и шагу лишнего не ступят, не просчитав всех возможных последствий, чем и объясняется в основном их удачливость и связанный с ней авторитет. Но основная масса — дети природы совсем другого сорта, недалеко ушедшие от братьев наших меньших, и эти редко видят дальше собственного носа, и что перед их носом внезапно нарисовалось, на то и реагируют спонтанно, то бишь на голых инстинктах, а в неразберихе налёта главарь и его помощники разве уследят за всеми? Так что — на хрен, на хрен.

После ужина, выкурив сигариллу, промедитировался, настраиваясь на удачное стечение обстоятельств и максимальную эффективность собственных действий. Я тоже не ясновидец ни разу и будущего не предвижу, если не считать "предвидения вслепую" типа того, в котором призналась кидонийка. Суть тут в том, что когда ты настроился должным образом, то даже и не зная о предстоящем заранее, действуешь на автопилоте именно так или почти так, как действовал бы обдуманно, если бы знал, в чём и убеждаешься опосля. Только если и у кидонийки такая же хрень, то пора бы ей уже и нарисоваться — дело-то ведь к вечеру уже клонится, а средиземноморские вечера — они быстро перетекают в ночь, а эта ночь ожидается нескучной. Или почуяла, может, мой тогдашний настрой сграбастать её в охапку и препроводить к нам, не спрашивая согласия, да и истолковала в меру своего понимания? В этом случае, скорее всего, предпочтёт предложенный ей альтернативный вариант "заныкаться самостоятельно", что тоже неплохо и неглупо, если не облажается, и лучше бы ей не облажаться, потому как в этом альтернативном варианте я уже ничем не помогу. Тут уж — как судьба распорядится, а я предупредил как мог, и моя совесть чиста.

Спать никто, естественно, не ложился — только притушили светильники и не шумели, имитируя отход ко сну. Угомонились наконец и припозднившиеся в забегаловке гуляки, разбредясь по домам — с разной, впрочем, степенью успешности. Гегемоны — они и у греков гегемоны. Кто-то дошёл на своих двоих, кого-то, судя по сварливому бабьему визгу в дверях, довели под руки или доволокли приятели-сокувшинники, кто-то добрался на четвереньках. Но кое-кто и не осилил дистанции, прикорнув в кустах или возле забора, а один и вовсе посреди площадки перед заведением. Вполне возможно, что пара-тройка так и осталась ночевать под столами — хорошо знакомых завсегдатаев в подобных случаях обычно пинком под зад не выпихивают, а дают проспаться. Переговорил с критянами, их старший подтвердил, что всё запланированное в силе, и сбоев не ожидается. Они тоже и не думали дрыхнуть, поскольку их активное участие в спектакле "героическая оборона от разбойников" было для них наилучшей страховкой от палева. Но античный мир не знает персональных часов и не приучен к идее выполнять задуманное и оговоренное в какой-то точный срок, измеряемый часами и минутами. Сказано — ночью, значит, ночью, а ночь — она длинная, если ты вынужден бодрствовать, и будь доволен, если ждать тебя заставили не до самого рассвета. Млять, больше всего не люблю подобных выжиданий…

Миновала полночь, и я уже начал беспокоиться, когда зашевелились двое из "не осиливших дистанцию", в одном из которых я распознал при свете луны критянина из тех чернявых, что отвлекали на себя внимание, изображая липовых шпиенов. То, что и второй из очухавшихся оказался вторым липовым шпиеном, меня уже не удивило, а удивило их состояние — с виду как ни в одном глазу. Назюзюкались они днём — сперва сами, а потом и с местными, "мирясь" с ними после драки — капитальнейшим образом, выходили вечером из заведения по крутейшей синусоиде — ага, "отчего ты, улица, стала кривобокая", и даже если и прикидывались бухими в лом, то едва ли сильно — только в моём присутствии они успели выжрать кувшина по полтора, сходить проссаться и снова продолжить дегустацию местных вин, и уже как есть, не разбавляя даже вполовину — как ещё только под стол не свалились! Или успели и подремать за столом? Так, один, вроде, напряжён и сосредоточен — ага, курс хоть и не синусоида, но ломаная, а вот второй — млять, это же уникум какой-то! Как будто бы и не бухал ни хрена! Впрочем, знавал я и в прежней жизни одного такого — нажрётся в хлам, овощ овощем, но если выдалась возможность прикорнуть и закемарить хотя бы полчаса — встанет "сухой как лист". Встали посреди площадки, лопочут о чём-то вполголоса, да по сторонам зыркают, и тут — ага, сюрприз! Млять, она ещё позже не могла припереться?! Мелею прямо на них нелёгкая вынесла, короче говоря.

Пираты, даром, что с хорошего бодуна, сориентировались быстрее — один за руку её схватил, второй сразу за фибулу на её плече, явно намереваясь раздеть, да только и кидонийка опомнилась, ну и свободной рукой — наверняка сложив пальцы "клювиком" — звезданула в глаз вцепившегося ей в другую руку, высвободила её, а второму засветила носком сандалии в районе "комка нервов", и судя по его воплю — успешно. Ну, почти — тот хоть и отпустил её плечо, но вцепился в край подола, а тот, что в глаз получил, тоже с выводами спешить не стал. Попытка выдернуть подол из рук второго успехом у неё не увенчалась, первый уже готовился схватить её снова, и тут она сработала нестандартно — расстегнула поясок, да и выскользнула из своей одёжки, а поясок применила в качестве кистеня. Растерялись незадачливые насильники не надолго и смыться кидонийке не дали — один путь к нашим дверям преградил, другой заступил обратную дорогу, между ними хрен прорвёшься, а сзади — какой-то сарай. Ну, она туда и юркнула. Я думал — сдуру, и не я один. Оба пирата подумали так же и с довольным видом последовали за ней, а оттуда вдруг доносится куда менее довольное мычание, Мелея выскакивает обратно — ага, прямо к ним в лапы, но за ней из сарая показывается здоровенный и явно не склонный шутить бычара! Пираты выпадают в осадок, эта оторва вырывается и отбегает, они за ней, и тут она останавливается, оборачивается и издаёт резкий гортанный возглас. Бык роет землю копытом, нагибает рога и атакует, пираты от него в стороны, а кидонийка вдруг сигает навстречу, да хвать его за рога. Тот вздёргивает башку, пытаясь поддеть, она кувырком через него, ногами ему в крестец, отталкивается и спрыгивает позади него.

— Сюда! — рявкаю ей, указывая на дверь, которую уже приоткрыли два моих бодигарда, и она, хвала богам, дурочку больше не включает, а следует доброму совету.

Дверь захлопнулась и лязгнула засовом за её спиной, бык недоуменно вертит башкой, не видя цели, а два незадачливых ухаря, хоть и озираются на него с опаской, но идут к двери, явно намереваясь требовать возврата ускользнувшей от них добычи, и даже похрен им, что народец от шума всполошился и выглядывает уже из домов. Я хренею от такой фантастической наглости, начинаю что-то подозревать, прислушиваюсь, улавливаю приближающийся топот и гвалт — и понимаю, что операция "Хулиган" вступает наконец в решающую фазу.

— Да, это наши, — негромко подтвердил блондинистый критянин, — Я же говорил, что они успеют. Всё сделаем в лучшем виде.

А галдящая вооружённая толпа деловито занимает селение, кое-где им пробуют сопротивляться, но безуспешно, бык стоит посреди поднятой им пыли и явно не понимает всей серьёзности момента, мои бойцы приводят девчонку — ага, в одних набедренной и нагрудной повязочках не шире ладони каждая, если давешнего пояска не считать. Снимаю с плеч плащ, протягиваю ей, чтоб завернулась, гляжу то на неё, то на быка, и намечается ощущение дежавю. Сперва смутное, но вскоре вспоминается Карфаген и наша с Велией свадьба, а на ней — выступление ловких и отчаянных критских акробатов с быком…

Потом начался спектакль. Пираты поначалу галдели и куролесили вразнобой, затем кто-то из их вожаков спохватился и организовал действия поосмысленнее. Вышел парламентёр, предложил нам сдаваться по-хорошему, выслушал адрес, по которому мы им всем предложили прогуляться — его, кстати, озвучивал блондинистый, ну и клятвенно заверил нас, что теперь мы точно покойники. Сперва они принялись колотить в дверь — ага, кулаками и ногами, хотя буквально в паре десятков шагов валялось внушительное бревно, которым высадить ту дверь труда бы не составило, но додумавшиеся и указавшие на него вожакам понимания у них не встретили, а врукопашную её ломать — до рассвета точно провозились бы. Ну, если секиры в ход не пускать, но эта идея тоже была зарублена вожаками на корню. Затем они приволокли из-за сарая лестницу и изобразили попытку штурма а-ля абордаж. Но пока они с ней возились, другие вынесли из того же сарая пару вил и длинную жердь, которые и метнули "в нас", да так аккуратно, что они влетели в окна поверх голов. Ими мы, естественно, и воспользовались, когда пираты приставили наконец лестницу. Я хотел опрокинуть её сам и взял уже в руки вилы, но блондинистый критянин попросил меня уступить эту честь ему, и я не возражал — мы ведь выполним то, что запланировали, и уедем, а им ещё в этих морях работать. Опрокинул он эту лестницу картинно, но грамотно — никто из взбиравшихся по ней не пострадал. Ну, разве только лёгкие ушибы, да ссадины, но кто же их считает в таком деле? Тут толстости важны, а не совсем уж мелкие тонкости.

Наконец из толпы выступили лучники, половину из которых вожаки завернули взад, а вместо них вызвали других. Со стороны их обстрел выглядел, наверное, круто и впечатляюще, но ни одна стрела не была зажжена, да и попадали они все либо в оконные рамы, либо в щиты, либо влетали в окна поверх голов. В исключительных случаях, если на голове имелся металлический шлем, то чиркали вскользь и по нему. Один обозначил прицеливание в меня, но дождался, пока я это замечу и прикроюсь поданной мне цетрой, после чего влепил стрелу точнёхонько в центр её бронзового умбона. Я ведь уже не раз упоминал, кажется, что критские лучники не просто так и не за красивые глазки славятся и ценятся в античном мире? А рядом ухмыляется блондинистый, на фракийской пельте которого видны пять свежих отметин. Мы тоже готовим луки и отвечаем в аналогичной манере. Я выцеливаю одного, окликаю весьма неучтивым оскорблением, дабы заметил и прикрылся, тот понятливо прикрывается щитом — я не критянин, и у меня точно в центр умбона не получается, а получается рядом с краем умбона. Блондинистый вздрагивает — лук у меня роговой, не хуже критских, растянул я его от души и с такой дистанции мог бы и пробить вполне тот щит, но стрела лишь слегка втыкается в его деревянную основу, а я достаю вторую и показываю ему её наконечник, старательно притупленный напильником. Она летит следом и рикошетирует от шлема одного из пиратов вправо-вверх — я выбрал цель с таким расчётом, чтобы даже случайным рикошетом никого не зацепить…

— Всемогущая Артемида! Ну кто же так стреляет! — Мелея аж ножкой топнула от досады, — Дай мне, я умею! — тут же сбрасывает плащ и — ага, без малейшего стеснения, как так и надо — снимает грудную повязку и заматывает её на левом запястье в качестве краги, дабы не рассечь кожу тетивой, — Ну, давай же! — и руку тянет за луком, амазонка, млять, доморощенная!

— Уймись, не женское это дело, — обламываю ейный героический порыв, чтобы она в натуре кого-нибудь сдуру не уконтрапупила, а то ведь в глаз или в висок и тупой стрелы хватит вполне. Они же с нами порядочно себя ведут, верно?

Хулиганы, по всей видимости, тоже так считали. Их вожаки, вспомнив ещё об одной детали договорённости с нами, выкрикнули "Пергам!", настропалили остальных, те тоже несколько раз проскандировали, затем нам было обещано от имени Посейдона, что живыми нам отсюда не выбраться. Судя по ухмылке блондинистого, выбираться с заднего двора мы могли хоть сейчас, если желание такое есть, а если чуток обождём, так и прямо внаглую через главный выход никто нашего бегства "не заметит". В самом деле, побряцав оружием, дабы не оставить у нас и тени сомнения в своей крутизне, толпа направилась к солидным домикам выполнять основную часть означенной договорённости — теперь уже не забывая дружно выкрикивать "Пергам!', чтоб не вышло каких-нибудь недоразумений.

— Если они пергамцы, то я — антиохийка! — съязвила Мелея.

— Ну и как вы там живёте в этой ВАШЕЙ Антиохии? — прикололся я.

— Не припоминаю даже совсем уж маленькой деревушки с таким названием в окрестностях Кидонии, — рассмеялась кидонийка, — Не слыхала и ни о каком даже совсем засиженном мухами Пергаме ни вблизи Гортины, ни вообще на юге Крита!

— А может, они как раз и задумали его там основать?

— Эти?! Оснуют они! Только грабить горазды, да бесчинствовать! Ты что, так и не подстрелишь никого из них? — последние пираты ещё не скрылись за поворотом, а лук был всё ещё у меня в руках.

— А зачем? Нам-то они что плохого сделали? Что ж ты кровожадная-то такая? — наши испанцы, кто по-гречески понимал, рассмеялись.

— А то, что они меня чуть не изнасиловали, уже не считается?

— Именно вон тот? — я указал на последнего, уж точно не из тех двоих.

— Да какая разница! Все эти негодяи одинаковы!

— Я же советовал тебе не мешкать! У тебя что, пожитков оказалась целая телега?

— Ну, не телега, конечно…

— Ты и две телеги за то время успела бы в корзинах перетащить.

— Ты думаешь, это так легко и просто — надёжно припрятать книги? Папирус, между прочим, боится огня, но не любит и воды!

— Книги? И что же это у тебя там за такие бесценные манускрипты, чтобы ради них так рисковать?

— Фукидид, Платон, Аристотель, Демокрит, Эратосфен…

— Чокнутая! — негромко охарактеризовал кидонийку блондинистый критянин, а мои орлы, кто понял и в общих чертах примерно в курсе, и вовсе разинули рты.

— Вот именно! И где взять новые среди вот таких нечокнутых? — парировала та.

Уже рассветало, когда хулиганы, перешерстив и разграбив в этой дыре всё, что планировали, направились восвояси. На нас они внимания уже не обращали никакого, но продефилировали через двор перед заведением, и шли внушительно — не беспорядочной толпой, как можно было ожидать, а прямо походной колонной, готовой в любой момент, если понадобится, развернуться в боевой порядок. Бывшие наёмники, не иначе.

— У кого служили? — спрашиваю вполголоса блондинистого.

— У кого только не служили! — хмыкнул тот, — И у Набиса, и у Филопемена и у Эвмена, кстати, а кое-кто — и у Птолемея. К вечеру наши будут в Халкидике, там до ночи передадут ваших кому следует и заночуют. К следующему вечеру я получу то, что нужно передать вам, а к обеду следующего дня буду в Никомедии. Где тебя найти в ней?

— Не в самой Никомедии, а в Либиссе — это западный пригород.

— Да, я знаю его.

— Там постоялый двор получше этого, он там только один такой и есть, так что не ошибёшься. Спросишь там финикийцев из Мотии, что на западе Сицилии…

— Финикийцев? Если ты финикиец, то я… гм…

— Пергамец, — подсказал я критянину, и мы с ним рассмеялись.

Когда мимо заведения проводили захваченных пленников, то идущая среди них и несущая на руках свою шмакодявку Федра обернулась к нам и приподняла её повыше, чтобы мы увидели и убедились, а я кивнул ей в ответ, давая понять, что сигнал замечен и принят к сведению.

— Она не выглядит опечаленной, — заметила Мелея.

— Не с чего. Она знает то же, что и я — что её не ждут ни Родос, ни Делос.

— И как мне тогда понимать то, что я видела?

— Никак. Ты не знаешь достаточно, чтобы что-то понимать. Ты видела то, что видели все, а все видели то, что им ПОКАЗАЛИ.

— Так это что, всё розыгрыш?

— Не всё. Кое-кто из местных вляпался всерьёз. Твоё приключение тоже было настоящим, и тебе крупно повезло, что ты так удачно из него выпуталась. Но испытывать судьбу таким образом всё время я бы не советовал. Так что ты решила? Едешь с нами?

— Здесь не очень-то хорошие дороги, а ещё хуже — повозки.

— Морем доберёмся за полдня.

— Морем?! Ты серьёзно?! Пираты же!

— Ну и что? Море — оно большое, а нам с ними — в разные стороны…