— Прежде всего вам там будут нужны растения-галофиты, — просвещала нашу компанию Наташка, — На нормальном человеческом языке галофиты означает растения, способные расти и плодоносить на засолённых почвах, в том числе и на морском берегу. Коколоба ягодная, она же — ваш кубинский "морской виноград" — как раз из их числа, и её обязательно нужно посадить на обоих островах. Но её косточек у вас не так уж и много, а тянуть с озеленением побережья нежелательно, поэтому особое внимание я бы советовала уделить манграм. Сенегальские мангры имеют в основном кустарниковую форму, но и их легко опознать по воздушным корням. В принципе они могут уже и быть на ближайших к материку островах, как и сенегальский тамариск — вот вам фотки, смотрите, — она нашла на своём аппарате и раскрыла нам снимки имеющих характерный видок зарослей.

— Вот это есть и на наших крайних островах, — припомнил Володя, тыча пальцем в фотку с тамариском, который с виду не враз даже и определишь как лиственное, а не хвойное, чем он, собственно, и запомнился, — А вот этих мангровых кустов не помню.

— Что-то и я тоже, — присоединился к нему и я, — Такое ведь хрен с чем спутаешь. Наверное, течением проносит мимо?

— Скорее всего, — согласился Серёга, — У нас же самый северо-запад архипелага, так Сенегал даже чуток южнее, а течение и ветер — с северо-востока на юго-запад, так что однозначно мимо. Ну, разве только на самых юго-восточных ещё есть какие-то шансы.

— Боавишту, Маю и Сантьягу? — уточнил спецназер.

— Ну, Боавишту тоже практически отпадает, тоже в стороне от пути по течению, и я бы даже время на проверку тратить не стал, а вот Маю и Сантьягу — шансы есть.

— Вот только хрен ли нам на них делать?

— Я вам сразу так и сказала, — напомнила наша ботаничка, — Там их искать или сразу в Сенегал за ними сплавать — это уж вам на месте виднее будет…

— Ну, на материк ведь один хрен придётся заходить, — заметил я, — Даже за теми же самыми лесоматериалами хотя бы, и тут однозначно напрашивается Сенегал.

Говорили мы, если кто не въехал, об Островах Зелёного Мыса, а конкретно — о двух крайних северо-западных, на которых уже высаживались мельком с Акобалом, то бишь о Сан-Висенти с его гаванью Минделу и месторождениями угля и о Сант-Антане, который повлажнее и позеленее. Ну, по сравнению с "лунными" пейзажами Сан-Висенти, во всяком случае. Мы бы и не заинтересовались этим клочком пустыни посреди океана, если бы не означенная гавань, удобнее которой на архипелаге просто нет, да не этот уголь, для вулканического острова парадоксальный, но и в реале, и для нас оказавшийся на нём весьма кстати, поскольку климат и на соседнем Сант-Антане такой же точно, и лесом он зарос, мягко говоря, не густо. По сравнению с Азорами выглядит удручающе, скажем так. А без нормальной горячей пищи и в тропиках не обойтись, так что даже для этого нужно топливо, а ещё оно нужно для строительства каменных зданий и сооружений — известняк обжигать на тот же строительный раствор. Мы и на балки-то строительные, не говоря уже о рыбацких судёнышках и о древесине для ремонта проходящих кораблей подумываем с африканского материка лес туда возить, дабы немногочисленную канарскую сосну на том Сант-Антане поберечь, как и драгоценное драконово дерево, так что уж с топливом-то без ущерба для хрупкой островной экологии вопрос решить сами боги велели. А то ведь дай только волю дурачью, так и на Сант-Антане такой же "лунный" пейзаж организуют…

— Я как раз на это и пытаюсь вам тонко по-английски намекнуть, — усмехнулась Наташка, — Вам же не только побережье озеленять, но и внутренние районы островов, и тут кроме галофитов нужна ещё и обычная засухоустойчивая растительность. Ну, такую вещь, как марокканское земляничное дерево вы уже знаете и без меня. Я бы советовала именно марокканское как самое засухоустойчивое из всех — у него будет больше шансов прижиться на Островах Зелёного Мыса. Обязательно посадите там финики — финиковые пальмы там хорошо прижились и в нашем реале…

— А гребобабы? — напомнил Серёга.

— Да не гребобабы, а бабогрёбы! — поддержал хохму Володя.

— Можно и баобабы, — согласилась его благоверная, — Но вообще-то те же самые баобабы есть и в Сенегале, и скорее всего, как раз эти сенегальские и завезли на острова в нашем реале — вместе с неграми для работы на плантациях. Баобабы — это не только тень от тропического солнца, но и съедобные мучнистые плоды, а главное — большие запасы воды в дуплах на сухой сезон. Древесина у него, правда, ни на что путное не годится, и поэтому я рекомендую вам поискать там ещё и хайю сенегальскую. Это местное красное дерево, называемое ещё африканским махагони — у него тоже очень твёрдая и плотная древесина, используется для всех тех же самых целей, что и американский махагони, и как раз вот этот сенегальский вид — самый твёрдый и самый засухоустойчивый из них. Кроме того, у него ещё и целебная кора — её отвар облегчает лихорадку при малярии, помогает при расстройстве желудка и при головной боли. При наружном применении способствует заживлению ран и лечению сыпи. Растёт как в лесах, так и в саванновых редколесьях, так что если не поленитесь, то найдёте наверняка. Есть там в редколесьях ещё так называемая хурма мушмуловидная — родственная известной вам кавказской хурме, и она тоже имеет съедобные плоды. Кора тоже помогает при поносе и кровотечениях, а её древесина — это "сенегальское чёрное дерево". Свойства — как и у всех эбеновых и такое же применение. И тоже самое засухоустойчивое из эбеновых. Так что запоминайте и не вздумайте забыть — сенегальский баобаб, сенегальское красное дерево и сенегальское чёрное — вот, смотрите фотки, — она раскрыла и показала нам эти сенегальские ништяки, — Здесь показаны те, что из редколесий, а в лесу они стройнее и не с такой раскидистой кроной. Семена и саженцы лучше взять в саванне и лучше не от одного дерева, а от десятка минимум — там, считайте, гарантированно пройдён жёсткий отбор на засухоустойчивость, ну а деловая древесина, сами понимаете, в лесу будет и длиннее, и прямее…

С этим озеленением полупустынных островов выигрыш ведь вовсе не в одних только конкретных ништяках от конкретной способной выдержать их засушливый климат растительности, хотя и они сами по себе весьма важны. Есть тут и дополнительный бонус — озеленение, если его удастся сделать устойчивым, создаст в свою очередь свой местный микроклимат, более влажный по сравнению с исходным. Во-первых, за счёт задержания листьями и возвращения в местный островной круговорот воды, испаряющейся из почвы, которая пока просто улетучивается в воздух и уносится ветром, а во-вторых — разрастаясь, зелёные насаждения начинают уже притягивать и дополнительные осадки. Ту же Сахару если взять, так на современную ведь без слёз не взглянешь, а нынешняя — сухая, конечно, но всё-таки скорее саванна, чем пустыня. Я когда у Паршева вычитал, что немалая часть Сахары получает в среднем за год почти столько же осадков, как и наше Подмосковье, так прихренел, но по делу-то ведь так оно и есть. Разница между ними только в том, что тут тропики, в которых и солнце тропическое, а облачности над Сахарой с гулькин хрен, и что не успело просочиться в грунт, то испаряется во много раз быстрее, чем у нас, и если есть растительность, которая хотя бы часть этих испарений задержит, то мы имеем античную Сахару, а если её нет, то имеем Сахару современную, а точнее — она имеет нас. Ну, не нас персонально, хвала богам, а бедуинов сахарских, чьи козы как раз и жрут всю едва только проклюнувшуюся зелень моментально, не давая восстановиться степной растительности, и в этом смысле население современной Сахары — сами себе злобные буратины.

— Во многих местах Сахары осадков и грунтовых вод достаточно, чтобы саванна восстановилась и сама, если территорию объявить заповедником, огородить и охранять, — кажется, у Наташки имеются какие-то задатки телепатии, — Сначала вырастет трава, затем она задержит испарения и тем самым увлажнит почву и для собственного разрастания, и для роста кустарников, а тень от них будет способствовать ещё лучшему микроклимату у поверхности зёмли. Кое-где могли бы со временем вырасти даже леса, если бы…

— Если бы не эти грёбаные обезьяны, возомнившие себя "тоже типа людьми", — закончил за супружницу спецназер, — Чтобы эти уроды не выжрали траву своими козами и не вырубили кусты на топливо, там надо в натуре, млять, всё забором огораживать, а через каждую сотню метров ставить вышку и сажать на неё бойца с пулемётом, чтоб стрелял на хрен всякого, кто подойдёт к забору ближе пятидесяти метров.

— После чего возмущённые массы восстанут и сметут проклятый антинародный режим, не дающий правоверным попользоваться посланным для них Аллахом ресурсом, — хмыкнул Серёга.

— Ага, без кровавой диктатуры — хрен выйдет, — подтвердил я, — Причём, в натуре антинародной, потому как пришлось бы препятствовать означенному и СВОЕМУ, кстати, народу в самом для него святом — жрать и безудержно размножаться. Ну, о либерализме показушном ещё не забывать и с Западом дружить, чтоб в "недемократичности" ни одна сволочь за бугром не обвиняла, гы-гы!

— То есть делать противоположное тому, что делал Каддафи? — уточнил геолог.

— Ага, типа того. Никакого популизма, никакой Великой рукотворной реки, от которой драгоценные невозобновимые артезианские запасы воды расходуются, вообще никакого водного демпинга, никакой вспышки размножения африканских масс, жрущих драгоценные природные ресурсы, а сугубо столь любезная Западу экология, — мы ведь "попали" как раз вскоре после той ливийской заварухи, так что ливийский пример был достаточно животрепещущим, — Вот такой как раз проект, мне сильно мнится, прокатил бы запросто — при условии дружбы с Западом и опоры на его поддержку, конечно. Ну, запросто — в том смысле, что ему бы ПОЗВОЛИЛИ осуществиться, а не задавили бы в зародыше, поскольку не посчитали бы опасным. Не так быстро, не так наглядно, не так популярно внутри страны и у соседей, зато продолжалось бы и потихоньку наращивалось, а главное — надёжно, поскольку рост озеленения — за счёт естественного увлажнения климата, а не за счёт расходования невозобновимых ресурсов.

— Так говорили же, вроде, что там тех артезианских запасов чуть ли не на пять тыщь лет, — заметил Володя.

— Точно замерить объёмы месторождения невозможно, так что любая такого рода оценка прикидочна и почти всегда ещё и сознательно завышена в целях рекламы и пропаганды, — пояснил Серёга, — Та цифирь запасов, которую прикинул исследовавший месторождение геолог, и та, которую официально озвучивает его руководство — могут различаться в разы. А к этому добавь ещё и неизбежный при таком изобилии халявной воды взрывной рост и населения, и поголовья скота, которого никто обычно при таких оценках не учитывает. Плюс — многократный рост среднедушевого потребления той воды, поскольку всем хочется не просто жить, а жить получше. А чем они хуже Запада, чтобы жить хуже его? За что такая дискриминация? И это, прикинь, не в одной только Ливии, а и у всех её соседей, которых Каддафи тоже агитировал присоединяться к его затее. Скорее всего — ну, представим себе на миг, что Запад отнёсся к его затее похренестически — воды хватило бы где-то на полвека, за которые население бы удвоилось, если не утроилось, а потом запасы иссякли бы, и наступил бы грандиозный швах всей малины…

— Мы с вами не о Сахаре вообще-то говорим, — напомнила Наташка, — Я привела её просто в качестве наглядного примера зоны засушливого климата, который можно при желании сделать и поприличнее. У вас на Островах Зелёного Мыса и случай не настолько тяжёлый, и образ жизни колонии закладывается с нуля, да и сама колония маленькая, так что обучать правильному хозяйствованию надо небольшую горстку, а не многотысячную толпу. Кстати, в саванне — без разницы, мавританской или сенегальской — не забудьте прихватить и акацию кручёную. Выдерживает любую засуху, способна расти и на голом песке, хорошая древесина, хоть и довольно кривая и страшно колючая, но главное — тоже создаёт тень и этим уменьшает иссушение почвы, а заодно, как и многие другие бобовые, обогащает почву азотом. Вот она, ни с чем не спутаете, — на фотке перед нами предстало характернейшее дерево африканских саванн с уплощённой "зонтичной" кроной.

— Кстати, нам там зловредный кусючий мух не попадётся? — поинтересовался я.

— Цеце? Главное — сами ей не попадитесь, — схохмила она.

— В принципе Сенегал входит в ареал её обитания, — прокомментировал геолог, — Но с самого его краю. И цеце страшна не сама по себе, а в сочетании с бородавочником, который и носит в себе возбудителя сонной болезни. Но он не любит ни полупустынь, ни густых лесов, а цеце не активна днём, так что надо просто избегать ночёвок в саванне.

— Вероятность малярии на порядок выше, так что не забудьте хину. Ну а раз уж речь зашла о животных — что никаких коз туда везти нежелательно, надеюсь, понимаете и сами. Если уж на Азоры решили их не везти, так Острова Зелёного Мыса ещё уязвимее, и там им тем более делать нечего. Овец, кстати, лучше везти не отсюда, а из Мавритании. И порода тамошняя лучше адаптирована к тропическому климату и к сухим полупустынным кормам, и везти их оттуда ближе.

— Можно даже отдельным рейсом их захватить, — прикинул я, — Тогда в основной больше другой живности возьмём. Свиньи и тягловый скот, значит?

— Свиньи — да, а вот насчёт тяглового я не уверена. Там же всё равно ни ячмень не приживётся, ни пшеница — подо что поля распахивать собираетесь?

— Ну, каменюки на участках под плантации из земли корчевать — тоже тягловая сила нужна, — пояснил я, — Помнишь, азорские колонисты жаловались, что иной раз и ишак на такое дело слабоват, а нужны волы?

— А грузы возить? Тот же уголь, тот же строительный камень, тот же пуццолан для цемента, те же лесоматериалы? — напомнил Серёга.

— Если так, то да, нужны. Но тогда — с учётом тех же кормов и перевозки — я бы посоветовала тоже африканский скот. Те же мавры вряд ли запросят за него дорого.

— Согдасен. А главное — здоровенные рога, — оживился я.

— От летучих мышей и ящериц отбиваться? — пошутила Наташка.

— Ага, а то мало ли, вдруг там ещё и не замеченные нами в первый раз вараны типа комодских окажутся? — отшутился я, — А ещё — на луки. За деловой древесиной на материк плыть, а там — черномазые, и надо иметь перед ними убедительное преимущество в дистанционном оружии. Дротики они мечут так, что нашим испанцам в этом уж всяко хрен уступят, а вот лучники они голимые, хвала богам.

— Так это тогда надо, получается, лузитанских рабов туда отбирать, — прикинул спецназер, — Климат-то им там подойдёт?

— Посмуглее и почернявее надо из них отбирать — таким точно подойдёт.

Я ведь уже упоминал, кажется — правда, применительно к южноафриканским бушменоидам, но суть-то ведь от этого не меняется — что люди, вооружённые и хорошо владеющие сильными дальнобойными луками, становятся для не владеющих ими негров весьма серьёзным противником? Даже бушменоиды, из каменного века пока-что так и не вышедшие, а что тогда говорить о прекрасно вооружённых и для рукопашки испанских иберах? Ещё лучше был бы, конечно, огнестрел, и сколько-то его мы, конечно, на острова доставим, но так, на всякий пожарный, а не для широкомасштабного применения. А то, неровен час, слухи по Африке разнесутся, об этих белых демонах с моря, что громом и молнией владеют, да и докатятся до тех, до кого не надо бы. Пока у нас только единичные экземпляры, и применяем мы их лишь изредка, наша "официозная" версия для лиц не с той "формой допуска" о крайне редком, страшно дорогом и засекреченном жрецами до грифа "перед прочтением сжечь" гребипетского "грома Амона" вполне прокатывает, но при сколько-нибудь массовом применении заведомо рядовыми бойцами она рассыплется как карточный домик и проверки на вшивость, конечно, не выдержит. А финикийцы из Гадеса и Тингиса о Горгадских островах хоть и краем уха, но наслышаны, так что о нашей колонии на них знать будут и слух о людях с громом и молнией непременно с ней свяжут. А оно нам надо, спрашивается? Роговой лук "критского" типа — тоже оружие серьёзное, и на первое время хватит его вполне…

— Первое время, пока местное хозяйство не наладится и скот не размножится, с нормальной полноценной едой будут проблемы, как это было и на Азорах, — предсказала Наташка, — Да и пастбища ограничены, так что много скота на них и не разведёшь. Рыбная ловля — это, как я понимаю, то густо, то пусто, да и приедается ведь рыба, как вы сами же и рассказывали. Но учитывая дефицит земли и её засушливость, всё равно надо больше использовать дары моря. Догадываетесь, на что я намекаю?

— Не на морскую капусту, надеюсь, которая ламинария? — встревожился Серёга, — Не то, чтобы я имел что-то против неё, но всё-таки это не самая лучшая замена мясу.

— Но Сэм, песок — плохая замена овсу! — поддержал его хохмой Володя.

— Вдобавок, её там и не разведёшь, — усмехнулась его благоверная, — Слишком тёплая вода. Атлантическая вообще только северные моря признаёт, а японская — где мы с вами, и где та Япония? А даже если и достанем, так тропических вод и она не любит — на Азорах только, да у испанских берегов приживётся, а на Островах Зелёного мыса — нечего и думать. Но я не на неё намекаю, а на мидий с устрицами. На Азорах — согласна, не до таких мелочей вам тогда было, хотя если бы внедрили сразу, то и ситуация с кормёжкой людей там наладилась бы быстрее. Но теперь-то, на этих островах, я бы не советовала с этим делом тянуть. Южная мидия, которую мы называем черноморской, прекрасно будет там размножаться, поскольку обитает и в Индийском океане. Думаю, что и устрицы там местные тоже найдутся, так что не пренебрегайте организацией мидийной и устричной ферм — там они даже нужнее, чем на Азорах.

— Хорошо, уговорила, — хмыкнул я, делая пометку подыскать для экспедиции сведущего в этих съедобных моллюсках рыбака.

— И кстати, Макс, раз уж ты так деловой древесиной для островов озабочен, то её ведь в нужных количествах с материка не навозишься, так что нужна быстрорастущая для посадки на них. Лучше всего были бы, конечно, австралийские эвкалипты…

— Опять! — простонал я, — Ну сколько ещё десятков раз тебе повторить нужно, что не приплывёт их рассада к нам сама, и семена ветром не принесутся, и альбатросы их не принесут? — спецназер с геологом едва не легли со смеху, потому как это было уже не только не впервые, но даже и не в пятый уже раз. Ага, вот прямо позарез надо сплавать до Австралии и привезти оттуда посадочный материал пары-тройки видов тех эвкалиптов, поскольку — дальше неизменно следовала длинная лекция о всевозможных мыслимых и немыслимых достоинствах означенного эвкалипта, и мы реально утомились объяснять ей, что все эти его достоинства, в натуре впечатляющие, без балды, перечёркиваются всего лишь одним единственным недостатком — в Австралии он, сволочь эдакая, а она, зараза — на противоположной стороне шарика, и сплавать туда за теми эвкалиптами нам банально не на чем, а посему и нехрен сыпать нам соль на рану.

— Да не опять, а снова, — схохмила эта мучительница, — Но раз уж вам это не под силу, то попробуйте каменный дуб там посадить. Из всех больших средиземноморских дубов он самый быстрорастущий, и если приживётся, то станет хорошим подспорьем. Но вот приживётся ли — не уверена, так что надо пробовать. Нет, жаль всё-таки, что в Южную Азию вам никак не добраться. Слушай, Макс, а может ты тогда хотя бы тестя напряжёшь на предмет индийского бамбука?

— А чем тебе южноамериканский не нравится? — спросил супружницу Володя, пока я хватал ртом воздух от возмущения, — Видела бы ты его!

— Большой, с короткими коленцами и с колючками на перемычках?

— Ага, точно — с колючками. Прикинь, какая живая изгородь получается!

— Скорее всего, гвадуя узколистая, но я же говорю о НАСТОЯЩЕМ бамбуке.

— А эта, как ты её там обозвала, чем тебе не бамбук? — не въехал я, — По мне, так всем бамбукам бамбук.

— Род Бамбук — это одно, а род Гвадуя — совсем другое. Нет, ну при отсутствии нормального бамбука это тоже вариант, конечно — я же не говорю, что вы зря её на Кубе посадили. Просто это не бамбук в строгом смысле.

— Наташ, ну не будь ты ракетно-космическим ОТК! Нам же не шашечки, нам ехать. Если эта хрень выглядит как бамбук и имеет свойства бамбука, то для меня она — бамбук и есть. Чем он тебе по делу не такой?

— Ну, во-первых, твёрдость у него поменьше и прочность на разрыв. Во-вторых, колется хуже — планок из него наколоть будет нелегко. В-третьих, скорость роста у него пониже — у азиатских бамбуков семьдесят сантиметров в сутки не предел, а у этой гвадуи около двадцати — в три с половиной раза меньше, считай.

— Тебе мало? — съязвил я, — Эвкалипт твой хвалёный быстрее, что ли, растёт?

— Нет, ну по сравнению с настоящими деревьями выигрыш многократный, я же разве спорю? И растёт хорошо, и строительный материал хороший. Но вам на Островах Зелёного Мыса засухоустойчивость, например, важна, а у гвадуи с этим плохо — считай, амазонский вид. Холодостойкость тоже слабенькая, так что и на Азорах или совсем расти не будет, или будет совсем чахлый. В общем, только для Кубы и годится.

— Да я, собственно, и не планировал аж с Кубы его на Острова Зелёного Мыса переть. Надеюсь, ты не скажешь сейчас, что в Африке своего бамбука нет?

— Ну, если в широком смысле, как и с гвадуей, то есть, конечно — окситенантера абиссинская. Не пугайся, абиссинская — просто оттого, что в Абиссинии впервые описана, а так это самый обычный африканский саванновый бамбук, который есть и в Сенегале. Но если ваша колючая гвадуя окультурена и как стройматериал возделывается даже в Азии, то африканская окситенантера ни в одном справочнике деловой древесины не фигурирует. На месте, конечно, используется во всех "бамбуковых" целях, но как экспортный товар — вообще не котируется.

— А в чём с ней засада?

— Из-за отсутствия коммерческого интереса достоверных сведений о ней мало, так что уверенно ничего сказать не могу. Могу только предполагать, что очень слабый прирост. Читала, что вырубка полноценных стволов производится лет через шесть после посадки кусков корневищ…

— Что, НАСТОЛЬКО медленно растёт?

— Да нет, дело не в этом. Растёт, скорее всего, побыстрее, но все бамбуки даже при максимальном размере ещё не сразу дают полноценную по прочности древесину — годы нужны как раз на то, чтобы она "дозрела". Вашу гвадую тоже только на пятый или шестой год от посадки заготавливают, но учти разницу в размерах. У гвалуи двадцать, а то и тридцать метров высота и до двадцати пяти сантиметорв диаметр, а у окситенантеры и высота метров двенадцать, и диаметр сантиметров десять. Если округлить, то в два раза меньше по линейным размерам, а по объёму и массе это уже два в кубе, то есть в восемь раз. А если учесть, что некоторые азиатские виды бамбука "дозревают" даже за три года, а большинство, включая и гигантский сорокаметровый из Бирмы, уж всяко за пять лет, то в сравнении окситенантеры с ними смело округляй разницу в приросте до десяти раз. Не знаю, что у окситенантеры с качеством древесины, но даже одной только этой разницы в приросте достаточно, чтобы забраковать её при наличии настоящего азиатского бамбука.

— Которого у нас нет, — заметил Серёга, — А этот — пускай и хреновый, зато под боком. Что у него, кстати, с засухоустойчивостью?

— Ну, раз в саванновых редколесьях растёт, то засушливый сезон выдерживает.

— Так или иначе, колонию желательно обеспечить хоть каким-то бамбуком, и за неимением лучшего вполне подойдёт и этот, — резюмировал я.

— И кстати, бамбуковые, как и баобаб, тоже запасают воду в дождливый сезон, — добавила Наташка, — И это тоже в какой-то мере способствует увлажнению микроклимата возле них в период засухи…

На Сан-Винсенти в реале колонисты вообще постоянных источников воды не обнаружили, и пока на нём не нашли уголь, там и не было постоянного населения, а было только на Сант-Антане. Так, возили только время от времени скот попастись, чтоб трава зря не пропадала, так что вопрос запасения воды с дождливого сезона там встанет ребром. И хотя, как я понимаю, всего один матёрый гребобаб запасёт её поболе целой бамбуковой рощи, нету у нас времени ждать, пока вырастут из семян те матёрые гребобабы — пить-то каждый день хочется, и не по одному разу. Надо будет обязательно и нормальные крытые колодцы рядом с сухими руслами оборудовать, и хорошие каменные цистерны для отбора излишков воды в дождливый сезон, когда там целый местечковый потоп происходит, но большая часть той воды безо всякой пользы стекает в океан — бесхозяйственность, млять, самая натуральная. Такое транжирство однозначно ни в звизду, ни в Красную Армию, и всё, что способно задержать и сберечь воду для сухого сезона, тамошней колонии всяко пригодится. Почему бы и не бамбук, который даже и в своей африканской разновидности и вырастет многократно быстрее тех гребобабов, и по древесине выхлоп даст пообильнее любого нормального дерева?

Но конечно, и бамбук далеко не сразу нужный эффект даст. Вырасти-то может и быстро вырастет, но воду раньше ближайшего дождливого сезона и он хрен запасёт. И ежу ясно, что из-за безводья не выйдет сразу же постоянное поселение на Сан-Винсенти организовать, а придётся с Сант-Антана тот Минделу вахтовым методом строить, но воды для работяг и рабочего скота с него не очень-то навозишься, а эффекта от озеленения не очень-то дождёшься, так что надо там и морскую воду опреснять. Дистилляция воды её перегонкой — школьный опыт по природоведению в младших классах, да и самогонный аппарат принципиально не сложнее той школьной схемы, просто змеевик закручен ради большей эффективности, но нам порациональнее надо — смешно же в самом-то деле жечь топливо, имея халявное тропическое солнце! Не надо нам и сложнонавороченной хрени, которую и делать загребёшься, и учить не особо-то грамотный античный контингент её эксплуатации и обслуживанию, а надо нечто простое, как три копейки, чтоб и до негра из племени мумбо-юмбо дошло, как оно устроено и за счёт чего работает. И собственно, не проблема это ни разу. Нужна по сути дела наклонная плоскость над ёмкостью с солёной морской водой, по которой и будут стекать вниз капли конденсата, и вот под этой нижней частью как раз и предусматривается ёмкость для его сбора. Элементарно? Собака же тут, как и всегда, порылась в нюансах.

Чтобы эта система давала хороший выхлоп, а не в час по чайной ложке, надо, чтобы эта верхняя поверхность стока нагревалась меньше, чем бассейн с солёной водой под ней. В нашем современном мире эта проблема решается просто — поверхность стока делается прозрачной, а поверхность бассейна с солёной водой — чёрной. Но стеклянного листа больших размеров мы здесь не производим, да и нежелателен он в сейсмически активной зоне, а не боящиеся землетрясений оргстекло и целкофан — увы, не по нашим пока-что зубам. Это уже органическая химия, которая посложнее неорганической. Там ведь как, если с режимами ошибёшься? Либо реакция не идёт вообще, либо идёт еле-еле, лучше бы вообще не шла, чем так издеваться. А в органической в одной и той же реакции целая куча близких по составу соединений может синтезироваться, а нужно только одно из них, и чтобы выходило у нас в результате именно оно, в наших античных условиях надо точный технологический режим подбирать экспериментально, а кому и когда его у нас подбирать? Катастрофически не до того! Решётчатая же античная рама с небольшими стекляшками хоть и не так хрупка, но и ровной поверхности стока не образует — дотечёт капля конденсата до ближайшей рамки, да и капнет с неё вниз, так до водосборника для дистиллята и не добравшись. В малом-то типоразмере можно хоть слюдой обойтись, хоть бычьим пузырём, как мы и обходились в наших экспериментальных опреснителях при нашем с Васькиным первом плавании в Вест-Индию. Но там такие размеры были, что хрен помогли бы эти три штуки, если бы вдруг не хватило взятых на борт запасов воды. На островах же этих засушливых посерьёзнее агрегаты нужны, потому как первое время — ну, до ближайшего дождливого сезона — только они и будут единственным источником воды на Сан-Винсенти. Ничего так задачка?

— Как опреснять-то воду будем? — в Серёге тоже, кажется, телепат проклюнулся, — Оргстекла-то у нас как не было, так и нет, а мелочью с бычьими пузырями пол-острова уставить придётся, да ещё и загребёшься соль из них вычищать, да новую морскую воду в них подливать.

— Так дело не пойдёт, конечно, — согласился я, — Надо суметь обойтись без стекла и его заменителей.

— А как тогда воду солнцем греть? — спросил Володя, — Через зеркала, что ли? До хрена зеркал понадобится, и где их столько взять?

— Нет, никаких зеркал, — я как раз мозговал, как бы тут схитрожопить, — Что-то эдакое напрашивается, типа того пустынного с целкофановой воронкой, что у Воловича приведён, только без целкофана…

— А как он тогда работать будет?

— Так у нас же не пустыня будет, а морской берег. Вместо сплошных боковых стен делаем стойки, и ветер несёт к воронке влажный воздух.

— С боков ещё ветряки приспособить, чтоб и оттуда гнали, — предложил геолог, — а вот как воронку охлаждать? Вот на ней как раз зеркальную поверхность не мешало бы…

— Млять, нержавейки на большой размер хрен напасёшься, — проворчал я, — Так, стоп! В звизду зеркало! Тот же самый вентилятор от ветряка. Даже несколько, чтоб уж как следует обдувало и побольше влажного воздуха несло.

— Думаешь, хватит? — засомневался спецназер.

— Ни хрена, конечно, не хватит, и один хрен до дождливого сезона придётся с Сант-Антана воду на Сан-Винсенти возить. Так, конструкцию только на светлое будущее отработаем разве что…

— В светлом будущем в манграх можно будет конические вёдра подвешивать, — заметила Наташка, — И не мешало бы это светлое будущее по возможности приблизить.

— Да понял я, понял, говорили же уже о манграх, — напомнил я, — Обязательно их в Сенегале поищем и привезём побольше.

— Я говорю не об одном рейсе и не только о саженцах. Мангры скоростью роста не блещут — это вам не бамбук.

— А что тут с этим можно поделать? — развёл руками спецназер, — Если совсем уж быстрорастущих нет, придётся ждать, пока обычные вырастут.

— Замучаетесь ждать. Вы так и не поняли, ребята, на что я намекаю? Вы часом не забыли, что мангры вообще-то в МОРСКОЙ воде растут?

— Предлагаешь привезти ВЗРОСЛЫЕ деревья? — въехал я, прихреневая, потому как тут же в цвете и в лицах представил себе эдакий плавучий ботанический сад.

— Ну, не взрослые, конечно, а подросшие, и не деревья, а кустарники. Один вид только и есть подходящий, так что не ошибётесь — авиценния блестящая.

— И чего она из себя представляет?

— Кустарник, не более трёх метров в высоту, чаще меньше. Это один из самых солестойких мангровых видов. Листья могут выводить соль через нижнюю поверхность, и по её кристалликам на ней вы его тоже опознаете. Не очень любит сильные ветер и волны прибоя, но в принципе выдерживает, так что ризофору мангле везти не обязательно…

— А это ещё чего за хрень?

— Её ещё называют красным мангровым деревом.

— Красным? — оживился Володя, — Так может тогда есть смысл?

— Красным ризофора мангле названа не за цвет древесины, а за цвет луба под корой, — обломила его надежды супружница, — Древесина твёрдая, тяжёлая, очень крепкая, ценится на местных рынках как хороший строительный материал, но драгоценной вроде чёрного или красного не является. Так что на перспективу смысл есть, конечно, но чисто для местных нужд. Вы легко опознаете его по широко разветвлённым ходульным корням. Саженцы, конечно, прихватите, в зонах сильного прибоя прикроют от волн авиценнию, и тогда она будет в них расти лучше, но не проявляйте с ним особого фанатизма. Дорасти оно и до тридцати метров может, но случится это ОЧЕНЬ нескоро. Ну, если на то пошло, то можно заодно уж и лагункулярию кистевидную прихватить. Это так называемое белое мангровое дерево — названо так, опять же, не за цвет древесины, а за выступающую на листьях соль. Где-то до двенадцати метров дорастает, и у самой кромки зарослей вы её не увидите — она всегда прячется от прибоя за ризофорами и авиценниями…

— Вперёд, орлы, а я — за вами! Я смело постою за вашими спинАми! — схохмил Серёга, — И за каким хреном она тогда такая нужна?

— Во-первых, для расширения полосы прибрежного влажного микроклимата, не требующей орошения пресной водой. А во-вторых — это дополнительное место для сбора конденсата, хотя ходить там будет не очень-то удобно — корни у этой лагункулярии ещё разветвлённее, чем у ризофоры. Но, опять же, рост у неё не из быстрых, так что саженцы возьмите, а основной упор надо делать прежде всего на авиценнию.

— Ну ты нас и загрузила! — прикололся я, — Ты думаешь, я хотя бы половину до тех островов запомню?

— Такого героического подвига я от тебя не жду! — хохотнула Наташка, — Так что не парься, уж к отплытию-то я вам подробные шпаргалки приготовлю…

Судя по вернувшейся домой ейной Ленке, занятия в школе закончились, и мы с Серёгой тоже разошлись по домам. Дома Волний с Ремдом обед уплетают, а Велия то и дело одёргивает обоих, чтоб за столом не болтали — ага, когда я ем, я глух и нем, гы-гы! Ну, мы-то и у Володи перекусили, так что я — так, больше чисто символически отобедал. Доел, прикуриваю сигариллу — дети давно всё слопали, и Волний ждёт не дождётся, когда ж я докурю — явно о чём-то страшно важном для него поговорить или попросить хочет.

— Ну, не мнись уж, рассказывай, — предлагаю ему, выпустив дым от последней затяжки и раздавив в пепельнице бычок.

— Папа, а ты не мог бы договориться с тётей Юлей, чтобы я всё, что нужно до конца года, выучил по учебникам и ответил заранее?

— Что-то я не замечал за тобой раньше, чтобы ты так уж любил учить уроки, — ухмыльнулся я.

— Мог бы быть круглым отличником, если бы все домашние задания выполнял, — добавила Велия, — Ладно бы способностей не было, но ведь такие — поискать ещё!

— Ну мама, ну скучно же зубрить, когда давно и так всё понял!

— Что схватываешь на лету — молодец, и за это тебя и тётя Юля всегда только хвалит и другим в пример ставит, но ведь надо же и учить уроки, а ты — лоботряс.

— Ну вот я и хочу заранее всё выучить, ответить и освободиться от этой скуки. Я же не прошу никаких поблажек. Если плохо выучу и отвечу, тётя Юля не зачтёт, и тогда мне придётся переучивать, так что в моих интересах будет выучить сразу хорошо.

— Колись уж, что задумал?

— Ну, ты ведь весной отплыть на Горгады собираешься, и если я не доучусь ко времени отплытия, то ты меня туда с собой уж точно не возьмёшь…

Мы с супружницей переглянулись и расхохотались. Ну ни хрена ж себе, млять, заявочки! А доучится, так тогда типа могу и взять, значит, если в настроении окажусь?

— Об этом и речи быть не может.

— Ну папа, ну почему? Я обещаю хорошо себя вести и не путаться под ногами!

— Волний, если папа сказал, что нет, значит, вопрос закрыт! — одёрнула его мать, не акцентируясь на том, что ещё и сама бы упёрлась рогом, окажись я вдруг сговорчивее.

— Нет, на вопрос "почему" я ему отвечу, поскольку он не совсем уж малое дитя, а разумный человек и имеет право знать причины запрета, — решил я, — Но сперва объясни мне ты, Волний, почему Горгады? Если бы ты попросился со мной, скажем, на Кубу — об этом, конечно, тем более, не могло бы быть и речи, но по крайней мере я бы хоть понимал твой интерес — другой мир, для тебя абсолютно новый, зелёный, красочный, масса новых впечатлений — конечно интересно и хочется побывать. Но Горгады? Маленькие и пустые острова посреди океана! Что интересного ты надеялся на них увидеть?

— Ну папа, ну на Азорах же интересно было! А тоже ведь маленькие острова.

— Так в том-то и дело, что это — Азоры. Зелёные, с плодородной землёй, с лесом, с ручьями и водопадами — смотреть приятно. И уже целый город на них есть — для тебя новый, необычный, с новыми людьми и новыми впечатлениями. А Горгады — я ведь почти не преувеличиваю, когда называю их пустыми. Там не только людей нет, там нет вообще почти ничего. Ну, немного деревьев в долинах, кое-где кусты, местами трава, а в целом — пустыня пустыней. Чёрный песок разве только на пляжах — ну так ты его видел вполне достаточно и на Азорах — точно такой же, ничем абсолютно не отличается. Ну, день ты прозагорал бы на чёрном песке, за пару дней облазил бы остров, четвёртый день половил бы крабов и ящериц, пятый попутался бы под ногами у строителей, на шестой сплавал бы с нами на соседний остров посмотреть угольные пласты, на седьмой, допустим, рыбалкой бы поразвлёкся — и всё, неделя самое большее, а на вторую ты бы уже заскучал и захотел домой, а как тебя домой отправишь, когда нет попутного рейса?

— Ну папа, с вами же разве бывает скучно? То ты сам мне что-то интересное расскажешь или покажешь, то дядя Серёжа, то дядя Володя. Или дядя Велтур, или дядя Бенат. Там и пострелять с вами можно из винтовки или револьвера, и петарду бабахнуть…

— Ты уже бабахнул разок! — напомнила ему Велия, — Мало тебе того ремня, что ты за это схлопотал? — было дело на прошлой неделе, и всыпал я ему не за то, что взорвал, а за то, ГДЕ взорвал. В школе-то нахрена было, спрашивается? Неужели так трудно было дождаться поездки в Лакобригу, а там и попросить, и хрен бы я отказал, потому как один хрен там в кузнечном цеху молоты грохочут, и все давно к тому грохоту привыкли, а что интересно пацану чего-нибудь рвануть — что я, сам мелюзгой не был и не понимаю? Кто сказал, что нормальный мальчишка должен быть другим? Тем более, что и петарда-то — так, чисто сигнально-шумовая, ни разу не настоящий фугас. А уж линза зажигательная в поясном кошеле — ну, в годы моего детства если какой пацан не имел при себе складного ножика и спичек, то на него и смотрели все сверстники как на убогого, а реально не одни только хулиганистые сверстники, но и те самые взрослые, которые официально всей этой хулиганки как бы даже и не приветствовали…

— Что сам придумал, как и из чего сделать — молодец. Что правильно всё учёл, и сам цел, и никого другого не поранил — тоже молодец! Надеюсь, ты понял, Волний, что я совсем не за это тебя тогда высек?

— Конечно понял, папа! С тобой ведь даже и интереснее всё это проделывать, чем тайком самому — и показываешь всё, и рассказываешь.

— Ну так в Лакобригу вот как раз съездим на днях, там и постреляем с тобой, и петарды повзрываем, и что ты там ещё хотел?

— А со мной? — встревожился Ремд, отчего мы рассмеялись всей семьёй — типа, все в Лакобригу уедем, а его одного дома на слуг оставим? Или типа, Волнию дам свой револьвер стрельнуть, а ему ни хрена не дам?

— Ну папа, я же не только ради стрельбы и взрывов петард, — снова заканючил мой наследник, — Вы же не только на этих пустынных Горгадах высаживаться будете, но и в Африке, а там уж точно будет интересно.

— А почему ты решил, что мы непременно высадимся в Африке? — и ухмыляюсь.

— Очень просто, папа. О том, что Горгады очень сухие и почти без леса, ты и раньше говорил. О том, что деревья там надо поберечь, и для этого нужен тот земляной уголь, ты тоже говорил. Но ведь вы там будете строить пусть и небольшой, но город, и даже если жечь только земляной уголь, всё равно нужны деревянные балки. Что ж я, по стройкам не лазил и из чего дома строятся не видел? И этих балок понадобится много, и на строительные машины тоже нужно много хорошего дерева, а они громоздкие, и отсюда их везти неудобно. Ну и где вы возьмёте столько хорошего дерева, если не в Африке?

— Молодец, соображаешь! — одобрил я его дедукцию, — Но вот именно поэтому, Волний, я тебя взять в это путешествие и не могу. Не потому, что не хочу там с тобой возиться — всё равно ведь придётся позже, когда ты взрослее будешь, а потому, что будет опасно. Не плавание — оно почти всё вдоль берега, и не Горгады — они пустые, а именно Африка. Причём, главные опасности в ней — не те, о которых ты сейчас подумал. Не львы, не леопарды, не слоны, не носороги и даже не дикари. Мы будем хорошо вооружены, и если уж я сам без охраны там лишнего шага не ступлю, то и тебя без неё тем более никуда не выпустил бы. Главная опасность там — мелкая, невзрачная и малозаметная. Я ведь уже рассказывал тебе о нашем походе в стране за Морем Мрака за хинной корой? Там один человек погиб от укуса змеи, которую он не ловил и не дразнил, а просто не разглядел её вовремя в зарослях. Это только на картинках у дяди Серёжи опасные змеи показаны очень яркими и хорошо заметными, чтобы показать их характерные признаки понагляднее, а в жизни они бледнее и невзрачнее, и заметить их среди веток, да ещё и в полумраке густого леса, гораздо труднее. Даже взрослому и опытному человеку — тот финикиец вовсе не был зелёным новичком, но не повезло именно ему.

— Ну папа, нам же делали всем прививки от яда гадюки.

— От нашей здешней гадюки. Ну, от яда гюрзы или эфы эта прививка, конечно, тоже поможет — по крайней мере, ты теперь от их укуса уже не умрёшь, но болеть всё равно будешь — их яд хоть и такой же, поскольку они — тоже гадюки, но гораздо сильнее. А кроме гадюк там есть ещё и кобры, а у них яд совсем другой, и от него не поможет ваша прививка. Но и змеи не так страшны — можно целыми днями ходить, но так и не встретить ни одной. Малярия, которую называют ещё болотной лихорадкой, там тоже пострашнее здешней, а подцепить её можно от обыкновенного комариного укуса. Но если от малярии помогает отвар привезённой нами из-за Моря Мрака хинной коры, то есть в Африке ещё одна болезнь, от которой нет исцеления, а разносит её обыкновенная муха вроде нашего слепня. Вот от этих маленьких и невзрачных комаров и мух тебя не спасёт никакая даже самая надёжная охрана, и я не хочу рисковать без необходимости. А взять тебя с собой на безопасные, но скучные Горгады, но не взять с них в красочную и интересную Африку — разве это не было бы ещё хуже, чем не взять тебя с собой вообще?

— Я понял, папа, — он, конечно, насупился, хоть и честно старался не показать виду, — А на лодке мы в выходные хотя бы покатаемся?

— Как он себя вёл? — спрашиваю супружницу.

— Дома-то хорошо.

— А в школе?

— Ну папа, ну тёте Юле же всё равно не угодишь!

— Так, ясно. Ну-ка, рассказывай сам, чем ты ей на этот раз не угодил? Ты же понимаешь, что лучше будет, если я узнаю об этом от тебя самого?

— Понимаю, папа, — и тяжко вздыхает.

— Ну так и чего ты натворил?

— Ну, в общем, был урок истории…

Тут затрезвонил радиотелефон, и я кивком попросил Велию послушать, кому там не терпится что-то супер-пупер-важное нам сообщить, а спиногрызу говорю:

— Ты рассказывай, рассказывай, я весь внимание.

— Ну, тётя Юля меня вызывает и спрашивает…

— Максим, Юля тебя просит, — доложила супружница.

— Папа, я же начал уже рассказывать!

— Успокойся, чистосердечное признание тебе засчитано, — подымаюсь с кресла, иду к аппарату, усаживаюсь:

— Рассказывай, Юля.

— Макс, я тебе сейчас на твоего Волния жаловаться буду.

— Да я уж понял. Что он сделал-то?

— Ну, жертв и разрушений нет — физических, во всяком случае, а вот в учебном процессе он мне опять набедокурил. А всё ты, Макс!

— Об этом я тоже уже, представь себе, начинаю догадываться.

— В общем, на прошлом уроке истории я им про минойский Крит рассказывала. А сегодня вызываю его отвечать, а он…

— Ответил, что на минойском Крите жили минойские кретины?

— Естественно, хи-хи! Но это-то ладно, шутка как шутка, класс посмеялся, я не против. Но основы-то при этом ниспровергать зачем?

— Какие основы?

— Какие, какие… Каменные! Кносский дворец, между прочим!

— Так это ж разве он? Это всё проклятый Санторин наворотил, гы-гы! — отмазал я своего наследника от облыжных обвинений в разрушении этого шедевра минойского зодчества, — А потом ещё и землетрясения добавили. Ну и ахейцы, кажись, с дорийцами тоже между делом похулиганили.

— Макс, я же не об этом! — ответила Юлька, когда отсмеялась, — Я рассказывала детям, что дворцы были выстроены из монументальных каменных плит, а Кносский был самым великолепным из них, а твой идеологический диверсант сказал, что эти плиты на фасаде — тонкая облицовка, а внутри — мелкий бесформенный булыжник на глинистом растворе, из которого весь этот знаменитый критский Лабиринт на самом деле и построен.

— Ну Юля, это вообще-то правда. Что ты, сама фоток интернетовских не видела?

— Да знаю я об этом, Макс! Но детям-то зачем об этом говорить?

— А зачем им врать? Чтоб комплекс неполноценности перед "седой стариной" вырабатывался, от которого руки опускаются и делать уже ни хрена не хочется? Нет, ну ты-то тут, само собой, ни при чём, не от тебя эта дурацкая традиция приукрашивания и возвеличивания всего древнего пошла, но нам-то она на кой ляд сдалась? Да и так-то если разобраться, разве этой облицовкой Кносский дворец знаменит? Он знаменит размерами, фресками, ваннами и канализацией, и это что, хоть раз умаляется кладкой стен из этого бесформенного булыжника? Как умели, так и строили, и на том им спасибо — вон, до сих пор некоторые части стоят и не развалились, а когда новенький был, так и не было видно той кладки под облицовкой и штукатуркой с фресками. Ну так и смысл приукрашивать?

— Ну Макс, ну ты уж прямо сразу в такие дебри лезешь!

— А нельзя иначе. Сейчас — да, детвора всё схавает, но через несколько лет она поумнеет и призадумается, а с чего бы это вдруг всё это великолепие рухнуло, да так и не восстановилось, если всё было так прекрасно и замечательно? С того, что натуре все они кретинами были, прямо весь народ поголовно?

— Ты и на социальные моменты заодно намекаешь?

— А как же? Дворец — это ещё и склад, на котором всё у всех "околхозивается", выдаются пайки и премии тем, кого "завхозы" достойными посчитают, а всё остальное сгноят, но хрен кому раздадут, и смысл всего этого — в том, чтобы все вокруг зависели от Дворца и прожить без его милости не могли. В этом ведь твоя вторая претензия к моему оболтусу по поводу минойских "кретинов"?

— Ну, в общем-то да, шокировало, если честно. Это-то детям зачем?

— А чтоб знали, чем такое кончается, и на такие грабли не наступали. У нас вон с Ретогеном, "святейшим" нашим, на днях разговор на эту тему был. Прикинь, его жрецы такую историю Тартесса обрисовали, что прямо сусальная картинка получилась — и круче вкрутую сваренных яиц тот Тартесс у них был, и жизнь в нём была — прямо рай на земле. Непонятно только, отчего ж тогда вся Испания в очередь за "грин-картами" в тот Тартесс не выстроилась, и какого хрена всё это райское величие под натиском каких-то там Гадеса с Карфагеном развалилось? Нельзя строить государство на такой дебильной пропаганде — разочарование придёт неизбежно, а к чему оно приводит — ты сама не хуже меня знаешь. Один такой проект, помнится, и века не продержался при всей своей грандиозности, а у нас — и десятой доли тех масштабов нет, но на многие века замахиваемся, иначе смысла нет, так что тщательнЕе надо, ребята…