Трудно сказать, что это за место на современной карте — береговая линия за две с лишним тысячи лет изменилась, конечно, до полной неузнаваемости, а уж о ландшафте и говорить нечего — ага, Сахара называется. Серёга терялся в догадках, но определённо мог сказать только, что это уж точно не Нуадибу, мелкий рыбацкий городишко, но при этом второй по величине город Мавритании — современной, конечно, а не марокканской античной. Тут он был уверен на все сто, поскольку полуостров Рас-Нуадибу с его Белым мысом мы таки миновали, и будущий "тоже типа город" остался к северо-западу от нас, но вот Арген это или что-то ещё, наш геолог определиться не мог. Где-то на побережье Аргенской банки, то бишь отмели, и скорее в средней её части, чем в северной или южной — таков был его вердикт, вынесенный им после немалых раздумий. Но мы здесь, конечно, вовсе не ради исследования означенной Аргенской банки, а просто потому, что именно здесь триста с гаком лет назад Ганнону Мореплавателю вздумалось основать последнюю из своих колоний на западно-африканском берегу — Керну. То ли колонистов дальше к югу у него уже не хватило, то ли те просекли, что дай ему волю, так вообще на край света завезёт черномазым людоедам на поживу — в общем, финикийская Керна, расположенная южнее Канар, но севернее Горгад, то бишь Островов Зелёного Мыса, так в конечном итоге и осталась самым крайним форпостом финикийской экспансии в Западной Африке. Да и куда уж дальше-то? Это в наше время и сюда добралась пустыня, в которой только берберы и ухитряются обитать, а сейчас, в античное, это уже самая натуральная Чёрная Африка. Негры тут, короче, коренная и титульная нация, а они — подарок ещё тот. Ну, ещё мавры набегают время от времени за добычей в виде золота со слоновой костью и рабами, но на постоянное место жительства не обосновываются — тоже ведь понимают, что к чему. Фиников же, как и того фраера, жадность губит — давно бы уже наплевали на ту светлую память того Ганнона и уплыли бы отсюда на хрен, оставив только посещаемую купцами в торговый сезон факторию вроде тех, что имеют и южнее, если бы не добываемое где-то в этих местах здешними черномазыми золото. Золотая лихорадка — тяжкий недуг, и кто её подцепит — и из нормальных-то людей мало кто излечивается, а это ж финики, помешаные на барыше потомственные торгаши. Нет, ну поначалу-то Ганнон и земледельцев привозил и высаживал, но надолго те пейзане в Керне не задержались — не дают здесь нормальных урожаев ни пшеница, ни даже неприхотливый ячмень, на одних финиках хрен проживёшь, а сорго это, пшено африканское — ну, как-то на любителя оно, да и вообще, пшено — оно и в Африке пшено. Финикиец вам что, птичка? Но то нормальный финикиец — ну, по нашим меркам нормальный, который от тесноты и нищеты карфагенской за моря с тем Ганноном отправился, а финик-торгаш, для которого весь смысл жизни в "товар — деньги — навар" — этот всё стерпит ради блеска золота. Ну, не одного только золота, конечно, там и слоновая кость, и ценное дерево, и прочие африканские ништяки, но прежде всего — золото.

Самое смешное, что и выигрыш-то от этого — иллюзорный. Ведь подсев на эти самые ценные ништяки, здешние торгаши не занимаются больше вообще ничем другим — типа, будет золото — всё остальное купим. Покупают, конечно — втридорога, и богатеют на этом не столько они сами, сколько предприимчивые гадесцы и тингисцы, возящие для них сюда за их золото это "всё остальное" — вот нагляднейший пример того, как в наибольшем выигрыше оказывается не тот, кто золото добывает, а тот, кто его у этих незадачливых добытчиков зарабатывает. Но это ж думать надо, хрен к носу прикидывать, а иногда даже и считать, а на торгаша золото оказывает магическое воздействие — вот оно, перед носом, и ценнее его ничего нет во всём мире, и пока дурак будет думать, прикидывать и считать, умный сразу же выменяет его у этих черномазых на цветные стекляшки, тряпки и медные бубенцы, да и увезёт, оставив дурных мыслителей с носом. А обзаведясь золотом — надо же и жить соответственно. И вина хочется хорошего, а не той кислятины, что с хреново обихоженного виноградника получилась, не говоря уже о горчащем туземном просяном пиве, и хлеба хочется пшеничного, а не сорговых лепёшек, и одеться хочется не в грубую домотканину, а в тонко выделанное египетское полотно, но ведь всё это не здешнее, всё привозное, и в тот же Тингис за всем этим плыть — дураков нет. Это только время терять, за которое можно ещё разок к тем черномазым наведаться, которые наверняка ещё золота намыли, и опять же, нехрен тут думать, выменивать его поскорее надо, покуда другие не опередили. Вот так и живёт Керна уже третье столетие, обогащая не столько себя, сколько других — прямо как Испания и Португалия нашего реала, обогащавшие американскими драгметаллами и индийскими пряностями не столько себя, сколько нидерландских купцов с мануфактурщиками. Сокровища приходили и уходили — ага, за голландский ширпотреб. Масштабы разве только не те, чтобы золото окрестное кончилось, а в Средиземноморье — "революция цен" грянула, и в этом маленькое местечковое счастье тутошних подсевших на это золото алчных придурков. По доходам и расходы, как говорится…

Здесь у финикийцев всё посолиднее, конечно, чем в кубинском Эдеме — есть и каменные постройки, хватает и глиняной посуды, но в целом Керна не так уж и далеко от него ушла. Как там практически во всех есть примесь гойкомитичей, так и тут негроидная примесь просматривается невооружённым глазом. А с примесью — и менталитет, и даже кое-какие обычаи. Любят, допустим, черномазые яркие и пёстрые тряпки, да блестящие побрякушки, так и финикийцы тутошние во всё это рядятся с удовольствием. Негры не могут не шуметь, так и эти — куда там до них карфагенской черни, тоже не особо ценящей тишину! У туземцев в племени жёсткая иерархия, все на цырлах перед вождём, а тот как надутый павлин шествует и всех прессует, чтоб не забывались, так и в Керне суффет один, пожизненный, и наследственный, что твой царёк, а городской Совет Двадцати Трёх — ну, не то, чтобы его совсем не было, собирается и о чём-то там даже дискутирует, говорят, но вообще-то все вопросы с суффетом решаются, и никто не помнит и случая, чтобы Совет хотя бы раз поперёк что-то решил. О том, что когда-то в городе два суффета было, на год только избиравшихся, как и во всех прочих финикийских городах — в принципе-то помнят, но смысла давно уже не понимают — типа, зачем двух тиранов терпеть, да ещё и ежегодно меняющихся и не пресытившихся ни богатством, ни властью, когда и один-то бессменный задрочит всех до поросячьего визга? Да и вообще, правитель должен быть "настоящим", чтоб если не в духе, так у всех очко жим-жим — вот это настоящий правитель, уважаемый, которому и подчиняться не стыдно, не то, что у других. Ну так и правитель означенный, ясный хрен, тем в основном и озабочен, чтобы настоящим выглядеть — обожает пышные церемонии с обязательными богатыми подношениями, и сдаётся мне, что не сильно от них отличались аналогичные приёмы у ассирийских или там вавилонских царей тысячелетие назад. Ну, с поправкой на масштабы, конечно. Но раз тутошний суффет весьма уважаем, то ему и оказывается такое "уважение", которое даже на традиционно жополизательском Востоке, наверное, омерзительным холуйством посчитали бы — уж в нынешней Финикии наверняка, не говоря уже о Карфагене, всё-таки средиземноморская цивилизация, а тут — даже не азиатчина континентальная, тут — Африка в чистом виде.

С другой стороны, впрочем, так на Востоке и в Африке племенной солидаризм демонстрируется, то бишь сплочение всего племени вокруг вождя против всех чужаков, и в этом смысле оказываемое пахану подчёркнутое раболепное "уважение" — эдакий своего рода показатель сплочённости, а значит, и силы племени. За века они привыкли к этому настолько, что у них даже и мысли об унизительности подобного поведения не возникает. Тем более, что демонстрация лояльности и солидарности через лизание жопы любимому вождю, олицетворяющему, ясный хрен, горячо любимую родину — пожалуй, единственная забота "лучших" семейств Керны. Будь лоялен и уважителен, не жадничай на подношения персонифицированной родине, и никто не раскуркулит тебя и не ввергнет в нищету, никто не вышвырнет тебя и твою семью из роскошной усадьбы за пределы пусть и глинобитных, но крепких стен, за которыми не страшны ни набеги мавров, ни окрестные черномазые — не то, что живущему в основном снаружи оборонительного периметра простонародью. Ну, пока-что, во всяком случае…

В городе мы заметили интересный, но в то же время и настораживающий, если вдуматься в ситуёвину, расовый парадокс. Верхушка местного социума, конечно, белые — настолько, насколько это вообще возможно для африканских финикийцев. Негроидная примесь встречается и среди них, но как исключение. А вот тутошний так называемый средний класс — ну, не все сплошь мулаты, даже не большинство, пожалуй, но близко к половине, и нередко они и одеты побогаче, и ведут себя повысокомернее белых горожан. Не все, конечно, но некоторые — очень даже заметно. Оказалось же всё, как нам пояснил Катунмелек, постоянно торгующий в Керне купец из Тингиса, до тривиальности просто. Это детки местной элиты — незаконные, от наложниц-негритянок, но оттого для своих высокопоставленных папаш не менее родные, а о родной крови как же не позаботиться? Из их числа большинство мелких городских и портовых чиновников, добрая половина городской стражи, они же и первые кандидаты на любое непыльное и выгодное дело, если уже пристроены все законные сынки-зятьки-племяннички больших и уважаемых дядек. И в результате чистопородный белый финикиец из того же социального слоя оказывается по своему положению и шансам "выбиться в люди" сплошь и рядом ниже этих мулатов. Среди простонародья Керны тоже, конечно, мулатов немало, да и чистопородные негры не так уж редки, но процент белых финикийцев и берберов всё-же заметно повыше, чем в этой средней прослойке. Ну, среди свободных горожан, имеется в виду, потому как рабы почти поголовно чёрные, и лишь изредка среди них встречаются берберы и мулаты. А по причалам и рынку между всей этой пёстрой толпы прохаживаются с единобразными, но вполне африканскими по стилю копьями и щитами — правильно, чистые черномазые без малейшей финикийской примеси. Ну и чего в этой Керне при таком раскладе прикажете ожидать через какую-нибудь пару-тройку поколений?

— Добром всё это не кончится! — предрекает Катунмелек, — Ладно эти, они хотя бы уж по воспитанию наши, хоть и не слишком хорошо воспитаны, — эти слова относятся к расфуфыренным мулатистым "тоже типа финикийцам", — Но вот вы посмотрите только на стражу! Это же дикари! Сейчас они, конечно, выполнят любой приказ и подавят любой бунт, а обходятся дешевле наших воинов, но что будет дальше? Да разве ж это тот случай, когда уместно экономить? Эти наполовину чёрные, кто достаточно богат, тоже набирают себе чёрных наложниц, и те рожают им уже почти чёрных детей! Керна чернеет прямо на глазах! И когда чёрные составят большинство в городе, то на чью же сторону встанут эти чернокожие копейщики? Вот увидите… ну, вы-то сами, может быть, ещё и не увидите, но ваши дети или внуки увидят наверняка, как в этот город войдёт и воцарится в нём кто-то из окрестных чёрных вождей! Не нынешних, конечно, а их детей или внуков, но таких же точно ленивых, жадных и жестоких дикарей, как и эти нынешние!

— Такая же прямо хрень, как и в ЮАР намечается, когда там апартеид отменили, — прокомментировал Володя по-русски, — Сейчас эти грёбаные финики, млять, тупорылые этими черножопыми обрастают в качестве слуг, а потом сами от них разбегутся кто куда, кто успеет — кого раньше не убьют на хрен или рабом не сделают.

— Ага, точно. И даже те финики, которые чудом спасутся, на новом месте будут никчемной голытьбой, потому как абсолютно никто их там не ждёт, и никому они там на хрен не нужны, — добавил Серёга, — Везде своей собственной шантрапы хватает, и чужой никто нигде не рад.

— В общем, надо к народцу тутошнему приглядываться попристальнее — ага, на предмет сманить кого-нибудь, кто потолковее и для нас полезнее, — констатировал я, — А то чего-то мне сильно мнится, что не одни только мы с вами на эту тему думаем.

— Как ты шутишь в таких случаях? Пока ты семь раз отмеришь, другие давно уж отрежут и унесут? — припомнил Велтур.

— Ну, и типа этого тоже, — ответил я шурину, — Но это ещё не в ближайшие годы, а попозже, когда у них уже под жопами жареным запахнет. А пока я имею в виду другое — местные тоже, надо думать, не все поголовно дебилы, и некоторые наверняка ситуёвину просекают, да только податься им некуда, и если предложить дельный вариант, так на все наши условия согласны будут, лишь бы от этих черножопых не совсем с пустыми руками слинять и семьи увезти поскорее, пока ещё можно это всё втихаря и без кипежа.

Поскольку ничего эдакого супер-пупер-секретного в наших рассуждениях не было, я перевёл их суть для Катунмелека на финикийский, дабы тингисец не ощущал себя используемым втёмную. И так-то его сограждане, как и могадорцы, нервничают при виде нашей эскадры и нашего вынюхивания, что тут к чему в этой Керне. Собственно, он как раз по этой самой причине на нас и вышел. У финикийцев ведь с их бизнесом как? Как в Гадесе и Карфагене — так, собственно, и везде. Всё, что только приносит прибыль — давно схвачено и поделено. Каждое купеческо-олигархическое семейство какой-то свой бизнес имеет, в котором признано своими согражданами монополистом — типа, это ваша делянка, а это наша, мы в вашу не лезем, и вы в нашу тоже не лезьте, а если вдруг надо вот прямо позарез, так не крысятничайте втихаря, а придите и попросите по человечески — обсудим и договоримся. Даже с коллегами-конкурентами из других городов финики по возможности тоже договариваться предпочитают, дабы монопольных цен друг другу не сбивать и дел прибыльных не портить. Кому это нужно, спрашивается? Будь мы и сами тоже финиками, правила игры заведомо знающими, он бы особо не переживал, но испанские дикари, до сих пор в море не совавшиеся и в морской торговле не участвовавшие — хрен нас знает, что мы по этому поводу себе думаем, и чего от нас следует ожидать. Сам Катунмелек по части ценного дерева типа красного и чёрного промышлял, и когда мы вдруг как раз на его делянке и начали вдруг расклады вынюхивать, не встревожиться он, конечно, не мог. Прибудь мы на одном малом кораблике с малочисленным экипажем — могли бы вполне и сходу неприятностей схлопотать, но наши силы его впечатлили, а наведя о нас справки, он выяснил, что мы и по финикийским меркам не сами по себе, а тарквиниевские, то бишь гадесских и карфагенских Тарквиниев люди, и в этом смысле вроде как даже и в какой-то мере свои — можно поговорить и об общепринятых правилах напомнить.

Встретился он с нами, обозначил проблему, поговорили с ним, обсудили дело — отчего ж нам и не прийти к общему знаменателю, если антагонизма по сути-то и нет? Мы ж не бизнес типа "купи-продай" делаем, а для собственных нужд закупаться хотим, без перепродажи в Средиземноморье, и это основную проблему снимает автоматически. А второстепенная — что из-за нашего дополнительного спроса, которого никто заранее не учитывал, здешняя закупочная цена подняться может — ну, обсудили и договорились, что и по мелочи друг другу пакостить тоже не будем. Он здесь давний покупатель — пущай покупает первым, а мы даём ему закупиться по обычной цене и не вмешиваемся, а он нам, закупившись для себя, "концы" даёт, чтоб и мы себе заказали. На следующий день снова встретились — уже в расширенном составе, то бишь со всем "деревянным профсоюзом" — купцами из Ликса, Сале, Гитта, Могадора с Арамбисом, Акры, Фимиатирии и Мелитты — всех финикийских городов западного побережья Африки. Права свои перед нами качать пытались только торгаши из Мелитты и Фимиатирии, расположенных к Керне ближе всех и со Средиземноморьем практически не торгующих, захотев посредниками встрять, и с ними, конечно, пришлось по этому поводу маленько полаяться, но в конце концов их и остальные пристыдили — так разве делается? Продаёте своим постоянным покупателям, ну и продавайте дальше, испанцы же в ваш бизнес не лезут и цен вам не сбивают, ну так и вы имейте совесть. В общем, договорились, проставились финикам хорошим вином и таким манером в "профсоюзе" ихнем тоже "прописались". Пришлось, конечно, и тутошнему одному чинуше "занести", потому как хоть это и запад Африки, а один хрен Восток, где не подмазав, хрен поедешь. Но это было уж всяко дешевле, чем официальным путём — я ведь сказал уже, что суффет Керны — вообще царёк царьком, и значит, его и умасливать пришлось бы по-царски, а мы люди маленькие, и дела у нас маленькие, и разве ж годится такого большого человека такими мелкими делишками беспокоить? Мы уж с чинушей как-нибудь вопросы свои порешаем. Понятно, что и он наверх отстёгивает, ну так не с одних же нас, а со всех понемногу, и в целом не так уж и мало выходит, так что и нехрен баловать. По чину — дадим, мы ж тоже с понятием, а не по чину — не положено.

По поводу негров тутошних — ну, сказать, что совсем уж ни хрена не делают, а только сидят на пальмах и жрут бананы, было бы несправедливо. Во-первых, с пальм они таки слезли, хоть и не слишком далеко от них отошли и поваляться в тенёчке, конечно, любят. Во-вторых, не растут бананы на пальмах и вообще в Африке ни на чём пока не растут, и по этой причине не жрут их черномазые. То бишь, они-то хрен отказались бы, конечно, да только кто ж им на халяву-то бананов даст? Нехрен их баловать, у нас и у самих их нет, а есть только рассада для колонии, и ей мы, тем более, делиться с чёрной Африкой не собираемся. Они и на сорго своём со скотом размножаются неплохо, вот и хватит с них в самом-то деле. На сорговых полях у них бабы в основном работают — ага, примитивное мотыжное земледелие, но на этих плодородных и не истощённых пока ещё почвах саванны хватает и этого. Мужики скот пасут, хотя детвора в основном, а взрослые, кто не занят охраной баб с детьми, либо охотой развлекаются, либо войной с соседями, либо настоящим делом — пива соргового попить, песни попеть, да под тамтамы сплясать. Наверное, и в футбол с удовольствием бы поиграли, да вот беда — напряжёнка в Африке с каучуконосами. Но и тут мы им тоже не помощники — как без бананов обходятся, так и без каучука обойдутся, а то ведь если ещё и на футбол подсядут — работать им, бедолагам, уж точно некогда будет. А цивилизация вменяемая не футболом создаётся и не плясками под тамтамы, а арбайтен, арбайтен унд дисциплинен.

О том, что ландшафт окружающей Керну местности далеко ещё не сахарский, я уже сказал? Сахара нынешняя античная вообще на современную мало похожа. Ну, разве только где-то совсем уж в середине материка, если туда успели добраться эти черномазые земледельцы со скотоводами, из года в год выжигающие одни участки саванны под поля, а другие — вытаптывающие своим скотом, то там — да, местами уже и настоящая пустыня вполне могла образоваться. Ну, возле Гребипта ещё, где растительность вне долины Нила выжигалась целенаправленно, дабы соседям в набеги на долину ходить стало потруднее, а самим верноподданным гребипетским феллахам — разбегаться к тем соседям от родной и горячо любимой власти. Пропаганда пропагандой, религия религией, но когда "граница на замке" — оно как-то надёжнее, и это фараоны со жрецами понимали всегда. Например, со стороны запада от ливийцев до того довыжигались, что там потом даже войску Камбиза нашлось где без воды передохнуть — ага, ПОСЛЕ успешного завоевания им того Гребипта, что самое-то смешное. Здесь до подобных методов строительства цивилизации то ли ещё не додумались, то ли пример Гребипта на подражание не вдохновил, но саванна вокруг Керны от этого только в выигрыше.

Мы-то ведь первоначально как замышляли? Не зная толком реального расклада и исходя из более современного, мы в Сенегале хотели тамошним черномазым деловую древесину заказывать, для чего и Наташка нам подробнейшую шпаргалку по ней сделала, но когда я в Гадесе с Волнием-старшим эти телодвижения согласовывал, старик кое с кем поконсультировался и отсоветовал нам такую самодеятельность. Во-первых, как раз в том Сенегале купцы из Керны своё золото выменивают, и чем больше мы будем там маячить, тем сильнее это будет их нервировать — ага, с труднопредсказуемыми последствиями. Я ведь рассказывал уже, почему агентура тестя в Индии никак до бенгальского сахарного тростника добраться не может? Знаменитый жемчуг Тапробаны, то бишь Цейлона! Ну и кто в здравом уме поверит, что человечек тестя не за жемчугом тапробанским туда клинья подбивает, а всего лишь на бенгальских купцов там выйти хочет, чтобы рассаду какого-то несчастного сахарного тростника им заказать? Вот и с Сенегалом из-за тамошнего золота точно такая же хрень получается — кто поверит, что не за золотом ни хрена, а всего лишь за лесом и за рассадой означенного леса? Во-вторых, возят оттуда финикийцы в Керну и ценное дерево — не всем же золотом промышлять. Но ценным оно уже в Средиземноморье становится, через пару-тройку посредников пройдя, а в Керне — ну, тоже не копейки, само собой, но уж всяко раз в десять дешевле, и стоит ли ради мелочной экономии этих грошей собачиться с тамошним устоявшимся бизнесом? Рассада — вообще не проблема, потому как все, кто в теме, прекрасно знают, как медленно растут эти ценные деревья и насколько выгоднее выменивать у туземцев готовые брёвна, чем сажать и выращивать самому, так что сбор посадочного материала никого не напряжёт и не насторожит, можно и вообще самих торговцев попросить привезти — никто не усмотрит шкурных причин для отказа. А вот брёвна — это хоть и не золото, но тоже товар, с которого целые купеческие семейства кормятся, и кто ж пустит чужака на свою делянку-кормилицу? В-третьих, тут ещё и чисто транспортный фактор — от Сенегала к Горгадам поперёк пассата идти надо, а на суточном ночном бризе далеко ли от берега отплывёшь? Сами же финикийцы или с лавированием мучаются, или вообще на вёслах в Керну возвращаются, что для прибрежного каботажа вполне приемлемо, но так лучше порожняком тяжёлый лесовоз гнать, чем с грузом, если выбор есть, а с грузом — лучше уж из Керны на попутном пассате. И наконец, в-четвёртых — климат будущей Сахары ещё не столь сух, и саванновые редколесья есть пока-что и близ Керны. Есть даже и кое-какие леса, в нашем современном мире начинающиеся лишь на юге Сенегала, и не обязательно искать далеко то, что вполне может найтись и поближе. Мангры — да, за ними — только в Сенегал, а хорошей деловой древесины и возле самой Керны заготавливается немало, и масштабы лесозаготовок ограничены только спросом. Поставки в Средиземноморье не наращиваются, чтоб цены не сбивать, и местным никто не заказывает больше, чем собирается увезти, а если заказать — что ж они, от заработка дополнительного откажутся? Только не финикийцы!

Стар дед моей супружницы — столько не живут, как говорится, и конечно, силы у него "уже не те", но котелок на плечах варит так, что всем бы молодым так соображать! Что-то, конечно, выспросил у сведущих людей, но чего-то ведь не знали точно и они — не их делянка, и не в обычае у финикийских купчин все секреты своего бизнеса посторонним разбалтывать. Многое он сопоставил и вычислил сам и как вычислил — так оно почти всё на деле и оказалось. Чёрное дерево, правда, повырублено уже в основном в ближайших окрестностях, и проще в натуре из Сенегала его бревно привезти, чем по суше несколько дней тащить. Но на рассаде это никак не отразилось — не так уж и редки молодые деревья, уже плодоносящие, но ещё не доросшие до интересующего лесоторговцев размера. Нашу задумку посадить и выращивать у себя разгадали мигом, но только посмеялись и показали нам десятилетнее деревце — где-то в руку толщиной, после чего нас клятвенно заверили, что до того дня, когда его уже будет смысл рубить, ни один из нас уж точно не доживёт. С красным деревом ситуёвина оказалась получше — и сведено в округе ещё не всё, так что вполне реальны и местные поставки, и растёт несколько побыстрее — деревце того же размера, что и показанное нам ранее чёрное, оказалось шестилетним, да и наши шансы дожить до дня его рубки были признаны вполне реальными. Реакция на наше желание обзавестись саженцами была аналогичной — ну что ты будешь делать с этими испанскими чудаками, гы-гы! То же самое касалось и саженцев гребобаба, начинающего цвести и плодоносить лет в двадцать пять, а то и в тридцать, едва ли раньше. Сперва нам объясняли — ну, после того, как отсмеялись — что его древесина даже на дрова не годится, а если нам нужны плоды, так их и в Керне сколько угодно за сущие гроши купить можно — продукт настолько дёшев, что ни один из местных купцов им и не занимается — ну никак не тот бизнес, на котором состояния сколачиваются, так что заказывать лучше всего сразу черномазым. А нас просто для разнообразия семена интересовали, поскольку мы их уже и из Марокко везли, и в Сенегале тоже приобрести собирались — мало ли, какой из них для Островов Зелёного Мыса наилучшим окажется? Да и просто побольше их надо, потому как сажать их на всём архипелаге будем — тоже уж больно медленно он, сволочь, растёт, так что заранее надо острова "огребобабить", типа на вырост. А вот что для нас особенно приятным сюрпризом оказалось, так это ироко, называемый ещё африканским тиком. О нём Наташка ближе к последнему моменту вспомнила, да и глава Тарквиниев как-то не в курсах был, потому как не драгоценное это дерево ни разу и в Гадес не возится, не говоря уже о Средиземноморье. Строго говоря, это и не тик, настоящему индийскому тику даже и не родственно, просто древесина близка по свойствам, хоть и похуже. Ну так зато и цена на неё оказалась вполне себе приемлемой — используется вместо уже не растущего здесь атласского кедра и в аналогичных ему целях, и кто ж покупать-то его станет, если цену на него задрать? Ну, немного таки подороже кедровой, поскольку уж очень тверда и рубится тяжело, ну так тут всё понятно и справедливо. Ироко это нам хоть в любой момент готовы были отгрузить, поскольку спрос на него хоть и сугубо местный, но устойчивый, и запас у продавца имелся. А нам ведь как раз что-то наподобие этого на острова и требовалось — крепкое, не гниющее, но при этом массовое и недорогое. Недурно для античной Сахары?

Помня о совете Волния-старшего не нервировать почём зря золотодобытчиков и не шляться по Сенегалу слишком уж деловито, мы и бамбук этот африканский решили здесь сперва поискать — не особо рассчитывая в этом на успех, но мало ли, вдруг повезёт? И правильно сделали, поскольку вскоре нашли и его. Учитывая наличие и даже достаток в не опустыненной ещё части Сахары и нормальной древесины, он не особо-то у местных популярен. Финики его вообще всерьёз не воспринимают, и ни о какой торговле им даже речи нет, да и негры в основном только корзины из его молодых побегов плетут, да каркас плетёный для своих глинобитных хижин. Естественно, против нашего желания разжиться рассадой возражений не нашлось ни у кого, но смеялись ещё хлеще, чем даже по поводу гребобабов — всё допытывались, что же мы там в корзины-то собирать планируем на этих пустынных Горгадах? Потом, впрочем, сообразили, что раз Горгадские острова пустынны, то быстрорастущий бамбук будет там полезен и на рыболовные ловушки, и на хижины для колонистов, а главное — на топливо для костров. Разубеждать в этом фиников мы, само собой, не стали — тем более, что и для этих целей он, конечно, тоже применяться будет.

Если достаточно удалиться от города и вообще от увлажняемой ежедневным морским бризом прибрежной полосы, а заодно и от галерейных лесов вдоль всех рек и речушек, то на совсем уж цветущий сад и нынешняя Сахара, конечно, не похожа. Когда мы на экскурсию на днях прогулялись — ну, вообще-то за семенами местного гребобаба, да за рассадой уже упомянутого бамбука и этой зонтикоподобной африканской акации, так и заценили как раз означенную Сахару. Ну, нормальная в принципе саванна, и если не знать, что в нашем современном мире здесь самая натуральная пустыня будет — песчаная, с барханами и верблюдами, то окрестный ландшафт выглядит — вот как для моего шурина, например — вполне себе в порядке вещей. Ему, впрочем, настоящих пустынь никогда и не видавшему, и это пустыней кажется. Но мы-то с Володей и Серёгой в курсах и увиденное волей-неволей воспринимаем как сюрреализм, эдакое "очевидное-невероятное". Вот тот же галерейный лес вдоль речушки — и лесок-то рахитичный, и сама речушка — так, ручей по сути дела, но ведь не должно его тут быть, и самого ручья этого быть тоже не должно, потому как не дождливый ещё сезон, а засушливый, и на месте этого ручья полагается быть сухому руслу — вади, а вдоль него — жалким кустикам того же тамариска и клочкам пожухлой травы, кое-как отросшей после последнего визита прожорливых коз бедуинов и не успевшей ещё на своё счастье дождаться следующего. Газели — ещё ладно, им много-то и не надо, и если не всё козами сожрано, то и они кое-как прокормятся, и гепард, который как раз их и промышляет, тоже выглядит вполне в пределах допуска, но когда замечаешь вдали антилоп гну с зёбрами — пускай немного, ни разу не Кения, но нарисовались — хрен сотрёшь, то это для Сахары уже чересчур. Для гепарда, кстати, тоже, даже для леопёрда, а вот для кого в самый раз, так это для львиного прайда, так что поаккуратнее надо. Перед финиками винтовки светить однозначно не стоило, и мы их не взяли, а револьвер на льва слабоват, да и его тоже засвечивать не резон. Это если черномазые вдруг начнут болтать про громы и молнии в руках белых демонов, так кто ж не знает этих суеверных дикарей? А вот если финикийцы вдруг о том же болтать почнут, то и слух об этом гораздо дальше распространится, и отнесутся к нему совсем иначе, а оно нам надо? Мы же не на сафари настоящем ни разу, а так, на экскурсии.

— Слушай, Макс, я тут знаешь чего подумал? — оживился вдруг Серёга, — Юлька как-то говорила, что Мавритания — ну, античная, Марокко нынешнее в смысле — только при императорах римской провинцией станет, да и то, как-то не сразу. Вроде бы, сперва Октавиан туда Юбу Второго царьком-клиентом посадил вместо окончательно отобранной Нумидии, а тот даже и сыну в наследство престол передал, и только уже после его смерти, когда династия пресеклась, Калигула это царство к Империи присоединил.

— Так суть-то в чём? — отозвался я.

— Ну, получается-то ведь, что эта Мавритания сама по себе римлянам и на хрен не была нужна, а взяли просто чтобы бардака в ней не допустить с неизбежным в таких случаях бандитизмом и набегами на всех соседей, включая и римскую уже Нумидию. А раз она им не нужна, так может нам её — того, самим оприходовать?

— Самим, говоришь? — я заскрипел мозговыми шестерёнками, — И ты что, всерьёз полагаешь, что римляне выпустят из рук свой полный контроль над Гибралтаром?

— Да и хрен с ним, с Гибралтаром, пусть подавятся.

— Я вообще-то имею в виду пролив, а не скалу.

— Это я понял. Хрен с ним, с проливом, пусть и Тингис себе берут, и даже Ликс, а нам не помешает то, что южнее — атлантическая часть Марокко.

— А смысл?

— Ну, во-первых, марокканские фосфаты и наш источник битума — римлянам их дарить как-то не хочется. Во-вторых, слоны — сколько-то к нам на Турдетанщину, ясный хрен, сколько-то на Кубу, но ведь и базовое же марокканское стадо будет немалым, и его тоже жалко. А в-третьих — юго-западный отрог Атласа с его лесами. Тебе не кажется, что под нашим контролем эти леса сохраннее будут? Для мавров бамбук посадить, пусть его на кострах жгут, а рубку нормального леса запретить. От сохранившихся лесов тогда и местный климат останется повлажнее, и саванны поустойчивее и не такие засушливые. Ну и южнее всю вот эту прибрежную полосу тогда уже "законно" возьмём и опустынить её тоже не дадим. Ты же сам видишь, что тут сейчас, а что будет — тоже знаешь. Жалко!

— Жалко ему, — проворчал я, — Мне, что ли, не жалко? Ты думаешь, это поможет и предотвратит опустынивание?

— Ну, территорию надо брать под контроль вплоть до истоков рек и беспощадно карать за сведение лесов вокруг них и по берегам.

— Так это тогда каждого третьего черномазого вешать придётся.

— В идеале лучше всего вообще негров берберами заменить — для засушливой саванны только кочевое скотоводство приемлемо, а это умеют только берберы. Где негры — там истощение почв под посевами и вытаптывание травы из-за постоянного перевыпаса скота на одних и тех же пастбищах поблизости от деревни. А из-за того, что поначалу-то урожаи хорошие, да и скот тучнеет, они и размножаться привыкают без удержу — всегда же, думают, можно переселиться на другое место, где земля ещё не испоганена. А когда всю вокруг испоганят — поздняк уже будет метаться…

— То бишь сделать то же, что вышло и в реале, но не дожидаясь опустынивания?

— Ну да, вроде того. Один же хрен их тут не останется, а страну займут берберы, так может пускай лучше поскорее?

— Тем более, что и так уже этот процесс идёт, — добавил Володя, намекая на ту часть античной Мавритании, где у нас имелись разработки фосфатов с битумом и паслись наши слоны, — Оттуда они уже черномазых вытурили, и опустынивать землю некому.

— Ага, затерроризировали набегами и ловлей рабов, — уточнил я, — Предлагаете на работорговлю их подсадить, как и нумидийцев? Так потом отучать их загребёшься!

— Так Макс, в этом же и вся суть — черномазые от такой напасти на юга сбегут, где климат повлажнее, и опустынивание от их способа ведения хозяйства не грозит, ну и работорговцы туда же вслед за ними потянутся, — пояснил Серёга, — А тут останутся одни только нормальные кочевые скотоводы, которые будут торговать с финиками и с нашими испанскими колонистами.

— Где бы их набрать ещё, тех испанских колонистов? На Острова Зелёного Мыса — сам знаешь, с каким трудом их наскребаем.

— Ну, я ж не говорю, что вот прямо в ближайшие годы. Время-то в принципе и до Цезаря терпит, но потомкам не мешало бы такую задачу поставить.

— А удержат потомки? Вандалы там всякие с аланами нарисуются, потом арабы — это тебе уже не черномазые. В Испании-то за проливом удержаться можно — ну, я очень надеюсь, что её наши всю к тому моменту прихватизируют, а вот тут — ты представляешь себе протяжённость границ?

— Да можно будет и оставить на какое-то время, если удержать не получится, — заметил спецназер, — За несколько лет эти хулиганы местность ещё не опустынят, а наши — соберутся за морем с силами, снова высадятся и вломят им по первое число. Главное — черномазым не дать начать, а римлянам — продолжить. Всю Сахару — ёжику понятно, что хрен мы её всю спасём, но уж тут-то хотя бы — я думаю, можно и нужно.

— Ну, как тебе сказать-то? — возражения типа "да тут и старик Алоизыч нервно курит в сторонке" вертелись у меня в башке, но глянул я на саванну с лесными рощами и разнообразной живностью, какой в наше время севернее экватора вне зоопарков, небось, уже и не встретишь, глянул на галерейный лес у НЕПЕРЕСЫХАЮЩЕЙ речушки, потом представил себе на её месте вади, на месте саванны — голые барханы с вараном в тени облезлого кустика, парой скорпионов и одиноким бедуином на верблюде вдали, и как-то улетучились куда-то все мои возражения, — Наверное, ты прав…

В общем, дообсуждались мы в конце концов в этой экскурсии до таких планов по "новому порядку" на западе Сахары, что наверное, с нас бы и в самом деле прихренел один ефрейтор и очень неплохой художник-пейзажист, и хвала богам, что по-русски хрен кто посторонний вокруг нас понимает. И финикам-то наши соображения едва ли шибко понравились бы, потому как и берберы для финикийских городов — тоже подарок ещё тот, и как неровно дышат карфагеняне к нумидийцам Масиниссы после их захватов, набегов и бесчинств, здесь тоже наслышаны — по сравнению с этим ещё не почувствовавшие себя силой и не начавшие наглеть сверх меры негры представляются пока куда меньшим злом. А уж о самих неграх и говорить нечего — если бы вдруг прознали, что мы тут в отношении их потомков обмозговываем, так весьма неуютно бы нам тут пришлось. Дикари — они и так-то весьма обидчивы, когда их против шёрстки ненароком, а уж когда и более веская причина имеется, то и вовсе туши свет, сливай воду, если пулемёта нет.

К счастью, ни о чём таком тутошние черномазые и не подозревают. Некоторые из них — городские, конечно, а не из окрестных деревень — так даже и работать пробуют, особенно в городе, точнее — в порту. Ну, грузчиков-то портовых, как и прочую основную массу всевозможных разнорабочих, то бишь "подай-принеси" и "раз-два-взяли" в расчёт не берём, потому как это рабы в основном, которых никто не спрашивает, чего они хотят, а просто погоняют тростью или плетью. Но вот кто нас изрядно позабавил — не в самом порту, конечно, а неподалёку — так это негры-рыбаки. Не все чистопородные, половина мулаты, ну так оно и понятно — не всем же незаконными отпрысками шишек тутошних быть, чтобы на непыльную работу претендовать, но факт тот, что ни одного "белого", то бишь финикийца или бербера мы среди них так и не увидели. Это ж вдуматься только — негры-рыбаки в ФИНИКИЙСКОМ городе! Рыбачат они, конечно, не по-финикийски, а на свой манер. Рыбы полно, и как мы заметили, здесь водится и промышляющий её тюлень — кажется, абсолютно такой же, как и в Средиземноморье. Так тюлени за рыбой гоняются, та аж из воды от них выпрыгивает, а черномазые, войдя в воду кто по пояс, а кто и по плечи, дубасят ту рыбу увесистыми дрынами. При случае, конечно, и тюленя прибьют, если тот зазевается. Хороший признак, кстати, эти тюлени. При нашей кратковременной первой высадке на Сант-Антане и Сан-Висенти мы их там не увидели, но мы ведь тогда толком архипелаг и не исследовали, так что шансы найти их там представляются теперь неплохими. А тюлени — это ведь ворвань для полудизелей. Гораздо более традиционно выглядят те, что ловят рыбу сетями, но как раз они-то и заставляют призадуматься — не на гаулах ведь ни разу, пускай и малых, а вообще на утлых долблёнках, которые хорошей волне захлестнуть или опрокинуть — раз плюнуть, но уже освоились и ни хрена не боятся, а вот финикийских малых рыбацких гаул совсем негусто, и похоже на то, что вытесняют черномазые фиников уже и в сугубо морской экологической нише. Симптоматично…

Собственно, наш коллега по древесным закупкам и гид Катунмелек как раз об этом и говорит, и что тут возразишь? Нам всё это даже резче в глаза бросается, чем ему самому, поскольку он это из года в год наблюдает, и его глаз в немалой степени замылен, да и что за год-то заметно изменится, а мы видим впервые — не абстрактный финикийский город, которых насмотрелись уже достаточно, а вот именно такой, с хорошо заметным негритянским засильем, и картина маслом вырисовывается перед носом впечатляющая. А здешние финики не только всё это наблюдают и уж всяко не со стороны, они тут живут и во всём этом варятся. И не знаю, что себе думают те, кто живёт под защитой городских стен цитадели и пока ещё лояльной чернокожей стражи, там мы не гостили и их тамошних настроений не выспрашивали, а вот тут, вне стен, многим финикам из простонародья уже не на шутку тревожно и неуютно.

— Эти дикари размножаются как саранча! — жаловалась вечером Кама, весёлая и разбитная дочка владельца постоялого двора, где мы остановились на время пребывания в Керне, — От них и так уже не продохнуть, по улице пройти нельзя так, чтобы на чёрных не наткнуться, от их шума покоя нет, колотят и колотят в свои барабаны! — отдалённая дробь тамтамов в самом деле слышна, хоть и не настолько, чтобы так уж раздражать, но то меня, приезжего на время, а у здешних фиников их дробь порождает нехорошие ассоциации, — Я их ненавижу! Видел бы ты только, что у нас здесь в праздник Астарты происходит! Эти чумазые и вонючие бабуины давно знают о наших обычаях и нагло пользуются ими! Они стекаются отовсюду и проникают во двор святилища первыми, и куда от них деваться?! Хвала Астарте, уберёгшей меня от самого худшего, но одна из моих подруг подцепила от них скверную болезнь, а другой пришлось делать выкидыш, чтобы не вынашивать и не рожать от гнусной черномазой обезьяны! — самое забавное тут то, что и в ней самой, если повнимательнее приглядеться, небольшая негроидная примесь видна, — А что ей ещё было делать? Кто её с чёрным ублюдком на руках замуж возьмёт кроме той обезьяны, что ей его и сделала? Больно нужно ей такое счастье! И так-то нормальные женихи от неё теперь морщатся и нос воротят! А на хорошее приданое заработать…

Я ведь ещё одного важного момента не упомянул. Храмов как таковых в Керне нет. Есть только стелы с барельефом божества и алтарём, окружённые двориком, и такое святилище здесь даже у Мелькарта, самого почитаемого как-никак западными финиками, сам Гибралтарский пролив — и тот евонными столбами прозван, так что не положено здесь настоящего храма и Астарте, а обычаев-то ведь архаичных никто не отменял. Это в Гадесе или в Карфагене вольнодумство вроде замены служения богине звиздой просто денежным пожертвованием в порядке вещей, но чем глуше и захолустнее дыра, тем крепче в ней за седую старину держаться принято, и никого не гребёт, во что встаёт людям соблюдение святоотеческой традиции. Храма-то как закрытого здания нет, как не было его и у далёких предков, и стало быть, финикиянкам здешним прямо у открытого алтаря, на виду у всей толпы, звиздой Астарту ублажать приходится, и если какой из них не очень-то повезло с "помощником", так это на глазах у кучи народу происходит, а языки-то ведь без костей, и уже на следующий день весь город обо всех подробностях в курсах, да ещё и, как водится, в "стандартные" три раза преувеличенных. И хотя — как в давней карфагенской колонии — здесь сохраняется и давний карфагенский обычай, давно похеренный в самом Карфагене, не считать предосудительным, если баба передком на приданое себе зарабатывает, сам факт того, что "оно таки было" — это одно, а вот когда в конкретную невесту полгорода тычет пальцами и рассказывает в подробностях, как именно это конкретно у неё было — это уже совсем другое. Такого старинный карфагенский обычай не предусматривал, да и не мог предусматривать в принципе, поскольку в Карфагене и в те времена нормальный храм Астарты имелся, в котором всё это дело втихаря происходило — все обо всём знали "в общем", но никто посторонний не видел конкретики. Конфуз, короче говоря, самый натуральный для молодых финикиянок Керны из этого обычая проистекает, но традиция есть традиция, и даже думать о её пересмотре — святотатство.

— Дочери больших и уважаемых людей с женихами приходят, за руки держась, и им, как и их женихам за них, после служения Астарте в её праздник стыдиться нечего, — Кама плавно переехала на обличение социальной несправедливости в одном отдельно взятом городе, — А когда мы с нашими женихами тоже хотим сделать так же, верховная жрица говорит нам, что это неугодно Астарте. Те, богатые и знатные, тратят ту милость богов, которую унаследовали от своих благочестивых предков, но им есть что тратить, а нам — нечего, мы должны эту милость заслужить своим благочестием, и тогда она зачтётся нашим потомкам. Вот только старшая сестра той моей подруги, что подцепила скверную болезнь, после трёх выкидышей не может больше рожать, и кому зачлось её благочестие?

— Не позавидуешь вам с такими обычаями, — констатировал я.

— На всё воля богов, испанец. Но зачем вы так торопитесь на эти пустынные Горгады? Почему бы вам не задержаться в Керне до праздника Астарты? Черномазые не упускают случая, так зачем же вам его упускать? У нас многие предпочли бы вас…

— Нет, у нас поджимает время — к лету надо успеть очень многое, так что как только нам доставят наши заказы, мы погрузимся и отплывём.

— А нас опять оставите этим диким обезьянам?

— Что значит "опять"? Когда это МЫ успели оставить вас им впервые? — сказать ещё прямее — что мы их вообще сюда не завозили, а привёз их сюда к черномазым Ганнон, к которому по справедливости и все их претензии должны бы быть адресованы — это было бы абсолютной правдой, но не слишком дипломатичной, — А почему вы не поставите ещё одно святилище Астарты внутри городских стен и не начнёте справлять её праздники там?

— Но ведь это же против священного обычая! Астарте всегда поклонялись вне городских стен, чтобы храм могли посетить и чужеземцы.

— Ну, вот они вас там и посещают, — я опять-таки решил дипломатично опустить, что вообще-то ну никак не негры являются чужеземцами в этой части Африки, а как раз некоторые "понаплывшие тут", в которых не будем тыкать пальцами.

— На жертвеннике Баала я хотела бы видеть ТАКИХ чужеземцев! — прошипела финикиянка, — Тебе бы, испанец, пообщаться с ними так, как общаемся с ними в этот день мы… Прости, не хотела обидеть…

— Пустяки, я на правду не обижаюсь. А почему вы тогда не хотите построить Астарте НАСТОЯЩИЙ храм с нормальным зданием и обнесённый стеной?

— Но ведь такого храма нет в Керне даже у самого Мелькарта! Кто же в городе посмеет ТАК прогневить его?

— Ну, раз так, то постройте тогда настоящий храм сначала ему, а потом ей.

— Нельзя, испанец. Поклоняться Мелькарту нужно там, где стоит его священный алтарь, построенный самим Ганноном.

— А почему нельзя построить храм прямо вокруг него? — не въехал я.

— Как можно, испанец?! Ведь тогда кровля храма окажется выше изображения бога, а разве для этого сам Ганнон воздвиг его на самом высоком месте?

— Тогда вам не позавидуешь…

Млять, ну хоть стой, хоть падай! Ну вот кто им доктор, спрашивается? Сами же от своих устаревших обычаев визжат, но модернизировать их — низзя! Сами же на своём религиозном благочестии помешаны, но храмы нормальные построить, а заодно с этим и кое-какие проблемы от своих дурацких обычаев порешать — низзя! Сами же черномазым давать не хотят, но изобрести причину — естественно, со священным обоснуем от самой Астарты, по которой ейный праздник "только для белых" или, если уж им откровенный расизм в падлу, так хотя бы "только по приглашению" — тоже низзя! И в Карфагене такого рода проблемы давно решены, и в Гадесе, даже в совсем уж занюханном глинобитном кубинском Эдеме — и то где-то в чём-то на давно назревшие реформы сподвиглись, а тут — низзя! Млять, ну прямо сами себе злобные буратины, и спасать их тут не столько от этих черномазых надо, сколько от них самих!

— А с Горгад вы не приплывёте сюда ко дню праздника Астарты? — млять, ну вот прямо опять двадцать пять!

— Ко дню праздника Астарты я рассчитываю вернуться домой к семье.

— К семье?

— Разве я скрывал от тебя, что у меня есть семья?

— Ну да, ты говорил… А среди ваших людей есть неженатые?

— У тебя разве нет жениха?

— Есть, конечно, но… Я бы предпочла…

— Кого-нибудь побогаче и живущего не здесь?

— Да, это было бы лучше всего! Найди мне такого, и я буду ОЧЕНЬ благодарна!

— И где же я тебе такого найду?

— Ну, у вас же много людей…

— Ты же понимаешь, что богатые все и так имеют хороших невест, даже если ещё и не женаты? Разве у вас не так же? — млять, ну так и прёт из неё протопоповский "принцип незаменимости самки"!

— Ну да, конечно, — похоже, что призадумалась об этом впервые в жизни, и типа, открытие совершила, — Ну ладно уж тогда, пусть будет небогатый, — ага, типа снисходит к моей беспомощности и одолжение делает, — Но чтобы он обязательно увёз меня отсюда! Найди мне хотя бы такого! Я заслужу! — и прямо сходу принялась "заслуживать".

Млять, ведь был же триста лет назад нормальный и вполне себе благополучный финикийский город! Он и сейчас таким выглядит, если издали на него взглянуть, а внутри — вон оно, чего творится…

— Отец-то тебя отпустит? — спрашиваю её после того, как "заслужила".

— Я упрошу его. Он же тоже всё видит, знает и понимает.

— А как насчёт твоих подруг или просто знакомых? Ты одна хочешь уехать или есть и ещё желающие?

— Да почти все!

— И тоже все готовы "заслужить"?

— ЭТИМ — может быть, и не все. Но я не знаю ни одной, которая отказалась бы наверняка и сходу, не подумав и даже не взглянув на того, перед кем заслуживать…

Млять, уму непостижимо! Это ж до чего надо было здесь ситуёвину довести, чтобы молодые смазливые бабёнки — старым и страхолюдинам ведь один хрен "просьба не беспокоиться" — были готовы на всё, лишь бы только "замуж за бугор"?