— Ну, Миликон! Ну, орясина, млять, без пяти минут царственная! — ворчал я на обратном пути, — Нет, как школу и кадетский корпус в столице отгрохаем — точно, млять, надоумлю бронзовую конную статую ему отлить! Прижизненный памятник, млять!

— За что? — не въехал Васькин, — Если ты говоришь, что он орясина, так разве он заслуживает тогда конного памятника?

— Заслуживает, ещё как заслуживает! Только не «за что», а «для чего», гы-гы!

— Ну и для чего же?

— А вот как раз чтоб по заслугам этой орясине, млять, царственной воздать!

— И каким же образом?

— Элементарно, Хренио! Вот прикинь хрен к носу — отольют его, отчеканят, отполируют — будет блестеть, как у кота яйца. Но надолго ли?

— Ну, хорошая бронза вообще-то долго не тускнеет…

— Вот именно. А вороны и сороки любят всё блестящее…

— Вороны и сороки? А! — испанец наконец въехал и едва удержался в седле от хохота, — А потом ещё и голуби к ним добавятся!

— Точно! — подтвердил я, — И пусть тогда радуется, что коровы и слоны не летают! — и мы заржали оба, а вслед за нами — и наша охрана, не вся ещё по-русски говорящая, но давно уже практически вся понимающая.

— Жестоко! — констатировал Васкес, отсмеявшись.

— Так за то, что у него всё через жопу, и наказание полагается соответствующее! И вдобавок, это ведь ещё не конец, а только начало! Вот прикинь, засрали его пернатые с макушки до конских копыт. Ну, говно-то птичье с него дождями смоет, но говённые разводы останутся. А у меня ж мелкий как раз подрастать будет, да и не только у меня. Ты в детстве что на заборах писал?

— А, понял! — его уже начала мучить икота.

— Да ни хрена ты ещё не понял, потому как это тоже ещё ни хрена не конец! Наша мелкота отучится, пойдёт на выпуск. И как ты думаешь, что я своего отчебучить надоумлю?

— Так, так… Крупными буквами «хрен» на пьедестале написать? Трудносмываемой краской?

— Да нет, это он десять раз в процессе учёбы сделает. А перед выпуском — ну, есть у наших вояк такая традиция. Если поблизости есть конная статуя какого-нибудь страшно знаменитого деятеля, то перед выпуском курсанты — ну, кадеты по-вашему — до зеркального блеска надраивают коню яйца. Вот прикинь — праздник, торжественное построение на площади перед статуей, она вся серовато-зеленоватая от говённых разводов, а конские яйца — блестят… ну, как у кота, короче!

— Ваши кадеты на самом деле так делают? — усомнился он, когда отсмеялся и отъикался, — Не выдумки?

— А хрен их знает, может и выдумки. Но уверяют, что правда. Только нам не один ли хрен, правда это или выдумки? У нас будет правда, млять! Будут глядеть на блестящие конские яйца и уссываться над ним.

Вот так мы с Хренио и коротали обратный путь с горного перевала, смакуя план коварной мести будущему карманному царьку будущего карманного царства. А нехрен быть такой орясиной! Я обо всём позабочусь, я обо всём позабочусь — ага, позаботился, называется! Ещё не царь ни хрена, но облажался уже по-царски. И это — лучшая из всех рассмотренных кандидатур. Каковы ж тогда худшие?

Нет, в принципе-то Миликон своё дело знает. Мы с Васькиным и Велтуром его великого почина не застали, в другом месте и другим делом были заняты, но порассказали нам уже, как дело было. А учитывая, что расклад и подоплёка дела нам хорошо известны, вычислить правду из впаренной нам приукрашенной и преувеличенной официозной версии нам особого труда не составило.

Получив от нас сигнал о надёжно обеспеченном тыле, будущий царь, а пока просто военный вождь пограничной турдетанской автономии немедленно разослал гонцов и собрал всё подготовленное для начала операции «Ублюдок» воинство. Точно ли он вызубрил ту напутственную речь перед армией, которую мы состряпали для него загодя, или напутал и переврал — это нам только Володя расскажет, когда мы нагоним наконец первый эшелон вторжения, а пока мы можем об этом только гадать, поскольку и напутать, и переврать вполне мог и сам поведавший нам об этом раздолбай-пересказчик. Но по его впечатлениям — речугу перед выстроенным на площади у ворот Дахау войском Миликон толкнул отменную. И о былом величии Тартесса говорил, и о счастливой вольной жизни предков турдетан и кониев под властью тартесских царей — ага, прямо так и сказанул, если пересказчик уже от себя не присочинил. Не забыл и о собратьях кониях упомянуть, тяжко страдающих под лузитанским игом, которых турдетанам сами боги велели от означенного ига освободить, а заодно и для себя эти земли у лузитанских разбойников отвоевать — древние земли тартесской державы, по праву принадлежащие потомкам тартессиев. Ведь как же трудолюбивым и рачительным землепашцам быть без земли? Земля — это основа всего, и именно эту основу идут они теперь добывать для себя и своих потомков, достойных жить в возрождённой великой тартесской державе. Тут — точно не переврал рассказчик, мы и сами хохотали, когда эту часть речи для будущего царька сочиняли. Несколько тысяч неумелых ополченцев собрались создавать великую державу на жалком клочке юга современной Португалии! Но простой народ любит пышные фразы, пробуждающие мечты о величии, а чем зачуханнее народец, тем сильнее он о величии мечтает, и глупо было бы этой коллективной манией величия не воспользоваться. Великим демагогом мог бы стать Миликон, если бы специально ораторскому мастерству обучался, но и не обученный — судя по впечатлению пересказчика, куда там до нашего свежеиспечённого «великого» всяким там дуче, фюрерам, каудильо и прочим гениям в кепке! Дранх нах вестен, млять, унд шнеллер!

Шествие выступившего в поход войска, судя по впаренному нам описанию, вполне идее орднунга соответствовало — ряды ровные, щит к щиту, доспехи блестят — рассказчик, похоже, впервые в жизни увидел нормальный воинский строй и выпал от увиденного в осадок. Мы-то миликоновское воинство видали неоднократно. Насчёт ровных рядов — сам никогда особо строевой не блистал и всегда её ненавидел, но если понадобится — прошагаю поровнее большинства из этих свежеиспечённых служивых. Но не видавшего римского строя и сравнивающего с нестройной толпой — согласен, уже впечатляет. Насчёт блестящих доспехов — тоже ни разу не сомневаюсь. Всех, кто их имел, хотя бы бронзовую нагрудную пектораль, поставили в первые шеренги, и ради такого случая весь носимый металл был, ясный хрен, надраен до зеркального блеска. На фоне этих зажиточных ополченцев, не говоря уже о профессионалах, ополченцы в кожаных доспехах или вообще без оных, выглядели бледно, и глаза зевак за них не цеплялись. В том, что в след за конницей сразу же двинулись легионы, пересказчик тоже не соврал — ага, они самые, в количестве аж целой одной штуки. Только Первый Турдетанский и сформирован, да и тот, если разобраться, неполного ещё состава. Нет ещё достаточного числа хорошо обученных бойцов, чтоб довести когорты до нужной численности, и все положенные по штату шестьсот мечей пока имеются только в Первой когорте, а в Десятой нет ещё и четырёхсот. Млять, Серёги с нами нет — вот кто ржал бы, схватившись за живот, сравнивая услышанное от восторженного зеваки с виденным ранее собственными глазами!

Мы ведь с самого начала замышляли армию будущего турдетанского государства в общем и целом по римскому образцу, но не один к одному, а «по мотивам», скажем так. И образец легиона взяли за основу не нынешний дореформенный, а более поздний — после реформ Мария. Ну, пока-что больше в теории, конечно, потому как единообразным вооружением солдат оснастить мы пока не можем и в ближайшие годы точно не сможем, но организационно Первый Турдетанский — уже постреформенного типа. Шесть тысяч собственно легионеров положено ему по штату, разделённых на десять когорт по шестьсот человек в каждой. В когорте — три манипула, состоящих из двух центурий. Внутри манипула мы сохраняем римский принцип старшинства, по которому центурион первой центурии командует и всем манипулом, но когортой командует префект, и в ней нет разделения на гастатов, принципов и триариев — все три её манипула одинаковы, и их первые центурионы равны по рангу в когорте и всём легионе. Сами когорты тоже равны — первая равнее лишь ненамного, поскольку является лучшей и резервом легата — из неё и развёртывается легион при его формировании. Заготовка будущего Второго Турдетанского как раз в виде этой первой когорты и существует — ага, в теории. Как раз её Миликон в числе прочих подкреплений отдал нам в помощь для отражения недавнего лузитанского набега, и её пришлось раздёргать по центуриям для усиления отрядов слабо обученных обычных ополченцев. Потом-то, конечно, снова её свели и вели собранной, да оказалось, что ненадолго — крепко облажался наш будущий царёк. Выправляя его недочёты, нам пришлось снова раздербанивать когорту на центурии для затыкания прорех его блестящего стратегического замысла. Ведь гладко-то всё было только на бумаге — ну, на папирусе, точнее…

Винить Миликона в разномастном вооружении его войска было бы, пожалуй, несправедливо. Что имел, что смог наскрести, что Тарквинии смогли и успели раздобыть и добавить к его арсеналам — тем и вооружил тех, кто не мог вооружиться сам. Лучники, например, вооружены уж всяко не хуже лузитанских, хоть и хромает у них пока выучка, а лучшие, отборные — гораздо лучше, благодаря роговым лукам от Тарквиниев. Неплоха и линейная легионная пехота, хоть и далеко ей ещё до положенного в теории единообразия. Но тут уж — чем богаты. Покажите мне того, кто в эти сроки и с тем, что было, сделал бы больше и лучше! Облажался же наш царёк с прочей амуницией, с оружием напрямую не связанной. Нет, туники-то, пускай даже и потёртые, турдетаны носят все — не дикари всё-таки, и совсем уж нагишом никто на сборный пункт не явился. Но плащей не оказалось у доброй трети, а четверть явилась босиком. А чего её снашивать, дорогую обувь, когда уже тепло? Весна же! Прадеды, деды и отцы босиком воевали, когда припирало — и ничего, побеждали, если расклад удачным оказывался. В легионеры таких умников центурионы, конечно, хрен принимали. Или изволь обзавестись добротным плащом, да обуться, если не в сапоги, так хотя бы в калиги, или марш в обычное ополчение. Поэтому тяжёлая линейная пехота оказалась вполне к походу подготовленной, и на этом Миликон успокоился. А что сельское ополчение крестьянских общин наполовину босоногое — так это ж пейзане! И разве они не правы? Ни при дедах, ни при отцах босоногость не мешала победы одерживать, если была на то воля богов. Вон, как под Кордубой три с половиной года назад… ну, кое-кто кое-кого, неужто не помните? Помним, конечно, как не помнить! И помним, и сами видели с кордубских стен ту мясорубку — хвала богам и Тарквиниям, что самим участвовать в ней не пришлось!

В других делах мы тогда участвовали — в тех, что были нам и тогда уже под наши скромные силёнки и под наш ещё более скромный опыт. Это ведь сейчас только мы уже недурно устроились, освоились и забурели — даже семьями обзавелись и остепенились, можно сказать, а кем мы были тогда? Салагами, и полгода ещё Тарквиниям не прослужившими, и отличиться успевшими лишь благодаря везению. Дуракам ведь и новичкам нередко везёт…

Четырёх лет ведь ещё полных не прошло, как вляпались мы в говно по уши, провалившись из сытого и в целом благополучного, а главное — благоустроенного двадцать первого века в осень сто девяносто седьмого года до нашей эры, да ещё и не имея за душой почти-что и ни хрена — типа сюрприз, млять! Мамочка, скорее роди меня обратно! Спасибо хоть, в тёплую южную Испанию нас тогда закинуло, а не на промозглую горячо любимую родину. В этом, впрочем, есть и наша доля заслуги — не пожлобились на отпуск в Испании, и где были на момент сюрприза, там и провалились в прошлое. К счастью, не слишком отдалённое по геолого-палеонтологическим меркам, так что угодили всё-таки на сушу и в море не утопли. Ну и Васькин с нами заодно, но этот — не по заслугам, а законно. Тутошний он, испанец, не «руссо туристо» вроде нас. С другой стороны, если для нас это оказалось относительно удачное попадалово — хотя бы в плане климата, то для него — чистое попадалово, без малейшей светлой стороны, прямо как в бородатом анекдоте. Не слыхали? Тогда — развесьте ухи и слухайте сюды. Спасаются, значит, на необитаемый остров с затонувшего круизного лайнера русский, француз и американец. Проголодались, мастерят рыболовную снасть, и попадается им в неё золотая рыбка, да обещает каждому по три желания исполнить, если отпустят. Кидают жребий, выпадает первая очередь американцу — тот заказывает три двойных виски, три яичницы с ветчиной и возвращение домой. Выпили, закусили, американец исчез. Снова жребий кидают, выпадает французу. Этому — два бокала крутого шампанского, две порции устриц с шампиньонами и тоже домой. Выпили, закусили, француз исчезает. Сидит русский, балдеет — хорошо ему тут, не то, что дома, вот только скучновато. Ну и заказывает — ящик водки, бочку солёных огурцов и этих двух обратно, гы-гы! Вот так примерно и Васькин с нами попал.

С него и почнём — ага, и как с представителя передовой европейской цивилизации, и как с моего нынешнего сейсекундного напарника, находящегося прямо при моей персоне. Жил себе человек — ну, если мента за человека считать — в солнечной Испании, хоть и не в Мадриде, но и не в каком-нибудь нашем захолустном Урюпинске, а в курортном Кадисе. Получал свои взбучки от своего полицейского начальства, гонял марокканских нелегалов, шлюх и местную шушеру, в курортный сезон «руссо туристо» вроде нас добавлялись, что тоже, признаемся уж честно, ни разу не фунт изюму. Но в остальном — жил он себе благополучно и ни о чём особо не тужил. Служба стабильная и нужная, увольнение не грозило, получка тоже стабильная, да ещё и в евро, не шикарная, но и уж всяко не нищенская, а уж позволить себе на ту получку в евро в сытой и благоустроенной Европе можно по нашим меркам немало. В общем, с попаданием повезло Хулио Васкесу, а для нас — Хренио Васькину, как утопленнику. Нам с ним — куда больше, учитывая его табельную пистоль и баскскую национальность. Хоть и иберы живут на юге Испании, а не прямые предки современных басков, но прежнее население баскам родственно, и баскских слов в местном языке оказалось не столь уж и мало. В общем, и силовая «крыша» на первом этапе, и хоть какой-то переводчик для хоть какого-то общения с хроноаборигенами на втором. Без него — пропали бы на хрен, если и не в первый же день, то через неделю. Да и в дальнейшем — так уж вышло, что в дальние вояжи наниматель всё больше нас двоих откомандировывал, так что сработались в лучшем виде. И ещё один момент нас с ним сближает — семьи. Оба ведь без баб сюда угодили, так что женились на местных хроноаборигенках, и не шибко-то, по правде говоря, этим опечалены. Что моя Велия, что его Антигона — бабы правильные, и проблем с ними у нас как-то не заводится, чего никак не скажешь о чете Игнатьевых.

Эти не с нами сейчас, а в Карфагене, где и наши супружницы обитают. Живём мы там, если кто не в курсах. Жили бы себе и дальше, наслаждаясь благоустроенностью полумиллионного античного города, где всё для блага человека, если он свободен, при связях и при деньгах, да вот беда — Карфаген должен быть разрушен. И это не я решил, если кто с историей не в ладах, это всё проклятый римский сенатор Марк Порций Катон. Точнее — решит лет эдак через сорок, но решит твёрдо, хрен переубедишь — это же Катон! Он там не один, конечно, решения принимает, и мы ещё будем посмотреть, что у него выйдет с учётом той нумидийской интрижки, которую мы замутили, но при всех наших надеждах на лучшее готовимся мы к худшему и настраиваемся на него. Но это будет или не будет ещё нескоро, и пока в Карфагене всё нормально — в самом городе, по крайней мере, и поэтому семьи наши живут там, покуда мы здесь, в полудикой Испании, подготавливаем надёжное и стабильное будущее, не зависящее от всяких там катонов…

Вот там со своей стервой Юлькой и Серёга Игнатьев остался. Если совсем уж честно, то первое время они обузой были, полезной только в перспективе, но до этой перспективы мы, хвала богам, дожили. Серёга — типичный блатной сынок крутых родоков и типичный офисный планктонщик со всеми вытекающими, но геолог по образованию, и пользу от его каких-никаких геологических познаний мы уже поимели, а в дальнейшем рассчитываем поиметь ещё большую. Юлька же Игнатьева, а тогда ещё Сосновская — студентка-историчка, два курса благополучно отучившаяся, и теперь обеспечивающая нам наше историческое послезнание. Но и истеричка при этом такая, что Серёге хрен позавидуешь, и спасибо ему огромное ещё и за то, что живёт с этой стервой, принимая на себя львиную долю её «пиления».

Чета Смирновых разделилась — Володя с нами в Испании, в первом эшелоне вторжения, но на днях мы его, надеюсь, всё-же нагоним, а вот Наташка евонная, бывшая Галкина — тоже в Карфагене, как и остальные наши бабы. Володя в прежней жизни автослесарем был — работа давно уже не столь прибыльная, как во времена позднесовдеповского дефицита автозапчастей, но благодаря изобилию автомобилей — практически стабильная и в некоторых отношениях даже поспокойнее моей. Представляю, каково бы ему пришлось, не отслужи он срочную в спецназе. Разведка — она к любой неожиданности готова. Да и экипирован он оказался для нашего положения прекрасно — и нож, и пила, и топорик. Вместе с моим буржуинским мультитулом этого хватило для нашего первоначального вооружения примитивными самодельными арбалетами, которые и привели нас на службу в частные вооружённые формирования Тарквиниев. Лучники в античной южной Испании — страшный дефицит, и мы с нашими «ручными аркобаллистами» пришлись весьма кстати в качестве эдакого более-менее приемлемого суррогата. Наташка, по правде говоря, поначалу была ещё худшей обузой, чем Юлька, но эту обузу практически целиком вынес на себе Володя, а в дальнейшем нам пригодились её биологические познания — как-никак, студентка Лестеха по лесохозяйственной части. Как Серёга с самоцветами ценными разобраться помог, так и Наташка — с дикими лесными шелкопрядами, и это здорово спрямило наш путь к финансовому благосостоянию.

Ну и я сам, Максим Канатов, технолог-машиностроитель по образованию и старший мастер станочного участка по последней должности, срочную служивший в простых погранцовских «сапогах». Инженер — ну, по сравнению с некоторыми, смею надеяться, не самый хреновый, но и ни разу не жюльверновский Сайрес Смит. Что по моей специализации — всегда пожалуйста, а вот в чём не копенгаген — прошу пардону. А копенгаген я, вообще говоря, только в механической станочной обработке готового металла, и до хрена ли от этой моей специализации толку в античном мире, ни о каких современных металлорежущих станках и не слыхавшем и даже простой слесарный инструмент имеющем лишь такой, что охарактеризовать его адекватно можно только на русском матерном?

А посему, если кто-то на полном серьёзе полагает, что за неполных четыре года мы могли бы тут напрогрессорствовать в разы больше, чем реально напрогрессорствовали — едва наметили, если честно и объективно, так пущай либо берёт флаг в руки и сам показывает, как это делается, либо молча и безо всякого флага прогуляется на хрен. На прежней ещё работе в прежней жизни утомили своим врождённым дебилизмом досужие идиологи-теоретики. А реальная практика заключается в том, что базис у нас — замшелый античный, даже в крутейших культурных центрах, и плясать мы можем реально только от него, и хрен чего надстроишь на него современного, не усовершенствовав сперва до нужного уровня сам базис. Я о технике, если кто не въехал, поскольку с кадрами-то как раз проблем поменьше. Античный раб-ремесленник по своей квалификации не сильно хуже, а то даже и получше позднесредневекового мануфактурного работяги, и это я о среднестатистических говорю, а если штучных уникумов в расчёт взять — таких, как мой старик Диокл, например, бывший раб-механик самого Архимеда — так и мастера средневековые цеховые по большей части могут перекурить, если есть чего. Не в кадрах квалифицированных проблема античной промышленной базы, а в технике. Только благодаря светлой голове и золотым рукам бывшего архимедовского механика у меня есть теперь единственный в античном мире токарный станок с суппортом. Нет, идею-то ему я подсказал, механизм вместе обмозговывали, а вот исполнение — чисто его. Не здесь, правда, а в Карфагене тот уникальный станок находится. По хорошему, так как раз там бы, в этом признанном культурном центре, и закладывать основу нашей будущей промышленности, да нельзя её там закладывать — увы, Карфаген должен быть разрушен. Вот завоюем юг Лузитании, удержим его, слепим на нём карманное турдетанское государство, добьёмся его признания Римом в качестве «друга и союзника римского народа» — тогда в нём уже и промышленность нормальную ваять будем, и на её базе уже прогрессорствовать. А пока — нет у нас ещё ни самой промышленности, ни территории для её развёртывания. И это только «во-первых», а есть ведь ещё и «во-вторых».

Кроме знаний попаданческих, оборудования минимально необходимого и кадров местных подходящих надо для полноценного прогрессорства ещё и досуг достаточный иметь. Скажем, наследственное родовое именьице с сотнями эдак тремя душ крепостных, принадлежащее тебе на правах собственности, охраняемой всей мощью могущественного государства, но при этом никаких обязанностей на тебя не налагающее. Тогда — имея полное право бездельничать и всё остальное — отчего бы в перерывах между тем законным бездельем и не попрогрессорствовать всласть? Но нет у нас права на безделье, мы — на службе, и наниматель наш надолго расслабиться нам не даёт. Только передохнул после исполнения поставленной им задачи, как он тебе уже новую подвешивает, и задачи эти — ни разу не прогрессорские, а всё больше торгово-мафиозные, на решение проблем его бизнеса направленные. И хотя служим мы уже не столько ради звонкой монеты, которой, впрочем, тоже не обделены, сколько ради связей и надёжной «крыши», досуга от этого больше не становится. Только в порядке личного хобби остаётся у нас время на прогрессорство, а планов — громадье…

Так за что я там царька нашего карманного чехвощу и яйца его будущему бронзовому коню надраить грожусь? Ах, да — за обувь обычных турдетанских ополченцев, а точнее — за её отсутствие. Тяжелая линейная пехота, как и конница, в чистом поле сражается и побеждает, а на сильно пересечённой местности, особенно в неудобьях — мало от неё толку. Легкая пехота тут нужна, подвижная, шустро маневрирующая и в любую щель забраться способная, да так, что хрен её оттуда выковырнешь. Не для тяжеловооружённых легионеров такой круг задач, а для легковооружённых вспомогательных войск, а таковыми Миликону служат простые сельские ополченцы-пейзане. А они у него — многие без плащей и босые. Нормальный античный крестьянин — человек крепкий, выносливый, здоровый и закалённый, в нашем современном мире таких днём с огнём искать пришлось бы, а здесь такие обычны и ничем не примечательны. Предки ведь воевали босыми и полураздетыми, а они, их потомки — пальцем, что ли, деланные? Ага, как тогда, три с половиной года назад под Кордубой. Непрошибаемая железная логика, с которой я бы охотно согласился, если бы не маленький пустячок. В тёплой Андалузии, прикрытой от северных ветров горным хребтом Съерра-Морены, по низинке привычный человек может вполне и босиком пошляться. Но то — в равнинной долине Бетиса, исконной стране турдетан, а здесь — уже не Бетика, здесь и северные ветры иногда дуют, и горы на каждом шагу. А в горах даже в тёплой средиземноморской Испании зима бывает, если кто не в курсе — настоящая, со снегом, местами ни назавтра не стаивающим, ни даже через несколько дней, а накапливающимся в течение всей зимы. Вот как раз с одного такого места мы и возвращаемся.

Планировали ведь как? Первая цель — низовья долины Анаса, Гвадианы современной, самая плодородная, пожалуй, местность из намеченных к захвату. Входим, оккупируем, а на новой границе строим форты и размечаем будущий лимес. Миликон с Первым Турдетанским, конницей и частью ополчения после этого рвётся форсированным маршем ко второй цели — финикийской Оссонобе, а оставленные в долине Анаса отряды ополчения те форты достраивают, тот лимес по разметке сооружают, да под охрану и оборону получившийся рубеж берут — ага, граница на замке, называется. Разумно? Ага, в теории! Ровную-то часть долины перегородили рвом и валом без проблем, оба речных берега фортами заперли, но по бокам-то от долины — горы! А там — мало того, что земля каменистая, хрен отроешь тот ров и хрен насыпишь тот вал, там ведь ещё и ощутимо прохладнее! Хвала богам, через горный хребет и пройти-то можно далеко не везде, так что и не нужен там сплошной лимес, но перевалы-то фортами запереть надо. А оставлена Миликоном здесь худшая часть ополчения, полураздетая и полубосая, и этим теперь не надо разжёвывать, почему фрицы не взяли Москву. Едем мы, значит, следом и наблюдаем картину маслом — отряд, выделенный для охраны форта на перевале, почти весь внизу, в долине, а в форту — хорошо, если человек двадцать вместо положенной полусотни. Ну и как они удержат тот форт, если лузитаны вдруг опомнятся, да кинутся горячо любимую родину защищать?

В двух местах и не удержали, и пришлось нам подключаться, дабы новый турдетанский орднунг восстановить. Подступаем, форт со всех сторон обкладываем, многократное превосходство сил демонстрируем, затем — дальнобойность роговых луков, да осадную артиллерию — ага, все три малых онагра. Для пущей доходчивости лучники пускают с десяток горящих стрел, а онагры — залп зажигательными ядрами. Лузитаны, конечно, очаги возгорания тушат, но призадумываются и склоняются к конструктивным переговорам. А конструктив у нас для них один — снимай сапоги, власть переменилась! Это помимо оружия и плащей, которые, ясный хрен, туда же до кучи. Кто-то недоволен оставленной ему жизнью? Парочку особо непонятливых вздёргиваем прямо на ближайшем дубовом суку — ага, высоко и коротко, и один хрен сперва разоружив, раздев и разув, после чего остальные всё и ферштейн, и андестенд, и просто въезжают. Кому холодно — могут остаться, щас сделаем жарко! А, уже согрелись? То-то же! Въехавших и осознавших преимущества нового турдетанского порядка, не дав опомниться, заставляем вести в свою деревню, куда и следуем за ними, оставив в отбитом форту одетый и обутый в лузитанское шмотьё гарнизон. В деревне берём за жопу старосту — твоя община виновна в создании незаконных бандформирований и в разбойном нападении на военнослужащих турдетанской правительственной армии! Известно ли тебе, что за это полагается? Тот, конечно, не только не в курсах, но и вообще словов-то таких ни разу в жизни не слыхал, но кого это гребёт? Сконфуженные рожи раздетых и разутых односельчан говорят сами за себя, и дурака включать поздно, да и не рекомендуется — отныне и впредь здесь свобода, в том числе и свобода слова, и мы не препятствуем докладу о весьма незавидной судьбе двоих, осмелившихся означенного дурака включить. Поэтому и староста, ясный хрен, мигом осознаёт всю серьёзность момента и уже сам затыкает рты не въехавшим. И это — правильно, местного самоуправления никто не отменял. Здесь демократия или нахрена? Дураки и у лузитан в старосты обычно не выдвигаются. Этот мигом просекает, что если бы мы пришли карать, так уже молча карали бы, а не разговоры вели. Так чем община может загладить свою вину перед доблестной турдетанской армией? Вот это — конструктивный разговор, приятно иметь дело с понятливыми людьми. Шмон, конечно, устроили, но щадящий. Где два или три меча или фалькаты находили — один клинок оставляли владельцу. Понятно, что забирали лучший, а оставляли худший, но оставляли, подчёркивая тем самым, что это не разоружение побеждённых, а обыкновенная мародёрка дорвавшихся до добычи победителей. Дикари — они к таким вещам чувствительны. Отнять оружие у взрослого свободного мужика и запретить ему его иметь — это значит опустить его ниже плинтуса, уравняв с рабами — можно ли даже вообразить худшее оскорбление? Но мы не римляне, и нам не унижение лузитан нужно, а добыча и покорность. Оружие реквизированное новым турдетанским ополченцам пойдёт, которых Миликон ещё не раз вербовать будет, а плащи с сапогами — вон сколько ещё с нами босых и полураздетых!

К Илипе — отражать тот лузитанский набег — с нами таких вообще до половины отправилось. Ополчения, конечно, не тарквиниевских наёмников. Ну, там-то лузитан мы навалили порядком, так что было чем прибарахлить бесплащовое и босоногое воинство. Но часть этих, уже прибарахлённых, пришлось оставить в приграничной автономии, которую нельзя было совсем уж оголять, а ещё часть в долине Анаса оставили для усиления жиденьких гарнизонов — уж больно удобна долина для широкомасштабного вторжения, если противник опомнится, да с силами соберётся. Не должен бы, там наш тайный друг Ликут старательно сеет панику, но мало ли, как обстоятельства сложатся? Две центурии из Второго Турдетанского там оставили. Спасибо хоть, устье реки бастулонский десант занял, иначе там пришлось бы и третью оставить. При переправе нам порассказали, как Миликон Анас форсировал, да и собственными глазами увидели — паромов ведь никто не разбирал. Паромы заранее были собраны, ещё в Онобе. Сперва хотели понтонный мост навести, но когда володина разведка замерила ширину Анаса в устье, то жаба задавила половину бастулонской флотилии в тот понтонный мост вбухивать. Ну, половину — это я утрирую, но добрую четверть — точно. Совсем другие планы у нас на ту флотилию были. Прикинув хрен к носу, решили паромы в устье Тинтоса построить, которые с началом операции «Ублюдок» бастулоны затемно отбуксировали в устье Анаса — как раз к подходу Первого Турдетанского и подоспели. Сразу центурию каждый паром на борт принимал, так что все шесть паромов за один рейс когорту переправляли.

Так или иначе, центурию бастулонские морпехи нам сберегли — увы, ненадолго. За Анасом горы пониже Сьерра-Морены, но горы — они и в Африке горы. Одно ущёлье таким оказалось, что малым фортом там было ну никак не обойтись, и третью центурию пришлось оставить в нём в качестве основного костяка гарнизона будущей серьёзной крепости. В результате от Первой когорты Второго Турдетанского, из которой и состоял пока весь легион, у нас осталась только половина. Взяв обратно первый из захваченных лузитанами фортов и наведя порядок в деревне нападавших, мы обошлись оставлением там обутых в снятые с лузитан сапоги ополченцев. А вот со вторым фортом всё вышло и труднее, и хреновее. Лузитаны там упёртыми оказались, и их пришлось поджарить вместе с занятым ими фортом. Из десятка сдавшихся в конце концов семеро обгорели так, что их гуманнее оказалось добить. Двое оставшихся — третьего пришлось повесить для их вразумления — привели в свою деревню, а там — млять, опять защитнички родины выискались, так что пришлось и деревню ту с боем брать. А в ходе боя солдатня наша, как водится, рассвирепела и беспредельчик небольшой учинила, а лузитаны к такому непривычны. Это им в набеге можно, а с ними самими таким же манером — это где ж такое видано? Обиделись разбойнички до глубины души, и теперь уж всей кодлой на защиту родной Лузитанщины и попранной оккупантами самобытности встали — на одной из улочек даже бабы ихние с мотыгами на солдат кинулись, и это обескуражило наших вчерашних пейзан похлеще сопротивления лузитан-мужиков. Легионеры скороспелые — и те стушевались с непривычки, и в конечном итоге давить бунт и наводить порядок пришлось тарквиниевским профессионалам. Наёмники наши всякого навидались, особенно ганнибаловские ветераны Второй Пунической, так что этих с панталыку сбить — посерьёзнее что-то нужно, чем несколько лузитанских стерв с сельскохозяйственным инвентарём наперевес. Всех сопротивляющихся, естественно, показательно вырезали, всех баб, на каких у солдатни вставало их хозяйство, пустили по кругу, помоложе и посмазливее — и не по одному, всё движимое добро на хрен разграбили, всё недвижимое запалили. Недовольных новым порядком развесили на сучьях, умело скрывавших своё недовольство — согнали на площадь и повязали. Рабы на римских рудниках долго не живут, и пополнение рабочей силы им требуется постоянно…

Место ведь для поселения уж больно удобное, а с дикарями половинчатыми мерами не обойтись. Миловать — так миловать, карать — так карать. И если уж приходится карать — так зачищать их тогда надо на хрен под ноль. Нахрена нам тут народные мстители, спрашивается? Поэтому, собственно, и постройки лузитанские рушить и жечь пришлось. Лучше уж пущай потом турдетанские поселенцы с нуля своё собственное поселение возводят, а не чужие дома заселяют, у покойных хозяев которых где-нибудь хоть какая-то дальняя родня, да отыщется. А отыскавшись — рано или поздно о правах своих наследственных вспомнит, турдетанскими мародёрами попранных, и проблемы тогда с ними начнутся нешуточные. Вот когда нет наследства — нет и связанных с ним проблем.

Разбираясь с пленными, выяснили у них и причины их самоубийственного лузитанского урря-патриотизма. Млять, и тут Миликон нахреновертил! Ну всё у нашего будущего царька через жопу! Нет, начал-то он правильно. Разведка его конная не бесчинствовала, разнюхала обстановку, да к основным силам вернулась. Пока лузитаны прочухивались, да репы чесали, что бы это значило, из-за поворота дороги — линейная кавалерия и Первый Турдетанский в полном составе. Ну и сам «великий», как положено, впереди, на лихом коне. Блицкриг, просим любить и жаловать. Пока перебздевшие и прихреневшие аборигены возвращали на место отвисшие челюсти — римский легион претора Дальней Испании их наверняка куда меньше изумил бы — верховный прямо с коня толкнул им речь. Типа, я принёс вам мир, защиту от грабежей и разбоев, твёрдый порядок и передовую турдетанскую культуру. Сохраняйте, типа, спокойствие, ведите себя хорошо и ничего не бойтесь. И вообще, это не завоевание, а мирный аншлюс братской страны. Ведь живут же здесь братские турдетанам конии, да и сами турдетаны тоже? Вот их я и пришёл «аншлюсить», а лузитан местных с кельтиками — так, до кучи. Не выгонять же их взашей из страны, верно? Кто-нибудь против аншлюса, порядка и защиты от разбоев? Ну и, не давая этим разбойникам опомниться и задаться вопросом, нахрена ИМ сдалась эта турдетанская защита от разбоев, повёл колонну дальше — морочить мозги следующим. Наверное, уже этим и занимался в следующей лузитанской деревне, пока хвост легионной колонны всё ещё через эту маршировал. Опешившие от такой силищи дикари впечатлились настолько, что идея примириться с блицкригом и «поверить» в мирный аншлюс многим показалась куда более предпочтительной, чем навлечь на свои задницы все прелести настоящего завоевания. Очко-то ведь ни у кого не железное!

Всё бы, скорее всего, и обошлось, если бы Миликон не воспринял идею блицкрига слишком буквально. Блицкриг блицкригом, но ведь тщательнЕе надо, ребята! Спешка ведь когда только хороша? Правильно, при ловле блох. Но будущий царёк спешил к своей будущей столице — Оссонобе. От этого, наверное, и не поразмыслил здраво. Ладно, лучшего опытнейшего помощника с нами под Илипу отрядил, не оказалось его под рукой, но что мешало, как известие от нас получил, гонца за ним послать? За ним, а не за юным непутёвым наследничком! Но верховный послал за сыном, и не проверенная правая рука, а мальчишка Рузир получил от него поручение заняться устройством дел покорённого мирного населения. Ну, он и занялся. Увидел смазливую дочурку местного вождя и занялся — ага, персонально ей. Та, дурында, вообразила, будто сынок большого человека в жёны её взять вознамерился, ну и не отшила его сразу, а кокетничать с ним принялась, этот вообразил, будто она и так на всё согласная, да в кустики её потащил, а там вдруг оказалось, что согласная она далеко не на всё, и Рузира это страшно разгневало. Ему, без пяти минут ЦАРСКОМУ наследнику — СМЕЮТ отказывать?! И тут ещё можно было бы как-то инцидент уладить, отдери он её только сам. Ну, предъявил бы ейный папаша претензии Миликону, тот заплатил бы хорошую виру за бесчестье или заставил бы придурка взять девку в почётные наложницы — это особый случай, как у моего тестя с тёщей, не путать с рабынями — и на этом наверняка поладили бы. Дело ведь для туземной доримской Испании вполне обычное. Но этот сбрендивший от своего свежеиспечённого величия — ага, из грязи, да в князи — молокосос ещё и своим дружкам её после себя отдал. После эдакой групповухи, ясный хрен, ни о чём подобном и речи уже быть не могло. Пока через деревню проходила последняя легионная когорта, вождь терпел, понимая, что с Первым Турдетанским не забалуешь, но ушёл к Оссонобе легион, отбыл с ним туда же нашкодивший царёныш с дружками, ушли вспомогательные войска, и остались одни только гарнизоны фортов — одно название, что вояки. А дикари тутошние обидчивы и к ситуёвине «горе побеждённым» не приучены…

Порядок-то мы навели — так навели, что надолго запомнят уцелевшие лузитаны и Второй Турдетанский, из одной только когорты ещё состоящий, и армию Тарквиниев, с которыми тоже баловать дружески не рекомендуется. А хрен ли ещё прикажете делать, когда УЖЕ нахреноверчено и УЖЕ миром инцидент не исчерпать? Но конечно, если по уму и по справедливости, то так не делается. Проходя после этого форсированным маршем через следующую лузитанскую деревню, где уже, конечно, обо всём знали, мы объявили им, что орднунг восстановлен, к ним претензий нет, и они могут расслабиться, а если их кто обижать вздумает, так с турдетанским гарнизоном остаётся и чётвёртая центурия Второго турдетанского, центурион которой и будет здесь теперь главным. У кого жалобы — все к нему, он разберётся и накажет виновных, а если сил не хватит, так третий эшелон турдетанской армии уже Анас форсирует, а в нём — Третий Турдетанский. При этом мы, ясный хрен, дипломатично умолчали о том, что состоит он пока всего из двух центурий, как и оставшаяся с нами часть Второго Турдетанского. Ополчения там, конечно, хватает, и надо будет, так числом лузитан задавят. Но это — намёком, вторым смысловым слоем, а формулировка — самая доброжелательная. Типа, всё понимаем и сами не всё одобряем, но — орднунг юбер аллес.

А как нагоним первый эшелон — с Фабрицием обязательно поговорю. А вместе с ним — с Миликоном побеседуем, чтоб среди своих царственных хлопот выкроил время и для воспитания своего обалдуя. Так не делается! Если хочешь, чтоб твою власть признали и приняли — она должна быть справедливой. Да, даже к лузитанам с кельтиками, хоть они и шантрапа ещё та. Хулиганов ихних карай и жестоко карай, но и сам не хулигань, и своим хулиганить не позволяй. А иначе — хрен ли это за порядок, и кому он такой на хрен нужен? Хоть и завоёваны они буквально только что, но УЖЕ завоёваны, а значит — уже ТВОИ люди, а со своими людьми так не обращаются. Законы — на то и законы, чтобы быть едиными для всех. Царёк наш будущий в число посвящённых не входит, и ему всего не расскажешь, а вот Фабриций — в курсе. В реальной истории именно несправедливость и высокомерие римлян привели к многолетней Вириатовой войне. Ведь сколько там с ним было поначалу тех мстителей за избиение, учинённое Гальбой? Горстка! Не единичные инциденты, которые были, есть и будут, и все это прекрасно понимают, а систематическая несправедливая политика порождает массовое недовольство, и именно она породила массовую вириатовщину. Пускай не именно здесь, пускай севернее, но то основной очаг севернее, а отголоски почти половину полуострова захватывали. Лузитаны, как и кельтиберы — прирождённые партизаны, и герилья у них — можно сказать, национальный вид спорта, а местность здесь гористая и лесистая, а скалы в основном известняковые, и карстовых пустот, то бишь пещер, в них хватает. И если обозлим лузитан и кельтиков, если примутся они за партизанщину массово, так судьба создаваемого нами турдетанского государства повиснет на тоненьком волоске.

Тяжко воевать с партизанами в привычной и родной для них местности, если их поддерживает изрядная часть населения. Отдельные мелкие банды, конечно, неизбежны, но с ними мы справимся, а вот вириатовщины допустить нам никак нельзя. Против неё мы не сдюжим, а если мы не сдюжим, то вслед за нами сюда придут римляне. А нахрена нам здесь римляне? Они, конечно, друзья, но ТАКИХ друзей — за хрен, да в музей…

Даже с пайковым довольствием служивых наш верховный, как выяснилось, облажаться исхитрился. Нет, с чисто военной точки зрения он нормально всё сделал, как ему и разжевали. Разжевали, как это у римлян всё налажено, передовая система по нынешним античным временам, так он практически в точности её у себя и воспроизвёл. Но млять, думать же надо своей бестолковкой и о прочих нюансах! Давно ли в Дахау желудями людей кормили? А отчего? Оттого, что пшеницы и даже ячменя не хватало на такую прорву народу, что стянулась тогда в крошечную приграничную автономию. Потом Тарквинии пригнали корабли с закупленным по дешёвке карфагенским и нумидийским зерном, и необходимость кормить людей свинской пищей как-то отпала. Ну и расслабился Миликон, как решился глобальный вопрос с поставками зерна, перепоручив разруливание локальных мелочей уже своему окружению. А оно уж разрулило! Вчера проходим через очередной гарнизонный лагерь и наблюдаем картину маслом — бойцам выдают на текущий прокорм ИСПАНСКОЕ зерно! Охренели, что ли? Африканское же есть! Людей после окончания кампании демобилизовывать, землёй наделять и зерном — не только на прокорм, но и на посев — обеспечивать. Вот сожрут сейчас испанскую пшеницу и какую сеять будут? Африканскую? А как она в испанском климате себя поведёт, какой урожай даст, кто-нибудь подумал своим пустым котелком? Если хреновый урожай с неё будет, так что, опять желудями людей кормить? Нет, свои-то всё поймут правильно, но какой пример для лузитан и кельтиков тогда получится — ага, передовой турдетанской культуры! Типа, вот это я вам и принёс — покоряйтесь, и сами будете жить так же, гы-гы! Они и так-то скоро просекут, что орднунг — это не только когда тебя от чужого хулиганства защищают, но и когда твоё собственное хулиганство тебе хрен спустят, и от этой тонкости они уж точно в восторг не придут. А если при этом ещё и заметного повышения уровня жизни показать не удастся? Млять, ну всё у нашего царька через жопу!