В полном молчании пересекли они редкую лесную опушку и углубились в ельник. Чуть раньше они переправились через речку — и тоже молча, хотя тогда всем пришлось помогать Росси, которая все боялась, что с нее свалятся брюки, и от этого шла по шатким жердям меленькими шажками, тяжело переваливаясь. Как и было обещано, пояс она тут же получила обратно в целости и сохранности.
Пятна крови, обнаруженные Марийном на снегу, встревожили всех не на шутку. И, точно по сигналу, между ребятами установилось согласие. Кашек перестал сердиться, и Марийн снова пристроился к нему. А Ликса шла рядом с Йенсом, который от волнения дышал часто-часто. За ними вышагивала Росси. Теперь вокруг них были темные ели, над головой висели мохнатые колючие лапы.
Света заметно поубавилось. Шум ветра здесь слышался не так, как на открытой местности. Он походил на гул морского прибоя за гребнем дюны: то нарастал, то стихал. Снежные вихри здесь тоже потеряли силу. В просветах между деревьями тихо кружились пушистые хлопья, сливаясь в полупрозрачную пелену. Мороз куда меньше щипал лицо. В густом лапнике, тоненько попискивая, сновали крохотные корольки.
Косули нигде не было видно. Но в тусклом, почти сумеречном свете на снегу четко выделялся след от проволочной сетки. Он петлял по прогалинам в подлеске. Значит, косуля мчалась здесь без передышки. Как ни странно, на снегу пятен крови не было. И стоны больше не слышались.
Потом они вышли на поляну, густо заросшую лохматыми папоротниками и почерневшей от мороза крапивой. След здесь обрывался: очевидно, примятые сеткой заросли снова потом сомкнулись. Дети остановились и прислушались.
— Зря мы тогда погнались за косулей, — грустно проговорил Йенс.
— Подумаешь, а что было делать? — возразил Кашек, хотя и сам был удручен. — Ну, а потом? Ведь если б не Марийн, нам через речку нипочем бы не перебраться.
Марийн благодарно взглянул на Кашека и подошел поближе к нему. Кашек на это даже не обратил внимания. Все опять прислушались. К шуму ветра примешивался скрип сучьев, надломленных ночным бураном, а временами слышался и смутный, отдаленный рокот. Ветер, однако, заглушал его, и понять, что это такое, было невозможно. Наконец, Кашек, запинаясь, сказал Йенсу:
— Только, если кровь у нее из ноги течет, далеко она не уйдет.
— Если кровь течет…
— …мигом нагрянут хищники, — договорила за Йенса Росси. При этом она беспокойно ощупывала свою куртку: явно что-то искала.
— К примеру, лиса или куница, — пояснил Марийн.
— Пока она жива, вряд ли ее тронут, — сказал Кашек.
— А все-таки нападают, совсем как волки… — захлебываясь, стал уверять Марийн. Он осекся, отчаянно закашлялся. Он так устал, сооружая мостки, что все еще не мог перевести дух, и говорить ему было тяжело.
— Когда косуля обессилеет, хищники ка-а-ак набросятся на нее, — продолжал он. — Только того и ждут, как бы вцепиться ей в горло.
Йенс понурил голову, видно, совсем пал духом. Ликсе стало жалко его. Она лишь поняла, что с самого утра его преследовала одна мысль: если косуле не помочь, ее ждет мучительная смерть.
— Разорвут на куски, без пощады… — глухо проговорил Марийн.
— Ну, заладил! Хватит уж, ты и так охрип, — оборвал его Кашек.
— Все так и есть, как Марийн говорит, — решительно заступилась Росси. — Ну… в природе… Наш папа об этом много рассказывал. А у них такое правило в охотничьем обществе: если кто-нибудь на охоте не убьет зверя, а только ранит, то обязан день и ночь идти по следу. Идет, идет, пока не найдет подранка. Для настоящего охотника это дело чести!
— Подумаешь, дело чести! — пренебрежительно воскликнул Кашек. — Для нас это так важно! Может, в охотничьем обществе графы да бароны, как раньше?
Росси недоуменно уставилась на него. Ее лицо вдруг покраснело от возмущения.
— Это что еще за графы-бароны?! Наш папа не из таких, будто не знаешь! И директор школы тоже, и отец Марийна… Что с того, если они и бродят по лесу с ружьем?.. Наш папа на тракторе работает — ничуть не хуже твоего, хоть твой и строит плотину в горах. А чести у них побольше, чем у кого угодно в прежние времена.
Кашек смолчал. Он и сам был того же мнения, что Росси. Только признаться не хотел, что зря ко всем придирается. Его злило, что они суматошились впустую. Кашек не любил попадать впросак. Другое дело, когда все можно предусмотреть заранее, точно рассчитать — как в расписании полетов на плакате «Интерфлюга», висевшем у него дома.
Разгребая ногами снег, он осматривал заросли папоротника. Но вскоре бросил это занятие: ничего там не найдешь, кроме стеблей жухлой травы да слипшихся палых листьев.
— Где же все-таки кровь? — растерянно спросил он.
Откуда-то вдруг сорвался крупный зеленый дятел и, то взмывая вверх, то почти касаясь земли, пролетел мимо них и скрылся в темной чаще леса. Все это произошло беззвучно, ребята так и не услышали его странный крик, эхом отдающийся обычно в глубине леса. Издалека снова донесся загадочный слабый рокот.
Сосредоточенно глядя вниз, ребята стали припоминать, как выглядели пятна крови на берегу. Там кровь была не такая, как у Йенса из руки, когда он поранился. Неровная цепочка расплывшихся на снегу капелек тянулась по снегу, пока не обрывалась у зарослей…
— Может, это не ее кровь? — спросила Ликса: лишь бы отвлечь Йенса от мрачных мыслей. Ей так хотелось, чтобы он приободрился, снова улыбнулся, ну хоть чуточку.
Ликса не договорила, потому что Марийн вдруг зашелся долгим кашлем. Кашек встревоженно привлек его к себе, откинул капюшон и сурово спросил:
— А ты руки себе не ободрал?
Марийн непроизвольно отпрянул. Всего четверть часа назад его чуть не поколотили. Может, опять он в чем-то провинился? Марийн в замешательстве протянул руки. На рукавицах остались следы смолы да еще прилипла крошка коры.
— Сними-ка эти штуковины, — приказал Кашек.
На руках у Марийна никаких ран. Руки чистые, гладкие, как у его отца. Когда тот стрижет, проворно действуя ножницами и расческой, даже приятно. Так, на руках у Марийна — ни царапины. Кашек вздохнул. Он был совсем сбит с толку. Сначала странный вопрос Ликсы: чья это кровь, потом приступ кашля у Марийна. Даже Росси и та не знала, что думать.
— Бывает, человек сам не заметит, как у него в легких что-нибудь лопнет, — озабоченно проговорила она, понижая голос.
Худенькие плечи Марийна опять затряслись от кашля.
— Скажи по правде, у тебя ничего не болит? — не успокаивался Кашек.
Марийн приободрился. Раз все так из-за него беспокоятся, значит, ругать не будут. Отдышавшись, он небрежно произнес:
— Ничего, я просто мало тренировался… А то бы одной рукой перетащил эти жердочки… Спортсмен, который всегда в форме…
— Брось ты из себя силача строить! — оборвал его Кашек. — Может, у тебя пошла кровь от напряжения, а? Ну-ка, разинь рот!
— А-а-а-а…
Кашек и Росси заглянули Марийну в горло. Все нормально.
— Ты своим дурацким кашлем хоть кого напугаешь! А еще болтаешь о спортивной форме! — заворчал Кашек, смущенный тем, что так всполошился из-за Марийна. Он отвернулся.
— А ведь и правда у него от натуги могло что-нибудь лопнуть, — заметила Росси. — Вон он какой худущий — кожа да кости… И все-таки была же там чья-то кровь! Кругом загадки! Сначала кровь есть, потом вдруг нет. Прямо фокус: если из раны потекла кровь, она так и будет течь.
— Это-то как раз можно объяснить, — задумчиво сказал Йенс.
— Ну-ну, валяй! — насмешливо подзадорил Кашек.
— Когда косуля побежала, проволока сдвинулась и зажала ей вену…
— Теоретик! Ну, а что нам с того?
Кругом тем временем стало тише, ветер шумел где-то вдали, в стороне. Зато теперь отчетливее слышался странный рокот, не похожий ни на один из тех звуков, что обычно слышишь в зимнем лесу.
— Здесь еще кто-то есть, какие-то люди! — взволнованно сказал Марийн.
— Наверное, лесники, — предположил Кашек.
— Это они моторной пилой работают?!
— Ну да, после такого бурана в лесу полно бурелома.
— Говорят, деревья не всегда падают сразу, — проговорил Марийн, с опаской поглядывая вверх, на макушки деревьев, — а стоят, накренившись. Или, бывает, у них внутри трещина, а снаружи ничего не видно. Кто-нибудь идет под таким деревом… а оно вдруг ка-а-ак грохнется…
— От таких деревьев жди беды!
— Да, уж не зевай!
— Потому-то лесники их и валят, — заключив Кашек.
Дети прислушались. Они знали, что происходит там, в лесной чаще. Прошлой осенью директор школы и их классная руководительница как-то водили их на экскурсию, на лесоповал. Ребята издали смотрели, как работает бригада вальщиков.
Чем глубже врезалось в ствол полотно пилы, тем пронзительнее она визжала. То слышался прерывистый вой, то сердитое урчание. Это острые стальные зубья на вращающейся цепи прогрызали попадающиеся твердые сучки.
Временами казалось, что бег пилы вот-вот застопорится, но она с воем набирала обороты — и наконец где-то у самой земли, прямо над корневищем, из ствола вылетал широкий клин смолистых опилок.
Смотреть было интересно, хотя и жалко деревья.
Внезапно рокот стих, слышалось негромкое пыхтение двигателя, работающего на холостом ходу. Очевидно, теперь пильщик выпрямился, шагнул назад, зорко поглядывая вверх. Ствол чуть приметно начал крениться в намеченную сторону. Поначалу почти незаметно для глаза, потом наклон будет все сильнее и сильнее и, падая, дерево ухнет оземь.
— Внимание! — хрипло крикнул Марийн.
Они почувствовали, как у них под ногами содрогнулась земля, и услышали хруст ломающихся веток.
— А лесники молодцы! — немного успокоившись, с уважением проговорил Марийн. — Чуть в лесу что случится, они сразу приезжают из Пампова, наводят порядок!
— Другие не хуже!.. — ревниво возразила Росси. — Знал бы ты, сколько нашему папе и его слесарям приходится лежать под тракторами! А если в поле дифференциал полетел, так у них на спине чуть ли не мозоли появля…
Росси вдруг осеклась, начала оглядываться вокруг, ощупывать себя. Расстегнула молнию на куртке, даже засунула руку себе за ворот.
— Я потеряла бутерброды! — с досадой воскликнула она.
— Съела, куда им деться, — сказал Кашек. — Сама уж не замечаешь ничего…
— Да нет же, когда мы через речку перебирались, они еще были. Тут, в мешочке. Я нарочно спрятала их под куртку, про запас. Два самых толстых… или даже три… Я…
Росси уже сорвалась с места, но Кашек успел поймать ее за пояс. Росси протащила его за собой, потом, сердито сопя, перегнулась, норовя лягнуть Кашека. Во все стороны полетел снег. Кашек все же изловчился и схватил Росси за руки, заведя их назад.
— Кашек, ты что, пусти ее! — возмутился Йенс. — Она же пошла с нами по своей воле. Ты не имеешь права принуждать ее…
— А мне надоело! — заорал Кашек, не выпуская Росси из тисков. — Больше никому не позволю откалываться!
— Я бы тут же назад вернулась, — негодовала Росси, — что ты привязался?
Кашек отпустил ее. Она поправила сползший пояс на брюках, отбежала в сторону, но явно не отказалась от своего намерения.
— Бутербродов захотелось?! С ливерной колбаской! Ну-ну! Чтоб нам еще одну спасательную операцию провести?
— А тебе все бы измываться над кем-нибудь! — пожаловалась Росси.
В эту минуту в разрыве туч внезапно блеснуло солнце. Меж вершинами деревьев заструился яркий свет. Заискрились покрытые инеем стволы, и свежевыпавший снег заблистал слепящей белизной. Мрачный зимний лес за один миг обратился в прекрасный сказочный мир, сотканный из мириадов сверкающих снежинок. Даже глубокие тени, пролегшие в самой чащобе, осветились таинственным голубым мерцанием.
Марийн почтительно предложил Кашеку:
— Будь у нас командиром!
— Из всей этой затеи все равно ничего не выйдет, — отмахнулся Кашек.
Йенс упрямо сжал губы. Ясное дело, он намерен продолжать поиски вопреки всем неудачам. Казалось, он вновь обрел железную решимость во что бы то ни стало спасти косулю.
Ликса догадалась, что Йенс не собирается упрашивать ребят помочь в поисках.
«Но почему Йенс так стоит на своем?» — размышляла она. Будь на его месте кто-то из Нового поселка, можно бы понять: у тамошних жителей большие хлева для скота. Йенсу, конечно, жалко косулю. Он, видно, вспомнил и своих пятерых пушистых кроликов, которые жили в дощатом загончике во дворе. Родителям Йенса ведь не до того. Отец у него работает в диспетчерской на железной дороге за Зофиенхофом. Там на электрическом табло то и дело вспыхивают лампочки, отмечают, где какой поезд сейчас находится. А мать Йенса целый день стоит за прилавком в деревенском магазине. Эта полная, всегда веселая женщина ухитрялась разрядить обстановку даже в тех случаях, когда машина, привозившая хлеб из Пампова, запаздывала и покупателям приходилось долго ждать.
— Нет следа — ничего не попишешь, — сказал Кашек. — Чего нам из кожи вон лезть?
Йенс помедлил с ответом. Но как только погасло ослепительное сияние искрящегося на солнце снега и лес снова помрачнел, Йенс повернулся к Кашеку:
— Ты и правда не понимаешь? Мы здесь одни, кругом — никого, только мы и можем хоть что-то сделать. Шансы у нас есть. Надеюсь, что так. Если только мы будем действовать все вместе. И Росси тоже. Никто, кроме нас, не знает про косулю. Ни у кого, кроме нас, нет возможности спасти ее.
Росси стояла на прежнем месте, взволнованно теребя пряжку пояса, исподлобья поглядывая на Кашека.
Марийн, следивший за происходящим, вдруг прошептал:
— Спасательная операция.
Рокот моторной пилы теперь едва слышался. В верхушках деревьев вновь загудел ветер. Он гнул, качал ветви, точно хотел, чтобы все позабыли про недавний привет солнца.