1. Печальная судьба актрисы (Адриенна Лекуврер)

Роль сыграна, и настает

Пора исчезнуть, но веками

Со сцены жизни наш уход

Сопровождается свистками.

Эти строки написаны Вольтером в Париже в 1778 году, незадолго до его кончины. В этом "Прощании с жизнью" накопившаяся горечь собственной жизни, ее бесконечных утрат. Он не раз слышал глумление вслед ушедшим дорогим людям. И сердце разрывалось от боли, а язык его наполнялся ядом. Достаточно вспомнить его возмущение по поводу похорон актрисы Адриенны Лекуврер, прекрасной Адриенны.

Знаменитая французская актриса Адриенна Лекуврер родилась в семье бедного шляпного фабриканта в 1692 году. Вскоре после рождения дочери он из провинции Шампань перебрался в Париж, где дела его пошли в гору.

Девочка росла в атмосфере парижской богемы. Многие знаменитости были заказчиками ее отца. Их туалеты, выезды, их жизнь, внешне такая нарядная, будоражили воображение девочки, решившей непременно стать актрисой. И вот она выступает в любительском спектакле в роли Полины в пьесе Корнеля "Полиевкт".

Ее "дебют" поразил присутствующих. Адриенна, воодушевленная успехом, берет уроки декламации у Леграна, актера театра "Комеди франсез". Ей всего 13 лет, но она уже выступает на провинциальных подмостках. Настоящий дебют, ее рождение как актрисы, состоялся весной 1717 года в театре "Комеди франсез". Успех был огромен. Сразу же стало очевидно, что Адриенна талантлива. Притом она одинаково убедительна и в комедийных ролях, и в трагических, где эмоциональный порыв, искреннее человеческое тепло у нее сочетались с трогательной чистотой, женственностью, обаянием.

Постоянным партнером становится актер М. Баров. Вместе они старались разрушить старые рамки актерской игры. Для них было главным передать внутреннюю жизнь героев. В репертуаре Лекуврер весь трагедийный репертуар: Андромаха, Вероника, Федра, Антигона.

"Несравненная актриса,- писал о ней Вольтер.- Она почти изобрела искусство разговора сердцем и умение вкладывать чувство и правдивость труда, где ранее не было ничего, кроме помпы и декламации". Но, как показала жизнь, "искусство разговора сердцем" было ей присуще не только на сцене.

Вольтер искрение восхищался актрисой, которая была не только талантлива, но и необыкновенно хороша собой. Их отношения были трогательно нежными, чему способствовали и необычные обстоятельства.

Адриенна должна была играть в новой пьесе Вольтера на даче президента Демезона, богатого покровителя бедных знаменитостей. Собралась самая изысканная публика. И вот погас свет, начал подниматься занавес, как вдруг с Вольтером случился припадок горячки. Врачи поставили страшный диагноз черная оспа. Вы представляете себе реакцию зала? Правильно, бомонд тут же превратился в паникующую толпу, бросившуюся к выходу. Около больного осталась одна Адриенна. Она и выходила Вольтера, поставила его на ноги.

Нежная дружба-любовь не могла, однако, заполнить все сердце Адриенны, заменить любовь страстную. Именно это чувство и испытала она, познакомившись с графом Морицем Саксонским, сыном знаменитой графини фон Кенигсмарк и короля Августа II. Любовь Адриенны была жертвенной и трагической. Как рассказывают хроники, Андриенна, чтобы помочь графу стать герцогом Курляндским, заложила все свое столовое и кухонное серебро, выручив немалые средства. Памятуя о том, как вела себя Лекуврер по отношению к Вольтеру, можно сказать, что жертвенность была свойством ее натуры. Да, безусловно. Вопрос в другом, как это принималось теми, на кого было направлено чувство.

Граф Мориц Саксонский был благодарен Адриенне и рассказал о ее поступке в свете. И все. В отличие от Адриенны он не умел "вкладывать чувство" в свои действия и поступки. Он не относился серьезно к своим романам. Не то чтобы его сердце было склонно к измене, а скорее к перемене, перефразируя слова поэта. Он купался в славе, богатстве, красоте, чужой любви. Дамы, напротив, были ревнивы, не желали делить сердце красавца с соперницами.

Легенда гласит, что пылкая и страстная герцогиня Бульонская влюбилась в графа. Поскольку граф не ответил ей взаимностью, она решила убрать препятствие. Она отравила Адриенну, послав пропитанный ядом букет. По другой версии - коробку конфет. Эта версия послужила основой сюжета пьесы Скриба "Адриенна Лекуврер". Повторим: это легенда. Правда в другом Адриенна умирала долго и мучительно. И в полном одиночестве. Рядом был только Вольтер. Он и закрыл ей глаза, проводил ее в последний путь...

Франция относилась к актерам, как к людям-изгоям. Их отлучали от церкви и хоронили без траурной церемонии, без свечей и ладана, даже без гроба. Так в 1730 году похоронили и знаменитую Адриенну Лекуврер. Возмущенный Вольтер написал эпитафию, которая стала посмертным памятником актрисе. Таков печальный итог этой судьбы.

2. Любовный эпизод (Рашель)

Имя знаменитой французской актрисы Рашели мало знакомо сегодняшнему читателю и зрителю. А в 40-е годы XIX века она царила на парижской сцене. Гордые, свободолюбивые героини Рашель, восстающие против деспотизма и тирании, были близки современникам. Европа бурлила в ожидании революции 1848 года. Лучшая роль Рашель - Федра.

На события 1848 года актриса откликнулась театрализованным исполнением "Марсельезы". Революционный гимн прозвучал страстным призывом к борьбе.

Историки театра отмечали строгость и пластичность ее игры, завершенность ее образов. Эмоциональность Рашели, ее живость привносили черты романтизма в чисто классический репертуар актрисы.

Рашель родилась 28 февраля 1821 года в семье бедного разносчика-еврея. Ее настоящее имя Элиза Рашель Феликс. Ребенком Рашель бегала с отцом по улицам Парижа. И не просто бегала - она пела, и ее песенки привлекали покупателей. Милая девчушка вскоре стала красивой девушкой, мечтающей о сцене. Дебют состоялся в 1837 году в театре "Жимназ" в комедии Дюпора "Вандеянка". И стало очевидным, что Рашель не создана для комедии. Уроки у известного драматического актера и педагога Ж.-И. Сансола позволили ей дебютировать в "Комеди франсез" в 1838 году. Первые выступления прошли незамеченными, ибо девушку выпускали на сцену только во время "мертвого сезона". Но постепенно актриса заявила о себе, и с ней стали связывать возрождение классицизма на французской сцене.

Художник Делакруа записал в дневнике после встречи с ней: "Рашель умна и во всех отношениях превосходна". Он считал, что Рашель - единственная женщина-денди. Впрочем, именно это и сослужило ей плохую службу.

Мы вот с вами сетуем, что нашему поколению довелось жить в период "перестройки" и "реформ". Пик карьеры актрисы Рашель пришелся на момент перелома общества. И она, судя по всему, не смогла вписаться в крутой вираж. Актриса пыталась поймать нерв происходящего, пыталась переломить себя, свой эмоциональный настрой, эпатировать публику: "В глубине души я хотела бы одного - отдаться на трупе казненного". Но то была поза.

Уставшая от кровавого революционного месива публика требовала зрелищ и развлечений. Трагедийное дарование Рашель было не нужно. Она отправляется на гастроли в Северную Америку, Россию, где ее высоко оценили Щепкин и Герцен. Но, увы, прежнего успеха нет. Нет востребованности. В 1855 году Рашель оставляет сцену, а 4 января 1858 года она умирает. Ей не исполнилось 37 лет.

Личная жизнь Рашели полна встреч, драматизма, любви. Об одном эпизоде мы и расскажем.

С поэтом Альфредом де Мюссе Рашель познакомилась, когда еще не стала знаменитостью. Мюссе, напротив, был известен, любим, заласкан. Он устал от светской жизни, избалован женщинами и мечтал найти

Приют невинности, где пыл и нежность скрыты.

Мечты любовные, наивный лепет, смех,

И чары робкие, что ранят насмерть всех

(Сам Фауст трепетал у двери Маргариты),

Девичья чистота,- где это все теперь?

(По книге А. Моруа "Литературные портреты")

Вполне своевременный вопрос и сегодня, но вернемся к Рашели. Приглашение посетить актрису Мюссе принял с неудовольствием, но юная Рашель ему понравилась, о чем он не преминул сообщить в эссе "Ужин у Рашели". Она жила одна, снимала дачу в Монморанси, и поэт стал ее частым гостем. В письме к брату он обронил подробность: "Как восхитительна была Рашель недавно вечером, когда бегала в моих туфлях по своему саду".

Легкая влюбленность продолжалась, отношения ни к чему не обязывали, да Мюссе и не хотел никаких обязательств. А популярность Рашели росла, она становилась звездой. Мюссе обещает написать для нее пьесу, но все недосуг...

Однажды, на одном из ужинов, Рашель была особенно хороша. Гости восхищались ею, ее туалетом, ее драгоценным кольцом. Рашель играла и здесь. Она предложила устроить торги. Этакий аукцион с одним лотом - кольцо Рашели. Гости с удовольствием откликнулись на игру и стали торговаться. "А что вы предложите, поэт?" - спросила Рашель у Мюссе. Легенда гласит, что поэт предложил свое сердце. Рашель растроганно надела кольцо на его палец. Мюссе посчитал это шуткой, но Рашель предложила считать это кольцо талисманом, который принесет им обоим счастье.

Не случилось. Шли годы. Их встречи были все реже, жизнь разводила их все дальше. В один грустный осенний день, пишет биограф, Мюссе возвратил Рашели ее кольцо.

3. Крепостная графиня (Прасковья Жемчугова)

Неравный брак... И перед глазами многих возникает знаменитая картина Василия Пукирева, где старый богатый сластолюбец стоит перед венцом с юной бесприданницей. Имущественное неравенство стало для нас синонимом неравного брака. А сословное неравенство? В обществе, где само понятие "сословие" ликвидировано (или размыто, если хотите), эта драма была непонятна. Мы знали, что любовь побеждает смерть, а сословное неравенство - заблуждение ушедших столетий. Только теперь мы начинаем понимать, что это понятие вневременное.

Почему мы об этом вспомнили? Ответим вопросом на вопрос: "Вы давно были в Останкинском музее?" Там мало что напоминает о былом великолепии подмосковного Версаля. Но все чаще в залах дворца звучит старинная музыка, проходят концерты. Это, конечно, не возрождение. Скорее напоминание нам, потомкам, о той культуре, что ушла навсегда. И внимательно смотрят на нас со стен портреты хозяев прежнего Останкина: граф Николай Петрович Шереметев и его жена графиня Прасковья Ивановна Шереметева.

Граф и графиня. Сиятельный вельможа и крепостная девка. По законам того времени не человек, не женщина - собственность, предмет. Кто в этой ситуации жертва? Идеологизированный советский человек не сомневается: конечно она, крепостная девушка. Заметьте, девушка. Мы не можем произнести "девка".

А он, граф? И нам трудно понять, что он - тоже жертва, ибо раб системы ценностей и законов своего времени. Сделать из крепостной актерку пожалуйста. Любовницу? Чего хочет барин, то и закон. Но вот жениться на крепостной! В конце XVIII века! Вздор. Это уже не блажь крепостника - это сословное преступление. Шереметевы в родственных связях с Салтыковыми, Трубецкими, Долгорукими, Лопухиными. Наконец, с царской фамилией. Графиня Шереметева по своему социальному статусу должна быть представлена ко двору, встать вровень с ними. Да они этого никогда не допустят - актерка, крепостная девка! Ведь это на сцене Параша Жемчугова царила, послушать ее приезжали и Екатерина Великая, и Павел I, и Александр I. Равнодушных не было. Потрясенный ее игрой, митрополит целовал ей руку, императрица Екатерина II подарила перстень. Но! Занавес опускался, чары рассеивались и она вновь крепостная. Вот в чем трагедия сословного неравенства. Мало было доброй воли и желания графа, нужно было признание среды. Родственники возмутились, говорили о его невменяемости, грозили объявить сумасшедшим...

Граф был вынужден отступить. Он начал разрабатывать легенду о дворянском происхождении Параши. Все документы были уничтожены, известно немногое. Родилась 20 июля 1768 года в семье кузнеца, возможно, в селе Константинове (родина Есенина). А далее - пустота. Перед свадьбой графа Шереметева стряпчий его канцелярии обнародовал "найденные документы", из которых явствовало, что родители невесты - бедные польские дворяне из рода Ковалевских. Не сохранилась и переписка Прасковьи Жемчуговой и Николая Петровича Шереметева. Осталась в народе песня:

Вечор поздно из лесочка

Я коров домой гнала...

Эту печальную русскую "love story" мы знаем с детства. Давайте еще раз вспомним ее героев.

В 1788 году скончался граф Петр Борисович Шереметев, екатерининский вельможа, первый предводитель дворянства Московской губернии (1782 год). Единственным наследником состояния "империи" Шереметевых стал его сын Николай Петрович Шереметев. Он практически не жил в России, путешествуя по Европе, впитывая ее культуру, восхищаясь театром. Со временем он мечтал создать у себя малую Grand Opera, ибо не хотел делать ни государственную, ни военную карьеру. Он жаждал посвятить себя искусству и доказать, что искусство - не пустая забава. За это прослыл неудачником, ветреником, любителем забав и развлечений. О его пребывании в Кускове насмешливо писали:

Дворец роскошного вельможи,

Москвы любимый вертоград,

Где жизни день бывал дороже

Среди бесчисленных отрад,

Чем год в иной стране прекрасной!

Трудно понять, чего здесь больше, восхищения или банальной зависти.

После вступления в наследство граф Шереметев занялся делами, соединяя, пишет Марина Кретова, "весь опыт просвещенного европейца с коренной русской душой, воспитанной в православии, с обостренным чувством вины и человеческой несправедливости". Позднее в "завещательном письме" шестилетнему сыну он даст наказ: "...Делай добро для добра. Верь мне, что удовольствие роскоши и пышность при малом поражении несчастья исчезают, а услаждение души, ума и сердца, от добрых наших дел происходящее, навсегда в нас остается..."

Крестьяне у Шереметевых не откупались - невыгодно. Они были очень зажиточными. Отменены были телесные наказания, продажа и покупка крестьян. Николай Петрович строил школы, открывал богадельни: "Все богатства земли прах, на небо возьмешь с собой только свою душу да добрые бескорыстные дела". Так мог думать и наставлять сына только много переживший, перечувствовавший человек. Ему было тяжело с людьми, мало кто понимал его, он "чувствовал мельчайшие оттенки настроений". Был вспыльчив, горяч, склонен к мечтательности.

Занимаясь делами, не оставил Шереметев и своей мечты создать театр. Вот тут и вступает в свои права Параша.

Как мы уже говорили, неизвестно, как и когда она появилась в Кускове. Возможно, еще при жизни прежнего хозяина ее выбрали как способную девочку для уже существующей труппы. Она росла и воспитывалась в барском доме. Итальянец Рутини, занимающийся вокалом с шереметевскими актрисами, обнаружил у нее голос. С нею стали заниматься отдельно. Девочка быстро усвоила "курс светских манер". Научилась держать спину, изящно кланяться и улыбаться, красиво есть на фарфоре и серебре. Но при этом она получила хорошее образование. Говорила на трех языках, знала и любила живопись, много читала, и не только любовные романы. Ей не чужды были просветительские идеи любимого Руссо.

Что привлекло Шереметева, зрелого мужчину, в этой девушке-полуребенке? Голос. Без сомнения. В первую очередь голос, который поражал и широтой диапазона, и серебристостью звучания. Не случайно он ей дал псевдоним Жемчугова. Но вот остальное...

Зрелый мужчина, граф любил женщин. У него были романы в свете, у него были актерки в имении... Он любил крупных, сильных, пышнотелых. А тут еще не оформившийся подросток со слабой грудью, тонкими ручками, трогательной шейкой. "В ней не было ни античной, ни классической, ни художественно-правильной красоты,- пишет биограф семьи Шереметевых историк П. Бессонов.- Лоб нашли бы малым, глаза невелики, а по краям немного растянуты по-восточному, в волосах нет роскоши, скулы выдаются слишком заметно, колорит лица то нежно слабый, то смугловатый и запаленный. Но лицо очень выразительно. Что-то зовущее, приковывающее и вместе с тем влекущее есть в нем..." Современные психологи сказали бы, что она была очень сексуальна: неразвитая плоть и удивительно сильный голос. Не будем домысливать. Шереметев сам объяснил сыну причину своей привязанности.

"О твоей матери. Я питал к ней чувствования самые нежные, самые страстные. Но рассматривая сердце мое, убеждался: не одним только любострастным вожделением оно поражается, ищет кроме красоты ее других приятностей, услаждающих ум и душу. Видя, что оно ищет вместо любви и дружбы приятностей телесных и душевных, долгое время наблюдал свойства и качества любезного ему предмета и нашел в нем украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, нашел в нем привязанность к святой вере и усерднейшее богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ее, ибо заставили попрать светское предубеждение в рассуждении знатности пола и избрать ее моею супругою".

Параша любила графа. И удивительно - она понимала его трагедию. Она не мучила его за нерешительность. Она мучилась сама. Когда говорят о том, что Параша "руководила" в этом союзе, называют ее Пигмалионом, сотворившей графа-Галатею, они ошибаются. В любящей паре эти роли постоянно меняются. А объединяла их не только любовь, но общая страсть - театр. Они хотели иметь свой театр. И Шереметев создал для нее малый Grand Opera в Останкине. Они оставили Кусково. Поэт Иван Долгорукий писал о кусковском театре:

Театр волшебный подломился.

Хохлы в нем опер не дают,

Парашин голос прекратился,

Князья в ладоши ей не бьют.

Оставим ернический тон на совести поэта. У него были свои счеты с родственником. Покинули Кусково Шереметев и Параша не от каприза. "Жить в Кускове,- пишет историк Михаил Пыляев,- им было невесело: косые взгляды, намеки, сплетни..." Оказывается, не только высший свет не принял их любовь. Дворня тоже была недовольна, завидовала, насмешничала. Даже ее брат, узнав, что Параша произведена в польские дворянки, решил через суд и себе выхлопотать титул. Не получилось - стал вымогать деньги. Не любовь и сочувствие встретила Параша у близких, а только зависть и корысть. Но молча переносила, ибо воспринимала это как наказание за грех, в котором жила. Страдая, впадала в затяжную депрессию, что провоцировало туберкулез. Наследственность была плохая. Отец в детстве перенес костный туберкулез, остался горбатым. Да и у Параши была с детства слабая грудь. Туберкулез не страдает сословными предрассудками и косит всех - и крепостных, и аристократов.

Итак, Шереметев делает своей главной вотчиной Останкино. Уже знакомый нам Бессонов, рассказывает, что в Останкино навестить "хозяйку дома" приезжал император Павел I, признавая этим "свершившийся факт". Первый спектакль на новой сцене состоялся 22 июня 1795 года. Ставилась музыкальная драма композитора И. Козловского на либретто П. Потемкина "Зельмира и Смелон, или Взятие Измаила". Роль турчанки Зельмиры исполняла Жемчугова. К ней обращался Смелон:

Прекрасная Зельмира!

Владычица всех чувств и всей души моей!

Казалось, сам граф Шереметев публично объясняется в любви к Параше:

Упав к ногам твоим, я в радости своей

Не знаю, как сказать, что сердце ощущает.

Присутствие твое меня так восхищает,

Что разум мой смущен и сам я вне себя...

Шереметев не находил себе места. Он не мог отказаться от любимой - и не мог на ней жениться. Человек резких поступков, он заявлял Параше о разрыве, о женитьбе на равной. Потом умолял о прощении. Драма, однако, близилась к развязке. Туберкулез полностью исключил возможность выступать на сцене, началось горловое кровотечение. Страдания Прасковьи Ивановны усугублялись бездетностью, а она так хотела ребенка. Но тщетно. 1800 год принес новые испытания. Умерли родители Параши. Скончались незаконнорожденные дети Николая Петровича, которых он очень любил. Возможно, это и подтолкнуло графа к решительному действию.

6 ноября 1801 года в церкви Симеона Столпника на Поварской состоялось, пишет Бессонов, торжественное бракосочетание. Свидетелями были князь Андрей Щербатов, друг детства Шереметева, известный ученый А. Малиновский и синодский канцелярист Н. Н. Бем, домашний врач графа. Со стороны невесты ее подруга актриса Татьяна Шлыкова. Через два дня после свадьбы московский митрополит Платон прислал свое благословение этого брака. Требовалось только согласие царя, чтобы брак был признан действительным. Но вот на это у графа Шереметева духу не хватило, венчание было тайным, тайным и оставалось долгое время. Супруги жили в Петербурге на Фонтанке, но графиня не смела принять гостей. Да судя по всему, ей было не до них. Она молила Бога о сыне. Пешком отправилась графиня Шереметева на богомолье к мощам святого Дмитрия Ростовского. И чудо свершилось - она забеременела. В благодарность Шереметев построил в Кускове церковь "Нечаянная радость". Но это оказалось и непознанное счастье: Параше не довелось растить столь долгожданного ребенка. Она умерла 23 февраля 1803 года на 20-й день после рождения сына Дмитрия, названного в честь святого Дмитрия Ростовского.

За день до смерти жены граф отправил-таки письмо императору Александру I, уведомив его о браке, о болезни жены, о рождении ребенка, которого он бы хотел видеть своим законным наследником. 24 января, на другой день после кончины графини Шереметевой, пришел ответ императора. Александр I благословлял их обоих, особенно Прасковью Ивановну, которую "любовь поставила превыше состояния".

Графиню Шереметеву похоронили в семейном склепе в Александро-Невской лавре. Над могильной ее плитой видна эпитафия:

Храм добродетели душа ее была,

Мир, благочестие и вера в ней жила.

В ней чистая любовь, в ней дружба обитала...

Граф Николай Петрович Шереметев пережил Парашу на шесть лет. В память о ней он построил в Москве странноприимный дом, где Прасковья Ивановна просила "дать бесприютным ночлег, голодным обед и ста бедным невестам приданое". Слава богу, это здание сохранилось. Его знает каждый москвич наш знаменитый Склиф, Институт скорой помощи им. Склифософского.

Последним наказом сыну было: "Как сыну, так равно и всякому по нем наследнику велю чинить ежегодно поминовение по покойной супруге моей графине Прасковье Ивановне".

Таков конец этой истории. Закончились их земные терзания. Как мудро сказала преданная Параше Татьяна Шлыкова: "Их никого на свете нет; Бог им судья!"

4. Мятежная душа (Евлалия Кадмина)

"Она была вся - огонь, вся - страсть и вся - противоречие, мстительна и добра, великодушна и злопамятна". Таким рисует портрет певицы Евлалии Кадминой писатель Иван Тургенев. Сохранились ее прижизненные портреты. Прекрасные большие глаза, "соболиные" брови, чувственный рот и мягкий подбородок. Современники восхищались ее смуглым, как у Руфи, лицом, ее чистым профилем камеи: Судьба актрисы, ее гибель потрясли Тургенева, и он посвятил ей повесть, свою последнюю (!) повесть "Клара Милич".

Смерть Евлалии привлекла внимание многих, слишком она была необычна и таинственна. Куприн и Лесков пытались объяснить ее причину. О Кадминой писал Суворин - в 1896 году вышла его пьеса "Татьяна Репина". Под тем же названием написал пьесу и Чехов. В 1903 году композитор А. Д. Кастальский создал оперу "Клара Милич".

Современные режиссеры не остались равнодушны к драматическим перипетиям в жизни Кадминой. Тревожные галлюцинации героя, образ Дамы в черном как нельзя лучше вписываются в настроение сегодняшнего зрителя. И вот московский ТЮЗ играет пьесу Чехова на театральном фестивале в Авиньоне, а в Мюнхене инсценируют "Клару Милич" Тургенева. Жизнь души после смерти возбуждает зрителя.

Евлалия Павловна Кадмина родилась 19 сентября 1853 года в Калуге. Ей было 20, когда, окончив Московскую консерваторию, поступила на сцену Большого театра. Потом она пела в Мариинке, на оперных сценах Милана, Флоренции, Неаполя. В 1880 году певица дебютировала в Харькове как драматическая актриса в роли Офелии, а с 1881 года и вовсе перешла на драматическую сцену.

Но в истории русского театра она осталась прежде всего как замечательная оперная певица. Ее теплый задушевный голос, одухотворенное лицо и "гипнотизирующий" взгляд завораживали слушателей. Среди лучших партий певицы современники отмечают Ваню и Ратмира в операх Глинки, Маргариту в "Фаусте", Амнерис в "Аиде", Наташу в "Русалке". Высоко ценил ее творчество Петр Ильич Чайковский, восхищался ее "громадной талантливостью" и "редкой способностью модулировать голосом". В премьерном показе "Снегурочки" в 1873 году Евлалия Павловна исполнила партию Леля.

Гений Чайковского предчувствовал необычность судьбы певицы, ее конец, иначе как объяснить, что он написал романс (слова и музыку) "Страшная минута" и посвятил его Кадминой. Она приняла странный дар и довольно часто исполняла его в концертах.

Евлалия Павловна имела громадный успех. Толпы поклонников осаждали служебные входы театров, где она выступала. Один из них вспоминает: "...Бывало, мерзнешь полчаса, час - и вдруг точно электрический удар пробежит по всему телу: это показалась Кадмина. Ее огненный, полный трагизма, гипнотизирующий взор на мгновение столкнулся с вашими глазами - и вы уже счастливы и готовы сделать бездну глупостей..."

Но бездну глупостей готовы были сделать не только поклонники. Перед этой бездной не устояла и сама героиня. Ее влюбленности, порывистые и страстные, питали ее творчество, но разрушали нервную систему. "Сумасшедшая Евлалия", "Шальная" - так называли эту экзальтированную женщину. Нервные срывы отражались на ее голосе. Так, в Италии она попала в больницу, где ей помог врач Форкони. Она вышла за него замуж и какое-то время выступала под итальянской фамилией. Но замужество не спасло ее от отчаяния и депрессии. Своему близкому другу она признавалась, что дважды пыталась покончить с собой. Третья попытка оказалась роковой.

Слово современнику. "Окруженная всегда толпой поклонников... артистка полюбила офицера Т., уверявшего ее во взаимности, и отдалась ему со всем пылом своей молодой души. Удовлетворив свое тщеславие, Т. скоро бросил ослепленную любовью к нему артистку. Оскорбленная Кадмина решила отомстить своею смертью... Она приняла фосфор за час до спектакля, в третьем отделении почувствовала себя дурно... Несмотря на тяжелое состояние, нервный припадок и неукротимую рвоту, артистка отказывалась принять лекарства" (по книге "Тургенев в записях современников").

После столь мучительной смерти имя Евлалии Павловны обросло мифами и легендами. Ее стали называть великомученицей. На Харьковском кладбище, где она похоронена, появилась икона, написанная одним из ее поклонников. "Кощунственную" икону, изображавшую Евлалию как святую, убрали, но вскоре появилась другая...

Иван Сергеевич Тургенев говорил, что "тайны человеческой жизни велики, и любовь - самая недоступная из этих тайн...". Не будем тревожить ее.

5. "О божество души моей" (Екатерина Рощина-Инсарова)

Старые фотографии... Сколько душевных переживаний, удивительных историй хранят они. Одну такую историю, историю своего дяди Ивана Сергеевича Свищева, поведала мне Галина Николаевна Самбикина.

Давайте же и мы с вами перенесемся в начало ХХ века... в театр. Ведь наши герои - актеры, творящие иную реальность, а порой и живущие в ней. Грань, отделяющая действительность от воображения, подчас так незрима и призрачна. И там, за этой гранью, иные чувства, иные масштабы: простой актер превращается в героя-любовника, а знаменитая актриса - в Грезу, Мечту, Наваждение.

Итак, занавес поднят...

Фамилия Свищевых была хорошо известна в купеческой Москве. Почетный гражданин Москвы, купец 1-й гильдии Свищев Сергей Вакулович был одним из совладельцев пушного магазина на Тверской.

Купечество начала столетия, особенно столичное, мало напоминало персонажей "темного царства", да и олигархов века нынешнего. Формировался класс предпринимателей, которых интересовал не только бизнес. Благотворительность и меценатство становятся неотъемлемой частью их жизни. Вот свидетельство человека, хорошо нам известного, Константина Сергеевича Станиславского: "Я жил в такое время, когда в области искусства, науки, эстетики началось большое оживление. Как известно, в Москве этому немало способствовало тогдашнее купечество, которое впервые вышло на арену русской жизни и наряду со своими торгово-промышленными делами вплотную заинтересовалось искусством".

Как известно, великий режиссер порвал со своим классом, посвятив себя театру. Прервал отцовскую традицию и Иван Сергеевич Свищев.

Сергей Вакулович, конечно, лелеял честолюбивые мечты, что он продолжит его дело. Но мальчик рос под влиянием матери - актрисы Лидии Ивановны Свищевой-Смирновой. Мир кулис оказался сильнее. Иван Сергеевич стал меломаном, полюбил балет, но больше всего мечтал о сцене. Свою душу, свою жизнь он отдал одному идолу - театру. И не последнюю роль в этом, видимо, сыграла другая женщина - замечательная трагическая актриса Екатерина Николаевна Рощина-Инсарова. Однажды увидев ее на сцене, Иван Сергеевич уже никогда не смог ее забыть.

Ты в блеске снилась мне, и ясный образ твой,

В волшебные часы мечтаний,

На крыльях радужных летал передо мной.

Эти строки написал юный поэт Дмитрий Веневитинов своей грезе-любви княгине Волконской. Да, именно эта ассоциативная связь возникает, когда думаешь о жизни нашего героя.

История удивительным образом повторилась. Восторг, восхищение, поклонение. Чем она могла ответить на это? Добра, участлива, ровна. И благодарна. А перед отъездом в Париж на гастроли дарит свою фотографию: "Милому Ивану Сергеевичу от искренне расположенной к нему Е. Рощиной. Надеюсь вернуться опять в милую Москву. 1913 г.". Так когда-то подарила Зинаида Волконская влюбленному поэту старинный перстень, который он унес с собой...

О том, как сложилась жизнь актрисы, мы узнаем из воспоминаний ее сына графа Алексея Сергеевича Игнатьева, журналиста и политика.

Екатерина Рощина-Инсарова (урожденная Пашенная, она взяла сценический псевдоним отца) впервые вышла на сцену в 1897 году. Все, кто ее видел, прежде всего отмечали глаза Екатерины Николаевны, "всегда меняющиеся, страдающие и утешающие страдания, почти никогда - гневные, почти всегда мученические, а если нет - смеющиеся, как могут смеяться глаза только у ребенка...". Специально для Рощиной Вс. Мейерхольд ставил "Пигмалиона". Критика отмечала в ее игре изящество, глубину переживаний, надрыв и душевную усталость.

1917 год не оставил никакой надежды. Вся семья Игнатьевых (а Екатерина Николаевна вышла замуж за русского офицера графа Сергея Алексеевича Игнатьева) уехала за границу. Сам гетман Петлюра, поклонник Рощиной-Инсаровой, помог выбраться из ада, который начинался в России. Обосновались в Париже.

В 1924 году был создан Российский драматический театр, в 1926 году на сцене зала "Комедия" и на банкете в Большом русском клубе русский Париж отмечал 25-летие сценической деятельности выдающейся актрисы. Ее приветствовали Бунин и Мережковский, Бальмонт и Тэффи, Вас. Немирович-Данченко и Зайцев. Куприн благодарил ее "за те незабвенные часы, когда вдохновение золотыми лучами текло из ваших глаз в зрительный зал и когда чаровал нас ваш голос, подобный звукам драгоценной виолончели Страдивари, за сладкую и грозную власть вашего замечательного таланта над нашими покорными душами..."

Пришли телеграммы и из российских театров, на сцене которых она выступала. Называли ее "одной из наших самых тонких и пленительных актрис". Мережковский пожелал всем "увидеть ее опять на милой старой Александринской сцене в свободном Петербурге". Не увидели...

Дальнейшая жизнь этой выдающейся актрисы, первой актрисы русского зарубежья, полна трагизма, тоски по Родине. Играть было негде. Екатерина Николаевна участвовала в художественных вечерах с нашими поэтами и писателями, особенно с Надеждой Тэффи, с которой всю жизнь дружила. Давала уроки актерской игры для русских и французов. Даже открыла в Париже клуб игры в бридж.

Ее звали в Москву. Вера Пашенная, сестра Екатерины Николаевны, писала: "Ты должна или теперь, или уже поздно, так как ты вся вымотаешься и погибнешь, или теперь или никогда решить твою жизнь...".

Но Рощина не могла вернуться. Ее сын объясняет это тем, что она была "ярой антикоммунисткой". Провидение спасло ее от возвращения. Страшно даже представить, что ее ждало в 1937-м.

Возвращаться не захотела, а ассимилироваться не сумела: Франция осталась для нее навсегда чужой. В 1957 году Екатерина Николаевна сдала свою квартиру и переехала в русский дом в Кормей-ан-Паризи, находящийся в 20 км от Парижа.

Трудно сказать, знал ли о всех драматических перипетиях судьбы своей возлюбленной Иван Сергеевич Свищев. Он часто общался с ее сестрой Верой Николаевной. В его архиве хранится фотография актрисы: "...В память о наших недолгих занятиях в холодной школе Малого театра". И дата: 1920 год. Голодное время. "Громадные неуютные комнаты нашего школьного помещения,вспоминает актриса и педагог Надежда Александровна Смирнова,- в ту пору плохо отапливались. Мы часто не снимали с себя шуб и теплых платков, но работали с увлечением". Между учениками Смирновой и Пашенной началось соперничество. Одни стали называть себя "пашенцами", другие "смирновцами". Одним из "смирновцев" и был Иван Свищев. Совестью группы считали его друзья. А педагог Надежда Александровна позднее признавалась: "...Я любила вас за вашу любовь к справедливости, за ваше необычайно добросовестное отношение ко всякому порученному вам делу; вы были надежным помощником в нашей товарищеской работе, вы радовали меня исполнением ролей в "Марье Ивановне", в "Коварстве и любви", в "Днях нашей жизни", в "Грозе", в "Лесе" и т. д. ...Было много актерских удач". И далее: "Вы были верным другом". Это написано в 1948 году.

Иван Сергеевич уже актер Московского Художественного театра. Среди афиш, программок и фотографий сохранилось удостоверение от 27 октября 1958 года за подписью Книппер-Чеховой: "Дорогой Иван Сергеевич! В связи с исполнившимся 60-летием Московского орденов Ленина и Трудового Красного Знамени Художественного Академического театра Союза ССР им. М. Горького и на основании утвержденного ЦИК Союза ССР "Положения о нагрудном значке "ЧАЙКА", просим Вас принять прилагаемый жетон как выражение благодарности за Ваш ценный труд в течение 15 лет на пользу всем нам близкого и дорогого театра".

1958 год знаменателен для Ивана Сергеевича. МХАТ выезжает на гастроли в Лондон, и он в составе труппы. Обратный путь из Лондона лежал через Париж. Мог ли упустить такую возможность Иван Сергеевич?! Фотография, подаренная Екатериной Николаевной в 1913 году, была с ним. Куплен путеводитель по Парижу и билет 2-го класса на метро...

О чем думал он, когда ехал в Кормей-ан-Паризи? Что пережил?..

Сорок пять лет неизвестности и ожидания...

О божество души моей?!

Холодной жизнию бесстрастья

Ты знаешь, мне ль дышать и жить?

Время, наверное, остановилось для него в тот момент, когда он переступил порог пансионата и спросил о Рощиной. Послушаем его племянницу.

"Послали за Екатериной Николаевной. И вот навстречу выходит старушка с седыми букольками и вопросительно смотрит на Ивана Сергеевича. Конечно, узнать друг друга через 45 лет оказалось сложно. Тогда Иван Сергеевич протянул ей фотографию. Дрожащими руками Екатерина Николаевна взяла фотографию, взглянула на нее и заплакала". Слух о том, что приехал старый артист из России, мгновенно облетел пансионат. Его пригласили к ужину. Иван Сергеевич рассказывал о России, о театре. Слушали затаив дыхание. Никто не скрывал слез. Для многих это была последняя весточка с далекой Родины. Только к полуночи Иван Сергеевич добрался до гостиницы, а утром МХАТ возвращался в Москву".

Невозможно даже представить потрясение этих двух людей. Екатерина Николаевна написала на той же фотографии: "Верному другу через 45 лет. Все та же Рощина. 1958 г.".

"Верному другу"... Это было для нее самое дорогое. Ей ли не знать цену верности, когда ее предала сестра, оскорбительно отозвавшись в своих мемуарах. Екатерина Николаевна долго не верила этому, поверив, перекрестилась и неожиданно сказала: "Сестра Вера стала коммунисткой. Зачем это ей? Ведь она была талантлива". Узнав о смерти Пашенной, горько плакала.

Последние годы жизни Иван Сергеевич провел в Доме ветеранов сцены на шоссе Энтузиастов. Был одинок. Семьи не создал. Его домом стал театр. Умер Иван Сергеевич в 1976 году в возрасте 85 лет и похоронен на Введенском кладбище в Москве рядом с матерью.

Возможно, перед смертью он часто брал в руки ее фотографию, подолгу всматривался в нее, вспоминал последнюю встречу. О чем он думал, когда написал на обороте: "Та же, да не та"?

А Екатерина Николаевна и в своих преклонные годы была красива. Тоненькая, очень стройная. Слегка удлиненный овал чуть смугловатого лица, тонкий прямой нос и огромные глаза. Одета всегда скромно и просто, ничего старомодного в облике, разве что шляпка с вуалеткой.

Была очень энергичной, деятельной. Последние годы много занималась перепиской с друзьями и даже начала было писать мемуары, но не закончила.

Екатерина Николаевна скончалась в марте 1970 года в возрасте 87 лет в парижской больнице. Ее слабые легкие не выдержали простой операции под анестезией.

Отпевали Екатерину Николаевну при огромном стечении народа в соборе Александра Невского на рю Дарю в Париже, похоронили на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. На могиле - простой деревянный крест.

...Ты веришь, милый друг,

Что за могильным сим пределом

Душа моя простится с телом

И будет жить, как вечный дух,

Без образов, без тьмы и света,

Одним нетлением одета.

Занавес опущен. Погашен свет. Действие окончено.

А жизнь... жизнь продолжается.

6. "Моя маленькая..." (Сонечка Голлидэй)

Забытое имя - Сонечка Голлидэй. Его воскресила и обессмертила Марина Цветаева в "Повести о Сонечке". "Это было женское существо,- писала Марина,- которое я больше всего на свете любила. Это просто была любовь - в женском образе".

"Повесть о Сонечке" - "посмертный подарок" подруге молодости. Известие о ее смерти всколыхнуло самые глубинные воспоминания Цветаевой: "...Я спустилась в свой тот вечный колодец, где все всегда - живо. Словом, это лето я прожила с ней и в ней... Писала все утра, а слышала, слушала ее внутри себя - целый день". Так в 1937 году был создан реквием Сонечке Голлидэй.

Софья Евгеньева Голлидэй, актриса, талантливейшая ученица Евгения Вахтангова, родилась 2 декабря 1894 года в Москве и была крещена во Владимирской церкви, что в Свечном переулке.

Отец Сонечки, обрусевший англичанин, Евгений Георгиевич Голлидэй, ученик Антона Рубинштейна, известный пианист, был почетным гражданином Петербурга. Ее мать - Вера Павловна Риццони, дочь известного художника Павла Риццони, преподавала фортепиано в Павловском институте. Была знакома с семьей Скрябиных и Софроницких. Близкими подругами самой Сонечки была Алла Тарасова и Анастасия Зуева. Что ни имя, то легенда.

В воспоминаниях современников Сонечка - необыкновенно талантливая, одаренная... но трагически несостоявшаяся...

О ее жизни не сохранились подробности, даже дату рождения установили с трудом. Все, что о ней известно, кажется нереальным, убегающим. Ее "маленькое темноглазое лицо горело, как непогашенный розовый фонарь на портовой улочке". А глаза "карие, цвета конского каштана, с чем-то золотым на дне, темно-карие с - на дне - янтарем: не балтийским: восточным, красным.. Еще скажу: глаза немножко жмурные: слишком много было ресниц, казалось - они ей мешали глядеть... И еще одно: даже когда они плакали эти глаза смеялись".

Известно, что Сонечка училась на словесном отделении Мариинской гимназии. Сохранился журнал с отметками учениц. Цветаева импровизирует:

О том, как редкостным растением

Цвела в светлейшей из теплиц:

В высокосветском заведении

Для благороднейших девиц...

Она, Сонечка, не из нашей жизни, она - видение поэта. Еще в 1919 году Марина Цветаева подумала: "Ах, Сонечка, взять бы вас вместе с креслом и перенести в другую жизнь. Опустить, так и не сняв, посреди осьмнадцатого века, вашего века".

Она была другая всем, талантливая, яркая, беспомощная... В театре ее не любили. Почему? "Женщины - за красоту, мужчины - за ум, актеры - за дар, и те, и другие, и третьи - за особость, опасность особости". Может быть, Марина Ивановна излишне категорична? А вот что говорит Вахтанг Мчеделов, ее режиссер, открывший Москве Сонечку: "Она - вся - слишком - исключение, ее нельзя употреблять в ансамбле: только ее и видно. Знаете станиславское "вхождение в круг"? Так наша с вами Сонечка - слишком выхождение из круга. Или то же - сплошной центр".

Ее любили дети. И старики. Ее любили животные. И совсем юные девы. У нее было все, чтобы быть любимой, но она хотела любить сама. И любила. И была несчастлива.

Цветаева написала цикл стихов о Сонечке. На одной из книг, подаренных подруге, сделала посвящение: "Сонечке! Ничего не случайно. Будет Вам большая сцена Театра, как уже есть сцена Жизни. М. Ц. Москва, 2 июня 1919 г.".

Но судьба актрисы не состоялась... Школа драматического искусства при МХАТе. Константин Сергеевич считал Сонечку очень одаренным человеком. 2-я студия МХАТа. Но Сонечка "стремительно, вдруг, закутавшись в старый платок, уехала за каким-то красным командиром, бросив МХАТ и Станиславского... Ветром сдуло и унесло Сонечку Голлидэй в далекий Симбирск, и как ни звал ее обратно Станиславский, она не вернулась... Спустя годы Яхонтов встретил ее в провинции; она любила по-прежнему своего комбрига, но плакала, вспоминая Москву и Вторую студию".

Непредсказуемая Сонечка сама выбрала свой путь. Большой сцене предпочла любовь. В ее письмах к Евгению Вахтангову горькое смятение: "Боже, какая бездарная жизнь - Боже, какая она может быть ослепительно-волшебная". С тоской вспоминает Москву, где ее все знали. "На Сонечку - ходили. Ходили - на Сонечку.- "А вы видали? Такая маленькая, в белом платьице, с косами... Ну прелесть!" Имени ее никто не знал: "Такая маленькая..."

16 июня 1919 года Марина пишет Сонечке:

Ландыш, ландыш белоснежный,

Розан аленький!

Каждый говорил ей нежно:

"Моя маленькая".

Она и осталась в памяти современников актрисой одной роли - Настеньки в "Белых ночах" Ф. Достоевского. "Сонечка Голлидэй очаровала меня в роли Настеньки",- вспоминал Яхонтов.

Сонечка предчувствовала свой ранний уход. Однажды попросила Марину: "Когда я умру, на моем кресте напишите эти ваши стихи:

И кончилось все припевом:

Моя маленькая!.."

Она знала, что у нее рак печени. Умерла без страданий, во сне. Ее кремировали... Урна утеряна. Могилы нет. Негде поставить крест, чтобы исполнить просьбу Сонечки. Но живы наши сердца, наша память, и в ней всегда найдется место для Софьи Евгеньевны Голлидэй... Сонечки Голлидэй. Ее так все звали - Сонечка.