Во мраке сегодняшней жизни, в дегте коррупции, в тине и жиже всевозможных разборок от обычного двора до высокого Кремля очень хочется чего-то светлого, нормального, цивилизованного, хотя бы небольшого глотка моцартианства. Перевести немного дух, успокоиться и убедиться, что мир вокруг нас все же прекрасен!..

А потому едем дальше. Дальше – это в Австрию, в Вену, в Зальцбург, к Моцарту. Припадем к истокам моцартианства, которого так не хватает нам в нашей России, где мы задыхаемся от отечественных Сальери и прочих Собакевичей.

Город Вена – прямо хоть куда! Говорят, красивей не бывает. Но Одессу-маму никогда, да! Я на эту Вену не сменяю, –

пел Аркадий Северный.

Наш квасной патриотизм. Когда мы ехали по живописной дороге, где справа высились базальтовые горы, а слева голубел Дунай, кто-то из туристской группы заметил: «А у нас в Бийске лучше!» До этого, при въезде в Вену, кто-то радостно закричал: «Ну прямо наш Харькив!» И уже никакой бельведерский дворец не мог убедить его в обратном: Харькив, и только!..

Очевидно, я скроен иначе. Лично меня Вена покорила сразу: один из красивейших городов Европы – а я был в Брюсселе, Париже, Милане, Кёльне и еще много где. Но Вена в этом ряду не теряется, а даже выделяется: она компактна, изящна и величава. В ней есть простота и величие, хрупкость и сила. Все архитектурные стили – готика, барокко, рококо, модерн и современные фантазийные изыски – гармонично сосуществуют друг с другом.

По уже сложившейся привычке, прежде чем ехать в чужую страну, я начитываю материал о ней. Читать книжки, изданные в советское время, без тошноты

нельзя. Вот одна из них – «Республика в Альпах: свет и тени». Свет – это деятельность коммунистической партии Австрии, тени – все остальное, а особенно монархия Габсбургов.

Кстати, о монархии. Габсбурги правили 636 лет (с 1282 по 1918 годы). Ныне – и это парадокс – в Австрии с теплотой говорят о монархах, особенно со слезой вспоминают «доброе старое время» императора Франца-Иосифа, который правил Австрией в течение 68 лет. 138 членов императорской фамилии покоятся в усыпальнице Габсбургов. Их останки лежат в металлических саркофагах, на крышках которых замерли в печали скульптуры женщин, трубят в трубы ангелы, и мрачно взирают на посетителей гробниц пустые глазницы черепов, увенчанных короной. Тут, в усыпальнице, явственно ощущаешь, что земная слава преходяща. И вообще – «мементо, квиа пульвис эс» (помни, что ты прах).

Сюда, в венский мавзолей, приходят школьники, чтобы послушать урок истории, урок всей истории, а не период отдельно взятого тирана.

И еще вдогонку монархической темы. Когда в 1918 году монархия была низложена, последний Габсбург Карл I безропотно подписал свое отречение, но его супруга, императрица Цита, отказалась это сделать. Много лет спустя, 1 апреля 1989 года, Цита была торжественно погребена в Вене под сводами склепа капуцинов: она дождалась-таки королевских (точнее, кайзеровских) почестей!..

Но не будем зацикливаться на усыпальнице Габсбургов. Габсбурги – тень прошлого, а свет и музыка настоящего – Венская опера, или, как ее называют венцы, «Дом на Ринге» (Ринг – это почти что венское Садовое кольцо). Внешне здание оперы не слишком эффектно, но внутри все впечатляет: золотые ложи, красный бархат, удивительные люстры… У здания оперы гиды обычно рассказывают душещипательную историю о том, как покончил с собой затравленный критиками архитектор интерьера Эдуард ван дер Нюлль, а через два месяца после кончины коллеги скончался от инфаркта другой архитектор Венской оперы Аугуст

фон Сикадобург. Это произошло во времена Франца- Иосифа, после чего император стал воздерживаться от категорических оценок в области эстетики и обычно говорил так: «Да, кажется, это сделано совсем не плохо…» Неизвестно, прибавлял ли он при этом колоритнейшее словечко «понимаешь…»

Подлинное украшение Вены – собор Св. Стефана. «Штеффи» (так ласково зовут его венцы) – ровесник Москвы, ему более 850 лет. На редкость красивый и гармоничный собор. Описывать внутреннее убранство бессмысленно: его надо видеть. А еще лучше – почувствовать. Полумрак и величественная устремленность собора вверх погружает пришедших в него людей, как верующих, так и неверующих, в экстатическое состояние, недаром архитектор Адольф Лоз назвал собор Св. Стефана «самым священным церковным храмом в мире».

«Штеффи» стоит мессы!.. Выходишь из собора – и о чудо! – его контуры играют на зеркальной поверхности современного «Дома Хааза», возникшего совсем недавно – открытие его состоялось 15 сентября 1990 года. Этот торговый центр, построенный в духе постмодерна по проекту Ханса Холляйна, вызвал у венцев не меньший протест, чем памятник Петру Зураба Церетели в нашей белокаменной Москве. Против его строительства венцы устраивали сидячие и лежачие забастовки, им казалось, что собор и площадь (Ште- фансплатц) осквернены модернистскими формами нового здания. Но страсти постепенно улеглись, и жители Вены убедились сами, что «Штеффи» и «Дом Хааза» прекрасно смотрятся вместе, как старый дед со своим резвым внуком. Разные поколения, но корень-то единый.

На Рингштрассе находятся два музея – Художественно-исторический и Естественно-исторический. В первом собрана богатейшая коллекция прекраснейших полотен Рафаэля, Тициана, Веласкеса, Рубенса, одно из самых обширнейших собраний картин Питера Брейгеля.

На Ратхаузплатц высится Ратуша, сооруженная в нео- готическом стиле по чертежам Фридриха фон Шмидта

в конце XIX века. На башне высотой в 97,9 м красуется 6-метровая фигура железного рыцаря, Ратхаузмана. Нельзя не упомянуть здания парламента (древнегреческий стиль), университета (итальянское Возрождение), бывшую резиденцию Габсбургов Хофбург, строительство которого началось еще в XIII веке.

Признаю, что допускаю ошибку, вступая на путь перечисления красот Вены, но хотя бы кратко упомянуть опознавательные ее знаки просто необходимо, ибо, как говорил поэт, «иначе нельзя ведь».

Венский Шенбрунн – почти Версаль. Один из его творцов – архитектор Иоганн Бернхардт Фишер фон Эрлах. Громадный дворец (1441 комната и множество других помещений) и не менее внушительный парк. Именно в Шенбрунне проходил исторический Венский конгресс. Здесь дипломаты упражнялись в перекройке европейской карты, а в перерывах с упоением вальсировали на балах. Вальсы и дипломатия – это тоже некий опознавательный знак Вены. Ну и любовь. Император Александр I частенько игнорировал заседания конгресса и по тайной лестнице спешил к очередной венской даме.

В 3-м районе Вены, в Ренивеге, заставляет замереть сердце красота дворцово-паркового ансамбля Бельведер (начало XVIII века, архитектор – Иоганн Лукас фон Хильдебрандт). Декор, лепнина, внутренний интерьер, собрание картин – все требует дополнительных песен и гимнов, но, увы, для них нет места.

Именно в Бельведерском дворце в 1955 году был подписан договор о нейтралитете Австрийской республики. На балкон Бельведера после подписания договора вышли министры иностранных дел союзнических стран, в том числе наш неулыбчивый Молотов, а внизу колыхалась от счастья толпа австрийцев: наконец-то они свободны, и никакой оккупации!..

Побывав в Вене лишь однажды, влюбляешься в ее парки, памятники и кафе. Все время ловишь себя на том, что насвистываешь вальсы Штрауса и норовишь заглянуть в винный погребок или в кафе и непременно купить торт «Захер». О, у этого почти национального торта есть своя история: в далеком 1832 году его «со

чинил» торговец Франц Захер для всесильного князя Метгерниха. Шоколадный – пальчики оближешь! – без него ныне не обходится ни один день рождения в Вене.

Кафе – это тоже венская традиция. Венец без кафе – это уже не венец. В кафе приходят не на минуту хлебнуть кофе, а неспешно посидеть, впитать в себя аромат и насладиться уютом кофейно-кондитерского заведения (картины, зеркала, чистота и покой), заказать «меланж» (кофе со взбитыми сливками) или «кайзер» (тот же «меланж», но посыпанный шоколадной крошкой). Раскрыть газету и погрузиться в неторопливое чтение. Если с вами собеседник, то устроить ленивый обмен фразами. И так полчаса, час, полтора…

– Когда они работают?! – возмущался один из наших туристов. Они работают. Умеют работать, но умеют и расслабиться. Я бы даже сказал, что венцы – профессионалы труда и отдыха, и в той, и в другой сфере они достигли определенных высот. Вся Австрия ухожена и обихожена до блеска.

Что касается кафе, то будь это знаменитые «Demel», «Landtmann», «Braunerhof» или какое-нибудь вполне рядовое на Разумофсгассе, – это образ жизни. Бразильцы танцуют огненную самбу и в ней утрясают свои жизненные проблемы, а австрийцы изживают свои стрессы и комплексы в комфортабельных кафе. Другой темперамент. Но суть та же.

Памятники. Их в Вене множество. Но больше всех меня потряс памятник императрице Марии-Терезии (скульптор Каспар Цимбуш, 1887). Гигантский, величественный, отражающий преклонение австрийцев перед своей императрицей, так много сделавшей для страны (Мария-Терезия – это австрийский аналог нашей Екатерины II). Рядом с ним наш памятник Юрию Долгорукому, не говоря уже о памятнике маршалу Жукову, – просто игрушечные солдатики на игрушечных лошадках.

Вена – город искусств, и соответственно памятники поставлены «звездам» литературы и музыки. Гёте, Шиллер, целая плеяда композиторов, родившихся или творивших в Австрии: Бетховен, Моцарт, Брамс,

Гайдн, Штраус-сын, Брукнер. А еще в Вене работали Глюк, Шуберт, Малер, Шёнберг. Целая россыпь корифеев музыки-буфф: отец и сын Штраусы, Йозеф Лайнер, Франц Легар, Карл Миллёкер, Франц фон Зуппе. «Летучая мышь», «Нищий студент», «Веселая вдова», «Граф Люксембург» – вся эта мелодичная веселость разлетелась из Вены по всему свету.

Отдельный разговор о Вольфганге Амадее Моцарте. Десять лет он прожил в Вене, сменил 18 квартир. В одной из них, в доме 8 по Шюлерштрассе, прожил три года и написал «Свадьбу Фигаро». Теперь это дом-музей Фигаро. В нем можно побывать и посмотреть на вещи и обстановку, увы, их осталось весьма мало. Зато конфеты и сувениры с изображением светлого гения, резвого и шаловливого мальчика, можно купить в любом венском магазине или лавке. Моцарт растиражирован так же, как наш Пушкин. Ныне гений приходит к далеким потомкам через конфеты и музыку.

Сальери: Какая глубина! Какая смелость и какая стройность! Ты, Моцарт, бог и сам того не знаешь: Я знаю, я. Моцарт: Ба, право! может быть… Но божество мое проголодалось…

Доживи Моцарт до наших дней (клонированный Моцарт?), наверное, он был бы доволен своей посмертной славой. В мире произошли громадные изменения, а что-то по-прежнему не меняется:

Моцарт на старенькой скрипке играет, Моцарт играет, а скрипка поет…

Популярность Моцарта докатилась до самых тупых и невежественных. Вопрос из тургруппы:

– А где похоронен Моцарт?

Гид растерян. Немая сцена. Лепет от неожиданности:

Неизвестно. Был похоронен сначала в общей могиле. Потом ее сровняли, и никто поныне не знает подлинного места упокоения великого музыканта.

– Как так?! – возмущается наш просвещенный со

отечественник. – Такой известный человек – и неизвестно, где похоронен. Нехорошо. Непорядок!..

Можно сказать, «срезал» австрийцев, а то они все гордятся: Моцарт да Моцарт!..

Место рождения композитора – Зальцбург, старинный город, зажатый горами Мёнхсберга. Дом композитора на Гетрайдегассе. В городе площадь Моцарта, памятник Моцарту (один из первых, деньги на его возведение собирали по подписке по всей Европе, есть в памятнике и доля России), консерватория Моцартеум… Но и помимо Моцарта Зальцбургу есть чем попотчевать туристов: великолепный кафедральный собор, монастырь Св. Петра, дворец и парк Мирабель…

Позволю себе повториться: Зальцбург – отдельная новелла. Поэтому поговорим о дороге, ведущей из Вены в Зальцбург и обратно. Издалека видны очертания Альп. В 1830 году Федор Тютчев, взирая на горы, писал:

Сквозь лазурный сумрак ночи Альпы снежные глядят; Помертвелые их очи Льдистым ужасом разят…

Альпы всегда впечатляют. В 1886 году в этих краях побывал другой русский поэт, Владимир Соловьев, под впечатлением увиденного он написал стихотворение «В Альпах»:

В берег надежды и в берег желанья Плещет жемчужной волной Мыслей без речи и чувств без названья Радостно-мощный прибой…

Но хороши не только Альпы. По дороге из Вены в маленький городок-гавань Креме автобус скользил по извилистой ленте между горами и Дунаем. Красота дивная. Мне, как любителю поэзии, вспомнились еще одни тютчевские строки:

Там, где горы, убегая, В светлой тянутся дали, Пресловутого Дуная Льются вечные струи…

Голубой Дунай. Сколько песен сложено о нем, сколько легенд! Показывая на горной вершине какие-

то строения, гид Светлана Вакер говорит, что в средние века оттуда, с гор, спускались разбойники и грабили торговые суда, проходившие по Дунаю.

– А сейчас грабят? – интересуется кто-то в группе.

– Нет, сейчас все спокойно, – отвечал гид, а я не выдержал и добавил:

– Грабят у нас, в России.

Автобус сразу загудел. Все забыли о Дунае и Вене и принялись обсуждать российские проблемы: преступность, коррупцию, великомудрых сидельцев из Думы. Потом разом как-то успокоились и погрузились в дорожную нирвану.

Нет, что там говорить: Австрия – прекрасный «тайм-аут» от российской жизни. Тут сразу отключаешься от «рашен проблем». Гуляя по маленькому Кремсу (как удивительно австрийцы сумели сохранить старину и самобытность, в отличие от нас, у которых все уходит в слова, крик и пар: духовность, народность, православие!.. А приедешь в какие-нибудь Тетю- ши – и оторопь берет от грязи и замшел ости), так повторю: гуляя по Кремсу, воочию видишь связь времен и поколений, соединение вчерашнего и сегодняшнего, и, конечно, ностальгируешь по ушедшему. Вслед за Игорем Северяниным так и тянет сказать:

Расскажи о глазках Гретхен

О романтической эпохе,

О рыцарстве былых времен, Как упоенны были вздохи И как безоблачен был сон!..

Разумеется, все было не так уж безоблачно, о чем говорят хотя бы чумные столбы (чума косила людей тысячами), но таково свойство человеческой памяти: идеализировать, романтизировать прошлое. Ныне Гретхен совсем не те. Катаются на роликах. Беспрерывно что-то жуют. Успешно пользуются прокладками и принимают противозачаточные пилюли. А что удивляться? Конец XX столетия. Как писал все тот же Булат Окуджава: «Целый век играет музыка. Затянулся наш пикник». Сотовый телефон ворвался в нашу жизнь, кругом

жутко и страшно, того и гляди кто-нибудь стукнет тебя ниже пейджера.

Однако вернемся к нашему путешествию. Из Крем- са в Вену. Прощальный ужин в Гринциге, в ресторанчике «Бах-Хенгл». Нежнейшее мясо, легкое красное вино и разудалая пара музыкантов: аккордеонист и скрипач. Скрипач, венгр по национальности, так выводил «калинку-малинку», что просыпались даже мертвые. Кстати говоря, а все же кто есть австриец? Это человек, мать которого – чешка, отец – венгр, говорит он по-немецки, а живет в Австрии. И никаких национальных проблем! Австрия не только для австрийцев, но и для русских. Держу пари, что через некоторое время после «Подмосковных вечеров» вы запоете в каком-нибудь ресторанчике «Oh, du lieber Augustin, Augustin, Augustin…» – про милого Августина, у которого все пропало, денег нет, но он не унывает, а продолжает петь и веселиться. И правильно! Нет ничего ужаснее, чем страна Уныния. Австрия – для нормальных людей, не потерявших способность шутить и улыбаться.