Продолжение действий на тайном фронте

Казалось бы, начало второй мировой войны должно было положить конец закулисным контактам, поездкам тайных агентов, секретным встречам — ведь отныне мир был разделен на враждебные лагери. Но нет: именно осень 1939 года стала периодом весьма интенсивных действий на фронтах тайной дипломатии, которые не прекращались вплоть до мая 1945 года.

Причин для подобной активности было несколько. Первая: вооруженное столкновение разгорелось между государствами одинакового социального устройства, то есть между государствами, связанными одной и той же «политической пуповиной» капитализма. Вторая: в 1939 году оказался сорванным центральный замысел международного антикоммунизма. Ему не удалось направить гитлеровскую агрессию против Советского Союза. СССР остался вне войны. Третья: Соединенные Штаты не вступили в войну, что означало для них уникальную возможность поддерживать отношения с обоими воюющими лагерями и использовать эти отношения для укрепления собственных позиций.

Если обратиться к деятельности самого активного эмиссара предвоенного периода — шведского промышленника Биргера Далеруса, то сразу после начала военных действий в Польше он возобновил свои поездки по европейским столицам. Цель: поиски компромиссного мира. Далеруса неоднократно принимал Геринг, излагая ему свои представления о возможной сделке с Англией (разумеется, на немецких условиях!). Со своей стороны, британский Форин оффис тщательно регистрировал все поездки Далеруса и держал этот канал открытым. К этому же периоду относятся зондажи других посредников — шведского посла в Англии Притца, бельгийского короля Леопольда III, папы Пия XII и других. Все они били в одну точку: не допустить поворота Гитлера на Запад, возродить шансы на какой-то компромисс с Англией, благо разгромленная Польша уже не требовала защиты.

А как действовали после начала второй мировой войны Соединенные Штаты — страна, объявившая о своем нейтралитете, но президент которой понимал опасность гитлеровской агрессии? Отвечая на этот вопрос, мы расскажем о первой — но далеко не последней! — тайной операции военного времени с непосредственным участием представителей США. Операция эта связана с именем крупного нефтеторговца из штата Техас Дэвиса.

Уильям Родс Дэвис — владелец «Дэвис ойл компани» — представлял собой любопытный экземпляр дельца с большими политическими претензиями. Но за этими претензиями стояли вполне определенные деловые интересы. Конкурируя с «Стандард ойл компани», Дэвис давно сделал ставку на сотрудничество с Германией и ее деловым миром. Когда в 1926 году он, не раз терпевший неудачи в своих спекуляциях, остро нуждался в финансовой помощи, то ее оказали два американца немецкого происхождения (они получили гражданство США лишь в 1932 году) — братья Вернер и Карл фон Клеммы. Связанные с «Штейн унд компани» — банком обергруппенфюрера СС Курта фон Шредера — Клеммы уже давно искали себе опоры в американском нефтяном бизнесе и сделали это через Дэвиса. А Дэвис нашел себе опору в Берлине.

Первый визит Дэвиса в Германию состоялся в 1933 году. Уже тогда он был принят Гитлером, который санкционировал финансирование сделок Дэвиса германским Рейхсбанком. Был создан европейский филиал «Дэвис ойл компани» — компания «Евротанк», а вслед за этим Дэвис получил выгодные для него концессии в Ирландии и Мексике. Так он стал «придворным» поставщиком нефти для гитлеровской Германии вплоть до начала войны. Дэвис получил на откуп снабжение немецкого военно-морского флота («Стандард ойл компани» делала то же для люфтваффе).

Начало войны особо остро поставило перед Германией вопрос о нефти. Мексиканский источник был очень важен для Геринга — и как для командующего люфтваффе, и как для «генерального уполномоченного по четырехлетнему плану» (т. е. руководителя военной экономики). Именно Геринг направил к Дэвису осенью 1939 года д-ра Иоахима Хертслета — директора фирмы «Евротанк». Миссия Хертслета была непростой: во-первых, он должен был через Дэвиса добиться благоприятного для Германии толкования закона о нейтралитете США; во-вторых, выяснить возможность компромисса Германии с Англией (при посредничестве США), который был бы достигнут на базе раздела сфер влияния и признания за Германией свободы рук в Восточной Европе. Геринг уже давно добивался такого компромисса — ведь в августе 1939 года он готов был даже лететь в Лондон для встречи с Чемберленом, его эмиссар Вольтат вел длительные переговоры об этом компромиссе с ближайшим советником Чемберлена сэром Горасом Вильсоном.

В августе 1939 года сделка не состоялась, но с немецкой стороны не оставляли надежд на ее успех. Тогда и был пущен в ход Дэвис с его обширными связями, среди которых особо ценным был контакт с главой Конгресса производственных профсоюзов США Джоном Льюисом. Последний добился у Рузвельта согласия принять Дэвиса, несмотря на то что берлинские связи Дэвиса не были секретом для государственного департамента и ФБР. 14 сентября 1939 года — две недели спустя после начала войны в Европе — президент принял Дэвиса, который изъявил готовность отправиться в Берлин с миротворческой миссией. Рузвельт своего согласия не дал, однако не возражал против «информационной» поездки нефтеторговца в Берлин и Рим.

Некоторые исследователи считают, что Рузвельт с самого начала с подозрением и скепсисом отнесся к проискам Дэвиса. Но у того были свои опекуны. Стоило английским властям задержать самолет Дэвиса на Бермудах, как вмешался государственный департамент США, и он продолжил свой путь в Европу. В Берлине Дэвиса приняли на высоком уровне: среди его собеседников был главный эмиссар Германии на немецко-английских секретных переговорах в Лондоне летом 1939 года д-р Г. Вольтат, встречался он и с самим Герингом (в присутствии Вольтата и Хертслета). Дэвису вручили одобренный Гитлером текст мирных предложений. В них особый упор был сделан на желательность посреднической миссии Рузвельта. Подлинник текста пока не удалось найти, однако известно, что Дэвис (не имея на это полномочий Рузвельта!) предлагал восстановление границ 1914 года, ликвидацию Польского коридора, возвращение немецких колоний и экономическую поддержку со стороны США, для того чтобы сломать монопольное положение Англии на мировых рынках. В ответ на это Геринг дал обещание «разрешить самостоятельные правительства в Чехословакии и Польше». Дэвис, вернувшись в США, передал Рузвельту какие-то два меморандума, был принят и в государственном департаменте.

На немецкое предложение ответа не последовало. Более того: по указанию президента у Дэвиса отобрали заграничный паспорт. Хотя в сенат была внесена резолюция в поддержку миссии Дэвиса, Рузвельт отверг сигналы из Берлина. Возможно, он уже знал, что Дэвис фактически является агентом Внешнеполитического ведомства НСДАП. Но куда важнее было го, что Рузвельт — в отличие от Дэвиса — понимал весьма коварный характер авансов Гитлера и Геринга и не хотел попасть в положение обманутого.

Но на этом попытки немцев «наладить отношения» не прекратились. В октябре 1939 года имперский шеф прессы Дитрих предложил руководителю берлинского бюро американского телеграфного агентства Ассошиэйтед Пресс Луису Лохнеру подобрать более подходящего, чем Дэвис, человека из делового мира США, который мог бы обеспечить американское посредничество. Лохнер предложил кандидатуру уже известного нам Джеймса Муни — одного из президентов концерна «Дженерал моторе», которому принадлежали автозаводы «Опель» в Германии.

Неудивительно поэтому, что, когда в октябре 1939 года Берлин пожелал принять видного представителя американского делового мира, Муни немедля согласился. 15 октября он прибыл в германскую столицу, где встретился с Вольтатом, а затем — с Герингом.

…В Лондоне с тревогой следили за этим. Началось все опять с Далеруса. По указанию Александра Кадогана сотрудник Форин оффис Робертс 17 октября 1939 года отправился в бюро фирмы «Джон Браун энд Кº», где встретился со своими давними коллегами из делового мира — Спенсером, Маунтеном и Рэнвиком (участниками встречи с Герингом 7 августа 1939 года). Они рассказали Робертсу, что встретили в Лондоне м-ра Рикетта, известного американского нефтеторговца. Рикетт прибыл не один, а с видным дельцом Уолл-стрит Беном Смитом со специальным заданием Рузвельта разобраться в подлинном положении дел в Европе. Рикетт и Смит уже беседовали с Муссолини, а Смит побывал в Берлине. Вывод их был таков: американцам должно быть безразлично, какую воюющую сторону поддерживать, но продолжать войну нет смысла. Рикетт и Смит рекомендовали дельцам лондонского Сити подготовиться к «небывалому послевоенному буму». Предложения Рикетта и Смита крайне взволновали английских дипломатов. Ведь если Англия останется один на один с Гитлером, без поддержки США, положение крайне ухудшится! Немедля пошла шифротелеграмма в Вашингтон английскому послу лорду Лотиану. В ней излагались данные о миссии Рикетта — Смита, причем подчеркивались те стороны миссии, которые свидетельствовали о покровительстве Рикетту и Смиту со стороны президента. 24 октября Лотиан подтвердил, что государственный департамент знает о встречах американских дельцов в Берлине и Риме (Смита он характеризовал как «одного из наиболее хитроумных дельцов на Уолл-стрит»).

Но не успели в Лондоне получить информацию (весьма неполную) о Рикетте, как французский посол в Англии Корбэн явился к постоянному заместителю министра иностранных дел Кадогану и в крайнем беспокойстве показал ему телеграмму из Парижа. В ней говорилось о том, что на днях в Париж из Берлина прибыл виднейший американский бизнесмен Джеймс Муни. Он беседовал с Герингом, который изложил план секретной встречи руководящих деятелей трех воюющих сторон для мирных переговоров. Геринг якобы готов на большие уступки. Мол, «глупо продолжать войну», и Геринг даже готов сохранить «в некой форме» Чехословакию и Польшу — разумеется, «под военным и экономическим протекторатом Германии». Об этом Муни поставил в известность американского посла в Париже Буллита.

К сообщению отнеслись весьма серьезно. «М-р Муни, — писал в специальном послании на имя английского министра иностранных дел его главный дипломатический советник сэр Роберт Ванситтарт, — значительно отличается от господ типа Рикетта, Дэвиса и Смита, на которых имеется весьма неблаговидное досье. Муни — человек с высоким личным авторитетом, давно занимает важный пост в крупной американской фирме и имеет свободный доступ к Буллиту и Кеннеди».

Впрочем, Муни сам появился в Лондоне и направился к тому же Ванситтарту. Как бы иллюстрируя связи бизнеса и дипломатии, сэр Роберт докладывал министру: «Мой брат уже давно занимает пост директора европейского филиала американской компании «Дженерал моторе». Как вы знаете, это крупнейшая компания такого рода в США. Начальник моего брата — м-р Муни, президент «Дженерал моторе оверсис корпорейшн». Муни — высокопоставленный американец, с большими военными заслугами. Я был с ним знаком, хотя и не поддерживал связь в последнее время. Сейчас мой брат по совету американского посла м-ра Кеннеди устроил мне встречу с м-ром Муни, и вот что он мне сообщил…»

А узнал Ванситтарт от Муни следующее: во время бесед в Берлине Геринг изложил ему свою концепцию: оказывается, в Германии есть «две школы мышления». Одна считает войну делом, решенным окончательно и бесповоротно, другая рассматривает ее как «открытую проблему» и стремится к «обсуждению возможности или невозможности соглашения». Это был давний и весьма избитый прием, к которому Геринг прибегал не раз. Тем не менее Муни выразил готовность рассказать в Лондоне о программе Германии, якобы сводящейся к следующим пунктам:

«1. Польша. Германия хочет восстановить автономное польское государство с 14 миллионами населения.

2. Чехословакия. Геринг хотел бы гарантировать «политическую и культурную целостность» чехов.

3. Россия. Фельдмаршал Геринг заявил, что если будет достигнуто соглашение по другим пунктам, то его группа предпочтет «вернуться в западную семью». Он заявил, что Германия заключила соглашение с Россией в «состоянии отчаяния» и хочет от него отказаться, как только это будет возможно».

Для обсуждения программы Геринг предложил встречу уполномоченных трех держав «на нейтральной почве». Муни долго обсуждал этот план в Берлине и стал его сторонником, призвав Ванситтарта «поддержать группу Геринга». Для того чтобы ободрить Ванситтарта, он разъяснил ему: речь идет о «тройственном разделе сфер влияния» — дележе мировых рынков между Германией, Англией и США. Но не нужно было особых усилий, чтобы разгадать коварный замысел Геринга, поддержанного главой «Дженерал моторе». Ведь в беседе он был гораздо откровенней, чем Муни, сообщив Ванситтарту:

— Если мы сегодня заполучим соглашение с англичанами, то завтра сбросим русских за борт! — сказал Геринг.

Все те же антисоветские намерения торчали как ослиные уши у гитлеровского фельдмаршала, изображавшего себя миротворцем и хотевшего подцепить на антикоммунистическую удочку Муни, а за ним — Ванситтарта, Чемберлена, а может быть, и Рузвельта.

После своей европейской поездки Муни вернулся в США и проинформировал о результатах государственный департамент. Его сообщение не вызвало там восторга — настолько прозрачны были геринговские уловки. Президент принял Муни лишь в начале 1940 года — почти полная аналогия с «миссией Дэвиса»! Он рекомендовал Муни посоветовать его немецким друзьям, чтобы Германия перестала трубить о своем стремлении к мировому господству. Однако он говорил и о том, что такие проблемы, как силезская и чехословацкая, лучше решать за столом переговоров, и выразил готовность выступить в роли посредника. Президент не возразил против новой встречи Муни с Гитлером, однако потребовал ни в коем случае не предавать гласности содержание бесед и не связываться по этому поводу с Белым домом по телефону.

Рузвельт подробно разъяснил Муни причины того, почему он осенью минувшего, 1939 года не согласился с его предложениями. Он говорил, что готов созвать мирную конференцию, но лишь с определенной целью. Она должна воспрепятствовать «установлению мирового господства» (читай: Германии). Соединенные Штаты должны стать не «честным маклером» между европейцами, а преследовать собственные цели: настолько ослабить экономическую мощь Европы, чтобы США смогли играть ведущую роль. Для вступления в войну, считал президент, время еще не пришло, но посредничество на вышеуказанных условиях возможно. С целью разработки программы США на послевоенный период была создана комиссия под председательством заместителя госсекретаря Сэмнера Уэллеса, который был вскоре послан «на разведку» в Европу, в том числе в Берлин. Однако Рузвельт не забыл и о Муни: он снова принял его 24 января 1940 года — перед тем, как промышленник отправился в Европу.

Характер миссии Уэллеса хорошо известен. А чем же занимался м-р Муни? Хотя считалось, что его визит носит неофициальный характер, он выразил желание быть принятым лично Гитлером. В нашем распоряжении запись беседы, состоявшейся 4 марта 1940 года (Уэллес был принят за два дня до этого, 2 марта). Она производит странное впечатление, особенно по той настойчивости, с которой Муни излагал идеи, принадлежащие не ему, а Рузвельту. Как зафиксировал ведший протокол переводчик МИД Германии П. Шмидт, Муни «передал личные приветы президента Рузвельта и вслед за этим пустился в неясные рассуждения, закончившиеся чтением выдержек из высказываний Рузвельта во время его беседы с Муни и, видимо, записанных последним».

Что же поведал Муни Гитлеру? Приведем эти цитаты в том порядке, в каком излагал их сам Муни:

«Обсуждая проблемы неофициальным путем, мы сможем лучше понять друг друга и определить наши подлинные цели…»

«У президента нет антинемецкого комплекса…»

«Я не заинтересован говорить немецкому народу, что он должен предпринимать по отношению к своим руководителям или к своему правительству…»

«Я так же мало заинтересован в завоевании мирового господства англичанами или французами, как и в завоевании мирового господства немцами».

Далее Муни изложил некоторые экономические взгляды Рузвельта и после этого заявил, что у президента нет намерения «стать между воюющими сторонами и понуждать их к миру». Однако если они этого пожелают, он мог бы выполнить «роль честного маклера». Эти рассуждения Муни нельзя читать без некоторого удивления. Они выглядят очень странно, во-первых, если сравнить их с высказываниями Уэллеса, который воздерживался от каких-либо предложений о посредничестве. Во-вторых, если сравнить их с беседой Рузвельта с Муни, в которой президент определенно отказывался от роли «честного маклера». Почему же Муни так смело отклонился от «подлинника» и решил изобразить Рузвельта чуть ли не в роли человека, симпатизирующего Гитлеру? Например, Муни уговаривал фюрера не обращать внимания на «прессу и радио» и уверял, что «в Америке с пониманием относятся к требованиям Германии по поводу ее жизненного пространства и экономической безопасности». Была ли эта позиция согласована с Рузвельтом, или Муни, известный своими пронацистскими взглядами, решил «подкорректировать» президента?

В любом случае стоит отметить, что подобострастие Муни не возымело особого действия на Гитлера. Тот практически отверг идею посредничества, заявив, что война может кончиться лишь в том случае, ежели Англия и Франция «откажутся от своих военных целей». Германия, в свою очередь, требует признания себя мировой державой. Гитлер прочитал Муни длинную лекцию о своем миролюбии, об агрессивности Англии и Франции, о том, что он начал войну лишь с целью защитить немецкое меньшинство в Польше. Муни заверил, что в США это понимают, и под конец беседы заявил, что у него в кармане есть длинный список «тем для переговоров», который он передаст Гитлеру и Риббентропу для обсуждения в письменном виде. Финал: президент категорически запретил продолжение переговоров. Вскоре в письме к Муни Рузвельт потребовал от него прекратить всякие «миротворческие» зондажи. Однако Муни продолжал свою закулисную деятельность. Летом 1940 года он связался с торговым советником посольства Германии в США Людгером Вестриком. Правда, на этот раз речь шла не о перемирии, а о том, чтобы воспрепятствовать переизбранию Рузвельта на президентский пост. Муни обещал в этом деле поддержку американских промышленных кругов, заинтересованных в торговле с Европой, в том числе Генри Форда. В антирузвельтовскую кампанию включился и другой тайный эмиссар 1939 года У. Дэвис. По рекомендации немецкой стороны, на которую работал, он попытался за 160 тысяч долларов подкупить сорок выборщиков Рузвельта. Все эти факты говорят о том, что Муни и Дэвис в своих секретных миссиях не могут рассматриваться как единомышленники президента.

Иными словами, фронт противников Рузвельта и его внешнеполитических идей был весьма широк: он включал дельцов, политиков и дипломатов, в том числе и послов США. Деятельность одного из них — Джозефа Кеннеди — привлекла к себе внимание не только Форин оффис, но и британской контрразведки МИ-5. Она получила информацию о встречах Кеннеди, Муни и Вольтата и сочла их весьма подозрительными. Подозрения МИ-5 вызвал и новый сотрудник посольства США в Лондоне молодой дипломат Тайлер Кент, которому Кеннеди доверил самый секретный участок — шифровальную службу. Кент работал у Буллита, когда тот был послом в Москве и уже тогда взял себе за правило делать копии с секретных документов. Британская контрразведка предупредила Кеннеди о ненадежности Кента, но сигнал не подействовал.

Прибыв в Лондон, Кент в первую очередь завязал связи с белогвардейской эмиграцией — так называемой «Русской чайной», которую содержал царский адмирал Волков. Здесь подвизалась его дочь Анна Волкова, разоблаченная впоследствии как нацистский агент, а также капитан Арчибальд Рамзей — член палаты общин, убежденный «мюнхенец», член Англо-германского содружества и прогерманского кружка «Линк». Через Рамзея Кент стал членом «Линка». Здесь он сбывал секретные документы, которые регулярно копировал в посольстве. Эти материалы — в том числе переписка Рузвельта и Черчилля — использовались не только для «внутренних» нужд приверженцев сговора Англии и Германии. Как установила МИ-5, они шли в Берлин.

В мае 1940 года Кент и другие посетители «Русской чайной» были арестованы. Суд приговорил Кента к семи годам тюрьмы. Разумеется, Кеннеди отмежевался от своего приближенного, хотя, как заметил Чарльз Хайэм, «его роль была куда хуже роли Кента». В декабре 1940 года Рузвельт выразил возмущение тем, что Кеннеди на «свой страх и риск» ввязался в переговоры американского банкира Бернарда Смита с представителями Петена и Геринга в Виши об участии США в «переустройстве Европы». Сведения об этом получило Федеральное бюро расследований. Не меньше президент был возмущен пораженческими интервью, которые Кеннеди давал английской прессе. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, было публичное выступление посла против ленд-лиза — помощи союзникам США. Рузвельт потребовал отставки Кеннеди, которого сменил в Лондоне Джон Вайнант, сторонник президента.

О чем говорят все эти факты? О том, что мюнхенская политика и попытки ее продолжения после 1 сентября 1939 года обернулись тяжелой трагедией для всей Европы, да и не только для Европы. Преступной оказалась линия тех, кто — несмотря на неоднократные призывы СССР выступить единым фронтом, создать систему коллективного отпора фашистскому агрессору — отказался это сделать. Ведь наша страна была первой, кто предупреждал о гитлеровской опасности, и она же первой предлагала конкретные шаги для ее отражения: в 1938 году перед Мюнхеном, в 1939 году — на пороге войны. Потребовалась гитлеровская оккупация почти всей Европы, чтобы открылись глаза у тех, кому антикоммунизм застилал взгляд на мир.

 

В году сороковом…

Лето 1940 года проучило тех деятелей в Англии и США, которые еще рассчитывали «укротить» Гитлера, применяя новые варианты мюнхенской политики. Захват Германией Норвегии и Дании, нападение и оккупация ею Франции, Голландии, Бельгии и Люксембурга показали, что агрессию нельзя удержать рассуждениями о перемирии и компромиссе. Но затихли ли действия на фронтах тайной дипломатии?

Ответ может быть лишь отрицательным. С одной оговоркой: среди тайных эмиссаров, ставивших себе заветную, но несбыточную цель международного антикоммунизма — создание единой антисоветской коалиции, — с лета 1940-го до лета 1941 года почти не было представителей США. Возможно, что до сих пор известны не все документы, но в обнародованных имена американских дипломатов или иных деятелей США попадаются довольно редко.

Известен эпизод, связанный с пресловутой «мирной речью» Гитлера от 19 июля 1940 года, в которой он обратился с призывом к «силам разума в Англии» прекратить войну. Лондон сразу отверг это лицемерное предложение, хотя в определенных кругах она произвела впечатление (например, на герцога Виндзорского и Ллойд Джорджа). Однако в Берлине почему-то спекулировали по поводу позиции США. Так, Гитлер в беседах с Гальдером и Браухичем утверждал, что Рузвельт «нерешителен», а Англия боится отдать свои морские позиции Соединенным Штатам. На чем основывался Гитлер? Ведь ему была известна общая отрицательная позиция Рузвельта по отношению к германским претензиям. Данные о немецких расчетах неполны, так как соответствующие документы хранились в МИД Германии в специальной стальной кассете и до сих пор не найдены. Однако по косвенным данным известно, что сразу после речи Гитлера американский квакер Малькольм Лоуэлл выступил в роли посредника между английским послом в США лордом Лотианом и немецким посланником Томсеном. Томсен послал Лоуэлла к Лотиану с «предложениями» Гитлера. Лотиан, в свою очередь, выразил неудовольствие политикой Черчилля и задал Томсену вопрос: примет ли Гитлер посредничество США? В Берлине обрадовались этому контакту и приказали продолжать в том же духе (Томсен назвал Лоуэлла своим «лучшим и изобретательным доверенным лицом»), Форин оффис (вопреки запрету Черчилля) разрешил Лотиану продолжать встречи с Лоуэллом, дав немецкой стороне понять, что предложения Гитлера неприемлемы. Лотиан пытался получить более подробные сведения о содержании «мирных предложений» Германии. Это ему не удалось, так как Лоуэлл потребовал от посла официальных полномочий для ведения переговоров. Вскоре Лотиан прекратил связи с Лоуэллом.

Эпизод не очень значительный — но он небезынтересен, так как параллельно с ним шли другие зондажи с участием эмиссаров — немецких (принц Гогенлоэ), английских (посол в Швейцарии Келли, принц Ага-хан), швейцарских (Карл Буркхардт), голландских (директор авиакомпании KЛM А. Плесман). Во всех этих контактах явно просматривалась антисоветская устремленность и идея создания мирового «кондоминиума сильных», то есть раздела сфер влияния между державами «оси» и англо-франко-американским союзом.

Кроме Лоуэлла, следует упомянуть и американского представителя в Ватикане Майрона Тэйлора. Он был в курсе действий Ватикана. Знал он, безусловно, и о содержании беседы папы Пия XII с Риббентропом 11 марта 1940 года, в которой последний всячески расхваливал антикоммунистическую миссию Германии. Тэйлор сам не раз предпринимал попытки разведать отношение Ватикана к возможной посреднической роли США. Кстати, в своих усилиях склонить Черчилля к компромиссу с Гитлером папа использовал и американских изоляционистов, например посла США в Бельгии Кадэхи, которого принял в июле 1940 года.

Даже после поражения Франции, после того, как Англия оказалась под ударами немецкой авиации и вторжение гитлеровцев могло стать реальностью (если бы не возник план «Барбаросса» — план нападения на Советский Союз), германское «лобби» в США (оно же «братство бизнеса») не успокоилось. В знаменитом нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория» был дан прием в честь «успешного» завершения французской кампании, на котором присутствовали Муни и Состенес Бенн — глава ИТТ. Сразу после этого генеральный консул Германии в Нью-Йорке направил в Берлин такое донесение:

«Существует группа влиятельных бизнесменов и политиков, которым я доверяю целиком и полностью. По моему мнению, они пользуются огромным влиянием, но сейчас в интересах нашего общего дела ни в коем случае не хотели бы называть себя. Упомянутая группа уполномочила меня довести до сведения имперского министерства иностранных дел, что намерена в скором времени вынудить президента Рузвельта согласиться на следующие рекомендации:

1. Незамедлительное назначение американского посла в Берлине.

2. Замена посла в Лондоне.

3. Прекращение военных поставок в Великобританию до тех пор, пока новый посол в Берлине будет вести переговоры с правительством Германии».

Вслед за этим сообщением пришло другое: германский поверенный в делах в Вашингтоне д-р Ганс Томсен разъяснил, что эту группу возглавляет Джеймс Муни и ее программу поддерживает Генри Форд. Чем не угодил посол Кеннеди Муни? Видимо, своей нерешительностью в нарушении директив Рузвельта. Как видно, группа Муни серьезно собиралась давить на президента и вести дело к компромиссу.

Упоминание в этой связи д-ра Томсена не лишено интереса. Недавно были рассекречены американские досье того времени, в которых Томсен фигурирует совсем в другом качестве — а именно… американского агента. Тот самый американский квакер Малькольм Лоуэлл, который установил контакт с послом Англии в США лордом Лотианом, уже давно завязал теснейший контакт с Томсеном. Лоуэлл — бывший заместитель министра сельского хозяйства и известный адвокат — докладывал об этом У. Доновану в следующих выражениях: Томсен собирается после войны остаться в США, бросить дипломатическую службу и заняться коммерцией. «Моим всегдашним намерением, — заявил Томсен Лоуэллу, — было установить дружбу между Германией и США. Мои усилия в этом направлении хорошо известны как в Германии, так и в Соединенных Штатах». Если бы Соединенные Штаты оказали «более активную политическую поддержку Германии против Англии и Франции и поддержали бы в 1918 году германскую парламентскую систему, то не было бы войны в Европе».

Дальнейшее развитие бесед Лоуэлла и Томсена — если верить американским документам — похоже на дурной детектив. Донован, узнав о настроениях Томсена, поручил Лоуэллу предложить Томсену 1 миллион долларов за то, чтобы тот перешел на американскую сторону и остался в США. На это Томсен ответил так: «Возможно, что я буду заинтересован… также в моральной и материальной помощи в моих последующих усилиях взять правительство под контроль, если внутренние условия оправдают подобные попытки. Располагая неограниченными фондами, я смогу достичь успеха. Конечно, я согласен с тем, что правительство, которое я сформирую, будет проводить политику, соответствующую целям Соединенных Штатов и подлинным интересам немецкого народа».

Даже со скидкой на стремление Лоуэлла приукрасить своего подопечного трудно представить себе, что можно было серьезно воспринять обещания Томсена «сформировать правительство», то есть образовать немецкое эмигрантское правительство в США (это было сказано в сентябре 1940 года, когда Гитлер хозяйничал в Европе!). Тем не менее меморандум Лоуэлла стал предметом серьезных дискуссий в Вашингтоне — вплоть до декабря 1941 года, когда США вступили в войну и Томсен благополучно отбыл на родину. Чем объяснить готовность Донована и иже с ним проявить такую доверчивость к явно несостоятельному плану? Один из биографов Донована дает примечательный ответ: «Томсен был не больше и не меньше, чем страстным германским националистом и антикоммунистом». Как видно, антикоммунизм так слепил глаза многим американским деятелям того времени, что они не могли правильно распознать ни своих друзей, ни врагов…

Что скрывается за этой полуавантюрной историей? Умелая операция Донована или, наоборот, акция гитлеровской разведки? В пользу второго предположения говорит личность Томсена. Профессиональный дипломат (с 1919 года), он в 1932 году перешел в ведомство имперской канцелярии, где остался после прихода Гитлера к власти — вплоть до 1937 года. Здесь он был референтом по делам министерства иностранных дел, внешней торговли и иностранной прессы. В его задачу входило готовить для Гитлера обзоры печати, обеспечивать прием иностранных гостей, присутствовать во время приема их рейхсканцлером. Он регулярно бывал на заседаниях кабинета, когда обсуждались внешнеполитические вопросы. Таким образом, Томсена едва ли можно считать наивным дилетантом, которого можно купить (даже за миллион долларов!).

После столь важного поста в имперской канцелярии Томсен был направлен в Вашингтон, где стал советником-посланником. Когда же посла Дикхофа временно отозвали, Томсен фактически возглавлял посольство (с 1938 года). Его донесения в Берлин свидетельствуют, что он хорошо знал закулисный мир Вашингтона.

После возвращения из США Томсен продолжал свою деятельность в имперском министерстве иностранных дел и не вызывал никаких подозрений со стороны «всезнающей» службы безопасности СС, Таким образом, можно считать акцию Донована не успехом, а провалом американской разведки.

 

Меморандум Альберта Плесмана

Две концепции западной политики ясно вырисовались в борении сил на пороге войны и в первый ее период: первая — противостояние гитлеровской агрессии и вторая — сговор с фашистской «осью» во имя «мирного» передела сфер влияния — иными словами, во имя новой империалистической перекройки карты мира. Не надо сегодня доказывать, что эти концепции были несовместимы. Тогда же на Западе пытались доказать, что Германию следует «умиротворить», удовлетворить ее «законные требования» и мир сразу будет спасен. Подразумевалось, конечно, что будет спасен мир капиталистический, а если агрессия будет направлена на Восток, против Советского Союза, то это даже лучше… Архивы дают немалый материал для понимания всего тогда происходившего, и мы сейчас познакомимся с одним из таких красноречивых «досье». Оно относится к лету 1940 года, то есть к тому периоду второй мировой войны, когда Франция была повержена, над Англией шли воздушные бои, а в штабах вермахта уже шла интенсивная разработка плана «Барбаросса». Именно в это время на стол генерал-фельдмаршала Германа Геринга лег меморандум, который излагал перспективы войны и позиции в ней Соединенных Штатов:

«Мир стоит в настоящий момент перед решением, которое, возможно, не имеет себе равных в человеческой истории. Наиболее крупные державы, вступившие в нынешний конфликт, — Германия и Англия. Если они достигнут соглашения, гарантирующего длительный мир, это окажет определяющее воздействие на ход мировых событий…

…Народы можно разделить на пассивные и активные. Англия и Германия принадлежат к числу активных, ибо имеют склонность к руководству более пассивными малыми и слабыми народами.

Изменения в международных отношениях нагляднее всего видны в положении США. Они освободились от европейской опеки и после мировой войны 1914–1918 годов выросли в мощное и процветающее государство, но оно вело себя слишком робко в деле влияния на мировые события, не оказывало на него большого влияния.

Нежелание Соединенных Штатов вступать в более тесные отношения с другими государствами может быть преодолено в том случае, если Англия и Германия объединятся и достигнут тесного сотрудничества, не вступая при этом в противоречия с США. Это означает, что США с самого начала присоединятся к двуединому союзу и тем самым превратят его в коалицию трех мощнейших государств мира. Такая коалиция умиротворяюще подействует на ситуацию на Дальнем Востоке, что удовлетворит не только эти страны, но и Францию, Нидерланды и, возможно, заинтересует и другие государства…

Сотрудничество Соединенных Штатов будет в огромной мере зависеть от того, каким образом Англия и Германия достигнут соглашения. Следует нейтрализовать враждебное отношение к Германии, которое в последнее время возникло в Америке и может перерасти во враждебное отношение ко всей Европе. Это отношение должно смениться интересом к сотрудничеству…»

Кто же был автором этой записки, представленной на рассмотрение второго лица в гитлеровском рейхе? Д-р Альберт Плесман — человек из делового мира, в течение долгих лет возглавлявший одну из крупнейших авиакомпаний тогдашней Европы — голландскую KЛM. Конечно, голландские фирмы по своему масштабу не всегда могли во всем сравниться со своими партнерами в Сити и на Уолл-стрит. Но они тоже были не из «последних». Ведь мировой нефтеконцерн «Ройял датч-шелл» был англо-голландским, а голландские заморские владения придавали фирмам из Амстердама особый вес. Что касается KЛM, то она была тесно связана как с Германией (в частности, с вездесущим «Дойче банк»), так и с Англией.

Итак, д-р Плесман решил заняться большой политикой. Как он сам признавался, идея «передела мира» пришла к нему в 1937 году — до первых актов фашистской агрессии.

«Еще в октябре 1937 года, — писал он Герингу, — я пришел к убеждению, что необходимо найти базу для сотрудничества… Я набросал такой план для Африки, предусматривавший создание сообщества девяти держав… с целью эксплуатации Африки. 7 ноября 1937 года мы обсуждали этот план с Муссолини… Мне сказали, что у итальянского премьер-министра нет возражений, если я по этому вопросу обращусь к британскому премьеру. На эту тему я беседовал с сэром Горасом Вильсоном».

Как известно, в 1937 году Вильсон вместе с Чемберленом немало преуспели в политике «умиротворения» агрессора, уступая Германии одну позицию за другой. Но это не помогло: война разразилась. Все же Плесман не счел свой план снятым с повестки дня. Сразу после 1 сентября 1939 года он предложил голландскому правительству свои услуги в качестве посредника между Берлином и Лондоном. Голландские политики, не чувствуя нависшей над ними угрозы, решили угодить Берлину: Плесман тогда же, в 1939 году, написал Герингу письмо, и сам Гитлер счел необходимым сохранять секретные каналы связей.

На этот раз во имя все той же идеи «нового передела» сфер влияния Плесман представил программу прекращения военных действий. Он предлагал, чтобы Германия отвела свои войска из Польши. Для «поддержания порядка» на польской территории (!) заменить их должны были… бельгийско-голландские полицейские части. Затем должны были начаться политические (в Брюсселе) и экономические (в Гааге) переговоры между Англией и Германией о «новом европейском порядке». Дело приобретало вполне определенные очертания — вплоть до того, что Черчилль (тогда еще не занимавший поста премьер-министра и озабоченный интригами «умиротворителей») счел нужным проинформировать посла США в Лондоне Кеннеди, а тот доложил о голландском посредничестве в Вашингтон.

Однако ни Гитлер, ни Геринг вовсе не собирались уходить из Польши. Поэтому, как ни соблазнительна была перспектива компромисса, зондаж голландского дельца осенью 1939 года не дал практических результатов. Но он был повторен осенью 1940 года! Не последнюю роль в этом сыграла позиция США, президент которых, по словам западногерманского исследователя Бернда Мартина, «принадлежал к числу активных сторонников идеи кондоминиума сильных», то есть соглашения о разделе сфер влияния.

Плесман действовал солидно. Сначала он обсудил свои идеи с голландскими экономистами и дипломатами. Последние посоветовали ему использовать давний канал связи с Герингом. Плесман направился в Берлин, благо в качестве пилота в компании КЛМ служил граф фон Розен — племянник первой жены Геринга. 22 июля 1940 года Плесмана приняли в имперском министерстве авиации. Его собеседниками были ближайшие сотрудники Геринга, пришедшие в полный восторг от плана раздела мира: Американский континент — для США, Британская империя — для Англии, Европа — для Германии. Вслед за этим Плесман был принят Герингом в его загородной резиденции «Каринхалль», а через несколько дней встретился с ним в Гааге.

Плесман настойчиво выдвигал свои предложения и — что небезынтересно! — в качестве важного аргумента приводил экономическое превосходство США, которые внесут свою долю в «кондоминиум сильных». В его меморандуме по поводу США говорилось: «Тесное сотрудничество между Англией и Германией окажет благоприятное влияние на США. Факт для настоящего времени весьма важный. В ноябре этого года состоятся президентские выборы, и станет ясно, в каком направлении пойдет эта великая держава. Роль и цель Америки будут определены на долгие годы, и именно поэтому принять решение нужно сейчас. Ведь если достичь выгодных результатов, то можно будет сдержать враждебное отношение (к Германии. — Л. Б.), нарастающее сейчас в Соединенных Штатах. Наоборот, можно будет создать дух сотрудничества». Плесман ставил весь свой далеко идущий проект в зависимость от позиции США.

Однако Гитлер не собирался прекращать свою агрессию, и компромисс с Англией ему не был нужен. Он собирался поставить Англию на колени и тогда говорить с ней, да и с Соединенными Штатами, другим языком — языком оружия. Геринг отмежевался от голландского дельца, а немецкие оккупационные власти на всякий случай арестовали Плесмана. Очередная попытка сговора потерпела крах.

Но вот пришел решающий для хода второй мировой войны 1941 год; он был решающим и для позиции США в этой войне. С момента нападения Германии на Советский Союз изменился сам характер войны, и перед западными державами, пожинавшими плоды мюнхенской политики, встал поистине исторический вопрос: готовы ли они преодолеть свои антикоммунистические предрассудки и во имя спасения собственных народов объединиться в единую антигитлеровскую коалицию с Советским Союзом?