Высокие вершины крымских гор преграждали путь холодным северным ветрам из степи, так что защищенные южные склоны, обращенные в сторону Черного моря, играли всеми красками и благоухали всеми ароматами Причерноморья.

Четыре всадника на полном скаку появились на холме, у подножия которого желтело пшеничное поле, окруженное виноградником. До берега моря земля спускалась широкими террасами. Холмы высились над виноградниками, которые простирались до самого моря, а на склонах зеленели дубы, буки, грабы, клены, кипарисы, олеандры, мирт и даже тропические пальмы.

Наездники были в военной форме. Судя по тому, как горделиво они сидели верхом, путешествие не сильно утомило их. Один из них подъехал к краю холма. Натянув поводья, он остановил коня, сорвал фуражку и, размахивая ею, воскликнул:

– Здравствуй, Черное море!

Он закрыл глаза и вдохнул соленый морской воздух. Развевавшиеся на ветру каштановые кудри отливали золотом в солнечных лучах. Голубые глаза были почти одного цвета с морем, на которое смотрел офицер. У него были тонкие черты лица, прямой нос, высокие скулы, глубокая ямочка на подбородке. Несколько надменный рот создавал впечатление снисходительности, даже когда он не улыбался. Его усы, как и волосы, были тщательно подстрижены.

– Здесь настоящий рай, Курт Сеит!

Светловолосый офицер, тоже пораженный видом, остановил коня рядом с Сеитом, остальные последовали их примеру. Блондин, несколько более крупный, продолжал:

– Если бы я был на твоем месте, вместо того чтобы мокнуть в Санкт-Петербурге, я бы вернулся на родину и наслаждался этой красотой.

Сеит улыбулся. Офицер, очень похожий на своего светловолосого друга, только более худой, воскликнул:

– Миша, Миша! Санкт-Петербурга больше нет, теперь есть Петроград!

– Знаешь, Владимир, я не могу привыкнуть к этому Петрограду. Кому и по какой причине мог не понравиться Санкт-Петербург? – вздохнул Михаил.

– Ни по какой, кроме того, что это немецкое название.

– Пусть так! Но его использовали столько лет, и до сих пор оно никому не мешало.

– Сейчас мы воюем с немцами, дорогой Миша. Полагаю, тебе не надо об этом напоминать.

Но Михаил был упрямцем:

– Нет, дорогой Владимир. Мне не надо напоминать, особенно в последние дни перед тем, как нас отправят на Карпатский фронт. «Война» теперь последнее слово, которое мне хочется слышать. Просто не могу понять, почему название, которым мы пользовались так долго, нужно менять только потому, что мы воюем с немцами.

Сеит, который до того молча и задумчиво прислушивался к разговору, вмешался:

– Может, они боятся, что немецким названием город будет больше притягивать немцев? Что скажешь?

Все рассмеялись.

На этом объяснения закончились. Сеит нетерпеливо развернул коня и крикнул другу, стоявшему между Михаилом и Владимиром:

– Ну-ка, Джелиль, давай покажем нашим друзьям наш обычай приветствовать гостей! Ты готов?

Джелиль подмигнул и улыбнулся в знак согласия. Его черные глаза, обрамленные длинными ресницами, были слегка раскосы, а когда он улыбался, глаз почти не было видно. Волосы Джелиля были черными как смоль. Курт Сеит с Джелилем церемонно отсалютовали друг другу, затем объехали друг друга кругом. Сеит достал из кармана платок, поднял его и скрылся за деревьями, Джелиль последовал за ним. Остальные бросились следом. Когда они выехали из рощи, Сеит бросил платок. Джелиль, ехавший за ним, придержав лошадь, наклонился в седле и поймал его. Потом вернулся в седло, вскоре обогнал Сеита и на некотором расстоянии бросил платок. На этот раз была очередь Сеита. Через несколько секунд Сеит выпрямился, помахал платком друзьям, а потом скрылся в роще. Остальные, бывшие зрителями этого состязания, пустив взволнованных лощадей вскачь, радостными криками огласили тихую рощу.

Четыре всадника неслись галопом по долинам вдоль моря. Они притормозили, только достигнув главной улицы Алушты. Расположенные на ней дома, окруженные деревьями, утопали в садах. Прохладный весенний ветер в тени приятно освежал после скачки под солнцем.

Миша несколько раз глубоко вдохнул аромат весеннего цветущего сада и проговорил:

– Повторяю, Сеит, тут настоящий рай.

– Вы можете бывать здесь когда угодно. Даже если меня дома не будет, отец и моя семья будут только рады принять всех вас.

– Я запомню.

Тут в разговор вмешался Владимир:

– Друзья, а почему Петр не поехал с нами?

– Не знаю, – пожал плечами Сеит, – он говорил, что ему надо в Москву.

– Ему слишком часто понадобилось ездить туда в последнее время. Не понимаю, что у него там за дела? – В глазах Джелиля появилось удивление.

– Да, он подозрительно ведет себя в последнее время. Отдалился от всех… Все не так, как обычно.

Владимир согласно закивал:

– Да, он стал странным. Я тоже что-то чувствую. А ведь он всегда был с нами близок. Особенно с тобой, Сеит. Вы ведь были как братья. А теперь он ведет себя так, будто все позабыл.

Сеит решил защитить друга:

– Вы слишком суровы к нему. Я полагаю, он страдает оттого, что покинул армию. Он несчастлив, занимаясь делами отца. Наше общество, вероятно, напоминает ему о той жизни, которую он потерял. А его новая жизнь не дает ему возможности быть с нами, как раньше.

Эти объяснения явно не удовлетворили компанию. Джелиль насмешливо скривил губы:

– Пусть так. Но в его глазах что-то изменилось. В Петре появилась какая-то враждебность. Я чувствую что-то сомнительное в нем.

Сеиту не хотелось спорить. Ведь он тоже видел, что старый друг, с которым они были вместе с первого года в училище, странно изменился. Он не хотел говорить никому, что тот принимает участие в митингах с матросами в порту. Впрочем, Петр имел полное право бывать там, где ему хочется. Так что Сеит промолчал.

Обсаженная по обеим сторонам деревьями аллея выходила на большую площадку перед домом с мраморной лестницей, и в центре этой площадки была устроена розовая клумба, выложенная декоративным камнем. Цветущие азалии полыхали в больших мраморных горшках по обеим сторонам лестницы. Плющ и жимолость вились до второго этажа. Высокую входную дверь из резного дерева украшал цветной витраж. В последние часы весеннего дня сад благоухал теплыми манящими ароматами, а деревья, высившиеся над домом, несли прохладу и свежесть.

Молодые люди спешились, когда донесся голос Джемаля-кахьи:

– О, кто к нам приехал? Мой дорогой господин, добро пожаловать домой! Мы так скучали.

Сеит шел навстречу Джемалю-кахье, который бежал к нему с распростертыми объятиями, светясь от счастья. Джемаль обнял Джелиля и вежливо поприветствовал остальных гостей. С тех пор как Сеит видел кахью в последний раз, тот постарел, но еще был в хорошей форме. Подбежали двое молодых конюхов. Кахья приказал:

– Быстро расседлайте лошадей, почистите их и накормите! Конюхи увели всех лошадей в конюшню.

– Скажи мне, Джемаль-кахья, как домашние? Все ли хорошо? – спросил Сеит слугу.

Джемаль радовался, будто встретил родного сына:

– Все хорошо, Курт Сеит! Все в порядке. Твой отец немного постарел, но кто из нас не стареет? Даже твои годы идут.

Когда они, разговаривая, поднялись в дом, то обнаружили, что перед дверью собрались все домашние. Старший Эминов, Захиде, братья и сестры, муж старшей сестры Ханифе, Осман с женой Мумине, Махмут – все торопились обнять Сеита. Они так радовались, словно Ураза-байрам наступил. Джелиль был у Эминовых не впервые. Остальных гостей представили хозяевам, а затем все отправились на веранду, выходившую в сад.

Захиде не могла отвести глаз от сына. Она очень давно не видела его и сильно тосковала. Ей теперь шел сорок второй год, но выглядела Захиде хорошо. Она до сих пор была довольно стройна и даже в чем-то изящна. Кроме нескольких седых прядей, ничто не указывало на ее возраст. Ее старшая дочь Ханифе, цветущая красавица двадцати пяти лет, сидела рядом со своим мужем, на которого смотрела влюбленными глазами. Младшей Хавве только-только исполнилось четырнадцать лет. Несмотря на юный возраст, она уже была достойна слов «прекрасна, как полная луна». Взгляд ее больших синих глаз на белоснежном лице отражал покладистый и добрый нрав, светился счастьем. Из-за присутствия Джелиля и незнакомых молодых людей она волновалась и краснела. Жена Махмута Мумине была высокой белокожей черкешенкой с длинными черными волосами. Сидя на одной скамье с Махмутом, которому только-только исполнилось шестнадцать, она казалась его сестрой.

Мирза Мехмет Эминов сидел в кованом садовом кресле, любуясь своей семьей. Ему уже исполнилось пятьдесят восемь лет. Густая борода и усы совсем поседели. Несколько морщин залегло на лбу и вокруг глаз, хотя он все еще выглядел здоровым, крепким и сильным.

После ухода в отставку он все время проводил у себя в имении с семьей. Теперь он был по-настоящему счастлив. Сейчас он мог заниматься тем, на что не имел времени много лет. Рядом была его семья. Теперь все были вместе. Кроме Сеита. Отец скучал по Сеиту. Он о многом хотел его расспросить. Он собирался поговорить с сыном сразу же после того, как, соблюдая приличия, побеседует немного с гостями. При гостях все говорили по-русски, чтобы не создавать неловкую ситуацию. Мехмет и Сеит говорили на чистом петербургском русском, Михаил и Владимир слушали их. Мехмет Эминов удивился, что Петра нет с ними. Он спросил сына, где же друг, который раньше не раз к ним приезжал.

Сеит многозначительно посмотрел на друзей, чтобы никто из них не заговорил на эту тему, а сам ответил:

– Кажется, ему пришлось поехать в Москву. Он служит сейчас у своего отца, с военной службы уволился. Я думаю, что у него просто нет времени.

Слуга разнес холодный лимонад и домашнее печенье. Про Петра тут же забыли. Эминов продолжал расспрашивать:

– Какие вести о Моисеевых, Сеит? У них все хорошо?

– Они передают тебе привет, вспоминают с любовью и уважением. Этим летом они поедут в Ливадию, так что заедут к нам. Как раз когда мы уезжали, тетя Ольга сказала, что собирается написать маме.

– Люди покидают Петроград, – пробормотал Владимир, подливая себе лимонаду.

Старший Эминов выпрямился в кресле:

– Что, дела действительно настолько плохи?

– Надежды мало, – сказал Михаил. – В Петрограде все печально, он кипит. Москва тоже.

Мехмет откинулся и озабоченно покачал головой:

– Огонь под кипящим котлом разжигали давно. Затем выражение его лица сменилось улыбкой.

– Впрочем, никакие сложности не смогут изгнать людей из Санкт-Петербурга. Этот город имеет свое очарование, и многие влюблены в него.

Сеит подмигнул друзьям и показал на отца:

– Я бы добавил, что мой отец один из таких влюбленных.

– Видишь, Курт Сеит, твой отец, как и я, не пользуется новым названием Петроград, – сказал Михаил.

Было ясно, что он рад найти единомышленника. Эминов засмеялся:

– Мои дела в этом великом городе закончены. Для меня он навсегда останется Санкт-Петербургом. Но для вас он иной, ваше будущее там, так что вы отныне петроградцы.

После столь душевной беседы, сблизившей гостей и хозяев, все отправились в столовую. За обедом говорили о всяких мелочах. Михаил с Владимиром восторгались вкусными блюдами, приготовленными Захиде. Ягненок, зажаренный в тандыре, красовался на большом медном блюде посреди стола. Ягненок всегда был коронным блюдом Захиде, хотя крымскотатарская кухня включает несколько десятков вкуснейших угощений. Глядя на эти блюда, любой бы не смог устоять – даже тот, кто недавно плотно закусил. Старший Эминов предложил гостям домашнюю наливку. Сам он пил фруктовый ликер. После обеда все пошли в гостиную, куда женщины принесли кофе.

В какой-то момент, когда гости были заняты, Мехмет подозвал сына, ласково хлопнул его по плечу:

– Как я рад, что ты вновь здесь, сын! Твой приезд – огромный подарок для всех нас.

Эминов вспоминал свое прошлое и улыбался:

– Но я хочу тебе кое-что сказать. Знаю, ты сам себе не хозяин. Все годы у меня были такие же обязанности на службе. Я хорошо понимаю, как ты живешь.

Было что-то, о чем отец не решался спросить. Наконец он не удержался:

– В твоей жизни уже кто-то появился, Сеит?

– Кого ты имеешь в виду, отец?

– Я не говорю ни о ком конкретно, я спрашиваю тебя. Тебе двадцать пять лет, как раз в этом возрасте я решил жениться на твоей матери.

– Нет, отец! Пока у меня нет никого, на ком я бы хотел жениться.

– Но ведь наверняка есть девушки, с которыми ты встречаешься.

– Конечно, есть… но… не одна, а много.

– Какая-нибудь из них тебе нравится?

Сеит внезапно вспомнил безумное и короткое любовное приключение в Москве. Оказалось, он скучает по той девушке. Во всяком случае, она была единственной, о ком он сейчас вспомнил. Разве случайная связь предполагает тоску?

Думая, что его молчание означает «да», отец спросил:

– Кто она? Мы знаем ее?

– Вряд ли. Она из Кисловодска, дочь Юлиана Верженского.

– Он военный?

– Нет, он занимается горной промышленностью. А вот брат Шуры – военный. Муж ее тети – генерал Африкан Петрович Богаевский, атаман донских казаков.

Мехмету Эминову явно понравилось то, что он услышал.

– Важный человек, очень важный. Он близок к царю Николаю.

Затем Мехмет спросил:

– Какая она, эта девушка?

Воспоминание о Шуре взволновало Сеита.

– Шура красивая. Ее зовут Александра, но она любит, когда ее зовут Шура. Она очень молода.

– Ты не собираешься на ней жениться?

– Жениться? Я еще не собираюсь жениться, папа. Глупо даже думать об этом сейчас, когда я должен отправиться на фронт.

– Хорошо. Только знай: когда ты задумаешься о женитьбе, ты должен найти девушку своего рода, татарку из Крыма. Помни: русские женщины хороши для того, чтобы научить мужчину жизни и любви, но твоя жена должна быть из наших краев.

Сеит кивнул.

Ветви древнего дуба в саду лениво раскачивались от ветра, который заставлял шуршать молодую листву. Ветки иногда касались окон. Сеит, недавно ставший поручиком, вспоминал день обрезания, когда он лежал здесь, в этой самой комнате, и смотрел в сад. Теперь эти дни казались далекими. Чистота юности, волнение отрочества… Что-то готовит будущее? Что изменилось теперь?

Через неделю они уедут на фронт, и никто не знает, что ждет их там. О фронте никто не говорил – все словно условились. Никто не хотел нарушать очарование вечера.

– Сеит, что ты чувствуешь, вернувшись домой? – спросил Владимир, хотя его язык слегка заплетался после утомительного дня, от наливки, свежего воздуха и впечатлений.

Сеит смотрел на дом, на сад, на высокий дуб с ветвями, достигавшими неба, на свою семью, стараясь запечатлеть в памяти мельчайшие детали того, что он видит.

– Чудесное ощущение, – сказал он, – чудесное.

Владимир потерял родителей в очень раннем возрасте. Его растили сестра, которая была на десять лет старше, и ее муж, живший на доход с их фамильного имения на окраине Москвы. Он не занимал высокого положения, но смог сделать свою жену счастливой. Владимир был для него как родной сын, которого он вырастил и дал образование. Несмотря на даримую ему любовь, Владимиру всегда не хватало родителей и семьи, и поэтому теплый весенний вечер в домашнем кругу Эминовых был для него наслаждением. По времени, проведенному в военном училище, Мехмет помнил, что сильнее всех по дому тоскуют те, кто остался без родителей. Ему стало жаль молодого человека, сидевшего напротив.

– Это и твой дом, Владимир.

Владимир с благодарностью посмотрел на Эминова:

– Спасибо, господин Эминов. Я не забуду вашей доброты.

По мере того как разговор становился оживленнее, он все чаще касался войны и революционных волнений в Петрограде и Москве.

Мехмет Эминов грустил, что такие замечательные молодые люди должны через неделю отправиться на Карпатский фронт и, может быть, погибнуть там. Они были такими молодыми и казались такими неопытными. Эминов не мог сдержать беспокойства.

– Чего я не могу понять, – проговорил он, – как можно делить страну на враждебные лагеря в разгар такого национального бедствия, как война.

Миша сказал:

– Когда война началась, все казались едиными, но это длилось недолго. Правительство не смогло использовать преимущества этого положения. Оно пыталось выдавить Думу из политики. Но поражения на фронтах разделили всех.

Все дружно закивали, было ясно, что все согласны.

– Хуже всего то, что разделение наблюдается и в армии, отец.

– Только Витте мог бы помешать всему этому. А о чем, интересно, думает Горемыкин?

Миша ответил на вопрос Эминова:

– Позиция Горемыкина только разжигает ненависть к царю. Все либеральные министры, поддерживающие Государственный совет, были вытеснены. Его не уважают даже монархисты. К счастью, он был вынужден подать в отставку в феврале.

– В самом деле? Я не знал этого. В последнем письме Моисеевых об этом ничего не говорилось.

Сеит откинулся в кресле и громко рассмеялся:

– Мой дорогой отец, отставки в Петрограде происходят быстрее, чем почта приходит в Алушту.

Остальные тоже засмеялись.

– Кто теперь новый везунчик?

– Некто Штюрмер, сударь.

– Штюрмер, это тот Штюрмер, что был камергером двора?

– Да, господин Эминов, он самый.

Эминов покачал головой, подняв брови и поджав губы. Лицо его выказало неудовольствие.

– Я уверен, что в Санкт-Петербурге есть люди, способные на сильные решения. Где они все?

– Можно сказать, что во дворце теперь никому не надо быть умным или знать свое дело, господин Эминов, – сказал Миша.

Тема явно волновала его.

– Мать Миши очень близка к царице, поэтому он хорошо осведомлен обо всех делах, – объяснил Владимир с улыбкой. Но его слова Михаила задели.

– Неужели тебе непонятно, что все эти глупцы собираются разрушить систему? Ситуацию можно было полностью контролировать несколько лет назад, но сейчас возможность полностью упущена. Народ, вышедший на улицы, разбился на несколько враждующих лагерей. Совершенно непонятно, кто друг, кто враг. Даже среди кадетов юнкерского училища есть разногласия. В конце концов во всем обвинят людей на улицах. Все началось с плохого правления. Империя рушится. Война идет. Много солдат, офицеров, простых людей погибло. Мы сами отправляемся заменить тех, кто погиб. Может, мы тоже погибнем, но за кого? За царя или за Ленина?

– Какое это будет иметь значение после нашей смерти? – спросил Владимир.

– Большое значение. Если я умру за Россию, мне не все равно, кто в ней в конце концов станет править. И совершенно не хочется, чтобы правил кто-то из Швейцарии. Так что это имеет большое значение.

Чем больше Михаил говорил, тем больше воодушевлялся. Его лицо раскраснелось. От пригладил волосы рукой и продолжил:

– Даже если мы не погибнем на войне, эти ублюдки никогда не позволят нам жить, как прежде.

Внезапно он ощутил усталость. Он откинулся на спинку кресла. Глубоко вздохнув, пробормотал:

– Как здесь у вас тихо и безмятежно. Тут, наверное, самое безопасное и спокойное место на земле.

– Не думаю, что здесь безопасное и спокойное место, сейчас везде неспокойно, – вздохнул Эминов. Затем он встал: – Я приношу извинения, я не так молод, как вы, мне нужно отдохнуть. Мы продолжим нашу беседу завтра.

Все встали и пожелали ему спокойной ночи.

– Простите меня, господин Эминов, – смущенно сказал Михаил. – Должно быть, из-за меня у вас заболела голова, я расшумелся.

Эминов по-отечески похлопал его по плечу:

– Незачем извиняться, молодой человек, я прекрасно провел время. Более того, запальчивость – это естественное состояние молодости. Не стесняйся быть воинственным, сын мой.

После того как Мехмет Эминов ушел, молодые люди расселись по креслам. Усталось навевала сон, но никто не собирался идти спать. Осман и Махмут, решившие оставить офицеров одних, крепко обняли Сеита.

– Как здорово, что ты здесь, с нами, брат. Как бы мы хотели быть вместе всегда.

Владимир был тронут этой сценой. Он пошутил:

– Здесь и так много людей живет, Курт Сеит, я не думаю, что ты здесь нужен.

– Знаешь, – сказал Сеиту Джелиль, который до тех пор молчал, – я очень хотел бы быть на их месте сейчас. Вместо того чтобы спать с мыслями о карпатских ужасах, я бы обнял свою красивую жену и заснул с ней. Это было бы чудесно.

– Тебе для начала надо обзавестись женой, чтобы было кого обнимать, – улыбнулся Михаил.

– Татьяну, например, – вмешался Владимир.

Джелиль пробормотал:

– Это разные вещи.

– Откуда ты знаешь, ты же не женился.

– Правда, сколько времени вы уже вместе?

Джелиль задумался, прежде чем ответить Сеиту.

– Я думаю, года три, может, больше.

– Она вообще хочет за тебя замуж?

– Татьяна? Не знаю, никогда не чувствовал этого. Я думаю, мы оба счастливы и довольны существующим положением дел.

Михаил обратился к Джелилю:

– Если вы расстанетесь, скажи мне об этом, хорошо?

– Ни в коем случае! – воскликнул Владимир. – Ты что, положил глаз на нее? Михаил, не могу в это поверить.

– Не только я, многие мужчины положили на нее глаз. Не говори, что ты не знал.

Джелиль не обижался на эти разговоры.

– Ну, скажи что-нибудь. Наш друг открыто заявляет о симпатии к твоей возлюбленной, – смеялся Сеит.

Тут уж Джелиль решил встать на защиту своей девушки:

– Не беспокойся, Миша, я не собираюсь ее бросать. Даже не надейся.

– Но ты ведь все равно на ней не женишься!

Джелиль озорно улыбнулся:

– Кто знает, кто знает! Может быть, мы и поженимся.

– Тогда тебе лучше не погибать на поле брани. Я не собираюсь. Кто вернется живым, тот и получит ее.

– Мне кажется, вы оба замечтались, – сказал Владимир.

– Правда, что она самая длинноногая балерина в Императорском балете? – спросил Михаил.

Джелиль так сильно расхохотался, что его узких глаз стало совсем не видно.

– Как вы здесь развлекаетесь, Курт Сеит? – поинтересовался Владимир.

Сеит и Джелиль посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– А что, Сеит, здесь есть место, где мы могли бы с удовольствием провести несколько часов, прежде чем отправимся на войну?

– Если хочешь, можешь провести здесь даже не несколько часов, а несколько дней.

Михаил замахал руками:

– Хорошо бы, но нам двух или трех часов хватит.

– Давайте закончим вечер на этом и немного отдохнем, – сказал Сеит.

– Ты, Сеит, так и не сказал, куда мы пойдем? Есть ли здесь доступные девушки и есть ли среди них прекрасные брюнетки?

Сеит и Джелиль снова рассмеялись. Сеит хлопнул Михаила по плечу и ответил:

– По правде говоря, я не очень-то могу помочь тебе по этой части, дорогой Миша. Будь доволен тем, что дает судьба. Давайте отдохнем и наберемся сил для завтрашнего вечера. Идемте, я покажу вам ваши комнаты.

Молодые люди осторожно, чтобы не разбудить домашних, взяв лампы, поднялись по лестнице на второй этаж. Сеит открыл двери в гостевые спальни и пропустил Михаила и Владимира. Белые вышитые простыни со сладковатым запахом лаванды создавали в комнатах атмосферу покоя.

– Если хотите перед сном помыться, друзья, внизу согрет хамам.

– У меня глаза закрываются, но от турецкой бани отказаться я не могу, – сказал Владимир.

– Мы тоже присоединимся, – сказали остальные.

– Хорошо, встретимся внизу.

Мраморная турецкая парная была размером с большую комнату. В клубах пара виднелись фонтаны-раковины с латунными смесителями для холодной и горячей воды. Блестящие латунные кувшины с чистой водой для омовения стояли по обеим сторонам купальни, а на теплых мраморных полках лежали белоснежные полотенца. Перед каждым фонтаном стояла низкая деревянная скамейка для сидения. Сидеть или лежать можно было даже на мраморном полу, подогреваемом изнутри.

В пузатые мраморные чаши из кранов лилась горячая вода. Лишняя вода стекала на мраморный пол и исчезала. Горячая вода и горячий пол наполнили баню таким густым паром, что юноши с трудом видели друг друга. Тот, кому было слишком жарко, обливался холодной водой, чтобы освежиться.

– Чувствую себя заново родившимся, – сказал Михаил. – Это великое изобретение. Когда-нибудь построю хамам у себя дома.

Владимир лежал на теплом мраморном полу с закрытыми глазами. Сеит тронул его:

– Идем, думаю, тебе будет намного удобнее в постели.

Вымытые, отдохнувшие и свежие, они надели банные халаты, тихо поднялись по лестнице и разошлись по своим комнатам.

В алуштинских краях вековые леса давали прохладу земле, а виноградники спускались к самому синему морю. Солнце почти круглый год ярко сияло, а климат всегда был умеренным. Это создавало идеальные условия для отдыха аристократической публики из Санкт-Петербурга и Москвы, которая стремилась провести лето среди зелени на взморье, на разбросанных повсюду виллах. Виллы отражали социальный статус владельцев. Жизнь наполняла их с мая. Слуги приезжали раньше господ, чтобы подготовить дома, открыть окна, проветрить комнаты, сделать необходимый ремонт и общую уборку. Иногда вместе со слугами приезжали господские дети с гувернантками.

Взошедшее солнце согревало деревья, море и людей, птицы радостно щебетали.

Отдохнув, молодые люди покинули дом рано утром и отправились на лошадях по окрестностям.

Солнце уже припекало, когда они доехали до виноградников. Первый виноградник шел террасой и спускался к самому морю. Внизу стоял садовый домик, скрывавшийся за рощей. Маленький, сложенный из известняка милый домик с чудесным видом на зеленую полосу виноградников и синее море был убран очень просто. На террасе гостей уже ждал накрытый к завтраку стол. Молодые люди спешились, привязали лошадей, вымыли руки водой из колодца и сели. Завтрак был вкусным, а молодые люди – голодными, так что угощение было уничтожено быстро. Среди прочих угощений, незнакомых гостям из Петербурга, на столе стоял вкусный кисломолочный напиток айран – крымские татары делают его из кисломолочных продуктов, разведенных водой с солью.

– Какой ты счастливчик, Курт Сеит! Счастье – быть хозяином таких земель и возвращаться сюда! Я завидую тебе.

– Спасибо, Миша. Эта земля видала такое горе и такие распри в прошлом! Не знаю, что будущее готовит для меня.

– Хватит грустить. Что будем делать сегодня вечером?

– Владимир, ты можешь думать о чем-нибудь, кроме девушек, ради Аллаха?

– Нет, Миша, не могу! С прошлого вечера я думаю только о девушках. Всю ночь мне снились только девушки. Скажи мне, что я не прав! Что же мы будем делать сегодня?

Джелиль подмигнул Сеиту и сказал:

– Что скажешь, Сеит? Зачем ждать до вечера?

Сеит приставил указательный палец ко лбу и сделал вид, будто серьезно задумался. Ему было смешно смотреть, с каким вниманием друзья ждали его ответа. Затем он сказал:

– Почему бы нет? День в нашем распоряжении, ночь тоже, правда?

– Ура-а-а!

Владимир вскочил. Остальные тоже вскочили. В это время к столу с огромным подносом свежих фруктов подошел управляющий, который даже испугался, решив, что молодые господа собираются уезжать, и бросился извиняться за опоздание. Сеит успокоил его, широко улыбнувшись:

– Ничего страшного, Исмаил-эфенди. Мы уезжаем, у нас есть кое-какие дела. Фруктов поедим после, спасибо за заботу.

Они тотчас оседлали лошадей и бросились вскачь.

В лесу, на узкой тропинке, веселую компанию обогнал экипаж. Они съехали на край тропы, пропуская его. Сиденье рядом с возницей было забито чемоданами, саквояжами и сумками, из-за которых было не видно пассажиров. Когда экипаж проезжал мимо, они увидели молодую женщину, сидевшую между двух девочек. Сеит широко улыбнулся женщине. В ответ на его улыбку дама вежливо кивнула. Когда коляска проехала, друзья принялись смеяться над Сеитом.

– Даже посреди леса ты умудряешься найти кокетку, которая отзывается на твои приветствия, Сеит. Правда, сегодня твоя удача, кажется, проехала мимо.

Сеит ответил Мише улыбкой:

– Это не просто удача. Это моя старинная знакомая.

– Мы будем иметь удовольствие встретиться с ней? – спросил Владимир.

– Нет, – сказал Джелиль, похлопав лошадь друга. – К сожалению, у этой красавицы не будет времени встретиться с вами.

– Почему?

– Потому что каждый раз, когда она приезжает сюда, она встречается с Сеитом, и у нее нет времени ни на кого больше.

Владимир не унимался:

– Но кто же она, бога ради?

Джелиль закрыл глаза и, глубоко вдохнув, как будто наслаждаясь ароматом цветка, ответил:

– Лариса, красавица Лариса. Она воспитательница детей Аркадьевых. Ее мать француженка. Она приехала в Россию гувернанткой и поселилась в Москве. Лучшие семьи Москвы соперничают, чтобы нанять ее своим детям.

Затем, показав глазами на Сеита, ехавшего рядом с ним, он добавил:

– Пока домашние не приедут, она нянчится с нашим другом, если он, конечно, здесь.

Все рассмеялись. Сеит покачал головой с деланым негодованием:

– С вами просто невозможно! Поэтому вскоре я вас покину. Михаил решил, что его шутки задели Сеита:

– Ладно тебе, Сеит, брось обижаться! Мы просто смеемся. Куда ты собрался?

Сеит, не говоря ни слова, повернул коня в сторону дома с садом, мимо которого они проезжали, и ускакал. Джелиль со смехом повернулся к обеспокоенным друзьям:

– Не волнуйся, дорогой Миша, он бросает нас не со злости. Это имение Аркадьевых, Курт Сеит просто поехал к своей няне. Так что не волнуйтесь.

– Сеит нашел себе занятие. А нам как быть? – спросил Владимир.

В этот момент Сеит вновь подскакал к друзьям:

– Джелиль, ты знаешь, куда отвести наших гостей.

Затем он повернулся к друзьям и продолжил:

– Доверяю вас Джелилю. Я уверен, вы хорошо развлечетесь. Встретимся позже на ферме, домой поедем вместе. Если мы вернемся порознь, отцу будет трудно объяснить, где я был. Хорошего отдыха.

– Тебе тоже! Будь осторожен, не попадись хозяину.

Они разъехались. Сеит издалека видел, как экипаж подъехал к дому, а сидевшая в нем дама с девочками вышла. Теперь Лариса стояла на лестнице, держа девочек за руки, и смотрела в его сторону. Сеит знал, что она ждет его. Он выехал из-за деревьев, чтобы привлечь ее внимание, затем пустил коня в галоп. Перед домом он остановился и церемонно приветствовал ее:

– Хорошего вам дня!

Лариса, улыбнувшись, ответила ему:

– И вам хорошего дня!

– Я подумал, господин Аркадьев приехал! Хотел выказать ему свое почтение.

Дворецкий и слуги следили за этой сценой с глубоким интересом. Лариса играла свою роль очень талантливо и ответила серьезно:

– Нет, сударь. Ни господин, ни госпожа Аркадьева не приехали. Полагаю, они прибудут сюда дней через десять.

Сеит развернул коня и сказал: – Спасибо, я тогда заеду к ним.

Он кивнул ей и вернулся на аллею за деревьями. Там спешился и ждал. Он видел, как она передала детей горничной. Затем вошла в дом, придерживая шаль одной рукой, а юбку другой, и скрылась из виду. Сеит привязал коня к дереву, вернулся к дому, обошел его сзади и принялся ждать. Все ставни на окнах были закрыты. Несколькими минутами позже одна из дверей, выходивших в сад, со скрипом отворилась. Сеит побежал по цветочным клумбам к веранде, и, как только проскочил в дверь, она закрылась за ним. Окна были плотно занавешены. Ни один луч света не проникал в дом. В почти полной темноте он ничего не видел, но так как был знаком с обстановкой, то не растерялся. Внезапно он почувствовал чье-то дыхание. Не говоря ни слова, Сеит и Лариса обнялись и страстно поцеловались. Он чувствовал тепло ее тела сквозь платье. Внезапно она выскользнула из его рук и прошептала:

– Подожди, Сеит! Подожди немного, мне нужно устроить детей. Откуда мне было знать, в какой момент ты появишься? Дай мне полчаса. Мне надо накормить их и уложить спать.

– А мне чем заняться эти полчаса?

Она кокетливо запустила пальцы в его волосы и взъерошила их. Затем прижалась к нему и прошептала на ухо:

– Я проведу тебя к себе в спальню так, что тебя никто не увидит. Никто в нее не заходит. Как только освобожусь, приду к тебе, хорошо?

Затем Лариса высвободилась из его объятий, на цыпочках пошла к двери, осторожно открыла ее, осмотрелась и вышла. Она вернулась через несколько секунд.

– Быстро! – сказала она. – Давай быстро, иди за мной. Если кто-то выйдет, спрячься в каморку под лестницей.

Наивное волнение Ларисы сделало его тягу к ней невыносимой. В соседней комнате она толкнула позолоченную раму большого зеркала между двумя цветочными вазами, зеркало сдвинулось, открывая секретный ход.

– Иди осторожно, лестница узкая. Поднимешься наверх, первая комната слева. Я поднимусь и открою тебе дверь.

В полной темноте он с трудом поднялся по винтовой лестнице. Пытаясь удержать равновесие и не свалиться, посмеивался сам над собой. Наверху он увидел дверь.

«Наверное, это та дверь, о которой она говорила». Он задержал дыхание и приложил ухо к двери, ожидая сигнала. Никого не было. Он попробовал толкнуть дверь, она была заперта. Он оказался между двумя запертыми дверями, один, на темной лестнице. Как только он начал злиться на себя за это нелепое положение, он услышал приближавшиеся легкие шаги. Сеит ждал, затаив дыхание. Замок повернулся. Внезапно в его голове мелькнула мысль: «А что, если там не Лариса?» Сеит похолодел. Просто сообщить обитателям дома, что он – любовник их гувернантки, было бы не так унизительно, как быть пойманным в темном тайном закоулке дома.

К счастью, худшие опасения не оправдались. После того как дверь открылась, Курт мог войти в комнату. Комната была пуста. Лариса, должно быть, занималась детьми. Непонятно, кто открыл дверь. Сумки и саквояжи Ларисы были распахнуты, ее вещи – разбросаны на кровати. Сеит сел в кресло за ширмой, отделявшей кровать от двери, и принялся ждать. Он был в этой комнате не впервые.

На мгновение он вспомнил о Шуре и попытался сравнить ее с Ларисой, но не смог. Они были столь разными, что сравнивать было невозможно. Лариса была страстной женщиной. Каждое сказанное ею слово, любой ее невинный жест, взгляд ее томных глаз – все в ней выдавало страстную натуру. Сеит не мог понять, почему такая роскошная женщина работала гувернанткой. Как ее вообще могли принять в дом? Может быть, ей удавалось быть другой, занимаясь с детьми.

А вот Шура была милой и домашней, с такой можно прожить жизнь. Присхождение и отцовское состояние дали ей все, что нужно женщине для уверенности в себе: великолепное образование, безукоризненные манеры, аристократическую красоту, на которую заглядывались даже женщины. У мужчин кружилась голова от одного взгляда на нее. Шура не могла соперничать с Ларисой по части уловок для привлечения мужского внимания – да Шуре они были и не нужны. Шура прекрасно сознавала, что она и так в центре внимания, что ею восхищаются и ее обожают, но всегда вела себя так, как будто этого не знала и не придавала этому значения. Это делало ее еще более притягательной. Сеит открыл, что за ее тихой, чопорной, нетронутой красотой скрывается сильная и страстная душа. Он помнил тот день, когда они остались вдвоем.

Шура с ее невинностью была первой женщиной, которая полностью принадлежала ему одному. То, что только он один знал, какая страсть скрывается за ее тихими и мягкими манерами, доставляло Сеиту огромное удовлетворение. Только он, Сеит, знал, что Аллах создал ее для того, чтобы любить и быть любимой.

«Что же будет дальше?» – спросил он себя. Такая красивая девушка наверняка будет окружена сонмом женихов. Он уже злился на них. Оказывается, он впервые ревновал. Это чувство мешало ему. Ему очень хотелось, чтобы она оказалась рядом с ним прямо сейчас. От одной мысли о ней сердце билось быстрее. Он вспомнил ее длинные светлые волосы, и по телу разлился жар, а во рту пересохло. Ему стало нехорошо. Шура нужна ему, как лекарство, но это лекарство было сейчас очень далеко. Он встал и налил из фарфорового кувшина холодной воды в фарфоровую чашу, а затем опустил туда руки. Затем обтер мокрыми руками голову, шею и лицо, чтобы унять жар.

Он, должно быть, провел в мечтах немало времени, потому что от внезапного скрипа открывающейся двери подскочил и даже выглянул из-за ширмы. К счастью, это вошла Лариса:

– Ты здесь, Сеит?

Сеит вышел из укрытия. Она подбежала и прижалась к нему всем телом. Затем она подняла голову и притянула его к себе. Прижала жадные губы к его губам. Она впивалась в него так, будто хотела высосать кровь и жизнь.

«Она идеальна для приятных встреч», – пронеслось в голове у Сеита. Затем он вновь подумал о Шуре. Если бы она сейчас вошла в эту дверь, все было бы иначе. «Она не побежала бы ко мне. Она вела бы себя с достоинством, – подумалось ему. – Она бы подошла медленно, уверенно, ее глаза светились бы любовью, глубокий, проникающий взгляд сулил бы ему чудесные минуты, которые они проведут вместе. Подойдя к нему, она бы закрыла глаза, готовая для поцелуя, и ждала бы, когда он сделает первый шаг». В ее мягком объятии Сеит бы терпеливо ждал чувственной, страстной любви, которой бы они, конечно, занялись.

«О, Аллах, – подумал молодой человек, – я сейчас в объятиях женщины, готовой удовлетворить любое мое желание, а мечтаю о другой, которая так далека».

Лариса, конечно, не могла заменить Шуру, но, по крайней мере, была способна заставить Сеита ненадолго забыть ее. Наконец любовница, удовлетворенная, заснула. Сеит лежал, думая о том, что только что пережил, когда к своему удивлению понял, что пришел в этот дом на свидание с Ларисой, но на самом деле встречался со своей маленькой Шурой и пробыл с ней почти все время. Он думал только о ней, он лег в постель с мыслью о ней. Женщина, дремавшая сейчас рядом с ним, вызвала в нем ощущение, что он предал свою истинную любовь, предал девушку, к которой был глубоко привязан. Да, в лице Ларисы он занимался любовью с Шурой. «Аллах, кажется, я по уши влюбился в Шуру и сам того не понял». Он жалел, что не понял этого раньше.

Ему не хотелось больше оставаться здесь. Боясь разбудить женщину, он осторожно вытащил руку у нее из-под головы, тихо, не качнув кровать, выскользнул, оделся и вышел за дверь. Убедившись, что никого вокруг нет, прошел в тайный ход и спустился по винтовой лестнице. К сожалению, на этот раз никто не мог проверить, свободен ли путь. Из вестибюля доносились громкие голоса слуг. «Должно быть, подъехал другой экипаж», – подумал он. Некоторое время Сеит посидел на нижней ступеньке винтовой лестницы. Все затихло. Должно быть, люди разошлись по комнатам, решил он. Соблюдая осторожность, он вышел тем же путем, что и пришел. Уже сидя на коне, он глубоко вздохнул и расслабился. На улице темнело. Он кинул взгляд на дом. Вероятно, он никогда больше сюда не вернется.

Сеит приехал к домику раньше других. Исмаил вышел поприветствовать Сеита и был удивлен, увидев его одного:

– Здравствуйте, эфендим! Что-то случилось?

Сеит направился на террасу:

– Я говорил тебе, что вернусь поесть фруктов. Вот и вернулся.

Исмаил растерянно посмотрел на него и бросился за фруктами. Сеит сел в кресло, положив ногу на ногу, и крикнул ему вслед:

– Опусти бутылку красного в колодец! Наши друзья вот-вот вернутся.

Исмаил побежал к двери, говоря:

– Да, хозяин! Сейчас, господин.

Лампа на террасе, подвешенная к потолку, давала так мало света, что вечернее небо и море сливались. С виноградников доносилось непрерывное стрекотание сверчков. Легкий бриз освежал. Сеит откинулся в кресле. Необъяснимое беспокойство охватило его. Словно он физически был здесь, а душой – где-то в другом месте. Он не знал, где ему хотелось бы сейчас быть. Он помнил свой приезд с отцом в Санкт-Петербург, первые дни в Коломне, встречу с Моисеевыми, обучение в училище, проводы отца на японскую войну. Прошли годы, он больше не был тем неопытным испуганным мальчиком. Он хорошо знал Петроград и Москву. Он завел много друзей. Дом Эминовых в Петрограде стал местом, где Курт часто проводил время с друзьями или устраивал вечеринки. Здесь, в Алуште, жила его семья. Все были счастливы и в добром здравии. Так откуда эта грусть, эта неудовлетворенность? Откуда холод внутри? Много домов, много людей, много разных обычаев. Отец сказал: «Наслаждайся жизнью, гуляй и веселись, пока тебе не исполнится тридцать, потом женишься на девушке из нашего народа». Сегодня он осознал, что женщина, которую он любит и на которой мог бы жениться, – Шура. Что, если они решат связать судьбу? Его брат женился на молоденькой татарке из хорошей семьи, она сделала его счастливым. И разве сам отец не является ему примером? Даже если отец примет этот брак, сможет ли Шура приехать сюда жить? Может быть, да, а может, и нет. А где бы он сам хотел поселиться? С двенадцати лет он жил во многих местах – у Моисеевых в Санкт-Петербурге, в семейном особняке в Коломне, в Алуште.

– Где мой дом? – тихо спросил он себя.

Исмаил принес сыр, фрукты и каленый горох:

– Вы что-то сказали, господин?

Сеит перевел взгляд со звезд в небе на него и махнул рукой: – Да так, не тебе, Исмаил-эфенди.

Он достал из кармана часы, время было девять. Он нежно погладил стекло. Часы были подарком царя Николая в награду за победу на скачках, которые он выиграл два года назад. Соревнование происходило в Красном Селе. Состязались выпускники школы выездки и военные. Сеит обычно выступал на таких соревнованиях очень хорошо. Он получил несколько медалей и гордился ими. В тот раз сам царь одарил его. Часы были особого рода: он мог носить их также и с гражданской одеждой. Они были золотыми, на длинной золотой цепочке. Под стеклом на эмали рубинами была выложена царская монограмма. Часы вызвали в памяти воспоминание о Петрограде, но легкий бриз со вкусом соли, запах молодого винограда, мягкая плодородная почва под ногами говорили: «Ты принадлежишь нам».

Сеит наполнил бокал домашним вином, охлажденным в колодце, и неспешно выпил. Затем закурил и выпустил дым. Пересмотрев и проанализировав свое положение, он не нашел решения: наоборот, только больше запутался. Как было бы чудесно, если бы Шура была здесь с ним. Все, чего ему сейчас хотелось, – это обнять ее и заснуть. Просто знать, что она рядом, было бы достаточно. Сеит чувствовал огромную тоску и желание соединиться с женщиной, которую, как он понял, он по-настоящему любит. Ему вдруг захотелось бросить все и уехать к ней. Он встал и принялся ходить по саду взад и вперед.

«Вино, должно быть, ударило мне в голову! О чем я только думаю?» – рассердился он на себя. Через три дня ему предстоит путь, из которого, может быть, он не вернется. Что он пытался решить? Где предпочитает жить? В Алуште или в Петрограде?

Топот копыт вернул его к действительности. Друзья наконец-то вернулись. По их смеху Сеит догадался, что они были навеселе. Они подлетели к столу, радуясь как дети.

– Мы и не думали встретить тебя здесь, – сказал Джелиль, затем заметил грустное выражение лица друга и спросил: – Что случилось, Сеит? Ты выглядишь странно.

Сеит разлил по бокалам вино и передал друзьям:

– Со мной все в порядке, Джелиль. Я просто размышлял и обдумывал кое-что.

– Тебе следовало поехать с нами, Курт Сеит, – сказал Михаил. – Мы отлично провели время. Ах, какие тут девушки! Сложены одна лучше другой.

Владимир с закрытыми глазами промурлыкал:

– Я уверен, что Сеит сам отлично провел время. Верно, Сеит? Скажи мне, как поживает твоя гувернантка?

Сеит улыбнулся друзьям. Печаль, которая нахлынула на него, улетучилась.

– Не беспокойтесь обо мне. Лучше расскажите, как провели время. Если вы так довольны сегодняшним днем, у вас есть что рассказать.

Миша кинул дольку яблока в рот, затем подтолкнул Джелиля:

– Расскажи, Джелиль. Расскажи…

Джелиль подтянул кресло к Сеиту и начал рассказывать:

– Мы ездили к Ульяшиным.

– О-о! Теперь я понимаю, почему вы так задержались. Кто там был?

– Все три сестры, а также их новая компаньонка, она сирота. Компаньонка просто красавица.

Показывая на порядком притомившихся от дороги, солнца и выпивки друзей, он сказал:

– Девушки привели нас в восторг. Я представил им наших друзей, и теперь они тоскуют. Так что это сестры Ульяшины виноваты в том, что наши львы в таком состоянии. А компаньонка просто превосходна.

Вино кончилось. Сеит встал:

– Уже полночь. Нам стоит поехать домой.

Михаил дремал. Сеит потянул его за плечо, и тот, подскочив, протянул руки и ухватился за стол:

– Оставь меня, Сеит. Я буду спать прямо здесь. А ты езжай. Его язык заплетался, говорил он с трудом. Друзья помогли ему встать и сесть на лошадь. Сеит подозвал Исмаила-эфенди, вежливо ожидавшего у ворот:

– Спокойной ночи, Исмаил-эфенди. Спасибо тебе за прием. Увидимся позже.

– Спокойной ночи, господин. Хорошей поездки.

Они поскакали к дому, вспоминая развлечения этого вечера. На полпути Сеит съехал с дороги и направил коня в лес, крикнув:

– Давайте этим путем!

– Куда он нас ведет? – спросил Владимир.

– К озеру Карагёль! Черное озеро, – сказал Джелиль.

– Озеро?

– После такого дня это прекрасное средство отдохнуть.

– Ты с ума сошел, – сказал Владимир. – Ночь холодная, и вода, должно быть, ледяная.

– Без отговорок, это часть плана. Если живешь здесь, то должен жить как мы.

Друзья последовали за Сеитом в лес и приехали к маленькому озеру.

– После долгой куртуазной беседы с женщинами и вина это лучшее, что может очистить взгляд и разум, – сказал Сеит друзьям. Он снял с себя одежду и прыгнул в ледяную воду. Джелиль последовал за ним. Остальные, нехотя раздевшись, потираясь и дрожа, ждали на берегу. Их глаза привыкали к темноте. К этому времени луна показалась над деревьями и достигла зенита, лунный свет лился на озеро и деревья, создавая невероятную красоту. Они были посреди заколдованного леса у зачарованного озера. Михаил, хотя еще и дрожавший, был потрясен этой картиной. С громким криком он кинулся в воду. Шум, который его большое тело произвело при падении в воду, разбудил и вспугнул птиц на деревьях и заставил их разлететься в разные стороны с громким щебетом и хлопаньем крыльев.

Михаил крикнул другу:

– Чего ты ждешь, Владимир? Давай же. Они правы, тут восхитительно. Ты заново родишься. Давай.

После купания нагие тела освежил легкий бриз. Они чувствовали себя посвежевшими и здоровыми.

– Теперь мы в отличной форме, как раз для возвращения домой, – сказал Сеит, застегивая рубашку.

– Ты тут постоянно плаваешь, Сеит? – спросил Михаил.

– Да, нередко.

– Но ты, наверное, бываешь здесь только в теплое время года, а еще есть зима.

– Если у нас будет возможность вернуться, мы приедем сюда и зимой и поплаваем с тобой среди льдин, – ответил Сеит, а затем повернулся к Джелилю: – Помнишь ночь, когда мы спали на снегу?

Они оба рассмеялись. Джелиль рассказал друзьям ту историю:

– Как я могу забыть? Однажды ночью мы довольно много выпили. А снега насыпало по шею. Мы с трудом пробрались к озеру. Чтобы протрезветь, ушло много времени. Когда мы приехали домой, все двери были заперты. Майор Эминов, должно быть, решил наказать нас. Заперто было буквально все.

– Нам тогда было всего семнадцать, – вмешался Сеит.

– Ну и что вы сделали? – спросил Владимир.

– А что мы могли сделать? Спали в саду под навесом.

Сеит смеялся так, что слезы навернулись на глаза.

– Снег сыпался прямо на нас, можете представить? Но я не помню, чтобы мне хотелось спрятаться в тепло.

– Что было утром?

– Джемаль-кахья разбудил нас. Мы прошли к себе в комнаты через заднюю дверь, освежились и спустились к завтраку, как ни в чем не бывало.

– Разве ваш отец не понял, что вы недавно вернулись?

– Как не понял? Вначале он сказал: «Я видел, что, когда вы вернулись, на вас было немного снега». Затем, глядя прямо нам в глаза, сказал: «Вы слишком долго гуляли сегодня ночью».

– Никогда не испытывал такого унижения, – вздохнул Джелиль, – но теперь вспоминаю эти старые добрые дни с удовольствием.

– Я уверен, что мы посмеемся над ними еще много лет спустя, – сказал Михаил.

Они переглянулись и повторили:

– Много лет спустя…

В их голосах звучал скорее вопрос, чем обещание.

В тишине и меланхолии, укрывшей лес, еле слышны были голоса последних птиц, возвращавшихся в свои гнезда. Даже сверчки притихли. Серебристый свет луны таял на противоположном берегу озера. В прекрасных алуштинских лесах очередная ночь клонилась к концу.