А между тем пассажирами экипажа, проехавшего навстречу Шуре, были не кто иные, как Сеит, Джелиль и Татьяна. После волнительной поездки в Кисловодск они вернулись в Новороссийск на том же поезде, что и Шура. Однако судьбе было угодно, чтобы за десять дней пути в одном поезде они ни разу не встретились. Может быть, так вышло потому, что они сели на поезд не в Кисловодске, а на следующей станции.

Татьяна Чупилкина ходила в дом Шуры, пока мужчины ждали в гостинице. Дома была только няня. Старая женщина хорошо знала Татьяну по имени из частых писем, которые получала Шура. Однако она могла сказать только то, что Шура незадолго до появления Татьяны уехала из Кисловодска к дяде в Новороссийск. Тогда они наняли кучера и бросились догонять поезд. На этот раз им повезло, и они сели на новороссийский поезд на следующей за Кисловодском станции. За десять дней пути, когда поезд останавливался, Сеит выходил и осматривал столько вагонов, сколько успевал. Не найдя Шуры, он возвращался в свой вагон. Эти поиски, неведомые обеим сторонам, заняли всю дорогу. В личном поезде генерала Африкана Богаевского, в штабе армии освобождения белой России, они нашли хорунжего Степана, с которым ехали из-под Тулы в Ростов. Он пообещал им ждать, не появится ли Шура, и дать знать, если кто-нибудь ее найдет. Они сняли комнату в одной из придорожных гостиниц, недалеко от штаба.

Обеденное меню в гостинице состояло из борща со сметаной и дешевого столового вина, не благородного, но вкусного. После второй бутылки они почувствовали, как их клонит ко сну. Татьяна утешала Сеита:

– Я уверена, Шура неожиданно найдется. Племянница такого большого человека, как генерал Африкан Богаевский, не может раствориться в воздухе. Тебе лучше отдохнуть, Курт Сеит, и надеяться на лучшее.

Он улыбнулся, хорошо зная, что она имеет в виду. Он поцеловал ее в щеку, хлопнул Джелиля по плечу, сказал: «Спокойной ночи», и они разошлись по номерам. Оказавшись в кровати, Сеит осмотрел свою больную ногу и заметил, как она распухла. Было похоже, что он от боли и волнения проведет ночь без сна. Он встал, выпил болеутоляющее, затем закурил сигарету. Он смотрел в окно, разглядывая улицу. Падали снежинки размером с монету. Ветер дул сильно и издавал неприятный звук, когда ударялся в старые рамы. Поезд генерала Богаевского был за снежными сугробами, рядом с гостиницей. Если бы не снег, он мог бы рассмотреть его между деревьями.

Он ужасно тосковал по своей любимой. Он был так близко, но не мог встретиться с ней. Перед этой тоской, казалось, отступали все огромные опасности, грозившие России и ему самому. Лекарство начало действовать. Он разделся и упал на кровать. Позади был очередной трудный и утомительный день. В такие ночи он обычно спал беспокойно, пребывая между явью и сном. Он вновь переживал ту ночь, когда отец поцеловал его на прощание у Моисеевых. Так же, как и тогда, он чувствовал холод. Затем адский жар фронта. Затем друзья, которых он потерял, – те, о ком он горевал, кого он никогда больше не увидит, – прошли перед его взором. Боль в ноге вернулась. Его тело спало, но разум наполовину бодрствовал. Он услышал какой-то шум, явно рожденный не сном. Дверь немного приоткрылась, послышался шепот, дверь закрылась, затем он почувствовал запах цветочных духов, который он так хорошо знал. Что эти духи делают посреди хаоса разоренной страны? Чьи-то нежные, мягкие, теплые пальцы коснулись его лица, теплое дыхание овеяло его губы, превращая ночной кошмар в сладостный сон. Прикосновение пальцев, игравших его волосами, было таким настоящим, запах духов таким реальным… он услышал, как прошептали его имя. Он открыл глаза, полный страха потерять восхитительный сон, и увидел, что прикроватная лампа горит, освещая сидящую на краю кровати молодую женщину. Он мог видеть ее лицо и шею. Ее красивое лицо с тонкими чертами выглядело усталым, грустным, обеспокоенным и счастливым в то же время. Ее полные слез глаза излучали любовь. Эта красивая влюбленная женщина была никто иная, как Шура, его Шурочка, сама, собственной персоной. Не говоря ни слова, они заключили друг друга в объятия. Некоторое время они молчали, не двигались, боясь разрушить волшебство. Оба хотели убедиться, что все это наяву, что они вместе, что они в объятиях друг друга. Может ли это быть правдой? Шура уткнулась лицом Сеиту в плечо, тихо плача. Ее горячие слезы, капавшие ему на кожу, были как капли волшебного зелья, исцелявшего раны. Не обращая внимания на боль в левой ноге, он притянул женщину, которую любил, и крепко прижал ее к груди. Раздвинув сбившиеся светлые волосы, он покрыл ее лицо, мокрое от слез, страстными поцелуями. Когда их губы встретились, они попытались утолить двухлетнюю жажду одним большим глотком. Им было много что рассказать, но их телам и душам сейчас больше нужна была страсть, которая тянула их друг к другу.

Шура сквозь слезы видела тот же взгляд, что и ночью в 1916 году, когда они встретились. Эти блестящие, страстные, полночно-синие глаза смотрели на нее, напоминая об экстазе, который она вновь начинала ощущать. Шура почувствовала, как ее тело задрожало. Ей нетерпелось отдаться человеку, которого она любила. Сеит протянул руку, чтобы расстегнуть ее блузку, она перехватила ее, жарко поцеловала, затем встала. Пока Сеит в тусклом свете газовой лампы следил, как ее тело медленно превращается в обнаженную статую, мучившая его боль отступила. Кости и мышцы больше не болели. Его конечности, его вены, его нервы были готовы вернуться к жизни, наполнившись кровью. Раздевшись, Шура распустила длинные волосы, легла рядом с ним и прижалась к нему всем телом. Ее прикосновение заставило его тело напрячься, как струну. Он был возбужден с головы до кончиков пальцев ног. Их сердца стучали от страсти так, будто они занимались любовью впервые. Они начали заново знакомиться с телами друг друга, телами, которые они не видели так долго. Он мягко целовал и ласкал все ее тело, затем сделал это снова с большей страстью, на которую она отвечала. Затем они слились воедино. Они пожирали друг друга. Когда они в первый раз достигли экстаза, огненный и бурный акт стал актом утоления жажды, насыщения голода, удовлетворения тоски. Затем они повторили все снова и снова, каждый раз с большей страстью. Часами, без конца Сеит ласкал и страстно целовал каждую часть ее тела, каждый его изгиб, каждую складку, творя самую восхитительную, самую потрясающую любовь в своей жизни.

Затем, удовлетворенные и возрожденные к жизни, они уютно лежали рядом и перечисляли события, произошедшие с ними, пока они были далеко друг от друга.

После того как Шура встретилась с дядей, хорунжий Степан Милович нашел возможность передать ей сообщение о Сеите. Шура попросила его помочь ей сходить в гостиницу, где остановились Сеит и его друзья. Ей хотелось ехать прямо среди ночи. Услышав, что Сеит совсем рядом, она чуть не сошла с ума от желания видеть его, ничто не могло ее остановить. Милович сдался, и вот она здесь, с любимым, но ей надо возвращаться в ее апартаменты в поезде. Им надо было быстро решить, что делать.

– Я думаю, мы задержимся здесь на несколько дней, – сказала Шура. – Затем мой дядя собирается отправить меня в Крым. Он считает, что там безопаснее.

– Ты поедешь в Крым? Так это великолепно! Это значит, ты едешь туда же, куда и мы.

– «Мы»?

– Да, Татя, Джелиль и я.

Шура чуть было не закричала: «Это правда, Сеит? Они тоже здесь?»

Она давно не была так счастлива. Смеясь, она прижалась головой к груди Сеита. Она целовала глубокую ямку на его подбородке. В первый раз с тех пор, как она покинула дом, она чувствовала себя в мире с собой.

С первыми лучами солнца Шура встала и оделась. Они еще раз страстно поцеловались, затем она ушла. Он следил в окно и видел, как она уходила в сторону генеральского поезда. Он ущипнул себя, чтобы убедиться, что она не видение, вызванное болью, лекарствами и давней страстью. Нет, она не была видением. Остались знаки, доказывающие, что эта фантастическая ночь была реальностью. Запах Шуриных цветочных духов все еще витал в воздухе, в складках простыни затерялась ее заколка. Он поднял ее и прижал к губам. Он подумал, что это, должно быть, знак провидения, кысмет.

В течение нескольких следующих дней, пока они оставались в Новороссийске, они виделись несколько раз. Татьяна могла посещать Шуру в ее личном купе в поезде Африкана Богаевского, и они выходили на прогулку. Любовники встречались во время этих длительных променадов.

Однажды утром, когда Шура считала минуты до своей прогулки, перед ней появилась не кто иная, как ее сестра Валентина. Сестры обнялись со слезами радости.

– Тиночка! Я так скучала по тебе, Тиночка! Когда ты приехала, как ты добралась? Расскажи мне все.

– Я приехала этим утром, догадайся, кто еще здесь.

– Мама?

Валентина взяла ее руку в свою:

– К сожалению, дорогая, не мама, но люди, которых ты будешь счастлива увидеть. Константин и Владимир, они оба здесь.

Шура издала еще один крик радости. Барон Константин фон Юргенсбург был женихом Валентины. Второй, Владимир, старший из братьев, заслужил чин капитана во время войны. Они не видели его уже долгое время. Он должен был присоединиться к генералу Африкану Богаевскому. Шура радостно захлопала в ладоши:

– Где они сейчас? Когда я смогу их увидеть, Тиночка?

Валентина бросилась на кровать и вытянула ноги:

– Подожди минуту, Шурочка, не будь такой нетерпеливой. Ты сама проехала по этой дороге. Ты знаешь, как это утомительно. Дядя Богаевский тоже выделил им купе. Они должны вымыться и отдохнуть.

– Прости, Тиночка, я слишком разволновалась. Вы проехали весь путь вместе?

– О нет! Я встретила их здесь. Ты знаешь, как судьба играет с людьми.

Шура покраснела. Неужели сестра знает о ее похождениях? Нет, это не может быть правдой.

– Да, ты права.

Шура рассказала, как она добралась до Новороссийска. Валентина начала слушать внимательно, но так устала, что быстро задремала. Шура укрыла ее одеялом, поцеловала и на цыпочках вышла.

Когда она встретила Сеита, она поделилась с ним хорошими новостями. В тот день она вернулась в поезд, проведя не так много времени с Сеитом, как хотела бы. Целую неделю девушки, их брат и барон наслаждались обществом друг друга в поезде генерала Африкана Богаевского. Наконец, барон Константин и Владимир уехали, чтобы присоединиться к своим частям на фронте. Поскольку Шура не могла надолго оставлять Валентину одну, ее визиты в гостиницу для встреч с возлюбленным стали реже.

Ходили слухи, что фронт приближается с каждым днем. Военачальники опасались, что Кавказ скоро падет перед красными.

Неделю спустя Валентина услышала, что ее жених где-то поблизости. Они с Константином уже давно собирались пожениться, но вначале смерть Юлиана Верженского, а затем война и разразившаяся революция помешали семейным планам. Влюбленные уже три раза отменяли свадьбу, и теперь барон был рядом – можно было пожениться, но Валентина хотела не просто выйти замуж, но отпраздновать полноценную свадьбу. Она чувствовала, что нынешняя встреча может стать для них последней.

Недалеко от расположения части барона находилась красивая церковь, которая могла послужить прекрасным местом для романтической церемонии с братьями по оружию, держащими сабли над головами новобрачных. Она вымолила у дяди разрешение отправиться к Константину на фронт. Риск был очень серьезным, но генерал Африкан Богаевский не устоял перед слезами Валентины. Кроме того, он не хотел, чтобы всю оставшуюся жизнь его укоряли за излишнюю суровость к молодым влюбленным в такое опасное время. Он смягчился и отпустил ее в сопровождении трех доверенных лиц, чтобы она в безопасности доехала до части Константина и там вышла за него замуж, став баронессой фон Юргенсбург.

Тем же вечером генерал Африкан Богаевский со штабом уехал в Новочеркасск. Вагон Шуры был отцеплен и оставлен на рельсах под охраной небольшого отряда. Штаб должен был вернуться следующим вечером.

Но прошло пять дней, а о дяде не было никаких вестей. Шура ужасно беспокоилась. Когда она встречалась с Сеитом, то плакала. Молодой человек ласково обнимал ее:

– Не плачь, дорогая. Ты знаешь, война сейчас очень близко. Дороги могут быть даже хуже, чем когда мы приехали. Может быть, обратный путь перерезан. В эти дни нужно быть готовым ко всему. Разве я не здесь, не с тобой? Ну, не плачь. Мы можем подождать их несколько дней, если хочешь. Затем решим, что делать. Чем раньше мы поедем в Алушту, тем лучше.

Шура подумала, что в последнее время становится привычным терять близких людей, может быть, навсегда. Единственное, что ей оставалось сейчас, – молиться.

Следующие дни не принесли никаких новостей. Сеит и Джелиль регулярно получали сведения от офицеров. Было ясно, что ситуация ухудшается. Большевики наступали на юг, сжигая, убивая и грабя. Берега Алушты были далеко, поэтому казались безопасными. Может, еще не поздно отправиться туда. Сеит объяснял это Шуре. Он, безусловно, не мог оставить ее здесь. Она со своей стороны не хотела расставаться со своей семьей.

В один из этих дней он пришел к себе в гостиницу, погруженный в эти размышления, и застал Шуру у себя в комнате, сидящей перед огнем. Ее глаза распухли от слез. Увидев его, она бросилась ему на шею и обняла его.

Им не нужно было слов – он хорошо понимал ее тревогу. Он страстно поцеловал ее, затем взял за руку и усадил рядом с собой.

– Шура, дорогая, я задам тебе тот же вопрос, который задавал себе сам. Хорошо подумай. Мне нужно возвращаться в Крым, в Алушту. Я не верю, что мы можем спасти великую Россию. Но, может быть, мы можем спасти Крым. Многие беглецы отсюда сейчас собираются там. Я уверен, что многие из тех, кого ты ищешь, сейчас находятся именно в Крыму.

Шура, не ответив ему, молча указала на свои саквояжи. Она давно приняла решение, а как только приняла, собралась и пришла к нему. Сеит вытер ее слезы и взял ее руки в свои.

Той ночью они набросали план действий. Следующим утром, до рассвета, они вчетвером – Сеит с Шурой и Джелиль с Татьяной – взяли экипаж и поехали в сторону Екатеринодара. Дорога прошла без приключений. Приехав туда, они нашли корабль до Феодосии. Судно как раз собиралось отплывать, и капитан согласился взять их на борт. Похоже было, что удача повернулась к ним лицом. Условия путешествия нельзя было назвать комфортабельными, скорее грустными, но на это теперь никто не обращал внимания. По крайней мере, они медленно, но уверенно продвигались к своей цели и в открытом море никто не останавливал и не проверял их. По сравнению с поездкой на поезде от Кисловодска до Новороссийска это судно было раем. Каюта, которую они разделили, была в тысячу раз лучше, чем вагон товарного поезда.

Корабль был набит до отказа. Даже верхняя палуба была заполнена. Некоторые люди спали прямо в спасательных шлюпках. Черное море бушевало, холодный ветер так свирепо нес снежные хлопья, что приходилось прятаться. Всех мучила морская болезнь. Люди страдали, но не боялись. Любые трудности были проще, чем страх за жизнь. Сеит тайком приплатил главному стюарду, чтобы получить относительно комфортное место.

Когда они сошли на берег в Феодосии, их качало и шатало. Они провели ночь в гостинице, чтобы собраться с силами. Горячая ванна, обильная еда и хорошее крымское вино сотворили с ними чудо и вернули их к жизни.

Сеит хотел быть уверенным, что решение Шуры не принято под давлением. Он не хотел, чтобы она строила планы, о которых когда-нибудь может пожалеть, опьяненная часами любви. Если она передумает сейчас, будет еще не поздно. Он сказал ей это, когда они отправились в гостиничную постель. По ее голосу он понял, что ударил ее в самое сердце.

– Ты не хочешь меня?

Сеит обнял ее:

– Конечно, я хочу тебя, дорогая, но я не хочу, чтобы ты пожалела о своем решении, когда мы приедем в Алушту.

Сеит держал ее за плечи. Она взяла его за руку, поднесла к губам и поцеловала. Затем она тихо сказала:

– Ни о чем я никогда не пожалею, Сеит, ни о чем.

После этого она с кошачьей мягкостью повернулась и прижалась к нему всем телом. Сеит теперь хотел впитать в себя это чудесное тепло, так что он крепко обнял ее. Им больше не было нужды ничего говорить. Они оба знали, чего они хотят. Как чудесно было то, что они хотели одного и того же.