Пока Сеит и Джелиль торопились к винограднику, тень вылетела из темноты и постучалась в дверь маленького домика Исмаила, заставив находившихся в нем вскочить в страхе. Исмаил-эфенди спрятал Шуру и Татю в маленькой спальне. Когда они ушли туда, он запер за ними дверь. Дверь скрывал ковер, Исмаил развязал веревку, державшую ковер. Тот развернулся, полностью спрятав дверь. Затем старик закрыл дверь в гостиную и вышел к наружной двери. Осторожно он спросил:

– Кто там?

– Это я, Махмут.

Как только старик открыл дверь, Махмут ворвался внутрь, оттолкнув его.

– Где брат Сеит? Он уже ушел?

Исмаил-эфенди, боясь юношеского безрассудства, сказал:

– Потише, молодой господин. Они ушли, сказав нам, что скоро вернутся. Мы ждем их возвращения в любую минуту.

– Отчего ты уверен, что они вернутся?

– Это то, что они нам сказали, поверьте, это все, что я знаю. Махмут знал о комнате за ковром. Он поднял его, открыл дверь и ворвался туда. Женщины, испуганные громким разговором, сжались на диване, держа друг друга за руки. Когда они увидели Махмута, Шура почувствовала облегчение. Она отпустила руку Тати и встала:

– Ах! Махмут, слава богу, это ты. Мы так испугались.

Махмуту стало неудобно за шум, который он поднял. Он вежливо поздоровался с женщинами и спросил:

– Давно брат Сеит ушел?

От волнения Шура давно утратила ощущение времени. Она сказала:

– Может быть, с час назад или немного больше. Что случилось?

Махмут сел на край дивана:

– Ты видишь, он уже уехал, не взяв меня с собой.

И зарыдал.

Шура все поняла. Она теперь была одна. Совсем одна. Мужчина, которого она любила, ушел, даже не попрощавшись с ней. Она прикоснулась к плечу молодого человека, надеясь, что ответ развеет ее худшие страхи. Мягким голосом она спросила:

– Откуда ты знаешь, что он уехал, Махмут? Что он сказал тебе?

Махмут посмотрел на нее мокрыми глазами. Шура была тронута. Ей было так жаль этого мальчика, что она забыла о собственной проблеме. «Его детское одиночество горше, чем моя брошенная любовь». Она тронула его голову рукой и погладила волосы:

– Может быть, ты ошибаешься?

– Нет, я все слышал.

Она села рядом с ним и слушала.

– Я слышал, что Джемаль-кахья говорил отцу. Этой ночью Сеит отправился к берегу, чтобы сесть на корабль и уплыть из России. Я все слышал. Я бежал, чтобы присоединиться к нему, но… – его голос стал почти неслышным, – но он уже уехал, я не смог увидеть его.

Шура чувствовала, как правда, которой она так долго старалась избегать, теперь резала ей сердце на куски. Она посмотрела на Татю, которая была поражена не меньше Шуры. Могли ли обещания, данные ей любимым, быть обманом? Ведь Джелиль сказал:

– Мы вернемся, Татя, дорогая, поверь мне. Я очень люблю тебя.

Он не мог так лгать. Татьяна встала и подошла к Шуре:

– Они не могли уехать. Они вернутся. Я знаю.

– Они уехали, Татя, и бросили нас.

Слезы мешали Шуре видеть. Она вытерла их и пообещала себе больше не плакать. Если это ее судьба, она должна вынести ее стоически, подумала она. Но ее сердце не могло обмануть. Внезапно она спросила Махмута:

– Ты знаешь, как они собирались уехать?

Махмут выпалил все что знал:

– Я слышал, что они собирались уехать на корабле капитана Татоглу.

– Кто этот Татоглу?

– Он занимается перевозкой соли в порту. Он турок из Синопа, но обосновался здесь.

– Ты узнаешь Татоглу, если увидишь его?

– Конечно, узнаю.

Шура внезапно преобразилась. Она перестала жалеть себя. Она уверенно упаковала несколько своих вещей в чемодан, вытащила из-под кровати сумку, в которой лежали ее пальто и муфта. Она была готова ехать.

– Не будем терять времени, Махмут. Ты сказал, в полночь, не так ли?

Молодой человек смотрел на нее в изумлении.

– Да, я точно слышал, в полночь, но Сеит уехал уже некоторое время назад, может быть, он уже на борту.

Он запнулся, затем продолжил:

– В порт трудно пробраться. Большевики повсюду. Может быть, Татоглу уже покинул порт. Это очень опасно, очень…

– Мы оба хотим присоединиться к Сеиту, верно? Так что стоит рискнуть, Махмут!

Молодой человек был поражен ее смелостью и целеустремленностью. Он вскочил, просияв:

– Вы правы, идемте.

От волнения они не заметили, что Татя даже не шевельнулась. Выходя, Шура повернулась:

– Чего ты ждешь, Татя, пойдем!

Голос Тати был тих и мягок. Она приняла решение:

– Я остаюсь, Шурочка. Давай прощаться.

Шура не могла в это поверить. Она поставила чемодан и взяла ее за руки:

– Что ты говоришь, Татя, они уехали, ты что, не понимаешь? Если мы можем догнать их, надо сделать это сейчас, а то будет поздно. Это наш последний шанс, Татя.

Шура держала подругу за плечи и пыталась вырвать ее из отрешенности, встряхивала ее, но безуспешно. Время уходило.

Татя знала, как тяжело Шуре оставить ее. Поцеловав подругу в щеку, она сказала все тем же тихим голосом:

– Не беспокойся за меня. Я знаю, Джелиль вернется. Я не знаю про Сеита, но Джелиль обещал мне и сдержит обещание. Я буду ждать его. Когда бы он ни вернулся, он должен найти меня здесь.

Они обнялись, заплакали. Татя пыталась улыбнуться:

– Ты знаешь, я всегда думала, что такие прощания только на сцене бывают. Не могла и вообразить себе, что у себя в театре репетирую будущую драму своей настоящей жизни.

Своими тонкими пальцами балерины она поправила несколько выбившихся Шуриных локонов. Они поцеловались.

– Береги себя, Шура, красавица, будь очень осторожна. Если сможешь, напиши мне как-нибудь обязательно.

– Ты тоже! Татя, береги себя. Я никогда тебя не забуду.

– И я не забуду тебя. Ты знаешь, я счастлива, что ты уезжаешь.

Шура вышла. Жена Исмаила-эфенди дала ей большой крестьянский платок. Благодаря платку ее можно было принять за крестьянку. Махмута и Шуру проводили со всеми мусульманскими благословениями и молитвами.

Не прошло и десяти минут после ухода Шуры и Махмута, как Сеит и Джелиль вернулись. Татьяна бросилась Джелилю на шею:

– Я знала это… Я знала, что ты вернешься. Слава богу, ты здесь.

Джелиль чувствовал, насколько его любимая была напугана. Настало время рассказать ей о том, что он никогда не покинет ее, что решил остаться с ней в России. Он только подумал об этом, как услышал голос Сеита:

– Где Шура?

В голосе звучало нетерпение.

– Шура с Махмутом пошли искать тебя.

Сеит не верил своим ушам.

– С Махмутом? О Всемогущий Аллах! Они смерти ищут? Куда именно они пошли?

– Они думали, что ты отправился на корабль, Сеит. Они решили присоединиться к тебе.

Сеит заметался по комнате, как пойманный лев. Затем взял себя в руки, остановился, вынул золотые карманные часы и проверил время. Часы вернули его в тот день, когда он лично получил их от царя. Он закрыл глаза и потряс головой, чтобы отогнать воспоминания. Время убегало. Он посмотрел на Джелиля. Джелиль прочел его мысли и ответил:

– Успокойся.

– Если что-то случится с ними, я никогда себе не прощу, Джелиль. Я не могу оставить их.

Затем Сеит вспомнил о еще большей опасности:

– Я не знаю, что делать, Джелиль. Оружие должно быть отправлено этой ночью. Юсуф сказал, сегодня последняя ночь, когда он может помочь нам. Если все раскроется, они наверняка казнят моих отца, мать – всю мою семью. И слуг тоже!

– Хорошо, Сеит! Тогда начинай погрузку, а я отправлюсь за Шурой и Махмутом. Я не думаю, что они ушли далеко.

Сеит с благодарностью посмотрел на друга.

– Я все равно остаюсь здесь, у меня полно времени, – продолжал Джелиль. – А тебе надо считать минуты. Для тебя каждое мгновение дорого!

Они обнялись.

– Начинай погрузку, брат мой. Телеги уже готовы. Не жди нашего возвращения. Не беспокойся, все будет в порядке.

– Так мало времени, такая жалость… – прошептал Сеит.

– Жизнь полна сюрпризов. Когда-нибудь, может быть, у нас будет возможность посидеть, поговорить, вспомнить… Будь очень осторожен, Сеит, очень осторожен. Я не знаю, встретимся ли мы еще, я беспокоюсь за тебя.

– И я за тебя, Джелиль. Не жди утра, чтобы уйти, – чем быстрее вы с Татей затеряетесь, тем лучше.

Затем Сеит попросил:

– Когда найдешь Шуру, скажи ей все, что я собирался сказать ей сам.

Он взял свой чемодан и передал его Джелилю:

– Отдай ей. Там драгоценности. Это поможет ей какое-то время. Лучше всего ей было бы присоединиться к вам двоим. Я вверяю тебе свою любовь, брат мой, а себя – Аллаху.

Потом он обнял Татьяну:

– Прощай, Татя, заботься о Джелиле, пусть Аллах никогда не разлучает вас.

– Ах, Сеит! Ничто не будет прежним без тебя.

– Ничто больше не будет прежним, милая Татьяна, даже мы уже не те.

Его глаза встретились со взглядом Джелиля. Несмотря на справедливость приговора их бывшему другу, убийство есть убийство, и они чувствовали его тяжесть на своих плечах.

Джелиль ушел искать Шуру и Махмута, Сеит начал работать, перенося оружие с помощью Исмаила-эфенди, его сына и двух работников. Телеги подогнали к задней двери сарая. Исмаил шепнул что-то крестьянину и повесил торбы с овсом на шею лошадям.

Вначале они выстелили дно телег листьями. Затем загрузили два слоя ящиков с оружием, на них поставили ящики с виноградом, поверх накидали лоз и виноградных листьев и связали все пеньковыми веревками. Затем смазали колеса и оси оливковым маслом. Все это они делали в полной темноте. Сын Исмаила стоял на стороже, прислушиваясь к малейшему шороху.

Наконец телеги были готовы. Сеит переоделся в крестьянскую одежду. Он встал на колени и положил ладони на землю. Она была мягкой и теплой. Он будет тосковать по ней. Он зачерпнул ее горсть и дал ей просыпаться сквозь пальцы. Казалось, сама его жизнь протекает сквозь пальцы.

Три телеги везли урожай с виноградников по холмам Алушты к порту. Крестьянин на месте возницы низко натянул шапку, чтобы меньше показывать лицо. На нем была грубая рубашка, большие штаны, потертая обувь, от его рук пахло землей, он ничем не отличался от местных крестьян.

Даже хорошо смазанные колеса все же производили шум, катясь по сухим листьям, сучкам и веткам. Сеиту казалось, что Шура вот-вот покажется. Может быть, он сделал ошибку, не желая взять ее с собой? Его мысли прервало появление четверых всадников. Начиналось главное испытание. Взгляд Сеита искал Юсуфа. Он натянул вожжи и остановил телегу. Двое всадников подъехали к нему.

– Эй! Куда ты собрался? В такой час нельзя ездить, ты что, не знаешь?

Юсуфа среди всадников не было. У Сеита вспотели ладони. Он задержал дыхание, опасаясь, что волнение и дрожь в голосе могут его выдать. Все пошло не так. Человек был здоровенным. Его лошадь с трудом несла его. Он хлопнул Сеита по плечу:

– Как нам приучить крестьян носить повязки?

Товарищ здоровяка ответил насмешливо:

– Может быть, они хотят повязать их на свои шеи. Ха-ха-ха… что скажешь на это?

Его смех напоминал хохот гиены. Он вытащил саблю:

– Что здесь? Куда направляешься?

– Телеги гружены виноградом, в порт едем.

Здоровяк спросил:

– Кто тебе приказал ехать в порт, мужик? Куда весь этот виноград везешь без моего ведома, а?

Возницы остальных телег дрожали в ужасе. Они боялись, что их тоже станут допрашивать. Сеит спрыгнул с телеги. Другой всадник упер саблю в грудь Сеита:

– Стой, где стоишь. Открывай эти ящики, посмотрим на виноград.

Сеит открыл ящики. Всадники спешились и принялись выбрасывать из них виноград. Уничтожив первый ряд, взялись за второй. Нежные грозди муската давились сапогами.

Один из всадников сплюнул на раздавленные грозди и вытер слюнявый рот ладонью:

– Кому, свинья, ты везешь этот груз?

Сеит понял – это конец. Даже если его не опознают, он будет казнен как крестьянин, тайно перевозивший виноград. Он посмотрел на возниц. Ему было стыдно перед ними.

– Дай им уйти. Это я взял виноград. Они невиновны.

Большевик засмеялся:

– Почему? С чего это? Они что, последние возницы в России? Что с того, что на двоих станет меньше?

Внезапно послышался топот коня, летящего во весь опор. Сеит не поверил собственным глазам. «Аллах хранит меня!» – сказал он себе. Это был Заркович. Юсуф, казалось, не обращал внимания на Сеита.

– Привет, товарищи, что случилось?

Остальные поздоровались с ним. Было видно, что они относятся к нему с уважением.

– Мы перехватили контрабандистов, – сказал здоровяк.

Юсуф посмотрел на Сеита, как будто видел его впервые. Он спросил:

– С какого виноградника едете?

– С виноградника Эминовых… – сказал Сеит первое, что пришло в голову.

– Эти виноградники больше не принадлежат Эминовым. Они отошли к советскому государству.

Юсуф повернулся к «своим»:

– Все в порядке, товарищи, я в курсе. Груз должны отправить в Одессу. Дайте им пройти.

Затем Юсуф объехал вокруг телег и воскликнул:

– Черт возьми! Что вы сделали с государственной собственностью? Вы ответите за этот ущерб, Тавридис!

Всадники растерялись.

– Все в порядке, – сказал Сеиту Юсуф. – Проезжайте.

Сеит взобрался на свое место на телеге. Юсуф подъехал к нему и посмотрел на море. Он достал сигарету:

– У тебя есть спички, товарищ крестьянин? Покурить надо. Сеит взглянул в его глаза с благодарностью. Он вынул спички, чиркнул и зажег сигарету старому другу.

Юсуф крикнул:

– Поехали!

Капитан Татоглу Осман, который ждал у берега, увидел вспыхнувший на секунду свет, это был сигнал двигаться к месту встречи. Оказавшись на берегу, Сеит остановил телегу. Все также остановились. Он осмотрел берег, никого не было. Облака, закрывавшие луну, на мгновение расступились и дали Сеиту возможность увидеть корабль. Он позвал своих людей и дал им последние указания. Он говорил приглушенным голосом:

– Отнесите ящики вон туда. Поняли?

– Да, господин.

– Я пойду к причалу. Как только я буду готов принять их, я зажгу спичку. Если вы кого-нибудь увидите и почувствуете опасность, уходите. Вы меня не знаете, ясно? Теперь прощайте. Спасибо за все.

– Да пребудет с тобой Аллах, Курт Сеит, доброго пути.

– Вам тоже, друзья.

Сеит помахал своим людям. Он двигался легко, это было место его детских игр. Ветер нес волны на прибрежные камни, где они разбивались с шипящим звуком. Он повернулся спиной к ветру и чиркнул спичкой. Он слышал, как судно приближается. Оно будет здесь через пару минут. Корабль бросил якорь в нескольких метрах от берега, возле старого причала. Два матроса, один из которых был племянником капитана Татоглу, с помощью Сеита начали перетаскивать груз на борт. Глубина была примерно по колено. Иногда волны окатывали их по пояс. Погода начала меняться. Черное море всегда непредсказуемо. Темные облака предвещали дождь. Люди Сеита работали хорошо, телеги опустели быстрее, чем он ожидал. Возницы развернули лошадей и уехали. Все было сделано вовремя. Сеит пошел к судну. Уже на борту он услышал, как его позвали по имени. Он повернулся. Он узнал этот голос. Его младший брат Махмут бежал вниз по холму, падая, скользя, кувыркаясь:

– Стой! Брат Сеит, стой!.. Я иду.

Еще раз упав, он вскочил и побежал с криком «Брат! Подожди меня! Я с тобой».

Сеит забыл про судно, про груз, про команду:

– Сюда, Махмут!

Наверху холма появилась группа всадников, которые открыли огонь.

– Спаси меня, Сеит, спаси меня!

Звуки ружейных выстрелов смешались со звуками моря. Сеит спрыгнул с корабля, достиг берега и начал взбираться на холм к брату, который был всего в двадцати – двадцати пяти метрах. Он крикнул, чтобы ободрить Махмута:

– Не оборачивайся! Я здесь, беги!

Ветер раздвинул облака, и лунный свет залил холм. Сеит видел, что Махмут приближается. Наконец юноша раскрыл руки, чтобы обнять брата:

– Ты здесь, Сеит, ты не уехал…

Его радостный крик сменился стоном. Ноги Махмута подкосились.

– Махмут, мальчик мой, дорогой мой брат… Махмут обмяк в руках Сеита. Он был мертв.

Курт Сеит заплакал как ребенок.

Он не помнил, как вновь оказался на борту. Судно уже двигалось в Черное море. Это было старое медленное судно – с грузом оно стало еще медленнее. С трудом оно преодолевало крупные волны. Как оно сможет пересечь Черное море, гадал он. Шум со стороны порта привлек внимание капитана. Несмотря на потрясение, Сеит приказал матросам, у которых были ружья:

– Один на корму, остальные на правый борт.

Матросы были всего на несколько лет младше него. Они были худыми, но здоровыми и проворными. Морская жизнь сделала их гибкими и бесстрашными. Они немедленно заняли свои позиции. Осман Татоглу прилагал весь свой опыт, чтобы удержать судно против огромных волн. Он знал, что стоит ему принять хоть одну волну на борт – суденышко пойдет ко дну. Старый турок яростно ругался:

– Прокляни вас Аллах, московитские свиньи. Прокляни вас Аллах. Пусть Черное море сожрет вас, по воле Аллаха.

Шум моря и выстрелы сливались. Направляя судно прямо на волну, капитан кричал, адресуя свою ругань большевикам:

– Вы ублюдки, покарай вас Аллах, вы бродячие псы. Я лучше пойду ко дну, чем сдамся вам.

Затем крепко ухватился за штурвал:

– Аллах Всемогущий!

Штормовая погода помогла им. Катера мотало по волнам еще более нещадно. Вскоре преследователи начали отставать, и суденышки, одно за другим, скрылись из виду. Теперь посюду было только бушующее море.

– Хвала Аллаху! – возопил Татоглу.

Берега Алушты размылись. Сеит впивался в них взглядом, чтобы запечатлеть их в памяти. В одно мгновение они вовсе скрылись из виду. Все было кончено. Алушта, его родной город, исчез, как исчезает пена. Все эти годы казались сном. Может быть, они действительно были сном? Он проснется утром и поймет, что все пережитое было сном. Может быть, Алушты никогда не существовало. Может быть, Курт Сеит никогда не жил. А как насчет других? Все, кого он любил, не могут быть сном… Дрожь пробирала его тело до костей.

Сумасшедший ветер унялся, пенящиеся волны ушли, море заметно притихло. Татоглу появился на палубе. Он был возбужден.

– Курт Сеит Эминов, господин, Аллах защищает нас. Что это было, господин? Как мы избежали такой беды?

Сеит попытался улыбнуться:

– Ты был великолепен, Татоглу, ты лучший капитан, которого я знаю! Никто другой не смог был удержаться на плаву в таких условиях. С более слабым капитаном мы давно были бы на дне моря.

Татоглу был горд. Он был хорошим моряком и знал это, но услышать похвалу от Курта Сеита Эминова ему было очень приятно. Он скромно ответил:

– Не за что, господин, не за что.

Татоглу был родом из лазов – племени, живущего на южных берегах Черного моря. Лазы – прекрасные мореходы. Он хорошо знал эти места. Он гадал, что Сеит собирается делать дальше.

– Господин, я не хочу быть назойливым, но мне интересно, есть ли у вас какие-нибудь знакомства в Синопе?

– Много лет назад моя тетя уехала туда, выйдя замуж за турка, но мы давно уже не общались с ней. Я не знаю даже, где она сейчас. Прошло много лет.

– Не беспокойтесь, господин, Турция – это ваша родина, неважно, есть ли у вас там родственники или нет.

– Родина? – спросил Сеит. – Земля, где я не был рожден, не вырос, о которой ничего не знаю. Как она может быть моей родиной?

Капитан показал на груз и продолжил:

– Если бы вы знали, господин, как сильно ждут этот груз. Вы сделали нелегкую работу, но, когда вы увидите радость, с которой вас встретят, вы забудете о своей боли.

Татоглу вздохнул:

– Людям в Турции очень тяжело, господин. Мужчин в домах не осталось. Призывают в армию с восемнадцати лет. Как только человек попал в армию, его отправляют на фронт. Война превратилась в бойню. Ничего не осталось от великой и церемонной Османской империи, о которой нам рассказывали отцы. У нас большая беда. В Синопе вы сами увидите все своими глазами. Люди обрадуются нашему появлению. Как только корабль пристанет к причалу, будет такой праздник!

Капитан подумал, что, может быть, надоел Сеиту своей длинной речью:

– Господин, почему бы вам не поспать немного. Впереди долгий путь. Черное море кажется бесконечным.

Сеит пожал ему руку:

– Спасибо, Татоглу, ты и твоя команда сделали большое дело. Я никогда вас не забуду.

Капитан ответил с улыбкой:

– Не стоит благодарности, господин. Но мне горько, что мы не смогли спасти вашего друга.

– Он не просто мой друг, – сказал Сеит, глядя в сторону далекого берега, и добавил шепотом: – Он был моим братом, Татоглу, моим братом…

Голос Сеита прервался, горло перехватило.

– В глазах Аллаха он стал мучеником, господин, и заслужил Его милость, – сочувственно сказал капитан. – Да ниспошлет Аллах вам терпение, господин! Что тут еще скажешь?

Это было правдой, что еще тут можно было сказать?

– Ах, господин, с такой болью хочется одиночества, я знаю это слишком хорошо. Я буду в рубке. Если вам что-нибудь понадобится, просто кликните. Вам дать одеяло? Становится холодно.

Сеит, погруженный в свои мысли, не хотел больше говорить. Не о чем было говорить. Отныне он окружен чужими людьми. То, что он им расскажет, покажется им сказками. Никто здесь не разделит его ностальгию, никто не отзовется на его воспоминания. Его печаль и его веселье для слушателей будут выдумками. Он был, по сути, беглецом из империи, разрушенной войной и революцией, в другую империю, опустошаемую войной.

Волна ударила в борт и пробудила его. Мягкое одеяло окутало его плечи, укрыв от ветра. Он повернул голову, чтобы поблагодарить Татоглу, но нет, это не могло быть правдой! Наверное, бродя по воспоминаниям о прошлом, он сошел с ума. Он не мог проглотить комок, не мог даже вдохнуть. Он хотел потрогать эту галлюцинацию, ощутить ее. Лицо было скрыто в темноте, но Сеит узнал бы эти очертания, фигуру, плечи где угодно. Она с трудом стояла на раскачивающейся палубе. Протянув к ней руку, он прошептал ее имя:

– Шура, Шурочка, дорогая моя!..

Женщина, присевшая рядом, была не иллюзией. Сеит внезапно почувствовал, как все утраченное им вернулось, Россия здесь. Молча он притянул ее к себе, вдохнул ее запах. От ее теплой шеи шел нежный цветочный аромат. Он глубоко вдохнул, стараясь впитать его. Женщина положила голову ему на грудь, он зарылся лицом в ее волосы. Его Шура была здесь. Вместе с ним. Луна освещала их лица и их руки. Сеит чувствовал, что все потерянное им воплотилось в Шуре. В ее густых светлых волосах он видел пшеничные поля, в синеве ее глаз – водопады алуштинских лесов. Она была единственной, кто верил в него. Она была его прошлым, его детством, его молодостью, его любовью, его семьей, единственным человеком, который знал его. Она была его утраченной Россией. Он сжал ее сильнее. Целуя ее заплаканное лицо, он не мог сам сдержаться. Мужчины никогда не плачут, солдаты никогда не плачут, но Курт Сеит Эминов плакал от всего сердца.