30 августа 1923 года было трижды знаменательным днем. Это был день мусульманского праздника жертвоприношения Курбан-байрама, на который принято, чтобы богатые резали ягнят и раздавали мясо беднякам. Согласно исламской традиции, этот праздник был посвящен памяти пророка Ибрагима-Авраама, готового принести собственного сына в жертву Аллаху, который смилостивился и заменил сына жертвенным ягненком, сохранив ребенку жизнь.

В этот самый день двумя годами ранее Мустафа Кемаль Ататюрк победил при Думлупынаре в решающей битве войны за независимость и рассеял греческую армию, поддерживаемую Антантой, провозгласив Турецкую Республику. Так что еще это был и день победы.

Свадьба в такой важный праздничный день заставила Мюрвет разволноваться. В этот день она выходила за Сеита. Конечно, она старалась держать себя в руках по той простой причине, что обычаи не позволяли девушкам проявлять нетерпение и желание выйти замуж.

В этот день в доме Мюрвет прошла религиозная церемония бракосочетания, которая была проведена местным имамом. После этой церемонии женщины ушли в другой дом, предоставив мужчинам возможность веселиться и наслаждаться приготовленными им угощениями и напитками. И даже после всего этого Сеиту еще было нельзя видеть свою жену.

Ради ночи хны женщины перешли в дом соседки Назире-ханым. Та была известна в округе как «госпожа придворная». Прослужив почти всю жизнь во дворце султанской дочери Наджийе Султан, она вышла на пенсию с хорошим приданым, в которое входило роскошное имение и множество слуг. Назире-ханым позволила им использовать свой дом на свадьбу, и Эмине не могла нарадоваться. Особняк придворной дамы был намного лучше, чем ее маленький скромный домик. На ночь хны Назире-ханым дала Мюрвет поносить ее расшитый серебром и золотом кафтан «биндаллы» из зеленого шелка. К нему шел головной убор, украшенный серебряными монетами, и широкий серебряный пояс. Когда на ее ноги надели бархатные башмачки с красными помпонами, Мюрвет показалось, что она стала принцессой из «Тысячи и одной ночи». Ее длинные волосы были сплетены в толстые косы и спускались по плечам к талии из-под шелкового шарфа, приколотого к головному убору. На всех гостьях также были специальные наряды для ночи хны из собственного приданого или взятые напрокат в свадебных магазинах на Крытом рынке. Но, конечно, никто не мог сравниться с Назире-ханым и Мюрвет.

Назире-ханым приготовила для церемонии главный зал своего особняка. Большой стол был накрыт несколькими сортами шербета, мороженого, лимонада, сладостей, халвы. Две музыкантши играли музыку на уде и кануне – лютне и цитре, – сидя на диване на зарешеченном балконе, а гости им подпевали. Грустные старинные песни чередовались с веселыми народными мелодиями. Под музыку некоторые гостьи надели колокольчики на пальцы и, используя их как кастаньеты, вскочили, начали танцевать, устроив хоровод с Мюрвет в середине, пока другие хлопали в ладоши. Все были в восторге.

Когда настало время для нанесения хны, музыка остановилась. Гостьи сели в круг на ковер посреди зала, Мюрвет усадили в центр. Служанка поднесла Назире-ханым кувшин хны, та взяла немного зеленоватой массы и, шепча молитвы, нанесла ее на ладони Мюрвет, сжала ее пальцы в кулак и перевязала платком. Она поцеловала Мюрвет в лоб и встала. Теперь была очередь других женщин, которые хотели покрасить руки свадебной хной. Потом вечер продолжился – с музыкой, песнями и танцами.

Когда женщины вернулись домой в предрассветный час, мужской праздник тоже уже закончился, при этом в доме и саду царил полный разгром. Не осталось ни одной чистой тарелки или стакана. Столы и в саду, и на кухне были завалены объедками. Так что ночью Эмине и Мюрвет было не до отдыха, уборка продолжалась до рассветного призыва муэдзина к молитве. Мюрвет казалось, что мать время от времени ругается сквозь зубы.

На следующее утро закололи двух баранов. Мясо одного раздали соседям, а другого приготовили к вечернему пиру. Эмине надеялась, что ее родственники, особенно новые, которые остались на ночь, помогут ей. Вместо этого почти все гости пошли на ярмарку, где праздновали Курбан-байрам, и хлопоты оставили на мать с дочерью. После обеда всем гостьям предстояло идти в турецкую баню на ритуал осмотра невесты.

Эмине вымоталась:

– Я не знаю, как все устроить и успеть. Помоги нам Аллах. Мюрвет трудилась, как пчела, работая быстро и молча.

Дом, который тщательно прибрали накануне, был вычищен еще раз, окна снова были вымыты, ковры вытряхнуты, мраморный вход отполирован. Свежий кофе был нажарен и размолот на ручной мельнице, светильники наполнены. На постель Мюрвет постелили белые вышитые простыни. Сатиновые покрывала и подушки цвета меда были приготовлены к свадебной ночи. Эмине и Хаккы сочли, что Мюрвет не годится переезжать в дом Сеита в Бейоглу, и попросили молодоженов остаться в их доме, пока не подберут лучшего места. Для них Бейоглу был районом гяуров, неверных. Там происходило все неприличное, греховное. Сеит, похоже, согласился пожить в их доме некоторое время.

Мюрвет в последний раз поправила кровать и отошла. Постель своей юности она теперь будет делить с мужем. Ее лицо покраснело. Она была еще не готова к таким мыслям. Было приятно принимать ухаживания, получать дорогие подарки, любить красивого жениха на расстоянии, но она не имела представления, что делать, когда они останутся вдвоем. Она не знала ничего о женитьбе. Быть с незнакомым человеком в комнате? В кровати? Что делать? Как укрыться от него? Никто никогда не рассказывал ей об этом. Она хорошо помнила пощечину матери, которую получила несколько лет назад за вопрос об этом, и с тех пор не спрашивала. Может быть, что-то выяснится после свадьбы. Голос матери вырвал ее из задумчивости:

– Мюрвет, Мюрве-ет! Девочка моя, где ты? Погладь скатерти. Гости уже собираются. У нас нет времени.

Столы в саду расставили снова, покрыли скатертями. Мюрвет набрала две вазы роз из сада. Яркие цветы так красиво контрастировали со снежно-белыми скатертями, что она замерла в восхищении.

Родственники вернулись с ярмарки в приподнятом настроении как раз тогда, когда мать и дочь заканчивали готовить закуски. Соседские женщины пришли каждая с сумкой турецких банных принадлежностей. После обеда дамы вызвали фаэтоны и поехали в хамам Чагалоглу.

Посередине женской бани стоял огромный мраморный камень. Женщины собрались вокруг него, большей частью нагие или обвязав вокруг тела банную простыню-пештамал. У всех на ногах были высокие деревянные башмаки, украшенные чем угодно, от кожи до серебра, в соответствии с материальными возможностями хозяйки. Они мылись в курнах – мраморных раковинах, сидели на горячих мраморных лавках и терли друг друга рукавицами из рогожи. Затем налили холодной воды и перешли в прохладное отделение хамама. В этом отделении делали массаж. Посещение бани всегда было важным общественным событием для всех женщин квартала, поскольку на еженедельных встречах можно было обсудить новости или просто посплетничать. Для женщин это было большим развлечением.

Но тот день был совсем особенным. Женщины столпились вокруг Мюрвет. Воском они очистили все ее тело от волос, затем растерли ее рукавицами из рогожи. Лежа на горячем камне, Мюрвет чувствовала на себе взгляды множества глаз, и ей было неловко. Но какая разница? Такой праздник бывает раз в жизни. Почему же ей не привлекать внимания? Это совсем неплохо. Лежа на горячем мраморе, Мюрвет отдалась опытным рукам массажистки, которая трудилась над ней, пока все ее тело не стало красным от жара и растирания. Затем подруги поставили ее перед мраморной чашей и вымыли ей волосы не один, а два раза, уложили в узел на голове, затем еще раз вымыли ее всю. От всех омовений хна с ее пальцев и ладоней не смылась.

Наконец женщины вернулись домой. Волнение Мюрвет уже достигло предела. Настало время надеть свадебное платье. Пока остальные родственницы помогали Эмине на кухне, невестка помогала ей одеться. Мюрвет надела длинные нижние рубашку и юбку, которые сама сшила из белого хлопка и вышила по бокам. Это совсем не походило на тонкие шелковые чулки и кружевные подвязки, которые прислал ей Сеит, но ничего не поделаешь.

Свадебное платье разложили на кровати. Мюрвет боялась даже прикоснуться к нему, чтобы ничего не случилось с красивой тканью. Сеит прислал белый тонкий шелк и кружева на воротник и рукава, платье Эмине сделала по модели, которую дала Назире-ханым. Туфли из белого сатина с бантами и высокими каблуками тоже были подарком от жениха.

Мюрвет села перед зеркалом. Лишний румянец на ее лице скрыли пудрой. Затем подвели глаза тушью. Заплели ей волосы в две косы, уложили в шиньон. Фата, спускавшаяся до пола, была сделана из тех же кружев, что и платье. Когда Мюрвет увидела себя в зеркале, то была так счастлива, что чуть не заплакала. Мелиха поправляла все снова и снова, все время приговаривая наговоры от сглаза.

Со свадебной тиарой была отдельная история. Те, что Эмине могла себе позволить взять напрокат, не подходили к настоящему шелку и кружевному платью. Прокат тех, что ей нравились, стоил далеко за пределами ее скромных возможностей. Один из родственников знал ювелира на Крытом рынке, тот помог им и дал на день простую, но красивую тиару с настоящими самоцветами. Когда тиару надели ей на голову, Мюрвет решила, что она выглядит красивее и богаче, чем любая невеста на фотографиях в журналах. Мелиха открыла дверь, хлопнула в ладоши и объявила:

– Входите, входите и полюбуйтесь на нашу красавицу невесту!

Затем вернулась и обошла вокруг Мюрвет, которая все еще стояла перед зеркалом.

– Прочь дурной глаз, машаллах! Что за счастливчик этот Сеит!

Мюрвет застенчиво улыбнулась:

– Мне тоже повезло.

– Конечно. Ни у кого из нас не было такой красоты, такого свадебного платья, таких украшений, колец. Ты как будто невеста паши. Машаллах!

Может быть, в этих похвалах было немного зависти, но Мюрвет знала, что эта зависть была доброй.

Внезапно комната наполнилась женской частью семейства. С криками восхищения женщины вывели ее из комнаты, поддерживая юбку и вуаль, и усадили на софу в гостиной. Затем они расступились и рассматривали ее, как живую куклу. Фатийе и Неджмийе, которые привыкли видеть сестру за грязной работой, не могли поверить в ее превращение в сказочную принцессу. Эмине смотрела на дочь с гордостью. Мюрвет, ее старшей дочери, которая годами была ее главной помощницей, было всего шестнадцать, она еще была ребенком, не успев толком пережить юность, а теперь сразу становилась женщиной. Хотя сердце матери болело от этих мыслей, с этим ничего уже было не поделать. Мать молилась только, чтобы Мюрвет жила с мужем счастливо.

Теперь наступил черед завязать пояс на талии невесты. Это была обязанность мужчины в доме. Так как Хаккы был старшим, он взял широкую красную ленту, перевязал талию Мюрвет, завязал в узел, затем развязал его. Затем еще раз повторил это, в третий раз завязал узел и отступил. Затем вперед вышла Мелиха и развязала узел, передав пояс Эмине, которая отблагодарила невестку деньгами.

Наконец двери открыли для всех, и друзья, родственники, соседи – все сошлись посмотреть на невесту, сидевшую на софе, и угоститься шербетом, лимонадом и сластями.

Смотрины продолжались до позднего вечера. Вечером в доме остались только близкие родственники и вновь начали собираться остальные мужчины. Столы были снова накрыты едой.

Мюрвет, которую отвели в дом наверх, ждала с нетерпением. Слыша смех в саду, она хотела оказаться среди гостей и присоединиться к веселью, увидеть мужчину, который будет в ее постели в брачную ночь. Но обычаи есть обычаи, и ей не оставалось ничего, кроме как ждать.

Темнело. Зажгли лампы. Должно быть, разливают ракы, подумала она, потому что смех и шум стали громче. Мюрвет подобрала юбку и вуаль и подошла к окну. Из-за тюлевых занавесок она смотрела на толпу. За столом сидели три незнакомца, один из которых, должно быть, был Сеит, но они вновь сидели спиной к ней. С другой стороны стола сидели девушки.

«Это нечестно!» – подумала она. Это была ее свадьба, а веселились все, кроме нее. Она вздохнула и вернулась к софе. Стояла жара, не шевелился ни один листик на деревьях. Она достала платок и обмахнула шею. Разве не лучше было бы сидеть за праздничным столом в красивом свадебном платье?

После ужина люди встали из-за стола, мужчины удалились в сад, женщины собрали посуду и навели порядок. Мюрвет покинула свой пост у окна, опасаясь быть замеченной, и заняла свое место на софе как раз вовремя, дверь открылась и вошла Мелиха.

– Как ты, дорогая Мюрвет? Идем, пора в комнату невесты. Мюрвет пошла за ней, стараясь придерживать платье и вуаль. Хотя она была в собственном доме, в собственной комнате, она совсем растерялась. Она не могла найти дорогу, не знала, что делать, как делать. Мелиха отвела Мюрвет в ее комнату и усадила на тахту, украшенную пологом. Она опустила вуаль Мюрвет так, что та скрыла ее лицо. Из-под тонкой кружевной вуали и расшитого полога над кроватью она только смутно видела дверь.

Через несколько минут после того, как Мелиха ушла, дверь открылась снова. Мюрвет так волновалась, что казалось, будто сердце сейчас остановится. Но, наоборот, оно заколотилось еще сильнее, чем когда-либо. Она почувствовала себя лучше, увидев, что это снова Мелиха, на этот раз с двумя молитвенными ковриками в руках, которые она положила один рядом с другим на пол с мужской стороны кровати, тщательно выровняв их в сторону Мекки. Когда она удалилась, вошли двое мужчин. Они выглядели похожими. Один из них, должно быть, ее муж, подумала она, но который, она от волнения не поняла.

Мужчины вместе совершили намаз. Закончив молитву, они встали, поклонились в сторону Мекки, затем отошли, оставив немного денег на молитвенных ковриках. Один из них дружески потрепал другого по плечу и вышел из комнаты. Она решила, что это был шафер, а оставшийся, очевидно, – ее муж. Она почувствовала слабость. От того, что теперь она осталась наедине с мужем, ее сердце сжалось. Она сидела замерев, сжимая платок. В это время тихо вошла Мелиха, собрала молитвенные коврики и деньги, передала их кому-то за дверью, затем подошла со стороны Мюрвет, подняла ее и подвела к Сеиту, который стоял и ждал. Она соединила руки молодоженов и покинула комнату. Мюрвет уперлась взглядом в свою юбку, ее лицо покраснело. Она не могла унять дрожь рук и ног. Сеит стоял, ничего не делая и не говоря, держа ее за руки, дожидаясь, пока девушка привыкнет к его прикосновению. Когда шум снаружи утих, он медленно поднял ее вуаль. Затем достал из кармана браслет, который купил, чтобы по обычаю подарить невесте, когда впервые увидит ее лицо. Ее запястье было таким тонким, что ему пришлось застегнуть браслет повыше. Краем глаза Мюрвет с восхищением рассмотрела золотой браслет, украшенный бриллиантами. Сеит улыбнулся, надевая его. Ему понравилась застенчивость девушки, ее скромное и испуганное поведение. Он легонько взял ее за подбородок и заставил поднять взгляд и посмотреть на него. Когда их глаза встретились, сердце Мюрвет замерло. В глубине синих, как море, глаз Сеита сиял огонь. Она никогда не видела ничего подобного. Его улыбающиеся губы под ухоженными усами шептали вещи, которых она никогда не слышала.

Ее дрожь нарастала, она больше не могла держаться, ее ноги подкашивались. Силы покинули ее.

Сеит увидел, что его маленькая жена еще красивее, чем он себе представлял. Ее высокие скулы, ее стройная фигура, ее раскосые глаза, смотрящие с невинностью ребенка, околдовали его. Он был уверен, что она не знает ничего о мужчинах и о брачной ночи. Осторожно, чтобы не испугать ее, он положил ее вуаль и тиару на столик перед зеркалом. Затем он поднял на руки ее дрожащее тело и пошел к кровати. Мюрвет боялась упасть в обморок или что кровь снова польется из носа. Боясь посмотреть вверх на мужа, она рассматривала свое платье, чувствуя жаркое дыхание Сеита на волосах, на лбу, на щеках. Затем она впервые услышала его голос:

– Мурка… моя маленькая Мурка…

* * *

За первую неделю замужества Мюрвет по уши влюбилась в своего мужа. Он тоже любил ее, но не все было хорошо. Несмотря на старания обеих сторон, постоянно возникали проблемы, в основном из-за их различного образа жизни, культурных традиций и привычек, разделявших их.

Первая проблема возникла из-за нижнего белья. Мюрвет неделями трудилась, чтобы сшить себе и мужу хлопковое белье, которое Сеит не носил и не позволял носить ей. На следующий день после брачной ночи Сеит убрал всю стопку, лежавшую в ногах кровати. Он вообще не носил пижаму. Мюрвет тревожилась, боясь, что кто-то может войти в комнату. Сеит сказал ей со смехом:

– Любой входящий в мою спальню должен быть готов увидеть меня в любом виде. Пусть это знает любой, кто собирается войти сюда.

Конечно, Мюрвет не могла передать родным такое сообщение.

Пару дней спустя после свадьбы Сеит пришел домой с грудой пакетов. Он схватил Мюрвет за талию и жадно поцеловал. Эмине и Хаккы это не понравилось, это было ясно по взглядам, которыми они обменялись. Это заставило и Мюрвет стесняться открыто выражать чувства к мужу. Вместо того чтобы ответить на его поцелуй, она отстранилась. Сеит выглядел озадаченным. Он передал ей пакеты:

– Это все тебе, Мурка, пойдем наверх.

– Ох… я как раз собираюсь накрывать на стол, Сеит.

– Сделаешь и это, но позже. Пойдем наверх. Поговорим, пока я переодеваюсь, расскажешь мне, как провела день.

Мюрвет посмотрела на мать. Эмине недовольно сказала:

– Иди с мужем, Фатийе накроет на стол.

Сеит взял ее за руку, и они пошли наверх, где он страстно поцеловал ее.

– Хочешь посмотреть, что я купил тебе?

Мюрвет улыбнулась:

– Конечно, хочу.

– Тогда открывай пакеты.

Сеит снял рубашку, накинув полотенце на плечи, начал бриться, уголком глаза следя за тем, как она разворачивает пакеты. Затаив дыхание, она смотрела на появившиеся из них чулки тонкого шелка. Шелковые панталоны, трусы, бюстгальтеры черные, белые, кремовые, синие, всех возможных цветов лежали грудой перед ней.

– Сеит, какие красивые вещи, – пробормотала она.

– Тебе нравится?

– Очень.

– Отлично. Тогда отныне я не хочу, чтобы ты носила этот хлопок с резинками. Ты будешь носить это, ясно?

Хотя он и был ее мужем, она не могла преодолеть свою скромность в таких делах. Она покраснела и утвердительно кивнула.

Когда они спустились вдвоем вниз, семья уже села ужинать. Сеит сказал мягко, но насмешливо:

– Простите за опоздание, я не знал, что вы так торопитесь есть. Лично я считаю неприличным ужинать небритым…

Мюрвет показалось, что от злости у Хаккы скрипят зубы.

После ужина они удалились в свою комнату. Еще не успели они лечь в постель, как услышали снизу крики. Хаккы и Мелиха орали друг на друга во все горло. Сеит выбежал из комнаты в одних трусах. Мюрвет последовала за ним и увидела брата и невестку, ссорившихся в коридоре. Эмине пыталась унять ссору.

Мелиха, крича изо всех сил, нападала на мужа, как кошка, кровь сочилась у нее из губы. Эмине пыталась успокоить Хаккы, который держал жену за плечи и тряс ее как сумасшедший. Сеит закричал на Хаккы:

– Оставь ее, Хаккы! Разве так обращаются с женщиной? Отпусти ее.

Эмине вмешалась, чтобы покончить с ссорой. Но удар, который Хаккы предназначал жене, попал ей по лицу. Пожилая женщина вскрикнула и упала на пол со стоном. Мелиха воспользовалась замешательством, чтобы убежать в свою спальню и запереться. Сеит упал на колени и помог теще, ругая Хаккы.

– Ты что себя позоришь? Что ты за человек? Посмотри, что ты наделал.

Эмине не могла встать на ноги. Сеит поднял ее и понес наверх, Мюрвет принесла воду и одеколон, они ждали у постели, пока старушке не будет лучше.

Наутро Сеит встал раньше других и собрался по делам. В дверях он поцеловал жену на прощание:

– Мурка, я хочу на ужин легких закусок и ракы.

Он погладил ее по голове и закончил:

– Я привык к такой еде, мне тяжело есть каждый день суп на ужин.

Мюрвет сказала об этом матери. Эмине, похоже, забыла, кто спас ее накануне вечером.

– Закуски, а? Ракы, да? Мы два дня ели и пили! Этого что, недостаточно? У нас есть на что покупать все это каждый день? Если он привык к этому, пусть покупает сам! Мне что, заботиться о зяте в таком возрасте?

Мюрвет, как замужняя женщина, не желала сносить ругань. Не говоря ни слова, она занялась своими делами. Нужно было постирать, так что она собрала грязное белье со всех комнат и снесла его в прачечную комнату. Она прокипятила белье, но свои шелковые чулки вымыла руками, чтобы не повредить тонкую ткань. Случайно вошла Эмине и увидела чулки, ее глаза широко распахнулись.

– Что это?

Она явно впервые видела такое.

– Это белье, мама.

Эмине взяла бюстгальтер в руки и внимательно его рассмотрела, покачивая головой:

– О нет… Ты это называешь бельем? Почему бы тебе не носить то, что мы сшили для тебя?

– Мой муж купил это для меня, мама.

– Конечно! Кто же еще такое тебе купит? Ты слышала, чтобы кто-то носил такой позор? Ни одной замужней женщине в голову не придет надеть это. У людей больше нет стыда. Ты только посмотри! Фу, гадость!

Продолжая говорить, она перебирала вещи одну за одной:

– Лучше убери их куда подальше. Если ты наденешь все, что он купил тебе, он сделает тебя грязной женщиной, дешевой шлюхой.

Она ушла за покупками, взвинченная. Мюрвет была очень расстроена. Теперь ей нельзя было носить ничего из того, что муж купил ей, нельзя было порадовать мужа. Но мать, конечно, лучше знает. Конечно, Мюрвет не хотелось выглядеть дешевой шлюхой. Покончив с домашними хлопотами, Мюрвет приняла ванну и надела старое белье.

Сеит хотел участвовать в расходах на хозяйство дома, в котором теперь жил. Он спросил Османа, чем бы он мог помочь, но услышал, что в таких случаях лучше не вносить свою долю деньгами, а делать время от времени покупки и подарки. Сеит уже начал уставать от обычаев в этом доме, потому что они сильно отличались от того, к чему он привык, но тем не менее старался не задеть чувства домашних. Он последовал совету Османа и не вкладывал денег в общий бюджет, стараясь делать каждому домочадцу дорогие подарки. Таким образом он надеялся, что выполняет свои обязанности, и ожидал, что этого достаточно. Но что-то было не так. Он чувствовал, но не мог понять что. Приходя домой вечером, он приносил ракы, колбасу, сыр и жареную рыбу, всякие деликатесы. Мюрвет открывала пакеты, раскладывала закуски по маленьким тарелкам. Эмине бросала взгляд на тарелки и усмехалась, помешивая фасоль в котле.

– Это в общий котел? Он приносит только то, что хорошо идет с его ракы.

Она говорила это достаточно громко, чтобы дочь услышала. Сеиту не нравились застолья, где единственной речью были молитвы в начале и в конце молчаливого ужина. Он предпочитал долгий ужин, за которым люди смакуют еду и напитки, ведут разнообразные беседы, украшая их поэзией и песнями. Он часто вспоминал званые ужины у Моисеевых. А в этом доме никто не мог его поддержать.

В спальне он разделся и залез под одеяло совершенно голым. Мюрвет, как он заметил, раздевалась за занавеской, пытаясь снять платье и одновременно натягивая ночную рубашку. Смешной способ переодеваться, подумал он, потянулся и со смехом спросил:

– Что это ты делаешь? Выглядит, как будто ты борешься с одеждой. Выходи оттуда. Тебе помочь?

Мюрвет почти закричала:

– Нет, Сеит, все в порядке, я одета.

В одно мгновение она натянула рубашку. Она повесила платье и пошла к постели. Сеит почувствовал, как она напряжена. Гладя ее волосы, он повернул ее лицо к себе и спросил:

– Что такое, Мюрвет, что случилось?

– Ничего, совсем ничего. Давай спать.

Он повернулся, чтобы поцеловать ее. Его взгляд случайно упал на ее декольте, и он увидел на ней старое белье:

– Зачем ты носишь все это, Мюрвет? Мне это не нравится, я не хочу, чтобы ты это носила. Почему ты не носишь то, что я купил тебе?

Мюрвет заплакала:

– Я не надену это.

Сеит пошутил:

– Оно что, делает тебе больно?

– Я не буду это носить.

– Но почему?

– Потому что такое носят дешевые дурные женщины, а я не дурная женщина.

– А, так вот в чем дело. Значит, шелковое белье носят дурные женщины… кто сказал тебе это?

– Мать сказала мне.

Сеит подставил под голову локоть:

– Откуда твоей матери знать, что носят дешевые шлюхи?

Мюрвет знала, что ей не сравниться умом с мужем, но повторила то, что услышала от матери:

– Женщины на Бейоглу носят такое, вот что она сказала.

Сеит все еще смеялся:

– Так, значит, в Бейоглу живут дешевые шлюхи? Твоя мать вообще там бывала?

– Мы туда не ходим.

– Почему?

– Потому что мусульмане не живут там.

Сеит покачал головой с большой серьезностью, как будто узнал от нее важный факт.

– О! Теперь я понимаю, шелковое белье носят дешевые шлюхи, немусульманки.

– Да, правильно.

Сеит обнял ее за талию и притянул к себе, поцеловал ее волосы и сказал серьезным тоном:

– Видишь ли, Мурка, моя маленькая женушка, все, что ты сказала, неверно. Для начала Бейоглу, на мой вкус, самый красивый район Стамбула. Конечно, где-то лучше, где-то хуже, но везде есть мусульмане и немусульмане. Никого силой не обращают в христианство. По улицам Бейоглу гуляют паши, герцоги, герцогини, графини, графы, принцы и принцессы. Не думаешь же ты, что все эти люди плохие, а их жены проститутки?

Слушая о жизни за пределами ее собственной, Мюрвет перестала плакать. В объятиях своего мужа она забыла о дневных проблемах.

– Все, что я купил тебе, это вещи, которые носят шикарные, элегантные и богатые дамы. Ношение их не сделает тебя шлюхой, но это сделает тебя тоже шикарной и элегантной дамой. Я хочу, чтобы моя жена была такой. Отныне я не хочу видеть на тебе хлопок, ясно? Договорились?

Мюрвет кивнула. Она очень любила своего мужа.

На следующий вечер Мюрвет накрыла стол закусками и ра кы, надела шелковое белье под платье и ждала возвращения мужа. Чтобы избежать гнева матери, она будет стирать и сушить свое белье тайком. Она приветствовала Сеита и, впустив, закрыла дверь. В этот момент они услышали шум снаружи и снова открыли дверь. За дверью стоял старик с собакой, толкая маленькую Фатийе, которую он держал за ухо, и кричал:

– У этого отродья есть родители?

Сеит выступил вперед, забрав ее у старика:

– Я ее зять. За что ты мучаешь ее?

– Если бы мне хватило сил, я бы ей ноги переломал. Она забралась на мое фиговое дерево и сломала все ветки. Покарай ее Аллах. Накажите ее, как она заслуживает. Если я еще раз увижу ее в своем саду, я ее выпорю хлыстом.

– Аллах! – тихо воскликнула Мюрвет. С того времени как Сеит поселился у них, не было еще ни одного тихого вечера. Каждый день что-то случалось. В этот вечер Хаккы и Мелиха снова начали ссориться, испортив ужин, который закончился в молчании. Ребенок Мелихи кричал всю ночь, не дав никому сомкнуть глаз. Всю ночь Мюрвет чувствовала, как ее муж ворочается в постели. Он встал рано утром невыспавшимся. Молча оделся и ушел, хлопнув дверью. Мюрвет осталась с покрасневшими глазами следить за первыми лучами солнца.

Сеит не вернулся ни этой ночью, ни следующей. В доме все орали друг на друга. Хаккы ругал Эмине за то, что выдала свою дочь за такого человека, Эмине в ответ ругала Хаккы и его жену за весь этот шум. В конце концов они объединились в нападках на Сеита. Он был чужак, который не подходил их кругу, со своими странными обычаями и привычками. Мюрвет легла в постель в слезах. Слухи поползли по соседям с первого же дня. На второй день после обеда все соседки собрались в их доме, спрашивая, почему жениха здесь нет, как себя чувствует невеста. Эмине старалась контролировать ситуацию, не рассказывая лишнего, но не очень преуспела, судя по тому, что услышала еще до того, как женщины разошлись.

– Она заслужила это, отдав руку своей дочери московиту. Он неверный, дорогая, я уверена в этом.

Эмине отвернулась от Мюрвет и не разговаривала с ней, ругая ее про себя за этот скандал.

Сеит появился на третий день после ужина, когда домашние уже разошлись по постелям. Мюрвет встретила его. Как только он вошел в дверь, она заплакала:

– Ты, должно быть, жалеешь, что женился, Сеит.

– Почему?

– Ты уходишь из дома на целые дни. Здесь нет таких обычаев. Все соседи судачат о нас. Вообще ты знаешь, как я беспокоилась?

Сеит обнял ее. Его голос был тих.

– Видишь, Мурка, я с самого начала сказал твоей матери, что этот дом далек от того, к чему я привык. У меня свое дело, и мне не надо ездить к определенному часу на работу. Но ездить в такую даль каждый день для меня тяжело, почти невозможно. Или ты переедешь ко мне в Бейоглу, или мы должны смириться.

Он выпустил ее и сел на софу перед окном. Мюрвет не знала, что сказать.

– Брат Хаккы никогда не примет мой переезд в Бейоглу.

– Я понимаю ваши обычаи, но, пожалуйста, попытайся понять мои. Мне не дают нормально поужинать с выпивкой, разговорами и шутками. Даже в худшие наши дни, застолье – повод для веселья. В грустные дни мы поем, может быть, грустные песни, но мы поем. Я прихожу домой к ссоре Хаккы и Мелихи. Их маленький ребенок орет всю ночь. Мне нравятся твои сестры, но я сыт по горло их болтовней обо мне. В этом доме нет ни минуты тишины. Если я хочу привести пару друзей, то куда? Ты меня понимаешь?

Нельзя было не согласиться с Сеитом. Проблемой было, как объяснить это матери.

На следующий день Мюрвет изложила новости матери, та передала их Хаккы, который взбесился. Мюрвет было слышно из спальни, как он кричит.

– Это то, чего я опасался. Я не согласен на Бейоглу или другое подобное место. Ни одна женщина из этого дома не переедет туда. Если мы живем слишком далеко для него, ему лучше жениться на ком-нибудь там.

Вечером, укрывшись в спальне, Мюрвет расказала о реакции семьи мужу и увидела, как его лицо изменилось.

– Видишь ли, Мюрвет, я женился не на твоей матери и не на твоем брате. Я выбрал тебя своей женой, я просил твоей руки. Пока ты моя законная жена, ты должна следовать за мной, куда бы я ни направился. Ты жила их жизнью все эти годы, отныне поживешь моей. Ты делишь мою жизнь. Мне нет дела до того, кто что еще подумает.

– Соседи говорят глупые вещи.

– О! Какие, интересно?

Мюрвет пожалела, что завела речь об этом.

– Они говорят… о тебе: «Он московит, он даже не обрезан». Вот что они говорят.

Сеит упал на софу, корчась от смеха:

– Кто это сказал?

Мюрвет не могла понять, почему ее муж так хохочет и что тут смешного. Довольная, что он не разозлился, она ответила:

– Муж Макбуле-ханым Шевки-бей сказал ей.

Сеит продолжал хохотать:

– Итак, Шевки-бей сказал своей жене Макбуле-ханым. Макбуле-ханым пришла и сказала твоей матери. Твоя мать сказала тебе… ты сказала мне. Столько людей интересуются моим обрезанием.

Он хлопнул по софе:

– Иди, Мурка, сядь рядом со мной. Давай найдем решение этой проблемы. Мы должны положить конец слухам.

Мюрвет подумала, что он и в самом деле ищет решение. Она села и ждала. Он взял ее за руку и медленно сказал:

– Дорогая, скажи своей матери, чтобы она передала мое сообщение всем соседям. Если Шевки-бей хочет знать, обрезан я или нет, есть простой способ. Он может прислать ко мне свою жену на одну ночь. Все станет ясно.

Он закончил с хохотом. Когда он увидел смущение Мюрвет, он погладил ее по щеке:

– Что соседи подумают, скажут или сделают, не волнует меня ни капли, Мурка. Наше уединение, наше спокойствие, наша мирная жизнь среди всех этих дураков невозможна. Нам надо жить своей жизнью, понимаешь меня?

Мюрвет признавала, что ее муж – человек твердой воли. Она промолчала.

Она подождала до утра и пошла к матери сразу после того, как Сеит и Хаккы ушли на работу. Она с трудом объяснилась с ней, слегка заикаясь, несколько раз останавливаясь. Эмине спросила ледяным голосом:

– Ты хоть малейшее представление имеешь, куда он собирается забрать тебя? Какую жизнь он собирается предложить тебе? Если ты покинешь наш дом, все будет кончено. Даже если ты вернешься, брошенная, тебе здесь не будут рады, так и знай.

Закончив речь, она вышла из комнаты, оставив Мюрвет в замешательстве. Ей не сказали ни да, ни нет. Одно было ясно: ей надо делать выбор между матерью и мужем, отчего у нее сжималось сердце. Слава богу, Сеит не задавал никаких вопросов. Может быть, он изменил свое решение и проблема тем самым решилась?

Спустя два месяца после свадьбы Мюрвет проснулась с тошнотой. Это повторилось и на следующий день, и на следующий. Она была беременна, к чему еще совсем не была готова. У нее еще даже не было собственного дома. Она еще не жила одна с мужем. Все эти годы она заботилась о своих сестрах и племяннице. Местная повитуха подтвердила, что Мюрвет ждет ребенка, который появится в середине июня.

Мюрвет заметила, что эта новость не сильно обрадовала Сеита.

– Моя дорогая маленькая Мурка, ты еще ребенок. Не лучше ли, если бы у тебя было время немного подрасти?

Даже без этих слов Мурка знала, что ей не хватает знаний, опыта, культуры и воспитания. Как она ни старалась, табу, запреты, грехи и давление семьи, окружавшие ее, создавали барьеры между ею и мужем. Она была между двумя разными мирами.

Правда, Сеит нашел время представить жену своим друзьям. Время от времени он рассказывал ей истории о своем прошлом, о своей жизни в России, чтобы она лучше понимала его.

Его семья, детство, дом отца и матери, дни в Санкт-Петербурге, дом в Коломне, тройки, скользящие по снегу под звон колокольчиков, залитый светом Невский проспект, оперы, воспоминания о балете уносили Мюрвет в мир ранее неизвестных ей фантазий. Дни Сеита на фронте, революция, убийство царя со всей его семьей заставляли ее глаза наполняться слезами. Когда она слушала о побеге от большевиков и убийстве младшего брата Сеита, то плакала еще сильнее. Мюрвет понимала его тоску по прошлому, чувствовала его боль, но не могла излечить его раны, утешить его. Он был откровенен с ней. Он не видел ничего дурного в том, чтобы рассказать ей о своем распутстве. Так, он поведал о том, как стал мужчиной с баронессой в ее доме, расказал о красивой Ларисе в Алуште, о зачаровывающих танцах цыганок. Слушая эти истории, Мюрвет плакала, на этот раз от ревности. Когда он чувствовал, что она встревожена, то брал ее руки в свои, говорил ей, что все эти вещи в прошлом. Он хочет, чтобы она знала его прошлое.

Когда Мюрвет слушала про приключения своего мужа с Шурой, она почти жалела, что вышла замуж за него. Чувства, которые она скрывала по отношению к другим женщинам, не шли ни в какое сравнение с ненавистью, которую Мюрвет испытывала к последней. Она понимала по тону Сеита, по его взгляду, что его связь с Шурой была особенной, что эта женщина играла очень важную роль в его жизни. Сеит описывал ее как женщину невероятной красоты, с длинными светлыми волосами и синими глазами, от которых захватывает дух.

Самое ужасное – из всех женщин Сеита Шура была единственной, кто жила здесь, рядом. В то время как другие стали историей, Шура гуляла по тем же улицам, дышала тем же воздухом и, может быть, по-прежнему делила с Сеитом одну постель. В то же время Мюрвет испытывала большое уважение к Шуре. Когда она думала об испытаниях, через которые Шура и Сеит прошли вместе, она хотела оказаться на ее месте. Но в собственном мужестве она сомневалась. Мюрвет даже не смогла бы покинуть мать, более того, выйти из дома без разрешения брата Хаккы. Любое подобное приключение было бы для нее невозможным. Когда она думала об этом, ее обида усиливалась. Ее муж делил такой важный период своей жизни, с которым ничто не сравнится, с этой особенной женщиной. Мюрвет знала, что Шура всегда будет жить в его памяти. Так или иначе, кто мог знать, посещает Сеит Шуру или нет? Он проводил свои дни в Бейоглу и часто не приходил домой ночью.

На третий месяц их женитьбы однажды утром, когда она открывала шторы, Сеит обнял ее за талию и поцеловал:

– Сегодня мы идем вместе.

Мюрвет впервые должна была выйти со своим мужем, она была одновременно взволнована и испугана.

– Куда?

– Не беспокойся, это не место с плохой репутацией. Мы пойдем к Осману.

Мюрвет радостно бросилась одеваться, открыла шкаф и остановилась перед ним, не зная, что надеть.

– Надень синее платье, которое я подарил тебе, когда делал предложение, то, с кружевным воротником.

– Оно не слишком откровенное для утра?

Сеит поцеловал ее губы:

– Моя дорогая Мурка, хорошо одетая женщина шикарна и днем и ночью, утро не исключение.

Мюрвет застенчиво улыбнулась:

– Но я никогда в жизни не ходила к Осману такой нарядной.

– Все меняется, теперь ты моя жена и одеваешься, как я хочу.

Мюрвет послушала его и оделась, как он хотел. Ее живот уже слегка округлился, но она влезла в платье. Сеит нанял экипаж. Но вскоре она поняла, что они едут не к Осману, и спросила:

– Сеит, куда мы на самом деле едем?

– Мне нужно сделать кое-какие дела.

Мюрвет никогда не ездила через Галатский мост. Она ничего не знала о том, что происходит в городе. Из фаэтона она внимательно рассматривала все, как будто открывая новый мир. В ее районе все дома были деревянными, с красными крышами. Здесь стояли высокие каменные здания с мраморными колоннами и статуями, затейливыми резными портиками. На нижних этажах некоторых зданий располагались роскошные магазины с прекрасными шляпами, шарфами, тканями, разложенными на витринах. Глаза Мюрвет широко распахнулись от красок этого мира, который она никогда до сего дня не видела. Сеит, улыбаясь, держал ее за руку. Он следил с удовольствием за тем, как она с восхищением смотрит на Бейоглу.

Наконец, фаэтон остановился перед зданием на улице Кальонджу Кулук. Сеит помог ей спуститься.

Так это и было место, которое она так хотела увидеть, и район, который ее мать называла отвратительным. Она мысленно взбежала наверх, в комнату, где Сеит, ее муж, и его настоящая любовь Шура жили столько лет. Ревность охватила ее. Сеит взял ее за руку, и они вошли. В первой комнате работали четыре женщины, две в следующей, все русские, догадалась она. Сеит говорил с ними на языке, который был ей незнаком. Он повел ее в контору:

– Сними пальто и располагайся как дома, Мюрвет. Я ненадолго.

Он поцеловал ее в щеку и ушел. Мюрвет следила, как другие женщины смотрели на ее мужа. Две из них были очень молоды. Они все были красивы, и ее муж не только работал с ними весь день, но иногда и не приходил домой на ночь. Судороги свели ее живот. Мюрвет поняла, насколько она здесь неуместна. Может быть, работницы потихоньку посмеивались над ней.

В окно она увидела остановившийся экипаж. Две молодые дамы позвонили в дверь конторы. Одной было немного больше двадцати, другая была ненамного старше. Они обе были в модных платьях, в беретах, с меховыми накидками в руках. Младшая была потрясающе красива. Ее светлые волосы локонами спускались на плечи. Она вошла в комнату, где сидела Мюрвет, очень элегантной и уверенной походкой. На мгновение их глаза встретились. Затем она улыбнулась бухгалтеру, который выбежал из соседней двери приветствовать ее, и спросила на ломаном турецком:

– Где Сеит Эминов?

Хотя Мюрвет не понравилось, что незнакомка знает имя ее мужа, она была так поражена ее красотой, что не могла оторвать глаз. Мюрвет почувствовала себя неуютно в ее присутствии. Светловолосая дама вышла поговорить с русскими работницами, которые явно хорошо ее знали. Мюрвет расстроилась, из-за того что женщина, которую все хорошо знают, расхаживает, как будто она хозяйка здесь, на работе ее мужа, где сама Мюрвет была впервые. Мюрвет чувствовала себя маленьким ребенком. Она спросила гладильщицу, которая зашла в комнату:

– Кто эти дамы?

Девушка неохотно ответила. Ее турецкий был не лучше, чем у остальных:

– Они раньше работали здесь гладильщицами, думаю, они ищут работу.

Уголком глаза Мюрвет увидела, что вернулся Сеит. Элегантная женщина обрадовалась. Она слышала ее радостные восклицания, но не могла понять ничего, потому что разговор пошел по-русски.

Сеит пришел в ужас. Женщина, по которой он тосковал все эти одинокие дни и ночи, стояла прямо перед ним.

– Добрый день, Сеит!

– Шура!

Сеит остановился перед женой. Шура поняла, что девочка, на которую она не обращала внимания, занимает важное место в жизни Сеита. Она старалась сохранить хладнокровие.

– Это правда, что я слышала, Сеит?

Голос Сеита был холоден и равнодушен.

– Что ты слышала?

– Ты женат, это правда?

Мюрвет смотрела на двух женщин, которые разговаривали, глядя на нее. У светловолосой в глазах стояли слезы. Это значило, что не только ей было плохо.

Как будто желая наказать любовницу, которая превратила его жизнь в ад, Сеит встал на колени, поцеловал Мюрвет в щеку и положил руку ей на плечо, ясно показывая свое предпочтение.

– Да, это моя жена.

– Сеит!..

Шура не смогла закончить сказанное, ее глаза были полны слез, но она не плакала. Она высоко держала голову. Они обменялись несколькими словами. Когда женщины ушли, Сеит смотрел им вслед, не проронив ни слова. Мюрвет видела отстраненное, грустное выражение на его лице. Он глубоко вздохнул:

– Ты видела Шуру?

– Зачем она была здесь?

Сеит перебрал несколько документов на столе и ответил усталым голосом:

– У нас есть что делить.

Ответ был далек от удовлетворительного. Мюрвет хотела, чтобы муж объявил, что у него нет ничего с этой женщиной, что он любит только ее, что он не жалеет, что женился на ней, но ничего подобного не прозвучало. Значит, он все еще общается с Шурой! Она ревновала Сеита ко всем женщинам, но Шура была на первом месте. Мюрвет знала это и, понимая, что не сможет удержать слезы, убежала в ванную комнату, заперла дверь и расплакалась. Как долго, она не знала. Наконец она посмотрела в зеркало и не смогла узнать свое лицо. Ее тушь размазалась, глаза и нос покраснели. Она умылась холодной водой, утерлась и снова накрасилась. Но выглядела уже неважно.

Сеит сидел в кресле, не говоря ни слова. Сколько времени прошло, с тех пор как Шура вышла за дверь? Он не мог даже предположить. Две минуты? Может, двадцать? Может быть, больше. За это время Сеит снова прожил тридцать один год своей жизни. Его память унеслась далеко вместе с уходящей Шурой. Как одинок он был. Сеит понял, что его женитьба не решила ничего. Как он хотел, чтобы его жена была с ним в этот момент, держала его за руку, теребила его волосы и ласкала его, отвлекая от прошлого, в котором он заблудился, но место рядом с ним было пусто. Некому было обнять и утешить его. Его маленькая жена совсем не понимала его.

Мюрвет тихо вошла в комнату. Она надела свою длинную накидку. Сеит встал, помог ей. Его голос был усталым.

– Пойдем, я отвезу тебя домой.

По дороге назад они не разговаривали. Выйдя из фаэтона, Мюрвет пошла вперед, не оглядываясь на мужа.

– Пожалуйста, не говори об этом ни с кем в доме, я не хочу, чтобы моя мать знала, что мы ездили туда.

Позже, в постели, она почувствовала, что никогда не сможет проникнуть в его мысли, в его душу, никогда не будет полностью владеть им. Ей не надо было выходить замуж, подумала она, а теперь, когда она ждет ребенка, как она собирается бороться со всеми этими женщинами вокруг него? В ее-то возрасте, с ее неопытностью! Она начала рыдать.

Сеит тоже не мог заснуть. Он бы предпочел поговорить с ней, рассказать ей о своей прошлой жизни. Он знал, что разговор поможет ей успокоиться, подарив всем покой. Пока они жили в этом доме, у них не было возможности поговорить по душам, уединиться, и поэтому никакой возможности понять и стать ближе друг к другу.

Он подумал о Шуре, которая в его трудные минуты могла тепло и нежно делить с ним тишину, ожидая, пока он не заговорит, разгонять его печаль и горе своей любовью. Как ему ее не хватало! Он знал, что, если бы она была здесь, она бы наверняка избавила его всех страданий.

Всхлипывания Мюрвет отвлекли его от мыслей. Он собрал ее волосы, разметавшиеся на подушке, просунул руку ей под голову и притянул к себе. Он вдыхал аромат ее кожи и целовал ее мокрые щеки.

«Боже мой! – сказал он себе. – Я люблю и эту женщину тоже».

Одной рукой он ласкал ее немного округлившийся живот. Он целовал ее шею, ее щеки, он продолжал целовать ее. Он мог понять ее ревность, ее сердечную боль, но не мог найти слов, чтобы облегчить ее страдания. Он баюкал ее, как ребенка, пока она не перестала плакать. Когда Мюрвет, успокоившись в его руках, заснула, Сеит смотрел в потолок, думая о том, как повернется его жизнь.

Утром Мюрвет проснулась и увидела мужа уже полностью одетым. Он стоял перед окном:

– Вставай, Мурка, одевайся, собирайся. Мы уезжаем.

– Куда, Сеит, в такую рань?

– В наш новый дом.

– В наш новый дом?

– Мы уже были там.

– Ох… как я скажу маме?

– Я твой законный супруг, и я забираю тебя в наш собственный дом. Вот что ты скажешь своей матери!

Мюрвет вспомнила последние события, она не так уж и верила ему. Ее мать предупреждала ее. Она любила мужа, но такой красавец, как он, был еще и дамским любимцем. Здесь, по крайней мере, у нее есть мать и брат. Уйдя от них однажды, она уже не сможет к ним вернуться.

Сеит догадался, что за мысли бродят в ее голове. Он сел на край кровати:

– Это наш шанс! Мы будем ужинать вместе, тет-а-тет, ты будешь хозяйкой в доме, и тебе не надо будет считаться с другими. Понимаешь меня? Мы будем счастливы вдвоем.

Улыбаясь, он погладил ее по щеке:

– Не волнуйся, мы будем среди мусульман.

Мурка не знала, что делать. Она не знала, как сказать матери. Она неохотно оделась. Эмине совершила утренний намаз и пила кофе, когда Мюрвет вошла к ней. Когда Эмине повернулась и вопросительно посмотрела на дочь, у той само собой вылетело:

– Мама, мы уходим.

Эмине поняла, что это сообщение не означает выход на прогулку. Она холодно спросила:

– Куда?

– Я не знаю, куда он поведет меня.

Эмине отвернулась и посмотрела в окно. Затем ответила, но в голосе была боль:

– Хорошо… но я не оставлю тебя одну, Неджмийе отправится с тобой. Она молода, но, так или иначе, она твоя сестра.

Мюрвет не знала, что и сказать.

Глаза Эмине наполнились слезами. Она повернулась к своей чашке кофе:

– Ладно, всего тебе хорошего.

Мюрвет остановилась. Ее мать не посмотрела ей в глаза. Она хотела поцеловать ей руку, но побоялась. Очень тихим голосом она спросила:

– Ты ничего не хочешь дать мне, мама?

– Возьми свою кровать и свой сундук с приданым.

Она встала, вышла в свою спальню и вернулась с пакетом, завернутым в старые газеты.

– Здесь кофейный набор из моего приданого. Теперь ты не скажешь, что мать не дала тебе ничего.

Сеит нанял фаэтон для них и телегу для мебели, на которую они погрузили все свои вещи. Мюрвет спросила себя, все ли невесты, покидающие свои дома с мужем, чувствуют себя такими же смущенными, как она.

Сеит не возражал, чтобы Неджмийе присоединилась к ним. В семье жены она была его любимицей, напоминая ему его сестру Хавву.

Мюрвет поцеловала руку матери и взобралась на фаэтон.

– Мама, ты придешь к нам в гости?

– Конечно, если ты дашь мне знать, где вы.

Сеит пожал теще руку и сел рядом с женой, поднял Неджмийе и посадил между ними. Таким образом, Сеит, Мурка и Неджмийе отправились в свой новый дом.