С большой неохотой я оборвала эту замечательную сагу на сцене разлуки, где Сеит и его великая настоящая любовь Шура расстались. Шура, которая вначале была почти неизвестной и жила только в памяти нескольких людей, которых я интервьюировала, по мере развития истории проявила себя как неординарная личность, невероятная красавица с неограниченной способностью к любви, самопожертвованию, но никогда не отчаивающаяся, принимающая все испытания, делившая счастье и невзгоды с Сеитом. Пока я сидела за компьютером, восстанавливая жизнь Шуры, я ощущала, что она подсказывает мне, что писать. Я ощутила, что ее душа направляла мои пальцы на клавиатуре. По мере того как росли мои любовь и восхищение Шурой, росло и мое нежелание оттенять Шуру другими женщинами.

Насколько мы знаем, после того как она покинула Стамбул в 1924 году, она без приключений доехала до Парижа. Мой дедушка Курт Сеит признал, что последний раз он получил от нее письмо в 1926 году. Он сказал бабушке, что Шура написала, что она на смертном одре и хочет увидеть его в последний раз. Это, как мы предполагаем, было спасительной ложью с его стороны, потому что мы знаем, что Шура потеряла ребенка вскоре по прибытии в Париж. Она собиралась перебраться в Америку и звала Сеита присоединиться к ней. Моя бабушка Мюрвет согласилась на поездку. Сеит знал в глубине души, что может сделать выбор: поехать в Америку со своей великой любовью Шурой или остаться в Стамбуле со своей женой Муркой и семьей, которая на тот момент состояла из моей мамы и тети. Курт Сеит передумал в последнюю минуту, решив, что не может рисковать, если вдруг не вернется, и оставить двух сирот. Все это мне нужно было описать и прояснить. С терпением, настойчивостью и энтузиазмом, которые я унаследовала от Курта Сеита, я стремилась узнать историю их жизни. Что случилось с Шурой после? Я решила не сдаваться в поисках. Мне казалось, что я слышу ее шепот: «Давай, найди меня! Я совсем рядом!»

Я хотела верить, что она еще жива, что она прочтет мою книгу и позвонит мне однажды, чтобы рассказать, что у нее все хорошо, что она живет полной и насыщенной жизнью, что создала семью и имеет детей, как всегда желала. Для меня она всегда будет воплощением женственности, красоты, достоинства, любви и жертвенности.

Отец Сеита, мирза Мехмет Эминов, и его семья содержались под домашним арестом в маленьких помещениях слуг в своем бывшем доме. Большевики издевались над ними годами. Старик Эминов стал рабом в имении, где был когда-то хозяином. После вторжения Гитлера в Советский Союз во время Второй мировой войны, когда Сталин решил, что крымские татары помогают немцам и поддерживают рейх, татары были высланы из Крыма самым жестоким образом. Мехмета Эминова сделали копателем могил. До восьмидесяти лет он рыл для большевиков могилы, в которые кидали его замученных родственников. Мы знаем только, что он сейчас занимает последнюю могилу из выкопанных им. Пал ли он от истощения или был сброшен в могилу сапогом, мы никогда не узнаем.

В 1928 году Сеит получил письмо с обожженным уголком. Это был тайный знак, что с отправителем случилась беда и переписка должна прекратиться, поскольку есть проблемы с цензорами и властями. Однако мы установили следующее.

Хавва Эминова, сестра Сеита, не вернулась с допроса, на который ее однажды забрали. Некоторые говорят, что она сошла с ума и больше не пришла в себя.

Последний брат Эминовых, Осман, и его жена Мумине были застрелены в Алуште за переписку с Турцией.

Двоюродный брат Сеита Ариф Эминов был посажен в тюрьму за переписку с ним в 1928 году. С тех его больше не видели и не слышали.

Турецкий врач капитан Али Нихат-бей, которого Сеит встретил в полевом госпитале на Карпатском фронте, стал по совершенной случайности моим дедом по отцовской линии. Его сын Ведат, мой отец, женился на моей матери Леман только после того, как Сеит умер в 1945 году, так что они никогда не встречались. Али Нихат был достаточно везуч. По воле провидения он чудесным образом бежал после двух лет плена в России.

Его тестем был военный инженер полковник Али Реза-бей, который оказался другом дедушки Памира, Халиля Али Безмена, одного из крупнейших бизнесменов Османской империи. Когда он уезжал на Арабский фронт во время Первой мировой войны, он доверил Халилю Али-бею имущество своей семьи. По возвращении он получил все назад с прибылью.

Сеит прожил очень яркую жизнь со взлетами и падениями. С памятью о Шуре в сердце и мыслях он метался между вином, женщинами и кутежами Бейоглу, разговорами с Ататюрком во Флории и заботами о семье. Он был гордым человеком и ни разу в жизни не воспользовался бумагами, выданными ему Ататюрком за поставку оружия. Остальную историю его жизни, которую он делил с еще одной самоотверженной женщиной, моей бабушкой Мюрвет, мы опубликовали под названием «Курт Сеит и Мурка». Его безвременная кончина в 1945 году, в возрасте пятидесяти трех лет, была грустным финалом для такой крайне яркой личности.

Шура посетила Стамбул сразу после войны в тщетной надежде встретить и проводить свою мать в Соединенные Штаты и, может быть, встретить Сеита еще раз. Она провела два месяца, живя с сестрой и посещая старых друзей. Она была красива, очаровательна и нежна, как и раньше. Кто знает, какие мысли были у нее и какие чувства она испытывала, шагая по стамбульским улицам, как много лет назад, на этот раз без Сеита, который к тому времени уже покинул мир?

Памир и я однажды отправились в Крым. Из-за ненависти к крымским татарам Сталин 18 мая 1944 года приказал наказать этот народ изгнанием, разрушить все, что с ними связано, – мечети, хамамы, рынки… – и сменить татарские названия.

Путешествие по Крыму открыло нам не только некоторые из мест, где бродил мой дед, наши бывшие виноградники, дом моего дяди Османа, озеро Карагёль, где мы тоже плавали, но также и людей, которые знали нашу семью. Шевкийе Рамазанова, родственница жены моего дяди Османа Мумине, была одной из немногих, кто пережил изгнание в Сибирь и вернулся в Крым после жизни в Узбекистане. Она помнила семью очень хорошо.

Мы подарили книгу, которую вы держите в руках, «Курт Сеит и Шура», музею Алушты.

Дома у баронессы Валентины рядом с портретом Шуры висел портрет юной светловолосой девушки. Нам объяснили, что это Сандра, дочь Шуры, которую ласково называли Сандрочка. Мы пытались найти ее адрес, но безуспешно. Знакомые в Париже выяснили для нас ее адрес в Калифорнии. К сожалению, Сандра переехала и с этого адреса. Мы сообщили всем знакомым в Южной Калифорнии, что ищем Сандру. Друзья искали по телефонным книгам и звонили жителям мест, где она жила. Наконец, мы решили поехать искать ее сами. За день до нашего отъезда, однако, к нам повернулась удача. Франсуа, джентльмен, которому принадлежал ее прошлый телефонный номер, сам провел поиски и через агента недвижимости нашел ее. Он позвонил нам и сказал: «Памир, я нашел для тебя Сандру!» Конечно, этим вечером Сандра позвонила и дала нам свой адрес и номер телефона. Через тридцать шесть часов мы стучали в ее дверь в Пасадене, Калифорния. Следующие две недели мы провели с дочерью Шуры, познакомившись с красивой, нежной и очаровательной личностью, учителем, которая посвятила свою жизнь студентам и была совершенным сочетанием американского благородства и русского дворянства. Ее отец Обри Нэш страстно любил Шуру.

Шура ушла в 1966 году и похоронена рядом с матерью в мемориальном парке Форест Лаун в Глендале, Калифорния. В атмосфере безмятежности мы отдали ей дань памяти. Я положила ирисы на ее надгробный камень со слезами на глазах и чувствовала, что волнение и беспокойство, с которыми я жила столь долгое время, сменяются тихим удовлетворением от того, что я наконец нашла Шуру в мире и покое.

Я счастливо живу в Стамбуле с мужем Памиром, дочерью Памирой и сыном Памиром Касимом. Они – последнее поколение этой чудесной семьи, чью сагу я продолжу в следующей части.

* * *

Дед автора романа, поручик Сеит Эминов, Курт Сеит, офицер царской армии. Петроград, 1917 год (фотография сделана по возвращении с фронта в Галиции)

Красавица Александра Юлиановна Верженская, Шура. Стамбул, 1922 год (фотография М. Казбек, Бейоглу)

Барон Константин со своими братьями и братом Александры, Владимиром Верженским, на фронте. Новороссийск, 1917 год

Шура на берегу реки Сены в Париже, вскоре после отъезда из Стамбула. Париж, 1924 год

Семейство Верженских, оставшихся после революции в России: мать Шуры Екатерина, сестра Нина и другие сестры