Утро встретило уже привычной щекоткой игривых лучиков ярких оранжевых солнышек. Я сладко потянулась и рассмеялась от неожиданно хорошего настроения, охватившего весь мой стихийный организм.

— Доброе утро, — прозвучало позади.

Развернувшись, приветливо посмотрела на анаха: тот вдруг остолбенел и стал хватать ртом воздух, словно рыба, которую мало того, что на сушу вытащили, так еще и червяка отобрали. В конце концов, до меня дошло — что так подействовало на Харелия… платье же вот оно, валяется в сторонке кучкой поблескивающих тряпок.

— Ой, — я скукожилась, пытаясь закрыться, хоть и понимала, что уже поздно: все, что только было возможно, анах уже разглядел. — Хоть бы отвернулся, видишь, что девушка не в себе…

— Что-нибудь нужно? — привычно пробормотал Харелий, даже не думая отворачиваться.

— Ящик одежды, — буркнула я. — И какой-нибудь колокольчик, который будет звонить перед твоим появлением.

Анах пригорюнился и исчез: правильно, больше таких пикантных сцен ему не обломится. И вообще, что за мода — мужиков приставлять к гарему. Надо Роже посетовать: как бы чего не приключилось… с мужиком-то.

Через некоторое время в комнате появился ящик, а в воздухе завис изящный колокольчик, который сразу же издал мелодичный звук.

— Нельзя! — крикнула я, роясь в сундуке.

— Что нельзя? — удивленно уточнил Харелий.

Я запустила в анаха какой-то туфлей, попавшейся мне в это время под руку:

— Колокольчик должен звонить перед твоим появлением, а не вместе с ним!

Анах ловко увернулся от туфли и, подозрительно довольно сверкнув оранжевыми глазами, вкрадчивым тоном спросил:

— Что-нибудь нужно?

Расхохотавшись, погрозила магу пальцем и запустила вторую туфлю. Тот исчез прежде, чем она достигла цели.

— Вот нахал! — восхищенно пробормотала я, выуживая из сундука коротенькое платьице веселой расцветки: на бирюзовом фоне ярко полыхали алые языки пламени, словно жующие узкие полоски цвета морской волны. Как всегда платье оказалось впору: как все-таки удобно, что все белки в этом мире — почти мои двойники.

Прозвенел колокольчик.

— Войдите, — отозвалась я, стягивая волосы в хвост.

— Правда можно? — уточнил Харелий, поставив на пол еще один сундук.

— Правда-правда, — хихикнула я и полюбопытствовала: — А что там?

— Туфли, — торжественно объявил анах и подмигнул.

Я растерянно моргнула:

— Ты что, заигрывать со мной пытаешься? Вот ненормальный: под самым носом у мицара… Не боишься, что он тебе уши отрежет?

— Не отрежет, — уверенно ответил анах. — Скорее, сразу голову. Но я не боюсь.

— Глупый мальчик, — фыркнула я и жалобно протянула: — Ну что тебе, так рано жить надоело? — Потом нахмурилась и преувеличенно грозно посмотрела на анаха. — А почему ты вдруг решил, что я предпочту тебя грозному и богатому мицару — сильнейшему магу Кеприи? Что ты мне можешь дать, чего не даст он?

— Свободу, — просто ответил вихрастый анах.

С сомнением оглядела паренька, а в голове уже родился план. Отсюда надо выбираться однозначно: мицара вполне устраивает, что я рядом и беспомощна, как котенок. Но это не устраивает меня: Роже мне все равно упорно не верит! И убить не решается, и отпустить, и простить… А если вызвать сюда Ривиэля, чтобы он сам рассказал Роже правду? Старому другу он должен поверить? Конечно, мальчика использовать не очень красиво, но тот сам добровольно полез на рожон, никто ведь не просил. Немного посомневавшись, осторожно уточнила:

— Интересно, а как ты собираешься меня отсюда вытащить? Использовать магию не могу — мицар это сразу чует. Да и не получится ничего в этом помещении… а то давно бы сама сбежала.

— Но я-то могу и входить, и выходить из него, — ухмыльнулся анах.

— Входит и выходит, замечательно выходит, — расхохоталась я. — Ну и что из этого?

— А то, что при этом могу проносить различные нужные тебе вещи, да выносить ненужные, — парень заговорчески подмигнул. — А эти добротные сундуки…

— Словно созданы для того, чтобы воровать наложниц из гарема, — снова рассмеялась я. — Вот пострел, все продумал! Так — мицар, как добропорядочное привидение, всегда приходит только по ночам, значит, сейчас самое время меня воровать.

— Прямо сейчас? — чему-то ужаснулся Харелий.

— А чего тянуть? — удивилась я. — Знаешь, если долго и терпеливо ждать, так ничего и не произойдет!

— Да ничего, — глаза анаха беспокойно забегали. — Просто надо собрать продукты, вещи… для тебя.

— Да ничего мне не надо, — отмахнулась я. — Я не кам, чтобы лопать беспрестанно, так что расслабься и воруй сейчас же, если, конечно, это все не шутка. А то гляди, пара унов — и передумаю!

Угроза подействовала: анах бросился к ящику и вывалил из него все содержимое. Пригласительным жестом указал на пустой сундук. Я еще немного сомневалась: мицар будет просто в ярости — сбежать с анахом, да еще после того, как когда-то сбежала с Ривиэлем… как он считает. Короче, если не получится, на стене спальни мицара будет красоваться не только чучело с головой Харелия, но выделанная шкурка маленькой белочки.

Но, в конце концов, и такая жизнь меня не устраивает. Обреченно вздохнув, залезла в сундук. Сверху с похоронным стуком захлопнулась крышка. Сдавленно хихикнула: ну вот, предоставляется прекрасная возможность проверить, есть ли у меня клаустрофобия.

Сундук трясся, прыгал, брякался обо что-то, снова трясся. Я сидела внутри тихо, как мышь, постоянно твердя, что поступаю правильно. Страх холодной рукой сжал сердечко: то, что сейчас делает для меня Харелий, мицар считает предательством. И в принципе, конечно, правильно считает. Но мне еще предстоит закончить цепочку дурных поступков, предав самого Харелия. Я вообще не понимала, на что рассчитывает паренек: от мицара далеко не убежишь — рано или поздно все равно придется отвечать за поступок по всей строгости законов анахов. И тщетно убеждала себя, что это не мое дело.

Конечно, совесть чиста только у тех, кто ей совсем не пользуется. Моя же меня совсем загрызла, пока я сидела в сундуке, ожидая — удастся Харелию выскользнуть из Лив'утвао или нет.

Наконец снаружи все стихло, но я не решалась как-нибудь себя обнаружить, поэтому все еще сидела тихо, стараясь даже дышать через раз. Прошло достаточно долгое время, но все равно ничего не происходило. Не в силах дальше мучаться неизвестностью, чуть приподняла крышку и осторожно выглянула из сундука.

И первое, что увидела — широко-распахнутые мертвые глаза анаха. Вздрогнув, с силой откинула крышку: какая теперь разница. Парень, конечно, знал, на что идет, но такого скорого возмездия я не ожидала.

Сглотнув, заставила себя отвести взгляд от трупа, раскинувшегося на пустой земле в неестественно выгнутой позе. Осторожно осмотревшись, поняла, что нахожусь в лесу: багровые листья приветствовали шелестом оваций, скрывая от вездесущих солнышек.

Рядом с сундуком заметила темную линию на земле, словно посыпанную пеплом. Аккуратно обогнув ящик и стараясь избегать импровизированной границы, проследила, куда она ведет: линия продолжалась в обе стороны и проходила ровно под холодным телом анаха. Видимо, это какая-то защита, через которую не смог пройти беглец. Странно, что эта магия не затронула меня. Оповещает ли линия мицара о происшествии?

Я решила не испытывать судьбу: быстро оттащила пустой сундук в кусты, дополнительно прикрыв старыми ветками, а сама залезла на ближайшее дерево и затаилась. Как раз вовремя: со стороны горных пик уже стремительно приближались три вихря. Ба, да это все знакомые мне лихуты!

Прижавшись к ветке, прошептала ветру просьбу скрыть мастера от посторонних глаз. Очень надеясь, что анахи меня сейчас не ощутят, ждала их приближения. Бежать смысла не было — все равно догонят. А вот затаиться — это хоть малый, но шанс. И возможность проследить, что они решат делать с телом Харелия.

Вихри с каждой секундой становились все ближе. И когда было уже совсем близко — вдруг зависли, издавая глухое гудение, словно высоковольтные провода. Анахи спустились на землю и подошли к трупу. Долго спорили, размахивая руками: один все рвался лететь дальше, видимо, считая, что мальчик был не один. Умный, гад. Остальные были против, считая погоню бессмысленной затеей. Победило мнение большинства: анахи забрали труп, взгромоздились на своих чудовищных коней и отбыли восвояси.

Я же, загрустив, откинулась спиной к стволу дерева: ну вот, еще одна жертва по моей вине. Сколько их еще будет, и стоят ли их жизни той цели, которой я добиваюсь? Конечно, если верить дзенам Марвии, мир в опасности, и опасность исходит от мицара. А если я верну любовь Роже, то возможно все изменится. Он перестанет питать символ силой и тот просто заснет, а мы заживем счастливо в каком-нибудь живописном местечке…

Да, нужно обязательно попробовать притащить в мир Ривиэля. Конечно, лучше бы найти лгунью Хен… Но я не предполагала как и цвака-то переместить. Да и где он находится в данный момент. И вообще — с какого края приступать к этому делу. Но что-то делать надо, так что я сползла с дерева и потопала вперед: когда не знаешь, что делать, делай все, что придет в голову, а там может наткнешься на правильное решение… Кончено, не самый разумный девиз, но он не раз спасал из, казалось, абсолютно безвыходных ситуаций.

Воспользоваться стихиями не рискнула, так как боялась, что и слабый порыв ветра, тщательно прикрывающего меня от лихутов, мог вызвать подозрения мицара. Роже как-то умудрялся узнавать, когда мастер обращается к силе. Возможно, это магия мицара. И лишь Ллер мог прикрывать меня от вездесущего ока анаха.

Однажды, когда я, забыв об осторожности, создала вихрь, даже магия цвака не смогла укрыть меня от мицара, но в других ситуациях Ллер всегда справлялся. Роже не подозревал до пикантного танца в зеленой занавеске, что за силы покорились мастеру стихий. А я сама все подробно показала анаху, но сейчас это уже не имело значения: я поняла главное. Покорять стихии не нужно, даже противопоказано. Плененная сила уже наполовину перестает существовать. И если буду считать силу стихий своей, она будет медленно таять. Или не совсем медленно. В любом случае, это ложный путь — пытаться завладеть тем, что тебе не принадлежит, поскольку может лишить всего того, что находится в твоем распоряжении.

И сперва нужно освободить те силы, которые удерживала с помощью магии музыки сфер. Еще одна дилемма: что за новая магия открылась и как ей пользоваться. Это предстояло еще выяснить, увы, опытным путем. Увы, потому что, первый блин оказался комом — я неправильно использовала эту силу. Возможно, музыка сфер помогает быстро достичь желаемого.

Но это я рискну проверить лишь под прикрытием магии цвака. А значит, нужно найти Ллера. Куда мог отправиться цвак? Я оставила его на утлой лодчонке морниев. Может, ищет братьев Ривиэля? А может, возвратился к Марвии? Так как других идей у меня не возникло, то решила отправиться на острова. К тому же, две цели были практически рядом: острова морниев соседствовали с вотчиной старой ведьмы.

Оставалось выяснить, в какой стороне находятся эти острова, да как туда добраться, поскольку я понятия не имела, где нахожусь в данный момент. Посмотрев по сторонам, решительно потопала вдоль темной сторожевой линии навстречу поднимающимся солнышкам. Вдоль линии, поскольку это уже ориентир, а навстречу солнышкам… да просто так веселее, чувствуешь себя не так одиноко.

Над головой метались и громко перекрикивались вездесущие ванаги. Они скакали с ветки на ветку, сопровождая меня. Я нахмурилась: птахи могли выдать местоположение беглянки возможным стражам. Неизвестно, как устроена охранная система у анахов. Остановившись, пыталась прогнать птиц, швыряя в них палки: птахи расшумелись еще больше и довольно резво уворачивались от импровизированных снарядов.

— Ой, белка, — изумленно пророкотал валл: он словно возник из-под земли. — Ты с моими крошками играть…

Я испуганно отступила, выставив перед собой кривую шишкастую палку, которую уже собиралась запустить в крикливых ванаг, маниакально кружащих над головой.

— Не бойся, — отмахнулся валл, присвистнув птахам: ванаги вмиг разлетелись по своим птичьим делам. — Не трону. Валлы не едят белок.

— Знаю, — я все еще подозрительно косилась на существо: интересно, анахи используют валлов, в избытке шныряющих по лесам в качестве сторожей или доносчиков? — А валлы говорят анахам, что видели белок?

Громила нахмурился. А я вдруг поняла, что именно меня беспокоит в мохнатике: давно взрослый, даже пожилой, валл не носил штанов. Даже старых полотняных шорт не было на волосатике.

— Ты сбежала, — утвердительно кивнул валл. — Но почему? Анахи не трогать белок. Цваки убивать. Мод видел цваков. Белка оставаться у Мода! Я защищать!

Мохнатик даже стукнул себя в волосатую грудь для убедительности. Я с сомнением посмотрела на чудище: вот уж чего не входило в мои планы, так это прятаться у старого валла.

— Спасибо, конечно, — растерянно хмыкнула я. — Но у вашего брата тоже не особо надежно. Я так полагаю, цваки прекрасно осведомлены о маниакальном стремлении валлов защищать слабых и затравленных. Судя по тем экземплярам, что встречались мне на пути, это верно: Дик прятал под крылышком поэтов и Рад тоже постоянно стремился заступиться за каждую, кто под лапу попадется… Так что нормальные цваки деньги зарабатывают, сидя на островах, а кровожадные собратья рыскают по лесам, потроша белок, которых находят в жилищах валлов. Веселенькая картинка…

— Мод не понял, — растерянно моргнул мохнатик. — Белка не хочет?

Громила пригорюнился, а я, кажется, поняла его странный вид: видимо, мне до сих пор встречались не совсем нормальные варианты представителей славной расы валлов. И Рад, и Дик обладали острым умом и одаренностью. Корчмарь же говорил, что штаны — признак статуса. А вот его брат не слишком отличался от нового знакомого… Я внимательно присмотрелась к валлу: он и взрослый, и одновременно как ребенок… словно недоразвитый мужчина. Поэтому, обращаться с ним надо, как с ребенком, да стараться не обижать. Я тщательно подбирала слова:

— Мод хороший… белка не может… надо к морю! Поможешь? — я умоляюще сложила руки и скорчила жалостливую физиономию для пущей убедительности.

Валл приободрился и выставил грудь колесом, полный решимости: ну, хвала небу, к морю кажется попаду. К какой его части неизвестно, но это уже кое-что. Мод добрый и безобидный, знает порядки в этом лесу, значит, все-таки с ним буду в большей безопасности, чем одна.

— Белка есть! — громила так расчувствовался, что достал из мешка, привязанного к поясу, кусок чего-то не поддающегося идентификации. Но, судя по тошнотворному запаху, давно уже протухшего. — Мод кормить белку!

— Гав-гав, — отгрызнулась я, отодвигая щедрое угощение. — Зови меня Кира, ладно?

— Белку звать Кира! — счастливо загрохотал на всю округу Мод: я поморщилась от такого звукового напора.

— К морю, — напомнила я Моду, махая рукой перед влажным носом: для этого пришлось встать на цыпочки и вытянуться, словно кошка, во весь рост. — Пойдем уже, наконец!

— Идем, — радостно кивнул Мод и, схватив меня за руку, побежал вперед.

Еле успевая передвигать ногами, я завизжала от страха и боли: кажется, еще немного, и чудовище руку просто оторвет…

Мод затормозил и с испугом воззрился на меня:

— Белка плохо? — встревожено спросил он, ощупывая мое тело.

— Белка так быстро не бегает, — хихикнув, я отскочила: волосатые руки валла щекотали кожу. Проверив, на месте ли вытянутая рука, попросила мохнатика: — Давай, белка сядет Моду на плечи, а Мод побежит?

Валл расцвел: будь его воля, он бы мне премию какую присудил за столь замечательную мысль. Так как у добряка вполне бы хватило ума схватить меня и просто закинуть на плечо, я потянула мохнатика вниз, принуждая сесть. Так, удачно избежав участи принцессы, прокатившейся на Шреке, вполне комфортно расселась на могучих плечах Мода. Откинув со лба мешающие волосы, потянула валла за чуб:

— Поехали!

Тот подорвался с места и, со скоростью бешеного экспресса, метнулся в заросли: я тут же пригнулась к самому загривку, стараясь не сбивать головой круглые шишки, в огромном количестве растущие на ветках. Привыкнув к скорости, да навострившись ускользать от острых веток, ощутила необыкновенный восторг, словно каталась на американских горках. Правда, руки задирать не пыталась, всячески цепляясь за свое неординарное транспортное средство: волосы Мода были не так всклочены, чем у других представителей этой замечательной расы: словно его иногда тщательно расчесывали. Не успев додумать эту мысль, кубарем покатилась по земле, все-таки умудрившись навернуться с валла: мохнатик резко остановился и припал к земле.

Покувыркавшись, со стоном распласталась на ровной поверхности земли, вся в гнилых щепках и старых листьях, да уткнулась носом в носок кожаного сапога. Вздрогнув, в панике стала отползать, но была придавлена этим же сапогом в районе лопаток:

— Опаньки, кто тут у нас? — хозяин сапога произнес эту фразу с выражением человека, заметившего новый вид лягушек, пусть и мерзких, но необычайно редких. — Белки посреди леса летают!

— Низко пошла, может, к дождю? — вторил ему другой голос, с не меньшей долей брезгливости.

Осторожно приподняла голову и посмотрела наверх: передо мной стояли два цвака в старой драной одежде, третий практически стоял на мне, с садистским удовольствием прижимая к земле. Дождавшись придавленного хрипа, довольно хмыкнул:

— Повезло сегодня! Еще одна гадина попалась!

Сглотнула: так это как раз те отморозки, что шныряют по миру, отлавливая землянок и методично уничтожающих ни в чем не повинных девушек. Наряду с паникой внутри росла злость: раньше цваки натыкались на беззащитных девчат, которые и так находились в страхе и растерянности оттого, что неожиданно оказались в незнакомом мире. Но сегодня судьба подбросила злодеям сюрприз. Страх вдруг отступил, а ярость, постепенно захватывающая разум, уже требовала кровавой мести. Призывала вынуть кишки цваков и засунуть им же в глотку. Просило луж крови и мольб о пощаде…

Я осеклась, настороженно прислушиваясь к себе: откуда столь не свойственная жадность до кровавых развлечений. Видимо, это еще один побочный эффект порабощения стихий. Отрезанные от внешнего мира стихии словно гнили, отравляя организм. Вздрогнула: надо скорее найти Ллера, как бы меня не переклинило на злой части натуры, которая живет в каждом, обычно лишь иногда проявляя черные стороны.

Цвак удовлетворенно хмыкнул, приняв дрожь ярости за страх смерти. Интересно, долго они глумятся над жертвой прежде, чем убить? Лучше бы подольше, поскольку надо найти решение уничтожить отморозков, не обращаясь к стихиям, ибо это могло обнаружить мое местоположение раньше времени. Тем временем маг убрал ногу и приподнял меня за шкирку, словно нашкодившего щенка:

— Любопытный экземпляр попался: от страха вся дрожит, а глаза просто горят от ненависти… Что, белка, цваки уже успели насолить тебе? Судя по тому, что от нас еще никто не уходил, похоже, мы лишили жизни какую-нибудь тварь, которая была тебе близка, — лицо цвака перекосило от ненависти: сосуды стали совсем красными, сменив цвет лица с сиреневого на темно-фиолетовый.

Я же рассматривала мужчину, отмечая отличия от разумных цваков, которых я видела в Лесу: эти не брили голов, давно лишившись своих экзотических ирокезов. Одежда была мятой, рваной и неопрятной. Зловонный запах, исходящий от цваков, сбил бы с ног… если бы я стояла. Даже валлы пахли гораздо приятней. Да что там: даже в повозке рабов камов запах был более приемлем.

Ну, конечно: цваки, лишенные своей силы, вынуждены питаться чаще, чем бывшие собратья, дабы обеспечить организм энергией. И, соответственно, выдают непереваренное содержимое чаще. А вот следить за собой чаще не стали, отсюда и столь плачевный результат. И теперь мстят миру за унижение, за то, что лишены магии. Не смея нападать на магов, они убивают беззащитных девушек, несущих печать силы, что перенесла их в Кеприю.

Лесной цвак разглядывал меня и мрачнел: задумавшись, дрожать я перестала. И только морщилась всякий раз, как ветерок дул в мою сторону. Разочарование сквозило во всем виде фиолетового: так, глядишь, и убивать передумает.

— Какая-то ты странная белка, — задумчиво протянул он, не обращая внимания на подначивающие возгласы товарищей. — Откуда ты здесь взялась?

Я и не думала отвечать, так как продолжала рассматривать отморозка. И тут поняла, что еще не вяжется с видом нормального цвака: кахта нет! То ли использование оружия требовало магии… то ли просто забыли взять. Первое казалось наиболее вероятным. А тонкие нучи, торчавшие за поясами, не представляли такой угрозы, как вездесущие стрелы.

Осмелев, кровожадно усмехнулась и в упор посмотрела на цвака: тот дрогнул, не ожидая такого нестандартного поведения жертвы. Рука непроизвольно разжалась и я брякнулась задницей на землю. Двое других словно застыли, не понимая, что произошло с товарищем. Я же спокойно поднялась и постаралась отряхнуться, поправляя задравшийся подол короткого платьица. Стянув распушившиеся волосы в привычный хвост, насмешливо смерила взглядом растерянных цваков.

Да, ситуация для мальчиков необычная: жертва не орет, не писает от страха и не умоляет о пощаде. Должно быть, инстинкт самосохранения цваков шептал о возможной опасности, таившейся во всем неизвестном. Я же окончательно успокоилась: раз цваки магией не владели, то и сильно паниковать ни к чему. Нужно приготовиться к битве, так как появился некий шанс ее выиграть.

Фиолетовые тем временем достали нучи и потихоньку стали обходить меня, стараясь заключить в круг. Я лишь сосредоточилась и встала в стойку. К стихиям обращаться не было смысла, изучаемое пять лет искусство поможет мне сегодня. Чтобы сосредоточиться, представила себя на татами, в окружении друзей. Знаменитая забава сенсея: поставить одного человека на середину и велеть всем нападать одновременно. Тот, кто продержится дольше других, считался победителем… и получал право воспользоваться душем первым. А так как в группе человек по десять всегда ходит, расклад «трое на одного» не считается таким уж страшным. Правда, у друзей не было оружия в руках — максимум, тренировочные палки.

Цвак, который прижимал меня к земле, напал первым. Чуть отступив, схватила руку цвака и дернула в сторону направленного удара: тот уткнулся носом в землю. Вывернув руку, изящно отобрала ножичек.

— Оттай, малыш, — хихикнула я, — а то еще порежешься!

Растянувшийся цвак мотал ушибленной головой, пытаясь сообразить, что же произошло. Саркастически хмыкнув: цваки оказались глупы и не напали все сразу, подзадорила врагов:

— Ну уж где вам со мной по одному справится! Давайте сразу вместе!

Цваки поддались на уловку и бросились одновременно с двух сторон, крича от злости. И теперь только оставалось в последний момент быстро улизнуть в сторону…

Столкнувшиеся цваки, хрипя и истекая кровью, лежали на земле, проткнув друг друга нучами. Я же прыгнула на еще живого цвака:

— Это вам, отморозки, за всех девиц, над которыми вы издевались, — прошипела я и, накрытая волной жестокой ярости, проткнула нучем череп фиолетового.

Лезвие вошло в кость, словно в мягкую землю, без признаков сопротивления холодному металлу. Видимо, размягчение мозгов лесных цваков прошло успешно еще столетие назад.

Позади раздался хруст ветки: я мгновенно выдернула нуч из головы мертвого цвака и метнула в сторону звука: тот вонзился в дерево, под которым свернулся Мод. Валл заскулил от ужаса.

— О, небо, — испуганно воскликнула я, подбегая к валлу, — я тебя не ранила?

— Белка страшная, — укоризненно прошептал Мод, все еще содрогаясь.

Я почувствовала себя отвратительно. Оглянувшись на окровавленные трупы, решила, что двигаться надо еще быстрее: плененные стихии постепенно завладевали мною, глуша все доводы разума и заставляя идти на поводу не самых светлых чувств. Конечно лесные цваки были опаснейшей угрозой. Но убивать их не было особой необходимости. Я вполне могла спокойно их разоружить и сбежать…

— Мод, не бойся, — жалобно попросила валла. — Мне и так плохо…

— Белка смелая, — осторожно погладил меня по руке Мод, заметив слезы, брызнувшие из глаз, — цваки плохие, цваки убить много белок…

— Да, ты прав, я сохранила много жизней, которые они могли еще отнять, — прошептала я, с омерзением глядя на трупы: это было хорошим утешением.

Валл припал к земле и чуть шевельнул обрубком хвоста:

— Море! — радостно взвыл он, вполне оправившись от испуга, и преданно заглядывая в глаза.

— К морю, — облегченно рассмеялась я, стараясь больше не смотреть в сторону мертвых тел.

Торопливо забралась на загривок валла и тут же вцепилась в густую шерсть, зная о нетерпеливости прыткого Мода. Тот, подтверждая мои опасения, рванул вперед с невероятной скоростью. Некоторое время кроме свиста ветра, я ничего не слышала.

Больше искателей приключений и охотников на белок не встречалось, так что к морю мы добрались быстро: была бы моя воля, передвигалась бы только на валлах. Прекрасные, чуткие, добрые и стремительные! Проникнувшись к валлам светлыми чувствами, благодарно чмокнула Мода в нос и погладила шелковистую шерсть:

— Мода кто-нибудь причесывает? — с искренним интересом спросила я.

— Мама, — смущенно буркнул Мод и порывисто обнял меня: я сдавленно захрипела. — Прощай…

— И тебе, всего хорошего, — проворчала я, потирая примятые ребра, когда это мохнатое чудо меня отпустило. — Привет маме.

Мод закрутился волчком по кругу и сиганул в лес с такой скоростью, словно за ним гнался отряд бешеных цваков. Я вздохнула, грустно наблюдая за качнувшимися ветками и поваленными шишками: вот и еще один симпатичный персонаж исчез из моей жизни. Пусть недалекого ума, зато у него большое доброе сердце. А впереди ждало море: оно бурлило в нетерпении, проявляя свои чувства сильным волнением. Компанию нетерпеливому океану составлял шквальный ветер. Но я не могла успокоить его, не могла воспользоваться стихией, похищенной у могучего океана, не могла выдать себя. Поэтому он злился все сильнее, грозя устроить целую бурю.

Что же я наделала? Почему вместо того, чтобы просто просить мир о чуде, желала заграбастать в свободное пользование все его чудеса? Что это: стремление к волшебству или банальная жажда власти? Если второе, то недалеко я ушла от мицара. Даже Роже поступал с миром гораздо лояльнее, хотя бы не подчинял его своим противоречивым эмоциям, как пыталась это сделать я.

Остолбенев, прислушалась к закравшейся мысли: а что, если это я угроза Кеприи? Что, если маятник чувств, раскачивающий, словно на дурацких качелях, подчиненные стихии приведет мир к гибели. Что же случится, когда качели сделают свое первое «солнце», перевернувшись через перекладину?

Помотав головой, направилась вдоль кромки моря, тщательно рассматривая берег: нужно строго придерживаться плана, а не метаться в поисках объяснений творившегося со мною. Ведь многое из того, что живет внутри мастера, уже отравлено взбешенными стихиями.

Оглядываясь, не увидела ничего подходящего: ни лодчонки, ни бревнышка. В море выходить сейчас все равно нельзя, поскольку это будет равно самоубийству: волны просто разобьют утлое суденышко о песчаный берег. Острова, виднеющиеся в дымке зависших брызг, мне незнакомы. Но, с другой стороны, запомнить пейзаж времени не было.

Пока я брела по коричневому берегу, сплошь устланному синими кружевами водорослей, выкинутых океаном на песок, юркие солнышки уже засобирались на покой, наперегонки стремясь к горизонту, по-домашнему укутанному пушистыми облаками. Вскоре они скрылись в перистой массе серых перин, оставив меня в одиночестве. Звездочки еще не успели занять свои позиции на темнеющем небе, предоставив мир полной темноте.

Под ногами почти невозможно что-то разглядеть. И, после пятого падения, запутавшись в сетке гнилых водорослей, я решила отложить все до утра. Берег, насколько это можно было разглядеть в ночи, все еще был пустынен. Лес, темнеющий рядом с океаном, словно приглашал выбрать место для ночлега. Огонь разводить нельзя, дабы не привлекать нежданных гостей: на широкой кромке прибоя костер будет прекрасным ориентиром для лихутов, которых, я не сомневалась в этом, мицар уже направил по следу беглянки. Может, правда, не троих, а только одного — оставшегося в живых. Поскольку дуэт, не послушавший голос разумного товарища, вернулся в Лив'утвао, не потрудившись проверить: а один ли был изменник.

Осторожно ступая по лесу, — к сожалению, я так и не осведомилась, есть ли в здешних лесах хищники, — ощупывала деревья в поисках похожего на то, которое служило мне пристанищем в прошлый раз. Уж больно удобные впадинки были на стволе, позволяя быстро забраться вверх и так же стремительно покинуть убежище при признаках опасности.

Вскоре, как раз при появлении первых звезд, я нащупала знакомую кору с впадинками и, облегченно вздохнув, не мешкая, забралась наверх. Обследовав временное жилище, поняла, что это деревце моложе, а значит, не столь удобное, да и мягкого гнезда не наблюдалось. Но выбора не было, как и возможности искать другое, надо было устраиваться, как есть. Подумав, развязала поясок и прикрепила на толстую ветку, для страховки: вдруг во сне свалюсь.

Сама разлеглась, оперевшись спиной на ствол, да устроив макушку в небольшом углубление, таком же, как те, в которые вставляла ноги, забираясь наверх. Было почти удобно, но заснуть в таком положении было страшно: малейшее дуновение ветра и я потеряю такое шаткое равновесие. Это же касалось силы: малейшая опасность, и ярость, бушующая где-то внутри, всколыхнется, сметая благоразумие. Что я могу натворить в этот момент — не знает никто. Самой становится страшно, лишь только подумаю об этом.

Ветер, ласкающий нежные листики крон багровых деревьев, пел тихую печальную песню тускло-мерцающим звездам, убаюкивая своими мерными наплывами. Волны беспорядочно лизали песчаный берег и, словно не в силах добраться до дерева, ставшего мне прибежищем, уныло отползали назад, оставляя на коричнево-красном песке крупные хлопья склизких водорослей.

Слушая шепот стихий, я сама не заметила, как уснула.