На ближайшие пять лет регион Латинской Америки с большой долей вероятности продолжит находиться на периферии мировой политики. Несмотря на то что он полон ярких лидеров (возможно, в странах к югу от Рио Гранде их больше, чем во всем остальном мире вместе взятом), однако для рывка вперед или хотя бы для начала поступательного экономического развития нужны государственные институты, бизнес-климат, прорывные экономические и технологические решения, социальная стабильность и мощный средний класс. Такого комплекса активов у стран Латинской Америки нет, поэтому до 2020 года они будут оставаться сырьевыми экспортерами с невысоким уровнем государственных институтов. Стагнация в экономике большей части стран Латинской Америки сохранится в 2015 году, а возможно, также и в 2016 году. Экономический рост в регионе до 2020 года не превысит 2,5 %.

Это определение подходит не только для мелких стран региона, но и для государства, которое принято считать региональным лидером, – Бразилии. Страна входит в БРИКС – группу наиболее перспективных стран развивающегося мира, и у Бразилии есть многие составляющие для экономического роста: огромные сырьевые богатства, городской средний класс, наука. Бразильцы научились делать самолеты, обсуждают возможность превращения в ядерную державу, а падение цен на нефть должно придать дополнительный стимул ее экономике. Однако в то же время существует огромный разрыв между богатыми и бедными, проблемы в области образования. У нее серьезные проблемы в области инфраструктуры, слишком большой разрыв между богатыми и бедными, проблемы с организованной преступностью. Более того, как и другие страны Латинской Америки, Бразилия очень сильно зависит от ресурсов. Ее рост был спровоцирован во многом ресурсным аппетитом КНР (на которую приходится чуть менее 20 % всего экспорта страны) и стимулируемым властями внутренним спросом. Ситуация по обоим показателям к 2020 году может претерпеть изменения.

Так, китайцы могут охладеть к бразильским ресурсам из-за замедления темпов роста китайской экономики и растущей угрозы морским путям поставок. Что же касается внутреннего спроса, то в Бразилии формируется классический пузырь: объем кредитования населения вырос за последние 10 лет в 8 раз. Не исключено, что в ближайшие годы этот пузырь может лопнуть. В лучшем случае Бразилия может обеспечить лишь невысокий темп поступательного экономического развития.

Что же касается Аргентины, то ситуация в ней еще хуже, чем в Бразилии. Страна уже более 10 лет фактически живет в состоянии дефолта и ведет судебные дела о выплате займов американским фондам. Одновременно с этим аргентинские власти систематически проводят популистскую политику, которая делает невозможным выход страны из системного экономического кризиса. Получается в какой-то степени замкнутый круг: для спасения страны нужно консервативное правое правительство, однако население не может его избрать из-за традиционной тяги к левым популистам.

Однако если отвлечься от региональных лидеров, то можно выделить как минимум три страны Латинской Америки, развитие событий в которых может в ближайшие пять лет оказать ключевое воздействие на весь Латиноамериканский регион, изменить его облик в позитивную или же негативную сторону. Речь идет о Венесуэле, Кубе и Мексике.

Падение цены на нефть может привести к краху нынешнего режима в Венесуэле и, как следствие, идеологии «чавизма», распространяемой венесуэльскими властями в странах Латинской Америки. Для региона это будет скорее плюсом, поскольку созданная покойным Уго Чавесом экономическая система является причудливой смесью из негативных сторон коммунистической идеологии с личной диктатурой, которая выживала лишь благодаря высокой цене на нефть. Более того, ее ликвидация даже даст новый импульс «левому повороту» в Латинской Америке, поскольку перестанет дискредитировать и искажать левые движения в регионе. Мейнстрим «поворота» станет более умеренным и прагматичным.

Стабилизации левого движения в Латинской Америке поможет и выход Кубы из блокады. Однако ключевое значение событий на Острове свободы в течение ближайших пяти лет в том, что они могут резко снизить уровень конфронтации между странами региона и Соединенными Штатами. Это позволит Вашингтону проводить более активную политику в Латинской Америке, позитивно влиять на социально-политическое развитие региона и в целом уделять куда большее внимание своему «заднему двору», чем при Джордже Буше-младшем или Бараке Обаме. Наконец, если процесс выхода Кубы из блокады окажется успешным и приведет к демократизации кубинского режима, то этот факт поможет американскому истеблишменту осознать бесперспективность санкционного подхода в отношении стран, позиционирующих себя противниками или соперниками Соединенных Штатов. И, возможно, найти более эффективный подход к отношениям с Ираном и Россией, который не будет ставить отдельные регионы или даже мир в целом на грань конфликта.

Если события в Венесуэле и Кубе могут привести к положительным для региона последствиям, то события в другой стране – Мексике – несут серьезную угрозу. От успешности борьбы мексиканских властей с картелями во многом будет зависеть сам облик Латинской Америки и будущее государственности в этом регионе. Пока что это борьба не приносит особых результатов – более того, ряд политиков в Мексике, остальной Латинской Америке и даже Соединенных Штатах призывают государства региона капитулировать перед картелями и легализовать легкие виды наркотиков. Если решение о общерегиональном «легалайзе» в итоге будет принято, то государственности стран Нового Света будет нанесен серьезнейший удар.

Будущее Венесуэлы

Для Венесуэлы наступает час икс. Страна переживает самый серьезный кризис за последние 15 лет. Он может повлечь за собой не просто отставку нынешней власти, но и смену «боливарианской» модели страны на более умеренный социалистический вариант либо на либеральный по модели США.

Возможный крах венесуэльского режима может по принципу домино повлечь за собой потерю власти элитами ряда субсидируемых Каракасом стран (Никарагуа, Боливия, Эквадор, островные государства Карибского бассейна). Это, конечно, не будет означать отказ Латинской Америки от «левого поворота». Концепция Вашингтонского консенсуса более нелегитимна в латиноамериканских обществах, к тому же большая часть из них просто еще не эволюционировала до уровня либеральных демократий и вынуждена выбирать между популистским социализмом и диктатурой. Однако крах идеологии «чавизма» может окончательно сместить баланс сил в левом движении в пользу «умеренных социалистов» наподобие бразильской элиты. И тем самым дать Латинской Америке шанс на развитие.

Причины нынешнего кризиса Венесуэлы кроются в крайне неэффективной государственной модели, созданной бывшим президентом Уго Чавесом. Очевидно, что эта модель не переживет ближайшие пять лет. Проблема в том, что сменить эту модель без смены режима невозможно.

Создавая свою экономическую модель, Уго Чавес ставил перед собой амбициозную цель: создать в Венесуэле, а затем и во всем мире модель, альтернативную западной неолиберальной демократической парадигме. Чавес искренне надеялся на то, что его революция станет новой формой демократии и реальной альтернативой процессу неолиберальной глобализации, который продвигают США. В реальности же итогом данной линии стала бездумная трата сотен миллиардов долларов и деградация венесуэльского общества.

В рамках данной стратегии часть средств уходила на поддержку внешнеполитических усилий страны и личного имиджа «наследника Фиделя Кастро». Миллиарды долларов передавались бедным государствам Южной и Латинской Америк (Никарагуа, Боливии, странам Карибского бассейна), которые в ответ клялись в верности идеям «боливарианской революции» и тешили эго «команданте Ча». Так, во время телевизионной передачи Impromptu Чавес великодушно обратился к находящемуся рядом Моралесу: «Эво, у меня есть подарок для тебя. Я тебе дам тридцать миллионов долларов, чтобы ты не отказывал себе ни в чем». «Президент, ты имел в виду тридцать миллионов в месяц?» – тут же переспросил Моралес. При этом Чавес не требовал отчета за эти деньги. В случае с займом средств у структур, подконтрольных Штатам или коллективному Западу, деньги шли на определенные проекты: строительство инфраструктуры, развитие здравоохранения, создание электрораспределительной сети. Чавес же позволял местным лидерам самим выбирать наиболее перспективные, с их точки зрения, области инвестирования. И особо не проверял, были ли эти инвестирования.

Что касается внутренней политики, то Чавес фактически субсидировал беднейшие слои венесуэльского населения: создал для них сеть супермаркетов, где продавались продукты по заниженным ценам, выписал с Кубы десятки тысяч врачей, сделав тем самым медицину доступной. Если в 1999 году расходы общественного сектора Венесуэлы составляли 26 % ВВП, то в 2014‑м уже почти 50 %. Этим президент решал сразу несколько задач: подтверждал свой образ социалиста и получал в лице венесуэльской бедноты благодарный электорат, который голосовал за него на каждых выборах, а также комплектовал из них подконтрольные ему ополчения («коллективос»).

Само по себе повышение уровня жизни беднейших слоев – правильный шаг, однако социальная политика Чавеса имела как минимум два спорных момента. Во-первых, Чавес не делал ничего для развития среднего класса. Более того, он рассматривал его как враждебный элемент. Команданте не то что не помогал, но и в буквальном смысле боролся против частного бизнеса, проводил политику национализации в ряде областей (в результате чего число частных предприятий в стране резко сократилось). В итоге страна не обеспечила развития альтернативной нефтяной отраслей экономики. Что привело не только к серьезной зависимости Венесуэлы от импорта (три четверти товаров импортируются), но и к серьезной нехватке рабочих мест для тех же самых бедняков. Следствием этого стала воспитываемая в них люмпен-культура, а также резкий рост уровня уличной преступности. Каракас – самый криминальный город в Южной Америке. Очевидцы рассказывают о полностью зарешеченных многоэтажках (хозяева квартир даже на средних этажах ставят решетки потому, что воры спокойно забираются к ним по решеткам их соседей снизу), об уличных грабителях на мотоциклах, которые средь бела дня подъезжают к машинам в пробках и стучат пистолетом по стеклу. Но для Чавеса это было неважно – его задачей было создавать историю.

Во-вторых, на такую социальную политику нужны были деньги. Так, для того чтобы полный бак бензина в стране стоил менее одного доллара, Венесуэла тратила 12 млрд долларов в год. Нужные средства Чавес изымал у венесуэльской нефтяной корпорации PDVSA. Некогда одна из наиболее эффективных нефтяных компаний, PDVSA лишилась своей независимости после прихода Чавеса. Когда сотрудники компании вышли в начале 2000‑х годов на массовые акции протеста и фактически спровоцировали попытку переворота, Чавес устроил в компании массовую люстрацию, изгнав из нее абсолютное большинство профессионалов. А затем использовал ее как кошелек, изымая из компании деньги, которые должны были идти на разведку новых месторождений и поддержание капитальных фондов. В итоге в какое-то время общий рост добычи в стране происходил только за счет труднодоступных месторождений, которые власти страны еще в 1990‑е годы отдали на откуп западным компаниям. Именно поэтому Уго Чавес их и реквизировал, выставив компаниям новые неприемлемые условия ведения бизнеса.

Неудивительно, что после этого западные компании отказывались вкладывать деньги в Венесуэлу. В 2011 году в Латинскую Америку были вложены рекордные 150 млрд долларов иностранных инвестиций. Из этой суммы Бразилия получила 67 млрд, охваченная гражданскими конфликтами Колумбия – 13, а богатая нефтью Венесуэла – всего пять.

Недостатки чавистской модели стали проявляться уже в последние годы правления команданте. Низкие цены на продукты привели к дефициту – спекулянты просто стали вывозить их за рубеж и продавать там. Кроме того, засилье преступности и люмпенов вызывало серьезное общественное недовольство. Однако Чавесу удавалось гасить социальное напряжение за счет собственной харизмы и сверхдоходов от нефти.

Сейчас же двух этих сдерживающих факторов у Венесуэлы нет. Наследник Чавеса – бывший водитель автобуса Николас Мадуро – является неплохим исполнителем, но у него нет харизмы. Однако самой большой проблемой, подкосившей режим, стало падение мировых цен на нефть. Если для России, стран Персидского залива и Норвегии это падение стало серьезным вызовом, то для Венесуэлы оно представляет экзистенциональную угрозу.

Во-первых, потому, что благодаря политике Чавеса по подавлению реального сектора экономики экспорт нефти дает 96 % всей экспортной выручки Венесуэлы (для сравнения: в 1998 году эта цифра составляла 77 %). В ОПЕК посчитали, что нефть и газ составляют почти четверть венесуэльского ВВП. По расчетам Дойчебанка, в этих условиях для поддержания нынешнего уровня госрасходов Венесуэле нужна цена на нефть минимум в 117,5 доллара за баррель, которой, естественно, в ближайшее время ожидать не стоит.

Во-вторых, Венесуэла, может, и обладательница крупных запасов нефти, однако большая часть ее нефти – тяжелая. Такую нефть дорого добывать и сложно перерабатывать. Соответственно, дальнейшее падение цены за баррель приведет к тому, что добывать ее будет невыгодно.

Сочетание крайней степени зависимости венесуэльской экономики от нефтедолларов, высокой себестоимости нефти и чрезмерного уровня социальных расходов привело к тому, что страна находится на грани дефолта. В 2015 году Венесуэле предстоит отдать в общей сложности 13 млрд долларов, из них только процентов по долгам – на 8,4 млрд. При этом, по данным Standard&Poor’s, из 20,8 млрд долларов резервов Центробанка Венесуэлы лишь 2,8 млрд являются ликвидными средствами. Неудивительно, что в январе 2015 года кредитное агентство Moody’s снизило суверенный рейтинг Венесуэлы на две ступени, с «Caa1» до преддефолтного уровня «Caa3». Вероятность дефолта Венесуэлы в 2015 году оценивается в 61 %, а в течение 5 лет – в 90 %. Агентство Bloomberg настроено куда более пессимистично: оно оценивает вероятность дефолта Венесуэлы в 2015 году в 97 %.

Серьезные экономические проблемы в обозримой перспективе напрямую угрожают режиму. Падение цен на нефть привело к тому, что Мадуро фактически нарушил общественный договор между властью и ее основной базой – беднейшими слоями населения. Он вынужден сворачивать социальные программы и серьезно сократить масштабы «магазинов для бедных». Под соусом борьбы со спекулянтами малоимущим семьям запретили посещать субсидируемые властями магазины чаще двух раз в неделю. А власти венесуэльского штата Яракуй пошли дальше и запретили местным жителям ночевать в очередях в торговые центры. Однако это не помогло – очевидцы сообщают о многокилометровых очередях в Каракасе и других крупных городах.

Николас Мадуро пытается мобилизовать свой электорат и говорит об «экономической войне», которую развязали против Венесуэлы Соединенные Штаты, а также местные капиталисты. Однако Мадуро – не Чавес, и его пропаганда не воспринимается голодными венесуэльцами. Ведь в обычных магазинах люди тоже ничего купить не могут – в ноябре 2014 года уровень инфляции в годовом исчислении составил 64 %. Официальный курс валюты составляет 6,3 боливара к одному доллару. На черном рынке же он выше почти в 30 раз. Неудивительно, что, по некоторым данным, уровень поддержки Мадуро в январе 2015 года составил 22 % (для сравнения: в октябре 2014‑го он составлял 30 %). Потерявший поддержку традиционного электората президент понимает, что ему больше не на кого опереться. Ни внутри страны, ни вне ее.

Так, в стране достаточно сильна либеральная оппозиция. На выборах 2013 года ее кандидат Энрике Каприлес проиграл Мадуро лишь 1,5 %, и многие говорили, что Мадуро выиграл лишь за счет фактора смерти Чавеса. Без сомнения, оппозиция воспользуется экономическими сложностями для того, чтобы снова вывести людей на улицы. В 2015 году в Венесуэле ожидаются парламентские выборы, и громкой победой на них оппозиция может дать сигнал сторонникам режима о том, что пора устраивать Мадуро импичмент. Немаловажным фактором является и то, что на стороне оппозиции и традиционно сильный институт Латинской Америки – церковь. Католические епископы Венесуэлы опубликовали заявление, в котором они обвиняют в возникновении экономического кризиса в стране неудачную «политико-экономическую систему социалистической, марксистской или коммунистической природы».

Конечно, у оппозиции есть свои проблемы. Ключевая из них – в разобщенности. Однако это поправимо, поскольку у всех кандидатов на роль знамени – хорошие отношения с Соединенными Штатами. Вряд ли в нынешней ситуации Вашингтон упустит возможность ее консолидировать и тем самым положить конец проводнику альтернативной государственной модели, подрывающей позиции США в Латинской Америке. Поэтому не исключено, что в случае победы оппозиции Венесуэла пойдет по капиталистическому пути развития.

Есть, впрочем, другой вариант: венесуэльская элита может заменить Мадуро на более умеренного кандидата. Ведь сам лагерь чавистов отнюдь не монолитен и не объединен вокруг хозяина дворца Мирафлорес. Николас Мадуро был отнюдь не единственным кандидатом на роль наследника команданте – он оспаривал этот пост с венесуэльским националистом, спикером парламента Диосдадо Кабельо. Выиграл эту борьбу Мадуро лишь при помощи братьев Кастро. После провалившейся попытки переворота 2002 года Уго Чавес пригласил кубинских «варягов» в органы безопасности страны, и они имеют серьезное влияние на процесс принятия решений. Кастро посчитали Мадуро более управляемым политиком, который к тому же сохранит кубинское присутствие в Венесуэле и не станет отменять ежедневные поставки 100 тысяч баррелей нефти на Остров свободы. Совершив внутренний переворот, венесуэльские националисты не только избавятся от засилья Кубы, но и смогут провести умеренные реформы. Конечно, это не решит проблем страны: даже если Венесуэла резко сократит госрасходы и проведет девальвацию валюты, то ее экономика все равно рухнет в 2015 году. Однако такой подход позволит «чавистской» элите продержаться наверху еще какое-то время – при условии, что Вашингтон не воспользуется ситуацией и не бросит все силы на смену режима в Венесуэле.

Соблазн такой политики велик, поскольку от Мадуро отворачиваются не только внутренние, но и внешние сторонники. В том числе и пресловутые братья Кастро. Не исключено, что частью американо-кубинской пакетной сделки станет отказ Гаваны от поддержки Каракаса. Интересно, что на следующий день после объявления о нормализации отношений с Гаваной Обама ввел санкции против высокопоставленных чиновников Венесуэлы.

Однако самым неприятным для Мадуро стало изменение политики Китая. В начале января 2015 года Мадуро с сомбреро в руках отправился в Пекин просить срочного займа в 16 млрд долларов. Пекин являлся давним кредитором Венесуэлы, выделив ей с 2007 года 50 млрд долларов, за которые Каракас расплачивается поставками нефти (более половины из полумиллиона баррелей нефти в день, идущих в Китай, является оплатой долга). Однако китайцы отказались, предложив в качестве альтернативы проинвестировать венесуэльские нефтяные месторождения. В итоге венесуэльцы сомневаются, стоил ли визит Мадуро в Китай потраченных на его организацию 1,3 млн долларов.

Позиция Пекина стала ударом по тем экспертам, которые уверяли, что Китай будет до последнего поддерживать Мадуро. Они уверяли, что, вложив за последние годы 50 млрд долларов в боливарианскую революцию, Китай не старался завоевать расположение венесуэльской оппозиции, поэтому смена власти в Каракасе подорвет китайское влияние в Латинской Америке. Однако это не так. Во-первых, китайцы вкладывались не столько в революцию, сколько в саму венесуэльскую экономику, а выданные ими кредиты оплачиваются реальными поставками венесуэльской нефти. Новое правительство не сможет позволить себе потерять китайские инвестиции. Во-вторых, венесуэльская нефть очень специфичная и требует специальных заводов для переработки, что ограничивает выбор рынков для нее теми, на которых есть заводы для ее переработки. А они есть в США и в Китае.

Именно поэтому Пекин, рассматривающий Венесуэлу как свой актив, плацдарм для экспансии в Латинскую Америку, не видит критической необходимости для себя спасать Мадуро, поскольку знает, что следующий венесуэльский президент будет учитывать китайские позицию и интересы. Вне зависимости от его имени и политической ориентации.

Перспективы американо-кубинской разрядки

Одним из ключевых процессов, которые будут происходить на Американском континенте в ближайшие пять лет, станет американо-кубинская нормализация отношений. Процесс обещает быть сложным. Однако шансы на его успешное завершение достаточно велики. Во многом потому, что оппозиция этому процессу в США носит в основном личностный или псевдоидеологический характер, тогда как сторонники приводят множество аргументов в ее пользу.

Нормализация отношений с Кубой необходима США, особенно сейчас, когда Латинская Америка приобретает все более важное значение в глазах американского истеблишмента. Решение американских проблем с Гаваной снимет ряд барьеров, ликвидирует враждебность между Вашингтоном и левыми политиками региона. Однако очевидно, что нормализация предполагает трансформацию кубинского режима в более дружественный Соединенным Штатам и более либеральный в отношении собственного населения. До недавнего времени Вашингтон пытался достичь этой цели через режим санкций, но в итоге признал, что 50‑летняя политика изоляции Кубы оказалась неэффективной. Американское эмбарго не достигло ни одной из двух целей: смены режима и предотвращения притока иностранных инвестиций на Кубу (на острове работают 4,5 тысячи компаний из 100 стран мира).

Именно поэтому Обама заявил, что США отказываются от устаревшего подхода, в рамках которого им десятилетиями не удавалось реализовать их интересы, и начинают процесс нормализации отношений с Кубой. С аналогичным выступлением в Гаване выступил и ее президент, Рауль Кастро. Эти заявления стали промежуточным итогом почти полутора лет переговоров.

США сняли с Кубы дипломатическую блокаду – на остров зачастили высокопоставленные американские делегации. В середине января 2015 года в Гавану прибыла группа из шести американских конгрессменов во главе с сенатором Патриком Лехи. С 21 по 23 января в Гаване прошли переговоры с участием делегации Госдепа во главе с заместителем госсекретаря по Западному полушарию Робертой Джейкобсон.

Помимо политиков федерального уровня на остров зачастили и представители региональной власти. В частности, туда хочет отправиться губернатор штата Нью-Йорк Эндрю Куомо во главе торговой делегации. Власти отдельных штатов понимают, что сейчас Куба – неосвоенный рынок, поэтому пытаются заранее застолбить на ней позиции для своего бизнеса. Перспективы для американских компаний на острове очень широкие. Для сравнения: до прихода Кастро на Кубу приходилось в три раза больше американских инвестиций, чем на все остальные страны Латинской Америки, вместе взятые. В свою очередь, именно под будущую торговлю с США кубинцы построили глубоководный порт в Мариэле (стоимость проекта составляет почти 1 млрд долларов) и собираются создать вокруг него свободную экономическую зону.

Не менее важным направлением двустороннего сотрудничества станет туризм. В ближайшие годы эксперты не просто ожидают серьезного увеличения числа американских туристов на Кубу – открытие Острова свободы создаст «сейсмический сдвиг» во всей туристической индустрии Карибского бассейна.

Сейчас Кубу ежегодно посещают примерно 650 тысяч американцев, из которых 550 тысяч – этнические кубинцы, приезжающие на остров посещать родных. Столь низкое число американских туристов (по сравнению, например, с миллионом отдыхающих из Канады) связано с серьезными ограничительными мерами, налагаемыми американским правительством на своих граждан, посещающих Остров свободы. Вашингтон намерен эти ограничения снять. В частности, ослабить меры визового контроля, позволить использовать на Кубе кредитные карты и вывозить с Кубы товаров на сумму в 400 долларов. Кроме того, в ближайшее время возможно возобновление на остров регулярных рейсов американских авиаперевозчиков. Уже озвученные меры могут привести к тому, что число американских туристов, прибывающих на остров, вырастет в течение нескольких лет с нынешних 100 тысяч до 300 тысяч. А в случае полного снятия всех ограничений остров могут посещать ежегодно от 3,5 до 5 млн американских туристов.

Однако проблема в том, что полное снятие всех ограничений и эмбарго займет крайне продолжительное время. У политики Обамы в отношении Кубы много критиков. Так, ее обвиняют в отрыве от реальности. Реальность, по их мнению, такова, что нынешнее сближение было больше нужно Кубе, нежели США. Интерес Рауля Кастро объяснялся двумя причинами: программой экономических реформ, в рамках которой Кубе нужны инвестиции, и возможной потерей основного спонсора – Венесуэлы, поставлявшей Кубе 100 тысяч баррелей нефти в день практически бесплатно (в целом ежегодный объем помощи Острову свободы со стороны Венесуэлы оценивается в 5 млрд долларов).

В этой ситуации Соединенные Штаты могли бы выставить Раулю ряд условий, прежде всего вынудить Кастро соблюдать на острове права человека и освободить всех диссидентов. Однако Обама этого не сделал, за что подвергся обструкции со стороны консерваторов. Одним из самых громких критиков стал сенатор Марко Рубио, потомок кубинских эмигрантов. По его мнению, Белый дом сдал все и ничего не получил взамен: ни гарантий соблюдения прав и свобод человека, ни обещаний относительно свободного использования Интернета, ни даже намека на поворот политического курса страны в сторону демократии. По мнению Марко Рубио, эта линия является лишь еще одной неудачной попыткой президента Обамы провести политику успокоения режимов-изгоев любой ценой.

Представители консервативного лагеря следуют за Рубио. Конгрессмен от Флориды Марио Диас Баларт называет Обаму «Верховным умиротворителем». Его коллега по конгрессу Илеана Рос-Лехтинен (также из кубинской семьи) назвала ход президента пропагандистским переворотом в пользу братьев Кастро, поскольку для Кубы это решение является однозначной победой. Страна фактически выдержала полувековую осаду и не сломалась под давлением сильнейшей державы мира. А бывший губернатор Флориды Джеб Буш считает, что действия Обамы подрывают доверие к Америке и ее поход за свободную и демократическую Кубу.

Присутствие столь большого числа политиков от Флориды в рядах критиков президента не случайно – в штате очень сильна кубинская диаспора, которая крайне негативно относится к коммунистическому режиму на острове. И те делегаты, которые собираются идти на праймериз, хотят заручиться поддержкой этой диаспоры.

Между тем критика Обамы за игнорирование ситуации с правами человека на Кубе не имеет ни внутриполитических, ни внешнеполитических оснований. Что касается диаспоры, то она выступает против Кастро. Однако критика Кастро не тождественна вопросу поддержания режима блокады, особенно среди новой волны иммигрантов. Среди тех, кто прибыл в США с Кубы в период с 1965 по 1973 год, против поддержания режима блокады выступает 43 %, а среди тех, кто прибыл с 1995 по 2014 год, – уже 58 %. Эти люди, в отличие от Марко Рубио и других консерваторов, осведомлены о ситуации на Кубе и поддерживают мысль президента о том, что если бы он жестко потребовал от Рауля Кастро уступок в области прав человека, то никакой разрядки в отношениях бы не было. Рауль Кастро не раз говорил, что «Куба скорее исчезнет, чем поддастся давлению со стороны Соединенных Штатов».

Обама прав, рассматривая эмбарго не как самоцель, а лишь как инструмент для демократизации Кубы. По мнению Обамы, открытие Кубы внешнему миру ускорит процесс перемен в кубинском обществе, что и является нашей главной целью. Воссозданное на острове посольство США получит возможность работать с кубинской оппозицией. Обучать ее, финансировать, укреплять. Если США применят там мягкую силу в том виде, в котором они ее принимали для конструирования гражданского общества в Грузии и на Украине, не исключено, что уже следующее поколение кубинцев будет куда более позитивно относиться к Соединенным Штатам.

Между тем Обаме придется каким-то образом донести свое видение до конгресса. Как минимум потому, что лишь конгресс может полностью снять с Кубы эмбарго. Госсекретарь США Джон Керри уверен в том, что конгрессмены оценят все выгоды Америки от решения президента и поддержат его. Эксперты же называют его надежды практически несбыточными. Отчасти поэтому Обама признает, что для возобновления работы американского бизнеса на Кубе нужно пройти еще долгий путь. То есть как минимум до следующего состава конгресса.

Конечно, Обама будет пытаться бороться. Вероятно, администрация президента будет не только рассчитывать на лоббизм предпринимателей, желающих заработать на кубинском рынке, но и делать упор на глобальные последствия американо-кубинского сближения. Прежде всего с точки зрения имиджа США в Латинской Америке. В Белом доме объясняют, что долговременная политика США относительно Кубы изолировала США от их региональных и международных партнеров, ограничивала возможности Вашингтона влиять на события в Западном полушарии. Не исключено, что после снятия режима блокады Америке будет проще найти общий язык с элитами левых стран, чье население боготворит братьев Кастро и рассматривает США как агрессора. Более того, не исключено, что в рамках пакетной сделки с США братья Кастро сами помогут Вашингтону в этом. Например, поспособствуют смене режима в Венесуэле, Эквадоре или Боливии.

Также не исключено, что успех политики «вовлечения» Кубы повлияет и на глобальный подход американской дипломатии. Соединенные Штаты нередко злоупотребляют экономическими санкциями – как персонального, так и общегосударственного характера. При этом санкционный подход контрпродуктивен. Он не только не достигает поставленных целей смен режима или его курса, но и подрывает сами основы контролируемого США мирового экономического порядка. Ряд стран второго и третьего мира, опасающиеся в будущем американского давления, кооперируются и создают альтернативные западным глобальные финансовые институты и регуляторы, что подрывает сами основы глобального доминирования Соединенных Штатов.

Однако высока вероятность того, что все глобальные интересы США натолкнутся на упрямство отдельных членов конгресса, и прежде всего того же Марко Рубио. Он обещает сделать все возможное, чтобы сорвать стратегию Обамы, и у него есть для этого инструменты. Рубио будет назначен председателем Подкомитета по Западному полушарию и борьбе с наркоторговлей комитета по международным делам Сената. И без его одобрения США не смогут ни назначить посла на Кубу, ни профинансировать создание там посольства. В этой ситуации назначить посла на Кубу будет практически невозможно.

В свою очередь процесс американо-кубинского потепления имеет достаточно важное значение для России. С одной стороны, это удар по российским интересам в регионе, потеря влияния на ряд тамошних государств. Однако, с другой стороны, Москва может попытаться использовать это потепление в своей пропаганде, доказывая, что санкции не приводят к изменению внутренней и внешней политики неугодных США режимов.

Перспективы экономического роста в Мексике

Еще недавно Мексика считалась одной из наиболее перспективных стран к югу от Рио-Гранде. 120‑миллионное государство, имеющее значительные запасы нефти, 12‑ю экономику мира (исходя из ВВП ППС) и находящееся по соседству с крупнейшим мировым рынком, было обречено на успешное развитие. Однако пока Мексика – одна из наиболее застойных и проблемных стран Латинской Америки. Несмотря на вступление страны в НАФТА, ее показатель экономического роста один из самых низких в Латинской Америке, а уровень бедности за последние 20 лет остается стабильным – порядка 50 % населения. Более того, мексиканские проблемы (прежде всего картели – порождение социально-экономической структуры страны) распространяются на соседние с ней страны Центральной Америки, вызывая еще большее ухудшение социально-политической обстановки в них. Если в Мексике несколько лет назад в год погибало менее 20 человек на 100 тысяч жителей, то отчасти благодаря приходу мексиканских картелей в Гватемалу этот показатель в 2014 году составил 46, а в Сальвадоре – 71. Лидировал Гондурас – там погибают 82 человека на 100 тыс. жителей в год. В результате на сегодняшний день, по данным Всемирного банка, и без того небогатые страны Центральной Америки должны тратить на борьбу с преступностью до 8 % ВВП. При том, что с наполняемостью бюджета у них и без того были большие проблемы (в Гондурасе и Сальвадоре налоги не превышают 16 % ВВП, а в Гватемале вообще 10 % – это меньше, чем в Экваториальной Африке).

Столь сложная ситуация сложилась потому, что у Мексики целая россыпь проблем, которые наслаиваются одна на другую и решать которые можно лишь одновременно. Однако для такого рода кардинального решения нужно два фактора: политическая воля мексиканской элиты и готовность Соединенных Штатов оказать максимальное содействие. Высока вероятность того, что в ближайшие годы эти фактора так и не будут реализованы совместно.

Экономика Мексики завязана на добыче и экспорте нефти. Государственная нефтяная компания PEMEX до недавнего времени была монополистом в нефтяной сфере и формировала от трети до 40 % мексиканского бюджета. Долгое время мексиканские элиты устраивала сложившаяся ситуация – государственный контроль за всей нефтедобычей считался элементом национальной гордости, да и нефти было достаточно. Общие доказанные объемы в Мексике составляли на 2014 год 10,1 млрд баррелей в нефтяном эквиваленте, при этом эксперты полагали, что под водами Мексиканского залива скрывается еще порядка 30 млрд баррелей. Однако сейчас ситуация изменилась.

Во-первых, Мексика не могла использовать свое богатство в полном объеме из-за доминирования государства в нефтяной сфере. Более 70 лет монополистом в области добычи нефти и газа в стране является компания PEMEX, и за это время она превратилась в крайне неэффективную структуру. В результате добыча падала – в 2011 году ее ежесуточный объем составил 2,55 млн баррелей, в то время как в 2007 году Мексика добывала 3,07 млн. Во-вторых, начавшееся несколько позже резкое падение цены на нефть рискует вызвать серьезный дефицит мексиканского бюджета.

В итоге конгресс Мексики проголосовал за изменение конституции и разрешил частные инвестиции в мексиканскую энергетическую отрасль. По расчетам JPMorgan Chase, эта реформа может дать Мексике дополнительно 15 млрд долларов инвестиций в год. Благодаря более эффективной политике в области разведки и добычи Мексика к 2025 году сможет извлекать до 4 млн баррелей нефти в день (в 2013 году она добывала 2,5 млн баррелей). Однако этого недостаточно для того, чтобы решить экономические проблемы страны. В ближайшие годы мексиканским властям придется заняться еще двумя важными и взаимосвязанными задачами: диверсификацией и демонополизацией мексиканской экономики.

Уровень монополизации в Мексике крайне высок. Так, телевидение контролируют две компании. Компания богатейшего человека в мире Карлоса Слима America Movil SAB контролирует 80 % стационарной и 70 % мобильной телефонной связи, что позволяет ему устанавливать произвольные цены. По данным главы комиссии по конкуренции Эдуардо Переса Мотты, бедные мексиканцы из-за монополий переплачивают почти 40 % за базовые товары и услуги. А из-за монополизации электросистемы страны Всемирный банк дал Мексике 142‑е место из 183 стран по легкости доступа к энергетическим сетям.

Такой уровень монополизации ведет к целой россыпи проблем. Во-первых, высокому уровню коррупции. Под подозрением в получении взяток оказалась даже нынешняя первая леди – суперзвезда мексиканских мыльных опер Анхелика Ривера. Выяснилось, что она получила дорогой дом у компании, которая в бытность ее мужа губернатором выиграла огромный контракт на постройку железной дороги. В итоге президент был вынужден отменить контракт. Во-вторых, к низкому уровню конкуренции и низкому качеству работы. По данным мексиканской Федеральной комиссии по конкуренции, только демонополизация этого сегмента рынка помогла бы ему вырасти минимум на треть. В-третьих, монополизация, помноженная на коррупцию, не позволяет создавать в Мексике достаточное количество средних и малых предприятий, что в свою очередь ведет к недостатку рабочих мест и отсутствию среднего класса. В этой ситуации большинство инициативных мексиканцев уезжают в Соединенные Штаты, открывают там свои предприятия (ремонтные мастерские, ресторанчики быстрого питания), а затем «выписывают» своих сограждан в качестве помощников. В итоге массовая миграция привела к тому, что число мексиканцев в США выросло с 4,5 млн в 1990 году до 12 млн в 2014‑м.

В самой же Мексике недостаток рабочих мест уже стал причиной высокого уровня социальной напряженности. Огромный разрыв между бедными и богатыми и отсутствие среднего класса способствуют маргинализации и криминализации населения. Около половины трудоспособного населения работает на временных работах, а похищение людей – чрезвычайно распространенный бизнес. Причем в большинстве случаев похищаемые – это обыкновенные люди из мизерного среднего класса, работающие врачами или журналистами, а требуемая сумма выкупа часто равняется всего нескольким сотням долларов.

Безусловно, в ближайшие годы власти постараются заняться решением комплексных экономических проблем. Однако для привлечения инвестиций и укрепления позиций среднего класса им необходимо восстановить в стране власть закона и эффективность работы государственного аппарата. А это невозможно без эффективной борьбы с ключевой проблемой современного мексиканского общества – наркокартелями.

Разгром ЦРУ колумбийских наркокартелей и ликвидация пути доставки кокаина через Флориду (альтернативный мексиканскому) привел к тому, что за пару десятков лет картели Мексики превратились из посредников колумбийцев в настоящих хозяев наркобизнеса. Они получили контроль над всей цепочкой наркоторговли – от сырьевых плантаций в районе Анд до точек продажи на американских улицах. Однако с точки зрения Мексики картели – это не просто торговцы наркотиками. Они стали важнейшим элементом мексиканской социально-экономической реальности.

Во-первых, ряд бедных мексиканцев рассматривают работу на картели как единственный способ заработка и карьерного лифта. Наркоотрасль является пятым работодателем Мексики. Во-вторых, воспитанные в патерналистской среде лидеры картелей зачастую помогают общинам, в которых выросли. Так, лидер картеля Синалоа по имени Хоакин «Эль Чапо» Гусман вложил миллионы долларов в местную экономику, создавал рабочие места. Неудивительно, что после его ареста сотни людей вышли на улицы, протестуя против задержания их благодетеля.

Картели являются одним из основных игроков экономики Мексики. Экспорт наркотиков ежегодно приносит им от 35 до 40 млрд долларов, из которых 80 % – это чистый доход. Эти прибыли картели отмывали в реальной экономике, тем самым способствуя экономическому росту страны. Кроме того, картели работают в разных отраслях мексиканской экономики. Так, например, картель «Рыцари Тамплиеры» в Мичоакане до недавнего времени контролировал не только лаборатории по производству метамфетамина, а также плантации марихуаны и опиумного мака, но также значительную долю плантаций лайма и авокадо, а также добычу благородных металлов, которые экспортировались в Китай. По традиции обложены данью многие местные бизнесмены. Как грустно шутят журналисты, картели создали самые жестокие и эффективные мультинациональные капиталистические предприятия в Мексике.

Мексиканские власти использовали разные варианты взаимодействия с картелями. Так, экс-президент страны Винсенте Фокс заключил с картелями соглашение о ненападении. Они обязались не устраивать беспорядок в государстве, в ответ на что Фокс не вмешивался в их дела. Однако эта порочная практика привела к тому, что картели беспрепятственно проникли в местные органы государственной власти и правопорядка, скупали полицию и чиновников оптом. Фактически в Мексике начала формироваться альтернативная государству власть, что ставило под вопрос дальнейшее существование страны.

Пришедший ему на смену Фелипе Кальдерон решил кардинально изменить тактику поведения и объявил картелям настоящую войну. Он вводил войска в города, заменяя коррумпированную полицию (которая нередко стреляла в пришедших им на смену солдат), начал преследование лидеров картелей. Однако наркомафия ответила войной на войну. У нее в подчинении были целые армии, сформированные из ветеранов мексиканской армии и спецслужб (одна из таких армий – Лос Зетас – сама стала картелем), и наркобароны устроили охоту на отказавшихся брать взятки представителей органов власти и правопорядка. Одновременно с этим картели еще и успевали воевать друг с другом за сферы влияния, доли американского наркорынка и пути транзита. В результате Мексику захлестнула волна насилия – в период с 2006 по 2014 год в стране произошло более 100 тысяч убийств и похищений людей. И это несмотря на то, что в конце 2012 года Кальдерона сменил нынешний президент Энрике Пенья Ньето, который дал понять, что прекращает войну. Насилие было уже не остановить – только на 2013 год пришлось более 18 тысяч жестоких убийств и 2,5 тысячи похищений.

Энрике Пенья Ньето будет продолжать пытаться искать методы борьбы с картелями. Однако пока что его действия не приносят успеха. Так, он попытался легитимировать «мстителей» – отряды самообороны из местных жителей и гастарбайтеров, вернувшихся из США, которые взяли борьбу с картелями в свои руки. Финансируемые за счет частных пожертвований мексиканцев в США и Мексике, «мстители» действительно сумели добиться результатов в борьбе с наркобаронами (в частности, в штате Мичоака), после чего президент Пенья Ньето превратил их в так называемую сельскую полицию. Однако это не решило проблему: Латинская Америка уже не раз проходила эту историю с отрядами самообороны, которые в итоге занимали место тех, от кого они обороняли. Так случилось и в Мексике. Более того, нередко после победы над картелями в том или ином регионе группировки «мстителей» устраивали внутренние войны для раздела наследства изгнанного картеля.

Президент попробовал другой подход. Трагедия в Игуале (где картели при помощи местных властей убили более 40 студентов) стала предлогом для того, чтобы начать серьезные реформы местных органов власти и правопорядка. Так, президент заменил 1800 муниципальных полицейских управлений 32 общими по штатам. Соответственно города будут не обеспечивать собственную защиту самостоятельно, а платить за это властям штатов. Однако эксперты сомневаются, что план сработает: коррупция в стране уже давно перешла на уровень штатов, и картели имеют возможность контролировать даже высокопоставленных чиновников.

В борьбе с картелями не помогают даже самые радикальные методы. Власти регулярно отчитываются о захвате того или иного лидера картеля, однако эти операции не приводят к крушению преступной группировки. Картели в полной мере усвоили уроки колумбийских коллег (когда после ареста своего лидера Пабло Эскобара могущественный картель Медельин фактически развалился) и децентрализировали свою структуру. И даже если властям удается ликвидировать один картель, его место тут же занимает другой.

В течение ближайших пяти лет Мексика будет неспособна в одиночестве победить картели и, как следствие, добиться социально-экономического развития страны. Ее единственный шанс на победу – действенная и полномасштабная помощь со стороны США.

Мексиканские чиновники и аналитики говорят, что за рост и мощь картелей в стране во многом ответственны Соединенные Штаты. Как минимум потому, что США являются крупнейшим поставщиком оружия в Мексику. Не секрет, картели вооружены иногда даже лучше регулярных частей мексиканской армии. При этом до 87 % вооружения мексиканских картелей приходит с северного берега Рио-Гранде (в самой Мексике очень жесткое законодательство в области владения оружия). Это оружие свободно закупается на многочисленных оружейных выставках в Аризоне, Техасе, Нью-Мехико и перевозится мелкими партиями через границу. Фелипе Кальдерон и Энрике Пенья Ньето регулярно требовали от США ограничить продажи оружия, однако каждый раз натыкались на жесткое противодействие со стороны лобби Национальной оружейной ассоциации. Эта структура тратит существенные средства на сохранение в США свободной продажи оружия и фактически ведет войну с государственными регуляторами, потворствуя экспорту оружия в Мексику (картели являются едва ли не основными клиентами американских оружейников).

Однако самый большой «вклад» Соединенных Штатов в дело процветания картелей в том, что США являются крупнейшим рынком потребления наркотиков. Американский наркорынок оценивается, по разным данным, в сумму от 100 до 200 млрд долларов. Для сравнения: нижний порог этой суммы лишь в 5 раз меньше, чем американский рынок продовольствия.

Чтобы бороться с этим явлением, все больше политиков и общественных деятелей в США говорят о необходимости легализации наркотиков. В ряде штатов марихуана уже разрешена для медицинского использования или частично легализована (сроки за ее хранение либо отменены, либо снижены). Население также все больше склоняется в сторону легализации «травки». Если в 1996 году за это выступало 25 % американцев, то в 2010‑м их стало уже 46 %. Наиболее активно идею легализации поддерживали либералы (72 % опрошенных представителей этой группы высказались за эту идею), наименее активно – консерваторы (30 %) и республиканцы (29 %). Однако даже среди их ядра – евангелистских проповедников – есть ярые сторонники легализации марихуаны.

На фоне нежелания Штатов сокращать объемы собственного наркорынка все больше лидеров латиноамериканских государств (где активно работают как мексиканские, так и местные картели) склоняются к идее легализации наркотиков во всем регионе как к меньшему злу. Легализация, по их словам, не только позволит снизить уровень насилия, но и пополнит бюджеты – наркоторговля будет облагаться налогом. Эти настроения распространяются даже в Мексике. Если в 2009 году за легализацию наркотиков выступало 7 % мексиканцев, то в 2011‑м уже 32 %. Учитывая число жертв от войны с картелями, количество сторонников легализации будет расти.

Экономическое обоснование подобного хода понятно – причем не только для стран – производительниц кокаина в Латинской Америке, но и для США. В случае легализации рынок марихуаны, вероятно, займут крупные американские табачные компании. Картелям придется переключиться на кокаин и метамфетамин. Если же и они впоследствии будут легализованы, то мексиканские картели вообще будут вытеснены с наркорынка – колумбийские, перуанские и боливийские поставщики будут напрямую работать с американскими оптовыми покупателями.

* * *

Таким образом, ожидаемые до 2020 года в Латинской Америке системные изменения дают Соединенным Штатам возможность более активно влиять на дела региона. Это не значит, что США с легкостью займут в нем доминирующие позиции – им придется выдержать серьезнейшую конкуренцию с внешними игроками, пришедшими в Латинскую Америку во время излишнего увлечения американцами Ближним Востоком и Центральной Азией. Речь тут не столько о России (чье влияние в регионе сократится из-за событий, ожидаемых на Кубе и в Венесуэле), сколько о Китае. Более того, без эффективного вытеснения Китая из Латинской Америки невозможна реализация ключевой задачи американской внешней политики первой половины XXI века – поиска способа сдерживания Китая. Однако реалии таковы, что у США в случае наличия желания достаточно сил и средств для защиты своего «заднего двора» от китайского влияния.