Поспешай не торопясь, вернее будет… Это кому как… Душа болит за брошенный без пригляда дом… А бредет как назло, словно муха осенняя снулая… Тяжко…

Отголоски чужой ворожбы разум мутят. По телу стылой дрожью пробегает озноб, липкий пот заливает глаза…

Старается Людмила бойчей идти, а все одно кажется — на одном месте топчется…

Уже и солнце на закат пошло, зацепилось краем за верхушки деревьев, золотом окрасило собирающиеся над лесом облака, а ведь недавно ещё над самой головой висело…

"Или… — запоздало подумалось, — заплутала? По кругу хожу? Ведь бежала за Антоном, по сторонам не глядя, да и что видеть могла в темноте, кроме двух силуэтов? Да что это я?". Чародейка остановилась, сложила руки ковшиком, поднесла к губам. Уж на это-то остатка силы хватит… Полюбовалась немного на радужное сияние, застывшее на раскрытой ладони, и осторожным взмахом подкинула вверх созданную ею красу, опасаясь повредить слишком хрупкие крылья.

Запорхала, закружилась суматошно над головой бабочка-многоцветница.

Людмила потянулась мысленно к ней: — "Домой… домой…".

Переливающийся огонек застыл в отдалении, приглашая следовать за ним.

Вот и ладно… а то словно ополоумела… простых вещей сообразить не могла…

Уже в сумерках добралась чародейка до знакомых мест. Отсюда до дома рукой подать… А уж когда увидела темную громаду дома, озаренную лунным сиянием, — невредимую, то совсем успокоилась и пошла медленнее, теперь-то торопиться некуда. И все-таки обмерла малодушно, подходя к жилищу, — на крыльце дома чернела непонятная тень: массивная двухголовая туша разлеглась на крыльце, словно карауля возвращение чародейки. Увидела её, взмахнула сразу двумя хвостами и выпустила из одной головы коротенькие рожки.

— Эк… — только и смогла выдавить из себя Людмила, спешно отступая назад, под прикрытие деревьев. Такой подлости она не ожидала, а ведь уже почти дошла…

Тень взвилась вверх, распалась надвое, и бОльшая из разновеликих половинок ринулась к чародейке, слегка подвывая от переизбытка эмоций. Только тогда, сообразив, в чем дело, чародейка облегченно выдохнула. Свои…

— Баюн! Легче… — Смеясь, отталкивала от себя ластящегося кота, чтоб не сбил с ног (и без этого едва стояла!). — Птах, а ты куда делся? Почему не помог? — звонко крикнула бесенку, не замечая, что тот исподлобья разглядывает её, словно видит впервые.

— Знать бы, где ты была? — возмущенным фальцетом взвизгнул кот. — Я все лапы сбил, тебя отыскивая! Смотри! — он затоптался на задних лапах, демонстрируя Людмиле передние конечности с гладко-розовой кожицей подушечек, словно у новорожденного котенка. — Видишь? Места живого нет…

Только что отсмеявшаяся чародейка снова прыснула:

— Ты неисправим… — она прижала котофея к себе. Тот, как ни странно, не противился такому проявлению чувств. — Птах! Ну, а ты чего молчишь, как бука?

— А он тебя забыл, — противным голосом тут же доложил котофей, просунув голову под ладонь чародейки. — Напрочь…

— Кто забыл? — Людмила машинально почесала коту между ушей, от чего тот зажмурился и тихо муркнул. — Птах? Меня?

Кот внезапно посерьезнел и, немного смущаясь, произнес:

— А все забыли…. Такая, понимаешь, внезапная амнезия приключилась…

Дальше чародейка не расслышала — вслед за вспышкой молнии, ослепительным зигзагом мелькнувшей перед глазами, раздался оглушительный раскат грома, заглушивший последние слова котофея. Редкие крупные капли дождя зашлепали по деревьям, затем, просочившись сквозь полог из раскидистых сосновых лап, гораздо энергичнее забарабанили по земле и лиственным зарослям у подножия раскидистых сосен, окружавших избушку.

Кот одним прыжком заскочил на крыльцо, вслед за ним под навес влетела Людмила, и только потом, опасливо косясь на Бабу-Ягу, по ступенькам поднялся Птах. Чародейка не торопилась заходить в дом. Полуобернувшись, она застыла на верхней ступеньке крыльца — буйство разыгравшейся стихии завораживало: тугие отвесные струи дождя, словно струны громадной арфы, протянулись между небом и землей. В коротких всплесках бесконечных зарниц перед глазами возникали странные изломанные тени, пляшущие в неистовом ритме громовых перекатов. Страстные пассажи, мастерски исполняемые природой, отзывались в сердце невнятным предчувствием надвигающейся беды. Все уже позади, откуда такая тоска?

От очередного гулкого раската, показалось, расколовшего небо пополам, Людмила вздрогнула. Нежданный порыв ветра ударил в лицо, легко наклонил громадные деревья до самой земли. Взвизгнув, женщина отскочила от потока воды, хлынувшего на неё с разлапистых веток. Хватит, налюбовалась!

Мокрая с головы до пят Людмила толкнула дверь, мечтая только об одном — разжечь огонь в печи, да пожарче, и забраться на широкую лежанку, чтобы почувствовать, как уходит стылый холод, проморозивший все нутро, как исчезает нервная дрожь, до сих пор напоминающая о себе легким покалыванием в кончиках пальцев.

Створка даже не шелохнулась.

— Не пущают? — издевательски поинтересовался Баюн. — Нас тоже…

Чародейка растерянно оглянулась на него и тут же поспешно развернулась обратно к входу. Громогласный голос над головой, заглушивший шум беснующейся стихии, проревел:

— Никого нет дома!

Начинающая злиться Людмила поднажала на дверь, в этот раз гораздо сильнее.

Прикрепленная над притолокой уродливая женская голова забавно скосила глаза к переносице, меланхолично осмотрела рвущуюся в дом, и опять завопила:

— Никого нет дома! — Клубок змей, венцом окружавший её лицо, угрожающе зашевелился, потянулся к чародейке. Та отшатнулась от раздвоенных язычков, стремительно мелькающих в открытых пастях.

— Что за…? Я же не ставила "сторожа"…

— А что, некому, что ли? — ухмыльнулся кот, с интересом наблюдающий за напрасными потугами Бабы-яги. — Мы вот тоже пытались. По всякому… Кимря и впрямь почуяла себя домохранительницей, прочно осаду держит.

— Кимря, открывай… — едва сдерживая ярость, прошептала Людмила. Она не сомневалась, что домовиха её услышит. — Ты меня знаешь, я тут все разнесу, не пожалею.

— Не старайся зря. Я ж говорил уже — ты для неё никто, незваный гость…

Но вопреки уверениям Баюна, дверь беззвучно отошла от косяка и слегка приотворилась. Котофей издал торжествующий вопль и, оставляя клочья мокрой шерсти на притолоке, протиснулся в открывшуюся щель.

— Иди, чего прижух? — Чародейка подтолкнула упирающегося Птаха и вошла следом, отыскивая взглядом кикиморку. Попадись она сейчас Бабе-Яге под руку — задала бы трепку шалунье, заодно и согрелась бы!

На ходу отжимая волосы, мерзко липнущие к коже, словно полусгнившие речные водоросли, и закручивая их в узел на затылке, Людмила прошла в кухоньку, отметив, что все на местах. Её тревога оказалась напрасной. Печь уже теплилась — кот и тут оказался впереди неё, и теперь шуршал в подпечке, выискивая, чем поживиться. Его упитанный зад наполовину торчал наружу, белый кончик хвоста подергивался в предвкушении добычи, — проходящий мимо бесенок не удержался и легонечко лягнул выступающую филейную часть разумника.

От негодующего кошачьего вопля зазвенела посуда на открытых полках, а затем раздался грохот оброненной миски — Кимря с вытаращенными глазами проявилась посреди кухни и угрожающе замахала руками-веточками на нарушителя спокойствия. Кот, хоть и считал себя пострадавшей стороной, спешно ретировался под лавку.

Птах, сдавленно хрюкнув, выскользнул в коридорчик. Мгновение спустя в проеме двери мелькнула черная тень, и жилище содрогнулось от дробного перестука копыт, стихшего после звучного хлопка входной двери.

"Ну вот, все по-прежнему, теперь я точно дома… — облегченно вздохнула чародейка, прислушиваясь к стону ветра за окном. — Разгулялась непогодь не на шутку… Вовремя добралась…".

Словно прочитав её мысли, кикиморка пробурчала:

— Хорошо, что тот не вернулся… Одни хлопоты от него, шалопута такого…

— Какого шалопута? — рассеянно спросила Людмила, стягивая рубаху, почти превратившуюся в лохмотья. Теперь бы на лежанку забраться, растянуться на мягкой шкуре, чувствуя, как расслабляется тело в тепле, да не думать ни о чем до завтра. А завтра — послушать котофея, да вместе с ним покумекать, как дальше быть…

— Да того, что ты за разрыв-травой посылала…

Уже почти забравшаяся на приступок печи чародейка развернулась — пальцы вцепились в густой мех, конвульсивно сжались: — "Не может быть! Неужели он все-таки вернулся? Когда? Почему котофей промолчал?". Сердце вновь заныло — она, будто еще раз, услышала последние слова Антона — "К вечеру буду, гляну, как там и что…" и опять почувствовала, как обрывается тонкая нить, связывающая их…

— И на что надеялся, непонятно? — досадливо брюзжал кот, шаг за шагом подступая к бесенку, зажатому в угол между стеной и кроватью в светелке чародейки. Тот, затаив дыхание, выжидал, когда преследователь отвлечется хотя бы на миг. Тут главное, не прозевать!

Птах, не сводя напряженного взгляда с котофея, махнул хвостом. Пушистая кисточка, оставляя в воздухе россыпь перламутровых бликов, мелькнула перед мордой мстителя, но он не поддался на такую нехитрую уловку. Янтарные глаза кота торжествующе полыхнули.

Всего один прыжок — и "справедливость" будет восстановлена. Кот взвился в воздух…

…. и тяжело брякнулся на пол от резкого окрика:

— Баюн!

Вспышка молнии высветила силуэт чародейки, застывшей на пороге.

Бесенок пискнул, ловким кульбитом перескочил через кота, и беспечальной птахой пролетел мимо Бабы-яги, радуясь временной передышке.

— Ну вот, — как ни в чем ни бывало, ворчливо отозвался котофей, — такую игру испортила… Лови его заново!

— Нашли время… Антон где?

Котофей, словно не услышав её, с трудом вылез из тесного закута и направился к выходу из комнаты.

— Куда ты? — опешила Людмила. — Отвечай! Живо!

— Чего так взъярилась? Ничего с твоим братом не случится… — Судя по едва заметной фальши, прозвучавшей в его голосе, Баюн не слишком был уверен в этом. Осмотрительно, боком, стараясь ненароком не коснуться её обнаженной кожи, он прокрадывался в коридорчик, разделяющий дом на две половины. — Ну да ты же ничего не знаешь… — донеслось немного позже, когда котофей удачно миновал чародейку, внимательно наблюдающую за его малопонятными маневрами.

Недоумевающе пожав плечами, она отправилась за скрывшимся в темноте Баюном.

— Ну, рассказывай, чего я не знаю, — привалившись спиной к горячему печному боку, предложила Людмила озабоченному котофею, рыскавшему по закромам в напрасных поисках съестного.

— Дом без хозяйки, что орех без ядрышка, — скептически заметил тот, отряхивая паутину с усов. — Домовиха и та чистоту блюсти перестала, впрочем, помню я те времена, когда ты здесь сама хозяйничала.

— Ничего не нашел? — чародейка досадливо вздохнула. Разговор, похоже, откладывается — какие речи на голодный желудок. Она достала мешочек с гречкой, высыпала в чугунок, залила крупу водой (хоть бадья полнехонька, и то дело!), поставила горшок в печь. Пусть томится… Обернулась к Баюну: — Ты бы осторожнее с Птахом был, не ровен час, забудется и останется от тебя одна паленая шкурка.

— Нет, — отмахнулся хвостом кот, растягиваясь во весь рост под ногами хозяйки, — он знает, что такие шутки ему с рук не сойдут.

— На мое заступничество надеешься, — усмехнулась Людмила, — а вдруг откажусь?

— На здравый смысл, только на здравый смысл. Таких ведь, как я, почитай, больше нет, так зачем уничтожать и без того исчезающий вид, вдруг пригодится ещё…

— Кому? Птаху? Сомневаюсь…

— А тебе? — погрустнел кот.

— Ох, хитрюга… — засмеялась чародейка, переступая через массивное туловище, занявшее почти полкухни. — Умеешь ты на комплименты напрашиваться!

Немного погодя, когда котофей дочиста вылизал плошку из-под каши, сдобренной изрядным кусочком маслица, а Людмила почти отогрелась, откуда-то, как и в чем ни бывало, вылезла Кимря и деловито принялась копаться в шкафчиках, наводя свои порядки, но при этом внимательно прислушивалась к рассказу котофея, чтобы при случае вставить словечко. А то вдруг чего напутает…

Пока тяжело вздохнувший Баюн собирался с мыслями, чародейка рассеянно прислушивалась к дождю за окном: — "И не думает стихать, льет и льет… Да дело-то к осени движется, чему удивляться? Скоро птицы в небо поднимутся…" — и начало вдохновенного повествования о возвращении кота в родные пенаты пропустила…

…Приоткрытая дверь слегка поскрипывала. Кот, вынырнувший из портала в самом благодушном настроении, насторожился. Насколько он помнил, Людмила такой оплошности не допускала, это уверенная в своих силах Ильга ничего не боялась, ни Кащея, ни ведьм-соперниц, а новая Хранительница дом без присмотра не оставляла никогда. Баюн прошелся по комнатам — пусто, только запах недавно покинувших жилье людей ещё витал в воздухе.

— Кимря, — нетерпеливо позвал он кикиморку. Уж если кто и в курсе всех событий, то только она. — А где все? Куда делись?

— Каки все? Каки все? — уперев руки в боки, вынырнула перед самым носом котофея возмущенная кикиморка. — Хто тебе нужон?

— Ведьма? Птах? Антон? Тимофей?

— Преставилась ведьма, — домовиха утерла слезу, — давненько уже. С тех пор сама тут кукую, пока ты ходишь незнамо где… Померла ягодка наша… сиротами нас с тобой оставила…

Баюн оторопел от такого заявления. Безутешным сиротой он себя пока еще не чувствовал. Да и не так уж долго он отсутствовал, чтобы кикимора могла сказать "давно", хотя кто знает, что для неё значит "давно". И то, что Людмила померла, весьма сомнительно, она после кащеевых подземелий держалась лучше всех. Одно слово — ведьма… Да и не может Хранительница с душой расстаться, пока преемницу не найдет, а новой чародейкой тут и не пахнет…

— Стой, Кимря, не части, — котофей вспрыгнул на лавку, — не все сразу… Баба-яга вернулась и…

— Не ведаю никакую Бабу-ягу, — замахала руками домовиха, — не измышляй, чего не было… Ильга, Ильга померла… — она насупилась.

— С тобой каши не сваришь, — начал злиться Баюн, — я тебе про одно, а ты про другое. Ильги двадцать лет, почитай, нет, Баба-яга всем заправляет. Запамятовала, что ли?

— Я? — возмутилась Кимря, — да я помню ещё ту весну, когда коровий мор прошел, а это почитай скока зим минуло! Ишь, какой!

— Что в лоб, что по лбу… — Котофей задумался: "Про Людмилу спрашивать без толку, попробую про остальных узнать, ненавязчиво так". — А Антон где?

— А, — кикиморка явно обрадовалась, — этот с оборотнем ушел, а ночью и бесенок сорвался, да понесся незнамо куда, как шершнем ужаленный. С тех пор никого нет…

— А чего хозяйство без присмотра оставила? Двери настежь, заходи, кто хочешь… — недовольно пробурчал Баюн, обмозговывая поведанное Кимрей.

— А и верно! — всполошилась та. Тревога плеснулась в её "пуговичных" глазах. — Что это я, как потерянная? Все хожу, хожу, будто ищу что-то…

Котофей и пискнуть не успел, как домовиха ухватила его за шкирку (откуда столько силы взялось в хлипком тельце?), споро вытолкала на улицу. С громким стуком захлопнулась дверь за его спиной. Обескураженный кот попытался вернуться обратно, чтобы продолжить не законченный разговор, но напрасно — ходу назад не было никак. Вот когда он пожалел, что покинул друзей раньше времени! Кто знает, что тут случилось? Все непонятно… Ищи их теперь, свищи…

Кимря слушала не перебивая — видать, нигде не приврал кот, все верно поведал.

— В-общем, побегал я, побегал вокруг. Никаких концов не нашел, да и решил наведаться к вам домой. Вдруг вы решили обратно вернуться? Видел, как плакала ночами, как никак привыкнуть не могла, — он испытующе глянул на чародейку, убедиться, не перегибает ли палку со своими откровениями, — как хотелось тебе обратно… Да только нашел там одного Антона.

— Как же ты смог? — удивилась Людмила.

— Для меня нет ничего невозможного, — явно любуясь собой, ответил Баюн. — Уникум… Нелегко пришлось, конечно, но нашел ведь…

Не будешь же рассказывать человеку (человеку!), пусть даже и знающему ведьмовской промысел, как оно все обстоит на самом деле. Хватит и того, что не удержался, разболтался с Антоном, но там уж никак не получалось — парень сам все увидел.

— А где братец мой? — едва сдерживая волнение, спросила Людмила. Надо же, домой попал, как хотел, получилось у Тимофеевых родителей перебросить его, да вот пришлось обратно вернуться. Интересно, по своей воле или хитромудрый кот обманом завлек? — Что-то я его не вижу?

Котофей замешкался.

— Да к Отлюдку он его отвел, к Отлюдку, — вмешалась Кимря, не дав коту придумать достойный ответ, — чтоб помог тот тебя сыскать.

— Отлюдок? — изогнула брови чародейка. — А это что за зверь такой? Не слыхала…

— Как ты слыхать могла, если он от людей прячется в глуши лесной. Одно слово Отлюдок!

— Зачем он Антону? Чего ты сам не пошел? — и осеклась, глядя, как встопорщил шерсть на загривке обычно невозмутимый Баюн.

— Не мог, никак не мог, — угрюмо признался котофей, — Отлюдок ведьмаг сильнейший, а мне своя шкура дорога. — Он сверкнул глазищами. Людмила поежилась от ожесточения, мелькнувшего в кошачьем взгляде. — Шкура, которую ведьмаг спустить обещался, если попадусь, так что в его владения я не ходок. А выбора особого не было… Здесь у всех, как по заказу память отшибло, даже у Лешего, как и не существовало тебя на свете никогда. Без колдовских заклятий не обошлось. Не к ведьмам же мне идти было, им только дай повод, тут же свару бы начали. Хотя пытался я к Верховной сунуться, но она сама в переделку попала, да такую, что ноги пришлось уносить, бросив все нажитое, как есть…

— А Птаха как нашел?

— Чего его искать было, сам к дому пришел, как заклятье спало… Знать бы, кто навел…

— А Чернава навела, — легко сказала чародейка, — сама навела, сама его и сняла.

— А зачем?

— Кто её знает? Может, мало власти над ведьмами стало, захотелось большего… Все одно я ей не по зубам… — Она бросилась к окну, за которым мелькнул светлый силуэт. — Антон?

Распахнула двери, встала на пороге, всматриваясь в темноту. Никого во дворе… А дождь кончился уже, и морозно так на улице стало, словно зима уже наступила.

— Ты смотри, изморозь на деревья легла, — Баюн слегка высунул голову, нюхая стылый воздух. — А около крыльца снега насыпано…

— А снег-то только около дома лежит, вкруговую, — внезапно сказала Людмила, сотворив колдовской огонек, — как специально насыпан. Не нравится мне это… не нравится… — Она осторожно прикрыла дверь, словно опасаясь докучливым стуком потревожить спокойствие спящего леса, крепко заперла засов.

— А Птах? — запоздало сообразил Баюн.

— Пусть утра ждет, а я не хочу рисковать, — чародейка спешно приводила в действие все охранные заклятия. — Думала, что после кащеевой смерти спокойно спать стану, нет же, опять кому-то неймется.

*****

Подвывающая от бессильной ярости Морена отступила от вожделенного дома. Никак не ожидала она застать Хранительницу здесь.

"Все-таки напоследок отыгралась Чернава, добра не помнящая, освободила чародейку. Ничего, доберусь домой, тут-то и узнает негодница силу моего гнева, смерть ей избавлением покажется… А до путей Навьих ещё доберусь, дай время…".

Оседала облако тумана, послушно принявшее форму призрачного скакуна и понеслась, что есть духу домой. Не терпелось ей прищучить непокорную Чернаву, хоть на ней отыграться за обманутые чаяния.

*****

Через несколько десятков шагов Антон запыхался — хрупкая на вид девушка оказалась довольно-таки тяжела, да и сумка с грибами ощутимо оттягивает плечо. Жалко бросить… Он невесело улыбнулся — и грибы, и девушку… Осторожно опустив нелегкую ношу на заросшую кислицей лужайку у подножия корявой ели, затянутой седоватым мхом до самых ветвей, парень склонился над телом. Глаза девушки закрыты, только тонкая голубоватая ниточка на шее трепещет, словно крылья попавшего в паучьи тенета мотылька.

"Или не стоило трогать её с места? — засомневался Антон. — Но ведь глянул же — несколько ссадин и царапин на смертельные раны никак не тянули. Головой ударилась? Должна очнуться…".

В лесу заметно посветлело — ветер разогнал тучи, солнце пробилось сквозь тяжелый шатер хвои, но мрачный ельник, где сучковатые деревья перемежались со стоящим на корню сухостоем, все равно оглушал своей унылостью. Куда ни кинь взгляд — одна и та же безотрадная картина. Антон точно знал, что на его пути такой чащобы не попадалось, да и не так уж далеко он ушел от места ночной стоянки. Выбрав дерево с низко растущими ветками, он взобрался почти до самой верхушки. Рискуя свалиться, закрепился на прогибающейся под весом ветке, оглядел окрестности. Бесполезно — сплошные дебри внизу, без просветов. Попробовал отыскать взглядом приметную ель с обломанной верхушкой, но и она словно канула в воду.

Спустившись, Антон совсем пригорюнился — был бы один, побрел бы куда глаза глядят. Метод ненадежный, конечно, но хоть какое-то движение… А куда пойдешь с такой обузой? Налево, направо?

Устав гадать, в какую сторону идти, парень сложил руки рупором и заорал, что было сил:

— Эээээй! Отлюдок! — Кричать "ау" показалось совсем уж по-детски. — Эгегей! Колдуууун!

Крик запутался в лабиринте деревьев, обступивших людей, и даже эхо не вернулось, безнадежно сгинув в чаще леса. Антон досадливо ударил кулаком о ладонь — это надо ж было так бездарно заблудиться! Хоть волком вой… Может, кто и отзовется…

— Чего орешь? — Неслышно подобравшийся ведьмаг настороженно прислушивался к поскрипыванию ветвей над головой. — Лес он тишину любит…

— Думал, совсем заплутал, — парень облегченно выдохнул. Вот ведь чертяка, ходит так, что и валежник не трещит под ногами.

— Что, нашлась пропажа? Значит, правильно дорогу выбрали… — Колдун явно обрадовался, увидев девицу, а Антон не стал разубеждать его. Опустившись на колени, Отлюдок вглядывался в неподвижное лицо. — Хороша сестрица… Только неладно с ней…

Парень и сам знал, что "неладно". А вот что именно?

Отрешенно прикрыв глаза и протянув руки над лежащей без сознания, ведьмаг оцепенел, словно медитируя.

Подошедший поближе Антон поразился изящности его рук — такие больше подошли бы пианисту-виртуозу, а не лесовику-отшельнику: аристократичные кисти, точеные запястья, длинные чуткие пальцы, которые казалось, действовали сами по себе, оглаживая и разминая воздух над девушкой. Парень засмотрелся — ведьмаг будто распутывал незримую паутину, коконом оплетающую девушку, иногда разрывая затянутые узелки и заново связывая их. Закончив чародействовать, Отлюдок тыльной стороной ладони отер лицо, покрытое мелкими капельками испарины. Кажущаяся легкость манипуляций оказалась весьма обманчива — руки колдуна слегка подрагивали от напряжения.

— Огонь нужен, — развернулся ведьмаг к Антону, не решавшемуся задать волнующий его вопрос. Он-то никаких изменений в состоянии девушки не заметил и весьма сомневался в эффективности действа. — Дрок запарить.

— Собрать валежник для костра?

— Зачем? — удивился Отлюдок, — тут рукой подать до нашей стоянки. Не орал бы, а подумал, так сам бы скоро вышел к ней. Поднимай сестру и неси туда, а я пройдусь вокруг, поищу, мне немного надо.

Вздохнув, парень поднял на руки девушку, прислонил к себе и поразился — кожу сквозь рубаху, будто утюгом, прижгло. Куда её ещё греть? И без того, словно печка, жаром пышет. Впрочем, не его дело в колдовские дела лезть, сказал "нести" — куда деваться? Хоть догадается Отлюдок направление показать или опять гадать придется?

— Тебе туда, — словно прочитав мысли, махнул тот на едва заметный просвет между двух стрельчатых елей в паре метров от них, — прямо иди, не сворачивай никуда, пусть эти красавицы за спиной остаются. — Сам Антон ни за что бы не догадался туда сунуться, да ещё и с нелегкой ношей на руках. Узко, впору только собаке пролезть в эту щель. — Сумку с грибами я заберу, не зря ж ты ходил… Я вот пустой вернулся.

Парень подошел ближе к деревьям. Тревожился он напрасно — промежуток оказался весьма приличным. Даже не слишком напрягаясь, прошел между деревьями и выбрался с опушки-заманихи, а там и сам уже сообразил, как идти. Действительно, совсем рядом плутал.

Несмотря на все прежние старания человека затушить огнище, костер ещё теплился. Антон ухватил едва тлеющую головню, перетащил в сторонку и, перемазавшись в золе, ухитрился раздуть огонь, подбросил сухих веток, оставшихся с ночи, подвесил на треноге котелок. В баклаге, благополучно забытой обоими, ещё плескалась вода. Немного, конечно, но кто знает, сколько её надобно?

Делать было больше нечего, а просто спокойно ждать возвращения ведьмага не получалось.

Время тянулось словно резиновое.

Пошатавшись без толку по поляне, парень присел на корточки около девушки, разглядывая её. Если б не знал, в каком виде он её нашел, то подумал бы, что девушка спит — безмятежно, как младенец, и ни одна ресничка не дрогнет. Почему-то очень захотелось, чтобы она открыла глаза. Прямо сейчас… Антон явственно представил себе удивленный и одновременно благодарный взгляд её синих глаз. В том, что они окажутся именно прозрачно-синими, как небо в погожий осенний день, парень не сомневался. С чего он так решил, не смог бы объяснить и сам себе, просто мелькнуло в мыслях, а потом словно воочию увидел…

— Что, очувствовалась? — подошедший Отлюдок бросил наземь метелку ярко-желтых соцветий на длинных безлистных стеблях.

Антон безмолвно покачал головой. Что зря воздух сотрясать, если и так все видно?

Колдун оборвал цветы, всыпал их в закипавшую воду, отодвинул котелок в сторону и принялся насаживать грибы на прутики. Неторопливыми размеренными движениями, словно рядом и не лежал почти мертвый человек. Несколько минут парень молчал, а потом все ж не выдержал:

— А ты уверен, что она очнется? Хоть бы посмотрел, что ли, помогло твое лечение или нет!

Скептически глянув на Антона, ведьмаг нехотя отложил грибной "шашлык". Невнятно пробормотав себе под нос "ох, человече, раз только поможешь, сразу норовят в дугу согнуть…", вскользь коснулся недвижного тела и, в одно мгновение вскочив на ноги, крикнул:

— Воды давай!

— Нет больше… — растерялся парень, — всю нагрел…

— Копай яму, — склонившись над телом, приказал колдун, — поглубже.

— Где? — не понял Антон.

— Да где хошь, — с остервенением встряхнув девицу, рявкнул Отлюдок.

— Большую?

— Копай! — "Мертвая" девица, не открывая глаз, клацнула зубами в сантиметре от лица отпрянувшего от неё колдуна, полоснула длинными когтями по его обнаженной груди. — Да копай же… — ведьмаг коленом придавил к земле страдалицу, вмиг превратившуюся в разъяренную фурию, с воем рвущуюся из мощного захвата.

Антон, заметив, как буграми вздуваются мышцы на спине колдуна, кинулся к своей сумке, и придвинулся к месту сражения, примериваясь, как половчее ударить ножом, чтобы не задеть ненароком ведьмага. Тот, краем глаза уловив маневры парня, скорчил ужасающую гримасу, недвусмысленно приказывая — "Делай, что сказано, а я сам тут…".

Отскочив от борющихся, парень воткнул лезвие в дерн, вывернул пласт земли. Обнажилась рыхловатая влажная почва в переплетении мелких белесых корешков. Антон, стараясь не вслушиваться в жуткие звуки за спиной, торопливо рыл яму — где ножом, а где и руками, срывая ногти и сдирая кожу об острые срезы перерубленных ножом корней. Истово, не раздумывая, зачем и для чего… После хищного оскала девицы как-то враз пропало желание переспрашивать колдуна и думать о том, зачем тому понадобилась яма.

Наверное, у каждого есть свой скрытый талант, проявляющийся только в стрессовых ситуациях. Стоя по пояс в круглой ямине с осыпающимися краями, Антон не верил своим глазам. За такое короткое время и столько земли перекидать голыми руками! Однако толком полюбоваться "плодами своего труда" ему не дали — Отлюдок швырнул ему под ноги брыкающуюся пленницу. "Черт, совсем отключился от реальности…" — парень отшатнулся от неё, словно от чумной, в два счета выскочил из ямы. Говорят, безумие заразно…

— Чего встал? Помогай… — Антон малодушно отвел взгляд в сторону. В душе тяжело заворочался громадный червь сомнения — не то делают, не то, стоило тащить на себе бездыханную девушку, чтобы, едва она ожила, заживо похоронить, но спорить не стал. Стоя на четвереньках, молча сбрасывал перемешанную с травой и хвойным опадом землю на дно, не заглядывая в середину ямы.

— Довольно… — окликнул его ведьмаг, — отходи…

Парень поднялся. Невысокий округлый холмик слегка шевелился. С него медленно осыпались комья влажной почвы.

"Неужели больше никак нельзя было? Уж лучше бы убил её сразу, чем вот так — живьем…" — Антон торопливо сглотнул. К горлу подступила тошнота — настолько мерзко ему давно уже не было, хотя… В памяти, как по заказу, всплыли Кащеевы подземелья: — "Но там рядом всегда были друзья, а тут…". — Он с ненавистью глянул на Отлюдка, копошащегося у свежезасыпанной могилы. А как её ещё назвать?

— Пошли отсюда, — буркнул парень.

— Погодь чуток… — отмахнулся от него ведьмаг.

Внезапно воздух рядом с ними сгустился туманной дымкой и весьма ощутимо задрожал.

Антону показалось, что он стоит под высоковольтной ЛЭП — короткие волоски на теле поднялись дыбом, недолеченные до конца зубы невыносимо заныли, а все внутри затрепыхалось мелкой дрожью. Парень поежился, тело, словно ватой, набито. Он отступил на несколько шагов в сторону, оперся спиной о ствол старой ели, прикрыл глаза, стараясь справиться с подступившей слабостью. Трясучка вроде слегка утихла.

Что за ерунда? И только тут сообразил, что около деревьев тихо, а слабый гуд, похожий на гудение потревоженного пчелиного роя, идет от Отлюдка. Хорошо видная полупрозрачная воронка локального смерча закручивалась над его головой, свивая в жгут пряди длинных белоснежных волос. Колдун обходил по кругу насыпанный ими холмик, изредка наклонялся и, подхватывая в горсти землю, бросал её вверх. Вскоре между ними возникла рыжевато-коричневая завеса и скрыла от взгляда изумленного парня ведьмага. Крупицы перепрелой лесной почвы зависали в воздухе вопреки законам земного притяжения. Приблизиться к нему Антон не рискнул, просто присел под деревом и не сводил глаз с медленно вращающегося порошистого облака. Эх, хуже нет, чем ждать, а ещё тяжелее ждать, не понимая, что к чему….

— Что, сморило тебя?

"Неужели прикемарил? Так, может, мне все приснилось? Нет… — Антон сильно потер обеими руками лицо, разгоняя кровь. Проклятый колдун никуда не делся, и рьяно тормошил вялого парня. — Что он от меня хочет? — Плавающий спросонья взгляд остановился на ведьмаге. — Видок у него… Как из-под земли вылез… Да и я не лучше выгляжу, наверное… А девушка?".

— Ты не кори ни себя, ни меня, — заметив, как заиграли желваки на скулах парня, сказал Отлюдок. — Я ничего плохого сестре твоей не делал. Земля она ведь чем хороша? Любая погань ею примется и чистой вернется, потому всякая нечисть так и любит в норах хорониться, иначе скверной своей раньше времени бы захлебнулась. Смотри…

Нехотя повернул голову Антон туда, куда указал ведьмаг. Девушка лежала на прежнем месте у костра — измызганная одежда разодрана в клочья, а в прорехи тело светится, словно после бани розовато-матовое. Сердце на миг замерло и резво переместилось в низ живота, чтобы забиться там с удвоенным рвением. Парень стыдливо отвел глаза. Не то, чтобы он таким уж скромнягой был, но предпочитал разглядывать обнаженных девушек в более интимной остановке, а не так вот, исподтишка…

— Но разве это не жестоко? Вот так, не разобравшись…

— Иногда уяснять не стоит, что к чему. Ворочаться шибче надо… — Колдун закаменел лицом. — И что ты можешь знать о жестокости?

…Жадно хватая воздух раскрытым ртом, вынырнул мальчишка на поверхность реки. Охваченный пламенем крабль выносило на стрежень. Река, подхватившая погребальную лодку, ярилась, пытаясь перевернуть её, но широкая долбленка упорно держалась на плаву. Тоскливым взглядом проводил Родослав крабль, уносимый течением, потом развернулся и размашистыми саженками поплыл к берегу.

Почувствовав ногами илистое дно, встал во весь рост и медленно побрел к угрюмо замершим у самой кромки воды родовичам. Назад пути не было…

Увидел, как схватила за плечи мать метнувшуюся к нему навстречу Синеоку, прижала, всхлипывая, к себе, как вышел вперед князь… Одного лишь не заметил — как поднялся из воды громадный черный котище, сверкнул желтыми глазищами, брезгливо отряхнулся и двинулся следом за ним.

— Слова не держащим один путь в изгои… — Словно наотмашь хлестнул мальчика приговор князя. — Давший кров и хлеб следом пойдет… Все сказал. — Он развернулся и размашистым шагом пошел прочь.

Родослав с надеждой глянул на людей, застывших, как изваяния: суровые вои, хмурые мужики, зареванные бабы, не смеющие поднять глаз на отщепенца… Напрасно… ни один не пойдет против воли старшего, ибо выжить в лесах в одиночку… Даже слова не дали молвить в оправдание, точно не знали его с измальства…

— Трус! Предатель! — и толпа взорвалась криками.

Понурив плечи, мальчик медленно побрел по берегу, чтобы не слышать криков за спиной, потом, едва сдерживая рвущие грудь рыдания, побежал, стараясь как можно скорее убраться подальше от селения, куда дорога ему теперь заказана навечно.

Темная четвероногая тень, не обгоняя человека, шаг в шаг следовала за ним.

Когда уже не было сил сдерживаться, Родослав заголосил навзрыд, напрочь позабыв отцовское напутствие "Слезам воли не давать". Чуть успокоившись, зло отер горящие щеки, прислушался. Тишина вокруг стояла мертвая: ни шороха листьев, ни птичьего посвиста, ни гуда вездесущей лесной мошки… Обступивший мальчика лес замер от всплеска человечьего отчаяния, даже бродун ветер, беззаботно гуляющий в кронах деревьев, притих. Далече ноги занесли, да делать нечего — теперь это его дом… Придется отлюдком жить. Он снова всхлипнул, представив ожидающую его участь. Не может человек жить один! Не может!

— Беда, что текучая вода — набежит, да схлынет…

Родослав резко развернулся на голос. Неужто кто-то осмелился последовать за ним? Неужто?..

Неясная тень, сливающаяся с кустами, скользнула к мальчику. Тот едва удержал вскрик — хоть и старались жить родовичи с лесом в мире, да только потаенок много скрывалось в пущах. А о таком и знающие не сказывали… Черный, как смоль, котище встал перед человеком, плотоядно облизнулся, прищурил медовые глаза.

"Ужель лесовик самолично познакомиться вышел? — Родослав напрягся. — И то дело, нечего зазря по лесу кажному бродить…".

— Не гневись, Лесной Хозяин, я не со злом пришел. Дозволь гостем быть…

— Да ладно тебе, живи, сколько хочешь, — внезапно хмыкнул "лесовик", — мне-то все одно, я сам здесь такой же гость.

— Как это? — не сводя глаз с ухмыляющейся физиономии кота, справился мальчик. — Разве ты не дух лесной?

— Скорее я перелетная птица — сегодня здесь, завтра там… Что дальше делать будешь?

Родослав озадаченно оглянулся. Вопрос застал его врасплох. Как выжить в лесу без оружия, без огня? Об этом ещё не думалось, глаза застили горе и обида… Ведь не его вина, что нарушил обряд, что не смог проводить отца в Ирий, он просто… От внезапно мелькнувшей догадки мальчик замер:

— Ты?

— Да, — с легким сердцем ответил кот, — я полагаю, крода — лишенный смысла обычай. Дурашка, подумай сам, зачем мертвому свита? — Он воинственно встопорщил усы. — На Калиновом мосту всегда есть кому встретить и проводить, там каждый в ответе сам за себя…

— Зачем? Кто тебя просил? — От бессильной ярости у Родослава сжались кулаки, да что такому громадине сделаешь.

— Тебе ещё жить и жить… Пошли, провожу тебя.

— Куда?

— За Кудыкину гору… — котеич развернулся, и, не глядя, идет ли мальчик за ним, исчез в колючих зарослях ожины.

Родослав, охнув, кинулся за ним. Все же лучше такой наперсник, чем одиночество… Лихо продравшись через ежевичник, догнал кота, пошел рядом, благо, что тот никуда не торопился, спросил:

— А как величают тебя, чудо-юдо лесное?

— Баюн, — отозвался кот, не повернув головы, — и давай без всяких этих "любезностей", а то разорву!

Мальчик едва увернулся от зубок, клацнувших рядом с плечом, опасливо покосился на загадочного спутника и решил до поры до времени держать язык за зубами, хотя расспросить хотелось о многом…

Отлюдок замолчал так надолго, что Антону стало не по себе. Дальше делать-то что? И не спросишь — сидит ведьмаг, словно истукан деревянный. Наконец, парень не выдержал, коснулся руки молчащего.

— А с ней что? — он кивнул на девушку.

— Скоро придет в себя… Отваром отпоишь, отлежаться дашь, да идите себе своей дорогой, как на роду написано… — Колдун встал, подхватил свой мешок, забросил на плечо. — Ну, всё, прощай… — Он потянулся за луком.

— Как всё? А Людмилу искать?

Красноречивый взгляд ведьмага, брошенный сначала на Антона, а потом на девушку, не нуждался в лишних словах.

— Это не сестра, — опасаясь гнева колдуна, парень виновато опустил голову. — Это я нашел… там, в лесу… Ну не мог же я бросить её там, без помощи! Ну не по-людски это! — он поднял глаза и опешил, увидев саркастическую усмешку напарника. — Что?

— Поражаюсь, как ты при такой наивности до сих пор по земле живой ходишь… — Антон в ответ пожал плечами. — Видать и впрямь у тебя сильный хранитель. Только рискуешь ты сильно — девица-то ведь непроста. Хорошо, коль добром за спасение отплатит, а вот если… Не люблю ведьм, никогда не угадаешь, чего от них ждать.

— Ты же сам ведьмаг!

— У нас разный подход к делу…

*****

Придя в себя от негромкого разговора, Чернава прислушалась к своим ощущениям. Ничего не болит, только колет что-то в спину, что-то очень похожее на острый обломок ветки — ну да это ладно, не смертельно, потерпим. Главное, жива, а падение закончилось легким испугом. Аукнутся ещё Соловью его шалости! Надолго запомнит, как ведьму затрагивать!

Сквозь полуопущенные ресницы Чернава осмотрела сидящих у костра людей. С первого взгляда определиться невозможно, но явно не лиходеи. Она чуть пошевелила пальцами рук — свободны… Окаянники такой оплошности не допускают… Теперь бы ещё узнать за каким делом эти люди в мир отправились, да если повезет, в попутчицы напроситься… Странная парочка: от того, что постарше, чарами веет недюжинными, второй, с короткой щетиной на лице и русыми волосами до плеч, скорее подмастерье. Ишь, так в рот старшому и заглядывает, знамо дело, простак…

— А что с ней такое было?

— Вишь какое дело получается… За ней ведь Смерть приходила, да не забрала отчего-то, пожевала со смаком, да выплюнула…

Чернава мысленно содрогнулась — неужели Морена все-таки её настигла? Тогда почему выпустила? Забыв про опасливость, полезла за пазуху, ухватилась за ладанку, висящую на витом шнурке. На месте оберег… От сердца отлегло. Напрасная тревога, ошибся колдун… Девушка, не сводя настороженного взгляда от сидящих к ней спиной людей, постаралась перевернуться на бок, чтобы оглядеться получше.

Почуяв движение позади, старший оглянулся и тут же вскочил на ноги.

— Что? — второй (все-таки не ошиблась…. недотепа…) недоуменно глянул на него, потом перевел взгляд на девушку.

Пальцы ведьмы недвусмысленно сжались в защищающем жесте.

— Ну, что, девица, сказывай, куда путь держишь, да что с тобой стряслось? — колдун мрачной глыбой навис над приготовившейся дать отпор Чернавой. — Не старайся зазря, я ведь тоже не лыком шит. Не будем сызнова брань чародейную устраивать, нам и так обоим досталось, да и тебя немного потрепали.

Толку притворяться! Чернава поднялась на ноги, выпрямилась во весь рост. Со спутанных волос, упавших на плечи и лицо, посыпались комочки земли, уже слегка подсохшие. Ничуть не смутившись пристальных мужских взоров, неторопливо, словно собираясь с мыслями, огладила руками тело, поправила разорванную одежду, откинула назад спутанные пряди.

— Знахарка я, местная, — ответствовала она, — заплутала…

От её быстрого мимолетного взгляда у Антона пересохло во рту — все оказалось так, как он себе и представлял: в глубине васильковых глаз, опушенных густыми ресницами, пульсировал зрачок, будто черная дыра, ведущая в глубины неизведанные.

— Ага, в ста милях от человеческого жилья… Да и впервые вижу ведьму, что идет собирать травы со всем своим скарбом. Не надорвалась, милая? — издевательски поинтересовался колдун. — Да нам-то какое дело? Иди куда шла подобру-поздорову…

— Благодарствую за помощь, — смиренно ответила девушка, подхватывая свой узел с вещами, — чем смогу отплачу при случае.

Глядя вслед скрывшейся ведьме, парень вздохнул:

— Отчаянная… Одной по лесу ходить… Вдруг на зверя нарвется? И так едва не погибла… Ты зачем её отпустил просто так?

— У каждого своя нужда. А она в провожатых не нуждается, её судьба ведет. Свидимся ещё…

Антон сильно в этом сомневался. И пожалел, что даже имя не спросил…

*****

Едва заросли скрыли от глаз Чернавы костер, она прибавила шагу, стараясь, как можно быстрее убраться дальше от негаданных "спасителей". Привычка никому не доверять прочно сидела в крови ведьмы. Ощипывая по пути ягоды с кустов боярышника (во рту стоял горьковатый привкус дрока), она припомнила, как смотрел на неё подмастерье колдуна, словно диво-дивное увидал, восторженных глаз не сводил… А на что смотреть-то было — одёжа рваная, сама грязна, как шишимора болотная… Забавный… Видел бы он её во всей красе, тогда бы дар речи потерял, а так… хотя и эдак не шибко разговорчивый оказался… А лицо-то какое знакомое, хотя поклясться могла Чернава, что никогда прежде не встречала ни его, ни колдуна.

Услышав поблизости слабенькое журчание воды, ведьма обрадовалась. В круге молодой зеленой травы по капельке пробивался на поверхность крохотный родник. Споро расчистила Чернава от сухолома заваленный источник, выкопала руками небольшое углубление, присела рядом, дожидаясь, пока наберется хоть немного. Умыться никак не помешает — кожу так и колет мелкими иглами, да и переодеться надо. Перетрясла узел с вещами, доставая запасное одеяние (то, в котором была, только и осталось выкинуть), досадливо вздохнула: — "Ежели я так часто вещи выбрасывать буду, к Словену голая добреду, то-то потеха будет зевакам…" и торопливо сплюнула через левое плечо, чтоб не навлечь дурными мыслями на себя новую беду. Взвесила на руке кошель с серебром — вроде все цело, на первое время должно хватить, а там придется подыскивать себе какое-никакое занятие, только колдовать — ни-ни, ни в коем разе, пусть Морена наверняка следы беглянки потеряет.

Пока плескалась ведьма, ойкая от стылой родниковой воды, оттирала пучком травы присохшую к телу грязь, солнце опустилось за кромку леса. В густых сумерках оживился лес, загомонил на разные голоса, провожая уходящий день, а потом разом притих, замер сторожко — ночной зверь на охоту вышел, тут уж хоронись, кто как может.

И Чернава не решилась в темноте путь продолжать — очертила обережный круг, сунула под голову узел с тряпьем, да и прикорнула прямо на траве, не разводя огня.

Поутру, едва развиднелось, бодро вскочила — предрассветный холодок долго залеживаться не дал. И то дело, чего время зря терять?

"Ну что ж, раз метла сломалась, дальше придется на своих двоих топать… — Можно было бы новую смастерить, да побоялась ведьма творить волшбу, чтобы не привлечь внимания Морены. Что ни говори, а свою магию Хозяйка ледяных чертогов издали почует. — Благо, что тракт недалече, доберусь как-нибудь…".

Она достала заветную монетку, истертую тысячами прикосновений, подбросила её на ладони, кинула, не глядя, за спину, да зашептала:

— Дорога пряма, дорога ровна, дорога коротка, укажи мне путь от лиха к счастью… Приведи меня, дорога-матушка, к добрым людям, к теплому крову… — и улыбнулась, глядя, как раздвигается трава перед ней, как ложится под ноги едва намеченная тропка.

Легко ступила на нее и пошла, не задумываясь особо, — заклинание надежное, не раз проверенное… выведет, куда надо… а монета заветная опять в потаёнке окажется, как приведет дорога на место…

*****

Как смерч, ворвалась Морена в свои покои, шуганула льнущих к ней мар. Те, как напуганные щенки, кинулись врассыпную, спасаясь от тяжелой руки негодующей хозяйки. Убить не убьет (нежить трудно изничтожить, на то она и нежить), а помучаться придется.

Гамаюн высунул голову из-под крыла, присмотрелся к вернувшейся, и заметался по клетке, отлично зная, что выхода нет. Что ещё Морена удумает? И так почти без перьев сидит!

Повезло вещей птице, не до него оказалось Властительнице смерти. Кинулась, спотыкаясь о подол своего длинного балахона, к льдине, плавающей без всякой опоры посреди зала, окунула руки в спутанную кудель.

— Где же она, где?

Лопались ниточки чужих жизней, разрываемые в спешке нетерпеливой Мореной — какая намеренно, потому что время бытия её вышло, а какая и случайно, цепляясь за острые когти разгневанной Пряхи. Только нужная не попадалась, словно сгинула неведомо куда Чернава, а ведь не может такого быть, никак не может… разве что появился кто-то, кому под силу укрыть непокорную ведьму от всевидящей пряхи. Да только в это с трудом верилось…