Однажды к дому Чайтаньи подошел нищий странник – в лохмотьях, с всклокоченными волосами и давно не мытым телом. Он остановился на пороге комнаты и, закрыв глаза, погрузился в медитацию. Увидев его, Чайтанья встал и спросил: «Кто ты? Ты можешь войти внутрь». Заслышав эти мягкие и приветливые слова, нищий открыл глаза и жалобно ответил: «Свами, я не достоин того, чтобы войти в твою комнату. Я презренное существо из касты чандалов (неприкасаемых). Я не вправе осквернять твое святое жилище». Широко улыбаясь, Чайтанья подошел к нему ближе и сказал ласково: «Сын мой, никогда не говори, что ты жалок, ничтожен и достоин презрения. Кто грешен и кто свят на этой земле? Все святы, ибо Один Бог сияет в сердце каждого. Не стесняйся, заходи внутрь».
Поскольку тот все еще колебался, Чайтанья спросил его о цели визита. Нищий ответил: «Свами, я неустанно произношу Божье имя, но чувствую, что в звуке его нет чайтаньи (духовной силы), – так человек, находящийся в коме, вроде бы жив, но лишен сознания; мне кажется, я лишь механически повторяю имя Господа, но не ощущаю его божественной силы. Вот я и пришел к тебе в надежде, что если ты посвятишь меня в одно из Его имен, оно будет заряжено духовной энергией и, распевая его, я продвинусь в своей практике».
Чайтанья ответил: «Все имена Бога полны чайтаньи, или божественной силы. Божье имя всемогуще, оно излучает свет. Поэтому ты рассуждаешь неправильно, недооценивая мощь какого-то из Его имен. Но так и быть, чтобы порадовать тебя, я дам тебе мантропадешу (посвящение в мантру), как ты хочешь. Пожалуйста, войди в комнату».
Гость подчинился и нерешительно переступил порог, с униженным и робким видом, трясясь от страха и сомнения, и, скорчившись, уселся в уголке. Жалея его, Чайтанья мягко сказал: «Сын мой, чего ты так боишься? Свобода и бесстрашие даны человеку от рождения. Свобода – твое естество, почему же ты позволяешь страху завладеть собой? Ты должен понять, что духовная (атмическая) сила превыше всех мыслей, и изгнать свой страх».
Говоря это, Чайтанья подходил все ближе и ближе к неприкасаемому. Охваченный паникой, тот закричал: «Свами, умоляю тебя, не прикасайся ко мне! Если ты дотронешься до меня, мы оба будем виновны в нарушении традиционных устоев общества. Я боюсь еще и потому, что теперь зима, а если ты коснешься меня, тебе придется совершать омовение в холодной воде, и это может повредить твоему здоровью. Я чту тебя как своего гуру, а согласно писаниям, гуру – это Сам Бог, и я сильно согрешу, навредив тебе. Я пришел, чтобы внять твоему наставлению и принять от тебя помощь, а не для того, чтобы ты страдал из-за меня. За все грехи прошлых жизней я родился неприкасаемым. Я не хочу прибавлять к грузу своих грехов еще один, позволив тебе дотронуться до меня».
Выслушав все это, Чайтанья возразил: «Какой же ты наивный! Своей «неприкасаемостью» ты лишь выдаешь свое невежество, забывая о том, что Бог обитает в каждом существе. Бог не знает различий в кастах и религиях. Ведают ли о кастах пять природных стихий – земля, вода, огонь, воздух и небо? А ведь все они порождены Богом. Независимо от касты и веры, все имеют равные права на богатства природы, предлагаемые пятью элементами. Нет никакой нужды следовать кастовым и религиозным предрассудкам. Подойди же ко мне».
Но бродяга никак не мог преодолеть страх, ибо его взрастили в нем с раннего детства. Это показывает, что такие чувства, как страх, любовь, ненависть и т. д., прочно укореняются в человеке, если он растит их в себе длительное время, с детских лет. Чайтанья терпеливо продолжал: «Бог не наделяет человека чувством страха. Человек сам питает его своей слабостью, вызванной несовершенством его натуры. Тот, кто не сделал ничего дурного или неправильного, никогда ничего не боится и потому не нуждается в защите и покровительстве. Бесстрашие – отличительный знак божественности. Его можно обрести отречением и жертвенностью. Например, если ты владеешь каким-то богатством, это – источник страха. Но если ты откажешься от него, тебе не будет страшно даже на глухой дороге, где полно разбойников. Дорогой мой, пойми, что твоя природа – абсолютное бесстрашие всегда и всюду, – так следуй же своей природе».
И Чайтанья крепко обнял нищего. Но тот весь затрясся от смешанных чувств блаженства и страха, блаженства от объятий такого великого святого, как Чайтанья, и от страха перед навязчивой идеей, что Чайтанью осквернит это прикосновение. Он выкрикнул: «О Свами! Пусть только не загрязнят тебя мои грехи!» Весело рассмеявшись от этих слов, Чайтанья заверил его: «Какой же ты простак! Мы с тобой стали одним. Мы теперь неразделимы». С нежностью обняв беднягу за плечи, Чайтанья прошептал ему на ухо имя Господа. Оно проникло прямо в сердце нищего, и так преобразило его, что он воскликнул в экстазе: «Свами! Нет никого счастливее меня. Я теперь освящен, я стал святым и чистым. Я полностью избавился от чувства, что я – тело из пяти элементов! Твоей милостью и милостью Божьего имени, данного тобой, мне открылась моя истинная природа».
Жизнь становится священной, если имя Господа с огромной любовью хранится в сердце как сокровище. Если нет этой любви, все так называемые духовные практики будут напрасными. Все духовные дисциплины нужны только для того, чтобы очистить сердце. Когда сердце становится чистым, нет больше необходимости изучать писания или заниматься садханой. Доведя эти истины до сознания своего нового ученика, Чайтанья заставил его навсегда забыть страх. Нищий неприкасаемый стал святым, чтимым поныне, – Харидасой.
Мораль этой истории в том, что мы должны отказаться от всех различий, основанных на происхождении и жизненном статусе, и повторять или петь имена Божьи с пылкой любовью и преданностью. Сначала Имя смягчит сердце преданного; и только потом оно может смягчить сердце Бога и привлечь Его милость. Богу безразлично, сколько времени и какими способами вы занимались садханой. Богу нужна лишь искренняя, глубокая, идущая от чистого сердца любовь к Нему.