13 лекция.

[252]

<Раннее государство русов. Смыслы именования Русь>

К Византии мы будем возвращаться несколько раз в связи с историей права.

Чтобы избежать большого разброса, сделаем краткий обзор истории права. Он займет декабрь и начало следующего семестра.

Запись права, как говорили, возникает при выходе от семьи, общины к внешним, чужим. Получение закона от других, как упорядочение земли от варягов по летописи, скорее норма чем исключение.

Первые документы права у нас – договоры с Византией. Подлинников нет, первые записи, принимаемые за основу при публикациях, уже спустя 5 веков, они могут уже быть задним числом проекцией политических интересов, например права самим независимо от Константинополя назначать митрополитов, или при упадке Византии претендовать на равное историко-политическое достоинство. Сильно налегать на букву этих договоров нельзя. Строить на их тексте какие-то надежные выводы нельзя.

Ст. 1 Договора Руси с Византией 911 года:

Мы отъ рода Рускаго, Карлы, Инегердъ, Фарлофъ, Веремудъ, Ру-лавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Руаръ, Актеву, Труанъ, Лидулъ, Фостъ, Стемидъ, иже послани отъ Олга, великого князя Рускаго [253] .

Полной славянизация имени Олега, Helgi, еще нет, только падеж. Остальные имена тоже имеют разночтения: Ингелд, Инегелд; Веремуд, Веремид, Вельмуд, Велемудр, т. е. здесь может быть обратное, скандинавизация славянского имени. Не все знают, что принятие сразу языка взятого под контроль народа было общей практикой норманнов.

Ср. – греч. ῥῶς – норманы, ῥωσιστί по-скандинавски. В арабских источниках IX в. Rûs – «норманны в Испании и Франции», и шире, все деятели скандинавской экспансии IX X вв.

По Зализняку, в корне ruotsi – rudr, ruodr, рулевое весло, нем. Ruder. Они таким образом правители, продолжавшие на берегу свое морское занятие (как слово губернатор от κυβερνητήρ, κυβερνητής «рулевой на корабле»).

В «Истории» араба Йа’куби русы поднялись по Гвадалквивиру, разграбили Севилью в 229 г. хиджры (844 г.). В «Россыпях золота» историка и географа Мас’уди, первая редакция 943 г., вторая 947 г., о Черном море есть сообщение, с которым вяжутся факты договоров греков с русами.

Что касается язычников в [хазарском] государстве, то среди разрядов их находятся сакалиба [славяне] и русы, которые живут на одной стороне этого города (Атил). Они сжигают своих мертвецов вместе с их конями, утварью и украшениями. Когда умирает мужчина, его жену заживо сжигают вместе с ним, но если умирает женщина, то мужа не сжигают […]

Русы и саклабы, которые, как мы уже говорили, язычники, [также] служат в войске царя и являются его слугами […] [Заметьте это, «слуги царя»]

В верхней части хазарской реки [Волги, Итиль, «река», совр. тат. идель, Акидель «река Белая»] есть проток [или ошибка арабского географа, только волок, или тогда уже был прорыт канал между Волгой и Доном], вливающийся в залив моря Нитас [Майтас, Азовское море?] (Понт) – море руссов, по которому не плавают другие [племена], и они (русы) обосновались на одном из его берегов [но Тмуторокань, государство русов в месте теперешнего Азова, вроде бы обозначилось позднее чем может знать Мас’уди, или уже тогда?].

Русы – громадное племя; они не подчиняются никакому царю и никакому закону. Среди них есть купцы, которые постоянно ездят к царю бургар. Русы имеют в своей земле серебряные копи.

«Племя» у арабского историка как современное американское «nation», государство. Саклабы, сакалибы считается что преимущественно всё-таки славяне, но явно также и светловолосые германцы, финны и татары. Для собственно славян есть название славийа. У некоторых арабских историков русы делятся на три группы: куйаба, славийа и арса. Никакой путаницы здесь нет. Русы название государства с опорой в Киеве, но присоединившего и Новгород, жители которого всегда назывались и называли себя словене, название опять же не этноса а государства, далее когда оно вошло в состав государства русов, но сохранило большую независимость и в этом отношении было другим. Кто такие арса (арба, уртаб), спорят, помещая на острове Аркон (Рюген) в Балтийском море, или отождествляют (Минорский) опять же с урмане, норманны. Общее правило: территория и народ получают название сразу по своей власти. Так уже очень скоро <после революции 1917> народ нашей страны стал для всего мира советским, и так бы утвердилось, а русский и российский постепенно уходили бы и возможно, если бы власть и коммунистическая цивилизация упрочились хотя бы на десятилетия, были бы просто отменены.

Огромное число русов в их каспийском походе отчасти преувеличение, отчасти русы и тут обозначение не этноса. Мас’уди описывает:

Русы состоят из многочисленных племен разного рода. Среди них находятся урманы [норманны], которые наиболее многочисленны и с торговыми целями постоянно посещают страны Андалус, Рим, Константинополь и страну хазар [256] .

После 912 г. – когда точно, арабский историк говорит что не помнит – около 500 судов русов с разрешения хазарского малика по Дону и Волге спустились в Каспий.

Русы проливали кровь, делали что хотели с женщинами и детьми и захватывали имущество. Они рассылали [отряды], которые грабили и жгли. Народы, живущие на побережьях этого моря, пришли в смятение, так как в прежние времена не видали, чтобы враг наступал на них с моря, и по нему ходили лишь суда купцов и рыбаков. Русы сразились с гилянцами, дейлемцами [и с побережьем Джурджана и с отрядом людей Мауди’а, Аррана и сифлана (Ширвана)] и с одним из военачальников Ибн Аби ас-Саджа, а затем перешли на нефтеносный берег царства Ширван, известный как Бакух. По возвращении [с побережья] русы укрылись на островах, которые находятся лишь в нескольких милях от нефтеносной [мелкие острова у входа в Бакинскую бухту, Нарген, Жилой, Артем и др.].

[…] Когда русы набрали добычи и им наскучили их приключения, они двинулись к устью Хазарской реки (Волги) и снеслись с хазарским царем, которому послали денег и добычи, как это было договорено между ними [257] .

Хазарский царь не мог помешать – или не захотел – чтобы его же мусульмане перебили русов, всего якобы 30 тысяч (стало быть их было вначале меньше чем 50 тыс. во всяком случае) на суше.

Русы, правда на этот раз только один корабль, с которого норманнская морская пехота взялась в 987 г. освободить из заключения не меньше чем эмира Ширвана Маймуна, освободила, но была перебита. Об избиении русов в самых разных местах мы часто читаем, о причине узнаем: их принципом было в любом числе идти против любого числа врагов, цель выживания и даже упрочения владения не ставилась.

Между 864 и 884 гг. русы напали на Абаскун в юго-восточном углу Каспия и были уничтожены. В 909 г. на 16 судах (приблизительно считают до 100 морской пехоты на судне) появились там же и не закрепились снова. В 910 г. напали на Сари на Каспии, потеряли несколько кораблей (возможно однако, что это та самая экспедиция, которая описана Мас’уди под «позже 912 г.»). Потом вторжение 943 г., русы поднимаются по Куре до Барда’а. Есть теория, что когда войска киевского князя освобождались от операций в Византии, см. мирные договоры с василевсами в 911 (недостоверно в 907 г.), 944 и 971 гг., то их посылали гулять по Каспию, надо было придумать занятие для армии, или даже на хазар, а хазары это Волга и оттуда само дело просит спуститься в Каспий, на хазар русов натравливали византийцы. Есть не очень однозначный документ из Каирской генизы («кладбища документов»), так называемый Кэмбриджский документ, где император Роман якобы из ненависти к евреям поощрил Халгу напасть на хазар, и Халгу, втянувшись в войну и опять не удержавшись спуститься в Каспий, погиб в Персии.

В 965 г., по Повести временных лет, Святослав на Волге и тоже спускается на Северный Кавказ. Он так потрепал хазарский каганат, что на Нижнюю Волгу пришли новые тюркские племена, а до того малики хорошо держали границу.

987 г. (377 г. хиджры), сообщение арабских историков. Эмир Дербенда Маймун бен Ахмад, попросивший помощи русов, призвал их явно не издалека, т. е. в сев. – западном Каспии после похода Святослава 965 г. русы имели по-видимому колонию. Один корабль русов, т. е. ок. 100 морских пехотинцев, эмира освободили, но были перебиты.

989 г. (379 г. хиджры). Маймун имеет телохранителей русов гуламов. Фанатик-проповедник требует дать им выбор между принятием ислама и смертью. Эмир не выдал и с русами ушел в Табарсаран.

1030 г. (421 г. хиджры). Русы в Ширване на 38 судах, побеждают ширваншаха, поднимаются по Куре (опять, знакомый уже путь) до ее слияния с Араксом. Они вмешиваются в гражданскую войну, помогают правителю Ганджи взять крепость Байлакан, где оборонялся сын правителя, получили богатое вознаграждение, двинулись дальше в Рум, и это предположительно уже Колхида, где с 1021–1022 гг. был относительно успешный поход императора Василия II. Они стало быть прошли Кавказ с боем, остались целы (вначале на 38 судах ок. 3800 человек) и «вернулись в свою страну», предположительно это русское независимое княжество Тмутаракань. Теперь это слово звучит как Тамань. Первая часть предположительно или какое-то хазарское имя, или тамаг, пролив, устье; второе возможно титул тархан. В «Повести временных лет» год 6496/988: «Владимир, распределяя земли между сыновьями, посадил Мстислава в Тмуторокани». Год 6530/1022: «Мстислав, который был в Тмуторокани, пошел на касогов» (черкесов).

Но уже следующий год 6531/1023: Мстислав пошел на Ярослава с хазарами и касогами. 6532/1024: «Когда Ярослав был в Новгороде, Мстислав пришел из Тмуторокани в Киеву».

После успешного прохода через Кавказ русы решили всё повторить то ли на следующий год, то ли через год. Скорее через год, в 423/1032 они опустошили Ширван, возможно потеряли корабли, пошли через Дагестан, были разбиты в горах. Остатки их или новые русы с помощью аланов пришли мстить и были разбиты. Энергия их явно угасает, они уже не ходят без союзников.

Что это за энергия! Норманы.

Считаются две эпохи викингов, первая 800–930 гг., четыре поколения. Неслыханно, ни в каком сравнении с малым населением Скандинавии, все побережья, атлантические и средиземноморские, Европы были ограблены, по всем большим рекам викинги прошли куда доходили лодки. По восточноевропейской речной системе дошли до Византии, на западе до Испании и Африки, до Каспия, до Ирана, может быть до Туркестана. Открыли Америку, заселили Исландию. Труднообъяснимый взрыв. Европа была уже в основном христианской, мирной. Ее обобрали, exploitéavec une habileté presque diabolique. Были отчаянные планы засыпать, перегородить реки – по суше их сила быстро уменьшалась. Только Германия их не пустила.

По оценкам западных историков отряд норманов-варягов-русов-викингов был как и у арабских географов: 10–40 кораблей, на каждом около сотни, или меньше, едва ли всё морская пехота, купцы, путешественники-шпионы, просто авантюристы.

839 г.: выход на Азов и Черное море.

860 г.: пробуют Византию, «Приидоста Оскольд и Дир ко Царьграду ратью и воевоша, многа зла сотвориша греком».

864 г.: выход на Каспий, пробуют Иран.

Тактика: приходят и предлагаются на военную службу, телохранители, изучают язык, потом берут власть.

862 г. (?): призвание варягов.

863 г.: Рюрик в Новгороде (Rorik, Hrorekr), ум. ок. 879. Возможно наемник, нанятый охранять путь Волхов-Днепр, снявший нанимателей.

882 г.: Олег родственник Рюрика в Киеве. Но конечно был же город до него. Не колонизация, авантюра и encadrement.

После 930-го энергия спадает, кроме как в России, но: с 980-го новая волна, и на ней возможно приходит Владимир.

Наименование Русь остается загадкой. Единственное что важно и где не должно быть никакого смешения, то, что старые историки, одинаково арабские и европейские, называют народом, это nation, т. е. государство, причем не в историческом, а в военно-административном смысле, т. е. элементарно самоназвание правящей группы, как большевики, которых было мало. Как говорить, кто большевики этнически, можно только неопределенно, немцы, евреи, пролетарии, так русы. Они могли с успехом быть сакалиба, светлые финны или немцы или славяне, вошедшие в эту успешную новую военно-государственную систему.

По одной летописной записи, сродник Рюрика Олег через два года после смерти Рюрика, в 881-м, поразил смолян разноцветными шатрами, которые поставил выше города. К старейшинам Смоленска он вышел с Игорем на руках и с формулой: «Сей есть Игорь князь Рюрикович руски». Стало быть, имя Рюрик было как Карл, как Цезарь, синоним верховной непререкаемой власти. Рюрик и руски отождествлялись, возможно, в них слышалось одно, особенно в связи с возможным чередованием р – з.

Опять же с Игорем, якобы сыном Рюрика, на руках как со знаменем Олег захватил и Киев. Его слова, «Се буди мати градом русьским», в этом контексте – т. е. с Игорем на руках – звучит как «городам Рюрика», в смысле царя. Руский как название империи, не нации. «И беша у него варязи и словени и прочи прозвашася русью».

Территориально Русь, русская земля первоначально это Переяславль, Чернигов и Киев, кроме древлян и дреговичей. Т. е. это область полян, куда, как сначала в Смоленск, Хелги, сродник Рюрика, принес название русъ. До этого, запись летописи под 881-м, «Оскольд и Дир княжиста в Полянех». Они были обвинены и казнены за то, что «Вы есте ни князи, ни роду княжи» (запись того же года).

Два или два с половиной века русской земли, которая к 1140 г. «и раздрася вся земля Русьская», ушли бы вместе с этим именем. Оно стало к этому времени обозначать очень малое объединение вокруг Киева. В 1180 г. новгородцы взяли себе епископа из Киева и «привезоша из Русе». Опять же: «иде князь Святослав… Олгов вънук, из Руси на Суждаль ратью на Всеволода [Большое Гнездо]», он «пожга город Дмитров, возвратиля опять в Русь, а князь Всеволод в Володимерь». Т. е. даже в конце XII в. Владимир, и соответственно Москва еще не только не Русь, но воюют с Русью. Русь настолько сузилась, что даже Давыд Смоленский, умирая (1197 г.), «сына своего Костянтина в Русь посла брату своему Рюрику на руце», т. е. поручил. Не помня зла за набег Руси, Всеволод Большое Гнездо отдавал свою восьмилетнюю дочь Верхуславу замуж за Ростислава Рюриковича, сына героя «Слова», отпускал ее «в Русь с великою любовью».

В «Слове» против половцев выступает Игорь Святославич из Новгорода-Северского, это восток Черниговской земли, т. е. Русь, но настолько крайняя, что иногда не Русь, как например когда Игорь Святославич в 1181 г. расширял вместе с половцами владения отца: против них Рюрик, княживший в Овруче, т. е. собственно территориально уже не в Руси в то время, послал войска, которыми руководили «воеводы рускеи», войска Игоря потерпели поражение, «русь же потопташа é», Игоревы «половци бегаюче пред русью». Русь и название войска, запись 1202 г.: «Собравшу Рурику половци и руси много и пойде на Галичь […]». Т. е. можно считать даже и так, что Русь это войско варяжского строя.

И третий смысл Руси связан с воспоминаниями о сильном государстве, основанном Рюриком и его сродником Олегом. Это престижное значение Руси. В последнем случае, когда Русью называются войска, территориально не из Руси, и они побеждают Игоря, территориально всё-таки Русь, правда, в союзе с половцами, Русью победившие называются возможно задним числом как победители и стало быть престижные, с традиционным заключением летописца: «и тако поможет бог Руси». В той же летописи, когда через четыре года в 1185 г. тот же Игорь сражается уже с тем же Кончаком, он Русь: половецкие «стрельцы», «пустивше по стреле на русь». Но сам Игорь себя к руским не причисляет, возможно чтобы подчеркнуть самостоятельность Новгорода-Северского: в июле 1184 г. Игорь сказал Всеволоду (Буй-Туру), Святославу Рыльскому, Владимиру Игоревичу и дружине: «Половци оборотилися противу руским князем [имея в виду Святослава и Рюрика], и мы без них кушаимся на вежах их ударити […]».

Здесь и колебания, относить ли северскую окраину к Руси, но и зависи<мость> от сочувствия: русь престижная, вызывающая сочувствие сторона. В противопоставлении «половецкой земли» в «Слове» под Русью естественно есть тенденция понимать всё, что не поле, т. е. расширять.

Технически, географически Русь очерчена Средним Поднепровьем. Но уже в конце XII в. другое значение, престижное, Руси дает знать о своем большом будущем. Дело в том, что ко времени похода Игоря Святославича, князя Новгород-Северского, против своего прежнего союзника Кончака в 1185 г. Владимир был уже сильнее Киева. Уже в 1174 г. – или еще в 1173 г., или в оба эти лета – Андрей Боголюбский «исполнися высокоумья» и «ражьгся гневом» на Ростиславичей, Ярополка и Мстислава, сыновей князя переяславского Ростислава Юрьевича, и послал на «Рускую землю» свои войска, против Руси объединились «суждальци, володимерци, переяславци, белозерце, муромце, и новгородце, и рязаньце». Против них Ростиславичи «и кыяне совокупивше, и берендеиче, и Поросье и всю Рускую землю полкы». Ростиславичи сбежали на Рязань, «покиня» Киев.

Только короткое время в этот период Киев владел частью владимиро-суздальских земель. Он ставил свою администрацию, раздавал «посадничество русьскым детьцкым, они же многу тяготу людем сим створиша продажами и вирами […]». Это время интенсивного перенимания первенства Суздалем и Владимиром у Киева. Дело дошло до претензий, что истинное христианство только во Владимире у Андрея Боголюбского, а «Русская земля» чуть ли не иноверная. Если к Андрею

[…] гость приходил из Царягорода, и от иных стран, изь Руской земли, и аче Латынин, и до всего хрестьянства и до всее погани, и [ему?] рече: Вьведе и [его] вь церьковь и на полаты, да видят истиньное христьянство и крестяться [278] .

Мать Андрея Боголюбского была половецкая ханша, и понятна его старательность в отношении истинного христианства. Но 29.6.1175 г., на Петра и Павла, Андрей Боголюбский был убит во Владимире боярами Кучковичами. Его брат Всеволод Юрьевич, пришедший из Киева и севший на великое княжение в 1177 г., привез с собой из Киева идею Руси как славного авторитета. Чем меньше реального значения у Русской земли, тем больше престижного, идеального, идеологического. Почти параллельно Галицкое княжество сделало попытку присвоить себе идею Руси, Романа Галицкого, конечно не без его желания, называли в Западной Европе «королем Руси». Для Европы Русь не была так привязана к Киеву и несла на себе ореол норманнов, создателей государств. Галичу не удалось возвыситься. Владимир, наоборот, стал настоящей империей при Всеволоде, правившем там 35 лет. О нем вдруг стали говорить – просто перенесли на него это престижное именование – как о великом князе Всея Руси. Возможно, конечно, что летописи уже отредактированы, позднее. Но в летописях именно так, и впервые о нем:

Бысть имя его славно по всей земли, и на тотарех дань имал. И владея всею землею Рускою и до моря Волгою [279] .

1185 г.: «Поидоша князи рустии ратию на тотар в Орду». Этнически эти князи уже были даже не славяне, которые с самого начала были всё-таки рядом с русскими (хотя всё же ниже их рангом, Олег воспитатель Игоря в 927 г. якобы велел устрашенным грекам, беря с них «злата многа и поволоки»: «Шейте парусы повлачите руси, а словяном полатняные»), а наполовину уже половцы. Задним числом русскость спроецирована была и на более ранний период Владимира, когда эта молодая империя отчетливо противопоставляла себя Руси: запись 1212 г. в Лаврентьевской летописи:

преставися великий князь Всеволод […] сын Гюргев. Благочестивого князя всея Руси [282] .

Русь, говорят исследователи, перестала быть обозначением территории, стала знаменем военно-государственной организации. Но вернее сказать, она с самого начала была предприятием власти, правления, ищущим себе почву. Таким остается уже тысячу двести лет почти.

В продолжение ст. 1 договора 911 г. декларация о намерениях: любовь «межи Хрестианы и Русью», какая была и прежде, утверждается письменным договором, с клятвой на оружии. Современный перевод: «между греками и русскими». Это снижает уровень: на деле Русь – как вера, как исторический замысел. Дело не в международной политике, трениях между государствами, а в двух идеальных, решающих образах мира. При этом замысел Руси мог быть вообще никак, в отличие от христианского, не записан, он весь в образе жизни, в уверенности в своем праве. Не обязательно только право как сила: достоинство, виртус, замысел человеческой жизни.

 

14 лекция.

[283]

<Человеческое достоинство в основании раннего права>

Русь выступает в договоре с греками компактной силой, самоопределяющейся в военном, политическом и идеологическом (религиозном, верующем) отношении. Договорные стороны называются христиане и русь. Это странно для тех, кто воображает себе столкновение держав в привычном международно-политическом смысле, и перевод на русский заменяет христиан на греков по крайней мере в одном месте: получается вполне проходная пара греки и русь. Но с севера через море к Константинополю подошли люди, не агенты державы, государства как силы, а личности, гордые своим образом жизни, в частности гордые своим нехристианством. Их устроение жизни им было главной ценностью, от которой они ожидали конечно золота, шкур, тканей, оружия, пищи, власти, но не так чтобы они пользовались верой, строем ума как инструментом. Как, мы подозреваем, верой пользовались византийские императоры. И не так, что ради власти и богатств это новое образование, русь, сменила бы строй духа. Скорее образ жизни, включая духовный склад, и был главной ценностью. Как всегда, строй стоял на virtus, силе-достоинстве.

Поэтому о внутренних законах руси из договоров с греками мы не узнаём, словно их и не было. Их, возможно, действительно не надо было писать, потому что они были одно со строем жизни. Очевидность, что жить можно и нужно только так, заменяла закон – и давала силу, которая была всем правом. Так ли, что право было вызывающе смято силой, которая отодвинула право, видя его слабость? Нет, скорее чувствуется уверенность, что всё мыслимое право в моей самостоятельной силе, энергии моего поступка, в моем решении. Мы называли это совпадением права и порядка в начале государственных образований, но эти понятия принадлежат уже развитому государству, соответственно утяжеленному проблемами, а сначала мы имеем что-то настолько простое и компактное, что не укладывается в слова, в понятия.

Соответственно надо относиться к тому, как много значит в этом начале образование слово, которое хочется назвать как бы полногласным, не специализированным. Оно тут еще не отдельно правовое, отдельно идеологическое, отдельно литературное.

Отрезвляет знакомство с литературой того времени, где историк, идеолог, поэт и государственный деятель одно. Он видит действительность неразличенно от ее художественного смысла, т. е., говорит Михаил Иванович Стеблин-Каменский, принимает ее синкретически, без отделения того, что «на самом деле было», от того, чего «на самом деле не было», но что художественно правдиво и потому более совершенно чем реальность.

Во всей ее живой полноте действительность прошлого может быть только синтезирована, воспроизведена в результате творческого обобщения […] Множество фактов говорит в пользу того, что для людей древнеисландского общества существовала только одна форма правды, так сказать, синкретическая правда . Тот, кто сообщал синкретическую правду о прошлом, стремился одновременно и к точности, и к воспроизведению действительности во всей ее живой полноте. Но тем самым это была не только правда в собственном смысле слова, но также искусство [284] .

Представим себе, что среди наших современников было бы принято и считалось естественным видеть одновременно в целом и наблюдаемое событие, и его ощущение, и определение места, которое это событие займет в жизни мира. Это представить трудно. Голова идет кругом, сколько независимости поступка, какого окончательного решения о мире требуется тут на каждом шагу. Имеет ли это отношение к той свободе права, о которой мы говорили как о практике определения каждый раз заново границ своего и чужого права? Да.

Маленькое отступление, совершенно необязательное, в духе Гумилева. Берем нашу территорию, допустим от Карпат до Днепра, мне так кажется что на самом деле и дальше, – очень рано уже были славяне. IV в. – на этой территории государство готов, VI в. – государство авар, VII в. – государство хазар, худо-бедно хазарскому кагану платят дань; IX в. – государство Руси скандинавской, XIII в. – государство монголов. А где же государство славян? Древляне? Непонятно кто они. Я говорю что это совершенно необязательное отступление в духе Гумилева, оно у меня к тому что не зря мы читали Кюстина. Он всё время говорит: чужая немецкая администрация и потайная, подводная крестьянская цивилизация. И вот мы видим, меняются администрации, готская администрация, аварская администрация, хазарская администрация, русская администрация, монгольская администрация, московская администрация…, а как живет подводная цивилизация крестьян?

Наплыв Руси из Скандинавии обеспечил относительную стабильность, покой, по крайней мере киевского центра и возможность для города строиться условно говоря с Олега, 882-го, до упадка Киева к середине XII в., около 250 лет. Если администрацией обеспечена стабильность, жизнь подводной цивилизации устанавливается сама.

Конечно, стабилизация лучше чем революция, сплошной беспорядок, и она возможна только под сильной властью. Русь жестка, но она держит. Держала четверть тысячелетия. Потом стала только памятью, знаменем.

Нет никаких причин думать, что под готами, русами не было той же подводной цивилизации, какую наблюдал Кюстин.

Как называется крестьянская цивилизация? Они не славяне, в равной мере чудь, меря, весь. Ее права, ее возможности самоуправления, государственного образования надо осмыслить. Пока мы наблюдаем, уже почти две тысячи лет, странную картину.

Итак, образ жизни настолько ясен, настолько прост и не нуждается в определении, что похоже внутреннего закона Русь не имела, только тот, который потребовался при столкновении с чужими. Писался конечно под диктовку византийских правоведов, они давали темы и термины, из них главный любовь, по-гречески скорее φιλία. Вообще говоря, договор мог бы и сохраниться в византийских памятниках; видно, он был для империи один из массы, и для виду составлялся в торжественных формах.

Суть, яко понеже мы ся имели о божьи мире и о любви главы таковыа. По первому убо слову, да умиримся с вами, Грекы, да любим друг друга от всеа души и изволениа, и не вдадим, елико наше изволение, быти от сущих по [д] рукою наших [князь] светлых никакому же соблазну или вине, [но] подщимся, елико по силе, на сохранение прочих и воину лет с вами, Грекы, исповеданную написанием [и] клятвою извещаемую любовь непревратну и не-постыжиму. Тако же и вы, Грекы, да храните таку же любовь ко князем нашим светлым Рускым и ко всем, иже суть под рукою светлаго князя нашего, несоблазну [и] непреложну воину и во вся лета [285] .

Несколько сот лет и несколько переписок отделяют известный нам текст от оригинала. Всякая переписка была и редакцией, вот чего уж не было у составителей летописей – это филологического музейного сохранения буквы. Во второй статье договора, как в первой, подкрепление клятвой: прибавьте это к весу слова, именно слывущего, звучащего, в ту эпоху. Слово стояло прочно, помнилось хорошо, оно было как вещь. Мы еще увидим, как оно ходило за вещь: помнится исландский пример, когда власти велели каждому жителю написать по сатирическому стиху на, кажется, датского конунга, и тот в ответ начал войну. Клятва чуть ли не в центре и ст. 3:

3. А о главах, иже ся ключит проказа, урядим[ся] сице: да елико яве будет показании явлеными, да имеют верное о тацех явлении, а ему же начнуть не яти веры, да кленеться часть та, иже ищеть неятью веры; да егда кленеться по вере своей, будеть казнь, якоже явиться согрешенье [286] .

Смысл в общем ясен до пункта о клятве:

Что же касается преступлений, если случится злодеяние, договоримся так: пусть обвинение, содержащееся в публично представленных (вещественных) доказательствах, будет признано доказанным; если же какому-либо (доказательству) не станут верить […] [287] .

Дальше неясность, такая, что в Синодальном списке 1587 г. фраза «да кленеться часть та, иже ищеть неятью веры» отсутствует, скорее всего опущена как непонятая. Ученый издатель видит здесь какую-то порчу. Он комментирует статью 3 так: О главах – что касается преступлений. Головник – в Русской правде преступник, преимущественно уголовный. Проказа – пагуба, несчастье, преступление. Урядимся – договоримся, здесь чувствуется западное, польское значение слова ряд. Показание – вещественное доказательство, в Русской Правде «знамение». Яве явлении – публично (открыто) перед послухами предъявленный (представленный). Да имеют верное о тацех явлении (в одном списке явление) – пусть обвинение, в них содержащееся, будет признано верным.

Заметим лаконичность, отчетливость формул. Та же будет в Русской Правде. Да имеют – тот вариант предлагается, тот сценарий судоговорения, когда вещественных доказательств достаточно. Да имеют верное явление – в смысле, пусть явление, предъявленные доказательства, они (все на суде) сочтут достойным веры, верным.

Ну а если не все. Тогда «да кленеться часть та, иже ищеть неятью веры». Часть – как точная калька с латинского юридического термина pars, теперь переводится сторона (процесса). Часть этимологически точнее. Из общих мест римского права, вошедших почти без изменений буквально и в наш действующий УПК: Nec ex advocates parties adversae judex eligendus. Из комического «Отыквления» Сенеки:

Обыгрывается опять же топос римского права, audiatur et altera pars.

Комментарий Зимина: «Да кленетъся часть та, иже ищешь неятью веры. Эту фразу мы склонны считать позднейшей вставкой, неудачно объясняющей текст статьи. Получилась несуразица: присягает (идет на “роту”) обвиняемый (очевидно с целью снять с себя обвинение), затем присягает обвинитель и… обвиняемый наказывается (“будет казнь”) соответственно степени его виновности или характера преступления (“якоже явится согрешение”). Присяга обвиняемого в данном случае не имеет смысла».

Действительно. Но присмотримся к тексту. Его часть, а ему же начнуть не яти веры, да кленеться часть та, иже ищеть неятью веры звучит непохоже на то, что кто не имеет веры, тот и клянется; за словами «часть та, иже» слышится другая сторона, не та, которая не верит доказательствам. Зимин понимает слова «ищеть неятью веры» как «хочет, чтобы не верили», но мне кажется что синтаксис получается слишком сложный, не в стиле, прямом и лапидарном, документов того времени. Я бы читал: идет веры тому неятью, т. е. хочет подтвердить своей клятвой, идя на роту, что вера должна перевесить неятье веры. Он клянется по своей вере, т. е. так, что ложная клятва будет равна вероотступничеству, страшному делу. Как много весит клятва, мы увидим в Русской Правде.

Если читать «ищет неятью веры» в смысле «верою пересиливает неверие», то всё становится на свои места. Дальше так: если он действительно поклялся по вере своей, то всё пусть начинается сначала, казнить его будут только если снова каким-то новым образом, пересиливающим силу его клятвы, будет явлено его согрешенье. Судебный процесс повторяется.

Кстати, прочесть ст. 3 Договора 944 г. можно еще проще: ищет, т. е. предъявляет иск, неимению веры – своей клятвой по своей вере подкрепит, подтвердит весомость вещественных доказательств.

Но что же это за среда, что за человечество, где так много значит слово, вера, честность, клятва. Как всегда, запись появляется, когда эта живая virtus подорвана. Запись идет после события. Знаменитая исландская литература, саги – их история, которая теперь только кажется – после расслоения слова – литературой.

Сага о Харальде конунге.

Читаем то, что касается Руси.

Кстати, Ярицлейв почти так же часто упоминается в сагах, или даже чаще, чем Вальдамар Старый.

У Ярицлейва [в другом месте совершенно точно говорится, что он сын Владимира Старого] всегда было много норвежцев и шведов […] [289]

Их статус был неодинаковый. Шведы государственное начало, норвежцы воинственное наемническое. Жена Ярослава дочь конунга Швеции. В некоторые периоды Ярослав враждебен к норвежцам.

Статус жены был по сути соправительницы, почти половину войска содержала на свои доходы она. О том же прочитаем и в отношении Владимира и его жены.

[…] Ярицлейв конунг правил в Гардарики и Ингигерд княгиня, дочь Олава конунга Шведского. Она была мудрее всех женщин и хороша собой. Конунг так любил ее, что ничего не мог сделать против ее воли.

Говорится о том, что конунг тот Ярицлейв велел построить себе прекрасную палату с великой красотой, украсить золотом и драгоценными камнями и поместил в ней добрых молодцов, испытанных в славных делах:

[…] И вошла в палату княгиня в сопровождении прекрасных женщин, и встал конунг ей навстречу, и хорошо приветствовал ее, и сказал: «Видала ли ты где-нибудь такую прекрасную палату и так хорошо убранную, где, во-первых, собралась бы такая дружина, а во-вторых, чтобы было в палате той такое богатое убранство?» Княгиня отвечала: «Господин, – говорит она, – в этой палате хорошо, и редко где найдется такая же или большая красота, и столько богатства в одном доме, и столько хороших вождей и храбрых мужей, но всё-таки лучше та палата, где сидит Олав конунг, сын Харальда, хотя она стоит на одних столбах». Конунг рассердился на нее и сказал: «Обидны такие слова, – сказал он, – и ты показываешь опять любовь свою к Олаву конунгу [норвежскому]» – и ударил ее по щеке [290] .

Это не Москва, где можно было отослать жену в монастырь или хуже и взять вторую, третью, четвертую. Мать Ярослава Рогнеда наоборот чуть не убила своего мужа за старую обиду. Пощечина на людях привела к тому, что Ярослав был вынужден формально признать свою меньшую величину в сравнении со скандинавским конунгом – правда, не шведским Олавом, а норвежским, – взяв на воспитание его сына Магнуса.

Она сказала: «И всё-таки между вами больше разницы, – говорит она, – чем я могу, как подобает, сказать словами». Ушла она разгневанная и говорит друзьям своим, что хочет уехать из его земли (вар.: уехать сразу же из Гардарики) и больше не принимать от него такого позора. Друзья ее [собственно ее партия, может быть ее часть дружины] вступаются в это дело и просят ее успокоиться и смягчиться к конунгу. Она отвечала и сказала, что сначала конунг тот должен исправить это перед ней. Тогда сказали конунгу, что она хочет уехать, и просят друзья его, чтобы он уступил, и он так и делает, предлагает ей помириться и говорит, что сделает для нее то, чего она попросит. А она отвечала, и говорит, что согласна на это, и сразу же сказала: «Ты теперь должен, – говорит она, – послать корабль в Норвегию к Олаву конунгу. Я слышала, что у него есть молодой сын, незаконный, пригласи его сюда и воспитывай его, как отец, потому что правду говорят у вас, что тот ниже, кто воспитывает дитя другого». Конунг говорит: «Тебе будет то, чего ты просишь, – говорит он, – и мы можем быть этим довольны, хотя Олав конунг больше нас, и не считаю я за унижение, если мы воспитаем его дитя».

И посылает конунг [Ярицлейв] корабль в Норвегию, и пришли те мужи к Олаву конунгу и говорят ему о предложении конунга и княгини. Он отвечал: «На это я охотно соглашусь, и думается мне, что нигде не будет моему сыну так хорошо, как у Ярицлейва конунга и Ингигерд княгини, о которой я знаю, как о славнейшей из женщин и как нельзя более расположенной ко мне» [291] .

Норвежцы ближе к исландской саге чем шведы, в действиях и внутренних обстоятельствах которых остается много неясного. Русь порождение Швеции, а не Норвегии. Первое упоминание о Руси в западных памятниках отождествляет ее как свевов. Об этом разумно пишет Ключевский:

В одной западной латинской летописи IX в., так называемой Вертинской, под 839 годом есть любопытный рассказ о том, как послы от народа руси (qui se, id est gentem suam, rhos vocari dicebant [которые говорили, что их народ называется русью ]), приходившие в Константинополь для подтверждения дружбы, т. е. для возобновления торгового договора, не хотели возвращаться домой прежней дорогой по причине живших по ней варварских жестоких народов […] Упомянутые послы от народа Руси, не хотевшие из Константинополя возвратиться домой прежней дорогой, отправлены были в 839 г. с византийским посольством к германскому императору Людовику Благочестивому и там по расследовании дела, по удостоверении их личности, оказались свеонами, шведами, т. е. варягами […] [292]

Варяги, норманны – общее название скандинавов. Русь, похоже, более специальное, и именно от шведов.

Что саги продолжают быть историей, видно потому что сведения из них включаются в работы историков. Хотя бы потому что о тех событиях других источников нет, но ведь и потому что саги не очень противоречат известному из летописей и историческим реконструкциям. Ни разу мы не встречаем в сагах открытой лжи. С другой стороны, взятое ими событие должно быть великим. Оно всегда великое по размаху вложенного героем саги человеческого достоинства. От него, как бы изнутри его virtus, ведется рассказ, и соседние лица и подвиги могут не попадать в фокус. Это не значит что они забыты и стираются. В центре саги о Харальде Крутом, конечно он сам, но сага не забывает честно сообщить например, что при Ярицлейве он был не единственный и даже не первый министр.

Ярицлейв поставил Харальда вторым вождем над своим войском и давал жалованье всем его людям, как говорит Тьёдолв скальд [293] .

К сожалению, саги в их истории Гардарики еще недостаточно изучены, хотя обобщены в двух томах <Т.Н.> Джаксон. Это огромная и богатая тема для работы.

Формула «поставил вторым вождем над своим войском и давал жалованье его людям» кажется странной: если войско Ярицлейва, то наверное люди тоже должны быть его. Но опять сага точна: у норвежского вождя был действительно необычный статус свободы и самостоятельности. Его служба у Ярицлейва и принадлежность войска Ярицлейву обеспечивалась только честностью, лояльностью выполнения договора. Договор, пока он стоял, соблюдался как клятва. Кстати о силе клятвы: после гибели Олава Святого, или Тóлстого, который всё-таки отправился около 1029 г. на отвоевание Норвегии несмотря на плохие предчувствия, – и можно продолжить роман, пофантазировать в том же направлении, как это делает в биографии Ярослава Мудрого Алексей Юрьевич Карпов, относящий именно к Ингигерд и к киевскому периоду две висы Олава Святого, или Тóлстого (по другим сведениям первая из них была сочинена об Астрид, его будущей жене и сестре Ингигерд):

Я стоял на холме и смотрел на женщину, как ее несла на себе прекрасная лошадь; прекрасноокая женщина лишила меня моей радости; приветливая, проворная женщина вывела свою лошадь со двора […]

Некогда росло великолепное дерево, во всякое время года свежезеленое и с цветами, как знала дружина ярлов; теперь листва дерева быстро поблекла в Гардах; женщина повязала золотую повязку на свою голову.

Строки эти были произнесены спустя десять лет после того, как «прекрасноокая» Ингигерд появилась на Руси. К тому времени она родила Ярославу уже трех или четырех сыновей (четвертый, Всеволод, родился как раз в 1030 г.) и, может быть, нескольких дочерей. Время и в самом деле заставило ее «повязать золотую повязку на свою голову» – ибо она вышла замуж и, следовательно, должна была появляться на людях в соответствующем своему положению головном уборе. Но, надо полагать, Олав имел в виду и иную повязку – ту, что неизменно накладывает на женщину время: «листва дерева быстро поблекла в Гардах»…

Если верить Сагам, Олав и Ингигерд продолжали питать друг к другу самые нежные чувства и даже были тайными любовниками. («Они любили друг друга тайной любовью», – свидетельствует, например, «Прядь об Эймунде»; «[…] Ему было с Ингигерд лучше, чем со многими другими женщинами […]» – сообщает автор только что процитированной Саги об Олаве.) Говорили также, что они находились в оживленной переписке: «И посылали они друг другу, конунг Олав в Нореге и Ингигерд, многие свои драгоценности и верных людей».

Можно продолжить, что Олаву Святому было по настроению уехать теперь, ок. 1030 г., из Гардарики несмотря на дурные предзнаменования в Норвегию. Включать страсти, слова, стихи в историю – не уменьшает ее правду, во всяком случае. Указывает на ту область, где надо искать начал поступков. Она во всяком случае уж не писаное право.

О значении слова, и именно складного, стихотворного. Эмиграция норвежцев в Исландию (собственно, первая волна эмиграции европейцев в Новый свет) была вызвана скверностями датчан, которые как государственная, вышколенная сила, подобно шведам, намного более машинная, скучная, чем авантюристы и индивидуалисты норвежцы, брала как всегда верх. Опять же это было как пролог будущей гибели Новгорода и эмиграции его населения на крайний Север, в архангельские места. В Исландии независимость кончилась в 1262–1264 гг., она стала частью Норвегии, а в 1380 г. Норвегия объединилась с Данией, т. е. была собственно подчинена датской администрации. Эпоха викингов к тому времени уже совсем кончилась. Но иначе во время, о котором говорит вставка, гл. 23, в большой саге об Олаве Трюггвасоне, который связан с Русью тем, что воспитывался у Владимира Киевского и сделал много для крещения Руси. Вот эта вставка:

Конунг датчан собирался отправиться со всем этим войском [которым он разорил перед этим Норвегию] в Исландию, чтобы отомстить за хулительные стихи, которые все исландцы сочинили о нем. В Исландии был принят закон: о конунге датчан нужно было сочинить по хулительной висе с каждого жителя страны. А причина тому была та, что корабль, принадлежавший исландцам, разбился у берегов Дании, и датчане захватили весь груз как добро, выброшенное морем, и заправлял этим наместник конунга по имени Биргир. О них обоих сочинены хулительные стихи. В них говорилось:

Обида конечно уже и в намеке на жеребца и кобылу, но самое острое – это прояснение, нам сейчас тоже конечно неясное, отношений между конунгом и наместником. Важно, на каком уровне, первертивного секса, понимается политика. Мы догадываемся, в каком ключе шла политика завоевателей-норманнов, каким интимным ощущалось скольжение на ладьях по воде, морю, проникновение в устья и заливы, захват золота. Эта безумная, часто самоубийственная дерзость с другой стороны не то что оправдывалась, <но> облегчалась интимностью процесса, движение по морю ощущалось как процесс внутри тела, свой, физиологически родной, и смерть придавала ему обязательную остроту. Какое-то усвоение, втелеснение отношений с этим морем, берегами, фьёрдами, с людьми которые их населяют.

И земля воспринималась как живое тело. Датский конунг будет воевать. Он естественно посылает сначала тайных агентов для разведки реальной силы исландцев. Никакая война без собирания сведений не обходится.

Харальд конунг велел одному колдуну отправиться в чужом обличье в Исландию на разведку и потом ему донести. Тот отправился в обличьи кита. Подплыв к Исландии, он отправился на запад и обогнул страну с севера. Он увидал, что все горы и холмы полны там духами страны, большими и малыми [297] .

Киту не удалось выйти на берег четыре раза, его встречали дракон, орел, бык и великан. Они как духи-хранители страны стали гербом Исландской республики. Эти четверо, в той же 33 главе открывает Сага об Олаве Трюггвасоне, были четверо выдающихся исландцев,

[…] Броддхельги в Оружейном Фьорде, Эйольв сын Вальгерд в Островном Фьорде, Торд Ревун в Широком Фьорде, Тородд Годи в Эльвусе [298] .

Земля живая, и ее сила духи. Когда такое отношение к земле, к войне, к политике, надо набраться смелости, какого-то разгона, чтобы снова заговорить о праве. Пока права в привычном смысле нет даже на горизонте; или надо переосмыслить это название.

 

15 лекция.

[299]

 <Начала русского государства в скандинавской письменной традиции>

Говорят об индивидуализме норманнов. Но ведь при таком восприятии мира до индивида дело даже не доходит. Норманн самостоятельный, как море, фьорд, 30 000 островов вдоль побережья Норвегии стоят сами по себе. Но он принадлежит земле, той, где родился, или той, куда его согнали, он там обживается, или той, которую он хочет отвоевать. Степень принадлежности разная: зависит от того, давняя, отцовская собственность на что, разве на землю? Нет, скорее на достоинство! Оно обеспечивается силой-правом, т. е. силой, которая смеет объявить себя правом, потому что считает себя единственным достойным человека образом жизни.

В договоре с греками 911 г. стороны называют себя христиане и русь. Русь почти так же быстро, как норманны на Западе Европы, приняла христианство. Прервав на время историю Харальда Сурового, который помог Ярославу утвердиться в Киеве, посмотрим сагу об Олаве сыне Трюггви, который воспитывался и служил при Владимире и участвовал в крещении Руси. Предполагается уже ваше знакомство с сагами, и поэтому обратим внимание только на важные для нашей темы моменты.

Олав тоже эмигрант, после убийства норвежского конунга Трюггви Олавссона его жене Астрид удалось бежать, сначала к отцу в Норвегию, потом в Швецию. Мы много раз будем находить у Руси шведские нити, вот как здесь, потому что и в Швеции она с законным наследником конунга на руках была не в безопасности, и она решила бежать дальше в Гардарики к своему дяде Сигурду, который был тогда у Вальдамара конунга и пользовался там большим почетом. Биограф Владимира Алексей Юрьевич Карпов дает понять, что Сигурд был в числе скандинавов, с которыми Владимир вернулся после своего бегства в Скандинавию отвоевывать, это датируют концом 977 или началом 978 г., Новгород от своего брата Ярополка. Владимиру пятнадцать-шестнадцать лет. Понятно, чьего решающего слова он слушается. Карпов:

Норманнские воины были свирепы, сильны, отлично вооружены и обучены; они привыкли, а главное, всегда были готовы к бою, к пролитию крови. В X и XI вв. викинги представляли, несомненно, самую грозную военную силу во всей Европе […] на Руси на протяжении более чем полутора столетий (точнее, до Лиственской битвы 1024 г. […]) тот из русских князей, у кого в войске оказывалось больше варягов, неизменно одерживал верх над своим противником [300] .

Проблемой для князя, конунга, одинаково в Норвегии, Швеции и Гардарики, было присутствие молодого наследника, т. е. собственно претендента. Так, Ярицлейв согласился отпустить своего воспитанника Магнуса, норвежского наследника, сына Олава Святого, только когда получил клятву, что он не станет свободной валентностью, правителем без государства.

[1034–1035] […] поехали на восток в Гардарики просить Ярицлейва конунга, чтобы он отдал им Магнуса, сына Олава Святого. Конунг тот не соглашался, он боялся, что они предадут его так же, как отца его. Тогда дали клятву 12 лучших мужей, которые были в этой дружине […] в том, что будут держать Магнуса конунгом в Норвегии и будут его верными сторонниками и опорой его власти [301] .

В сходной проблеме с появлением Олава сына конунга Трюггви в Хольмгарде защитником Олава оказалась опять жена Владимира Аллогия, Аурлогья. Кто она, неясно. Карпов говорит, что ее поведение, созыв тинга, «т. е. собрание свободных людей из всех подвластных ему областей», было «явление, безусловно, характерное для скандинавского, а не русского общества». Прибавьте независимость: у нее половина дружины. Снова спор, снова уступка Владимира. Но не надолго. Якобы на девять лет, с девятилетнего возраста Олава.

Олав Трюггвасон и Владимир параллельные фигуры. Они считаются ровесниками или почти, Олав родился ок. 969, Владимир, предполагает Карпов, в 962 г. Оба ввели христианство, Владимир раньше лет на столько примерно, на сколько он был старше. Оба бежали из своей страны, причем примерно около 977–978 гг. Владимир в Скандинавию, и возможно вместе с его норманским, норвежско-шведским сопровождением при возвращении Олав в Хольмгард. Олав крестился в Англии между 988 и 991 гг., т. е. может быть в тот самый год как Владимир крестил Русь. Главное, характер этого крещения был государственный, административный и привязан к имени крестящего. – Крещение восточной Европы шло волной. Ок. 965-го обращение Харальда Синезубого. Собственно по требованию и под нажимом Германии. В той же саге об Олаве Трюггвасоне датировка историками не признается, считают, что Харальд принял христианство раньше похода Отгона II, но я опять же вижу правду саги в поддержке версии немецкого давления:

В Стране Саксов правил тогда Отта кайсар. Он потребовал от Харальда конунга датчан, чтобы тот, а с ним и весь народ, которым тот правил, приняли крещение и правую веру. В противном случае, грозил кайсар, он пойдет на него войной.

Казалось бы, что за прихоть, насильственно крестить соседнюю страну. Но если можно пойти воевать за сатирические висы, то можно объявить преступлением поклонение злым богам, которые прямо могут нанести вред как демоны. В наше время применяется сила, до войны, за идеологию. Мы сейчас еще не разобрались, в чем дело, и не всем ясно и доказательно, что например фундаменталисты зло. Их терроризм считается результатом индоктринации, зомбирования. Массе населения так называемого культурного мира ясно без сомнения, что фундаменталистскую идеологию надо с корнем вырвать, приводятся соображения о нарушении ими прав человека, о притеснении женщин и девочек, об уничтожении культурных ценностей. Тысячу лет назад не обязательно было говорить, что злость викингов воспитывается у них в идеологических школах. Не обязательно было и говорить о зависимости между грабежом Европы и допустим древнескандинавским культом лошади. Достаточно было сказать о колдовстве, что вы занимаетесь у себя в капищах злыми делами.

На скандинавском праве мы так долго останавливаемся, чтобы иметь с чем сравнить, по контрасту, наше восточное устройство (выбирая между Русью, славянами, Гардарикой, всё это неточные и блуждающие именования – «страна огороженных дворов» тоже неопределенно, принимаем скандинавское название, Восток, так они называли земли по Волхову, Днепру и верховьям Волги, хотя ехали в них не столько на восток, сколько на юг; и уточняя, чтобы отличить от совсем глубокого Востока, куда они уже не забирались: Восток Европы, считая саксов и Польшу еще не востоком).

[продолжение] Тогда конунг датчан велел привести в порядок свою оборону, укрепить Датский Вал и снарядить боевые корабли. Затем он послал в Норвегию к Хакону ярлу, требуя, чтобы тот поспешил к нему ранней весной со всем тем войском, которое он сможет собрать. Хакон ярл стал весной набирать войско по всей своей державе и собрал очень много народу.

Когда исход столкновения неясен, при том что на расстоянии тысячи лет мы сейчас вовсе не готовы однозначно сочувствовать Отгону II и считать скандинавов зомбированными, скорее мы, культурные люди, жалеем, что язычество было так бесследно подавлено, мы видим в нем древний разум, почему-то всё равно не кажется, что христианство могло быть остановлено или потеснено. Вытеснение язычества, потом арианства, шло как природный процесс, неостановимый, как выветривание горных пород. Делом чутья, прозорливости было поэтому догадаться, за каким делом будущее. Христианство приходило как естественное, натуральное, более простое чем сплошь почвенно-сложное язычество.

Отта кейсар [Оттон II] повернул тогда со своим войском к Сле. Он собрал свои корабли и переправил войско через фьорд в Йотланд. Когда об этом узнал Харальд конунг датчан, он направился против него со своим войском. Произошла большая битва, и в конце концов кейсар одержал победу, а конунг датчан бежал к Лимафьорду и переправился на остров Марсей. Между конунгами начались переговоры через посланцев, и было заключено перемирие, и назначена встреча. Отта кейсар и конунг датчан встретились на Марсей. Тогда святой епископ Поппо стал проповедовать христианскую веру Харальду конунгу. Поппо пронес раскаленное железо в руке и показал Харальду конунгу, что его рука не была обожжена. Тут Харальд конунг крестился со всем датским войском [303] .

Среди судебных процедур было испытание железом. Держание его в руке, так что рука не обожжена, это с одной стороны мужество, достоинство такого же рода как победить или умереть – но с другой стороны, смотрите, тут безвредность, т. е. показан некровавый, несмертельный, чудесный путь для достоинства! Из параллелей, таких далеких, что связь только в глубине человеческой природы, – крещение новозеландских племен, воинственных до самоубийственных войн между собой и с европейцами, ставших после крещения самым мирным народом в мире.

Только что насильственно крещеный, Харальд Синезубый хитростью заманивает, якобы зовя себе на помощь, на Марсей ярла Хакона. Германцы прячутся, потом Харальд признается что он уже в их власти?

Харальд конунг […] послал сказать Хакону ярлу, чтобы тот поспешил ему на помощь. Ярл приехал на остров, когда конунг принимал крещение. Конунг тогда послал сказать ярлу, чтобы тот пришел к нему. А когда они встретились, конунг заставил ярла принять крещение. И ярл крестился, и с ним все те люди, которые при нем были. Конунг [Отгон?] дал тогда ему священников и других ученых людей и сказал, что ярл должен заставить креститься весь народ в Норвегии. На этом они – расстались [304] .

Мы видим сейчас, как легко меняют веру коммунисты, они чаще ходят в храм чем старые верующие, и как легко переходят на либеральную сторону фундаменталисты.

Все эти страны, как и наш Восток, крестившийся собственно много раз, разве что при Владимире с большей административной отчетливостью (хорошо замечено, что главные церковные слова у нас, церковь, скорее всего из готско-арианского *kirikô, алтарь (от лат. altus), поп из д.-в.-н. pfaffo или опять готского *papa, показывают немецкое, готское скорее всего или как-то через Германию через западных славян, происхождение, т. е. эти вещи были уже известны, так устойчиво назывались в языке до того, как крестящие из Византии пришли имея конечно свои названия, василики, экклисиа, пресвитер, но их места были уже заняты!).

Неостановимая волна крещений. Из первых Болгария, обращение Бориса Болгарского в 864 г. Патриарх Фотий византийский сообщает о «первом крещении Руси» (предполагают, крымской, тмутараканской) в 860–867 гг. Крещение принца чешского Боживоя ок. 875 г. Будем считать это первой волной.

Теперь вторая. 954–955 гг. – обращение Ольги, но кажется через немцев. Год спустя после Харальда Синезубого обращение Мешко I Польского, 985 – обращение короля Венгрии Гезы I.

Теперь Русь. Уже в год начала, пусть неуверенного, его княжения <Владимир> берет власть вместе с единой верой, пока это языческий официальный культ, его принятие как государственного, в 980 г. Эта уже имеющаяся государственная религия просто сменяется другой государственной, христианской именно византийского, не западного толка в 987–988 гг. Ок. 993–995 гг. обращение Олафа Трюггвасона. И 1008 г. обращение Олафа Шётконунга шведского.

Теперь, участие Олафа Трюггвасона в крещении Гардарики.

И когда ему было 12 лет, спрашивает он конунга, нет ли каких-нибудь городов и волостей, которые раньше были под его властью и были отняты у него язычниками (!), присвоившими себе его владения и честь. Конунг отвечает и говорит, что, конечно, есть некоторые города и селения, которые раньше принадлежали ему и которые другие отвоевали у него и подчинили себе. […] Взял он обратно все города и крепости, которые раньше были под властью конунга Гардов, и много иноземных народов подчинил он власти Вальдамара конунга. А осенью он вернулся со славной победой и с прекрасной добычей […] после одной великой победы возвращался он домой в Гарды, и плыли они с большой пышностью, и паруса на кораблях у них были из драгоценной ткани и такие же шатры.

[…] Олав никогда не чтил идолов и всегда старался так поступать. Всё-таки он часто сопровождал конунга в храм, но никогда не входил туда, а стоял снаружи у дверей. И однажды конунг говорил с ним и просил его не делать так, «потому что, может быть, боги разгневаются на тебя и ты погубишь цвет юности своей. Я бы очень хотел, чтобы ты смирился перед ними, потому что боюсь за тебя, чтобы они не разгневались на тебя так сильно, как этого можно опасаться». Он отвечает: «Я никогда не боюсь богов, у которых нет ни слуха, ни зрения, ни разума; я понимаю, что они не смыслят, и вижу, господин, каковы они по природе; из того, что я вижу тебя каждый раз с ласковым обычаем, кроме того времени, когда ты там и приносишь им жертвы, и всегда мне кажется, что не на счастье ты там. И поэтому я понимаю, что те боги, которых ты чтишь, правят мраком».

Олаву снится вещий сон, он едет в Грецию, находит там учителей веры,

которые открыли ему имя господа Иисуса Христа, и был он научен той вере, которая раньше была возвещена ему во сне. После того встретился он с одним славным епископом и просил дать ему святое крещение, которого он давно желал, чтобы он мог приобщиться к христианам, и после того было ему дано знамение креста. А после того просил он епископа ехать с ним на Русь и проповедовать там имя божие языческим народам. Епископ сказал, что обещает приехать, если он сам поедет, потому что тогда сам конунг будет менее всего противиться и другие знатные вожди и будет помогать ему, чтобы был успех и христианство божие стало сильнее. Тогда уехал Олав обратно на Русь, и его, как и раньше, хорошо приветствовали, и пробыл он там некоторое время. И часто говорил он конунгу и княгине, чтобы они поступили так, как им подобает, «и гораздо лучше вера в истинного бога и творца своего, который создал небо и землю и всё, что на них есть» […] И хотя конунг долго противился и говорил против того, чтобы оставить свой обычай и веру в богов тех, но всё же понял он по милости божией, что большая разница между верой той, которая у него была, и той, которую Олав проповедовал […] И при помощи спасительных речей княгини, которыми она помогла в этом при поддержке милости божьей, согласился тогда конунг и все мужи его принять крещение и святую веру, и был там окрещен весь народ тот. А когда это было сделано, собрался Олав в отъезд оттуда, и пошла тогда великая слава об Олаве всюду, где он бывал, не только в Гардах, но и во всей северной половине мира, и дошли тогда слава об Олаве до самой Норвегии и о славных делах, которые он совершал каждый день [305] .

Снорри Стурлусон в «Круге земном» переписывает другую редакцию саги об Олаве сыне Трюгтви, без обращения Владимира. И он дает другую версию отъезда Олава:

Олав сын Трюггви был всё это время в Гардарики и был в большой чести у Вальдимара конунга и пользовался расположением его жены. Вальдимар конунг сделал его начальником войска, которое он посылал на защиту своей страны. Олав дал там несколько битв и был хорошим военачальником. У него самого была большая дружина. Он содержал ее на средства, которые ему давал конунг. Олав был щедр со своими людьми, и поэтому его очень любили. Но случилось, как это обычно бывает, когда чужеземцы достигают могущества или большей славы, чем туземцы, что многие стали завидовать тому, что конунг и еще больше – жена конунга так благоволят к Олаву. Люди стали нашептывать конунгу, что он должен остерегаться слишком возвышать Олава:

– Ибо такой человек тебе всего опаснее, если ему придет в голову причинить вред тебе или твоей державе, особенно поскольку он даровит и его любят. И мы не знаем, о чем это он и твоя жена постоянно разговаривают [306] .

И дальше пассаж, говорящий непривычное об отношении Владимира к своим женам. Как понять этот пассаж, можно только так, что норманскую дружину всего вернее или может быть даже исключительно можно было получить со скандинавской женой, и такая была ровня князю.

У могущественных конунгов был тогда такой обычай: половина дружины была у жены конунга, и она должна была содержать ее на свои средства, и ей причитались налоги и подати, которые были ей необходимы для этого. Так было и у Вальдимара конунга: у его жены была не меньшая дружина, чем у него, и конунг и его жена соперничали в том, чтобы заполучить к себе в дружину наиболее доблестных мужей.

Случилось так, что конунг поверил наговорам и стал сдержанным и недружелюбным в обращении с Олавом. Олав заметил это и сказал жене конунга, добавив, что хочет уехать в Северные Страны. Он сказал, что у его родичей была там раньше держава и что, вероятно, он там всего больше преуспеет [307] .

Он крестил Норвегию и погиб там через несколько лет в 1000 г. Другие редакции этой саги, которые мы читали, рассказывают, что он был в Гардарики еще раз и крестил там Владимира.

 

16 лекция.

[308]

 <Продолжение. Племена готов как государствообразующие начала>

Вдогонку к прошлому разу, о статусе равноправном жен: говорят о пережитках матриархата у скандинавов, равноправии и плотной зависимости от жен. Теперь совсем новая тема, и я прошу вспомнить другой курс, «Лес» ‹…› эту теорию, старую, что жизней две. Называется это в одном случае «тиранией генов», имеется в виду разнородность присутстивия этих двух направлений, двух линий. Одна линия – это само тело, другая – ДНК, кислоты, которые обеспечивают продолжение рода. Или ту теорию, что клетка на самом деле это симбиоз, в общем-то довольно драматический, двух совершенно разных начал, одно питательное и другое – ядро клетки, внедренное в клетку, чужеродное, которое для программирования. Постоянно имейте в виду эту тему того курса «Лес», и вот пожалуйста, старая теория историографов:

[…] переход от догосударственных организационных форм к государственным происходит в результате не внутреннего развития, а иноземного завоевания [310] .

Догосударственные формы архаики трудно наблюдать. В прошлом они жертва реконструкций и конструкций, в южноафриканской пустыне Калахари их сейчас уже почти не осталось, они взяты под контроль государствами. Другое дело – крестьянская цивилизация, как ее например отчетливо отличает от государства Кюстин.

Расовые теоретики идут далеко. Вячеслав Всеволодович Иванов ищет в массе современного человечества по крайней мере две генетически разных группы, одна новейшая ветвь homo sapiens, другая уподобляющиеся ей выжившие после истребления неандертальцы. У расовых теоретиков различие разных штаммов человечества – главное явление истории, причина господства и подчинения. Иноземный род распространяет свою власть на местное население, вводит разделение труда на земледельческий и управленческий. Иноземцы образуют и группы ремесленников, купцов.

Вначале встреча по меньшей мере двух гетерогенных племен, чаще всего мирного с воинственным или грабительским, может создать отношение господства и подчинения, которое образует извечные признаки всех и всяческих государственных образований [312] .

Подводная цивилизация кормит и поит, но она на милости захватчиков и зависит от их мудрости, которую те могут показать, а могут ведь и нет. Решают во всяком случае они, вся собранная мудрость покоренных мало что значит, мало что может против их поступка.

Если господствующие созданы таким образом и обладают достаточной предусмотрительностью для того, чтобы щадить основу своего государства, т. е. подвластный им народ, руководить им в смысле сохранения государства, тогда и намечается длительное развитие. Но если их дикий разум обращен только к сиюминутному наслаждению и беззастенчивому ограблению народа, и они тем самым ослабляют основы государственной общины, тогда гибель всего неизбежна [313] .

Вспомните из того курса «Лес», мелкие рачки, которые внедряются в более крупный организм, кастрируют его, и на кастрированном крупном организме существуют, причем стабилизируя тем самым его существование. И я вспомнил, как независимо от этих биологических параллелей у Лосева был такой образ большевиков: они как паук, который впился в муху, но мудро дает ей жить, для того чтобы питание как-то продолжалось. Примем как схему, которая пригодится может быть: правящий и подчиненный разные народы. Разные классы, говорит Маркс. Даже если они одного этноса, они расподобятся.

К этой схеме надо прибавить другую. Народ сам создаст государство, именно чтобы не покориться. Такова партия на Западе, т. е. альтернативное государство в государстве, которое исправит положение, если государство станет подавляющей силой. Такова политическая эмиграция, как североамериканцы, или ранние исландцы, или древние греки. Что скандинавы тоже по происхождению эмигранты, можно предполагать, иначе что кроме тирании заставило бы свободных людей уходить с юга. Что Скандинавия всё равно «матрица народов», по выражению историка готов Иордана, не противоречит их эмигрантству так же, как эмигрантское и диссидентское возникновение Америки не противоречит, скорее наоборот, экспансии Америки технической, технологической и военной.

Получаем собственно три формы права: безгосударственное (гипотетическое, ненаблюдаемое, догосударственное), тиранию и политию.

Теперь. Что произойдет при столкновении тирании и политии (полиса). Полис победит, потому что у него энергия согласного усилия, чего в тирании по определению, раз там разные и чужие этносы, не может быть. Но что произойдет при встрече догосударственного общества и политии. Или, почти то же самое, политии и разрушенной ею же тирании. Полития установит свою администрацию, но если не сумеет обеспечить ее преемственность, общество вернется к догосударственности или к тирании. Так у Joseph Arthur de Gobineau (1816–1882) в Essai sur l’inégalité des races humaines (1853, 1855 гг.) прекрасная белая арийская раса не смогла удержать власть, затемненная смешением с черными и желтыми народами.

О том, что славянские народы в принципе остались на архаической ступени и не создали политии с одной стороны, а с другой не стали тиранами, оказавшись таким образом под внешними импульсами, есть большая литература. Тюркско-татарские и германские народы, до скандинавов и монгол – авары, хазары и готы, создавали славянские государства. Спорят о скандинавском начале польского государства. Говорят об «остаточных германцах» на востоке Европы, оставшихся там после эпохи переселения народов и продолжавших организационную и культурную работу. Есть предположение что древлянское государство еще во времена Ольги руководилось остаточными германцами. Могло ли такое быть. Да, остаточные германцы к этому времени, но уже без своего языка, были например в Испании. Слова князь, изба, и возможно молоко, такие собственно важные для восточных славян слова, считаются готского и древневерхненемецкого происхождения.

Готы появились или дали о себе знать в причерноморских степях, допустим от Кубани до Дуная, на теперешней Украине, во II в. Считается, что они пришли туда с южного побережья Балтийского моря. Посмотрим, как собственно скандинавы двигались не по новому, а по давно наезженному пути. Больше того, в скандинавском историческом знании, раннем, есть сведения о готах: т. е. они, когда шли на «восток», в Гардарику и Миклагард, знали о подвигах своих южных соседей, через море. К IV в. готов на Украине становится по-видимому больше, они делятся на остроготов и визиготов. И те и другие начинают двигаться, те и другие на запад. Их стиль администрирования остается и после их разделения еще на три, четыре века почти одинаковым.

Можно считать случайным, что готы приняли арианский толк христианства потому, что крестились при арианине (или сочувствовавшем арианству) императоре Констанции II (317–337 –361 гг.). Но то, как они держались арианства, скорее заставляет думать, что это они себе выбрали именно Констанция II, пропустив возможность креститься при его отце Константине Великом. Апостол готов Ульфила создал им письменность на базе греческого.

Но в 375 г. в причерноморских степях появляются гунны, жестокие, свирепые. Принято говорить: гунны вытесняют готов. Пришла подавляющая сила и вытеснила. Но в принципе: готов не так легко было вытеснить, если бы они не захотели. Потом: их история, собственно великая, их вхождение в Европу началось с этого вытеснения. Почему гунны не приобрели себе Италию и Испанию, а это сделали якобы изгнанные ими готы? Об интимности отношений между готами и гуннами: якобы старый Германарих сам спровоцировал нападение, когда обнаружил группу совершенно безобразных женщин и за их нечеловеческий вид выгнал их. Они блуждали в лесах и встретились с демонами, от такого союза, ex quibus processit fortissima gens Hunnorum, произошло сильнейшее племя гуннов. Это, во-первых, хороший пример того, о чем мы говорили: военные враги нетерпимы прежде всего своим демонизмом. Но это лежит на поверхности, стоит подумать. Интереснее, что готы и хунны, столкновение Запада и Востока не механическое, случайное, а интимное как двух противоположных полюсов одного и того же: что всего больше отталкивает отвращает одних, то воплощается в других.

Готы сохранились в горах Крыма с их языком, в Европе они его забыли, до XVI в. Часть готов осталась где они были, приняв протекторат гуннов. Другая часть попросилась перейти границу и жить внутри империи. В 376-м допущены. Во многом на военную службу. В 378-м восстали, тот же захват военной администрации, как мы читали о скандинавах! Готы восстали, разорили полностью Балканы, куда их впустили. Аларих повел их в Италию в 401 г., 24.8.410 г. взял Рим и сразу, через 3 дня, пошел на юг в Калабрию, чтобы потом в Сицилию и Африку, но умер в Калабрии.

Его родственник Athaulf, Атаульф, в 412 г. ведет готов во Францию, в Бордо. Он женится на Галле Плачиде, дочери императора Феодосия. Готы любят Империю, они сознательно хотят обновить ее своей энергией. Готский король Wallia, Валиа, заключает с римлянами конкордат: гражданская администрация вся римская, параллельно ей существует военная готская. Этот способ государственного устройства придумали готы? Но в «Государстве» Платона каста воинов живет без денег и имущества чуть поодаль от города, чтобы не заражаться распущенностью. Готы берегли и Рим и себя. Аларих оторвал своих от грабежа Рима, грабежа по сути не было, поведя их дальше на юг. То же государственное устройство повторяется в опричнине и в параллельной структуре советской и партийной, одна дублирует другую, при большевиках. В какой-то мере готский строй, назовем его так, принят в любом государстве всегда. Без него оно скорее всего распалось бы. Разделение на землю и дружину было и при Рюриковичах.

У готов это разделение двух администраций было проведено отчетливо, сознательно, с германской аккуратностью. Скажем, во Франции, в визиготской Аквитании. Население Франции, уже католическое, не смешивается с арианами готами, которые живут около Тулузы на статусе военного поселения, предусмотренного еще старинными римскими законами, на правах солдат. Это военные поселения Аракчеева. Или казаческие станицы. Или Запорожская сечь.

Реальная власть вы конечно понимаете кому принадлежит. Исполнительный комитет совета депутатов трудящихся ничего не предпримет, не созвонившись с секретарем горкома или обкома – не надо даже добавлять партии. Огромное отличие и достоинство готов, что они не только не скрывают двойного управления, они его узаконивают, договорами и кодексами. Король визиготов Эйрик (Euric) (455–484) с основой римского права дает закон своему народу.

Примечание. Не надо удивляться что сын Константина Великого стал арианином. Отец ему показал пример, приняв христианство только перед смертью, соблюдения отдельности правящего клана от народа.

Аларих II в 506 г. составил бревиарий римских законов, действовавший во Франции всё средневековье.

Но уже в следующем 507 г. другие германцы, тоже с Балтийского моря, но похоже жившие западнее готов и обходившие Европу против часовой стрелки, встретились и победили у Пуатье готов, расставшихся где-то во II в. с ними у Балтики и обошедших Европу по часовой стрелке. Аларих II убит, визиготы уходят через Пиренеи в Испанию.

Но остроготы. Их король с 473 г. Теодорих в союзе с византийским императором с 488 г. оказывает ему военную помощь: он будет вытеснять бунтовщика Одоакра из Италии. С Балкан он соответственно идет отвоевывает Венецию в 489 г., Равенну ок. 493 г., где Одоакр убит. Дело казалось бы сделано. Но надо очистить Италию от тайных последователей Одоакра. Константинополь вовсе не рад. Теодорих проводит зачистку Рима.

Остроготы давно разошлись с визиготами. Не сговариваясь они вводят, как визиготы во Франции, две администрации в Италии: их народ живет на статусе военных поселений в гарнизонах крупных городов, особенно в Равенне. В Равенне поэтому два храма, один для населения, никейского догмата, другой для готов, арианского. Два баптистерия: один никейский, другой арианский. Полвека в Италии, многократно разодранной всякого рода гражданскими войнами, мир. Небывалая архитектура в Равенне, в Венеции. Ренессанс латинской культуры, кратковременный. Своя готская литература. Волшебное, спокойное время.

Но объединяются страшные силы: папе из Рима, Юстиниану с Востока надо расправиться с ересью. Боэция, загадочного философа, важного политического деятеля <казнили> при Теодорихе. Боэций как-то замешан в конфликте между Теодорихом и Юстинианом. Юстиниан наскребает армию, собственно огромный сброд варваров откуда может, и в 536 г. начинает восстанавливать истинную веру против еретиков и отступников ариан в Италии. Их книги должны быть уничтожены, они и были уничтожены, и лингвисты должны собирать теперь готский язык по крохам. А в самой Италии против еретиков начинает поход папа.

Огромные армии почти 20 лет оттесняли горстку готов к Везувию, где их разбили в 552 г., истребили, увезли в рабство. Италия была разрушена и уже не оправилась.

После этого Юстиниану надо было еще расправляться с датчанами-вандалами в Африке, и опять неясно, кто Африку больше разрушил, десятилетия датского государства там или освободительный поход Юстиниана.

Заметьте: готы, собственно остроготы, в Италии держались обособленно и погибли все, полностью (кроме конечно тех же «остаточных германцев»). В какой мере они сохраняли свой язык? Едва ли в большей чем визиготы, которые в Испанию пришли уже похоже без своего языка. Но с теми же привычками администрации и с тем же упрямым арианством. Собственно визиготы ушли из Франции не столько потому что их победил союз других германских племен, франки (предположительно это слово по одной этимологии значило изначально наглые, по другой свободные. Я бы предположил, всерьез этим не занимаясь, что это то же слово что варяги. Так думали лингвисты Шахматов и Пресняков. Они только относили связь к позднему времени, через фряг франк, а я наоборот отнес бы к раннему, протогерманскому родству), сколько потому что в 511 г. были закрыты арианские церкви во Франции, началось преследование.

Около 555 г. весь визиготский народ уже в районе теперешнего Толедо. Отличное войско, превосходная организация. Через 30 лет, в 585 г., под их властью Испания объединяется. Для Юстиниана такая даль уже недоступна. Но народ остается католическим! И в 587 г. визиготский король Реккаред, теперешнее испанское Рикардо, переходит со своим народом в католичество. До этого времени по крайней мере в арианских их храмах служба шла на готском языке, теперь он окончательно исчез. Монархия визиготов процветает до 711 г. Она по благополучию, по администрации сравнима с государством франков во Франции. Проблема для них только, как и теперь для испанского королевства, баски. – В 711 г. Испанию захватывают арабы. От визиготов остаются опять «остаточные германцы» и – законодательство.

Теперь мы будем уверены, что у Рюриковичей на «Востоке» был тот же самый по крайней мере инстинкт держаться компактной дружиной. Им это было труднее, потому что с готской армией двигался военным поселением весь народ, а для норманнов жены были проблемой. Готы от Балтийского моря до Толедо шли посуху и вели семьи с собой, а норманны расставались с женами садясь в лодки. К эротике скольжения воина на лодке по морю и вверх по устью рек добавьте это правило не допускать женщин на корабль.

Почему из одной и той же Скандинавии, Скандзы Иордана, шел в так называемую эпоху переселения народов целый народ, а в эпоху викингов семьи оставались на месте. В роении пчел отделяется целый народ, при собирании меда в улей летает только определенная часть населения.

Громадное море с арктической, т. е. северной, стороны имеет обширный остров по названию Скандза […] То племя […] пришло на европейскую землю, вырвавшись подобно пчелиному рою из недр именно этого острова.

[…] На острове Скандзе […] живут многие различные племена […] из-за страшного холода там не найти нигде медоносного пчелиного роя [318] .

Здесь между прочим походя названа одна из причин, почему надо было переселяться готам со Скандзы: мед был важная, необходимая часть питания. Но спрашивается, откуда в таких условиях перенаселение. Гунны, потом монголы пришли из степей и пустынь. Арабы из пустыни.

С этого самого острова Скандзы, как бы из мастерской племен, или, вернее, как бы из утробы племен по преданию вышли некогда готы [319] .

Та же ошибка понимания-перевода. Имеются в виду вовсе не всякие племена, их много, они у самого Иордана перечисляются десятками, а именно государствообразующие начала. Quasi offi cina gentium aut certe velut vagina nationum, «матка государств», говорится в середине VI века, т. е. за сотни лет до норманнской волны, считающейся первой – мы теперь уже так считать не будем, – создавшей Польшу, Русь, Нормандию, Британию, Тмутаракань, Исландию.

Но голые скалы и пустыня не объяснение. Перечисляя десятки племен, «превосходящие германцев как телом, так и духом, сражались всегда со звериной лютостью», в их числе Иордан называет кротчайших финнов, «вполне мирный народ» эстов.

С этого самого острова Скандзы […] по преданию вышли некогда готы с королем своим по имени Бериг. Лишь только, сойдя с кораблей, они ступили на землю, как сразу же дали прозвание тому месту. Говорят, что до сего дня оно так и называется Готискандза [Гданьск, Данциг?].

Вскоре они продвинулись оттуда на места ульмеругов, которые сидели тогда по берегам океана; там они расположились лагерем, и, сразившись, вытеснили их с их собственных поселений. Тогда же они подчинили их соседей вандалов, присоединив и их к своим победам.

Когда там выросло великое множество люда, а правил всего только пятый после Берига король Филимер, сын Гадарига, то он постановил, чтобы войско готов вместе с семьями двинулось оттуда. В поисках удобнейших областей и подходящих мест он пришел в земли Скифии, которые на их языке назывались Ойум [пространство между водами?] [321] .

Заняты или нет удобные места, вопрос второстепенный. Допустим, заняты. Кем – допустим элурами, герулами. Они, очень высокомерные, потому что невероятно подвижные, уступят «твердости и размеренности готов», stabilitate et tarditati. Дальше венеты, анты, склавены.

После поражения герулов Германарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за [слабости их] оружия, были, однако, могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно в том случае, когда и бог попускает и множество вооруженных подступает. Эти [венеты] […] происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов. Хотя теперь, по грехам нашим, они свирепствуют повсеместно, но тогда все они подчинились власти Германариха. Умом своим и доблестью он подчинил себе также племя эстов, которые населяют отдаленнейшее побережье Германского океана. Он властвовал, таким образом, над всеми племенами Скифии и Германии, как над собственностью [323] .

Иордан среди племен, которыми владел Германарих, называет чудь, мерю, мордву, весь. Его владения чуть ли не больше чем в хорошие годы у Владимира, от Балтики до Черного моря, от Азовского до Карпат.

Кстати, о повторяемости истории. В середине III в., т. е. за полтысячи лет до норманнов, готы на кораблях грабят всё побережье Черного моря, потом спускаются в Эгейское до Эфеса, где громят храм Артемиды, проникают в Каппадокию, а на западе до Коринфа, Афин, Спарты. Корабли просчитывают, когда они проходят через Босфор, оказывается 2000.

Бога войны

[…] готы постоянно ублажали жесточайшим культом (жертвою ему было умерщвление пленных), полагая, что возглавителя войн пристойно умилостивлять пролитием человеческой крови. Ему посвящалась первая добыча, в его честь подвешивали на стволах деревьев трофеи. Готы более, чем другие, проникнуты были религиозным к нему горением, и казалось, что поклонение их воздается родителю [324] .

Иордан допускает даже, что готы (геты) ввели культ Марса. По контексту он был их главное божество. Так мы говорили о боге войны у норманнов.

И всё-таки похоже что – будем условно считать полтысячелетия между предприятиями готов и норманнов – готам удается больше. Трон Миклагарда остается норманнам недоступен, а арийцы готы Теодориха больше полвека правят всей Италией. Харальд, тот, который был на службе у Ярицлейва, только думает о дочери василевса, а королит визиготов женится на Галле Плачиде.

У готов законы, belagines, якобы писаные. У Руси есть Русская Правда, но у готов всё основательнее. Если бы не разгром арианства, мы имели бы огромную готскую литературу – потому что только историков, авторов многотомных историй, народа готов было, кроме Иордана, еще несколько, они до нас не дошли, только в его сокращении.

Хотя как сказать. Авантюристическая, условно говоря норвежская часть норманнов приходила и уходила, а основательная, условно говоря шведская, Рюриковичи, создали Русь. Кстати сказать, идущие подряд два сообщения нашей летописи, о изгнании и почти сразу о призвании варягов, Рюрика – фактически одно и то же: призвали государственников чтобы изгнать авантюристов, невозможно было изгнать не призвав. Т. е. то приглашение и было собственно изгнанием. Аскольд и Дир, дружинники Рюрика, взялись за свое и были наказаны. Это и есть одновременно призвание и избиение варягов. Олег нес от Рюрика маленького Ингвара на руках как знамя единого государственного центра.

12 февраля возвращение в Киев и Новгород, и правовые документы.

 

17 лекция.

[326]

<Продолжение. Русское право глазами норманнов>

Мы видим в начале образования этого государства, условно говоря русского, отчаянные и рискованные операции с населением и лишь в малой мере с природой на громадных пространствах суши и моря, по путям в основном рек. Смелость и умелость небольших в сущности групп, со средством передвижения лошадь и лодка, на тысячекилометровых пространствах без дорог и с редкими селениями поражает. Что ими ведет? Никогда – теория, план. Всегда – интуиция, ощущение, открытие образа жизни, действительной или кажущейся полноты бытия, <с> риском самообмана.

Важно понять, что сейчас главным фронтом наступления стала природа и только через нее, косвенно, через систему обеспечения, разросшееся население. География покорена, земля стала маленькой. Прорывы не меньшей авантюрности при гораздо больших последствях для планеты происходят в новых технологиях, во вращивании (инкрустации) человеческой природы в индустриальную систему, в добыче энергий. Как тысячу лет назад географические, так теперь «сырьевые» ресурсы по сути дела жестко ограничены. Ученые, технологи, современные викинги, как тысячу лет назад измеряют свои достижения размахом власти над природой, включая социальную, и так же не думают о последствиях, как варягов не волновала бесперспективность территориальной экспансии. Похоже, что дойти до края возможностей, как можно скорее израсходовать всё – входит в бессознательную стратегию человечества.

Как при раннем совпадении права и порядка в руках силы, так энергия технологического прорыва себе и всему право и закон. Хотя ведутся отвлеченные мечтательные рассуждения о правах личности, «открытое общество», каким оно себя хочет сегодня воображать, не откроет двери секретных лабораторий, ракетных комплексов. Их нормы диктуются успехом. Везет полнота, интенсивность бытия. Этические нормы? Как тысячу лет назад, две неравноправные жизни как могут теснят одна другую, вооруженная мысль записывает свои подвиги в схватке с природой, биологическая масса ест, спит и размножается.

Активность деятельности, как прежде, подстегивается страхом врага, неуловимо духовного, но особенно опасного в человеческом облике. Ежедневно мерещится и пугает возникновение нового антропологического типа, зомбированного, клонированного, грозящего прокрасться в человечество. Они сметут постройки цивилизации, как то сделали гунны, порождения уродливых женщин, изгнанных Германарихом в леса и вступивших там в союз с демонами. Как тогда, так теперь новые гунны, «террористы» грозят смести культуру.

При такой повторяемости истории вовсе не всё равно, принимаем ли мы в печальном всепонимании ее круги – или думаем, говорим без другой цели кроме правды, без спрашивания, кому и для чего правда нужна, без расчета, без выгоды, с одной надеждой, что честное усилие не обманет.

Пока длилось норманское двухсотлетие, пока эти монахи и подвижники бога войны побеждали там, где появлялись, и грабили все побережья, «как принято», что делало мирное население? Оно молчало, не имея громких поступков, служа подножием для поступающих, давая греметь их славе.

Норманны были эпизод. Они встряхнули жизнь нашего Востока, оставили на 700 лет шведскую династию во главе всего нашего Востока. Их стиль жесткий и лаконичный. Развеяв свою энергию, усмирившись, они успели в самом конце своей эпохи, уже эмигрантами в Гренландии, куда бежали из покоренной Норвегии, создать литературу о той эпохе. В этой литературе они смотрят на наш Восток глазами, которых у нас нет. Мы не узнаем в их описаниях себя, разве что нашу географию, названия наших городов. Наша история явно сложилась бы иначе, если бы норманны не были быстро вытеснены.

То, как осмыслено наше государство в нашей литературе – летописной, житийной, законодательной, эпической, – составляет уже часть нашего государственного устройства. Оно возможно другое чем мы сами себе его представляем. Оно явно другое чем то, к которому мы привыкли и которое мы себе представляем, для норманнского взгляда. Он был не посторонний наблюдательский: викинг – мы читали о их одновременно смелости и гибкой переимчивости – смотрел вокруг одновременно с вниманием, уважением и как потенциальный хозяин. Приходя купцом и нанимаясь рыцарем, он заранее не упускал из виду вытеснить местных купцов и заменить князю министра, главнокомандующего, взять в жены его дочь, заменить самого князя.

Вот картинка-пример того, как видели нас, как смотрели на нас норманны. Олаф Трюггвасон, пока мальчик, будущий король Норвегии, выкупленный из плена своим дядей Сигурдом, находящимся на высокой (министр промышленности и финансов, может быть и военный тоже, сборщик налогов) должности у Владимира, идет по новгородскому торгу.

И когда ему было 12 лет, случилось так, что однажды на торгу он узнал в руке у человека тот топор, который был у Торольва, и начал расспрашивать, как к нему попал этот топор, и понял по ответам, что это был и топор его воспитателя и его убийца, и взял тот топор у него из руки, и убил того, кто до этого им владел, и отомстил так за своего воспитателя. А там была большая неприкосновенность человека (mannhelgr mikil) и большая плата за убийство человека, и принял он решение бежать к княгине под ее защиту. И по ее просьбе и поскольку это сочли делом энергичным для человека двенадцати лет от роду и поскольку месть его сочли справедливой, то тогда помиловал его конунг, и стала с тех пор расти его известность, а также уважение и всякий почет [328] .

Убийство прощено за смелость при убийстве. При сильной, подчеркнутой монополии того государства на насилие это означает просто – в глазах автора исландца – что сохранить, сберечь дерзкое мужество, человеческое достоинство важнее, чем сохранить человеческую жизнь.

Высшая ценность дух. Он узнается чутьем, угадывается в блеске глаз, проверяется мужеством.

В это время было в Гардарики много прорицателей, тех, которые знали о многом. Они говорили в своих пророчествах, что в эту страну пришли духи-хранители какого-то благородного человека, хотя и молодого. И никогда раньше они не видели ни у одного человека духов более светлых либо более прекрасных […] княгиня Аллогия была умнейшей из всех женщин […] посчитала она всё это очень важным. Вот просит она конунга в красивых словах, чтобы он велел созвать тинг, чтобы люди пришли туда из всех близлежащих местностей: она говорит, что она придет туда и распорядится «так, как мне хочется». Вот делает конунг так: приходит туда огромное множество людей. Вот приказывает княгиня, чтобы образовали круг из людей, из всех толпы, «и должен каждый стоять рядом с другим, так чтобы я могла видеть внешность каждого человека и выражение, и особенно глаза, и я надеюсь, что я смогу почувствовать, кто владеет этим духом, если я увижу зрачки его глаз, и никто тогда не сможет скрыть, если такова его природа». Послушался тогда конунг ее речей. И длился этот многолюдный тинг два дня. А княгиня подходит к каждому человеку и осматривает внешность каждого человека, и не находит никого, кто показался бы ей похожим на человека, которому выпал такой великий жребий. И когда тинг продолжался два дня и настал третий день, то увеличился тинг. Шли тогда туда все по его приказу, а иначе их сочли бы виновными. Вот образовал весь народ круг, а эта славная женщина и знаменитая княгиня осмотрела внешний вид и выражение каждого человека. Подходит она через некоторое время туда, где перед ней стоял юный мальчик в плохой одежде: он был в широком плаще, и капюшон был откинут на плечи. Она посмотрела в его глаза, и поняла она тотчас, что это у него было такое большое счастье, и ведет она его к конунгу, и стало тогда ясно всем, что нашелся на этот раз тот человек, которого она долго искала [329] .

Осмотр, угадывание по глазам есть например в наших былинах при отборе богатырей. Суть дела в том, что прочитанная сага это главный историографический жанр, т. е. других и более формальных, так сказать, государственных документов не было, не предполагалось. Так, с таким заглядыванием в глаза решались основные дела общества.

В древнескандинавских наскальных рисунках (много иероглифики, непонятных знаков, схем) есть фигура прыгуна среди воинов на лодке. По предположению О. А. Седаковой это жонглер, сальтатор, скальд. Он входил в команду, например в списке сопровождающих Олава Харальдссона в Аустрвег, начинающемся от королевы Астрид, сестры Ингигерд <и> жены Ярицлейва, третьим от конца упомянут Тормод скальд – т. е. одновременно историк, идеолог, шеф пропаганды. Но прежде всего он поэт, существо своенравное.

Вот рассказ о том, как вербовались скальды в отряды вождей.

Однажды Олав конунг шел по улице, а какие-то люди шли ему навстречу, и тот, кто шел впереди, приветствовал конунга. Конунг спросил этого человека, как его зовут. Тот назвался Халльфредом. Тогда конунг сказал:

– Это ты – скальд? Тот отвечает:

– Я умею сочинять стихи […] Конунг спросил Халльфреда:

– Хочешь стать моим человеком? Халльфред отвечает:

– Я был раньше дружинником Хакона ярла. Я не стану ни твоим дружинником, ни дружинником какого-либо другого правителя, если ты не обещаешь мне, что ты никогда не прогонишь меня, что бы со мной ни случилось.

Не безупречно хороший перевод. Создается впечатление просьбы пожизненной пенсии на случай увечья. На деле скальд просит себе что-то вроде пожизненной несменяемости судьи на случай, если он будет говорить (а его слово громкое и для судьбы правителя окончательное) неугодное. Олаф Трюггвасон именно так и понимает требование скальда. Оно жесткое: иметь всегда рядом с собой человека, острого на язык, каждое слово которого подхватывают на лету, и который сдерживать язык не будет, и ты не сможешь его никак наказать: ведь в свободной стране невозможность прогнать своего человека ничуть не исключает, что он имет право уйти когда хочет сам. Олаф думает, взвешивает.

– Мне о тебе рассказывали, – говорит конунг, – что ты не настолько благоразумен или послушен, чтобы от тебя нельзя было ожидать чего-нибудь такого, с чем я не смогу примириться.

Перевод снова не безупречный, потому что ответ Халльфреда кажется неоправданным, слишком нервным:

– Убей меня тогда, – говорит Халльфред.

Он предпочитает немедленную смерть благоразумию или послушанию, вещам не безусловно позорным. Или надо предполагать в благоразумии и послушности большую долю иронии, на месте соглашательства. Во всяком случае, скальд готов принять смерть сейчас на улице от встречного, но не поступиться свободой. И еще: он не хочет быть вторым, скальдом кого-то меньше чем конунг, но для этого конунг должен быть таким, чтобы выдержать его, скальда, правду! Конунг оказывается достоин скальда и тем самым отныне связывает себя обязанностью жить и поступать достойно слова поэта.

Конунг сказал:

– Ты трудный скальд! Но отныне ты – мой человек. Халльфред отвечает:

– Что ты дашь мне, конунг, в подарок, раз ты нарек меня Трудным Скальдом? [по обычаю дарить подарок именуемому]

Конунг дал ему меч, но без ножен, и сказал:

– Сочини вису об этом мече, и пусть в каждой строке будет меч.

Халльфред сказал:

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Тогда конунг дал ему ножны.

Эта история в Круге земном Снорри Стурлусона занимает главку 83, которая кончается здесь так:

Из стихов Халльфреда мы берем то верное и правдивое, что в них есть о конунге Олаве сыне Трюггви [331] .

Восемьсот лет спустя стихотворные формулы скальдов, непосредственных спутников викингов (варягов), считаются самыми надежными, больше того, несомненными свидетельствами, например, пребывания Олава Трюггвасона на Руси.

Отечественный наш стиль наоборот (с явной поляризацией в отношении западного принципа – при встречной поляризации, тенденции западных подчеркнуть разницу в этике своих, в основном норвежцев, с одной стороны, и западных, с другой) полностью исключает независимое мнение советника, собрания. Соответственно он предполагает гибкость истории, ее редактирование.

Наши памятники не содержат ни малейшего указания на возможность разделения голосов и на решение каким-либо большинством. Надо думать, что решение было всегда единогласное, что оно не являлось плодом соглашения всех. Вопрос обсуждался до тех пор, пока не приходили к какому-либо соглашению, и затем это соглашение, как совет всех, подносили на усмотрение государя [334] .

Оба эпизода с появлением Олава на Руси обсуждались историками. Случай на Новгородском торгу подтверждает, по Ключевскому, что вира до полновластия Владимира шла не князю, Владимир лишь позднее заменил ее казнью, т. е. денежным штрафом в пользу князя. А. А. Зимин видит в эпизоде уже свидетельство о существовании закона, и именно виры, причем, против Ключевского в пользу князя – общине платилась не вира, а головщина. Фроянов обращает внимание на силу народной общины: она решает не судить мальчика из уважения к его мужеству, и княгиня просит за него, по другим версиям саги сама платит виру. Н. Н. Гринев тоже как все видит, предполагает именно в этот период, около 980 г., какую-то смену законодательства: пока еще убийца оказывается вне закона и его может убить каждый житель Новгорода, но подождите начала XI в., будет введена Русская Правда, и право убивать убийцу будет принадлежать уже не любому человеку.

Против всех этих реконструкций древненовгородского законодательства то отрезвляющее мнение, что сага всегда идет от центрального события и упоминающиеся в ней детали всегда служат блеску, величию этого события, ждать от автора саги наведения фактических справок о реальной правовой ситуации просто нельзя. «Скандинавские саги – это очень сложный источник, и поэтому опираться на их сведения при реконструкции событий политической истории слишком рискованно».

Рассказ о тинге, устроенном Аллогией, вообще называют сказкой.

Опровержения опровержениями. Правдой остается то, что сила и право в норманский период принадлежали тому, кто в сознании своего человеческого достоинства считал высшей ценностью – и умел ее поддержать – открытую, дерзкую правду поступка. Вот этому возразить невозможно. Что норманн, один, несколько норманнов на лодке приходили и устанавливали свои порядки, и что когда это им перестало удаваться, они стали не нужны, лишние и исчезли на край света в Гренландию, – это было так. Как и нечем возразить на то, что «Владимир держал в Новгороде значительный варяжский контингент, готовясь к походу на Киев».

То же спустя 40 лет его сын Ярослав. Подробное, честное предложение норманнами (норвежцами) службы Ярославу а если нет то его врагам в «Пряди об Эйрире».

Спрашивает конунг [Ярицлейв], куда они думают держать путь, и они говорят так: «Мы узнали, господин, что у вас могут уменьшиться владения из-за ваших братьев, а мы позорно изгнаны из страны и пришли сюда на восток в Гардарики к вам, трем братьям. Собираемся мы служить тому из вас, кто окажет нам больше почета и уважения, потому что мы хотим добыть себе богатства и славы и получить честь от вас. Пришло нам на мысль, что вы, может быть, захотите иметь у себя храбрых мужей, если чести вашей угрожают ваши родичи, те самые, что стали теперь вашими врагами. Мы теперь предлагаем стать защитниками этого княжества, и пойти к вам на службу, и получать от вас золото и серебро и хорошую одежду. Если вам это не нравится и вы не решите это дело скоро, то мы пойдем на то же с другими конунгами, если вы отошлете нас от себя» [343] .

Норманны честно предупреждают, что перейдут к тому, кто больше заплатит, как потом и поступают. Они уверены, что победа будет за теми, на чьей они стороне. Заметьте: они сообщают, что позорно изгнаны с родины, без опасения, что в их военной компетентности усомнятся. Для сравнения: так никто не усомнился бы в конкурентоспособности компьютерной фирмы, которая захотела бы начать дело у нас потому что ее вытеснили с рынка в Америке. В Норвегии одни норманны расправляются с другими, на Востоке любые норманны уверенно чувствуют свою силу. Кроме слишком большого неравенства сил, когда норманны погибнут (см. выше об их частом истреблении).

«Прежде всего ты должен дать нам дом и всей нашей дружине и сделать так, чтобы у нас не было недостатка ни в каких ваших лучших припасах, какие нам нужны». «На это условие я согласен», – говорит конунг. Эймунд сказал: «Тогда ты будешь иметь право на эту дружину, чтобы быть вождем ее и чтобы она была впереди в твоем войске и княжестве» […] Ярицлейв конунг велел выстроить им каменный дом [на шестьсот норманнов] и хорошо убрать драгоценной тканью. И было им дано всё, что надо, из самых лучших припасов. Были они тогда каждый день в великой радости и веселы с конунгом и княгиней [344] .

Предположительно тогда кто-то из них, гуляя на торговой стороне, «начала насилие деяти на мужатых женах» и был избит новгородцами, предположительно на дворе парома через Волхов или при сходе с парома. Точно так же, как наши летописи склоняются к тому, или их чтение склоняется к тому что варяги изгонялись и уничтожались по-видимому полностью, с западной стороны наоборот. 600 норманнов Эймунда, сами терпя большие потери, обеспечивают в жестоких войнах общерусское княжение Ярослава, и вообще «Эймунд конунг и Ингигерд должны были решать все трудные дела».

С двух сторон света по-разному глядят на одни и те же вещи. Косвенное свидетельство, на этот раз однозначное, – дела варягов по русским летописям. Варяги в войске Олега идут на Византию, Игорь «посла по Варяги многи за море», Владимир «бежа за море» и вернулся «с варяги», Ярославу норманны помогали и против отца и против братьев. И нет ни одного упоминания фактически о варягах-находниках. Сожжение Ладоги, да, но ведь правителем Ладоги был по крайней мере в какое-то время скандинав. Как понять это странное отсутствие.

Массе европейских сообщений о норманнских набегах и попытках сопротивления в наших летописях соответствуют записи о бесчинствах приглашенных варягов, с их последующим побиением. Побивают недовольные горожане. Я не могу ясно объяснить этот факт, что власти на Востоке не выполняли полицейской функции в отношении норманнов. Они были однородной стихией, т. е. местные власти и были теми находниками? Но например в «Саге о Магнусе Добром и Харальде Суровом Правителе» жители – правда, опять Ладоги – чуть не побивают норвежцев, а Ярицлейв говорит норвежцу Карлу:

«Как это у тебя хватило дерзости прийти сюда? Ты думаешь, что твоя удача больше, чем у других людей, и думаешь ты, что ты здесь заработаешь на своих товарах, [где] другие не сохранили жизни. И никогда норвежцам не было так плохо от меня, чтобы не были они достойны худшего» [353] .

Но нелюбовь к норвежцам в данном случае объясняется вовлеченностью Ярослава в гражданскую войну в Норвегии: он воспитатель Магнуса, юного конунга, противника действующей норвежской власти. Т. е. норвежцы попадают на Аустрвеге в домашнюю ситуацию, где речь никак не может идти о набеге, а о борьбе партий за центральную власть. Норманны встречали на Аустрвеге население уже давно и раз навсегда взятым властью того же класса, той же жесткости, какими были сами. Жесткость этой власти слабела с десятилетиями так же, как воинственность норманнов, или быстрее.

По норвежским законам клятва снимала с человека обвинение, в самых серьезных уголовных делах – «клятва двенадцати». Человек брал страшную ответственность, поэтому редки клятвы. «Именно по причине этого уважения к клятвам было очень трудно требовать их от других людей. С некоторыми допущениями мы можем поэтому заключить, что уважение к клятвам – это ближайшая параллель к европейскому кодексу чести. Следует, насколько возможно, избегать клятв, но, как только клятва произнесена, трудно избежать позора, если не сдержать ее» [354] […] [355]

 

18 лекция.

[356]

<Окончание. Переход к Русской Правде>

Вы видите что само собой получается, невольно, перейти от социологического подхода к праву, перейти от этого к принципам государства, к началам государства, чем я собственно и занимаюсь всё последнее время, и вас тоже приглашаю. Похоже что эта связь государства и права очень глубокая, глубже чем кажется с первого взгляда. Сегодня я по-моему дочитываю до конца, успею, всё что связано со скандинавской письменной традицией и с их взглядом на нас, на начала нашего государства.

Интересно что, если вы обращали внимание, где-то не помню где я прочитал уверенную фразу, что Гардарики это обозначение Византии. Но принято что это обозначение Руси. Так вот оказывается что скандинавы смешивали эти два слова, они у них одинаково звучали, «русский» и «греческий», gerzkr и girzkr (grikskr). Как они произносились, я не знаю; ясно что различение жесткое, железное. Первое слово от garthar города, так могли называть не обязательно города, а и реки, всю нашу территорию от Новгорода до Киева и дальше. Греков называли grikskr. «В древнескандинавской письменной традиции формы gerzkr [от наименования Руси Garthar] и girzkr [вариант отэтнонимического прилагательного grikskr] могли, по-видимому, осмысляться как варианты».

Что касается имен. Совершенно загадочная дочь Ярослава Мудрого и его жены Ингигерд, дочери Олава Шведского. Ее по статье расшифровывают как Елизавету, так она обычно и идет. Саги ее называют Эллисив. И вот похоже что она всё-таки не Елизавета, а было такое имя, Елисава, не связанное с Елизаветой, возможно что шведское. Эллисив это и норвежское тоже имя. Если записанная в Новгородской первой летописи под 1179 годом игуменья Елисава была шведка, то всё очень хорошо совпадает. Эллисив, дочь Ярослава Мудрого, поскольку ее мама шведка, получила шведское имя, Эллисив; она скорее всего имела какое-то славянское имя, как всегда, но вот это ее имя так сказать по матери. Только ли по матери? Ведь если Ярослав Мудрый был всё-таки еще Рюрикович, какой-то правнук, допустим, прапраправнук, то и он тоже швед, ведь Рюрик первоначально это шведская династия. Всё указывает для меня в сторону не норвежской, а шведской привязки тех норманнов, которые основали Русь. (Кстати, Ярослав был всегда в дружественных отношениях с Швецией).

Добавление к их обозначению всего что к югу: Восток. Дания, интересно, для них юг, Саксония тоже юг; а вот уже венды, западные славяне, шведы и вся Гардарики – это Восток. Византия тоже Восток. Угадано – или предвосхищается? – то различение, к которому мы с горечью снова и снова возвращаемся. Деление Европы на восток и запад жесткое.

Прибалтика – Восток. Дания – юг, как и Саксония. Теперь. Совершенно замечательно, что Аморнир (Бьярмаланд), всё Поморье и Архангельск, они называли не Востоком, а Севером, так же как себя называли Севером, Норвегия север. И это тоже не географическое обозначение, а показывает то самое отличие северных людей, северного населения, которое мы видим и теперь. Поморье, Архангельск, вся эта часть выделяется от центральной части России, языком в первую очередь, оканьем, другими традициями, и, если хотите, их еще, я об этом уже упоминал, до сих пор вспоминаемой связью с Новгородом. Они другие, они себя ощущают другими, не такими как мы, север. Жесткость и устойчивость географии. И мне кажется что авторы «Восточного пути», называя всё Востоком, для Бьярмаланд делают исключение, север, а не восток, хотя это откровенно восток ‹…›, именно из-за того что, я давно замечаю, длится веками, тысячелетиями: привязка населения к географии. ‹…›

Всё у меня какие-то разбросанные пока замечания.

Норвегия у византийских авторов называлась: Варангия.

И вот, тоже я должен был вам это раньше прочитать, к теме Харальда Сигурдарсона, или Харальда Сурового Правителя, который служил у Ярослава Мудрого, а потом, помните, от него отошел и служил около десяти лет Византии. Совершенно замечательная личность. В 1046 г. он на 20 лет стал королем Норвегии, и кончил жизнь совершенно замечательно, об этом потом я тоже скажу. Вы помните, что в исландских сагах он побеждает везде где появляется, завоевывает Сицилию для византийского василевса, потом проходит по Африке, появляется около Иерусалима, там теснит арабов, с огромными богатствами возвращается, вы помните, в Константинополь, а в Константинополе участвует в перевороте тогдашнем; по-всякому он чуть ли не главная фигура с 1041 г., когда тогдашний император был ослеплен. А вот с византийской стороны, это сочинение византийского полководца XI в., т. е. современника, человека который видел Харальда, Кекавмена:

Аральт был сыном [братом на самом деле] василевса Варангии [Норвегии]. У него был брат [Кекавмен не знает что не по отцу, только по матери] Юлав [Олав], который после смерти своего отца и занял отцовский престол, признав своего брата Аральта вторым после себя лицом в управлении царством. Аральт же, будучи юношей [в 16 лет он получил тяжелое ранение в битве при Сикластадире после убийства его брата конунга Олава Святого, или Олава Толстого, в гражданской войне норвежской], пожелал отправиться преклонить колена пред блаженным василевсом Михаилом Пафлагонянином [представляете какой эгоизм, эгоцентризм ‹…›: человеку из северной Норвегии захотелось преклонить колена перед василевсом, который как известно главная фигура во всём мире] и увидеть ромейские порядки. Привел он с собой и войско, пятьсот отважных воинов [помните, у Ярицлейва вначале был помогавший ему отряд: 600 норвежцев]. Итак, он прибыл, и василевс его принял как положено, затем отправил Аральта с его войском в Сицилию (ибо там находились ромейские военные силы, ведя войну на острове). Придя туда, он совершил великие подвиги. Когда Сицилия была подчинена, он вернулся со своим войском к василевсу, и тот почтил его чином манглавита [огромное количество чинов, сложнейшая иерархия чинов при византийском дворе; манглавит – это просто телохранитель; правда, эти названия чинов «плавали», и зафиксировано в Румынии что манглваитом называли капитана судна, т. е. может быть он получил чин не просто «защитника императора», рядового так сказать, но и кроме того «сидящего на корабле», тем более что такой норвежец]. После этого произошел мятеж Деляна в Болгарии. Аральт участвовал в походе вместе с василевсом, имея при себе свое войско, и в борьбе с врагами совершил дела, достойные его благородства и отваги. Покорив Болгарию, василевс вернулся. Впрочем, сражался и я тогда за василевса по силам своим [скромно замечает Кекавмен]. Когда мы прибыли в Мосинополь, василевс, награждая Аральта за то, что он участвовал в войне, почтил его титулом спафарокандидата [в скандинавских сагах чуть-чуть не хватало чтобы Гаральд сел на престол после того как он ослепил василевса и выкрал дочку императора; но вот с точки зрения византийцев он получил большой титул «спафарокандидат», а это всего лишь «друг империи»]. После смерти Михаила и его племянника – экс-василевса Аральт при Мономахе [не русском, а византийском] захотел, отпросясь, уйти в свою страну. Но не получил позволения – выход перед ним оказался запертым [Бухта Золотой Рог была перегорожена цепями]. [Тоже дипломат, ничего, никакого упоминания о дворцовом перевороте, о том что норвежцы Гаральда буквально купались в золоте, т. е. они видимо нашли вход в какие-то помещения, где хранились богатства, и вернулись с таким количеством золота, что про него говорили что никто никогда таким богатым еще не был] Всё же он тайно ушел и воцарился в своей стране вместо брата Юлава. И Аральт не роптал из-за того, что удостоился ранга манглавита или спафарокандидата! Более того, даже будучи королем, он сохранял верность и дружбу к ромеям [360] .

Т.е. эгоизм предельный: кто бы откуда бы ни пришел, если он появляется в сфере Византии, то он преклоняется перед василевсом, служит ему и, удалившись, уже сохраняет на всю жизнь верность. Харальд с этим огромным богатством, вы помните, прошел через опять Киев, встретившись с Ярославом, взяв у Ярослава то золото которое он раньше ему пересылал из Сицилии и из Африки, и наконец получил то что просил раньше, согласие на брак с дочерью Ярослава Мудрого Эллисив.

По-русски начиная еще с XVIII в. и до последнего времени есть примерно десять переводов, прозой или стихами, той песни Харальда – он в одном месте говорил о себе что владеет всеми восемью искусствами и в том числе поэтическим, сюда входит джигитовка, владение мечом, владение кораблем, шашки между прочим входят, не знаю что это такое, но вот эти знаменитые стихи, – где он рассказывает о своих победах, но припев такой, что тем не менее эта девушка из Гард мне вестей не присылала; имеется в виду Эллисив (Елизавета или Элисава, дочка Ярослава Мудрого). В равной мере Харальд Сигурдарсон гордится победами и своей поэзией. Знатоки скандинавской поэзии говорят что она высокого качества, хотя собственно занимался он всю жизнь войной и последние двадцать лет был королем.

[…] Варяжский корпус использовался для сбора дани и полюдья и на Руси […] и в Византии [362] [Гаральд Сигурдарсон, будущий зять Ярослава, не раз участвовал в polutasvarf]; при участии в сборе дани варяги получали одну треть – это русская традиция; впрочем, одну треть добычи получал корпус руссов в Византии во время похода Василия II на Болгарию, одна треть шла императору, другая – греческому войску].

И Эллисив и Харальд очень интересные персонажи. Как я прошлый раз говорил, самые достоверные исландские свидетельства это строки из скальдов.

О Эллисив самое достоверное – 4-я строфа Драпы Стува (ок. 1067, значит год спустя после смерти Харальда), исландского скальда Стува Слепого: «Воинственный конунг Эгда взял себе ту жену, какую он хотел. Ему выпало много золота и дочь конунга», имя не названо. Кто такой «конунг Эгда», какая жена? Но достаточно того, что достоверно известно, что этот скальд Стув Слепой был дружинником Харальда! Всё. Значит он ‹…› о конунге-друге мог уже говорить так, не поминая его имени; если о нем самом известно, если он сам известен – а он не мог не быть известен, скальд самого Харальда, сурового правителя.

Харальд прожил немного. Он родился в 1014 г. После битвы, когда был убит его брат Олав Святой в 1030 г., 16 лет ему было, он бежал на восток, на востоке он вел себя как я говорил, на нашем востоке и на византийском востоке. Брак с Эллисив был где-то между 1042 и 1945, Джаксон считает что скорее всего зимой 1043–1044 гг., зима вообще была время стояния и всяких таких вот событий, а лето – <время> движения. И <Харальд> конунг Норвегии с 1046 по 1066, двадцать лет.

Магнус Добрый, конунг 1035–1047, воспитанник Ярослава (Ярослав вообще очень интенсивно участвовал в норвежской политике), поделил власть с Харальдом в 1046. Сам Магнус умер в 1047 г. И вот смотрите: Харальд был дядя Магнуса. Магнус Добрый встретил своего дядю с женой Эллисив, дочерью его воспитательницы (потому что его воспитывала Ингегерд, шведка, жена Ярослава). Т. е. это одна семья. Сага говорит: «Стали тогда и все свеи друзьями Харальда». Это огромное достижение, потому что между Швецией и Норвегией всегда трения; а здесь благодаря браку Харальда со шведкой Эллисив (во всяком случае по матери, а может быть даже еще и по отцу) свеи (шведы) стали друзьями норвежского конунга.

У Харальда и Эллисив были две дочери, и одну дочь назвали так же как бабушку, Ингигерд, и Карамзин по каким-то основаниям думает что она вышла потом замуж за Филиппа, короля Шведского. Но, о чем спорят бесконечно: как могло быть, что в 1044 г. Харальд взял в жены Эллисив, а в 1048 г., через четыре года, его жену называют Тора, это дочь богатого Торберга Арнасона, норвежца. Эллисив умерла? Но через 20 лет о ней скажут, что она сопровождает своего мужа Харальда в Англию. Брошена мужем? Некоторые говорят так, что она послужила свою службу дипломатическую, обеспечила безопасность для Харальда со стороны шведов, потому что она оказалась родственницей военачальника шведов ярла Свейна, и перестала быть нужна, ее оттеснили. Другая версия: моногамия, хотя христианство уже было принято при Олаве Святом, строго не соблюдалась, церковь легко смотрела на то, что человек брал вторую жену. Тогда Тора была при законной жене. В законах скандинавских было вот какое правило, которое прямо предписывало церкви, той самой церкви которая христианская и должна требовать единобрачия, вот что:

Теперь человек признаёт своего ребенка [т. е. любого ребенка, от кого угодно, от рабыни] и приносит [если только он его признаёт] его в церковь прежде, чем тому исполнится три года, и дает ему свободу. Тогда он [т. е. ребенок] имеет то же право, что и его отец [363] .

А современный исследователь пишет, что «наложницы и незаконнорожденные сыновья конунгов служили для укрепления альянсов в не меньшей степени, чем институт усыновления». И эта версия кажется более оправданной, потому что Эллисив рожала дочерей, а нужны были сыновья; Тора ему родила сыновей. Кстати, в сагах есть еще и о позднем периоде такие места, где видно что сыновья от Торы были дружны – посещали, как-то помогали – с дочерями от Эллисив.

Харальд Сигурдарсон погиб 25 сентября 1066 в битве в Англии при Стамфордбридже, и предполагают что Эллисив, о которой упоминается что она поехала с ним в Англию, умерла тогда же. Сага говорит что в этот же день умерла на Оркнейских островах Мария, дочь Эллисив. Чудесное такое сочетание. Она была там оставлена, чтобы не подвергать ее опасности в Англии.

Что делал Харальд в Англии. Вы помните что 1066 г. это поворотный год для Англии, она стала норманнской. Харальд элементарно опередил Вильгельма Завоевателя. Если бы чуть-чуть повернулось иначе, мы имели бы Англию норвежской, а не норманнской, говорю я почти шутя, потому что конечно Норвегия по языку мало годилась для этой роли. Норманны уже перешли на французский язык (помните, я говорил, как быстро норманны перенимали религию и язык того населения где они господствовали), а французский язык, французская культура то есть, это континентальная мощь, которой у норвежцев конечно не было. А так, чисто в военном отношении, Харальд имел все шансы захватить королевство английское и выгнать оттуда Вильгельма, если бы он там появился к этому времени (он появился на два дня позже). Сейчас я расскажу об этом, это ужасно интересно, тем более в вопросе о возникновении государств. После смерти Эдуарда Исповедника, английского короля с 1042, 5 января 1066 года, королем был избран Харальд, сын ярла Годвина, брат жены умершего короля. Несколько семей, сменяя, держали датское, норвежское, шведское и английское королевства, как в своих руках. Но у Харальда был брат, причем брат могущественный, Тости (Тостиг), ярл Нортумбрии с 1055, в 1065 оттуда правда изгнанный – военный министр, при том что Харальд был всего лишь министром финансов. Тостиг не потерпел, что выбрали его брата, и он – сага говорит – попросил помощи, поехав в Данию, потом в Норвегию,

[…] где встретился с Харальдом конунгом. Тот был в Вике. Когда они встретились, ярл излагает конунгу свое дело, рассказывает ему всё, что произошло с тех пор, как он покинул Англию, и просит конунга оказать ему поддержку в его притязании на английский престол. Конунг говорит, что у норвежцев нет охоты ехать в Англию и воевать там под началом английского предводителя […] Тогда ярл [earl, граф ] сказал: […] Но если ты хочешь завладеть Англией, то я могу сделать так, что большинство могущественных людей в Англии станут твоими друзьями и помощниками [т. е. он просит не просто помощи, а уже предлагает ему английский трон]. По сравнению с моим братом Харальдом мне недостает одного только звания конунга. Всем ведомо, что в Северных Странах не рождалось воина, подобного тебе, и меня удивляет, что ты пятнадцать лет воевал, пытаясь овладеть Данией, и не хочешь получить Англию, которой ты сейчас легко можешь овладеть.

Харальд конунг обдумал сказанное ярлом и заключил, что тот сказал много дельного. В то же время ему очень хотелось завладеть Англией.

Чуть не завладел. Он собрал половину ополчения, на которое имел права по закону, только половину, и переправился на кораблях, оставив по дороге на Оркнейских островах свою дочь Марию, а может быть и Эллисив тоже; переправился на территорию Англии и с севера по восточному побережью, из Шотландии, пошел, везде с победами, такими безусловными, что ему в конце концов английские города стали просто сдаваться. Беспечный от успехов, он уже приближается к устью Темзы и недалеко от одного городка (одновременно флот движется по воде) в жаркий день 25.9.1066 он даже и половину войска оставил на кораблях, а сам как на прогулку пошел захватывать этот очередной город. Он не знал, что туда Харальд (другой Харальд, избранный недавно король Англии) тайком собрал всю свою оставшуюся армию и зайдя тайком в город запер все ворота, чтобы ни одна душа оттуда не вышла и не сказала, какое там войско находится.

Был погожий день, и очень пригревало. Люди сняли кольчуги и пошли на берег, взяв только щиты, шлемы, копья и опоясавшись мечами, но у многих были луки со стрелами. Все были очень веселы [потому что это завоевание Англии шло как веселая прогулка; погода прекрасная, кроме того…] [366] .

Я говорил, что из восьми умений Харальда было одно скальдическое. Перед сражением он сказал вису (когда неприятель пропустил его в то место, где они наконец-то понимают, кто перед ними, что вся основная армия Англии наконец здесь, они встретили ее, и разумно – поскольку они во-первых не вооружены, во-вторых их только половина – убежать, к королю, и там как-то пристроиться. Харальд подумал и сказал, мне не нравится бежать, и остался. Значит, остался для сражения; с той стороны рыцари, сага говорит что они блестели на солнце <так что> смотреть было нельзя, рыцари во всём вооружении; с этой стороны полуодетые норвежцы. И Харальд говорит вису):

У него была непробиваемая кольчуга. Сага говорит:

Его кольчугу называли Эмма. Она была такой длинной, что закрывала его ноги ниже колен, и такой прочной, что ее не брало никакое оружие [он был самый богатый на всём севере, мог себе позволить что угодно]. Затем конунг Харальд сын Сигурда сказал:

– Это было плохо сочинено, нужно мне сочинить другую вису получше.

И он сказал эту вису [и вот я прошу вашего внимания <к тому> какой сложности, какой изощренности эта поэзия; попробуйте понять с первого чтения]:

Перевод блестящий. Горсть праха – это золото, драгоценность, что-то желанное. Хносс богиня праха горсти это женщина, хозяйка богатства. Женщина это то вокруг чего богатство и которая сама богатство. Вежа плеч это голова; и чаша, ель бражной чаши это тоже женщина. «Валькирии, эти дамы, велят мне не склонить головы в страхе, выше поднимать голову и нести оружие».

Начался жестокий бой.

Бой был жестоким, и с обеих сторон пало много народа. Тут конунг Харальд сын Сигурда пришел в такое неистовство, что вышел из рядов вперед и рубил мечом, держа его обеими руками. Ни шлемы, ни кольчуги не были от него защитой. Все, кто стоял на его пути, отпрядывал. Англичане были близки к тому, чтобы обратиться в бегство. Как говорит Арнор Скальд Ярлов:

Стрела попала конунгу Харальду сыну Сигурда в горло. Рана была смертельной. Он пал, и с ним все, кто шел впереди вместе с ним, кроме тех, кто отступил, удержав его знамя.

Это было 25 сентября, в это время в Ла-Манше были бури, и 12-тысячная армия Вильгельма-завоевателя стояла в Нормандии. 27-го, через два дня, ветер стал спокойный, норманны переправились и высадились на южном побережье. Английский король Харальд, который торжествовал что он вытолкнул норвежцев в море, с этой армией вошел туда, 19 октября там было это сражение, после которого навсегда, до сих пор, Англия стала норманнской. Вот так вот, из-за того что был теплый день и они не оделись. Это неизбежно было, чтобы какое-то более серьезное, более основательное, более скучное начало победило. Насчет этого «более скучного»: у Арона Яковлевича Гуревича, историка-медиевиста, есть хорошая статья в журнале «Одиссея» (за 2000-й год), где он говорит ‹…›, что он изучал земельное право в Англии в эпоху до Вильгельма-завоевателя, и что-то ему было темно, не мог понять ничего. Совершенно случайно он переключился на скандинавский материал. Он увидел, что во-первых тут больше, что о крестьянстве, о земельных отношениях документов просто гораздо больше, что это намного интереснее, и он тогда еще, с советским таким воспитанием, классовая вражда, всё такое…, уже тогда благодаря этим скандинавским материалам начал понимать, какое значение имеет личность. Что такое когда конунг дарит что-нибудь, меч или просто ножны, кольцо, или землю, или деньги… – это не просто наделение имуществом, а это дарение части своего успеха, части своего бытия. И Гуревич говорит, что он начал постепенно понимать благодаря вот этим скандинавским материалам, ‹…›, саги, историки, латиноязычные историки скандинавские, что история делается, история строится вокруг всё-таки вот этих вещей, человеческих, человеческих отношений, типа ненависти, любви, подарка… ‹…› Времени много не можем уделять скандинавским вещам, на этом мы с ними расстаемся, всегда грустно расставаться с ними.

Я не помню сейчас у кого сказано, в отношении разгрома Флоренции (Флоренция была захвачена объединенными войсками французского короля и испанского, и римский папа тоже им отчасти помогал, по крайней мере идеологически): разумеется, будущее – централизованные национальные государства, будущее будет за ними, падение Флоренции было неизбежно, но насколько интереснее история одного этого города за 200–300 лет, чем все анналы этих громадных империй, испанской и французской, именно как империй, механической силы. И здесь то что я всё время подчеркиваю, соотношение между шведами и норвежцами: норвежцы всё выговаривают, от них осталась вся эта масса литературы, а шведы делают дело, они укрепляются во всём Гардарики и потом пользуются норвежцами в той мере в какой им это нужно.

«Русская Правда». Во-первых, язык. Порт, борт, княж муж, мед, язык (завещание), добр, лис (лихой), урок, куна, вервь, смерд, рота, ряд (договор). Звучание скандинавское; это явно делали и составляли люди, которые, даже если они были славяне уже, как бы заражались этим стилем, каменной стальной жесткостью. И во всей «Русской Правде» эта жесткость просматривается.

Почти о каждом параграфе, почти о каждом термине спорят. Ну вот <например> соотношение между русин и гридин. У одних авторов вы прочитаете что всё-таки русин это старший офицер, а гридин младший офицер (гридница, кстати, скандинавское слово, грид это убежище, гриднадр это тот кто в тайных, интимных покоях конунга ему служит). А у других авторов вы прочитаете наоборот, что русин это младший офицер, а гридин старший офицер. Но вот некоторые вещи совершенно прозрачны. Мечник это полицейский, тивун бояреск тоже ясно что такое, купец совершенно ясно, хотя не учитывают в какой мере купец мог стать просто переодевшись рыцарем. Я специально этими вещами не занимался, это целая наука, изучение вот этих старых документов, я ни с кем из авторов спорить не хочу, я беру только то что очевидно, вот в частности, мало обращают внимания на язык ‹…›

«Русская Правда» это документ оккупационного режима, не больше не меньше, жесткого. Это круговая порука населения, такая, что искать головника, т. е. уголовного преступника, должна сама вервь; т. е. если на вашей территории человек убит (разумеется это прежде всего охрана княжеских чиновников), вся эта территория отвечает, она должна найти головника, «а не ищут – то виревную платить, в чьей верви голова лежит», голова значит умерший насильственной смертью. И будут платить пока не найдут головника. Вира за убитого колоссальная, 80 гривен (а самый лучший конь это 3 гривны, т. е., я пробовал подсчитать, получается что это типа 100 тыс. долларов, если считать что самый лучший конь соответствует примерно стоимости автомобиля теперешнего; но самый лучший конь будет стоить больше чем автомобиль; 80 гривен это 25 очень хороших коней, и с комиссионными; целый отряд). Есть рабство неплатежеспособного преступника, т. е. тогда гривны как годы, и 80 гривен как заведомо пожизненное рабство.

Всё в «Русской Правде» служит для защиты князя и его интересов, ни одного положения, которое ограничивало бы власть князя, нет. Самое большое наказание для человека, даже больше чем платить виру, это «всего с женою и детьми на поток и разграбление», <т. е.> полностью отнять всё имущество, снять с него одежду. Такое наказание за разбой, т. е. убийство не в ссоре. Т. е. абсолютная монополия власти на применение насилия. Нигде нет ни малейшего следа различия между уголовным и политическим. Нет слов «бунтовщик», «противник князя»… Если убил – всё, вот эти вот жестокие наказания.

Совершенно откровенный термин – ратайный, тот кто смотрит за ратой, по-нашему бригадир, прораб; за его убийство платят не 80, а только 12 гривен, т. е. значит он из местных, не из княжеской администрации.

Опять-таки неравенство: для того чтобы как-то оказаться на суде в случае убийства, местный должен выставить 7 послухов (свидетелей), а варягу достаточно двоих. Кстати, слово правда в двух местах совершенно ясно значит суд, судебное разбирательство: «дати им правду железо», т. е. послать их на судебный процесс, в котором испытание железом. Я об испытании железом помните читал когда-то (епископ Оттона Второго, доказывая преимущество христианской веры над языческой, взял раскаленное добела железо в руку и пронес; я не знаю как он это сделал, но вот такого рода испытание, доказательство. После этого поверили что действительно христианство выше язычества).

Самооборона в «Русской Правде» оправдывается. Монополия на насилие подчеркнута во многих статьях (есть краткая редакция и пространная, и текстологические проблемы вокруг «Русской Правды» совершенно необозримы). Значит, за убийство ратайного, т. е. бригадира, прораба, 12 гривен, если княж муж, то 80 гривен. Права собственности совершенно жесткие. Как за убийство ратайного, так же 12 гривен за снятие знамений с борта. Еще одна статья требует: если татя не догнали, не имеете права говорить что он убежал – если не сумели его поймать, значит вы украли сами. Извинением может служить только если вервь расположена рядом с великим гостинцем (большой торговой дорогой). Что интересно: помните я читал, что норманны сразу же проявили – или с самого начала имели – хорошее понимание денег. Нигде в Русской Правде нет тюрьмы, только деньги, продажа (технический термин, «штраф»).

Значит, я сказал, что в двух местах совершенно видно что правда это сам процесс, сам суд, так что Русская Правда примерно соответствует нашему УПК. Князь высший судья. (Я разбрасываюсь, но уж слишком большой контраст между Русской Правдой, которая считается что влияла по крайней мере на местное законодательство до конца XIII, может быть до начала XIV века, и большими юридическими документами, Судебник 1497 года и Соборное уложение 1649 года. Контраст невероятный, потому что в Русской Правде ни малейшего намека на взятки, или злоупотребления судей, наказания судей, как если бы судебная система работала как безотказная машина. А вот уже в московских этих судебниках и соборных уложениях мы видим поразительное: с самой первой статьи речь только об одном, что делать если судья злоупотребляет, если он берет взятки, если он судит неправедно…, в таком случае надо чтобы государь занялся этим делом…, и получается что нет судебной системы, она вся коррумпирована, она вся нуждается в проверке, и один только человек вне подозрения, государь который ее проверяет. И так длится долго, до реформ конца XIX века. Посмотрите судебную реформу 1864 года: опять ни малейших подозрений в адрес судьи, никаких статей, которые обязывают как-то его проверять, не доверять ему или как-то его смущать ‹…›. Но это, так сказать, отклонение). Значит, я уже говорил, что мнение преобладающее в отношении Русской Правды, это роль конституции, которую Ярослав подарил новгородцам. Т. е. какая бы она ни была жесткая, но это ‹…› какой-то закон, лучше чем беззаконие, ‹…› иначе князь просто делает всё что хочет; теперь по крайней мере ясно что он не может брать виры больше 80 гривен. (Насчет стоимости, что чего стоило: 3 гривны это очень хороший конь, гривна была 50 кун, а курица стоила 9 кун, значит гривна это 5–6 куриц. Но скорее всего имеются в виду породистые куры). Что делать с человеком, если платить он не может, нет у него денег? Ну, это правило одно, с давних пор, договор 944 г.: «Аще ли кто неимовит, да како может, в толико же [и] продан будет, яко да и порты, в них же ходит; да и то с него сняти».

Русская Правда показывает, кроме оккупационного режима, тип этого государства – военная дружина, «военно-дружинная среда руссов», как выражается один исследователь. И вот читаю я это, и мне вспоминается Петр I. Петр I первоначально ввел шведские правила, вплоть до шведской терминологии, без разбора навязал их России. В местной администрации появились десятки новых терминов, обозначающих чиновников, всё по шведскому образцу, и интересно, понимал ли он при этом, что само государство-то основывается тоже по шведскому образцу? Ябетник – это тоже и слово шведское (aembaet), и миссия тоже скандинавская у этого человека, ябетник должен собирать жалобы и недовольства населения, вообще узнавать о случаях злоупотребления и доносить об этом, только не судебной системе, а конунгу. Еще о терминах. Словенин это житель Славны (район Новгорода), русин это киевлянин, муж это рыцарь, челядь это обычно пленные, которые посажены на землю (да, еще о ценах, цена рабыни 12 гривен), огнищанин это мажордом, и старый конюх (никакой он не старый, а просто старший) коннетабль. Или русин это не киевлянин, а горожанин вообще, об очень многих терминах спорят. Вот интересное выражение, дикая вира, об этом тоже спорят – это типа страховки, Зализняк нашел в берестяных грамотах дикий в значении «неопределенного цвета», и дикая вира это как бы неопределенная вира, которую вся вервь собирает, это обязательные сборы, но не для конкретного случая расплаты, а на случай необходимой выплаты, для того чтобы деньги были.

Еще интересный термин, мятель, «если кто мятель порвет…». Мятель это mantel, мантия, широкая одежда судьи или какого-то должностного лица, и вот особое наказание за то что кто-то в гневе набросится на судью или чиновника и порвет его одежду. Детьский, судебный термин, это делящий, тот кто делит задницу (наследство), чиновник которого посылают в семью, где умер хозяин, глава семьи, и нужно поделить между детьми задницу.

Вот еще место где о пленных говорят как о челяди, запись летописи: в 1170 г. «взяша полона множество, якоже всим Русским воем наполнитися до изообилья, и колодникы, и чагами, и детьми их, и челядью», чаги это женщины-рабыни. Термин хлеб, кабала, работа оплачиваемая пропитанием.

 

14 лекция.

[371]

<Ранняя империя русов>

Переход

1) Право может быть органичным, образом жизни, когда через него, в нем человеку удобнее чтобы проходили все главные события. Хождение по путям права тогда оказывается основным образом жизни, как в Древнем Риме. Право, с другой стороны, может быть декоративным, поскольку держащаяся в нем идея справедливости красива, как в Византии в составе общей культивируемой симфонии и гармонии должно было соблюдаться и право.

2) Основные понятия права, как собственность, преступление, можно и нужно оставить без определения, как они были сознательно и намеренно лишены определений в римском праве. Почему? Не имеют определения такие понятия как время, число. Дать обязывающее, т. е. для всех обязательное, определение времени например – значит перейти из открытого естественного языка в терминологическую систему. Определение понятий права, имущества, вины выносит систему права из рабочего режима в область интеллектуального выяснения, делает право не естественным образом жизни, а инструментом для особых нужд.

3) Как только власть, например глава государства, оказывается носителем особой, исключительной, спасительной мудрости, право отступает автоматически на второй план: нелепо искать выхода из ситуации в законе, в соблюдении правовых процедур, когда в лице власть имущего люди имеют олицетворенный всеобщий закон и этот живой закон можно спросить, или он сам скажет.

4) Побеждающая, особенно новая сила предлагает свой образ жизни для всех, потенциально всему миру.

Норманны пришли в Европу и в течение века или полутора веков не встречали себе преграды нигде, кроме Германии, отчасти Франции Каролингов, от которой они отделили себе Нормандию, внутренней Испании и Византии. Сила и новизна норманнов была, как сказано, в их принципиальной, абсолютной непобедимости. В «Повести временных лет» по Лаврентьевскому списку.

В лете 6479. Приде Святослав в Переяславець, и затворишеся болгаре в граде. И излезоша болгаре на сечю противу Святославу, и бысть сеча велика, и одоляху болгаре; и рече Святослав воем своим: «уж нам еде пасти; потягнем мужьски братья и дружино!» И к вечеру одоле Святослав, и взя град копьем, и посла к греком, глаголя: «хочу на вы ити взяти град вашь, яко и сей».

Греки по летописи хитрили, якобы готовясь к сдаче занялись разведкой и дипломатией («суть бо греци лстивы и до сего дни») и выставили 100 тысяч против 10 тысяч Руси. Святослав вводит в действие теперь уже против греков тот же прием:

[…] и рече Святослав: «уже нам некамо ся дети, волею и неволею стати противу; да не посрамим земле Руские, но ляжем костьми мертвыми бо срама не имам, аще ли побегнем, срам имам […] аз же пред вами пойду: аще моя глава ляжет, то промыслите собою» […] И исполчишася Русь, и бысть сеча велика, и одоле Святослав, и бежаша грьци; и поиде Святослав ко граду, воюя и грады разбивая, уже стоять и до днешняго дне [пусты].

С такой же объективностью о том же идеологическом оружии Руси говорит противоположная сторона – словно речь идет о технике, так обе противоположные стороны могли бы сообщать например, что на вооружении Руси были кёльнские мечи. Византийский публицист Лев Диакон, спутник императора Иоанна Цимисхия в том походе, в старом переводе начала XIX в.:

[…] Тогда Святослав, вздохнув от глубины сердца, сказал: «Погибнет слава, спутница российского оружия, без труда побеждавшего соседственных народов и без пролития крови покорявшего целые страны, если мы теперь постыдно уступим римлянам. Итак, с храбростию предков наших и с тою мыслию, что русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями или, совершивши знаменитые подвиги, умереть со славою». Говорят, что побежденные тавроскифы никогда живые не сдаются неприятелям, но, вонзая в чрево мечи, себя убивают [373] .

Издатель этого тысячелетней давности отчета называет оружие Святослава российским, потому что идеология обязательной победы была унаследована государством вместе с самоназванием русь. Во Второй мировой войне Сталин поверх новой идеологии вернулся к этой старой идеологии и, в частности, не признал попавших в немецкий плен солдат своими: выбрав вместо одного из только двух путей, погибнуть или победить, третий, они перестали быть соотечественниками этой страны.

Норманны почти безраздельно хозяйничали в Европе двумя волнами. Первая волна длилась примерно четыре поколения, с 800-го по 930 г. Неслыханным и небывалым образом, без всякого сравнения с малым населением Скандинавии, все побережья Европы, атлантические и средиземноморские, были ограблены. Викинги, кроме побережий, поднялись также по всем большим рекам, куда могли пройти их лодки. По пути из варяг в греки дошли до Византии, на западе до Испании и через Гибралтар до Африки, опять же через Ладогу, Волхов, Волгу до Каспия, до Ирана на южном берегу Каспия, есть предположения что и до восточного побережья, до Туркестана. В эти же годы они открыли Америку и поселились там на время, заселили Исландию навсегда. Взрыв этот остается без объяснения. Европа была к тому времени в основном христианской, мирной. Ее обобрали, exploité avec une habileté presque diabolique. Были отчаянные планы засыпать, перегородить реки – на суше их сила быстро уменьшалась. Около 862 г. Hrorekr, призванный, это типично, скорее всего вначале для охраны пути Ладога-Днепр-Черное море, взял власть в Новгороде. Его родственник Helgi через двадцать лет с якобы сыном Хрорекра Ингваром на руках казнит вождей другой группы скандинавов Аскольда и Дира как самозванцев, возможно, в порядке постоянного соперничества между государственниками шведами, из которых был по-видимому Рюрик, и авантюристами норвежцами.

Рюриковичи на четверть тысячелетия, до середины XII в., держали стабильное государство в Новгороде и Киеве, потом в основном только в Киеве. Всё это время «Русь» было название успешной военно-административной силы. Русь, или «русская земля» – это войско варяжского строя и стиля. Во второй половине XII в. Суздаль и Владимир стали сильнее Киева и в войнах против Руси уже брали верх, в 1173-м или 1174 г. Андрей Боголюбский послал на «Рускую землю» объединенные силы северо-востока. И потом случилось так, что кроме этого верховенства северо-восток взял себе в самом конце XII в. престижное имя Руси, теперь, уже в записи 1212 года Лаврентьевской летописи, «всея Руси».

Так же легко имя римлян, ромеев, перешло на многонациональную грекоязычную Византию. Экспедиционный корпус норманнской морской пехоты в один из своих походов в 1030 г. прошел от Каспия вверх по Куре до ее слияния с Араксом и дальше через Кавказ в Рум, т. е., как предполагают, конечно не в Рим, а в Колхиду, которая называлась Римом, потому что там была <граница Византийской империи>. На вопрос, почему так легко имя государства и, казалось бы, народа переходит с одной местности на другую в аграрном обществе, <отвечают> социологи. Национальное государство, т. е. государство с единой культурой повседневности, возникло недавно, но всё-таки уже несколько поколений назад, и нам уже трудно представить, чтобы определенный класс населения в Москве говорил систематически и среди нас, остальных, по-английски; мы бы их обязательно считали уже иностранцами. Но до середины XIX в. государство, российское, было сцеплено не языком и повседневной <культурой> (правящий класс говорил по-французски, немцы, англичане, французы на русской службе были такие же русские, крестьяне ходили в другие школы), а присягой государю и религиозной принадлежностью (инородец, крестившись, становился русским; черта оседлости знаменитая была проведена государством не между этносами, а между церквями).

Культурная однородность такому [аграрному] обществу совершенно неведома. Больше того, попытки унифицировать стандарты культуры рассматриваются как преступные, порой в самом прямом, уголовном смысле. Тот, кто вступает в культурное соревнование с группой, к которой не принадлежит, нарушает общественный протокол, покушается на систему распределения власти. Такая дерзость не может остаться безнаказанной. И если наказание является лишь неформальным, виновный может считать, что ему повезло [374] .

На моей еще памяти появиться в деревне значило вступить в отношения, когда люди будут долго и пристально тебя выяснять. Пытаться говорить с ними «на их языке» значило вызвать резкое непонимание и разнообразные санкции. Невидимым, непонятным для меня образом деревенское общество было строго структурировано отношениями иерархии и власти. На каком бы языке ни заговорило с ними начальство (оно было царское, потом стало советское, которое тоже меняло свою линию каждую пятилетку), оно было деревне ближе и понятнее чем чужой, который бы из самых добрых чувств захотел в нее войти.

Власть в аграрном обществе не только не смущается тем, что у нее разноязычные подданные (или данники) вплоть до диалектного различия между каждой вервью, но это разнообразие ей выгодно. Принцип «разделяй и властвуй» гораздо успешнее работает там, где население уже разделено разной культурой обыденности. Совершенно невероятно, чтобы разные миниэтносы, спрятанные по своим социальным и географическим нишам, объединились допустим в общем политическом движении против власти.

Правителей волнуют налоги, десятины, рента, повинности, но не души и не культура подданных. В результате в аграрном обществе культура разъединяет, а не объединяет людей […] В такой ситуации термин «нация», если он вообще используется, обозначает скорее размытое составное целое, включающее главным образом представителей так называемого свободного дворянства, живущего на определенной территории и готового участвовать в политической жизни, нежели всю совокупность носителей культуры. Например, польская «нация» состояла в свое время из представителей шляхты Речи Посполитой, но включала также лиц, говоривших на украинском языке […]

Итак, люди, живущие в аграрно-письменном обществе, занимают в нем различные позиции и включены в многообразные вертикальные и горизонтальные отношения, среди которых найдутся, вероятно, и такие, которые отдаленно напоминают то, что впоследствии будет названо «национальностью»; но в основном это отношения совершенно иного рода. Здесь существует разнообразие культур и существуют сложные политические единицы и союзы, однако между двумя этими сферами нет ярко выраженной зависимости [375] .

Русь была успешным военно-административным образованием. Главной силой ее были шведы и норвежцы, но не как народности, этносы, а как создатели нового образа жизни и власти, вернее, человеческого типа, или режима. Кто становился носителем этого типа, тот и был русью. Этнически поэтому русью мог быть конечно и славянин.

Как и римский тип, русский тип вовсе не спешил осознать и определить себя, он просто появился и был. Его главная объявленная черта, непобедимость, разумеется не была национальной особенностью шведов или норвежцев, она была дисциплиной нового режима, пожеланием и требованием, а не констатацией какого-то данного свойства. Кто входил в русь, тот прекрасно мог и струсить, и испугаться, и бежать: он был только скован жесточайшей принятой для военно-административного слоя дисциплиной. Когда греки, обманув Святослава якобы готовностью платить «по числу на главы», выведали, что Святослав вдвое преувеличил свою численность, у него было хорошо <если> 10000 усталых от похода:

И пристроиша грьци 100 тысящь на Святослава, и не даша дани; и поиде Святослав на греки, и изидоша противу Руси. Видевше же Русь убояшася зело множьства вой […]

Особое военное искусство «войска варяжского строя» тоже не было каким-то особенным, хотя действительно лучшим в тогдашней Европе: и наши летописи, и арабские, и сами скандинавские источники часто говорят о «побиении варягов».

Право, или правда, которую несла с собой Русь, или русская земля (земля в значении войско, поднятое по воинской повинности; техническое <раз>личие Руси и Русской земли в том, что Русь была постоянным военно-административным слоем, а Русская земля – ополчением, собранным с территории). Когда в Ипатьевской летописи под 1150 г. князь Изяслав Мстиславич Киевский объясняет свою международную политику союзов с другими государствами:

[…] язъ вожю угры и все земли, но не на своя люди, но кто ми ворог, на того вожю,

то язъ здесь значит он, князь, со своей постоянной дружиной, все земли – любые ополчения, имеющие конечно свою структуру, но под стратегическим руководством князя. Предполагалось, что князь как специалист знает военное дело во всяком случае лучше чем гражданское население.

Разница между дружиной и землей (земля значила и самоуправляемую территорию, но в контексте дружины и войны земля значило уже только войско земли, то единственное, что в такой ситуации было значимо) – заметная черта отличия от римского политического устройства, где эта разница была меньше: та же гражданская община, которая выбирала свою администрацию, поставляла и армию.

Вестготы (есть теория, что не все готы были в конце IV в. вытеснены из Приднепровья гуннами, часть – сохранилась не только в Крыму, но и в Древлянском государстве, окончательно разгромленном только княгиней Ольгой; это <предположение> основывается на том, что византийский историк Лев Диакон, уже цитированный в отношении Святослава, называет древлян, которые убили князя Игоря, мужа княгини Ольги, германцами) с конца III в. по 549 г., пока не уступили шестигранник франкам, т. е. тоже четверть тысячелетия, держали королевство со столицей в Тулузе на юго-западе Франции, потом со столицей в Толедо до 711 г., когда их вытеснили мавры. Их монархия опиралась на доверенную администрацию (графы, дуксы, герцоги) и военную дружину, которая до самого последнего времени не смешивалась с населением и даже имела другую веру (арианство). Издавал законы король. Он же созывал соборы и назначал епископов. Вестготы правили народом с полутысячелетней привычкой к римскому праву. Король вестготов Эрик ок. 475 г. кодифицировал римское право в сборнике «Статут законов», оставив в нем себе высшую и окончательную судебную власть. Король, символ одновременно и верховного права и жизненного успеха, делился ими, когда дарил земли и богатства: главным подарком при этом было приобщение человека к блеску и величию, верховному, и лишь вторичным, приложением было само по себе имущество.

Аларих II, король вестготов с 484 г., продолжил кодификацию – параллельно такой же работе в Византии. И также с исправлением того, «что в римских законах оказалось несправедливым и нелепым», т. е. тоже с превращением закона в инструмент государя. Как в Византии, государь был олицетворением права. Хронист и философ вестготов в Испании Исидор Севильский (570–637):

Король тот, кто поступает справедливо; если не делает этого, не является королем [377] .

506 г.: Бревиарий, или Сокращенный закон Алариха. Король командует войсками, раздает бенефиции, контролирует местную власть (администрация готов, до их смешения с населением живших, отдельно в своих военных поселениях, или частях города, семьями, как в военных поселениях Аракчеева, относилась к местной администрации примерно как опричнина Ивана IV к земщине или как партийная власть к советской в СССР). 572 г.: Liber judiciorum, кодекс Леовигильда, последнего арийского (до перехода в католичество) короля вестготов в Испании, правил 573–586 гг. Тезис из начала этого кодекса,

Закон – душа справедливости, учитель жизни и всего народа (Liber judiciorum 1.2.2),

почти буквально как аналогичный в византийских кодексах, может быть принят за идеологию. Но вот другой оттуда же:

Король и народ должны подчиняться закону (2.1.2).

И что-то в звучании этого положения, так же как в тезисе Исидора Севильского, кажется больше чем чистой идеологией.

654 г.: кодификация Рессевинта.

Остготы были могущественной и просвещенной монархией при Теодорихе Великом. При нем тоже кодифицировалось римское право. Если не считать вот этого, разделения государства на тех, кто имел право служить в армии, вначале это только готы, и остальных, – но это конечно самое главное, – принципиальной разницы между римским и германским правом не просматривается. Разве что роль народного собрания играло войско (например, перед ним надо было делать публичное завещание) – но и в последние столетия монархического Рима решало главные вопросы давно не народное собрание, даже не сенат, а армия.

Как в Византии, на Западе жестокие наказания за еретичество, за гомосексуализм (всё же кастрация, а не смертная казнь как в Византии), и особая черта: за открытое исповедание иудейской веры. Разница между своими и чужими, благочестивыми и бесстыдными проходила в основном по соблазнительной вседозволенности чужих. У чужих царит несдержанный инцест, постыдный блуд. За оскорбление личности, дерганье за усы и бороду штраф 12 солидов в Алеманской Правде. В Русской Правде: «А во усе 12 гривне, а в бороде 12 гривне», как за убийство ратайного старосты.

Начиная с 276 г. в кельтскую Галлию идут франки, сводное племя германцев. Через сто лет они договариваются действовать вместе с садами, приморскими германцами. Между вестготами и франками-салами начинается борьба за Галлию, в которой побеждают франки и дают имя стране с основным кельтским населением. Их вождь берет римское имя rex, называет свою военную администрацию комитами, графами. О значении устной прилюдной клятвы в те эпохи мы говорили. Местные вожди клялись в верности на мирное и военное время рексу. Рекс клялся, что не отнимет феод (ср. – лат. feōdum от гот. Faihu деньги, имущество, первоначально скот; возможно пёс же исторически корня как сторож стада) ни у вассала (галльское слово vassus слуга), ни у его наследников. Клялся, что будет защищать своих подданных от врагов и разбойников и брал на себя суд. Клялись именем племенных богов, потом именем Христа. Клятва верности и соответственно верность были основой этого государства.

Успехи этого государства: начало VI в., собственно 511 г. – вытеснение окончательное вестготов из Аквитании. 732 г.: Карл Мартел остановил арабов при Пуатье, что не удалось вестготам; династия по его имени стала называться Каролинги. Его сын Пепин Короткий в 751 г. был помазан на царство папой римским. Его сын Карл Великий надел корону императора 25.12.800. Он основал тысячелетнюю Священную Римскую империю германской нации (римская империя германцев никого не смущала, Рим собственно с самого начала был опять же не этносом; так же не смущало владимирцев назваться русью).

Как в Византии, христианское согласие было основой империи. Обязательная принадлежность к церкви обеспечивала духовное и телесное благополучие. Как в Византии, вероисповедный контроль переплетался с сексуальным. Разбойники, убийцы, прелюбодеи и кровосмесители перечислялись в одном ряду преступников. В религии основывалось номинально право. Реально император управлял церковью, проверял общины, опираясь на старые традиционные законы.

Ок. 510 г., т. е. на полтысячелетия раньше чем Русская Правда, была написана, якобы четырьмя выборными за три заседания, на латыни Салическая Правда, судебник франков, Lex salica. Как в Русской Правде, здесь нет статей публичного права (политических законов), только гражданское (имущество, наследование, семья) и уголовное (свидетели, штрафы, порядок судопроизводства). Это, в отличие от римского, было племенное право. Оно действовало в местах расселения салов, приморских германцев, а для римской Галлии Хлодвиг, ее почти всю отвоевавший, предложил кодекс, составленный на основании римского права его врагами вестготами. Как имя римлян, так и римское право были международными.

В Lex salica за убийство свободного франка платили вергельд 200 солидов, стоимость семи быков или хороших коней, или семидесяти зрячих и здоровых кобыл или коров (ср. разница в стоимости автомобилей в 10 раз); за убийство толпой – 600, за убийство находящегося на государственной службе, например в военном походе – 1800. Убийство епископа – 900 солидов, священника – 600.

Суд состоял из всех франков (свободных людей) кантона и сотни в особом месте с каменными скамьями, поставленными квадратом. Приговор исполнялся милицией (milites). Две трети штрафа шло потерпевшему или его представителям как композиция, условие примирения, и треть – государству.

Страшным было объявление вне закона, «лишение огня и воды», в римском праве, «поток и разграбление» в Русской Правде: каждый имел право убить такого как дикого зверя, подразумевалась конфискация имущества.

Сурово наказывалось нападение многих на одного. Три раны или больше приравнивались к трем убийствам. При нападении толпы из нее выделяли три раза по три человека; первая тройка платила каждый по полному вергельду (200 солидов), вторая по 90 солидов, третья по 45. Вергельд 200 солидов был нестандартная сумма, обычно суммы были кратные 15 (в Русской Правде характерным образом тоже суммы обычно кратные 3 гривнам, но вира за убийство нестандартным образом 80 гривен за находящегося на службе и 40 за свободного).

По Повести временных лет варяги, не все, а именно русь, и еще конкретнее, Рюриковичи, принесли с собой закон и право.

(862) И изъгнаша варягы [которые брали дань с чуди, славян, мери, веси, с кривичей] за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети. И не бе в них правды [права], и въста родъ на род, и была усобице в них, и воевати сами на ся почаша. И ркоша: «Поищем сами в собе князя, иже бы володел нами и рядил • по ряду, по праву [в смысле справедливо]».

К достижениям руси, делающим перемену самоназвания славян на русь оправданным, Повесть временных лет относит объединение разных земель, установление династии, военные победы.

Клятва (рота) оружием как основной способ закрепления соглашения упоминается Повестью временных лет трижды в контексте договоров с греками 907 и 912 гг. В статьях договора кроме того клятва снова упоминается наравне со свидетельствами преступления, и потом еще раз, когда неимущий клятвой доказывает, что ему никто не может помочь в выплате штрафа. Вспомним, что в Салической правде клятва верности – главная связь вассала и сеньора.

[… И] урядились Греческая земля и Русская не преступать клятвы – ни грекам, ни руси. И жил Олег, мир имея со всеми странами, княжа в Киеве.

В летописях много раз упоминается о приглашении новых варягов, как после поражения руси и попаления русских людей греческим огнем в 941 г.:

Игорь же, пришедъ, и нача съвокупляти вои многы, и посла по варягы за море, вабя и на грекы, паки хотя поити на ня.

Русь и варяги теперь уже разделяются. Т. е. при Игоре, якобы сыне Рюрика (но в таком случае ему уже 63 года, когда он с малой дружиной возвращается брать новую дань с древлян), русь и варяги разное, как при призвании варягов они одно (862 г., «звахуть ты варягы русь»). Варягов теперь приглашают на время по договору для военной помощи и потом отпускают; в периоды поражений их оказывается недостаточно.

С варягами устанавливают свою власть Владимир и Ярослав. Стандартное отношение к варягам – им вскоре перестают платить договорное, перестают им доверять соответственно и стараются отделаться от них. Кстати, происходит и инфляция дипломатической клятвы: так, Святополк в конце своего болгарского предприятия приносит роту в любви к грекам откровенно неискренне. После взятия Владимиром Киева и убийства им обманом своего брата Ярополка:

После этого сказали варяги Владимиру: Се град наш, мы его взяли, хотим иметь выкуп с горожан по 2 гривны от человека. И сказал им Владимир: Подождите с месяц, пока соберут вам куны. И ждали больше месяца, и не дал им. И сказали варяги: Сольстил еси нами, покажи нам путь в греки [техническое выражение, разреши идти]. Выбрал из них мужей добрых, смысленных и храбрых и роздал им города; прочие пошли в Царьград. И послал пред ними послы, говоря царю: Се идут к тебе варязи, не вздумай держать их в городе, иначе натворят тебе то же в городе, что здесь, но распредели их в разброс, а сюда не пускай ни одного.

Владимир был варягом, похоже, только по отцу или только по деду. Ближе к Скандинавии был его сын от Рогнеды Ярослав. Он привел варягов из-за моря еще при жизни отца, готовясь в Новгороде к войне с ним; потом ему понадобилась новая скандинавская помощь против своих трех братьев в войне за Киев. Как в Киеве при Владимире, так в Новгороде при молодом Ярославе варяги были взрывной опасной силой. Новгородцы перебили их какое-то число, после чего, обманом вызвав к себе лучших мужей новгородцев, Ярослав убил их тысячу. Новгород и расположенный там тысячный корпус варягов, в основном норвежцев, тем не менее остался главной опорой Ярослава в войне против Святополка и его союзника польского короля Болеслава.

Ярослав, по наиболее распространенной версии, и дал новгородцам в благодарность Русскую Правду, что-то вроде конституции, закона, как-то ограничивавшего единоличную власть князя.

Как Салическая правда, это собственно судебник. Здесь нет статей о политическом устройстве. Нет христианской идеологии, поэтому ее иногда относят еще к десятилетиям первого появления варягов на руси.

За убийство свободного, русина (киевлянина), словенина (новгородца), гридина (княжеского дружинника, скандинавское слово, телохранитель), мечника (судебного пристава), изгоя (иностранца) – месть, или штраф в пользу князя 40 гривен. Это значит: князь предоставлял убийце защиту от кровной мести, хотя она и не запрещалась, за деньги.

За избиение до синяков и крови – тоже штраф 3 гривны в пользу князя с виновного за обиду, в смысле нарушения правопорядка, и деньги врачу за лечение.

За избиение палкой, жердью, чашей, рогом (на пиру), обухом (боевого топора), мечом, не вынутым из ножен, 12 гривен.

За тяжелое ранение, отрубленную руку 40 гривен как за убийство.

Как в Салической правде, неожиданно большой штраф, 12 гривен, за ус и бороду.

За простую угрозу мечом выниманием его из ножен – 1 гривна.

За толкание человека от себя, или за рывок его к себе, 3 гривны; для этого нужны два свидетеля. Но если толкнули варяга или колбяга (предположительно финна), достаточно его роты.

Охрана собственности. Поехать на чужом коне, не спросив разрешения, 3 гривны. Столько же с варяга или колбяга, скрывшего у себя челядина.

КП 14. В конфликтной ситуации человек приглашается не идти, казалось бы, прямым путем восстановления справедливости, а повести дело формальным образом.

Аще познает кто, не емлет его, то не рци ему: «Мое», нъ рци ему тако: «Пойди на свод, где еси взял»; или не пойдет, то поручника за пять днии (Если опознает кто похищенное, то не берет его, и пусть не скажет тому, у кого находится опознанное: «Мое», но скажет ему так: «Пойди на свод, где взял». Если же не пойдет, то пусть предъявит поручителя, что пойдет на свод в течение пяти дней).

Увеличение штрафа в два раза за убийство должностных лиц князя – и уже без упоминания варягов и колбягов – вводится сыновьями Ярослава Мудрого. Возможно, они были лично задеты падением дисциплины, возрастанием сопротивления их власти. Это ясно видно в КП 23:

А за старшего конюха при стаде 80 гривен, как постановил Изяслав за своего конюха, когда его убили дорогобужцы.

И неожиданно малый штраф за убийство сельского княжего старосты и ратайного, бригадира полевых работ: 12 гривен, при 5 гривнах за смерда и холопа. Право изменит стиль с упрочением христианской идеологии.

 

15 лекция.

[379]

<Русская Правда>

Переход

1) Новая историческая сила приходит с осознанной, выставленной как знамя формулой своего достоинства и превосходства, с заявкой на лидерство в человечестве. То, что в названии СССР было оставлено место для вступления в союз любых и всех стран, т. е. всемирный размах, было типично. Рим возник в истории как уверенность в безусловном превосходстве своей справедливости и дисциплины и с миссией организации других обществ, потенциально всех в мире. Русь несла своим знаменем непобедимость дружины и земли, которая предпочтет смерть поражению. Государство строится вокруг культивируемой доблести, virtus. Здесь, не в технике (ее можно добыть), не в территории (ее можно расширить), главная сила всякого нового государственного образования.

2) За показанным идейным знаменем стоит менее явный, иногда неопределенный и не требующий определения новый образ жизни – найденный, изобретенный тип человека. Так, хотя в нашей последней революции 1987–1992 гг. не было знамени, цели неясны, но тип – раскованный, свободный от обязательств, четкий и намеренно поверхностный, владеющий механизмами техники и социума – был всем совершенно ясен на вид, на взгляд, на ощупь. Этот тип диктует порядок и право.

3) Общность типа (образа жизни, идеи, дисциплины) обязательна для государственно-правового образования, общность этническая возможна, но не всегда даже желательна. Обычно общий тип многоэтнический. Так христианство – новая общность – отменила этнос, и эллина и иудея.

4) Знамя названия Русь, Русская земля при Рюрике принадлежало части Аустрвега (Аустрвег – прибрежные земли, сам путь) между Ладогой и Волховом, при Олеге перешло полностью к Киеву, по-видимому потому что обнаружилась несовместимость Руси с Новгородом – настолько, что новгородцы не приняли имени Русь и стали в отличие от Киева-Руси называть себя словене. В конце XII и в начале XIII вв. знамя Русь перешло к Владимиро-Суздальской Руси, в 1326 г. при Иване Калите с переходом митрополита Петра из Владимира – к Москве.

5) Варяги пришли и принесли с собой порядок и право. В Русской Правде, которая с запозданием соответствует так называемым варварским правдам на Западе, безраздельная власть князя и дружины ограничена законом. Это был «льготный акт» Ярослава Мудрого.

Даже и в таком смягченном виде государственная дисциплина пугает как очень жесткая. Русская Правда предусматривает санкции за убийство – стало быть, будут перечислены все классы населения, ведь убить можно каждого. Не упоминается только убийство князя. Ситуация как в шахматной игре: есть фигура исключительная. Ни о том, откуда приходит князь, ни о том, что происходит с его уходом, тем более о том, кому он подчиняется, подчиняется ли вообще (например закону, как в Салической Правде о клятве короля и о его подчинении закону), ничего не сказано: князь за всем следит и сам невидим как ревизор.

Персонажи Русской Правды: муж, юридический термин, приблизительно соответствующий римскому civis, полноправный свободный гражданин, но не столько член народного собрания, сколько воин или служащий, под рукой князя. Муж не один, вокруг него семья; названы брат, отец, сыновья, племянники.

В один ряд, как классы мужей, и с одним штрафом в 40 гривен князю за убийство, перечислены 6 разрядов очевидно равных, в таком порядке: гридин, гвардеец, военнослужащий княжеской дружины на первом месте; купец, надо думать, в широком смысле предпринимателя, т. е. весь промышленно-экономический класс населения, без ремесленников, которые идут по гораздо более низкому разряду; ябетник, гражданский служащий, чаще всего налоговый инспектор (ненавистный персонаж, как сикофант, первоначально сообщающий о числе масличных деревьев у гражданина, и как фискал, первоначально тоже налоговый инспектор); мечник, полицейский и шире, сотрудник ведомства внутренних дел. Характерным образом здесь нет священника и епископа. К этим разрядам по степени юридической защиты (40 гривен за убийство) причисляется любой иммигрант, изгой, и Словении, любой муж из другой, новгородской части конфедерации Киева и Новгорода.

Муж: должен быть уверен в защите своей личности. За ранение руки, и отпадет рука или усохнет, штраф как за убийство, 40 гривен. За выдирание усов или бороды 12 гривен, т. е. гораздо больше чем за убийство холопа или рабы. Таким образом, муж: ходит вооруженный и под защитой закона как по сцене, среди остального населения, которое несвободно. Более старое звание муж постепенно заменяется другим, свободный.

Особое положение среди мужей в ранней (краткой) правде росъкой занимает варяг или кольбяг: его клятвы на суде, уже без свидетелей, достаточно чтобы установить факт его оскорбления и наказать оскорбивших.

Муж как патрон или pater familias в Риме не ходит, не представим один: у него есть двор, он окружен семьей и зависимыми от него, общее название для которых челядь, близкое к familia (этимологически ирл. clan, наше колено).

Во взаимоотношениях, прежде всего мужей и свободных, Русская Правда рекомендует формальность, строгость, обращение в суд. Узнав свою вещь, украденную, у другого, предлагается не требовать ее обратно, а сказать формулу, обозначающую начало.

КП 13. Аще поиметь кто чюжь конь, любо оружие, любо порть, а познает в своем миру, то взяти ему свое, а 3 гривне за обиду [широкое значение, от моральный ущерб до несправедливость и нарушение закона ].

14. Аще познает кто, не емлеть его, то не рци ему: «Мое», нъ рци ему тако: «Пойди на свод, где еси взял»; или не пойдет, то поручника за пять днии.

Свод – судебно-следственная процедура по выявлению всех торговых сделок или передач, после которых вещь оказалась в других руках. По перечислению должностных лиц, суд был хорошо и обстоятельно поставленным учреждением: вирник, следователь по уголовным делам; метелник, мятельник, помощник вирника (от нем. Mantel, «мантия»); детский, первоначально возможно тот, кто делил в вопросах о наследстве; мечник, вообще дружинник, но на суде страж, он присутствует при испытании железом; отрок, судебный исполнитель. Нет упоминания о судье, иначе как через или с князем. Полное отсутствие порядка назначения, ответственности судьи, как и князя, – при развитом судебном механизме, – это подчеркнутое, сознательное, намеренное исключение всего, что относится к публичному праву. Высшая власть спускается с заоблачных высей, о ней не говорят, она ни перед кем не отчитывается. Княжеская власть сама себя добровольно связала, ограничила, как сочла нужным, самим фактом издания Русской Правды. Князь, предполагается что Ярослав Мудрый, сам захотел признать правду, дать людям судебник. Он дал его новгородцам, которые приглашали князя, начиная с приглашения варяга русского Рюрика. Приглашение не предполагало узаконенных взаимных отношений: могли не приглашать, но если приглашали, то принимали такого, который есть.

Последний, фактически, Рюрикович, Иван IV, который в опричнине реставрировал раннее, исходное отношение княжеской дружины и населения, восстановил и статус свой приглашенного государя, когда в 1565 г. отъехал в Александровскую слободу и дождался делегации из Москвы, духовенства, бояр, сановников, приказных, с митрополитом. Порядка они хотели больше, чем права, и уговорили царя «паки взять свои государства» на собственных условиях. Царь потребовал права казнить ни перед кем не отчитываясь изменников «без всяких претительных докук» со стороны духовенства и ввел опричнину – поделил государство на основную земщину и свою государеву опричнину, для обеспечения которой выделил несколько не худших городов страны и районов Москвы. Был или скопирован или интуитивно найден способ правления остготов в Италии, вестготов и франков в Галлии, восстановлен способ правления ранней Руси на нашем Востоке: правители отделены от населения.

И еще в одном отношении этот фактически последний Рюрикович возвратился к началам этой династии. Карамзин называет Судебник 1550 г. второй Русской Правдой, «второй полной системой наших древних законов». Сравнение между этими двумя судебниками, разделенными половиной тысячелетия, показывает тот же процесс, mutatis mutandis, что произошел с римским правом в Византии: ранние русские князья, хотя и стояли вне права, оставляли ему самостоятельность; при Иване IV у права самостоятельности уже не осталось.

В Русской Правде люди – хотя это название, как и человек, постоянно снижается, – первоначально мужи и свободные. Как свободные, они могли быть свидетелями на суде. Люди и люди добрые – техническое выражение, свидетели. Несвободный свидетелем сам быть не мог.

Ты тяжи [о поджоге, вредительстве] все судять послухи свободыми; будет ли послух холопъ, то холопу на правду не вылазити [являться]; но оже хощет истець, или [пожалуй] иметь и, а река тако: «По сего речи [по его показаниям] емлю [привлекаю] тя, но язь емлю тя, а не холоп» […] (ПП 85 [381] ).

Стоимость человека от княжеского огнищанина, тиуна (80 гривен) резко снижается к княжескому же смерду и холопу (5 гривен). Ремесленник 12 гривен, кормилица или кормилец (воспитатель детей) 12.

Два разнородных тела, князь с дружиной и общество его приглашающее, пользуются общим правом, потому что не могут: общество – обеспечить само себе защиту и суд, князь – среду обитания, питательную. Из этих двух сторон одна постоянно усиливается, князь и его собственное хозяйство. Собственно Русская Правда – это история постепенного освоения Новгорода русью, которую Новгород вначале не принял. Позиции князя усиливаются, его люди становятся в так называемой Пространной, более поздней Правде, вдвое дороже чем в Краткой Правде Ярослава Мудрого. Обозначается обрастание князя и его бояр землей и хозяйством – историки говорят о процессе феодализации, конкретно говоря, дружина садится на землю, получает земельные владения.

Дружина смешивается с местным сельским населением, которое по определению несвободно, потому что подчинено. Этим надо объяснить, что например за огнищного тивуна (огнищанин дворецкий, тивун, тиун доверенное лицо) вира 80 гривен, а за сельского тивуна княжего или за ратайного (полевого бригадира) уже только 12 гривен, ср. рядович 5 и смерд и холоп, или холоп смерда, 5 гривен. За робу 6 гривен, но простое приближение ее к князю, возведение в кормилицы, делает ее сразу в 2 раза дороже.

Большая часть виры, чем в западных варварских Правдах, идет князю: не треть, а половина и две трети.

ПП 27. Аже ли утнеть руку, и отпадеть рука или усохнеть или нога, или око, или нос утнеть, то полувирье 20 гривен, а тому за векъ 10 гривен.

28. Аже перст утнеть кии любо, 3 гривны продаже, а самому гривна кунь.

30. Аже ударить мечем, а не утнеть на смерть, то 3 гривны, а самому гривна за рану же лечебное, потнеть или на смерть, а вира.

[В вопросах скорее чести чем вреда вообще почти весь штраф шел уже судье, князю].

67. О бороде. А кто порвет бороду, а въньметь знамение, а вылезуть людие, то 12 гривен продаже [ штраф князю ].

68. О зубе. Аже выбьют зуб, а кровь видять у него во рте, а людье вылезуть, то 12 гривен продаже, а за зубъ гривна.

Купой называлась ссуда, видимо под проценты. Соответственно закуп – человек, в остальном никак не связанный, т. е. по-видимому свободный, но взявшийся отработать свою ссуду. Статус его оказывается явно другой чем у того, кто возвращает деньги тоже деньгами: промежуточный, он на пути к своей продаже, ведь он взялся работать своим телом за деньги. Один неверный шаг, и он становится холопом, особенно если в договоре между ним и давшим ему деньги не оговорено всё отчетливо. Ситуация подобна тому, что свободный, женившийся на рабе без договора, сам становился холопом; и сельский тивун, не выполнивший перед свидетелями формального ритуального акта привязывания ключей к поясу (т. е. не показавший, что он сам добровольно входит в свое положение зависимого и значит соответственно сам же может из него выйти), тоже становился холопом. Так в Законе XII таблиц (с которым сравнивает Русскую Правду Карамзин) при невыполнении хотя бы одной из трех формальностей при обряде отпускания раба на свободу человек вольноотпущенником не становился.

110. О холопьстве. Холопьство обелное трое: оже кто хотя купить до полу гривны [ хотя бы до полугривны , считая, надо думать, от больших денег], а послухи поставить, а ногату дасть перед самем холопомь; а второе холопьство: поиметь робу без ряду, поиметь ли с рядомь, то како ся будет рядил, на том же стоить; а третьее холопство: тивуньство без ряду или привяжеть ключь к собе без ряду, с рядомь ли, то како ся будеть рядил, на том же стоить.

Привязывали ключ к себе обычно добровольно, обеспечивая себе пусть и рабское, но стабильное положение.

Тот, кто вступил на опасный путь отработок, должен был вести себя осторожно и отчетливо.

56. Аже закуп бежит. Аже закуп бежит от господы, то обель; идеть ли искать кунъ, а явлено ходить, или ко князю или к судиям бежить обиды деля своего господина, то про то не роботять его, но дати ему правду.

Закуп обидно лишен права выступать свидетелем на суде – боятся, что он как несвободный будет продолжать и в своих показаниях тоже служить своей господе, которой работает телом.

66. О послушьстве. А послушьства на холопа не складают; но оже не будет свободнаго, то по нужи сложити на боярьска тивуна, а на инех не складывати.

А в мале тяже по нужи възложити на закупа.

Зависимый человек, при том что была статья ПП 16 о вире 5 гривен за холопа и 6 гривен за рабу, по другой статье, ПП 89, ничего не стоил сам по себе, кроме неудобства, которое его смерть могла причинить господе.

А в холопе и в робе виры нетуть; но оже будеть без вины убиенъ, то за холопъ урокъ [назначенные судом деньги] платити или за робу, а князю 12 гривен продаже.

Такая разноголосица в разных статьях одного кодекса показывает, что обычно дело решалось как-то иначе. Что в любой ситуации стоимость холопа была всё-таки стабильная, показывают

ПП 112. Аже холопъ бежить, а заповесть господинь, аже слышав кто или зная и ведая, оже есть холопъ, а дасть ему хлеба или окажеть ему путь, то платити ему за холопъ 5 гривен, а за робу 6 гривенъ.

113. Аже кто переиметь чюжь холопъ и дасть весть господину его, то имати ему переемъ гривна; не ублюдеть ли, то платити ему 4 гривны, а пятая переемная ему, а будет роба, то 5 гривен, а шестая на переемъ отходит.

Большая разница и отчетливая при смерти человека: несвободный, даже просто тот, кто отдает в работу свое тело, теоретически свободный смерд, не может оставить кому хочет наследство. И больше того: даже муж, т. е. свободный, даже по договору сохранивший свою свободу женившись на робе, право завещания терял.

90. Аже умреть смердь. Аже смердь умреть, то задница <наследство> князю; аже будуть дщери у него дома, то даяти часть на не; аже будут за мужемь, то не даяти части имъ.

98. А се о заднице. Аже будуть робьи дети у мужа, то задници им не имати, но свобода им с матерью.

И по контрасту с этим статус мужей, которые при князе:

91. О заднице боярьстей и о дружинней. Аже в боярехъ любо въ дружине, то за князя задниця не идеть; но оже не будет сыновъ, а дчери возьмуть.

Упоминание о монастырях в Русской правде есть, т. е. это судебник христианской эпохи. Тем удивительнее, что единственный, и то сомнительный, след христианской идеологии – это

ПП 54. Аже который купецъ истопиться. Аже который купець, кде любо шед с чюжими кунами, истопиться, любо рать возьметь, ли огнь, то не насилити ему, ни продати его; но како начнеть от лета платити, тако же платить [но если он станет погодно выплачивать долг, то пусть так и платит], зане же пагуба от Бога есть, а не виноват есть; аже ли пропиеться или пробиеться [пробьется об заклад, проспорит], а в безумьи чюжь товар испортить, то како любо тем, чии то товар: ждуть ли ему, а своя имъ воля, продадять ли, а своя им воля.

Но Бог здесь может быть и не христианский, а судьба. И с другой стороны, очень большое сходство тона, стиля с законами XII таблиц, с той статьей (мы ее читали), где должник оставляется на волю кредиторов: они могут сделать кандалы ему любым весом, как хотят, но не больше 7 килограмм, и кормить его пожалуй тоже как хотят, но не меньше фунта полбы в день.

Карамзин:

[…] Блестящее и счастливое правление Ярослава оставило в России памятник, достойный великого монарха. Сему князю приписывают древнейшее собрание наших гражданских уставов, известное под именем Русской Правды . Еще в Олегово время россияне имели законы; но Ярослав, может быть , отменил некоторые, исправил другие и первый издал законы письменные на языке славянском. Они, конечно, были государственными или общими , хотя древние списки их сохранились единственно в Новегороде и заключают в себе некоторые особенные или местные учреждения. Сей остаток древности, подобный двенадцати доскам Рима, есть верное зерцало тогдашнего гражданского состояния России и драгоценевидля истории […] [382] .

Карамзин отмечает отмену кровной мести детьми Ярослава. Он ведет рабство от военнопленных. Подчеркивает, что жена и дети были собственностью мужа и потому вместе с ним отдавались на поток и разграбление. Он трезво считает, что реально эта формула означала отдание семьи с имуществом на волю государя.

Карамзин отмечает черты сходства с западными Правдами.

[…Р]оссияне получили свои гражданские уставы от скандинавов. Желая утвердить семейственные связи, нужные для безопасности личной в новых обществах, все народы германские давали родственникам убитого право лишить жизни убийцу или взять с него деньги, определяя разные пени или виры (Wergeld) по гражданскому состоянию убитых […] Как древние немецкие, так и Ярославовы законы определяли особенную пеню за всякое действие насилия (причем больше за удар мечом в ножнах, чашей, кулаком, чем за ранение: вынутый меч предполагал честную дуэль, удар чем попало мог быть внезапным).

Не как в древних саксонских законах, коневый вор карается особенно жестоко, но всё-таки не смертью.

«Кто, не спросив у хозяина, сядет на чужого коня, тот платит в наказание 3 гривны» – то есть всю цену лошади. Сей закон слово в слово есть повторение древнего ютландского и еще более доказывает, что гражданские уставы норманов были основанием российских.

Приметим, что древние свободные россияне не терпели никаких телесных наказаний: виновный платил или жизнию, или вольностию, или деньгами – и скажем о сих законах то же, что Монтескье говорит вообще о германских: они изъявляют какие-то удивительное простосердечие; кратки, грубы, но достойны людей твердых и великодушных, которые боялись рабства более, нежели смерти.

Действительно, схождение в холопское состояние как в смерть или в ад. Но ведь нет признаков того, что простые земледельцы оставались свободными. Единственное место в ПП, где смерд как будто бы может иметь холопа, – спорное, и другое чтение наоборот то, что смерд ставится рядом с холопом!

Картина явного достоинства: я, свободный, вооруженный, способный сам или с другими такими же противостоять любой силе; поэтому ко мне тянутся за защитой и обеспечением.

Иначе с появлением большой машины государства, где ты беззащитен например перед набегом 1571 года – или выбирай беззащитность перед своим государством.